Между двумя ударами колокола (гет)

— Какие ваши соображения?

«Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Собака Баскервилей»

«Ведуньи» снова ударили по струнам. Теперь Виктор вполне мог сообразить, что до полуночи еще далеко, и снова приняться за свое, но сейчас Гермионе было не до него. Сейчас ее волновал только Гарри.

Повернув за угол, Гермиона зажмурилась. На самом деле огоньки белоснежных свечей, украшающих фасад и часть боковых стен Хогвартса, не были настолько яркими, чтобы ослепить, но после темноты галереи их сияние било по глазам не слабее викторового «Люмоса».

Перегнувшись через перила, Гермиона разглядела высокие струи фонтана, под которыми едва угадывались очертания каменной статуи северного оленя, а чуть дальше, на широкой скамье — темные силуэты двух огромных фигур.

Гермиона охнула и поспешно отвела глаза. Ну и Хагрид… Здесь вообще-то дети ходят...

Всего в десятке метров от скамейки, на которой мило беседовали Хагрид и мадам Максим, самозабвенно целовались Флер Делакур и Роджер Дэвис. Укрытые от посторонних глаз розовыми кустами, эти двое в ближайшее время, похоже, были готовы основательно попрать все правила приличия и моральные устои. С высоты третьего этажа на них открывался отличный вид, и Гермионе вдруг захотелось по-разбойничьи свистнуть, как учил ее Рон, или запустить камешком в растрепанную макушку Роджера: не терпится вам поминдальничать, так найдите более укромное место — того и гляди, кто-то на вас наткнется и полетят головы с плеч.

О, а вот и этот самый кто-то... А рядом — Гарри, живой и здоровый, — тут Гермиона вздохнула с нескрываемым облегчением, — и, как всегда, оказавшийся не в том месте и не в то время.

Почти у самого поворота аллеи, на ярко освещенном участке стояли четверо: Гарри, Рон, Каркаров и профессор Снейп. Гермиона наклонилась как можно ниже и прислушалась.

— Что вы здесь делаете? — профессор наступал на Рона и Гарри с таким напором, словно те стояли не посреди школьного двора, а в его любимой лаборатории.

— Прогуливаемся! — нахально осклабившись, так же громко ответил Рон. — Это ведь не противозаконно?

— Вот и прогуливайтесь себе! Прочь с дороги! — прорычал профессор и, круто повернувшись, направился к замку. Каркаров, окинув Рона и Гарри неприязненным взглядом, поспешил следом за ним.

Рон скорчил вслед профессорам выразительную гримасу и даже что-то изобразил на пальцах, но на его счастье, ни Снейп, ни Каркаров в этот момент не догадались обернуться. Затем ребята тихо о чем-то переговорили и медленно побрели по тропинке прочь от замка.

Гермиона выпрямилась. Она не знала, радоваться ей, или огорчаться: с одной стороны, Гарри был в полном порядке, но с другой... Похоже, что он даже не собирался ее искать. А она-то переживала, так за него боялась, так ожидала его появления...

Слезы обиды и разочарования в который раз за вечер защипали глаза. Да что же сегодня за день такой...

Снизу донеслись первые аккорды «Этой ночи».

«Пусть вокруг темно, и нет ни проблеска света, пусть звезды теряются в глубине ночи, но я все равно вижу тебя…» — запел сорванным голосом Мирон Вогтейл.

Гермиону вдруг окутало теплом. Беззвучно подошедший Виктор бережно набросил ей на плечи потерявшийся по дороге плащ и встал рядом, не говоря ни слова. Гермиона вздрогнула от неожиданности: увлекшись высматриванием Гарри, она совсем забыла о Викторе, а это совершенно никуда не годилось. Она несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая взвившиеся на дыбы нервы, перехватила палочку поудобнее и как можно выразительнее посмотрела на Виктора: пусть не думает, что ему удалось запугать ее или обмануть. Больше она не позволит захватить себя врасплох.

Однако, как оказалось, Гермиона зря старалась: Виктор ее прожигающего взгляда даже не заметил. Более того, он вообще не смотрел на Гермиону!

Горбоносый профиль Виктора четко выделялся на фоне разноцветных вспышек. Гермиону затопило справедливое возмущение: да как он смеет после всего, что произошло, вот так молчать и отворачиваться? Нормальный человек давно бы уже рассыпался в извинениях и попробовал как-нибудь обосновать свое идиотское поведение, а этот стоит столбом в своем дурацком мундире, словно памятник герою-завоевателю, и бродит рассеянным взглядом по клумбам и фонтанам. Наполеон мордредов... Только треуголки для полного сходства не хватает!

А, может, это у него своеобразный откат после нервного срыва? Период ремиссии, после которого начинается рецидив — так, кажется, говорят психиатры в медицинских сериалах? Интересно, сколько же этот период продлится в данном конкретном случае?

Гермиона осторожно шагнула в сторону, радуясь тому, что под плащом не видно, как дрожит ее рука, сжимающая палочку.

Попробовать ударить его «Петрификусом» и сбежать? Не факт, что это ей удастся: тяжелый плащ стесняет движения, и, пока она выпутается из тяжелых складок, Виктор десять раз успеет снова спеленать ей руки и отобрать палочку. И кто знает, что случится потом? Нет, пожалуй, провоцировать его не стоит. Наверное, будет проще потихоньку отодвинуться от него как можно дальше, а затем позвать кого-нибудь на помощь.

Гермиона сделала еще один незаметный шажок и остановилась, напряженно раздумывая. Допустим, сейчас она перегнется через перила и позовет мадам Максим (толку-то звать Хагрида — он пока сообразит, кто это там наверху вопит и по какому поводу, Виктор ее в лапшу искромсает), зато мадам Максим, если верить тому, что о ней говорят, хоть и объемна на вид, но на реакцию быстра. Однако на третий этаж без метлы даже она взлететь не сумеет, а за те несколько секунд, что мадам будет искать подходящее средство передвижения, Виктор успеет сделать из Гермионы не только лапшу, но и мелкий фарш.

Но если даже случится чудо, мадам Максим сумеет молниеносно разобраться в происходящем и прицельно влепит Виктору в лоб что-нибудь парализующее, что будет дальше?

«Ты что, сама не догадываешься? — удивился кто-то внутри Гермионы донельзя противным голосом. Малфоевским, похоже. — А дальше тебя ждут допросы с пристрастием и толпы репортеров с колдокамерами: скандальчик-то будет международного уровня!»

Гермиона поежилась: такая перспектива, даже с учетом спасения из лап сбрендившего на всю голову Виктора Крама, ее никоим образом не устраивала.

И пусть даже сегодняшнее мероприятие было закрытым для прессы, но слухи — это такая скользкая и быстро распространяемая субстанция, что часу не пойдет, как Рита Скитер будет в курсе происходящего. А учитывая то, какие извращенные мысли бродят в ее тщательно завитой голове, репортаж о подруге одного чемпиона Турнира, застигнутой в пикантной ситуации с другим чемпионом, завтра будет красоваться на первых полосах всех имеющихся в магическом мире газет. Эта гиена пера собственной крови не пожалеет, но разукрасит Гермиону так, что той будут плевать вслед даже падшие вейлы из Лютного Переулка...

«А ведь ей даже придумывать ничего не придется... — снова подал голос неизвестно откуда взявшийся внутренний Малфой. — Она просто в своем неповторимом стиле изложит имеющиеся факты. Молодой парень из школы, ученики которой, как известно, не отягощают себя особой моральностью, подкарауливает в темном уголке свою сбежавшую партнершу, проводит с ней наедине больше часа и, как выясняется позже, ограничивается обычным поцелуем. Почти в щечку. Ты сама бы поверила в такую сказочку?»

Гермиона обреченно вздохнула. Она-то поверила бы. И Гарри поверил бы, и Джинни, если ей пересказать все в лицах и с подробностями, а вот Рон — ни за что, ни за какие коврижки. А ведь таких, как Рон, в Хогвартсе большинство. Гермиона представила гаденькую усмешку на губах Каркарова, недоверчиво поджатые губы профессора Макгонагалл и острые взгляды однокурсников, круто замешанные на любопытстве пополам с презрением…

А если Виктора снова переклинит и он не пожелает признаваться? Нельзя ведь исключать и такой вариант развития событий. Сколько раз на ее глазах мальчишки уходили «в глухую несознанку», и это сходило им с рук? Если он заявит, что понятия не имеет, о чем говорит Гермиона? Мол, непонятно по какой причине девушка ушла из зала, долго не возвращалась и он, как порядочный партнер по Святочному балу, пошел ее искать. Нашел здесь, растрепанную и перепуганную, завернул в плащ, хотел увести в Большой Зал или куда-нибудь еще, где ей могли бы оказать первую психологическую помощь, а она устроила истерику и обвинила своего спасителя во всех смертных грехах.

Вполне логично. Тем более, что свидетелей с колдокамерами рядом не было, измятое платье и растрепанная прическа — тоже не показатель виновности именно Виктора, так что в разбирательствах будет фигурировать только его слово против ее. И снова возникает вопрос, кому скорее поверят…

Но даже если Виктор признает и как-то объяснит свой идиотский поступок, если мадам Помфри официально подтвердит, что Гермиона, скажем так, физически не пострадала, даже если Рита Скитер ничего не напишет, во что практически невозможно поверить, гнусные шепотки за спиной Гермионе все равно будут обеспечены.

Впрочем, Виктор, скорее всего, выпутается из этой ситуации без особого ущерба: Каркаров найдет его странному поведению сорок три объективные причины, напоит умиротворяющим зельем и упрячет куда-нибудь поглубже в трюм до следующего состязания. А вот что будет с Гермионой? Краму, как мужчине, это пикантное приключение только прибавит популярности, а вот ей, скорее всего, придется покинуть Хогвартс.

Покинуть Хогвартс...

Гермиона в ужасе зажмурилась. Нет, об этом она даже думать не станет. Покинуть Хогвартс для нее означает то же самое, что броситься вниз с этой самой галереи, остаться калекой, недоучкой, недочеловеком, вернуться домой не дипломированной ведьмой, а освистанной изгнанницей, не смеющей отныне показаться на улицах магического мира...

Стоп-стоп-стоп!

Гермиона открыла глаза и внутренний Малфой с отчаянным воплем рухнул куда-то в глубины подсознания. Какая Рита? Какое «покинуть»? С каких это пор директор Дамблдор будет руководствоваться в своей работе мнением читателей «Ведьминого досуга»? Да, дорогая, видать, манипуляции Виктора повлияли тебе не только на зрение, но и на мозги. В двух шагах от тебя обретается опасный псих, а ты какими-то дурацкими сплетнями обеспокоилась!

«И куда подевалась твоя хваленая рассудительность? — продолжил внутри нее новый голос, не уступающий язвительностью профессору Снейпу. — Или сумасшествие теперь передается воздушно-капельным путем? А ну-ка заканчивай тут истерики устраивать и включай мозги! Ты у нас кто, полуобморочная девица, похищенная драконом, или лучшая ведьма факультета, гордость МакГонагалл и предмет тайной зависти Драко Малфоя?»

Гермиона тряхнула головой, прогоняя остатки панических мыслей. Действительно, вовсе ни к чему орать на всю округу, как полоумной. Она и сама прекрасно во всем разберется, без привлечения посторонней помощи.

Гермиона бросила гневный взгляд на причину своих потенциальных бедствий. Стоит, молчит, пялится на что-то внизу и даже не замечает, что его жертва уже пришла в себя и готова перейти в наступление. Нормальный ведь человек на вид, симпатичный даже... Ну вот с чего ему вдруг приспичило на людей бросаться? И что ей теперь делать: пользуясь его рассеянностью, сбежать из этой галереи, роняя туфли? Напасть первой, не ожидая, пока он снова озвереет? Или попробовать поговорить с ним, как раньше, воззвать к его здравому смыслу? Может, хоть в стадии ремиссии он будет способен к конструктивному диалогу?

Гермиона лихорадочно перебирала в голове разнообразные варианты, время от времени поглядывая краем глаза на Виктора, чтобы успеть заметить, когда на него снова накатит, но тут Виктор вдруг напрягся и, вцепившись пальцами в перила, подался вперед, рассматривая что-то внизу. Лицо его исказила гримаса гнева и омерзения.

«Гарри! — бухнуло в голове у Гермионы. — Все-таки это Гарри...»

Она тоже перегнулась через перила и завертела головой в поисках знакомой фигуры. Та обнаружилась чуть ли не сразу же, и, к невероятному облегчению Гермионы, совершенно не в той стороне, куда смотрел Виктор. Но, не успев обрадоваться своему открытию, Гермиона тут же нахмурилась.

Гарри и Рон, за каким-то Мерлином сойдя с тропинки, притаились за каменным оленем у фонтана и самым бессовестным образом подслушивали разговор Хагрида и мадам Максим. Это была неслыханная бестактность, и в другое время Гермиона непременно бы ее пресекла, но сейчас она только вздохнула с невероятным облегчением: Гарри был в безопасности. Правда, надолго ли, Гермиона сказать не могла: мадам Максим, по слухам, отличалась не только быстрой реакцией, но и хорошим слухом и орлиным зрением. И если она засечет непрошенных свидетелей ее романтического рандеву, от жестокой расправы их не спасет даже добряга Хагрид.

Виктор быстро овладел собой и снова заскользил равнодушным взглядом вдоль аллей, но Гермиону этот его маневр ни капельки не обманул. Ей не раз приходилось наблюдать у окружающих ее мальчишек такие внезапные метаморфозы, и ничего хорошего они обычно не предвещали. Поэтому ей, пожалуй, стоило еще раз внимательно осмотреть окрестности и убедиться, что ее друзьям ничего не угрожает.

В кустах по-прежнему занимались друг другом Флер и Роджер. Серебристая от головы до пят фигурка почти целиком скрылась под черной мантией, и только пышные волосы вейлы время от времени вспыхивали, словно молния, отражая свет магических огоньков и, выдавая местонахождение влюбленной парочки.

По дальней аллее чинно прогуливались Седрик Диггори под ручку с Чжоу и слегка помятый Малфой с гордой донельзя Панси. На ближней, так и не добравшись до замка, о чем-то спорили профессор Снейп и Игорь Каркаров. Торопящийся по своим делам Венсан притормозил в нескольких шагах от них, явно раздумывая, что лучше: попытаться проскользнуть мимо, нарвавшись на грубость, или обойти препятствие десятой дорогой. У фонтана приводили себя в порядок Стеббинс и Сандра Фоссет, растрепанные, словно первокурсники, побывавшие в лапах Дракучей Ивы... Кто же из них вызвал такую бурю эмоций у славящегося своей невозмутимостью чемпиона Дурмстранга?..

Впрочем, теперь Гермиона не дала бы и кната за эту кажущуюся невозмутимость. Этих бы писак да на ее место, небось мигом сгрызли бы свои перья и закаялись появляться на стадионе в те дни, когда играет болгарская сборная.

Но хуже всего то, что она сих пор понятия не имеет, что побудило нормального, спокойного, даже застенчивого Виктора превратиться в полоумного маньяка. Такая внезапная метаморфоза невозможна без серьезной причины, должен быть какой-то толчок. И, псих он там на самом деле, или не псих, она с места не сдвинется, пока не выяснит, что произошло за те полчаса-час, что она отсутствовала в Большом Зале..

Гермиона вопросительно повернулась к Виктору.

— Тебе не кажется, что пришла пора мне все объяснить? — осторожно, но твердо спросила она и, вспомнив о каменном медальоне, до сих пор висящем у нее на шее, потянула за шнурок.

Виктор поспешно накрыл ее руку своей и снова взглянул вниз.

— Не снимай пока, — хмуро сказал он. — Хоть опасность уже миновала, будет лучше, если он побудет пока у тебя.

— Опасность? — Гермиона ухватилась за ключевое слово. — Какая опасность? Кому она угрожала? Мне? А какое отношение к этой опасности имеешь ты?

Виктор отвел глаза. Видно было, что объясняться ему нисколько не хотелось. Но Гермиона отступать не собиралась, несмотря на всю рискованность затеянного ею предприятия. Объяснения — это было самое малое, чего она сегодня заслуживала. А уж после прозвучавшего слова «опасность» она бы не ушла отсюда даже под угрозой непростительного заклятия.

Виктор молчал. Гермиона терпеливо ждала, постукивая пальцами по перилам.

— Это неприятная история, — наконец выдавил из себя Виктор.

— Я уже догадалась, — не сдержалась Гермиона. Целители из Святого Мунго явно не одобрили бы ее слов — пациент в таких случаях требует сочувственного и ненавязчивого внимания, но промолчать было выше ее сил.

— Нет, я, наверное, неправильно сказал. — Виктор, похоже, не обратил внимания на ее промах. — Она не то чтобы неприятная... О таких историях не принято говорить в обществе.

— Ты хочешь сказать, она неприличная? — уточнила Гермиона.

— Да! — коротко ответил Виктор и насупился.

Надо же, какой поборник нравственности выискался... Интересно, что он подразумевает под словом «неприличная»: поцелуй или то, что произошло перед ним? И при чем здесь тогда опасность?

— Виктор, — терпеливо произнесла Гермиона в лучших традициях целителей всех мастей, — если ты не заметил, то я тебе сообщаю: мы здесь только вдвоем, поэтому общество, думаю, не пострадает, если ты мне расскажешь эту историю.

— Я не знаю, как ее рассказать, — буркнул Виктор. — Это очень большая подлость… У меня не хватает слов для того, чтобы ее описать.

Интересное заявление... И как она должна это понимать: то, что эта подлость настолько велика, что у порядочного человека речь отобрало, или то, что у него просто не хватает словарного запаса? Может, ему еще и переводчика следует пригласить? И консула, заодно, или кто там в Министерствах международными происшествиями занимается?

Но чего-чего, а слов у Гермионы Грейнджер всегда хватало на десятерых, и она никогда не отказывалась поделиться ими с окружающими. Однако сыщики в детективных романах во время допроса старались обходиться минимумом: чем яснее поставлен вопрос, считали они, тем сложнее подозреваемому дать на него уклончивый ответ.

— Эту подлость совершил ты? — напрямик спросила Гермиона, наплевав на психологию и решив, по примеру любимых персонажей, обойтись без лишних экивоков.

— Нет, что ты! — Виктор с негодованием повернулся к ней. — Я бы никогда так не поступил! Я наоборот, хотел тебя защитить!

Очень интересное заявление... Если у них в Дурмстранге это называется защитой, то как же тогда должен выглядеть их вариант нападения?

— Может, эту подлость совершила я?

Гермиона намеренно задала этот вопрос. Ничего подобного за собой она, конечно же, не помнила, но уточнить следовало: мало ли что считается подлостью в этом задумчивом Дурмстранге?

— Нет! — Виктор посмотрел на нее, как на сумасшедшую. — Тебе, как и любому нормальному человеку, такое и в голову бы не пришло!

— Но тогда кто?

Виктор угрюмо замолк.

Гермиона закатила глаза. А мальчишки еще мечтают об аврорате... Как же тяжело, должно быть, приходится аврорам с настоящими темными магами, если тут из обычного студента каждое слово приходится клещами вытягивать.

— Хорошо, давай зайдем с другой стороны, — предложила она. — В чем заключалась эта подлость?

Виктор молчал.

— Ну, хоть против кого она замышлялась, ты можешь сказать? — не выдержала Гермиона. Глупый вопрос, конечно: Виктор же ясно сказал, что опасность угрожала именно ей, Гермионе. Он и камешек, оказывается, специально нацепил на нее для защиты. — Против меня?

Виктор неохотно кивнул. Гермиона вспомнила, что в Болгарии этот жест обычно означает отрицание, но, похоже, сейчас ответ был утвердительным.

Кошмар какой-то... Если он таким образом будет объясняться и дальше, ситуация не прояснится, а, наоборот, запутается еще больше. Но, слава Мерлину, хоть объект преступления обнаружен. Теперь бы разобраться, в чем оно состояло, а там и до выяснения личности преступника недалеко.

— И что со мной собирались сделать? — упрямо допытывалась Гермиона. — Убить, похитить, взять в заложники, искалечить?

— Околдовать... — неохотно проговорил Виктор.

Уже теплее. Хотя можно было бы и самой догадаться: амулеты ведь не спасают от физического нападения.

— Как именно околдовать? — спокойно поинтересовалась Гермиона, хотя сердце стучало, как сумасшедшее. Не каждый день узнаешь, что вокруг тебя крутятся такие страсти. Наверняка, это дело рук Малфоя или его прихлебателей. — Превратить в табуретку, подчинить, свести с ума...

— Я же сказал — околдовать! — Виктор смотрел на нее, как на непонятливого ребенка. Затем спохватился и принялся подбирать слова: — Околдовать, очаровать, заворожить. Обворожить...

— Приворожить? — предположила Гермиона, скорее подбирая синоним, чем всерьез воспринимая такой вариант.

— Да, — кивнул Виктор. — Именно. Приворожить.

— Кого приворожить? Меня? — изумилась Гермиона, но затем вспомнила, как глупо и недостойно ведут себя люди под любовными чарами, и призадумалась. Кто-кто, а Малфой точно не погнушался бы представить ее перед людьми в самом невыгодном свете. Интересно, к кому ее собирались приворожить? К самому Малфою или...

Гермиона вспомнила расхожее в среде студентов выражение «Чтоб тебя к Снейпу приворожили» и похолодела. Нет, только не это...

— И в кого я должна была влюбиться? — дрогнувшим голосом спросила она. — В Малфоя?

Виктор покачал головой.

Гермиона мысленно застонала: и как ей следует понимать этот жест: как согласие или совсем наоборот?

— Это Малфой? — настойчиво повторила Гермиона.

— Нет, — глухо произнес Виктор.

Уже легче... Но кто же тогда?

Вспомнив недавнюю гримасу Виктора, Гермиона принялась перечислять виденных внизу людей:

— Это Седрик Диггори? Венсан из Шармбатона? Ну, с такой челкой... — Гермиона изобразила над бровями нечто волнистое. — Нет? Роджер Дэвис, партнер Флер Делакур? Или вон тот, у фонтана? — Гермиона кивнула на стоящего внизу Стеббинса.

Виктор упрямо молчал.

«Неприличная история…» — вспомнила Гермиона и с ужасом прошептала:

— Неужели это все-таки профессор...

Она умолкла, не в силах произнести одиозное для хогвартских студентов имя.

Виктор с удивлением посмотрел на Гермиону. Он явно не понимал, чем вызвана такая реакция. Наверное, у них в Дурмстранге считается нормальным бегать за профессорами и во всеуслышание признаваться им в нежных чувствах.

— Даже будь это кто-нибудь из ваших профессоров, это бы не было столь... — гневно сказал он и умолк, подбирая нужное слово.

— Мерзко? — подсказала Гермиона с неописуемым облегчением. Значит, профессор Снейп отпадает, равно как и Каркаров. Ну и слава Мерлину, влюбленность в остальных как-нибудь пережить можно. Но кто же тогда остается?

— Нет, — качнул головой Виктор, — не просто мерзко. Как это правильно сказать... Противу природы.

— Противоестественно? — уточнила Гермиона и вдруг, вспомнив, что перечислила не всех, слабым голосом произнесла:

— Надеюсь, это не Хагрид...

Виктор непонимающе посмотрел на нее, поморгал, вспоминая, о ком она говорит, и с отвращением замотал головой.

— Нет, это не он. Она... — и резко замолчал, словно сболтнув нечто лишнее.

Она?..

Гермиона вытаращила глаза. Виктор хочет сказать, что ее хотели приворожить к девушке? Нет, Гермиона, конечно же, понимала, что не пользовалась в Хогвартсе особой популярностью, но чтобы такое… Интересно, кто мог настолько ее невзлюбить, чтобы пойти на такую низость?

Гермиона посмотрела вниз. Снейп с Каркаровым давно договорили и ушли. Не было видно ни Флер, ни Дэвиса, Малфой тоже куда-то исчез вместе со своей ненаглядной Панси. По аллее все так же чинно прогуливались Седрик и Чжоу, на скамейке сидели Хагрид с мадам Максим, к счастью, уже без свидетелей, а у фонтана, словно старые супруги, вполголоса переругивались Стеббинс и…

— Фосссеттт… — зашипела Гермиона, словно разбуженный василиск.

Неужели эта ревнивая дурочка обнаглела настолько, что посмела перейти от гневных взглядов к активным действиям? И не просто к активным, а к преступным, ведь применение приворотных зелий строго-настрого карается законом. И когда она только успела?

Гермиона попыталась вспомнить, что она в этот вечер ела и пила.

Ничего особенного: немного рыбы, немного сладостей, и все это время Фоссет находилась за четыре столика от них с Виктором. А вот во время танцев их бокалы, стоящие на столе, оставались без присмотра. В такой толчее туда можно было даже яду подсыпать, никто бы и не заметил.

Но как могла скромная хаффлпаффка из приличной семьи додуматься до такой гадости? Хоть на дворе и конец двадцатого века, но в магическом мире до сих пор царят средневековые нравы. Приворот здесь считается пусть и недостойным, но вполне привычным делом, однако до сих пор девушки привораживали только парней......

Только парней... Гермиона чуть не рассмеялась от облегчения. Фоссетт, скорее всего, не замышляла ничего противоестественного: она хотела приворожить Виктора, а зелье случайно досталось Гермионе. Их с Виктором бокалы стояли на столе рядом, и Фоссетт элементарно могла их перепутать.

— Ты видел, как в мой бокал подлили амортенцию? — спросила Гермиона.

— Это не была амортенция, — покачал головой Виктор. — Вернее, амортенция тоже была — я ее почуял. Но не для тебя. Это было сделано другим способом.

Глупая ты курица, Гермиона Грейнджер. Могла бы и сама догадаться: действие амортенции нейтрализуют зельями, а не поцелуями ровно в полночь. Но от чего же все-таки Виктор ее спасал?

— Другим способом? — повторила его слова Гермиона. — Каким именно?

Виктор посмотрел на нее, открыл было рот, чтобы ответить на вопрос, но тут же снова закрыл его и отвернулся.

Мерлиновы подштанники... Такими темпами она вытянет из него правду разве что к завершению всего Турнира. Ну, хоть не бросается на нее, и на том спасибо.

— Мне надо выпить! — пробормотала Гермиона классическую фразу зашедшего в тупик книжного сыщика. Наверное, потому авроры и заглядывают частенько в «Дырявый котел», что такой адской работы не выдержит даже самый заклятый трезвенник.

На самом деле Гермиона никогда не пробовала ничего крепче пунша — она предпочитала в любой ситуации сохранять здравое мышление. И сейчас ей требовались только огромная чашка обжигающего чая, флакон умострильного зелья и парочка головорезов для проведения дознания третьей степени.

Но Виктор воспринял слова Гермионы всерьез. Он поспешно полез в карман мундира и извлек плоскую стеклянную фляжку, в которой плескалось нечто бледно-янтарное.

— Ты устала? — он открутил кожаную пробку и протянул фляжку Гермионе. — Возьми, это мурсальский чай*, наше, можно сказать, секретное оружие. Несколько глотков — и ты почувствуешь себя бодрой и здоровой, как никогда.

— Допинг? — взвилась Гермиона и, выхватив фляжку из рук Виктора, принюхалась к ее содержимому. — Так вот, значит, как побеждает болгарская команда... Но это же нечестно!

Виктор впервые за последний час широко улыбнулся и отнял у нее фляжку.

— Какая же ты все-таки смешная... Это обычный целебный травяной отвар. Просто травка эта очень редкая и растет лишь на самых высоких горах, куда даже магам непросто добраться....

Когда Виктор не нервничал и увлеченно рассказывал о чем-нибудь, его акцент практически исчезал, а речь лилась легко и свободно. Гермиона отметила этот факт и взяла на заметку. Мысленно, конечно — ведь у нее не было при себе записной книжки, с которой настоящие детективы не расстаются никогда.

— Этот чай отлично восстанавливает силы, — продолжал Виктор, — поэтому мы всегда держим его при себе. Не бойся, он не ядовитый. Смотри!

Виктор налил в крышку немного напитка и демонстративно осушил ее.

— Видишь? — спросил он. — Хотя... я тебя понимаю. После всего, что тебе пришлось сегодня пережить, вряд ли ты согласишься принять что-нибудь из моих рук. Но я клянусь, что все, что я делал сегодня вечером, не принесло бы тебе вреда, а наоборот, должно было все исправить. Я не мог поступить по-другому, пойми!

Гермиона помедлила, испытывающе посмотрела на него, затем на фляжку и кивнула. Раз уж умострильного зелья здесь нет...

Виктор просиял и щедро плеснул из фляжки, чудом не облив пальцы дымящейся жидкостью.

Гермиона взяла у него из рук крышечку и осторожно пригубила. Чай был горячим и ароматным, а вместо горечи трав она ощутила на языке вкус лета, солнца и меда.

— Я тебе верю, — сказала Гермиона и отпила еще глоток. — А после того, как ты мне все подробно расскажешь, возможно, и пойму. Только давай где-нибудь присядем, я уже ног не чувствую.

Виктор оглядел пустую галерею, перегнулся через перила и взмахнул палочкой в сторону густого парка. Через миг перед носом Гермионы просвистело нечто большое, круглое и колючее.

— Гнездо вороны, — прокомментировал Виктор, разглядывая свалившееся у стены нелепое сооружение. — Извини, здесь больше ничего подходящего нет, разве что тыкву утащить у вашего садовника, но сюда от его домика ей лететь далековато, побоялся уронить. Сейчас попробую трансфигурировать это в какую-нибудь лавку.

Гермиона смотрела на лежащее перед ней переплетение сучьев, тряпок и неизвестно откуда взявшейся проволоки, и не знала, плакать ей или смеяться. Значит, вот как выглядит ее голова по мнению некоторых однокурсников... А ведь Виктору наверняка об этом известно, но он и глазом не моргнул, даже намека на улыбку себе не позволил.

Гермиона мягко отстранила Виктора и подняла палочку. Лавка, конечно, дело хорошее, но слушать длинную запутанную историю о героическом спасении Гермионы Грейнджер из лап таинственных злодеев следует на чем-нибудь более удобном. Помнится, у тети Иветт в саду стояла очень удобная скамейка...

Но не успела Гермиона сосредоточиться, как ее часики мелодично отыграли первые такты увертюры из «Призрака оперы», в кармане у Виктора что-то звякнуло, а на Астрономической башне глухо ударил колокол. Снизу донеслись восторженные вопли, и «Ведуньи» громко объявили финальную песню праздничного вечера. Последними к этому безумному оркестру подключились хагридовы петухи — орали они, как обычно, вразнобой, но зато с огромным энтузиазмом.

Вот теперь настала настоящая полночь.

На Виктора страшно было смотреть. Он уставился на Гермиону так, словно у нее выросла вторая голова, затем вытащил из кармана свои часы, посмотрел на них, спрятал и снова вытащил. Гермиона тоже достала свои часики и продемонстрировала Виктору слабо светящийся циферблат.

— Полночь… — хриплым голосом произнес он.

— Полночь, — коротко кивнула Гермиона. — Это что-то значит?

— Значит... — убитым голосом сказал Виктор. — Это значит, что я полный идиот.

И добавил несколько слов на болгарском — судя по интонации, не менее емких.

Гермиона тактично промолчала, хотя ей очень тоже хотелось высказаться по этому поводу. Виктор бросил отчаянный взгляд на нее, затем на опустевшие окрестности замка, и Гермиона чуть не схватила его за рукав, решив, что он сейчас надумает броситься вниз, оставив ее миллион вопросов без обстоятельных ответов. Но через минуту Виктор овладел собой и с хмурой улыбкой протянул Гермионе руку:

— Я знаю, что ты никогда меня не простишь. Но даже приговоренному к смерти не отказывают в последней просьбе. Ты позволишь мне пригласить тебя на прощальный танец?

Гермиона без колебаний приняла предложенную руку, и они медленно заскользили по заснеженной площадке.

«Танцуй свой последний танец... — проникновенно выводил солист «Ведуний». — Это твой последний шанс побыть с любимой…»

Виктор прикасался к Гермионе осторожно, словно к фарфоровой статуэтке. Время от времени он бросал на нее взгляды, на дне которых таилась глухая тоска, но не произносил ни слова.

Гермиона тоже молчала. Через несколько минут она непременно вытрясет из Виктора все подробности его странного поведения. Возможно, после его рассказа она обидится, возможно, ужаснется, а, возможно, постарается удержаться от смеха: все-таки Виктор, при всей своей серьезности, обычный живой человек, который, как и ее друзья, не застрахован от совершения всяких мальчишеских глупостей, и подтверждением этому служит его предельно самокритичное высказывание. Но, возможно, ей действительно придется отказаться от дальнейшего общения с ним: если дело сложнее, чем она предполагает, и касается борьбы с темной магией и Волдемортом, личные привязанности к представителям противоположного лагеря ни в коем случае не имеют права на существование.

Гермиона вдруг осознала, что не хочет, просто категорически не желает, чтобы Виктор оказался сторонником темных сил. Ну и что, что он учится в Дурмстранге? Ну и что, что он — любимый ученик Игоря Каркарова? Летом он заканчивает школу и уезжает в Болгарию, чтобы посвятить себя игре в квиддич. В его жизни не будет места ни Волдеморту, ни Пожирателям Смерти, ни прочим проблемам магической Англии. Судя по газетным публикациям, его семья ведет добропорядочный образ жизни и никогда не была замечена в чем-то предосудительном, как и он сам. И Гермиона прекрасно знала это, иначе никогда бы не ответила согласием на его приглашение.

Гермиона посмотрела в хмурое лицо Виктора. Может, он, действительно, хотел спасти ее от чего-то ужасного? Или просто неправильно понял чью-то злую шутку — в Хогвартсе хватает доморощенных шутников с извращенным чувством юмора, одни только братья Уизли чего стоят. Но, что бы там ни натворил Виктор, сейчас он искренне раскаивается.

Гермиона поймала его потерянный взгляд и ободряюще улыбнулась. Самым краешком губ, но Виктору этого было более чем достаточно: его глаза вспыхнули безумной надеждой, и Гермионе показалось, что он сейчас схватит ее в охапку и закружит по галерее, как обычно поступают герои классических романов. Но Виктор, похоже, романов не читал, или просто решил не пугать Гермиону резкими движениями — сегодня он и так позволил себе слишком много. Он терпеливо дождался, пока стихнет последняя нота «Magic Works», и, коротко поклонившись, поблагодарил Гермиону за танец, при этом ни на йоту не отступив от правил этикета и не задержав ее ладонь ни на секунду дольше, чем полагается.

После этого Виктор выпрямился и открыто посмотрел Гермионе в глаза, Видно было, что он готов был принять любой вердикт, но отчаянно надеялся на справедливый суд.

И Гермиона не смогла ему в этом отказать. Она приняла донельзя строгий вид и чопорно заявила:

— После завершения танца галантному кавалеру полагается отвести даму к ее стулу и принести из буфета что-нибудь прохладительное.

Глядя на просиявшего Виктора, который поспешно трансфигурировал воронье гнездо в садовую скамейку, одновременно вытаскивая из кармана флягу с чаем, Гермиона удовлетворенно вздохнула. Все-таки тетя Иветт была права: управлять мужчинами — это ни с чем не сравнимое удовольствие...

Мурсальский чай — целебный напиток из высокогорного растения рода железниц. В Болгарии считается панацеей от всех болезней, напитком молодости и долголетия. Долгое время был доступен лишь узкому кругу высокопоставленных особ.