Забытое пророчество (гет)

Гарри Поттер теперь жил двумя жизнями. В первой жизни он ходил на службу, по мере сил обеспечивая безопасность волшебного мира, общался с семьей и коллегами, решал какие-то мелкие ежедневные проблемы, не особо вникая в их смысл. Он отстраненно фиксировал странные взгляды, которые бросали на него в министерстве; он терпеливо выслушивал доводы Гермионы, которая все наставляла его на путь истинный; он лишь рассеянно похлопал по плечу заместителя Робардса, пытавшегося завести разговор об опасности, таящейся в увлечении солидных волшебников средних лет молоденькими ведьмами; он чуть не проклял какого-то репортера, попытавшегося задать ему вопрос, не связанный с расследованием очередного громкого преступления.

С Джинни они так и не поговорили, но как-то само собой получилось, что, возвращаясь поздно вечером домой, Гарри шел не в спальню, а в кабинет, где и оставался до утра, иногда засыпая, иногда грезя наяву и покидая дом на Гриммо ранним утром. Единственным якорем, привязывающим его к бывшему дому Сириуса, была Лили. Разговаривая с ней, глядя в ее зеленые глаза, такие же, как у него самого, он испытывал тоскливое чувство вины и тревоги, понимая, что долго так продолжаться не может, и рано или поздно придется принимать решение. Оставалось только радоваться, что мальчики были в Хогвартсе, а Ежедневный пророк каким-то чудом (Гарри подозревал, что исключительно усилиями первого помощника министра Перси Уизли) хранил молчание. Кричер разрывался между преданностью хозяину и хозяйке, в конце концов, встав на сторону Джинни, которую вообще-то недолюбливал.

Другая жизнь Гарри Поттера была полна удивительных открытий и обретений. Неделю назад, например, он узнал, что Брида не любит сыр, а позавчера разобрался в системе организации обучения в Ильверморни. Они встречались ненадолго почти каждый вечер, если у Гарри не было непредвиденных служебных дел, а воскресенья проводили вместе с утра до вечера. Небольшая изящная сова Бриды стала своей в Аврорате, иногда по нескольку раз в день принося ее короткие смешные записки. В Хогвартс после каникул она не вернулась, посчитав, что провела там достаточно времени, чтобы почувствовать себя британкой. «Дедушка был прав, — смеясь, сказала она, — когда заставил меня получить аттестат в Ильверморни, он не зря сомневался, что я долго выдержу в Хогвартсе».

Во время прогулок Гарри показывал девушке магловский Лондон, который он успел подзабыть за время пребывания в волшебном мире, и они вместе открывали для себя уютные кафе, живописные парки, небольшие магазинчики со всякой всячиной, так же как и всемирно известные достопримечательности. По воскресеньям они предпринимали более длинные путешествия, чаще всего в Годрикову впадину, проводя целый день в старом доме Поттеров, который Гарри давно привел в порядок, но бывал там редко.

Гарри удивляло, как органично вписывается Брида в мир простецов, не испытывая никаких затруднений с магловскими, одеждой, деньгами, обычаями. Брида рассказала, что с раннего детства дедушка готовил ее к жизни в обоих мирах, к тому же в Америке нет такой разницы между образом жизни магов и маглов, как в Англии, обязательным является лишь соблюдение статута о секретности.

Еще Брида не любила использовать магию в быту, не применяя ее для таких удобных, ставших естественными для Гарри, заклинаний, вроде открытия дверей, подогрева воды и прочего. Внимательно глядя на него, она однажды пояснила, что слишком уважает волшебство, составляющее саму ее суть, чтобы пришивать им пуговицы.

— А что ты считаешь достойным волшебства? — Гарри стало любопытно, он не припоминал, чтобы кто-то из его знакомых высказывал подобные мысли.

— То, для чего собственно и рождаются ведьмы и колдуны, серьезно сказала Брида. — Спасение человеческой жизни, исправление фатальных ошибок истории, создание гениальных произведений, оказывающих влияние на жизнь людей. Ведь многие великие люди были магами, хотя некоторые и не знали об этом, например, Шекспир.

Против воли Гарри вспомнились слова Оливандера, которые он произнес, впервые увидев маленького Поттера в своей лавке: «Этот волшебник творил великие дела, ужасные, да, но и великие». Брида как будто прочитала его мысли, а может, и прочитала, легиллименцией, как и окклюменцией, она пользовалась автоматически, иногда не осознавая этого.

— Гарри, ну когда уже ты перестанешь приписывать мне намерения Волдеморта? Они перешли на «ты» как-то незаметно и естественно, разницу в возрасте Гарри не ощущал вовсе, более того, иногда Брида казалась ему умудренной опытом старшей сестрой, или второй Гермионой.

— Брида, — откликнулся он. — Я иногда не понимаю тебя, как не понимаю, зачем все-таки ты приехала в Англию? Чтобы поучиться полгода в Хогвартсе? И не говори, что это было решение лорда Райана, у меня сложилось впечатление, что в вашей семье именно ты являешься главной.

— Господин Главный аврор, повторяю еще раз, я не представляю угрозы никому и ничему и не надо смотреть на меня такими глазами, как будто вы собираетесь отправить меня на костер! — шутливо сказала Брида. А Гарри подумал, что, несмотря на спокойный, уравновешенный характер и немного отстраненное, ироничное отношение к себе и к жизни, Брида как раз и была бы одной из первых жертв охоты на ведьм.

Их отношения развивались медленно, пролетела зима и начало весны, был уже апрель, а они только-только перешли от держанья за руки и легких поцелуев в щеку к более крепким объятьям и менее невинным поцелуям. Брида никогда не заводила разговор о семье Поттера, за что он был ей благодарен, так как понимал двусмысленность их отношений. Он слишком любил ее, чтобы тривиально сделать своей любовницей, но с каждой их встречей ему становилось все труднее сдерживать себя, когда он видел, как темнеют ее и без того темно-синие глаза, становясь почти черными, как рдеют сочные губы, горящие от его поцелуев, как вздрагивает маленькая грудь, словно созданная для его ладоней. Ее волосы обволакивали шелковой сетью, пахнущей летним лугом, а руки, касаясь его, вызывали целую гамму неизведанных ощущений.

Любила ли его Брида? Гарри боялся задать этот вопрос, так как любой ответ предполагал нарушение сложившегося положения дел, которое могло привести к самым неожиданным последствиям. Гарри инстинктивно чувствовал, что вскоре хрупкое равновесие его жизни должно нарушиться.

Это произошло в конце апреля.