Simple steps (джен)

В яркой, по-джедайски насыщенной жизни Энакина был всего один-единственный раз, когда у него по-настоящему сдали нервы и он сбежал. И это даже если учитывать его побеги из Храма в детские годы, множество случаев, когда он сводил мастера с ума от беспокойства, исчезая на миссии с очередной авантюрой, и тот кошмарный случай, когда он улетел с Набу вместе с Падме, чтобы навестить мать. Даже если учитывать всё это, был всего один-единственный раз, когда он по-настоящему потерял над собой контроль. И это был день возвращения с Джабиима.

Два месяца, два долгих месяца на дождливой, грязной планете стали одним бесконечным кошмаром, и сразу по возвращении Энакина призвали в Совет для отчёта. С каждым его словом горе камнем придавливало советников, пока Энакин сухо вспоминал, как погибали падаван за падаваном, джедай за джедаем, и когда он, наконец, добрался до части о своём мастере, пропавшем и предположительно погибшем, опустились даже плечи Мейса, не выдерживая цены поражения. Йода поднялся со своего кресла, согнувшийся, словно вся тяжесть галактики легла на него, и подошёл к нему. По интуиции и памяти многих встреч с ним Энакин опустился на колено, оказываясь на одном уровне с крошечным мастером.

Йода взглянул на него, морщинистые брови сблизились в сочувствии, понимании и печали. Энакин просто смотрел на него, онемевший до самого сердца после ада Джабиима. Зелёная когтистая лапка потянулась вперёд, коснувшись его руки, и Энакин вздрогнул.

— Своего мастера нашёл ты?

— Нет, Мастер Йода.

Глаза Йоды закрылись, голова его опустилась, как никогда сгибаясь под тяжестью лет.

— Великая потеря это. Великая потеря.

— Он не умер.

Не в первый раз Энакин заявлял это. Он объявлял это часто и громко на Джабииме. Он начинал уставать повторяться. Кошмарный момент в дожде, когда связь неожиданно взорвалась болью и потом замолчала, до сих пор преследовал его.

Энакин никогда не был один в своём разуме. Даже ребёнком, хотя он не мог напрямую слышать мамины мысли или понимать, что она чувствует, он всегда ощущал её рядом с собой, даже во время гонок. Мама просто всегда была там. Мама всегда была рядом, даже когда он оставил её на Татуине, собираясь стать джедаем.

Ощущение её со временем притупилось, но потом вместо него появился Оби-Ван. Мастер очень скоро начал работать над их связью, ласково заплетая каждый узел и медленно укрепляя её. Когда ощущение матери начало истаивать, ощущение мастера стало расти. Оно расцвело сильнее, чем кто-либо мог ожидать, с началом Войны клонов. До этой страшной вспышки боли мастер всегда был сильным и ровным присутствием где-то в уголке сознания. Расстояние, на котором они могли общаться друг с другом, постепенно возрастало, больше разделение в пару комнат не сводило общение к слабому восприятию эмоций друг друга. Первое столкновение с Гривусом на той ледяной планете подтвердило, что они могут разговаривать, несмотря на километры между собой.

В тот кошмарный день Оби-Ван ворчал, недовольный дождём и тем, как жалко начиналась битва. Анализировались планы и стратегии, в то время как часть Оби-Вана тихо скорбела над погибшими джедаями. Так похоже на Оби-Вана, тихий шелест его эмоций, почти привычной скорби или редкой радости, всегда оживал в сознании, и Энакин беспечно воспринимал его как должное.

Потому что когда он исчез, когда внезапно умолкли шорохи и переговоры, пришла непривычная, жуткая тишина. Шорохи были заверением, что Оби-Ван где-то рядом и не покинул его, как мать когда-то. Неважно, каким расстроенным или раздражённым мог быть с ним Оби-Ван, он всегда жил здесь, в сознании. За его ровный огонёк Энакин отчаянно цеплялся после кошмаров, к нему он обращался в растерянности, его лихорадочно искал в пылу боя. Считал естественным, неотъемлемым и даже не задумывался о нём.

Тишина так и не ожила шорохами, и в последующие бесконечные дни на Джабииме Энакин с запозданием понял, как же часто он оглядывался на тёплое свечение в углу. Связь с Падме росла очень медленно: сама она не была чувствительной к Силе, и ковать связь с ней можно было только в редкие минуты наедине. Сейчас, застряв на бурной планете, в первый раз в свой жизни Энакин оказался один.

Он понял, что ненавидит одиночество.

Никакие крики или попытки дотянуться до мастера не приносили успеха. Нить в затихшей, пустой связи тянулась в никуда, но Энакин ни на секунду не переставал поддерживать её, пытаясь вновь обрести мягкий, ровный свет. Ради него он так отчаянно вёл поиски, не прерываясь на сон или еду, но в конце концов истощение остановило его, как и надежду найти след пропавшего мастера.

Но Оби-Ван не умер.

Энакин знал смерть. Смерть ему как старая любовница, давно и хорошо знакомая. Он чувствовал её в связи с матерью, иссохшей и увядшей, оборвавшейся болью, когда она умерла. Шок от присутствия матери, её ласкающее ощущение после долгих лет молчания, внезапно вспыхнувшее и погасшее. Разорванное и растерзанное сознание, когда человека, которого он любил с первого дня жизни, больше не стало. Острая резь потери. Только что мама была здесь, полная любви и жизни, хотя тело её умирало, и разрывающееся сердце, когда она ушла. Он видел, как связь с ней, хрупкая от долгого бездействия, окончательно разбивается и исчезает в пустоте.

Он ощущал хлёсткий удар смерти почти постоянно, когда клоны, джедаи, падаваны, даже мирные жители погибали рядом с ним в этой проклятой войне. Смерть ему — старая подруга, её присутствие сложно не заметить.

Но он не почувствовал её удара с Оби-Ваном. Их связь всё ещё существовала, не обрываясь, но уходя концами в никуда. И пока связь ещё жила, Энакин знал, что Оби-Ван не умер. Он знал это, просто знал.

Но все убеждали его, что это невозможно. Что мастер не мог пережить взрыва АТ-АТ. Что он должен смириться с тем, что мастер воссоединился с Силой. Что он растрачивает ценные ресурсы на поиски мертвеца. Что если он не признает потерю мастера, то рискует рассудком и жизнями вокруг себя. Что он нужен клонам и должен сосредоточиться на чёртовой битве, коммандер. Что он может вести поиски тела позже, после того, как разобьют сепаратистов. Что приходят свежие силы джедаев и их нужно вводить в курс дела. И никто не слушал, когда Энакин говорил, что Оби-Ван ещё жив.

Поэтому он перестал повторять. Вести заведомо проигрышную битву.

Тишина в связи росла, надежда найти следы мастера стала сменяться отчаянием.

Энакин просто устал. И онемел. И просто не хотел сейчас с этим связываться.

Йода взглянул на него с непривычной добротой и сочувствием. Рука на его плече сжалась, и маленький мастер тяжело вздохнул.

— Умер или нет, новый мастер нужен тебе.

— Оби-Ван — мой Мастер.

Оби-Ван и никто другой. Потому что Оби-Ван ещё жив. Ему не нужен новый мастер.

Йода вздохнул.

— Отдохни, отдохни, юный падаван. Поговорим позднее мы, утром.

Энакин в оцепенении покидал зал Совета. Но это становилось его нормальным состоянием. Без Оби-Вана мир казался тусклым. Слишком тихим.

Он вернулся в их квартиру, домой в первый раз за последние пять месяцев. Это ощущалось так неправильно. Оби-Ван должен был быть с ним рядом или уже на полпути к Дексу, чтобы набрать вкусностей и отпраздновать возвращение домой, пока Энакин разберёт вещи и отправит сообщение Падме, что они вернулись.

Комнаты чувствовались холодными. Пустыми. Мёртвыми. Только Энакину не нравилось думать о них, как о мёртвых, потому что это подразумевало вещи, которые он отказывался представлять. Он повернулся к кухне, собираясь набрать что-нибудь на перекус, и почти ожидал, что увидит в ней Оби-Вана, гремящего посудой в руках и начинавшего готовить что-нибудь из любимого у Энакина. Каким бы уставшим мастер ни был, в этом внимании и заботе он не отказывал никогда.

Мастер часто повторял: Энакин вырос не в Храме, есть вещи, которые он не знает, и вещи, которых не знает Оби-Ван, потому что он не жил нигде, кроме Храма. Мастер всегда старался приспособиться к странностям из прошлого Энакина и твёрдо верил, что падаван станет таким же хорошим джедаем, как и любой воспитанник Храма. Когда Энакин упоминал некоторые вещи, которые мама делала для него, Оби-Ван обдумывал их, немного говорил о привязанностях за ними, признавал мудрость матери и обсуждал, что может оказаться им достойной заменой, удовлетворить в них потребность, но не заменить саму мать.

Одним из этого было приготовление любимого блюда для Энакина после особо плохого дня или в празднование особых успехов. Из них двоих Оби-Ван всегда был лучшим поваром (и единственным после отлучения Энакина от кухни из-за случайности с духовкой), и Энакин не возражал — наслаждался — сидеть за столом и делать домашнюю работу, искоса наблюдая, как мастер возится на кухне.

Аппетит пропал. Энакин вошёл в комнату Оби-Вана, возвращая немногие мелочи, которые забрал с собой из их крошечной палатки на Джабииме. Оби-Ван расстроился бы, когда вернулся и узнал, что падаван бросил все его вещи.

Комната всё ещё хранила запах мастера, даже после пяти месяцев отсутствия. Тяжесть сдавила грудь, когда Энакин заметил на маленьком письменном столе пустую чашку, забытую Оби-Ваном в спешке очередных сборов на фронт. Чашка была словно свидетельством, что Оби-Ван ещё жил здесь, что он на только на минуту вышел из комнаты за печеньем и скоро вернётся, возмущённо воскликнет, что Энакин опять делает рядом с его датападом… Чашка терпеливо ждала хозяина, чай в ней давно остыл и высох, но Оби-Ван не возвращался.

На Джабииме их преследовал один кризис за другим. Энакин мог игнорировать тяжесть одиночества. Холод. Тишину. Всегда что-нибудь требовало его внимания, полной сосредоточенности, и хотя бывали моменты, когда он по-привычке тянулся к тёплому свету и не находил его, ему было, на что отвлечься. Даже по пути домой он писал отчёт и обдумывал, как представить его Совету.

Сейчас отвлекаться было не на что. Не на чем сосредоточиться.

Ни на чём, кроме тишины. И чашки.

Комнаты стояли такими тихими. Жуткое эхо тишины в сознании.

Слишком тихо.

Энакин с трудом передвинул ноги, вернувшись в свою комнату, бросил сумку на кровать и сразу же вышел в гостиную к голонету. Неважно, что именно. Фильм, новости, мелодрама — что угодно, лишь бы не оставлять эту страшную тишину.

Он не ушёл далеко. В гостиной лежали подушки для медитаций.

Медитация.

Энакин долго не мог окунуться в Силу без ощущения мастера рядом. Сила словно равнодушно текла мимо, холодная без мягкого свечения Оби-Вана, и попытки найти утешение в ней ни к чему не приводили. Медитировать всегда было сложно, и сейчас, без поддерживающей ладони мастера Энакин чувствовал, что она почти невозможна. Но он продолжал пытаться. Потому что Оби-Ван не обрадуется, если… — когда! — вернётся и обнаружит, что Энакин распустил себя.

Тяжесть исчезла, и внезапно Энакин оказался на полу, лицом в подушку Оби-Вана, рыдающий, плачущий, воющий.

Слишком много. Всего так много.

Но даже когда он захлёбывался слезами, вокруг оставалась тишина.

* * *

С-3РО, дроид-специалист по отношениям человек-киборг, праздно бродил по квартире мисс Падме, дома 500 по Республиканской улице, как часто делал, когда госпожи не было дома. Её призвали на Набу на прошлой неделе; она понадобилась королеве или кому-то ещё, и Трипио оставили ответственным за её дела на Корусанте. Представитель Бинкс позаботится о политических вещах, поддерживая постоянную связь с молодым сенатором на случай проведения важного голосования. Трипио же поручили поддерживать квартиру в порядке и принимать различные сообщения, звонки и визитёров, ещё не знавших, что госпожи не было дома.

В самом деле, Трипио иногда поражался неразумности некоторых существ. Ведь можно же взглянуть на расписание сенатора Амидалы в голонете. Она всегда заранее вывешивает объявление на своей странице, когда будет дома, когда на Корусанте, часы приёма и тому подобные вещи. В этом плане мисс Падме была очень предусмотрительна. Но нет, вместо того, чтобы использовать данный им мозг или мозги, люди и нелюди звонили без конца и даже заявлялись на квартиру, ожидая застать её здесь, уверенные, что Трипио просто лжёт, а хозяйка ленится заниматься делами.

В самом деле. Как грубо.

Но он послушно принимал сообщения для госпожи, давал знать всем визитёрам и звонящим, что он представит их к вниманию молодого сенатора сразу же, как она свяжется с ним или вернётся домой, в зависимости от того, что случится раньше. Многие вежливо благодарили его, другие ворчали и злились.

Те, кто вели себя особо грубо, немедленно попадали в конец списка сообщений. Трипио заносил их туда с особым удовольствием.

Он считал себя благодарным Мастеру Эни за то, что тот передал права на него мисс Падме. Хотя он всегда будет верным своему Создателю, Трипио хранил не лучшие воспоминания о времени на Татуине. Леди Шми, Мастер Клигг и их семья аккуратно обращались с ним, но он не выполнял свою основную функцию отношений человек-киборг, и это не говоря о песке, который забивался в суставы и схемы даже после нанесения защитного покрытия, которое Леди Шми достала специально для него. Здесь, с мисс Падме, Трипио чувствовал, что проявляет себя в полную силу. Он мог играть преданного слугу для любых высокопоставленных лиц, которых мисс Падме приглашала на личные встречи, предлагать свои услуги по переводу более, чем шести миллионов языков, особенно сенаторам, которые по анатомическим особенностям не могли произносить звуки Основного, таким как вуки, и предупреждать мисс Падме о важных культурных традициях разных видов, с которыми она могла быть не знакома.

Ему нечего было больше желать, и Трипио радовался, что нашёл, наконец, себе место. Место, на котором он функционирует в полную мощь, к целям которого он и был предназначен.

Раздался неожиданный глухой стук на балконе, который не восприняло бы большинство человеческих ушей. Повернувшись, Трипио отложил в сторону пыльную тряпку, с которой прибирался в комнате, и вышел в гостиную комнату.

— Мастер Эни!

Трипио шагнул вперёд. Свадьба полагалась быть тайной! Что Мастер Эни делает на балконе мисс Падме в середине дня, когда кто угодно может его увидеть? О, какое беспокойство за них лежало на нём!

— Мастер Эни, входите, пожалуйста, пока кто-нибудь не увидел вас!

Молодой джедай посмотрел на протокольного дроида пустыми глазами, прежде чем кивнуть и войти внутрь. Трипио быстро задёрнул шторы: несмотря на то, что материал окна не позволил бы разглядеть, кто внутри, дополнительная предосторожность, которой пользовались и Мастер Эни, и мисс Падме во время встреч.

— Середина дня! — начал ругаться Трипио, зная, как осторожно молодая пара хранила свадьбу в секрете. — Почему вы…

— Падме здесь? — спросил Мастер Эни, просто стоя посреди комнаты и глядя в пол.

Трипио не испытывал раздражения на молодого джедая, как на других визитёров, приходивших сюда, не зная, что госпожи нет, несмотря на объявление в голонете. В конце концов, стоило только посмотреть новости, чтобы понять: джедаи слишком измотаны войной, чтобы разбираться в расписании сенаторов. Протокольному дроиду потребовалось едва двенадцать секунд, чтобы понять, что Мастер Эни скорее всего только что прибыл на планету и не имел времени что-либо проверить.

— Боюсь, что нет. Её призвали на Набу на прошлой неделе по неотложным делам.

Мастер Эни долго молчал, просто стоя посреди комнаты. Трипио начал беспокоиться. Это непохоже на Мастера Эни, показываться в середине дня без предварительного предупреждения. Кроме того, несмотря на приятную погоду, молодой джедай слегка дрожал.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Создатель просто стоял.

— Вы выглядите замёрзшим, думаю, я принесу вам чего-нибудь горячего.

По-прежнему без ответа.

Это совсем встревожило Трипио. Он поторопился на кухню, засуетившись с чайником и доставая с полок чай, который мисс Падме любила пить, когда замерзала. Мастер Эни вёл себя очень тихо, как во время медитации, но из того, что Трипио видел, Мастер Эни определённо не медитировал.

Приготовив поднос, Трипио внёс его в гостиную и поставил на кофейном столике.

— Чаю, Мастер Эни?

— Чаю? Чай?— молодой джедай поднял глаза, увидев чайник и чашку на столике. И тогда, к ужасу Трипио, лицо Мастера Эни перекосилось, он круто развернулся и бросился в спальню.

— О, нет.

Создатель сильно расстроен и чем-то встревожен, это было ясно. Трипио прошёл следом за Мастером Эни и увидел, как молодой джедай рухнул на кровать, свернувшись и прижав к груди подушку. Трипио наблюдал несколько минут, неуверенный, что делать. Несмотря на обширное программирование на протоколы, языки и понимание человеческого поведения, всё кодирование относилось к процедурам: что делать на вежливых встречах, как переводить сложный сленг, как и когда поступать согласно традициям видов. Очень немногое из кодирования относилось к эмоциональным взрывам, поскольку, если потребуется помощь, протокольного дроида позовут в последнюю очередь.

Очевидно, программист Трипио не задумывался серьёзно над эмоциональным аспектом человек-киборг отношений. Трипио было очень грустно приходить к выводу, что он понятия не имеет, как поступить со смятением Мастера Эни.

К счастью, Трипио знал, как дозвониться до мисс Падме. Возможно, она знает, как поступить с мужем, и сможет что-то посоветовать.

Он тихо прикрыл дверь и пошёл за комлинком.

* * *

Падме сидела за столом и смеялась, пока сестра Сола потчевала всю семью забавными историями об одной из дочерей, утрированными и преувеличенными, но от того более уморительными. Право, Падме давно так не смеялась, оставив вдали стресс и проблемы Сената и войны, и было приятно провести один из вечеров с семьёй во время работы на Набу. В расписании нашлась всего одна свободная ночь, Падме жалела, что только одна, но наслаждалась, чем могла. Она с большим вниманием слушала Солу, надеясь, что сможет позже поделиться с Энакином, когда он вернётся домой. Ему всегда нравились истории о проказах её племянниц, так напоминавшие его собственные.

Отец только начал вспоминать что-то неловкое из её же детства, что-то, несомненно, очень похожее на шалости Пуджи, когда замигал рабочий комлинк.

— Дорогая, мы же за столом, — укорила мать.

Падме опустила голову.

— Извини, мам, я думала, что выключила его, — что всем она сегодня и говорила, предупреждая, чтобы не пытались дозвониться ей. Взглянув на дисплей, она удивилась вызову. — Трипио? В чём дело?

— О, мисс Падме! Я так рад, что смог дозвониться до вас! — послышался как всегда взволнованный голос дроида. — Я знаю, что нельзя беспокоить вас, но произошло нечто ужасное, и я не знаю, что делать. Я считал, что просто обязан связаться с вами…

— Трипио! — прервала она. — Успокойся. — В самом деле, дроида иногда могли взбудоражить совершенно рядовые явления. — Я уверена, что всё не так серьёзно, как кажется.

— Тётя Падме разберётся! — воскликнула Рио, взбираясь ей на колени с энтузиазмом шестилетней девчонки. — Тётя Падме всё исправит!

— Мне жаль тревожить вас, — продолжал Трипио. — В самом деле, я бы не считал это необходимым, если бы дело не вышло за пределы моего программирования. Это касается моего Создателя.

Улыбка на лице Падме окончательно погасла.

— Минутку, Трипио, — сказала она, заглушая звук, пока дроид не продолжил стенания. — Мне жаль, но я должна принять звонок.

— Ну же, Падме, — покачал головой отец. — Дела за столом?

— На самом деле нет, — ответила она, снимая с колен Рио и передавая её Соле. — Извините меня.

— Постарайся побыстрее, милая, — вздохнула мать.

Сола взглянула на неё, подняв бровь. Падме больше ничего не добавила, поторопившись уйти в свою комнату и остаться в одиночестве. Ей следовало бы догадаться. Трипио знает, хорошо знает, что звонить ей можно только в крайнем случае. И ссылка на Создателя была условным сигналом, поскольку никто, кроме Ларсов, её самой и мужа не знал, что Трипио собрал Энакин. Падме могла только надеяться, что то, что Трипио считал «страшным», окажется очередным преувеличением.

— Продолжай, Трипио. Что случилось с Эни?

— Я не знаю, мисс Падме! — голос Трипио был такой же взбудораженный, как во время полёта на Джеонозис, совершенно ему не характерный. — Он пришёл сюда посреди дня, выглядел совсем замёрзшим, и когда я предложил ему чая, он просто разрыдался. Даже сейчас он плачет в вашей спальне. Пожалуйста, Миледи, меня не запрограммировали на такие бурные эмоции, скажите, что я должен делать.

Падме побледнела, тревога поднялась в полную силу и окончательно смела всю радость, переполнявшую минутами ранее. Планы уже выстраивались в голове, извинения, которыми она могла бы объяснить преждевременный отлёт — диверсии, срочные дела, лишь бы только вернуться к Энакину и помочь, какая бы беда ни сокрушила его. Потому что муж не мог сломаться при виде чашки чая.

Она уже закидывала в сумку одежду.

— Я уже собираюсь, Трипио, но вернусь только через несколько дней. — Перелёты стали намного дольше с начала войны со всеми проверками и контрольно-пропускными пунктами. — Свяжись с Мастером Кеноби в Храме, он сможет помочь, пока я не вернусь. Будь осторожен.

— Конечно, мисс Падме. Есть ли что-то, что я могу сделать для Мастера Эни в ближайшее время? Он, кажется, становится громче.

И так и было: она слышала мужа даже через коммуникатор.

— Квартира звуконепроницаема, так что это не будет проблемой. Просто убедись, что никто не увидит его.

— Как пожелаете. О, как я хотел бы сделать больше.

— Я знаю. Я тоже.

— Очень хорошо. До встречи через несколько дней, Миледи.

— До встречи, — закончила она разговор и немедленно связалась с другими людьми, заказывая корабль на максимально близкое время.

Раздался тихий стук в дверь, и Падме обернулась, впуская Солу и продолжая разговаривать с Тайфо.

— Я понимаю, капитан. Но я не хочу, чтобы кто-то знал, что я возвращаюсь на Корусант. Если узнают, меня сразу же вызовут в Сенат… Да, я знаю, Дорме прикроет меня, чтобы никто не догадался… Нет, я могу позаботиться о себе сама, но спасибо за беспокойство… Просто приготовьте корабль. Я буду на месте через час.

Сола присела на кровать Падме, окинув взглядом наполовину собранный чемодан.

— Ты уезжаешь?

Падме вздохнул, присаживаясь рядом с сестрой.

— Да. Мой друг на Корусанте попал в больницу. — Неприятно так открыто лгать сестре. Но эта отговорка отчасти была правдой, потому что если Энакину было плохо настолько, что он разрыдался при виде чая, то тогда ему в самом деле требовалась помощь врача. Только не телу, а душе.

— А вся секретность?

Падме пожала плечами.

— Если кто-нибудь узнает, что я вернулась на Корусант, меня снова дёрнут в политические разборки. У Трипио уже готов длинный список людей, которые искали встречи со мной, а я хочу хоть пару дней не забивать голову о срочными встречами и делами в Сенате.

Сола потянулась вперёд, взяв Падме за руки.

— Моя дорогая, маленькая сестра. Твой друг. У тебя, кроме дружбы, случайно нет причин волноваться за него?

— Сола! — Падме не хотела сейчас с этим разбираться. Она знала, сердце у сестры чуткое, но не могла довериться ей. Не с тяжёлым грузом, что свадьба с Энакином оставалась секретом, даже для её семьи. Не с давящим знанием, что что-то страшное случилось с Энакином и выбило его из себя настолько, что он пришёл к ней в квартиру посреди бела дня. Она не хотела снова лгать, но и не могла просто уклониться от многозначительного взгляда сестры. — Нет. Просто… — слёзы подступили к глазам Падме. — Это серьёзно, Сола.

И это, наконец, было правдой.

Сола отпустила руки Падме и крепко, порывисто обняла её.

— Мне жаль, — прошептала она. — Я всё, как прежде, поддразниваю тебя, пытаясь помочь успокоиться, когда ты так за кого-то переживаешь. Прости, мой подход неудачный.

Падме чуть улыбнулась.

— Всё нормально, сестра. — Она сжала Солу и поднялась, продолжая торопливо собирать вещи и незаметно вытирая глаза. — В следующий раз, когда я буду дома, я сяду и буду слушать все твои неудачные шутки целый час кряду, не сопротивляясь, и мы забудем про это.

— Три часа. У меня нечасто возникает возможность превзойти тебя в словесной перепалке.

— Полтора, потому что если мне удастся провести больше часа дома, то это надо записать как чудо.

— Два с половиной, и мы можем разбить время на части, я не возражаю.

— Два часа, и это моё последнее слово.

— По рукам.

Падме засмеялась, сознавая, что это вероятно будет последний смех на несколько дней вперёд.

* * *

Трипио начинала охватывать настоящая паника. Прошло три дня с тех пор, как он связался с мисс Падме и дальше происходило что-то странное. Если не упоминать, что Мастер Эни не сказал ни слова с момента встречи и не покидал спальню, кроме как по биологическим функциям, что в случайных промежутках времени пытался медитировать или истерически смеялся, когда кто-то просто хотел связаться с мисс Падме по очередному вопросу, Трипио ещё никак не мог дозвониться до Мастера Кеноби.

Он пробовал звонить по выделенной личной линии, которую его госпожа имела с квартирой Кеноби/Скайуокер в Храме, но не получал ответа. Конечно, Трипио старался быть вежливым, понимая, что большинству существ не понравится звонок посреди обеда или ночи, но полагал, что хотя бы на один из множества вызовов можно было ответить. Он даже пытался, в порыве перегоревшей цепи, наверное, звонить посреди ночи и оставил комлинк в режиме автодозвона на час, но не получил абсолютно никакого ответа.

Не преуспев в этом, Трипио связался с управлением Храма, объявив, что сенатор желает поговорить с Мастером Кеноби, но ему сказали, что Мастер Кеноби находится с назначением на Джабииме и недоступен для звонков. Это было неправдой, что озадачивало Трипио, потому что Мастер Эни ведь вернулся. И хотя Трипио не всегда понимал людей, он знал, что Мастер Эни не вернулся бы без Мастера Кеноби, но и джедаи не могли солгать. От однозначной неувязки перегревались микросхемы, но вычислить что-то полезное он не мог.

Всё было очень тревожно. Мастер Эни определённо нуждался в помощи, но Трипио было не к кому обратиться. Мисс Падме летела в гиперпространстве, на пути домой, а Мастера Кеноби не удавалось нигде найти. Любые попытки протокольного дроида узнать что-нибудь от самого Мастера Эни приводили либо к его оглушающему молчанию, либо к медитации на следующие несколько часов, либо к новой серии слёз.

Да Боже мой, Мастер Эни и ничего не ел! Трипио был очень, очень встревожен. Что-то было слишком неправильно, и он чувствовал себя до обиды беспомощным.

Всё, что ему оставалось, это продолжать попытки дозвониться до Мастера Кеноби и ждать возвращения мисс Падме.

* * *

Падме летела на воздушном такси, когда впервые обратила внимание на новости. Она пролетала мимо огромного биллборда, настроенного на канал новостей в голонете, когда услышала знакомое имя и потребовала немедленно остановить такси, подвинулась вперёд и стала слушать.

— Это так, леди и джентльмены. Вы услышали верно. Оби-Ван Кеноби, прославленный Переговорщик, воссоединился с Силой. Он — одна из многих потерь на Джабииме, на котором республиканские силы…

Падме откинулась назад, невольно приоткрывая рот, когда новость обрушилась на неё. Ох. Ох. Неудивительно, что Энакин так убит. Ох, Оби-Ван. Она закрыла лицо руками, подумав о заботливом, чутком друге. Ох, Энакин, должно быть, опустошён. И он, возможно, был там, когда это произошло. Неправильно, неправильно, не должно быть так! Вот почему дипломатия была единственным выходом в войне: сколько ещё близких придётся потерять в бессмысленных боях?

— Конечно, мысли Республики с молодым падаваном Генерала Кеноби, Энакином Скайуокером, Героем Без Страха и Упрёка. Мы понимаем, что не осталось даже тела для погребального костра, но небольшая церемония похорон пройдёт в Храме через несколько дней. Джедаи, как мы знаем, трепетно относятся к своим ритуалам, но канцлер Палпатин предложил проведение публичной службы, чтобы народы Республики могли оплакать потерю…

Падме повернулась к дроиду-водителю

— Поехали. Поторопись!

Не желая, чтобы кто-то догадался о её возвращении на Корусант, Падме приказала такси остановиться на соседней улице за домом 500 по Республиканской улице. Она накинула на голову плотный капюшон плаща и поспешила по тротуару, единственная цель — добраться как можно быстрее до мужа. Едва оказавшись внутри дома — во время, когда большинство сенаторов на заседании — она побежала по коридорам, проклиная турболифты за их неспешный ход.

С-3РО только что не прыгал, когда она вернулась.

— Слава Создателю! О, мисс Падме, я очень беспокоился; он так ничего и не ел, не спал, что, я осмелюсь добавить, сделало его невыносимо грубым. Он всё ещё не разговаривает со мной, хотя я был более, чем в вежлив в…

— Достаточно, Трипио, — сказал Падме, поднимая ладонь и предотвращая волну жалоб. — Теперь я справлюсь сама.

— Хорошо! — обиженно воскликнул Трипио. — Я на самом деле пытался быть… — он продолжил что бормотать и ворчать, но Падме уже прошла мимо него, через просторную комнату отдыха, за кремового цвета диваны, мимо открытого незастеклённого балкона и дальше вниз, к спальне.

Энакин не ждал её. Шторы на широком, от стены до стены окне были наполовину задёрнуты, чёрные тени висели в комнате. Энакин сидел в центре кровати, в мятой одежде, сам в полном беспорядке, в потёртой, пыльной тунике с грязным, прожжённым плащом у изножья кровати. Сапог у него не было, один валялся у шкафа рядом с верандой, второй исчез Сила знает где. Его волосы сбились на затылке, давно не мытые, неопрятные, с болтавшейся у груди полурастрёпанной косичкой. Лицо бледное даже в тусклом утреннем свете, с тёмными кругами под глазами, и Падме подозревала, что под тяжёлыми веками красные следы полопавшихся от недосыпа капилляров. Запах пота и грязи достиг её носа, и она невольно поморщилась, несмотря на острое сочувствие.

Он был в глубокой медитации.

— …Энакин? — мягко позвала она.

Его глаза распахнулись, яркие, лихорадочно блестящие, больные.

— Падме, — надломленно произнёс он. — Я не могу найти его… Я пытался с того момента… и не мог… Его больше нет со мной!

Это верно! Падме внезапно вспомнила, что смерть близких джедаи переживали намного болезненней, разрыв соединявшей их связи, должно быть, становился чудовищным ударом. Не представляя, что переживает сейчас муж, она села рядом на кровать, прижимаясь к нему и обнимая за плечи. Энакин обнял её в ответ — механическая рука сильно вцепилась в спину, почти до боли — и уткнулся лицом в изгиб шеи. Его плечи дрожали, пока он судорожно пытался вздохнуть.

Падме начала раскачивать его, воркуя и мягко нашёптывая.

— Всё будет хорошо, Эни, ох, мой мальчик, всё будет хорошо. Мы справимся. Мы справимся.

Энакин застонал её в ключицу.

— Как? — он слегка отодвинулся, встречаясь с ней уставшими глазами. — Совет хочет назначить мне нового мастера. Это невозможно! Оби-Ван — мой Мастер!

Падме потянулась вперёд и обхватила ладонями его лицо.

— И всё будет в порядке, — тихо произнесла она, пытаясь охладить раскалённое сознание любимого мужа. — Ты прав. Никто не может заменить Оби-Вана, никто.

Энакин поднял голову и взялся руками за её ладони, медленно поднося их к губам и целуя.

— …Спасибо, — прошептал он и поцеловал снова. — Спасибо тебе…

— Трипио сказал, что ты ничего не ел. Я могу что-нибудь принести тебе?

Энакин покачал головой.

— Я не голоден. Да я и не смогу поесть. Каждый раз, когда вижу чашку…

Падме быстро кивнула, заметив, как опасно заблестели синие глаза.

— Понимаю. Ладно. Давай хотя бы сменим твою одежду. Душ поможет тебе немного прийти в себя. Хочешь просто попить воды?

— Я не… может быть.

— Хорошо, — сказала она. — Я позабочусь. А ты — в душ.

Он кивнул и медленно встал с кровати, направляясь в ванную. Падме задержалась, собирая за ним небрежно сброшенную одежду. Как только Энакин снял нижнюю тунику, она ужаснулась, заметив, каким тощим он выглядел. Сколько дней он не ел? Со смерти Оби-Вана?

Падме встряхнула головой. Всему своё время.

Как только Энакин ушёл в душ, Падме подняла одежду и вышла в гостиную.

— Трипио, — позвала она, и золотой дроид быстро появился из коридора. — Почисти это, и как можно быстрее и тише. У нас есть какой-нибудь суп?

— Да, мисс Падме. Вы знаете, что случилось с Мастером Эни?

Она кивнула, едва слушая.

— Трипио, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я уже вернулась. Если будут посетители в ближайшие дни, не пускай их дальше прихожей и как можно скорее выпроваживай.

— Я понял, госпожа. Что-нибудь ещё?

— Нет, спасибо.

Кивнув, золотой дроид принял одежду и почистил её уже к тому времени, как Энакин вышел из душа. Падме держалась на кухне. Быстро набрав стакан холодной воды, она нашла в холодильнике самый жидкий, почти один бульон, суп, набрала тарелку и поставила разогреваться.

Часом позже, посвежевший после душа, Энакин стал выглядеть более живым, если не менее безнадёжным, и маленьким глотками пил рядом с ней горячий бульон.

— Я не возьму другого мастера, — вдруг решительно сказал он.

— Что? — осторожно переспросила Падме.

— Я не возьму другого мастера.

— Но… Эни… Как ты станешь Рыцарем без учителя?

Энакин удивлённо поднял брови.

— У меня есть Оби-Ван, — ответил он, словно это было самой очевидной вещью в мире.

От его спокойного тона Падме совсем растерялась.

— Эни, — медленно произнесла она. — Как может он… Если он…

Она следила за выражением его лица, пока неуклюже пыталась подобрать слова и спросить, как умерший мастер доведёт его до Рыцарства. Его уверенность сменилась замешательством, но потом немедленно превратилась шок и сразу в гнев. Падме не раз видела Энакина в гневе, видела его кричащего, расхаживающего, матерившего людей, которые ему не нравились. Она видела его недовольным, раздражённым, злым по самым разным причинам. Она видела его швырявшегося металлоломом в гараже на Татуине после смерти матери. Этот раз, однако, был совершенно другим.

Падме поняла, что догадывается, как мог выглядеть Энакин сразу после смерти Шми, когда ярость кровавой пеленой закрывала ему глаза. Комната задрожала, лицо превратилось в гримасу, и Энакин вскочил на ноги.

— ОН НЕ УМЕР!

Падме пошатнулась и осела на стул, бесцветно осознавая, что это был первый раз, когда Энакин пришёл в ярость из-за неё.

Он начал вышагивать по комнате, запинаясь ногами, беспорядочно размахивая руками.

— Все говорят, что он умер, но такого не может быть! Я не чувствовал того удара, не было разрыва, как с мамой, как с отрядом падаванов, как со всеми другими джедаями на этом грёбаном Джабииме! Я чувствовал каждый раз, когда кто-то умирал, но я не почувствовал Оби-Вана! — Энакин вскинул кулак в воздух и зарычал глубоко в горле, его голос стал низким и почти угрожающим. Он развернулся на пятках и взлохматил рукой волосы. — Почему? Почему? Почему он так поступил со мной? Он всё видел в медитациях, он знает, как я это ненавижу, так почему он оставил меня одного? Выживший из ума старик! Я знаю, он ненавидит, что спутался мной, долбаный старпёр, эгоист грёбаный, чтоб его ситхи вчетвером еба...

— Энакин! — закричала Падме. — Мы же об Оби-Ване говорим!

— Я ЗНАЮ!

Падме отпрянула, лицо её побелело.

— Сила! — выругался Энакин, энергия внезапно оставила его. Длинные шаги сократились до спотыкающегося шарканья, ладони закрыли лицо, плечи сгорбились. — Сила, — произнёс он снова, мягче и слабее. Ноги больше не держали его, и он опустился на колени. Падме, как бы ей ни было страшно, мгновенно оказалась рядом с ним. — Это не ты, — горячо зашептал он, раскачиваясь вперёд назад. — Это не ты. Не ты. Прости меня... Прости... Прости...

И Падме снова пришлось, как ребёнка, укачивать своего измученного мужа, смягчая бушевавший в нём шторм. Её собственное горе сжало горло, и она вместе с ним раскачивалась и плакала.

Несколько часов спустя они, оба в эмоциональном истощении, отправились в кровать. Они держались друг за друга всю ночь, не засыпая, бесконечно в поисках утешения в руках друг друга. Даже на следующее утро они остались пустыми оболочками себя прежних; равнодушно собрали завтрак — для Энакина только пустой суп — и сидели вместе на диване веранды, бесцельно рассматривая фонтан.

Падме взглянула на мужа, увидев, что его глаза закрыты, сам он в глубокой медитации. Склонившись к его груди, она вслушивалась мерное сердцебиение и терпеливо ждала.

— Я не перестаю пытаться, — сказал он, устало потирая ладонью лицо. — Я следую за связью так далеко, как могу, но она уходит в никуда. Я не знаю, где он.

— Но он действительно жив? — тихо спросила Падме.

— Я уверен.

— Но как?

—…Я не знаю, — признался он. Они отодвинулись друг от друга достаточно, чтобы Падме приподнялась и положила голову ему на плечо, поглаживая руку. — Они говорят, что он был на АТ-АТ или внутри него. Я… Я почувствовал много боли, а потом… ничего. Падме, я помню вспышки смерти людей вокруг, даже от простых клонов, но не почувствовал ничего с Оби-Ваном. Он жив.

Она видела его лицо. Она слышала его уверенность. Она начинала верить сама.

Она только надеялась, что он не ошибается.