Где мой дом? (гет)

Северус любил летать.

Каждой клеточкой тела он ощущал ту магическую мощь, что полностью подчинялась изъявлению его воли. Он был свободен. Он остался наедине с первозданной, какой-то легкой и светлой пустотой в мыслях.

Решение пришло к нему спонтанно. И уже оторвавшись от земли, Северус осознал свою почти мальчишескую выходку. Но на его стороне было и раннее утро, и разыгравшаяся непогода. Он не опасался, что кто-то может их увидеть — на десятки миль вокруг не было поселений. В своих силах он тоже не сомневался — полеты всегда давались ему без особых усилий. Хотя в самом начале, когда невероятной силы поток медленно поднял их в воздух, на доли секунды Северус ощутил невозможность контролировать свое тело. Но быстро справился с этим.

А вот о реакции Гермионы на его столь неожиданное решение он подумал слишком поздно — когда от земли их отделяло ярдов двадцать. Но, увидев и почувствовав, как она прижимается к нему, доверяя безоговорочно, улыбаясь краешком губ, поднимая к нему свое лицо, позволил себе насладиться полетом, уже не обращая внимания на ее неожиданно изменившееся настроение.

Через несколько минут в просветах кедрового бора показалось озеро овальной вытянутой формы с сине-зелеными водами, кое-где подернутыми льдом.

Гермиона намертво вцепилась в лацканы пальто Северуса, когда они «заходили на посадку». Едва ноги коснулись земли, она с силой оттолкнула его от себя и злобно уставилась, скрестив руки на груди.

— Что вы себе позволяете? — зашипела, как рассерженная кобра.

— Вы не мыслили себе дороги под дождем, — пожал плечами Северус, силясь понять, что же вывело ее из себя.

— А, тогда конечно. Отличная причина для использования темной магии!

— Гермиона, вы же не думаете, что я стал бы применять магию, способную вам навредить? — как-то устало протянул Северус, с силой сжимая свою переносицу. — И это не темные искусства, если уж на то пошло. К вашему сведению, я не произносил заклинаний, не пользовался палочкой. Это здесь, и вообще — есть в каждом волшебнике. — Он указал пальцем на свою грудь, внезапно вспомнив, что в тот первый день, когда он решился заговорить с Лили, она летала на детской площадке. — И только его дело — намерен ли он развивать эту естественную силу и пользоваться ею на свое усмотрение. Или пребывать в ложной уверенности, что все неподвластное пониманию и объяснению равно тьме.

— Но я помню, как профессор Макгонагалл говорила, что этому трюку вы научились у Волдеморта! — продолжила идти в наступление Грейнджер.

— И что же? Не побежали в библиотеку, чтобы проверить эту глупую теорию? — теперь раздражаться начал Северус, уже в который раз за сутки вынужденный разъяснять что-то ведьме, почти оправдываться.

Он не забыл ее вчерашнюю попытку нагло влезть в его прошлое, в ту почти безумную историю из восемьдесят первого с проведением ритуала вызова мертвых. Мертвой. Но не позволил себе зациклиться, провалиться в бездонную яму гнева, в том числе и на себя. Подкупленный ответной реакцией Гермионы на его упрек, Северус не смог сдержать свое желание утешить — лишь бы она не винила себя в их небольшой размолвке.

А потом, обнаружив ее спящей на этой идиотской софе, и вовсе улыбнулся, охваченный наплывом несвойственных ему чувств. Она была такая домашняя, теплая, притягательная, что он с трудом расцепил руки, опуская ее на кровать, и вышел широким шагом из спальни, чтобы не искушаться.

Наутро Северус ожидал услышать ворчание в ее исполнении, но завтрак прошел гладко. Хотя он заметил, что эта упрямая до зубного скрежета девчонка сдерживается, не задавая вопросов. Даже о ритуале, в краткую суть которого он ее посвятил и который, без сомнения, относился к категории темных.

Отчего же тогда она не высказала своего недовольства? Такая полярность в мнениях казалась странной. Или…

— Вы ведь злитесь не из-за полета, верно? — склонив голову к плечу и внимательно рассматривая девушку напротив, спросил Снейп.

От того, как она стушевалась и отвела взгляд, принявшись с большим интересом рассматривать рассыпанные у берега камни, Северус утвердился в своей догадке. Но это была бы не Гермиона Грейнджер, если бы сдалась так быстро. Когда она справилась с собой, вздернула подбородок и, сверкнув глазами, сделала шаг вперед, Северус насилу подавил ухмылку, как-то разом позабыв о недавнем своем раздражении.

— Я думала, что вы хотите… Вы собираетесь… — слова, несмотря на всю браваду, давались Гермионе с трудом, и, очевидно, она закончила свою фразу совсем не так, как планировала. — Собираетесь вы проводить этот чертов ритуал или нет?!

Соблазн выведать истинную причину ее злости был велик, но это могло подождать.

Северус отодвинул ее подальше, строго наказав не приближаться к озеру. Расстояние между ними теперь было достаточным, чтобы она, даже если будет стараться, не смогла в точности рассмотреть его маневры. Разумеется, он не стал описывать ритуал в подробностях. Зачем ей это?

Ритуал на самом деле был простым, но не таким уж и безобидным, как Северус хотел показать. Хотя в прошлый раз от его совершения Снейпа остановили вовсе не риски. Стоя в Годриковой впадине на кладбище у могилы Лили, он, трясясь, как осиновый лист на ветру, был целиком заглочен страхом. Боялся, что ее дух будет проклинать его за содеянное, боялся, что из-за своих эгоистичных порывов нарушит природный миропорядок, навредив душе, которая уже принадлежала царству мертвых. Он так и не решился — просидел на сырой земле всю ночь, зарываясь в нее пальцами и вымаливая прощение у каменного надгробия. А не получив его, встал и отправился прочь. И с каждым шагом походка его, шаткая, неуклюжая, становилась все тверже и увереннее, как и крепла в нем убежденность, что больше он не позволит себе никаких душевных слабостей.

Вспоминая это, Северус быстро выложил нужный ему круг из собранных у палатки камней, веток и одного галлеона и, чиркнув спичкой, зажег огонь. Вместе с водами озера элементы образовали пентаграмму.

Дерево порождает огонь, огонь порождает землю, земля порождает металл, металл порождает воду, вода порождает дерево.

В центре солью и перцем начертил руны жизни и смерти, уложил рядом перо — символ души. И, осмотрев свою работу, удовлетворенно кивнул.

Сейчас бы ему не помешала окклюменция. Только Северус прекрасно понимал — чтобы ритуал сработал, нужно пропустить заклинание через себя. Он лишь обратился лицом к воде, шире расставил ноги, находя более устойчивую позицию, и достал из голенища давно припасенный кинжал.

Один взмах — и из его рассеченной ладони закапала яркая сочная кровь. А в лесной тишине разнесся глухой голос.

Эй, ге те ина вордо каллим эльасара, мистра эльиссин эн`ассэра,

Айн ма гар’эн эльдарим ма-ка, вайн ма гар’эн альдарим вайн.

Тэлилтэ, таллитэ, ва ару мэн эссарэ;

Тэлилтэ, таллитэ, ва ару мэн куллэ;

Тэлилтэ, таллитэ, ва ару мэн эйн ма гар’эн.

Когда он закончил и ничего не произошло, Северус решил, что легенды врут. Или место упокоения ведьмы вовсе не в этом озере. Он уже развернулся и почти сделал шаг к Гермионе, которая стояла в отдалении и, что удивительно, не проронила ни одного слова. Но увидел на ее лице смятение и испуг, а потом услышал тихий плеск воды и неприятный звук не то скрежета камня о камень, не то урчания какого-то животного.

Зарокотал гром.

Мглистое небо с неподвижными тучами, нанизанными на горы, как на пики, разрезала стальная молния.

Ведьма выходила из вод Энголастерса.

Сначала это был зыбкий силуэт, будто сотканный из дыма и света. Постепенно он наливался, сгущался и обретал четкие формы. Когда ведьма показалась из воды по пояс, Северус услышал негромкий удивленный вскрик Гермионы. Но, опасаясь, что ведьма может переключить свое внимание на Грейнджер, не повернулся к ней, еще ближе подходя к озеру, загораживая собой.

Опасения эти были ни к чему. Ведьма не сводила с Северуса светящихся дурниной зеленых глаз, ожидая и от него такого же интереса к себе. Только она ошиблась — даже отдаленно она не напоминала Лили Эванс, сходством с которой, вероятно, и хотела поразить. Это была плохо слепленная восковая копия. Так что ни один мускул не дрогнул на лице Северуса. Но он склонил голову, приветствуя нежить.

Мокрое платье в викторианском стиле облепило тело ведьмы, подчеркивая каждый изгиб, плавность бедер и округлость груди. Оно сковывало ее движения, замедляя и без того небыстрый шаг.

Но вот она — неестественно красивая, без единого изъяна, будто нарисованная старательным художником, — предстала перед Северусом, награждая его острый нюх удушливым тяжелым смрадом мертвечины, гнили и, кажется, — он повел носом — горьковато-травянистым запахом Восковницы обыкновенной.

— Кела приветствует тебя, путник, — заговорила она приятным мелодичным голосом, осматривая его с ног до головы и расплываясь в улыбке. — Зачем ты потревожил мой покой? Ты пришел ко мне, ища помощи?

Она могла пленить кого угодно своей мягкостью, обворожительностью, речами, похожими на журчанье горных ручейков. Но Северус знал, видел, что скрывалось за этой личиной, и помнил, что там, позади него, стоит Грейнджер, которая нуждается в нем.

Ведьма, не дождавшись ответа, обошла Северуса по кругу, ведя указательным пальцем по его спине, плечам, груди, и остановила свой ход напротив сердца, с силой ткнув туда острым ногтем.

— Или помощь нужна не тебе? — в голосе ведьмы зазвенели укоризненные нотки.

Северус почувствовал, как чары прорываются в его сознание, и постарался очистить разум, оставляя на поверхности только то, что сам хотел. Выход не был стопроцентным, но надежда, что ведьма не полезет вглубь, оставалась.

— Кела, — чуть склонившись, но не разорвав контакта взглядов, начал Северус. — Ты права, я пришел за помощью. Я ищу одного волшебника. Пришлого. Он прячется здесь, в твоих землях. Ты сильная ведьма и, я слышал, способна указать путь любому.

— Ты слышал правду, черноглазый, — довольно кивнула Кела. — Я могу помочь тебе найти колдуна, которого ты ищешь. Но за все приходится платить свою цену.

— Разумеется. Я готов, — Северус всем своим видом демонстрировал покорность.

— Не так быстро, драгоценный. Дай сперва мне поразмыслить.

Откупов, которые предпочитали ведьмы, подобные Келе, было немного. В древности платой часто становился первенец, отданный на воспитание, часть души или вечная верность. Кто-то предпочитал жертвоприношения, кто-то, развлекаясь, забирал чувства или самое лучшее воспоминание. Кела, судя по всему, была настроена благодушно, и Северус надеялся обойтись малой кровью. То есть вообще без крови.

У него был план, и пока ничего не говорило о том, что он провальный.

Кела вновь обошла его по кругу, и Северус, не удержавшись, вздрогнул, когда она провела ладонью между лопаток.

Неожиданно поднялся ветер, заставляя деревья клониться к земле. На озере отчетливо проступили волны с зеленоватыми гребешками. С каждой секундой говор воды становился все раскатистей, напоминая зловещее заклинание.

Снова зачастил дождь. И ведьма бросила короткий взгляд на огонь в пентаграмме.

Среди шолохов колышимой ветром осоки Северус услышал свое имя, произнесенное тихо, протяжно. А может, ему только показалось. Обернуться, проверить, как там Гермиона, он уже не мог, прикованный к земле и вынужденный смотреть прямо перед собой. На Келу.

Она больше не улыбалась.

— Решил обхитрить меня, эбеновый мой? Твои мысли метались сегодня, как дикие звери, между воспоминаниями о возлюбленной, которую ты оставил позади. Но мечты твои давно с ней не связаны, верно? Я выбрала не ту.

Она начала меняться на глазах, словно кто-то плеснул в нее водой из ведра, и краски, наложенные отточенными мазками художника, смылись с ее облика. Солнечные рыжие волосы сменились локонами глубокого каштанового цвета.

— Ты не можешь полностью отдаться настоящему. Боишься? — прищурилась ведьма. — Не бойся. Я хочу, чтобы ты отказался от своих мыслей о новой любви. Твое сердце должно принадлежать лишь той, которая осталась в прошлом. Если ты согласен, то я помогу тебе. Но если ты откажешься, то знай, что на тебя падет мое проклятье.

Северус мысленно выругался. Все же он рассчитывал, что ведьма выберет что-то менее… хм, личное. То, что принесет выгоду лично ей. И то, с чем ему удобнее и легче будет расстаться при неблагоприятном исходе. Но, видимо, сидеть столетьями на скользком илистом дне Келе надоело до такой степени, что дух ее требовал не хлеба, а зрелищ.

Плата была несоразмерна услуге. Тем не менее Снейп кивнул, соглашаясь. И улыбка снова вернулась на восковое лицо.

— Я даю, чтобы ты мог дать, — подходя вплотную к нему, произнесла Кела. Северус задержал дыхание. — Ищи его там, где свет заката играет в гротах. Одну стену дома его скала, словно грозная собака, охраняет. Другая в бездну обрывается.

И почему все вокруг такие загадочные? Нельзя ли выдать точный адрес?

— Твоя очередь! Отдай мне то, что любишь, — выдохнула Кела и, не позволяя опомниться, впилась в губы Северуса болотной пиявкой.

Был в избранном ею способе получить свою плату один плюс — Северус снова мог двигаться.

• ─── ⫷⫸ ─── •

Гермиона чувствовала себя дурой из-за того, что допустила мысль, будто Северус хотел ее поцеловать. Обманутая в своих ожиданиях, ненужная, она так разозлилась, что выпалила в безотчетном порыве то, чего не думала.

Гермиона чувствовала себя полной дурой, обвиняя Северуса в применении темной магии.

Гермиона чувствовала себя абсолютной дурой, стоя в отдалении от озера и наблюдая, как Северус рисовал пентаграмму и рисковал собой, проводя ритуал; как вел неизвестную ей борьбу с ведьмой, так похожей на мать Гарри, а потом и на нее саму; как Северус целовал эту ведьму.

Она зажмурилась, уговаривая себя, что касания их губ ей только померещилось.

А потом истошный визг разрезал воздух.

Гермиона пропустила всего ничего, но, открыв глаза, сначала не поняла, что происходит. Северус и ведьма больше не сливались друг с другом — стояли на расстоянии шага, будто готовились к драке. Ведьма что-то говорила, но со своего места Гермиона не могла ее расслышать.

Северус вдруг резко рванул к воде — к тому месту, где в самом начале рисовал круг. Секунда ушла на то, чтобы ведьма сбросила человеческий облик, как старую кожу, являя свое истинное обличье. Высокая, большая, лохматая упыриха.

Неестественно длинной рукой с пожелтевшими деформированными ногтями она зацепила Снейпа за голову, заваливая его на мокрую от дождя землю, и склонилась низко-низко.

Гермиона, не раздумывая больше, кинулась к нему. В жизни она не бегала так быстро: грудь тяжело вздымалась, в глазах темнело, сердце пульсировало, выбивая барабанную дробь.

Ведьма, услышав приближающиеся шаги, подняла лицо, занавешенное седыми грязно-серыми веревками когда-то пышных волос. Гермиона вздрогнула от отвращения: глазницы и ноздри ее залепили комья грязи, синюшные, почти черные губы подрагивали, когда она резким гортанным голосом закричала:

— Я наносила раны, я отнимала речь, я ослепляла глаза, я сжигала кости, я уничтожала души! Что ты против меня?

Гермиона не стала слушать, пролетела мимо них, стараясь не смотреть на распластанного на земле Снейпа, но все равно зацепилась краем глаза за страшные борозды ран на его лице.

Она надеялась, что правильно поняла его замысел. Она мыслила сейчас слишком прямолинейно, но в любом случае других идей у Гермионы не было. И, добежав до пентаграммы, она упала на колени, уповая на собственную скорость и ловкость.

Она слышала почти беззвучный смех, похожий на шелест, и тяжелые шаги за спиной. Предчувствие неотвратимой расправы подгоняло ее.

Зачерпнув в ладони пригоршню воды из озера, Гермиона плеснула ее на огонь — стойкий, танцующий даже под дождем. И с облегчением услышала шипение головешек.

Дерево побеждает землю, земля побеждает воду, вода побеждает огонь, огонь побеждает металл, металл побеждает дерево.

Круг был разорван.

Пламя потухло, унося с собой в небытие стонущую ведьму из Энголастерса.

Для верности Гермиона раскидала по сторонам оставшиеся элементы круга, а монету сунула себе в карман. И только после этого развернулась к Северусу, поползла к нему на коленях, потому что сил встать на ноги не было — нервная дрожь пробирала насквозь.

— Боже, боже, боже…

Он был без сознания. Левую бровь рассекали три глубокие кровоточащие канавы царапин, идущие через весь лоб и доходящие до самого глаза.

Трясущимися руками Гермиона уложила его голову себе на колени и принялась рыться в сумочке в поисках бадьяна.

Она вдруг стала странно собранной, без капли паники, какими-то даже ей самой непонятными силами задвинув подальше страх за него. Отточенными движениями обработала раны, залила в рот Снейпа Крововосполняющее зелье, помассировав его шею, обтерла салфетками лицо и, запустив веер пальцев в его мокрые волосы, стала ждать.

Он дышал равномерно и глубоко, будто спал. Гермиона сидела, слегка покачиваясь и обхватывая грудь Северуса второй рукой, нуждаясь в физическом доказательстве биения жизни в его теле. Рука поднималась с каждым его вздохом и ударом сердца, и от этого становилось спокойнее. Хотя находиться здесь, рядом с проклятым озером, было откровенно страшно.

Время словно замерло. Воздух не двигался, и тишина была оглушительной.

Апатично Гермиона следила за тем, как грузные тучи медленно уползали к горизонту, постепенно очищая хмурый небосвод. Вот, искавший все это время лазейку среди облаков, показался скромный луч солнца. И Снейп, дернувшись, словно от внезапного пробуждения, открыл глаза, осмотрелся и забормотал что-то едва слышное, понятное.

— Северус? — склонившись как можно ниже, переспросила Гермиона. А услышав его глухое и одинокое «хочу», беспокойно начала перебирать варианты: — Воды? Обезболивающего?

— Хочу почистить зубы, — брезгливо уточнил Северус, а Гермиона, поняв, что он имеет в виду, вдруг рассмеялась, наконец-то сбрасывая напряжение, расслабляясь, успокаиваясь окончательно. Он, кажется, был в порядке.

— Сейчас это несколько проблематично, — с нотками веселья в голосе проговорила она. — Щетки остались в палатке. Но если мы уберемся отсюда поскорее, можно будет разбить лагерь.

— Еще минуту.

Северус подтянулся повыше, теперь упираясь затылком ей в живот. И гладить его волосы стало неудобно, так что она перекинула руку на грудь, сплетая пальцы в замок. Они просидели так все пять, а то и десять минут, пока ноги Гермионы окончательно не затекли. Она неловко завозилась, вынуждая Северуса привстать.

Он поднял голову, и Гермиона, увидев усталость и какую-то опустошенность, вдруг осознала, что не спросила самого главного.

— Что вы ей отдали, Северус? Что она забрала у вас?

Снейп окинул ее долгим взглядом, от которого у нее по коже волнами прокатились мурашки. Потянулся и, придерживая ее руку, скользнул губами по внутренней стороне ладони, оставляя три коротких, будто фантомных поцелуя.

— Ничего ценного, Гермиона. Ничего ценного.

• ─── ⫷⫸ ─── •

Они добрались до подходящего для лагеря места примерно через час. Гермиона всей душой хотела отойти как можно дальше от озера, но Северус хоть, стиснув зубы, и шагал твердо, явно чувствовал себя очень плохо.

Когда они развернули палатку, Снейп тут же рванул в ванную, неплотно прикрыв за собой дверь. И, проходя мимо, Гермиона совершенно случайно увидела, как он судорожно застегивает пуговицы на своей рубашке под самое горло. Она не успела озаботиться этим, когда он вернулся на кухню, потому что, преодолевая его строптивость, дотронулась до лба, поняла, что он буквально горит, и смогла уложить его в кровать. И сама, отбрасывая смущение, легла рядом, чтобы контролировать его состояние.

Ночь прошла беспокойно.

Северус стонал, метался на подушках, а она только и могла, что давать ему Умиротворяющий бальзам да класть на лоб смоченное в холодной воде полотенце. В минуты, когда Снейп был стабилен, Гермиона утыкалась носом в свои записи в поисках ответов.

Загадка мерзкой ведьмы, которую ей успел передать Северус до того, как уснул, не давала ей покоя. И она искренне надеялась, что плата за эти сведения не была чрезмерной. Ну, на самом-то деле? Говорить, что искомое ими находится рядом со скалой, когда они в стране, сплошь покрытой горами? Эта упыриха в таком случае и сахарного пера не заслуживала!

Однако кое-что в ее загадке позволяло Гермионе надеяться на успех. Ведьма сказала, что дом охраняет, словно грозная собака, скала. А Гермиона отчетливо помнила о горе, которую местные так и называли — «Собачья пасть».

После нескольких часов поисков она отыскала это место. Самая окраина Сант-Жулия-де-Лория — маленького городка в трех часах пути от их лагеря. И по карте все совпадало. Прямо у подножья этой «собачьей» горы стоял только один дом. Дальше асфальтированная дорога заканчивалась, а грунтовка вела к винодельне.

Гермиона сообщила о своей догадке сразу же, как Северус утром открыл глаза. Она уже знала, что жар спал. И пару часов Снейп спал спокойным, умиротворенным сном. Поэтому и не боялась показаться слишком равнодушной или бесчеловечной.

Ее энтузиазм, казалось, передался и Снейпу. Он оптимистично кивнул, прочитав ее записи. И позавтракав, они отправились в путь.

Дорога заняла чуть больше времени, чем рассчитывала Гермиона. Но уже к обеду они достигли пригорода и, пробираясь по лесному массиву, дошли до предполагаемого дома.

Это был двухэтажный небольшой коттедж, действительно одной ногой стоящий в пропасти. Гермиона и Северус расположились на холме, густо поросшем кустарником, с которого открывался отличный вид на входную дверь.

Решили дежурить по очереди. И Гермиона, уставшая до жути за прошедшую ночь, быстро отключилась, прислонившись головой к плечу Северуса.

Когда он позвал ее, Грейнджер с трудом разлепила глаза. Солнце уже закатилось за гору, и тени расползались по ее склонам и ближайшим холмам, норовя схватить за щеки, заползти в рукава, разрастись внутри холодом.

— Кто-то выходит, — прошептал Северус, когда она более-менее собралась и сфокусировала взгляд.

Скрипнула входная белая дверь. Теплым светом зажегся фонарь на каменной стене, и в его свечении показалась темная фигура.

— О боже, это… — пискнула Гермиона, но Снейп зажал ей рот рукой, шикая на ухо.

— Да, я узнал.