Плач по Эдельвейсу (гет)

Гарри устроился подальше от остальных студентов, ближе к кромке воды, там, где заходящее солнце шлет свой последний привет утомленной земле, уступая ночной тьме право на царствование. Облокотившись на узловатый ствол старого дерева и полностью погрузившись в чтение дневников, Поттер больше походил на странную скульптуру, чем на живого человека. Последние два дня Гарри избегал друзей. Рона и Гермиону такое поведение, конечно, огорчало, но они, как никто другой, понимали, что Гарри жизненно необходимо побыть одному, чтобы прийти в себя и привести мысли в порядок. В этот короткий, но трудный период единственное, чего хотелось Поттеру, — понять. Понять, почему он вечно оказывался замешанным в неприятности, почему жизнь так жестоко над ним шутила. Понять, чтобы никогда больше ничего подобного не случалось, чтобы разорвать этот порочный круг, в котором, казалось, он оказался заточен.

Поэмы, сонеты, описания снов, длинные монологи — все это было в истрепавшемся от времени дневнике. Маленькая тетрадка взрослела вместе со своей владелицей. Это ощущалось при чтении: язык становился более богатым, а фразы — витиеватыми. С возрастом увеличивалось и количество видений. Последние страницы были буквально исчерканы вдоль и поперек нервным почерком. Несмотря на то, что большая часть написанного ускользала от понимания Гарри, он заметил, что не весь дневник посвящен пророчествам. То тут, то там попадались зарисовки из жизни Изеллы, описания некоторых важных событий, повлиявших на ее становление и развитие. Ее удочерение Теккерами, дружба с Северусом, знакомство с Сириусом и Джеймсом, появление Ремуса, школьные успехи, первая встреча с отцом в Запретном лесу, рождественские каникулы в гостях у родителей Снейпа, ворона Горлик (подарок деда), путешествие в Индию, первый поцелуй с… Гарри не успел дочитать, с кем именно; он вдруг почувствовал прикосновение руки на своем плече. Поттер обернулся и увидел Сириуса, который, лучезарно улыбаясь, устроился рядом на траве.

— Ты знаешь, что твоя мама никогда не расставалась с этой тетрадкой? — спросил Блэк, кивком указав на дневник.

Мама. Первый раз в присутствии крестника Сириус так назвал Изеллу. Гарри не нашелся, что ответить.

— А я тебя везде искал, — как ни в чем не бывало продолжил Блэк. — К счастью, мне на пути попался Рон, он-то и указал верное направление.

— Мне… Я хотел побыть один, чтобы почитать, — откликнулся Поттер, сжимая в руках поспешно захлопнутый дневник.

— Тебе повезло! Когда мы учились в Хогрвартсе, Иззи не расставалась с ним ни на минуту. Мы с твоим отцом не раз пытались выкрасть дневник, просто чтобы узнать, пишет она что-нибудь про нас или нет, но перехитрить ее оказалось невозможно. В тот единственный раз, когда мы были уже буквально в двух шагах от победы, Изелла заставила нас жестоко поплатиться за любопытство.

— Она вас заколдовала? — заинтересовался Гарри.

— Нет, гораздо хуже. Она не разговаривала с нами почти две недели. Нет ничего более мучительного, чем откровенное безразличие. Похожим образом она себя вела в тот день, когда Снейп… чуть не умер. Хотя тогда на нас обрушился такой великий гнев, что, если бы не вовремя подоспевший Ремус, которому чудом удалось сгладить конфликт, она бы не разговаривала с нами до конца жизни. У нее непростой характер. Нам часто попадало за шуточки. Меня удивляет, что только Джеймсу удавалось смутить или подколоть Изеллу.

Блэк рассказывал все это со счастливой улыбкой на лице и блеском в глазах, полностью погрузившись в воспоминания. Гарри был заинтригован внезапным приступ ностальгии крестного: после возвращения Изеллы Сириус старался не выставлять свои чувства напоказ.

— В дневнике, — начал Поттер, — она упоминает одного человека: Лазло…

— Лазло Сент-Ло, — Сириус заскрипел зубами от злости, — подонок и мерзавец.

— Кто это?

— Студент Хогвартса, он учился на три года старше нас, староста Слизерина, капитан команды по квиддичу и адепт черной магии, — с отвращением выплюнул Блэк. — Странно, что она вообще о нем написала. Мне казалось, что она предпочла бы полностью стереть этого человека из памяти.

— Почему? — удивился Поттер.

— Когда твоя мама была на четвертом курсе, этот урод попытался… — Сириус на мгновение замялся, — изнасиловать ее.

От ужаса Гарри вытаращил глаза.

— Если бы я оказался рядом в этот момент, то стер бы его в порошок, — яростно продолжил Блэк. — К счастью, Изелла была сильной девочкой, кое-как она выпуталась из его объятий. Но из-за этого чуть не бросила Хогвартс.

— Она убила его?

— Нет. Наказание было не столь суровым, — недобро ухмыляясь, ответил Сириус. — Но после всего, что она с ним сделала, вряд ли Сент-Ло сможет когда-нибудь иметь детей. Можно сказать, Изелла оказала огромную услугу всему человечеству.

— Ты больше на нее не сердишься? — внезапно спросил Гарри.

Блэк недоуменно посмотрел на него.

— Я просто имел в виду, — пояснил Поттер, — что ты говоришь о ней с большей…

— …нежностью? — закончил Сириус.

Гарри только кивнул в ответ.

— Это странно, но старая Ипомея помогла мне понять некоторые вещи, — Блэк неотрывно смотрел куда-то вдаль. — Я наконец-то осознал, что не один я страдал все это время. Может, тебе покажется, что я законченный эгоист, но где-то в глубине души я всегда думал, что на мою долю выпали самые тяжелые испытания. Знаешь, почему я возомнил себя таким великим страдальцем? Почему я думал, что моя боль сильнее твоей или еще чьей-либо?

Блэк на мгновение оторвался от созерцания горизонта и посмотрел на крестника.

— Потому что я чувствовал себя виноватым, — пояснил он. — Нет чувства хуже, чем вина. Если бы ты знал, Гарри, как сожаление давит на совесть.

— Виноватым? — удивился Поттер. — Но почему?

— Потому что позволил Изелле уйти, потому что не смог быть ей другом, когда она так отчаянно во мне нуждалась, потому что твои родители умерли…

— Но в этом нет твоей вины! Это все Петтигрю! — резко выкрикнул Гарри.

— Я не должен был позволить Джеймсу выбрать этого кретина хранителем тайны, — с горечью ответил Блэк.

— Ты же не знал, какой он на самом деле, — с сожалением заметил Поттер. — Никто не знал.

— Я понимаю. Но еще я понимаю, что могу найти себе хоть сотню подобных оправданий, но заглушить чувство вины это не поможет. Надеюсь, что однажды мне удастся освободиться от этого груза и все забыть, но подозреваю, что такое не забывается и не стирается из памяти так просто. Только смерть может мне помочь. Лучшее, что я могу сделать в этой ситуации, просто жить дальше. Я прекрасно знаю, что ты злишься на мать из-за… скажем, по многим причинам; я тоже злился. Но теперь, как ты знаешь, все изменилось. Я осознал, как много пережила Изелла, как она страдала из-за чувства вины перед твоими родителями, Гермионой и тобой. Чувство вины — это худшее, что можно испытывать по отношению к людям, которых любишь. Я был очень привязан к Джеймсу и Лили, их смерть сделала меня наполовину безумным, я полагаю, что для Изеллы, которая так любила твоего отца, его исчезновение при весьма странных обстоятельствах стало настоящим потрясением.

Сириус замер и погрузился в воспоминания, на пару мгновений повисла тишина.

— Значит, ты простил ее, — со стороны Гарри это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

— Мне не за что ее прощать, — вздохнул Сириус. — Совсем. Мне нужно было просто навести порядок в собственных чувствах.

— Каких чувствах? — тут же спросил Поттер.

Блэк ответил не сразу. Его взгляд бродил по Черному озеру, чья легкая рябь отражала последние лучи заходящего солнца. А потом с какой-то необычайно легкостью в голосе продолжил:

— Я тебе никогда не рассказывал о своей первой большой любви, Гарри?

— Ты был влюблен? — воскликнул Поттер.

— Да, а почему тебя это удивляет?

— Ты не очень похож на человека, который может влюбиться, — с улыбкой объяснил он.

— Было время, когда меня называли покорителем сердец, но кончилось все тем, что я попал в свою же ловушку. Мне было семнадцать. Это было за несколько недель до начала учебного года в Хогвартсе. Я только что унаследовал небольшой домик в Брайтоне. Как ты уже знаешь, моя тетя Манни завещала мне его перед смертью. Чтобы отпраздновать свою независимость, я пригласил Джеймса, Ремуса, Изеллу и, естественно, Питера провести эти несколько недель со мной. Это были самые лучшие каникулы за всю мою жизнь и единственные, которые мы провели все вместе. Именно тогда я и влюбился. Я до сих пор помню свежий ветер, ласковое солнце, пронзительно-голубое небо. Не могу понять, все было так на самом деле или чувство добавило ярких красок окружающему миру. Я пришел искупаться на озеро недалеко от Брайтона и поваляться в тени старого дерева. Дерево, кстати, было очень похоже на то, под которым мы сейчас сидим, — заметил Сириус, погладив шершавый ствол, на который опирался. — Она сидела под дубом с закрытыми глазами, пряча лицо в тени листвы. Она была прекрасна. Ветер трепал ее длинные волосы, и каждый раз, когда они щекотали ее носик, она по-детски морщилась. Я застыл, как вкопанный. Я не сделал ни шага. Боялся пробудить ее, боялся разрушить этот идеальный образ. Потому что для меня это все было нереальным, даже то, что мой желудок сжался в комок, казалось мне наваждением. Это было невероятно: влюбиться вот так просто! Я ведь только увидел, как она спит и как ветер приподнимает ее платье, невинно обнажая ножки. Я не мог. Я подумал, что меня просто растрогал сам образ, что наваждение рассеется, как только она проснется. А потом она открыла глаза.

— И что произошло? — Гарри не скрывал интереса.

— Она мне улыбнулась, и я почувствовал, словно меня молния ударила. Я понял, что полностью и безоговорочно влюбился в эту девчонку.

— А что ты сделал потом? Ты заговорил с ней? Вы увиделись?

Сириус молча улыбнулся и перевел взгляд на озеро, которое уже начало терять свои ярко-алые закатные краски.

— Уже поздно, Гарри. Надо возвращаться в замок, скоро ужин.

* * *

Люциус проснулся глубокой ночью. Он тихо выскользнул из кровати и устроился в кресле перед едва тлеющим камином. Изелла, закутавшись в шелковые простыни, смотрела на него, не произнося ни слова. Отблески огня вырывали из темноты черты лица ее супруга, это было похоже на некую театральную игру света и тени. Малфой полностью погрузился в свои мысли и казался отстраненным. Это был первый раз, когда он позволил Изелле увидеть себя в таком расслабленном и задумчивом состоянии. В этот момент он, сидя вот так, лицом к огню, выглядел невероятно притягательно. Нетрудно было догадаться, о чем Люциус думал. Он вытянул обе руки перед собой и переводил взгляд с одной на другую: сначала на правую, потом на левую и снова на правую. На одном предплечье вырисовывались черные разводы метки Пожирателя смерти, на другом — простой шрам; но этот шрам заставил Малфоя очень сильно сомневаться. В одном Люциус был уверен абсолютно точно: отказаться от одной из этих меток будет невероятно трудно, да и сможет ли он вообще отказаться? Люциус почувствовал легкое прикосновение на правой руке. Изелла подошла к нему, а Малфой, погрузившись в размышления, даже не услышал ее шагов. Завернувшись в одеяло, Эдельвейс села перед ним на колени, сияющими глазами пытаясь поймать еще хмурый взгляд супруга. Она выжидающе улыбнулась и мягко погладила его руки, которые Люциус все еще держал перед собой.

— Я знаю, для тебя выбор не так очевиден, — тихо сказала Изелла. — Я знаю, то, о чем я попросила тебя прошлой ночью, нелегко. Я знаю своего отца, я знаю, как ты служил ему и во что это в итоге выльется. Я знаю, наконец… — она колебалась, — что будет трудно.

— Ты знаешь? — перебил Малфой грубо.

Эдельвейс кивнула.

— Как здорово, — продолжил он с сарказмом в голосе. — Но скажи мне, Изелла, чего ты ждешь от меня теперь, когда я попался в твои искусно расставленные сети? Ты хотела бы, чтобы я стал шпионом, работал на маглолюбов, рисковал своей жизнью ради них, так? Какой идеализм! А потом? Что будет потом? Ты действительно веришь, что твои единомышленники позволят мне спокойно уйти? Что я смогу и дальше продолжать заниматься своими делами, не будучи обязанным отчитываться за каждый шаг?

Взгляд Люциуса пылал от едва сдерживаемой ярости. Изелла отпустила его руки, но осталась сидеть перед ним на коленях, молча слушая и не осмеливаясь перебивать.

— А вдруг я заслужу медаль «За заслуги перед отечеством»? — ирония сквозила в каждом слове Малфоя. — Я даже вижу, как падлюка Блэк вручает мне ее из рук в руки. Это будет заслуженная награда, не находишь? Я потеряю все в этой игре! Все, что я заработал и создал за эти годы…

— Ты прав, — сказала она, наконец. — Ты ничего не выиграешь и все потеряешь, но…

Люциус с недоверием посмотрел на Эдельвейс, с силой сжал ее запястья и привлек к себе.

— Потерять все? — резко спросил он. — Я не твой «святой» Поттер, Изелла! Сожалею, что приходится тебя разочаровывать, но ты вышла замуж не за него. Во мне нет ничего святого!

Эдельвейс посмотрела на него с толикой страха, спрятавшегося в глубине глаз. Малфой, осознав, что расстроил ее, тут же разомкнул объятия и отвернулся. Изелла несколько секунд не двигалась, пытаясь привести мысли в порядок и машинально потирая запястья, которые затекли от стальной хватки Люциуса.

— Я прекрасно знаю, кто ты, Люциус, — ее голос был полон грусти. — У меня нет никаких иллюзий относительно твоих мотивов. Но еще я знаю, что выбор у тебя весьма ограниченный. Помогая нам, ты многое потеряешь, но, по крайней мере, сохранишь себе жизнь.

— А тебе-то что с того? — спросил Малфой сухо.

— Может, я волнуюсь за тебя? Может, я хочу уберечь тебя от самого себя?

— Уберечь меня? — на губах появилась горькая усмешка.

Изелла наклонила голову и уткнулась в колени Люциуса, этот нежный и доверительный жест удивил его.

— Иногда я мечтаю, — тихо начала Эдельвейс, — какой будет моя жизнь, когда весь этот кошмар закончится. Я думаю о том, что мне хотелось бы сделать, что хотелось бы увидеть и где побывать. Возвращаясь снова и снова к этим мечтам, я заметила, что за двадцать лет мои желания не поменялись. Я отдаю себе отчет, что не смогу достичь того, что мне хочется, в одиночку. В одиночку вообще будущее не построишь. Я очень долго оставалась одна в пустыне, думая, что найду там свой путь, свою судьбу, но потерялась, сама того не заметив. Сейчас я всего лишь хочу любить и быть любимой. Я нуждаюсь в тебе, Люциус.

Тихий голос Изеллы потонул во мраке ночи, она вдруг почувствовала, как Малфой запустил руку в ее волосы и аккуратно погладил ее по голове. Эдельвейс на один долгий миг закрыла глаза, наслаждаясь проявлением нежности супруга, тем, что так важно и нужно каждой женщине. Она подняла голову, перехватила руку Люциуса и поцеловала ее. Малфой с легким удивлением посмотрел на нее, а потом коснулся покрасневшей от смущения лица Изеллы. Она тут же встала с пола и потянулась к Люциусу, чтобы поцеловать его. Мягко дотронулась своими губами до губ Малфоя, но тот не отреагировал; со странным выражением лица он наблюдал за реакцией Изеллы, ожидая, что же она предпримет. Эдельвейс отстранилась, легким касанием руки позволила одеялу упасть к ее ногам, открыв взору Люциуса обнаженное тело, и села к нему на колени. Она начала целовать его с таким пылом, какого он прежде не замечал. Малфой с наслаждением отдался ощущениям, сжимая ладонями нежную кожу, блуждая руками по ее спине, талии, бедрам. Губами, припухшими от поцелуев, Изелла приникла к мочке уха и начала дразняще поигрывать с ней языком. Люциус застонал от ее нежных ласк, от близости ее молодого тела, жара ее груди, которой она прижималась к его обнаженному торсу.

— У тебя всегда будет преимущество передо мной, — пробормотал Малфой и прикусил ее нижнюю губу, которую отблески огня и пламенные поцелуи окрасили красным.

Изелла улыбнулась, почувствовав, как рука Люциуса скользит меж ее бедер. Она позволила ему взять верх, в очередной раз утонув в ласках супруга.

* * *

— Очевидно, Снейп все еще не простил тебя, за то, что ты сказал в прошлый раз, Гарри, ? бесцеремонно начал Рон, когда они вышли из класса зелий. Я никогда не видел его в таком настроении. Хорошо хоть, что он не комментировал твои действия во время урока.

— А вот за его сдержанность ты мог бы поблагодарить нашу маму, — добавила Гермиона.

— Не беспокойся, — ответил Гарри, насупившись, — у меня будет время подумать над этим во время отработки.

— Она сегодня? — уточнил Уизли.

— Через двадцать минут.

— Не переживай, Гарри, — Рон заметил мученическое выражение Поттера, — все будет хорошо, твоя мама — самая лучшая.

— Ну да, — без энтузиазма отозвался тот, — я не думаю, что ты был бы таким оптимистом, если бы видел ее взгляд во время нашей прошлой встречи.

— Да, она действительно была немного… скажем, раздосадована, — вмешалась Гермиона, — но, принимая во внимание ситуацию, ее можно понять.

— В худшем случае она заставит тебя мыть класс, — добавил Уизли. — Было бы что мыть…

— Меня беспокоит не то, что она заставит меня делать, а то, что именно она скажет или, наоборот, не скажет, — признался Поттер, понурив голову. — Мне бы хотелось…

— Просто поговорить, — закончила Грейнджер, в знак понимания деликатно пожав его руку.

Гарри кивнул, а Рон недоуменно смотрел на друзей, вообще не улавливая, о чем они говорят.

— С тех пор, как вы узнали, что вы брат и сестра, вы ведете себя очень странно, причем оба и сразу, — пожаловался он, нахмурив брови. — Вы точно не пользуетесь телефазией?

— Ты имел в виду телепатию? — нетерпеливо перебила Гермиона.

— Ну да, короче, когда общаются без слов, — пояснил Уизли.

— А почему тогда не телекинез, раз уж на то пошло, — пробормотала себе под нос Грейнджер. — Вот ведь болван.

— А почему бы и нет? — продолжил Рон, ни слова не пропустив из убийственной критики Гермионы. — Я не знаю, обратили ли вы внимание или нет, но у вас с Гарри в последнее время ужасная привычка развивать в себе ультра-магические способности: Гарри говорит со змеями, ты во снах видишь эпизоды из жизни своей матери, я уже не говорю об остальном. Тут даже обсуждать нечего ? вы ненормальные.

— Я не знаю, радоваться нам или обижаться? — Гермиона повернулась к Поттеру.

— Думаю, — подал голос Гарри, — Рон пытается сказать, что мы особенные.

— Особенные лучше, чем ненормальные? — допытывалась Грейнджер.

Гарри пожал плечами.

— Что вы там опять шепчетесь? — прошипел Рон, почувствовав себя лишним.

— Ненормальные, да? — Гермиона с шутливой суровостью посмотрела на Уизли. — И это говорит человек, коллекционирующий сушеных угрей?

— Эй! — Рон был возмущен. — Я тебе уже говорил, что коллекционирование угрей очень ценится в магическом мире. И к тому же я продолжаю семейную традицию. Эта коллекция принадлежала моему дяде Архимеду; продолжая его дело, я отдаю дань его памяти.

— Твой дядя умер? — Гарри очень удивился, услышав эту новость. — Я всегда считал, что он всучил тебе этих угрей после того, как ты его несколько часов умолял. Это было незадолго до его отъезда в Монополию.

— Ну, это да, но речь не об этом, — Рон покраснел и смутился.

— Ты прав, — сказала Гермиона. — Как мы вообще докатились до такой жалкой темы?

— Мы размышляли, какому наказанию подвергнет Гарри его мама, а потом столкнулись с безжалостным гневом нашего дорогого профессора зелий, — бесхитростно ответил Рон, радуясь, что друзья нашли другую тему для обсуждения.

— Да, точно.

— Я думаю, мне нечего бояться, — заметил Гарри.

— Ну, конечно, — успокоила его Грейнджер, — ты же знаешь, что Рон любит пошутить.

— От твоей мамы, конечно, нечего, — никак не мог угомониться Уизли, — но вот что касается Снейпа, зная этого уро…

— Рон! — перебила Гермиона, заранее ужасаясь тому, что тот собирался сказать.

Уизли как-то неопределенно взмахнул головой в знак согласия и продолжил:

— Подарков от него не жди. Я твердо уверен, что он хочет только одного: отомстить. Не знаю, как и когда, но он точно отомстит.

— О чем ты говоришь?

— Уверен, он это сделает, — не обращая внимания на хмурый взгляд Гермионы, повторил Рон, — он ненавидит Гарри, и это началось далеко не сегодня, а в тот день, когда он тебя в первый раз его увидел. С тех пор Снейп на дух не переносит Гарри. Но я не знаю, почему.

— Я знаю, — внезапно перебил Поттер глухим голосом. — Они с моим… нашим отцом ненавидели друг друга.

— Снейп видит в тебе отца, — добавила Грейнджер.

— Наверное, так и есть.

— Как трудно жить, — вздохнул Рон с выражением, означавшим высшую степень мыслительной деятельности.

— Проблема в злопамятности и обиде, — пояснила Гермиона.

— Тем не менее, Гарри тут ни при чем, — возмутился Уизли. — Чтобы понравиться Снейпу, ему придется как минимум сменить внешность.

— Если бы мама с ним поговорила… — несмело предложила Грейнджер.

— Я не хочу ей жаловаться, — тут же перебил Гарри. — Уверен, что это только усложнит ситуацию. Снейп никогда не любил, чтобы за учеников кто-то приходил просить…

— Ты забыл про этого хорька Малфоя, — тут же добавил Уизли.

Услышав эти слова, Гермиона неосознанно нахмурилась.

— Это другое, — ответил Гарри, — хотя я постоянно спрашиваю себя, как можно быть союзником Дамблдора и одновременно другом Люциуса Малфоя. Это абсолютное…

— …безумие, — закончил Рон.

Поттер кивнул в знак согласия.

— Может быть, у них есть что-то общее… — попыталась объяснить Гермиона.

— Это уж точно, — пробормотал Уизли.

— Или, может быть, Люциус совсем не такой, каким хочет казаться. Может быть, Малфои более нормальные, чем все вокруг считают, — робко продолжила она.

— Только не говори, что ты их защищаешь! — ужаснулся Рон.

— Нет-нет, — тут же запротестовала Грейнджер. — Но соседствуя с Дра… Малфоем, я поняла, что он не такой ужасный, как казалось.

— Да, мы заметили, — ответил Уизли со злобным выражением. — Наверняка именно поэтому ты рассказала ему о Гарри и вашей матери.

— Я… — она запнулась.

— Эй! Уизли, поторопись, — окликнул Рона Симус Финниган. — Напоминаю, что сегодня ты ведешь тренировку по квиддичу у первокурсников.

Гермиона воспользовалась неожиданной заминкой и облегченно вздохнула, ведь больше не придется отвечать на неудобные вопросы.

— Я совсем забыл, — воскликнул Рон, хлопая себя по лбу. — Так, я побежал. До встречи! А да, Гарри, поцелуй от меня маму!

— Хорошо, конечно, — Гарри выдавил из себя улыбку.

Поттер наблюдал, как Рон направляется к полю для квиддича. Уизли старался казаться более серьезным, чем был на самом деле, но в его важной походке чувствовалась нехватка уверенности. Гарри улыбался, глядя на удаляющийся силуэт друга.

— Гарри... эм… ты их прочитал? — неуверенно подала голос Гермиона. — Я про… дневники. Правда, если ты не прочитал, это не страшно… То есть я хочу сказать…

— Да, прочитал, — Поттер повернулся к ней.

Грейнджер просияла.

— И? Что ты скажешь?

— Я не все понял, но думаю, что ухватил суть, — спокойно ответил он.

— О! — только и смогла воскликнуть Гермиона.

— На самом деле у меня есть множество причин не принимать все то, что мы узнали в последние месяцы. Ты, конечно, усомнишься как минимум в половине из них.

Грейнджер склонила голову и приготовилась слушать.

— Но самое главное то, что я не хочу быть частью этой новой семьи. Не из-за тебя, конечно же, а из-за него. Я не хочу быть похожим на сумасбродного дедулю — сказал он с горечью, — и тем более не хочу, чтобы меня ассоциировали с Эдельвейсами, которые все как один становились безумцами. Я боюсь закончить, как они: стать психом, потерять контроль над своими действиями. При мысли об этом я невольно вздрагиваю.

— О, Гарри, — с сочувствием произнесла Гермиона. — Этого никогда, никогда не случится, пока ты помнишь, кто ты есть на самом деле.

— Проблема в том и заключается, — с мрачным видом продолжил Поттер, — я не уверен, что знаю, кто я такой.

— Нет, Гарри, нет! — с жаром возразила Грейнджер. — Я точно уверена, что ты всегда это знал. Когда хотел учиться только на Гриффиндоре, когда хотел быть похожим на отца, когда боролся с Волдемортом — все это и определяет тебя, как личность. Ты именной такой, Гарри Поттер. Твой выбор, решения, поступки делают тебя лучшим из братьев на свете.

— Ты на самом деле так считаешь? — спросил он, нежно гладя ее по щеке.

— Я уверена в этом. А если ты настолько глуп, что не понимаешь этого, тебе же хуже.

* * *

Вернувшись в комнату, Гермиона Грейнджер, староста Гриффиндора и школы, все еще пребывала в рассерженном состоянии. Второкурсник по невнимательности опрокинул на нее целую тарелку креветок в уксусе. Гермиона собиралась применить к нему самые строгие меры взыскания, но наткнулась на испуганный взгляд мальчика и отказалась от затеи. Маленький пуффендуец мгновенно удрал прочь, забыв извиниться. «Стеснительный», — подумала Гермиона. Единственным положительным моментом во всей этой истории оказалась возможность беспрепятственно вернуться в комнату. Аромат креветок в уксусе, который источала ее одежда, угадывался за километр. Смогли бы друзья сделать вид, что ничего не произошло, несмотря на этот тошнотворный запах? Вряд ли. Поэтому Гермиона с радостью отметила, что по дороге ей почти никто не встретился; не считая нескольких смешков за спиной — наверняка это были слизеринцы — в залитых солнцем коридорах школы она не встретила ни души. Едва переступив порог комнаты, Грейнджер поспешила в ванную: в ее положении это была не блажь, а насущная необходимость. После ванны она быстро натянула на себя джинсы и белую футболку, а волосы наскоро собрала на затылке.

— Я надеюсь, ты не думаешь в таком виде выходить из комнаты?

Гермиона вздрогнула от неожиданности и повернулась к собеседнику:

— Малфой! — захныкала она. — Ты что, не можешь по-другому давать знать о своем присутствии?

— Итак? — тот стоял со скрещенными на груди руками, опираясь спиной о дверной косяк.

— Итак, что? — с опаской уточнила Грейнджер.

Драко сделал движение головой, намекая на одежду.

— И что? Тебе не нравится? — спросила Гермиона, повернувшись вокруг своей оси.

— У тебя живот видно, — сухо заметил Малфой.

Гермиона оглядела себя с большой придирчивостью.

— Мне-то все равно, что говорят за моей спиной, но не уверен, что ты выдержишь эти нападки, — продолжил он, приподнимая брови.

— Правда, уже видно, — сказала она сама себе, продолжая разглядывать слегка выпирающий пупок.

Гермиона с нежностью провела по бледной обнажившейся из-за короткой футболки коже. Драко подошел ближе и накрыл ее руку своей, дотрагиваясь до ее округлившегося животика. От ощущения ее тела под ладонью Малфоя бросило в дрожь. До сих пор у него в голове не укладывалась новость, которую Гермиона сообщила ему несколько дней назад. От этой мысли появлялся комок в горле и сжимался желудок. Отец. У него даже не было времени помечтать о том, чтобы завести детей. А теперь все вдруг стало реальным, и он не чувствовал уверенности, что у него получится. Единственное, в чем он был убежден: Гермиона ощущала себя такой же потерянной. Но будучи истинным Малфоем, он не показывал ей свою тревогу. Он должен быть сильным, должен держать удары судьбы, которые сам же и спровоцировал.

— В любом случае, я не смогу его долго прятать, — недовольно заметила Грейнджер, не сводя взгляда со своего отражения в большом зеркале на противоположной стене.

Малфой ничего не ответил. Своим молчанием он как будто признался, что не способен найти приемлемый выход из всей этой ситуации.

— Я должна рассказать своей семье, — продолжила она, не осмеливаясь поднять на него глаза.

— Ты осознаешь последствия? — со всей серьезность спросил Драко.

— Гарри и Рон, наверняка, с трудом примут эту новость, но я думаю, мама поймет, кроме того, она пережила то же самое…

— Я не это имел в виду, — перебил Малфой, — ты понимаешь, если они узнают, что ты… беременна, то мы должны будем…

— …пожениться, — прогремел голос позади них.

— Отец? — воскликнул Драко, со смущением глядя на Люциуса, стоявшего в нескольких метрах от него.

Малфой-младший тут же отдернул руку от округлившегося живота Гермионы, пока та неосознанно пыталась спрятаться за его спиной, намертво вцепившись рукой в его предплечье.

— Определенно, подслушивать под дверью — это самое поучительное занятие в школе, — иронично произнес Люциус.

Не дожидаясь ответа, он вышел из спальни. Драко тут же последовал за ним, Гермиона пошла следом, продолжая цепляться за его руку. Малфой-старший, с присущей ему величественностью, расположился в одном из кресел общей гостиной. «Сидя или стоя, Люциус Малфой всегда выглядит внушительно», — подумала Грейнджер.

— Должен ли я потребовать объяснений, Драко? — произнес Люциус, делая ударение на каждом слове.

— Я… я хотел… — забормотал тот.

— Хватит! — процедил он сквозь зубы. — Не неси ерунду. Я прекрасно знаю, что у тебя не получится заставить меня признать вот это, — взорвался Малфой, нервно тыча пальцем в сторону Гермионы, обездвиженной страхом.

— Возможно, не сейчас, — признался Драко, — но когда-нибудь я это сделаю.

— Не утруждайся, — выпалил Люциус, вскакивая с кресла. — Оценивай последствия своих действий. Ты понимаешь, что это значит?

Драко не выдержал и отвел глаза: ледяной взгляд Люциуса прожигал насквозь. На долгую минуту в комнате воцарилась тишина, пока мистер Малфой не повернулся к Грейнджер, которая держалась в тени.

— А вы, мадмуазель, я надеюсь, отдаете себе отчет, во что выльется ваше неразумное поведение? Что скажет ваша мать, когда узнает? Поверьте мне, она будет шокирована.

Гермиона задрожала от страха под пронзительным взглядом Люциуса, но спустя мгновение нашла в себе скрытые силы, о которых даже не подозревала, и гордо ответила:

— Моя мама ничего не скажет, потому что она уже в курсе.

При этих словах лицо Люциуса едва уловимо помрачнело. Гермиона поняла, что вряд ли его это успокоило. Она чувствовала себя обязанной уточнить, но произнесла уже не так уверенно:

— Я хотела сказать… не о ребенке, я не думаю… а о Мал… обо мне и Драко, да, я уверена, что она поняла правильно.

— Она знала и ничего мне не сказала, — процедил Малфой сквозь зубы. — Изелла мне ничего не сказала, — повторил он уже громче, потом еще и еще раз, пока не перешел на крик, — она ничего мне не сказала, идиотка!

Драко и Гермиона застыли от неожиданности, растерявшись перед внезапным приступом ярости. Ни один из них не понимал, чем вызвана подобная реакция.

— Идите за мной, — вдруг сказал Люциус.

— Что? — в унисон воскликнули Малфой и Грейнджер.

— Я сказал, идите за мной, — сурово повторил он, направляясь к выходу. — Предупреждаю, больше я повторять не намерен.

Драко и Гермиона подчинились и пошли за ним, периодически бросая друг на друга изумленные взгляды. В одном из коридоров Грейнджер осмелилась спросить:

— Куда мы идем?

— К твоей матери, я хочу ей кое-что сказать, — сказал Люциус таким тоном, что не оставалось сомнений: он просто в бешенстве.

* * *

После того, как Рон отправился на тренировку по квиддичу, а Гермиона решила еще раз проконтролировать приготовления к майскому празднику, Гарри вдруг остался совершенно один в этом пустом школьном коридоре. Он медленно побрел в направлении Южной башни, где в ближайшие несколько часов ему предстояло отрабатывать наказание. Гарри заранее паниковал. Его терзала беспричинная тревога. Поттер видел Изеллу уже сотни раз за этот год, но сегодня почему-то все было по-другому. Ступенька за ступенькой он взбирался по винтовой лестнице, ведущей к кабинету прорицаний. Перед тем, как толкнуть тяжелую деревянную дверь, он нервно постучал…