Интервью с Джастином Финч-Флетчли (джен)

Голос Алоизиуса Фезерстоуна: По поручению моего клиента мистера Люциуса Малфоя и в связи со вчерашним возмутительным выступлением мистера Гарри Поттера я хочу огласить заявление.

Мистер Малфой принял решение покинуть пределы страны, которой предан всей душой, и искать убежища за границей. Он поступает так с величайшим сожалением и исключительно ради блага Магической Англии. Угрозы мистера Гарри Поттера сделали невыполнимой мечту о мирном и безмятежном существовании, к которому мистер Малфой стремился всем сердцем, и на которое имеют право рассчитывать все английские ведьмы и колдуны, пережившие ужасный братоубийственный конфликт. Хотя мистер Малфой убежден, что вполне в состоянии защитить себя в любом споре с мистером Поттером, если тот будет вестись законным способом, он сознает, что не только сам, но и члены его семьи будут в постоянной опасности, пока не уляжется возбуждение, порожденное обещанием мистера Поттера мстить семейству Малфоев, и распалившее в некоторых колдунах желание угодить национальному герою ценой убийства. Любая отсрочка только усилит соблазн, и поэтому мистер Малфой уже покинул страну, хотя не отказался от гражданства.

Мистер Малфой считает своим вынужденным долгом пояснить, чем вызван оскорбительный выпад мистера Поттера. Поэтому он под присягой принес следующее письменное показание, основанное на том, чему был свидетелем лично:

Во-первых, «что, как всем известно, в 1993 году в Хогвартсе имели место случаи нападения василиска, которому каким-то образом удалось обмануть бдительность директора Дамблдора и его преданных подчиненных. После того, как четыре ученика пали жертвой заклятья окаменения и только чудом избежали гибели, Совет попечителей, главой которого я тогда был, принял решение закрыть школу».

Во-вторых, «что василиск нападал на учеников, повинуясь мисс Джиневре Уизли, в ту пору ученице второго курса, которая намеренно ли, в силу преступной неосторожности ли, забавлялась с черномагическим артефактом и подпала под его влияние, в чем лично профессор Дамблдор в присутствии самого Гарри Поттера признался мне, когда я в качестве члена Попечительского совета оказался в Хогвартсе, чтобы узнать об обстоятельствах последнего нападения. Я, хотя и против желания, согласился не распространять эти сведения, поскольку мисс Уизли еще не достигла совершеннолетия, и они так и остались неизвестными магической общественности.

В-третьих, и это самое главное, «что Гарри Поттер не преминул обвинить меня в том, что это я снабдил мисс Уизли черномагическим артефактом, когда же я потребовал привести доказательства этого клеветнического обвинения, их не оказалось. Но с той поры мистер Поттер продолжает винить меня в происшедшем, о чем свидетельствует его заявление о том, что я якобы «насиловал» детей. Чем в более близкие отношения он вступал с мисс Уизли, тем крепче становилась его решимость отомстить за якобы нанесенный ей ущерб…»

* * *

Ли: Джастин, думаю, не все наши слушатели знают, что ты был одним из четырех студентов, чудом избежавших смерти после нападения василиска.

Джастин: Ну да, я, Колин, Гермиона и Пенелопа Кристалл.

Ли: После того, как василиск был убит, а к вам вернулись жизненные силы, сказали ли вам, как он вообще вырвался из заточения?

Джастин: Конечно, нет, Ли! Это же Хогвартс. Замок, который вдохновил Синюю Бороду.

Ли: Ох, да что ж это я! С каким нетерпением я ждал, чтобы нас поприветствовали в начале учебного года: «Удачной вам учебы, и имейте в виду, что ни при каких обстоятельствах нельзя открывать такую-то дверь, или ходить по такой-то лестнице, или заглядывать в такое-то подземелье…»

Джастин: А в конце учебного года мы задавались вопросами: «Что случилось с профессором Квиреллом и чем он занимался, когда погиб? Что понадобилось в Хогвартсе Сириусу Блэку и почему нам заявили, что опасности больше нет?» Это была не Тайная комната, а целый Тайный замок. Честно говоря, и до сих пор так.

Ли: И ты до сих пор чувствуешь себя задетым тем, как замяли историю с василиском.

Джастин: До определенной степени. Я могу понять желание защитить Джинни, и прощаю ей нападение на меня…

Ли: Но?

Джастин: Но очень обидно, когда тебе ничего не объясняют. Меня просто заверили, что все в порядке, проблема решена, это был василиск, и Гарри Поттер его убил. Видимо, предполагалось, что мы кивнем и скажем: «Молодец, Гарри», но подобного рода заявления как будто специально делаются, чтобы слушатели онемели от изумления и не поверили ни единому слову. Каким образом двенадцатилетний мальчишка мог прикончить тварь, относимую к пятой категории опасности ?

Ли: Разве что он применил какую-то хитрую темную магию, чтобы ее подчинить…

Джастин: Вот именно. И это еще не все. «А наследник Слизерина, который писал кровью на стене и брал на себя ответственность за нападения — его поймали? И кто это был?». «Не волнуйтесь, он больше не представляет угрозы». И точка! Мне всегда было обидно, что Колин погиб, так и не узнав, что случилось на самом деле.

Ли: Может, он и знал. Джинни была с ним в одном колледже и на одном курсе, она могла ему рассказать.

Джастин: Нет, Деннис всегда утверждал, что Колина до самой смерти мучил вопрос, что это такое было.

Ли: А теперь нам рассказали правду. Если, конечно, Люциусу Малфою в принципе можно доверять.

Джастин: Я сразу понял, что в основном это правда. Люциус солгал только в самом конце, когда заявил, что не имеет никакого отношения к дневнику Риддла.

Ли: Малфой ни разу не назвал его дневником Риддла.

Джастин: И Гарри, когда передавал в Министерство список уничтоженных хоркруксов, тоже. Там значилась «книга, принадлежавшая одному из потомков Слизерина».

Ли: Что чистая правда!

Джастин: Точнее, ложь через умолчание.

Ли: Он не стал упоминать про дневник, потому что в тот год множество свидетелей видели, как Джинни постоянно что-то записывала. Гарри боялся, что они догадаются.

Джастин: Его можно понять. Но уже на следующий день, после показаний Джинни, все стало ясно. Даже до этого… Как только мы в Комиссии услышали заявления Фезерстоуна, для нас сразу обрело смысл одно место в дневнике Снейпа, которое при первом чтении сбило нас с толку. Тот описывал второе собрание Упивающихся, и первое, на котором лично присутствовал, и там было про то, как Волдеморт перед всеми унижал Малфоя и наложил на него Круциатус. Снейп пишет, что Волдеморт заявил: Малфою было доверено его, Волди, «драгоценное наследие», а тот не сумел его сохранить, точнее, «выбросил, отдал девчонке, чтобы она забавлялась с ним в Хогвартсе». В свете того, что заявил Фезерстоун, не надо было великого ума, чтобы догадаться — речь идет о том самом «темномагическом артефакте», а «девчонка» — это Джинни Уизли.

Ли: То есть, как Гарри и заявлял, Люциус подсунул артефакт Джинни.

Джастин: Верно. А еще мы поняли, что Гарри имел в виду, когда говорил, что имеет право сам воздать Люциусу Малфою по справедливости, и это право со временем становится только крепче… Я осваивал старое магическое право в дикой спешке, но там совершенно четко сказано, что ведьма или колдун могли и могут до сих пор мстить за своего супруга или супругу, если тем причинен вред. Фактически, когда Гарри произносил свою угрозу, он объявлял о своей помолвке с Джиневрой Уизли. Конечно, обычно это не делают столь оригинальным способом.

Ли: Думаю, Молли была счастлива, что о помолвке вообще объявили. Мой разговор с Джорджем, кстати, тоже обрел смысл… Но я тут перечитывал показания Гарри, и меня внезапно осенило, что это была не только угроза, но и сделка. Гарри предложил Малфою поступить именно так, как тот поступил: бежать из страны. Он как бы сказал: «Я не могу простить тебе то, что ты натворил, и мы оба это знаем. Но в благодарность за то, что совершила твоя жена, я тебя предупреждаю и даю шанс ускользнуть». В надежде, что тот прихватит с собой тайну дневника.

Джастин: Звучит правдоподобно. Хотя я не так хорошо знаю Гарри, чтобы разгадать, что творилось у него в голове.

Ли: Думаю, что он не сам до этого додумался. Мне кажется, что был семейный совет, где и было принято решение, как поступить.

Джастин: Могли бы догадаться, что благодарность Люциуса не остановит и тот не станет молчать.

Ли: И поэтому Джинни уже на следующий день выступила с отлично подготовленным заявлением.

Джастин: Да, она произвела на Комиссию сильное и очень благоприятное впечатление. Правда, мы все с самого начала ей сочувствовали.

Ли: Ты тоже? Несмотря на то, что из-за нее чуть не погиб?

Джастин: В общем да. Хотя сначала я подумал что-то вроде: «Я с ней столько раз болтал, мы почти год вместе состояли в Отряде Дамблдора, и все это время она…» Но обвинение Люциуса — оно было таким злобным и расчетливым ударом… Он, должно быть, считал, что проявил исключительную находчивость, обвинив Джинни и скрывшись из страны, так что теперь никогда не удастся выяснить, оговорил он ее или действительно был невиновен. Но с самого начала было ясно, что ему никакого — решительно никакого! — труда не составило так сформулировать заявление, чтобы оно вообще не затрагивало Джинни Уизли. У тебя конфликт с Гарри Поттером, так и воюй с Гарри Поттером! Заяви, например, «Гарри Поттер без всяких оснований уверовал, что я совершил ужасные преступления против него и его близких». Будь Люциус невиновен, ему не было никакой необходимости обвинять Джинни, чтобы оправдать себя. Еще до того, как запись из дневника Снейпа, и рассказ о том, как Добби предупреждал Гарри, стали известны всем, люди спрашивали себя: «Каким надо быть человеком, чтобы оставить за собой такой ядовитый след?» А ответ был простой: «Человеком, который готов подсунуть темномагическую дрянь маленькой девочке». Люциус Малфой так и не понял, и, думаю, не понимает по сей день, что своим поступком окончательно разрушил себе репутацию. Уверен, что по пути в Россию он так и пыжился от мысли о собственной сообразительности.

Ли: Давай послушаем выдержки из показаний Джинни.

* * *

Голос Джинни Уизли: Если честно, я даже рада, что этот день наступил. Хотя понимаю, что многие мне не поверят. Пять лет меня защищали от тех, кто пострадал по моей глупости. Сначала профессор Дамблдор, а потом мои любящие родители объяснили мне, что я не могу отвечать за то, что произошло, когда я училась на первом курсе Хогвартса, что я пала жертвой могущественной темной магии. Но могущество эта магия обрела из-за моей жалости к себе, и сохраняла его из-за моей трусости: я скрывала то, что, как мне было отлично известно, надо было обязательно рассказать. Я струсила тогда, и трусила потом, не сознаваясь, что я натворила. Сначала мне страшно было подумать, что скажут люди, и не хотелось будоражить ужасные воспоминания. Потом я убедила себя, что я изменилась. Во мне не осталось ничего от глупенькой первокурсницы, которая совершила ужасную ошибку, так почему я должна за нее отвечать? Что было совсем не по-гриффиндорски.

* * *

Ли: После дачи показаний она к тебе подходила?

Джастин: Еще до дачи показаний. Она отвела меня в сторону и сказала, что у нее готово заявление, которое, цитирую, «не исключено, что полная хрень», но сначала она хочет поговорить со мной.

Ли: И о чем вы говорили?

Джастин: По большей части это личное. Могу только сказать, что она успела пообщаться с Пенелопой Кристалл, а Гермиона все знала и так, потому что Гарри и Рон и не пытались скрыть от нее правду. А я ответил, что Джинни за последние несколько лет всем показала, из какого она теста. И заверил, что ее показания — вовсе не полная хрень, а так — обычная чушь, что для наших слушаний выдающееся достижение. [Смех]. Если серьезно, она выступила очень хорошо. Вынужден признаться, что, окажись я в подобной ситуации, признание далось бы мне очень тяжело.

Ли: Не говоря уже о том, что она все помнит, и все еще не отошла от того, что с ней сотворил Риддл. Я вот знаю, что она вообще не пьет, что в семье Уизли — едва ли не смертный грех. Бьюсь об заклад, она боится в одно прекрасное утро проснуться, понятие не имея, что с ней было прошлой ночью. Знаешь, как бывает с любителями выпивки…

Джастин: Очень может быть.

Ли: Вернемся к Люциусу Малфою. Он точно отправился в Россию?

Джастин: Он точно отправился в Россию, и он все еще там, хотя на публике не показывается. У него там старые связи: он в свое время по поручению Волдеморта занимался вербовкой в Восточной Европе. Кстати, так у нас оказался Долохов.

Ли: Опять дневник Снейпа?

Джастин: Да.

Ли: И ты занялся его розыском в России.

Джастин: Не совсем так. Я входил в министерское посольство, которое решало сразу множество вопросов, только одним из которых, и отнюдь не самым главным, был вопрос о выдаче Люциуса Малфоя. Русские очень вежливо и очень официально заявили нам, что у них нет никаких оснований считать, что Люциус Малфой находится в России, а в частном порядке пояснили, что мы, конечно, вправе требовать выдачи, но никаких шансов на нее нет. В этой стране чистокровные все еще в силе, и стоит просочиться слуху, что правительство рассматривает возможность выдачи, может вспыхнуть бунт. Во всяком случае, они этого всерьез опасались. Но пообещали проследить, чтобы Малфой вел себя тихо и не устраивал пакостей. И, насколько я могу судить, слово свое сдержали.

Ли: Так и вижу его заросшего щетиной, в рваной мантии, хлещущего водку и с объявлением на шее: «Любые проклятия за кусок хлеба». Только надежды на это нет…

Джастин: Боюсь, что нет. Деньги он потерял, и влияние тоже, но в России немало богатых чистокровных реакционеров, которые видят в нем мученика и всегда готовы пригласить на обед. С другой стороны, у меня была возможность поговорить с обычными людьми, не только с министерскими чиновниками. Мне было очень приятно, что многие русские молодые колдуны и ведьмы следили за работой Комиссии Порции. Кое-кому эта работа открыла глаза, и меня даже поздравляли с тем, что я помог очистить страну от Упивающихся смертью. Так что Россия — уже не рай для чистокровных, каким она была, когда Люциус там только появился. И когда молодое поколение придет к власти, она изменится еще больше.

Ли: Если уж речь зашла о старой и новой России, то ты говорил, что встретил одного представителя старшего поколения…

Джастин: Да, и я обязательно хочу об этом рассказать. У нас был прием, и пришли, понятно, в основном пожилые или среднего возраста колдуны, и среди них оказался очень старый человек с длинной седой бородой. Ему было не меньше ста лет, но вел он себя… даже не знаю, как сказать… как шут: дергался, делал неприличные жесты, корчил рожи. Стоило кому-нибудь раздраженно поморщиться, он буквально расцветал — такой у него становился довольный вид. Но шутом он точно не был: слишком хорошо одет, как богатый и знатный колдун. И никто даже не пытался его остановить. В лучшем случае слышалось: «Да, Григорий» и «Хватит, Григорий». Я спросил русского коллегу, кто это такой, и тот ответил: «Не обращайте внимания, Гришка всю жизнь валяет дурака». Я снова посмотрел на старика, и меня как бладжером под дых ударило. Дело в том, что я изучал русскую историю и вспомнил фотографии времен последнего царствования. Я спросил: «Так это Григорий Распутин?» «Верно. Похоже, вы, господин Финч-Флетчли, перед приездом выучили наизусть весь состав нашего Магического Совета!» Он понятия не имел, какая у Распутина дурная слава в обычном мире. А может, имел, только его не волновало, что там Распутин натворил в «маггловской» России.

Ли: Должен признаться, мне это имя тоже ничего не говорит.

Джастин: Ну, как бы объяснить… Перед первой мировой войной Распутин был монахом, точнее, выдавал себя за монаха. Я расскажу, как эта история излагается в маггловских учебниках. Наследник российского престола страдал гемофилией, которую тогда лечить не умели, так что болезнь была смертельной. И вот это странный монах Григорий Распутин молится над ребенком, и тот чудесным образом поправляется. Царь с царицей его благодарят, осыпают подарками, только что не боготворят, а потом мальчику становится хуже, и Распутин опять его исцеляет, и так по кругу — снова, и снова, и снова. Царская семья продолжает ему доверять, даже советуется с ним по политическим вопросам. А тем временем ходят слухи, что монах у себя на дому устраивает оргии, что к нему водят молоденьких девушек и все в таком же роде. Наконец, несколько русских дворян решили, что Распутин порочит государство и династию, и захотели с ним покончить. Они угостили его отравленными пирожными, но он только попросил добавки. Они раз двадцать ударили его кинжалом, вышли, чтобы ополоснуть руки, а когда вернулись, он гулял по комнате. В конце концов ему прострелили голову, связали и спустили под лед.

По-моему, все ясно. Колдун развлекался, устроив магглам, с его точки зрения, потрясающий розыгрыш. Развлекался за счет умирающего ребенка и его отчаявшихся родителей. Своими безумными советами он только ускорял войну и революцию: царь с царицей считали, что он — чудотворец, которого им послал Бог! Умереть можно от смеха. И при этом члены русского Магического совета ограничивались фразами вроде: «Что поделаешь, это же Гришка!». Я им предложил для начала посадить Гришку в запечатанную магией клетку и заставить пару раз почувствовать, что значит быть на грани смерти. Они были просто шокированы моей изощренной жестокостью в отношении бедного старичка.

Ли: На чем твоя блистательная дипломатическая карьера и закончилась!

Джастин: Я по-прежнему работаю в Департаменте международных связей, но в обозримом будущем командировок за границу не предвидится.

Ли: Мы вернемся к вам после короткой паузы.

* * *

Ли: Джастин, ты упомянул, что тебе пришлось в дикой спешке изучать магическое законодательство. Что тебя сильнее всего поразило?

Джастин: Что мне показалось самым странным, и самым… непохожим, что ли, на то, к чему я привык в маггловской Британии — это то, насколько магический закон связан с конкретными людьми. До недавнего мнения в законодательстве даже не было понятий «государственное преступление» или «преступление против общественной нравственности», были только преступления против конкретных ведьм или колдунов, когда им причинялся ущерб. И при этом государственные служащие не имели ни особого статуса, ни особых привилегий. Это относилось даже к аврорам, которые преследовали нарушителей закона — официально у них было не больше прав, чем у любого гражданина.

Ли: Познакомившись с этим странным законодательством, ты не почувствовал себя еще более чужим в нашем мире?

Джастин: [Пауза] Пожалуй, да. Я привык к определенному представлению о законах и правительстве. Оказалось, то, что работает в Соединенном Королевстве, не работает в Магической Британии. Или, во всяком случае, не имеет глубоких корней. В Королевстве, как во всякой современной стране, существует бюрократия с множеством иерархических ступеней, и вы подчиняетесь тому, кто стоит над вами, просто потому, что тот выше по должности, а не потому, что считаете, что он чем-то превосходит вас как человек. Когда я только оказался в Магической Англии, мне показалось, что тут все устроено так же: есть Министерство магии с множеством департаментов и подотделов, и все такое.

Ли: Это все сравнительно недавнее изобретение. Еще мой дедушка понятия не имел ни о чем подобном .

Джастин: К сожалению, на «истории магии» нам об этом не рассказывали. [Смех]. В каком-то смысле отсутствие бюрократических привычек было на руку Комиссии Порции. Меня очень сильно поразило, что не нашлось Упивающихся смертью, которые бы на слушаниях ссылались на то, что «Я просто выполнял приказ». В обычном суде за пределами магического мира это был бы первый аргумент защиты.

Ли: Ну, может, сыграла свою роль гордыня чистокровных. Главари Темных понимали, что их участь все равно решена. Что бы они ни заявили, оправдаться не удастся, так что они не стали унижаться, делая вид, что просто выполняли чужие распоряжения, не имея собственной воли.

Джастин: И это тоже. Но, думаю, дело еще и в том, что в магическом мире все носит более… личностный характер. Люди присягают на верность другим людям, а не общественным институтам. Те, кто выступил против переворота, выступили не на защиту «Магической Британии» — они об этом даже не думали. Они защищали родственников и друзей. Может, если бы Скримджер сумел крепче привязать к себе министерских чиновников, они бы бились за него. Мне кажется, что для большинства колдунов и ведьм магическое государство со всей его канцелярией было делом второстепенным. Я бы даже сказал, что Магическую Британию трудно назвать государством в современном смысле слова, в том, как оно понимается в теории политики. Государство предполагает монополию на применение насилия, но тогда как быть с тем, что временами то ли боги, то ли кто там распоряжается судьбой волшебников, порождают колдуна, подобного Волдеморту — слишком могучего, чтобы с ним справиться?

Ли: Давай вернемся к тому, как мы пытались с ним справиться в тот последний год. Кое о каких усилиях в этом направлении широкой публике до сих пор неизвестно. Как минимум, в двух случаях ты был замешан лично. Даже в трех, если считать дело, которое расследовала Комиссия Порции. Прошло десять лет, архивы открылись, и сейчас ты вполне можешь об этом рассказать.

Джастин: Ладно, с чего начнем?

Ли: Как на счет того, как ты собирался взорвать Министерство Магии?

Джастин: Так я и знал, что ты захочешь начать с этого! [Смех]. Что ж… Только сначала немного немагической военной стратегии. Британские военные, как и во всем мире, считают, что одна из основных целей в войне — это командный пункт противника, то место, откуда отдаются приказы. Если его разрушить, враг будет фактически обезглавлен. Так что если бы между магами и обычными людьми началась открытая война, или бы стало ясно, что магическое сопротивление Волдеморту потерпело полное поражение и он собирается заняться Соединенным Королевством, самой очевидной мишенью в этих условиях становилось бы Министерство Магии.

Ли: Только главный командный центр Волдеморта был совсем в другом месте.

Джастин: Верно. Но никто не знал, где скрывается Волдеморт, поэтому военные выбрали в качестве главной цели Министерство. Как в старом анекдоте: «Потому что тут светлее».

Ли: Первый раз слышу.

Джастин: Я думал, все… Ну, человек потерял ключи на одной стороне улицы, а потом друзья обнаружили, что он ищет их под фонарем на другой стороне. Они спрашивают: «Почему ты ищешь их здесь, если потерял там?», а он отвечает…

Ли: «Потому что тут светлее». Понял!

Джастин: Так и с Министерством. Мы, понятно, знали, где оно находится. Что сразу породило проблему. Это же центр Лондона, там не устроишь ковровую бомбардировку! Но если бы удалось туда проникнуть и подложить бомбу, можно бы уничтожить значительную часть Министерства, при этом, была надежда, не причинив большого вреда людям и зданиям наверху. Вопрос был в том, как найти того, кто сможет туда проникнуть. Обычные люди не сумели бы попасть внутрь. А колдуны вроде Кингсли были слишком хорошо известны.

Ли: А использовать Оборотное зелье было невозможно, потому что…

Джастин: Потому что после того, как Гарри, Гермиона и Рон в поисках медальона-хоркрукса устроили налет на Министерство, Упивающиеся резко усилили меры безопасности. Агента под обороткой тут же разоблачили бы. Короче говоря, нужен был колдун или ведьма, к которому британские военные могли бы обратиться в любое время и который не успел примелькаться. Что сужало список возможных кандидатов до одного — то есть до меня.

Ли: Но Упивающиеся знали, кто ты такой. Не хочу снова воскрешать неприятные воспоминания…

Джастин: Скорее, отсутствие воспоминаний.

Ли: Или воспоминания об отсутствии воспоминаний. Но они же тебя однажды уже сумели разыскать, верно?

Джастин: Только потому, что у них был список всех, кто пользуется каминной связью. Это не значит, что кто-то опознал меня в лицо. На входе в Министерство плакатов с моим изображением не было. Так что, как сформулировали мои военные кураторы, «с достаточной степенью уверенности можно предполагать, что вы не воспринимаетесь в качестве источника непосредственной угрозы».

Ли: Так что ты вызвался сам? Или тебе пришлось вызваться?

Джастин: Я вызвался сам, и очень неохотно. Я понимал, что погибнут не только Яксли, Тикнесс и другие Упивающиеся смертью: пострадают Артур Уизли, Роберт Макмиллан и множество безвинных мелких чиновников. И мне все время повторяли: ни в коем случае нельзя предупреждать тех, кого я хотел бы спасти, потому что неизвестно, кого они захотят остеречь в свою очередь, и до чьих ушей все это может дойти. Именно так в свое время был раскрыт Пороховой Заговор, так что если уж мне суждено было стать магическим Гаем Фоксом, я должен был избежать ошибок настоящего Гая. Когда Эрни узнал, что я намеревался сделать, ни сказав ни слова его отцу, он со мной больше года не разговаривал. И я его ничуть ни виню.

Ли: Даже при том, что ты, скорее всего, и сам должен был погибнуть? Потому что именно так оно и было бы?

Джастин: Возможно. План выглядел следующим образом… Хотя вероятность, что меня разоблачат, была невелика, но исключить ее было нельзя, так что, цитирую, «самое безопасное — снять бомбу с предохранителя, как только окажитесь внутри» [Смеется].

Ли: И что ты на это ответил?

Джастин: Ну… Откровенно говоря, ничего. Я просто растерялся. Не мог подобрать слов.

Ли: Ты что, Джастин! Я, может, всю жизнь ждал, чтобы мне подали такую реплику, а ты упустил момент! [Смеется]. Ты бы мог, например, ответить: «Лучше бы вам подыскать кого другого, потому что я ЖИВУ опасностью». Или «Генерал, мы же с вами солдаты, вы должны понимать, что в такое время безопасность — это иллюзия, и я не собираюсь за ней гоняться». Или…

Джастин: [Смеется]. Уверен, что ты гораздо лучше меня справился бы с ситуацией. Жаль, что тебя там не было.

Ли: Ну, ты хоть теперь просек, как надо было себя вести. [Смеется]

Джастин: Слава Богу, война закончилась раньше, чем мне понадобилась совершать героический подвиг, оно же массовое убийство.

Ли: Массовое убийство?

Джастин: В то время мне довольно легко удалось убедить себя, что это военная необходимость. Ужасно, да, но меньшее из двух зол, по сравнению с победой Волдеморта. Но только если исходить из того, что подрыв Министерства нанес бы серьезный ущерб планам Волдеморта, что вовсе не обязательно. А спустя несколько лет, после самоубийственной атаки на Всемирный торговый центр, то, что я делал, что собирался сделать, оно приняло… [Пауза]. Ты понимаешь, о чем я. Я не мог не думать: «Может, эти люди считали то же самое — враг настолько гнусен, что надо бороться против него всюду, где возможно и какими возможно средствами».

Ли: Джастин, я убежден, что это не одно и то же.

Джастин: Ладно.

Ли: А кто еще был в курсе? Кингсли наверняка поставили в известность.

Джастин: Конечно.

Ли: И он явно не считал, что ты собирался совершить военное преступление. Он назначил тебя в Комиссию Порции.

Джастин: О преступлении речи не шло, потому что — и тут придется погрузиться в юридические тонкости… Потому что официально я бы действовал по поручению законного правительства Соединенного Королевства, которое находилось в состоянии войны с другой нацией, поэтому уничтожение главного штаба противника было полностью оправдано.

Ли: И означало, что ты являешься «одним из них», то есть поданных английской королевы, а не «одним из нас», членов магического сопротивления.

Джастин: Да, и это мне очень не нравилось.

Ли: Мадам Порция была в курсе?

Джастин: Кингсли запретил мне про это рассказывать. Он был практически уверен, что в этом случае мадам Порция не только бы наложила вето на мою кандидатуру, но и притянула меня к ответу. Так что правда выплыла бы на свет самым неудачным образом в самое неподходящее время. У тех, кто поддерживал Упивающихся Смертью, появился бы могучий, неопровержимый довод против нас.

Ли: Так что правительство Шэклболта вряд ли бы устояло.

Джастин: Да.

Ли: А теперь ты работаешь в Министерстве, которое в свое время хотел так радикально обновить! [Смех]. А кто из твоих сослуживцев был поставлен в известность?

Джастин: Мой начальник, мистер Клеменс. Я ему все рассказал, когда он брал меня на работу, потому что считал, что будет нечестно по отношению к нему, когда все узнают правду, что рано или поздно должно было произойти. На него смотрели бы как на человек, который нанял волка работать в овчарне. Меня поразило, как спокойно он все воспринял. Просто сказал: «Ты бы сильно удивился, узнав, сколько народу в свое время хотели взорвать это здание!» [Смех].

Ли: После перерыва мы продолжим беседу с Джастином Финч-Флетчли. Вас ждет рассказ об еще одной операции Сопротивления, которая так никогда и не была осуществлена: о так называемом Заговоре Рэйвенкло.

* * *