Дело рассерженного шахматиста (джен)

Оцепенение Холмса вскоре прошло, он вскочил и бросился в спальню переодеваться. Я последовал его примеру. Через несколько минут мы уже мчались в экипаже инспектора по просыпающимся улицам Лондона. У дома нашего клиента, несмотря на ранний час, толпились зеваки. Холмс взбежал по ступеням невысокого крыльца и распахнул незапертую дверь.

— Лестрейд! — закричал он.

Мы с сержантом поспешили войти следом и захлопнуть её, дабы не устраивать развлечение прохожим.

— Что вы так шумите, мистер Холмс? — уставший и невыспавшийся инспектор вышел к нам из гостиной, откуда доносились громкие женские всхлипывания. — Здравствуйте. — Холмс ограничился кивком, а я пожал Лестрейду руку. — Тело всё ещё наверху, в кабинете. Надеюсь, после вашего заключения мистер Пратт смирится с неизбежным. Хотя, по счастью, ему скорее грозит лечебница, чем виселица.

— Я могу осмотреть мистера Пратта? — спросил я, похлопав по своему саквояжу.

— Пожалуйста, доктор…

— Позже, Уотсон, — резко бросил Холмс. — Вы мне нужны на месте преступления.

Лестрейд пожал плечами, и мы втроём поднялись на второй этаж. Мистер Пратт находился у себя в спальне, судя по констеблю, дежурившему под его дверью. Дверь же в кабинет оставалась открытой.

Несчастный секретарь лежал на полу в дальнем конце комнаты. Положение тела говорило, что смерть застала Гарднера в тот момент, когда он рассматривал что-то на шахматном столике у книжного шкафа. Возле доски с фигурами стояла свеча, наполовину оплывшая. Орудием убийства послужил тот самый бронзовый рыцарь, которого я видел на письменном столе в день посещения Пратта, — теперь он валялся на ковре рядом с телом. Покойный был в халате, ночной сорочке, наскоро заправленной в брюки, и в шлёпанцах на босу ногу. Я опустился на корточки возле тела. Удар пришёлся в основание черепа — верная смерть и практически полное отсутствие крови.

— Как видите, убийца мог заметить свет, пробивающийся из-под двери, — промолвил инспектор, — щель там достаточно большая. Он открыл дверь и прокрался по ковру к мистеру Гарднеру. Схватил первое, что подвернулось под руку, — бронзовую статуэтку — и ударил по голове. Кажется, мистер Пратт, со слов домашних, был уверен в том, что кто-то нелепо подшучивает над ним, подменяя фигуры в шахматных наборах. Он даже уволил секретаря накануне, обвинив его в этом. И заметьте: все слуги показали, что мистер Пратт не просто устроил при этом скандал, он ворвался в дом с криками: «Убью!» Его еле успокоили. Не удивительно, что, застав Гарднера ночью за тем же занятием, он вышел из себя и в порыве гнева нанёс удар. На мой взгляд, на лицо мания, которая и привела к трагедии. Семейству стоило бы вовремя показать мистера Пратта врачам, но они, видимо, считали его убеждённость простым чудачеством.

— Кто обнаружил тело? — спросил Холмс и прошёлся по кабинету, зачем-то разглядывая подсвечники.

Я заметил, что он, хотя и был по-прежнему потрясён смертью секретаря, выглядел уже увереннее. Да и меня самого в случившемся смущало слишком многое, чтобы поверить в версию полиции.

— Тело обнаружила служанка, — ответил Лестрейд. — В половине шестого она пришла в кабинет, чтобы открыть ставни и проветрить помещение. Она тут же увидела тело, но, не разглядев в полумраке, сначала подумала, что это её хозяин, и бросилась к нему, а потом уже воплями подняла на ноги весь дом.

— Где был Пратт?

— У себя в спальне, его дочь с зятем — в своей, они почти одновременно прибежали сюда.

— То есть Пратт спал? — переспросил я, переглянувшись с Холмсом.

— Говорит, что да, и очень крепко.

Холмс достал лупу и около получаса внимательно изучал королей из шахматных наборов. Обойдя последовательно каждый шахматный столик, он вернулся к тому, подле которого произошла трагедия.

— Давайте поднимемся на третий этаж, Лестрейд, — сказал мой друг. — Судя по этой свечке, нас там ждёт открытие.

Инспектор был слишком уставшим, чтобы, по своему обыкновению, спорить. Холмс стал подниматься по лестнице впереди нас, тщательно осматривая ступени. Он подошёл к двери в комнату секретаря и опустился на колени, разглядывая что-то на ковровой дорожке.

— Подойдите сюда, — позвал он. — Видите эти капли стеарина?

— И что в них странного? — удивился Лестрейд.

— Хорошо, — усмехнулся Холмс, — а теперь зайдём в спальню.

Постель секретаря была в беспорядке — всё говорило о беспокойной ночи. Рядом на тумбочке стояла свеча, почти новая — только фитиль почернел да края немного оплавились.

— Как видите, его свеча на месте, — сказал Холмс, — однако у двери следы стеарина. Кто-то поднимался к нему ночью, взяв свечу в кабинете. Остановился у двери, постучал и вызвал Гарднера для разговора.

— Да! — воскликнул я. — И одевался тот явно в спешке!

— Прекрасно подмечено, Уотсон.

— И что всё это означает? — начал раздражаться Лестрейд.

— Это означает, как я заметил ранее, что кто-то пришёл к его двери и позвал в кабинет. Не сам он внезапно решил что-то сделать с фигурами или осмотреть их.

— Это мог сделать и Пратт!

— Зачем? Он секретаря уже уволил. Он отомщён и может спать спокойно. Кроме того, Лестрейд, когда вы в гневе бьёте человека по голове, вы не станете тут же подхватывать его под мышки и укладывать на ковёр. Тело поддержали, чтобы оно не рухнуло случайно на столик, не уронило его на пол вместе с доской и фигурами и не наделало шума.

— То есть вы считаете, что убийство было спланировано? — переспросил Лестрейд.

— Совершенно верно — и в спешке. Убийца допустил ошибку ещё накануне, когда он не стал покупать новый набор шахмат, а пытался подставить секретаря и просто поменял местами уже существующие фигуры. Уотсон, расскажите инспектору, что случилось в кабинете, когда вы навещали Пратта.

Я коротко пересказал содержание тогдашней беседы.

— Выходит, всё подтверждается, — пожал плечами Лестрейд. — Доктор невольно подбросил секретарю идею.

Холмс так посмотрел на инспектора, что я решил вмешаться:

— Мистер Гарднер не произвёл на меня впечатление глупого человека. Возможно, он был на что-то обижен и пытался досадить хозяину, но к чему отклоняться от успешной тактики и допускать откровенную оплошность? Тем более, идея принадлежала не ему, да и мистер Пратт её уже заранее слышал. В такой ситуации просто поменять фигуры на досках было равносильно признанию.

— Я скоро сам с ума сойду, — проворчал Лестрейд. — Мистер Холмс, вы уверены, что кто-то вообще менял фигуры? Зачем? Я бы скорее предположил, что у мистера Пратта какая-то форма сомнамбулизма и он по ночам ходит в кабинет и переставляет этих… что там меняли? Чёрных королей?

— Если бы их просто переставляли на досках, я бы даже согласился с вами, — ответил Холмс. — Но поменяли местами только двух королей. Остальные же взяты из наборов, которых в кабинете нет. Я могу даже утверждать, что одна фигура взята из набора, купленного с витрины магазина. Если потребуется для суда, я проведу химический анализ лака.

— Да чёрт возьми! Кому понадобилось убивать секретаря?! — не выдержал Лестрейд.

— Инспектор, в этом доме царит культ шахмат, если вы заметили. Так естественно для шахматной партии: пожертвовать фигурой, чтобы потом поставить королю мат? Что ж, не будем тянуть. Давайте спустимся вниз, и я побеседую с домочадцами. — Тут он запнулся и прибавил, слегка скривившись: — Если, конечно, вы не возражаете.

Лестрейд ничего не сказал, только вздохнул.

Когда вошли в гостиную, миссис Кентвилл тут же узнала меня, вскочила с кресла и бросилась навстречу. Её супруг лишь недоумённо приподнял брови, а миссис Бишоп насторожилась.

— Доктор Джонсон! Как хорошо, что вы пришли! — вскричала леди Глория.

Собственно, пользы от «Джонсона» никакой не было — видимо, бедная женщина обрадовалась знакомому лицу.

— Мистер Шерлок Холмс, — представил моего друга инспектор. — А это его коллега, доктор Джон Уотсон.

Три пары глаз уставились в нашу сторону. Миссис Кентвилл попятилась от меня, как от ядовитой змеи.

— Ваш отец, миссис Кентвилл, — мой клиент, — сказал Холмс. — Вы можете не беспокоиться, мы на его стороне. Я убеждён, что он не убивал мистера Гарднера, и намерен это доказать. Для начала я прошу вас, миледи, и вас, миссис Бишоп, удалиться в свои комнаты. Инспектор, проследите, чтобы домочадцы моего клиента не имели возможность общаться друг с другом.

— Да как вы смеете? — возмутился мистер Кентвилл.

— Я представляю интересы вашего тестя, хозяина этого дома, поэтому смею. У меня к вам будет несколько вопросов, сэр.

Холмс подождал, пока леди и экономка выйдут из гостиной, и мы сели в кресла.

— Скажите, сэр, когда вы впервые услышали от тестя о подмене фигур? — спросил мой друг.

— О… дайте-ка вспомнить. — Раздражение мистера Кентвилла как-то сразу улетучилось, лишь только речь зашла о шахматах. — Эта история у нас тянется уже почти год, мистер Холмс.

— И что вы думаете об этом?

— Я думаю, что мой тесть слишком много работает, устаёт, а у него, знаете ли, просто потрясающая наблюдательность и великолепная память на мелочи. Я даже готов поверить, что первого короля могли и вправду поменять. Допустим, кто-то из слуг нечаянно испортил фигуру, оцарапал, например. Да, пришлось разориться на новый набор шахмат, хотя… — он пожал плечами, — такие можно купить наверняка и в ломбарде. Только вот незаметно поменять фигуру не получилось, мой тесть заметил. А потом…

— У него началась паранойя?

— Ну я бы так не сказал, мистер Холмс. Но странности начались, это верно.

— Ваш тесть ходит во сне, сэр?

— Нет, за ним такого не водилось.

— То есть он не мог сам по ночам менять фигуры в состоянии сомнамбулизма?

— За такое длительное время кто-то обязательно обнаружил бы, что хозяин дома ходит по ночам.

— Мистер Пратт очень тепло отзывался о вас, сэр, — заметил Холмс.

— Правда? Что ж, это приятно слышать. — Мистер Кентвилл вежливо улыбнулся.

— Что вы можете сказать о миссис Бишоп? Что вы о ней думаете?

— Господи боже… а я должен о ней что-то думать? Она тут служит давно, насколько я знаю, мой тесть ею доволен, дом она ведёт прекрасно, как вы могли заметить… и мистер Джонсон — тоже, — тут Кентвилл посмотрел на меня и усмехнулся.

— Пришлось соблюдать конспирацию, — промолвил я, — чтобы не спугнуть шахматного вора.

— По-моему, доктор Уотсон, вы его как раз и вспугнули, — усмехнулся мистер Кентвилл.

— У меня к вам больше нет вопросов, сэр, — сказал Холмс. — И теперь мне бы хотелось побеседовать с вашей супругой. О нет, не вставайте, мы поднимемся наверх.

В холле мой друг помрачнел и сказал инспектору:

— Тело секретаря можно отправлять в морг.

— Есть ли у него какие-нибудь родственники? — задумчиво промолвил Лейстред. — Надо бы узнать у вашего клиента.

— Узнаем, а пока что побеседуем с леди.

Миссис Кентвилл сидела на стуле у туалетного столика, и лицо её выражало вовсе не беспокойство: леди словно оскорбили в лучших чувствах.

— Скажите, инспектор, вы надеетесь найти здесь какие-то улики? — спросила она. — Почему сюда не пускают горничную, чтобы она прибралась?

— Всему своё время, миссис Кентвилл. — Обычно Лестрейд склонен, придерживаясь одной версии, отметать все подозрения от прочих участников драмы, и частенько, работая с ним, Холмс не получал важных улик. Но сегодня инспектор почему-то не собирался относиться к леди со снисхождением. — Всему своё время, — повторил он. — Сначала мистер Холмс выскажет свои соображения и задаст вам несколько вопросов.

— Вы представитель закона, и вы ждёте одобрения от частного сыщика?

— Этот частный сыщик, мадам, пытается спасти вашего отца от виселицы, — холодно ответил инспектор, и тем самым он искупил в моих глазах все насмешки, которые раньше отпускал в адрес Холмса.

Миссис Кентвилл пожала плечами. Холмс же, пока они спорили, прошёлся по комнате, ничуть не смущаясь, и даже допустил вопиющую бестактность: остановившись у кровати, он наклонился и зачем-то понюхал подушку леди.

— Что вы такое делаете? — возмутилась та.

— Скажите, миссис Кентвилл, вчерашний скандал в доме вас ведь наверняка расстроил? — спросил мой друг.

— Конечно! Мы еле успокоили отца. Но я не верю, чтобы он мог совершить убийство. Вчерашний приступ гнева был для него несвойственным и его самого утомил.

— А вас?

— Не совсем понимаю ваш вопрос. У меня разболелась голова, если вы об этом.

— Что вы принимаете от головной боли? Опиаты?

— Нет! Аспирин.

— А снотворное? Вы принимаете снотворное?

Леди ответила почему-то не сразу.

— Нет, я и так неплохо сплю.

— Опишите мне, пожалуйста, вечер того дня, когда доктор Уотсон был у вас в гостях.

Миссис Кентвилл задумалась, но явно не потому, что ей было что скрывать: она просто не знала, что именно рассказывать.

— Отец, после того как мы проводили вас, доктор, пошёл в клуб, я до ужина провела время у себя в комнате: мы с моей горничной подбирали новые кружева к платью. И ещё… так, дамские мелочи. Мистер Кентвилл, вероятно, был в гостиной. Может быть, заходил в кабинет, но там работал мистер Гарднер. Мы с мистером Кентвиллом ужинали вдвоём, отец предпочёл клубную кухню и вернулся позже. Он поиграл с секретарём в шахматы перед сном, насколько я знаю. Он так часто делал. Ничего необычного, мистер Холмс.

— Спасибо, миледи, — любезно промолвил Холмс.

Оказавшись за дверями её спальни, он поспешил к горничной, которая ожидала на лестнице позволения войти к хозяйке.

— Как вас зовут, милочка? — спросил он.

— Клеменс, сэр.

— У меня к вам есть один вопрос. Много времени это не займёт, тем более леди уже вас заждалась. Скажите, Клеменс, ваша госпожа хорошо спит по ночам?

— А почему вы спрашиваете, сэр?

Горничная, видимо, была предана хозяйке и заподозрила в вопросе подвох.

— Миледи жаловалась на головную боль, говорила, что принимает аспирин, — с невинным видом промолвил Холмс. — Она хорошо спит по ночам?

— Когда как, сэр. Иногда жалуется, что плохо спала, а иной раз я её добудиться с утра не могу.

— Так крепко спит?

— Да, сэр.

— А сегодня утром? Говорят, что ваша товарка кричала, когда обнаружила тело мистера Гарднера. Что было сегодня утром? Услышав крики, вы побежали, вероятно, посмотреть, что случилось?

— Да… конечно, сэр. Утренний чай я должна была подать только через час, услышала, как Келли кричит, и, как вы сказали, сэр, побежала наверх.

— А ваши хозяева?

— Мистер Пратт потом вышел из спальни. Так она рядом с кабинетом.

— А за ним, вероятно, его зять и дочь?

— Ну… мистер Кентвилл сразу прибежал, даже пояс халата не успел завязать. Он сказал мистеру Пратту, что надо позвать полицию.

— А ваша хозяйка? Она была с мужем?

— Нет, она чуть позже пришла, но её уже в кабинет не пустили, чтобы она не видела труп. Но она всё равно испугалась, её даже пошатывало.

— Спасибо, Клеменс, — внезапно прервал расспросы Холмс. — Да идите скорее к хозяйке, милочка, мы с вами что-то разговорились!

— Ох, сэр! Бегу!

Горничная поспешила в спальню леди, а Холмс поманил нас за собой и поднялся на третий этаж.

— Вы думаете, леди принимает снотворное? — спросил я его, когда мы остановились на площадке у двери в комнату секретаря.

— Принимает. Она полная дама, засыпает под действием микстуры быстро, и сон её настолько крепок, что она умудряется даже пустить на подушку немного слюны. Я заметил пятнышко на наволочке, да и запах от ткани шёл характерный. И тут возникает вопрос: зачем скрывать такой невинный факт? Ну, принимает снотворное на ночь и принимает.

— И зачем? — повторил я. — Вечер выдался тяжёлым, любой бы нервничал и, если не мог заснуть, выпил бы лекарство.

— Давайте запомним эту странность, джентльмены. Уотсон, дружище, раз уж инспектор позволил, навестите мистера Пратта, осмотрите его и заодно расспросите о вчерашнем вечере и ночи. Думаю, вам он доверится.

Констебль, повинуясь приказу инспектора, пропустил меня в спальню подозреваемого. Несчастный мистер Пратт сидел на краешке кровати, без сил уронив руки на колени, и смотрел в одну точку перед собой. Когда я вошёл, он испуганно вздрогнул, а узнав, издал стон облегчения.

— Доктор, вы? Значит, мистер Холмс тоже здесь?

— Конечно, сэр, не мог же он оставить вас в беде? Как вы себя чувствуете? — Говоря это, я невольно занимался дедукцией: уж за столько лет жизни с Холмсом под одной крышей могу я хоть чему-нибудь научиться? Убийство секретаря потрясло мистера Пратта: в ожидании полиции он одевался торопливо, перепутал жилет — он совсем не подходил к этому костюму. И, видимо, инспектор не преувеличивал в письме: Пратт в самом деле буйствовал — об этом свидетельствовали его взлохмаченная шевелюра и почти развязанный галстук.

— Я чувствую себя как во сне... — пожаловался Пратт. — Доктор, я не убивал его! Клянусь, что не убивал! Да зачем мне?!

Я достал из жилетного кармана часы, присел рядом с мистером Праттом и взялся за его запястье. Пульс частил. Такой резкий переход от апатии к возбуждению меня встревожил.

— Не волнуйтесь, сэр. Мы вам верим, а инспектор внял доводам Холмса. Как видите, вас пока оставили в покое.

— Инспектор — идиот! — вскричал Пратт. — Я пытался ему объяснить, но он ничего не понимает — вообще! Я пришёл домой, накричал... я не скрываю, я говорил, что убью Гарднера… Но я же не собирался на самом деле его убивать! Я же не ненормальный, господи! Я его уволил, да. Сказал, чтобы завтра, то есть сегодня, ноги его в доме не было. И всё, слышите? Всё! Я пошёл спать!

— Тише, сэр, успокойтесь. — Я мягко похлопал его по руке. — Лучше не торопясь, обстоятельно расскажите, что происходило в доме после того, как я от вас ушёл в тот день, когда изображал любителя шахмат.

— В тот день? В тот... да ничего необычного. Я поехал ужинать в клуб, я часто так поступаю. Вернулся около девяти тридцати, пошёл в кабинет, секретарь всегда ждёт... ждал меня в кабинете, никогда не уходил спать, пока не получит распоряжений. В тот раз в кабинете был ещё Патрик, они с Артуром о чём-то спорили. Зная мою привычку играть в шахматы перед сном, зять сразу ушёл к себе. Мы с Артуром сыграли партию... я выиграл. Я отдал распоряжения на завтра и отправился спать.

— А на другой день? Когда вы обнаружили подмену фигуры, мы примерно представляем. А когда её подменили, как вы считаете? В какой промежуток времени?

— Не знаю. Не могу понять вот что, — Пратт немного успокоился и стал говорить размеренно, словно ничего не произошло, рассуждать: — Артур был далеко не глуп, иначе бы не проработал у меня столько лет. Я уверился, что это он подменяет фигуры. Я его уволил. Зачем ему посреди ночи вдруг вставать, надевать брюки и тащиться в кабинет подменять короля? В очередной раз разозлить меня? А смысл? Чего бы он добился этой последней выходкой? Доктор... может, это и не он вовсе менял фигуры? Выходит, я зря его уволил?

— Конечно, не он…. учитывая, что его убили. И с увольнением вы поспешили. Честно скажу, сэр, я сожалею, что в тот вечер не поехал вслед за вами и не предостерёг от этого опрометчивого шага.

— Видимо, поспешил. Жаль, что его убили, я бы взял его обратно.

Я посмотрел на Пратта с сожалением. Честное слово, я вполне мог бы, живя с ним под одной крышей, возненавидеть шахматы.

— Вы уволили Гарднера, велели собирать вещи, а затем?

— Прошёл к себе. Налил коньяку — у меня в спальне есть бутылка, я всегда выпиваю перед сном рюмку. В этот раз... кажется, выпил две или три. И всё. Меня разбудили крики.

От Пратта вряд ли можно было добиться более содержательных ответов, тем более что внезапно вошедший Лестрейд напугал беднягу и заставил вцепиться в мою руку.

— Тише, тише… — я осторожно разжал пальцы Пратта и подошёл к инспектору.

— Вы ещё долго, доктор? — спросил он шёпотом.

— Я уже закончил. Вы собираетесь всё-таки увезти его?.. — шепнул я.

— Пока нет.

— Тогда я дам мистеру Пратту снотворное, пусть немного отдохнёт.

— Как угодно, доктор.

— Холмс всё ещё в комнате убитого? Тогда я поднимусь к нему, когда закончу.

Я уговорил Пратта принять микстуру, сменить сюртук на халат и лечь. Укрыв его пледом, я поспешил к Холмсу. В первый момент мне показалось, что у меня то, что называют дежавю: мой друг сидел на краю разобранной с ночи постели Гарднера, слегка сгорбившись и опустив на колени руки. Правда, на полу перед ним лежал раскрытый чемодан секретаря, а в руке Холмс держал исписанный лист бумаги.

— Что случилось? — тихо спросил я. — Вы что-то нашли?

Холмс нахмурился и посмотрел на меня. Но вместо ответа он поднял руку и принялся читать:

— «Дорогая матушка! Я не знаю, где мне взять силы сообщить вам ужасную новость». Зачёркнуто. «К сожалению, должен сообщить вам, что моё положение в доме патрона внезапно изменилось. Мистер Пратт, как я уже не раз писал вам, успешно ведёт дела, много работает, однако возраст…» Зачёркнуто. «Ничего страшного не произошло, дорогая матушка. Мистер Пратт, я уверен, разберётся во всём и поймёт, что чудовищно ошибался на мой счёт»…

— Холмс! — Меня взволновали не столько судорожные попытки покойного Гарднера сообщить матери неприятное известие, сколько то, каким тоном зачитывался черновик письма.

Я присел рядом с Холмсом.

— Вы же не станете щупать мне пульс? — мрачно спросил он.

— Нет. Я хорошо вас знаю, дружище. Прошу: не вините себя, тем более это вряд ли поможет вам найти убийцу Гарднера.

— Убийцу? — переспросил Холмс. — Я знаю, кто убийца. Но это ещё нужно доказать. Могу я попросить вам об одолжении, Уотсон?

— Конечно. Всё что угодно.

— Поезжайте в «Диоген» и сообщите Майкрофту о случившемся. Вряд ли новость попала в утренние газеты. Я не заметил около дома ни одного писаки.

— Хорошо, друг мой. Могу я поинтересоваться, чем займётесь вы?

— Буду курить, отравлять здешнюю атмосферу и думать. Прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, я дождусь вашего возвращения.

Такое развитие событий меня полностью устраивало. Холмс позаимствовал из запасов покойного лист бумаги и конверт, нацарапал пару строк и вручил мне послание незапечатанным, попросив передать Майкрофту. Холмс знал, что я ни за что не стану читать, а я был уверен, что он и так мне расскажет всё чуть позже.