Гарри Поттер и философия смерти или Хар Бернбоунс и гаснущие искры (гет)

Трубка тлела, стиснутая в зубах разгорячившегося Хара. Он оперся подбородком на подставленные кисти, сцепленные меж собой. Обострившиеся черты лица, жёсткий взгляд, расширенные крылья носа, источающего дым — теперь Хар ещё больше походил на Джеймса, особенно в моменты сильных проявлений чувств, и одновременно не походил вовсе — его окружало облако ни на кого не направленной, но явственной угрозы. Вспышка эмоций угасла так же резко, как началась. В кресле снова развалился юноша, расслабленно раскуривающий трубку, но к вину он больше не притрагивался.

— Подходы волшебников наукообразны, — продолжил рассказ Хар спустя несколько секунд, как ни в чем не бывало, — как, скажем, у физиков есть школа с наследием прошлых поколений учёных: изучение их науки начинается с изучения открытий, совершенных задолго до их рождения. Обширная теория, проверяемая повторяемыми экспериментами. Необходимость развиваться с открытием нового возникает лишь при полном изучении всех наработок прошлых ученых. Маги же… словно у каждого свой раздел науки: у одного геология, у другого биология — нет общего базиса, кроме нескольких вводных лекций о фундаментальных понятиях, вроде закона сохранения материи. Каждый маг развивается самостоятельно практически с нуля, у других он научиться ничему не способен. Разве что вдохновиться и адаптировать для себя какой-нибудь фокус. Давайте покажу на примере, иначе это останется просто словами. Мистер Дамблдор, — обратился он к директору, — могу ли я просить вас о помощи в демонстрации?

— Все, что в моих силах, мистер Поттер.

— Это будет любопытно, — заметил Вернон, покрепче обнимая свою жену.

— Я не попрошу о многом. Владеете ли вы беспалочковым вариантом Вингардиум Левиоса?

— Мистер Поттер, я один из лучших в беспалочковой магии во всем мире, — скромно ответил Дамблдор. После чего он сосредоточил взгляд на бокале Хара, протянул в ту сторону руку и произнёс властным голосом, с соблюдением всею нюансов и обертонов: — Вингардиум Левиоса.

Бокал плавно поднялся в воздух и поплыл в ладонь, мягко в неё ткнувшись. Пришёл черед Поттера. Теперь уже он вытянул руку и повторил заклинание. Бокал вырвался из разжавшейся от удивления руки и, чудом не разбрызгивая содержимое, полетел обратно, где был ловко пойман.

— Я вижу, вы времени даром не теряли, мистер Поттер, — покачал головой как-то даже совершенно не удивленный Дамблдор. Хар движением, полным уверенного достоинства, наклонил голову.

— Вот уж совершенно неудивительно, мальчишка с первого дня, как вернулся, запирается у себя и мудрит над старыми учебниками Лили, — хихикнув в плечо мужа, совершенно по-бытовому подло сдала племянника Петуния. «Мальчишка» не потрудился смутиться или как-то ещё отреагировать.

Дамблдор немного помолчал, решив не уточнять, сколько времени Поттер уже на Земле. Вместо этого он нейтрально произнес:

— Учебники школьной программы не подходят для самостоятельного изучения. Требуется кто-то знающий, кто объяснит все нюансы и поправит все возможные огрехи.

— Мы обязательно вернемся к этому вопросу, — пообещал Хар, — но сначала хорошо бы закончить объяснение разницы между нашими подходами. Как вы видели, мистер Дурсль, мы, два совершенно разных человека, применили один и тот же шаблон чар, и они сработали. Теперь же я продемонстрирую свой метод телекинеза, после чего объясню его моему коллеге, и он попробует его повторить.

Хар чуть отвёл руку с трубкой и косо взглянул на свой так и не допитый бокал. Сосуд взвился в воздух и птицей заметался по комнате, отчаянно лавируя между мебелью, умудряясь не пролить ни капли жидкости. Когда бокал триумфально приземлился на своё место, раздались аплодисменты.

— Теперь, — шутливо раскланявшись в сторону тётушки, не вставая из кресла, заявил Хар, — очередь многоуважаемого волшебника. — Тут он посерьёзнел и, отчётливо проговаривая каждое слово, произнёс: — Мысленно пробудите дребезжащий перезвон колокольчиков в треть перемещаемого объекта размером, нанизайте на нить, обвейте ею объект и потяните за конец нити так, чтобы она не расползлась.

Воцарилось недоуменное молчание. Даже старый волшебник, имевший некоторое представление о методе магов, с некоторым удивлением вскинул брови:

— Перезвон колокольчиков? Я не ослышался?

— Да. И обязательно дребезжащий, — добавил Хар. — Если пробудить звонкий перезвон, бокал взорвётся.

С некоторой растерянностью во взгляде Дамблдор смотрел то на Поттера, на чьем лице не было ни тени улыбки, то на бокал. Потом он, покосившись на столь же запутавшихся Дурслей, вздохнул и закрыл глаза. Через несколько секунд он открыл глаза и упёр взор в злосчастный бокал. Он максимально подробно, насколько хватало развитого воображения опытного волшебника и мастера трансфигурации, представил дребезжащий, именно дребезжащий, перезвон колокольчиков размером с треть бокала, осторожно нанизал звук на воображаемую нить. Дамблдор сам не заметил, как оперся руками на подлокотники и всем телом наклонился вперёд. После чего обвил получившимися «бусами» бокал так, чтобы один конец остался свободно свисать на стол. Мистер и миссис Дурсль с неослабевающим вниманием следили как за напрягшимся волшебником, так и за бокалом. Но если Вернон наблюдал в основном за лицом Дамблдора, то Петуния все внимание сосредоточила на бокале. Он осторожно потянул за нить, с целью чуть сдвинуть бокал. Ничего. Потянул чуть сильнее. Бокал не сдвинулся ни на долю дюйма. Потянул ещё сильнее, нить уже натянулась, вот-вот соскользнёт. Ещё чуть-чуть… тут воображаемая нить неслышно порвалась, и перезвон колокольчиков с дребезжанием рассыпался по столу и затих. Старый волшебник откинулся в кресле и глубоко задышал. На седых висках выступили капли пота. Безликий убрал все проявления физического и ментального ущерба, но по какой-то причине не стал убирать умственную усталость. Это был длительный, тяжёлый день, было много стресса и потрясений, и столь глубокая и проработанная виртуализация забрала у Дамблдора неожиданно много сил. Отдышавшись, он благодарно кивнул Петунии, принял поднесённый бокал с водой и начал отпивать мелкими глотками.

— Прекрасная работа, — заговорил Поттер, когда Дамблдор допил воду и смог осмысленно смотреть на окружающий его мир. В его голосе не было ни веселья, ни ёрничанья, он был полон сдержанного уважения. — Учитель совершенно не преуменьшал, когда описывал вас как весьма талантливого, одарённого и крайне искусного мастера для этого мира. — Он покачал головой. — Потрясающая дисциплина мысли. Давно я такого не видел.

— Ты… видел? — тихо произнёс Дамблдор.

— Небо и звезды, Дамблдор! — не сдержался Хар. — Да такую мощную и чёткую виртуализацию только слепой бы не увидел!

Вернон, который как раз ничего такого не увидел, было насупился, но, увидев выражение лица свой жены, вместо возмущений приобнял её за плечи и спросил:

— Что случилось?

Петуния, чье лицо утратило всякую беззаботность и теперь выражало обеспокоенность, искоса посмотрела на мужа, и, приподняв уголки губ в неважной попытке улыбнуться, ответила:

— Ничего. Просто наш гость немного перенапрягся. Я скоро вернусь.

Она встала, одёрнула своё платье, быстрым шагом направилась в коридор. Ее муж, поняв, куда она направилась, дёрнулся было ей помочь, но сообразил, что если бы она пошла выносить весь заказ, то позвала его с собой. Значит, пошла за стимулятором. А он до сих пор неважно разбирается во всех её склянках, бутылках, порошках. Только под ногами мешаться, рассудил Вернон и обратил внимание на племянника жены, который стал рядом с Дамблдором и положил ладонь ему на лоб. Судя по возвращающимся на лицо директора краскам, это помогало. Петуния вернулась довольно быстро, неся чашку. Поттер убрал руку со лба Дамблдора, принял чашку и поднёс её к его губам. Но Дамблдора воспротивился тому, чтобы пить с чужих рук, и сам взял чашку, благо Хар не стал настаивать.

«Это никуда уже не годится, — мрачно подумал Дамблдор, делая несколько крупных глотков насыщенного бодрящего зелья. — Второй раз за день, исключительно по собственной неосмотрительности оказываюсь в таком состоянии». Во всем виноват Безликий, решил он. Если ему надо, то его сдержанная вежливость выматывает не слабее яростной дуэли с Гриндельвальдом или бешеной стычки с Томом… неудивительно, что попытка прогнуть мир по методу магов закончилась таким расходом сил.

— Предположу, что я бы не смог сдвинуть бокал вашим способом даже после длительных тренировок, — произнёс Дамблдор, когда зелье уже просвечивало дном чашки.

— Вы совершенно правы, — серьёзно кивнул Хар, — ни завтра, ни через месяц, ни через годы, десятилетия тренировок. Максимум, чего вы бы достигли, это сумасшествие. Сколько времени вам потребовалось, чтобы освоить Левиосу? В обоих вариантах?

— С пятой попытки, — на оживающее лицо Дамблдора легла тень улыбки, — в беспалочковом же варианте — через три дня упорных тренировок, после того как задался этой целью. Правда, я тогда уже давно закончил обучение и четко понимал, к чему стремлюсь…

— Тридцать восемь дней. Мне потребовалось почти четыре декады, чтобы сдвинуть с места листик. Я тогда даже не был уверен, что это результат моих мысленных усилий, а не моего дыхания. Мне было шесть лет. Учитель — «немного» садист, он заставлял меня долгими часами сидеть и медитировать на злосчастный орлиакий лист, который я до сих пор помню, как будто вижу наяву. — Здесь Хар ненадолго прервался, задумался и со скрипом признал: — Но педагог и психолог отменный, смог меня, шестилетнего, убедить самому этим заниматься, без понукания со стороны. Как ему это удалось? Внушение, не иначе… И так во всем, — без перехода продолжил он, — два месяца, чтобы зажечь свечу; три года на телепортацию; полгода на заживление царапин и ранок; шесть лет на межмировые переходы; четыре года на защиту разума и эмпатию, пусть даже в таком куцем исполнении…

Дамблдор чуть было не поперхнулся зельем, вспомнив ту «куцую» защиту, что так сильно его приложила, почти до обморока.

— Я не осваивал шаблоны, которые уже были кем-то придуманы, я создавал с нуля свои собственные уникальные шаблоны. Это минус магии. Нет ни возможности идти по проторённой дорожке — приходится прорубать свой путь самому, — ни возможности указать свой путь другому человеку. Он его просто не увидит. Мистер Дамблдор, скажите честно: мои объяснения показались вам чушью, верно? Нелепостью, не имеющей никакого отношения к магии.

— Верно, мистер Поттер, — кивнул Дамблдор, — ваше «пробуждение дребезжащего перезвона колокольчиков» было мне… чуждо.

— Хорошее слово подобрали, — широко улыбнулся Хар, — то же самое я испытал, когда один мой знакомый рассказывал, что для телекинеза он мысленно прореживает плотность пространства так, чтобы перемещаемые предметы выдавливались самим пространством.

— Такая же нелепица, как с колокольчиками, — согласился Вернон. — Ну а в чем же преимущества магии перед волшебством?

— А вот тут самое шикарное, — широчайше разулыбался Хар и снова повернулся к Дамблдору. — Сколько заклинаний и чар вы знаете?

— Несколько сотен, по меньшей мере, — чуть подумав, ответил тот. — Возможно, больше тысячи, точнее не скажу.

— Двенадцать! — громко и чётко возвестил скалящийся Хар.

— Сколько?! — удивились Дурсли, в то время как Дамблдор ловил чашку, едва не выпавшую из пальцев.

— Я владею несколькими десятками заклинаний, — неспешно, с расстановкой начал перечислять довольный произведённым эффектом Хар, — что-то около сотней чар, десятком другим ритуалов и… от восьми до двенадцати магий, смотря как считать.

— Так мало?.. — пробормотал немного разочарованный Вернон.

— Не недооценивайте магию! — чуть возмутился Хар. — Те же чары полёта, что продемонстрировал мой коллега, ограничены одним объектом для перемещения, объект должен быть неживым и твердым. С рассыпчатыми и жидкими веществами применяют другие заклинания. Которые еще выучить нужно. Я же этим не ограничен! Живое, мёртвое, неживое, жидкое, рассыпающееся, брыкающееся. Совокупным весом до тонны, если не больше, можно частями до полутора сотен объектов сразу! — он поднял указательный палец вверх в узнаваемом жесте.

— Ого! — теперь интонация Вернона была восторженной.

— Волшебники применяют одни чары, чтобы зажечь камин, другие, чтобы выпарить воду, третьи, чтобы сжечь врага, — разгорячённый Хар жестикулировал руками, — маги же используют одну и ту же магию четвертой стихий, магию огня! Магия сложна в освоении, но универсальна!

— Потрясающе, Хар, — Вернон воздал аплодисментами должное племяннику своей жены. — Что ж ты раньше молчал?

— Раньше и говорить особо не о чем было. Этих результатов я достиг только сейчас, спустя десять-одиннадцать лет работы, — подбоченился Хар. — Но для такого времени у меня неплохие результаты.

— Мерлин свидетель, это великолепные результаты — не согласился с ним Дамблдор, — даже если остальные магии развиты не столь хорошо, как телекинез, то ты все равно составляешь очень серьёзную конкуренцию даже лучшим выпускникам моей Школы!

— Вот, к слову о школах и учебниках. — Тут Поттер стал серьёзным и развернулся к директору. — Я потому и просил Учителя свести меня с вами, я хочу обсудить с вами вашу Школу.

Кресло, в котором раньше сидел Хар, вдруг подвинулось, чтобы он, не сходя с места, мог в него сесть.

— Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс, лучшая школа в Британии и входящая в пятёрку лучших школ мира, если не в тройку. Школа, которая готовит из своих студентов разносторонних и высокообразованных универсалов, чтобы они дальше могли специализироваться в своём искусстве сообразно со своими желаниями и потребностями. Школа, в которой директор — вы.

Хар сидел рядом, наклонившись так, чтобы голова была чуть ниже головы Дамблдора, глаза его были опущены, голос был тихим и доверительным. Он подлизывается к нему, удивлённо понял директор. Очевидно, ему что-то нужно. Впрочем, он, кажется, догадывался, что Хару нужно.

Дамблдор приказал себе не улыбаться. Если он прав, то с удовольствием предоставит просимое. Но пока что он сохранял лицо внимательного и расположенного слушателя.

— Мы вас оставим, — благожелательно сообщила Петуния, буквально за руку выводя своего мужа из гостиной, одёргивая его, чтобы не сболтнул лишнего.

— Я был впечатлён всеми рассказами и новостями о вашей школе, — Хар украдкой бросил взгляд на собеседника, оценивая реакцию на свои слова, и продолжил: — Поэтому хотел бы получить обучение волшебству именно там.

Внутренне, не меняясь в лице, Альбус Дамблдор возликовал.