Где мой дом? (гет)

Джинни уложила дочку в колыбель и устало опустилась на кровать, вперив взгляд в стену напротив. Она чувствовала резь в глазах и дрожание губ, но сдерживалась изо всех сил. Хотя рыдать хотелось в голос.

Она не видела мужа уже несколько дней.

Когда Гарри вышел из кабинета, Джинни еще верила, что он вернется. Выпустит пар и вернется. Она просидела там несколько часов, пока не явился Кикимер и не объявил, что мальчишки проснулись и требуют маму.

Нехотя Джинни ухватилась за лапку домовика и, прижимая спящую Лили к груди, вернулась домой. А Гарри — нет. Ни в тот день, ни на следующий.

Патронус Джинни возвращался ни с чем, записки оставались без ответа, а Кикимер не поддавался на уговоры и отказывался приводить хозяина, получив от него хороший втык за прошлый раз.

Она не знала, что теперь делать. Идея с разводом, до того казавшаяся чуть ли не гениальной, обернулась полнейшей катастрофой.

И где были ее мозги?

Джинни со стоном откинулась на подушки, закрыла глаза и зажала ладонями виски. Начиналась мигрень. Стоило бы спуститься на кухню за зельем, но Джинни, словно наказывая себя, даже не пошевелилась. Так и лежала, пока не скрипнула дверь. Решив, что это кто-то из сыновей — они частенько прокрадывались по ночам в родительскую спальню, — Джинни натянула улыбку и, с трудом разлепив веки, посмотрела в ту сторону.

На пороге стоял Гарри. Судя по виду, его мигрень была в разы сильнее. Или это переживания последних дней так отразились на лице.

С минуту он молчал, водя взглядом по Джинни и о чем-то раздумывая. И она не выдержала. Какого черта они ведут себя, как два упрямых тролля? Почему они разучились разговаривать друг с другом? С каких пор он что-то скрывает от нее, а она, как грязная манипуляторша, использует его чувства для достижения своих целей?

— Гарри… — позвала Джинни, с трудом принимая вертикальное положение и морщась от волны боли в голове.

— Подожди! — Гарри остановил ее движением руки и, в два шага преодолев расстояние до кровати, сел рядом. Сложив руки в замок и опустив глаза долу, он снова заговорил: — Я много думал, Джин. Знаю, в последнее время я был паршивым мужем и никудышным отцом. Совсем не уделял вам внимания, погряз в рабочих делах, выпал из нашей жизни. И я понимаю твое недовольство и желание развестись, но прошу тебя: подумай еще. Я со всем разберусь, я все исправлю. Обещаю. Если же ты решила окончательно, то я… Я просто… — Гарри замолчал, ниже опустив голову.

Джинни заметила, как побелели костяшки его пальцев, и подвинулась ближе, накрывая его руки своей.

— Гарри, я сожгла то проклятое заявление сразу, как ты вышел из кабинета.

На этих словах он поднял голову. И Джинни усмехнулась, чуть сжимая его все еще напряженные руки.

— И ты бы узнал об этом, ответь хоть на одну мою записку. Или если бы не посылал моего патронуса галопом куда подальше.

— Я… Прости, Джинни, — пробормотал Гарри, враз растеряв свое недавнее красноречие.

Он развернулся к ней всем корпусом, взял за руки и смотрел с такой надеждой, что сердце Джинни сжалось от переполнившей его нежности. Но отступать от своих первоначальных планов она не собиралась. Если замять все сейчас, то ничего не изменится, верно?

— То-то же, прости. Родной, я знаю, что тебе нелегко сейчас. И знаю, что ты привык справляться с трудностями. Только раньше рядом всегда были…

— Рон и Гермиона, — закончил Гарри за нее, и лицо его тронула грустная улыбка.

— Именно, — кивнула Джинни. — Знаешь, я вспоминала недавно наш разговор в день похорон Дамблдора. Ты ведь всегда старался защитить меня, отстраняясь. Но, Гарри, я больше не маленькая девчонка. Я твоя жена. Я со всем справлюсь.

— Всегда справлялась.

— Если нет Рона и Гермионы, — продолжила Джинни, — у тебя есть я. Давай действовать вместе.

— Ты не откажешься от идеи стать общественным защитником? — с обреченным вздохом спросил Гарри, и Джинни, подтверждая это, помотала головой. — Хорошо. Хорошо.

Джинни прикрыла глаза, чтобы успокоить бушевавшее в них ликование. Даже головная боль, грозившая недавно превратиться в долгоиграющую проблему, куда-то отступила. А потом Джинни почувствовала, как муж провел рукой по ее щеке, как пропустил пряди ее медных волос между пальцами, как коснулся своим лбом ее лба. И все перестало иметь значение.

Они обязательно обсудят все нюансы потом. А сейчас…

Джинни прижалась нетерпеливым поцелуем к его губам, чувствуя, как от долгожданной близости перехватывает дыхание. Гарри быстро перенял инициативу, обхватывая ее талию одной рукой, а другой развязывая пояс халата.

Он опрокинул ее на спину, рьяно целуя оголившееся плечо, и Джинни хрипло выдохнула.

— Я колючий, извини, — с трудом отстраняясь от нее, проговорил Гарри. — Сейчас побреюсь.

Он приподнялся, готовый выполнить обещание. Но Джинни не могла больше ждать ни минуты. Она так сильно скучала по нему! Двумя руками притянув Гарри обратно к себе, Джинни потерлась щекой о его подбородок, прошлась приоткрытыми губами и на выдохе, пуская мурашки по их телам, прошептала:

— Потом. Мой муж нужен мне прямо сейчас.

• ─── ⫷⫸ ─── •

Не все знают, что на сетчатке глаза есть слепое пятно, из-за которого человек буквально не видит часть этого мира. Но Оливию Лорье, кутавшуюся в черную теплую шаль, Гермиона и Северус видели ясно, несмотря на сгустившиеся сумерки.

Ведьма, которую потеряли в Британии после нападения, не выглядела беглянкой или девой в беде. Вообще-то она казалась вполне довольной жизнью. Она легко улыбалась, придерживая округлившийся живот, когда наклонялась, чтобы поставить на землю миску с едой. На негромкий зов из кустов тут же выскочил большой черный кот и с завидным аппетитом принялся за ужин. Оливия, хихикнув, прошлась рукой по лоснящейся шерсти на спинке кота и ушла в дом.

Пережив первое удивление, Северус убрал руку от лица Гермионы и откинулся спиной на ствол дерева. Грейнджер рядом повозилась и, закусив губу, погрузилась в размышления. Северус мог поспорить, что мысли их сейчас идентичны. Кого-кого, а Лорье увидеть никто из них не ожидал.

Все, что Северус мог воскресить в памяти об этой девушке, укладывалось в одно скупое описание: тихая пуффендуйка без выдающихся способностей. Было бы странно предполагать, что мисс Лорье стояла в центре происходящего.

— Может быть, она под Империо? — тихо спросила Гермиона, переводя взгляд на Снейпа.

— Не вижу причин для применения Непростительного. Насколько я понял из рассказов Поттера, ничем выдающимся Лорье не занималась, связей не имела. Кроме ее работы в министерстве и зацепиться не за что. Вы часто взаимодействовали?

— Не слишком, — нахмурившись, произнесла Гермиона. — Мы встречались, конечно, она ведь в библиотеке работала. Но по большей части я общалась с заведующей, мадам Хартрайт.

— Замечали что-нибудь необычное? Учитывая интересное положение мисс Лорье, не приходится сомневаться, что здесь замешан мужчина.

— Нет, — мотнула головой Гермиона. — Мне как-то не было дела до личной жизни сотрудников министерства. Но она всегда была скромна, тиха, почти незаметна.

— Видимо, не для всех, — хмыкнул Снейп, поднимаясь. И, опережая вопрос Гермионы, пояснил: — Осмотрюсь. А вы оставайтесь здесь. Одному мне сподручнее.

Когда Северус спустился с холма и двинулся вдоль грунтовой дороги, чтобы незаметно подобраться к дому со стороны винодельни, уже окончательно стемнело. Ему нужна была эта прогулка в одиночестве. Официально — чтобы проверить, есть ли в доме кто-то еще. Но кроме того — чтобы выпить несколько укрепляющих зелий подальше от встревоженных глаз Гермионы.

Он не хотел показаться слабаком, да и привык со всем справляться самостоятельно. Снейп знал, что после ритуала последует откат. Но вкупе с платой последствия оказались гораздо хуже ожидаемых. Так что уже во второй раз Грейнджер была свидетелем его слабости. Она всю ночь просидела подле него, пичкая бесполезным Умиротворяющим бальзамом. Но в редкие минуты просветления сознания Северус отчего-то не мог указать ей на ошибку. Только наблюдал из-под слегка приподнятых век за читающей Гермионой.

Вчера, когда пришла пора расплачиваться, Северус понял, что не сможет отдать тот свет, что рассмотрела в нем ведьма Кела. Ведь это означало бы снова похоронить себя в пучине старых зависимостей и растерзанных чувств. Он не готов был соглашаться на подобное и прокручивал вариант за вариантом, пока ведьма сама не дала подсказку.

«Отдай мне то, что любишь».

Осознавала ли она, что оставляет ему лазейку? Судя по ее реакции, нет. И когда он отдал ей часть своей силы — той, что поистине любил, — понял, что все сделал правильно. Северус знал, ради чего так поступает. Точнее, ради кого.

Гермиона.

Он не мог позволить Гермионе вернуться в мир, не безопасный для нее. А значит, был готов принять на себя удар, прожить последствия, сделать все, что потребуется.

Мог ли Северус подумать, что до этого дойдет, когда на Камденском рынке с недоумением взирал на бывшую ученицу, склонившуюся над магическим шаром? Конечно нет.

Но он снова попал в ловушку.

Без сомнения, Северус желал ее. И, если поразмыслить, еще с тех пор, когда она была Фионой. Что, в общем-то, неудивительно для вполне здорового мужчины после стольких лет воздержания. Но с настоящей Гермионой это было куда большее, чем просто физическое влечение мужчины к женщине.

Привязанность, которой Северус не искал, оплела его длинными ветвями, проросла в нем, почти укоренилась. А прошло-то меньше месяца, большую часть из которого они толком не разговаривали. Впрочем, в прошлый раз ему хватило одного лишь взгляда издалека.

«Несомненно, я делаю успехи», — усмехнулся своим мыслям Северус.

Он старался не думать о Гермионе в таком ключе, но предательское а что, если?.. нет-нет да и пронзало разрядом, отзываясь в каждой клетке и сбивая дыхание.

Северус ловил взгляды Гермионы на себе. Он замечал ее дрожь и учащенное биение сердца. Он чувствовал, что ей приятно держать его руку. Он знал, что она ощущает себя рядом с ним в безопасности.

А что, если она заинтересована в нем так же, как и он в ней?

Северус не был глупцом и прекрасно понимал, что между ним и Гермионой пропасть. Она видная персона магмира. Он бывший сиделец с сомнительной репутацией. Она молодая и красивая женщина. Он намного старше и совсем ей не под стать. Он скиталец без гроша за душой и без перспектив в Британии. А ее жизнь неразрывно связана с этой страной.

А что, если перекинуть через эту пропасть мост и посмотреть, выдержит ли он?

Это а что, если?.. росло в душе Северуса подобно дереву, обрастая корой, становясь все тверже и могучей. И когда черная густая, как смола, бездна растеклась внутри, желая вгрызться в его нутро, отхватить хотя бы кусок, именно это призрачное, надеждное а что, если?.. помогло не рухнуть и устоять.

К утру бездна отступила несолоно хлебавши, оставив на прощание лишь очередную засечку на груди Северуса. Ведь магия крови — темная и мощная — никогда не проходит бесследно.

Через несколько дней эта кровавая отметина на теле превратится в белесый шрам. Почти незаметный, но призванный всегда напоминать о его магической сути.

Тяжело вздохнув, Северус достал из своей сумки несколько склянок и, откупорив их, опрокинул в себя содержимое.

Стало легче.

Дышать. Думать. Принимать решения.

Понаблюдав какое-то время за происходящим в доме, Снейп вернулся к Гермионе. Она беспокойно ерзала на пледе, держа в одной руке термос, а другой поправляя на тарелке какие-то бутерброды. Увидев Северуса, Гермиона облегченно выдохнула и улыбнулась.

— Вас долго не было. Я начала волноваться. Выяснили что-нибудь?

— В доме она одна, — проговорил Северус, усаживаясь рядом. — Подождем до утра, а потом навестим ее, если вы не против.

Гермиона определенно была за.

Северус принял из ее рук походную кружку с дымящимся кофе и с удовольствием принялся за бутерброд, исподволь поглядывая на Гермиону. Он готов был поспорить, что она получает удовольствие от их вылазки. За исключением нескольких малоприятных эпизодов, все шло довольно сносно. И Гермиона выглядела сейчас такой расслабленной и безмятежной, словно они не стояли на пороге открытия тайны, из-за которой и прибыли сюда.

— Вам ведь это нравится, верно? — спросил Северус, не сводя с нее глаз.

Гермиона замерла на несколько секунд, и Северус был уверен, что она правильно поняла его вопрос.

— Вы будете смеяться, — в конце концов ответила она.

— Я не славлюсь веселым нравом, — фыркнул Северус.

— Точно. И как я могла забыть, что вы столько лет были Ужасом Подземелий, внушающим страх всем вокруг, — сказала Гермиона с легким смешком.

— Был? — Северус вздернул бровь в кажущемся возмущении. — Хотите сказать, моя репутация безвозвратно потеряна?

Гермиона лишь спрятала улыбку в своей кружке. Но через пару минут медленно заговорила. Северусу показалось, что она подбирает слова.

— Мне нравится, что сейчас я просто Гермиона. Наверное, это сложно понять, да я и сама до конца не понимаю. И вряд ли смогу объяснить. Мне легко вот здесь, — проговорила она, указывая ладонью на грудь. — Это никак не связано с нашей так называемой миссией и всем, что за ней стоит. Скорее, с отдалением от моего привычного мира, где каждый второй чего-то ждет от героини войны, от перспективной сотрудницы министерства, от начальницы отдела и так далее. Здесь я не замминистра, не чья-то подруга, не бывшая невеста, не тетя, которая приходит только по праздникам. Я не функция. Я просто я. И, пожалуй, я должна быть благодарна Гарри за эту передышку.

Северус поймал ее внимательный взгляд. Она словно спрашивала: «Понимаешь?». И Снейп, исполнявший множество ролей в свое время, прекрасно понимал Гермиону.

— Создается впечатление, что вы не хотели работать в министерстве.

— Нет, — усмехнулась Гермиона. — Помню, Скримджер спросил у меня, не собираюсь ли я строить карьеру в сфере обеспечения магического правопорядка. Это предположение знатно меня повеселило. Но посмотрите, где я оказалась в итоге.

— Почему же ничего не изменили? Думаю, что возможностей было много.

Гермиона как-то беспомощно пожала плечами и, избегая его взгляда, подняла кверху голову. Густая темная ночь окончательно вступила в свои права, и на небосводе выступили яркие звезды. Их-то Гермиона и рассматривала, пока Северус допивал свой кофе.

Когда с легкой трапезой было покончено, Гермиона убрала все лишнее в свою безразмерную сумку и достала оттуда еще один плед. Она накинула его на плечи и протянула Северусу другой конец, словно приглашала к себе под крыло. Он лишь отрицательно мотнул головой и помог ей получше укутаться. Холода он действительно пока не чувствовал, да и подобная близость к Грейнджер была сейчас не к месту. Наверняка она унесла бы его мысли совсем не в то русло.

Они сидели на небольшом расстоянии друг от друга, неотрывно наблюдая за домом. Свет в окнах давно погас, как и их разговор. Все погрузилось в звенящую тишину. К тому моменту, когда Гермиона снова заговорила, Северус и думать забыл, что о чем-то ее спрашивал.

— Некоторое время после войны я не могла здраво мыслить. Ситуация с папой…

За пристальным взглядом Гермионы, направленным на Северуса, читалась настоящая борьба. Он помнил, как совсем недавно Гермиона просила не задавать вопросов об отце, но сейчас сама была готова разделить с ним нечто сокровенное. Она вдруг зажмурилась и начала рассказывать, почти захлебываясь словами от неодолимого желания поделиться своей болью.

С каждым словом ее сбивчивого рассказа Северус все больше хмурился, снедаемый совершенно непривычным ему инородным сочувствием. По большому счету Северусу был безразличен мистер Грейнджер и его судьба, но вот на дрожащий подбородок Гермионы, на ее опущенные плечи и болезненную гримасу на лице спокойно он смотреть не мог.

То, что Гермиона стерла родителям память и отправила их на другой конец света, вызвало и удивление, и что-то сродни восхищению. Девчонке было сколько? Семнадцать или восемнадцать лет?

И многое после ее рассказа встало на место. Северус смог найти объяснение и словам Поттера в лесу, и неистовой реакции Гермионы на них. Теперь Снейп бы и сам отколошматил недоумка за брошенный тогда укор. Это ж надо было додуматься… Да что там! Можно ли ожидать от Поттера большего?

— Я хотела поехать за ними сразу. После Битвы. После похорон. — Голос Гермионы был тих и невзрачен. Она накручивала на палец уголок пледа, чтобы скрыть дрожание рук. — Но я была нужна здесь. Столько раненых… Гарри был просто раздавлен из-за наших потерь, винил себя. Рон, да и все Уизли, тяжело переживали гибель Фреда. Я не могла их оставить.

— Ну а вы-то? — раздраженно бросил Северус, пораженный ее приступом нездорового альтруизма. — О себе вы не собирались подумать?

— Только в августе поехала, — продолжила Гермиона, словно и не услышала слов Северуса. — Но все уже было кончено. Представляете, какая ирония? Сбежать, спастись от расправы Пожирателей и их змеемордого предводителя, чтобы погибнуть от руки жалкого грабителя, позарившегося на наручные часы.

Гермиона поежилась, словно от холода. И Северус, плюнув на все, скользнул ладонью ей за спину и легонько потянул на себя, предлагая опереться на свою грудь. Гермиона послушно придвинулась, позволяя его рукам обхватить себя за плечи.

— Я скучаю по нему. Скучаю до скрежета в груди. Скучаю так, словно все это произошло только вчера. Понимаете?

Конечно, он не понимал. Не существовало ни одной причины, по которой Северус Снейп скучал бы по своему отцу. От своего папаши он за всю жизнь так и не дождался ни доброго слова, ни теплого взгляда, ни отеческой любви. Вряд ли за нее можно было принимать походы в местный паб, где старший Снейп бренчал на гитаре да глушил дешевое пиво. Он таскал маленького Северуса с собой по одной причине — чтобы ребенок не подвергался пагубному влиянию матери-уродки. Но когда и в самом Северусе пробудилась магия, он быстро перешел в разряд таких же уродов и потерял для отца всяческий интерес.

Не рассказывать же об этом раздавленной воспоминаниями Гермионе?

— А ваша мать? — спросил Северус, лишь бы не молчать.

Гермиона всхлипнула.

— Я струсила. Сбежала из Австралии, так и не придумав, что ей сказать в свое оправдание. Многим позже мы с Роном ездили туда. Он уговорил, убедил, что мама поймет, сможет простить. Только я опять опоздала. Она вышла замуж и выглядела счастливой. Я не смогла еще раз разрушить ее жизнь.

Северус погладил ее плечо сверху вниз. Наверное, нужно было что-то сказать, сделать что-то большее. Но Снейп не представлял, как можно утешить человека, потерявшего самое дорогое в его жизни. Чтобы переключить внимание Гермионы, да и свое тоже, он вернулся к разговору о работе.

— Так чем вы собирались заняться после войны?

— Я вообще не думала, что выживу, — после паузы ответила Гермиона. — Но всегда хотела просто приносить пользу людям. Только вот не сильно в этом преуспела. Когда окончила Хогвартс, профессор Макгонагалл предложила пройти обучение на Мастера трансфигурации, и я согласилась. Из Отдела регулирования магических популяций пришло приглашение, и я снова согласилась. Потом Кингсли взялся всерьез натаскивать меня на управленца, и все это превратилось в снежный ком, который с каждым месяцем, годом становился все больше. А потом уже поздно было что-то менять.

— Не смешите меня! — вдруг завелся Северус. — Не ожидал подобной риторики от вас. Вы можете быть кем угодно. Сотни возможностей только и ждут, чтобы к ним обратились. Я живое доказательство того, что жизнь не предполагает единственный путь и единственную судьбу. Только вот мне понадобилось десять лет в тюрьме, чтобы это осознать.

— О, и поэтому вы сидите здесь, спасая очередного гриффиндорца, а не хватаетесь за те возможности, которые выстроились перед вами в ряд? — язвительно кольнула его Гермиона, отстраняясь.

— Не волнуйтесь, Грейнджер, — притягивая ее обратно, рыкнул Северус. — Мои возможности от меня никуда не денутся. Почему вы не ушли потом? Когда поняли, что работа в министерстве — это не то, чего вы хотите? — продолжил допытываться он.

Снейп никак не мог взять в толк, отчего талантливая волшебница собственноручно похоронила себя под грудой бумаг. Уж у кого у кого, а у Гермионы Грейнджер в новом послевоенном мире должен был быть выбор.

— Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться, — нараспев произнесла Гермиона, и Северус покачал головой, узнавая цитату. — Обязанности, ответственность, начатые проекты: я уже не имела права никуда уходить. И потом как-то привыкла, появился азарт. Если какую-то мою инициативу отклоняли, брала измором. В ту пору мне казалось, что только я знаю, как правильно.

— А теперь?

— Самое смешное, что так оставалось до недавнего времени. Но вся эта ситуация, — Гермиона выразительно постучала двумя пальцами по своему виску, — стала отрезвляющий пощечиной. Я правда не сразу до этого дошла, но все же.

— Так вот почему вы всеми силами стараетесь быть такой покладистой? — спросил Северус и тут же поморщился от чрезмерной шутливости своего тона. Салазар, куда он катится!

— Стараюсь прислушиваться к мнению другого, — обернувшись к нему, сказала Гермиона. И добавила многозначительно: — А ваше мнение ценно для меня.

Ее глаза неуловимого в сумраке цвета смотрели на Северуса мягко и с тем теплом и откровенностью, какие уже не раз обезоруживали его.

— Раз так, — Северус заговорил уже гораздо серьезнее, — предлагаю вам поспать. Мне думается, завтра нам предстоит непростой день.

Губы Гермионы уже сложились в ровную букву «о», чтобы выдать какое-нибудь возражение. Но только что озвученное не дало ей пространства для маневра. Северус подавил смешок, заметив, как она насупилась.

Ну что за невыносимая девчонка!

Гермиона все же устроилась поудобнее на плече Северуса, прикрыв частью пледа его ноги, и закрыла глаза.

— Спасибо, что выслушали, — пробормотала она, засыпая. — Оказывается, это невероятно приятно.

Эту реплику он оставил без ответа, лишь крепче прижал Гермиону к себе, беззастенчиво наслаждаясь ее близостью. Она же льнула к нему, как продрогший котенок, выказывая такое доверие, коего в своей жизни ни от кого другого Северус не получал.

Гермиона была права. Это оказалось невероятно приятно.

Когда она уснула, забавно посапывая и опаляя открытый участок шеи Северуса своим горячим дыханием, он вынул шпильки из ее волос. Это становилось какой-то странной притягательной привычкой. Не удержавшись, Северс ткнулся носом в макушку Гермионы, глубоко вдыхая знакомый аромат. Приторно сладкий шампунь Фионы она давно сменила, и теперь от нее всегда пахло упоительной свежестью пробуждающейся природы. Буйным кудрявым разнотравьем. Бездонным ветром. Зеленью под рассеянными лучами солнца.

— Ты как птица в стенах. Твой дом снаружи, Гермиона, — проговорил Северус, повыше натягивая плед на ее плечи.