Выбор Жизни (джен)

База NERV «Tokyo-3», музыкальная тема ночи — https://drive.google.com/file/d/1KRbr0xgcZDZIubvjrYER4BczXjm1P_1e/view?usp=sharing

Закутавшись в одеяло в темноте спальни, Аска сжимала в руке завёрнутый в фольгу прямоугольник — плитку шоколада, вновь и вновь прокручивая в голове воспоминания последних часов, доходила до событий этой ночи и словно спотыкалась, не решаясь обдумать ещё и их. Она знала, почему боится пойти дальше — в более ранних поступках «пришельца» так и не нашлось ничего, что говорило бы: «тебя используют и выбросят за ненадобностью», сколько бы раз она не прокручивала в голове его слова, жесты, интонации, вспоминая звучание голоса и выражение глаз. И если сейчас окажется, что этой ночью Икари остался тем же — придётся… хотя бы ненадолго поверить, что он искренен. А это слишком страшно, слишком опасно и слишком больно будет потом увидеть, что он такой же, как все. Ему ведь тоже что-то нужно от неё. Иначе и быть не может.

Последняя мысль немного успокоила мятущиеся мысли, и Аска, глубоко вздохнув, словно перед погружением, решилась:

…он не мешал ей плакать, не подошёл ближе, не прикоснулся — вообще ничего не сделал, он остался стоять там же, у плиты, даже не оборачиваясь, и словно против воли она почувствовала к нему благодарность. Едва Аска осознала это чувство, как оно заставило её широко раскрыть глаза — ведь нет такого, не должно быть, этому не место в её теперешней жизни — чувству из прошлого, когда… у неё ещё была воля. Когда слова «ты можешь рассчитывать только на себя» ещё не были единственной правдой. Когда она ещё была человеком, имеющим право даже страдать наедине с собой, а не под взглядами — жалостливыми, осуждающими, горящими ненавистью или наслаждением её болью.

Он подождал, пока иссякнут слёзы, а потом, так и не обернувшись, произнёс:

— Ванная комната напротив, если хочешь… Только всё равно поешь, пожалуйста. После медобследования это нужно — ты потратила много сил.

Аска вслушивалась в его слова, пытаясь уловить хотя бы тень гнева, презрения или жалости, вытерла не высохшие ещё слёзы тыльной стороной ладони и проскользнула в коридор. В ванной комнате было тепло, светло, пахло влагой и почему-то — оружейным маслом. Уж этот запах она не могла не узнать. Но главное — здесь было зеркало, и впервые за последние два года Аска смогла посмотреть на себя. Из обманчивой глубины гладкой поверхности на неё глядела девушка лет двадцати с тускло-рыжими спутанными волосами, слегка опущенной головой и странно неподвижным взглядом тёмно-голубых глаз. Незнакомая девушка. Аска протянула руку, чуть дрожащими пальцами прикоснулась к отражению, словно пытаясь убедиться, что видит себя, сморгнула вновь выступившие слёзы и резким движением открыла воду, плеская ледяную жидкость в лицо до тех пор, пока не почувствовала, что немеют веки. Повернула кран, отдёрнула занавеску в противоположном углу, увидев сушитель с висящим на нём полотенцем… и разобранный пистолет на стиральной машине. Детали аккуратно разложены на серой ткани — в том порядке, как удобней собирать. «Выходит, я и это помню…» Почти сразу мысль перескочила на другое. «Икари. Это его пистолет. Он специально оставил его здесь? Проверяет меня? Может… нет, патроны в магазине… так в чём же дело?»

В ней боролись два чувства: страх вновь остаться беззащитной, когда вот оно — оружие, и ещё больший страх, которого она до конца не понимала, но чувствовала, что он как-то связан с Икари… нет, с тем, что он может сде-… Из-за двери послышался неясный шум, Аска испуганно вздрогнула, не додумав мысль, неловко отдёрнула руку и едва не выронила тяжёлый магазин на пол. Второй страх победил. Стараясь не смотреть на оружие, она наскоро вытерлась, неуклюже повесила полотенце обратно, глубоко вздохнула и вышла в коридор. Когда Аска несмело переступила порог кухни, Икари сидел на прежнем месте и читал, хмурясь, какую-то тонкую книжечку в грязно-зелёной мягкой обложке, иногда кривя губы, словно увидел что-то противное. На неё, он, казалось, совсем не обратил внимания, так что Аска, стараясь не шуметь, присела на край стула и потянулась к тарелке. Первый же кусочек мяса оказался таким нежным, почти тающим во рту, что она не удержалась и спохватилась, только когда съела почти всё и обнаружила, что чай закончился. Подняла голову и увидела, что Икари внимательно и очень строго смотрит на неё. Лицо у него — словно нужно сказать что-то важное.

— Я сейчас спрошу одну очень серьёзную вещь, и очень важно, чтобы ты хорошо подумала перед тем, как ответить.

Она мгновенно напряглась, пытаясь понять, что это может быть. Может, в ванной есть камеры и он следил за ней? Поймав направленный вниз взгляд Икари, попыталась расслабить до судороги сжавшие край столешницы пальцы.

— Ты готова? Я могу подождать.

Аска через силу кивнула, глядя в стол, и напряглась ещё сильнее. В голове теснились самые худшие предположения, смешиваясь и переплетаясь.

— Достаточно просто кивнуть или покачать головой — тебе же так будет легче?

Она отрывисто кивнула, ещё ниже опустив голову. «Не тяни, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…» Икари чуть придвинулся, скрипнул стул, и Аска вмиг поняла: сейчас он спросит — «Теперь ты готова отплатить мне за всё?» Время будто загустело, в глазах потемнело от страха, от мысли о том, чего он потребует, и сквозь всё это в липкой тишине едва пробился вопрос:

— Хочешь ещё чаю?

Аска моргнула, пытаясь понять — ей не почудилось? Резко подняв голову, она взглянула на такого же серьёзного Икари, а тот откинулся на спинку стула, улыбнулся, словно сомневаясь, и переспросил:

— Ну так как?

«Серьёзный вопрос? Он издевается?» Аска едва сдержалась, чтобы не произнести этого вслух, как вдруг почувствовала, что уголки губ приподнимаются, словно в ответ на дурацкую сцену. Она не сомневалась, что внимательный Икари заметил.

— Это невежливо, прости, но я спать — завтра и ещё пару дней подряд будет не до отдыха, — прозвучало уже из-за спины, из коридора. Когда он успел?.. — Кухня полностью в твоём распоряжении, если чего-то захочешь — не стесняйся, прошу. Доброй ночи…

Аска перевернулась на живот и разжала ладонь с уже растаявшим, мягким шоколадом. Так всё и было: он ушёл спать, оставив лежащий на столе нож. И пистолет в ванной. Пусть разобранный, но собрать — дело нескольких минут, и с полным магазином. Накормил её, не лез в душу, даже не притронулся ни разу…

Он заставил её улыбнуться. «“Заставил”. Глупое слово. Сначала довёл чуть ли не до срыва приготовлениями, а потом задал совершенно обычный вопрос. Дурак». Аску вдруг словно встряхнуло последнее слово, нет, даже не само слово, а… В темноте она медленно вытащила руку из-под одеяла и прикоснулась к лицу, провела кончиками пальцев по губам, не веря, что улыбается. Снова. Второй раз за сколько — два года? Три?

«Так не бывает», — прошептала она в тишине, чтобы зацепиться хотя бы за звук собственного голоса, чтобы не верить, не верить, не верить. — «Так не бывает!» Ему должно быть что-то нужно от неё! Иначе быть не может.

«Так не бывает!»

Шёпот бесшумно расползся по углам спальни, колко отразился и неверным, искажённым эхом вернулся обратно: «…бывает». Это пугало ещё сильнее, потому что здесь не может быть эха — комната слишком маленькая, а значит, это её собственная мысль. Аска зажмурилась, что есть силы пытаясь вернуть ту пустоту, которая была с ней раньше — без сомнений, без мыслей, без страха, потому что когда всё время сомневаешься, что проживёшь ещё хотя бы день, думаешь об этом и боишься — всё это не выживает. Аска лихорадочно пыталась вспомнить и убежать в то состояние, когда почти не чувствуешь своего тела, даже если его терзает голод, жажда или ожоги, когда даже рывком возвращаясь в него от особенно сильной боли — почти не помнишь, что с тобой было, а потом мир застывает и становится немного легче.

Не выходило. Не возвращалось. Пустота не желала приходить в мысли, где после едва преодолённого на одном отчаянном желании не верить барьера — погружения в воспоминания этой ночи — оставалось только обессиленное «не бывает». А тело вновь предавало, не отпуская её. Потому что телу было тепло и уютно. «Это не я!» — хотелось крикнуть Аске. — «Это просто тело!» Это не она, а безмозглое тело жадно тянется к каждой ничтожной крохе человеческого тепла, которому давно не место в её жизни. Но почему же, почему она, Аска, ещё верит, что бывает иначе?!

Не выдержав, она выпуталась из одеяла, потянулась было к сброшенной на пол белой хламиде, но отдёрнула руку — сейчас не нужно! — и, как есть, вышла в коридор. С громко бьющимся сердцем бесшумно преодолела несколько шагов, отделявшие её от входа в комнату Икари, на миг замерла на пороге, но единственная возможность вернуть всё, как раньше — властно толкнула её вперёд. Сёдзи зашуршали, сдвигаясь, она решительно шагнула внутрь и другой рукой закрыла створку за спиной. Глаза быстро привыкали к темноте, тишина оглушала, сердце, казалось, частило уже невозможно, когда она разглядела на полу что-то светлое. Медленно, мелкими шажками Аска подобралась к спящему укрывшись с головой Икари, присела рядом на колени и потянула одеяло за край. Сантиметр за сантиметром, перед глазами от частоты пульса и темноты уже плясали разноцветные круги, пальцы, казалось, намертво вцепились в ткань, когда с шуршанием та сползла окончательно, открывая сложенный вдвое валик подушки. Аска ещё смотрела на неё, понимая, что Икари здесь нет, когда в углу комнаты вспыхнул огонёк зажигалки. Ровное, совсем не дрожащее пламя осветило часть стены, утонуло в тёмном полу и осталось багровыми всплесками в зрачках Икари. Под этим взглядом, превращённым в нечеловеческий отражающимся в глазах светом, Аска медленно поднимала ладони, словно пытаясь защититься, но силы вдруг иссякли, выпитые багровой темнотой, и руки безвольно упали вдоль тела. Так же, как загорелся, огонёк погас. Ожил звук шагов, приближающихся к ней.

Она знала, чего ожидать, знала, зачем пришла сюда — он воспользуется ею и всё станет, как раньше. Пусто, просто и безразлично.

Шаги стихли, что-то коснулось её ладони — Аска почувствовала тепло нагретого металла. Чужие пальцы открыли крышечку, не выпуская её руки, сжали её пальцы так, чтобы было удобнее держать и чиркнули кремнием. Огонёк вспыхнул совсем рядом, она глядела на пламя почти в упор. «Зачем?..»

По ту сторону пламени что-то изменилось. Аска машинально приподняла голову и увидела, что Икари встал, подобрал одеяло и набросил ей на спину, осторожно укутывая, как маленькую. Протянув руку, он мягко прикоснулся к её шее, и Аска закрыла глаза, ожидая. Пальцы переместились выше, скользнули по щеке, заправили прядь волос за ухо, а потом ладонь опустилась на макушку — как в детстве — и осторожно погладила. Сквозь сомкнутые веки пробивался мерцающий красный свет, по спутанным прядям скользила рука, вызывая странную дрожь между лопаток — время схлопнулось и пропало. Она не знала, сколько просидела так, пока руке не стало жарко-жарко, щёлкнул металл и свет погас. Возвращаясь, Аска медленно подняла веки, каким-то чудом разглядела прямо перед собой лицо Икари и расслышала отчего-то прерывающийся шёпот:

— Не нужно. Слышишь? Мне этого от тебя не нужно.

Она успела даже подумать «О чём это…», когда на место ускользающих остатков такого приятного оцепенения пришло воспоминание о том, для чего она пришла сюда. Захлестнуло нестерпимое чувство стыда. «Я хотела использовать его, чтобы ненавидеть. Чтобы убедиться, что ему просто нужна шлюха. Чтобы убедить себя, что он такой же, как все те, кто использовал меня».

— Тебе нужно уснуть. Хочешь остаться здесь?

Аска даже не шевельнулась, но он как-то понял.

— Хорошо.

Она почти ждала, что Икари скажет ещё что-то, но он устроился в углу — почему там? — и, похоже, мгновенно заснул. Это проявление доверия потрясло её — ведь оно противоречило всему, что давно стало привычным. Наверное, поэтому и сама Аска чувствовала присутствие в комнате другого человека, но оно не пугало её. Успокаивало. Так неправильно, совсем неправильно, и она должна исправить это. «Только посплю немного, наберусь сил, и… верну всё, как было».

* * *

Решительно подавив зевок и кое-как пригладив волосы, Синдзи помял лицо ладонями, прогоняя сонливость. Прошедшая ночь далась ему очень нелегко: после недавнего «расслоения» нервная система и так напоминает чересчур чувствительный сенсор, а переживания рыжей были столь сильны…

Он много где бывал в последние годы, но ещё никогда не видел в человеке столько застарелой боли и ненависти к себе. Синдзи держался, напоминая себе, что влиять на других с помощью EVA — неправильно, но один раз, кажется, не сдержался. Ещё и поэтому ему так паршиво сегодня. Так больше нельзя, а то и нервное истощение не за горами. Решительно подавив желание принять ещё одну таблетку, Синдзи направился к медлабораториям — первые результаты, хоть и не по EVA-тестам, уже должны быть.

Вопреки привычке, Акаги была почти дружелюбна: завидев его, она чуть помедлила, рассматривая изучающе, кивнула в сторону стула: дескать, в ногах правды нет, даже буркнула что-то вроде приветствия, отходя вглубь помещения.

Вернулась она через пару минут, сжимая в руках кипу распечаток и без сигареты.

— Начнём с очевидного. У пациентки недостаток веса, судя по всему, от недоедания, слабое обезвоживание и приобретённая гипоксия. Следы наркотиков в организме, но эпизодические, зависимости нет. Несколько плохо заживших переломов, следы вывихов, повреждений мышц и связок. Следы термических ожогов на ладонях и химических — на лопатках и кончиках пальцев. Ну и остальное: синяки, ссадины. Со стороны психики: апатия, проявления паранойи, фобии — список длинный, но почему-то совсем нет депрессии, хотя я бы не удивилась. Возраст: двадцать два года, рост…

— Доктор Акаги! Кто она?

— Результаты тестов на EVA…

— К дьяволу EVA, вы узнали имя?

Доктор досадливо вздохнула, словно её силой заставляли говорить, и коротко ответила:

— Да, как ни странно, нам удалось установить личность.

Не услышав продолжения, Синдзи в упор уставился на неё.

— Что интересно, она из наших.

— В каком смысле? — быстро спросил Синдзи.

— Я знала её родителей, ещё до NERV. Мы вместе с её матерью работали на одну фармацевтическую компанию под контролем Gehirn…

— Так её родители живы?

Акаги закурила и ответила:

— Нет, они погибли много лет назад. Неудачный эксперимент, неправильно пошла реакция, был взрыв и сильный пожар…

— Имя, доктор Акаги.

— Аска. Сорью Аска Лэнгли. Я помню её ребёнком — очень самоуверенная девочка…

После лабораторий Синдзи заглянул в отдел снабжения, где буквально выбил из вечно раздражённого сержанта Дэррела обещание подыскать что-то из женской одежды примерно на рыжую… нет, Синдзи, привыкай называть её по имени. Следующим пунктом назначения был минус четырнадцатый уровень, где разместился его отряд — остальные поисковые, контрольные и подразделения обеспечения располагались выше, а Акаги забралась почти на самую глубину, поближе к Догме, к своим «подопечным»… тьфу, даже думать о них не хочется. Сколько бы доктор не рассказывала теорий о происхождении и структуре зародышей Ангелов, Синдзи не мог отделаться от ощущения, что они не просто живые, но ещё и думают сами по себе, о чём — даже знать не хотелось. Уж больно разными они были для него, чтобы как все непосвящённые верить, будто это — просто «артефакты», следы инопланетной цивилизации.

Наблюдая за сменяющимися на индикаторе номерами уровней, Синдзи машинально подумал было, что сначала нужно заглянуть на командный пункт, но вовремя опомнился: майор Кацураги ещё не вернулась из Nerv-02, так что всю информацию уже должны были сбросить напрямую ему, как всегда в случае отсутствия командира. Фуюцки-сан от планирования конкретных операций самоустранялся.

Створки лифта с глухим стуком открылись на нужном уровне. Синдзи вышел в узкий, хорошо простреливаемый коридор. На близком — восемь метров от шахты лифта — перекрёстке он по привычке погладил ствол автоматической турели, установленной на башенке в полу, свернул направо. Турели и реагировавшие на отсутствие личного кода мины установили на всех верхних уровнях по приказу майора после нападения на NERV «добровольных миротворцев» из «Расколотого Солнца» больше двух лет назад. Сама база «Токио-3» почти не пострадала, а вот в гражданских зданиях была настоящая резня — погибли многие. После этого большая часть выживших гражданских была эвакуирована на другие объекты NERV, а оставшихся, без кого не обойтись, переселили на базу. В зданиях с тех пор никто не живёт, даже системы жизнеобеспечения отключены за ненадобностью.

Первое помещение из отведённых для отряда превращено в защитный тамбур. Здесь никто не живёт, в стенах — только сенсорные полосы и выразительно чернеющее сопло огнемёта — для непрошеных гостей. Сразу за массивной дверью, ведущей в комплекс соединённых между собою комнат — Синдзи обдало крепким запахом табака и кофе. Ответив на приветствие вскочившего с кресла у монитора рядового, он прошёл в тир, откуда доносились громкие голоса. Стоило войти, как все, словно по команде, умолкли.

— Вольно, — напряжённая, какая-то оч-чень нехорошая тишина. Что у них тут случилось? — Старшина Мако, пройдите со мной.

Расположившись в отдельном боксе у тактического стола, где они всегда дорабатывали в деталях планы операций, Синдзи достал планшет и подключил. В воздухе над столом появилось объёмное изображение: карта, несколько текстовых заметок — данные по территории, населению, возможных противниках и местных «неподконтрольных силах» — проще говоря, бандах или мафии. С последними двумя, как он уже успел понять, обстояло хуже всего. Да ещё странно: каким образом в таком огромном городе, как Тайбэйская конурбация — мегалополисе, занимающем почти весь остров Тайвань — остался до сих пор «спящий» Ангел? Что, среди сорокамиллионного населения не нашлось ни одного подходящего для «слияния» человека? Не верится. Может быть, но не верится.

— Первый лейтенант, сэр, прежде чем начнём. Могу я говорить откровенно?

«А вот это неожиданно», — подумал Синдзи, кивком разрешая продолжать.

— Приказ «минус зеро», сэр.

— Я так понимаю, — после паузы негромко промолвил Синдзи, — в тире вы говорили об этом?

— Так точно, сэр. Я раньше был кадровым военным и не привык обсуждать приказы. Скажу прямо, сэр: я не согласен с тем, что думают остальные о причине. Но в остальном… многие считают, что это уже слишком. Там, недалеко, было несколько лагерей — такие же наёмники, как мы — их всех уничтожили, — старшина всё больше горячился, а Синдзи тщательно скрывал удивление — таким он его ещё не видел. — Понимаете, мы ведь могли оказаться на их месте. И людям не нравится, что стольких убили из-за…

Видимо, Мако-сотё увидел взгляд лейтенанта, потому как резко замолчал.

— «Из-за прихоти командира, решившего взять себе девочку», да, старшина?

Тот молчал, и это молчание уже говорило о правильности догадки.

— Я не обязан объяснять вам свои приказы, старшина.

— Так точно, первый…

Синдзи жестом оборвал его.

— То, что я сейчас скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты. Что сказать остальным — выберете сами. Это ясно?

— Так точно, сэр.

— Это девушка, я уверен, способна делать то же, что сейчас поручено мне: извлекать и деактивировать «артефакты». Я определил это и принял решение забрать её на базу. Это всё, что вам нужно знать.

— Так точно. Спасибо, сэр.

— Итак, карта зоны точная, после того случая под Чунцином аналитики клянутся, что не этот раз не ошиблись. Цель под вот этими опорными колоннами фундамента сектора «44-N» Северного ареала. Лучше всего подойти с воды, на субмарине. Напрямую к фундаменту «44-N» не попасть, но вот здесь, на нижних уровнях в секторе «43-Z» — разрушена защитная стена. Если пройти вот по этому маршруту, то до цели не больше восьмисот метров. Минус — там полно полуавтономных охранных роботов и местные банды. Ваши соображения?..

* * *

В сотнях миль от «Токио-3». База «Nerv-2».

Местонахождение неизвестно.

Крошечная комната, почти каморка с непроглядно-чёрными стенами осветилась бледно-синим, а затем быстро открылась и закрылась массивная дверь. В тишине прозвучали шаги, на привинченный к полу стул уселся мужчина в тёмных очках, которые, казалось, совсем не мешали ему даже в тусклом свете. Он сделал какое-то замысловатое движение рукой, затянутой в белую перчатку, и в полутора метрах впереди вспыхнул ярко-белый конус света, выхвативший из полутьмы яйцеобразную прозрачную капсулу из очень толстого и прочного стекла. Внутри — такой же стул. На нём сидел, выпрямив спину, парень с коротко обрезанными седыми волосами. Чуть поморщившись от света, он словно нехотя смотрел перед собой. Из его глаз, ноздрей и ушей тонкими струйками шла кровь, превращая белое лицо в причудливую, жуткую маску. Похоже, ему очень больно, но с лица не сходит весёлая, какая-то сумасшедшая и пустая улыбка.

— Здравствуй, драгоценный враг, — обращается он к неподвижно сидящему мужчине. — Пусть смерть твоя будет скорой.

— Почему ты называешь меня «драгоценным» врагом?

— О, эти вопросы… сколько раз ты уже убивал меня, драгоценный враг? А вопросы всё те же.

— Ты знаешь, что я ищу.

— Знаю, драгоценный враг. Но ты топил меня, сжигал, душил и вешал. Расстреливал и медленно выпускал кровь. Дробил кости и резал на части. Растворял в кислоте и аккуратно вскрывал. Нас легко убить, но сложно убить до конца. И вопросы… одни и те же вопросы.

— Ты же забываешь всё, что предшествует смерти?

— Это так, драгоценный враг. Но после десятка смертей даже память становится ярче. И сейчас ты пробуешь что-то новое. Что-то… медленное. Неужели ты научился испытывать удовольствие от чужих мучений, драгоценный враг?

— Зачем ты пришёл сюда?

— Я уже говорил тебе. Я — Голос. Голос сам решает, куда идти, но Голос не может не слышать, иначе к чему он?

— И что ты слышишь?

— Я слышу боль, драгоценный враг. Боль братьев и сестёр, что ещё не пробудились, и радость тех, кто почти пробудился. Так уж получилось, что я — последний из нас.

— Но появился ты первым. Так почему же — последний?

— Ты задаёшь вопросы, драгоценный враг, но не можешь понять ответов. Ты спрашиваешь, но отказываешься отвечать, когда спрашиваю я.

— Потому что…

— …мне нужно лишь одно?! — на миг какое-то сильное чувство мелькнуло в равнодушных красных глазах, отразилось в голосе. — Ты ведь знаешь, драгоценный враг, знаешь, где наш обещанный брат, но молчишь.

— Не знаю.

— Ты лжёшь, редкий, а потому драгоценный враг. Равновесие слов неведомо тебе. Ты убиваешь меня, получая ответы, но не отвечаешь мне. Почему?

— Ты сам называешь меня — врагом.

— И это прекрасно. Разве ты не видишь? Разве не чувствуешь, как всё внутри тебя дрожит от сонного дыхания тех, кого держишь в заточении? Разве не слышишь, как воздух шепчет: «скоро они проснутся»? Так будет.

Икари Гендо молчит.

— Это не так, драгоценный враг. Всё не так. Неправильно мне жалеть тебя.

— Скорой смерти, Табрис.

— И тебе, драгоценный враг. Только вот я вернусь, увы, а ты — нет.

Командующий NERV поднимается со стула и свет над капсулой гаснет. В синей полутьме звучат шаги, вновь быстро открывается дверь и Табрис остаётся один. Он умирает. Он почти счастлив. И никогда — наоборот.