Выбор Жизни (джен)

Тишина здесь была другой. Знакомой.

Из кухни падал свет, а ей казалось каким-то нереальным, что он так и горел с тех пор, как Икари забрал её отсюда. «Столько всего было, что — словно вечность прошла ».

Дверь уже закрылась за её спиной, но девчонка-кибер всё мялась у входа. Сбросив успевшие надоесть нелепые тапочки, Аска остановила взгляд на ней — такой странно чужой в этом месте, и только теперь вспомнила: Икари говорил, что Серезе можно куда угодно, кроме квартиры — этой. «Его».

Как он поступит, когда вернётся и узнает, что Аска позволила ей войти сюда?..

«Да как бы ни поступил... Я должна узнать как можно больше».

— Проходи, — буркнула она и сама пошла на кухню. Сереза ещё потопталась на месте и нерешительно двинулась следом.

— А что, если Икари-сан спросит… — неуверенно протянула она.

«Ещё недавно ты называла его «Синдзи». А теперь думаешь о том же, что и я. Только мне всё равно: я уже решила и пошлю это всё, как только смогу. Нужно только точно выбрать момент».

— Пусть спрашивает! — упрямо отчеканила Аска, сама толком не понимая, притворяется или нет. — Как есть, так и скажем!

Сереза замерла, а потом тихонько захихикала. Выглядело это… на секунду Аска даже забыла о её внешности. Следующая фраза только усилила впечатление:

— Хочешь есть? Что приготовить? Я многое умею!

Аска почти отказалась — еда последнее, что её сейчас интересовало, но вовремя остановила себя. «Мне нужно поладить с ней хоть для вида, чтобы выведать побольше». И кивнула в ответ.

— Правда, можно? — Сереза обрадовалась так, словно получила нежданный подарок. — Сейчас посмотрю, что тут есть, а пока сделаю чаю!.. Только… где Икари-сан держит чай?..

Пока она копалась в ящиках стола и холодильнике, не замолкая ни на секунду, Аска незаметно выскользнула из кухни. «Он говорил — в спальне. Дальний угол у левой стены».

Сенсорная полоса — такая же, как в коридоре — нашлась у края двери, и через несколько секунд комнату залил тёплый жёлтый свет. Стена в углу даже вблизи выглядела как другие: никаких кнопок, выступов или чего такого. Оглянувшись на коридор — пусто, Аска подцепила пальцами и не без труда вытащила один из квадратов татами, осмотрела пол, прошлась пальцами по стыку… ничего. «Может, не здесь? — засомневалась она, чувствуя, что вновь начинает злиться. — Да нет же, он говорил — в спальне». Ещё раз ощупала стены, провела ладонью по полу, и вдруг почувствовала какую-то неровность. Огладила кончиками пальцев… больше всего это напоминало сложный рисунок, словно выдавленный чем-то — совершенно невидимый сверху.

По какому-то наитию Аска накрыла его ладонью, с силой прижала и уже хотела толкнуть от себя, но остановилась. «Зачем так сложно? Если бы я прятала оружие, то так, чтобы достать легко и быстро. Там что-то другое? Тогда что?»

«А вдруг это проверка? — тут же едко предположил внутренний голос. — Что, если здесь тоже камеры? Ты же сомневалась, зачем Икари подсказывать тебе путь для побега. Да ещё вот так прямо! Это наверняка ловушка!»

— Он не стал бы… — сама не понимая, отчего, шёпотом заспорила Аска.

«Поговорила с ним пару раз и уже считаешь, что узнала? — язвительно выплюнул голос. — А если бы и не стал — так что? Он военный, ты мало их видела, что ли? Прикажут и он тут же тебя сдаст!»

— Нет, — упрямо возразила она тем же шёпотом, отчего-то чувствуя головокружение, словно земля начала уходить из-под ног. — Я знаю — он мне не врал!

Может, голос сказал бы ещё что-то, но тут Аска резко вскинулась, услышав нерешительное:

— Там… что-то есть.

У сёдзи переступала с ноги на ногу, явно не решаясь зайти, Сереза.

— Что? — тут же потребовала Аска.

— Не знаю, — замотала головой Сереза. — Там звук проходит немного не как в других местах… типа обычная стена, но не совсем, вот! — и тут же добавила, явно гордясь: — Так только я умею! Остальным и в голову не приходит просто слушать…

«Остальным — это она про других таких же».

Аска поднялась с пола и прошла мимо неё. Сереза, как привязанная, зашагала следом, но уже на кухне с предвкушением в голосе спросила:

— А ты разве не хочешь посмотреть?

«Когда ты будешь подальше», — подумала про себя Аска, а вслух ответила, словно размышляя:

— Там нет замка…

И Сереза поймалась:

— Ну да-а, — протянула она, — никакой электроники. То ли хорошо экранирована, то ли вообще простая механика…

— …и никаких видимых следов, — подальше уводя её от опасной темы, подхватила Аска. — Да вообще — вернётся, сам покажет.

На это та только кивнула: то ли поверила, то ли решила не допытываться. Аска посмотрела, как она нарезает что-то на доске и потянулась за чаем. Отпила немного и удивлённо уставилась в чашку. «Чёрный. Сладкий. Икари заваривал зелёный и без сахара». Обхватила ладонями чашку, грея руки. «С чего это меня заботят такие мелочи?..»

Ответа не находилось.

Ответ не хотелось искать.

«Это потому, что я здесь? Потому, что не одна? Или потому, что теперь знаю — могу выбраться отсюда?..»

Мысли заволакивал странный туман. Аска ещё успела почувствовать, как отяжелевшая вдруг голова опустилась на сложенные руки, подумать: «Что-то тут не так…», попытаться поднять непослушные веки… и мягкая дремота укрыла её.

Проснулась она резко, рывком, будто что-то дёрнуло изнутри и заставило вернуться в реальность. Сон, который всё длился, и длился, и длился, никак не желая выпускать её, уже истаивал в памяти, оставляя только фрагменты: какие-то горы, полуразрушенные каменные стены и башни с высоты; дождь, почему-то медленно летящий вверх — или это она падала к земле вниз головой, чёрное зеркало и долгий звук, похожий то ли на шаги, то ли на шорох-перезвон крошечных льдинок, бьющихся в окна. Сон не был кошмаром, но почему-то пугал. Словно она знала — ничего хорошего в нём и от него не будет.

«Просто дурацкий сон. Соберись, Аска!» Взгляд скользнул по потолку, стене, по не до конца закрытым сёдзи, через узкую щель между которыми виднелась светящаяся полоса вдоль пола коридора. Она поднялась, стаскивая одеяло, озадаченно оглядела себя. «Я так и уснула в одежде? Не помню».

Створки негромко прошуршали, сдвигаясь. Аска вышла в коридор и тут же остановилась: прямо у входной двери сидела, прислонившись спиной, Сереза. Вытянутые между колен руки, склонённая голова — казалось, она спит. «Не дури! Это же робот. Им не нужно спать». Но стоило сделать несколько шагов, как та встрепенулась, рывком подняла голову и проговорила:

— Ой… сколько времени?.. Ого!

Аска машинально бросила взгляд на часы у входа на кухню — те показывали почти одиннадцать утра.

— Ты меня вчера здорово напугала, — продолжала Сереза, поднимаясь и как-то умудряясь выглядеть виноватой.

«Вчера?..»

— Я уж думала, случилось что! А ты просто уснула, прямо за столом, представляешь? Вымоталась, наверное…

«“Наверное”, — подумала Аска. — День был очень длинный». Она тряхнула головой, пропустила сквозь пальцы спутавшиеся за ночь волосы и решительно направилась в ванную.

К её возвращению на кухне ждал завтрак и Сереза, устроившаяся на стуле у входа — совсем недавно там сидела сама Аска. Но не успела она занять свободное место, как от входной двери раздался громкий звук — словно кто-то дал три ноты и оборвал игру на четвёртой.

— Это запрос дос… звонок, — пояснила Сереза. Они посмотрели друг на друга и, как показалось Аске, подумали об одном и том же. «Нет, — тут же исправилась она про себя, — он бы просто вошёл». Звук повторился ещё раз, они вновь переглянулись, словно решая, кому открывать, и после паузы Аска направилась к двери, лишь чуть помедлив, прежде чем коснуться сенсора. «Кто там может быть?»

За дверью с поднятым кулаком, точно уже хотела постучать, стояла Ибуки. Одна. Увидев, кто ей открыл, она явно смутилась, отпрянула, пряча руки за спиной, и негромко произнесла:

— Здравствуй.

Аска молча кивнула, насторожившись.

— Я… — помявшись, едва слышно начала Ибуки, глядя в пол, — я хотела извиниться. — Она на миг взглянула Аске в лицо, но тут же вновь опустила глаза долу. — Что тогда, в центре, испугалась и отправила сигнал… и раньше, когда Рицко-семпай показывала тебе Верх… ой… хранилище артефактов, и когда тебя только привезли, то есть когда Икари-сан…

Протараторив всё это на одном дыхании, она чуть не закашлялась, шумно вздохнула, смутилась ещё сильнее, немного покраснела, бросила на Аску ещё один быстрый взгляд и торопливо добавила:

— Прости меня, пожалуйста! — после чего глубоко поклонилась.

Аска на мгновение словно вернулась в детство — мама, хоть и жила вдали от родины, с ранних лет учила её о-дзиги ⁽¹⁾. Сейчас отвечать тем же казалось каким-то глупым, так что она просто кивнула ещё раз… и совершенно неожиданно для самой себя спросила:

— Зайдёшь?

На лице Ибуки отразилось самое настоящее изумление, а когда она бросила взгляд в коридор за спиной Аски — изумление сменилось смущением. Отступила на шаг и пролепетала:

— Нет-нет, я очень… да, очень занята, я должна помочь Рицко-сенсей с… и… извините, мне пора!

Ещё раз поклонившись и отчего-то совсем раскрасневшись, она сбежала. Пусть быстрым шагом, но что это меняет?..

Аска закрывала дверь со странным чувством: всё происходящее здесь, на этой «базе», было смертельно серьёзно — а когда-то просто смертельно, но порой походило на какую-то нелепую комедию… или психушку. Эта кибер, постоянно ведущая себя, как девчонка-подросток, теперь ещё Ибуки, совсем не похожая на ту предельно ответственную, сосредоточенную, которой виделась раньше… Всё слишком противоречило одно другому. Сбивало с толку.

Так что завтрак Аска приканчивала, односложно отвечая на вопросы, кто и зачем приходил, а потом под болтовню Серезы, из которой выходило, что «Майя — иногда слишком заучка, но дружить с ней можно».

Ощущение странности происходящего от этого только усилилось.

Может, потому, хотя стоило начать обследовать базу — до доков, где Икари показал путь отсюда, если даже это не ложь, ещё нужно было как-то добираться, и вообще будет по-идиотски терять такой шанс — прямо сейчас этого делать не хотелось. «Всего пару часов». Выйти на поверхность — одни только глухие стены вокруг и искусственный свет незримо давили; исподволь, почти незаметно, но нервировали, выматывая, не давая расслабиться.

Она и так почти не видела ничего другого бесконечные два года подряд — ублюдок Игнасио первые дни вовсе держал её связанной, а потом… «каталептический ступор» совсем плохо сочетается с желанием двигаться и тем более куда-то выходить. С такими приёмными родителями и обилием дома медицинской литературы — оказалось несложно выбрать нужное. Труднее было держаться, а ещё тяжелее — в самом начале заставить себя поверить, что это её спасёт, что её не тронут… не спасло. «Но другим там приходилось намного хуже».

И теперь, здесь — одинаковые коридоры-тоннели и потолок над головой вместо неба угнетали. «Особенно если рядом никого нет».

Аска будто запнулась о последнюю мысль. Она была неправильной. Её вообще не должно было быть. Но стоило только…

Она резко мотнула головой. «Нет. Хватит. Через пару дней, когда... А сейчас просто прекрати думать». Тихому шёпоту сомнения, для чего ей вообще нужно… чего-то ждать, чтобы ещё раз убедиться, что одной лучше — Аска приказала заткнуться.

На этот раз в коридорах, тоннелях и на лестницах, которыми они поднимались выше и выше, встречалось намного больше обитателей, чем она видела здесь раньше. Большинство людей носили бежевую форму, но встречались и в бело-синей, и в ярко-оранжевых комбинезонах, а пару раз мелькал кто-то в чёрно-сером камуфляже. Аска старалась держаться незаметно, но в отличие от киберов, просто проходивших мимо, люди провожали её взглядами: иногда равнодушными, чаще — любопытными и настороженными. «Почти так смотрели на Икари», — вспомнила она.

В очередном лифте оказалось, что Сереза тоже это заметила:

— Айда совсем не умеет держать язык за зубами, — с каким-то даже удовольствием «объяснила» она, и пока Аска вспоминала, кто это — Айда, выпалила: — Я же говорила, что ты как Икари-сан! Особенная! Правда же, правда? Ну скажи, пожалуйста!

Аска зябко передёрнула плечами: в памяти вновь ожило всё, что связано с этой «особенностью». Вспоминать не хотелось, но — собиралась же «наладить контакт»?

Она уже решила ответить, когда двери лифта раскрылись и внутрь вошёл смутно знакомый человек в халате поверх бело-синей формы, рассеянно поздоровался, не отрываясь от бумаг, и Сереза мгновенно переключилась на него — да так, что тот даже выскочил, кажется, не на своём этаже. Однако стоило створкам закрыться за ним, повернулась к Аске и неожиданно протараторила:

— Знаю, я слишком назойливая, так что можешь не говорить!.. Просто… — двери вновь раскрылись, и она отвернулась, перебив саму себя: — Наш уровень.

Впереди уже показался поворот к очередной лестнице, когда пол под ногами ощутимо вздрогнул и что-то вдали зарокотало. Аска сбилась с шага, остановилась, напрягшись, а Сереза довольно объяснила:

— Открывают основной ангар. Наверное, какая-то из поисковых команд вернулась… — и весело продолжила: — Точно! Хочешь посмотреть? Я часто бегаю туда…

Аска, вспомнив, как Икари говорил о них, только кивнула в ответ, и Сереза развернулась обратно к лифту — но прошли они мимо и явно не в ту сторону, откуда продолжал доноситься звук. Узкое ответвление со знакомой сине-чёрной полосой на стене заканчивалось тупиком, из пола выступал овальный люк, а прямо из него торчало закруглённое навершие лестницы с перекладинами. Сереза поколдовала над кодовой панелью — и тот начал откидываться вверх.

— Двенадцать секунд, потом само закроется! — предупредила она и просто спрыгнула вниз. Аска полезла следом, уже на середине спуска услышав над головой щелчки затворов.

Тоннель, в котором они оказались, слабо освещался полосами под потолком, был ещё у́же и тянулся в обе стороны, сколько хватало глаз. Через полсотни шагов её спутница отодвинула высокий чёрный щит, закрывающий нишу в стене — рокочущий звук тут же стал громче — и боком полезла внутрь. Ниша оказалась совсем узким переходом, в конце расширявшимся до крошечной кубической комнатки с частой решёткой вместо одной из стен. Стоящая рядом Сереза поманила Аску и жестом показала — смотри.

Решётка с той стороны была прикрыта чем-то прозрачным с узкими прорезями, и через неё открывался вид на огромное — другого конца и правой стены Аска не могла разглядеть — пространство. Всего в нескольких метрах слева медленно поднималась к высоченному потолку чудовищно толстая металлическая плита, словно составленная из плотно пригнанных ромбов.

Бетонное поле снаружи, кусок которого виден с её места, заливало ярким солнечным светом, а ветер нёс жар, чувствовавшийся даже здесь, и пах нагретым камнем, какой-то химией и озоном. Вдруг солнце заслонила тень, что-то оглушительно просвистело, а потом прямо в открытый проём влетела вертикалка, развернулась в каком-то полуметре от пола и приземлилась. Боковина отскочила в сторону, из отсека начали выпрыгивать люди — в уже виденном ею чёрно-сером камуфляже, с короткими автоматами в руках. Из кабины выбрался пилот, закурил, оперевшись на дверь, и к нему тут же подскочил кто-то в оранжевом комбинезоне...

Аска разбирала через два слова на третье, но похоже было, что тот, оранжевый, грозился, что ещё раз, ещё только один раз пилот вытворит такое, и он точно пожалуется начальству. Пилот отнекивался, стоявшие рядом камуфляжные шутливо комментировали представление и посмеивались. В самый разгар спора слева что-то взревело и с бетонного поля, рыча двигателем, внутрь заехала огромная машина — броневик на колёсах почти в человеческий рост, замерла рядом с вертикалкой. Распахнулась дверца кабины, на пол ангара спрыгнул высокий крепкий парень — и Аска почувствовала что-то… что-то.

Внешне он ничем не отличался от других: тот же камуфляж, то же оружие, но при его приближении остальные спешно построились, а за ними — и те, кто выбрался из броневика. Массивная плита сдвинулась — дрогнул пол под ногами — с низким рокотом поползла вниз. Тот парень — похоже, командир — о чём-то спросил, бросил пару коротких фраз и махнул рукой. Камуфляжные, рассыпавшись толпой, ушли куда-то, а оранжевый, схватив за плечо пилота, от неожиданности даже выронившего сигарету, подтащил его к командиру и принялся то ли доказывать что-то, то ли требовать. Он говорил, а Аска рассматривала обоих: и оказавшегося совсем близко пилота — на вид совсем мальчишку, лет шестнадцати, и его командира:

— Это…

— Тодзи, ну то есть лейтенант Судзухара! Второй поисковый отряд, — мгновенно отозвалась Сереза, — они доставили больше всего сведений об артефактах за всё время… Раздолбай, но очень справедливый и честный, — она явно кого-то цитировала. Только кого?..

«Не важно, — сказала себе Аска, — но вот это, что я чувствую… — вспомнила рассказы Икари, и одно легко сложилось с другим: — У него тоже EVA!»

Только это ничего не давало: она не знала даже, искать встречи с ним — или лучше держаться подальше. И стоило об этом подумать, сам Судзухара поморщился, точно от головной боли, потёр шею… резко повернулся.

Он не мог её видеть — точно не мог, но смотрел, казалось, прямо на Аску. Она невольно отшатнулась и торопливо шагнула назад: от этого взгляда то жутковатое ощущение — лёгкий мороз по коже и едва заметное зудящее ощущение неправильности — резко усилились.

— Ты чего? — удивлённо спросила Сереза, но Аска не ответила, прислушиваясь к себе. Если сосредоточиться, ощущение ускользало, будто воспоминание, что маячит где-то, ничуть не даваясь — но одновременно приходило отчётливое понимание, откуда оно. Вот и сейчас, даже не видя, Аска знала: этого Судзухары уже нет в ангаре — и чем дальше он уходил, тем скорее все странности, которые она испытывала, гасли, пропадали, будто и не было.

А вместо них возвращались, точно приходя в себя после снотворного — её желания: выбраться из лабиринта этих тоннелей, увидеть небо, да просто оказаться там, где за ней не следят каждый миг… где никого нет, где её не собираются использовать, как используют других.

Они с Серезой уже поднялись из того узкого тоннеля, и вокруг вновь были люди и нелюди, а интуиция подсказывала, что до выхода наружу совсем немного — так что Аска отбросила неуютное зыбкое чувство, появившееся от последней мысли — и то, что оно тащило за собой.

После прохладного кондиционированного воздуха внутри — жара придавливает её, точно раскалённой глыбой, а ворвавшийся в открытые двери ветер заставляет сощуриться.

На этот раз они выбираются на поверхность где-то в другой стороне — приметного озера отсюда не видно. Аска оглядывается, из-под ладони бросая взгляд на возвышающуюся за спиной стену пирамиды — да, точно, ещё и намного выше. Под ногами тянется вдаль широкая бетонная полоса с едва заметными линиями — не то странные, наполовину стёршиеся, угловатые рисунки, не то разметка. Бетон выбелен солнцем и местами раскрошился, так что Аска невольно радуется, что надела ботинки — в них идти по нему легко, даже приятно.

Сереза сразу уходит куда-то вперёд и влево, точно что-то высматривая. Аска шагает прямо посередине полосы, чувствуя, как под порывами странно прохладного ветра та будто слегка качается под ногами — пока не добирается до края. Он ничем не огорожен: ни сетки, ни даже бортика, просто резко обрывается вниз, где — у неё на миг перехватывает дыхание — шумит самое настоящее живое море. Деревья растут так тесно, что земли совсем не видно: только качающиеся, шумящие, шелестящие кроны, перепутавшиеся ветвями и листьями — ярко-зелёными, тёмными, в синеву, густо-фиолетовыми — ей кажется, что таких цветов просто не бывает, что они пришли откуда-то из бесконечно далёкого прошлого, когда мир был юным и совсем другим. Аска не знает, откуда взялись эти мысли, но не зацикливается на этом: сейчас ей хватает солнца, нагревающего кожу, ветра, то и дело меняющего направление: то мягко подталкивающего в спину, к самому краю, то освежающе касающегося лица — а ещё чувства лёгкости, какой-то невесомости, появившегося, стоило выбраться из душного плена тоннелей и однообразных переходов.

Оно не пропадает, даже когда Сереза окликает её, размахивая руками. Аска подходит к ней и видит отвесную лестницу — короткую, упирающуюся в решётчатую железную площадку, на краю которой возвышается что-то, похожее не то на кабину канатной дороги, не то на грузовой лифт. И далеко-далеко внизу — блестящую под солнцем просторную, тянущуюся куда-то вдаль водную гладь: Аска не видит её конца и кажется, будто где-то там, за гранью зрения, она просто сливается с мягким жемчужным сиянием, так же незаметно переходящим в белёсую синеву неба над головой.

Кабина движется вниз плавно, лишь иногда неровными рывками, и очень-очень медленно. Внутри пахнет нагретым металлом, пластиком и перебивающим то и другое острым, щекочущим ноздри ароматом морской соли.

Здесь явно бывают, и часто — в паре мест виднеются сложенные из камней кострища, а под ногами чистый песок, хотя сквозь небывало-прозрачную воду видно, как метрах в двадцати он обрывается неровной чертой, обнажая настоящее дно — ровные белые плиты.

Аска сбрасывает ботинки, но лезть в воду не хочется, и устраивается у самой кромки. Сереза садится рядом и, глядя, как та зачерпывает мокрый песок, возводя «башенки», Аска понимает, что начала привыкать к её виду. Она же ведёт себя…

«…совсем как человек. Как ребёнок. Не такая, как те, другие. Сколько ей было, когда… и зачем? Стать вот этим… почему?»

— Я жить хотела, — нараспев отвечает Сереза, и Аска соображает, что последнюю мысль, наверное, произнесла вслух, а сообразив — настораживается: кто там знает, что у этой странной девчонки в голове?

Но та не делает ничего — только продолжает строить свой замок из песка. И рассказывает.

— Мне четырнадцать было. Ну, почти. Тринадцать с половиной, когда на город напали.

«Город?..»

— Мне рассказали потом — это фанатики были, дхьяна-протестанты из «Расколотого Солнца». Они себе в головы вбили, что NERV не просто добывает и изучает «артефакты», а вроде как поклоняется им и что-то из них делает, а как доделает, «это будет отрицать существование “Му”»! Помню, Фуюцки-сенсей ругался, что абсурд, и как они себе это вообще представляют, вот как такое вообще может быть… Ну, я толком не поняла.

Она говорит лёгким, весёлым тоном, но Аска отчего-то — как-то — чувствует: ей больно. Больно рассказывать, больно вспоминать — только молчать ещё больнее.

— В городе много людей жило… до этого. Я их помню — почти всех. Только как-то, ну… словно в дыму, что-то всплывает, что-то нет. Ни лиц, ничего, только чувство, что вот этот есть, и вот эта, и вот тот… а других уже нет и больше не будет. Это странно, наверное, но я привыкла…

Сереза говорит и говорит — как ходила в школу, но не помнит имён ни учителей, ни одноклассников, о походах, редких праздниках и даже фестивалях, и о том, что все они, все, живущие в городе, знали, что жизнь за его пределами намного тяжелее, но не знали, насколько. Да и вообще не задумывались об этом. Пока эта самая жизнь не настигла и их.

— …знаешь, я вообще многое помню, а другое совсем нет. Помню, что любила на ужин, но не что случилось с моими одноклассниками. Помню, как праздновали наступление нового года, но не где и с кем.

Только о родителях она не сказала ничего — и, кажется, Аска знает, почему. Но обо всём остальном — и о том, что…

— …боль в ногах и спине, как огнём обожгло. Наверное, я сознание потеряла сразу же — как падала, не помню, но мне потом сказали, что эти… не только стреляли. Пули прошли насквозь, а осколки застряли в позвоночнике. Помню, как пришла в себя — пошевелиться не могу, а где-то неподалёку ещё стреляют и такой звук, знаешь, точно кто-то очень тяжело дышит. Может, это я и была, а может нет, не знаю. Потом снова очнулась — вокруг темно, и кто-то куда-то меня тянет, за руки вроде, а я опять даже пальцем шевельнуть не могу. Мне потом сказали, что это один из полицейских меня пытался подальше увести — там пожар начинался, но он был ранен и сам едва мог идти, вот и тащил, как мог. Поднял меня на два уровня — там убежище было с кислородом огнеупорное. Только оно повреждено оказалось, не блокировалось, и всё, что он смог — двери закрыть… снаружи. Там… там его и нашли. Сказали, он умер до того, как задохнулся или сгорел. Может, соврали, не знаю.

Аска слушает и думает, что не смогла бы вот так — рассказать кому-то. Никому. А эта девчонка может. «Хотя я ей никто… это потому, что она — такая? Или…»

… и, наконец, даже о том, как стала — тем, чем стала:

— А потом только госпиталь помню. Ко мне первые сутки вообще никто не подходил — видно, раненых очень много было. А я лежала и пыталась сама хоть вздохнуть — но не получалось. Чувствовала, как лёгкие двигаются, как сердце бьётся, как в лицо ветерок дует откуда-то, а больше ничего… ничуточки. А потом пришёл Икари-сан.

Аска бросает на неё быстрый взгляд из-под ресниц — но Сереза, кажется, вовсе ничего сейчас вокруг не замечает.

— Это он меня вытащил, ну, из убежища. Только я это потом узнала. Зачищал ту секцию и заметил, что индикатор светится. Доктор Вигрид потом сказал, что я удачу притягиваю — когда Икари-сан меня в больницу принёс, мне оставалось совсем немного.

Она ненадолго замолкает.

— Он часто ко мне приходил. Каждые несколько дней, и всякий раз что-то приносил: игрушку или рассказ, рисунок или шоколад. И никогда-никогда не смотрел на меня с жалостью. С сочувствием, рассерженно, с улыбкой — но никогда не жалел меня. Он видел во мне не калеку, парализованную от кончиков пальцев до шеи, а просто девчонку, которая любит музыку и очень хочет снова носиться, как угорелая. Наверное… наверное, потому я и держалась.

Аске не нужно представлять, каково это — совсем не двигаться: она и так знает. Но не мочь даже пошевелиться… её внутренне передёргивает от этой мысли. «Но всё равно…

— А потом — однажды — он исчез. Врачи не знали, где он, ну или не хотели мне говорить, а больше никого я и не видела. Не помню, как долго его не было — почти всё за пару месяцев до… операции, словно за стенкой: маячит в памяти, а пробиться не могу. Тогда я и решилась.

…всё равно — согласиться стать такой?»

— Знаешь, как становятся киберами? Это когда уже нет никакой надежды — безнадёжно больные, смертельно раненые… кому уже терять нечего. Вообще врачи не хотели проводить операцию, очень отговаривали. Но нормального протеза позвоночника, чтобы выдержало человеческое тело — нужно было ждать ещё месяца три, и полгода потом на генную терапию, да ещё два раза по столько же — на реабилитацию. А я… я уже год лежала и всё, что могла сама — голову приподнять. Я просто уже не могла так больше, понимаешь? Я всё готова была сделать, чтобы это закончилось!

Стальные пальцы сжимаются в кулак так, что Аска почти слышит скрип суставов, рука дёргается, ломая почти достроенную башню песчаного замка… бессильно опадает.

— Мне кажется, он разочаровался во мне. Сильно. Совсем… Наверное, он хотел, чтобы я оставалась такой же — оставалась человеком в человеческом теле. Не знаю. Но я… просто не могла больше! А он… я прибежала к нему и сказала — это я, видишь, я снова хожу! Что угодно могу делать! — а он посмотрел странно, отвернулся и говорит: «Поздравляю вас, рядовой Байонетта». Дурак! Разве я это хотела услышать?!

Аска вполслуха слушает её, но всё равно не может не думать — что было бы, если бы он не пришёл за ней? Не если бы не понял, что она там — нет. Если бы совсем не пришёл? Если бы там не было той твари? Она бы так и осталась в том месте… пока очередной «клиент» не закончил всё это?

И что будет, когда ей «подтвердят EVA»? Изменится ли его отношение к ней? Перестанет ли он помогать и ей — выбраться отсюда?

Последняя мысль будто обжигает — Аска понимает вдруг, что потратила бездну времени, совсем забыв: важнее всего сбежать отсюда! Она рывком поднимается на ноги, делает шаг к подъёмнику — но вовремя вспоминает о своей… охраннице? шпионке? Или… помощнице?

Оборачивается к ней, уже готовясь сказать, что пора уходить — как видит, что та по-прежнему сидит, опустив голову вниз и только медленно, словно в забытьи, разрушает — одну за одной — песчаные башни. Аска не понимает, как, но от этого так и веет безнадёжным одиночеством ребёнка, брошенного самым близким человеком. Это слишком напоминает ей…

«Нет. Я не буду думать об этом».

Она чувствует себя ужасно глупо, когда вместо того, чтобы придумывать, как навести на мысль добраться до доков — сказать прямо? — усаживается рядом, зачерпывая из-под воды горсть мягкого, холодного, ускользающего сквозь пальцы песка и «надстраивает» очередную башню, которую Сереза только что сравняла с землёй. Та замирает на середине движения, а затем, так и не подняв головы, тоже тянется к воде.

Оказывается, притвориться, что не услышала сказанного шёпотом «спасибо» — совсем легко.

Когда через несколько часов они собираются возвращаться обратно — Сереза едва не тянет её за руку, всполошившись, что «Мы пропустили обед! Икари-сан точно будет ругаться!» — Аска думает, что сегодня вечером точно уговорит провести её к докам. До тех пор, пока массивная дверь в пирамиду не открывается раньше, чем они успевают дойти.

Стоящая внутри Кацураги, строгая и мрачная в своей тёмной форме, окидывает их с головы до ног усталым взглядом и, остановив его на Аске, коротко и резко бросает:

— Надо поговорить.

1) «о-дзиги» (お辞儀)) — традиционный поклон в Японии, являющийся одним из основных элементов японского этикета; в более широком смысле — система таких поклонов, предписывающая, в каких случаях и по отношению к кому или чему применяется конкретный способ совершения о-дзиги.

Вернуться к тексту