Попытка номер два (джен)

1989 год…

Больница. Как говорится — кто в них не бывал, тот не рисковал. Ну, в том смысле, что, сидя на диване, сложно совершить нечто эпичное, достойное срочной госпитализации. Хотя, если в некоторых странах и дальше продолжится горизонтальный рост нации, то количество вызовов бригад реанимации на дом из-за случившегося неожиданного сердечного приступа — да-да, на диванах, не смейтесь — только увеличится.

Уставший мужчина с тёмными, практически чёрными, кругами под глазами и спутанными блеклыми волосами, издалека своим беспорядком напоминающими паклю, сидел, сгорбившись, перед кроватью, на которой лежала женщина, обмотанная бинтами почти до состояния куколки, и лишь её руки до предплечья были свободны от повязок. Мужчина держал её ладонь в своих руках, прижимая к губам, и с неистовой мольбой в глазах смотрел на неё. Но та оставалась глуха к его мольбам, по-прежнему оставаясь без сознания.

— Пандора, как же ты так, — еле слышно шептал он. — У нас же я всегда самый безалаберный, а ты всегда всё перепроверяешь и ничего не забываешь. Пожалуйста, очнись, не оставляй нас.

Ксенофилиус безостановочно продолжал бормотать свои просьбы, никак не реагируя на окружающее, так и не отводя взгляд от лица любимой, и потому не заметил, как лежавшая на соседней кровати такая же светловолосая девочка слегка приоткрыла глаза, и окинула комнату взглядом, задержавшись на нём. А если бы он прочёл её мысли в этот момент — ни один колдомедик не поставил бы и ломаного кната на здравость его рассудка.

«Бля, неканон», — было первой относительно цензурной мыслью девочки. — «Вот свезло так свезло. Вознесём же молитву Одину за то, чтобы его валькирии не по разу уронили того недовикинга, что, сидя за баранкой маршрутки, посмел сбить такую милую девочку-одуванчик. Аминь».

Девочка продолжала лежать, притворяясь спящей, и не торопилась привлекать к себе внимания — бормотание Ксенофилиуса Лавгуда, если судить по схожести с образом из фильмов, было явно на английском, которого она не понимала.

«Спрашивается, где все плюшки и память владельца тела?» — обиженно подумала попаданка, начиная усиленно шевелить и так едва работающими мозгами. Организм подобных усилий не одобрил, выразив своё несогласие вспышкой боли в области где-то между ушами, отчего девочка непроизвольно застонала.

Радостный отец бросился обнимать очнувшуюся дочурку, забыв про её состояние, из-за чего девочка заорала практически в полный голос, и отключилась от боли. Можно было считать, что ей, наверное, повезло во второй раз, ибо процесс слияния новой души с телом был очень болезненным. А вот часть, отвечающая за «наверное», была несколько неожиданной, ибо не зря говорят, что без надзора начальства всё делается как-нибудь, что зачастую означает кое-как, а кое-как тянет за собой нифига себе, в смысле неприятных последствий.

В сознание девочка пришла почти через сутки, ощущая странную слабость и непонятную двойственность чувств, особо сильно проявляющуюся при взгляде на привычные для юной волшебницы вещи, но откровенно незнакомые самой попаданке. Пик обострения когнитивного диссонанса в ощущениях возник при взгляде на простые белые шторы, скрывающие явно унылый вид из окна. Ведь иначе, зачем было его скрывать подобной банальностью? Луне внезапно захотелось это проверить. Ну, как захотелось — одной её половине было любопытно, а второй было немного интересно осмотреться в новом мире.

Оглядевшись вокруг и не увидев отца, девочка попыталась встать на ноги. С некоторым трудом ей всё же это удалось, хотя мир вокруг неожиданно сильно штормило. Но, по-видимому, на кровать были наложены какие-то чары, выполняющие роль сигнализации, потому как девочка, упорно пробираясь сквозь внезапно начавшееся землетрясение, из-за которого всё вокруг качалось, а пол норовил подняться и ударить по лицу, добраться до своей цели так и не смогла — прибежали дежурные. Но был и плюс — с началом землетрясения штормить перестало.

Луна двум юным практикантам очень обрадовалась — теперь добираться до занавешенного салатовыми шторами окна стало гораздо веселее. А толкающийся пол ещё и помогал уворачиваться от их неуклюжих попыток поймать ловкую девочку. Луна счастливо рассмеялась, и показала язык двум взмыленным парням, уже готовым плюнуть на запрет применения к пациентке магии, и приложить её парализующим. От подаренных ей двух сильно злых взглядов девочка исполнила грациозное па, после чего благодарно поклонилась зрителям.

Раздавшийся зубовный скрежет чудесным образом наложился на звучавшую в её голове мелодию, и Луна продолжила свой путь к жёлтым в фиолетовую крапинку шторам, вальсируя в такт музыке своей души. Практиканты проводили лежачую пациентку усталыми взглядами голодных хищников, следящих за тонкой фигуркой, облачённой в больничную ночнушку, словно за грациозной ланью.

Но от пути к чёрным готичным шторам в розовый цветочек Луну отвлёк зашедший отец. Незнакомый с предысторией недавно окончившейся игры в салочки, Ксенофилиус увидел лишь двух взмыленных и тяжело дышащих молодых парней, глаза которых жадно следили за девочкой, не оставляя простора фантазии при определении их намерений, особенно если учесть то, что Луна едва стояла на ногах, шатаясь во все стороны, но упорно пыталась добраться до окна, чтобы уйти как можно дальше от двух парней, перекрывающих собой единственную дверь палаты.

Утробный рык матёрого хищника послужил сигналом к низкому старту двух очень невезучих практикантов. Луна же огорчённо смотрела вслед развевающимся на плечах практикантов-неудачников нежно-голубых штор — ей теперь оставалось лишь грустно вздыхать из-за того, что за окном оказалась хмурая серость дождя, а закрыться от неё уже было нечем.

— Солнышко, ты в порядке? Они тебе ничего не сделали?

Луна рассеянно перевела взгляд на отца, продолжая раздумывать о том, какого же цвета были шторы до того, как она появилась в этой палате. Ответ же шёл по остаточному принципу.

— Не-а, они меня не поймали. — Секундная пауза, в которой опять раздался очередной зубовный скрежет, и гордое: — Я победила.

Мистер Лавгуд озадаченно замер, начиная подозревать, что что-то он понял неправильно.

— А когда мама проснётся, и мы пойдём домой? — всё также рассеянно смотря в даль, задала в пространство свой вопрос девочка.

Ксено виновато отвёл глаза в сторону, и предпочёл оставить его без ответа.

— Мне кажется, что тебе самой будет лучше побыть пока здесь, — сказал он, подходя к девочке, и приобнимая за плечи. — Да и сейчас лучше всего будет прилечь, а не играть с мальчиками, едва стоя на ногах.

— Они были такие забавные, — хихикнула она. — Зря ты их прогнал.

Разместившись на койке, Луна внимательно и серьёзно посмотрела на отца.

— Мама говорила, что, когда я стану большой, я смогу увидеть тех, кто заставляет людей делать плохие вещи. — Девочка сфокусировала взгляд на чём-то рядом с головой мужчины. — Похоже, я уже большая, а что ты плохого будешь сейчас делать?

— Я?! Что ты такого углядела? — откровенно озадачился мистер Лавгуд.

— Ну… Они мелкие, лохматые и перемигиваются.

Несколько секунд отец озадаченно разглядывал свою дочь, после чего у него на лице стало проступать понимание о том, о чём спрашивала Луна.

— О, Мерлин! — Ксено простонал в голос, бросив растерянный взгляд на бессознательное тело Пандоры. — Как же это не вовремя…

— Что не вовремя?

— Всё не вовремя, — грустно вздохнул маг, начинающий экстренно вспоминать те немногие разговоры с супругой, во время которых она описывала, что и как будет рассказывать дочери, когда та пробудит свой дар. Помнится, начинать она хотела с игры, но всё зависело от формы визуализации. Что же, вариант с непонятными мохнатиками они тогда тоже обсуждали, и довольно весело провели время, придумывая им названия. Эх, Пандора, как же ты так… — Понимаешь, Луна, все люди думают о разном, и чувствуют различные эмоции. Но мало кто из магов и вообще никто из магглов знает, что на самом деле есть такие существа, которые питаются этими самыми мыслями и чувствами людей. Некоторые просто слетаются к самым ярким из них, как пчёлы на мёд, а некоторые сами заставляют людей думать, как им нужно, чтобы лакомства было побольше…

Луна сидела, и заворожённо слушала то, о чём ей рассказывал отец, следя при этом, как вокруг него становилось всё больше и больше сиренево-фиолетовых перемигивающихся лохматиков. В крапинку.

Три года спустя…

Луна Лавгуд сидела на старом, продавленном, пережившем очень многое, диване в бывшей лаборатории своей матери, и рассеянным взглядом блуждала по полупустому помещению, задерживая его на пару мгновений то на старых сломанных аптекарских весах, перекошенной башней взиравших на кучу обгорелых пергаментов, лежавших у их подножия, то на подставку с обломками палочек, которые так никто и не доделал, то на выжженный рисунок на полу, из-за которого она три года назад и оказалась в этом мире.

Девочка грустно вздохнула. С момента, когда она начала вспоминать чужую жизнь, а, точнее, вспоминать, кем была в прошлой жизни девочка Лена, так скоропостижно и неожиданно погибшая под перевернувшейся маршруткой, она практически ежедневно приходила в старую лабораторию Пандоры, пытаясь… Да непонятно чего пытаясь. Наверное, ей стоит признать, наконец, что она не знает, что ей тут дальше делать.

Всё дело в том, что сегодня она окончательно осознала себя этой самой Леной. Той самой безбашенной экстремалкой, способной в четыре утра постучаться снаружи в окно подруги, спящей в спальне на втором этаже, чтобы в ответ на её матерную тираду, полную отсутствия любви и всепрощения, вручить ей брикет мороженого, усесться на подоконник, разворачивая свою порцию, и позвать полюбоваться Луной с крыши строящейся высотки, потому что ей хорошо и весело, и неожиданно захотелось этим хорошим настроением поделиться с друзьями. Или подбить одноклассников устроить флешмоб, смотря при ответах не на учителя, а рядом, будто он там и стоит. Или… много ещё чего.

В общем, осознала, и… И всё. Всю ту многотомную серию Боулинг она читала давно, фильмы тоже смотрела, а потому прекрасно понимала, что её ждёт впереди, как Луну Лавгуд. Нормальный хэппи энд, если не подставляться. Это первое. Луна была странная, а потому на неё не обращали серьёзного внимания, и она делала, что хотела. Это второе. Судя по личному опыту, в прошлой жизни она не успела ничего сделать. Что немного печально и очень обидно. Но, как там говорил один колоритный вымышленный литературный персонаж, позавчера занёсший папке письмо с приглашением в Хогвартс? «Для высокоорганизованного разума смерть — это лишь ещё одно приключение». Проверено, Нео, лож… тьфу ты, смерти нет. Это в-третьих. Отсюда вывод…

Светловолосая девочка с глазами слегка навыкате, придающими ей мечтательное и немного наивное выражение лица, предвкушающе улыбнулась во всю челюсть. А потом сделала то, что смазало весь эффект от подобной ухмылки, сделавшей честь любому представителю народа гоблинов.

— Ой, зубастики, да не мельтешите вы мне тут, — помахала она рукой перед собой, будто разгоняя кого-то невидимого. — Идите лучше мозгошмыгов с нарглами погоняйте по округе, а то из-за вас на меня и так все как-то странно косятся.