Неприкасаемый (джен)

— Ты же вроде пить собирался, а сам за рулем.

— Здесь рядом, — пояснил Ткач. — Обратно можно будет дойти пешком, а машину забрать завтра.

— Понял. — Разместившись на пассажирском сидении, я напялил на нос очки, благо летом даже вечером это не вызывало вопросов, и немного нервно усмехнулся: — А я уж подумал, что алкоголь тебя тоже не берет.

— Тоже? — Ткач удивленно изогнул бровь.

— Ну, и ихор, и взрывы тебе же нипочем, — вполне справедливо отметил я, поскольку, внаглую разглядывая Ткача из-за темных стекол солнечных очков, не увидел ничего, что выдавало бы в нем пережитую встряску. Разве что едва заметная тень усталости отпечаталась под глазами, не более того.

— Если бы. — Ткач криво ухмыльнулся, поправил зеркало заднего вида, не отрывая при этом рук от руля, и выкатил машину за открывшиеся ворота. — Как пацан?

— Вроде нормально. Правда почти весь день проспал.

— Сон — это хорошо, — кивнул Ткач. — Фейн передал извинения за то, что не смог с вами сегодня встретиться. Но на завтра точно планируй, последний день перед заданием как-никак.

— Понял. Но я бы за другое извинения Фейна послушал, — выпалил я, шумно выдохнув через нос. Ткач вопрошающе покосился на меня. — Его шпик на меня еще не пожаловался?

— Ты про Гаера что ли?

— Не знаю, он не представился, — хмуро отозвался я, но сам при этом почувствовал что-то близкое к облегчению. Значит, не обманул перевертыш. — Какого черта он за нами следил?

— Фейн же пообещал обеспечить безопасность тебе и Гласу, — хмыкнул Ткач. — Вот он и обеспечивает.

— Обеспечивает? Через слежку?

— Через присмотр.

— Ты сейчас серьезно? — Из-за невозмутимого тона Ткача я перестал понимать, как мне на это все реагировать.

— Не заводись. Здесь нет ничего предосудительного. Сам подумай, вас неизбежно будут искать, а когда ты не один, ты уязвим. Малой и подавно.

— А обсуждать такие вещи Фейн не пробовал?

— И ты бы позволил?

— Нет, конечно, — возмутился я.

— Вот ты и сам ответил на свой вопрос.

— Я не понимаю, зачем ему… — И тут до меня наконец дошло, почему Ткач так спокойно это обсуждает и причем тут моя уязвимость. — Сука, теперь понял, — процедил я, в сердцах стукнув затылком по подголовнику.

Ткач снова усмехнулся.

— Фейн не стал бы открыто просить ребенка побыть наживкой. Но раз вы сами покидаете территорию, то почему бы не совместить пользу…

— С охотой на тех, кто охотится на нас? — нетерпеливо проворчал я. — И почему я вообще удивляюсь? Но посмотрел бы, какая была бы польза, наделай я дырок в вашем Гаере, преждем чем задавать ему вопросы.

— Не срывайся на нем только в следующий раз, пожалуйста, — по-прежнему спокойно проговорил Ткач. — Он безобидный и просто выполняет свою работу.

— В следующий? То есть парень с первого раза не понимает?

— Скорее, Фейн не всегда понимает с первого раза.

Сердито поскрипев зубами, я отвернулся к окну.

Ладно, с Фейном я еще разберусь. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы перехватить ублюдков, если они доберутся до меня, но то, что все это организовалось без предупреждения, бесило сильнее некуда.

И все же чувство облегчения действительно было. Я не ошибся, отпустив перевертыша, Ткач в целом нормально мне все объяснил и даже позволил дальше беситься. Все не так плохо, как я мог себе нафантазировать.

Тем временем мы проехали мимо облюбованного мной и Гласом торгового центра, следом еще один квартал, после которого Ткач свернул на парковку перед отдельно стоящим невысоким зданием со строгим фасадом и резной деревянной вывеской.

— Прошу, — бросил Ткач, выбираясь из машины.

Только сейчас я понял, что тот даже после работы остался при параде, в черной рубашке и брюках, а я как последний оболтус приперся в солидное заведение в светлой футболке и джинсах. Но деваться было уже некуда, так что я тоже вылез из машины и последовал за Ткачом к дверям.

Внутри нас встречала довольно типичная, но весьма уютная барная обстановка с аутентичным кирпичом, деревом и мебелью под старину. Поозиравшись и особо внимательно осмотрев публику, я расслабился, убедившись, что градус пафоса здесь не зашкаливает, и я не буду притягивать лишних взглядов. По крайней мере не из-за футболки.

— Столик с пепельницей, пожалуйста, — попросил Ткач встретившую нас на входе официантку.

Низкорослая девушка проводила нас вглубь зала, указала на свободный уединенный стол и предложила меню.

— Сет тернового ликера, — разместившись, сделал заказ Ткач, не заглядывая под псевдокожаную обложку. — Рекомендую.

Ну раз рекомендуешь.

Я заказал тот же сет и почти наобум какую-то мясную закуску. При одной только мысли о еде, как и весь сегодняшний день, сразу же сдавило глотку и перед глазами возникли кровавые ошметки на стене Эгида, но накидываться на пустой желудок — последнее дело.

Приняв заказ, официантка ушла, а я тут же подвинул к себе пепельницу и вгрызся в фильтр сигареты, чувствуя какую-то нелепую неловкость, сидя напротив Ткача, который явно ждал от меня начала разговора.

— Можешь не прятать глаза, — и, похоже, не дождался, — здесь лояльно относятся к нашим. Другой бизнес в такой близости к Институту и не выживет.

— Справедливо, — хмыкнул я, снимая очки.

— И мяться тоже можешь переставать, — ухмыльнулся Ткач. — Спрашивай, о чем хотел.

Поймав на себе его неотрывный взгляд, я решил, что в этот раз состязаться, кто кого пересмотрит, нет смысла, и прямо спросил:

— Что случилось с этим нервным типом? Почему он рванул?

— Сорвался, — коротко ответил Ткач, откинувшись на спинку кресла. Нахмурившись, он опустил взгляд, но почти сразу же поднял обратно, будто еще пристальней уставившись на меня. — Он постоянно норовил провалиться в отчаяние, и на очередной его рывок я не успел среагировать. Последнее, что я почувствовал, это острый панический страх, от которого он, похоже, и решил сбежать таким образом.

Помня слова Ищейки и то, как на Ткача смотрели в коридоре клиники, я, честно, не хотел задавать следующий вопрос. Но убедив себя, что эмпат и так прекрасно знает мое отношение, я добил сигарету за три затяжки, затушил окурок и выдавил из себя:

— Почему тебе не удавалось его перенаправить?

— Я тебе говорил, что у него были проблемы с головой, а это не мой профиль.

— И при этом не сработало и успокоительное, — угрюмо проговорил я. — Я к чему…

Рядом со столиком возникла официантка с подносом. Поставив перед нами подставки со стопками и менажницу с мясной нарезкой, она поинтересовалась не желаем ли мы что-то еще, а после отказа быстро упорхнула.

— Я к чему… — начал было снова я, но теперь меня перебил Ткач, подняв стопку с ликером, и ожидая от меня того же.

Я последовал его примеру. Глядя на темно-красную жидкость, я невольно вспомнил, с чего для меня начался сегодняшний день. До всяких там взрывов и слежек.

За тебя, Хват. Жалею, что тогда отказался и не выпил с тобой в последний раз.

Опрокинув в глотку терпкое, кисло-сладкое пойло, насладившись его ярким ягодно-можжевеловым послевкусием и разлившимся по нутру теплом, я наконец договорил:

— На мужика могли как-то повлиять до тебя? Внушить ему что-то?

Выпив, Ткач отставил в сторону пустую стопку.

— Имеешь ввиду влияние неприкасаемого?

— Да.

Ткач задумчиво хмыкнул.

— Мне никогда не приходилось исправлять чужой контроль, не знаю, как это должно ощущаться. Но звучит любопытно. Думаешь, это могло быть целенаправленное мероприятие? Провокация?

— Не в первый же раз, да?

— Не в первый, — хмуро согласился Ткач. Подхватив вторую стопку, он махом влил ее содержимое в себя. — Мужик явно что-то недоговаривал. За ворохом его противоречивых эмоций конкретно эта отчетливо чувствовалась. Но я так и не смог докопаться до ее источника.

При упоминании недоговоренности меня предательски кольнуло под ребро беспокойство. И, судя по кривой ухмылке Ткача, выдало меня с потрохами.

— Расслабься. Я тебя позвал пообщаться, а не ради того, чтобы выяснять, не скрываешь ли ты что-то от Фейна. Оставим это для рабочего времени.

Вместо ответа я тоже решил сразу расквитаться со второй порцией, усилием воли заставив себя кинуть следом за ликером хоть немного закуски.

— И что он мог не договаривать?

— Да все что угодно. Кто он такой на самом деле, откуда и зачем пришел в Институт. Что употреблял, в конце концов.

— Употреблял? Он был под кайфом? — удивился я.

— Нет, но нашли остаточные следы в его крови. Сам понимаешь, вариантов это добавляет.

Еще как добавляет. Это в равной степени мог быть как неприкасаемый-наркоман, потерявший связь с действительностью, так и подопытная крыса, согласившаяся вколоть неизвестную муть ради дозы.

— А то, что он говорил, вообще может быть правдой? — задал я самый важный и, пожалуй, самый опасный вопрос.

— Считаешь, в лаборатории этим занимаются? — своим встречным вопросом Ткач вывернул тумблер моего напряжения на максимум. Глупо, но я отчаянно не хотел говорить с ним об этой теме с оглядкой на лабораторию. Чем дальше возможность, даже теоретическая, создавать новых неприкасаемых от места, где держали Гласа, тем мне было спокойнее. — Инициируют нам подобных?

— А с какой еще целью можно исследовать ихор?

— Да с разными, на самом деле. Изучение, подавление, уничтожение. — Ткач снова взял в руки терновую выпивку. — Ихор уже очень давно научились извлекать, так что они не первые и не последние, кто пытается использовать его в своих целях.

— Подожди-подожди, — опешив, прохрипел я. — Насколько давно?

— Да почти с самого начала. Удивлен?

— Опять из вежливости спрашиваешь? — откашлявшись, процедил я и выудил из пачки новую сигарету. — Почему же никаких последствий до сих пор нет? Массового подавления, уничтожения, раз ты так говоришь?

— Потому что все еще есть те, кто с этим борется. — Пожав плечами, Ткач опрокинул стопку и лишь слегка поморщился от ее содержимого. Мне начало казаться, что я не так уж и далеко был от истины со своим предположением насчет действия алкоголя на него. — Государство, Седьмой отдел, Институт. Каждый в качестве продвижения к своим целям, попеременно вставляя друг другу палки в колеса, но тем не менее результат на лицо. Институт за годы своего существования накрыл не одну подпольную деятельность. Правительственные эксперты же в свою очередь зарубили на корню любые инициативы по внедрению неприкасаемых в армии и спецслужбы, утянув под запрет и соответветствующие исследования.

— Но исследования, выходит, были и на уровне правительства? — спросил я, прикурив и затянувшись на полные легкие.

— Были. И извлечение, и изучение, и потуги применить.

— Безуспешные?

— Безуспешные, если ты спрашиваешь о создании неприкасаемых. Есть одна маленькая, но важная деталь, не дающая этому произойти. Ихор — яд для обычного человека, он убивает, а не наделяет способностями.

— Судя по тому, что такие проекты до сих пор существуют, эта деталь не мешает им пытаться, ведь так? — Я снова набрал до отказа в легкие дым и медленно выдохнул. — Потому что я очень сильно сомневаюсь, что их псы ищут лабораторию с какой-то иной целью. Ну уж точно они впрягли Сонма не для того, чтобы убедиться, что запреты не нарушаются.

— Нет структуры разобщенней, чем государственный блок по регулировке вопросов неприкасаемых. — Ткач вновь наградил меня своей кривой ухмылкой. — Та же команда Тоунс и Седьмой отдел с завидным постоянством вгрызаются друг другу в глотки, обвиняя оппонентов в том, в чем сами же грешны.

— Тоунс — это дамочка, с которой у Фейна послезавтра встреча?

— Да. Она не только для нас торчит занозой, но и своим не дает расслабиться. И от этого, надо признать, мы нередко бываем в выигрыше. Благодаря ее категоричности, Институт не раз закрывал в нашу пользу споры с Седьмым отделом. И довольно важные для всех нас споры.

— Например? — попытал я удачу получить хоть какую-то конкретику.

— Например, прекращение разработки ингибитора.

— Кого?

— Вещества, которое подавляет ихор. При попадании в кровь ненадолго глушит способности, делая неприкасаемого почти беспомощным. Разрабатывался при правительстве и после тестов должен был поступить на вооружение силовикам.

— Если вдуматься, звучит как что-то, что можно было бы использовать в мирных целях, — проговорил я, отправляя новый окурок в пепельницу. — Есть множество способностей, которые неприкасаемые были бы не прочь глушить.

— Согласен. Но, поверь, название проекта «Затмение» очень хорошо описывает действие препарата. — Ткач взял в руки следующую стопку, отсалютовал мне, и осушил ее. Осознав, что отстаю, я поспешил исправиться. Но снова, влив в утробу багровое пойло, не смог заставить себя притронуться к закуске, хотя и чувствовал, что уже изрядно накрывало. — Это безумно болезненно. Настолько, что становится неважно, есть у тебя способности или нет, хочется просто лечь и сдохнуть.

— Говоришь со знанием дела, — предположил я.

— Так и есть. Поэтому могу с полной уверенностью заявить, что неприкасаемым очень повезло, что Фейну удалось натравить Тоунс на руководителей проекта. Она хоть и предвзято к нам относится, но все еще остается гуманистом. Иначе Седьмой отдел давно бы нас изжил.

— А мне предстоит ее убить, — скорбно проговорил я вполголоса. Не очень-то профессионально с моей стороны обсуждать заказ вслух в общественном месте, но не смог с собой ничего поделать.

— Я тебе уже сказал, что совершенно не обязательно все закончится именно так. Арма не дура, и нам не раз удавалось найти компромисс. Но и готовым к такому исходу тоже надо быть. Сейчас слишком высокие ставки, категоричности здесь не место.

— Реестры, конечно, штука мерзкая, но неужели они стоят того, чтобы убирать тех, с кем уже хоть как-то налажена работа?

— Реестры — это верхушка айсберга. С изменением подхода к ним, откроется немало дверей.

— Ты начал говорить, как Фейн, — фыркнул я, и самому же стало противно от того, как это прозвучало. Не нравилось мне и то, что чем больше рассказывал Ткач, тем незначительней я ощущал себя. Мелкому наемнику лезть в дела таких структур — безнадежно и смехотворно, но в то же время я не мог позволить себе закрыть эту тему, откреститься и позволить шишкам покрупнее со всем разбираться. За моей спиной находился Глас. За моей. За спиной мелкого наемника. Больше никому за двенадцать лет не было до него дела. И я не имел никакого права его подвести.

Ткач снисходительно улыбнулся и, коротко пожав плечами, подцепил с менажницы кусочек вяленого мяса.

— И все же, возвращаясь к моему вопросу: как считаешь, могло ли что-то измениться? Могли ли найти способ, чтобы ихор прижился?

— Тебя так пугает, что нас станет больше?

— Меня скорее пугают цели, для которых нас может стать больше, — хмуро ответил я. — Особенно, если в этом правда замешан Седьмой отдел.

— Их заинтересованность действительно удивляет и напрягает, — вздохнул Ткач. — Всегда считал, что Сонм не потерпит конкуренции в рядах команды.

— Если уж на то пошло, я вообще никогда не понимал, что им движет, — фыркнул я. — Просто всегда старался держаться подальше от силовиков.

— Правильно делал.

— А тебе самому никогда не приходилось с ним сталкиваться?

— К счастью, нет. Если начистоту, я в свое время приложил немало усилий, чтобы избежать встречи с Сонмом. Меньше всего хотел бы, чтобы он считал мои способности.

— С твоим-то набором не удивлен. Прости за нескромный вопрос, но сколько их у тебя? — вопрос на самом деле был не столько неприличным, сколько нелогичным. Но в моей замутневшей голове зародилась весьма дельная мысль, что пора завязывать или с выпивкой, или с серьезными темами, поскольку у меня на языке уже чесалось немало вещей, которые я не планировал обсуждать. И предположение о миграции объекта из рук в руки, и теория о молодых патриотах, отобранных Сонмом, и догадки о пропаже тел. Я понимал, что любая информация могла дополнить картину и помочь поиску лаборатории с ее хозяевами, но по-прежнему не знал, кому я могу ее доверить. И могу ли вообще. Хотел, вот прям сейчас, расслабившись, очень хотел, но решил, что мне все же стоит прикусить язык.

— Как и у всех, — почти вопросительно ответил Ткач, вновь многозначительно выгнув бровь.

Я, конечно, не закончил школу, и сейчас во мне было уже чересчур алкоголя для сложной арифметики, но все равно как-то не клеилось. Как у всех — это две способности, пусть у многих вторая могла себя почти не проявлять, давая достаточно слабые пассивные преимущества, как, например, завышенный болевой порог Ищейки. В Ткача же куда не ткни, везде у него какие-то бонусы.

— За счет чего тогда ты смог определить, что я тебе не наврежу?

— За счет них же, — ответил Ткач и поднял в воздух две порции ликера, последнюю свою и предпоследнюю мою, при помощи своих незримых лап.

Я забрал у него свою выпивку, отсалютовал в ответ, и влил в себя.

— Это, знаешь, как поднести руки к чему-то нагретому, — стукнув пустой стопкой об стол, продолжил Ткач. — Еще до того, как коснешься, ты более или менее понимаешь, будет тебе горячо или сожжешь всю кожу. С ихором так же. Вот ты — теплый.

— Это отвратительно звучит, — цокнул я, стараясь за возмущением скрыть нахлынувшее смущение, разлившееся упомянутым теплом по затылку и шее. Хотя от кого я что тут собирался прятать? — И даже, наверное, как-то обидно по отношению к смертельной способности.

Ткач хохотнул и кивнул в сторону пустых стопок.

— Повторим?

Я посмотрел на свою одинокую последнюю порцию и почти нетронутую закуску. Выпил-то я не то чтобы много, но голодному организму уже хватало за глаза.

— Тебе меня отсюда уносить придется, — обреченно вздохнул я.

— Поверь, рук хватит, — с неизменно кривой ухмылкой ответил Ткач и взмахом подозвал официантку.

— Давай только пока одну порцию, — предложил я.

— Как скажешь.

Все та же невысокая девушка приняла у нас заказ и забрала с собой пустую тару.

Проводив ее взглядом, я перевел его на оставшуюся стопку, ощущая, как все еще горит затылок от непрошенных мыслей о руках Ткача — о холодном бархате и живом тепле, — я внезапно для самого себя испытал острую необходимость сунуться в дебри, в которые на свежую голову отчаянно боялся соваться.

— Зачем тебе это? — спросил я, поднимая взгляд от стеклянных граней обратно к ледяным глазам Ткача.

— Ликер?

— Мое общество. — Осознав, что прозвучало странно, я попробовал исправиться: — Криво выразился, но…

— Нормально выразился, я тебя понял, — отрезал Ткач. — Думаю, и ты поймешь. Во-первых, все предельно просто: ты меня не боишься.

— Это я не боюсь? — вновь удивился я.

— Трезво оценивать мои способности и подвергать все сомнению — это не тоже самое, что страх. Уж я-то знаю, предвзятого отношения к себе я начувствовался на всю жизнь вперед. Тебя впечатляют, смущают, часто напрягают, но не пугают мои способности. И тебе нет особого дела до моего положения в Институте. Все это очень сильно упрощает общение. Я уже даже почти не раздражаю тебя, когда рядом, — усмехнулся Ткач, — по моим меркам, это успех.

— Это, наверное, ужасно отвратительно видеть вот так всех насквозь, — проглотив справедливое замечание про раздражение, я честно попытался представить себя в его шкуре, и мне совершенно не понравилось то, что мне представилось, — читать, как открытые книги.

Мимо нашего стола пропорхала, в этот раз без задержек, официантка, оставив нам подставку с сетом из пяти стопок.

— Не так отвратительно, когда появляется кто-то, кого интересно читать, — проговорил Ткач, поднимая свежую порцию. — Это во-вторых.

Ты это сейчас обо мне?

— С точки зрения твоего собеседника звучит тоже так себе, если честно, — натянуто усмехнулся я, с трудом выдерживая его пристальный взгляд. Но поддержал и выпил вместе с ним.

— Понимаю. Поэтому еще раз извини за тир. Не хотел ни обидеть, ни оскорбить, но не смог отказать себе в удовольствии. Где бы я еще нашел такой мощный взрыв эмоций?

— Заведи себе девушку, будет тебе взрыв хоть каждый день, — попытался отшутиться я. Не стоило все же лезть в эти дебри. Я не мог воспринимать себя, как набор эмоций, абстрагироваться от физических ощущений, поэтому мне было сложно понять, как видит все это Ткач. И ужасно неловко от того, как чувствовал это я сам.

Я не мог выкинуть из головы тот факт, что я мог его касаться.

Что я хотел, черт возьми, его касаться.

— Это не то же самое, — хохотнул он. — Да и, знаешь ли, приелось уже.

— Тебе приелся секс? — Я выпалил это так быстро, что даже не догадался скрыть нотки разочарования в голосе.

— Мне приелись эмоции во время секса, — поправил меня Ткач. — Какими бы бесконечно разными ни были партнеры, реагируют все абсолютно одинаково. Поэтому я так и ценю что-то яркое и уникальное. Даже если это не предполагает большего. Но когда это обоюдно, я открыт для всего.

Ну вот зачем?

Горел теперь не только затылок. И от понимания, что Ткач чувствует мою реакцию, жар становился только сильнее.

— Разве для тебя бывает что-то необоюдное? — Моя паранойя подала вялые признаки жизни.

— Надеюсь, тебе будет спокойнее знать, что я не получаю никакого удовольствия от переплетенного суррогата.

Ну да, спасибо, что поделился. Но точно ли спокойнее знать, что вопреки здравому смыслу, сам, без влияния и хоть какой-нибудь игры с эмоциями, безвольно плывешь?

Я резко опрокинул в себя новую порцию терпкого пойла. И по ощущениям я лишь долил топлива и в без того полыхающую топку. Желая хоть как-то унять свою впечатлительность, я достал из пачки сигарету, с досадой заметив, что она последняя.

— Я даже не знаю, нужно ли мне хоть что-то говорить, — прикурив, наконец выдавил из себя я.

— Позволь, тогда я скажу, и раз мы все здесь взрослые личности, скажу прямо. Мне нравится, насколько ты ярко и бурно реагируешь, причем на все, даже когда бесишься. Ты очень многое через себя пропускаешь и это, знаешь, подкупает. Тебе же нравится, что я могу игнорировать твою смертельную способность. Сам я тебя раздражаю, ты мне не доверяешь, но твоя тоска по нормальному контакту вынуждает тебя закрывать на это глаза. Это факты, Мор, и мы вправе ими распоряжаться, как нам самим захочется. Они нас ни к чему не обязывают. И не требуют, чтобы мы впадали в крайности, даже если захотим ими воспользоваться.

Когда он вот так все разложил по полочкам, внезапно все стало настолько предельно просто, что аж не верилось.

Не отводя взгляда, я медленно, крепко затянулся и выпустил дым через нос.

— А если я скажу, что к черту полумеры?

Ткач расплылся в ехидной улыбке.

— Тогда я вызову такси.

Проклятье, Мор, что ты творишь?

Не докурив, я затушил последнюю сигарету о дно пепельницы, влил в себя свою последнюю порцию терново-можжевелового топлива и, стукнув стопкой о стол, заявил:

— Вызывай.