Где мой дом? (гет)

Резь в глазах от непривычного, почти забытого электрического света настольной лампы и тяжелая голова дали понять Северусу, что он сидит над газетами уже очень давно, а просмотренной оказалась только половина присланной Малфоем периодики. В основном это был «Ежедневный пророк», славившийся своими однобокими новостями. Тем не менее газетка оказалась самой информативной среди тех изданий, что Снейп уже пробежал глазами.

Драко, не пожелавший вдаваться в объяснения по поводу смерти Грейнджер и отделавшийся недостоверным «Я мало что знаю о ситуации», с облегчением согласился найти и предоставить бывшему профессору подшивку газет за последние годы. Свое обещание он выполнил быстро и некачественно: присланные издания, а среди прочего там была и «Трансфигурация сегодня», где Грейнджер, оказывается, неоднократно публиковалась, и даже несколько подборок женских журналов, не были структурированы по датам.

Снейп не заподозрил подвоха, когда филин Малфоев, оставив уменьшенную связку газетных выпусков, улетел. Но вскоре настойчивый стук в окно дал понять, что его работа не завершена. Птица сделала еще шесть заходов в рекордно короткое время и вполне могла подавать в отставку на своей службе. От усталости филин забыл о своих принципах и, влетев в комнату, обессиленно уселся на спинку дивана. Снейп не мог не отдать должное такой самоотверженности делу: напоил и накормил. Во взгляде пернатого, зажавшего в когтистых лапах соленый крекер, мелькнуло что-то, очень напоминающее благодарность.

Выпроводив его, Северус уселся на диван и принялся сканировать своим взглядом крохотные вязанки газет, разложенные на столе. Чтобы прийти к какому-то выводу, ему предстояло установить хронологию событий. Благо такая монотонная работа его не страшила. И более того, ему было крайне любопытно, что же все-таки приключилось с Грейнджер. О природе этого любопытства волшебник по-прежнему задумываться отказывался.

Снейп вернул изданиям первоначальный вид, и заваленными оказались не только журнальный столик, диван, но и значительная часть пола. Он начал просматривать публикации, когда до прихода девушки домой оставалось еще около четырех часов. Об этом было написано в возмутительно разгневанном послании, которое Снейп обнаружил в дверях по возвращении от Малфоя. Не подбирая слов, в нем она распекала Северуса за молчаливый уход. И правда, мысли разбудить или оставить ей записку у него не возникло. Говоря откровенно, утром он даже не подумал, что у девчонки могут быть другие дела и она не станет его дожидаться. Снейп был сосредоточен лишь на предстоящей встрече, которая вылилась в часы бдения над газетами.

Северус устало потер глаза.

Время приближалось к условленному, и он раздумывал, куда спрятать эту гору бумаги, в некоторых случаях абсолютно бесполезной. Снейп успел вычитать о неуемной энергии специалиста Грейнджер в Отделе регулирования и контроля за магическими существами, о научных изысканиях и поездах на конференции, о приближающейся свадьбе, а затем и разладе в паре с Уизли, о возмутительном наряде героини войны на праздновании пятилетия победы и прочее, прочее, никоим образом не объясняющее ее сегодняшнее нахождение в мире маглов и овладение сомнительным даром прорицания.

Краем глаза он цеплял статьи, восхвалявшие прогрессивного Министра магии Бруствера. В нескольких публикациях имена Кингсли и Гермионы стояли слишком близко, необычайно близко для главы правительства и почти рядового сотрудника одного из отделов министерства. Северус мог бы списать это на понятное всем товарищество, зародившееся во время войны, но не стал.

В задумчивости Снейп откинулся на диване, бессознательно подергивая и почесывая бороду. Завелась за ним такая привычка еще в Азкабане, когда борода доходила до груди. Теперь же, остриженная, она колола пальцы своими щетинками, не давая Северусу глубоко провалиться в свои мысли. Все происходящее до странного напоминало ему фальшивую декорацию, за которой скрывалась какая-то подпольная интрига. Принимала ли Грейнджер в ней деятельное участие и водила сейчас его, Снейпа, за нос или была невольной жертвой пока неизвестных ему обстоятельств?

Со вздохом Северус принялся сортировать газеты, откладывая в сторону что-то из прочитанного, чтобы позже вернуться и просмотреть еще раз, а что-то уничтожая Эванеско, потому что не видел в том никакой пользы. На столе по-прежнему оставались кипы журналов и газет, до которых он еще не успел добраться своим зорким глазом. Взглянул на часы, стоящие на подоконнике и мерно отсчитывающие минуты. Без пятнадцати минут пять. Еще парочка газет из этой стопки и баста.

Наугад он вытянул хрустящую, как только из печати, новостную газетенку. Бегло прошелся по страницам, отметив для себя, что датирована она прошлым годом. Короткая заметка об упразднении закона «Об охране чистой крови и чистокровной чести» привлекла его внимание. Правда, упоминания имени Гермионы Грейнджер не было ни в ней, ни в одной из прочих статей. Интересно.

Другая газета, в отличие от первой, казалась по виду старой и была сложена вчетверо. Северус начал осторожно разворачивать ее пожелтевшие, будто выцветшие на солнце страницы, цепляясь взглядом за сальные следы чьих-то рук и смазанные буквы. Ее явно перечитывали множество раз, складывали, раскладывали обратно, повторяя и повторяя эти манипуляции и оставляя на бумаге глубокие морщины.

Заголовок на первой полосе заставил Снейпа растерянно покачать головой.

«УМЕРЛА ЗАММИНИСТРА МАГИИ»

Паршивец Малфой и словом не обмолвился о том, как высоко взлетела Грейнджер. Стать заместителем министра еще до тридцати? Слыханное ли дело!

С выцветшей фотографии на него взирала точная копия Фионы Ли — провидицы, с которой он познакомился накануне и у которой совершенно неожиданно для себя нашел приют.

Аккуратно Северус провел ладонями по странице, стараясь разгладить ветхий, почти рассыпающийся лист, чтобы прочесть полустершиеся, потонувшие в заломах слова. На колонтитуле стояла дата — 11 июня. Значит, ровно полгода. Любопытно.

Часы пробили пять до того, как Снейп успел хоть что-то разобрать в новостном сообщении.

Тут же он услышал тихое и осторожное проворачивание ключа в двери. С мыслью «Какая пунктуальность!», быстрым взмахом палочки уменьшил все издания и постарался так же стремительно уместить их в кармане своих джинсов за неимением и времени, и более надежного схрона. От этих его манипуляций карман стал как-то двусмысленно топорщиться, и Снейп, обрушиваясь обратно на диван, который за часы сидения уже принял форму его зада, прикрылся небольшой декоративной подушкой. Чувствовал он себя крайне глупо, словно нашкодивший школьник, коего поймали за проказой.

— А вот и наша пропажа! — Фиона прямо с порога решила взять в оборот своего жильца.

Не желая быть вынужденным изворачиваться и приводить мало для нее убедительные аргументы, Снейп лишь отмахнулся, раздумывая какой бы угол этого дома выторговать для себя и так необходимого ему тайника. Он с нетерпением ждал, когда Грейнджер, а сомнений, что это она, оставалось все меньше, скроется в спальне, чтобы переложить свои газеты в более подходящее место. И, разумеется, пропускал весь ее треп мимо ушей. Пока где-то прямо над его головой не раздалось напряженное:

— Северус!

• ─── ⫷⫸ ─── •

За последние десять лет площадь Гриммо совсем не поменялась. И случайно заблудший сюда лондонец все так же торопился унести ноги подальше от этих серых обветшалых домов, смрадного запаха переполненных баков, которые лишь по счастливой случайности опустошались раз в неделю мусорной компанией. Местных жителей, казалось, не смущали ни плесень на стенах домов, ни выбитые окна, ни потухшие фонари, ни то, что дома 12 по этой улице не существовало.

Сам же дом Блэков, точнее, уже Поттеров, изменился кардинально. Все это было делом рук Джинни. Потертые бетонные ступени со сколами она заменила на гранитные с резными коваными перилами. Входная дверь из видавшей виды черной с облупившейся краской и как бы говорящей, что вас здесь совсем не ждут, превратилась в довольно гостеприимную канареечного цвета. Дверной молоток в виде извивающейся змеи после легкого движения палочки принял облик львиной головы с бронзовым кольцом во рту. Увидев это впервые, Гарри лихо улыбнулся и по старой привычке взъерошил свои и так лохматые волосы.

Во внутреннем убранстве дома из старого, напоминающего, что когда-то здесь было семейное гнездо чистокровных Блэков, осталась лишь библиотека, которую Гермиона Грейнджер когда-то защищала своей грудью, преградив неумолимой Джинни путь. С ее же подачи Кикимер обрел свой уютный угол. Никакими уговорами не удалось переселить его из чулана с отопительным котлом, но благоустроить свою клетушку он позволил. Ворчание его, правда, пришлось выслушивать еще на протяжении месяца, но потом старый эльф переключился на что-то другое и, как заметили и Поттеры, и их друзья, с большим удовольствием возвращался в свою спаленку после трудовых будней.

Джинни полюбила этот дом всей душой. А когда появились дети и наполнили его своим смехом, для нее старый особняк стал лучшим местом на свете.

Но утро одиннадцатого декабря в этом доме началось для Джиневры Поттер с глубокого разочарования. С трудом она перевернулась в кровати, поддерживая обеими руками большой живот, и обнаружила, что проснулась одна.

— Гарри Поттер! — разгневанно бросила в пустоту.

Сомнений, что супруга нет не только в постели, но и в доме, у нее не было. К сожалению, так начиналось почти каждое ее утро в особняке уже на протяжении нескольких месяцев.

Но ведь именно сегодня он обещал ей не убегать на службу спозаранок, а сопроводить на Аллею героев. До родов оставалась всего пара дней. Джинни это чувствовала, наученная опытом со старшими детьми, а значит, тянуть было уже некуда.

С трудом свесив с кровати ноги, отекшие после ночи, Джинни оттолкнулась от матраса и кое-как встала. Последние недели давались ей с большим трудом. Эта беременность, в отличие от двух предыдущих, вообще била все антирекорды. Токсикоз, угроза прерывания на раннем сроке, отеки, повышенное давление и как итог — почти все девять месяцев с небольшими передышками на Гриммо или в Норе она провела в больнице Святого Мунго. Колдомедики, как могли, облегчали ее состояние. Но как только терапия заканчивалась, все случалось по новой, и никакие поддерживающие зелья в домашних условиях не помогали.

Вот и сейчас она выписалась из больницы буквально на несколько дней, чтобы решить все дела перед родами. Слава Мерлину, мальчишки неплохо проводили все это время у бабушки и дедушки. Джинни и представить себе не могла, что делала бы, если бы родители так не помогали со старшими детьми. Молли это всегда было за радость, а Артур, который совсем недавно вышел на пенсию и начал чахнуть прямо на глазах, нашел во внуках свою отдушину. Джинни даже сомневалась, что после рождения дочки сможет так просто забрать сыновей обратно домой.

Гарри, ее милый Гарри, обычно предупредительный и чрезмерно заботливый, обожающий жену и детей, в последние месяцы очень изменился. По возможности он забегал в Мунго, чтобы проведать, но дома практически не появлялся, даже когда Джиневра после очередной ремиссии возвращалась из больницы.

Изменения произошли после смерти Гермионы. Оно и понятно. Девушка для них обоих была гораздо больше друга. Она была семьей. И ближе нее у Джинни подруги за все годы так и не завелось. Тем больнее была невозможность проводить ее в последний путь.

Гарри, опасаясь за и так нестабильное состояние, даже не собирался рассказывать супруге о случившейся беде. Но разве можно утаить такую новость? Уже спустя пару часов после смерти Гермионы «Пророк» вышел срочным сенсационным выпуском. К вечеру волшебный мирок гудел и кипел, как улей, разнося и по коридорам больницы страшные слова: «умерла», «Грейнджер», «героиня», «скоропостижно», «какой ужас».

Джинни зашла на кухню, погруженная в свои воспоминания. Кухня Поттеров была образцом традиционного английского стиля: простые формы, теплые приглушенные тона, множество шкафчиков с дверцами, открытый буфет, где на всеобщее обозрение был выставлен фарфоровый сервиз — любимец Кикимера, учитывая, сколько раз в день тот сдувал с него невидимую пыль. В центре — деревянная массивная столешница, за которую и уселась Джинни, пытаясь отдышаться.

Как же она собиралась идти на Аллею героев, если спуск со второго этажа ее уже утомил? Тошнота вместе с ощущением дрожи и слабости в ногах-столбах накатила сильной волной, забирая Джинни в свою власть.

Домовик, постаревший и еще более дряхлый и сварливый, гремел кастрюлями и бубнил что-то себе под нос. Взгляд его задержался на ведьме.

— Миссис желает, чтобы Кикимер подал завтрак?

— Потом. Гарри давно ушел?

— Еще солнце не встало, хозяйка, — проскрипел эльф.

— Пойди за ним и притащи сюда любым способом, Кикимер, — устало приказала Джинни и принялась поглаживать свой живот, проводив домовика глазами.

— Уже скоро, уже скоро, — ласково лепетала она.

Через минуту с хлопком посреди кухни возникли домовой эльф и Поттер, взъерошенный и взволнованный больше обычного. Он, вырвав свою руку из прохладной ладошки Кикимера, бросился к жене, опускаясь на колени.

— Что, Джин, началось? — почти прокричал, отчего Джинни поморщилась.

— Сейчас начнется, — пообещала она и посмотрела на мужа тем самым взглядом, от которого бравый мракоборец обычно робел и чувствовал себя нагадившим в неположенном месте щенком. — Ты что о себе думаешь, Гарри Поттер?

Быстро смекнув, что никакие это не роды, Гарри бросил неприязненный взгляд на Кикимера, от чего тот, прижав огромные уши к голове, отступил поближе к чулану. Если бы не ложь эльфа, Поттер нашел бы отговорку — не пришел, потому что он прекрасно помнил об обещании, данном жене, но совершенно не хотел его выполнять.

Не в силах выдержать пронзительный взгляд Джинни, Гарри опустил глаза и встал с колен, опираясь на столешницу.

— Ты мне обещал, Гарри.

— Обещал, — едва заметный кивок головы давал понять, что Поттер совсем не рад этому. — Но Джин, в твоем состоянии…

— Ты мне обещал, Гарри, — упрямо повторила она.

…Джинни, замотанная в мохнатый шарф, с натянутой почти на глаза шапкой и в еле-еле сходившемся на животе пальто, выглядела на этом кладбище слишком живо и нелепо. Поддерживаемая за локоть мужем, она шла по Аллее, стараясь не засматриваться на заснеженные надгробия тех, кто сложил свою голову в Битве за Хогвартс. Сегодня у нее была другая цель.

Впереди мелькнули две знакомые белые стеллы — Ремус и Тонкс. Значит, уже скоро. Джиневра не была здесь не только на похоронах, но и после. Ни разу за эти полгода. Но знала, что могила ее подруги находилась по соседству с семейством Люпинов. К их надгробию была протоптана узкая тропинка, вокруг же снег не был расчищен, поэтому Джинни неуклюже взмахнула палочкой — колдовство во время этой беременности всегда было нестабильно. Но снег подтаял, обнажая промерзшую землю.

Вот оно. Надгробие из белого мрамора и выбитая черным простая надпись:

Гермиона Джин Грейнджер

19 сентября 1979 — 11 июня 2008

Ни эпитафии, ни даже лаконичной строки о том, кем была эта удивительная ведьма, лучшая в своем поколении.

— Я здесь, — вздох облегчения вырвался у Джинни.

Покрепче обняв живот, она всматривалась в памятник. Наконец-то. Все это время Джинни сдерживалась, копила в себе боль, боясь, что она затопит, что всплеск ее сильных эмоций повредит малышке. Успокаивала себя, юлила, как могла, обманывала мозг: «Гермиона просто уехала в командировку», «Гермиона просто на конференции», «Гермиона…» И вот она здесь. Приближающиеся роды дали ей полный карт-бланш.

Гарри топтался позади, переступая с ноги на ногу и досадливо поджимая губы. В отличие от жены он даже не взглянул на могилу Грейнджер. Лишь обеспокоенно осматривался вокруг себя да задерживал взор на Джинни, готовый в любой момент подлететь к ней, подхватить, если станет плохо.

Джинни сжала веки, зажмурилась, рефлекторно пытаясь остановить рвущиеся наружу слезы. И протянула руку в сторону мужа.

— Давай.

Тот подал ей корзину, укрытую серой тканевой салфеткой. Ведьма подготовилась к приходу сюда. Зная, что Гермиона, практичная до мозга костей, не любила срезанные цветы, Джинни накупила горшечных — Viola tricolor, забавных, похожих на хитрую кошачью мордочку. Эти фиалки Грейнджер за неимением собственного сада когда-то разводила в Норе.

— Я тебе фиалки принесла, — тихим голосом проговорила Джинни, доставая первый горшок. — Ты же любишь? Ну так держи!

На последних словах голос ее сорвался, и она запустила несчастным цветком прямо в могильный камень. С громким треском, эхом разносящимся по всему кладбищу, горшок раскололся, осыпая все мелкими осколками.

— Джинни! — испуганно выдохнул Поттер и дернулся в сторону жены, но был остановлен взмахом ее руки. Будто нарвавшись на невидимое препятствие, Гарри оступился, с тревогой глядя на раскрасневшуюся супругу.

— Хватит тебе? Конечно, нет! — нервно и быстро Джинни бросила следующий горшок. Вдребезги.

— Как ты посмела умереть! — крикнула хрипло и отчаянно. В плиту полетел третий, с глухим звуком раскалываясь надвое. Гроздья земли прожженными следами рассыпались по сверкающему невинному снегу. Цветки на тонких, почти прозрачных стеблях покачивали головами на декабрьском ветру, будто соглашались с рыжеволосой ведьмой: «Да! Так ее, так!»

Тело Джинни налилось трескучей тугой злостью. Сердце беспокойно билось о ребра, когда она замахнулась четвертым, последним горшком.

— Ты долбанная эгоистка, Грейнджер! — в голосе задрожали слезы обиды и гнева.

Глиняные черепки вместе с землей и поломанными цветами теперь украшали холмик, под которым покоилась Гермиона. Джинни, чувствуя, что силы покидают, неловко и стремительно осела прямо в снег. Поттер, бросившийся к ней, не успел подхватить, оставить на ногах. Рухнул рядом, обхватив голову жены и стараясь заглянуть в глаза. Та жадно хватала ртом воздух, будто окунь, которого безжалостные рыбацкие сети вытащили на берег. Она потирала сдавленную рыданиями грудную клетку, смаргивала слезы с ресниц.

Поттер хотел бы найти нужные слова, утешить, облегчить ее боль, но не мог. Проклиная все на свете, обнимая и раскачивая из стороны в сторону свою дрожащую, растрепанную, с красным опухшим носом и залитым слезами лицом жену, он шептал только одно:

— Прости, прости, прости…