Гарри Поттер и философия смерти или Хар Бернбоунс и гаснущие искры (гет)

Скрип пера стих. Директор бросил взгляд поверх очков в сторону окна. Так и есть: солнце уже село настолько, что бросаемых косых лучей не хватало для освещения письменного стола. Проскрипело теперь уже кресло, директор встал, обошёл стол, клетку с дремлющим фениксом и подошел к окну. Оперся на подоконник и замер, вслушиваясь в вечернюю тишину. Озеро уже начало отдавать тепло, собранное за день, так что время прохлады ещё не пришло. Лес, несмотря на ветер, играющий с седыми, словно молоко, прядями, стоял безмолвно, не шевеля ни единым листочком, словно сам наслаждался безмятежностью подступающей ночи.

Вернувшись к клетке, директор открыл дверцу и насыпал немного древесного угля вперемешку с ржаным зерном. Фоукс не соизволил даже шелохнуться, не то чтобы вынуть голову из-под крыла. Лукаво улыбнувшись в бороду, директор направился к столу: надо было закончить ответ Министерству. Он, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, профессор трансфигурации, директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, кавалер ордена Мерлина первого класса, Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота, член Международной конфедерации магов, с большим уважением и пониманием относится к проводимой Отделом магического образования политике в целом, к декрету № 42 от нынешнего года «Об урегулировании дуэльного клуба» в частности, но с прискорбием вынужден заявить, что в силу некоторых нюансов практических аспектов преподавания несовершеннолетним волшебникам магического искусства, он не может сократить часы дуэльного клуба ни на час, не то что вполовину, о причинах чего он уже подробно писал в ответе по директиве № 34 от прошлого года.

Заполошный хлопот крыльев оторвал директора от составления наиболее трудно воспринимаемых формулировок, призванных вызвать сильнейшую головную боль у читающего эти строки. В кабинет с шумом влетела сова, сбив подсвечник со стола и сметя на пол пергаменты и перья, но, слава Мерлину, не чернильницу. Дамблдор сразу распознал во взъерошенной серой неясыти сову Арабеллы. По виду можно было предположить, что она весь путь проделала на предельной скорости. Вспомнив, при каких обстоятельствах в последние разы миссис Фигг так гнала свою сову, директор сильно встревожился. Пока Дамблдор быстро ставил на стол плошки с водой и кормом, в кабинете поднимался приглушенный гул от разбуженных портретов, даже Фоукс высунул голову, чтобы неодобрительно посмотреть на возмутительницу спокойствия. Отвязав и вскрыв конверт, Дамблдор нашёл немного мятый прямоугольник магловской писчей бумаги со следами потеков чёрной шариковой ручки. Судя по этому и неровному почерку, письмо составлялось в спешке, на чем и чем под руку попалось.

— «Только что на порог к Дурслям аппарировал Безликий Шляпник…» — безо всякого приветствия сообщалось в письме.

— Фоукс! — закричал Дамблдор, выронив письмо, одной рукой палочкой приводя чары кабинета в готовность к его уходу, взмахивая своему фениксу другой. Фоукс негодующе вскрикнул, взмахнул крыльями, но, тем не менее, переместился в огненной вспышке на плечо к хозяину. Миг, и пламя охватило фигуру директора вместе с птицей на плече. Еще миг, и в кабинете никого уже не было. Лишь неясыть, не обращая ни на что внимания, отъедалась после изнурительного полета перед возвращением домой, да окончательно перебуженные портреты предыдущих директоров переговаривались между собой, сетуя на вечно спешащую молодежь; нет, чтобы остановиться и объяснить умудренным опытом предшественникам суть дела, чуть что — за феникса хватаются…

* * *

На мостовой Тисовой улицы, аккурат перед четвертым домом, возникла фигура старого волшебника с птицей на плече с оперением в языках пламени. Дамблдор потратил секунду на то, чтобы очнуться от видения огня, окружающего его со всех сторон, и от ощущения нестерпимого жара, вот-вот грозящего сжечь его в пепел. Открыв глаза, Дамблдор направился по ухоженной дорожке к крыльцу дома, где проживала семья Дурслей. Поднявшись по ступеням, он заскользил взглядом, ища эту магловскую сигнальную кнопку на косяке двери. Но в этом уже не было нужды: послышался лязг замка, и дверь открылась, являя взору худую фигуру хозяйки дома.

— Ах! Это вы! — скорее с удивлением, чем с радостью, воскликнула миссис Дурсль. И тут же добавила в ответ на безмолвный вопрос, выраженный в приподнятых бровях. — Он предупредил, что прибыл гость, но не стал уточнять, кто именно.

—«В жизни всегда должно быть место сюрпризу»,— понимающе процитировал Дамблдор. — Здравствуй, Петуния, давно не виделись.

— Да, в этом весь он, — насупилась было Петуния, но тут же спохватилась: — Здравствуйте. Проходите, проходите, будете приятным гостем.

Профессор Дамблдор вошёл в прихожую и сразу же заметил на верхней полке положенный на бок большой длиннющий угольно-чёрный фетровый цилиндр. Чопорно-старомодный, он буквально вопил о своей щегольской природе и шутовском происхождении, его невозможно было не заметить, словно он спрыгивал с полки и, оскалившись опоясывающей белой полосой у полей, явственно слышимо адски хохоча, бросался в глаза.

— Спокойствие, — обратился к самому себе Дамблдор. — Если ты так бурно реагируешь на шляпу, отдельную от него, то, как ты сможешь разговаривать с ним самим? Да, с момента последней встречи прошло лет девять, ты отвык от него, рассудочнейшего безумца на многие миры окрест, но если не возьмёшь себя в руки, то у него будет полное право трепать тебя за щечку, как младенца. Опять.

Нимало не смущаясь, он сделал глубокий вздох, затем выдох, затем открыл глаза и вновь посмотрел на шляпу, после чего перевел взгляд на Петунию, с легкой понимающей улыбкой смотрящую на него.

— Мы собрались в гостиной, — сказала она, приглашая идти за собой, — я вас провожу.

Пока миссис Дурсль вела его в гостиную, до Дамблдора начал доноситься до боли знакомый голос:

— …селятся высоко в горах, преимущественно в тех пещерах, где есть обнаженные выходы линий лей. Иногда, если линия пролегает неглубоко, сами обнажают ее. Именно этому линии лей обязаны своим вторым названием: драконьи жилы. Живут поодиночке, за исключением того времени, когда сходятся парами для высиживания потомства. В это время мама практически не покидает пещеру и гнездо, в то время как отец занимается добычей пропитания для них обоих. — Голос говорил на безупречном английском с оксфордским акцентом.

В комнате вокруг камина полукругом стояли три кресла, один двухместный диван и два круглых журнальных столика по бокам от дивана. На диване, расположенном строго напротив камина, сидели широкоплечий плотно сбитый мужчина в возрасте, но без седины в пышных усах и на голове. Слева от него находился возбужденный, с горящими глазами, с трудом сидящий на месте мальчик, на вид лет двенадцати, тоже крупный и плотный. Всем телом он развернулся налево, опираясь на подлокотник и внимательно слушая рассказчика, сидящего в кресле, стоящем левее дивана.

Рассказчик выглядел… необычно. Чрезвычайно высокий, значительно выше не то что семи футов, даже выше десяти! Облаченный в строгий, под цвет цилиндра, смокинг, идеально подогнанный по фигуре, из-за чего и без того заметная худоба превращалась в ломкую, нелепую тонкость рук и ног. Руки обтянуты белоснежно-белыми перчатками, резко контрастирующими с рукавами. Пальцы, непропорционально длинные даже для такого роста, сомкнутые и полусложенные ковшами, покоились на острых, словно угловая линейка, коленках. Справа от коленей в воздухе находились не поддерживаемые ничем чайное блюдце с чашкой. На ногах, отставленных на некоторое расстояние от кресла, из-за чего они до боли напоминали детские горки, отсутствовала обувь. Были лишь вязанные, белые, как и перчатки, носки. Расстегнутая верхняя пуговица открывала вырез, в котором виднелась фиолетовая рубашка, галстук цвета неба в зеленый горошек с кричаще неуместным ало-красным зажимом. Из воротника выходила длинная шея, украшенная ошейником — узкой непрерывной бесшовной полосой ткани, расцветкой совпадающей с галстуком. Шею венчала безухая голова, лишённая какой-либо растительности и… лица. Лишь при неприлично тщательном и очень близком рассмотрении можно было уловить на идеально ровном лице намёки на низины провалов, где располагались глаза, и легчайший намёк на продолговатое всхолмие на месте носа. Намёки на губы же отсутствовали напрочь, словно были заполированы идеально. Белоснежная кожа, вернее, поверхность лица, да и всей головы в целом, создавала впечатление камня, кости, но никак не органического эпителия, которым обычно покрыты живые люди и большинство нелюдей. Словно в кресле сидело не живое существо, но кукла или даже скорее статуя. И каменная неподвижность лишь подчёркивала это гротескное сходство с нелепой статуей — пародией, шаржем на человека, выточенном в камне либо вырезанном из кости. Необычайно мастерски и аккуратно, надо заметить...

До прихода хозяйки в сопровождении гостя Дадли и в чуть меньшей степени его отец, Вернон, внимали глубокому звучному голосу, раздававшемуся из пустоты и из всех уголков гостиной.

— Высиживание яйца занимает необычайно много времени даже по драконьим меркам, более трех лет!.. — вдруг, ломая впечатление неподвижности, рассказчик отнял правую руку от колена и воздел к потолку указательный палец, подчёркивая значимость указанного срока, в это же время протянул левую руку к чашке с чаем, все также стоящей на неподвижном блюдце. Именно в этот момент порог комнаты переступила Петуния. Голос-из-пустоты замолк, минималистичная голова как на шарнире повернулась к хозяйке.

— Ну-у-у! — протестующе заныл Дадли, но тут же был одёрнут отцом.

Увидев идущего следом человека, гость встал, медленно разгибаясь из нелепой позы в не до конца выпрямившуюся фигуру и почти касаясь затылком потолка. Места в гостиной словно разом стало меньше. С грацией, не присущей как ничему человеческому, так и ничему нечеловеческому, он в несколько абсурдно больших шагов пересёк помещение и замер рядом с Дамблдором.

— Альбус! Дитя! Я рад тебя видеть, — произнес он своим непривычно-привычным голосом-из-пустоты и распахнул до нелепости неправдоподобно большие руки. «Вот. Вот почему Северус так меняется в лице, когда я говорю ему “мальчик мой”, — внезапно осознал Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, — он не считает себя тем, к кому можно обращаться “мальчик!”. Как нехорошо получилось… получалось на протяжении многих лет. Когда все это закончится, надо будет попросить прощения… и не только у него».

— Мне нужно о стольких вещах тебя расспросить! — меж тем продолжал угольно черный смокинг. Тут кавалер ордена Мерлина первого класса, Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов почувствовал себя на редкость неуютно. С той памятной ночи они виделись впервые, и до нее он никогда не применял к старому волшебнику подобное обращение. И если он указывает на разницу в возрасте… Значит, считает, пусть и косвенно, виноватым в смерти Лили, решил Дамблдор. И практически заставил себя сделать шаг навстречу и ответить на объятия.

— К слову, где Северус? Почему ты не взял его с собой? Я бы с радостью поприветствовал и его… — вопросил директора давний знакомый, словно совершенно не подразумевая продолжение: «...с целью содрать с него кожу, подвесить кровоточащим на крючья на потолке и медленно, не спеша, срезать мясо с костей». Альбусу сделалось крайне неуютно. Без сомнения, он знал о роли Северуса в событиях той ночи.

— Я собирался в ужасной спешке и не стал задерживаться и брать кого-либо с собой, — осторожно отвечал Альбус, опуская, что именно Северуса он ни за что не взял бы. В этих нелепых объятиях он чувствовал себя до крайности некомфортно, словно в капкане. Даже аппарировать не получится, если его пленитель не разрешит.

— О. Жаль, — непритворно расстроился голос-из-пустоты. И сразу без перехода сообщил: — Можешь обращаться ко мне как обычно — Безликий. Я совершенно не против.

Дамблдор осознал, что все это время не был уверен, как правильно наименовать своего собеседника. Имя он никогда не называл и в общении отзывался на великое множество прозвищ, начиная от «Костяного Ужаса» и заканчивая «Странником-что-идет-из-ниоткуда-через-сны-в-никуда». И все имели под собой историю.

— Ай-ай-ай. Вломился без приглашения. Как невежливо… — мягко пожурил его голос-из-пустоты, что раздался в его ушах. Дамблдор готов был поклясться, что эти слова слышал только он.

Спустя бесконечно долгое время Безликий все-таки расцепил руки, отпуская “пленника” на свободу. Альбус обнаружил, что он все это время простоял, выгнувшись животом к потолку. Тут же он принял подобающее его возрасту положение.

— Здравствуйте, директор, давно не заходили, — обратился к нему хозяин, который за то время, что незваный гость томился в столь нелепом плену, встал и подошел поближе. — Присаживайтесь. Я налью вам чаю.

— Благодарю. Это очень любезно с вашей стороны, — ответил Дамблдор, направляясь к креслу.

— Пустое, — отмахнулся Вернон и обратился к сыну: — Дадли, не мог бы ты...

— Он вас не слышит, — прервал его Безликий. — Я продолжаю рассказывать ему о драконах, так что можно оставить его наедине с историей и прояснить несколько вопросов, не терпящих отлагательств.

Дадли сидел с полузакрытыми глазами, мысленно находясь где-то не здесь. На его лице сияло выражение восторженного слушателя.

—Хорошо. — Вернон вновь повернулся к директору. — Так что же привело вас сюда?

За то время, когда Дамблдора усадили в кресло справа от дивана, снабдили чашечкой горячего ароматного чая и дали время отпить глоток и оценить, что чай и впрямь хорош, он успел собраться с мыслями и произнес:

— Я хотел встретиться с Харольдом.

— Вы очень во время прибыли, профессор Дамблдор. Где-то через полчаса ужин. К тому времени Хар будет здесь.

— На ужин будет паштет с бифштексом. И вино, — сообщила Петуния. — Прекрасное вино, как оказалось, за время странствий Хар научился прекрасно разбираться в винах!

— И не скупится угостить им своего любимого дядюшку, — добавил Вернон, расплывшись в предвкушающей улыбке, — подарил нам несколько ящиков изумительнейшего вина! Жаль только, что перед соседями похвастать им не получится, — с сожалением продолжил он. — Бутылки очень непривычной формы, наклеек нет, все прямо на стекле высечено и знаки ни на что земное не похожи, кроме восточных иероглифов...

— Пища, привнесённая из-за Кромки?.. — не на шутку встревожился старый волшебник, но тут вмешался Безликий. — Не беспокойся, Альбус, Хар уже опытный в таких вещах, все необходимые меры предосторожности он принял.

— Если вы так уверены в его навыках, д… Безликий… — протянул профессор Дамблдор, продолжая пребывать в сомнениях.

— Его навыки не нуждаются в моем поручительстве, — в бесплотном голосе еле заметно проявились осуждающие нотки, — Хар уже давно является самодостаточным вольным странником и всеми навыками и умениями, присущими мироходцам, он владеет в полном объёме.

Вот тут Дамблдор крепко призадумался. Он никогда не был большим специалистом в магии пространства и о такой нетривиальной задаче, как перемещение по осям от четвёртого до двенадцатого, решение которой осваивали лишь единицы за столетие, имел лишь общее представление. Но ему было известно, в том числе благодаря знакомству с Безликим, что просто переместиться в другой мир — не растеряв себя по пути — едва ли не самое простое в мироходстве. Нужно уметь выжить в неизвестных условиях, неведомо где, понять, где ты очутился и приспособиться к этому месту. Необходимо обладать целым спектром навыков и умений, чтобы не умереть, очутившись в невесомости, в огненной пустыне, где плавится ферритовый песок, в воде, на смертельной глубине… или уметь провести предварительную разведку и должным образом подготовиться, что лишь немногим легче. Или должным образом наладить общение с местными жителями, которые не обязательно будут иметь ровно по две ноги, руки, глаза, если они вообще углеродная форма жизни органического происхождения. Или отбиться, если попытка мирного диалога провалилась…

Таким образом Харольд, если верить Безликому, который всегда строго оценивал навыки и способности кого бы то ни было, является далеко не безобидным волшебником. С одной стороны это радовало Дамблдора, с другой — немного печалило. Если он действительно так хорош и самостоятелен, то ему обучение в Хогвартсе не требуется, и с Магической Британией его связывает только наследство его семьи и пророчество. И ещё неизвестно, как, воспитанный и выросший в других мирах Харольд относится к этому пророчеству и к своей роли в истории Третьей Гражданской. А в том, что ему все это известно, величайший волшебник современной Британии не сомневался. Безликий не рез демонстрировал склонность к такому прямолинейному подходу в решении чьих-то проблем: снабдить человека наиболее полной и исчерпывающей информацией, всесторонне подготовить ко всем возможным трудностям и отойти в сторонку, лишь изредка давая намекающие советы. Не корми человека мясом, но вложи ему в руки нож для добычи мяса… Безликий сходным образом действовал с Лили, тогда ещё Эванс, с её сестрой Петунией; дал пару очень дельных советов Люпину, что изменило его жизнь; передал в распоряжение школьной библиотеки несколько ценнейших, тогда считавшихся утерянными, трудов, из которых сам директор почерпнул для себя немало полезного. Одну из этих книг даже он счёл возможным поместить в Общую Секцию, в помощь любознательным ученикам. Жаль только, что ни Том, ни Северус в своё время не прислушались к советам Безликого…

Пока старый волшебник пребывал в размышлениях, хозяйка долила ему чаю, улыбнулась в ответ на машинальные слова благодарности, коротко переговорила с мужем касаемо близящегося ужина, удалилась на кухню. Вернон присоединился к сыну: Безликий был превосходным рассказчиком. Идиллия, изредка нарушаемая лишь ёрзаньем Дадли да редким звоном чайного сервиза, длилась недолго. Сначала в комнату проникло лёгкое дуновение прохлады с улицы, следом из прихожей раздалось громкое:

— Я дома! — голос вырвал Дамблдора из размышлений и прервал безмолвный рассказ Безликого. Дамблдор с некоторым волнением привстал из кресла: голос до боли напоминал Джеймса… Дадли подскочил, как из пушки выстреленный, и с возгласом: «Хар!» с топотом понёсся в прихожую.

— Если что, я на кухне, — предупредил Вернон, неспешно покидая гостиную через другую дверь.

Дамблдор осознал, что сейчас он остался в гостиной один на один Безликим. Снова на ум пришло пресловутое «дитя». Рациональная часть волшебника утверждала, что если бы у Костяного Ужаса были претензии касаемо событий той ночи, он бы давным-давно заглянул к нему…

— Ты отчасти прав в своих опасения, дитя, — негромко подтвердил его рассуждения Ужас, вставая из кресла, — но можешь не беспокоиться, я не планирую ничего травматичного по отношению к тебе. И даже не потому, что ты, как и многие до тебя, как и многие после тебя, наказал себя сам. Ты «дитя» не потому, что не уследил, но потому, что до сих пор полагаешь, что способность убивать и причинять страдания проистекают из жестокости и душевной слабости. — Тут голос стих, и минималистичная голова повернулась к двери. Дамблдор повторил этот жест, и его сердце пропустило удар.

В гостиную совершенно беззвучно вошёл юноша, который одной рукой прижимал к себе Дадли так, что его ноги болтались над землёй, а другой безуспешно пытался выдрать леденец на палочке, самая сладкая часть которого надёжно удерживалась в плену зубов Дадли. Лицо как у Джеймса, отметил Дамблдор.

Наконец сдавшись, юноша поставил своего двоюродного братца на пол и наклонился к нему:

— Быстро догрызай, пока тётя не увидела и не всыпала нам обоим!

Хитро посверкивая глазами, Дадли заговорщицки закивал головой. Потом, словно вспомнив о чем-то, обернулся к Дамблдору и нелепому страшилищу. После чего невежливо ткнул пальцем в сторону Дамблдора:

— Эт’ к тебе пр’шли, — прошамкал Дадли, не выпуская конфеты.

Юноша выпрямился во весь рост, развернулся и без малейшего сомнения посмотрел прямо в глаза. А глаза как у Лили, подумал Дамблдор. После чего он попытался заглянуть дальше, за глаза…

[1] На английском звучит как Unface. Такое сочетание приставки и корня не используется, но если переводить «в лоб», как раз получится «Безликий».

…нестерпимый жар, проевший мясо, вездесущие языки огня, лижущие кости, грохочущие крики, ввинчивающиеся в уши и нескончаемый вой, раздирающий нутро. Лишь гул раскалённой, словно железо, крови утверждает бытие здесь и сейчас, не давая уйти в забытьё. Невозможно яркая белизна, расцвеченная багровым и разъеденная удушающим дымом, равно как и прогорающее вервие сковывают, сдерживают, не давая вырваться из пламенного заточения боли…

Пробуждение было ошеломляющим — контраст между тем, когда он… сгорал и прежним старым, привычным телом был… разительным. Он моргнул и сфокусировал зрение, перед ним на фоне потолка виднелась склонённая безликая голова. Вдруг его самочувствие резко улучшилось, все симптомы тяжелой формы ментального шока рассеялись без следа. Альбус — вспомнил он своё имя — осознал себя аккуратно, если не сказать нежно придерживаемым за плечи возвышающейся над ним статуей.

— Ты в порядке. — Бесплотный голос утверждал, а не спрашивал.

— Да, да, я в порядке, — зачем-то подтвердил Дамблдор. — Примите…

— Не благодари меня, — Безликий убрал руки с плеч, сделал шаг в сторону и кивнул на Хара, так за все это время не проронившего ни слова и не сдвинувшегося с места. Он лишь цепко держал за плечо непривычно серьёзного Дадли. — Благодари его, мальчик мог и не ограничиться предупреждением.

— Братец, сделай мне одолжение, сходи на кухню, предупреди, что мы скоро будем.

Дадли серьёзно кивнул и быстрым шагом направился к другой двери.

— Дитя, — позвал мальчишку Безликий, — передай также, что меня не будет.

— Хорошо, дядюшка! — несмело улыбнулся Дадли.

— А как будешь ложиться спать, не забудь заглянуть под подушку, — продолжил он, лукаво наклонив голову, — но не раньше, давай придерживаться правил. Хорошо?

— Спасибо-спасибо-спасибо! — Дадли сорвался с места, подбежал к щедрому гостю и обнял его за ногу. — А что там — сборник сказок? Игрушка?

Дамблдор и Хар чуть улыбнулись: подпирающий головой потолок «дядюшка» и вцепившееся ему в ногу «дитя» составляли на редкость умилительную картину.

— Ну, ну! В жизни всегда должно быть место сюрпризу, — погладил Дадли по голове уходящий гость, — а теперь отпусти меня и иди на кухню. Петуния вот-вот потеряет терпение.

Дадли с видимой неохотой отпустил штанину и вприпрыжку ускакал из комнаты.

— Милейший мальчуган, — прокомментировал такое поведение Безликий. На его неподвижном гладком лице проступил едва ощутимый и совершенно невозможный намёк на улыбку.

— На сем я прощаюсь с вами. Дела, дела, дела… — мастерски имитировал он вздох. И неожиданно добавил: — И кошки!

— До свидания, Учитель, — эхом отозвался Хар, провожая взглядом высоченную фигуру, боком и согнувшись проходящую через дверной проем.

Дамблдор ещё не до конца пришёл в себя от недавнего потрясения, поэтому ограничился прощальным кивком: он знал, что Безликий заметит. В комнате повисла неловкая тишина. Оба старались не смотреть друг другу в лицо. Первым заговорил Дамблдор:

— Харольд, мне ужасно… — но был тут же перебит:

— Не нужно.

Дамблдор, редкое дело, уже второй раз за день просящий прощения, и, неслыханное дело, дважды перебитый, невольно нахмурился. Без сомнения, стоящий перед ним юноша перенял от своего Учителя стойкую неприязнь к выслушиванию любого рода извинений. Интересно, что же ещё он перенял?..

— Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, верно? В последний раз мы виделись очень давно. Мне тогда было года четыре… — Гарри бесшумно приблизился к старому волшебнику и протянул руку.

— Хар «Бернбоунс» Джеймс Поттер. На большее не уговаривайте, — шутливо произнёс тот, кто несколько минут назад безо всяких предисловий чуть не поджарил Альбусу разум. — Но я буду благодарен, если вы будете называть меня Хар или Бернбоунс.

Директор с некоторым облегчением пожал руку: — Альбус Дамблдор, мистер Поттер.

— Значит, договорились… мистер Дамблдор. — Хар отпустил руку, прислушался к чему-то и заметил: — Знаете, нам лучше отложить все вопросы на потом, иначе тётушка нестерпит и потащит нас за бороду и косу. Не знаю, как вам борода, а коса мне дорога.

Только сейчас, когда он быстрым шагом направился к двери, через которую ушёл Дадли, и оказался к нему спиной, Дамблдор заметил, что его волосы шли до лопаток и были не перевязаны, а стянуты в простой узел.

Ужин проходил в атмосфере доброжелательности с лёгкими нотками неловкости. Во главе стола восседал Вернон, с большим аппетитом уплетающий мясо и заедающий его кусочками хлеба, пропитанного мясным соусом. Он, размахивая ножом, словно дирижер или полисмен на перекрёстке, оживлённо рассказывал о своей фирме по продаже различных строительных инструментов. Было ясно, что это их не первый разговор на эту тему, причём Хар проявлял неподдельный интерес. Он, впрочем, не забывая воздавать хвалу готовке своей тетушки, подробнейшим образом расспрашивал о том, как заключаются контракты, гарантируется их исполнение, как и для чего применяются различные инструменты в частности и о строительстве в целом. Справа от мужа сидела Петуния и негромко отвечала на вопросы своего сына о неких драконьих всадниках. Директор же, которого усадили напротив хозяина дома, в беседах не участвовал, занимая выжидательную позицию. Внимательно, но все же старясь не выходить за рамки приличий, он наблюдал за Харом, пытаясь составить о нем наиболее полное представление. Как он уже убедился раньше, его черные волосы были длиной чуть ниже лопаток и стянуты простым узлом [1] в хвост. Такая причёска обнажала уши, было видно, что в левом у него висели четыре простых колечка без каких либо украшений. В правом ухе колечек было три, но одно из них было с синим камушком, кажется, аквамарином. Пирсинг был скромным, аккуратным и не бросался в глаза. Старый волшебник предположил, что он несёт в себе какую-то функцию, отличную от декоративной. Посмотрев через свои очки, он убедился в своём предположении: кольца слегка фонили. По характеру излучения можно было сделать вывод, что в них аккуратно и надежно запечатана сильная магия. О характере вложенных чар можно было лишь догадываться — пытаться сканирующими чарами изучить эти украшения было бы как минимум неприлично. И опасно, на что намекала предыдущая попытка нарушить границы личного пространства Хара. В ходе наблюдения было сделано ещё два открытия: начинка колец была разная, и волосы Хара были прикрыты малозаметной иллюзией. Характер иллюзии предполагал, что они скрывают изначальный цвет волос. Это было тревожным. В детстве у Поттера были черные как смоль волосы, а иллюзия была наложена с целью изобразить их черными. Что случилось за то время, что Гарри провёл за Кромкой? Было два варианта: либо вследствие каких-то чар волосы приобрели устойчивую не чёрную окраску… либо он умудрился в уже свои годы поседеть. Первый вариант не был чем-то из ряда вон выходящим. Еще в прошлом году, в результате шалости так и не пойманных учеников (директор знал, что это были близнецы Уизли), завхоз приобрёл шевелюру цвета морской волны, и чары держались два месяца. Но, к сожалению, как тот, кто хоть немного знал Безликого, он мог быть уверен: Хар прячет седину. Эту догадку подтверждало наблюдение за его движениями. Хар ходил беззвучно, скупо и аккуратно. Это напоминало Аластора до того, как тот потерял ногу. Такая же опытная и отточенная постоянная готовность к активным действиям. В исполнении же этого юноши выглядело даже немного грациозно: как хищник. Такой грации нельзя научить. Это приходит с опытом, насилием, болью, ранами… и со смертями. Отчего-то старый опытный волшебник не сомневался — Хар может видеть фестралов. «Должно быть, Безликий все же исполнил свои намерения: он давно хотел вырастить Вестника [2], но никак не мог найти хорошую кандидатуру…» — чуть печально покачал головой в такт своим мыслям волшебник. Следующее, на что обратил внимание Дамблдор, это мантия. Хар был одет в мантию магического мира не британского стиля. Явно французская — Дамблдор не был в этом абсолютно уверен — она указывала, что он посетил какой-нибудь магазин волшебной одежды, может даже в Les Champs Cachеs [3]. Размышления Дамблдора были прерваны: разговор Верона с племянником жены коснулся сталей, и Хар стал с повышенным интересом расспрашивать о характеристиках различных инструментальных и оружейных сортах стали. После длительного сравнения и обсуждения они решили привлечь к разговору Дамблдора, им было интересно, как с этим делом обстоят в магическом мире.

— У нас железо не получило большого распространения, — отвечал директор, — дело в том, что оно обладает очень высокой магической проводимостью при очень малой ёмкости. Таким образом, предметы из железа и из стали имеют неприятную привычку разрушать тонкие чары, вбирая и сразу же отдавая обратно энергию, но уже в рассеянном виде, и затрудняя начинающим волшебникам применение магии при контакте с кожей. Именно поэтому мы стараемся не носить изделия из железа и не применяем в работе. За исключением тех редких случаев, когда такой эффект и требуется. Сильные волшебники могут игнорировать такое влияние, но тем не менее, мы стараемся прибегать к другим металлам, вроде меди, свинца, или же золота, серебра. Они обладают различными соотношениями проводимости и ёмкости, что позволяет варьировать сплавы в широком диапазоне, в зависимости от задачи.

— Как у вас дела с хладным железом?

— Боюсь, мне не знакомо такое название,— покачал головой профессор.

— А что за железо такое? — полюбопытствовал Вернон.

— Магический сверхпроводник, проводит ману полностью без потерь и накопления.

— То, о чем вы говорите, мистер Поттер, очень похоже на мертвое железо. Оковы из этого металла полностью блокируют магические способности, каким бы сильным волшебник ни был. Хранение предметов из мертвого железа запрещено почти во всех странах магического общества. Только государства могут иметь такие вещи, — о том, что почти все чистокровные семьи и многие сильные волшебники, в том числе он сам, этот запрет тихо игнорируют, Альбус предпочёл умолчать.

— А сталь, скажем, с проводимостью в одну четырёхсотую и с ёмкостью за сотню на кубический сантиметр есть? — продолжил расспросы Хар.

— Гоблинская сталь. Секрет её изготовления строжайшим образом хранится в самом сердце их общества, из-за этого даже были войны. Кровопролитные войны, — печально вздохнул директор. — Но известно, что процесс очень трудоёмкий, и стоит такая сталь дороже золота. Почти все легендарное оружие, вроде меча Гриффиндора или сломанного Кларента, было выковано из гоблинской стали.

— Кларент? — приподнял в удивлении бровь Вернон.

— Меч в Камне. Тот, что сделал Артура королём, когда он его вытащил, — пояснил Хар, приятно удивив Дамблдора знанием британской истории.

— А как же Экскалибур? — совершенно растерялся Вернон.

— Экскалибур — Меч из Озера, был дарован Озёрной Владычицей, когда Кларент был расколот в бою, — отвечал директор, и Поттер кивал в такт его словам, — и что был возвращён в воды в конце жизни короля Артура. Ныне его местонахождение неизвестно, и даже для утверждения, что он существовал, оснований нет. От Кларента хотя бы осколки остались…

— К слову, где они? — спросил Хар, и Вернон кивнул, присоединяясь к вопросу. Директор обнаружил, что Петуния и Дадли умолкли и тоже внимательно слушают их беседу.

— Осколки клинка частью во владении гоблинов, частью в запасниках Министерства. Рукоять, не представляющая особой практической ценности, хранится в Министерском Музее Магии…

— А в чем ценность этих осколков? — неожиданно влез в разговор Дадли.

— Дадли, — нахмурился было его отец, недовольный подобной невоспитанностью, — не лезь…

— Вообще-то он задал хороший вопрос, — спас своего брата Хар, незаметно подмигнув ему, и с хитрой улыбкой обернулся к профессору. — Помнящий артефакт?

— Мы называем это Памятным артефактом, — поправил его Дамблдор, пряча в бороду улыбку: положительно, ему нравились образованность и сообразительность этого юноши. — Но, да, легендарный памятный артефакт легендарного и полновластного короля Британии, фактически символ его власти и олицетворение его права на власть. Трудно найти в Британии силу выше этой.

Вернон перестал буравить взглядом невоспитанного сынишку и уже открыл было рот, чтобы спросить, что такое памятный артефакт, как ему ответила его жена:

— Памятный артефакт — наследие великих людей. Любимая отвёртка великого инженера, линейка великого архитектора, перо великого писателя, меч великого воина, неважно, что именно. Если яркая творческая душа долгое время, десятилетия, имеет при себе какой-нибудь предмет, а уж если он им пользуется для выражения своих идей и стремлений, то такой предмет начинает носить на себе отпечаток своего владельца. Он приобретает дополнительные свойства, которые не всегда можно определить и которые проявляются лишь при определённых условиях. Но так или иначе это предметы великой силы…

— Мне так и представляется великий творческий самурай и поэт эпохи Сенгоку, которого в бою охватывает вдохновение, и он вырезает хокку на теле очередного врага, — насмешливый голос разрушил всю торжественность момента. Дадли вовсю захихикал, Вернон и Дамблдор спрятали взгляды и улыбки. Петуния иронично посмотрела прямо в глаза своему племяннику, но ничего не сказала.

— За исключением пары нюансов ты все сказала верно, — кивнул посерьёзневший Хар и повернулся к Дадли. — Но это ещё не все. Ценность осколков заключается не в том, что это помнящий артефакт. Эти артефакты, если поискать, есть в каждой более-менее старой семье. Нюанс в том, чей этот артефакт, — он поднял вверх нож, и этим жестом он сильно напоминал своего учителя, один в один. — Артефакт, принадлежал королю. Полновластному королю! Дело в том, что между королём и его вассалами, между хозяином и его землёй, есть связь, выходящая за пределы отношений сеньор-вассал, владелец-собственность. Он берет на себя определённую ответственность перед богом, миром и своими людьми и землёй. С ответственностью приходит право распоряжаться судьбами людей и земли. Эта связь не столько социально-юридическая, сколько сакрально-мистическая. В некоторых вопросах эта связь имеет более решающий вес, чем связь между матерью и сыном. И Кларент, как меч, воплощающий эту связь, тоже имеет сакральную связь с Британией.

Дамблдор нахмурился. С одной стороны он был ещё раз приятно удивлён познаниями Хар, с другой, эту информацию с большой осторожностью доверяли друг другу и в магическом мире, не говоря о том, чтобы рассказать такое маглам…

— С большей силой приходит большая ответственность, — сказал серьёзный Дадли.

— Хорошие слова, правильные, — ответил Хар, Дамблдор согласно кивнул, — кто это сказал?

— Человек-паук. — просто ответил Дадли.

— Кто?! — сильно удивились волшебники, Вернон же подавился и заперхал так, что Хару пришлось стучать ему по спине.

— Человек-паук, супергерой из комиксов…

— Так, время уже позднее, Дадли пора в постель, — объявила Петуния и, невзирая на протесты сына, взяла его за руку и повела из кухни наверх, в его спальню.

— Предлагаю перебраться в гостиную, поближе к камину, — обратился к волшебникам Вернон. — Хар, будь любезен, убери посуду.

Хар кивнул, окинул взглядом стол со всем стоящим на нем, чуть сощурился… грязные тарелки, стаканы, ножи и вилки — все это внезапно поднялось в воздух, разложилось в стопки и кучки и полетело в раковину. Вернон смотрел на пролетающую мимо него посуду с интересом, он явно не первый раз просил об этом. Дамблдор даже сам, будучи одним из сильнейших волшебников своего времени, крайне редко видел столь безупречное невербальное беспалочковое применение чар полёта на группу разнородных предметов без явной подготовки. Сам так он не умел, так как специализировался на другой области, но оценить чужое мастерство мог в полной мере, что и сообщил Хару.

— Мне приятно слышать такую оценку моим способностям из ваших уст, но, боюсь, произошло недопонимание, — легонько покачал Хар головой. — Это были не чары.

— Но если не чары, то что? — недоуменно спросил Дамблдор.

— Магия. — На губах Хар мелькнула странная улыбка. Когда он продолжил, в голосе слышалась тщательно сдерживаемая гордость: — Мистер Дамблдор, я не заклинатель, не чародей, не волшебник. Я — Маг.

Первые несколько секунд Дамблдор простоял, не осознавая услышанного… но когда это произошло, просто окаменел. Маг. Не волшебник, не чародей, маг. Когда-то, давным-давно, он разговаривал с Безликим о различных методологиях и подходах к работе с магической энергией, он спросил его о магах, искусство которых было забыто и лишь в редких упоминаниях в летописях использовалось это слово — «маг».

— Мерлин и Моргана… — лишь выдохнул он.

Тогда Безликий объяснил ему их методику и все её плюсы и минусы. Дамблдор помнил, что тогда он очень удивился и испугался одновременно. С тех пор кое-что даже освоил, но лишь как дополнение к своему изначальному набору методов. Для большего категорического не хватало времени. И вот перед ним стоит полноценный, обученный маг. Лишь теперь Дамблдор мог оценить всю величину сюрприза, что ему и всему миру приготовил Безликий.

— Разница настолько большая? — донёсся по поражённого Дамблдора недоуменный голос Вернона. Вынырнув из своих мыслей, старый волшебник повернулся к нему.

— Слово «большая» несколько неподходяще. Скорее уместно слово «принципиальная».

* * *

Когда Дадли добрался до своей комнаты, он первым делом полез под подушку. Оттуда были извлечены три книги, прямоугольная матовая пластина из непонятного материала и вчетверо сложенный лист бумаги. После чтения листа выяснилось, что пластина — это «книгочей», устройство, которое могло вслух читать любой печатный или рукописный носитель текстовой информации. Пластина была привязана к возможностям Петунии, и она могла настраивать «книгочея», загружать в него книги — надо было лишь приложить «книгочея» на несколько секунд к обложке или страницам, — задавать образец голоса и делегировать ограниченные права использования другим людям. В конце шла приписка, что рекомендовалось начать со сказок братьев Гримм. На этом месте Петуния поморщилась: среди книг действительно находился сборник сказок, но это было издание оригинальных, неотредактированных сказок. Будь её воля, она бы дала их сыну позже. Лет эдак через десять, как раз в его двадцать один год. Но мелкий паршивец сразу учуял аромат запретного плода и затребовал именно их. Повздыхав, Петуния настроила «книгочея» на свой голос, поставила ограничение на три… нет, два рассказа и загрузила сборник.

Уложив сына под одеяло, положив пластину под подушку, она запустила «книгочея». В комнате разнёсся её собственный голос, который было непривычно слышать со стороны:

— Жил-был на свете человек, было у него три сына, и все имущество его состояло из одного только домика, в котором он и жил… — Голос был тихим, читал медленно, с чувством, с толком, с расстановкой. Петуния лишь покачала головой — «книгочей» был хорош.

Тихонько покинув спальню сына, она спустилась на первый этаж и прошла в гостиную, где был зажжён камин и сидели её муж с племянником и гостем. Сбоку от огня, в сдвинутом в сторону кресле, развалился Гарри, держа разожжённую трубку в одной руке и бокал с вином в другой. Дамблдор и Вернон сидели, соответственно, в другом кресле и на диване, расположенными так, чтобы не пришлось напрягать шеи, поворачивая головы к рассказчику. Дамблдор, ставший свидетелем ещё нескольких актов магии: когда Хар переставил мебель, не издав не звука, на ходу разжёг камин, причём так, что тот сразу задышал жаром, вынул из пустоты набитую трубку и разжёг и её, — теперь сидел, глубоко задумавшись, и на вошедшую Петунию никак не отреагировал. Вернон расположился на диване, так что Петуния смогла подсесть к нему под бочок и дождаться, когда он обнимет её рукой, свободной от бокала вина, и положить голову мужу на плечо.

— …слово, чтобы влиять на мир. Чародеи, как опять же следует из названия, используют чары, определённое состояние ума, структуру мысли, чтобы влиять на мир. Волшебники же… — Хар прервался, затянулся из трубки, отпил глоток вина и продолжил: — Творят волшбу, под которой подразумевается все вышеперечисленное. Волшебник — универсал, все навыки и способности основываются на создании различными методами некой структуры, которая меняет окружающий мир в обход классической физики, будь то зелье, слово, мысленная конструкция чар, что-то еще. Если сравнить волшебника с компьютером, то эти структуры будут программой. Есть две сходные особенности. Первое: волшебнику необязательно знать, что делает эта структура-программа, нужно лишь обладать достаточными мастерством и ресурсами, чтобы исполнить эту структуру. Второе: программе все равно, какой компьютер исполняет её. Так же и заклинанию все равно, что за заклинатель его произносит. Главное, чтобы читал без запинок и имел достаточно маны для воплощения. Иначе говоря, волшебник знает достоверно, как он действует, но не всегда может ответить, что он делает. — Хар голосом выделил два ключевых слова и примолк.

Вернон заинтересованно подался вперёд, ловя каждое слово. Дамблдор вынырнул из мыслей и тоже сосредоточился на рассказчике: ему было совсем нелишне еще раз послушать о методике магов.

— Магия же… — Хар просмаковал это слово, словно глоток вина, которое, как убедился Дамблдор, действительно было божественным. — Не структурна. Это единое и неделимое волеизъявление, достаточно сильное и весомое, чтобы влиять на мир. Маг всегда, почти всегда точно осознает, что именно он делает. Но практически никогда не может объяснить, как он это делает! — громко и с долей разочарования в голосе закончил Хар, резко сев в кресле и стукнув бокалом о журнальный столик.

[1] Имеется в виду морской простой узел.

[2] Игра слов. Вестник переводится как Herald или Herold, что созвучно с именем Harold.

[3]«Скрытые поля», в переводе с французского.

Трубка тлела, стиснутая в зубах разгорячившегося Хара. Он оперся подбородком на подставленные кисти, сцепленные меж собой. Обострившиеся черты лица, жёсткий взгляд, расширенные крылья носа, источающего дым — теперь Хар ещё больше походил на Джеймса, особенно в моменты сильных проявлений чувств, и одновременно не походил вовсе — его окружало облако ни на кого не направленной, но явственной угрозы. Вспышка эмоций угасла так же резко, как началась. В кресле снова развалился юноша, расслабленно раскуривающий трубку, но к вину он больше не притрагивался.

— Подходы волшебников наукообразны, — продолжил рассказ Хар спустя несколько секунд, как ни в чем не бывало, — как, скажем, у физиков есть школа с наследием прошлых поколений учёных: изучение их науки начинается с изучения открытий, совершенных задолго до их рождения. Обширная теория, проверяемая повторяемыми экспериментами. Необходимость развиваться с открытием нового возникает лишь при полном изучении всех наработок прошлых ученых. Маги же… словно у каждого свой раздел науки: у одного геология, у другого биология — нет общего базиса, кроме нескольких вводных лекций о фундаментальных понятиях, вроде закона сохранения материи. Каждый маг развивается самостоятельно практически с нуля, у других он научиться ничему не способен. Разве что вдохновиться и адаптировать для себя какой-нибудь фокус. Давайте покажу на примере, иначе это останется просто словами. Мистер Дамблдор, — обратился он к директору, — могу ли я просить вас о помощи в демонстрации?

— Все, что в моих силах, мистер Поттер.

— Это будет любопытно, — заметил Вернон, покрепче обнимая свою жену.

— Я не попрошу о многом. Владеете ли вы беспалочковым вариантом Вингардиум Левиоса?

— Мистер Поттер, я один из лучших в беспалочковой магии во всем мире, — скромно ответил Дамблдор. После чего он сосредоточил взгляд на бокале Хара, протянул в ту сторону руку и произнёс властным голосом, с соблюдением всею нюансов и обертонов: — Вингардиум Левиоса.

Бокал плавно поднялся в воздух и поплыл в ладонь, мягко в неё ткнувшись. Пришёл черед Поттера. Теперь уже он вытянул руку и повторил заклинание. Бокал вырвался из разжавшейся от удивления руки и, чудом не разбрызгивая содержимое, полетел обратно, где был ловко пойман.

— Я вижу, вы времени даром не теряли, мистер Поттер, — покачал головой как-то даже совершенно не удивленный Дамблдор. Хар движением, полным уверенного достоинства, наклонил голову.

— Вот уж совершенно неудивительно, мальчишка с первого дня, как вернулся, запирается у себя и мудрит над старыми учебниками Лили, — хихикнув в плечо мужа, совершенно по-бытовому подло сдала племянника Петуния. «Мальчишка» не потрудился смутиться или как-то ещё отреагировать.

Дамблдор немного помолчал, решив не уточнять, сколько времени Поттер уже на Земле. Вместо этого он нейтрально произнес:

— Учебники школьной программы не подходят для самостоятельного изучения. Требуется кто-то знающий, кто объяснит все нюансы и поправит все возможные огрехи.

— Мы обязательно вернемся к этому вопросу, — пообещал Хар, — но сначала хорошо бы закончить объяснение разницы между нашими подходами. Как вы видели, мистер Дурсль, мы, два совершенно разных человека, применили один и тот же шаблон чар, и они сработали. Теперь же я продемонстрирую свой метод телекинеза, после чего объясню его моему коллеге, и он попробует его повторить.

Хар чуть отвёл руку с трубкой и косо взглянул на свой так и не допитый бокал. Сосуд взвился в воздух и птицей заметался по комнате, отчаянно лавируя между мебелью, умудряясь не пролить ни капли жидкости. Когда бокал триумфально приземлился на своё место, раздались аплодисменты.

— Теперь, — шутливо раскланявшись в сторону тётушки, не вставая из кресла, заявил Хар, — очередь многоуважаемого волшебника. — Тут он посерьёзнел и, отчётливо проговаривая каждое слово, произнёс: — Мысленно пробудите дребезжащий перезвон колокольчиков в треть перемещаемого объекта размером, нанизайте на нить, обвейте ею объект и потяните за конец нити так, чтобы она не расползлась.

Воцарилось недоуменное молчание. Даже старый волшебник, имевший некоторое представление о методе магов, с некоторым удивлением вскинул брови:

— Перезвон колокольчиков? Я не ослышался?

— Да. И обязательно дребезжащий, — добавил Хар. — Если пробудить звонкий перезвон, бокал взорвётся.

С некоторой растерянностью во взгляде Дамблдор смотрел то на Поттера, на чьем лице не было ни тени улыбки, то на бокал. Потом он, покосившись на столь же запутавшихся Дурслей, вздохнул и закрыл глаза. Через несколько секунд он открыл глаза и упёр взор в злосчастный бокал. Он максимально подробно, насколько хватало развитого воображения опытного волшебника и мастера трансфигурации, представил дребезжащий, именно дребезжащий, перезвон колокольчиков размером с треть бокала, осторожно нанизал звук на воображаемую нить. Дамблдор сам не заметил, как оперся руками на подлокотники и всем телом наклонился вперёд. После чего обвил получившимися «бусами» бокал так, чтобы один конец остался свободно свисать на стол. Мистер и миссис Дурсль с неослабевающим вниманием следили как за напрягшимся волшебником, так и за бокалом. Но если Вернон наблюдал в основном за лицом Дамблдора, то Петуния все внимание сосредоточила на бокале. Он осторожно потянул за нить, с целью чуть сдвинуть бокал. Ничего. Потянул чуть сильнее. Бокал не сдвинулся ни на долю дюйма. Потянул ещё сильнее, нить уже натянулась, вот-вот соскользнёт. Ещё чуть-чуть… тут воображаемая нить неслышно порвалась, и перезвон колокольчиков с дребезжанием рассыпался по столу и затих. Старый волшебник откинулся в кресле и глубоко задышал. На седых висках выступили капли пота. Безликий убрал все проявления физического и ментального ущерба, но по какой-то причине не стал убирать умственную усталость. Это был длительный, тяжёлый день, было много стресса и потрясений, и столь глубокая и проработанная виртуализация забрала у Дамблдора неожиданно много сил. Отдышавшись, он благодарно кивнул Петунии, принял поднесённый бокал с водой и начал отпивать мелкими глотками.

— Прекрасная работа, — заговорил Поттер, когда Дамблдор допил воду и смог осмысленно смотреть на окружающий его мир. В его голосе не было ни веселья, ни ёрничанья, он был полон сдержанного уважения. — Учитель совершенно не преуменьшал, когда описывал вас как весьма талантливого, одарённого и крайне искусного мастера для этого мира. — Он покачал головой. — Потрясающая дисциплина мысли. Давно я такого не видел.

— Ты… видел? — тихо произнёс Дамблдор.

— Небо и звезды, Дамблдор! — не сдержался Хар. — Да такую мощную и чёткую виртуализацию только слепой бы не увидел!

Вернон, который как раз ничего такого не увидел, было насупился, но, увидев выражение лица свой жены, вместо возмущений приобнял её за плечи и спросил:

— Что случилось?

Петуния, чье лицо утратило всякую беззаботность и теперь выражало обеспокоенность, искоса посмотрела на мужа, и, приподняв уголки губ в неважной попытке улыбнуться, ответила:

— Ничего. Просто наш гость немного перенапрягся. Я скоро вернусь.

Она встала, одёрнула своё платье, быстрым шагом направилась в коридор. Ее муж, поняв, куда она направилась, дёрнулся было ей помочь, но сообразил, что если бы она пошла выносить весь заказ, то позвала его с собой. Значит, пошла за стимулятором. А он до сих пор неважно разбирается во всех её склянках, бутылках, порошках. Только под ногами мешаться, рассудил Вернон и обратил внимание на племянника жены, который стал рядом с Дамблдором и положил ладонь ему на лоб. Судя по возвращающимся на лицо директора краскам, это помогало. Петуния вернулась довольно быстро, неся чашку. Поттер убрал руку со лба Дамблдора, принял чашку и поднёс её к его губам. Но Дамблдора воспротивился тому, чтобы пить с чужих рук, и сам взял чашку, благо Хар не стал настаивать.

«Это никуда уже не годится, — мрачно подумал Дамблдор, делая несколько крупных глотков насыщенного бодрящего зелья. — Второй раз за день, исключительно по собственной неосмотрительности оказываюсь в таком состоянии». Во всем виноват Безликий, решил он. Если ему надо, то его сдержанная вежливость выматывает не слабее яростной дуэли с Гриндельвальдом или бешеной стычки с Томом… неудивительно, что попытка прогнуть мир по методу магов закончилась таким расходом сил.

— Предположу, что я бы не смог сдвинуть бокал вашим способом даже после длительных тренировок, — произнёс Дамблдор, когда зелье уже просвечивало дном чашки.

— Вы совершенно правы, — серьёзно кивнул Хар, — ни завтра, ни через месяц, ни через годы, десятилетия тренировок. Максимум, чего вы бы достигли, это сумасшествие. Сколько времени вам потребовалось, чтобы освоить Левиосу? В обоих вариантах?

— С пятой попытки, — на оживающее лицо Дамблдора легла тень улыбки, — в беспалочковом же варианте — через три дня упорных тренировок, после того как задался этой целью. Правда, я тогда уже давно закончил обучение и четко понимал, к чему стремлюсь…

— Тридцать восемь дней. Мне потребовалось почти четыре декады, чтобы сдвинуть с места листик. Я тогда даже не был уверен, что это результат моих мысленных усилий, а не моего дыхания. Мне было шесть лет. Учитель — «немного» садист, он заставлял меня долгими часами сидеть и медитировать на злосчастный орлиакий лист, который я до сих пор помню, как будто вижу наяву. — Здесь Хар ненадолго прервался, задумался и со скрипом признал: — Но педагог и психолог отменный, смог меня, шестилетнего, убедить самому этим заниматься, без понукания со стороны. Как ему это удалось? Внушение, не иначе… И так во всем, — без перехода продолжил он, — два месяца, чтобы зажечь свечу; три года на телепортацию; полгода на заживление царапин и ранок; шесть лет на межмировые переходы; четыре года на защиту разума и эмпатию, пусть даже в таком куцем исполнении…

Дамблдор чуть было не поперхнулся зельем, вспомнив ту «куцую» защиту, что так сильно его приложила, почти до обморока.

— Я не осваивал шаблоны, которые уже были кем-то придуманы, я создавал с нуля свои собственные уникальные шаблоны. Это минус магии. Нет ни возможности идти по проторённой дорожке — приходится прорубать свой путь самому, — ни возможности указать свой путь другому человеку. Он его просто не увидит. Мистер Дамблдор, скажите честно: мои объяснения показались вам чушью, верно? Нелепостью, не имеющей никакого отношения к магии.

— Верно, мистер Поттер, — кивнул Дамблдор, — ваше «пробуждение дребезжащего перезвона колокольчиков» было мне… чуждо.

— Хорошее слово подобрали, — широко улыбнулся Хар, — то же самое я испытал, когда один мой знакомый рассказывал, что для телекинеза он мысленно прореживает плотность пространства так, чтобы перемещаемые предметы выдавливались самим пространством.

— Такая же нелепица, как с колокольчиками, — согласился Вернон. — Ну а в чем же преимущества магии перед волшебством?

— А вот тут самое шикарное, — широчайше разулыбался Хар и снова повернулся к Дамблдору. — Сколько заклинаний и чар вы знаете?

— Несколько сотен, по меньшей мере, — чуть подумав, ответил тот. — Возможно, больше тысячи, точнее не скажу.

— Двенадцать! — громко и чётко возвестил скалящийся Хар.

— Сколько?! — удивились Дурсли, в то время как Дамблдор ловил чашку, едва не выпавшую из пальцев.

— Я владею несколькими десятками заклинаний, — неспешно, с расстановкой начал перечислять довольный произведённым эффектом Хар, — что-то около сотней чар, десятком другим ритуалов и… от восьми до двенадцати магий, смотря как считать.

— Так мало?.. — пробормотал немного разочарованный Вернон.

— Не недооценивайте магию! — чуть возмутился Хар. — Те же чары полёта, что продемонстрировал мой коллега, ограничены одним объектом для перемещения, объект должен быть неживым и твердым. С рассыпчатыми и жидкими веществами применяют другие заклинания. Которые еще выучить нужно. Я же этим не ограничен! Живое, мёртвое, неживое, жидкое, рассыпающееся, брыкающееся. Совокупным весом до тонны, если не больше, можно частями до полутора сотен объектов сразу! — он поднял указательный палец вверх в узнаваемом жесте.

— Ого! — теперь интонация Вернона была восторженной.

— Волшебники применяют одни чары, чтобы зажечь камин, другие, чтобы выпарить воду, третьи, чтобы сжечь врага, — разгорячённый Хар жестикулировал руками, — маги же используют одну и ту же магию четвертой стихий, магию огня! Магия сложна в освоении, но универсальна!

— Потрясающе, Хар, — Вернон воздал аплодисментами должное племяннику своей жены. — Что ж ты раньше молчал?

— Раньше и говорить особо не о чем было. Этих результатов я достиг только сейчас, спустя десять-одиннадцать лет работы, — подбоченился Хар. — Но для такого времени у меня неплохие результаты.

— Мерлин свидетель, это великолепные результаты — не согласился с ним Дамблдор, — даже если остальные магии развиты не столь хорошо, как телекинез, то ты все равно составляешь очень серьёзную конкуренцию даже лучшим выпускникам моей Школы!

— Вот, к слову о школах и учебниках. — Тут Поттер стал серьёзным и развернулся к директору. — Я потому и просил Учителя свести меня с вами, я хочу обсудить с вами вашу Школу.

Кресло, в котором раньше сидел Хар, вдруг подвинулось, чтобы он, не сходя с места, мог в него сесть.

— Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс, лучшая школа в Британии и входящая в пятёрку лучших школ мира, если не в тройку. Школа, которая готовит из своих студентов разносторонних и высокообразованных универсалов, чтобы они дальше могли специализироваться в своём искусстве сообразно со своими желаниями и потребностями. Школа, в которой директор — вы.

Хар сидел рядом, наклонившись так, чтобы голова была чуть ниже головы Дамблдора, глаза его были опущены, голос был тихим и доверительным. Он подлизывается к нему, удивлённо понял директор. Очевидно, ему что-то нужно. Впрочем, он, кажется, догадывался, что Хару нужно.

Дамблдор приказал себе не улыбаться. Если он прав, то с удовольствием предоставит просимое. Но пока что он сохранял лицо внимательного и расположенного слушателя.

— Мы вас оставим, — благожелательно сообщила Петуния, буквально за руку выводя своего мужа из гостиной, одёргивая его, чтобы не сболтнул лишнего.

— Я был впечатлён всеми рассказами и новостями о вашей школе, — Хар украдкой бросил взгляд на собеседника, оценивая реакцию на свои слова, и продолжил: — Поэтому хотел бы получить обучение волшебству именно там.

Внутренне, не меняясь в лице, Альбус Дамблдор возликовал.

Камин негромко потрескивал поленьями, изредка перемешиваемыми летающей кочергой. Пламя в сочетании с садящимся солнцем создавало домашний уют. Время тянулось медленно, Дамблдор, удобно устроившись в кресле, давно не чувствовал себя в столь приподнятом настроении. Все же у Петунии медицинские зелья выходят особенно хорошо, рассудил он, если все последствия двойного переутомления растворились, как утренний туман. Не хватало лишь чего-нибудь сладкого для полного ощущения благодати, но волшебник умел быть неприхотливым и не жаловался. Просьба юного Поттера дала ответ на множество вопросов и в тоже время породила такое же множество новых. Теперь, если все сложится удачно, он сможет хотя бы приблизительно отслеживать судьбу Мальчика… скорее уже Юноши-Который-Выжил, и, даже если Поттер сведёт общение с одногодками к минимуму, совершенно не обзавестись знакомствами и друзьями он не сможет. Следовательно, он будет связан с магической Британией, и вопросы с печальным «наследием» Третьей Гражданской и пророчеством будут разрешены — так или иначе. Более того, с учётом несомненного опосредованного влияния Безликого, который в целом скорее миролюбив, чем жесток, вопросы будут решены малой кровью и незначительным числом сломанных жизней, поелику это возможно. К тому же, директор чувствовал свою вину в нынешнем положении молодого мага: стать Вестником — пусть даже такого дипломатичного и максимально корректного по отношению к смертным, для существа своего уровня, Безликого — не самая желанная судьба. Всячески поспособствовать получению им качественного полного среднего волшебного образования в Хогвартсе — меньшее, что можно для него сделать.

Но тот факт, что Хар попросил личной встречи, настораживал. Для поступления в Хогвартс требовалось соблюдение трёх условий: достижение одиннадцати лет, наличие дара и деньги для оплаты хотя бы первого года обучения. Если пункты выполнялись, ребёнок становился учеником школы в установленном порядке и его, директора, участие не требовалось. С первыми двумя пунктами у Поттера все было более чем в порядке — маг, длительное время проведший в мирах с более быстрым течением времени, за счёт чего оказавшийся значительно старше тех, кто родился в том же с ним году. Сумма, потребная для оплаты хотя бы первого года обучения, была приличной, и её не всякая семья могла позволить, но Дамблдор справедливо рассудил, что для обученного мага достать или заработать такие деньги не проблема. В крайнем случае, Безликий, для которого самородное золото, в принципе, ничем не отличалось от дорожной пыли, мог снабдить своего ставленника нужными средствами. Или же тут стоит вопрос гордости, в силу которого Поттер старается обходиться без таких «подачек»? Но в этом случае, он не стал бы просить устроить его в школу без денег. Значит, не деньги… Значит, какой-то вопрос или нюанс, без разрешения которого с директором школы в этой самой школе будет затруднительно, если не невозможно, учиться. Тут Дамблдор несколько обеспокоился: если он сам был готов ради Мальчика-Который-Выжил пойти на большие уступки, то как директор он был обязан строго придерживаться кодекса школы и заботиться обо всех учениках в равной мере, не выделяя кого-то более других. Все размышления старого волшебника заняли лишь несколько секунд, так что не было затяжного неловкого молчания, когда он, наконец, заговорил:

— Ты не представляешь, как мне приятно, мальчик мо… — по старой привычке директор использовал было привычное обращение, как заметил, что Хар неприязненно морщится и прервал себя.

— Я был бы вам очень признателен, если бы вы не применяли ко мне данное обращение, директор Дамблдор. — Голос Мальчика-который-выжил звучит серьёзно, с нажимом. — У меня с ним связаны не самые приятные воспоминания. Зовите меня просто Хар, я настаиваю.

Дамблдор немного помолчал, склонив голову, показывая, что воспринял собеседника всерьёз. Ещё раз напомнил себе, что, несмотря на юный вид, перед ним обученный маг, мироходец и Вестник Безликого. После чего тоже наклонился в кресле, уравнивая себя с собеседником, и заговорил, смотря точно в переносицу:

— Хар, для меня большая честь, что ты выбрал для поступления именно мою школу, но если бы речь шла просто о поступлении, то ты мог просто написать письмо с прошением на моё имя. Мой заместитель приняла бы твоё прошение и выслала бы тебе письмо с извещением о зачислении за моей подписью.

— Вы совершенно правы, директор. И если бы дело ограничивалось бы лишь поступлением, я бы так и поступил. Но, видите ли, я прочитал последнюю редакцию Кодекса Хогвартс, и у меня возникло две причины повременить с написанием письма. — Легкая тень набежала на лицо директора, кажется, сбывались его худшие опасения. — Во-первых, обязательный для всех отбой в десять вечера. Проблема в том, что я развил свою ментальную и физическую выносливость настолько, что мне сон требуется пятичасовой, раз в восемь дней. И если я буду тратить каждый день восемь часов на лежание в кровати, это будет слишком большой тратой времени, которого никогда не бывает много.

— Ты не перестаёшь меня удивлять, Хар, — со сдержанным удивлением ответил Дамблдор.

Тех, кто смог сократить время своего сна, он мог пересчитать по пальцам, и теперь можно было загибать ещё один. С другой стороны, все верно. Волшебники с инструментальным подходом редко когда затрагивают своё тело и разум, в отличие от магов, которые буквально создают себя с нуля, глубоко и обширно меняя тело, разум и душу.

— Во-вторых, система обучения построена по принципу интерната, с круглосуточным пребыванием в школе, за исключением каникул и чрезвычайных обстоятельств. К сожалению, у меня есть планы, которые не терпят отложения на семь лет, и обязательства, которые могут потребовать моего отсутствия. Поэтому мне нужно разрешение покидать территорию школы хотя бы в ночные часы. Иначе, к сожалению, мне придётся искать другую школу или рассматривать вариант найма частных учителей… — По его виду было понятно, что это условие для него важно, но и другие варианты не устраивают его полностью.

Директор снова крепко задумался. С одной стороны, условие было приемлемым, не нарушало правила школы, да и его аргументы были вполне понятны и убедительны: терять впустую по восемь часов ежедневно он сам не согласился бы. С другой, это противоречило основной идее школы закрытого типа. Да и возникнут недовольные тем, что им нельзя покидать школу во время обучения, а ему — можно. Особенно громко возмутятся чистокровные. Особенно громко — Малфои. Дамблдор помнил, каким был Люциус в первые годы обучения, и ни на секунду не сомневался, что его сын, Драко, заявится в школу с таким же апломбом и гонором. Иногда эти дети такие крикливые, приходится затыкать их лимонными дольками… Дамблдор внимательно посмотрел на Хара, который терпеливо, с лёгкой тревогой ожидал его решения, еще раз взвесил все за и против и принял волевое решение.

—Хар, принцип интерната заключается в том, что ученики находятся в постоянном контакте друг с другом, обзаводятся знакомствами и учатся жить в обществе себе подобных. Поэтому ты просишь о действительно большом одолжении, — Дамблдор наблюдал, как темнеет море в глазах, сжимаются губы и обостряются скулы, — но я готов разрешить тебе свободно распоряжаться твоим не-учебным временем при условии, что ты будешь учиться на «Превосходно» по всем предметам. Так же ты обязуешься покидать Хогвартс лишь действительно по важным делам. Ночевать и питаться будешь в школе. И приложишь все усилия для вхождения в коллектив факультета. — Директор говорил тяжело, веско, так, чтобы было понятно, что эти требования должны строго соблюдаться, но улыбка на лице Поттера все равно росла с каждым словом и лишь на словах о питании лицо на миг потемнело.

— Директор Дамблдор, мне жаль, но я доверяю пище только собственного приготовления, — Хар действительно раскаивался, что доставляет старому волшебнику столько неудобств, — если позволите, я бы хотел есть то, что принесу с собой.

Дамблдор покачал головой: Мальчик-Который-Выжил положительно был параноиком почище Аластора. Даже Муди, при всей своей подозрительности, не доходил до того, чтобы не доверять пище чужого приготовления. Он, разумеется, всячески её проверял перед употреблением, но тем не менее. И только сейчас, рассматривая лицо Хара, при этом старательно избегая заглядывать в глаза, он заметил то, на что должен был обратить внимание ещё при первом взгляде, когда Поттер заносил Дадли в гостиную. Где шрам?

— Он… удалён, — уклончиво, но твёрдо ответил на заданный вслух вопрос Мальчик-Который-Выжил, намекая, что на эту тему он распространяться не будет.

На что Дамблдор лишь прикрыл глаза. Определённо, та сжигающая защита разума мага неслабо выбила его из колеи, если такие важные вещи он замечает лишь спустя столько времени. Но он кивнул, уважая право собеседника на тайны.

— Возражений по еде не будет, если ты постараешься не привлекать особого внимания своим отдельным меню. Что-нибудь ещё?

— На этом все. — На лице сияла немного дурашливая, зубастая улыбка наевшегося хищника. — Хотя…

Поттер протянул руку и вытащил из ниоткуда оформленное по всем писаным и неписаным правилам письмо и протянул директору. На обороте письма был написан адрес «Альбусу Персивалю Вульфрику Брайану Дамблдору, директору Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс».

— Я еще не успел приобрести сову, да и раз уж вы здесь... — пояснил юный Поттер, улыбаясь простовато-наивной улыбкой и старательно скрывая бесенят в глазах.

Директор не знал, плакать ему или смеяться: до того в этот момент он напоминал своего отца, который тоже с такой очаровательной наглостью объяснял, что он ничего не делал, ни в чем не виноват, да и вообще, что случилось? Дамблдор усмехнулся в бороду и убрал письмо в свою мантию.

— Когда придёт письмо с извещением, в конверте будет чек на оплату первого года обучения. — Директор встал с кресла. — Насколько мне известно, ты можешь распоряжаться деньгами, что хранятся в сейфе Поттеров в Гринготтсе, так что оплата твоего обучения будет производиться из него.

— Знаю, — без улыбки ответил Хар, демонстрируя ключ, — как раз решу вопросы с наследством. Сегодня первое, четыре недели потрачу на то, чтобы уладить как можно больше дел до сентября.

Старый волшебник посмотрел в окно, увидел, что скоро совсем стемнеет, и решил, что уже пора уходить, о чем и сообщил Хару.

— Не спешите, — остановил его тот, — тётя выполнила ваш большой летний заказ, все хотела вам передать, я сейчас его вам вынесу.

— Ищи меня во дворе, — кивнул ему Дамблдор, доставая кисет с трубкой.

Когда Хар совместно с Верноном вынесли на улицу внушительный резной деревянный ларь-сундук, старый волшебник стоял на газоне в тапочках, в которых пламенно аппарировал с помощью своего феникса. Удивительные новости и события теряли свою остроту, значимость и становились в ряд с такими вещами, как прохлада и сырость земли, что Дамблдор чувствовал через тонкую подошву. Приводя мысли в порядок и сортируя впечатления сегодняшнего дня, он раскурил трубку и теперь не спеша вдыхал через неё прохладу подступающей ночи. Звезды ещё не проступили на небосклоне, но бархатная чернота уже потихоньку подступала с востока. Тихо грякнул сзади сундук. Сбоку выплыла тлеющая точка, чуть очерчивая тени на бледном лице с темным морем в глазах — Мальчик-Который-Выжил по своему обыкновению шагал беззвучно. Вернон обошёл с другой стороны и поймал брошенную Харом зажжённую папиросу. Магл, волшебник и маг стояли на газоне посередь пустынной улицы, объединенные безмолвным предчувствием, что время здесь не властно.

Первым тишину нарушил Вернон:

— Я все спросить хотел… — огни от трубки и другой папиросы слегка качнулись, показывая, что вопрос не останется без ответа. — Моя жена — зельевар, формально — волшебник. Вы тоже волшебник, а ты маг. А как вас всех одним словом называть? Одаренные?

«Одаренные» не спешили отвечать, выпуская струи дыма. Привыкший к тишине слух различал признаки неспящей жизни через дорогу и через несколько участков в сторону. Первым заговорил мироходец:

— Там, где я однажды странствовал, всех «одарённых», — произнёс он это слово с некоторой иронией, — причисляли к людям искусств. Начинающих называли ремесленниками искусств, тех же, кто достиг мастерства, называли искусниками искусств. Мы делаем невозможное возможным, мы — люди искусств.

— Одаренные — неплохое слово, — кивнул Дамблдор, — но оно скорее подходит к тем, кто ещё не прошёл должного обучения, кто ещё не овладел своей силой. Тут, полагаю, уместнее будет кудесники. Когда-то, во времена язычества, этим словом нас причисляли к любимцам богов и так объясняли нашу силу.

Невдалеке зазвучал мотор. Из-за угла вывернула машина, освещая странную для Литтл-Уингинга картину: высокий старец в мантии, расцветкой более походящей на детскую пижаму, чем на приличную одежду, с длинной седой бородой; худощавый темноглазый черноволосый юноша в более приличной, но, тем не менее, мантии. Самый обыкновенный мужчина средних лет плотного телосложения картину не спасал совершенно, наоборот, служил контрастом для первых двух. Ни магл, ни кудесники на водителя не обратили ни малейшего внимания. А что? Демонов не призывают, огонь не мечут, просто курят у крыльца. Хар сжёг окурок, вдохнул и проглотил пепел. Безвременье закончилось, и безмолвие с неохотой выпустило своих недолгих гостей.

— Я прошу прощения, что Петуния не вышла попрощаться, — обратился к Дамблдору Вернон.— Она рано встала, день был тяжёлый, я уложил её спать, благо сундучок, — он кивнул назад, — уже собрали и список составили.

Альбус принял свернутый и перевязанный свиток, открыл «сундучок», окинул беглым взглядом несколько сотен пузатых бутылей различнейших медицинских зелий, начиная от противопростудного и кончая костеростом, уложенных в "расширенном" пространстве, закрыл его. После чего уселся на крышку и, безмолвно шевеля губами и совершая пассы палочкой, наложил на себя чары Невнимания и уже собирался аппарировать, как был остановлен Мальчиком-Который-Выжил:

— Последний вопрос перед прощанием. Доброй ночи, мистер Вернон.

Вернон понимающе кивнул и, по преувеличенной параболе обойдя место, где предположительно сидел Дамблдор, направился домой. Он совершенно не обижался столь неделикатной просьбе уйти, так как с тех пор, как его тогда ещё невеста призналась в ведьмовстве, он успел не только принять существование магии, не в последнюю очередь благодаря Безликому, наиненормальнейшему из всех ненормальных, но превосходному рассказчику и объяснителю магии с точки зрения упрощенной ЕТФ [1] — но и смириться с тем, что некоторые вещи лучше не знать. Просто для блага его же психики.

Когда магл ушёл, кудесники немного помолчали. Дамблдору некуда было спешить, пока Хар подбирал формулировки. Наконец он бросил бесполезное занятие и спросил как есть:

— Чем вы так Учителю насолили?

Волшебник посмотрел на него с полнейшим недоумением во взгляде. Поттер, видя такое непонимание, со вздохом принялся объяснять:

— Учитель знал, что я эмпат, который при знакомстве смотрит в глаза, чтобы составить первичное мнение о собеседнике. Учитель знал, что вы теле… легилимент, для которого взгляд в глаза — приглашение на считывание. Учитель знал, что у меня стоит памятная защита, на которую вы и напоролись. Учитель все знал и просто не стал ничему мешать. Он «подставил» вас под меня. Если бы не то, что это не первый раз, я бы скорее всего вызвал вас на дуэль.

— На дуэль? — несколько обескураженно переспросил Дамблдор, ошарашенный такой подоплёкой событий.

— На дуэль. Там, где прошло моё становление как мага, к попытке мыслечтения без разрешения относятся крайне жёстко, — кивнул Мальчик-Который-Выжил и продолжил: — Я Вестник. Пока что я ещё слишком слаб, чтобы активно вмешиваться в интересующие Учителя дела, но быть камнем, на который находит коса, гравием, застрявшим в сапоге, могу. Если бы не это соображение, я бы не сходя с места применил плазму погорячее… Так чем вы ему так насолили?

Дамблдору потребовалось несколько длительных мгновений, чтобы собраться с мыслями и сформулировать ответ, который не будет звучать, как оправдание.

— Я… косвенно виновен в смерти твоих родителей.

На несколько мучительно длинных секунд Поттер замер соляным столпом. После чего он произнёс лишь:

— О.

Дальнейшее молчание длилось минуты. Хар стоял, повернувшись к дороге лицом. Директор мысленно представлял, в каких формулировках Хар попросит своё письмо обратно. Но заговорил Поттер о другом.

— Учитель довольно подробно рассказывал мне о событиях того Хэллоуина. И весьма подробно расписывал те предпосылки, что привели к такому… результату. Он упоминал и вас. — Он повернулся к директору лицом. — Но исключительно в положительном ключе. Рассказывал о тех мерах, которые вы предпринимали, чтобы помешать Темному Лорду, чтобы защитить нас. В его описании вы выглядели… величественно. За исключением того, что не преуспели.

Хар повернулся к старому волшебнику всем телом и обнадёжил его:

— Однажды, вечером, я постучусь в ваш кабинет и принесу бутылку хорошего вина… вы, кстати, какое любите?

— Я люблю имбирное пиво, — ответил Дамблдор.

— Значит, несколько бутылок имбирного пива, — кивнул Хар с несколько натянутой улыбкой, — мы сядем, и вы расскажете мне обо всем, что произошло в этой гражданской войне.

Некоторое время они снова провели в молчании. Следующий последний вопрос задал Дамблдор.

— Хар, ты упомянул, что использовал «памятную защиту». Это означает, что то… сожжение — твоё воспоминание?

Когда Поттер внезапно посмотрел ему прямо в глаза, старому волшебнику не составило особого труда не отвести взгляда, но он понял, что вопрос был не равноценным. Когда Хар заговорил, в его голосе было больше сдержанности, чем доверительности: — Меня не зря прозвали Бернбоунс [2].

— Знаете, — после непродолжительного молчания продолжил он, — на сегодня хватит историй. Эту расскажу как-нибудь в другой раз. До свидания, директор Дамблдор.

[1] Единая Теория Физики — то, к чему так стремился Эйнштейн. Общая модель, объясняющая всё. Безликому же «по должности» положено её знать.

[2] Burnbones — в зависимости от контекста, можно перевести как сожженые/горевшие/горящие кости. Но изначально имелось ввиду — «Сожжённый до костей»

Если интересно, как выглядит Безликий, попробуйте, перечитав описание, сориентироваться по следующим артам:

Спокойный — http://www.pichome.ru/4Mz

После бойни — http://www.pichome.ru/4M9

Давняя/будущая во флешбэке встреча с Лили — http://www.pichome.ru/4ML

только представьте без щупалец...

Когда Дамблдор из последних сил аппарировал в свой кабинет, единственное, чего он желал, это добраться до кровати. Его не трогали зашевелившиеся портреты, не волновал до сих пор обиженный тем, что его использовали как транспорт и сразу же услали обратно, Фоукс, все его мысли были лишь о подушке. Некоторое время собираясь с силами, директор встал с сундука и воздел палочку. Один из шкафов, что располагались позади его рабочего стола, вдвинулся вглубь стены и с шелестом ушел в сторону. Проходя мимо стола, Альбус бросил на него список ингредиентов и письмо от Поттера. Пройдя через закрывшийся за ним потайной проход, он попал в директорские покои — пожалуй, единственное место, где он мог быть уверен, что его не побеспокоят. Пройдя в спальню, волшебник потратил некоторое время, чтобы стянуть мантию, после чего, не медля ни секунды, залез под одеяло. До подушки Альбус головой уже не дополз, так и провалился в забытье.

* * *

Флориан задумчиво кусал губы и неопределённо поглядывал на одного из своих посетителей. Остальные либо бросали украдкой взгляды на него, либо старателньо делали вид, что все в порядке. Этот француз не был буйным, хотя сильно лучше от этого не становилось. Тогда можно было вызвать авроров… Но «не буйный» лишь спокойно, расслабленно сидел и кипятил взглядом злосчастный стакан воды — свой единственный заказ, который сделан за те полчаса, что сидел в кафе-мороженном Флориана Фортескью. Флориан знал лишь двоих, кто мог вот так, взглядом греть воду, но парень их переплюнул. Те, чтобы дойти до такого, находились в крайней стадии бешенства, когда уже пена изо рта идёт. Этот же лишь излучал в пространство безадресное глухое раздражение. Немного, но, с кипячением воды взглядом, чтобы напрячь и заставить уйти некоторых посетителей — хватило. Наконец, Флориан принял волевое решение. Он вышел из-за прилавка и, держа одну руку в кармане, где лежала палочка, подошёл к посетителю. И лишь у столика хозяин кафе смог разглядеть, что юноша скорее опечален, чем разозлён. Сам же юноша ничем не показал, что заметил постороннее присутствие. Когда Флориан подсел, он оторвал глаза он выкипевшего наполовину стакана и принялся внимательно рассматривать нежданного спутника. Выждав несколько секунд и убедившись, что его лицо не покрывается ожогами, хозяин кафе участливо поинтересовался: — Могу ли я вам чем-то помочь, мистер?..

— Хар. Просто Хар, — после недолгого размышления представился принятый за француза из-за своей мантии юноша.

— Так могу ли я чем-нибудь помочь, Хар? — не меняя вежливого выражения лица, продолжил Фортескью.

— Успокойтесь, — поморщился Поттер, — не собираюсь я громить ваше заведение. Не настолько уж я себя и не контролирую…

Эти разумные слова обрадовали хозяина кафе, теперь он позволил себе расслабиться и более внимательно рассмотреть опечаленного чем-то посетителя. Он и впрямь взял себя в руки, даже практически перестал фонтанировать раздражением. Перестав испытывать опаску, Флориан преисполнился к юноше сочувствием.

— И все же, что вас беспокоит? Расскажите, и вам сразу станет легче.

— Мне нужно получить эмансипацию задолго до официального, — последнее слово Хар практически выплюнул, — совершеннолетия. Не подскажете, как?

— О-о-о… — понимающе покачал головой волшебник. — Видите ли, в этом вопросе Министерство высказывается предельно однозначно: совершеннолетие наступает в день, спустя семнадцать полных лет после даты рождения.

— Знаю, — мрачно скрежетнул зубами юноша, — меня уже просветили.

Флориан бросил взгляд туда, откуда пришел посетитель и понимающе кивнул, там возвышалась громада Гринготтса.

— А что поделать, — развел он руками — когда в нашем мире в ходу старящее зелье, да хроновороты, со всей этой путаницей надо либо составлять сложные формулы, определяющие меру самостоятельности, либо вводить однозначное определение, не имеющее двоякого толкования. Но не печальтесь, вам явно недолго ждать осталось, годик другой, верно?

Владелец кафе попытался было ободряюще подмигнуть, но посетитель не принял его поддержки и мрачно ответил:

— Шесть лет. Мне ждать шесть лет без двух дней, чтобы эти цензура бюрократы признали меня дееспособным!

— Ого! Что же с тобой такое случилось, что ты выглядишь на пятнадцать в одиннадцать? — Всплеснул руками Флориан.

— Жизнь. — Огрызнулся было Хар, но все же взял себя в руки и поинтересовался. — Что вы знаете о других мирах?

— Хм, — поднял очи к небу Фортескью. — Мне известно, что они существуют, что в них трудно, но возможно попасть. Некоторые из магов в достатутные времена бежали от Церкви за Кромку. Да собственно, почти все, кто умели так перемещаться, тогда и сбежали. Сейчас этими знаниями почти никто не владеет…

— Все верно, — кивнул подуспокоившийся посетитель, оперевшись подбородком на подставленную ладонь, — а ещё время в иных мирах идёт со скоростями отличными от нашего.

— И насколько велика разница? — осторожно спросил Флориан.

— Где как. — Посетитель вновь уставился на стакан. — где-то набегает несколько минут разницы в год, где-то время различается в разы, где-то на порядки.

— И сколько тогда тебе на самом деле лет? — ещё более осторожно и тихо спросил Флориан.

— Шестнадцать, плюс-минус. Сопоставление и высчитывание итогового времени — такая морока, — поделился с ним странник и уже более зло добавил. — Я могу подождать год, может два, со скрипом три, но никак не шесть!

Теперь, вникнув в проблему собеседника, он понял всю незавидность его положения. Почти все европейские правительства магического мира весьма жёстко ограничивали в правах несовершеннолетних. Колдовать без присутствия взрослых нельзя, заключать сделки нельзя, жениться, за некоторыми оговорками, тоже практически нельзя, ограниченный доступ к наследию предков… Проще перечислить, что им можно. И если запрет на волшебство соблюдается очень слабо, то финансовый и деловой миры для тех, кому младше семнадцати, закрыты почти полностью… В Российской Империи чуть полегче, но там везде нужны поверенные. Как в Америке, Фортесью не знал. Не довелось общаться с американскими волшебниками.

Есть ещё договора и клятвы на магической основе, тут достаточно, чтобы хоть у одной стороны был дар и все стороны могли формулировать свою волю. Но это требовало особого обхождения, и так договора о поставке товаров в магазин и не заключались. Так что Хар и впрямь был в затруднительном положении.

Выговорившись, жертва министерских бюрократов окончательно успокоилась, взяла себя в руки и, судя по взгляду, начала соображать, перебирая возможные методы решения проблемы и отбрасывая негодящиеся. Владелец кафе-мороженного почувствовал, что Хар перестал греть воздух вокруг себя и, разулыбавшись, уже собирался предложить что-то посущественнее так и не выпитого стакана воды, как посетитель резко встал.

— Благодарю за участие, мистер… — он бросил короткий взгляд на вывеску заведения, — Фортескью. Обязательно как-нибудь ещё к вам заскочу.

Поттер бросил на стол несколько кнатов и решительно зашагал, почти побежал, в сторону Гринготтса. Флориан открыл было рот, чтобы крикнуть о том, что парень заплатил больше положенного, но не стал, поняв, что целеустремлённый юноша просто не услышит. Вспомнив тяжёлый, пронзительный взгляд, волшебник рассудил, что Хар многого добьётся, если научится держать свою вспыльчивую натуру в руках.

Когда маг поднимался по ступеням, гоблины-привратники чуть напряглись и сжали руки, на которых матово блестели неприметные кольца, — они помнили, с каким лицом и с каким рычанием этот человеческий детеныш выбегал из дверей банка, ведя за собой потоки стылого холодного воздуха, — но не стали препятствовать и поклонились ему. Клиент взял себя в руки, перестал чудить с температурой и смотрит со смирением, признавая свою грубость. С таким вполне можно продолжать вести дела. Когда Поттер прошёл внешние бронзовые двери, миновал внутренние серебряные, то на миг замер, высматривая свободного клерка. После чего все так же стремительно направился на право: так как раз одна дама отходила от стойки.

— Здравствуйте, я Харольд Джеймс Поттер. Мне нужно поговорить с распорядителем сейфа моих родителей, многоуважаемым Крюкохватом. — Клерк высившийся над целой кипой пергамента, воззрился на человека с некоторым недоумением и сомнением — для него обычно все клиенты на одно лицо, но этого, ледяным метеором пронесшегося через весь главный зал не далее, как полчаса назад, он помнил хорошо. Да и волосяной покров на голове уложен у него приметно. Такие хвосты у мужчин волшебников редкость: так, навскидку, гоблин мог припомнить только Билла из отдела ликвидаторов и сноба Малфоя старшего. Но и то, первый их обвязывал, а второй попросту ходил с распущенными волосами. Побуравив еще немного взглядом детеныша, клерк, жестом указав, что услышал, скрылся из виду. Хар скрежетнул зубами и закрыл глаза: из-за той нелепой выходки, а все виновата треклятая пламенная вспыльчивость — бич всех магов, кто плотно работает с четвертой стихией — на него теперь ещё долго будут коситься местные работники. Как и в прошлый раз, ему пришлось прождать несколько минут. Когда уже знакомая аура приблизилась на расстояние, достаточное для уверенной идентификации, маг открыл глаза и повернул голову. На этот раз Крюкохват сразу вышел к нему, вместо того, чтобы выслушать причину его прихода за стойкой, и теперь медленно приближался. Подойдя на достаточно близкое расстояние, он взмахнул рукой и свернул к проходу, ведущему вглубь банка. Поттер последовал за ним и через некоторое время они покинули Главный зал и шли по коридору, ведущему, если Хар правильно помнил, к тележкам. Некоторое время они шли молча, но юноша все же преодолел стыд и заговорил первым:

— Я приношу свои извинения, моё поведение было совершено неподобающим, и слова, мною сказанные, были непозволительны. Я сожалею.

— Не беспокойтесь, мистер Поттер. — Голос распорядителя был сухим и церемонным. Он чуть покосился на идущего рядом детёныша и продолжил уже чуть мягче — На самом деле, вы не единственный сирота, кто возмущался невозможностью получить доступ ко всем сейфам своей семьи, и, могу сказать, вы ещё сдержанно высказались.

— Мне отчасти повезло — хотя бы есть опекун с ключом от основного фамильного сейфа. — Проворчал Хар, сворачивая вслед за ведущим к тележкам. Если свои слова о Министерстве он был готов повторить ещё раз и даже разнообразить, то за выражения, которыми он крыл банк и весь вид гоблинов в целом, ему действительно было стыдно. Они так же связаны законом, как и он.

— Мистер Поттер, — строго заявил Крюкохват, залезая в одну из тележек, — я, как и от своего имени, так и от имени всего Гринготтса заявляю, что мы не имеем к вам претензий и с пониманием относимся к вашему положению.

— Достаточно понимающе, чтобы дать доступ в личные сейфы моей семьи? — грустно усмехнулся Мальчик-Который-Выжил, залезая следом.

— Нет. — Отрезал гоблин и привёл тележку в движение.

Тележка, медленно двинулась с места, и, набирая скорость, покатила к спуску, где уже шустро ухнула в глубины пещер. Поттер, игнорируя поручни безопасности, облокотился о борт и с интересом рассматривал мелькающие то тут, то там ответвления к сейфам, различные защитные и ограждающие чары, встроенные в стены, факелы и в сами рельсы и торчащие повсюду сталактиты и сталагмиты. Причём, если они росли над головой и под рельсами, то с их определением проблем не было, но те, что прямо и гордо торчали из стен, заставили его призадуматься: в первую очередь даже не над тем, как их называть, но над тем, как они образовались. Когда они приехали, он выпрыгнул из телеги и направился к двери обозначенной цифрой 682, доставая из воздуха ключ. Увидев это, Крюкохват нахмурился. В Гринготтсе профессионально недолюбливали чародеев, умеющих работать с пространством, аппарация не в счёт — эту брешь они надёжно прикрыли ещё на заре становления всей банковской сети гоблинов. Но от комментариев распорядитель воздержался и отвернулся — та же профессиональная этика диктовала, что клиентов надо оставлять наедине с их ценностями.

Когда Хар открыл дверцу, перед ним предстало блистательное зрелище: груды монет разного достоинства образовывали живописный горный ландшафт, ослепляя блеском золота и серебра. Но вся эта минисокровищница не произвела на юношу никакого впечатления. Взгляд, которым он окинул сейф, был прагматичным и оценивающим. Первое, что он заметил, то, что здесь находились только деньги. Никаких других ценностей здесь не было — с другой стороны, а чего он ожидал от общего сейфа зарегистрированного на фамилию? Тут мага охватили сомнения. Сейф числится в седьмой сотне, защищён лишь общими мерами безопасности. Хранить здесь деньги вполне допустимо, но что-то более ценное? Нет. Например, книги и записи матери, лежали в её сейфе, или вот, взять прадедов инструментарий, который лежит не то в отцовском сейфе, не то в дедовом. Учитель подробности не знал и уточнение этих подробностей оставил ученику. Немного поколебавшись, Поттер развернулся и пошёл обратно, где присел на борт тележки и обратился к гоблину.

— Мистер Крюкохват, скажите пожалуйста, я могу завести свой личный сейф?

— Самостоятельно не можете, мистер Поттер, — чуть подумав, сообщил Крюкохват, — для этого требуется, подпись вашего поверенного, миссис Петунии.

— Ага, — непонятно чему обрадовался человеческий детёныш и снова повторил этот неприличный фокус с пространством, но на этот раз он вызвал кусок пергамента, который и вручил распорядителю. При внимательном изучении это оказалась грамотно составленная доверенность, согласно которой миссис Петуния делегирует Поттеру все необходимые права для совершения каких бы то ни было операций в банке Гринготтс. Подпись Крюкохвату знакомая, кровью. Кровью потому, что сквибы не могут вложить ману в чернила, так что им приходится подписываться в подобного рода документах красителем, уже содержащим их ману. Распорядитель заколебался: с одной стороны документ не поддельный, уже проверил, все в рамках правил банка, с другой стороны, способ скользкий, и проходит по грани и к тому же министерские предписания всячески не рекомендуют подобные послабления несовершеннолетним. Как ни странно, именно последний аргумент разрешил сомнения Крюкохвата… в пользу Поттера.

Дальнейшие события протекали быстро. Они вернулись в главный зал, где после недолгих препираний Крюкохват почти заставил клерка, отвечающего за регистрацию новых сейфов принять и обработать пожелания юного мага. Получив как раз недавно освободившийся сейф номер 843, в секторе повышенной защищённости и глубины залегания, Хар споро расставил подписи где надо, уточнил, что хочет получить два ключа с привязкой на крови, уплатил все необходимые сборы и чуть-чуть сверху, чтобы ключи сделали через полчаса, а не завтра, как положено по распорядку. В этот момент Крюкохвата одолела слепота и глухота, прошедшие, когда все формальности были улажены. Крепкозуб украдкой подмигнул ему, обещая потом проставиться. Юноша, сдерживая ухмылку, сделал вид, что не ничего заметил — сам хорош… Снова в телегу и теперь путешествие было значительно глубже. На этот раз Хар различил рев драконида, кажется ослизг или вилохвост… Тут он помотал головой, это другой мир, здесь не обязаны водиться те разновидности драконидов, на которых он тогда охотился. Да и даже если это они, то называются наверняка по-другому. В какой-то момент телега провезла их под щелью в потолке, сквозь которую капала мелкая морось. Вода была магически активна и светилась во взоре мага, как бенгальский огонь. После «окропления» он заметил чуть удивленный, если не сказать ошарашенный взгляд гоблинов. Заподозрив неладное, он перевесил хвост через плечо: так и есть — иллюзия спала. Так что перед работниками банка предстал юноша с прядями седых волос, вперемешку с прядями черных. Чтобы вернуть иллюзию ему потребовалось несколько секунд, после чего до конца пути в телеге воцарилось чуть неловкое молчание. Гоблины в своём праве, проверяя посетителей на обман, но все же, некоторые вещи не всем приятно демонстрировать, или наоборот, узнавать.

Дверь, перед которой они высадились, была внушительнее, в полтора человеческих роста. Крепкозуб, воспользовавшись мастер-ключом, отпёр дверь и, приглашающе махнув рукой удалился в тележку, которая сразу же рванула обратно. Мальчик-Который-Выжил отметил, что его ещё медленно везли, и обратился с просьбой к Крюкохвату, церемонно стоящему у входа, но так, чтобы не видеть того, что внутри:

— Уважаемый Крюкохват, окажите мне честь, станьте распорядителем и представителем моих финансов.

Гоблин внимательно посмотрел на человека. Предложение серьёзное. Об этом не все волшебники знали или догадывались, но Банк Гринготтс, кроме своих прямых функций, выполнял во многих вопросах роль посольства. Гоблинская цивилизация живёт обособленно ото всех остальных и нигде не соприкасается с внешним миром так плотно, как через отделения банка Гринготтс. Так что вполне естественно, что если кому-то нужно что-то от их народа, банковские служащие становятся посредниками между договаривающимися сторонами. И юный, но кое-что знающий, Поттер использовал формулу, не ограничивающуюся распорядительскими функциями, явно с целью наладить отношения с его расой. С одной стороны, Крюкохват будет получать процент со сделок, с другой, если детёныш набедокурит, — а он может, чрезмерная реакция на некоторые ограничения в правах несовершеннолетних это подтверждает, — то отвечать придётся ему. В ответ на тяжёлый, испытующий взгляд, гоблин получил ответный — ясный, спокойный, столь не подходящий детёнышу.

— Возможно, я найду в своём плотном рабочем графике время, чтобы присмотреть за вашими финансами, мистер Поттер. — медленно произнёс Крюкохват, заводя руки за спину

— Возможно? — Ухватился за ключевое слово Хар.

— Возможно. — Все так же спокойно кивнул гоблин, медленно вертя кольцо на руке.

Столь половинчатый ответ не слишком устраивал кудесника, чего он даже не стал скрывать. Мысленно помянув неласковым словом пламя и свою несдержанность, явно бывшую причиной столь уклончивого ответа, как он верно догадывался, Мальчик-Который-Выжил направился в глубь сейфа.

— В любом случае, прошу за мной, кое-что из того, что оставлю на хранение я хотел бы обсудить с вами.

Сейф представлял собой большое помещение, размерами более походящее на жилое, чем банковское. Одна высота составляла восемь с лишним ярдов. На ходу взмахнув руками, маг призвал и разослал на всему пространству ярко светящиеся огоньки, разжёгшие настенные факелы и озарившие сейф настолько, что можно было читать. Хар остановился точно посередине сейфа и глубоко и мерно задышал, словно тяжелоатлет, готовящийся взять большой вес. После чего повернулся к стене, что справа от выхода, чуть согнул колени, расправил плечи, простёр вперёд руки, с пальцами, согнутыми, словно птичьи когти. На заострившемся лице мага заиграли желваки и губы разошлись обнажая белоснежный оскал. Распорядитель с непониманием и растущей тревогой наблюдал за странными действиями клиента, на миг он даже предположил, что он планирует беспалочковой бомбардой снести стену, как…

Раздался хлопок и перед Харом появился здоровенный шкаф, который тут же полетел к стене. За ним с хлопками один за другим появились ещё несколько, которые становились в ряд у стены. Шкафы были с застеклёнными дверцами, через них можно было разглядеть, что они сверху донизу заставлены книгами. В свободный угол роем устремились монеты из золота, серебра, меди, платины, электрона, бронзы, каких-то нераспознаваемых металлов и сплавов, они выстраивались столбиками, разделяясь по достоинству и типу, так, чтобы высокие столбики были позади, а низкие впереди. Зрительно казалось, что монет не сильно меньше, чем в фамильном Поттеровском сейфе. Юноша, оказавшийся поистине бездонным на сюрпризы, развернулся на четверть оборота и продолжил уставлять стены оружием, разложенным по стендам и доспехами на манекенах. Оружие было самым разнообразным, начиная от разнообразнейшего холодного, древкового, стрелкового, с колчанами стрел и болтов, особенно поражённого гоблина зацепили несколько деревянных мечей и кинжалов и три рукояти без клинка. Доспехи были кожаные, кольчужные, ламеллярные, из чешуи, возможно драконьей, и глухие металлические, словно големы. Закончив стендом с огнестрельным оружием, начиная с револьверов, и заканчивая крупногабаритными винтовками, кудесник расставил нескольких вешалок, с одеждой, фасона и стиля, который гоблин никогда не видел.

Здесь маг прервался и упёр руки в колени, переводя дух, но прежде чем поражённый Крюкохват смог что-либо сказать, он снова выпрямился и продолжил: с частыми хлопками в воздухе появлялись слитки из разных металлов и сплавов. Гоблин намётанным взглядом определил медь, свинец, бронзу, железо, несколько сортов стали, серебро, золото, платину, осмий, бериллий, иридий… дальше слитки загородили Крюкохвату весь обзор. Последними, что исторг Поттер, был ряд больших сундуков, в каждом из которых вполне можно было уместить достаточно ловкого гимнаста. Отлевитировав к стене последний сундук, Хар, ничуть не стесняясь банковского служащего, разлёгся на полу. Он выглядел, словно долгое время носил тяжёлые доспехи, и лишь теперь, сняв их, осознал, как они его вымотали.

Пока Хар отдыхал, лёжа на полу с закрытыми глазами, Крюкохват стоял недвижимо, незрячим взором уставившись в стену. Мозаика потихоньку собиралась. За всё время пребывания в банке детёныш ни разу не воспользовался палочкой. Возможно, она у него попросту отсутствовала. Яркое проявление гнева, при обычно хорошем самоконтроле. Пространственный карман подобной ёмкости. Перемещение предметов силой воли, возможно без даже невербальных чар. Старые легенды об эпохе до Исхода [1], что рассказывала ему с братьями мама долгими вечерами, не врали. Гоблин был практически уверен, что сейчас перед ним небрежно разлёгся самый что ни на есть настоящий маг. Медленно подойдя к книжным шкафам, он принялся рассматривать корешки. Ничего понятного. Некоторые символы были знакомы, но ни единого слова распорядитель не разобрал, хотя свободно владел семью языками, кроме Дайэшу и Дёше [2] и мог распознать ещё пару десятков языков, в том числе и мёртвых. Но эти тиснения на коже книг отказывались складываться в понятные слова. Ещё и мироходец, сосредоточенно подумал гоблин. Ему вспомнились слухи пятилетней давности, о том, что Мальчик-Который-Выжил покинул Землю, не без помощи Невырезаного [3]. Раздавшиеся за спиной хлопки заставили гоблина вздрогнуть и обернуться. Вставший на ноги Поттер уложил рядом с сундуками несколько больших тряпичных свёртков. После чего он обернулся к гоблину и спросил:

— Как обстоят дела с контролем воздуха в сейфе?

— Все необходимые чары вложены в стены, — кивнул распорядитель. — О сохранности книг можно не беспокоиться.

Маг подошёл к соседнему шкафу, открыл дверцу и достал несколько книг. «Убрав» их, он выставил руки перед собой и обхватил ими появившийся каменный ларец. Ларец был выполнен из цельного куска гранита и украшен искусной резьбой. При виде того, как Хар держит этот ларец, Крюкохвату на ум пришло сравнение с саркофагом. Когда Поттер медленно и осторожно поставил ларец на полку, старый гоблин понял, что содержимое этого ларца для юноши ценнее всего остального в этом сейфе. Закрыв шкаф, Хар некоторое время рассматривал через стекло ларец, после чего плотно закрыл глаза, открыл глаза, и направился к оружию. Взяв несколько кинжалов, один длинный и один короткий металлические мечи, и все деревянные клинки за исключением того, на котором был вырезан сложный растительный узор. Из огнестрельного маг взял странного вида револьвер и пару однозарядных ругеров. К доспехам юноша подходить не стал, вместо этого он развернулся и пошёл к гоблину. Не дойдя несколько шагов, Хар снова уселся на пол и, вытянув из воздуха маленький деревянный ларчик, протянул его Крюкохвату.

— Взгляните, возможно, это вас заинтересует.

Когда распорядитель открыл ларчик, как-то даже почти не удивился его содержимому. В ларчике лежали несколько крупных, размером с грецкий орех необработанных камней, один алмаз и четыре корунда. Бросив на Хара вопросительный взгляд и получив разрешающий кивок, гоблин достал монокль и начал внимательнейшим образом исследовать камни. На несколько минут в сейфе воцарилась тишина. Хар использовал полученную передышку, чтобы помедитировать и привести себя в порядок после такой нагрузки. Его вымотала даже не столько выгрузка своего имущества, сколько его ношение с собой на протяжении последних пяти дней. Распорядитель, используя весь свой опыт и известные ему чары сканирования и анализа, в итоге пришёл к выводу, что камни настоящие.

— Конечно, перед окончательными выводами их нужно показать ювелиру-оценщику, — осторожно подбирал слова Крюкохват, — но уже сейчас я могу утверждать, что они настоящие и представляют собой большую ценность.

— Чтобы найти оценщика, потом найти покупателя, организовать продажу, мне нужно потратить много времени, которого у меня нет, — ответил маг. — Так что мне нужна помощь с реализацией этих камней. Нужно продать их за две недели.

Крюкохват мысленно вздохнул. Поттер, пусть и другими словами, пусть и на один раз, снова предлагал сотрудничество. И теперь, в свете открывшихся фактов и в отблеске этих драгоценных камей, предложение выглядело более заманчиво. Разве что сроки разочаровывали… две недели на продажу таких камней это ничто. Хорошо, если удастся выжать две трети от настоящей цены. А уж если получится получить три четверти, можно будет сказать, что сильно повезло.

— Две недели слишком мало, чтобы продать их за настоящую стоимость. — Всё же заметил гоблин, не отрывая глаз от содержимого ларчика.

— Знаю, — терпеливо ответил Хар. — Но, к сожалению, до первого сентября нужно многое успеть сделать. Потом я буду сильно ограничен во времени.

Крюкохват всё же оторвался от любования камнями и внимательно заглянул в спокойное лицо юноши. После чего утвердительно произнёс:

— Хогвартс.

Маг на это лишь кивнул.

— Я могу рассчитывать на вашу поддержку? Разумеется, на некоторый процент?

— Я возьму десять процентов от сделки, — завысил в два раза обычную посредническую долю гоблин. Поттер совершенно не возражал и вскоре, после обсуждения некоторых мелочей, высокие договаривающиеся стороны уважительно пожали друг другу руки. Всё же не удержавшись и взяв с собой лёгкий доспех из плотной кожи с кольчужными накладками, Хар с Крюкохватом вернулись в телегу. Когда тронулась, Хар как бы невзначай поинтересовался:

— А тележка быстрее может? — На что гоблин лишь усмехнулся и дёрнул за неприметную рукоять. Транспортное средство вздрогнуло, ускорилось и со свистом понеслось по туннелям. Маг, точно мальчишка, весело заулыбался и захохотал. Когда они проходили поворот, где рельсы были проложены в считанных метрах от стены с выступающими образованиями. Хар упёршись в борт, выпрыгнул из тележки, и, с криком прыгая со стала-чего-то на стала-что-то, понёсся вровень с охреневшим гоблином. Ускорившись и как-то пробежав по потолку, он теперь сопровожал телегу с другой стороны

— Мистер Поттер, вы с ума сошли?! — наконец-то прорезался у Крюкохвата голос. На что безумный детёныш обезьяны лишь помахал рукой. Через минуту столь блистательной демонстрации своей координации и выносливости, маг оттолкнулся от сталактита и прыгнул в тележку, но ему не хватило импульса, и он рухнул вниз перед самим бортом. Сердце уже немолодого гоблина было как никогда близко к разрыву, когда рука человека зацепилась за противоположный борт, и он одним движением перебросил себя на своё прежнее место. Когда эквилибрист с сияющей улыбкой, без малейших признаков усталости и одышки, развалился в тележке, Крюкохват взорвался:

— Это был совершенно безрассудный, ребячливый, бессмысленный поступок, Поттер!

— Знаю, — спокойно, но с по-прежнему сияющими глазами, кивнул Хар. — Я не удержался, потому что подобные пещеры навевают на меня ностальгию. Я обязательно должен буду вам как-нибудь рассказать эту историю. И, мистер Крюкохват, зовите меня просто — Хар.

Разъярённый гоблин уже собирался ответить что-то хлёсткое, об умственных способностях своего клиента, как их снова окропила «Погибель воров». Распорядитель сердито пронаблюдал, как Хар снова возвращает на место сплошной чёрный цвет своим волосам, и отвернулся, чтобы не провоцировать себя его счастливым видом. Хар же в это время с тихой гордостью взглянул на угольно-чёрный ноготь на мизинце, убедился, что усиленная и усложнённая иллюзия с трудом, но пережила «Погибель воров» и развеял её. А те чары и руны, что он приметил на стенах, он потом перерисует и как следует изучит. Нет, Хар совершенно не планировал ничего противозаконного по отношению к этому банку, всего лишь профессиональный интерес к местной современной волшебной школе… Да и эти пещеры в самом деле вызывали у него ностальгию о том, как он уносил ноги от племени диких гоблинов на Аррандском горном массиве. Помнится ему, они были настолько возмущены его поистине святотатственной кражей их главной святыни, что гнали его двое суток без передыху. Но перед Крюкохватом всё же стоит извиниться, он снова забыл, что местные на такие вещи с собственным телом не способны.

Когда они посещали Крепкозуба и забирали ключи, Крюкохват не проронил ни слова, так что Поттер попросил составить ему компанию на улицу. Гоблин скривился, но всё же согласился.

Оказавшись под чистым небом, юноша с наслаждением размял плечи и затянулся папиросой. После чего начал извиняться:

— Мне жаль, что я не предупредил вас о своих намерениях и своих возможностях, тогда бы для вас это не было бы таким большим потрясением.

Распорядитель с иронией подумал о том, что за саму выходку юноша просить прощения не собирается и всё же сварливо отмахнулся рукой, показывая, что это уже дело прошлое. С благосклонностью принял разожжённую сигару и некоторое время приводил ею в порядок свои нервы. Через некоторое время, когда человек и гоблин сполна насладились панорамой Косой аллеи, небом над головой и хорошим табаком, Поттер нарушил идиллию:

— Касаемо камней… — на что гоблин лишь дёрнул ухом, — у меня будет две просьбы. Продажа должна пройти без упоминания моего имени. И когда заинтересованные лица начнут расспрашивать о возможности получения ещё таких камней, напишите мне письмо с их пожеланиями.

— У тебя есть ещё камни? — Тут же забыл о своих обидах гоблин.

— Нет. Всё что есть — у вас, — расстроил финансиста Хар. — Но я знаю, где их можно достать.

Некоторое время гоблинская жажда наживы боролась с осторожностью финансиста и деликатностью банкира. Видимо это всё же отразилось на его лице, потому что Хар продолжил:

— Но это далеко. В пяти Шагах отсюда, — выделил он голосом ключевое слово, — в мире Айкерсис. С одного из туземных языков это переводится как «общая мать».

Всё-таки мироходец, утвердился в своих подозрениях Крюкохват и решил сразу же после этой беседы зайти к директору Британского отделения Гринготтса, Костерезу. Им стоит мно-о-огое обсудить…

Распрощались человек и гоблин уже как добрые приятели, насколько это вообще применимо к такой редкой паре. Крюкохват засеменил обратно в банк, Хар же, зажевав окурок, направился к лавке Олливандера — хватит уже без палочки ходить, и так из-за этого случился неприятный конфуз в Министерской Британской библиотеке. Маленькое обшарпанное здание, которое занимала лавка, было старым, с грязными стенами и давно не чиненной вывеской. Неопытному туристу могло показаться, что это малопосещаемая лавочка еле сводит концы с концами, особенно если сравнить её фасад с ярким и нарядным фасадом книжного магазина Флориш и Блоттс. Но опытному Хару сразу вспомнилась скромная алхимическая лавка в Оксенфурте, которую уже лет триста держала одна семья и где всегда можно было найти практические любые реагенты со всего континента. Некоторым заведениям не нужна реклама, все, кому нужно, уже о них знают. Когда Хар входил в лавку , над дверью он прочитал некогда золотые буквы «Семейство Олливандер — производители волшебных палочек с 532-го года нашей эры» и усмехнулся, не любят здесь поминать Христа, хоть и считают от его рождения…

Оказавшись внутри, маг аж замер, зажмурившись и прикусив губу от удовольствия: вся лавка была пропитана старым, по-хорошему традиционным, правильным волшебством. Этот «удар» по всем чувствам юного кудесника был столь восхитительно ошеломителен, что он не обратил внимания на звякнувший дверной звонок и очнулся лишь тогда, когда до него донеслось чуть обеспокоенное:

— С вами всё в порядке?

— А? А! Да, со мной всё хорошо, просто ваша лавка меня столь восхитила, что я не мог с места сдвинуться, — искренне ответил Хар и отвесил хозяину поклон, выражающий всю полноту уважения и восхищения от понимающего поклонника к истинному мастеру. Гаррик аж вздрогнул от подобного проявления чувств, и на белом лице проступило смущение.

— Благодарю за столь лестную похвалу, добро пожаловать… Харольд Поттер, — закончил он, увидев глаза выпрямившегося посетителя. Теперь очередь вздрагивать вышла Хару.

— У вас глаза, как у вашей матери, — меж тем продолжил мистер Олливандер. — Кажется, только вчера она была у меня, покупала свою первую палочку. Десять дюймов с четвертью, элегантная, гибкая, сделанная из ивы. Прекрасная палочка для волшебницы.

Мистер Олливандер приблизился к Хару почти вплотную. Тому пришлось приложить усилия, чтобы не отвести взгляда от этих пронзительных серебристых глаз.

— А вот твой отец предпочёл палочку из красного дерева. Одиннадцать дюймов. Тоже очень гибкая. Чуть более мощная, чем у твоей матери, и великолепно подходящая для превращений. Да, я сказал, что твой отец предпочёл эту палочку, но это не совсем так. Разумеется, не волшебник выбирает палочку, а палочка волшебника.

— И теперь пришла моя пора предстать перед вашими творениями. — Склонил голову в согласии маг. Хотя на самом деле, он был из числа тех, кто считал, что выбор не односторонний, а обоюдный, и магический инструмент выбирает носителя в той же мере, что кудесник выбирает проводника своей воли в мир. Но сейчас, как он счёл, не подходящее время для философских диспутов.

Мистер Олливандер стоял так близко к Хару, что их носы почти соприкасались. Хар даже видел своё отражение в затуманенных глазах старика.

— А где же…

Мистер Олливандер вытянул длинный белый палец и попытался коснуться лба Хара, но тот мягко увернулся, не допустив контакта.

— Убран. — Ответ был уклончивым, но Олливандер не стал настаивать.

— Мне неприятно об этом говорить, но именно я продал палочку, которая это сделала, — через некоторое время мягко произнёс он. — Тринадцать с половиной дюймов. Тис. Это была мощная палочка, очень мощная, и в плохих руках… Что ж, если бы я знал, что натворит эта палочка, я бы…

— Даже величайшим из нас не дано предугадать, как отзовутся наши слова и чем аукнутся наши дела. — Мягко, но твёрдо прервал мастера юноша. Олливандер в молчаливом согласии склонил голову.

— Рискну предположить, что вы пришли сюда за палочкой? — осведомился мастер, на что Хар кивнул.

— За своей первой палочкой? — уточнил Олливандер и, получив второй кивок, потянулся за метром. — Какой рукой вы её держите?

Тут Хар неожиданно растерялся, Учитель так давно переучил его на обоерукость, что он не сразу вспомнил, с чего начинал: — В детстве правшой был, сейчас обеими руками равно владею.

Мастер начал измерять правую руку Хара. Сначала расстояние от плеча до пальцев, затем расстояние от запястья до локтя, затем от плеча до пола, от колена до подмышки, и ещё зачем-то измерил окружность головы.

— Внутри каждой палочки находится мощная магическая субстанция, мистер Поттер, — зачем-то пояснял Олливандер, проводя свои измерения. — Это может быть шерсть единорога, перо из хвоста феникса или высушенное сердце дракона. Каждая палочка фирмы «Олливандер» индивидуальна, двух похожих не бывает, как не бывает двух абсолютно похожих единорогов, драконов или фениксов. — Тут Гаррик отпустил метр и направился к полкам.

— И конечно, вы никогда не достигнете хороших результатов, если будете пользоваться чужой палочкой.

Хар с интересом наблюдал, что метр сам его измеряет, и гадал, телекинез это, или артефакт — судя по всему выходило, что артефакт; а мистер Олливандер стоял полок и снимал с них одну коробочку за другой.

— Достаточно, — сказал он, и метр упал на пол. Артефакт, утвердился во мнении маг. — Что ж, мистер Поттер, для начала попробуем эту. Бук и сердце дракона. Девять дюймов. Очень красивая и удобная. Возьмите её и взмахните.

Хар взял палочку в правую руку и, с некоторой опаской направив в неё самый мизер маны, немного помахал ей, но мистер Олливандер практически тут же вырвал её из его руки.

— Эта не подходит, возьмём следующую. Клён и перо феникса. Семь дюймов. Очень хлёсткая. Пробуйте.

Хар попробовал — хотя едва он успел поднять палочку, как она оказалась в руках мистера Олливандера.

— Нет, нет, берите эту — эбонит и шерсть единорога, восемь с половиной дюймов, очень пружинистая. Давайте, давайте, попробуйте её.

Хар пробовал. И пробовал. И раз за разом пробовал, пока Олливандер по одному ему понятным критериям отбирал палочку. Иногда маг даже не успевал сомкнуть пальцы, как палочка была выдернута из его рук. Несколько раз он порывался сказать, что согласно его прикидкам, ему нужна не очень твёрдая тропическая древесина и что-то огненное. Но заметив, что уже три палочки назад ему дают только такую древесину и различные варианты драконьего включения, оставил попытки со своими дилетантскими измышлениями лезть к профессионалу. Тем более, тот, похоже, получал удовольствие от поиска палочки для капризного клиента.

— А вы необычный клиент, мистер Поттер, не так ли? Не волнуйтесь, где-то здесь у меня лежит то, что вам нужно… а кстати… действительно, почему бы и нет? Конечно, сочетание очень необычное — остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов, очень гибкая прекрасная палочка.

Хар взял палочку, которую протягивал ему мистер Олливандер. И внезапно почувствовал — она. Он поднял палочку над головой, со свистом опустил её вниз, разрезая пыльный воздух, и из палочки вырвались красные и золотые искры, яркие, как фейерверк, и, не погаснув, собрались в узкую полосу раскалённого огня, отсветы которого заиграли на стенах. И хозяин лавки и его клиент поражённо замерли. Хар восхищённо любовался палочкой, Гаррик с недоумением и удивлением рассматривал клиента. Где-то он уже о чём-то подобном читал… тут его глаза расширились от удивления — он вспомнил мемуары своего предка, что жил ещё во времена Основателей Хогвартса. Вполне, вполне возможно… кивнул своим мыслям мастер. Хар, насладившись исполнением чар огненного меча с применением палочки, погасил клинок и с некоторым трепетом взял свою палочку кончиками пальцев. Он, как маг, с некоторым пренебрежением относился к инструментальщикам от искусства, во многом справедливо полагая, что без своих игрушек те ни на что не способны. Но только сейчас, имея в руках идеально подогнанный под него проводник его воли в мир, начал потихоньку понимать, почему волшебники так носятся со своими посохами, бубнами и палочками.

— Так, так, так… очень любопытно… чрезвычайно любопытно… — вырвал Хара из нирваны Олливандер. Мастер осторожно вытащил из рук мага палочку

Мистер Олливандер уложил палочку обратно в коробку и начал упаковывать её в коричневую бумагу, продолжая бормотать:

— Любопытно… очень любопытно…

— Простите? — спросил Хар, когда восстановил связь с реальностью.

Мистер Олливандер уставился на Хара своими выцветшими глазами.

— Видите ли, мистер Поттер, я помню каждую палочку, которую продал. Все до единой. Внутри вашей палочки — перо феникса, я вам уже сказал. Так вот, обычно феникс отдаёт только одно перо из своего хвоста, но в вашем случае он отдал два. Поэтому мне представляется весьма любопытным, что эта палочка выбрала вас, потому что её сестра, которой досталось второе перо того феникса… Что ж, зачем от вас скрывать — её сестра оставила на вашем лбу тот шрам.

Хар никак не отреагировал, лишь внимательно и с уже меньшим восторгом косился на упакованную палочку.

— Да, тринадцать с половиной дюймов, тис. Странная вещь — судьба. Я ведь вам говорил, что палочка выбирает волшебника, а не наоборот? Полагаю мы должны ждать от вас больших свершений, мистер Поттер. Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Называть сотворил много великих дел — да, ужасных, но всё же великих.

Хар никак не стал это комментировать. Вместо этого он спросил, можно ли приобрести запасные палочки, на что Олливандер не на шутку встревожился:

— Мистер Поттер, здесь нет ни одной палочки, что подходит вам более этой, — взмахнул он коробочкой с остролистом и фениксом, — любая другая не даст вам того же эффекта.

— Я понял, мистер Олливандер, — попытался успокоить мастера Хар. — но так сложилось, что я веду травматичный и бурный образ жизни, и даже очень прочные вещи в моём окружении могут сломаться.

Трагикомедийную историю о том, как он умудрился утопить многосредовый крейсер на мелководье, и как ему за это влетело, Харольд решил проглотить — не время и не место. Олливандер немного помолчал, но всё же с неохотой начал упаковывать ещё две наиболее подходящие ему палочки. Хар с благодарностью принял три коробочки, «положил» их в карман, «вытащил» деньги и с благодарностями расплатился. При виде фокусов с пространственным карманом Олливандер снова кивнул своим мыслям и с взаимными раскланиваниями проводил его к выходу.

Оказавшись на улице, Хар мысленно посетовал, что волшебники преподносят ему слишком много сюрпризов и решил зайти в книжный магазин, потом выбрать сову и домой. А котлы пусть проваливаются в Пустоту. У него тётя зельевар — поделится с бедным племянником…

[1] Исход — так в гоблинской истории называется принятие Статута.

[2] Дайэшу и Дёше — два основных гоблинских наречия. Кое-где ещё сохранились местечковые наречия, но они не сильно отличны от основных.

[3] Невырезаный — прозвище данное Сами-Догадайтесь-Кому гоблинами. Отсылает к их старой традиции, что хорошие легенды и истории о чьей-то жизни следует вырезать на кости. Желательно на черепе. Желательно на черепе именно того, кто так хорошо пожил.

Вернувшись в дом Дурслей, Мальчик-Который-Выжил сразу же завалился спать. Проснулся он рано утром и чувствовал себя выспавшимся на несколько дней вперед. Рассвет Хар встретил, во дворе, заканчивая небольшую разминку, не столько для поддержания физической формы — магия позволяла не слишком этим заморачиваться, — сколько для того, чтобы прочувствовать пределы своих сил. После этого маг приступил к разбору вчерашних покупок. Выволок во двор большой стол, табуретку, разложил на столе свои покупки и раскурил папиросу. Все это он проделал, прибегнув к магии, но, так как Вернон окружил свой дворик забором высотой в два метра и тридцать сантиметров, можно было не особо скрываться. Первым делом Хар вскрыл и прочел письмо ещё вчера вечером доставленное совой. Это было письмо из Хогвартса о том, что он принят и его ответа ждут не позднее тридцать первого. Внимательно изучив подпись Минервы МакГонагалл, Хар переписал список литературы. После, он написал два письма, одно в школу, другое лично Дамблдору. К последнему письму была приложена маленькая тоненькая записная книжечка из парного комплекта, которого он вчера, среди всего прочего, приобрел в книжном магазине. Как ему объяснили, эти записные книжки связаны сложными продвинутыми протеевыми чарами. Что чары сложные, он убедился сам, когда попытался рассмотреть их — без преувеличения, ювелирная работа. Как ни странно, именно эта тоненькая книжечка и демонстрация ее возможностей окончательно смирила мага с мыслью, что как бы не были слабы волшебники в прямом боестолкновении, в артефакторике, рунах, и зельеварении они сделают его как стоячего. Все таки научная школа — это тебе не песок для стекла фильтровать…

Закончив с письмами, Хар потянулся к совиной клетке. Специально обученная волшебная полярная сова немигающими золотыми глазами смотрела на него. Хар назвал ее Ниверум [1]. Когда он вытащил ее из клетки и привязывал к ее лапам посылки, она не шевелилась. Лишь ухнула разок, когда на одну лапу было надето кольцо — Хар хотел иметь возможность в случае чего найти свою сову.

— Два письма, оба в школу Хогвартс, но то, что потяжелее, лично директору Дамблдору. — наказал ей маг. Птица попыталась было клюнуть его за выставленный палец, но не преуспела. Пришлось ей взлетать, не отомстив глупому хозяину за маленькую неудобную клетку. Нет чтоб что-то поприличнее ей приобрести, а то даже крылья не разомнешь.

Проводив взглядом кровожадное создание, Хар принялся за разбор книг. Учебники пока что интересовали его мало — некоторое представление о британской волшебной школе он получил из старых маминых учебников, и до первого сентября этого вполне хватит. Интересовали же Хара географические атласы и всемирный бестиарий. Книги он брал наиболее подробные, последнего издания, — некоторые из них пришлось заказывать, ибо на полках их не было, — обошлись они ему, как ни странно, ещё дороже, чем сложнозачарованный парный комплект записных книжек. Впрочем, учитывая размер, толщину талмудов и подробность изложенных в них информации, это было объяснимо.

Когда Хар совсем уже зарылся атлас, размечая наиболее интересующие его места карандашом прямо на велени [2], во двор вышла его тетушка. Облаченная в защитный комплект — противогаз, толстый кожаный фартук — она подошла к столу, неловко держа под подмышкой табурет и на ходу снимая резиновые покрытые защитными рунами перчатки. Хар приветственно кивнул, не отрывая карандаша от схемы континентальных лей-линий, пронизывающих Урал. Петуния поставила свою табуретку с другой стороны стола, напротив племянника, бросила на стопку книг перчатки, сняла противогаз и вздохнула полной грудью утреннюю прохладу. Этот своеобразный ритуал Петуния повторяла почти каждый день, встать рано утром, спуститься в подвал, в котором была расположена лаборатория, одеть комплект химической защиты, поставить, на огонь какое-нибудь зелье, рецепт которого позволяет оставить себя без присмотра на полчаса-час и выйти во двор, подышать свежим воздухом. Хар невольно залюбовался своей тетей. Она не была писаной красавицей — с заурядным и немного вытянутым лицом, которое злые языки называли лошадиным. Но сейчас, закрыв глаза, вдыхая воздух, она являла собой человека, уверенного той тихой спокойной уверенностью, рожденной из полноты жизни. Ее улыбка была улыбкой человека, который каждый день проводит время с любимыми. Любящая и любимая жена и мать. Талантливый зельевар. Ее алхимическое мастерство, несмотря на то, что она сквиб, пользуется уважением и спросом по всей Британии. Ей было чемVI. Будь проклят тот день, когда оружию стали давать имя! гордиться и чему радоваться этим ранним утром. В этот момент для мага, способного видеть душу, и эмпата, воспринимающего эмоции окружающих его людей, она была особенно прелестна и прекрасна. Хар чуть печально улыбнулся, ощущая недосказанность: как же ему в этот момент хотелось, чтобы здесь и сейчас стояли обе сестры Эванс!

Насладившись очередным прекрасным утром, Петуния, открыла глаза и с некоторым осуждением посмотрела на варварство своего племянника. Так портить книги. Но говорить ничего не стала: его книги — его право. Вместо этого она присела на табурет и облокотилась на стол:

— Хар, помнишь, ты попросил моего мужа кое-что для тебя выяснить?

— Мгм. — отозвался юноша, старательно пряча взгляд и с некоторым ожесточением расчерчивая несчастные горы Тибета.

— Бумаги пришли вчера вечером, когда ты уже лег спать. — продолжила меж тем его тетушка, из-за некоторой сонливости не замечая его настроения. — Не знаю, что там, но Вернон был очень горд тем, что смог их заполучить. И, пусть он всячески отрицает это, эти бумаги явно достались ему совершенно не задешево. Хар, я не ругаю тебя, — она подняла руки в успокаивающем жесте видя как вскинулся ее племянник, — но прошу помнить — мы не волшебники, нам не дано зарабатывать большие деньги из ничего.

— Тетя, в деле зарабатывания денег из ничего, он волшебник вполне себе на уровне Дамблдора. — фыркнул племянник.

— Хар, ты понимаешь о чем я говорю. — мягко сказала Петуния.

— А ты явно не понимаешь, тетя. — Вздохнул Хар. — Если все получится, мы заключим крупную сделку на поставку стройматериалов и всего сопутствующего для большой стройки. Мы заключили предварительную договоренность и мистер Дурсль уже слупил с меня несколько сотен тысяч фунтов. Чисто по-родственному, так сказать. — усмехнулся Хар, глядя, на дернувшуюся от удивления, если не сказать шока тетю. Петуния даже замерла, не зная, как реагировать. Она-то думала, что племянник, не до конца понимая экономическую систему, в которой они живут, ничтоже сумняшеся попросил ее мужа о большой услуге. Теперь же выясняется, она угрожающе сощурила глаза, что ее благоверный воспользовался наивностью ее племянника и содрал с него несусветную сумму. Хару пришлось закусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не выпустить рвущуюся из него торжествующую улыбку, когда он наблюдал, как тетя обманчиво не спеша встает, берет противогаз и перчатки и широким шагом направляется в дом.

— Завтрак будет через полчаса, не опаздывай. — не оборачиваясь, бросила назад взбешенная ведьма.

Вернону предстоят несколько очень неприятных минут, ему придется объяснять разъяренной жене, что их будущая сделка оценивается в десятки миллионов, и что те несколько сот тысяч, что он запросил для начала, это лишь на предварительную смазку больших промышленных и логистических механизмов перед их запуском на полную мощность. А вот нефиг было, злорадно подумал юноша, затягиваясь папиросой, снисходительно похлопывать его по спине, покровительственно объясняя, как полному несмышленышу, механизмы закупки большого количества бетона и гранита. Пусть он в этом совершенно не разбирается, но такое отношение никому не нравится. Хар вздохнул дым, подслащенный детской местью и чуть поморщился: за забором проехала особенно зловонная машина. Когда пришло время завтрака и маг оторвался от географического атласа, на кухне его встретили встрепанная, но уже остывшая тетя, растрепанный и встречающий его неласковым взглядом Вернон и увлеченно наворачивающий гречневую кашу Дадли. Последний встал, когда родители уже успели выяснить отношения и ни о чем не подозревал.

Трапеза прошла в основном в тишине. Лишь изредка кто-то делал замечание о погоде: ещё с самого начала они негласно договорились о серьезных вещах при младшем не разговаривать, иначе обязательно задаст тысячу вопросов и в итоге любое обсуждение сведется к драконам. Но вскоре Дадли доел, быстро закинул посуду в мойку и уже на ходу крича: «спасибомамабыловкусно», побежал на улицу. Ещё вчера он договорился с друзьями и сегодня у них была запланирована обширная программа.

— Хар, когда ты вчера заперся в чулане, я получил все документы и снимки. — Вернон уже простил Мальчику-Который-Выжил это выходку, но ещё сохранял некоторую сухость в голосе.

— Отлично! — маг предвкушающе потер руки. — Смотреть будем здесь или на улице?

— На улице, — не дала и слова сказать мужу Петуния, — но сначала уберем посуду и, мальчики мои, вы, наконец, расскажете мне о своих секретах!

Ведьма обвела их сердитым взглядом и оба-двое взрослых, самостоятельных, уверенных в себе мужчин отвели глаза.

— Я все в кабинете сложил, пойду принесу. — оправдался Вернон и сбежал с кухни. Его жена лишь презрительно усмехнулась и сосредоточила прожигающий взор на племяннике, который делал вид, что очень занят перемещением посуды посредством взгляда. Закончив с этим, он заявил:

— Пойду, приберу стол во дворе. — и с хлопком телепортировался прочь. Замужняя ведьма лишь покачала головой. «Когда им не нужно, дуболомы недалекие, — подумала она, — а когда нужно, резко умнеют».

Некоторое время спустя, глава семьи Дурслей с некоторой опаской ступил во дворик, с некоторой натугой таща два большущих офисных кейса на алюминиевой раме. Внезапно кейсы потеряли в весе и начали мягко рваться из рук. С облегчение отпустив их, Вернон подошел в плотную к третьему табурету, что был поставлен у стола. Кейсы его немного обогнали и приземлились на расчищенной столешнице.

— Где что? — нетерпеливо спросил юноша, вынув папиросу изо рта.

— В этом снимки, — отвечал Вернон, указывая пальцем, — здесь досье.

Замки одного из кейсов тут же щелкнули и крышка резко распахнулась, открывая взору содержимое: множество полноразмерных снимков, рассортированных в прозрачные файлы снабженные бумажкой с припиской. В самом верхнем файле приписка гласила: «Гангдисе». Петуния сразу же взяла верхний файл и начала рассматривать верхнюю фотографию. Ее брови поползли вверх.

— Это… орбитальные снимки гор. — она подняла глаза на племянника, — зачем тебе это?

Мальчик-Который-Выжил резко посерьезнел и словно повзрослел на несколько лет.

— Тетя, ты помнишь что случилось тридцать первого октября, одиннадцать лет назад? — Хар серьезно смотрел ей прямо в глаза. — В ту ночь Кое-кто вломился в дом моих родителей, убил моего отца и пытался убить меня. Но вместо этого Сам об меня убился и ещё мою маму за Собой утянул.

Хар на мгновение замолчал. В наступившей тишине раздалось совершенно неуместное жужжание соседской газонокосилки, но на это никто не обратил внимание.

— Мои родители знали о нападении. — продолжил Поттер. — Они подготовились. Хорошо подготовились, серьезно. Но недостаточно. Тот дом, чьи развалины ещё остались в Гордиковой впадине, не выполнил своего предназначения, как крепость и защита моей семьи.

Хар взял из кейса фотографии, подробно демонстрирующие все пики и расщелины Гималаев.

— Поэтому я туда не вернусь. Вместо этого я построю новый дом высоко в горах. Я ведь планирую завести семью. — широко улыбнулся одним лишь ртом Хар. — Большую семью. Жену, может даже не одну. — на мгновенье, лишь на мгновенье, его взгляд был взглядом веселого юноши, мечтающего о девушках, но потом море глаз снова потемнело. — Дети, внуки. Много. Это будет не дом, а целый замок, который вместит всех. Это будет неприступная цитадель, к которой не подберешься с земли и башни которой перекроют небеса. — Глаза мага загорелись яростным убежденным огнем. Температура начала ощутимо падать. — Каждый, кто захочет заглянуть на огонек, обратится в пепел, каждый, кто попытается взять мой дом штурмом, — его голос стал рычащим и фальшивая улыбка окончательно исказилась, превратившись в некрасивый рваный оскал, — будет сброшен в глубокую расщелину, и каждый, кто возжелает причинить вред моей семье, ляжет костями под стенами моего замка!

На памяти Петунии, Безликий улыбался лишь трижды. Первый раз, Лили назвала его Учителем. Тогда на его лице, словно на камне, прошла трещина, словно неровный разрыв в ткани, эта неровная щель на безупречно гладкой поверхности выглядела как рана, которой он выражал свою благодарность Лили. Второй раз на свадьбе Лили и Джеймса. Он может и не до конца одобрял кандидатуру на роль мужа для его драгоценного дитя, но по просьбе самой Лили он улыбался широко и зубасто. Тогда его безгубые края рта разошлись до отсутствующих ушей и между ними проглядывал частокол зубов, острых как ножи. Но при этом он как-то никого не напугал. Он выглядел беззаботным и веселым. Третий раз он уже улыбался страшно и угрожающе, когда отчитывал заглянувшего на огонек Северуса, за «неподобающие умному человеку слова», из-за которых Лили плакала в подушку и наотрез отказывалась общаться с бывшим другом. В тот вечер Безликий выглядел чудовищно. Он не казался нелепым, чуть смешным страшилой. Он был монстром, чья разумность и сдержанность делала его лишь ещё опаснее и страшнее. И сейчас на лице ее племянника, словно вырезанная кривым ножом, зияла раной тень той последней улыбки.

— Температуру верни. — внезапно раздался спокойный голос ее мужа. — Знобит.

Хар чуть дернулся, страшный оскал как-то резко перестал быть страшным, глаза стали чуть более осмысленными, и он повернулся к ее мужу. Некоторое время уже поживший и что-то понимающий в жизни муж ведьмы и ученик и воспитанник Костяного Ужаса смотрели друг другу в глава. Первый опустил взор Хар.

— Меня… занесло. — скованным голосом произнес Мальчик-Который-Выжил. Петуния разжала зубы и смогла наконец-то выдохнуть воздух.

— Ничего. Такое случается со всеми. — ровным голосом ответил Вернон. — Температуру подними, холодно уже.

— Ах, да. — спохватился Хар и действительно — потеплело.

Вернон засунул руки вглубь кейса и выудил папку.

— Здесь карьеры, шахты и склады рядом с горами, как ты просил. Когда определишься, где будешь строиться, будет где размещать заказы. — голос ДурслVI. Будь проклят тот день, когда оружию стали давать имя!я был спокойным и деловым, словно ничего не произошло.

— Да-да-да, отлично, не придется надрываться, при транспортировке. — пробормотал маг, листая бумаги.

— Попить чего-нибудь не принести? — поинтересовалась Петуния.

— Чаю, того, зеленого, без сахара. — попросил племянник.

— И вина. — добавил муж.

— Вино у меня есть с собой, — возразил Хар, с хлопками вытаскивая бутыль и два бокала.

— О, французское, — принял бутыль Вернон, читая наклейку. — Ого! Бордо, Шато Икем сорок седьмого года! Где ты достал такую ценность?!

— Я… — Хар внезапно покраснел и отвел взгляд. — Мне его посоветовали во Франции...

Дальнейшего продолжения Петуния не услышала, ибо прошла в дом. Когда она вернулась, ее мужчины нависли над распотрошенными и разложенными по столу пачками фотографий и споря о сейсмический и географических достоинствах и недостатках гор. Если Хар упирал на близость к линиям лей, то Вернон справедливо указывал, что они зачастую расположены вдоль тектонических разломов и вообще… К вину он, кстати, так и не притронулся.

Когда Петуния принесла поднос с чаем, ей освободили на углу. Чашка с чаем тут же повисла рядом с Харом. Немного постояв рядом и посмотрев на их увлеченные лица, миссис Дурсль вздохнула и ушла снова в дом. Не смотря на работу мужа, тема строительства была ей совершенно чужда, в отличии от зелий, что ждали ее в подвале. В результате долгих прений были отброшены Анды, Алеуты, все старые горы, и сузили круг до Гималаев, Тибета, Каракорума. Причем тут сильно печалился Вернон: на Востоке его связи и влияние были сильно меньше, чем на материке или на западе. Значит, в одиночку обслуживание столь крупного заказа он не потянет. А значит, его прибыль тоже будет меньше. Внезапно Хар умолк. Он достал из воздуха записную книжечку.

— Мистер Дурсль, прошу меня простить, но мне нужно прерваться. — скороговоркой проговорил маг и исчез. Вернон моргнул, глядя на пустое пространство над табуретом, где раньше располагался Хар, вздохнул и, чуть подумав, потянулся к бутылке.

Хар, укрытый невидимостью, телепортировался на крышу дома Дурслей, где присел на черепицу и открыл книжицу на первой странице. На ней каллиграфическим аккуратным почерком Альбуса Дамблдора было выведено: «Здравствуй, Хар. Ты сможешь добыть тролля?»

Когда Ниверум влетела в кабинет директора Дамблдора, он как раз сидел и разбирал корреспонденцию и составлял списки на закупку продуктов на кухню. Белая сова совершенно спокойно села на край стола и протянула лапу. Когда директор снял ее груз, она перепорхнула на клетку с фениксом и стала с интересом его разглядывать. Первое письмо, Дамблдор положил в средний ящик стола справа от себя, произнес: «Минерва» и закрыл его. В ящике хлопнуло. Больше внимания Дамблдор уделил второму письму с разговорной записной книжечкой.

«Здравствуйте, директор Дамблдор.

Я пишу с целью предложить Вам, свои навыки охотника на чудовищ. Имею в этом деле некоторый опыт и заинтересован в заказах. Если Вам или Вашим коллегам или друзьям потребуются какие-нибудь твари, либо их органы, имейте меня ввиду. Прилагаю парную записную книжку, если будут пожелания, пишите в ней.

Харольд Джеймс Поттер». — Гласило письмо.

Данное письмо сильно удивило Альбуса. Но его удивило не то, что Поттер оказывается охотник на чудовищ, это как раз укладывалось в его представления о навыках и способностях Хара. Его удивило, зачем Хар начал искать заказы. Деньги? Нет, насколько Дамблдор понял, с деньгами у юноши трудностей нет. Поддержание физической и профессиональной формы? Возможно, но маловероятно. Тем более, у него, кажется, были планы. Где же он возьмет время на работу? Директор нахмурился. Сомнения сомнениями, но надо признать, что письмо пришло как нельзя вовремя: школьный тролль, который использовался как источник ингредиентов для зельеварения и учебный материал для шестого и седьмого курсов, скончался в конце июля. Тролли в неволе живут очень недолго. Директор узнал об этом только сегодня и планировал со дня на день писать Ремусу, чтобы тот к началу учебного года достал ему нового. Но у Ремуса очередь на месяцы вперед расписана, может и отказать. А к другим охотникам не хотел обращаться уже сам Альбус. До этого момента Ремус Люпин покрывал все потребности в ингредиентах и учебных материалах. И теперь Дамблдор склонялся к мысли попробовать отдать заказ Хару и параллельно, на всякий случай, подыскать охотников среди недавних выпускников. Кто-нибудь из них наверняка согласится ради альма-матер достать с кратчайшие сроки тролля.

Директор обмакнул перо в чернильницу и вывел на первой страницы книжечки: «Здравствуй, Хар. Ты сможешь добыть тролля?» Через минуту, когда Альбус уже думал вернуться к составлению запроса на тыквы для кухни, на пергаменте выжгло следующее: «Который за тысячу сто галеонов?» Дамблдор чуть подивился тому, что Хар уже знает расценки, и вывел «Да». Практически сразу появилось выжженное: «Когда мне быть». Дамблдор задумался, сегодня он будет занят бумажной работой, завтра ему нужно будет зайти к кентаврам и заглянуть в в больницу святого Мунго, проверить, сможет ли Квирелл первого сентября быть готовым к вступлению в должность преподавателя по ЗИС. Через день у него заседание в Визенгамоте, которое, как всегда, затянется до позднего вечера. Вот через два он сможет принять Хара и обсудить с ним все подробности заказа. Так и записал.

Теперь уже пришла очередь задуматься Хару. Добыть и оттащить в Хогвартс тролля за два с половиной дня? Придется отложить все остальные дела на потом, но это реально. Чуть поднапряжется, и будет у него первый выполненный контракт. Ну и заодно проведет более предметную оценку гор Тибета на тему удобных мест для постройки замка. После этих выводов, Хар докурил папиросу, сжевал окурок и решительно выжег на пергаменте: «Буду».

[1] Ниверум — это сокращение от niveus aurum, «белое золото» на латыни.

[2] Велень — сорт пергамента, выделывался из телячьих шкур, при действительно хорошей обработке, почти ничем не уступал бумаге.

Сдав на входе волшебную палочку, Хар вступил в холл Природоведческого Музея Министерства Магии. Сориентировавшись по настенным указателям, маг сразу направился в залы, посвященные горной фауне. Череп тролля был на виду, спрятан под зачарованный стеклянный колпак. Хар покосился на табличку, извещавшую, что посетитель удостоился чести лицезреть череп представителя вида ironhide troglodytam, он же — подгорный тролль.

Совершенно деформированные надбровные дуги, относительно малый размер мозговой полости по сравнению с челюстями, толстая и почти сплошная заглазничная кость. Носовые пазухи изогнуты так, что через них к мозгу не пробраться, упрешься в лобовой отросток, переходящий в переносицу. Мозг, пусть даже и меньше человеческого, в таком хранилище был надежно защищен. Припоминая иллюстрации из бестиария, Хар заодно изучал защиту на колпаке. Никакого сравнения с гоблинскими чарами, даже с теми, что на приемной стойке. Хар не знал почему. Может потому что это музей, может накладывающий защиту был бездарным халтурщиком, но украсть у гоблинов перо было бы сложнее, чем вынести этот череп из музея. Либо же, рассуждал маг, аккуратно обходя рубежи обороны, тут какой-то подвох, который так сразу и не различить… Лишь когда кудесник дотянулся разумом до экспоната, он сообразил в чем хитрость — к челюсти была подсоединена малозаметная, но очень прилипчивая сигналка. Ну, улыбнулся Хар, хорошо, что ему не надо тут ничего красть. Теперь маг сосредоточился и попытался чуть поднять черепушку. Ни на волос не сдвинулась. Маг приложил больше усилий. Потом еще. И еще. И еще. И лишь когда в воображении стиснувшего зубы и пальцы телекинетика дребезжащий звон достиг такой громкости, что можно было и мертвых разбудить, выбеленный временем экспонат неохотно соизволил оторваться от подставки и взмыть в воздух. Где-то на миллиметр. Оставив череп в покое, Хар задумался. Книги не преувеличивали. Плоть местных троллей практически не поддается прямому магическому воздействию. Это плохо, ведь его арсенал как раз почти полностью и состоял из приемов прямого воздействия. И как только сигналку поставили?

— Любуетесь? — вырвал Хара из размышлений голос сзади. Хар не стал оборачиваться, в седоватом волшебнике без палочки он не видел достаточную опасность.

— Прекрасная кость верно? Я все хочу прикупить несколько фаланг, нарезать дочери украшений. — продолжал тем временем нежданный собеседник.

Хар не сдержался и все же обернулся: очень уж необычным было это желание. Почти все равно что заковать девочку в хладное железо. Юноша внимательно заглянул в странного волшебника. Удивительно, он искренне любит свою дочь и желает ей лишь самого лучшего. Сильные всплески стихийной магии, предположил Хар, иногда они не утихают и до десяти лет. Но тогда лучше всего будет начать учить ребенка простейшим фокусам, чтобы она сама выплескивала свою силу, а не сила выплескивалась из нее. Что-то более специфическое? Но от комментариев Хар воздержался, вместо этого сказал другое:

— Почти. Меня больше интересует, как их ловят.

— Нет ничего проще, — фыркнул волшебник — заманить на ровное место, превратить землю под ногами в болото, потом в камень. Основная проблема в транспортировке. Аппарация их не берет. Приходится собирать порт-круг и активировать его от группы сильных волшебников, человек десять, не меньше.

Маг неопределенно склонил голову. У него как раз все было ровно наоборот: он знал пространственный ритуал, который перенесет даже такую антимагическую тушу, но был вопрос, как удерживать его в неподвижном состоянии на протяжении всего ритуала, длящегося несколько минут. Все же придется брать цепи потолще. И потраву какую подобрать, чтобы спал крепко.

— Ксенофилиус, Ксенофилиус Лавгуд. Газетчик. — внезапно представился чуть пожилой волшебник. — А вы, молодой человек?..

— Хар Бернбоунс. Странник. — Представился маг.

— По заслугам и деяниям, да?

Ну это уже ни в какие ворота не лезет, чуть сощурил глаза Хар, чем больше он пытается скрыть, тем больше из него выуживают.

— Мистер Бернбоунс, если вам в странствиях попадутся тролльи косточки, я был бы очень признателен, если вы пришлете мне немного материала. — продолжил как ни в чем не бывало Ксенофилиус, глядя ему прямо в глаза. Эти слова были Хару словно ударом под дых. Ему почудилось, что он прозрачный, как стеклышко, и через него видно все-все. Знающий, Видящий, ясновидящий, гадалка, пророк, шпион — лихорадочно перебирал в уме варианты маг, прикладывая усилия, чтобы не смотреть куда-либо в сторону от переносицы столь… информированного собеседника.

— Если попадутся. — все же ответил юноша. Ксенофилиус смежил веки, удовлетворенно кивнул, и, не произнеся ни слова, ушел.

Хар зажмурился, успокаивая биение сердца. Третий день он в этой цензура Британии. И третий день подряд он встречает старых зубров, которые читают его если не как открытую книгу, то как оглавление точно. Директор элитной Школы, мастер-артефактор… и газетчик, если тот не солгал ему правдиво прямо в лицо. Кто дальше, священник, который навскидку перечислит всех богов, с которыми Хар контактировал? Это что, последствия систематического волшебного образования? Так ведь во Франции такой цензура не было. С другой стороны, во Франции он искал совсем другого общества, было бы невероятно, если и там нашлись такие зубры…

Выждав достаточное время, чтобы газетчик убрался подальше, Хар сам предпринял отчаянную ретираду. Лишь на выходе, уже готовясь прыгать к тете, он вспомнил о своих планах купить метлу. Мысленно взмолившись небу, чтобы хоть в магазине мётел его не поджидал кто-нибудь эдакий-разэдакий, маг телепортировался на Косую Аллею.

Дурсли уже сели ужинать, когда их родственник объявился на заднем дворе. Отказавшись от еды, юноша быстро обсудил с Верноном вопрос хороших цепей. Предприниматель, уже привыкший к странным запросам одаренных, пообещал, что завтра же к обеду доставят две бухты двадцати метров каждая. Уточнив напоследок наличие необходимых ингредиентов у тети, Хар снова вышел во двор.

Во дворе маг встал посередине газона, размял плечи и лопатки, наложил на лицо «птичью маску», приказал себе быть незаметным, закрыл глаза и рванул вверх, в бездну небес. Маг осознал себя выше на несколько тысяч метров, небо было темно-синим, почти черным, то тут, то там пробивались яркие звезды. На короткий миг, не подвластный силам природы, маг завис между столь далеким и столь близким всем и манящим, но недосягаемым ничем. Но все же земля взяла свое, поволокла зачарованное ее извечным соперником дитя к себе. Хар кувыркнулся назад и камнем рухнул головой вниз. Холод высоты проник под одежды и впился в каждую пору, в каждую клеточку кожи. Опасно близкая твердь приближалась, грозя раздавить, смять ничтожное существо, дерзнувшее возвыситься над ней. Маг запрокинул голову, расправил, словно крылья, руки, и гортанно захохотал. Благодаря чарам, защищающим лицо, холодный воздух не вымораживал, не резал глаза, так что падающий вниз маг видел Альбион во всей красе. Закрыв глаза, он набросил на плечи тепло, укрывшее от холода небес. Не видя ничего, слыша лишь завывание воздуха, он развернулся, ведомый чутьем электромага, и рванулся вперед, изо всех сил, прихватив с собой свое тело. Земная твердь мигнула, сместилась и теперь выставляла на показ территории Германской империи. Но маг уже гнал себя дальше, и вот, под ним уже другая империя и на горизонте виднелась ее столица, Москва. Вперед, вперед, и вперед рвался Хар, до хруста выгибая руки, пронзая сотни и тысячи километров за мгновения! Теперь земли двухглавого орла остались позади. Впереди его ждала земля, где живут безлапые драконы и горные львы.

Когда ландшафт стал походить на орбитальные снимки, странник перекувырнулся и снова падал ногами вниз, после чего сосредоточился на подошвах своей обуви. Ветер стих, падение остановилось, Хар просто завис в воздухе, наблюдая краешек солнца, встающего из-за горизонта — утро только вступало в во владение этими территориями. Успокоившись и приведя волосы в порядок, Хар выудил «Нимбус X1000», туристическую модификацию спортивной метлы, обладающую большей грузоподъемность и высотой полета, в обмен на некоторую потерю скорости. Последнее его не беспокоило, несмотря на то, что предстояло облететь громадную территорию. Зацепившись ногами за метлу, он свесился головой вниз и проконтролировал, чтобы кровь не приливала к голове, после чего плотно закрыл глаза, усилил «птичью маску» и добавил «серьги гарпии». Слепо задирая голову к земле и приказывая метле взять малый ход, Хар распростер руки, словно пытаясь обхватить все горы и низины, что высились над его головой. Уравняв сердцебиение и дыхание с потоками и порывами ветра здесь, на высоте в несколько километров над поверхностью планеты, маг с силой хлопнул руками по воздуху, распространяя волну над местностью. Но волна была не одиночным импульсом, сила срывалась с рук мага, непрерывно устремляясь к земле, словно неощутимый, безмолвный дождь.

Не прерывая генерацию волн, висящий головой к земле маг ускорил полет метлы. Через несколько долгих секунд пришёл ответный крик гор. В сознании Хара начали вырисовываться пики и провалы, где камень, где земля, где полно, где пусто. Но исследователя интересовали только пещеры, глубокие провалы и неприступные одинокие горные вершины. Юноша разгонял и разгонял метлу, пока ветер не засвистел неслышимо в ушах. Метла неслась на пределе, но Хару этого было мало: Тибет все равно больше, так он не успеет его облететь. Не прерывая потоки энергии срывающиеся с рук, Хар начал дополнительно своей волей ускорять и ускорять метлу. Наращивать ускорение он прекратил только тогда, когда сопротивление воздуха вытянуло его почти параллельно проносящимся под ним долинам: ответный поток шел уже с такой плотностью, что маг с некоторым трудом воспринимал и разбирал информацию о ландшафте.

Когда солнце прошло зенит и начало свое шествие к горизонту, Хар сбросил скорость. Развеяв всё, кроме невидимости, он рывком перебросил себя через метлу и уселся на неё дамской посадкой. Встряхивая головой, в которой гулко отдавалась фантомная боль близкого ментального перенапряжения, Хар языком провел по сухим губам, пытаясь сообразить, преодолевал ли он звуковой барьер. Так и не найдя ответа, он достал пачку фотографий и принялся размечать все потенциально интересные пещеры и вершины. Если несколько обширных подземных систем пещер неизвестной протяженности и глубины он нашел, то с местами для возможного заселения была совсем беда. Ну, и сказка не сразу сказывается…

* * *

— Хар! — юноша оторвался от снимков и пергамента, потер переносицу и вперил не слишком ласковый взгляд в своего двоюродного братца.

— Чего тебе?

— Пойдем в музей, где рукоять Кларента. — лишь упрямо нахмурился Дадли и, видя, как Хар уже собирается отказать, сложил перед собой руки в молящем жесте. — Пожалуйста!

Мальчик-Который-Очень-Занят скривился и покосился на солнце — до обещанных Верноном цепей еще часа три, а возиться с картами уже осточертело. С другой стороны, он сейчас не в том настроении, чтобы выдерживать гиперактивность братца, которую обычно называл забавной. Сейчас это будет совершенно невыносимо.

— Если тетя разрешит. — применил Хар надежный аргумент.

— Ну-у! — еще сильнее насупился Дадли. Но Мальчик-Которому-Лень был непреклонен.

Только Хар сосредоточился на пиках Каракорума, как Дадли вернулся:

— Мама не против!

— Только Кларент, на остальные экспонаты отвлекаться не будем, к рукояти и обратно. — сдался под напором мальчишки маг.

На лице Дадли проступило разочарование, но он все же яростно закивал головой, соглашаясь, пока старший братец не придумал еще какую отговорку.

Маг встал из за стола, взмахом руки убрал все со стола в пространственный карман, потянулся, перекатился с носков на пятки, протянул руку:

— Поехали.

Вход в Исторический Музей Министерства был замаскирован под антикварную лавку в старой части Лондона. Лавка работала, продавала всякое барахло и даже иногда действительно ценные вещицы, но если пройти через дверь за прилавком, которую магглы не видели в упор, то очутишься уже в приемном помещении Музея, где опять придется сдавать палочку. Хар вспомнил конфуз в Министерской библиотеке, когда ему пришлось полчаса убеждать охранника, что у него нет палочки. Охранник — отставной аврор — видел, что парню сил не занимать и никак не мог поверить, что палочку тот не «забыл/оставил дома/потерял», а просто не покупал ещё.

На пути к залу с предметами королей Дадли, не выдержав, начал задавать вопросы: а что это за скелет лошади, а что там за громоздкие посохи, а что это за маски из дерева, камня, кости… ух ты, где они взяли кость для такой громадной маски? У мамонта или динозавра? А почему та маска такая потрепанная, из дерева, с медной пластиной промеж глаз? А что это за книга, которая вся черная как ночь? А…

Тут Дадли направился прочитать табличку под вышеупомянутой невзрачной деревянной маской, но Хар схватил его за руку и силком потащил дальше: от этой штуки явственно тянуло очень зловредным богом со специфическим чувством юмора, маг кое-что слышал от Учителя о местных пантеонах и связываться с бывшей собственностью двуполого безумца, не говоря уже о том, чтобы подпускать её к своему двоюродному брату, не собирался.

Когда перед Дадли предстала обширная витрина, выставляющая на показ предметы, числящиеся за Артуром Пендрагоном, он наконец умолк. Некоторое время оба стояли перед стеклом, храня недоуменное молчание. Дадли ожидал увидеть богато украшенную рукоять, всю в камнях, блестящую и вообще… Достаточно простая, без украшений, рукоять, переходящая в функциональный эфес, вот что было на витрине. Кларент покоился в ножнах, чтобы не светить обломанный клинок. Да к тому же время явно поработало над ним: царапины, потертости, зарубки на навершии, этот меч был в употреблении долгое время и даже потом, после того, как осталась одна лишь рукоять, он пережил многое. Хара же озадачило другое: по летописям все деяния Артура и Мерлина происходили без малого тысячелетие назад. То, что он видел перед собой, ну никак не могло быть изготовлено раньше двух, максимум, трех веков назад. Подделка была выполнена крайне искусно, но все же была слишком молода, чтобы зваться Кларентом.

— Я читал, что Кларент был символом мира, его святой Гиддоти вонзил в наковальню, чтобы никто не смог использовать его для насилия и войны… — мечтательно начал рассказывать Дадли.

— Чушь. — Прервал его Хар. — Меч — оружие. Даже не инструмент, который можно использовать как оружие. Меч куют именно для насилия, его предназначение в том, чтобы пробивать броню, кромсать плоть, крушить кости. Это узкоспециализированное орудие убийства. Оно не может быть символом мира, максимум — гарантом, устрашением, карой тем, кто придет с недобрыми намерениями к его владельцу.

Лицо Дадли вытянулось, об этой неприглядной стороне столь романтичной и достойной истинного мужчины вещи он раньше не задумывался. Хар уже успел пожалеть о резкости своего ответа, но смягчать ничего не стал.

— Почему рукоять здесь? — через некоторое время поинтересовался Дадли. — Профессор Дамблдор рассказывал, что осколки очень важные и их все попрятали понадежнее. А рукоять что, мусор?

Хар ответил не сразу, как он только что понял, и рукояти тут нету. Интересно, кто еще об этом знает? Музейные работники? Дамблдор об этом знает?

— Видишь ли, Дадли, тут такой нюанс надо учитывать, — начал маг, — в том сражении, когда Кларент был сломан, Артур вел свои войска в бой самолично. И он оказался с обломком в руках посреди яростной баталии. Насколько мне известно, Пендрагон отбросил рукоять в сторону, подхватил меч какого-то павшего воина и продолжил рубить врагов. Иначе говоря, он сознательно отказался от своего меча, как от чего-то бесполезного. Нет, Он очень ценил меч, что сделал его королем, даже отыскал и сохранил рукоять после битвы. Но в горячке битвы он отрекся от рукояти. Поэтому осколки клина все еще сохраняют свою символическую связь с Британией, а рукоять почти ничем не отличается от обычной… — но достаточно, чтобы ее не рискнули держать в музее, либо украли, мысленно закончил Хар.

— Ладно, на сегодня достаточно. Потом еще раз сходим. — потянул юноша своего брата к выходу. Младший не стал ерепениться, и послушно пошел следом.

* * *

— Где вы были? — встретила их встревоженная Петуния. — Я уже начала беспокоиться!

— Та-а-ак! — угрожающе протянул ее племянник и сцапал за шиворот её уже навострившего лыжи сына. — Значит, мама не против, говоришь?

Поднятый так, чтобы Хар мог рычать ему прямо в лицо, Дадли попытался пожать плечами, но не преуспел.

— Главное, что не против, да? А то, что она ничего не знает, уже незначительные нюансы, да? — маг злился не столько на Дадли, сколько на себя: дать провести себя на формальностях этому мелкому засранцу. Но ведь видел, что поганец не лжет, а задавать уточняющие вопросы поленился.

Хар тяжело вздохнул, поставил начинающего слизеринца на газон и повернулся объясняться с тётушкой. Поганца лишили на неделю мороженного, но грустнее он от этого не стал. Когда маг вспомнил об оставленном на медленном огне настое, уже подъехал грузовик и двумя бухтами цепей, которыми подвешивают грузы к строительным кранам. Маленьким кранам, но охотнику цепи по-толще и не требовались, этих вполне хватит.

Заморочив водиле голову, чтобы тот ни на что не обращал внимание, даже на появление демонов перед капотом его машины, маг быстро перегрузил цепи к себе в карман. Дальше тянуть уже было опасно: настой мог испортиться. Но все обошлось. Настой взглядом был прогрет до восьмидесяти градусов и запакован в тонкие свежеиспеченные стеклянные сферы размером с кулак: Хар всегда таскал с собой немного песка для небольших поделок. Когда маг выбирался из подвала и направился к чулану, его окликнула тетя:

— Милый. Вчера я разгребла третью спальню наверху. Иди спать туда.

— Звёзды! — возмутился неприхотливый странник — Я же объяснял — мне всего-то и нужно пару квадратов, тело уместить, мне не нужна целая спальня!

— И слышать этого не желаю! — упрямо мотнула головой заботливая тетушка — Я ещё смирилась с твоими закидонами на еде, но если ты хочешь спать в моем доме, то будешь спать как нормальный человек — в спальне, на кровати! Ишь чего удумал, в чулане под лестницей дремать, там же дышать нечем!

Хар сдался. Да и, чего лукавить, подобное отношение ему было приятно. После краткого омовения любимый племянник залез под одеяло, положил голову на подушку и закрыл глаза.

Через некоторое время он их открыл и незряче уставился в стену. Помянул Короля Звезд, рывком сел, взмахом руки вычистил пол перед кроватью и лег прямо на доски. Через несколько часов у него выход на трудную добычу, оправдывался он, закрывая глаза, нужно выспаться в наиболее комфортных условиях.

Хищник был растерян. Хищник медленно крадучись, маневрировал меж деревьев и кустов, пытаясь сбросить с хвоста неведомого преследователя. Инстинкты животного, стоящего на вершине местной пищевой цепочки, пожалуй, впервые за всю его бурную жизнь, указывали на невероятное: кто-то избрал его своей добычей. Когти при каждом шаге с одинаковой легкостью пронзали опавшую листву, корни деревьев и землю, хвост раздраженно мотался туда-сюда. Где же этот неведомый противник, напряженно искал всеми четырьмя глазами в тенях местный король природы. На его наличие указывала лишь тончайшая тень запаха, зыбкого, как сон, да изредка достигавший ушей еле слышимый шорох коры и ветвей, словно кто-то прятался средь крон деревьев. Не подними его инстинкты вой, как при лесном пожаре, он бы на это даже внимание не обратил: страннопахнущие двуногие часто здесь ходили, да и птицы были вне его рациона. Но этот… кто-то определенно был опасен и преследовал его на протяжении уже долгого времени, отсекая одни направления и освобождая другие, словно… загоняя куда-то. Разверстых влажных ноздрей достигли ароматы, всегда сопровождавший лежбища двуногих: что-то горелое, сушеные травы и моча. Неожиданно резкий треск заставил хищника дернуться, его взор уловил легкое движение ветвей сбоку, крайний левый глаз взорвался пронзающей болью и…

Лапы убитого териопа подломились и он, не издав ни звука, рухнул на землю. Ветка распрямилась, словно вздыхая от облегчения, зашуршал мусор рядом с бездыханным телом и в воздухе прошла рябь. Через миг из ряби возник маленький тощий двуногий, на вид только переживший свою пятую[1] весну. Мальчишка был заметно измотан, но на чумазом лице сияла широченная улыбка. С расчетливым плотоядным интересом охотник осмотрел поджарое, мясистое вытянутое тело с четырьмя лапами, с тёмно-серой шкурой и лобастой головой, из которой торчала рукоять засапожного шила, вогнанного в крайнюю левую глазницу. Мальчишка, без всякого стеснения или опаски, присел на свою добычу и глубоко, шумно задышал. Загон териопа как можно ближе к лагерю занял на удивление много времени. Добыча попалась на редкость осторожная, каждый шаг делала только после тщательной разведки, а у него запасы маны не бездонные, как у некоторых. Одна только маскировка жрала как не в себя и то, не до конца справлялась. Но, впрочем, это уже вопрос мастерства, которое нужно развивать и оттачивать!

Маленький охотник дернул крыльями носа, несколько раз моргнул, и уставился в точку неподалеку от себя. Так и есть — териоп уже осознал свою смерть и теперь стоял рядом со своим смертным вместилищем. Взгляд четырех алых бусинок не сулил своему убийце ничего хорошего. На что двуногий лишь фыркнул и засмеялся. Призачная шерсть териопа было вздыбилась, но тут же опала: он был умным хищником, и понял, что сейчас он ничем не сможет повредить охотнику. Вот если бы двуногий тоже покинул свое тело, тем самым подставив себя под его ярость и злость… Но териоп был также достаточно умен, чтобы понимать, что его убийца не станет совершать такую глупость. Нет, только не тот, кто упорно гнал его к своему лежбищу, чтобы не утруждаться переноской туши на большое расстояние. Мальчишка погладил вытянутую морду души своей добычи и передал ей немного сил. Не ожидавший такого териоп запоздало отдернул башку, но почувствовал, что его мысли стали четче и течь быстрее. И одновременно с этим появилось понимание, куда ему надлежит направляться дальше. Жертва склонила голову, признавая свое поражение в вечном круговороте жизни, резко развернулась и истаяла: земли вечной охоты ждали его.

Проводив взглядом душу, мальчик поднялся с туши и уже сам полез под нее. С натужным кряхтением, упершись хребтом в грудную клетку териопа, охотник потащил добычу в лагерь, волоча задние лапы и хвост по земле. Туша весила немногим более центнера, до лагеря было минута неспешного шага, но для уже уставшего мелкого двуногого, чей вес относительно недавно перевалил за 20 килограмм, это была серьезная задача. Но мысли о восхитительно вкусной печени воодушевляли и побуждали тащить добычу дальше.

Лагерь был разбит на полянке неподалеку от большака. В центре потухшее кострище, рядом свален сухостой, чуть в стороне пара котомок. На границе светового пятна, образованного прорехой в кронах деревьев, дорожным столбом стояла высоченная статуя, вырезанная то ли из кости, то ли из белого камня. Вырезанная искусно, но неведомый резчик не успел поработать с лицом, лишь несколькими намеками разметив его. Статуя была облачена в дорожное платье странствующего барда, за спиной на перевязи висела лютня.

Пыхтящий мальчишка вырвался из зарослей, втащил тушу убитого зверя в пятно света, свалил тушу рядом с потухшим костром и развалился рядом. На веточку, расположившуюся под щекой, он не обратил внимания: дыхалка была сорвана, сердце грозило взорваться, мышцы болели неимоверно. Лишь через несколько минут маленький добытчик на коленях пополз к мешку. Достав оттуда длинный стальной нож на деревянной рукояти, он начал потрошить териопа. Работал он не очень умело, но энтузиазм и старательность с лихвой перекрывали огрехи. Когда до окончательного снятия шкуры осталось всего ничего, нож соскользнул с жилы и ткнулся в ладошку. Мальчик непроизвольной ойкнул — не столько от боли, столько от неожиданности — бросил смущенно-виноватый взгляд на неподвижную статую и принялся вылизывать ранение. Сплюнув грязь, охотничек закрыл глаза и начал вполголоса заговаривать разрез от боли и заразы. Закончив, мальчишка замотал руку куском чистой ткани и продолжил обработку туши. Через час, когда шкура была выскоблена, разложена мехом вниз, на ней были разложены сердце, печень, лучшие куски мяса. Мальчик разжёг костёр: сложил пирамидку из сухостоя, напихал мусора в основание и пальцем разжёг. Нарезав вырезку на куски, он нанизал их на заранее отобранные длинные ветви. Поставив мясо жариться, сам начинающий маг зубами погрузился в сырое и жесткое сердце. Урча и причмокивая, он пожирал не столько плоть, сколько хранящуюся в ней силу. Хватило несколько укусов, чтобы почувствовать прилив сил. Напоследок измазанный кровью мальчик все таки опробовал печень. как и ожидалось она была восхитительна. Всё время своего кровавого пиршества, мальчик периодически посматривал на костер и взглядом поворачивал мясо, для равномерной прожарки.

Когда мясо было готово, половину «шампуров» протянули скульптуре-верзиле. Статуя зашевелилась и забрала подношение. Нарезав оставшиеся куски мяса, деятельный мальчик, весь измазанный кровью и другими выделениями, но довольный донельзя, поставил их коптиться. После того, как из котомки была вытащена вместительная фляга, начинающий маг закрыл глаза и начал крутиться на месте, даже такой маленький, на пару километров в сторону речки, недопрыжок требовал предельной кончентрации. Хлопнуло и на землю осел клок нерасчесанной черной гривы. Не то каменный, не то костяной бард неодобрительно покосился на свидетельство воистину преступной небрежности, но как-то реагировать не стал: когда они доберутся до ближайшего города, он проведет подробнейший разбор полетов, ибо ошибок и недочетов за эти неполные шесть дней накопилось на крупный выговор и строгое взыскание. Вернулся ученик уже вымытый и в выстиранной и высушенной одежде. Лицо его сияло широченной улыбкой. Определив по садящемуся солнцу, что уже пора баиньки, мальчик проверил самодельную коптильню, натер травами и упаковал в бумагу печень и остатки вырезки. После чего свернулся калачиком у костра, не снимая одежды. Через минуту ёрзанья с закрытыми глазами ученик открыл глаза, уставился на «статую» и с некоторой обидой заявил:

— Испытательный поход походом, но с чего вы взяли, что я хотя бы раз забуду про сказку на ночь?!

На отсутствующем лице проявилась тень веселья, которую мог распознать лишь тот, кто хорошо изучил внешние повадки «барда». Его ученик — изучил. Это еще сильнее усугубило испытываемое им негодование. Лишь когда Учитель подошел и присел на корточки рядом с ним, он соизволил убрать возмущенное выражение с лица:

— Пожалуйста, расскажите еще, про рыцарей Солнца и ведьм огня!

— Пожалуй, расскажу… На чем мы остановились в прошлый раз? — негромко поинтересовался белокаменный Учитель, тихонько гладя гриву мальчишки.

— Мать не справилась с силой Огня Хаоса, который призвала. Это погубило ее, ее сына, и шестерых ее дочерей. Но вы так и не рассказали, что случилось с последней, седьмой!

— Ну что же… — молвил бард, — она предполагала такой исход и опасалась его сильнее, чем остальные сестры и ее мать. Незадолго до катастрофы, она сбежала в Великие Топи, где лишь спустя долгое время узнала о случившейся трагедии…

* * *

На рассвете, упаковав свою добычу, — ее хватит надолго, можно не тратить время на охоту, — охотник отобрал несколько костей. Учитель обещал, когда он найдет подходящий материал, научить резьбе. Все не пригодившиеся останки, мальчик сложил в кострище и сжёг их. Поссав на прогоревшие угли, он прикрыл это дело пластом дерна, который был снят с этого места еще вчера. Уложив все в котомки, которые он надел на спину и на живот, маленький охотник с воодушевлением направился в сторону тракта. Он догадывался, что понаделал много ошибок и понаделает еще больше. Он осознавал, зарываясь пятерней в несколько потерявшую в объёме гриву, что по прибытии в город его ждет знатная головомойка с разбором полётов, но с нетерпением ждал городских ворот: ведь если он сможет дойти сам, ни разу не оказавшись в безвыходном положении, то Учитель расскажет ему, чем закончилась история с юношей перед решеткой. Кто к нему выйдет, девушка или тигр? Да и резьба по кости его привлекала, сможет сделать хорошее костяное копье и привязать к себе кровью, хорошее будет охотничье оружие.

[1] Местный год равен примерно полутора земным годам.

Пластины размером с галеон со щелчками, один за другим внахлёст плотно облегали голеностопы. Более крупные элементы бронирования стык в стык, проявляясь, покрывали ноги до колен. С последним щелчком сомкнулась и стала цельной рифленая поверхность подошвы. Ноги мага теперь были облачены в массивные металлические сапоги. Через секунду раздался гул, и под пятками засветились направляющие реактивных сопел, в окружении концентрических стабилизирующих рунных кругов. Подачи микроскопически малого напряжения было достаточно, чтобы оторвать Хара от газона, но не настолько, чтобы он взмыл головой выше забора. Психику соседей своей тети он предпочитал беречь.

— Железный человек! — всплеснул от восторга руками Дадли.

Вернон лишь кивнул в такт словам своего сына. Эффектная процедура надевания-сборки техномагических бронесапогов штурмового стратодесантника все же произвела впечатление и на него. Хар чуть отвернулся и телекинезом сдавил себе плечи и грудную клетку, чтобы не дать гордыне выпятить его грудь, как павлину. А то яркая и чистая эмоция восхищения, изливаемая кузеном этому очень способствовала.

— Где же остальное? — ткнул пальцем Дурсль старший в чешуйчатый ламелляр, в который был облачен юноша, длинной юбкой доходивший до колен.

— Нету. — С застарелой печалью ответил Хар, поддергивая высокий тканевый воротник поддоспешника. — Полный комплект экзоброни, даже в демилитаризованном варианте, стоит очень дорого. И индивидуально подгоняется по фигуре. А я еще расту. И менять броню каждые полгода, потому что я из нее вырос, — непозволительная для меня роскошь. Пока непозволительная.

— А так, — повертел он стопой, любуясь тем, как маленькие щитки танцуют подобно чешуе на талии истомившейся наги[1], — ботинки выполнены по спецзаказу и могут менять свои размеры в некоторых пределах. На пару лет хватит. И то за них я отдал столько, что можно два года от коллекционного вина не просыхать…

Вернон понимающе кивнул и перевел взгляд на рукоять клинка торчащего из-за спины. Его сын же больше интереса проявил к содержимому поясной кобуры, почему-то тоже расположенной за спиной.

Заметив их взгляды, Хар усмехнулся. Шершавая с простой резьбой деревянная рукоять сама собой выдвинулась из ножен, являя на свет темно-зеленый, почти черный клинок с фиолетовым отливом. Короткий прямой меч с двусторонней заточкой, меньше метра длиной, завис в воздухе между Дурслями и Поттером.

— Кость? — поднял бровь Вернон.

— Кость. — Кивнул маг. — Вы помните, что у начинающих кудесников не самые лучшие отношения с железом? Да и с металлами в целом? В общем, мне уже без особой разницы, но привычка осталась. Да и это кость принадлежала одному очень сильному демону. По прочности она может поспорить с лучшими оружейными сортами триполимерного титана. А. — Нахмурился странник. — У вас до этого еще не дошли.

В общем, обычную стал рубит хорошо. Но лучше не надо. Лезвие может выщербиться…

— Это цзянь или цуруги? — Спросил предприниматель.

— Суйшин это. Как в вашей оружейной традиции называется, не скажу, не изучил еще. Вот этим, кстати, тоже нужно заняться. Добавьте в список книги по холодному и огнестрельному оружию. Желательно с иллюстрациями.

Вернон кивнул: сразу же после заключения предварительных договоренностей он обязался снабжать племянника своей жены справочной литературой по всем интересующим его темам — благо задаток парень оставил щедрый.

— Можно… — Дадли уже нетерпеливо сделал шаг вперед и протянул было руку, как на его плечо опустилась тяжелая отцовская длань.

— Нельзя. — Отрезали хором его старшие родичи.

— Скажите, для предпринимателя в строительном бизнесе нормально разбираться в холодном оружии, или это хобби? — внезапно спросил маг.

— Любой предприниматель обязан разбираться во всем, что может стать хорошим подарком. — Назидательно поднял палец и приосанился глава семьи Дурслей. — Иные клиенты такие привередливые, что без хорошего имперского булата или восточного фарфора даже разговаривать с тобой не будут… Что? — сбился он с поучительного тона, увидев язвительную улыбку Хара.

— Мы с тетей как-то обсуждали наряды, имеющие хождение в различных мирах и она как-то упомянула, что вы в последние несколько лет совершенно неромантичны. Дарите ей очень полезные вещи из арсенала зельевара, но и только. Нет чтоб платье какое подарить или украшение.

Вернон возвел очи к небу и вздохнул. Он заметил, что его жена зачастила в ателье пошива заказного платья, но не придал этому значения. А теперь выясняется, что он ей мало романтики дарил…

— Цветы она не любит. Вянут, облетают. — мрачно заметил Дурсль. — Украшения бессмысленно дорогие. В платьях я совершенно, по ее мнению, не разбираюсь. Только посуду и котлы принимала без критики.

— Но пап! — вдруг заявил Дадли. — Если бы ты мне несколько лет подряд дарил одни машинки, мне тоже было бы скучно!

— Он прав. Подарки надо разнообразить.

Хар вытащил из воздуха стопку листов плотной художественной бумаги, на котором были выжжены тонкими линиями дамы в различных нарядах. Вернон принял стопку листов и принялся внимательно рассматривать картинки. Головы, руки и ступни, если последние были видны, размечены схематично, наряды же изображены очень подробно. На первом был изображен наряд, сочетающий в себе черты испанского пончо и японского кимоно. Несмотря на необычность и чуждость, это одеяние выглядело в чем-то гармоничным.

Меч отодвинулся от пальчиков Дадли, все таки не сдержавшегося и решившего проверить остроту оружия. Увидев, как вытянулось его лицо, Хар чуть улыбнулся и вернул оружие за спину в ножны. Вместо этого он стал на колено, вытянул из кобуры пистолет и протянул рукоятью вперед своему братцу. Вернону он послал успокаивающий взгляд, что, мол, контролирует ситуацию. Дадли осторожно, с некоторым трепетом, принял на подставленные ладони тяжелый массивный длинноствольный пистолет. Если меч с некоторым усилием еще можно было выдать за изделие земных мастеров, что пистолет отчетливо заявлял о своем иномирском происхождении: массивный, квадратный в сечении, вороненый ствол, такой же квадратный в сечении дульный срез, узкий вытянутый револьверный барабан, в палец длиной, и магазин торчащий из рифленой рукояти, которая образовывала со стволом угол не в привычные сто градусов, а ближе к ста пятидесяти, ста шестидесяти…

— Э-э-э?! — удивился Дадли, разглядев вблизи это странное оружие. — Обойма и барабан одновременно?

— Магазин, а не обойма — задумчиво поправил сына Вернон, рассматривая столь необычный пистолет.

— Не магазин и не обойма. Это аккумулятор. — поправил их обоих владелец предмета спора. — А в целом, это многорежимный штурмовой сверхтяжелый пистолет — Shoren-540. Родом оттуда же, откуда сапоги. В принципе, у меня тогда был выбор — полный комплект[2] экзоброни на полгода, либо реактивные сапоги и пистолет на несколько лет. Выбор был очевиден.

— И чем стреляет этот... шорен? — подозрительно уставился на барабан мальчик.

— Он многорежимный, — аккуратно забрал свой пистолет Хар, — и в зависимости от режима стреляет разными снарядами. Например…

— Сейчас он стреляет вольфрамовыми иглами... — навел он массивный ствол на дерево, росшее в углу двора.

— ...в этом режиме — плазменными сгустками... — барабан повернулся на четверть оборота, раздалось тихое гудение и запахло озоном.

— ...теперь — плазмомет... — барабан провернулся на еще четверть и ствол неожиданно продемонстрировал, что его внешняя цельность — мнимая. Элементы раздвинулись лишь чуть-чуть, но теперь пистолет сильнее походил на футуристические бластеры из фантастических боевиков.

— ...и напоследок — тазер. — поворот барабана и ствол снова слегка изменил свои очертания.

— Кру-у-уто! — Дадли с восхищением смотрел на «супербластер» в руках своего двоюродного брата. Его отец не произнес ни слова, но эмоции он испытывал весьма схожие, пусть и не такого накала.

— Почему кобура не на поясе сбоку или под мышкой, а за спиной? — Сдержанно спросил Вернон.

Хар вложил пистолет в кобуру, развернулся к родичам спиной и, демонстративно устремившись взглядом в сторону, продолжая держать руку на рукоятке, сымитировал голосом: — Пиу-пиу-пиу! — словно поражал цели из этой стойки.

Дадли засмеялся и неожиданно вынес вердикт: — Извращенец! Так не стреляют!

— Ограниченный ретроград, — не остался в долгу старший брат, — мне не нужно целиться, а такое расположение позволяет не тратить время на вынимание пистолета.

Вернон сдерживал улыбку, вмешиваться в спор он не собирался, но тут раздался голос его жены из дома: — Мальчики! Пора завтракать!

Он собрался было отозваться, как вспомнил про выжженные картинки, что все еще держал в руке. На миг он замер, не зная, что с ними делать, после чего быстро протянул обратно магу. Тот быстро убрал компромат в пространственный карман, крикнул: — Спасиботетяянеголоден! — И с хлопком исчез.

Появился он у входа в одну их перспективных пещер. Зная конечные координаты, маг мог телепортироваться сразу к месту назначения, без промежуточных рывков. Солнце садилось и уже было весьма прохладно, но охотник не обратил на это внимание. Отойдя от зева пещеры, Хар отыскал подходящее местечко и усилием мысли высек в земле круг. Засыпав окружность толченой известью, в центр сделанного на скорую руку алтаря были возложены бутылка вина, головка сыра, несколько бутылей свежесцеженного молока и пчелиный воск. Закрыв глаза, усевшись у алтаря, сложив руки в молитвенном жесте, Хар обратился к лха, духам неба и гор и лу, духам подземья и вод. В зове не использовались слова, это был акт верования в чистом виде — смиренная просьба об отвращении опасностей и удачной охоте. Эфир дрогнул, и пришло понимание, что молитва услышана и дары приняты. Упруго поднявшись на ноги, Хар зашагал обратно к пещере. То, что он обеспечил себе невмешательство местных духов, вовсе не означает что тролль сам преподнесет себя, обвязанного цепями и с бантиком. Придётся поработать.

Уже в пещере, дойдя до ближайшего сталагмита, охотник согнул колени, коснулся пальцами земли, закрыл глаза и мысленно охватил все окружающее его пространство телекинезом. Растянув своё внимание на как можно большее расстояние, он легонько толкнул охваченное. Тонны и тонны камня не шелохнулись, но отозвались чётким и ясным представлением о своём местоположении. Маг все так же слепо распрямился, наклонился всем телом вперёд, встал на носочки и... рванул вперед, опасно балансируя на реактивных струях, извергаемых десантными сапогами. То и дело на его пути вставали вековые отложения извести, свисающие с потолка или торчащие снизу, но маг без особых усилий избегал столкновений, плотно зажмурив веки. Хар даже обернул свою косу вокруг шеи, чтобы не болталась и цеплялась ни за что. Хотя парочку сталагнатов он все же снёс, благо те были с руку толщиной. Пещеры со свистом проносились вдали, туннели сменялись туннелями, где-то был просторно, как в аэропорту, где-то подземные кишки сужались так, что приходилось телепортироваться на другую сторону, или вообще, через стенки в пустоты. Один раз Хар так попал в герметичный карман, где не было кислорода, но это не доставило особых затруднений: задержать дыхание и дальше! В другой раз, когда ему попалось сквозное подводное озеро, маг просто нырнул в него, переключил обувь на водометный режим… и едва не попался на щупальце подводной твари. Хваталки отпрянули, когда Хар хлестнул их кипятком и освободили ему путь. Он уже отмахал несколько десятков, если не сотен километров, явно уже перебрался в совсем другую систему пещер, никак не связанную с той, в которую вошел, но пока встречал только плесень, грибы, да мелочь, которая убегала, стоило ей услышать реактивный рёв. Но спустя несколько часов удача все же улыбнулась: впереди он почувствовал небольшую прореху в восприятии, что-то не поддавалось телекинезу.

Совершенно деформированные надбровные дуги, относительно маленький череп по сравнению с остальным скелетом, мощный развитый крестец, бедренные кости, с его руку толщиной. В тазу, если все отверстия заделать, можно Дадли купать. Хар задумчиво перекатывался с носков на пятки и обратно: он думал, материть ли Газетчика-Что-Ведает-Грядущее, и да приглянется он Королю Звезд, или ну его, услышит еще… По здравому размышлению, Хар решил его поблагодарить — планы на крупные кости вырисовывались очень уж сочные… а фаланги, так и быть, отошлет совой. Еще неизвестно, нашел бы он этот скелет, если бы не та беседа в музее. Чтобы уложить требуемое в пространственный карман, маг из породы нарезал, спрессовал и отформовал футляры наподобие тех, в которые Олливандер запаковывал палочки.

Дальнейшие изыскания дарили открытие за открытием: кое-где встречались следы инструментальной обработки или заброшенных логов, где он поживился искрошенной скорлупой (василиск что ли?). В одном туннеле были крайне занятные наскальные изображения. Распознав в них руны и почувствовав остатки силы, вложенной еще при создании, века назад, Хар тщательно перекопировал их в свою записную книжечку, которая все более и более походила на лабораторный журнал: на один список покупок приходилось два рецепта и три заметки о местной артефакторике. Когда неутомимый подгорный исследователь пришел к мысли, что хорошо бы сделать привал, прошло уже более десяти часов, как утверждал его желудок.

Наскоро перекусив сушеными фруктами с полоской вяленого мяса, охотник продолжил путь, телепортировавшись на километр вверх. Оттуда под маскировкой он добрался до глубокого ущелья, на дне которого виднелась трещина, идущая вглубь гор. Спустя несчитанное количество стала-отложений, несколько подводных озер и несколько кучек трудноидентифицируемых обгрызенных костей, Хару снова улыбнулась удача. Впереди чувствовалась прямо-таки дыра в восприятии. И по размерам она вполне совпадала с габаритами «заказа».

Деактивировав сапоги, Хар резко вошел в соприкосновение со сталагмитом. Треска не было, маг об этом позаботился. Подобно незримой и неслышимой гончей Дикой Охоты, он вышел под своды пещеры, в центре которой…

Хар невольно залюбовался. Почти четыре метра неприступной обманчивой медлительности. Более тонны твердейших костей, исключительной силы мускулов и бледно-серой, с фиолетовым отливом, каменной шкуры, непроницаемой для магии. Грация движений напоминала своей сдержанной силой медвежью. Воистину, это достойный представитель своего и без того могучего племени. Хару приложил значительные усилия, чтобы подавить азарт и отказаться от мыслей пойти в лобовую атаку. Нет, наставник в деле ведьмачества не одобрил бы такой вопиющий непрофессионализм. Хару пришлось несколько раз напомнить себе, зачем он здесь, прежде чем пальцы смогли отпустить рукоять меча. Вместо этого охотник извлек пистолет из кобуры.

Все то время, что Хар примеривался к заказу, выбранный достойный представитель своего народа внимательно крутил своей непропорционально маленькой головой, вслушиваясь в поисках источника недавнего рева. Но через некоторое время тролль расслабился и вернулся к своей трапезе — уже порядком подъеденную тушу ирбиса. Сам по себе барс Хара практически не заинтересовал, но позволил сделать два вывода: относительно недалеко есть выход на поверхность и тролль в ближайшие… двадцать минут, судя по состоянию раздираемой туши, совершенно никуда не двинется, что было очень полезно. Имело смысл провести доразведку, прежде чем вступать в контакт, но при это не хотелось терять из виду с таким трудом найденного тролля. Следилку на него не повесишь же… Хар задумчиво зажал меж зубов папиросу, не зажигая ее. Ритуал переноса требовал открытого неба, иначе груз мог быть доставлен по частям. Тролля надо выманивать на поверхность.

Охотник чуть ослабил обхват рукоятки и закрыл глаза, отдаваясь на волю легчайшему сквозняку, овевавшему лицо. Ага, тянет из туннеля, что по ту сторону пещеры, сразу за троллем. Там коридор, маленькая пещера, еще коридор, вытянутая пещера с кучей стала-чтоб-их-всех и, наконец, разверстый зев, распахнутый в небо. Отлично…

Вернув шорен в кобуру, Хар сосредоточился и прозондировал путь к небу: да, тролль пролезет, да, собственно, он явно этим маршрутом не раз пользовался, вон обломки недавно сломанных стала…

Телепорт на ту сторону к туннелю, вытащить пистолет в режиме плазменных сгустков, выставить минимальный режим и пальнуть прямо в остатки ирбиса. И без того уже не узнаваемое месиво плоти и костей было частично испарено и полностью прожарено. Но троллю надо отдать должное — он успел увидеть вспышку и среагировать, закрывая широченными граблями голову. Отделался резью в глазах и жжением на предплечьях.

Проморгавшись, Храыг[3] увидел, как перед ним стоит неведомое черно-бело-коричневое животное, стоящее на двух задних конечностях в очень вызывающей и задиристой позе. Но самое главное — одна передняя конечность была объята пламенем. Тролль не успел отреагировать, как пламя погасло, двуног направил на него вторую конечность и что-то больно кольнуло его в обожженную руку. И еще раз. Достойнейший представитель своего племени рассвирепел, рывком поднялся на ноги и прыжками понесся прямо на мелкое ничтожество, стремясь снести его, растоптать, убить! Будущая жертва завопила и бросилась наутёк. Вот уж нет, под землей от Храыга еще никто не уходил! Он зарычал и удвоил усилия, мчась следом за безумной животиной, осмелившейся бросить ему, владыке недр, вызов! Когда они миновали следующую пещеру, болезненно кольнуло в боку. Разъяренный великан потерял остатки разума и стал размахивать руками, то ли вызывая ничтожество на честный бой, то ли грозя ему всеми карами глубин. Двуног проявил невиданную выносливость и ловкость, прыжками преодолевая эти-торчащие-штуки и троллю, чтобы не отстать, пришлось попросту сносить их своей циклопической тушей. Свет заходящего солнца резанул и без того травмированные глаза Храыга, когда они выбрались под открытое небо. Тролль невольно прикрыл их рукой, за что немедленно и поплатился: что-то врезалось в ладонь и треснуло, но он не видел что именно. Подгорный гигант сделал вздох, запнулся, убрал от лица руку, пытаясь разглядеть своего обидчика, как что-то врезалось ему в лицо. В ноздри проник какой-то запах...

1 В брачный период, в целях привлечения партнера, самки народа нагов (полулюдей-полузмей), танцуют такие брачные танцы, что после них смотреть на восточный «полёт шмеля», даже в исполнении искуснейших мастериц, без зевоты невозможно.

2 Хар употребил термин “full set”, но в то время на Земле это ещё не было сленгом из игр.

3 Храыг — ближайший аналог в человеческих языках — Кроющий. Или Покрывающий, если так понятнее будет.

Хар вошел в дом, когда пылающий шар уже скрылся за горизонтом, бросая последние лучи на западный краешек неба. По ощущениям, в доме были только Петуния — внизу и Дадли — наверху. Спустившись в подвал он застал тётю за работой: кипели все шесть котлов, окруженные кругами из линий и рун для вящей безопасности. Зельевар лишь кивнула на приветствие и снова склонила голову в противогазе над одним из котлов. Племянник уселся на нижнюю ступеньку и уставился на огонь под котлом. Пожалуй, зрелище танца лепестков огня — единственное, что могло увлечь его сильнее, чем красивая женщина за работой по дому. Профдеформация, не иначе…

— Можешь остудить?

Моргнув остекленевшими глазами, Хар вытянул тепло из котла, на который указывала тётя, остудив его до комнатной температуры. Наблюдая за тем, как она зачерпывает и разливает получившийся продукт по таре, он было хотел спросить, зачем столько процессов сразу. Но стоило ему внимательнее вглядеться в готовящиеся составы, вопрос отпал сам собой: везде были зелья хранящиеся месяцами и годами. Видимо, после выполнения крупного заказа от Дамблдора, Петуния решила сделать некоторый запас на случай срочного клиента.

— Ужин в холодильнике, — нейтрально произнесла миссис Дурсль, обернувшись. Хар вздернул уголки губ и кивнул, но не сдвинулся с места. Петуния методично, склянку за склянкой, бутылку за бутылкой разливала зелье. Маг в качестве разминки ума пытался по косвенным признакам определить свойства варев, кипящих в остальных котлах. Если разливаемое он уже узнал: катализатор для однородных неорганических трансмутаций, то остальные не давались так просто. Душную и неловкую атмосферу оба дружно приписывали испарениям от зелий. Покончив с разливом, тётя сняла с себя защитную одежду и приблизилась к Хару. Племянник без подсказок отодвинулся к краю ступеньки, давая тёте сесть рядом.

— Какие твои планы? — после недолгого молчания спросила Петуния.

Хар закусил губу, давя улыбку. Он мог сказать правду: засяду за книги до полудня следующего дня, после которого вернусь в Тибет, где меня ждет упакованный тролль и уже готовая, высеченная в разровненном камне септаграмма ритуала переноса. Но вместо того, чтобы идиотничать с тётей, уже который день прячущей ото всех растущее беспокойство, решил быть хорошим мальчиком.

— Не знаю, — честно признался он. — Есть планы, мысли, амбиции. Много чего есть. Но все это не сейчас. Сейчас мне нужно выучиться на волшебника. Если честно, я недооценил этот мир. Тётя, письменная история ва… нашего, — поправился Хар, видя как она напряглась, ее почему-то очень беспокоило, что он воспринимает её мир как что-то не родное, — мира насчитывает как минимум шесть тысячелетий, из которых два последних оставили нам мощный культурный пласт от десятков разных народов, который изучать и изучать. Такие миры встречаются не на каждом шагу. Я знаю лишь четыре таких, и сам бывал только в двух. А система волшебного образования? Со школами, академиями, университетами, где относительно научный подход к делу? Знаю три таких мира. И, как утверждает Учитель, на тридцать шагов в любую сторону, таких всего шесть. — Тут разгорячившийся маг умолк.

— Не знаю. — повторил Хар. — Мне бы отучиться спокойно эти семь лет в Хогвартсе, обзавестись связями, понять, что это за мир, — обвел он чуть растерянным взглядом подвал, словно тот и был всем окружающим его миром, — разобраться, как сложился нынешний порядок вещей, что я могу предложить, что могу взять…

— Нет, кое-что я давно решил: завести с хорошей женой много-много детишек и окончательно похоронить наследие Волдеморта, — улыбнувшаяся было Петуния снова закостнела, — но вариантов исполнения этих планов, как и вариантов подходов к исполнению так много, что даже не знаю, чем всё закончится.

Повисло молчание, разбавляемое тихим треском огня и разноголосым бульканьем различного варева. Хар провожал взглядом пар и дым, уходившие в воздуховод, связанный с камином — мистер Дурсль как-то рассказывал, каким геморроем было проложить этот чертов кусок трубы. Петуния выглядела чуть более жизнерадостной, чем раньше. Племянник не развеял все ее тревоги, но на сердце определенно стало легче.

— Харри, — начала она, на что племянник с легким рычанием повернулся, — я опасалась, что ты будешь одержим местью…

— Смерть всех ПСов не вернет мне... родителей, — прервал Хар тётю, — у меня нету таких идиотских намерений — носиться по всей стране и жечь всех, кто когда-то состоял в какой-то террористической банде. Тётя, — с иронией заглянул он ей в глаза, — за эти годы, что я странствовал, я видел такие чудеса, которые и не опишешь толком словами, изведал такую жуть, что и спятить можно. Я желаю Волдеморту мучительной смерти, — проговорил Хар обыденным тоном и фыркнул, — но не испытываю к нему ненависти. Не заслужил. Упокою окончательно и выкину из головы.

Высказавшись, Хар покосился на тётю. Петуния смотрела без улыбки, но сомнения и тревоги уже не было. Позицию Хара она не без скрипа, но приняла и убедилась, что он не кончит, как Сириус, старый друг семьи Поттеров, сидящий в Азкабане. Значит можно…

— А-а-ар-рххх! — отчасти показушно, отчасти возмущенно захрипел Хар, когда женские ручки с неожиданной силой обхватили его за голову и шею.

* * *

«…искренне надеюсь, что ваша дочь все же обуздает свою силу.

P. S. С вас по шестьдесят пять галеонов за косточку. Что останется невостребованным, пришлите обратно.»

Поставив точку, Хар запечатал письмо в конверт, взял стоящую на столе рядом свечу, капнул воском, выдавил взглядом свои инициалы, и привязал письмо к лапе Ниверума. На другой лапе уже висел небольшой мешочек с дюжиной фаланг.

— Ну что, потянешь доставить такую посылку к Ксенофилиусу Лавгуду? — с некоторым сомнением спросил маг.

Птица смерила хозяина недовольным взглядом, предприняла очередную попытку отведать его мяса, в очередной раз обломалась, уаркнула и вылетела в окно.

Хар следил за ней, пока она не отдалилась на приличное расстояние. Загадка того, как почтовые птицы находят адресатов сильно его беспокоила. Сначала маг думал на систему адресных маячков, потом подозревал чары стратегического масштаба, но после некоторых замеров начинал склонятся к мысли, что создатель этой системы связи опирался на какие-то уже существующие механизмы. Если предположения кудесника верны, то этот неведомый — то ли гений, то ли безумец, что, в данном случае, две стороны одной медали. Выведение пород птиц, способных ограниченно подключаться к ноосфере для организации безадресной почты — подобно забиванию гвоздей МРТ. И встает вопрос, как закрыться от подобной системы обнаружения?

Оставив в стороне размышления о птицах — все равно под рукой нет инструментов для подтверждения или опровержения гипотез, а к Учителю обращаться бесполезно: скажет, чтобы сам думал — Хар коснулся пальцем языка свечного огня. Пламя объяло палец даря тепло и крохи огненной маны, не обжигая кожу. Ему ещё далеко до полноценных магов огня, о которых в той пословице[1] упоминается, но стремился к этому званию он уверенным шагом. О дочери газетчика Хар думал с некоторым сочувствием: он находился с ней в весьма схожем положении. Одаренный, стремящийся овладеть своим даром, должен находиться с ним в равновесии, быть в гармонии с окружающей его силой. Варианты, когда кудесник подавляет и жестко контролирует свою силу, либо же когда магия властвует над кудесником, одинаково недопустимы. В первом случае кудесник не развивается, а то и вовсе рискует растерять свой дар, во втором же, он может потерять рассудок и, в лучшем случае, слиться со стихией.

Хар раскурил новую папиросу, сжал фитиль, гася свечу и подтянул поближе учебник по истории за второй класс, который он взял у Дадли. Что почти всё в нём отцензурено согласно Статуту, понятно, но некоторые выводы уже можно сделать: например, эта безумная история про крестовые походы прекрасно объясняет, почему в христианских церквях и храмах не чувствуется присутствие их бога…

* * *

Хар выжег «Во сколько мне быть?» и отложил переговорную книжку. Но не успел он толком углубиться в «Справочник по металловедению, металлургии, литейному производству», как пришел ответ «Могу принять тебя прямо сейчас».

— «Скоро буду. Держите книжку у себя.»

— «Жду.»

Тролль, грамотно обмотанный цепями, уже ворочался, когда рядом с ним раздался хлопок телепортации. Потребовалось вскрыть перед его мордой ещё одну капсулу с газом, чтобы гарантировать его безучастность к происходящему. Хар с натугой заставил цепи приподнять тушу и перенести ее на очищенный и выскобленный пятачок земли, окруженный септаграммой. Внимательно перепроверив все построения и расчёты, Хар уселся верхом на добыче. Расправив ламеллярную юбку — предстать перед заказчиком охотник решил в полном облачении — маг скрестил ноги и закрыл глаза. Восстановив в уме координаты местоположения Ниверума незадолго до того, как он остановился перед обратной дорогой, когда летел в Хогвартс, маг начал прокладывать маршрут. Точкой отсчета взял поверхность Земли, ритуальный круг стал началом коридора, который заканчивался на тех координатах, плюс восемьсот метров вверх относительно ядра планеты — вмазаться в антиаппарационный купол Хар не хотел. Закончив прокладывать путь для будущего пространственного прокола, маг, продолжая держать в уме получившийся мыслеобраз, уделил часть внимания септаграмме. Руна за руной, элемент чертежа за элементом, воплощая сугубо материальные построения в себе и проявляя их в эфире, круг замкнулся. Контроль молодого мага был не идеален, так что часть силы начала рассеиваться паразитным излучением: белесое свечение рун, окруженных слабыми электромагнитными искажениями; низкий, неслышимый, но ощущаемый гул, пробирающий до костей, идущий из недр земли.

Малгоотталкивающие чары изогнулись и пошли рябью от избытка магической энергии. Хар, чувствуя, что сделанный на скорую руку круг начинает истончаться, решительно стал прожигать своей силой, продавливать волей метрику пространства, заставляя «тут» и «там» слиться в «здесь» и… «сейчас»!!! Всё, что влезло во вписанный круг чертежа, начиная от земли и заканчивая над головой мага, ухнуло вне трёх измерений и ушло, пропало, оставляя за собой лишь запах озона и разрушенный, плохо затёртый чертёж прошедшего здесь ритуала.

* * *

Несколько мгновений в голове Хара царила мертвенная безмятежная пустота, как после опустошительного оргазма: грёбаный тролль оказался издевательски «неподъемным» и ритуал вымел из мага добрую половину всех его сил. Весь этот поток исторгся из его души и тела изматывающей волной, ослепляя и дезориентируя. Но Хару было не в новинку подвергать себя таким испытаниям.

Когда восприятие вышло из ступора, охотник обнаружил себя вцепившимся пальцами в цепи, кувырком падающим вниз верхом на тролле, окружённым кружащимся над и под ним небом, утренним солнцем, лесом и озером. И замком. Поняв, что он прибыл по адресу, Хар покрепче взялся за цепи и рванул их вверх, от центра земли, заставляя мир перестать вертеться вокруг него. Маг заскрипел зубами, тщетно пытаясь подавить адреналиновый оскал, и выравнял в замедленном падении причудливую конструкцию из себя, тролля и цепей. Ветер перестал хлестать со всех сторон и волосы уже не лезли в глаза.

Сориентировавшись, Хар направил «парящего» тролля к озеру. Приземлившись, он потратил минуту на то, чтобы прийти в себя. Разогнать в теле адреналин, успокоить издерганную нагрузками душу. Помедитировав, Хар оповестил Дамблдора о своем местонахождении, соскочил с тролля и направился к озеру.

Вода была сладостно прохладной. Освежившись таким образом, Хар вылез на берег, высушился, переплёл наскоро волосы и, сунув в зубы папиросу уселся на полноценную медитацию: пока Дамблдор доберется сюда, он успеет привести свой внутренний баланс энергий в порядок.

* * *

Директор Дамблдор уже успел обсудить с мадам Пинс все насущные вопросы, касающиеся библиотечного фонда и почти дошел до своего кабинета, когда пришел сигнал. Отдернув рукав очередной мантии необычной расцветки, старый волшебник взглянул на браслет: всё верно — сигнал из переговорного шкафа. Пройдя мимо горгульи, поднявшись по винтовой лестнице, директор открыл шкаф справа от стола, окинул взглядом полки, заставленные переговорными книжечками и достал ту, что поставил сюда несколько дней назад. Удачно, улыбнулся в бороду старый волшебник, вовремя ему пишет Хар, он как раз свободен и может принять. Надо сообщить Люпину, чтобы поторопился, если Хочет успеть повидать сына своего старого друга. Достав ещё одну книжку, Альбус уселся за своим столом и потянулся к перу.

Хар ответил стразу, Люпин пока что молчал, так что в ожидании прибытия Хара — как он прибудет, старый волшебник догадывался, видел кольцо на лапке его совы — решил заодно ответить в министерство, что учебные котлы соответствую самым передовым стандартам, и в комиссии по экспертизе совершенно нет нужды.

— «Ищите меня у озера.» — пришло сообщение от Хара.

Дирктор удивился, но все же встал из-за стола, подошел к окну и, поправив очки, принялся выискивать маленькую…

— Ох… — только и смог произнести Дамблдор. После чего развернулся и зашагал обратно к лестнице.

* * *

Приближение сильной ауры Хар почувствовал загодя, но открыл глаза и поднялся на ноги по другой причине: Дамблдор был чем-то взволнован и удивлён.

— Добрый день, директор, — осторожно начал Хар, когда Дамблдор подошел на достаточно близкое расстояние.

— Здравствуй, Хар, — кивнул волшебник, не отрывая внимательного взгляда от спеленатого толстыми цепями подгорного тролля.

Неловкое молчание затягивалось. Заказчик непонятно почему буравил глазами добычу. Хар не выдержал и тоже принялся рассматривать тушу. Сильный молодой представитель вида ironhide troglodytam. Все конечности на месте, дышит. Несколько малозаметных отверстий в шкуре Хар считал незначительными — он тогда сильно удивился, когда вольфрамовые иглы, которые могли продырявить человека насквозь, не до конца пробили шкуру и торчали наружу своими концами, — но теперь уже сомневался. Или дело в вони и грязи? Звёзды, ему что, нужно было покрасить тролля в черное и обвязать жёлтым[2]? Хар не выдержал и нарушил первое правило ведьмака при общении с клиентом:

— Что-то не так?

Директор с видимым трудом отвернулся от тролля и посмотрел на Хара. Взгляд директора настораживал.

— Боюсь, произошло взаимонепонимание, — вздохнул директор.

Охотник тут же поскучнел: «взимонепонимания» после выполнения заказа, по его опыту, происходили в двух случаях: его лажа, что в данном случае совершенно невозможно — тролль, когда проснется, подтвердит; либо заказчик юлит, не желая платить свои кровные за, по-сути, уже выполненную работу. Но уж от кого, так от директора Дамблдора он этого не ожидал. Не после всех рассказов Учителя о нём. Хару пришлось приложись усилия, чтобы не дать разочарованию проявиться на лице.

— В европейской части магического мира, когда говорят или пишут «тролль», — продолжил тем временем волшебник, не замечая изменений, происходящих в собеседнике, — то подразумевают равнинного, а не подгорного, — кивнул директор в сторону усыпленной добычи.

Хару потребовалось несколько долгих секунд, прежде чем нужные шестеренки в голове провернулись и сошлись нужным образом.

— Вы хотите сказать, — медленно произнес ощущающий себя неудачником охотник, — что в этом мире несколько видов троллей?

— Верно. Равнинный, мостовой и подгорный. — Перечислил старый волшебник. — Ещё некоторые причисляют к троллям великанов, но это грубая ошибка.

— Вне родного мира, я встречал троллей только в одном. И там они водились только в одном виде. — Признался Хар. — Здесь я успел прочитать только горный бестиарий и думал, что кроме подгорных других троллей нет.

Хар был готов под землю провалиться: будь здесь его наставник в деле ведьмачества… Нет, он бы не стал смеяться. Он бы осуждающе покачал бы головой, цокнул языком и отпустил саркастическое замечание.

— Как любопытно иногда складываются события, — улыбнулся Дамблдор. — Из-за неполной информированности перевыполнить заказ.

«Что?!» — чуть было не воскликнул от удивления Хар, но каким-то чудом удержался.

— И перевыполнить раньше срока. — Продолжил как ни в чем ни бывало старый волшебник. — Сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю двусмысленность нашей переписки, но, признаться, тогда я полагал, что мы договорились встретиться сегодня для обсуждения всех подробностей заказа.

Альбус ещё раз осмотрел тролля и продолжил:

— Подгорный тролль сам по себе стоит много дороже, а столь срочная доставка увеличивает цену ещё как минимум в полтора раза. В итоге я должен тебе…

— Тысячу сто галеонов, — закончил Хар.

Старый волшебник понимающе кивнул, но все же уточнил: — Ты точно уверен?

— Да. Я взялся за эту цену. И возьму ее, пусть даже и перевыполнил заказ… — тут охотник прервался и бросил взгляд на чертового тролля. — Вам цепи нужны?

— О. — Просиял старый волшебник. — это будет очень любезно с твоей стороны — не придется возиться с удержанием — он и так хорошо упакован.

— Тогда с вас ещё пятнадцать галеонов сверху.

— В таком случае, прошу в мной кабинет. — директор развернулся всем телом и махнул рукой в сторону замка.

1 Легче рыбу утопить, чем сжечь пиромага.

2 Там же, где Хар утопил крейсер и приобрел реактивные сапоги с пистолетом, распространена манера, что подарок должен быть упакован в чёрное и украшен или обвязан жёлтым.

Хар отвлекся и остановился. Так как шагал он беззвучно, несмотря на металл подошв, то Дамблдор этого не заметил. Он повернулся и направился к стене, а точнее к висящей там картине. Большущей картине, ростом могущей поспорить с его Учителем, на которой был искусно выписан в полный рост мужчина в средневековом платье. Хар, еще плохо разбиравшийся в местной истории, мог более-менее точно определить лишь фенотип человека — то ли испанец, то ли итальянец. Судя по палочке, это волшебник, судя по клинку на поясе — аристократ. Внимание мага привлекло не столько искусство художника, сколько одна необычность этого портрета — он двигался, словно живой. Но одного этого было бы не достаточно, чтобы Хар покинул Дамблдора и приблизился к раме. Это была не иллюзия жизни — это была сама жизнь.

— … со времен распада Римской Империи, так что в некоторых залах замка можно найти броню катафрактарии… — продолжал тем временем отвечать на вопрос о доспехах, стоящих то тут, то там, директор. Через некоторое время Дамблдор почувствовал, что идет один и обернулся. Парень, до этого с большим интересом осматривавший замок и задававший вопросы, демонстрировавшие его глубокие познания в одних областях и совершенную безграмотность в других, стоял напротив картины с богато украшенной рамой и совершенно неприличным образом уставился на ее обитателя.

Когда волшебник приблизилось к Хару, движущееся масло на холсте устало выдерживать ошеломленно-внимательный взгляд хама и ядовито поинтересовалось:

— Верно в моем туалете вы нашли вопиющие нарушения всех правил приличия, не так ли, юноша?

— Не знаю. Не разбираюсь в моде… даже не знаю, какого двора и какого века. Кто вы?

— Приличные молодые люди сначала представляются сами… в любом веке и при любой короне. — неприязненно сощурил глаза его собеседник.

— Пьер, представляю вам Харольда Джеймса Поттера... — поспешил было вмешаться в разговор директор.

— Харольд Бернбоунс Джеймс Поттер. — перебил его маг — Это важно, если уж полным именем представляться...

Дамблдор повторил свои слова с поправкой и продолжил: … виконт Пьер де Марсон, один из древнейших представителей хогвартского зарамного общества.

— Даже так? — изумился Хар, — в таком случае, как магическая цивилизация, вы достигли действительно значимой вехи, если души после смерти могут продолжать общаться с живыми.

— Мальчик, не пори чушь — скривился словно от застарелой боли Пьер — я не более чем тень, осколок когда-то живого волшебника.

— Глупая шутка — покачал головой маг. — я же вижу: полноцветная динамичная аура, астральное тело, менто-волевое пассивное и активное давление, все признаки души налицо… — Хар почувствовал, что его как-то очень внимательно слушают и замолк. Покосившись на Дамблдора, Поттер почувствовал некую опаску: чуть выцветшие, но по-прежнему пронзительные голубые глаза смотрели на него, как на обезьянку, которая вдруг ни с того ни со всего отбросила банан, выпрямилась во весь рост и на чистом английском начала неспешно раскрывать величайшие тайны мира. Даже не понять, чего больше во взгляде — неверия или удивления. А в глубине тлели искры разгорающейся хищной радости.

Траханое блядство Короля звёзд — это было, пожалуй, самым простым и скромным выражением, которым Хар обложил себя, когда все факты, недомолвки, особенности местной магической культуры элементами мозаики сложились в его голове. В учебнике общей истории магии лишь кратко упоминалось изобретение движущихся портретов, хорошо копирующих оригиналы. К убийствам и к убийцам относились мягче, чем в магловском обществе, но значительно строже, чем в обществах включающих в себя постмортемную часть населения. В законах о наследовании и правообладании не было ни слова о портретных душах, потому что их просто не рассматривали как кого-то с независимой волей и сознанием, а не потому что их полностью приравнивали к живым, как теперь Хар осознавал. Эти долбаные маги умудрились создать и наладить производство сосудов души с неплохим интерфейсом, так и не поняв, что в картинах полноценные души, а не призрачные тени. Иначе говоря, в мире как минимум несколько тысяч душ живут в картинах на правах… да без каких бы то ни было прав и признания! «Учитель, ну почему вы не предупредили меня об этой хрени!» — мысленно взвыл юноша. Ничего, ничего, — почувствовал он невесомое похлопывание по плечу, — ты ведь не любишь, когда тебе локоть поправляют в драке? Вот и управляйся сам, без помощи и подсказок. — Хорошо, тогда скажи, — попросил Хар, неохотно признавая правоту Учителя, — в каком состоянии здесь анималогия? — В зачаточном, мой Харольд. — щекоткой прочувствовалась несуществующая улыбка, — Столь зачаточном, что уместнее говорить об отсутствии этой науки как таковой.

— Признаки души, говоришь, — отвлек мага от внутреннего диалога надтреснутый голос Пьера, чья фигура на холсте была изображена напряженной до предела — следовательно, я — полноценная душа?

— Знаете, на самом деле, возможно вы правы — осторожно начал подбирать он слова. — я мог спороть чушь, ведь я недавно неслабо надорвался и нахожусь не совсем в ясном состоянии ума. Лучше всего забыть околесицу, что я недавно...

— Нет. — тихо, но уверенно прервал его де Марсон. — Ты прекрасно понимал что ты говоришь. Ты ведь не здешний, Поттер? Ты же явно пришел к нам Извне. Во всем мире нигде никогда не выделывали подобные доспехи, уж я-то в этом разбираюсь. По твоей манере держаться видно, что ты чужак здесь и сам себя чужаком чувствуешь, не как турист-путешественник, но как странник. И тебе это привычно, быть чужим в далеких краях. Это объясняет твое «самоочевидное» знание того, что для нас «терра инкогнита» волшебства. Это объясняет, почему Альбус относится к тебе с внимательностью, с которой он не относился ни к одному из наших студентов.

Маг резко развернулся и молча зашагал прочь.

— Нет, подожди, стой! Господин Поттер, стойте, пожалуйста! — Хар моргнул и остановился. Преображение надменного отстраненного аристократа в отчаявшегося просителя было неожиданно и даже почти... неприятна.

— Прошу, всего лишь один вопрос… я — настоящий? — с отчаянной надеждой спросил Пьер.

Юноша издал душераздирающий вздох, со скрежетом развернулся на каблуках.

— Нет, вы не призрачная тень, осколок когда-то жившего и давно умершего Пьера де Марсона. — подошел маг к раме. — Вы и есть Пьер де Марсон, и вся разница, что ваша душа не в куске мяса, фаршированного костями и обтянутого кожей, а в куске холста, прикрепленного на раме и измазанного волшебными красками.

— Поклянись. — попросил картинный житель.

Хар сдержал желание выругаться и практически выплюнул:

— Клянусь.

На какой-то миг на Дамблдора накатило ощущение удушающего жара, сменившегося обжигающим холодом, но не успел он моргнуть, как волна прошла, оставив после себя глубинное понимание — клятва услышана.

Молодой маг во плоти и древний волшебник, живущий в картине, долгое время смотрели друг другу в глаза. Это не было дуэльным противостоянием, скорее безмолвной беседой. В какой-то момент Пьер отвернулся и молча ушел за раму, исчезнув из виду. Несколько секунд спустя Хар последовал примеру и зашагал за Дамблдором, указывающим дорогу. Шли они молча. Им обоим было что обдумать.

Хар не проронил ни звука, когда в противоположном конце коридора мелькнуло несколько призрачных силуэтов, только поморщился, как от зубной боли. Ни словом не прокомментировал летающие лестничные пролеты, лишь дернул бровью. На горгулью, охранявшую лестницу в кабинет директора, никак не прореагировал.

Даже когда директор занял свое место за письменным столом, а Хар расположился напротив, они не проронили ни слова. Лишь краешком мысли маг отметил, что кабинет — сущая сокровищница, по содержимому которой можно составить достаточно полное мнение о достижениях и пробелах местной волшебной мысли... по-крайней мере, в некоторых областях.

Цензура волшебники, думал Хар, создают чуть ли не фабричным методом интерактивные сосуды душ и не знают, что именно они создают. Душу они, видите ли, опознать не могут. А засадить в портрет — запросто! Вот как!? Вот как они это делают, не зная вторичных и третичных параметров для удержания С'ахха в материальном предмете? По инструкции, не иначе. Волшебники… И я хорош. Дамблдор теперь всеми правдами неправдами вытащит из меня все, что я знаю об анималогии. Он что, вас об этом не спрашивал, — спросил он своего Учителя. — Ну почему же, — с показным недоумением отозвалось эхо тишины, — спрашивал. Еще как спрашивал! Но цена за знание не устроила. Выбрал не знать, — протянула незримая улыбка. — И какие будут указания, — мрачно спросил своего всевышнего вестник. — Никаких, — пожала плечами тень Безликого, что всегда пребывала в маге, — распространение любых сведений, за исключением разделов «фиолетовый», «беззвучный», «тургор» и этих и вот тех, полностью на твое усмотрение. Позволю себе дать лишь один совет — прорезалась в мыслях Хара ломаная линия оскала — не продешевь.

Хар лишь хмыкнул на это. С одной стороны — почти полный карт-бланш, с другой — теперь взвешивать информацию и определять цену придется ему. На это беззвучный и глубокий голос начал, немилосердно фальшивя, напевать бравурную песенку — что-то про домну и кольца.

Личное Проявление Волшебства в пятнадцать лет, размышлял Альбус, даже если Хара учили магии с пяти лет, все равно — развиться до ЛПВ за десять лет… при явном отсутствии сил и знаний, сопоставимых, скажем, с Фламелем, который достиг подобного уровня сродства со своим даром после века бурной, мотивирующей к постоянному совершенствованию жизни. Как он этого достиг? Специфика магов, определенно.

Но что более важно — определение души. И огромная ошибка, которую совершало магическое сообщество, когда полагало живые портреты лишь искусной имитацией жизни. Мистер Поттер определенно хорошо владеет всей теорией по данному вопросу. Вопрос в том, согласится ли он ею поделиться. Нет, вопрос в том, может ли он ею поделиться? Природа его отношений и обязательств к Безликому не прояснена в достаточной мере, так что делать какие либо выводы еще преждевременно.

Первыми тишину нарушили, как ни странно, портреты бывших директоров. Шум и бормотание переходивших из картины в картину волшебников нарастали постепенно, пока не сделались такими явственными, что Дамблдор вынырнул из своих размышлений и удивленно воззрился на них. Удивление был вполне понятным, при посторонних его предшественники неукоснительно следовали негласному правилу: «мертвые молчат».

Хар же лишь еще сильнее нахмурился. Он догадывался, что взбудоражило портретное общество Хогвартса. Жильцы портретов — все как один, очень немолодые волшебники, одетые в мантии всевозможных узоров и расцветок (ни одна из них не дотягивал до броскости и аляповатости мантии нынешнего директора. Эта «выразительность», по мнению Хара, явно была определяющей чертой его имиджа.) — активно переходили из портрета в портрет, собираясь в группки по двое-трое, что-то обсуждали, после чего разбивались и собирались в других компаниях. Хар решил не пытаться подслушать спорщиков, обоснованно опасаясь, что его интерес могут засечь. Со временем группы начали сливаться и увеличиваться в численности, пока все не разбились на три лагеря. Но группировки не продержались долго и все бывшие директора разошлись по своим рамам. Тут Хар отметил, что часть рам пустует — видимо некоторые все же предпочли отправиться в неизведанное, что ждало их по ту сторону.

Хар обратил внимание на портрет, что висел над камином, с крупной табличной, где было выгравировано «Эдвард Эверард 1784-1834 г». с холста глядел седой, грузноватый волшебник с землистым лицом и короткой чёрной чёлкой. Глаза неопределенного цвета смотрели пронзительно и требовательно.

— Нет. — отрезал Хар в тот же миг, как Эдвард открыл рот.

— Мальчик, — заговорил старик с короткой, но пышной бородой и в чалме, — ты…

— …Никому ничего не должен объяснять. — перебил Хар и его. Зелень глаз налилась опасным оттенком. — С меня хватило и виконта. Все вопросы и уточнения к нему.

Несколько портретов волшебников заговорили разом, создавая шум, в котором нельзя было разобрать что-то путное. Маг оскалился и уже собрался ответствовать им чем-нибудь хлёстким, как в камине вспыхнул колдовской огонь и через угли перешагнул всклокоченный волшебник со светло-каштановыми усами и бородкой. Он запыхался и его беспокойные глаза обежали комнату и споткнулись на сидевшем перед директорским столом юноше. Увидев его лицо, внезапный пришелец застыл соляным столбом. Настолько Ремуса Люпина, а это был он, поразило сходство парня с его покойным другом давних лет. Хар же уставился на странно знакомого-незнакомого вторженца с недоумением: он его где-то явно видел, вот только где?

— Харольд… — произнес Ремус и замолк, все слова, что он готовил к этому дню неведомым образом и совершенно бесследно покинули его голову.

— Хар, — автоматически поправил его юноша, но спустя миг он все же вспомнил, где он слышал этот голос, — зовите меня Хар, мистер Люпин.

Дамблдор взмахнул палочкой, сотворяя кресло рядом Харом.

— Прошу, присаживайтесь. — взмахнул он рукой. Над головами присутствовавших в кабинете пронесся недовольный гул — но портреты все же воздержались от продолжения расспросов. Хар бросил на Ремуса усталый, благодарный взгляд.

— Я спешил как мог, переговоры с французской стороной уже в завершающей стадии и везде нужно мое присутствие. Не понимаю, за что плачу деньги своим заместителям! — повинился Люпин, усаживаясь поудобнее. — Хар…р, ты так похож на своего отца. На мгновения мне даже показалось, что мне снова шестнадцать лет, и меня снова вызвали сюда разбираться с очередными проделками Джеймса.

Юноша в ответ немного натянуто улыбнулся. Адреналин в крови и пламя в чакрах уже выдохлись и усталость брала свое.

— Мистер Люпин твой коллега, а также основной поставщик магических существ и ингредиентов животного происхождения, — заговорил директор, — но сейчас, по причине его сильной загруженности, я решил обратиться к тебе. Как я уже упоминал ранее, сегодня планировалось лишь обсуждение заказа, но теперь… — с этими словами Дамблдор с лязгом вытащил из ящика стола угловатый сверток, перевязанный веревкой. Развязав узел, Альбус извлек из ткани несколько тонких золотых пластин с искусной гравировкой. Увидев эти «банкноты», мироходец лишь хмыкнул, он видел подобные в своем детском сейфе, но не придал им особого значения. А вот ты ж…

— Подождите! — воскликнул Люпин, когда увидел деньги — Когда вы писали о вольном охотнике, вы имели ввиду Харольда? И получается, тролль уже здесь?

— Более того. Впрочем, Ремус, можешь сам в этом убедиться. Он на берегу. — указал Альбус рукой в сторону окна.

Когда Ремус встал и прошел мимо мага, тот инстинктивно встрепенулся: до ноздрей дошел опасно знакомый аромат.

— Мерлин и Моргана! — воскликнул Люпин. — Это же… горный! Тибетский горный тролль, в цепях!

Ошарашенный волшебник обернулся: — И ты поймал его в одиночку?!

Тем временем охотник внимательно рассматривал старого друга своих родителей. То, что он видел ему не нравилось. Если запах можно было списать на близкое общение с собаками и пристрастие к мясу слабой прожарки; если звериная грация была присуща многим совершенно обычным, физически, по крайней мере, людям; если подобная грива волос, иногда встречалась у анимагов, то характерные пятна в ауре нельзя было ни с чем спутать — Люпин был оборотнем. Настоящим. Истинным.

Теперь Хар вспоминал, что если о его родителях Учитель рассказывал достаточно подробно, то их окружение лишь разметил крупными мазками без каких либо подробностей. И, как подозревал юноша, не скажет большего, даже если спросить сейчас. Эту часть прошлого ему придется выяснять самому.

— Ну, допустим, как обезвредить тролля в одиночку понятно — это вопрос навыков и подготовки — вполне решаемо. Но как ты его сюда перенес? Здесь же один из самых мощных антиаппарационных куполов в мире!

— Точка выхода была выше зоны действия купола. — скупо ответил маг, стараясь держать оборотня в поле зрения.

— А потом ты спланировал с этой тушей? — увлеченно продолжил Ремус, вернувшись в кресло. — Это хорошо придумано, но все же, как ты перенес его в одиночку?

— Подготовка и навыки. — сдержанно растянул губы Хар. — Мистер Люпин, пространственная магия и охота за магическими существами — крайне интересные темы для беседы, но, как вы сами заметили, я только что в одиночку перенес горного тролля через полмира и сильно устал от этого. Давайте обсудим все нюансы в следующий раз. Время для этого будет.

Хар заставил себя немного расслабиться. Несмотря на то, какую опасность для него в нынешнем состоянии представлял истинный оборотень, Ремус Люпин не проявлял ни малейших признаков агрессии, что было бы невозможно, если он в действительности планировал напасть. Оборотни в этом плане очень прямолинейны и бесхитростны. Так что стоило засунуть опаску куда поглубже и не следить за каждым его жестом.

— Да, конечно, я не подумал. — кивнул Люпин. — В таком случае, нам обязательно следует встретиться на неделе. Столько всего нужно обсудить.

— Несомненно. Не в ближайшие два дня — дела, но после — с удовольствием.

— В таком случае, мистер Поттер, — раздался голос с портрета над камином, — вернемся к вопросу о…

Хар резко встал, сгреб отсчитанную Дамблдором для него стопку пластинок, бросил прощальные слова и, не обращая на протестующие крики со стен и взволнованный выкрик от Ремуса, выпрыгнул из окна. Дамблдор был единственным, кто сохранил внешнее достоинство, хотя где-то в глубине души позавидовал юноше: сам он уже давно не мог позволить себе подобные выходки. А жаль...

Вернон неспешно раскладывал на кухне пасьянс. Это был его способ медитации, чтобы расслабиться в процессе решения нетривиальной задачи. Его жена в таких случаях стояла за котлом, варя кроветворного зелья про запас, благо, рецепт относительно простой, руки все сами делают. Себе же подобного занятия — чтобы с пользой и голову оставлять свободной — Дурсль не нашел, так что приходилось обходиться с картами Таро. Постоянные клиенты Петуньи, зная хобби Вернона, иногда дарили коллекционные колоды.

— Не дергайся. Не дергайся, говорю! — доносилось из коридора, из прихожей.

А задача была и в самом деле головоломной, Хар, вернувшись после долгого отсутствия, все же постановил, что строиться будет на Каракоруме. Он страшно ругался на каких-то испанских альпинистов, утверждая, что их всюду как «пустынников несчетных», но так же громко радовался найденному месту: и склоны сильно крутые, и структура породы достаточно однородна, без значимых изъянов, и линии лей неподалеку пересекаются в хорошем количестве и удачной конфигурации, и местная карта небесных путей хороша. Все хорошо, за исключением трижды треклятых адреналинщиков, которые в каждой горочке находят вызов. Хар еще долго ворчал на тему, что им лучше бы покорять пики своих комплексов неполноценности — уж они-то точно круче и выше любых Эйяусков. Ну, решил, так решил. Теперь голова болела у Вернона.

— Тетя, я лучше как-нибудь без… — заикнулся было молодой голос оттуда же, но тут же сменился полузадушенным стоном.

Каракорум находился меж Китаем, Индией, Афганистаном, Пакистаном и другими -станами, где у скромного торговца строительными материалами и техникой связей не то что бы не было… Нет, кое-кого Вернон знал даже на севере Российской империи, не говоря уже про Китай и Индию, но этого явно было недостаточно. С одной стороны, Хар готов был вложить любые деньги и, как Вернон уже проверил, его готовность имела пропускную способность в миллионы фунтов в неделю. С другой стороны, Хар категорически настаивал на секретности всех поставок и ограничивал крайним сроком в полгода. Иначе говоря, от Вернона требовалось, чтобы он за пять-шесть месяцев арендовал или организовал в опасной близости от границы несколько складов, где были бы сосредоточены несколько десятков тонн полудрагоценного камня, бетонного раствора, несколько тонн медной и алюминиевой проволоки различного диаметра и сухопаев и различнейшего инструмента на несколько сотен рабочих, так, чтобы никто не задавал лишних вопросов. Здесь, на родине, такое он провернул бы не напрягаясь. В Германской Империи, во Франции, в еще какой соседней стране, с трудом, но, за счет неограниченного финансирования, справился бы. А в такой дали, где к тому же очень многое, если не все, решали связи и «понятия» которые известны лишь тому, кто вырос там и понимал тамошний менталитет…

— Нельзя! — отрезал возмущенный голос. — Ты идешь к серьезному человеку делать очень серьезное предложение. И выглядеть ты должен соответствующе, если хочешь, чтобы тебя воспринимали всерьез.

Если все делать открыто, то за указанный срок еще можно управиться. При соблюдении секретности ему по-хорошему нужно год-полтора. И ладно, если бы шла речь о секретности только от маглов, тогда он мог бы обратиться к господину Чангу, который явно имеет обширные связи на родине, но и волшебников тоже по возможности требовалось сторониться.

— Ну вот, теперь выглядишь как приличный молодой джентльмен.

Вернон почувствовал укол вины: в придирчивости жены к официальному костюму Хара была изрядная доля его вины. Когда бизнесмен дорос до определенного уровня известности и дохода, его с женой пригласили на светский раут, какой-то там благотворительный вечер в пользу кого-то в Африке, Вернон не вникал. Для него это была шикарнейшая возможность закинуть крючки к «старым деньгам» и он воспользовался ею сполна. Но Петуния после раута была в жутком расстройстве. Как сквиб, контактирующий с полноценными волшебниками, она превосходно разбиралась во взглядах со стороны. Всю палитру, состоящую из презрительности, снисходительности разной степени оскорбительности. «пустого места», «грязи под ногами» она изучила превосходно. И не смогла стерпеть, когда всякие расфуфыренные маглы, лишенные даже тех крох невозможного, которыми она владела, смотрели на нее сверху вниз лишь потому, что ее манеры не соответствуют их представлениям о приличиях, а галстук мужа не «гармонирует» с платочком в нагрудном кармане. Если такое отношение от волшебников, всю жизнь развивающих свой дар и могущих зримо доказать свое превосходство еще понятно, то от bitches, пальцем о палец не ударивших и обязанных всему, что у них есть, происхождению и удачному замужеству, терпеть такое было невозможно. Так что после этого раута чета Дурслей стала тратить значительную часть времени на освоение этикета, танцев, застольных манер и, наконец, грамотного выбора выходного платья. Именно последним и мучила сейчас своего племянника Петуния.

Хар успел пожалеть, что проговорился тете, куда и к кому он идет, но терпел стойко. Нет, он понимал всю важность первого впечатления и знал, что «по одежке встречают...», но в его примерном сценарии встречи, костюму отводилось место во второй сотне, где-то между числом коматозников в соседней палате и розой ветров над городом.

— Ну вот, теперь выглядишь как приличный молодой джентльмен. — в очередной и хорошо бы действительно последний раз дернула, то есть, поправила галстук Петуния. И убрала невидимую пылинку с плеча. Снова.

— Тетя, он всего лишь старший сержант, не генерал-капитан. — предпринял новую попытку племянник. — Лучше скажи, что мне взять из еды на обратном пути.

—Хар, мяса хорошего выбери на ужин! — раздалось со стороны кухни.

— Фунт, не больше. — строго предупредила тетушка, и снова потянулась к галстуку.

— Хорошо, ждите фунт хорошей говядины. — шагнул Хар назад, уворачиваясь от цепкой руки.

— Поосторожнее на обратном пути, говорят, соседний дом выкупили, и сегодня приедет грузовик с мебелью.

— Да? И кто они?

— Чета с маленьким ребенком. Петерсоны, кажется, — задумчиво коснулась пальнем губы Петуния — или что-то другое на «сон» заканчивающееся. Милли, что на той стороне улицы живет, говорит, они решили перебраться в пригород, подальше от смога.

Хар понимающе кивнул — смог крупных индустриальных городов он не любил едва ли не сильнее, чем места скученного проживания больших толп людей — и, воспользовавшись паузой, поспешно ретировался.

До Колчестера маг добрался в считанные секунды, немного времени пришлось потратить, чтобы сориентироваться и найти сверху гарнизон 16-й воздушно-штурмовой бригады. До расположенного рядом госпиталя Поттер добирался уже пешком, готовясь к предстоящим переговорам. Но все мысли улетучились прочь, стоило ему приблизиться к каменному массивному зданию.

Хар вдумчиво рассматривал здание и мысленно со вкусом костерил себя. Ну ведь читал же, что в последней местной планетарной сваре войска противников Англии не ограничились стрельбой с берегов Франции и тогда еще лишь оккупированной Бельгии. Были высадки десанта на берег туманного Альбиона, обе стороны тогда изрядно потеряли в живой силе. Колчестер, как прибрежный город, тогда был переполнен солдатами, как идущими сбрасывать десант в море, так и ранеными возвращающимися обратно. Тысячи, десятки тысяч людей, тяжело раненных, страдающих и умирающих, в том числе и в госпиталях. С тех пор прошло, считай, полвека уже, а «Южный Каунти Госпиталь», впитавший в свои стены чувства и обрывки аур нескольких десятков тысяч умерших за короткий период времени, так и остался небольшим филиалом ада для эмпатов и все мало-мальски чувствующих.

Когда раздалось вежливое покашливание, главная смены медсестер Мари как раз сводила заново расписание операций на день с учетом отсутствия анестезиолога Гриссома, что было делом муторным, из-за чего она не сразу подняла глаза. Но все же подняв...

— Здравствуйте, скажите, где лежит Годвин Марш?

Чуть пухленькая симпатичная блондинка с большими синими глазами не сразу ответила: очень уж завлекательно выглядел этот молодой джентльмен в строгом костюме и пронзительными зелеными глазами. А волосы какие, почти до пояса! Судя по вздоху сидящей рядом коллеги-подружки, не на одну ее посетитель произвел впечатление.

— Годвин Генри Марш, где его палата? — повторил молодой мужчина.

— Вам на сколько назначено, мистер… — подала голос другая медсестра.

Джентльмен назвался, но его имя тут же выскочило из голов регистратора и медсестры, а переспрашивать они почему-то постеснялась. Посетитель тем временем продолжил:

— … мне не назначено, но у меня есть все основания полагать, что мистер Марш не будет против моего визита.

— Мне жаль но… — начала было Мари, как ее прервали.

— Ничего, все в порядке, я понимаю, — мужчина неожиданно наклонился, взял Мари за руку и заглянул ей прямо в глаза, женщина замерла, трепеща словно лань. — просто скажите, где его палата.

— А-а-а, Стефани?.. — лишь чуть повернула голову дежурная, не в силах оторвать глаз от пронзительного изумрудного взора посетителя.

— Трид-дцать вт-торая палата, по ко-ридору, направо и н-налево. — заикающимся голосом пролепетала бедняжка после рытья в бумагах.

— Благодарю, — обезоруживающе улыбнулся посетитель с незапоминающимся именем, закрывая один глаз — а теперь, пожалуйста, забудьте меня.

Женщины заторможено кивнули и после его ухода зачарованно смотрели в никуда.

— Кто этот красавчик? — подошла третья женщина, наблюдавшая эту нескромную картину издалека.

— А?

— Все с вами ясно. — насмешливо фыркнула она.

* * *

Культя заныла с новой силой. Годвин, до этого раз за разом скользивший пустым взглядом по строке, с неприязнью покосился на одеяло, туда, где должно было находиться правое колено. Ампутацию проводили под общим наркозом, заживление прошло хорошо, врачи уверяют, что беспокоиться не о чем, но гребаный обрубок ноги ежесекундно, не переставая напоминал Маршу об увечье. О его неполноценности. О почти исчерпанной медицинской страховке и грядущих финансовых трудностях, даже с учетом поддержки от парней и тестя. О будущей неопределенности, столь контрастирующей с прошлой многолетней уверенностью в завтрашнем дне. Раньше от точно знал, что либо погибнет, либо продолжит несение службы. В инвалидность почему-то не верилось, не смотря на то, что пара его сослуживцев закончили так же. Годвин закрыл глаза, открыл их, и снова попытался сосредоточиться на книжке в руках. Роберт Уоррен был зануден, но он был единственной непрочитанной книгой в палате.

Раздался стук в дверь, Годвин отвлекся и недоуменно уставился на дверь: его лечащий врач стучался трижды, медсестры стучались четырежды, но сейчас в дверь стукнула лишь дважды. Повторный двойной стук же заставил напрячься, медперсонал стучался лишь из вежливости и сразу заходил.

— Старший сержант Марш, могу ли я зайти? — на этот раз стук сопровождался словами.

Голос был Годвину неизвестен, поэтому он убрал книгу, откинулся на кровати и, постаравшись принять максимально расслабленный вид, ответил:

— Входите!

Вошедший практически сразу же не понравился бывшему военному. Солдат, вопреки обыкновению, затруднился бы объяснить, что именно его задело в посетителе: неуместно роскошный, с иголочки костюм; странная манера носить волосы в хвост до пояса; то, как он вошел, без малейшего пиетета во взгляде и подспудного чувства вины перед все еще внушительным мужчиной с военной выправкой и инвалидом с некомплектом конечностей — тонко чувствующий людей, Марш обычно был признателен за отсутствие чертового сочувствия, но не в данный момент, после утомительных процедур и разболевшейся культи — а может все это было лишь поводом для излития раздражения, но так сложилось что встретил он гостя с сильным негативным предубеждением.

— Старший сержант Марш, — неверно интерпретировал эмоции больного посетитель, — я пришел с исключительно мирными намерениями, вне зависимости от того, как сложится наша беседа, я не планирую причинять вам вреда.

Увидев, что его слова вызвали реакцию прямо противоположную ожидаемой, посетитель нахмурился, неразборчиво ругнулся, поплотнее прикрыл дверь и щелкнул пальцами. После чего продемонстрировал ошарашенному пациенту нож в ножнах, который был спрятан под подушкой. Сделав несколько широких шагов, фокусник приблизился и вложил оружие в руку Годвина, после чего спокойно обошел кровать и разместился на стуле.

— Зовите меня Харольд или мистер Поттер, на ваше усмотрение. — зеленые глаза незваного гостя смотрели с некоторой усталостью и напряжением, но без агрессии. — Как я уже говорил, я пришел с исключительно мирными намерениями. — бывший военный не верил ни слову, что произносил посетитель. — Как вы думаете, как я получил ваш нож?

Подобный вопрос застал Годвина врасплох. Собравшись с мыслями, он задал свой:

— Что тебе нужно?

— Сделать вам заманчивое предложение, от которого вы вряд ли сможете отказаться. — Безо всякого недовольства или возмущения ответствовал назвавшийся Харольдом. — Но прежде чем я его озвучу, ответьте на мой вопрос — как я заполучил ваш нож?

Годвин еще раз сжал пальцы на ножнах и убедился, что это именно его оружие, не иллюзия, не подделка.

— Полагаю, это был какой-то фокус.

— Почти. — поощрительно улыбнулся мистер Поттер. — Как вы думаете, я смогу провернуть это «фокус» еще раз?

— Нет. — уверенно ответил Марш, крепко стискивая руку. Когда ногти впились в ладонь, он какое-то мгновение отказывался верить собственным ощущениям. Он поднял глаза и увидел нож лежащим на коленях фокусника. Бывалого военного охватила какая-то отупляющая растерянность.

— Это не фокус, старший сержант. — со слегка натянутой улыбкой произнес «мистер Поттер». Посетитель вытянул руку, вытащил из ниоткуда папиросу, и тут же затянулся ею. Без спичек и зажигалки.

Марш несколько раз моргнул, беря себя в руки.

— Вы верите в магию, старший сержант? — спросил фокусник.

Старший сержант враждебно промолчал. Его выражение лица было яснее любых слов. Молодой человек вздохнул, закрыл один глаз, и одеяло слетело с кровати. В следующий момент безногого инвалида подхватило с кровати и он беспомощно завис в воздухе. Годвин открыл было рот, но от сильного шока не издал ни звука. Его несколько раз повернуло в воздухе, словно куклу в руках ребенка. Когда подкатившая дурнота отступила, военный обнаружил себя «лежащим» на потолке. Перевернутая кровать «нависала» над ним, как и тумбочка, и все остальное. Уже-понятно-что-не-фокусник встал, ступил на стену, дошел до потолка, перешел на него и уселся рядом с Годвином. Несколько секунд они помолчали, «Харольд» дымил, Годвин неотрывно наблюдал за свисающим с плеча колдуна концом хвоста. Почему-то именно он, подчиняющийся привычной силе тяжести и устремленный в сторону кровати, убедил пациента в реальности перевернутого вверх ногами происходящего.

— Это похоже на ловкость рук? — мягко спросил его посетитель. — Может, вы заметили где-нибудь плохо спрятанные нити или еще какие-нибудь хитроумные устройства для подвешивания людей в воздухе? Это магия, Годвин Марш. Она существует. Вне зависимости от ваших представлений и ваших желаний.

Не-фокусник спрыгнул вверх, на пол. Неведомая сила акуратно вернула пациента в кровать укутала его одеялом. Годвин сел, подтянул сползшее одеяло, сам не заметив того, как сильно он в него вцепился, и уставился на посетителя.

— Кто ты?

— Харольд Бернбоунс Джеймс Поттер — терпеливо повторил колдун. — Дай мне руку.

— Зачем? — вопрос сорвался с губ Годвина прежде, чем он успел что-то сообразить.

— Солдат, — напряжение, скрываемое все это время, прорвалось наружу, — усилие, потребное для поднятия тебя воздух, достаточно чтобы сломать тебе шею дважды. Перестань бессмысленно меня опасаться. Мне нужно кое-что тебе показать, для этого нужен физический контакт. Дай свою руку.

Солдат после секундного промедления, с некоторой робостью все же протянул требуемое.

— Закрой глаза.

Снова инстинкты требовали бежать от непонятного и опасного, напоминали о себе правила ведения переговоров с террористами. С трудом преодолев профдеформацию, солдат подчинился и тут же пожалел об этом: тело словно налилось свинцом и среднее ухо взбесилось, сигналя о невесомости, невозможной в обычной палате. Этот колдун поднял тебя к потолку силой мысли, напомнил себе Годвин, прежде чем окончательно отключиться.

Пробуждение было подобно нырку в воду — хлесткий щелчок по всем органам чувств разом заставил инвалида подскочить и скатиться с кровати. Что-то ломкое и жесткое резануло по ладони. Неверяще открыв глаза, Марш увидел колосья пшеницы. Подняв их, он узрел простиравшееся до горизонта поле пшеницы и невозможно голубое небо вместо потолка с чересчур ярким солнцем, словно прибитым к небосводу. Ошарашенно оглянувшись в поисках кровати, с которой он скатился, солдат не увидел ничего, кроме все того же пшена.

Сорвав колос и вытащив несколько зерен, Годвин положил их себе в рот и медленно разжевал их. Как настоящие, и вкусно-то как. Тут до впавшего в ступор разума дошла беспокоящая странность восприятия: он стоял на коленях и колосья кололи ему ноги… медленно опустив взор, он внимательно рассмотрел себя ниже пояса. После чего, не доверяя глазам, тщательно ощупал ногу. Правую ногу!

Вскочить ему удалось без малейших трудностей, словно это не он нарвался на самодельную мину и потерял конечность, словно это не ему было 39 лет. С прытью и удалью двадцатилетнего, бывший военный взял низкий старт и рванул не разбирая дороги: не важно, реально ли это, или сон, или бред умирающего от недостатка кислорода мозга, не важно, был тот «Харольд» реальным, и, если и был, колдуном или фокусником, — все терялось по сравнению с ощущением того, что он на ногах. И он не лежал в больничной койке, ожидая очередного гемодиализа, нет, он бежал. Людям свойственно завидовать птицам и мечтать о свободе полета. Он же, потерявший ногу, мечтал о свободе бега. И сейчас он был свободен. Боже, как ему этого недоставало!

Лишь когда недостаток кислорода начал рвать легкие в клочья, а стебли изрезали ступни в кровь, он соизволил остановиться. Усевшись вершине холмика, Годвин сорвал еще один стебель. Когда со стороны раздался шорох, солдат не торопливо повернулся и увидел, как рядом садится колдун. Его появление, как и новый облик — ничего, кроме выцветших драных штанов и соломенной шляпы — не вызвало у Марша ни малейшего удивления. Словно так и должно быть. Так же ушли в никуда опаска с настороженностью. Некоторое время они сидели молча, наблюдая, как слабый ветер гонит волну по пшеничному полю.

— Спасибо. — все же открыл рот бывший военный. Наставления по ведению переговоров с террористами были признаны неактуальными и выброшены на свалку. На его обычно каменном лице робко появился редкий гость — улыбка

— Пожалуйста. — равнодушно пожал плечами колдун. — Но должен признаться, что в основном все это — твоя заслуга.

— Моя?

— Это твой сон, — растянулся на земле «Харольд», — все здесь — плод твоего воображения. Хорошая работа, кстати. Нарочито немного, но искренне. С твоего позволения, запишу в свой архив…

Бывший военный перестал улыбаться и с какой-то даже злостью посмотрел на правую ногу.

— Ты колдун, верно? — требовательно спросил он.

«Харольд Бернбоунс Джеймс Поттер» внимательно и, кажется, с неприязнью взглянул на него.

— Допустим.

— Ты пришел за моей душой?

— На хрена? — неподдельно удивился колдун. — В смысле, зачем она мне? Разве что де... А-а-а!

Он хохотнул.

— Нет, — какой-то миг на его лицо легла неуверенность, но лишь на миг, — нет. Меня интересует не твоя душа, а твоя жизнь. Но прежде чем продолжу, в двух словах: есть те, кто всю жизнь тренируются, развивая свой дар, как я, как другие уважающие себя волшебники, чародеи и маги. А есть те, кто обращаются к высшим силам и просят у них силы в обмен на служение или душу. Например, Артур Пендрагон, когда просил у Владычицы Озера силы, чтобы сохранить свою страну. Или те неудачники, которые просят денег, могущества, молодости у демонов Ада. Этих халявщиков и любителей не ударить пальцем о палец называют колдунами. И чтобы ты понимал… — на несколько секунд он замолчал — Вот что ты скажешь мужчинам в подвальном кабаке, если хочешь, чтобы они избили тебя до смерти?

Годвин на минутку задумался и произнес очень грязную фразу, после которой заканчивается дипломатия и начинается насилие. Из под соломенной шляпы было не видно лица, но лингвистическое мастерство Марша явно произвело впечатление.

— Если ты зайдешь в какой-нибудь кабак или ресторан, где собираются мои коллеги по искусству, и с порога заявишь им, что они все «жалкие колдунишки», то тебя тут же приложат все. Начиная с самого спокойного и уравновешенного клиента, заканчивая барменом или официантом. И не факт, что ты не умрешь на месте от совокупного результата их чар. Кособокая козложаба, проклятая на гонорею, дизентерию и слепоту, с чесоткой везде, где можно и где нельзя и обширными внутренними кровотечениями, такое уже было. Так что впредь будь аккуратнее с этим словом — «колдун», хорошо?

Впечатленный нарисованной картиной солдат кивнул.

— Не будем спешить, расскажу тебе все по порядку.

Солдат с видимой охотой поднялся на ноги и зашагал рядом с… не-колдуном, наслаждаясь каждым шагом.

— Начнем издалека. — неспешно начал парень в соломенной шляпе — почему-то только сейчас Годвин заметил, что Поттер помолодел лет на пять и теперь выглядел как пятнадцатилетний юноша. — Тебе знакомы такие слова как рыцарь или витязь?

— Да.

— А свита, дружина, "копье"?

— Да.

— И что же означает последнее?

— Отряд воинов, подчиняющихся непосредственно своему господину. несколько оруженосцев, лучников, вооруженных слуг, иногда численность подобных соединений доходит до нескольких десятков. — четко отрапортовал бывший военный.

— Верно, — кивнул не-колдун и продолжил: — как ты можешь уже догадываться я заинтересован в наличии отряда преданных и хорошо обученных воинов, которые готовы в любой момент пойти за мной в огонь и воду, и через медные трубы. Я правильно употребил это ваше выражение? Так вот, меня интересуют преданные и искусные. Этого можно добиться, если с ранних лет учить и готовить таких воинов, но в ближайшие десять-пятнадцать лет такой возможности у меня не предвидится. Значит, нужно искать и вербовать уже искусных. Но такие, как правило, уже имеют господина. Значит сужаем круг поиска: искусные, свободные воины. А в каких случаях воины твоей квалификации складывают оружие и выходят в отставку? Предателей и тех, кто разочаровываются в господине или становятся пацифистами, мы не учитываем.

— Выход в отставку по выслуге лет, потеря боеспособнсти по причине серьезной физической травмы, негодность к службе по заключению психологической экспертизе. — после некоторого раздумья перечислил возможные варианты солдат.

— Ну, последним и мне нечего предложить. — нехотя признал "Харольд" — Болезни разума я не лечу, и вряд ли когда-нибудь начну — не мой профиль. А вот немного омолодить и отрастить оторванную взрывом конечность могу.

Колдун остановился и развернулся навстречу Годвину.

— Что я требую: повиновения и инициативы. Служить будешь до смерти, дашь присягу мне лично. Присяга будет иметь форму магической клятвы, такую нарушишь — сам не рад будешь. Что я даю: возвращение дееспособности и боеспособности, небольшое омоложение сейчас. Материальное довольствие, достаточное для безбедного существования количества людей, вдвое превышающего численность твоей семьи, вне зависимости от экономической и политической обстановки по месту ее проживания на весь срок службы, то есть, до смерти. Половинную материальную поддержку семье после смерти. Плюс страховка и бонусы по выслуге лет. — неопределенно закончил он. — Вопросы? Времени у нас много, это решение будет решающим в твоей жизни, так что спрашивай, не стесняйся.

Бывший солдат ответил не сразу. Его неожиданно для него самого посетили сомнения. Пусть колдун и не предлагал отдать душу в обмен на исцеление, чего он внутренне ожидал и опасался, то, что от него требовалось могло стать участью как бы не худшей. Какие приказы он ему будет ему отдавать?

— Задача? — Осторожно сформулировал Годвин.

— Убийства. Массовые серийные убийства. — Ответил ему колдун. — Непривычно звучит, верно? Военные чины обычно применяют такие слова, как «ликвидация», «устранение», «зачистка», «выборка», «санация». Но проблема в том, что я не госслужащий. У меня нет такого удобного оправдания, как «нацбезопасность», «защита Родины». И таких оправданий, как: «я лишь отдал приказ, мои руки чисты» или «я лишь исполнял приказ, моя совесть чиста» — не будет. Я прикажу, ты выстрелишь — и виновны будем оба.

Что ж, подумал Годвин, он хотя бы честен.

— Планируются ли боевые действия против мирного населения?

— До тех пор, пока оно остается мирным — ни в коем случае. — железно лязгнул голос не-колдуна.

Бывший военный понимающе посмотрел в зеленые глаза. Они ответили ему тем же. Без сомнения — вопрос мирного населения был болезненным для них обоих.

— Враг?

— Как таковой над данный момент отсутствует. Не планирую ведение наступательных операций на кого-либо, но в скором будущем несомненно наступлю многим на мозоли. Кто-то из них может захотеть «устранить» меня или моих близких. А в принципе… человеки, эльфы, гоблины, фейри, краснолюды, драконы, вампиры, оборотни, демоны, ангелы. Все возможные твари и чудовища, начиная от троллей, драконидов, заканчивая спрутоголовыми или ангьяком каким-нибудь. Я в этом плане очень «везуч».

— Снаряжение?

— За мой счет.

— Харольд Поттер это настоящее имя?

— Да. С нюансами, но да.

— Что будет если я откажусь?

— Ты забудешь меня и нашу встречу, Будешь думать, что тебя потянуло в сон и все это время ты спал.

— Штат... «копья»?

— Человек сорок-пятьдесят, для начала, а там посмотрим.

— Сколько уже завербовано?

— Нисколько. Ты первый, с кого я начал.

Больше вопросов у Годвина не было. Точнее, было огромное количество: начиная от существования Бога, до того, где все те существа, которых назвал Харольд, прячутся от обывателей. Но те вопросы, ответы на которые как-то касались его согласия встать под частные знамена, были уже заданы еще минуты три назад. После он тянул время, свыкаясь с мыслью, какой крутой поворот делает его жизнь

— Я согласен.

— Отлично. — неподдельно обрадовался Поттер. — Дай руку.

В это раз Марш протянул руку без раздумий. И снова почти сразу же об этом пожалел, когда почти болезненная тяжесть возникла в голове и мокрым покрывалом погасила его сознание.

«Включился» Марш в уже порядком опостылевшей палате. Рядом сидел взрослый не-колдун, и выглядел он не очень.

— Мы заключили во сне предварительную договоренность, — тяжело встал Харольд, — не то же самое, что клятва, но тоже не пустой звук. Сейчас я выдам аванс.

В руках нового начальника Годвина появился русский стакан и он заполнился водой, падающей сверху из ниоткуда. После чего он снял серьгу с камушком и бросил в емкость. Жидкость резко начала краснеть, что сопровождалось невнятным бормотанием на неизвестном языке.

— Пей — приказал он Годвину, протягивая ему питье. Серьга снова красовалась в ухе.

На вкус колдунское зелье показалось необычайно вкусным и освежающим, словно он вернулся в детство, в послевоенные годы, когда лимонад был недешевым напитком и лишь иногда летом мама делала ему с отцом стакан другой. Когда он жадно допил последние капли, стакан исчез из его руки.

— Будет больно. — предупредил Поттер, после чего с силой вдавил ему в живот ладони. Сила была такова, что никакой развитый пресс не помог — пациенту оставалось лишь разевать рот в немом крике, когда по его внутренностям разливался жидкий огонь. Жидкая боль садистки медленно разливалась по всему телу и пропитывала каждую клеточку. Когда экзекуция закончилась, бывший военный был в предобморочном состоянии и весь в поту, так что холодную длань на лбу он ощутил с благодарностью.

— Твои потроха теперь полностью здоровы. — сообщил ему усталый голос. — Единственное, что осталось, это вернуть ногу.

Разлепив глаза, Годвин увидел колдуна, почти опиравшегося на его лоб — эта процедура и ему далась нелегко, о чем свидетельствовали посиневшие губы, побелевшее лицо и поблекшие глаза. Но рука его на лбу оставалась твердой.

— Завтра ты выпишешься и будешь ждать меня вечером у себя дома. — медленно выпрямился колдун и направился к двери.

— Мой лечащий врач может… — заикнулся было Годвин, как его перебили.

— Солдат, — тяжело посмотрел на него колдун. — что я тебе сказал на поле во сне? Чего я от тебя требую?

— Повиновения и инициативы.

— Именно. Я сказал тебе быть завтра у себя дома. Ты это сделаешь. Как — на твое усмотрение. Считай это тестом. Не справишься с такой мелочью, договоренность будет расторгнута. — закончил он, открывая дверь. Палату он покинул не прощаясь.

* * *

Хар привалился спиной к стене рядом с дверью, борясь с дурнотой и эмоциональным перенапряжением. В этой больнице в течении нескольких коротких военных лет умерло несколько десятков тысяч людей. Эти люди были, как правило, молодыми, яростно желавшими жить и умерших в борьбе с собственной смертностью. И их переживания, чувства, обрывки ауры покрыли все стены, потолки, полы сплошным слоем предсмертной боли, лихорадочного бреда, отчаянного страха, страшного отчаянья. Чувствуя тысячи страшных ран, разрывов, переломов, гниений, заражений крови, Хар еле держался. Тяжело повертев головой, эмпат направился в сторону ближайшего окна. Он хотел покинуть эту больницу бездны побыстрее, пока разум окончательно не захлебнулся тенями прошлого. Но пройдя немного, пожалел о своем решении.

В общей палате, по правую руку, лежали коматозники. Еще живые тела, которые по различным причинам не просыпались. Некоторые не проснутся никогда, ибо души почему-то покинули еще функционирующие тела. Некоторые содержат души свихнувшиеся, замкнутые на себя в утопической иллюзии. Но хуже всего тем, кто заперт в своих телах, словно в гробу, Они обречены осознавать, понимать свое положение, и не иметь ни малейшей возможности с этим что-то сделать. Худшая из возможных участей. Действеннейшая из пыток — пытка бессилием. Кто-то из запертых уже сошел с ума и двое из таких обезумевших кричали не переставая, словно заклинивший музыкальный механизм, пребывая лишь в одном состоянии. И ни одна из медсестер или врачей не слышали их безумолчного, безмолвного вопля. Но Хар слышал. Измотанный тенями и смертями прошлого, он был почти сокрушен этой неизбывной агонией, растянутой на долгие годы.

Он восстановил связь с реальность, когда уже был в палате, нависая над одним из свихнувшихся и кричащих коматозников. Это была исхудавшая женщина средних лет, носящая следы былой красоты. Маг прижал ладонь над сердцем и вдавил так, что ребра хрустнули. Через секунду сердце засбоило. Через другую — остановилось. Хар развернулся и пошел на звук второго вопля. Не успел он дойти, как из женщины вырвалась и заметалась по комнате обезумевшая душа. Издав гортанный рык, Поттер вышвырнул душу из мира, отправив ее за кромку, благо она, не осознавая происходящее, не оказывала толком сопротивления. Второй крикун — молодая девушка со следами давней автомобильной аварии — был принудительно оправлен на перерождение заблаговременно.

Когда сверлящие голову вопли стихли, Хар смог слегка продышаться. После чего он так же остановил сердце всем «пустышкам». Чтобы вернуть контроль над телом для троих запертых, но еще не обезумевших пришлось поработать. Один раз даже к серьге прибегнул. Когда все трое: мальчик, старик и женщина заснули крепким сном, Хар держался на упрямстве и только. Потратив еще время на то, чтобы разбудить одного из спящих в иллюзиях — эта пожилая женщина была спрятана в кошмарах — он, откровенно шатаясь, перевалился через подоконник и рухнул на газон. Пересекая двор и перелезая через забор, Хар разрешил медтехнике подать тревожный сигнал. Следующие, наверное, полчаса Хар провел полулежа, полусидя, опираясь на забор. Прохожие его не замечали, некоторые спотыкались о протянутые ноги, недоуменно смотрели под ноги и шли дальше.

Когда маг почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы не убить своего собеседника за любую отрицательную эмоцию, он, неуклюже встал и прикинул, сможет ли телепортироваться в Лондон, на размазав себя по всему пути. Выходило, что еще нет. Ругнувшись под нос, заковылял к ближайшему прохожему навстречу. Он знал, что есть поезд из Колчестера до Лондона, но не знал, как добраться до депо.

* * *

Лучше бы он пошел пешком, сожалел Хар, стоя в битком забитом автобусе, направляющемся в сторону вокзала. В большинстве своем его окружали усталые люди, ехавшие с работы домой, так что все они воспринимались тускло, и их Хар спокойно мог и потерпеть. В большинстве. Из некоторого меньшинства особенно выделялась маленькая шумная и дохрена невоспитанная девочка. Она ехала не одна, а с матерью, тёткой с лицом сунулой рыбы и с отцом, высоченным верзилой. Вела себя отвратительно, ее не устраивало все: и толпа людей, и жесткое сиденье, и то, что ей купили мало конфет и что-то там еще… О чем она громогласно, не стесняясь никого, рассказывала маме. Попытка устроить ее на маминых коленях ни к чему не привела — слишком костлявые, по ее мнение. Папины же слишком большие и широко расставлены — тоже неудобно. Женщина пыталась что-то невразумительное ей втолковать, но дочь не слушалась. Ее пищащий, визгливый голосок раздражал и бесил всех в автобусе, но никто не решался что-либо сказать при взгляде на отца. Так что все бесились и свое раздражение изливали молча… прямо на издерганного Хара. Лучше бы сам до Лондона долетел бы на остатках маны. Не переломился бы…

— Заткнись. — не выдержал он наконец.

Ребенок заткнулся, но тут завизжала мать:

— Эй, как вы смеете…

— Заткнись. — рыкнул Поттер, взбешенный приступом мигрени от ее голоса.

Тяжелая рука поднявшегося верзилы сгребла ворот помятого костюма:

— Что ты позволяешь себе с моей…

Хар вышвырнул его в окно. Ему потребовалась секунда, чтобы осознать, содеянное. После чего он выпрыгнул следом.

* * *

— … а по другую сторону живет миссис Фигг. Она чудная, у нее десять кошек, но она добрая, она делает вкусный чай и всегда будет рада тебя им угостить. — вводил в курс дела свою новую подружку Дадли.

— Почему у вас забор такой высокий? — спросила Амелия, девочка девяти лет, которая недавно переехала в соседний дом.

— Это мой папа, когда с мамой сюда приехали, он решил так «реализовать свое право на частную жизнь» — словно по заученному ответил ей Дадли. Собственно, так и было — родители отвели немало вечеров, чтобы вбить в него различные объяснения на все возможные странности их семьи.

Детей отвлекла машина, объехавшая грузовик с вещами Фредриксонов и остановившаяся у рядом с крыльцом Дурслей. Из нее, хлопнув дверью, выскочил взмыленный юноша и захромал к дому.

— Кто это? — испуганно пролепетала Амелия.

— Мой брат, двоюродный. — Дадли с тревогой наблюдал, как родственник коротко ему кивнул и скрылся в доме.

— Он страшный. — призналась соседка.

— Он хороший! Он добрый и крутой как супермен! — возмутился Дадли. — Просто, наверное, неудачный день, с каждым такое бывает.

— Да, у моего отца такое часто...

— Вот видишь!

Уместившись кое-как на свернутом в рулон ковре, Хар угрюмо буравил взглядом лестницу с изнанки — он заперся в чулане. Все мрачные мысли, что бродили в его голове, сводились к тому, что он облажался. Совершил ошибку, споткнулся на ровном месте, совершил глупость… четыре раза. Подряд.

Вынести несчастным мужиком окно движущегося на полной скорости транспортного средства, лишь потому что вышеупомянутый магл осмелился вступиться за свою семью(пусть и отвратительно воспитанную), на которую он сорвал свое хреновейшее самочувствие? Сделано.

Оставить за собой полную палату трупов и чудесно исцелившихся коматозников — резонанс на всю гребаную Британию, если он правильно понимает местные понятия о сенсации. Теперь и это есть в его послужном списке.

Скомкать беседу и оставить неоднозначное первое впечатление у вызывающего уважение человека, которого хотел бы видеть своим верным вассалом? Исполнено на отлично!

И всего этого можно было избежать, не соверши он ГЛАВНОЙ ошибки — зайти в этот Дом Боли не будучи накачанным эмпатическим ингибитором по брови и без умиротворителя на шее. Понадеялся на Вуаль Равнодушия, на полувековую давность основного пика смертей.

Хар закрыл глаза, — лестница перестала дымить — издал звериный звук и сосредоточился на помыслах. Пока не приведет эмосферу в порядок и не взнуздает свой нрав, он отсюда ни ногой. Купирование симптомов не излечит болезнь, Харольд мой. Знаю…

* * *

Костерез снова поднес к лицу громадный корбункул и лизнул его. После чего с неопределенным выражением лица вернул его в шкутулку. Крюкохват тут же захлопнул крышку и с плохо скрываемым облегчением прижал его к груди. Раздираемый долгом поверенного с одной стороны, субординацией и послушанием перед старшими с другой, он чувствовал себя не в своей тарелке.

— Креши, что ты нашел? — перевел глаза директор банка на архивариуса.

— На данный момент у меня есть ответы лишь от европейских архивов, — дернулся поименованный и поправил очки. — русские филиалы еще прочесывает свои библиотеки, Дальний Восток не спешит делиться имеющимися у них сведениями и бомбардирует нас уточнениями о причинах нашего запроса. Африка бесперспективна в этом вопросе, новые Америки слишком молоды, они не застали Исхода, старые же, как и африканцы, во всем полагаются на духов…

— К делу. — поторопили увлекшегося книгочея остальные присутствующие.

— Кх-хм. — смутился докладчик. — Касаемо межмировых переходов достоверно нам известно следующее: они возможны, ибо миров много. Как минимум семь десятков, которых перечисляет Понтий Быстроногий. Часть которых он даже описывает, в присущей ему метафорической или откровенно фантастической манере. Слово Айкерсис, или что-то созвучное не встречается, но есть Родина Многих Народов, «подобная пригорошне сияющих камней»…

Взгляды присутствующих невольно скрестились на злосчастной шкатулке. Крюкохват прижал ее еще сильнее.

— Еще имеются путевые дневники некоторых мироходцев. Большая часть содержимого либо надежно зашифрована, либо написана на иномировых языках. Оставшееся — описания необычных пейзажей и обычаев туземных народов, что представляет собой только историческую и художественную ценность. — практически переставший нервничать архивариус прервался, отпил воды поданной четвертым присутствовавшим в кабинете сородичем и с воодушевлением продолжил.

— По самой методике перехода самое существенное, что есть, это списки арабских работ, копии которых предоставлены Стручкошеем, из французского филиала. Десяток листов, плотно исписанных математическими расчетами и построениями. Как следует из скупых пояснений и выводов моего коллеги, это описание исполнения многомерного пробоя из одной инварианты в другую. Описания весьма полны и достоверны, на них можно опираться… если бы были разъяснения, как определять систему отсчета координат. Насколько я понимаю — именно определение точки отсчета являлось своего рода цеховым секретом, который передавался только от учителя к ученику. Без понимания, откуда и куда прыгать, невозможно вести практическую разработку необходимого комплекса чар, ибо мы не сможем отличить расщепление добровольца от его успешного перемещения. Вот, например, Понтий записал на восьми листах тезнорный куб с ребром восемь из семизначных чисел, подписав это, как «юдоль беспросветного леденящего мрака и бездны пылающих глаз». Хорошо, у нас есть координаты Обители Грешников людей. Эти числа отчасти даже состыкуются с арабской математической моделью пробоя. Остаются неопределенными лишь две трети имеющихся переменных. При условии, что Стручкошей верно интерпретировал записи. Подвожу итог, мы никоим образом не можем ни разработать, за отсутствием необходимых специалистов, ни переоткрыть, за неполнотой имеющихся данных, технологию межмировых переходов. Старший, если мы хотим овладеть ею, нам нужно либо просить людских богов, либо договариваться с конкретно этим человеком.

На некоторое время в помещении воцарилась тишина. Креши слушали крайне внимательно, но его последние слова не вызвали ни у кого удовольствия.

— Правильно я понимаю, — медленно начал директор, — что для межмирового перехода нужен математический аппарат, сравнимый с расчетами для равносторонней политрансмутации и комплекс чар, который не подобрать из-за сложности и не разработать из-за отсутствия необходимых предварительных данных? А этот десятилетний детеныш все это знает, умеет и практикует?

— Он старше… — рискнул начать Крюкохват.

— Он несовершеннолетний даже по меркам своего племени! — отрезал Костерез.

— Возраст этого детеныша не играет здесь особой роли, — медленно покачал головой заговоривший только сейчас последний присутствующий гоблин. — Нам надобно оглядываться на того, кто стоит за его плечом — на Невырезанного.

— Предки по прежнему молчат о Поттерах?

— Как я уже объяснял, семья Поттеров никогда не была причиной столь сильного волнения духов предков, они возбуждаются, когда речь заходит об Эванс.

— Как я уже отвечал, эта идея сомнительна, — сварливо парировал директор. — Поттеры — старая семья, берущая свое начало от Певереллов, которые, предположительно, связаны со Смертью. Лили Эванс — всего лишь обретенный волшебник, пусть и талантливая. Что в ней может быть такого, что предки интересуются миром живых, а эта безмордая тварь вьется вокруг ее сына? Нет, если и искать, то в семье Поттеров.

* * *

Солнце жарило так, что над расскаленным выщербленным бетоном дрожал воздух. Раздвижные створки на крыше автоматизированного бункера №2 наземного базирования 87-ой автоматической воздушной бригады явственно завибрировали. Мальчик, принявший упор лежа, не обратил внимания на дрожь, куда больше его волновали собственные подрагивающие руки, сдыхавшие после трех минут статической нагрузки. Остатки внимания забирал голос, словно минующий барабанные перепонки и попадавший прямо в голову.

— … Атман, Шуншу, С'ахх, самая неоднозначная и противоречивая часть души. С одной стороны — это суть, основа, точка отсчета души. Та самая «самость» что определяет бытие души. С другой — она неразрушима даже старейшими демиургами, и по мнению наиболее чутких из них, они есть неделимая и неотъемлемая часть чего-то большего. Распространена гипотеза, что С'ахх — частица Творца несотворенного, что объясняет неразрушимость. Из этого постулируют Третий Закон Мироздания — неразрушимость души и…

Бетонные створки вздрогнули и начали медленно расходиться. Руки мальчишки не выдержали и он свалился, рассадив скулу. Голос в голове стих. По-детски надувшись и нахмурившись, мальчик растер грязными руками лицо, после чего повернулся к щели и устремился к ней. Приблизившись к расширяющемуся провалу, он разбежался и улюлюканьем прыгнул в него.

Через некоторое время, когда створки разошлись до конца, из бункерного проема, надсадно воя вразнобой турбинами, грузно поднималась воздухоплавательная махина. Громадная, неповоротливая и очень, очень раздолбанная. Латанная-перелатанная, но зияющая прорехами обшивка. На правом крыле пустой глазницей смотрело в небо гнездо орудийной башни. Заклинившие створки бомболюка не скрывали своего бессмысленного, но по прежнему смертоносного содержимого. И тем более неуместным на фоне всего техногенного кошмара смотрелись сидящие на правом крыле маленькие фигурки. Худой чернявый шестилетка с большущими зелеными глазами в потрепанном походном костюмчике, и безликая статуя, вся замотанная в длиннющий шарф, концы которого хлестали на ветру, вызывающе чистая и отполированная, по сравнению с бомбардировщиком.

Пока бомбардировщик набирал высоту, мальчик внимательно слушал историю о нем. Все началось почти век назад, когда первые три попытки вырваться за пределы родной планеты окончились неудачами. Последняя и вовсе поставила крест на космической программе, когда шаттл рухнул прямо на маленький город и взрывом неистраченного топлива забрал с собой почти половину его населения. После этого человечество не предпринимало попыток забраться выше небес и погрязло в ссорах, обмане и разделе плодородных земель и ценных ресурсов. Вторая Планетарная война закончилась на применении ядерного оружия. Третья с этого началась и, к сожалению, на этом не закончилась. Потеряв более половины населения, треть земель, люди не успокоились. В ход пошли автоматизированные комплексы ведения военных действий, где участие человека было минимально.

Пока махина подлетала к руинам безымянного города, перед тревожно нахмуренным мальчиком рисовались картины неумолимого процесса автоматизации и исключения человеческого влияния из происходящего. Сначала люди перестали целиться, за них это стали делать сложные эвристические алгоритмы. Следом, люди перестали и стрелять, отдав это на откуп псевдоинтеллекта. В какой-то момент пилоты в кабинах истребителей, бомбардировщиков, капитаны на борту кораблей, подлодок стали лишь данью традиции. А потом кто-то, видимо от отчаянья, выпустил в мир Последний Сон — биооружие, направленное против человеческого вида, нацеленное точно на его нервную систему.

Многие тонны и тонны дряхлого металла и растрескавшихся композитов, несущие смерть и разрушение в сплюснутых цилиндрах с хвостовиками направляющих, вздрогнули и, подчиняясь заложенным командам, принялись разбрасывать несомое одной щедрой порцией за другой. В это время мальчик прозревал картину гибели последних остатков цивилизации: после длительного инкубационного периода — где-то год — зараженному невыносимо хотелось спать. И люди засыпали. На ходу, в коридорах немногочисленных уцелевших бункеров, на улицах немногих незараженных радиацией городов; сидя в командых центрах, на постах автоматизированных боевых комплексов, отмечавших пропажу телеметрии от пилотов и принимавших решение выполнить поставленную задачу в автоматическом режиме.

Кассетные боеприпасы сметали ударными волнами дом за домом, квартал за кварталом, руину за руиной. Человечество погибло, будучи заперто в своей колыбели, а война продолжалась, согласно отданным приказам, приводимыми в исполнение "умными" машинами.

— Но почему? Почему люди не остановились, почему они не поняли, к чему все идет? — потерянно кричал мальчик. — Учитель, вы же говорили, что человек умен и способен на многое!

— Один человек действительно умен и способен на многое, если захочет. — бесстрастно отвечал ему спутник без лица. — но если он находится в обществе себе подобных, его голос сплетается с голосами других, искажается и теряется. Человек перестает иметь значение, на первый план выходит общество. Общество, как таковое имеет волю, стремления, желания, но никак не разум. Оно как живое существо постоянно меняется, эволюционирует, но, как это случается с другими живыми существами, результат не всегда жизнеспособен.

— Но почему вы так равнодушны этому? — обвиняюще воскликнул ребенок.

— Помнишь, как ты возмущался, когда мы прибыли в Лондо? — вопросом на вопрос ответил собеседник. — Помнишь нечистоты прямо на улице, грязь везде? В первый день ты жаловался на аромат, на то, что горожане испражняются прямо на улицах. Через месяц ты уже гулял по городу, не обращая внимания на запахи и ловко уворачивался, когда кто-то выплескивал кадку на улицу.

— То есть, все вот это вот, — мальчишка подскочил не обращая внимания на крен крыла, взмахнул руками, очерчивая руины некогда полного людей города, воронки от взрывов бомб, очаги пожаров и тушу бомбардировщика, закладывавшего разворот обратно на базу, — нормально? Обыденность?

— Да.

— Я считаю, что это неправильно! — упрямо набычился пацан.

— Ты прав, — неожиданно согласился Учитель. — ты считаешь произошедшее страшной ошибкой, и найдутся многие, кто с тобой согласятся, как и многие, кто с тобой не согласятся. Но все они мертвы. Тебе не с кем спорить об этом, Харольд.

— А вы?!

— Странник я. Странник из ниоткуда в никуда и наблюдатель. И эта картина, — кивнул он головой в сторону удаляющегося города, — слишком обыденная и привычна, чтобы… реагировать. Как помои под ногами. Если их слишком много, уже не обращаешь внимание.

— Так не бывает! — не поверил Харольд. — неужели вам совершенно нечего сказать?!

— Ну, положим, мне есть что сказать, — отвернулся Безликий. — Но все те, к кому я мог желать обратиться, уже давно прошли перерождение.

— А как же живые? Ведь можно прийти к ним, показать все это? — не сдавался мальчик

— Харольд, — вздохнул Учитель, — пожалуйста, скажи мне, что ты не полагаешь всех когда-то живших на этой планете людей глупцами и невеждами. Ты видел какие города они построили. Мы с тобой только вчера посещали уцелевшие музеи и библиотеки. Их картины тебя увлекли, а сказки привели в восторг. Ты действительно полагаешь, что они все поголовно были дураками?

— Да, — тихо и упрямо произнес мальчик. — Их отцы, деды, прадеды строили, созидали, «возводили лучший мир для своих детей». А они все это сожгли, сломали, смешали с землей. Дураки.

— Это твоя правда, Харольд, — тихо ответил ему Безликий. — Твоя правда.

Слова закончились. Мальчик эмоционально перегорел и сил дальше спорить не имел. Лишь когда бомбардировщик пролетел половину пути до базы, он снова заговорил.

-Хорошо, Учитель. Вы показывали мне, как люди живут. Вы показывали мне, как они умирают. Но как они появляются на свет? Откуда они берутся?

— Хороший вопрос. Способов размножения существует бесконечное множество, они разнятся в зависимости от вида, уровня технического, магического развития и набора предрассудков. Но пока что рассмотрим простейший способ размножения материальных, органических на углеродной основе видов, наподобие хомо сапиенс. Вот, как ты думаешь, — постучал Учитель пальцами по крылу, — каким образом местные люди умудрились изготовить этот летающий кусок массы в точности, как проектировалось, не ошибившись ни на миллиметр?

— Ну, они очень подробно записывали как… чертеж! — вскинулся мальчик озаренный догадкой. — Они рисовали чертежи! Хотите сказать, что человек тоже делается по чертежу?

— Почти. Как ты уже знаешь, ты, как и тебе подобные, состоишь из клеток. И в каждой клетке есть чертеж всего организма. А именно — ДНК, она же — дезоксирибонуклеиновая кислота — макромолекула, состоящая из нуклеотидов, число которых равняется миллионам. Нуклеотиды, словно буквы какого-нибудь алфавита, бывают разных видов. Количество вариантов этих «букв» зависит от генетической базы биоценоза… — пока отстрелявшаяся военная машина несла себя на перезарядку, между двумя седоками на правом крыле, которых почему-то в упор не замечали системы ПВО бомбардировщика, сменяли друг друга схематичные, но доходчивые иллюзии. — ...комбинации определяют все нюансы биологического организма, все его сильные и слабые стороны, все уязвимости и уникальные способности зашифрованы в этой спирали. Возникает логичный вопрос: откуда взялась столь сложная и упорядоченная макромолекула? ДНК одного индивидуума собирается на основе двух ДНК, взятых у непосредственных биологических родителей. Их объединение происходит посредством… — между учителем и учеником замелькали образы, иллюстрирующие описываемые процессы. Когда объяснения подошли к концу, разваливающийся на лету самолет как раз заходил на посадку.

Бетонные створки только начали сдвигаться, когда крохотная фигурка спрыгнула на пол ангара и целеустремленно двинулась к двери, ведущей вглубь бункера. Безликий не стал окликать или как-то одергивать мальчика. Вместо этого он неспешно последовал за ним догнав ученика, когда тот курочил последний блок псевдоинтеллекта выдранной откуда-то железкой. Военные интеллект системы были спроектированы на совесть, поэтому, закончив перебивать коммуникационные и питающие кабели, мальчик растянулся на полу, глубоко дыша. Основное освещение уже давно вышло из строя, так что его покрытое испариной лицо освещало красное аварийное. Вдалеке рванул реактор, тряхнуло.

— Учитель, уф-ф, где остальные, фух-х, автоматизированные бункера?

— Зачем? Ты только что уничтожил последний работающий.

— Учитель, — через некоторое время снова нарушил он тишину воцарившуюся в бункере, — мои биологические родители... Расскажите про них.

— Что ты о них знаешь? — присел Безликий рядом с ним.

— Их звали Джеймс и Лили Поттер, — не сразу ответил мальчик. — Они были волшебниками. Они любили меня. Они... погибли, спасая меня от плохого темного волшебника.

* * *

Стук в дверцу вырвал мага из медитации.

— Заходи, — негромко обратился он к стучащему, отпирая мыслью запоры.

Дадли зашел не без некоторой робости. Со смешком оглядел по-королевски развалившегося на свернутом в рулон ковре брата, но сдержался. Вместо этого он принялся рассматривать чулан. Каждая вещь здесь вызывала ностальгию и будила воспоминания пяти-, шестилетней давности. Здесь они играли и «прятались» от «недогадливых» родителей. В углу он заметил вантуз и щетку на длинной ручке — ими они неумело размахивали, подражая то ли пиратам, то ли повстанцам — последней он как то раз чуть было не выбил Хару глаз. На верхней полке лежали паззлы, которые они начали собирать, но не закончили из-за недостатка усидчивости.

Да, когда-то они были не разлей вода, пока Братец не ушел с Безликим и не начал так быстро взрослеть. Дадли остался один и после старался не заходить в чулан — резко разлюбив его. Но теперь похоже все повторяется: брат-волшебник прячется в чулане, а он идет его искать.

— Сидишь? — то ли с обвинением, то ли с подначкой поинтересовался он у Хара.

— Сижу, — не стал отпираться последний. — Почему бы и не посидеть? Здесь хорошо...

— А кто извиняться будет? — упер мальчик ручки в бока. Лицо юноши окаменело.

— За что? — тихо по интересовался он.

— А что ты вчера сделал? — продолжил давить Дурсль-младший, не обращая внимание на напряженность обвиняемого.

— Вчера ты напугал нашу новую соседку! — значительно воздел он палец. — приехал встрепанный, как злодей какой, и хмурился сильно. Это не дело. Нужно извиниться.

— Пожалуй, ты прав, — обронил Хар после недолгого молчания. — Возможно, мне действительно стоит извиниться.

— Вот! — обрадовался Дадли столь простому разрешению всех проблем. — И… вылезай уже, время завтракать, мама тебя искать будет.

— Не хочу! — надулся Хар. — мне и здесь хорошо.

— Гарри! — прибегнул Дадли к запретному оружию. Когда они были еще совсем маленькими, он с трудом выговаривал такое громоздкое имя, как у брата, так что сокращал его до Гарри, что последнего бесило жутко. И добил тем, что спародировал маму: — Марш за стол, еда стынет, а ты даже руки не помыл!

— Кто-то напрашивается на хорошую взбучку, — сварливо заметил Хар, но все же поднял руки, признавая поражение, и переместился Дадли за спину, взлохмачивая ему шевелюру. Увернулся от попытки вцепиться в одежу и направился на кухню.

* * *

Вернон мрачно раз за разом проглядывал первую полосу утренней газеты. «ТРАГЕДИЯ И ЧУДО В КОЛЧЕСТЕРСКОЙ БОЛЬНИЦЕ!»

«Вчера, в 17:46 на тревожный пост Колчестерского Королевского Госпиталя поступило семь сигналов об остановке сердца, сигналы поступили одновременно, в одну и туже секунду. Дежурные медики были вынуждены отменить две операции, иначе не хватило бы рук для проведения реанимационных мер. По некоему загадочному совпадению, все семеро пациентов были из числа тех, кто лежали в коме…» «… несмотря на все героические усилия, предпринятые медперсоналом, перезапустить сердце удалось лишь одному человеку — Джессике Смит...» «Но цепь маловероятных совпадений и не думала прекращаться. Во время осмотра тех немногих коматозников, не присоединившихся к своим собратьям по трагедии, одна из них открыла глаза. После чего были зарегистрированы реакции на внешние раздражители у еще двоих...» «...итог: шестеро трагично скончавшихся, трое пробудившихся и один реанимированный, но по прежнему безучастный к внешнему миру...» «.. называет происходящее мистикой, ибо слишком невероятно...»

— Дорогой, убери газету. — сказала ему жена, стоя рядом с ним с тарелкой дымящегося съестного. Еще вчера он отложил бы газету и с аппетитом принялся наворачивать — готовит Туни как первоклассный шеф-повар. Сегодня он принял тарелку и не притрагиваясь к приборам, молча передал ей прессу. Петуния уже открыла было рот для вопросов, но зацепила взглядом первую страницу и они отпали.

Сев рядом с мужем, она судорожно вцепилась в газету, пожирая строчки глазами

— Туни, — негромко начал Вернон. — я вчера невнимательно слушал вас с Харом, о чем сильно жалею. Не могла бы ты мне напомнить, любимая, зачем он отправился вчера в этот госпиталь?

— Вот уж точно не для того, чтобы возиться с трупами и безумцами. — неожиданно раздался мрачный голос. Вернон с некоторым испугом дернулся и быстро повернулся к дверям. Хар на это лишь вздохнул — разговор предстоял тяжелый...

Годвин снимал квартиру в многоэтажке из спального района. Даже не квартиру, а так, квартирку, из прихожей, кухни, туалета, спальни, куда изредка заглядывал в увольнительных. Из примечательного можно было отметить лишь прочную удобную двухместную кровать — для кратковременных связей, да неплохой набор посуды на пять персон — остался после одной интрижки.

Закрыв за собой входную дверь, Годвин первым делом направился в душ. Изведя треть куска мыла, полбанки шампуня, выскоблив себя докрасна, бывший военный забросил в мусорку больничную одежду и, переодевшись в гражданское, расположился на кухне, за столиком, помешивая ложкой чай и прикидывая, что в первую очередь купить в продуктовом магазине. Вчерашнее «наложение рук» от не-колдуна вернуло его телу подвижность и выносливость, как если бы он был в своей лучшей форме. Он чувствовал, как жизнь переполняет его и запаса сил вполне хватит на то, чтобы сбежать из больницы и добраться до дома на одной ноге, без костыля. Что он, собственно, и проделал. И даже сейчас он не испытывал усталость, лишь голод. Но самым знаменательным отличием было, словно ему тряпочкой протерли глаза, прочистили ноздри и уши, выскоблили язык и все тело, обнажая нервы. Мир стал ярче, острее, громче, глубже, и он даже из дому чувствовал все многообразие ароматов улицы, которое ему раньше было недоступно. Даже в молодости.

Когда до его ушей донесся предупредительный кашель, Годвин внешне никак не прореагировал. Лишь ровно заметил:

— До вечера еще далеко.

— Далеко. — согласился уже дважды незваный гость, протягивая руку за чайником. — Но раз ты уже здесь, я решил, что не стоит откладывать…

Наблюдая за тем, как уверенно, но естественно, без вызова, не-колдун хозяйничает на его крохотной кухне, Годвин испытывал двойственные ощущения. Ему хотелось хоть как-то восстановить равновесие, свое мироощущение, указать чужаку что он тут гость и не имеет права так себя вести. Но Марш не стал что-либо говорить — он был уверен, что не-колдун скажет все положенные слова, перестанет наливать себе чай и скромно сядет напротив, но это нисколько не смутит его, не выбьет из равновесия. В этом гость до смешного напоминал его самого — изъездившего по служебной необходимости весь мир, везде бывшего чужим, везде умевшего расположиться с минимальным комфортом. Это-то и вызывало диссонанс. Слишком уж этот спокойный, расслабленный не-колдун был не похож на вчерашнего, взведенного, как пружина, подспудно готового взорваться в любой миг. В сидящем перед ним чувствовалась энергия, но уже подчиненная контролю, и какая-то сытость. На ум Годвину снова пришёл вчерашний переполох в больнице. Предчувствия о связи между этой сытостью и смертями были самые нехорошие.

Харольд и Годвин сидели друг напротив друга в маленькой комнате за тесным столиком и неспешно пили чай, не торопясь начинать разговор. Гость мелкими глотками прихлебывал пустой чай, водя пальцем по фарфоровому ободку. Хозяин же отпивал редко, но крупно. Это молчаливое противостояние походило на многоуровневую игру «я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь...»

Годвин вспоминал своего лечащего врача, взмыленного, уставшего, растерянного: «Здоровое было сердце, атрофия к нему даже не подступилась, ничего не предвещало...» То, что к этим смертям причастен сидящий перед ним юнец (кстати, почему он выглядит, как во сне?), сомнению не подлежало. Вопрос был: «Зачем?» Годвин все еще чувствовал то место на груди, где его коснулись раскаленные ладони, вспоминал тот жар, что не заставлял потеть, но не позволял заснуть ночью. После «возложения рук» не-колдун выглядел очень уставшим и… потратившимся.

Поттер, за все время так и не произнесший ни слова, звонко бряцнул чашкой о стол. Годвину потребовалось все его самообладание, чтобы не вздрогнуть. Гость встал и снова завозился с чайником. Налив себе, он участливо поинтересовался у бывшего солдата, не желает ли добавки тот? После секундного колебания он все же кивнул.

Начался следующий раунд их противостояния. И предыдущий, похоже, был за гостем. Те куцые представления и суеверия о мистической стороне мира предполагали, что жизнь, как и все остальное, не берется из ниоткуда и не уходит в никуда, и что отъятые жизни могли храниться у кое-кого. И за счет чего не-колдун подлатал его?

Время шло, минуты тишины сменялись минутами тягостной тишины. Марш по-прежнему сохранял невозмутимость, благодаря снайперской подготовке, но все же ему было не сравниться с сидящим напротив него с видом, словно у того есть все время мира.

Зазвонил телефон. Годвин нахмурился, силясь вспомнить, оплачивал ли он телефон за этот месяц или нет.

— Тебе лучше ответить, — нейтрально произнес не-колдун.

Поднявшись на ногу и пропрыгав в прихожую, Марш снял трубку. Спустя некоторое время, положив трубку, он в растерянности вернулся обратно.

— Это из больницы? — вежливо спросил Хар.

— Да. Мой лечащий врач сказал, что мои документы для выписки готовы и я могу забрать их в любой момент, — что было очень странно, ибо вчера и на утреннем осмотре об это и речи не было, из-за несметной орды проверяющих и журналистов, наводнивших больницу. Ненужное стороннее внимание и нервное состояние медперсонала рубило любую возможность договориться о выписке почти прошедшего курс реабилитации инвалида на корню. По хорошему, за ним должны были приехать, не важно, бобби или скорая, но приехать, а не подписывать выписку задним числом.

— Ничего странного, я его попросил.

— Попросил? — поднял бровь Годвин.

— Ну, попросил, — поправился Хар.

Хар сделал последний глоточек, повертел в руках чашку и наконец посмотрел Годвину прямо в глаза. Бывший военный отчетливо понял — еще немного, и не-колдун молча встанет и навсегда исчезнет из его жизни. Он останется наедине с помолодевшим собой, с неисчислимым количеством вопросов, без ноги и сколько-нибудь внятных ответов.

Вчера… — первое слово далось ему труднее всего. — Вчера в больнице произошел... инцидент. Умерло шесть человек...

— Двое, — с еле заметным сарказмом перебил его гость. — Две скорбные души покинули юдоль скорби. Остальное — мясо на косточке.

Хар мысленно перевел дух. Разговор с Верноном вышел не столько тяжелым, сколько неприятным. В процессе объяснений на его стороне неожиданно выступила тетя, которая припомнила практику Мунго, где работало несколько ее знакомых. В волшебных больницах смерть констатировали не по биометрическим показателям, а отсутствию отклика при легилиментации вида взгляд-в-взгляд. Даже если душа была опытным окклюментом или полностью безумна до потери связи с реальностью, все равно был след. Если же ничего, импульс уходил в пустоту, то все — тело эвтаназировали.

Здесь же послабления не будет. Нужно объяснить произошедшее, не объясняясь.

— Мясо? — Годвина даже немного покоробило пренебрежительное равнодушие не-колдуна.

Хар сделал глоток, задумчиво глядя военному прямо в глаза. Он порядком подзадолбался раз за разом разъяснять эту тему почти всем, с кем ему приходилось общаться дольше пары месяцев. Цивилизации, где обыватели хотя бы на минимальном уровне разбираются в анималогии — большая редкость даже по мнению блуждающих богов.

— Иногда случается такое, что шок и стресс достаточно сильны, чтобы тело отторгнуло душу, но нервная ткань сохраняется, и безусловные рефлексы стучат сердцем, нагнетают легкими кислород. Со стороны кажется, что человек спит, в коме. Но это лишь видимость. Треснувший сосуд из мяса и костей, в котором человека не осталось ни капли.

Марш сидел откинувшись, его лицо ничего не выражало, но уши не упускали ни единого слова.

— В больнице было пять пустых сосудов и двое, запертых в телах и сошедших с ума. Всего семь, — сделал Хар глоток. — Одно тело медики смогли откачать, так что пишут о шестерых, но реально я убил лишь двоих.

— Зачем? — вопрос прозвучал чуть резче, чем Годвину хотелось.

— Прежде чем я отвечу на этот вопрос, — заговорил не-колдун после длительной паузы тихо и мягко, — напомню тебе одну немаловажную вещь — я не подлежу вашему суду. Даже не потому что недосягаем для исполнительной власти. Просто официально меня не существует. Я призрак в твоем мире. Так что осуждение возможно лишь моральное, но это мало меня трогает.

— А вашему?

— Нашему? Нашему что?

— Вашему суду. Ведь ты не один такой, верно? — бросил наугад маггл. — Наверняка существуют тайные города или скрытые холмы, где вы живете по своим законам?

— Существуют, — качнул головой маг, воздавая должное сообразительности собеседника. — Существуют вместе с законодательной, судебной и исполнительной властями. Но «наши» законы действуют только для нас и по отношению к нам. Что же касается взаимодействия двух миров, то краеугольным документом здесь является Международный Статут о Секретности от тысяча шестьсот восемьдесят девятого года. Если коротко, то он регламентирует сокрытие всего, что связано с волшебством от неволшебного мира, мира магглов и гарантирует максимально полное невмешательство волшебников в дела магглов. Поелику это возможно.

— И как это стыкуется с затеей о наборе «копья»? — спросил не на шутку заинтересовавшийся Годвин.

— Терпение, — приподнял ладонь Хар. — Этого я тоже коснусь. Так вот, все понятия преступления и меры пресечения за них, совершаемые волшебниками в мире магглов, во многом определяются исходя из Статута. Объясняю на примерах: экономическое мошенничество не преследуется, если оно не вредит экономике волшебного сообщества. За расследование убийства маггла возьмутся, только если наткнутся на характерные следы, неопровержимо свидетельствующие о применении чар, что бывает очень редко. Лет десять назад, одного волшебника судили за, внимание: «нарушение Статута о секретности средней тяжести, убийство волшебника и массовое убийство магглов» — Хар усмехнулся. — Число последних, что характерно, даже не указывается. Под нарушением статута имеется ввиду открытое боестолкновение с другим волшебником на маггловской улице, на глазах десятков простых людей. Если бы он отловил человек двадцать и по тихому удавил, то не факт, что его бы обнаружили. Да и даже если бы обнаружили, то наказание было бы значительно мягче, чем за убийство этих магглов на глазах других магглов. Так что, пока я соблюдаю Статут, им на меня плевать. Если же им станут известны мои вчерашние действия, мне вменят "потенциальное нарушение статута", эквивалентное вашему крупному хулиганству, и "неправомерное вмешательство в чужую жизнь". Скорее всего отделаюсь крупным штрафом.

Встав из-за стола, Хар налил себе еще чашечку чая, после чего, перебросив хвост через плечо, с комфортом уселся на плите, не обращая внимания на жир. Чайник подлетел к магглу, обновил и его чашку, вернулся на место. Некоторое время они молчали.

— Я убил их потому что они кричали, — тихо, но резко произнес маг. Годвин резко повернулся, не донеся питья до губ. Хар продолжил.— Мне хотелось бы сказать, что я убил их из сострадания и милосердия, но это будет, пусть и маленькой, но ложью. Я убил их, потому что они слишком громко кричали.

— Они… кричали? — осторожно уточнил Годвин, нарушая напряженную тинишу.

— Поставь чашку, — попросил Хар, отставляя свою.

Когда Марш освободил руки, маг с силой, но почему-то беззвучно, хлопнул в ладоши, глубоко вздохнул, шумно выдохнул, снова вздохнул, после чего закрыл глаза и спустя секунду издал оглушительный, сокрушающий волю вопль.

Психоментальная волна вымела из головы несчастного маггла все, снесла ясный ход мыслей, подобно шквальному порыву ветра, сметающему карточный домик. Волна из ужаса и глухого, неизбывного отчаянья лилась в свалившегося на пол человека, грозя окончательно сломить его дух и превратить в подобие тех несчастных. Он уже не помышлял о сопротивлении, о сохранении каких либо принципов, остатков гордости, если ему и удавалось чего-то желать, так это скорейшего, решительнейшего прекращения непредставимого кошмара.

Все прекратилось так же резко, как началось. Зрение постепенно прояснилось и он увидел дешевый линолеум своей кухни. Грязный пол приятно холодил щеку. Одежда неприятно липла к телу. Неведомая сила бережно подняла его, как тогда, в палате, водружая мокрое от пота тело обратно на стул. Годвин потратил порядком времени, чтобы окончательно очнуться. Твердая рука не-колдуна на плече была единственной причиной, почему он не свалился кулем обратно на пол.

— Эти чувства были не твоими, — подсказывал ему Хар, — это квинтэссенция сопереживания, когда ты воспринимаешь эмоции другого, как свои. Пойми, что у тебя нет причин испытывать их, и вышвырни из головы.

Откровенно неприязненный взгляд исподлобья ясно свидетельствовал о том, что вышвырнуть ему хочется кое-что другое. Вопреки этому, Хар совершенно не производил впечатление человека, сожалеющего о своем поступке.

Когда военный снова подчинил себе свое тело и стряхнул с плеча руку, не-колдун снова уселся на плиту.

— Моя реакция была все же скромнее, — заметил как ни в чем ни бывало Хар. — мне достало сил, чтобы заткнуть этих недоделанных баньши, но не скажу, что в этот момент я был в ясном уме. Годвин, — укоряюще наклонил он голову, — знаю, это было очень неприятно, но согласись, просто на слово ты мне не поверил бы.

Откровенно злой и уже взбодрившийся мужчина очень сердито смотрел на парня, вольготно рассевшегося на его плите. Парень отвечал мягкой укоризной и уверенностью в собственной правоте.

— А остальные пятеро? — сквозь зубы спросил Годвин.

— Повторюсь, я тогда был не в самом ясном состоянии ума, — поморщился Хар, скрестив руки на груди. — Действовал во многом на автомате. Остановил два сердца? Отлично, тут рядышком еще пять штук бьются впустую. Почему бы и их не стопорнуть? Эмпатия, как и любое другое чувство, подвержено перегрузке. После светошумовой гранаты тоже редко кто сохраняет ясность рассудка.

Хар расцепил руки, внимательно осмотрел ладони, провел языком по зубам и заявил:

— От эмпатической проекции у меня дурное послевкусие, схожу освежусь.

Маг скрылся в ванной комнате, оставив бывшего военного одного. Вернувшись ровно через шесть минут, Хар снова расположился на плите, пачкая до невозможности и без того грязные штаны. Изменилось немногое: мускулистые плечи Годвина уже не были столь сильно напряжены, из глаз исчезла смущенная злость, в руке появилась початая бутылка пива из холодильника.

Отошедший маггл про себя подбирал слова, набираясь решимости для главного вопроса. От него зависело очень многое.

— Мистер Поттер, — у Хара от такого обращения аж бровь поднялась, — вчера вы потратили свои силы на мое лечение и выглядели после этого измотанным. Сейчас вы свежи и полны сил…

— … а между этим, кончил семерых, — подхватил помрачневший парень. — ты подозреваешь, что я их как-то «выпил»? Как кровосос или праноед какой? Вынужден тебя огорчить — пусть я и владею подобным приемом, но нет, я не «пью» никого. Я слишком молод для подобного дерьма.

— Молод?

— Поглощение энергии через убийство себе подобных, простой и легкий путь к силе, — с отвращением сказал Хар. — Это скользкая дорожка к плохому финалу. Слишком много историй предостерегают от этого. А тебя я подлатал за счет своего резервного запаса жизненных сил, — он коснулся серьги с синим камнем. — Тело при правильном питании и медитациях производит больше праны, чем ему нужно, потом ее можно аккуратно запасти и при случае применить.

— Но все же христианская семья оказала на тебя большое влияние, — вдруг усмехнулся маг. — Принял меня за демона, колдуна, вампира. Трудно же мне будет с вами работать…

Годвин неопределенно повел плечами, отказываясь комментировать это. Но мысленно был с ним согласен.

Маггл допил чай и с силой поставил посуду на стол.

— Что за клятву я должен буду принести? — резко спросил он, чувствуя себя словно перед прыжком из самолета. Без парашюта.

— Вассальную клятву, — Хар на секунду задумался и продолжил. — Текст клятвы в твоем случае следующий:…

— Часть про королеву и Бога обязательна? — напряженно спросил Годвин, когда стихло эхо последних слов.

— Обязательно, — кивнул маг. — Пусть это во многом формальность, но королева, восходя на трон, берет под свою руку всех жителей своей страны. А ты к тому же еще и крещеный по заветам протестантской церкви. В посмертии ты обязан Богу и пойдешь по христианской линии. Так если не отречешься, то будешь «слугой многих господ», а такие плохо кончают. В кармическом смысле, — зачем-то уточнил маг.

— То есть, Бог?.. — как бы невзначай поинтересовался Годвин, впиваясь ногтями в ладони.

— Да существует Он, — раздраженно отмахнулся Хар. — Практически все мифы, легенды и религии этой планеты появились не на пустом месте. Ты, кстати, не обольщайся, тебе Рай, откровенно говоря, не светит. Слишком много прегрешений, за которые ты не особо и раскаиваешься, да и отмолить все это будет очень непросто.

Годвин с удивлением отметил, что эту новость он воспринял во многом со смиренным спокойствием.

— «Вверяю смерть и посмертие» — Задумчиво повторил он. Кажется перед ним открывались совершенно новые перспективы.

— Во многом софистика, — прокомментировал маг. — Физическая смерть, не затрагивает душу и совершенно не является уважительной причиной… для чего бы то ни было. Но для тебя это значимое событие, так что в клятве это нужно отразить. Видишь ли, ты дашь правильно составленную клятву магу. Это почти как заклинание читать, и если не соблюсти правила, оно не сработает должным образом.

Годвин молча уставился в потолок. По-хорошему следовало быть рассудительным, логичным. Взвесить все за и против. Но в глубине души он знал ответ. Еще тогда, вчера, когда он брел по полю во сне. Вместо старой осыпающейся побелки перед его глазами вставали образы и видения из детства. Когда-то он зачитывался историями об Алисе, слишком серьезной для Страны чудес, о неуклюжем волшебнике Изумрудного Города, всего лишь фокуснике, способном обмануть весь мир. Даже сказки Гримм не столько пугали, сколько очаровывали, и в тайне он мечтал оказаться там, в мире, где есть слуги, настолько верные, что обращаются статуей ради своего короля и есть короли, настолько благородные, что кровью своих детей возвращают своих слуг к жизни. Уже потом, когда он повзрослел, о тех грезах и мечтах осталась лишь память. Вся последующая жизнь совершенно не способствовала ни религиозности, ни мечтательности. Но, как оказалось, трепет и ожидание чуда никуда не пропали.

Годвин впервые за долгое время по-настоящему улыбнулся. Он вздохнул и начал произносить свое первое, пусть и «почти», но всамделишное, настоящее заклинание:

— Я — Годвин Винсент Марш, сын моего Отца, плоть от плоти моей Матери, рожденный в Честерфилдских землях, отрекаюсь от королевы Британской и Бога на небесах и присягаю Харольду Джеймсу Поттеру, сыну старой английской магии и древних чудес и моему новому господину. Я — Годвин Винсент Марш, Воин, Солдат…

— Достаточно, — мягко прервал его Хар. На какой-то момент ему почудилось, что монументальный вояка посмотрел на него с обидой… показалось. — Ты сделал выбор и не собираешься от него отрекаться. Этого пока достаточно. Клятвы лучше будет принести потом, по всем правилам, с Огнем, Железом… и с двумя ногами. Да, это важно. Теперь к делу. Ты ногу хочешь отращивать долго, за месяц или быстро, за неделю?

— ...В чем подвох быстрого способа?

— Ты проведешь всю неделю в ванне, наполненной чем-то вроде первичного бульона, на особой безвкусной диете, чтобы пища полностью усваивалась и рассасывалась еще до прямой кишки, и все это время придется мочиться в воду.

— Приемлемо. Когда начнем?

— Почему-то я так и думал. Начнем с завтрашнего утра. Это твои сегодняшние обед и ужин. — Хар выложил на стол два тюбика, как из под пасты, только больше раза в два. — пойдем в ванную комнату, обсудим нюансы…

* * *

Вернон спокойно разбирал корреспонденцию и составлял коммерческие предложения в своем кабинете. Словом, важная, но совершенно обычная рутинная работа, которую он выполнял по средам, пятницам и понедельникам.

— Дядя, мне нужно… — быстро начал Хар, появляясь из ниоткуда.

— Ох, ты ж гребаный!.. — дернулся от неожиданности Дурсль, разметывая бумаги по всему кабинету.

— Прошу прощения, — фальшиво повинился парень, оглянулся на дверь и шагнул в угол. Дверь приоткрылась и заглянула встревоженная дама, затянутая в строгий офисный костюм.

— Что здесь произошло, мистер Дурсль? — обеспокоенно обозрела она бардак.

— Все в порядке, мисс Палмер, — чуть натянуто улыбнулся ее босс. — Слишком живое воображение — иногда такое вообразишь.

Несмотря на все попытки выпроводить секретаршу, Вернону пришлось подождать, пока она не поможет ему споро собрать все бумаги, и только когда она аккуратно закрыла за собой дверь, он смог обрушиться на родственничка.

— Какого дьявола ты вламываешься?!... — яростно зашипел он.

— Деньги-шменьги, мистер Дурсль. — закатил глаза виновный в недавнем хаосе.

— И это, по-твоему, повод...

— Дядя, вы знаете, сколько получает ваша фирма за год, и сколько получили вы лично от меня за две недели. Я тоже знаю.

— Кхм, — смутился бизнесмен. — Чума и имперцы на твою голову, поганец. Садись и выкладывай свое дело.

— Мне нужно большое многоэтажное здание, в котором можно разместить около сотни семей. — Хар уселся прямо на стол. — И желательно не достроенное, на этапе внутренней отделки, чтобы можно сделать все под себя. И чтобы дом был моим уже к сентябрю.

Вернон, собравшийся уже возмутиться из-за чьей-то задницы на его бумагах, резко задумался. Если племяннику его жены было глубоко наплевать на то, сколько это будет стоить, то ему нет. Проморгавшись от скопища нулей, загромоздивших весь обзор, сказал, что ему нужно сделать пару звонков и с подспудным раздражением оставил Хар ждать его в кабинете. Поначалу умилявшая восхитительная наивность фундаментальных принципах ведения любого бизнеса уже раздражала и казалась дуростью. Провести ему краткие курсы по основам, что ли, думал Дурсль Через полчаса он вернулся с бумагами и новостями. По заданным условиям в Англии было найдено два объекта, но один Хар забраковал за малую площадь, второй из-за планировки. Вернону пришлось доставать бумаги по третьему объекту, который Хара устроил, но тут уже сам бизнесмен был против:

— Эту гостиницу строили совместно с французами, так что это вопрос не столько экономический, сколько политический, пусть и на градоправительном уровне…

— Мажьте золотом всех, кого можно подмазать, и составьте список тех, кто идейный. Я с ними поговорю…

* * *

Когда Хар нашел искомый адрес, уже серьезно вечерело. Солнце скрылось за горизонтом, бросая прощальные лучи, звезды грозили вот-вот усыпать весь небосвод. Хар отряхнул мантию, поправил рукава и с волнением, который заметил бы только очень хорошо знавший его человек, направился к дому. Здание, кстати, заслуживало отдельного описания: трехэтажная домина, почти особняк, каждый следующий этаж меньше предыдущего, явно выстроена волшебниками, слабо понимающими в архитектуре, но превосходно разбирающимися в трансмутации, трансфигурации и укрепляющих чарах. Постучав чугунным грифоном, Хар с интересом засмотрелся на резьбу входной каменной арки.

Когда дверь резко распахнулась, маг с трудом удержался от испепеления встречающего. Оборотень. Опять.

— Ты к кому, малыш? — подчеркнуто снисходительным тоном осведомилась у него девица самого что ни на есть бунтарского вида. Пирсинг, татуировки, выщипанная левая бровь и кислотно-синие волосы. Мешковитая, демонстративно рваная одежда, совершенно не прячущая молодое и фигуристое тело. В общем, весь комплект не-такой-как-все. Странник испытал острый приступ ностальгии — он вспомнил старый добрый фриголиндский бордель «Фестальское гостеприимство», где он снимал каморку на чердаке. Камилла Сахарные губки, Ласс Трепет, Джулла Крикунья — привратница составила бы им достойную конкуренцию в эпатажности. А вчетвером они наверное, и Дамблдора затмили бы. Разве что кобура с пистолетом на боку сильно портила образ.

— К Ремусу Люпину. — старался он не улыбаться. Не получилось.

— Да-а? А мистер Люпин тебя ждет? — гляди-ка, про себя развеселился Хар, бунт бунтом, а Люпина уважает. Вот что значит иерархия.

— Я Харольд Поттер. Мы договорились встретиться.

Так и не назвавшаяся привратница окинула его оценивающим взглядом. Захохотала. Закрыла дверь. Громко лязгнула щеколдой.

Несколько секунд Хар растерянно изучал чугунного грифона вблизи. Моргнул. Вздохнул. Постучал еще раз. Подождал. Оценивающе смерил чары на двери и... раздумал выносить дверь. В магическом взоре за слоями защиты самой двери с косяком видно не было. Вместо этого он грязно, в голос заматерился и забил в дверь с силой, подвергшей петли с засовом нешуточному испытанию.

Когда щеколда глухо звякнула, Выщипаная-бровь резко выглянула со свирепым выражением лица. В руке она умело держа пистолет. Она уже раскрыла рот для ответной брани, но осеклась: засранца и след простыл.

Чертов паршивец... даже с легким огорчением пробурчала она, закрывая дверь. На легчайший порыв воздуха она, поглощенная своими переживаниями, не обратила внимания.

Невидимка Хар, в последний миг успевший проскользнуть сверху нее, мысленно мерзко захихикал. Маг оказался в холле с проходами слева и справа и лестницей напротив двери. Он "принюхался", выискивая след Ремуса посвежее, и уже ступил на лестницу, как на сцене появилась зрелая красивая дама в домашнем платье.

— Абигайл,то здесь происходит?

Выглядела она в вышей степени прилично, но из-за безымянной бунтарки у Хара тут же прошла ассоциация с бордель-маман. Если бы не то, что бунтарка признавала присутствие Ремуса здесь, то он бы усомнился, не ошибся ли он адресом? Кстати, она тоже была оборотнем, как Люпин, как Выщипаная-бровь.

— Да стучался какой-то мутный типчик, — отмахнулась девица, — врал, что тот самый Мальчик-который-выжил, прикиньте? Парню четнырнадцать, как минимум, лоб гладкий как не знаю что, а главное, как уверенно и хвастливо заявляется...

"Я?! Хвастливо?!!", почему-то это задело Хара.

— ... а как открыла фьють, свиинтил, мажорик.

Хар ласково улыбнулся.

— Абби, — скрестила дама руки под внушительной грудью, — во-первых, сколько раз я тебе говорила, что тебе не следует открывать двери...

— Но Анна, — вскинулась бунтарка, — я же ему слова не сказала, хоть и стоило! Сразу закрыла дверь!

— Во-вторых...

Краем уха отслеживая беседу, Хар поднялся на последний этаж и постучался. Уверившись в выборе, после "Входите!", сказанного знакомым голосом, он сбросил маскировку и зашел.

— Харольд? — удивился Ремус.

Поттер не сразу ответил, с любопытством разглядывая кабинет. Конечно, после кабинета директора Хогвартса не так интересно, но посмотреть было на что: одна амфора, стоящая в углу и явно заполненная солью, свежим жирным пеплом, костной мукой и чем-то еще, чего стоила — на редкость знакомый аромат, где-то он уже встречал эту смесь, где-то, где она была не совсем легальна. Или коллекция старых ритуальных ножей на полке сбоку со слишком явными следами использования, чтобы быть чисто парадного назначения...

— Хар. Прошу, называйте меня Харом. — ответил маг.

— Здравствуй, Хар. А как... — замялся Ремус.

— Прокрался. — предупредил Хар вежливые попытки сформулировать вопрос: "Как ты сюда проник?" — Меня встретила маггл-оборотень, долбанутая, по ней видно, не поверила, что я это я. Пришлось совершить... — Хар прервался, вспоминая формулировку: — "незаконное проникновение на частную территорию, отягощенное применением нелицензионной магией".

Судя по выражению лица оборотня, данный пункт списка наказуемых деяний здесь если и существовал, то в очень другой формулировке. Или он просто не оценил шутку.

— Кхм, — прервал он неловкую тишину. — Всего лишь немного невидимости.

— О, это совершенно меняет весь расклад. — закивал оборотень. — Суд обязательно это учтет.

Единственное, что выдавало его — лукавый блеск глаз и да отчетливое ехидство в глубине души.

«Еще один серьезный иронист, — тоскливо подумал парень. — Мало мне было...»

— В таком случае суд наверняка заинтересует и место преступления, — быстро заговорил парень. — Насколько мне известно, оборотни в волшебном мире считаются чем-то вроде второго сорта. А тут полный дом оборотней, да не простых, а истинных. А некоторые и при стволах. Признавайтесь: революцию затеяли?

Видя, как Люпин отводит глаза, Хар на миг подумал, что попал в десятку… подумал бы, если бы не веселье, царившее в настроении собеседника.

— Не думаю, что найдется суд, который осмелится нас осудить, или прокурор, который выдвинет нам обвинения.

— Даже так? — выразительно поднял бровь Хар — Еврейские жидооборотни купили всех?

— Нет, — все же усмехнулся Ремус. — Дело в том, что ключевой фигурой в нашем движении является... Безликий. Не думаю, что кто-то осмелится обвинять или судить Его.

Улыбка на лице Хара сделалась приклеенной: Люпин не лгал.

Учитель? Да? О, нет. Ох... А меня в известность когда собирались поставить? Когда мир уже будет вашим? — обреченно спросил Хар. Ответом ему был театральный злодейский хохот.

— С дороги, глупая девчонка!

— Умоляю, только не его! Только не… Гарри, возьми…

— Хар, проснись, ты как ледышка!

...спокойный, внимательный взгляд.

— Авада Кедавра!

— … а ну…

Хар проснулся. Изменение состояния сознания произошло мгновенно, будто рубильник дернули. Р-раз, и он лежит в постели, а над ним нависает встревоженная Анна.

— ...прекрати, холодно!

Хар мысленно ругнулся, возвращая в комнату температуру.

— Все в порядке, — оперся на локти он. — Просто… приснилось.

— Просто сон, значит?

— Не самые приятные воспоминания.

Его кривая улыбка была насквозь искусственной, но дальнейших расспросов не последовало, за что он был ей благодарен. Даже если об этом пишут в учебниках новейшей истории, говорить об этом Поттер не желал.

Хар перевел взгляд с потолка на соблазнительно раскачивающуюся перед носом грудь. Лениво проскользнула мысль куснуть, но настроение было совершенно не подходящим. Вместо этого он со вздохом встал и начал облачаться. Вещи возникали из ниоткуда и натягивались на него с минимумом содействия с его стороны. Мысленно ругаясь на себя — из-за переохлаждения мышечный тонус никакой — Хар вытянул из “кармана” цветок — на этот раз искусно вырезанный дерева колокольчик — и с шутливым поклоном вручил женщине. Та, с достоинством, которого не ожидаешь встретить у обнаженного человека, приняла дар и начала с любопытством его осматривать.

Что оборотень, что маг, оба скептически относились и традиции дарить веник, который все равно через пару месяцев[1] придется выкинуть на помойку. Для чего-то посущественнее, вроде украшений, недоставало определенности в отношениях, для чего-то по полезного он слишком мало знал о ней, даже книгу по вкусу не подберешь, так что обходились ни к чему не обязывающими сувенирными поделками телекинетика.

— На сем прощаюсь, о густогривая волчица, — продекламировал Хар, мягко касаясь губами скулы. — Остались еще дела перед отправлением.

— Прощай.

Когда парень перемахнул через подоконник и исчез, она подгребла под себя подушку и по привычке попыталась нюхнуть цветок. Пах он свежесрубленным тополем. Скосив глаза на часы, стоящие на тумбочке, она убедилась, что еще часик можно подремать. Но сон не шел. Мысли снова и снова возвращались к ее… (не)любовнику? Единственным местом их встреч была эта комната — ее спальня, в которую он заглядывал, минуя защитные чары и взоры других жильцов штаба. Их не связывали никакие обещания, ни явные, ни подразумеваемые. Оборотень отчетливо сознавала, что если она заведет с кем-то другим отношения, то Хар отнесется к этому с тем же спокойствием и уважением, с которым предложил ей заняться сексом на втором часу их знакомства. До сих пор ее иногда охватывало сомнение в произошедшем — почему она не влепила нахалу пощечину, не рассмеялась над амбициями мальчишки? Будучи воспитанницей старой, обедневшей семьи, она никогда не была сторонником промискуитета и тщательно подходила к выбору мужчин. Излишне тщательно, для оборотня. У нее никого не было уже долгие годы, несмотря на естественные потребности, подкрепленные плотским голодом волчицы внутри. Может, именно потому и согласилась, что Хар выглядел слишком молодо, чтобы она требовала с него, как с мужчины, но вел себя достаточно выдержанно и спокойно, чтобы она не отбросила его предложение как несусветную глупость. И определенно, он, не будучи легиллиментом, как-то сумел её прочесть, понять, что она находится как раз в том состоянии, когда можно предлагать свободные отношения без обязательств.

Анна покосилась в окно. Хар честно предупредил, что эта встреча может быть последней, так как после начала учебного года свободного времени попросту не будет. А планировать что-то на время, отстоящее более чем на полгода он не считает разумным. За это время конец света может трижды наступить[2], говорил он.

Ну что ж, томно потянулась оборотень, если даже этот легкомысленный мальчишка всерьез намеревается как следует поработать, то и ей не след отлынивать. Если она отнесется к своей работе бухгалтера спустя рукава, Ремус пустит все их авантюрное начинание по ветру.

* * *

Элиза, заглянула в карманное зеркальцо, осторожно касаясь пальцем уже малозаметных отметин. Хар предупреждал, что эпидермис будет восстанавливаться дольше всего, но со временем и эти следы исчезнут. Вернув зеркальцо в карман, она заступила дорогу несущего ящик рабочему.

— Закрытая зона. Иди туда, — махнула рукой, — там сверни два раза направо.

Сопроводив взглядом недовольно бурчащего грузчика, Шепард заметила Годвина, беседующего о чем-то с главным.по бригаде.

— Знацца, принимаете? — пробухтел бригадир.

— Принимаем. Теперь подвалы и последние два этажа.

— Последние этажи... — поскучнел бригадир. — Слуште, как же вы смогли утвердить такую хрень?

Сказочно богатый и сверхъестественно убедительный заказчик, подумал Годвин.

— Все административные вопросы к мистеру Дурслю, — отчеканил он.

Клятва встрепенулась птицей и указала, что он рядом и с ним все в порядке. Минуту спустя из-за угла вышел представительный молодой мужчина с длинными волосами. Внешне спокойный, внутренне злой… на себя?

— Как работы?

— Согласно графику, Мистер. Завтра начнем подвозить станки.

— Превосходно, — кивнул Хар, отвлекаясь от дурных мыслей. — Напоминаю, верхние этажи надо объединить до конца сентября.

— Так рухнет же все! — взвыл бригадир.

— Доверьтесь мне. Не рухнет.

Когда Марш закончил принимать доклад от бригадира, не-колдун уже до стоящей у неприметной двери Элизы Шепард и приступил к тщательному медосмотру… как он его понимал. Легонько, словно разглаживая, провел кончиками пальцев по уже еле заметным стигматам на лице. Прижал ее лоб с своему. Постоял так, с закрытыми глазами, словно прислушиваясь к чему-то. Вдавил ладонь глубоко в живот. Элиза стоически переносила все эти манипуляции. Снующие вокруг магглы происходящее не замечали в упор.

— Покажи мне зеркало, — оторвался от тела и выпрямился Хар.

Небрежным жестом она вынула требуемое и вложила в протянутую руку

— Зеркало куплено недели полторы назад, ты же успела посмотреть в него уже триста сорок с чем-то раз, — утвердительно произнес Хар.

— Не могу сказать, не считала, Мистер. — Ответствовала снайпер со свойственной ей спокойствием.

— И не возмущайся, — невозмутимо парировал несказанное маг. — Лучше подумай вот о чем: какие симптомы бывают у свежепростывшего человека? Это был не риторический вопрос.

— Насморк, кашель, температура.

— Хорошо, — кивнул Хар. — А теперь просто поразмышляй, какие могут быть осложнения, если простуду не пролечить вовремя? Тяжелые, разнообразные, иногда летальные. У тебя же явно проступает дисморфобия. Пока что выглядит безобидно, — часто смотришься в зеркало — но может прогрессировать так же, как простуда. Через неделю другую отметины сойдут полностью, но привычка останется. Тебе постоянно будет казаться, что где-то осталась еще тень, призрак страшного уродства. Начнешь усиленно краситься, но это не поможет. Потом начнется депрессия, панические атаки. Социальная депривация, суицидальные мысли, в итоге будешь полностью оторванной от общества. Я видел конечную стадию — жалкое зрелище. Нахрена, спрашивается, мне такой вассал? И ладно я, — взмахнул парень руками. — Нахрена ребенку такая мать? — картинно коснулся пальцем губ Хар. — Или правильнее наоборот — нахрена такой матери ребенок?

Прямо по больному месту заехал, отметил Годвин, видя, как распахнулись карие глаза и стиснулись кулаки.

— Может, мне тогда не заниматься восстановлением твоей детородной функции? М-м-м? — серьезно, без злорадства заглянул Хар ей прямо в глаза. — Давай я не буду тратить свое время и силы на это дело, а ты продолжишь деградировать. Все будут счастливы. Кроме нерожденных еще детишек, которых не забросит мать из-за чрезмерной концентрации на своем личике. Что скажешь, о могучий и самодостаточный человечек? Признаем наличие психического заболевания на начальной стадии, когда его можно легко и беспроблемно купировать или продолжим упорствовать?

* * *

— Нет, Годвин, я не перестарался. — проговорил маг, смотря вслед удаляющейся женщине с телефонным номером на бумажке в руке.

— Хм? —— выразил бывший военный сомнение.

— Уверен. Более того — она признала наличие проблемы и видит в ней угрозу своим еще не родившимся детям. Она пролечится у психотерапевта со всем яростным тщанием, на которое способна будущая мать, — настроение Хара незначительно просело, словно он вспомнил что-то неприятное.

Годвин, благодаря клятве чувствующий уверенность Хара, все же решил поверить на слово. Вообще, если говорить откровенно, Годвин, несмотря на все предупреждения и объяснения не-колдуна, серьезно недооценил клятву. Когда он произнес свои почти волшебные слова, когда Хар произнес свои очень волшебные слова, когда они скрепили надрезанные железом ладони, стоя в центре бушующего огня, он потерял какую-то часть своей... нет, не свободы, для военного, подчиняющегося чужим приказам это было привычно. Он словно лишился части приватности, как если бы в нем поселилась часть не-колдуна. Теперь его... господин мог всегда узнать его местонахождение, состояние и эмоции. Но что удивительнее, это работало и в обратную сторону. Находясь вблизи, Годвин мог бы даже определить, лжет ли не-колдун… если бы он солгал хотя бы в малости, хотя бы раз. Этот чертов маг всегда был уверен в том что говорил и всегда был готов ответить за свои слова. Маршу было крайне любопытно, все ли маги такие, или это ему попался такой честный?

— Теперь поговорим о делах. Назначаю тебя главным над остальными. Теперь ты мой заместитель.

Годвин выразил свое удивление лишь поднятием брови.

— Именно поэтому, — кивнул Хар. — Элиза ради возможности иметь детей пойдет за мной в бездну и так же верно скинет меня туда, если их ей пообещает кто-то другой. Жокей не мыслит себе иной жизни, где нету взрывчатки и стрельбы. На меня ему пока что скорее насрать, чем не насрать. Джефф подобен ветру. Он будет служить, пока ему не наскучит та сказка, которую я ему открыл. Француз… без комментариев.

Они поморщились.

— Ты же до сих пор относишься с недоверием ко мне, магии и даже к собственной ноге, остатки религиозного воспитания в тебе неожиданно сильны. Но ты серьезнее чем кто либо отнесся к клятве, и тебе потребуется очень серьезная причина, чтобы предать меня. И отчасти это вызов мне самому. Я или научусь с тобой работать, или убью тебя, пытаясь.

* * *

Хар стоял на перроне и с любопытством рассматривал локомотив Хогвартс Экспресса. Примитив, конечно, но вполне добротно сделан. Вокруг сновали взрослые и дети.

В последнем письме директор Дамблдор, кроме всего прочего, настоятельно рекомендовал прибыть в школу на поезде. “Общая точка вхождения в социум”, писал он. Странник с некоторым скептицизмом отнесся к мысли, что он сможет войти в местное консервативное общество, но решил, что попробовать стоит.

Хар прошел мимо каминов, из которых выходили преимущественно богато одетые представители старых семей, направляясь к арке перехода на маггловский перрон. Он уже сориентировался, что станция отправления волшебного экспресса располагается за городской чертой, так что решил уточнить местную практику порталопостроения, одна из его основных специализаций, как-никак..

По пути он рассматривал мимопрохожих: среди них периодически попадались интересные личности — некоторых он даже старался по возможности обходить, во избежание. Тут его чуть не сбила махом выскочившая из ближайшего камина многодетная семья, возглавляемая пухлой женщиной. Что интересно, все рыжие как на подбор.

— Ронни? Джордж? Фред? — завертела головой глава семейства, проверяя комплектность своего выводка, цепко держа за руку совсем уж девчушку. — Перси? Все здесь? Не отходите от меня. Вещи у всех с собой, никто ничего в сети не потерял?..

Обогнув шумно галдящую семейку, Хар с любопытством покосился на них. Так, на ходу, многое не различишь, но в старших сыновьях проглядывал стержень. Такие целеустремленные парни или добьются в конце концов своего или убьются, пытаясь. Мамаша их, кстати, ничем не уступает. В младших еще ничего такого не просматривалось, но кровь не водица...

* * *

В дверь постучались.

— Открыто. — отозвался Хар, не отрываясь от книги.

— Вы не видели здесь Харольда Поттера? — не утруждаясь приветствием выпалил младший рыжий. Ронни, кажется?

— Одиннадцатилетний пацан с черными волосами, зелеными глазами и шрамом на лбу? — издевательски уточнил юноша.

— Да, где он? — возбужденно вскинулся рыжий.

— Понятия не имею, — со смешком признался Хар, все же оторвав взгляд от страниц. — Если даже он и поступает в этом году, то ты все равно на распределении с ним столкнешься. Имеет ли смысл сейчас по вагонам носиться?

Рон тяжело вздохнул. От беготни уже начали гудеть ноги, а толку чуть, так что к словам незнакомца он решил прислушаться.

— Я Рон. Уизли, — свалил он свои вещи скамью и сел рядом.

— Харольд Поттер, — откликнулся юноша, перелистывая страницу.

— Да ну тебя, не смешно — насупился рыжий.

— Хорошо, зови меня тогда Бернбоунс, — не стал спорить Хар.

— Это нечестно! — Возмутился Рон. — Я назвался настоящим именем, ты тоже должен!

— Кому? — поднял бровь Хар. — Рон, вечером распределение, там ты все равно узнаешь мое имя, так что перестань меня отвлекать.

— Распреде… Поступаешь?

— Мгм…

— Но почему только сейчас?

Этот вопрос Хар проигнорировал.

Так и сидели с повисшим в воздухе вопросом, пока снова не постучались в дверь.

— Извините. Вы тут мою жабу не видели? — обреченно спросил пухлый парень.

— Не видели. — мотнул головой Рон.

— Я потерял ее! — запричитал мальчик — Она вечно от меня убегает!

— Она в вагоне, походи еще по купе, — предложил ему Хар.

— Да, наверное, — грустно произнес круглолицый. — Что ж, если вы ее увидите...

— Не пойму, чего он так волнуется, — Рон пожал плечами, когда захлопнулась дверь. — Если бы я вез с собой жабу, я бы потерял ее еще на платформе. Хотя моя крыса немногим лучше жабы, так что не мне об этом говорить.

Не долго думая, он полез в сумку, достав оттуда облезлую крысу и сверток. Хар заинтересовался. Тварь выглядела очень старой и почти разумной, как книзл... если не как человек.

— Это моя крыса, — то ли похвастался, то ли пожаловался Уизли. — Ее зовут Короста, и она абсолютно бесполезная — спит целыми днями. Она вроде как семейный талисман, когда Уизли едет в Хогвартс, он берет с собой крысу.

Он тоскливо вздохнул.

— Теперь мне с ней возиться, пока Джинни — моя младшая сестра, не поедет в следующем году.

Рыжий развернул сверток, в котором оказалась нехитрая снедь и принялся есть. Хар поразглядывал немного крысу и вернулся к чтению.

Снова постучали.

— Никто не видел жабу? Невилл ее потерял, а я помогаю ему ее отыскать. Так вы ее видели или нет? — не дожидаясь ответа открыла дверь и вопросила девочка прямо-таки начальственным тоном. Хар почувствовал удивление наряду с раздражением: по ауре — стереотипная равенкло, но хамит и ставит себя, как гриффиндорец. Невилл, тот круглолицый мальчик, мялся за ее спиной и, похоже, сам был не рад такой помощи.

— Дальше по коридору, предпоследнее купе слева, под скамьей, за чемоданом, — все же сверился с восприятием Хар.

— Но как… — с девочки слетела вся напускная важность.

— Жаба, — напомнил Хар.

Девочка тряхнула каштановой копной и унеслась к указанному месту. Дверь так и не закрыла, кстати. Рон с интересом смотрел на Хара, но вопросов не задавал. Все же некоторое волшебное воспитание у него было…

— Как ты узнал? — примчалась обратно девочка с жабой в руках, начисто забыв про беднягу Невилла.

… в отличие от этой невежественной обретенной.

— Магия, — буркнул Хар.

— Можешь научить? — с готовностью вытащила палочку невежда. Тут на нее с осуждением уже посмотрел даже Невилл, не говоря о Роне.

— Как тебя зовут? — вздохнул Хар.

— Гермиона.

— Бернбоунс. Рыжего звать Рон Уизли. — кивнул он в сторону Уизли.

— Невилл Лонгботтон. — представился пухлик.

— Гермиона, я не буду тебя у… — начал было Хар, как почувствовал знакомую ауру.

Поттер встал, подвинул девочку и выглянул в коридор. Ага!

— Какой приятный сюрприз, мистер Уайт! — широко оскалился Поттер. — Окажите любезность — составьте нам компанию. Я настаиваю.

— Я давно ждал нашей встречи… мистер Блэк, — с трудом сохранил лицо застигнутый врасплох беловолосый мальчик.

[1] В волшебном обществе существуют и широко применяются различные консервирующие чары, в том числе для цветов, которые увеличивают время хранения на порядки.

[2] Подходит несколько историй, но Хар скорее всего имеет ввиду следующую. В реальности, весьма далекой от Земли-Трех империй, на планете Эридане случилось три разных Конца Света подряд менее чем за половину оборота планеты вокруг светила. Сначала истек срок запретительной директивы на Планетарном Терминале и вернулась магия. Эфирный катаклизм погубил тонкую электронику и отбросил туземную цивилизацию на несколько веков назад, во времена телеграфа. Пошедшие в разнос АЭС и появления первых одаренных довершили Конец Света, “каким мы его знали”. В последовавшем хаосе один из любопытных одаренных, не сдерживаемый в изысканиях никем и ничем, доэкспериментировался до сверхадаптивного смертельного вируса, сократившего население планеты с восьми миллиардов до тридцати миллионов за треть оборота планеты, что приравнивается к Концу Света, как гибели цивилизации. Финальным аккордом стало посещение планеты экспедиционным флотом Ши’арк, молодой