Рассвет империи. Часть I: Иногда они возвращаются (джен)

— Неважно, кто я такой,

И куда иду, и где мой дом родной.

Важен только свет твоих глаз, брюнетка -

В них горит огонь!..

Голос Хиля Альбрео звучал из динамика, и это было странно: понимать, что по республиканскому радио передают набуанские песни. Должно быть, это символизировало успешную интеграцию, а может быть... нет, точно. Судя по времени, шла передача "Невозвратимые голоса".

А ведь сколько оптимизма было в его песнях!

И свет солнечный будет вечен,

И наш мир так мал и беспечен —

Что неважно, кто я такой,

И куда иду, и где мой дом родной.

Хиль закончил, и металлический голос ведущей сообщил, что Республика скорбит о смерти "Хеля Арбилео", набуанского народного поэта и исполнителя, попавшего под дружественный огонь в районе Алдеры.

Скорбит она, как же. Она даже по имени его не потрудилась правильно назвать.

* * *

Он в пяти минутах от вас, вон за той черной скалой, — услужливо сообщил координатор.

И действительно, за скалой оказался Мол.

Выросший почти вдвое за счёт нелепых хромированных протезов, осунувшийся, с горящими оситхелым огнём глазами. Рыл копытом землю и крутился на месте, словно ловя невидимого Оби-Вана.

Палпатина он пока не видел. Этим следовало воспользоваться

Осторожный шаг — и вот вокруг выросли красноватые стены. Через арку мерцал золотистый свет Силы, под ногами переливалась тонкая плёнка, отделяющая Сознание от Подсознания, копаться в котором желания не было ни малейшего. Старая ситская техника, позволяющая буквально заглянуть в чужую душу, не первый раз приводила его сюда.

Вот только если бы он не знал, куда именно зашёл — не догадался бы ни за что.

Вместо обычного хлама, валяющегося на полу, распиханного по углам или аккуратно отсортированного, была пустота, в центре которой, пощёлкивая, вращалась голографическая фигурка мастера Кеноби. В стенной нише, откуда раньше склонялась белокаменная Кюцина с нежной и мученической улыбкой, теперь возвышался грубо высеченный из камня идол матери Тальцин, у её ног корчился столь же каменный Квай-Гон Джинн. Ни полусобранных следилок, ни улучшенных гранат, ни разрозненных листов из конспектов, ни головы первой убитой гарки — ничего, что составляло прежнего Мола.

Палпатин привык ко многому, он разное видел и делал тоже — разное.

И всё же сложно было не испугаться, изнутри увидев, на что похожа полностью стёртая и заново выстроенная личность.

Быстрый осмотр показал, что без стороннего вмешательства не обошлось. Следы белой пыли в нише, чешуйки на полу, несколько забытых в углу деталей, обрывок бумаги... как будто кто-то слишком спешил всё вынести и не потрудился прибрать за собой.

— Эх, люмпампуси вы мои, как же мне это не нравится... — пробормотал он, аккуратно вытаскивая очередной обрывок из-под идола.

Опять ничего ценного, просто кусок старого донесения о ситуации на Набу.

— А ведь я был уверен, что ты мёртв, — покачал головой Палпатин.

Если вас это интересует, друг мой Сидиус, я тоже был в этом уверен. И это мне не нравится больше всего

— Хм?

Забавная, однако, рекурсия: чужой разум, находящийся в некотором роде в разуме человека, который находится в чужом разуме.

Меня, конечно, не было на Набу — я не покидаю Академию. Но материалы я изучил максимально подробно. Это позволило мне уверенно вычислить вас, и столь же уверенно утверждать, что Дарт Мол мёртв

— Выносливость сита выше обычной, — не мог не позанудствовать Палпатин. — Были случаи, выживали и не с таким поражением, с ожогами третьей степени на восьмидесяти процентах, например.

Выживали. Достаточно долго, чтоб дождаться медицинской помощи, — координатор хмыкнул. — Но чтобы без неё, да ещё разрубленный пополам и упавший в плазму, которая плещется на дне центральной шахты — такое я встречаю впервые, знаете ли

— В плазму на дне шахты?!

Не знали, друг мой Сидиус? Они дрались на замечательном вашем заводе. Дошли до центральной шахты, там был убит Джинн, а Кеноби от пинка свалился в шахту, зацепился за что-то, получил неслабую дозу облучения, от которой до сих пор лечится, и на чистой Тёмной Стороне ухитрился оттуда выпрыгнуть, разрубить Мола пополам и сбросить вниз

— Но... это же всё меняет, магистр!

* * *

Учитель бредил бессмертием всегда, сколько Палпатин его помнил. Возможно, дело было в той детской книге — но читают ли маленькие муунята набуанские детские книги, вот в чём вопрос? — главный злодей которой настолько боялся умереть, что разорвал душу на множество кусков, каждый из которых привязал к одной из древних реликвий, и потому не мог умереть до конца и мог достроить себя к каждому из кусочков — или вроде того.

Только учитель хотел добиться того же самого эффекта, оставаясь цельным. Его идея была в том, чтобы развить пути сознания до такой степени, чтобы переноситься из тела в тело, как переходишь из дома в дом. Тела, разумеется, должны были быть клонами, причём особыми: в их крови должны были плескаться клоны мидихлорий (хотя связь этих синезеленых[1] с Силой и не была окончательно доказана).

Эффекта учитель добился, цель утратила привлекательность и он нашёл себе новую манию — создание жизни. Богом хотел стать, не больше и не меньше...

Впрочем, рано или поздно все ситы к этому приходят. Если брать один за другим все барьеры, которые ставит жизнь, рано или поздно останется только этот. Последний и неодолимый, неминуемо ведущий к гибели и ничтожеству. Не этому ли учат все древние сказания?

И чем дальше, чем увереннее шёл Палпатин к императорскому трону, тем большей угрозой маячил перед ним этот последний барьер, маня и пугая одновременно. И чем дальше, тем чаще Палпатин задавался вопросом: а так ли он неизбежен? Неужели нельзя всё-таки остановиться?

Впрочем, в любом случае, ходячий и относительно разумный мертвец мог означать только одно: кто-то, кто бы он ни был, сумел повторить эксперимент учителя на новом объекте.

* * *

Сознание, по-вашему, перенесено в клон? Но тогда зачем эти излишества?

— Для создания иллюзии подлинности, полагаю. Если бы на нас вышел здоровый и целый Дарт Мол, мы могли бы что-то заподозрить. А после многоходовки с мусоркой, стальными курногами, змееслугой, Саважжем — да мы просто не должны были и думать в эту сторону.

Логично. И это снова ставит вопрос: кто виноват? Техника вашего учителя, друг мой Сидиус, кажется, была известна лишь ему?

— Ему и мне. Но нет повода полагать, что он не мог научить ему и Мола тоже, ведь Мол оставался нашим общим подопечным.

А вы полагаете, что перенос — работа Мола? Что он подготовил себе клон, переместил в него сознание и прочая?

— А вы? — прямо спросил Палпатин.

А я сомневаюсь, поскольку участие третьего лица в операции представляется мне непременным. И вот вопрос — что менее противоречит закону магистра Оккильяма: считать, что Мол сам себя пятнадцать лет назад перенёс в неведомо откуда взявшийся клон, а неведомый некто неведомым образом об этом узнал и воспользовался случаем для организации всей нынешней байды — или что дух в клоне оказался в рамках продуманной операции, причём не так давно, ведь на выращивание клона тоже нужно время?

— Если смотреть так...

А как ещё, друг мой Сидиус? В конечном итоге, как и всегда, остаётся два варианта

— И кто же продумал эту операцию?

А это мы обсудим на Корусканте, — почти жёстко ответил координатор. — Добьёте это несчастное?

Палпатин кивнул.Всё равно ничего полезного из искалеченного сознания больше не извлечь, а оставлять кадавра жить... даже по меркам ситов это было бы жестоко.

Впрочем, сам своими руками он никого убивать не собирался. Лёгким усилием мысли он просто направил Молокадавра туда, где уже приземлился Кеноби, дотоле блуждавший по неверно указанным магистром координатам.

* * *

Дин Джейс стал героем дня. Короткая и блистательная спасательная операция наскоро собранного добровольческого корпуса не только освободила пленённого канцлера-диктатора, но и выявила участие во вражеских планах контрабандных клонов: все бандиты оказались на одно лицо. Сам канцлер горестно сетовал на нерешительность и непрофессионализм своей личной охраны; начальник оной неловко оправдывался, камеры щёлкали, конфедераты выдвигали ноту протеста и угрожали отказаться от закупок плазмы, голонет бурлил... общая суетливая радость только усилилась, когда усталый Оби-Ван доложил о повторном устранении ситха. Он даже нашёл силы пошутить: попросил гарантии, что в третий раз этим займётся кто-нибудь другой. Энакин, например, он ведь надежда Ордена...

Никто не нашёл удивительным, что канцлер немного устал от шумихи и закрылся в кабинете — отдыхать и навёрстывать упущенное за время похищения. А канцлер, отослав всех и вся, включая Айсан, старательно сосредоточился и потянулся мыслями к магистру-координатору.

Тот откликнулся почти сразу:

Вы за объяснением, полагаю?

— Именно. Итак?

Минуточку. Сейчас перешлю файлы на вашу личную деку

Та мигнула, подтверждая получение.

На псевдоэкран вышел заголовок: «Протоколы допросов по делу о нарушении обетов №3433-an5».

«Настоящим подтверждаю, что пропавший магистр Сайфо-Диас является моим мужем, Бре Тиранусом, хозяином нескольких шахт на лунах Богдена...»

«...нет, никак не давал понять, что у него есть какие-то подобные намерения. Неоднократно в присутствии моём, учителя Квай-Гона и магистров Винду и Дуку рассуждал о необходимости продвигаться дальше, об открытых горизонтах бессмертия...»

Магистр-координатор полагает, что...

...но уже следующий файл заставил поперхнуться:

«...господин Тиранус был уважаемый человек же. Он не абы кто был, вот и доверяли ему. К абы кому, знаете, не станет звонков глава Банковского Клана запрашивать...»

[1] ибо -хлории же; значит — синезелёные водоросли