Плач по Эдельвейсу (гет)

Возрождение Темного Лорда, с одной стороны такое ожидаемое, полностью лишило спокойствия волшебный мир. Кто мог рассказать, что же все-таки произошло? Сколько человек знали о той странной церемонии, свершившейся во время рокового финала Турнира Трех Волшебников? Их было мало, да и те сомневались, что такое вообще могло случиться и что безопасность всего волшебного мира теперь под угрозой. Это чувство неуверенности порождало ощущение постоянной тревоги.

В последующие годы опасения подтверждались: начались многочисленные таинственные исчезновения, как среди волшебников, так и среди магглов. Родители Гермионы оказались в числе пропавших без вести. Никто не знал, была ли это расплата за принадлежность их дочери к волшебному миру, или они просто попали под случайно брошенное заклятие темной магии. Таким образом, Грейнджер в преддверии своих шестнадцати лет осталась сиротой. Единственным утешением был конверт и небольшая сумма денег, которые родители оставили ей в семейном сейфе. На письме стояла пометка: «Открыть в день восемнадцатилетия», но Гермиона посчитала предупреждение нелепым. Ведь она осталась совсем одна. Немного поколебавшись, Грейнджер все же вскрыла конверт:

«Моя дорогая Гермиона!

Вот и наступил день твоего восемнадцатилетия. Я до сих пор помню тот вечер, когда ты появилась. Вошла в нашу жизнь самым неожиданным образом, какой только можно было предположить. Мы были шокированы. Нет, это не потому, что не хотели твоего появления. Судьба лишила меня возможности выносить и родить ребенка.

Наверное, ты задаешься вопросом, почему я рассказываю тебе это именно сейчас, когда мы все вместе и счастливы? Я хочу, чтобы ты знала правду, моя милая Гермиона. Я не твоя настоящая мать, так же как и папа на самом деле не твой настоящий отец.

Ты появилась в нашей жизни теплым летним вечером, тебе было всего лишь несколько недель от рождения. Ты была такая крошечная и очаровательная в своих пеленках. Как только я взглянула на тебя, то сразу поняла, кому должна быть благодарна за этот щедрый дар. Твои большие карие глаза очень похожи на ее, на глаза твоей настоящей матери.

Да, я очень хорошо ее знала, мы провели вместе большую часть детства, мои родители приютили ее, когда ей было всего пять лет. С тех пор она стала моей младшей сестричкой, я искренне полюбила ее. Потом, в одиннадцать лет, она получила письмо из Хогвартса и уехала, став частью волшебного мира. И возвращалась домой только на лето. Она начала постигать основы волшебства, когда я поступила на стоматологический факультет. Я не знала ничего о ее школьной жизни. Что делает, что изучает, с кем дружит — она не рассказывала ничего. Но выглядела такой счастливой. Время шло, ничего не менялось. Но однажды она просто исчезла. В течение семи лет от нее не было никаких вестей, пока в один прекрасный день ты не появилась на пороге нашего дома в качестве ответа.

Я никогда не смогу отблагодарить ее должным образом за то доверие, которое она оказала мне, позволив вырастить и воспитать такого очаровательного ребенка, как ты. Я не знаю причин, которые могли бы вынудить ее оставить тебя со мной, я не знаю даже, жива ли она еще. Все, что у меня осталось, это воспоминания и имя: Эдина Аделаида. Именно так ее звали, пока она жила с нами. Я уверена, что в школе она была записана под другим именем, но, к сожалению, ничем не могу тебе помочь, т.к. Эдина никогда его не упоминала. Того, что я могу тебе дать, явно недостаточно для поисков, если ты вдруг захочешь ее найти. Но знай, отец и я, мы всегда будем рядом, чтобы помочь, какое бы решение ты не приняла. Догадываюсь, как ты сейчас растеряна. Даже если весь мир для тебя сейчас перевернулся, знай, что одна вещь в нем осталась неизменной — любовь тех, кто воспитывал тебя эти восемнадцать лет.

Целую тебя, моя девочка.

Миссис Мередит Тиккер Грейнджер.

P.S. прикладываю к письму единственное фото Эдины, которое у меня сохранилось. В то время мы были еще очень молоды, но ты увидишь, как сильно на нее похожа».

Гермиона достала из конверта старую лощеную фотографию. На ней была изображена девушка лет пятнадцати на вид. Она держала за руку маленькую девочку, которой с трудом можно было дать лет семь. Гермиона поняла, кто есть кто на фотографии, но все же перевернула ее и прочла надпись: «Мерри и Эдина, Довиль, август 1970».

Для Грейнджер все стало предельно ясно. Да, ее родители были мертвы. Но этим письмом они подарили ей надежду на нечто большее, чем глубокое горе утраты и одиночество. Теперь Гермиона могла полагаться только на себя и хотела разгадать тайну, окружавшую ее с рождения. В эту ночь она приняла твердое решение полностью посвятить себя расследованию, пусть даже в ущерб учебе. Впервые всепоглощающую тягу к знаниям перебило другое — всепоглощающая тоска по родителям. Грейнджер страдала, но теперь она по-настоящему смогла понять Гарри, ощущая пустоту внутри. Она потеряла самых близких людей, тех, кто всегда мог защитить, за кем, казалось, была как за каменной стеной.

Гермиона пропадала в библиотеке весь год, чтобы хоть на шаг приблизиться к разгадке. Но приходилось держать всё в строжайшем секрете, она не хотела доверять эту тайну даже самым лучшим друзьям. Решила ничего им не говорить, пока не разгадает загадку своего рождения.

Время шло, а никакого обнадеживающего результата Грейнджер так и не достигла. Книги Хогвартса ничем ей не помогли, но она не сдавалась. Знала, что если на седьмом курсе получит пост старосты школы, ей откроется доступ к архивам Хогвартса. Только так можно будет получить информацию о записях, сделанных около тридцати лет назад. Гермиона, наконец, узнает все о своей матери, она была в этом уверена.

Окончание шестого года обучения плавно перетекло в долгожданное лето. Долгожданное для всех кроме Гермионы, которая чувствовала себя одинокой, отправляясь на каникулы. До этого момента жизнь в Хогвартсе спасала от жестокой реальности. Рядом с друзьями ей было спокойно. Несмотря на то что она больше не получала ни писем, ни посылок из дома, как в предыдущие годы, у неё была уверенность, что она сможет справиться с чувством одиночества. К тому же можно было рассчитывать на внимание преподавателей и семьи Уизли, которые не переставали интересоваться любыми мелочами, происходившими в ее жизни. Казалось, она стала новой знаменитостью, новым «Гарри Поттером». И порой ее это тяготило.

На летние каникулы Сириус пригласил ее пожить вместе с ним и Гарри в небольшом сельском домике. Естественно, с разрешения Дамблдора. Эта идея обрадовала Гермиону: жить с Гарри и Сириусом все лето будет здорово.

Гермиона приняла решение вообще не покидать волшебный мир. Только здесь с недавних пор она чувствовала себя в своей тарелке. Тем более в том, другом мире ее больше никто не ждал.

Лето проходило спокойно и безмятежно. Два подростка открывали для себя новые прелести жизни волшебников. Сириус с превеликим удовольствием проводил с ними время, таская за собой в самые неожиданные места. Он наслаждался этой неожиданной возможностью почувствовать себя отцом. Уже два с половиной месяца они жили в маленьком очаровательном деревенском домике, расположенном недалеко от Брайтона. Пока мужчины занимались обустройством и ремонтом дома, который достался Сириусу в наследство от предков, Гермиона прогуливалась по окрестностям английской деревушки, используя эти часы для уединения и возможности подумать. На каждую прогулку она брала нехитрые доказательства своей родословной. Письмо и постаревшая фотография делали ее частичкой волшебного мира. Испытывала ли она гордость, что больше не была грязнокровкой? Трудно сказать.

— Гарри! Гарри! Принеси мне эту папку, ты уже час копаешься на чердаке. Только не говори, что боишься спускаться.

Гарри почти не слышал своего крестного. Он нервничал. В руках он держал самое настоящее сокровище: альбом, нечаянно найденный на столике чердака. Его внимание привлекла обложка с изображением герба Хогвартса, украшенная цветами четырех факультетов школы. Когда Гарри перевернул первую страницу, то не поверил своему счастью. Здесь хранились колдографии молодого Сириуса и его ближайших друзей в школьные годы. Конечно, Гарри не первый раз уже видел своих родителей на фото, но такими молодыми и беззаботными еще ни разу. Дамблдор был прав: Гарри поразительно похож на отца. Колдографии полностью это подтверждали. Парень мог без ложной скромности заметить, что его отец был очень красивым человеком. Была в нем какая-то врожденная представительность и статность.

— Ты бы мог хотя бы попытаться ответить, когда с тобой разговаривают, я уже было подумал, что ты слишком устал, чтобы продолжать, — сказал Сириус притворно сердитым тоном.

Он взобрался к Гарри на старый пыльный чердак, тонувший в умиротворяющем свете летнего солнца. Молодой человек поднял глаза и ответил нетвердым голосом:

— Я нашел этот альбом на столе. Прости, я не мог не открыть его.

— Теперь понятно, почему ты так упорно молчал, — Сириус посмотрел на почти нетронутые временем страницы. — Не беспокойся, Гарри, ты прекрасно знаешь, что все в этом доме принадлежит и тебе тоже. Однажды я все равно показал бы его тебе.

После небольшой паузы, Сириус задумчиво продолжил:

— Думаю, ты рад этой находке. Колдографии достаточно старые, как ты мог заметить. В то время я еще учился в Хогвартсе. Один из наших товарищей подавал большие надежды в съемке. Он не расставался со своей камерой ни на минуту и не упускал возможности нас поснимать. Ты даже не представляешь, как это иногда раздражало.

Представлял, ещё как! Гарри слегка улыбнулся, вспомнив о Колине Криви, своем официальном фотографе.

— Но сегодня, — продолжил Сириус, — я как никогда признателен ему за его настойчивость.

Крёстный присел рядом с Гарри. Они принялись вдвоем рассматривать и комментировать колдографии одну за другой. Для Сириуса это была хорошая возможность поведать Гарри о своих подвигах, свершавшихся во времена учебы. Слушая рассказ, Гарри представлял, какой головной болью была «фантастическая четверка» для всех, кто знал их в период расцвета и пика славы. И ему так хотелось оказаться рядом с ними и пережить все эти приключения! Неужели он завидовал им? Но ведь у него есть Рон и Гермиона, с которыми приключения были такими же незабываемыми. Гарри задержал свой взгляд на колдографии, замыкавшей альбом.

На ней были изображены выстроившиеся в линейку три элегантных молодых человека, рядом с ними — четвертый, все очарование которого терялось в складках двойного подбородка. Ни на минуту не сомневаясь на счет личности изображенного, Гарри ткнул в него пальцем и прорычал: «Питер Петтигрю». Затем перевел взгляд на своего отца, отражение его самого. К огромному удивлению Гарри отец держал за руку неизвестную девушку. Одно было точно: это не его мать. Но кто тогда? Под колдографией среди уже знакомых имен он прочел: «Наша маленькая фея, мисс Изелла Эдельвейс». Он много раз видел это лицо на предыдущих колдографиях, но не заострял на нем внимания. А сейчас понял, что девушка всегда была рядом с четверкой мародеров, улыбающаяся и счастливая. Может быть, это бывшая девушка Сириуса, но почему тогда она так близко стоит к его отцу? К тому же она держит именно его руку. Гарри присмотрелся к ней внимательнее: какая же она красивая! Но красота была не «стандартной», как часто говорят, а какой-то особенной. Все в ней казалось восхитительным: от тонких кистей рук до шелковистых локонов. Но покорило Гарри именно лицо, в какой-то момент показавшееся родным: розовые щечки, большие карие глаза, красиво очерченные губы и шаловливый носик. Девушка на колдографии улыбнулась, и Гарри показалось, что улыбнулась она именно для него. Потом ее губы прошептали что-то, что, казалось, Гарри понял. Он был уверен, что девушка позвала именно его. Она еще раз улыбнулась самой очаровательной улыбкой, которую только видел Гарри, и отвернулась к Джеймсу Поттеру, не сводившему с нее взгляда все это время. Гарри уже собирался было задать крестному вопрос, когда на весь дом раздался голос Гермионы. Она вернулась со своей прогулки, нагруженная покупками. Сириус тут же спустился вниз, чтобы помочь ей разложить продукты. Гарри не отставал от него ни на шаг, продолжая сжимать альбом в руках.

Во время ужина Гарри, будучи всё так же погруженным в размышления о находке, повернулся к Сириусу и спросил:

— Кто такая Изелла Эдельвейс? Я увидел это имя под одной из колдографий в альбоме.

— Изелль... — Сириус неуверенно посмотрел на крестника, — она...она...

Гермиона сразу же его перебила:

— Гарри, только не говори, что ты никогда не слышал о загадочной семье Эдельвейсов, они же являются прародителями.

— Прародителями кого? — с недоумением в голосе спросил Гарри.

— Прародителями основных «чистокровных» родов, предками сегодняшних волшебников, — Гермиона непонимающе смотрела на друга, словно объясняя тому элементарные вещи. — Они создали мир, в котором мы сейчас живём. Ты снова забыл все, что нам рассказывали на Истории магии.

Гарри и Сириус с удивлением взирали на девушку.

— А ты, оказывается, знаешь все, моя дорогая Гермиона, хотя действительность немного отличается от истории, — сказал Блэк с уважением в голосе и повернулся к крестнику.

— Ох, не надо на меня так смотреть, — по-своему расценил его взгляд Гарри. — Гермиона всегда была намного способнее меня. В частности, в силу того, что я не мог проводить все свое время в библиотеке, как она. Я бы там зачах, — это больше были попытки подначить подругу, чем оправдать себя. — Я человек действия, только квиддич способствует моему развитию, — гордо закончил свою речь Гарри.

— Какой замечательный предлог, чтобы не работать, — вздохнул Сириус, пряча улыбку.

— Ты знаешь, Гарри, наверное, хочет сказать, что в нашей компании я голова, а он руки, — Гермиона, улыбаясь, смотрела на друга. — Такая вот настоящая «ударная бригада» получается из нас двоих.

Сириус и Гермиона залились счастливыми смехом, только Гарри, казалось, было не до веселья:

— Все это замечательно, но все же ответь на мой вопрос.

Сириус тут же стал серьезным и помедлил мгновение, прежде чем начать:

— Изелль вместе с нами училась на Гриффиндоре. Мы познакомились на первом курсе и дружили все семь лет. Лучшего друга, чем она, даже представить сложно. Она всегда была приветлива и улыбчива, иногда надоедаоа, как младшая сестра, но мы любили ее и всегда старались оградить ее от любых бед, — под конец рассказа взгляд Сириуса стал странно меланхоличным.

— А что с ней произошло потом? — заинтересованно спросила Гермиона.

— В смысле? — казалось, Сириус потерял нить разговора, отвлёкшись на что-то лишь ему известное.

— Гермиона права, ты говоришь о ней в прошедшем времени, значит, с ней что-то случилось, — логично предположил Гарри.

— Когда мы учились на седьмом курсе, — нерешительно продолжил Сириус, — она умерла, утонула в озере рядом со школой. Это произошло в апреле, — его голос стал глуше, а Гермиона с Гарри переглянулись, замечая, как трудно Блэку говорить о случившемся. — Я никогда не забуду день, когда мы потеряли нашу дорогу Изелль.

Мыслями Сириус полностью погрузился в воспоминания о прошлом, которое показалось Гарри и Гермионе весьма скорбным. Они уже успели узнать на собственном опыте, что значит терять любимых людей. Слишком хорошо для своего возраста они понимали это чувство покорности судьбе, чувство бессилия от невозможности защитить своих близких.

— Уже поздно, пойдемте спать, — предложила Гермиона, видя, что беседа сошла на нет, а её друзья погрузились в собственные мысли. — Завтра придется рано вставать.

— Ты права, Хогвартс-экспресс нас ждать не будет.— Гарри согласно кивнул и поднялся. — Ты идешь, Сириус?

— Идите, я не хочу спать.

Ребята переглянулись, но все-таки оставили Сириуса наедине со своими мыслями. Сидя на стуле, Блэк обессилено смотрел на лицо девушки, которую когда-то так нежно любил. Она улыбалась ему в ответ, и было в этой улыбке что-то меланхоличное. Ёе губы, которые двигались в этот момент, казалось, шептали ему слова очень грустной песни.

— Неужели, это моя ошибка? Неужели, это я виноват в том, что случилось? Если бы как-нибудь я мог бы тебе помочь... О, моя нежная Изелла, ты не ответишь мне сегодня, не так ли? Ты никогда мне больше не ответишь.

Еще на миг он задержался в состоянии глубокого безразличия, а потом широким жестом закрыл маленький альбом из красного бархата. Пока Гарри не начал задавать слишком много вопросов, все было хорошо, но Сириус знал, что крестника не удовлетворит этот короткий рассказ. Скоро ему придется воскресить в памяти Изеллу и все, что с ней связано.

Было уже поздно, но семнадатилетний парень не спал. Колдографии и улыбки безостановочным вихрем крутились в его голове, принося с собой потоки вопросов, которые Гарри очень хотел задать своему крестному. Может быть, завтра ему стоит снова попытаться разузнать об этой девушке?

В преддверии первого учебного дня Сириус поехал провожать Гарри и Гермиону на вокзал. Он спешно распрощался с ними возле перехода на платформу 9 ¾, опасаясь идти дальше. Он боялся, дико боялся воскрешать прошлое в памяти, боялся отвечать на вопросы. Всю дорогу Гарри, не переставая, бросал на него вопросительные взгляды, и Сириус прекрасно понимал, что крестника заинтересовала эта история с колдографией. Исчезновение карточки из альбома полностью подтверждало все его опасения. Он заметил это еще утром, когда убирал альбом на место. Оставаться рядом с молодым человеком было небезопасно. Блэк понимал, что в любой момент страшные вопросы могли прозвучать вслух. И тогда уже не будет возможности увильнуть, придется отвечать, позволив прошлому бередить старые раны.

Конечно, вот так внезапно бросать ребят тоже было не в его стиле, но ничего лучше в данной ситуации он не придумал. Гарри обратил внимание, что крестный взволнован и холоден уже с утра. Заметила и Гермиона. Но ребята, не сговариваясь, предпочли игнорировать эту тему, пока не устроились в купе поезда. Там уже сидел Рон, с нетерпением ожидавший друзей.

— А вы не сильно-то и торопились, — с ноткой упрека пожурил он. — Я даже подумал, что вы опоздаете.

Рон поднялся, чтобы поприветствовать друзей, обменялся рукопожатием с Гарри. Затем повернулся к Гермионе, чтобы помочь ей закинуть на багажную полку сумочку, которую та сжимала в руках. Но девушка довольно грубо его оттолкнула:

— Спасибо, Рон, — девушка улыбнулась, чтобы сгладить несдержанность, — но со своими вещами я сама разберусь.

— Как хочешь, — Рон чуть передернул плечами, но внезапно его лицо озарилось коварной улыбкой: — Возможно, ты права, — в голосе появилась ирония. — Будет действительно обидно, если кто-то попытается украсть твои школьные записи. Должно быть, на черном рынке знаменитые конспекты Гермионы Грейнджер очень дорого стоят, ты же все-таки теперь наша новая староста школы, — последние слова он сопроводил важным жестом руки, сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Парни обменялись заговорщицкими взглядами и прыснули со смеху.

— Следи за тем, что ты говоришь, Рональд Уизли, — грозно посмотрела на друга Гермиона, которую, признаться, порадовало упоминание её нового статуса. Тем не менее, тон оставался серьёзным. — Не забывай, что я могу в любой момент снять с тебя баллы, — и для пущей убедительности она стукнула парня по плечу.

— Ай, — воскликнул он, впрочем, безо всякой серьёзности, — зачем ты калечишь самого лучшего игрока твоей любимой команды по квиддичу! Если ты не перестанешь меня истязать, наш факультет вообще потеряет все шансы завоевать кубок в этом году. Неужели ты хочешь увидеть, как Малфой и его гаденыши снова выиграют кубок? — Рон уставился на подругу в притворном ужасе, словно и вправду уличил её в подобных мыслях.

— Не будь идиотом, Рон, — вместо девушки ответил другу Гарри.— Гермиона больше всех жаждет, чтобы кто-нибудь раздавил этого хорька и его шестерок! — сменив уверенность в голосе на сомнение, парень уточнил как бы на всякий случай:

— Правда, Гермиона?

Девушка кивнула головой, запоздало осознав, что он тоже прикалывается. Она в шутку пихнула Гарри и показала Рону язык.

— Иногда ты ведешь себя так по-детски, — вздохнул он с обреченным видом. — Посмотри на меня: я постарался и повзрослел. Тебе бы это тоже не помешало.

— О да, — исполненный сарказмом ответ Гермионы заставил Рона чуть покраснеть, — я же вижу, как ты, скажем так, «вырос». А толку-то? Задай себе этот вопрос, — наставительно посоветовала девушка, заправляя выбившийся локон за ухо.

Рон взбеленился. Нет, она никогда не прекратит его задирать!

Гарри наблюдал за весьма, по его мнению, радостной сценой. Как же ему не хватало во время каникул этих вечных перепалок. Он все еще смотрел на друзей, когда рука в кармане куртки наткнулась на кусок глянцевой бумаги, который Гарри стащил перед отъездом из Брайтона. Моментально мысли вернулись к девушке на фото.

— Гермиона, ты заметила, что Сириус вел себя с утра весьма странно? — спросил он без предисловий.

Смешливое выражение сразу исчезло с его лица, глаза стали серьезными, что свидетельствовало о внутреннем напряжении. Гермиона присела рядом и слегка дотронулась до его руки:

— Мне кажется это вполне нормальным после всего, что случилось. Ему непросто вспоминать о тех грустных событиях, — она слегка запнулась, когда воспоминания о собственной потере вернули в сердце печаль. Сейчас она понимала Сириуса слишком хорошо. — Мне кажется, он был очень привязан к этой девушке, ты так не думаешь?

— Да, ты права, — согласился Гарри, но весь его вид показывал, что этот вопрос он не оставит открытым.

Рон, потерявший нить разговора, переводил взгляд с одного на другого, предлагая говорить яснее. Друзья поведали все, что узнали вчера от Сириуса. В заключение рассказа Гарри достал из кармана колдографию с потрепанными краями.

— А почему она так странно выглядит? — удивилась Гермиона. — Я полагаю, что, когда ты нашел ее в альбоме, она выглядела несколько иначе.

— Да, мне пришлось действовать быстро, чтобы Сириус не увидел, — Гарри смущённо потупился. — Я уверен, что он ничего не заметил, — добавил он виновато.

Гермиона неодобрительно взглянула не него, очевидно, не считая этот поступок хорошим. Рон протянул руку за колдографией.

— Ого, да это знаменитая Изелла Эдельвейс, — воскликнул он в изумлении, едва посмотрев на снимок. — Я не могу поверить, что Сириус, твой отец и их друзья встретили кого-то из семьи Эдельвейс!

— Да, почти невероятно, — добавила Гермиона, тут же забывая о воспитательном моменте с кражей фото.

— Вы так о ней говорите, будто речь идет о каком-то сказочном животном, — нахмурил брови Гарри.

— Но так и есть! — горячо заверила его Гермиона. — Поверь. Наверняка, встретив ее, они удивились ничуть не меньше, чем ученики Хогвартса, впервые увидевшие тебя.

— Она права, Гарри, — вторил Рон, — Эдельвейсы, так же как и ты, — это часть нашей истории. Они — настоящая легенда!

— И что они сделали такого знаменательного, чтобы стать легендой? — всё ещё не понимал Гарри.

— Их история началась во времена зарождения волшебного мира. — начала Гермиона, чувствуя себя в своей стихии. — В книгах написано, что давным-давно два очень образованных рода решили поделиться друг с другом своими знаниями. Именно так появилось искусство волшебства. Одной из этих древних семей и была семья Эдельвейсов. Как гласит легенда, именно от них пошли «чистокровные» волшебники. И поэтому некоторые старинные семьи любят выставлять напоказ свою родословную. Но, по правде говоря, только потомки этих двух семей имеют право кичиться своим происхождением, а все остальные были всего лишь нищебродами в их глазах, — ироничная нотка в её голосе подкрепилась улыбкой.

Гарри прекрасно знал, что в этот самый момент она подумала об этом недоделанном хорьке Драко Малфое, который яростно поддерживал идею о полном искоренении магглорожденных волшебников.

— А как фамилия той, другой семьи? — спросил Рон, наморщив лоб. — Я никак не могу вспомнить.

— Скажи просто, что ты никогда этого и не знал, — с упреком отозвалась Гермиона. Рон пожал плечами. Девушка с напряжением пояснила:

— Потому что, если бы ты однажды это узнал, то ни за что в жизни уже не забыл. — Она повернулась к Гарри, прежде чем добавить шепотом. — Это были Волдеморты.

Рон вжался в кресло, а Гарри продолжал в недоумении смотреть на подругу, полагая, что ослышался.

— Да, ты правильно расслышал — Волдеморт, — выдохнула она, потирая враз занемевшие пальцы рук. — Как ты думаешь, почему Том Реддл изменил имя? Он прекрасно знал, что это своего рода символический жест. Смена имени была весьма выгодным делом. Став Волдемортом, он стал частью легенды, окружавшей это имя. А анаграмма, которая связывает эти два имени, всего лишь совпадение.

— Может быть, он просто один из потомков? — предположил Гарри.

— Это невозможно, — уверенно возразила Гермиона.

— Но почему? Он же потомок Салазара.

— Это так, — нетерпеливо согласилась девушка, — но поверить, что где-то существует потомок семьи Волдеморт, кажется таким же невероятным, как и встретить потомка Эдельвейсов. Гермиона выглядела нерушимо уверенной, что, впрочем, все равно не убедило её лучшего друга.

— А кто может это доказать? — меланхолично спросил он. — Мы живем среди странностей. В волшебном мире все возможно, особенно сейчас.

— Хм, ты прав, никто не может... — подал голос Рон. — Но теперь я, кажется, понимаю, почему говорят, что эти семьи прокляты. От одной мысли мурашки по спине бегают.

— Прокляты? — удивился Гарри.

— Так гласит легенда, — ответил Рон тихим голосом, наклонившись поближе к другу. Но продолжать не стал.

Гарри сразу мысленно вернулся к Изелле и ее трагической смерти. Неужели она погибла в озере из-за проклятия? Неужели чары никак нельзя было нейтрализовать, чтобы избежать печальной участи? Теперь ему стало ясно, почему крестный так отреагировал, когда речь зашла об этой девушке. Должно быть, ее исчезновение перевернуло с ног на голову всю его жизнь. А отец, он был так же огорчен ее смертью? Гарри уже не первый раз задавал себе этот вопрос, но прекрасно понимал, что спрашивать подобные вещи у Сириуса он не имеет права. Впрочем, он никогда и не осмелился бы спросить о таком.

— Я хочу узнать о ней больше, — кивнув в сторону колдографии, которую Рон продолжал сжимать в руке, и от напряжения потёр пальцами виски.

— Гарри, ты не должен тратить время на эту давно забытую историю, — возразил Рон, прежде чем в очередной раз взглянуть на молоденькую Изеллу, которая мило улыбалась в этот момент.

— Рон прав, последний год в Хогвартсе слишком важен, ты не должен тратить время на непонятные поиски, — поддержала Гермиона, виновато подумав о том, что сама-то ничем не лучше. Ведь свои поиски она оставлять не собиралась.

Гарри бросил на них угрюмый взгляд, в котором читалось разочарование. Эта недовольная гримаса заставила девушку смягчиться, и она добавила, смирившись:

— Но если ты настаиваешь, я могла бы тебе помочь с поисками в библиотеке. Возможно, мы найдем что-нибудь интересное.

— Как же ты внимательна к своим дружкам, Грейнджер, — произнес тягучий голос. — Можно подумать, что тебе нравится роль слуги. Хотя, возможно, это твое призвание.

— Малфой, — мгновенно среагировала Гермиона, растянув губы в улыбке, ответно наполненной сарказмом, — а я уже начала было беспокоиться, когда же ты придешь нас проведать. Вдруг ты заблудился по дороге, — с наигранным сочувствием Гермиона повернулась к друзьям, кивая в сторону Малфоя: — Наверное, нелегко ориентироваться в пространстве, когда извилина всего одна, и та то и дело зависает с непривычки работать.

Драко, которому, естественно, такой ответ не понравился, уже было собрался бросить что-нибудь едкое относительно гриффиндорской старосты, но поймал взгляд Рона. Тот готов был кинуться в драку. А поскольку своих «телохранителей» Малфой не привел, то предпочел смолчать на обиду.

— Ты сама любезность, моя дорогая грязнокровка, — не сдержавшись, Драко ухмыльнулся. И прежде чем кто-либо в купе успел отреагировать, слизеринец добавил: — Но у меня нет времени на этот детский сад — нас ждет профессор МакГонагалл в первом вагоне.

Гермиона, смирившись со своей участью, еще крепче прижала к себе сумочку, которую все это время не выпускала из рук, и поднялась, чтобы направиться вслед за Драко. Гарри попытался было возразить, но подруга уже покинула купе, и её унес шумный поток студентов в коридоре. Парень вновь повернулся к Рону, который так и не смог оторваться от созерцания колдографии.

— Тебя не задело, что Гермиона без всяких возражений потащилась за этим хорьком? — в негодовании оторвал друга от занятия Гарри.

— Ты же прекрасно слышал, что сказал Малфой, — казалось, Рону не было до этого особого дела, — их хочет видеть профессор МакГонагалл.

— А как думаешь, зачем? — всё ещё злился Гарри.

— Естественно, чтобы рассказать об обязанностях на посту старост школы, — пробормотал Рон, с трудом отвлекаясь от фото.

— Только не говори мне, что Малфой получил пост старосты! — Гарри с пущим возмущением уставился на друга, который лишь пожал плечами, разделяя неудовольствие от случившегося.

— Я думал, что ты в курсе. Мне Дин Томас сказал, а он подслушал разговор Забини и Малфоя. Малфой как раз жаловался, что весь последний год ему придется жить бок о бок с нашей Гермионой, — лицо Рона стало слегка пунцовым от раздражения. — Хотя это она должна жаловаться! Жить рядом с этим идиотом — это же настоящее мучение. Я думаю, что его папочка поспособствовал назначению сыночка на такой важный пост. Других объяснений у меня нет, — парень развел руками, показывая, что и логики в таком решении он не видит.

— Они что? — Гарри пропустил мимо ушей замечание о Люциусе Малфое, шокированно осмысляя другую фразу. — Они к тому же будут жить вместе? Какой ужас, — бормотание выдавало его сочувствие подруге. — Но почему Гермиона мне ничего не сказала?

— С недавних пор она перестала делиться с нами чем-то важным, — Рон нахмурился, ведь скрытность Гермионы давно уже стала постоянной темой его размышлений. — Я хочу сказать, что раньше она как-то легче нам доверялась, но с тех пор, как... — он запнулся, не зная, как ступить на деликатную тему о родителях. Ведь среди своих лучших друзей лишь он никого не терял из родных.

— С тех пор, как умерли ее родители, — довольно спокойно закончил Гарри, прекрасно понимая, почему друг смутился.

— Да, именно, — хрипло согласился Рон и прокашлялся. Хорошо, что они понимали друг друга с полуслова. — Она изменилась, стала более скрытной.

— Я думаю, она не хочет открыто демонстрировать свои чувства. Даже нам, — с горечью отметил Гарри, откидываясь на спинку. Взгляд устремился в окно, за которым открывались просторы английских полей.

Рон кивнул головой в знак согласия и вновь обратил свой взгляд на колдографию прежде чем добавить:

— Тебе не кажется, что они немного похожи?

Гарри, занятый своими мыслями не сразу сообразил, о чем речь.

— Кто?

Рон ткнул пальцем в фото:

— Наша Гермиона и эта Изелла.

Гермиона шла следом за Драко по коридорам поезда. Ледяное молчание окутывало их с головы до ног. Как будто могло быть по-другому! Все шесть лет они ненавидели друг друга и даже не скрывали этого. Гермиона прекрасно помнила горечь от циничных реплик, которые они бросали друг другу, помнила презрение, с которым Драко смотрел на нее. Она ощущала себя жертвой и не находила в себе смелости изменить ситуацию в свою пользу. Установить бы хотя бы небольшое перемирие. Попросить его? Нет, это слишком.

Но, может быть, милосердная и великодушная Гермиона не могла отправить в нокаут младшего Малфоя по другой причине? Может, у нее была тайна, которая подпитывала злобу?

Девушка посмотрела на Драко и в очередной раз поняла, почему предпочитает держаться от него подальше. Все в нём смущало и волновало ее.

Он был красив. Хотя Гермиона считала, что природа несправедлива, раз наделила такую сволочь милой мордашкой. С годами он становился все более уверенным в себе. Невообразимая харизма, так же несправедливо отпущенная ему природой, делала притягательными всего его, все части его тела, все жесты, каждое слово. Все это не ускользало от внимания молоденьких студенток Хогвартса, которые томились от ожидания, едва заприметив на горизонте этого самца. «Самца хорьков!» — саму себя исправила Гермиона, раздражаясь своими соображениями.

Малфой, особо не раздумывая, вовсю пользовался ситуацией, наслаждаясь повышенным вниманием и укрепляя власть. Гермиона считала все эти кривляния глупыми и бессмысленными. Подобное поведение невыносимо раздражало девушку, и она жалела глупеньких пустышек, оказавшихся в числе его «подруг». Однако, когда Малфой обращал свой взгляд на нее, на существо, которое, казалось, он ненавидел больше всего на свете, Гермиона ощущала что-то странное в животе, чувство, которое она не могла себе объяснить, не испытывая при этом непонятного страха. Сегодня она опять испытала нечто подобное, когда Малфой зашел в купе, и теперь, когда она шла за ним по коридору поезда, ощущение лишь усиливалось. Возможно, этот год станет менее приятным, чем она предполагала. Конечно, первоочередная ее цель — найти информацию о матери. Но в этот самый момент девушка задала себе вопрос: а достаточно ли этой цели, чтобы напрочь забыть, что она тоже может испытывать эмоции?

— Чего ты на меня пялишься, Грейнджер? — прервал поток её мыслей гаденький голос Малфоя. — Не можешь без меня обойтись?

— Не заблуждайся, — фыркнула Гермиона, втайне радуясь, что он идет чуть впереди и не может видеть, как на её щеках заиграл румянец. — Я всего лишь размышляю, как смогу тебя выносить весь этот год, — добавила она с сарказмом.

Малфой вдруг остановился и резко повернулся к Гермионе, которая от неожиданности подпрыгнула на месте.

— А ты думаешь, мне приятно будет жить ближайшие месяцы рядом с грязнокровкой?! Не забывай, кто я, Грейнджер! На твоем месте я бы следил за словами, — его голос угрожающе пригвоздил девушку к месту. — Не стоит делать того, на что твоя гнилая кровь не дала тебе права. Не нарывайся, поняла?

Гермиона едва сдержала рвущиеся наружу проклятия. Ей впервые так отчаянно захотелось крикнуть ему в лицо, что ее мать была настоящей волшебницей, что она не грязнокровка! Но пришлось держать себя в руках.Она не должна поддаваться искушению, нужно защищаться имеющимися средствами. Посмотрев Малфою прямо в глаза, она жестко произнесла:

— Все, что я понимаю, это то, что ты НЕ на моем месте. Я же не бежала за помощью к папочке, чтобы получить пост старосты. Зато тебе твоя идиотская кровь не помешала это сделать.

По ледяному взгляду Драко можно было понять, что подобное заявление пришлось ему совсем не по душе. Казалось, ненависть в его глазах все росла и росла.

«Может быть, стоило воздержаться от комментариев?» — запоздало подумала Гермиона. В конце концов, её достоинство не пострадало от его злых слов. Что не делало их менее обидными.

А теперь оставалось лишь защищаться. Воспользовавшись замешательством Гермионы, Малфой больно схватил девушку за запястье и резким движение дернул на себя.

— Что ты сказала, Грейнджер? — прошипел он с демонической улыбкой.

— Меня этим не напугаешь, — холодно заявила Гермиона, изо всех сил пытаясь сохранить спокойствие.

— Зря, — он все еще продолжал сжимать ее запястье в стальной хватке.

Гермиона дернула рукой в попытке освободиться. Ей было больно, но звать на помощь она не хотела. Лучше лишиться конечности, чем показать этому придурку свою слабость. Она снова посмотрела ему прямо в глаза и попыталась ударить его в то самое, стратегическое место, когда вдруг резкий толчок поезда повалил обоих на пол. На несколько секунд Драко оказался лежащим прямо на Гермионе, которая от неожиданности зажмурилась и съёжилась под ним. Потребовалось совсем немного времени, чтобы они осознали, что происходит. Гермиона открыла глаза, и уставилась на Драко. Его лицо находилось в опасной близости от ее собственного. Что говорить о том, что грудью Малфой и вовсе прижимался к её телу, придавив тяжестью к полу. Не хватало ещё, чтобы кто-то застал их посреди коридора в таком виде!

Гермиона изо всех сил толкнула парня, пытаясь сбросить с себя, лишь бы он не почувствовал, как сильно забилось ее сердце.

— Убери свои грязные лапы, Малфой! — вскрикнула она.

Драко моментально поднялся и посмотрел на нее со странным выражением лица.

Гермиона ощутила приступ паники. Почувствовал ли он бешеное биение ее сердца? Знал ли, как она была смущена в этот момент?

Тут она заметила, что любопытный взгляд скользнул по ее телу, более того — она почти физически его почувствовала. Машинально проследив за этим оценивающим взглядом, Гермиона внезапно поняла, чем вызван подобный интерес. Ее юбка задралась, открывая взору стройные ноги. Резко поднявшись, она бросила на Малфоя взгляд полный гнева и ненависти. А того, казалось, ситуация только забавляла. Гермиона нервно поправила складки юбки, стараясь, чтобы дрожь в руках осталась незаметной этому хорьку, отряхнула мантию и, наконец, повернулась к парню.

— Тебе делать больше нечего? — с нескрываемой яростью поинтересовалась она. — Чего ты на меня уставился?

— Я просто тебя жду, — парировал Драко, не переставая оценивающе ее рассматривать. — Между прочим, МакГонагалл позвала нас двоих, если ты забыла, — он неопределенно повел плечом, забавляясь её злостью. — Конечно, если ты хочешь, я могу пойти один, так даже лучше будет.

Гермиона раздраженно фыркнула и наклонилась собрать вещи, которые во время толчка выпали из сумочки. Почему она не закрыла её, выходя из купе? Теперь все записи, документы и прочая мелочь рассыпались по коридору. Быстро всё собрав, она заметила, не хватает одной важной вещи — фотографии ее матери. Единственного доказательства ее существования. Во второй раз за последние пару минут Гермиона запаниковала.

Малфой с интересом наблюдал за ее метаниями.

— Ты не это ищешь, Грейнджер? — насмешливо спросил он, расслабленным жестом протягивая ей кусок глянцевой бумаги.

Гермиона тут же бросилась к нему, словно ее подталкивала неведомая сила.

— Отдай немедленно, Малфой! — задыхаясь, прокричала она, вцепившись в его ладонь.

Драко, застигнутый врасплох таким стремлением, позволил ей забрать этот злосчастный кусок бумаги, который был ей так дорог. После мгновения тишины, он спросил спокойным голосом:

— Это кто?

— Моя мать, — ответила она просто.

Малфой почувствовал едва заметную горечь в ее голосе. Мелькнуло удивление, что девушка сказала лишь об одном человеке. Драко мог поклясться, что на колдографии увидел двоих.

— Мда, теперь мне понятно, в кого ты такая истеричка, — протянул он, чтобы разбавить гнетущую тишину, которая вдруг воцарилась между ними. Но получилось не так издевательски, как он собирался.

— Мм, — Гермиона так и нашлась, что ответить.

Девушка продолжала неотрывно смотреть на фото, крепко сжимая его в руках. Она еще не оправилась от шока и страха потерять такое ценное сокровище. Все эти мелочи не ускользнули от внимания Малфоя. Драко покачал головой и продолжил путь.

— Ну, ты идешь? Мы же опоздаем, — не оборачиваясь, бросил он в своей привычной манере.

Гермиона поплелась за ним, периодически бросая тревожные взгляды то на его спину, то под ноги.

— Ты на нее похожа.

— На кого? — не ожидая вновь услышать голос Малфоя, девушка даже остановилась от удивления.

— На мать, — пояснил он, немного смутившись.

Гермиона вновь посмотрела на двух маленьких девочек, колдографию которых она продолжала судорожно сжимать, и обратилась к Малфою с широкой улыбкой:

— Ты правда так считаешь?

Драко смотрел на нее, как на диковинную зверушку. Впервые со дня знакомства она ему так улыбалась. Он даже слегка покраснел, поэтому предпочел быстро отвернуться, чтобы продолжить путь.

— Иногда ты бываешь такой странной, Грейнджер,— выдал он, пытаясь скрыть волнение.

Как и всегда, начало нового учебного года сопровождалось праздничным ужином в Большом зале, столы факультетов буквально ломились от обилия разных вкусностей. После долгого путешествия в поезде, вступительной речи директора и распределения новичков по факультетам все студенты с жадностью набросились на еду. В Большом зале царило какое-то лихорадочное волнение, студенты то сбивались в группки, то переходили из одной группы в другую, чтобы поприветствовать друзей после летних каникул и узнать последние новости. Разрозненный гомон голосов раздавался тут и там. Этой мелодией, как и каждый год, наслаждался директор школы магии и волшебства "Хогвартс", который внимательно наблюдал за радостно галдящими учениками.

— Что это был за толчок в поезде? — спросил Рон, пытаясь проглотить огромный кусок тыквенного эклера.

— Нам так никто ничего не объяснил, — добавил Гарри, отрезая себе смородинового пирога, и обратился к Гермионе: — А тебе МакГонагалл ничего не говорила?

— По правде говоря, когда мы пришли, МакГонагалл в вагоне не было, — пожала плечами девушка. — Я хотела поискать ее в первых вагонах, но поезд уже прибыл, поэтому я побежала искать вас.

— Вообще никого не было? — удивленно переспросил Рон в перерыве между двумя пирожками. — Странно. На МакГонагалл это не похоже — позвать и не явиться.

— Зато это как раз в духе Малфоя: вытащить тебя бог знает куда и зачем лишь по своей прихоти! — возмущенно вставил Гарри, со злостью сжимая в руке пирожок. — Выдумал ложный предлог и явился посмеяться. Я уверен, что МакГонагалл ничего ему не говорила.

— Я согласна, что Малфой псих и что он мог затеять подобное, — с сомнением улыбнулась Гермиона, успокаивающе вытаскивая остатки пирожка из ладони друга, — но в данном случае я не вижу для него выгоды в такой ситуации. Да и потом, его, как и меня, удивило отсутствие преподавателя, — вдруг вспомнила она, украдкой бросив взгляд на стол слизеринцев.

— Но объяснения, почему поезд тряхнуло, так и нет, — вновь вернулся к теме разговора Рон.

Гарри кивнул. Сейчас у него не было достаточного убедительного предположения, что же могло случиться. Эта неясность волновала и пугала его, особенно если учесть, что МакГонагалл пренебрегла своими обязанностями и не встретила старост. Гермиону же, казалось, ситуация ничуть не беспокоила. Гарри завидовал ее умению внешне оставаться совершенно спокойной и собранной. Сам он похвастаться подобным не мог. Почему? Волдеморт. Волдеморт занимал все его мысли. Несмотря на то, что прошло уже достаточно времени с момента его возрождения. Несмотря на мужество, которое он не раз уже демонстрировал, Гарри всё не мог выкинуть из головы образ мертвого тела Седрика Диггори. Эта картина преследовала его уже несколько лет, с тех самых пор, как он стал свидетелем трагического события. Именно с этого момента малейшая странность становилась для Гарри очередным поводом для беспокойства. Сегодня, с грехом пополам, ему удалось заставить себя выглядеть спокойным, зная, что долго он так не выдержит. И он не понимал, почему Гермиона так легко отмахнулась от сегодняшних событий.

А девушка в этот момент думала только о своей матери, о той, чью жизнь она теперь хотела досконально изучить. Она мечтала о том моменте, когда сможет, наконец, возобновить свои поиски. Никто и ничто не смогло бы оторвать ее от этого занятия, Гермиона была в этом абсолютно уверена. Но не мысли о скором возобновлении поисков отбили ей аппетит. Гермиона вновь посмотрела вдаль и почувствовала, что желудок болезненно сжался.

— Мисс Грейнджер, прошу пройти за мной.

Профессор МакГонагалл стояла рядом с небольшой группой гриффиндорцев, уже готовых идти в гостиную.

— Я должна рассказать вам о ваших обязанностях в качестве старосты, Мисс Грейнджер.

Гермиона с легкой улыбкой кивнула и пошла следом за профессором. В полном молчании две женщины шли бок о бок по широким коридорам Хогвартса. Гермиона наслаждалась тишиной, которую дарила ночь. Она небрежно бросила взгляд на преподавательницу. Лицо пожилой МакГонагалл в эту ночь, казалось, еще больше постарело. Неяркое освещение от свечей невыгодно подчеркивало каждую ее морщинку.

— Профессор, можно задать вопрос? — внезапно даже для себя нарушила тишину Гермиона.

— Если это не выходит за рамки дозволенного, пожалуйста, мисс Грейнджер, я вас слушаю.

— Хорошо. Я хотела спросить, чем была вызвана внезапная остановка поезда сегодня днем. Многие мои друзья обеспокоены, и мне кажется, в качестве старосты школы, я должна...

МакГонагалл прервала ее, серьезно посмотрев на девушку.

— Послушайте меня внимательно, мисс Грейнджер, — убедительно проговорила она, — я прекрасно понимаю, что ваши товарищи, так же как и вы, хотят быть в курсе событий, но профессор Дамблдор посчитал нужным не предавать огласке эту информацию.

— Но почему? — возмутилась Гермиона.

— Тсс, говорите тише, будет лучше, если нас никто не услышит, — декан Гриффиндора серьёзно взглянула на ученицу. — То, что я хочу вам сказать, должно остаться между нами, мисс Грейнджер. Я уже достаточно давно знаю вас и думаю, что вам можно доверять. Я права, мисс Грейнджер? — уточнила МакГонагалл, бросив на девушку выразительный взгляд.

— Конечно ... профессор, — дважды кивнула Гермиона, словно чтобы подтвердить слова.

— Хорошо. Вы, естественно, обеспокоены подобным молчанием, а особенно нежеланием директора комментировать ситуацию. Да, мисс Грейнджер, если поезд остановился таким образом, то это из-за «Вы-сами-знаете-кого». С момента его возвращения нам все труднее и труднее держать его вдали от Хогвартса. Именно поэтому мы должны быть предельно осторожными и тщательнейшим образом контролировать малейшие попытки проникнуть или покинуть защитную зону, которая окружает школу. В момент, когда поезд как раз находился на подходе к этой зоне, мы почувствовали некое враждебное присутствие, кто-то, казалось, кружил вокруг поезда. Вот почему было принято решение так резко остановить поезд. Осторожность, мисс Грейнджер, осторожность превыше всего, поймите, что мы должны постоянно ее демонстрировать, а вы — больше, чем кто бы то ни было в этой школе.

— Я? — девушка была искренне удивлена.

— Вы! — громче, чем прежде, воскликнула профессор. — Вы же теперь староста. Именно на ваши плечи легли некоторые важные обязанности. Благодаря качествам превосходной волшебницы, которые вы демонстрировали на протяжении шести лет, мы доверили вам этот пост. Так постарайтесь же оправдать наше доверие.

Гермиона склонила голову в знак согласия. Только сейчас она поняла, какую ношу взвалила на себя. Тем не менее, был ещё один не менее важный вопрос: КАК при таких условиях пост второго старосты заполучил Малфой?! Было похоже, что никто просто не задумывался над этим, но подобная непоследовательность так несвойственна Дамблдору. А почему Волдеморт так отчаянно хочет попасть в Хогвартс? Ради убийства Гарри?

Все эти вопросы теснились в голове Гермионы, ответов на них не было, что становилось очередной причиной для беспокойства.

Дальнейший путь они проделали в молчании. Обеим было, о чем подумать.

После долгой дороги по темным коридорам Хогвартса МакГонагалл остановилась перед большой картиной. Перед ученицей и профессором высился величественный портрет мужчины преклонных лет. Его облик Гермионе абсолютно не понравился, он ей смутно напоминал кого-то очень знакомого. Девушка быстро отвела взгляд и наткнулась на Драко. Он стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Лицо искривила уже ставшая привычной недовольная гримаса. Он, казалось, достаточно давно уже ждал их или хотел сделать вид, что ждет давно. Малфой вздохнул, а МакГонагалл повернулась к нему и поприветствовала:

— О, мистер Малфой, весьма рада, что вы сумели самостоятельно найти дорогу.

Драко кивнув, но в его взгляде промелькнуло привычное раздражение. МакГонагалл продолжила:

— Теперь эти комнаты в вашем полном распоряжении. И хочу представить вам лорда Теодора, — профессор широким жестом указала на картину. — Он охраняет эти комнаты и каждый раз будет требовать с вас пароль.

— Да неужели? — буркнул Драко.

МакГонагалл, казалось, на мгновение запнулась от подобного нахальства, но быстро продолжила объяснения:

— Не беспокойтесь, мистер Малфой, никто не ставит под сомнение ваши умственные способности, мы прекрасно знаем, что выбрали более чем достойных старост, — едва заметная ухмылка тронула губы профессора.

У Драко окончательно испортилось настроение, и он отвернулся от этой «старой сороки». Гермиона же, напротив, просто светилась от радости и гордости за преподавателя. Её всегда радовало, если кто-то ставил Малфоя на место.

— Сэр Теодор, позвольте представить вам наших новых старост, внимательно следите, чтобы никто, кроме них, не проник в эти комнаты... — обратилась к портрету МакГонагалл, но тот ее бесцеремонно перебил.

— О? Правда? — воскликнул он притворно удивленным голосом. — А я думал, вы привели их на экскурсию.

Драко хихикнул, но тут же сделал серьёзное лицо под убийственным взглядом Гермионы.

— Рада, что вы все еще сохранили свое знаменитое чувство юмора, лорд Теодор, — вежливо заметила МакГонагалл.— Чтобы войти, вы должны...

Потрет снова перебил ее:

— Они должны знать пароль. До тех пор, пока вы его не поменяете.

— А чья это была ошибка? — МакГонагалл уже не скрывала своего раздражения. — Это же именно вы упорствовали и хотели сохранить тот нелепый пароль.

— Ну, и как я могу объяснить вам что-то, чего вы понять не в состоянии, — мужчина на портрете бросил презрительный взгляд на профессора.

Перед тем, как разразиться длинной тирадой, лорд Теодор повернулся к студентам:

— Давным-давно самая прекрасная из девушек стояла передо мной так же, как вы сейчас. Это была новая староста, и она была восхитительна. Как я мог отказать ей в просьбе выбрать пароль самостоятельно? — его голос внезапно стал взволнованным. — «Снежные звезды». Это было так восхитительно, так поэтично, лучше и придумать нельзя. У нее был редкий дар: находить верные слова при любых обстоятельствах.

Лорд Теодор все продолжал и продолжал говорить, казалось, его рассказу нет конца. Гермиона смотрела на него в отчаянии. Он полностью погрузился в свои воспоминания, глаза осветил ностальгический отблеск. Было нетрудно догадаться, что этот старый портрет просто-напросто втюрился в молодую девушку, воспоминания о которой и сегодня его тревожили.

— Снежные звезды, — буркнул Малфой.

Дверь открылась, и поток речи лорда Теодора прервался.

— Бедные дети, — сказал он напоследок, все еще погруженный в воспоминания.

Гермиона хотела было остановиться, чтобы послушать, что скрывалось за этой фразой, но дверь уже закрылась. Девушка оказалась в огромной круглой комнате вместе с МакГонагалл и Малфоем.

Гермионе очень понравилась просторная комната. Все было замечательно до того момента, пока краем глаза она не заметила Малфоя, о котором успела позабыть за то время, пока любовалась гостиной. Слизеринец все так же стоял с угрюмым выражением лица, подпирая плечом стену. Казалось, присутствие МакГонагалл еще больше его злило.

— Как вы могли заметить, эта комната находится в вашем общем пользовании, равно как и ванная, расположенная справа от вас, мисс Грейнджер. На дверях личных комнат уже написаны ваши имена — над портретами, как вы видите. Пароль вы можете выбрать самостоятельно, — МакГонагалл примолкла, обдумывая что-то. — Так, вроде бы это все. Ваши обязанности в качестве старост вам уже объяснили. Помните, что вы должны следить за соблюдением школьных правил и являть собой пример для подражания, — последнюю фразу профессор произнесла чуть с нажимом, бросив выразительный взгляд на Малфоя. — Доброй ночи!

— Да уж, — вздохнул Драко, глядя на силуэт удаляющейся женщины.

— Ты, как всегда, в таком превосходном настроении, Малфой, наше соседство кажется таким многообещающим, — сыронизировала Гермиона.

— Не выводи меня из себя, Грейнджер, или ты пожалеешь, что вообще родилась на свет, — небрежно бросил парень.

— Опять эти пустые угрозы. Я вынуждена признать, что ты ничего другого и делать-то не умеешь. Слабовато для «чистокровного», не находишь?

Гермиона посмотрела на него свысока, она прекрасно понимала, что ее слова ни к чему хорошему не приведут, но не смогла себя сдержать. У этого парня был дар раздражать ее одним своим присутствием. И без сомнения, это чувство было взаимным. Драко позволил ярости, плескавшейся в его глазах, вырваться наружу. Он решительным шагом подошел к девушке, чтобы грубо ее схватить. Но тоненький голосок предупредил его жест. Картина, висевшая на двери комнаты Гермионы, внезапно ожила.

— Я уже успела забыть, какой скверный характер у слизеринцев, — небрежно заметил портрет беспечным тоном.

— Думай, что хочешь. Но именно гриффиндорка начала первая докучать моему молодому хозяину, — сразу же отозвался второй портрет, указав на Гермиону кивком головы.

— Ты болтаешь ерунду, мой бедный Герберт. Слизеринцев я не видела уже довольно давно, но прекрасно помню, какие они нервные и раздражительные.

— Не слушайте эту идиотку Леони, она жутко злая. Наконец, если позволите, сэр...

Последние слова портрет адресовал Малфою.

На портрете был изображен мужчина неопределенного возраста. Его шутовское одеяние придавало ему поистине смешной и нелепый вид. Он полностью оправдывал свое название: «Герберт, зеленый шут». А вот второй портрет сразу же вызывал симпатию. Молодая девушка, изображенная на нем, была, по мнению Гермионы, очень обаятельной.

Казалось, она заблудилась в окружавшей ее лесной чаще. Необъяснимая чистота исходила от всего ее облика. Белое платье, босые ноги в густой траве, спокойное окружение — все это делало ее похожей на ребенка. Чистота и невинность. А вот речи и взгляды наоборот выдавали ее шаловливый нрав. Гермиона прочла на дощечке под картиной название: «Леони или потерянное детство, Эндрю Локк, 1910». На первый взгляд название никоим образом не соответствовало жизнерадостному персонажу, изображенному на полотне.

Драко молча наблюдал из противоположного конца комнаты. Он уже успел отойти от Гермионы, но та даже не обратила внимания, полностью поглощенная созерцанием портретов. Парню же ругань картин уже наскучила, и он бесшумно направился к своей комнате.

Гермиона украдкой оглянулась ему вслед. Странно, что он не пригрозил ей в очередной раз после того, что она сказала. Леони и Герберт явно спасли ее от жестокой стычки с Малфоем. «Борьба не на жизнь, а на смерть откладывается на неопределенный срок», — подумала девушка.

— Простите ее, господин, — тем временем вновь подал голос Герберт, отвесив несколько глубоких поклонов в сторону идущего Драко. — Эта бедная Леони не в ладах с головой. Лучше всего делать вид, будто ее и не существует вовсе. Именно так я и поступил, когда в очередной раз остался с ней в этой комнате один на один. Это было лет двадцать назад, если не ошибаюсь. Мы были вдвоем в этой же самой комнате. Настоящий кошмар для моих бедных ушей, она болтала без умолку: и то, и другое, и пятое, и десятое. Весь год я был вынужден терпеть ее непрекращающийся треп...

Одним взглядом Малфой заставил замолчать слизеринского шута. Наступившая внезапно тишина казалась бесконечной. Гермиона с интересом наблюдала за развернувшейся сценой. Ярость Драко была почти осязаемой, он быстро сжал пальцы в кулак в попытке успокоиться и прийти в себя.

— Открой дверь, — приказал он портрету, охранявшему его комнату.

— Конечно, господин, не будете ли вы так любезны сказать мне ваш новый пароль? — спросил Герберт медовым голоском.

— Открой, я тебе сказал! — Драко уже кричал.

Герберт беспрекословно подчинился. Деревянная дверь открылась, предоставив Драко возможность ворваться в комнату.

— Все, что вам будет угодно, господин, — продолжал лебезить портрет. — Надеюсь, комната вам понравится, если же нет, то не стесняйтесь сообщить мне об этом! Я лично прослежу, чтобы все переделали по вашему вкусу!

Но для Драко голос портрета уже звучал еле разборчивым бормотанием. Дверь моментально захлопнулась, оставляя его в тишине и покое, о которых он так мечтал.

— «Все, что вам будет угодно, господин», — передразнила приторно-любезный голос Герберта Леони.

— Да замолкни ты, идиотка! — не остался в долгу Герберт. Дружелюбность мужчины моментально сменилась гневом. — Это из-за тебя мой господин ушел! Он, наверное, подумал, что мы тут все такие же, как ты: ничтожные и дерзкие. Только-только я встретил моего господина, как тут же потерял. Он меня ненавидит. Точно ненавидит...

Ворчание Герберта прервалось хрипами и кашлем, единственными признаками той боли, которую он испытывал.

— Не волнуйся так, душка-Герберт. Я уверена, что твой дорогой «господин», — последнее слова Леони почти выплюнула, — не ненавидит тебя.

— Кто тебе это сказал? — он взглянул на нее с надеждой.

— Всем уже давно известно, что Малфои ничего не чувствуют: у них нет сердца.

Это замечание окончательно ввело в транс бедного Герберта. А Леони между тем продолжала мило улыбаться Гермионе. «Ну, хотя бы я не единственная в этой комнате, кто считает, что Малфои лишены всех человеческих чувств», — подумала гриффиндорка. Однозначно, Леони была ей очень и очень симпатична.

— Кажется, ты хорошо осведомлена о Малфоях, — начала разговор Гермиона.

— Я просто делаю выводы из того, что вижу, — легко отозвалась Леони. — За всю историю Хогвартса ни один из Малфоев не был лишен поста старосты.

— Они весьма умны, поэтому получают эту должность, — тут же возразил Герберт.

— Ну да, конечно. Именно поэтому на них возлагается такая ответственность, — говоря это, Леони выразительно переглянулась с Гермионой, и обе прыснули со смеху.

Герберт от раздражения принялся пыхтеть, как паровоз, а потом ушел и спрятался за занавесом в глубине своей картины.

— Какой же он иногда смешной, — добавила Леони. — Такой же, как раньше. Ну, совсем не изменился!

— Как давно вы уже не виделись? — поинтересовалась Гермиона.

— Целую вечность. Это было не так уж плохо. Хотя, по моим наблюдениям, идея поселить представителей Гриффиндора и Слизерина в одной комнате ни к чему хорошему не приведет. Поверь моему опыту. Последний раз, лет двадцать назад, окончание было весьма печальным.

Голос Леони приобрел более темные, грустные нотки, черты лица изменились. Она больше не походила на беспечного ребенка, как до этого.

— Слизеринцем, о котором я говорю, был Люциус Малфой. Но кто вообще мог подумать, что подобное может произойти? Уже стало почти традицией, что старосты в конце концов влюбляются друг в друга, но из всех правил есть исключения... Гриффиндорка и слизеринец просто не способны испытывать романтические чувства друг к другу. В противном случае одному из них придется горько пожалеть... — внезапно Леони спохватилась: — Ох, прости, я наверняка утомила тебя своими историями.

— Нет, совсем нет, — попыталась возразить Гермиона. Напрасно.

— Да, да, я в этом уверена. К тому же уже поздно, тебе пора спать — завтра будет трудный день. Не беспокойся ни о чем: я разбужу тебя вовремя.

Голос Леони вновь звучал чисто и звонко. Гермиона нехотя последовала ее совету и прошла в комнату, предварительно сообщив портрету выбранный пароль. Все ее вещи уже были аккуратно разложены школьными домовиками. Сумочка лежала на письменном столе. Девушка сразу же бросилась к ней, чтобы проверить, все ли на месте. К большому облегчению, фотография матери никуда не делась. Там же были и документы, которые Гермионе удалось собрать за все время. Ничего серьезного, так, несколько ничего не значащих статей. Она прекрасно понимала, что, этого явно не достаточно, чтобы найти маму. Удастся ли ей это когда-нибудь?

Девушка пробежала глазами сегодняшний выпуск «Пророка». На третьей странице была большая фотография новых старост Хогвартса. Их с Драко объединили в одно маловероятное фото — результат тщательного монтажа. Малфой держался, как обычно, высокомерно, нос по ветру, он смотрел на всех с пренебрежением. Леони была стопроцентно права, когда сказала, что гриффиндорка и слизеринец не способны полюбить друг друга. Но все же...

С этой мыслью Гермиона уснула.

Крик.

Драко проснулся. Он был уверен, что крик ему приснился, пока шум не повторился снова. Теперь это было похоже на стон.

Юноша поднялся с кровати и вышел из комнаты. По мере того как он шел по большой общей гостиной, шум становился все отчетливей. Наконец, Драко очутился прямо перед портретом Леони. Источник шума, казалось, находился за дверью, скрытой этим портретом. «Это Грейнджер», — подумал Драко, решая, как поступить дальше.

Молодая девушка на портрете рассматривала его, пока он стоял, погруженный в свои мысли.

— Волнуешься? — спросила она шепотом.

Малфой подпрыгнул. Он не ожидал услышать что-то кроме криков Гермионы, которые все еще раздавались в тишине ночи.

— Что? О чем ты? — ответил он вопросом на вопрос.

— Тебе не следует так беспокоиться, мой дорогой Малфой, она всего лишь видит сон, — продолжила Леони с легкой улыбкой на губах.

— Ты называешь это просто сном? Да ее крики слышно даже в моей комнате! — Драко был рассержен, поэтому не слишком заботился о любезном тоне. — Я не думаю, что это приятные сны. И вообще, перестань так улыбаться, тупая картина.

— Ты все еще нервничаешь, Малфой, не так ли?

Драко передернул плечами, демонстрируя свое раздражение. Леони своим добродушным видом лишь подливала масла в огонь.

Парень прислонил ухо к стене. Что эта чертова Грейнджер там говорит? Что ее так волнует? Крики превратились в сдавленные стоны. Он попытался сконцентрироваться на словах, но у него так и не получилось разобрать хоть что-то внятное в этом шуме.

— Да, я была права, ты действительно очень обеспокоен, — вновь подала голос девушка с портрета, все это время внимательно изучающая его лицо, — как это мило видеть столько доброжелательности у слизеринца, который к тому же принадлежит к роду Малфоев. Кто бы мог подумать!

Драко поднял взгляд. На мгновение смутившись, как будто попался на чем-то неприличном, он тут же взял себя в руки и нацепил на лицо одно из презрительных выражений, в которых был большим мастером.

— Не выдавай желаемое за действительное, балда. Грейнджер может задохнуться во сне, что, естественно, меня совсем не волнует. Даже наоборот — радует, — объявил он высокомерно. — Если я здесь, это только из-за...

— Любопытства, — закончила за него девушка на портрете, но её улыбка говорила о том, что она ни на йоту не поверила в его уверенную тираду.

— Да, именно. Ты меня поняла.

— Если ты так говоришь, значит, так и есть, — Леони всё-таки сделала вид, что он её убедил. — Я вынуждена тебе поверить. И к тому же, меня такой вариант больше устраивает.

— В каком смысле тебя это больше устраивает? — тут же захотел выяснить Малфой.

— Мне не хотелось бы думать, что ты ухаживаешь за этой молодой девушкой. Надеюсь, мы поняли друг друга.

Драко с интересом уловил угрозу в её голосе.

— Не беспокойся на этот счет, я бы предпочел, чтобы мой мозг сожрали флобберчерви, чем встречаться с ней, — выплюнул он.

— Прекрасная перспектива, малыш Малфой.

— И не называй меня так больше! Не уверен, что смогу вынести это еще хотя бы раз, — глаза Драко пылали от бешенства.

На этих словах, он отвернулся и зашагал в свою комнату.

— Как пожелаете, мой дорогой Драко Малфой, господин зеленого шута Герберта, — подражая любезному голосу второго портрета, крикнула ему вдогонку Леони. Малфой последний раз обернулся, чтобы бросить на нее в качестве предостережения угрожающий взгляд. Довольный произведенным эффектом, он проскользнул в приоткрытую дверь комнаты. Леони до последнего следила за его перемещениями — он был похож на принца в густой черноте ночи.

— Ты мне не нравишься, малыш Малфой, ты мне совсем не нравишься, — произнесла она вслух. — Ты слишком похож на своего отца. Не волнуйся, дорогая Гермиона, в этот раз я буду тщательнее следить за своей хозяйкой, я обещаю тебе, что эта змеюка не посмеет к тебе приблизиться, слово Леони!

Вновь воцарилась тишина. Ни один шум не нарушал её, кроме жалобных стонов ветра, стучавшего в окно маленькой спальни, где спала мисс Гермиона Грейнджер.

Гермиона быстрым шагом пересекла Большой зал.

Рон и Гарри уже сидели за столом. Активно жестикулируя, они обсуждали новые стратегии игры в предстоящих матчах по квиддичу. Гермиона без труда различала голоса друзей в общей суматохе. Через мгновение она уже села рядом с Гарри.

— Гермиона, ты поздновато, — вместо приветствия упрекнул ее Рон. — Проспала что ли?

— Почти, — пробормотала девушка, стараясь с непринужденным видом начать завтрак.

— Такое ощущение, что ты полночи не спала, — Гарри обеспокоено посмотрел на неё.

— Почти, — снова повторила Гермиона.

Мальчишки переглянулись и вопросительно уставились на подругу.

— Я надеюсь, это не из-за подонка Малфоя, который попытался... — начал было ворчать Рон.

— Попытался что? — голос Гермионы взлетел на пару октав.

Она резко развернулась к парню и посмотрела в глаза. Рон казался дико смущенным. Его лицо приобрело густой красный оттенок, что свидетельствовало о высшей степени стеснения.

— Ой, да ты меня прекрасно поняла! — слишком громко возмутился парень в попытке скрыть свое волнение. — Ты знаешь, к чему я клоню. Малфой — парень, ты — девушка, словом, ты видишь, что я хочу сказать.

— Я искренне надеялась, что ты не такой идиот, как некоторые говорят, Рональд Уизли, но ты только что подтвердил это почетное звание своими тупыми предположениями, — вместо ответа процедила Гермиона.

— Кто называл меня «идиотом»? — взревел Рон.

— Отлично, просто прекрасно. С меня хватит! — девушка отвернулась от друга и сосредоточено принялась жевать пирог с патокой, который ей на тарелку успел положить Гарри.

Тот в свою очередь сидел между Роном и Гермионой, бросавшими друг на друга яростные взгляды, как между двух огней.

Но тишина долго не продлилась.

— Да как ты вообще мог подумать, что Малфой и я... О, Боже! — Гермиона даже мысль закончить не смогла от возмущения.

— Я просто за тебя беспокоюсь, мне совсем не нравится думать, что ты там совсем одна с этим... с этим хорьком, — последнее слово Рон буквально выплюнул.

— Гермиона, ты слышала? Он беспокоится за тебя, — повторил за другом Гарри в надежде сгладить ситуацию.

— Это очень мило с твоей стороны, Рон, но не стоит так волноваться, — голос девушки стал более сдержанным. — Чем дальше я нахожусь от Малфоя, тем лучше. Мне кажется, он того же мнения.

— Ты права, — миролюбиво согласился Рон, — ты как всегда права. Этот вшивый «чистокровка» никогда не захочет такую девушку, как ты.

Гермиону его слова весьма озадачили. Как так, Малфой не захочет такую, как она? Какую такую? Неужели она не вызывает желания?

Пусть Гермиона и понимала отлично, что именно Рон имел в виду, но не могла не обидеться на его слова. Внимательный Гарри между тем заметил, какой эффект произвела бестактная фраза Рона, который как всегда ничего не понял.

— Молчи, Рон, ничего больше не говори, — Гарри бросил на друга предостерегающий взгляд.

— Извини меня, Гермиона, — Рон, похоже, догадался-таки, что сморозил глупость.

— Давай просто забудем об этом, хорошо?

— Итак, как тебе твоя комната? — Гарри поспешно сменил тему, обезоруживающе улыбнувшись.

— Она прекрасна, хотя времени вчера было не так уж много, чтобы как следует все рассмотреть. Она такая просторная! — Гермиона заметно воспряла духом, руками в воздухе очертив площадь новой спальни.

— Рад, что тебе нравится, — подал Рон голос в перерыве между двумя куриными крылышками.

— А когда мы сможем посетить это восхитительное место? — поинтересовался Гарри.

— А ведь правда, — в свою очередь добавил Рон, — ты уже думала, когда пригласишь нас?

Гермиона посмотрела на них в недоумении и отрезала:

— Даже не думайте об этом, это же категорически запрещено правилами школы, никто, кроме старост, не имеет права входить в эти комнаты!

— Ой, да ну эти дебильные правила, мы же твои друзья, в конце концов, — возмутился Рон, а Гарри поддержал его кивком головы.

— Ты не в состоянии понять, мой дорогой Рон, я же являюсь гарантом соблюдения школьных правил. Дамблдор и все остальные преподаватели оказали мне большое доверие, поставив на эту должность, — серьезным тоном заявила Геромина. — Я должна быть примером во всем и для всех.

— Если бы они действительно хотели, чтобы старосты были примером для других студентов, они никогда бы не поставили Малфоя, — привел логичный довод Рон.

Гарри радостно кивнул в знак подтверждения, а Гермиона даже не нашлась, что возразить. Мальчишки поймали ее в ловушку.

— Отлично. Я сдаюсь. Вам повезло, что сегодня я не в состоянии с вами спорить.

— Ты слышал, Гарри! Мы должны воспользоваться ситуацией. Нечасто наша Гермиона бывает такой сговорчивой, — Рон забавлялся победой в споре.

— К тому же Леони мне сказала, что раньше подобные визиты не были редкостью, — добавила девушка, чтобы как-то реабилитировать свою позицию.

— Кто такая Леони? — Гарри был заинтригован.

— Это гриффиндорская картина, которая охраняет вход в мою комнату, — ответила Гермиона с улыбкой.

— Гриффиндорская картина? — Рон был весьма удивлен.

— Даже не говори мне, что ты не понимаешь, о чем идет речь, — грозным голосом предупредила Гермиона.

— А почему я вообще должен об этом знать?

— Если бы ты читал «Историю Хогварста», — девушка села на любимого конька, — ты бы знал, что комнаты старост украшены картинами, олицетворяющими факультеты, которые эти старосты представляют. Когда старостой назначают гриффиндорца, то на дверь всегда вешают портрет «Леони, хиппи», когда пуффендуйца — портрет «Аббе Бадуина», для когтевранцев вешают портрет «Филиппа древнего», и, наконец, портрет «Герберта, зеленого шута» для слизеринцев.

— «Герберт, зеленый шут», — одновременно прыснули парни.

— Да, могу заметить, что название свое он полностью оправдывает, — поддержала их смех Гермиона.

— О лучшей картине для этих проклятых слизеринцев даже мечтать нельзя, — сыронизировал Рон.

Друзья принялись от души хохотать, их звонкие голоса разносились по всему залу. Другие факультеты поглядывали на них с недоумением. Среди этих сотен взглядов был один, наблюдавшей за троицей с бОльшим интересом.

В глубине зала Малфой, не отрываясь, следил за спектаклем, который разыграл Поттер со своими друзьями на виду у всех.

«Как же они меня достали», — подумал Драко.

Гермиона с мальчишками шла по коридорам Хогвартса. Повсюду толпились ученики в ожидании начала урока. Друзья с трудом пробирались сквозь толпу, следуя друг за другом и прокладывая дорогу, как гусеница в яблоке. Гарри был замыкающим и отвлеченно созерцал затылок Гермионы. Он заметил, что усталость значительно на нее повлияла, исказив обычно мягкие черты. Казалось, ее что-то беспокоило. Что бы это могло быть?

Внезапно Гарри схватил ее за руку, и они оба остановились. Рон благополучно двинулся дальше, ничего не замечая вокруг. Гермиона обернулась, вопросительно глядя на друга:

— Что-то случилось?

— Тебе сегодня опять снились кошмары, я прав? — очень серьезно спросил парень.

Она склонила голову и успокаивающе произнесла:

— Не беспокойся из-за таких мелочей, Гарри. Начало учебного года, новые обязанности — все это в последнее время сильно влияет на меня. Я много нервничаю, и, наверное, кошмары снятся именно из-за этого. Меня немного пугает предстоящий год. Только и всего.

— Но ты же скажешь мне, если что-то будет не так, правда, Гермиона? — спросил Гарри без тени улыбки.

Он смотрел ей в глаза, будто хотел прочитать мысли. Заполненный людьми коридор был не слишком подходящим местом для личных признаний, но Гарри и Гермиона просто забыли, где они находятся. И в этот самый момент она осознала, что может во всем ему признаться, рассказать, что занимает все ее мысли и не дает спать. Но сил на длительные объяснения у нее уже не осталось. Поэтому Гермиона взяла себя в руки и скромно улыбнулась:

— Все хорошо, я тебе клянусь. Еще раз прошу — не беспокойся за меня, лучше подумай о том, как бы не опоздать на наш первый в этом году урок.

И, не дожидаясь ответа, девушка пошла в класс. Гарри не двинулся с места. Он стоял и наблюдал, как подруга растворяется в толпе. Гермиона не убедила его, он все еще беспокоился. Все началось после смерти ее родителей. Как и все окружающие, он хотел бы помочь ей в этот момент, хотел быть рядом, ведь он, как никто другой, был способен понять ее горе. Но Гарри пугало то спокойствие, с которым переживала утрату подруга. Он бы понял уныние, тоску, но не это. Как она может быть такой спокойной, потеряв самых близких людей?! Он даже не мог представить, что Гермиона может быть такой сильной и скрытной, но она была!

Спустя год Гарри бы и не сказал, что лучшая подруга перенесла такую тяжелую утрату. Жизнь с Сириусом в собственном доме дарила иллюзию семьи, которой Гарри так не хватало. Он был счастлив этим летом, все его надуманные волнения и тревоги разлетелись вдребезги. Но однажды ночью это блаженное спокойствие было нарушено: страшный крик разорвал тишину. На несколько секунд опереженный Сириусом, Гарри ворвался в комнату Гермионы. Крестный сидел рядом с девушкой, пытаясь успокоить ее. Она прислонилась к его плечу и казалась полностью потерянной. Дикими глазами смотрела на них, бормоча непонятные слова: «Холодно, так холодно, найдите меня». Сириус молча баюкал ее, а Гарри просто был не в состоянии вмешаться. Через несколько минут девушка успокоилась и уснула. На следующий день она уже не помнила, что ей снилось. Сириус в свою очередь считал, что таким образом на ней отражаются переживания по поводу смерти родителей. Гарри, сам не зная почему, не удовлетворился этим объяснением. Подобное повторялось еще не один раз за лето, но Гермиона никогда не рассказывала, что же такое ужасное ей снится.

Гарри бегом добрался до другого конца школы и вошел в правое крыло. Здесь была только одна большая деревянная дверь, которая вела в новый класс Прорицаний. Несколько семикурсников уже ожидали начала урока. Для Гарри, Рона и Гермионы это был первый урок Прорицаний, раньше они никогда не изучали эту дисциплину. Да и сама идея этого предмета их совсем не радовала. Гермиона нетерпеливо вздохнула.

— Только не говори, что тебе не терпится попасть на урок, — буркнул Рон.

— Как раз таки наоборот, — ответила девушка.

— Тогда почему ты выбрала прорицания, — удивился Гарри, — это же факультативное занятие.

— Да я не сама выбрала, все старосты обязаны его посещать.

— Ты хочешь сказать, что Малфой тоже припрется? — с горечью заметил Рон.

— Да, ты угадал, мой милый Ронни, — Гермиона даже не пыталась спрятать ухмылку.

— Мда, теперь я начинаю сомневаться, что сделал правильный выбор.

— Кстати, а почему ты вообще решил выбрать в качестве факультатива «Историю и науку прорицания в волшебном мире»? — в свою очередь удивился Гарри.

— Это из-за Фреда и Джорджа. Они всячески мне его советовали.

— А я думал, что ты никогда не следовал их советам.

— Да, но тут другой случай, — Рон стал защищаться. — Они горько пожалели, что не выбрали этот предмет на последнем курсе.

— Неужели их правда заинтересовал этот тип раннего «слабоумия», — скептически спросила Гермиона.

— Нет, конечно, — Рон прыснул со смеху, — их интересовал преподаватель. Один их однокурсник, Этан Беккер, записался на факультатив, а потом все уши прожужжал Фреду и Джорджу, какая прекрасная девушка его преподает. Фред и Джордж решили сами удостовериться в его правоте. И, если верить им, действительность оказалась куда лучше рассказов Беккера.

Гермиона потрясенно взирала на Рона, а Гарри все это время не переставал смеяться.

— По-моему, Рон, ты опять дал себя провести, — попытался сказать Гарри в перерывах между приступами смеха.

— Гарри прав, — заметила Гермиона, — скорее всего преподавательница была такой же уродливой, как эта просвещенная Трелони. Тебя ждет незабываемый год в окружении Малфоя и «верных» предсказаний твоего любимого преподавателя, — легкая ирония отображала её скептицизм.

— Перестаньте смеяться, — возмутился Рон, — я уверен, что Фред и Джордж на этот раз не обманули меня. Вы бы то же самое говорили, если бы видели их лица. Они выглядели, как два придурка, когда говорили о ней.

— Да, в любом случае история весьма занятная, — сделала вывод Гермиона, раздосадованная недоразвитым поведением своего друга, который записался на факультатив только из-за привлекательного преподавателя, — это так трогательно, Рон, так трогательно.

— Прекрасно, Гермиона, — проворчал Рон, — я думаю, Гарри поступил бы так же на моем месте.

Гарри хотел было возразить, но Рон даже не дал ему рта раскрыть:

— Давай, скажи, Гарри, почему ты выбрал этот курс?

— Из-за Гермионы, она попросила меня составить ей компанию. Я бы даже сказал: умоляла, — Гарри явно веселился над попыткой друга переключить внимание подруги.

— После всего, что со мной случилось, это вполне естественно. Почему я должна одна со всем справляться? — оправдывалась Гермиона.

— А ты бы и не была одна. Посмотри, кто пришел, — Гарри развеселился и кивнул головой в сторону двух девушек, которые остановились недалеко от двери.

— Лаванда Браун и Парвати Патил, только их мне еще не хватало, — Гермиона совсем упала духом.

— Можно было и не сомневаться, — прокомментировал Рон. — Они всегда мечтали стать великими провидицами. Изучения прорицаний — это для них естественная обязанность.

— Не бери в голову, Гермиона, втроем мы сможем вытерпеть это скорбное испытание, — Гарри сделал насмешливый жест.

Девушка слегка улыбнулась, но настроение осталось на нуле.

— Давай же, Гермиона, перестань дуться, — поддержал друга Рон.

Друзья взяли ее за руки и направились в класс, который был уже наполовину заполнен нетерпеливыми учениками. К их большому удивлению, этот кабинет ничем не напоминал комнату, в которой проходили занятия у Трелони. Гермиону это немного утешило. Комната была большой и круглой. Через огромные застекленные проемы проникали лучи утреннего солнца, заполняя своим светом все пространство. Вдоль стен стояли шкафы с аккуратно расставленными книгами всех форм и расцветок. Наверху — огромное количество безделушек, в большинстве своем из стекла. Солнечный свет, причудливо преломляясь сквозь фигурки, окрашивал все вокруг фантастическими красками и узорами. В центре комнаты стояли столы и стулья для учеников. На небольшом возвышении располагался учительский стол из красного дерева и (что было весьма удивительно) из жимолости. Сбоку от него росло дерево, чьи ветви упирались в своды потолка и защищали от света часть стола. Цветы, которыми было усеяно дерево, источали едва уловимый аромат. Казалось, что сама комната благоухала. Гермиона нашла это весьма любопытным и не могла не оценить эффект, который запах оказывал на атмосферу в классе. Девушка молча ожидала появления преподавателя, заняв место перед Роном и Гарри. Через несколько секунд дверь приоткрылась и появилась молодая женщина. На ней были надеты блузка цвета припудренной розы, жилет и длинная юбка, наилучшим образом подчеркивающая достоинства фигуры. Присмотревшись повнимательней, Гермиона отметила, что девушка еще очень молода. Даже строгая прическа ничуть не придавала ей возраста. На какой-то миг Гермионе показалось, что преподаватель немногим старше ее самой. Локоны медового цвета, большие янтарные глаза, молодая девушка просто пленяла красотой.

Рон, немного отойдя от первого шока, повернулся к Гермионе с победным видом:

— Ну что, удивлена, Гермиона? — спросил он с гордостью. — Я же тебе говорил — она идеальна.

— Что меня действительно удивляет, так это то, что твоим братьям, оказывается, можно доверять, — отмахнулась девушка. — Впервые на моей памяти.

— Не будь такой вредной, — возмутился Рон. — Ты же прекрасно видишь, что я был прав. Да в этом классе нет ни одного, кто не был бы покорен ее красотой. Даже Малфой пялится на нее, не отрываясь, — он кивнул головой в сторону слизеринца, который сидел в глубине класса. — Посмотри на его идиотский вид.

Гермиона повернулась. Рон был прав — Малфой буквально сверлил взглядом фигуру преподавателя. Девушка так и не смогла понять, удивлен Драко или восхищен. Она довольно долго за ним наблюдала, пока он не отвлекся от созерцания профессора и не повернулся в её сторону. На миг они встретились взглядами. Гермиона тут же отвернулась и застыла на стуле. Но продолжала чувствовать изучающий взгляд Малфоя на себе. Это смущало и отвлекало ее. Украдкой она попыталась посмотреть, куда направлен взгляд Драко. Удостоверившись, что он вновь полностью сосредоточился на преподавателе, Гермиона спокойно повернулась к учительскому столу.

— Добро пожаловать, дорогие ученики, меня зовут мисс Саливан. Как вы, наверняка, уже поняли, я буду обучать вас искусству прорицания. Рада видеть в этом году так много желающих. Я прекрасно понимаю, что изучение такого предмета, как прорицания, нелегкое дело, но я попытаюсь сделать его для вас занятным и интересным. Возможно, некоторые из вас в будущем захотят стать прорицателями...

Лаванда и Парвати сразу же выпрямились и приготовились слушать внимательнее.

— Хочу вас сразу предупредить, что прорицания, как многие считают, это не часть искусства гадания. В прорицаниях речь идет о чтении будущего, часто завуалированного и непонятного. Именно поэтому наша основная работа будет направлена на интерпретацию этих предсказаний.

Лаванда тут же подняла руку. Мисс Саливан кивнула.

— Вы хотите сказать, что не будете обучать нас искусству прорицания, — с тоской в голосе спросила гриффиндорка.

— Вы абсолютно правильно поняли, мисс Браун, — ответила молодая женщина с легкой улыбкой. — Прорицание — это дар. Предрасположенность, которой природа одарила лишь немногих в нашем мире. По правде говоря, если бы один из вас обладал этой способностью, было бы чудесно. Впрочем, я бы вам такого не пожелала. Каким бы сказочным ни казался этот дар, он дает невообразимую власть, и порой эта власть куда более ужасна, чем искушение темной магии. Многие прорицатели впадали в безумство. Их видения постепенно разрушали и забирали оставшиеся крохи разума. Это не дар, это проклятие.

Серьезный голос мисс Саливан заставил класс вздрогнуть. Рона передернуло.

— Но вам не о чем беспокоиться, — уже более веселым голосом сказала мисс Саливан. — Как я уже сказала, мы будем учиться толковать предсказания, только и всего. Будет здорово, если к концу года вы преуспеете в этом деле.

— А вы, мисс Саливан, вы обладаете этим даром? — слегка стесняясь, спросила Парвати.

Молодая женщина посмотрела ей в глаза и ответила:

— Возможно, мисс Патил, возможно...

Как только последний на этот день урок закончился, Гермиона поспешила в библиотеку. «Поторопись, Гермиона, поторопись», — повторяла она самой себе, пока бежала по школьным коридорам. Девушке не терпелось снова приступить к поискам, и чем ближе она была к своей цели, тем сильнее становилось ее желание разгадать тайну. Такую безграничную любовь Гермионы к библиотеке окружающие воспринимали как чудачество. Гермиона прекрасно знала, что говорят за ее спиной, но уже давно научилась не обращать внимания на сплетни. А теперь даже гордилась, что так не похожа на других. Это делало ее сильнее.

Девушка без труда добралась до цели, беззвучно открыла дверь и вошла в просторное помещение. Библиотека всегда вызывала у нее трепет: было в этом месте что-то священное. Гермиона рассеяно скользнула взглядом по длинным полкам и вдруг заметила в глубине зала знакомую темную шевелюру. Гарри внимательно изучал пергаменты и книги, в беспорядке наваленные на столе. Гермионе не хотелось, чтобы он ее заметил. Под его взглядом она не сумеет сконцентрироваться на поисках, да и к тому же друг может начать задавать лишние вопросы. А этого девушке совсем не хотелось. Она решила прокрасться вдоль стены, пока Гарри был сосредоточен на своих книгах.

Успехом план не увенчался. Молодой человек отвлекся от чтения и повернул голову в ее сторону:

— О! Гермиона, я здесь!

Он активно замахал рукой, подзывая к себе и предлагая сесть рядом. Понимая, что не сможет сделать вид, что не услышала, Гермиона изобразила удивление и подошла.

«Придется в другой раз», — подумала она с разочарованием. Положив свои книги на стол, девушка посмотрела на Гарри, который прямо-таки воспрял духом в ее присутствии.

— Я не был уверен, что ты придешь, — замявшись, начал он.

— Ты хотел меня видеть?

— Да. Мне нужна твоя помощь.

Гермиона бросила быстрый взгляд на книги, лежащие перед Гарри, и задала резонный вопрос:

— По поводу учебы?

— Нет, там я пока что справляюсь.

Парень легко улыбнулся и замолчал, а Гермиона продолжала вопросительно на него смотреть.

— Так вот, — снова предпринял попытку Гарри, — я пришел сюда в надежде найти информацию о... ты знаешь, — голос его становился все тише и неуверенней: — об Изелле. Я попросил у Мисс Пинс разрешения просмотреть школьные архивы, но она ответила, что это невозможно и что только старосты школы имеют доступ к этой информации. Я сразу же подумал о тебе. Поможешь?

Он умоляюще посмотрел на подругу. В этом он был настоящим мастером и прекрасно знал, что она не сможет отказать.

— Прекратите на меня так смотреть, мистер Поттер, — шутливо-вежливым тоном попросила Гермиона. — Разве я когда-нибудь отказывала другу в помощи? Но прежде чем я отправлюсь к мисс Пинс, скажи, какой год тебя интересует? Архивы хранятся в хронологическом порядке.

— Да, конечно, — Гарри просто сиял от радости.

Он порылся в куче документов и вытащил на свет небольшой смятый кусок пергамента.

— Мой отец поступил в Хогвартс в 1972, значит Изелла тоже, — начал он считать. — Думаю, лучше взять последние годы их обучения, так как на фото где-то шестой-седьмой курс. Поэтому... нам нужен 1979 год.

Гермиона на всякий случай перепроверила даты и лишь после этого отправилась за нужным архивом. Мисс Пинс с недоверием отнеслась к просьбе девушки, но все же пустила ее в часть библиотеки, где хранилась нужная информация. Гермиона возвращалась к столу, нагруженная увесистыми томами. Гарри, с нетерпением ожидавший в читальном зале, как только заметил ее, тут же кинулся навстречу, чтобы помочь. С глухим стуком вся эта груда книг была вывалена на полированную поверхность, от чего собранные в кучу пергаменты, медленно планируя в воздухе, упали на пол. Молодой человек поспешно подобрал их с пола, пока мисс Пинс не увидела, и водрузил на стул. Гермиона тем временем открыла первый том, и они с Гарри низко склонились над ним.

— Это первый из трех томов, в котором перечислены все гриффиндорцы 72-ого года выпуска, — пояснила девушка. — Этот начинается с буквы «А» и заканчивается «К».

— Там точно есть Сириус, — заволновался Гарри.

Ответом Гермионы была легкая улыбка.

— Тебе не кажется, что три тома для одних только гриффиндорцев это чересчур много? — Гарри с удивлением посмотрел на девушку.

Гермиона равнодушно пожала плечами.

— Здесь же не только имена перечислены, — уверенно пояснила она. — Здесь подробная анкета каждого ученика.

Гарри даже не знал, радоваться ли ему такой подробной информации, ведь однажды он тоже будет вписан в одну из этих тяжелых книг. И кто знает, кто впоследствии может воспользоваться этой информацией. Гарри скорчил непонятную гримасу и хотел уже полностью погрузиться в изучение, но Гермиона оказалась шустрее и выдернула книгу прямо у парня из-под носа.

— Ты что делаешь? — ошеломленный подобным поведением спросил Гарри. — Не забывай, это я хотел их посмотреть.

— Конечно, но ты неаккуратно с ними обращаешься, — сдержанно ответила девушка. — Это очень ценные книги и нужно быть предельно осторожными.

Гермиона достала из кармана пару белоснежных перчаток, аккуратно их надела и расправила складочки.

— Вот так, — самодовольно сказала она и помахала руками прямо перед лицом Гарри.

— И часто ты ходишь с перчатками в кармане? — ошарашено спросил тот.

— Никогда не знаешь, что может с тобой случиться.

Гермиона взяла нужный том и принялась быстро перелистывать страницы, пока не дошла до буквы Э.

— Эберт, Эбкарт, Эддель... — Гермиона перечисляла длинный список имен. — Эдельвейс, вот, я нашла, Эдельвейс Изелла, — воскликнула она.

— Дай, дай мне посмотреть!

Гарри прямо-таки подпрыгивал на месте от нетерпения. Гермиона уступила ему свое место и поинтересовалась:

— Скажи, Гарри, почему ты так хочешь узнать о ней? — ее робкий голос был таким серьезным, что Гарри замешкался. — Я сомневаюсь, что узнав чуть больше о ней, ты узнаешь больше о своих родителях и своем отце, и книги не смогут дать тебе ответ, был ли влюблен в нее твой отец. Даже если это так, это ничего не меняет. Мне кажется, тебе не стоит об этом думать.

Гарри некоторое время молча на нее смотрел, пытаясь придумать правильный ответ на вопрос, который он сам себе никогда не задавал. А затем тихим и мягким голосом сказал:

— Мы с тобой очень похожи, Гермиона. По крайней мере, так говорят. И они правы: наши родители погибли, мы в результате остались сиротами. Но я не могу не признать, что у тебя есть одно преимущество: ты знала своих родителей, ты знала, кто они, что они любят, чем увлекаются, у тебя есть масса общих воспоминаний. У тебя было все то, чего я лишен. Все, что у меня есть, это колдографии. Но мне этого мало. Я хочу воспоминаний. Когда я увидел кодографию отца в окружении друзей, то понял, что есть вещи, которых я не знаю, которые ускользнули от меня. И до сих пор ускользают. И я не знаю почему, но мне кажется, что эта девушка, Изелла, и есть ключ к разгадке. Конечно, с моей стороны глупо в это верить, но я ничего не могу поделать. Это сильнее меня.

Была какая-то давняя горечь в его словах. Конечно, Гарри не хотел этого, но невольно его исповедь стала еще одной причиной угрызений совести Гермионы. Его ответ звучал скрытым упреком. Упреком, который отрезвил Гермиону. Даже если она и была в какие-то моменты счастлива так, как никогда не был счастлив Гарри, весь ее мир рухнул в тот момент, когда она потеряла родителей. Приемными они были или нет, но они любили ее, были рядом всегда, пока не погибли. Порой девушка думала, что лучше бы таких воспоминаний не было вообще. И в её взгляде было бы то же горе, которое, приглядевшись, можно увидеть в глазах Гарри. Её резкие слова ранили его, пусть на мгновение Гермионе и казалось, что она имеет право судить. Но ведь никто не знал о её тайне. Никто не мог разделить пустоту, появившуюся от двойной потери.

«Другие правы, — подумала Гермиона, — мы похожи с Гарри, похожи даже больше, чем он думает. Я тоже ищу воспоминания, которые мне не принадлежат. Ищу часть себя в этих старых книгах».

Эта мысль придала ей уверенности, и она виновато произнесла:

— Я понимаю, Гарри. Прости меня, если я тебя обидела.

— Нет-нет, — запротестовал Гарри, — я совсем не это хотел сказать. Ты меня не обидела. Я знаю, что ты все это делаешь только ради моего блага, — покраснев от смущения, он опустил взгляд.

Девушка взяла его руку в свою, а Гарри ответил ей благодарной улыбкой:

— Гермиона, спасибо тебе за то, что ты всегда рядом, когда я в тебе нуждаюсь, — его голос наполнился любовью. — Ты и Сириус... Вы двое стали для меня настоящей семьей.

Растроганная Гермиона порывисто наклонилась к Гарри и легко коснулась губами его щеки.

У обоих потеплело на душе от этого разговора. После некоторой дистанции, которую соблюдала Гермиона в последнее время, сейчас всё казалось неважным. Они снова чувствовали твердое плечо друг друга.

С легким сердцем ребята продолжили поиски. Склонившись над книгой, Гермиона внезапно замерла.

— Что случилось? — заметив её пораженное лицо, удивленно спросил Гарри. — Ты что-то нашла?

— Нет, не совсем, но часть этого досье вырвана. Посмотри сам.

Гарри оставалось только убедиться в правоте ее слов.

— Но это же не мы виноваты, — заговорщицки прошептал он.

— Я знаю, но меня возмущает то, как некоторые могут так обращаться с древними книгами! — dозмутилась девушка.

— Ты действительно думаешь, что это из-за неправильного обращения? — вдруг задумался Гарри. — Мне кажется, это больше похоже на добровольную порчу имущества.

Гермиона посмотрела на него с недоверием. «Да кто вообще способен по доброй воле изуродовать архивы? — спросила она сама себя. — У Гарри прямо талант подозревать наихудший вариант развития событий. Профессия аврора точно ему подойдет».

— Ладно, — вновь подал голос парень, — давай сосредоточимся на том, что осталось.

Гермиона принялась вслух зачитывать основную информацию:

— Эдельвейс Изелла, дата рождения 11 февраля 1964 года, родилась в мире магглов. Мать: Эдельвейс Циния, скончалась в 1964, отец...

— Почему ты замолчала? — удивился Гарри.

— Здесь ничего не написано, — ответила девушка сконфуженно. — Может, у нее не было отца, а может, она его просто не знала. Зато здесь есть пояснение: «Если официальный представитель отсутствует, опекунство возлагается на Альбуса Дамблдора».

— Дамблдора?! — воскликнул Гарри недоверчиво.

— Да, здесь так написано, — подтвердила девушка, показывая нужное место в документе.

Гарри сам дочитал оставшиеся несколько строк.

— Гермиона, послушай-ка, вот это, здесь написано: «...способности к прорицанию молодой Изеллы возросли за этот год. Все свидетельствует о том, что девушка, так же как и ее мать, обладает даром предвидения. В таком случае, ей необходимо будет явиться в Министерство Магии в соответствующий отдел для регистрации. Я вынужден констатировать, что Изелла страдает от расстройств характера, что только подтверждает гипотезу. Следует опасаться быстрого развития состояния Delirium». Делириум? — с удивлением повторил Гарри, повернувшись к Гермионе. — Это еще что такое?

— Безумие, — одним словом ответила она.

— Ого! — только и смог выдавить из себя Гарри, прежде чем продолжить чтение. — «Никто не забыл, что подобные расстройства стали причиной трагической смерти Цинии Эдельвейс. Необходимо тщательнее наблюдать за молодой Изеллой, чтобы предотвратить любую трагическую случайность...»

Гарри замолчал, будучи не способным произнести хоть слово.

Гермиона тоже не проронила ни звука. Спустя какое-то время она пришла в себя и произнесла заклинание, которое тут же скопировало всю информацию об Изелле на один из чистых пергаментов.

Когда работа была закончена, а книги отданы мисс Пинс, Гарри и Гермиона в полном молчании покинули библиотеку. И только перед тем, как разойтись по комнатам, девушка проговорила:

— Ты знаешь, Гарри, если тебя так интересует эта история, то обратись к Люпину. В конце концов, он наш преподаватель по защите от темных искусств и в этом году у тебя будет масса возможностей с ним встретиться. Воспользуйся этим.

— Я не знаю. Ты же видела, как отреагировал Сириус, услышав имя Изеллы, он был очень смущен и растерян. Я боюсь, что с Люпином будет то же самое. Кто знает, какие воспоминания связывают его с этой девушкой.

Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись. Направляясь к себе в башню, Гермиона не могла не думать о том, что они с Гарри сегодня узнали об Изелле. Эта история взволновала девушку, несмотря на ее желание остаться беспристрастной. Лишние заботы и хлопоты сейчас ей были не нужны. Но внезапно она поняла, что испытывает сострадание к этой молодой девушке. Без отца и без матери, не имея возможности поговорить с близким человеком, Изелла наверняка была жертвой своего дара, как и написано в досье. Было во всей этой истории что-то трагическое. В голове всплыли слова мисс Саливан. Действительно ли гибель Изеллы была несчастным случаем? Может, она просто покончила с собой? Гермиону передернуло от этой мысли.

Дойдя до ванной, она встала под холодные струи воды, но и это не смогло ее успокоить. Окончательно продрогнув, девушка выключила воду и завернулась в пушистое банное полотенце. Она подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя, когда внезапно увидела там отражение своего злейшего врага. Малфой стоял прямо за ней со зловредной улыбочкой на губах. Гермиона резко повернулась:

— Позволь узнать, что ты здесь делаешь, Малфой, — зарычала она.

— Смею тебе напомнить, что это и моя ванная тоже, — парировал Драко. — Мне и так тяжело свыкнуться с этой мыслью, так что не лишай меня хотя бы удовольствия принять душ.

— Перестань меня злить, Малфой! Ты должен был слышать, что я здесь, и мог бы просто подождать своей очереди!

— А ты могла бы закрыться на ключ. Я же не могу знать, чем ты тут занимаешься, — он усмехнулся. — Да и к тому же я не вижу ничего, что тебя могло так смутить. Ну увижу я тебя в душе голой, и что? Ты же должна была уже привыкнуть к этому со своим Поттером.

— О чем ты говоришь? — ошеломленно переспросила девушка.

— Все прекрасно знают, что ты провела лето с «избранным». Жизнь бок о бок создает определенные связи, не так ли, Грейнджер?

— К чему ты клонишь?

— Я не собираюсь тебе подробно объяснять, — он явно забавлялся, — ты достаточно смышленая, чтобы понять, на что я намекаю.

— Жалкий извращенец! Малфой, жизнь тебе мозгов не прибавила! — Гермиона была просто в бешенстве. — Гарри мне просто друг, и все!

— Ну да, «друг», с которым ты спишь. Скажи, а Уизли тоже имеет право на твою благосклонность?

— Я не сплю с ним! — в отчаянии заорала девушка, со всей силой стискивая несчастное полотенце в кулаках.

— А в библиотеке мне так не показалось. Не ври, я ведь вас видел.

— Тебе что, делать больше нечего, как следить за нами?! — гневно осведомилась Гермиона. — Ты просто жалок.

Девушка быстро собрала свои вещи, крепко прижимая к себе полотенце. В последний раз она посмотрела на Драко, который яростно соображал, что бы такого обидного ответить на её последнее замечание, и вылетела из ванной. Было не слишком-то приятно долгое время находиться с ним в одной комнате.

Оказавшись в своей спальне, Гермиона натянула пижаму и улеглась в кровать. В потоке мыслей всплыла картинка. Она вспомнила лицо Малфоя, застывшее в зеркале. Оно казалось другим, не таким, как обычно. На какое-то короткое мгновение даже показалось, что он покраснел, как раз перед тем, как они начали привычно ругаться.

Малфой был смущен, увидев ее в одном полотенце? Эта мысль позабавила Гермиону.

С начала учебного года прошло уже несколько недель. Ученики с горем пополам вернулись к своему привычному расписанию: учеба — уроки — развлечения. Гарри и Рон возобновили тренировки по квиддичу. Они оба были на все готовы ради кубка школы. Несмотря на большую загруженность, Гарри не мог запретить себе думать об Изелле и обо всем, что им стало известно о ней. Все эти мелочи не удовлетворили, а наоборот лишь подстегнули его любопытство. Новые вопросы требовали новых ответов, а ответов все не было.

Гермиона и Рон прекрасно понимали состояние Гарри. Он не переставал твердить одно и то же, повторяя, как заезженный припев, фразу о том, что ему необходимо узнать как можно больше об Изелле. Рон терпел, но и его терпение было уже на исходе. Он даже предположил, что Гарри потерял интерес к квиддичу. Хотя беспокоился он зря. Сидя за гриффиндорским столом, трое друзей наслаждались последними минутами спокойствия, прежде чем отправиться на первый урок.

— Сегодня вечером будем тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться, — повторял Рон, будучи не в силах усидеть на месте.

— А кроме? — с иронией в голосе спросила Гермиона.

— Только тренировки и ничего кроме, — отрезал Рон. — Это сухой закон. Мы должны быть готовы к матчу со Слизерином.

— Ты сказал «сухой закон»?

— Да, именно.

Парень выглядел таким решительным, что Гермиона не сдержала едкого замечания.

— Для начала тебе надо перестать поглощать в огромном количестве маффины со сливами, — она отодвинула блюдо с пирожками, которое Рон уже ополовинил.

— Гермиона, ты несправедлива, — возмутился друг. — Ты прекрасно знаешь, что я жить не могу без этих маффинов. Именно благодаря ним я такой сильный и красивый, посмотри-ка, — гордо выпятив грудь, Рон демонстративно напряг мускулы. — Без них я никогда бы не стал гениальным вратарем.

— Да неужели, — Гермиона забавлялась. — Если ты такой сильный из-за маффинов, то я, наверное, за свой ум должна благодарить тыквенный сок. Без шуток, Рон, если ты не перестанешь объедаться, то тебя метла поднять не сможет. Уверяю, что это будет крах твоей карьеры.

— Хорошо, мисс «у меня всегда и на все есть ответ», мне действительно надо бы последить за тем, что я ем, — неохотно согласился парень. — Но когда я говорил «сухой закон», я имел в виду распределение времени. Я просто хочу знать, что квиддич остался для всех приоритетом. Понимаешь?

Произнося свою речь громко и четко, Рон специально посмотрел на Гарри, чтобы показать, кому именно он адресует все свои ожидания.

— А с каких это пор ты стал капитаном команды? — подначила друга Гермиона. — Я не знала, что Гарри отказался от этой должности.

— Ну, если Гарри продолжит так же халатно относиться к обязанностям капитана, я думаю, мое назначение не заставит себя ждать, — сказал Рон, акцентируя каждое слово и не сводя внимательного взгляда с друга.

Гарри даже подпрыгнул. До этой минуты он не обращал на беседу друзей никакого внимания, но слова Рона вывели его из медитативного состояния.

Видя, что завладел вниманием Гарри, Рон вновь предпринял попытку достучаться до него:

— Я знаю, что ты хочешь сказать: «Ты не понимаешь, как это важно для меня». И это так! Я не понимаю, как то, что случилось двадцать лет назад, может быть настолько важным для тебя сегодня. И как ты забыл то, что действительно должно быть для тебя главным: квиддич.

— И учеба, — тихо добавила Гермиона.

— Да, и учеба, — милостиво согласился Рон. — Возьми ты уже себя в руки, Гарри.

— Рон прав, — поддержала Гермиона, — ты должен попытаться забыть всю эту историю, это ведь твой последний год в Хогвартсе.

— Да не могу я, — устало вздохнул Гарри, — я вам уже тысячу раз объяснял, что это сильнее меня. У меня предчувствие. Я не успокоюсь, пока не узнаю всю правду об Изелле.

— Я тебе уже предлагала поговорить с Люпином, — буркнула Гермиона. — Это единственное, что ты можешь сделать на данный момент.

— Ты прекрасно знаешь, что не могу, — оборвал Гарри последнюю ниточку надежды. — Я уже пытался. Но каждый раз, как его вижу, я не могу с ним заговорить на эту тему.

— Тогда иди к Снейпу, — не отступала Гермиона.

— Нет, ты совсем сумасшедшая, — бросил Рон, делая страшные глаза, — проще уж спросить у дьявола, чем у Снейпа.

— А почему бы и нет, — настаивала на своем девушка. — Снейп наверняка знал Изеллу. Потомок Эдельвейсов в школе — такое событие не могло пройти мимо него.

Гарри ничего не ответил. Он понимал, что предложение Гермионы абсурдно. Она сама это признала бы. Но, находясь в таком отчаянном положении, отстаивала этот последний вариант, а он, Гарри, уже почти был готов согласиться даже на него. И тут Рон воскликнул:

— А карта мародеров?!

— Что карта мародеров? — переспросила Гермиона.

— Гарри, — не обращая внимания на девушку, продолжал Рон, — тебе же удалось один раз поговорить с мародерами с помощью карты, так?

Гарри кивнул.

— Тогда почему бы не попытаться еще раз? Ты мог бы спросить их об Изелле.

Такая идея вдохновила Гарри. На его лице появилась широкая улыбка.

— Рон, ты — гений.

— Удивительно, как отчаяние повлияло на твою мозговую деятельность, — обратилась Гермиона к Рону.

— Ты просто завидуешь, — довольно отмахнулся тот. — Как это ты раньше меня не додумалась до такой простой вещи.

— Ладно, признаю, идея потрясающая на этот раз, — тихо, словно выдает самую жуткую тайну, прошептала Гермиона. И добавила уже громче: — Но мародеры, создавшие эту карту, на тот момент учились не на последнем курсе, я боюсь, что их воспоминания связаны с моментом создания. Далее они оборвутся, и мародеры не смогут рассказать, как и почему Изелла... — Гермиона не осмелилась закончить фразу, но ребята отлично её поняли. — В конце концов, мы скоро все увидим.

— Я понимаю, но даже если и так, то это лучше, чем ничего, — не терял энтузиазма Гарри, расправляясь с остатком завтрака.

Он уже собирался было подняться, когда Гермиона ухватила его за край мантии.

— Подожди минутку, куда это ты собрался?

— За картой, — Гарри был удивлен, что девушка не в состоянии понять такой очевидный факт.

— Ты что, забыл? Через пять минут мы должны быть на уроке Защиты от Темных искусств у Снейпа.

— Прекрати произносить это имя, — вмешался Рон, — меня уже тошнит от него.

— Тебя тошнит не из-за Снейпа, а от количества съеденных маффинов.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так, — попытался оправдаться Рон. — У меня всегда перед его уроками живот болит, это психосотоматическая реакция.

— «Психосоматическая», Рон, «психосоматическая», — назидательно исправила его Гермиона.

— Хорошо, как скажешь. К счастью, сегодня после обеда у нас урок с мисс Саливан. Моя единственная радость в жизни — этот урок и квиддич.

— Скажи-ка, а ты случайно не влюбился в преподавателя, — начал подшучивать над другом Гарри, обдумывая возможность успеть сбегать за картой до начала урока. Увы, шансов было мало.

— Да Рон каждые два дня влюбляется, — рассмеялась Гермиона, тоже закончив свой завтрак.

— А почему бы и нет? У меня нет на это права? — защищался Рон, незаметно для Гермионы стянув ещё один маффин. — Насколько я знаю, она не замужем.

— Нет, не замужем, — подтвердила девушка, — но ей уже...

— Она могла бы быть моей старшей сестрой, — перебил ее Рон. — По крайней мере, не я один был очарован ее шармом. Вчера Симус не переставал говорить о ней во время тренировки. Даже ты оценила ее внешний вид, правда же, Гермиона?

— Я могу согласиться, что она очень симпатичная и хороший преподаватель, — сдалась девушка, игнорируя слова «даже ты». — К счастью, у нее нет ничего общего с этой сумасбродкой Трелони. К счастью для нас.

— Если бы мне хоть еще раз предсказали скорую и мучительную смерть, я бы этого не вынес, — смеясь, добавил Гарри.

— Я уже в нетерпении, так хочется на урок, — оживленно крутился на скамейке Рон.

— Мне тоже, — сказала Гермиона преувеличенно радостным тоном. — Как раз сегодня она должна объявить оценки за «Прорицания мага Гуттера». Я написала пять свитков. Я надеюсь, что она оценит по заслугам мою работу.

— Ну вот, как обычно, ты мне портишь все удовольствие, — моментально сник Рон. — Я так радовался этому уроку, возможности увидеть мисс Саливан, а теперь единственное, что я знаю, так это то, что мне поставят низкую оценку, и я расстроюсь.

— Не беспокойся на этот счет, — попытался успокоить его Гарри, — может быть, у тебя будет не такая плохая оценка, как ты думаешь.

— Я ценю то, что ты пытаешься сделать, Гарри, но здесь вариантов нет. Я обожаю мисс Саливан, но ничего не понимаю во всех этих предсказаниях.

— Не волнуйся, Рон, я уверен, что наша обожаемая Гермиона будет рада все тебе объяснить. Правда, ведь, Гермиона? — спросил Гарри, повернувшись к подруге.

— Естественно, — вздохнула та, — вы развлекаетесь, а я тружусь.

— Ну, Гермиона! — одновременно воскликнули парни.

Трое друзей поспешили в подземелья Снейпа, опоздание на урок ничего хорошего не сулило, особенно когда речь шла о Защите от темных искусств.

После такого загруженного утра остаток дня показался прямо-таки раем. Собравшись в круглой комнате южной башни, ученики внимательно слушали мисс Саливан. Маленькая и воздушная, она прохаживалась по классу с такой грацией, что Рон и остальная часть мужской половины класса просто таяли от удовольствия. Гарри толкнул друга локтем под ребра. Рон от неожиданности подпрыгнул и возмутился:

— Ай, зачем ты меня бьешь?!

— Перестань мечтать, — прошептал Гарри. — У тебя сейчас слюни потекут и весь пергамент заляпают.

— Это не страшно. Я все равно ничего не записал.

— А как же ты планируешь делать домашнюю работу? — удивился Гарри.

Вместо ответа Рон бросил на него недвусмысленный взгляд.

— Гермиона — вот твое решение! — догадался Гарри.

— Ты как всегда прав, — улыбнулся Рон. — Она будет рада одолжить мне свои записи.

— Возможно, — откликнулся Гарри, впрочем, без особой уверенности в голосе.

— ... именно так Матио Первый, король Крыма, благодаря своему дару предвидел землетрясение и тысячи смертей, — закончила мисс Саливан. — У вас есть вопросы?

Гермиона тут же подняла руку.

— Да, мисс Грейнджер.

— Почему, если он предвидел землетрясение, все равно было столько жертв? — спросила ученица.

— Мало кто поверил в пророчество, — ответила молодая женщина. — Очень редко предсказания воспринимаются всерьез, даже в мире волшебников. Неверие свойственно не только магглам, мисс Грейнджер. Если вопросов больше нет, я раздам ваше домашнее задание.

Мисс Саливан направилась к столу, где лежала огромная стопка пергаментов.

— Могу сказать, что качество некоторых работ меня очень удивило, — вновь заговорила она. — Уже давно я не видела таких многообещающих докладов.

При этих словах Лаванда и Парвати раздулись от гордости, но, к их большому разочарованию, мисс Саливан не удостоила их вниманием. Но еще больше они были удивлены, когда она не удостоила своим вниманием Гермиону. Молодая женщина прошла в глубину класса и остановилась перед Драко.

— Мистер Малфой, я не склонна делать пустые комплименты, но ваша работа просто превосходна. Сравнить предсказания Гуттера с теми, которые несколько десятилетий спустя сделал Вон Вермеер — это было уместно. Я вас поздравляю, — серьёзно сказала она, — и надеюсь, что ваши будущие работы будут соответствовать столь высоко установленной планке.

Драко любезно улыбнулся, безуспешно пытаясь скрыть свое ликование. Он бросил победный взгляд на Гермиону, которая все это время непрерывно его разглядывала. Девушка тут же отвернулась и обреченно вздохнула. А мисс Саливан между тем направилась к ее столу.

— Ваша работа, мисс Грейнджер, также заслуживает похвалы, — улыбнулась она, возвращая Гермионе пергамент. — Другие преподаватели мне вас расхвалили, и я рада убедиться, что они правы на ваш счет.

Мисс Саливан украдкой наклонилась к девушке и добавила шепотом:

— Я уверена, что если бы у вас были хорошие книги, вы бы без труда написали такую же блестящую работу, как мистер Малфой. В следующий раз не стесняйтесь приходить ко мне в кабинет, я с радостью одолжу вам книги для работы, — предложила она с улыбкой на губах.

Смущенная Гермиона улыбнулась в ответ и пробормотала:

— Благодарю.

— Не за что, мисс Грейнджер, — преподаватель принялась раздавать оставшиеся пергаменты с домашней работой.

Когда урок уже подходил к концу, в дверь постучали.

— Войдите.

В дверном проеме показался Снейп.

— Я вам не помешал? — спросил он с привычной холодностью в голосе.

— Нет, совсем нет, — обрадовалась мисс Саливан. — Мы только что закончили.

Потом она обратилась к классу:

— Домашнего задания я вам не даю, поэтому проведите остаток дня с пользой, на улице такая хорошая погода. Будет обидно, если последние теплые деньки вы будете сидеть взаперти.

Окрыленные ученики быстро покидали класс, каждый уже размышлял, на что он потратит так внезапно освободившийся вечер. Драко поспешил собрать вещи и выйти за дверь, когда мисс Саливан его остановила:

— Мистер Малфой, я рада, что у вашего отца пополняется коллекция книг по прорицаниям. Особенно такими редкими изданиями.

— Спасибо, мисс, коллекция моего отца действительно лучшая в своем роде, — с гордостью улыбнулся Драко.

— Это здорово. Желаю приятного дня, мистер Малфой.

— Вам тоже, — с уважением добавил парень, прежде чем покинуть класс.

В это время Гарри, Рон и Гермиона не спеша шли по коридорам Хогвартса.

— Видишь, Рон, — начал Гарри, — ты зря беспокоился из-за домашнего задания, мисс Саливан назвала твою работу интересной.

Друг в ответ изобразил подобие улыбки.

— Тебе просто не хватает методик, — успокаивающе добавила Гермиона.

— Скажи лучше, что я полный дурак, — заканючил Рон, делая жалостливое лицо. — Я ничем не рисковал... — внезапно он замолчал.

— Что случилось? — запаниковал Гарри.

— Я забыл пергамент в классе. Идите, я позже вас найду.

Друзья не успели даже рта раскрыть, а Рон уже побежал к южной башне. Перед входом в класс он остановился, чтобы перевести дух и заметил, что дверь приоткрыта. Внутри раздавались голоса мисс Саливан и Снейпа. Казалось, они о чем-то ожесточенно спорили. Рон подкрался поближе, чтобы услышать, о чем именно идет речь.

— Твой дедушка сказал, что ты не очень хорошо себя чувствуешь.

К большому удивлению Рона голос Снейпа утратил свою привычную враждебность.

— Дедушка опять волнуется по пустякам, — беззаботно возразила девушка, — у меня всего лишь были легкие головные боли сегодня утром.

— Он сказал, что ты грохнулась в обморок прямо перед ним, — возмутился Снейп. — Ты не должна так беспечно относиться к подобным симптомам.

— Это все из-за видений, — попыталась объяснить она. — Конечно, они влияют на меня, но обычно это длится недолго.

— Я знаю, — по голосу Снейпа было слышно, что объяснения его не успокоили, — поэтому принес тебе специальный отвар. Он поможет тебе облегчить симптомы.

Он протянул девушке стакан с голубоватой жидкостью.

— Я обязана это пить? — спросила она обеспокоенно.

— Я бы предпочел, чтобы ты выпила, — голос Снейпа был строгим.

— Какой же ты жестокий, — проговорила мисс Саливан шутливым тоном и залпом выпила. — Фу! Ты мог хотя бы попытаться улучшить его вкус? Он по-прежнему отвратительный.

Снейп растерянно смотрел на нее. «Она никогда не повзрослеет», — подумал он.

— У тебя еще бывают видения? — вопрос прозвучал необычайно серьезно.

— С тех пор, как я вернулась, нет. Но я что-то чувствую, точнее сказать предчувствую. Я знаю, что что-то скоро произойдет, и мне это совсем не нравится.

— Он все еще тебя ищет, — голос Снейпа был полон неприкрытой горечи.

— Вы вдвоем с дедушкой уже три года предупреждаете меня, — заметила она, — и пока что он так и не сумел меня найти.

— Но я знаю, что он приближается! Мало того, он в курсе, что мы прячем тебя здесь, в этой школе.

Снейп говорил еле слышно. Рону пришлось напрячься, чтобы понять, но даже с такого расстояния он ощущал, что голос профессора утратил привычное высокомерие. Этот внушающий ужас человек сейчас казался обеспокоенным и напуганным.

— Он сделает все, чтобы заполучить тебя, и в этот самый момент наши защитные заклинания ничем не смогут тебе помочь, — в его тоне смешались гнев и досада. Не на девушку, стоящую перед ним, а на ситуацию, в которой он был бессилен.

Мисс Саливан отвернулась от него и медленно приблизилась к большому витражу. Лучи солнца, преломляясь сквозь него, придавали ее глазам янтарный оттенок. Во взгляде сквозила легкая меланхолия.

— Иногда, когда ветер стучит в эти окна, мне кажется, что это он зовет меня, зовет уйти с ним.

Она мягко положила ладонь на стекло и продолжила:

— Уже очень давно я не испытывала ничего подобного. Очень давно я так сильно не страшилась своего будущего.

— Ты боишься? — перебил Снейп с саркастической усмешкой. — Я думал, ты никогда ничего не боишься. Вот от тебя я меньше всего этого ожидал.

— А ты? Ты боишься? — она повернулась.

— Чего мне бояться? Смерти? — спросил он насмешливо. — «Смерть — это начало вечности». Мне этого достаточно.

Мисс Саливан посмотрела на него с улыбкой.

— Эй, ты почему так по-дурацки улыбаешься? — в совсем себе не свойственной, по мнению Рона, манере возмутился Снейп.

— Так необычно слышать, как слизеринец цитирует маггла, — простодушно пояснила мисс Саливан. — Это почти такая же чудесная вещь, как солнечный день.

Она вновь отвернулась к окну, чтобы полюбоваться полетом птиц в голубом небе. Снейп молча за ней наблюдал. В башне было слышно, как внизу кричат и смеются школьники, наслаждающиеся последними теплыми деньками в окрестностях школы.

— Однажды... — вновь подал голос Северус, — однажды ты тоже сможешь наслаждаться жизнью, и дни будут такие же солнечные, как сегодня. Ты сможешь покинуть эти стены и вдохнуть чистый и свежий ветер. Я обещаю, — бормотал он, приблизившись к девушке.

Он по-отечески нежно запечатлел поцелуй у нее на лбу, а она отблагодарила его легкой улыбкой.

— Спасибо, — выдохнула девушка.

— Мне надо идти, — голос Снейпа вновь стал привычно жестким и холодным. — Ты с такой легкостью отпустила их, а мне теперь идти и следить, чтобы они не натворили глупостей.

Услышав эти слова, Рон бегом помчался на улицу в поисках друзей. После долгого бега он едва мог дышать. Гарри и Гермиона смотрели на него выжидающе. Рон отдышался и, наконец-то, смог сказать что-то связное.

— ... а потом он ее поцеловал в лоб, — закончил парень, пересказав в подробностях все, что услышал в южной башне.

— Они точно говорили о Волдеморте, наверняка он ее ищет, — пришел к выводу Гарри, оставив без внимания последнее замечание Рона. — Но почему Волдеморт будет искать ее в Хогвартсе? — задался он вопросом.

Гарри и Гермиона обеспокоенно переглянулись. Было чем озадачиться.

— Когда я думаю о том, что этот отвратительный Снейп посмел дотронуться да нашей нежной мисс Саливан, — начал было Рон, не отдавая себе отчет, что друзья уже давно говорят о другом.

— Рон! — возмутилась Гермиона. — Прекрати! Есть более серьезные вещи.

— Я знаю, — невозмутимо отозвался парень, — но он ее поцеловал и к тому же в лоб!

— Рон, хватит! — голос Гермионы был полон отчаяния.

— Прости.

— Тшш, — прошипел Гарри, — к нам приближается Дин, поговорим об этом позже.

Дин Томас большими шагами двигался к троице, расположившейся в тени одного из дубов.

— Мы идем купаться в озере, пойдемте с нами, — предложил одноклассник.

— Отлично, — сразу же отозвался Рон, — мы за вещами и присоединимся к вам.

— Хорошо, увидимся, — кивнул Дин, прежде чем уйти.

Гарри и Рон поднялись, приготовившись идти в комнаты за полотенцами.

— Ты идешь, Гермиона? — спросил Гарри, повернувшись к девушке.

— Нет, я не хочу сегодня плавать.

— Давай, пойдем, Гермиона, — настаивал Рон. — Теплые деньки скоро закончатся, уже почти конец осени, давай проведем это время вместе.

— Я же сказала, что не хочу, — спокойно повторила девушка. — Я лучше повторю пройденный за сегодня материал. Чтобы не потерять вас из виду, я останусь под этим деревом. Здесь довольно уютно.

— Но...

Рон уже было собрался снова начать возражать, но Гарри потянул его за рукав:

— Пойдем уже, она же сказала, что не хочет, к чему настаивать?

Мальчишки направились к замку, а Гермиона нашла удобное место на корне огромного дуба, под ветвями которого они изначально расположились. Оттуда было видно озеро и купающихся.

Под теплыми лучами осеннего солнца Гермионе совсем не хотелось приниматься за уроки. Она рассеянно смотрела на широкую гладь озера, откуда доносились радостные крики ее друзей. Пейзаж был тихим и умиротворяющим. Приближающийся закат окрашивал небо в золотистые тона, отражающиеся в воде. И небо, и озеро стали совсем одного цвета, который гипнотизировал и завораживал. Но Гермиона не замечала всей этой красоты вокруг. Рассеянным взглядом смотря вокруг себя, она терзалась дурными предчувствиями.

— Ты замерзла?

Гарри присел рядом, все еще мокрый после купания, и принялся вытираться большим полотенцем.

— Вроде еще тепло, — вновь предпринял он попытку завязать разговор.

— Нет, не замерзла. Почему ты об этом спрашиваешь?

— Ты дрожишь.

Гермиона не нашлась, что ответить. Несмотря на приятную теплую погоду, она чувствовала, как по телу пробегает дрожь.

— Лучше бы ты пошла с нами плавать. Вода просто превосходная.

— Я не хотела. Я же тебе уже говорила.

Гарри мгновение наблюдал за ней.

— Почему ты на меня так смотришь? — задала вопрос девушка.

— Чего ты боишься, Гермиона? — голос Гарри был полон искреннего беспокойства.

— Ничего, я же гриффиндорка. Я ничего не боюсь.

— Рассказывай это другим, но не мне, — отмахнулся от её слов парень. — Я тебя прекрасно знаю. И вижу, что что-то не так. Это из-за Изеллы, да?

Гермиона посмотрела ему в глаза, а затем снова рассеяно отвела взгляд.

— Тебе ничего это не даст, я всего лишь думала, что... — она на мгновение замолчала, прежде чем продолжить, — что именно в этом озере она утонула. Когда я думаю о том, что она могла чувствовать, погружаясь в этот холод, под толщу воды, я не могу себе помешать... Не могу помешать, — повторила она, будучи неспособной закончить фразу. — Кто знает, вдруг ее тело все еще в озере, навсегда погребенное.

Ее голос едва ощутимо дрожал.

— Ты не должна об этом беспокоиться, — перебил ее Гарри.

— И ты мне об этом говоришь? — возмутилась она. — Ты же сам постоянно говорил только о ней, задавал вопросы. Ты постоянно думал о ней, и ты мне говоришь не беспокоиться! Да тебе просто плевать, что она чувствовала перед смертью! Что если она боялась, что если ее трясло от страха — все это тебя не интересует! Тебе важно лишь узнать, что твой отец непричастен к этой истории. Ты надеешься, что он был такой, каким ты его видишь: без недостатков, чистый, как ангел, безупречный. Но я открою тебе глаза, Гарри: люди без недостатков существуют только в детских сказках!

Гермиона перевела дыхание, она даже не знала, почему так набросилась на лучшего друга, но, высказавшись, она почувствовала облегчение. Парень смотрел на нее осуждающе, не в состоянии сказать ни слова. Гермиона резко поднялась.

— Прости меня, Гарри, я не должна была всего этого говорить. Прости, эта история с Изеллой так меня впечатлила, я не знаю, что говорю.

— А ты уверена, что только эта история тебя беспокоит? — перебил он ее. — Последний раз в Брайтоне, когда мы гуляли возле озера, тебя тоже трясло. У тебя уже тогда был испуганный взгляд, хотя это озеро в Брайтоне не имеет ничего общего с озером Хогвартса, да и к тому же про Изеллу ты тогда еще ничего не знала. А ведь раньше ты первая бежала купаться, ты всегда любила плавать, но сегодня все по-другому, ты вдруг стала бояться воды и открытых пространств. И я не могу понять, почему.

— Я тоже не могу понять, — горечь в голосе девушки была очевидной.

Гермиона почти бегом направилась в замок, ей хотелось быстрее уйти от этого места, остаться одной, в тишине и покое. Она соврала Гарри. Она прекрасно знала, что являлось причиной этого страха, по крайней мере, знала, что страх зародился именно во снах. Ей снилось, что она боится. По сути, в таких снах не было ничего пугающего, но после пробуждения она еще долго не могла избавиться от этого чувства. "Что было причиной?" — вот каким вопросом задавалась Гермиона.

Расположившись за своим письменным столом, Гермиона, наконец, в полной мере смогла оценить минуты спокойствия. Девушка всегда любила работать, делать уроки, читать, открывать для себя что-то новое. Эти вещи вдохновляли ее. Но еще больше она любила места, где могла бы заниматься подобной деятельностью. Общая комната старост школы идеально подходила ей, если бы она могла распоряжаться ею единолично. К счастью, Малфой редко бывал здесь, предпочитая проводить время в гостиной Слизерина. Иногда Гермионе казалось, что она вообще одна здесь живет. Хотя эта мысль не особо ее обрадовала. Что бы там ни говорили, Гермиона не настолько любила одиночество.

— Ага, грязнокровка! Ты все еще трудишься в надежде превзойти меня по прорицаниям?

Голос Драко пронзил тишину, царившую до этого момента в комнате.

— Ты даже можешь не напрягаться, — продолжил он самодовольным тоном. — Я всегда буду лучшим.

— Благодаря книгам твоего отца, — ответила девушка с уверенностью.

— А чего ты хочешь? Мое главное качество — быть чистокровным до мозга костей, — объявил Драко.

— И именно в этом ты ошибаешься, Малфой, твое главное качество — быть ничтожеством, — парировала Гермиона с насмешкой.

Внезапно цвет глаз у Малфоя изменился. Он нахмурил брови и встал в угрожающую позу. Скрестив руки на груди, он в упор посмотрел на девушку.

— Будь осторожна, Грейнджер, я не намерен выслушивать твои шуточки.

— Что это? Опять угроза? — спросила она и швырнула в него диванную подушку. — Тебе меня не напугать.

Глядя на Драко, Гермиона вдруг осознала, что на этот раз она зашла слишком далеко. Но остановиться она уже не могла, это было сильнее нее. Малфой ринулся вперед, чтобы схватить девушку, но Гермиона воспользовалась его секундным замешательством и успела проскочить в свою спальню. Дверь захлопнулась перед самым носом Драко.

— Так что ты там говорил, Малфой? — спросила Гермиона, не в силах сдержать смех.

— Не смей насмехаться надо мной, чертова идиотка! — прошипел тот, переводя дыхание. — Может, сейчас ты и в безопасности за закрытой дверью, но тебе все же придется оттуда выйти.

— Вряд ли это случится слишком скоро, — Гермиона уже откровенно зевала.

Она подождала ответа, но в общей комнате стояла тишина. Она прижалась ухом к двери.

— Ты так уверена в себе, Грейнджер? — спросил Малфой внезапно. — На твоем месте я не был бы таким самоуверенным.

— Ты это о чем? — Гермиона перестала смеяться.

— А ты уверена, что ничего здесь не забыла? Ничего, что было бы дорого твоему сердцу?

Гермиона мгновение поразмыслила.

— Фотография! — закричала она и выскочила из комнаты.

Драко держал в руках лощеный квадрат бумаги, жестом он делал вид, что рвет его напополам, но Гермиона ему помешала. Она кинулась прямо на него. Драко не выдержал напора, и они оба свалились на ковер, который слегка смягчил падение.

— Ты реально больная?! — возмутился Малфой.

— Это ты больной! — в голосе Гермионы явно слышались истерические нотки. — Ты хотел порвать мою фотографию!

— Да, было у меня такое желание.

— Но это фотография моей матери! — Гермиона была возмущена до глубины души.

— Ну и что? Как будто это единственная фотография. Магглы же обожают фотографироваться.

Драко вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Гермиона пристально смотрела на него, ее взгляд был полон негодования.

— Нет, — Гермиона с трудом выговаривала слова. — Это единственная фотография моей настоящей матери.

Она произнесла эту фразу на одном дыхании, даже не задумываясь о реальной значимости слов.

— Твоей настоящей матери? — Драко был обескуражен. — Почему «настоящей»? У магглов что, еще и ненастоящие есть?

Как только вопрос прозвучал, Драко понял, какую глупость сморозил. В этот миг ему все стало понятно.

Гермиона уже не смотрела на него, она опустила голову, плечи её поникли, а хрупкое тело сотрясали рыдания. Она даже себе самой не смогла бы объяснить, что вызвало эти слезы. То, что, сама того не желая, она доверила человеку, которого ненавидела больше всего на свете, тайну? Тайну, которую не смела доверить даже своим друзьям. Остановить слезы девушка была не в силах, и они мокрыми дорожками струились по щекам.

Драко наблюдал за ее реакцией словно оглушенный. Он растерялся, столкнувшись с таким непривычным поведением Гермионы. Она осмелилась заплакать перед ним. В определенной степени, в этом открытом появлении чувств было что-то смелое. Никогда раньше он не видел, чтобы она так плакала.

Пытаясь сдержать очередной приступ рыданий, Гермиона отстраненно подумала, что в последний раз ревела так давно, что, казалось, уже должна была забыть вкус слез.

— Перестань реветь, как белуга, — за грубой фразой Драко пытался скрыть свое смущение. — Отдам я тебе твою фотографию.

Гермиона одними кончиками пальцев взяла черно-белую фотографию. Затем грубым жестом вытерла лицо краем рукава свободной руки.

— Спасибо, — сказала она, шмыгая носом и даже не пытаясь словесно атаковать слизеринца за его неудачную выходку.

Драко, всё ещё озадаченно размышляя над её поведением, достал из кармана белоснежный носовой платок и протянул Гермионе.

— Вытри нос, — сопроводил он свой жест.

Гермиона с удивлением посмотрела на него, и Драко поспешил отвернуться.

— Я терпеть не могу, когда около меня шмыгают носом, — стараясь говорить с отвращением в голосе, пояснил он.

Сидя на холодном каменном полу, Гарри, Рон и Гермиона прятались от назойливых взглядов в туалете плаксы Миртл. Только здесь была возможность сделать то, что они давно задумали: используя карту мародеров, получить новые сведения об Изелле Эдельвейс. Когда Рон подал эту идею, Гарри был просто в восторге, но сейчас, как следует поразмыслив, он спрашивал себя, не слишком ли большие надежды возлагает на кусок пергамента. К тому же он никогда до этого не «общался» с создателями карты. Подобную возможность Гарри случайно подсказал Снейп, когда Гарри стал невольным свидетелем его «разговора» с мародерами. Но с тех пор никогда не пытался сделать это самостоятельно. Конечно, Сириус уже говорил Гарри, что карта может быть полезной, ведь она показывает местонахождение каждого человека, животного или привидения в Хогвартсе, но он ни словом не обмолвился о других ее возможностях.

Впрочем, в голове Гарри сейчас крутились совсем другие мысли. Он все еще думал о словах Гермионы. Может быть, она была права, когда упрекнула его в эгоизме? Почему ему так нужно узнать больше об Изелле? Какие ответы ему нужны? Делает ли он это из лучших побуждений или только из собственного интереса? В этот момент Гарри, больше чем кто бы то ни было, был уверен, что его расследование полностью абсурдно и бессмысленно. В то время когда его собственный мир трещал по швам, когда он сам страдал из-за этого, он все глубже погружался в прошлое, которое ему не принадлежало. Но, несмотря на это, внутренний голос постоянно советовал продолжать, не останавливаться. Его отец наверняка одобрил бы такое поведение. Гарри хотелось воскресить память об Изелле, ведь таким образом он снова дарует жизнь человеку, которого весь мир пытается забыть. Попытка предать забвению воспоминания об Изелле казалась Гарри несправедливой. Печальные были эти воспоминания или нет, но никто не может перечеркнуть жизнь другого человека. Родители Гарри, хоть они и умерли, оживали в его мыслях каждый раз, когда он вспоминал их. И Гарри хотел, чтобы так же было и с ней, с девушкой, которая еще недавно была так любима.

— Давай, Гарри, — вклинился в его размышления Рон, — сделай что-нибудь.

— Говори потише, — прошептала Гермиона, сидя напротив. — Я не хочу, чтобы «ты-сам-знаешь-кто» помешал нам своим нытьем.

— Она все равно придет нас повидать, — без тени сомнения отозвался Рон. — После того, сколько мы провели здесь времени, готовя разные пакости, наше присутствие ее вряд ли удивит. Я уверен, что она будет даже рада нас видеть, не так ли, Гарри? — Рон бросил недвусмысленный взгляд на друга.

Гарри смущенно улыбнулся. Он знал, что плакса Миртл была к нему неравнодушна. Начиная со второго курса она, не переставая, пела хвалебные оды в его адрес, доставая ими всех и каждого, кто только попадался ей на пути. Гарри никогда не одобрял такого поведения, поэтому сегодня предпочел бы сидеть тише воды, ниже травы, лишь бы Миртл не догадалась, что они здесь.

— Говори за себя, Рон Уизли, я никогда не делала никаких пакостей, — возмутилась Гермиона.

— Ага, рассказывай сказки кому-нибудь другому, «мисс Совершенство», — возразил Рон. — Гарри, давай уже, поторопись. Напоминаю, что у нас потом тренировка.

— Есть, капитан! Как скажете, капитан!

Гарри с улыбкой и едва заметным напряжением вытащил из кармана драгоценный пергамент.

— Как это происходит, Гарри? — Рон был весь в нетерпении. — Ты должен что-то написать на нем? Или произнести заклинание?

— На самом деле, я не уверен, что именно надо делать, — ответил парень. — Снейп просто произнес несколько слов, прикоснулся палочкой к пергаменту, а потом там появилась надпись.

— Ты должен что-нибудь написать, — Гермиона как всегда была уверена в своей правоте. — Пергамент действует по тому же принципу, что и дневник Тома Реддла.

— Это-то как раз и не внушает доверия, — забеспокоился Рон.

— Так как эта карта принадлежала мародерам, то не надо создавать себе лишние проблемы, — заметила девушка. Она вытащила из сумки перо и протянула его Гарри.

— Я не думаю, что это должен делать именно я, — перебил он.

— Но Гарри, это же ты хотел узнать о ней больше, — поразился Рон.

— Я знаю, Рон, но что я могу написать?

— «Здравствуйте, меня зовут Гарри Поттер и я хочу получить сведения об Изелле Эдельвейс». Видишь, все не так уж сложно.

— Но я не хочу говорить им свое имя, — не остался в долгу Гарри. — Они же начнут задавать массу вопросов, я не хочу им говорить, кто я есть на самом деле.

— Как хочешь, — буркнул Рон, — я просто сказал все, как есть.

— Гарри, дай мне, — Гермиона взяла пергамент, — если вы так и будете препираться, мы никогда не закончим.

Она легла на пол, чтобы было удобнее писать.

«Здравствуйте, меня зовут Гермиона Грейнджер».

Девушка аккуратно вывела несколько слов на пергаменте. Надпись моментально испарилась. Вместо нее появилась другая, написанная корявым и неаккуратным почерком.

«Господа Хвост, Лунатик, Бродяга и Сохатый приветствуют вас, мисс Грейнджер».

— Смотрите, сработало! — обрадовалась девушка.

— Продолжай, Гермиона, — взмолился Гарри.

«Мне нужна ваша помощь», — аккуратно вывела девушка.

«Мы тебя слушаем»

«Не могли бы вы мне рассказать про Изеллу Эдельвейс?»

«Иззи? Почему ты просишь рассказать о ней? И как ты вообще можешь быть уверена, что мы можем тебе помочь?»

— Мне кажется, они не слишком довольны, — предположил Рон.

— Они просто пытаются понять наши намерения, — успокоил его Гарри.

Гермиона вновь склонилась к карте и быстро написала ответ.

«Потому что я знаю, что вы ее друзья: Ремус Люпин, Сириус Блэк, Питер Петтигрю и Джеймс Поттер».

Надпись моментально испарилась, но больше ничего не происходило, ответ не появлялся. К большому удивлению друзей из краев пергамента появился легкий дымок. Все трое моментально отодвинулись подальше на всякий случай. Через несколько секунд туманная дымка стала плотнее и оформилась в четыре крошечные фигурки. Гарри без труда узнал своего отца и его друзей.

— Я так полагаю, что Гермиона Грейнджер — это ты, — сказала фигурка, похожая на Сириуса.

Гермиона что-то попыталась пробормотать в знак согласия, потом взяла себя в руки и добавила:

— А это мои лучшие друзья: Рон и Гарри.

Четыре фигурки повернулись в направлении Гарри и Рона, которые сидели полностью ошеломленные и остолбеневшие, с открытыми ртами.

— Вы не слишком хорошо себя чувствуете, господа? — спросил тоненьким голоском Питер.

— Я бы даже сказал, что они выглядят как люди, увидевшие привидение, вы не находите? — добавил в свою очередь Ремус.

— А я бы сказал: четырех приведений, — поправил Джеймс, широко улыбаясь.

— Мы просто немного удивлены, что вы появились именно таким способом прямо из куска пергамента, — сумел, наконец, ответить Рон.

— Ты! Ты же Уизли, так? — спросил Джеймс. — У тебя такие же волосы, я не могу ошибаться.

Рон кивнул.

— Я сын Артура Уизли, — добавил он.

— Его сын? О! Так ты, получается, брат близнецов Фреда и Джорджа, — обрадовался Ремус. — Потрясающая парочка!

Мародеры лукаво переглянулись. Не было никаких сомнений, что они в курсе всех проделок близнецов Уизли. А возможно, ещё и непосредственные участники некоторых из них.

— Итак, — вернулся к теме Сириус, — почему вы спрашиваете про нашу Изеллу?

Гермиона почувствовала на себе пристальный взгляд молодого человека, но не смутилась. Наоборот, она открыто посмотрела Сириусу в глаза, и он тут же отвернулся. Девушке была понятна попытка Сириуса и его друзей произвести впечатление, дабы она и Гарри с Роном не думали, что можно провести самих мародеров. С другой стороны, это было смешно, двое старост-семикурсников и парни-пятикурсники, старающиеся их впечатлить.

— Держу пари, что Иззи ваш преподаватель, — выкрикнул Питер.

— Ты наверняка прав, — вновь взял слово Ремус. — Я уверен, что вы на нее слюнки пускаете, должно быть, уроки с ней сущее мучение для учеников.

— Получается, вам нужна компрометирующая информация на нее? — спросил Джеймс. — Если это так, то на нас не рассчитывайте, это не в духе гриффиндорцев — сплетничать.

— Мы никогда не скажем ни одного плохого слова в адрес нашей Изеллы, — тут же добавил Питер, — даже если бы было, что сказать.

— Нет, нет, мы хотели поговорить совсем на другую тему, — быстро ответила Гермиона.

— Тогда на какую? — в свою очередь задал вопрос Сириус.

Девушка посмотрела на своих друзей: они хранили молчание. Ни Гарри, ни Рон даже не пытались что-нибудь сказать, тогда Гермиона с долей сомнения в голосе предприняла новую попытку вызвать доверие у мародеров.

— Ну, вы знаете... — бормотала она. — Я хочу больше узнать об Изелле, потому что... потому что она моя мать.

Она произнесла это, почти не раздумывая, в едином порыве, до конца не осознавая всю значимость своих слов. Гарри и Рон, сидя по бокам от девушки, просто остолбенели от удивления. Гермиона прекрасно понимала, какой переворот сейчас происходит в умах мародеров.

— Ее дочь? Вот это новость, — бросил Питер.

— У нее есть дочь, — мечтательно перебил Ремус. — Ты и правда на нее похожа, если присмотреться получше, я уверен, что взгляд у вас один и тот же.

— А за кого из нас она вышла замуж? — Сириус перестал хмуриться и обворожительно улыбнулся.

— Ни за кого, — произнес Джеймс с легкой горечью. — Ты забыл, что мисс представилась, как Гермиона Грейнджер, а эта фамилия никому из нас не принадлежит.

— Точно, — Сириус был явно огорчен, — твой отец просто везунчик, Гермиона.

Девушка поблагодарила его слегка нервной улыбкой.

— Но она же обещала выйти замуж за кого-нибудь из нас, — попытался с милой улыбочкой исправить Питер.

— Надо полагать, что она нашла кого-то лучше, чем мы.

В голосе Джеймса Поттера проскользнула нотка грусти, что не ускользнуло от внимания Гарри, который в полном молчании слушал беседу.

— Если это твоя мать, — вновь начал Сириус с преувеличенной любезностью, — то почему ты хочешь поговорить с нами? Почему не спросишь у нее напрямую?

— Действительно, спроси прямо у нее, — добавил Питер.

Молодая девушка помедлила, прежде чем ответить, она надеялась, что Гарри или Рон придут на помощь, скажут хоть что-нибудь. Но Гарри вообще был неспособен сформулировать членораздельную фразу, да и Рон выглядел не лучше.

— Моя мама... — начала девушка, — мои родители... моих родителей не стало, когда я только появилась на свет. Они погибли в результате несчастного случая, — поспешно уточнила она, не желая, чтобы мародеры задавали лишние вопросы.

В комнате повисла гнетущая тишина. Известие о смерти друга не может быть радостным.

— Сожалею, — пробормотал Джеймс.

— Мы все сожалеем, — добавил Ремус.

После первой неудачной попытки общения, мародеры изменили стиль беседы и старались рассказать в мельчайших деталях все о той Изелле, которую они знали. Гермиона слушала их с замиранием, восхищаясь нескончаемыми рассказами и историями. В этот самый момент она представляла, что слышит истории о своей собственной матери. Подобная мысль радовала. Она чувствовала, как в душе у нее растет легкость и благодушие. Гарри тоже по достоинству оценил эти мгновения, но совсем по другим причинам. Его очаровал отец — парень шестнадцати лет, который шутил без устали и рассказывал смешные истории. Только для него и из-за него Гарри так и не произнес ни одного слова за все время беседы. Он не хотел разрушать магию момента. Первый раз в жизни Гарри слышал голос своего отца и с его помощью он прикоснулся к прошлому, он получил воспоминания, которых ему так отчаянно не хватало. Хотя, как следует поразмыслив, он не мог не отметить, что некоторые вещи его смущали. Чем дольше он об этом думал, тем сильнее становилось его волнение. Хвалебные речи, пылающий взгляд, сладостная ностальгия — мародеры были единодушны в проявлении чувств, и все эти чувства были направлены на одного конкретного человека. Казалось, что все их внимание было обращено только к этой девушке, и Гарри очень сожалел, что речь шла не о его матери. Не из-за Лили Эванс лицо молодого Джеймса освещала радость, не к ней был обращен его сверкающий взгляд. Не осталось вообще никаких сомнений, что Джеймс Поттер искренне и глубоко любил Изеллу Эдельвейс. А чувствовал ли он что-нибудь подобное к Лили? Гарри сомневался. Вещи, которые раньше казались ему очевидными, вдруг стали зыбкими, выбивая почву у него из-под ног.

— Почему ты сказала, что ты дочь Изеллы? — спросил Рон, когда они втроем уже шли по коридору.

Гермиона склонила голову, а потом уверенно посмотрела на друзей.

— А что я должна была им ответить? Смею напомнить, что ни один из вас не прервал меня и не помог выкрутиться, — возмутилась девушка.

— Прости нас, Гермиона, — перебил Рона Гарри, проявив чуть больше деликатности. — Мы были слегка шокированы.

— Это меньшее, что мы можем сказать, — добавил Рон. — Гарри, ты наконец-то увидел своего отца. Должно быть, ты неимоверно счастлив?

Гарри поспешно кивнул головой.

— Ммм, — это все, что он смог из себя выдавить.

— Я думала, ты проявишь больше энтузиазма, Гарри, — заметила Гермиона с некоторым беспокойством.

— Это почему еще? Почему я его должен проявлять? — спросил Гарри серьезным тоном.

— Ты увидел отца своими собственными глазами, — вклинился Рон, — да и мародеры немало поведали нам об Изелле. Разве это не то, что ты хотел?

— Рон прав, на твоем месте я была бы довольна, — добавила Гермиона.

— Но ты не на моем месте, — слишком резко ответил Гарри.

Гермиона и Рон замерли на месте, пораженные внезапной агрессивностью друга.

— Почему то, что я услышал, должно меня радовать? — вновь начала он тем же тоном. — Эта Изелла... эта Изелла, да она всего лишь ... потаскуха!

— Гарри! — Гермиона была шокирована его словами.

— Ты не имеешь права так говорить о ней, — добавил ошеломленный Рон.

— Почему я не имею права говорить правду? Она их всех совратила, всех четырех! Мой отец попался в ловушку, — от возмущения Гарри тяжело дышал.

— Мы ничего об этом не знаем, Гарри, — перебила его девушка. — Ни один из нас не знает точно, что же там произошло. Почему ты хочешь сделать Изеллу виноватой во всей этой истории? В конце концов, именно она утонула в озере. Ее бесследное исчезновение причинило немало боли твоему отцу и его друзьям. И это единственное, в чем мы можем ее винить.

— Ты знаешь ее ничуть не лучше меня, поэтому будь добра, перестань приписывать ей, что она могла сделать, а что нет, — упрямо возразил Гарри.

Он повернулся к друзьям спиной и направился к полю для квиддича, оставив Рона и Гермиону в недоумении.

— Я-то думал, что после нашей затеи он, наконец, перестанет думать об этой истории, — сказал Рон. — Видимо, я жестоко ошибался.

— Кто же знал, что он так отреагирует, — с грустью Гермиона. — Эта история повлияла на Гарри гораздо больше, чем мы думали.

— Надеюсь, что во время тренировки он успокоится, — добавил Рон. — Не хотелось бы, чтобы он распугал всех новичков.

— Ты, как всегда, прагматичен в своих суждениях.

— Как всегда, особенно в кризисных ситуациях, — Рон хитро улыбался. — Ладно, пойду проверю, не срывает ли злость наш бунтарь на новой команде.

Парень быстро поцеловал Гермиону в щеку и поспешил к выходу из замка. Девушка смотрела ему вслед, а на сердце было тяжело. Короткий миг счастья, воцарившийся в душе во время беседы с мародерами, бесследно сгинул под натиском разочарования и горечи.

Ей так и не удалось сомкнуть глаз этой ночью. Ворочаясь в кровати и мечтая уснуть, она продолжала думать о событиях, так внезапно ворвавшихся в обыденную школьную жизнь. Напряженно работающий мозг отказывался отдыхать, как бы она ни старалась выбросить из головы все мысли. Будучи не в состоянии успокоиться, Гермиона вышла в гостиную, устроилась на пушистом красном ковре перед камином и позволила, наконец, мыслям увлечь ее за собой. Комнату освещали только языки пламени, танцующие в огромном камине. Повсюду царило спокойствие, ничто не нарушало молчаливую магию ночи. Сидя в полном одиночестве, она включила диск из коллекции родителей. Голос Чета Бейкера разносился под сводами комнаты. Чувственный и надломленный, он полностью соответствовал меланхоличному настроению девушки. Гермиона погрузилась в музыку, прижав колени к груди и глядя на ответы пламени в камине. Беззаветная радость, которую она чувствовала утром, сменилась глубокой печалью. Слова Гарри стали для нее шоком. Еще хуже было то, что прав: она действительно не на его месте, более того, эта история ее совсем не касается. Изелла не была ее матерью. Кто ее родители, кто она сама, почему родители ее бросили — Гермиона безуспешно искала ответы на мучившие ее вопросы. Возможно, она никогда и не узнает всей правды. С самого начала она отдавала себе отчет в безуспешности своих поисков, но вера в себя не давала ей остановиться. Она надеялась, что эта вера поможет сотворить настоящее чудо. Но действительность порой слишком сильно отличается от наших желаний, хотим мы этого или нет. Теперь в жизни Гермиона была так же одинока, как и в этот момент в гостиной.

Оглядев уютную комнату, Гермиона задумалась о Драко Малфое. С тех пор, как она случайно раскрыла свой секрет, они не пересекались. Девушка не переставала терзаться мыслью, почему призналась именно Драко, почему допустила такую глупость. Может быть, ей давно надо было выговориться, снять с себя бремя этого тяжелого секрета. Конечно, открываться Драко было не слишком умно, потому что они находятся по разные стороны баррикад. Но на следующий день после разговора слизеринец вел себя как обычно и ни словом не обмолвился на щекотливую тему. Хотя в поведении Малфоя было что-то странное, но разве могло быть по-другому? До настоящего момента Гермиона никогда ничего ему не рассказывала, а эта ночь перевернула все с ног на голову. Вновь и вновь возвращаясь мыслями к тому разговору, девушка чувствовала нечто вроде удовлетворения. Драко Малфой не был так плох, как они о нем думали. У Драко и Гермионы было гораздо больше общего, чем они того хотели. Во взгляде Малфоя иногда ясно читалась меланхолия, так свойственная в последнее время девушке. Меланхолия, которую она видела каждый раз в своем отражении в зеркале. В то же время оба привыкли скрывать это состояние, каждый по-своему. Но в чем была причина подобной грусти? У Гермионы была идея на этот счет, но она предпочитала не углубляться в предмет, коим не стремилась овладеть в совершенстве. В то же время девушка не могла не испытывать некоторого опасения, что однажды ей придется столкнуться с проблемой лицом к лицу. Как вести себя в такой ситуации, не могла знать даже она. Полностью погруженная в свои мысли, Гермиона не обратила внимания на скрип входной двери.

— Не меня ли ты ждешь?

Гермиона подняла голову. Драко стоял в нескольких метрах от нее, опершись руками на спинку бархатного дивана. Он пристально ее разглядывал в ожидании ответа, но Гермиона отвернулась и снова погрузилась в созерцание языков пламени, танцевавших в камине. Драко неспешно подошел и рухнул в кресло, стоявшее рядом.

— Ты не хочешь со мной разговаривать, Грейнджер? — спросил он игривым тоном.

Гермиона даже не пошевелилась. Она сидела на ковре, обхватив руками колени. «Было бы лучше, если бы в ту ночь его вообще не было», — подумала она. Полностью игнорировать его присутствие было, по ее мнению, единственным верным способом, чтобы он потерял к ней интерес и оставил в покое как можно быстрее. Впрочем, сейчас она была не в состоянии даже на минимальный обмен репликами. Драко все еще сверлил ее взглядом, в комнате они были совсем одни. Только странная убаюкивающая мелодия да потрескивания дров в камине нарушали тишину. Лицо Гермионы освещали блики пламени, придавая ему теплый кремовый оттенок. Все вокруг казалось золотистым. Волосы девушки сверкали, как начищенная медь, в глазах отражался огонь. Весь ее облик казался каким-то нереальным.

— Да ты ли это вообще, Грейнджер? — в голосе Драко проскользнули загадочные нотки.

Молчание.

— Нет, это точно не ты, ты не можешь быть реальной, — вновь предпринял попытку Драко на этот раз с тоской в голосе. — Ты слишком красива, чтобы быть настоящей Грейнджер. Да если бы я каждый раз видел тебя такой, это нанесло бы серьезный удар по моему душевному здоровью.

— Ты что, выпил? — Гермиона не смогла смолчать, когда догадка озарила ее мысли.

— А ты вновь научилась говорить? — задорно отозвался парень.

— Да ты же пьян!

— Возможно, ты права. В гостиной Слизерина сегодня был праздник. Естественно, ты не в курсе, ведь тебя никто не приглашал. Итак, ты меня ждала, моя милая малютка Грейнджер?

Гермиона отвернула взгляд.

— У меня нет никакого желания с тобой разговаривать, Малфой, оставь меня в покое.

Драко захотелось подсесть поближе к девушке, он соскользнул с кресла и тяжело приземлился на ковер.

— Ха-ха, ты права, я чуток перебрал, — забавлялся он. — Можно даже сказать, что я пьян целиком и полностью.

В комнате раздался смех Малфоя. Было что-то безумное в его смехе. Привычное высокомерие полностью исчезло из его взгляда. Гермиона обратила на это внимание, когда посмотрела ему прямо в глаза.

— Прекрати на меня так смотреть, — сказала она тихо.

— Ты такая красивая, — прошептал он, не отводя взгляда.

— Прекрати надо мной издеваться, Малфой, — возмутилась девушка, — я не в настроении слушать твои глупости.

— Я не издеваюсь, — ответил он. — Почему я должен это делать? Ты не видишь, я же слишком пьян, чтобы шутить такими вещами.

Он приблизился к ней и протянул руку, чтобы дотронуться до щеки. Гермиона слегка отстранилась, чтобы избежать контакта.

— Твои щечки, они такие же прекрасные, как пионы, — продолжал Драко шаловливым тоном.

— Это они из-за огня стали такими красными, — попыталась оправдаться девушка.

— Ты уверена в себе? — спросил он. — Если я дотронусь до тебя, тебя это хотя бы чуть-чуть смутит?

Не переставая говорить, он переместился на ковре и очутился прямо напротив девушки. Драко протянул руки, как будто в попытке заключить ее в объятия. Гермиона попыталась было вырваться, но оказалась не столь проворной. Через мгновение она уже находилась в кольце рук слизеринца.

— Почему ты дрожишь, маленькая прекрасная фея? Ты боишься меня? — продолжал он задавать вопросы, приближаясь губами к ее уху. — Не надо бояться. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого.

— Драко... — пробормотала девушка, пока Малфой покрывал ее щеку легкими поцелуями.

— Я хотел всего лишь проверить, насколько горячи твои щечки.

Молодой человек придавил ее своим телом, и они оба упали на пушистый красный ковер. Драко положил голову на ее грудь.

— Я слышу, как бьется твое сердце, — пробормотал он, — это самая приятная музыка на свете.

Гермиона и сама чувствовала, что ее сердце готово выпрыгнуть из груди. Она боялась этого. Ее страшило само осознание факта, что она не может контролировать волнение, которое вызывал в ней Драко. Все остальное вдруг стало таким далеким, стоило ей почувствовать теплое дыхание Малфоя.

— Ты такая нежная, Гермиона, — его голос становился еле слышным, — как я в вообще мог тебя не любить?

Сердце девушки вновь пустилось в галоп. В ней бушевала целая буря эмоций. Сердце как будто сжимали неведомые ранее тиски. Она чувствовала почти физическую боль. Ее тело все еще дрожало, но не от страха, а от какого-то неведомого чувства, которому она не в состоянии была дать определение. Воцарилась долгая тишина, пока девушка, наконец, не решилась разрушить магию момента.

— Драко, — шепотом позвала она. — Драко.

Но молодой человек не ответил. Гермиона посмотрела на него и убедилась, что он уже крепко спит. Он покоился на ее груди, как ребенок на груди матери. Его лицо освещала мягкость, которую Гермиона никогда у него не видела. Она не осмелилась его разбудить и осталась на месте, придавленная весом Малфоя. Было удивительно осознавать, что ей нравится ощущать тепло его тела. Одинокая слезинка скатилась по щеке девушки. Уже так давно ей никто не говорил, что любит ее. Не важно, кто это сказал, но Гермиона чувствовала, как ее сердце оттаивает от этой мысли.

Она закрыла глаза, чтобы полнее ощутить радость момента. Внезапно, не отдавая себя отчета в своих действиях, она протянула руки и обняла его. А через секунду, чувствуя, как губы расплываются в умиротворенной улыбке, она погрузилась в царство снов, совсем как Драко минуту назад.

Проснувшись, Гермиона с удивлением обнаружила, что лежит в своей кровати. Но не знает, как именно она туда попала. Последнее, что помнила девушка из прошлой ночи, это ощущение теплого тела Драко, придавившего ее к полу. При этом воспоминании щеки у неё сразу порозовели, а на лице появилась блаженная улыбка. Это была первая ночь со времени смерти ее родителей, когда она, наконец-то, спала спокойно: ни снов, ни кошмаров. Неужели это присутствие Драко так повлияло? Девушка упрекнула себя за эту мысль, но скорее, чтобы как-то себя оправдать. Понежившись немножко в кровати, она поднялась абсолютно счастливая и бодрыми шагами направилась в общую комнату. Никого. Гермиона еще раз оглядела гостиную и окончательно убедилась: никого, кроме нее, тут нет. Малфой наверняка уже завтракает в Большом зале. Возможно, так даже лучше. Если бы они встретились утром, что бы они друг другу сказали? Кто знает, может, Драко вообще ничего не помнит, он же был пьян. Гермиону такой поворот событий устроил бы на все сто процентов. Говорить с Драко о случившемся ей определенно не хотелось.

— Ты кого-то ищешь?

Гермиона повернулась к портрету, висевшему на двери ее комнаты, и наткнулась на внимательный взгляд Леони.

— Здравствуй, Леони, — ответила Гермиона с легкой улыбкой.

— Кажется, ты кого-то ищешь? — вновь задал вопрос портрет. — Я ошибаюсь?

— Нет... Я всего лишь смотрю, есть ли тут кто-нибудь, кроме меня, — оправдалась девушка.

— Что ж, ты меня убедила, на мгновение мне показалось, что ты ищешь Малфоя-младшего.

Гермиона покраснела от смущения и опустила глаза.

— А почему я должна его искать? — она как можно равнодушнее пожала плечами.

— Я не знаю, — ответила Леони, — возможно, у тебя есть соображения на этот счет?

— Никаких.

Гермиона направилась было обратно к себе в комнату, но ее остановил голос Леони.

— Ты должна его избегать, — посоветовала она.

— Что ты сказала? — Гермиона насторожилась. — Я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Я видела вас вчера вечером, тебя и Малфоя. Ты не должна позволять этому кретину загнать себя в ловушку.

— Леони! — Гермиона упрекнула девушку за резкость.

— Тебе не нравится, когда я о нем так говорю, — Леони была непреклонна, — хотя подобное определение ему подходит идеально.

— Даже если это и так, можешь называть его, как угодно, но не вмешивайся в мои дела.

— Моя драгоценная хозяйка не отдает себе отчет в том, что играет в опасные игры, я хотела всего лишь ее предупредить, — голос Леони был тихим и спокойным.

— Это очень мило с твоей стороны, но я не буду бегать от опасностей. Может быть, Малфой и «кретин», как ты его называешь, но он никогда не делал мне ничего плохого.

Гермиона ободряюще улыбнулась портрету, но Леони уверенность хозяйки ничуть не обнадежила.

— Ты ошибаешься, Гермиона. Я прекрасно знаю, что представляют из себя Малфои.

Гермиона не смогла скрыть удивления.

— Последним Малфоем, которого я видела, был отец Драко, — продолжила Леони.

— Люциус... — вырвалось у Гермионы.

— Вижу, ты его знаешь, — горечь в голосе Леони была очевидна, — в таком случае предполагаю, что ты в курсе, какими жестокими могут быть Малфои.

— Он пожиратель смерти, — еле слышно пробормотала Гермиона.

— Да, я знаю, он стал им еще в школе, здесь, двадцать лет назад. По крайней мере, так говорили моей хозяйке.

-Твоей хозяйке?

— Да, той, что жила в этих комнатах вместе с Люциусом. Она была гриффиндорка, как и ты. Она была очень добрая и внимательная, я ее очень любила. Без сомнения, она заслуживала лучшей жизни.

— Что с ней произошло?

— Она умерла, утонула, как мне сказали.

Голос Леони был насквозь пропитан печалью, а при упоминании смерти любимой хозяйки по ее щекам скатилось несколько слезинок. Гермиона смотрела на портрет с недоверием.

-Изелла... Изелла Эдельвейс, — пробормотала она. — Изелла Эдельвейс была старостой. Она жила здесь?

— Ты ее знала, — удивилась Леони, — но как такое возможно?

— Я видела ее фотографию и прочитала некоторые сведения в архиве, — пояснила гриффиндорка.

— Раз ты ее знала, то ты должна понимать, что от Малфоев лучше держаться подальше, — подытожила Леони.

— Не вижу никакой связи, — Гермиона растеряно повела плечами.

— Ты не знала, что именно из-за него она умерла? Из-за Люциуса Малфоя. Я не хочу, чтобы с тобой случилось подобное, я хочу защитить тебя от них, — прерывистый голос Леони выдавал ее волнение.

Как можно быстрее Гермиона побежала в Большой зал. Необходимо было прямо сейчас рассказать Гарри и Рону об этом разговоре. Вспомнилась фраза Гарри, сказанная накануне. Он не желает ничего слышать об Изелле, считает ее «потаскухой». Гермиона все это прекрасно помнила, но в то же время понимала, что друг просто боится. Он боится узнать, что его отец причастен к смерти другого человека. Но сейчас все изменилось. Леони четко сказала, кто виновен в исчезновении Изеллы. Она не могла доказать это, но обвинять в смерти девушки Люциуса Малфоя в любом случае логичней, чем Джеймса Поттера.

— Привет, ребята!

— Привет, — ответил Рон, как всегда что-то жуя, — ты опять опоздала, это уже входит в привычку.

— На этот раз у меня есть причина, — девушка улыбнулась.

— На этот раз? То есть раньше ты опаздывала просто так? — Рон откровенно забавлялся.

— Рон, не раздражай меня с самого утра, — грозно посоветовала девушка.

Бросив на друга предостерегающий взгляд, она повернулась к Гарри.

— Гарри, — осторожно обратилась она к нему, — я хотела с тобой поговорить.

— Прежде чем ты начнешь, — поторопился Гарри прервать девушку, — я бы хотел принести извинения...

— Забыли, — Гермиона даже не дослушала. — Гарри, если ты все еще... если ты все еще интересуешься... — она не смогла закончить фразу.

— К чему ты ведешь? — парень был явно озадачен.

— Смелее, ты можешь говорить все, что захочешь, — поддержал девушку Рон, — на вчерашней тренировке он полностью пришел в себя.

— Рон! — Гермиона была возмущена.

— Ну а что? Так и есть.

— Говори, Гермиона, не стесняйся, — Гарри ободряюще ей улыбнулся.

— Ну, хорошо, — начала она, слегка поколебавшись, — Я узнала кое-что новое об Изелле. Правда, я не уверена, что тебя это все еще интересует. В конце концов, я просто хотела, чтобы ты был в курсе.

Гарри смотрел на нее в полном молчании. И по нему нельзя было понять, о чем именно он думает. Он был абсолютно невозмутим, даже неподвижен в этот момент.

— Я тебя слушаю.

Абсолютно спокойный голос. Гермиона кивнула. В мельчайших подробностях она пересказала свой разговор с Леони, опустив, впрочем, любое упоминание имени Драко. Незачем нарушать душевное спокойствие друзей, тем более вещами, которые не имеют к ним никакого отношения.

— Я должен с ней поговорить, — незамедлительно сделал вывод Гарри. — Надо прояснить всю эту историю.

— Вы можете пойти ко мне в гости после уроков, — предложила девушка.

— Нет, сейчас, — возразил друг.

— Ты же обещал помочь Люпину подготовиться к уроку, — влез в разговор Рон.

— Это не страшно, я всегда могу сказать, что меня задержали.

— Но Гарри... — попыталась возразить Гермиона.

— Даже не пытайтесь переубедить меня! — Гарри начал терять терпение. — Решено. И потом, ты прекрасно знаешь, Гермиона, что я ни на чем не могу сконцентрироваться, пока не найду ответы на все свои вопросы. Ясно?

Гермиона кивнула, но осталась при своем мнении. Друзья втроем направились в башню старост. Когда Лорд Теодор открывал им проем, они услышали изумленное бормотание. Рон восхищенно оглядывал общую комнату старост. Он крутил головой, чтобы рассмотреть каждый уголок этого огромного пространства.

— Скажи мне, Гермиона, твоя комната такая же гигантская, как эта? — спросил он.

— Почти, — туманно ответила девушка.

— Вау! Вот это удача! — расхохотался Рон. — Да если бы я знал, что старосты так красиво живут, то попытался бы учиться лучше.

Гермиона хотела было ответить в саркастичной манере, но Гарри ее опередил.

— Да ладно тебе, Рон, ты бы ни за что в жизни не сумел превзойти нашу Гермиону, даже если бы собрал всю свою волю в кулак. И к тому же, тебе бы пришлось тогда жить бок о бок с Малфоем весь год.

— Точно, — ответил Рон, быстро кивая в знак облегченного согласия.

— Кто эти молодые люди, Гермиона? — спросила Леони своих тихим звонким голосом.

— Леони, — начала девушка торжественным тоном, — хочу представить тебе моих лучших друзей: Гарри и Рона. Мальчики, знакомьтесь, это Леони.

— Приятно познакомиться, — девушка на портрете склонилась в изящном реверансе.

— Взаимно, — Гарри отвесил легкий поклон.

— Леони, — вновь взяла слово Гермиона, — эти молодые люди хотят с тобой поговорить.

— Со мной? — удивилась девушка. — О чем же?

— Об Изелле...

Портрет смотрел на них вопросительно.

— Гарри — сын Джеймса Поттера, — поспешила уточнить Гермиона. — Недавно мы узнали, что Изелла была его другом.

— Так ты тот самый «мальчик, который выжил», почему я сразу тебя не узнала, — добродушно воскликнула Леони, еще раз внимательно изучая его черты лица. — Ты точная копия своего отца.

— Мой отец часто сюда приходил? — в голосе Гарри явно слышалась заинтересованность.

— Очень часто, — ответила Леони. — Он приходил повидать Изеллу. Иногда он брал с собой одного из своих друзей. Как их звали? Я уже и не помню. Но чаще всего он был один. Он приходил только ради нее, ради нежной, милой и доброй Изеллы.

— Так значит, мой отец любил ее?

— Да, можно даже не сомневаться. Она была самым дорогим в его жизни, — ответила Леони, слегка покраснев. — Но разве могло быть по-другому? Она была такая красивая, как фея. «Моя маленькая фея», — так он ее называл. Такая любовь дается не каждому.

Во взгляде Леони читалась легкая грусть и ностальгия, ее тихий голос раздавался в комнате, создавая волшебную атмосферу. В этот самый миг другой голос бесцеремонно прервал беседу.

— Негодяй... — зло пробормотал второй портрет.

— А вот и ты, Герберт, — засмеялась Леони. — Наконец-то ты проснулся.

— Этот Поттер был большой негодяй, только и всего, — Герберт явно был настроен враждебно. — В кого еще он мог влюбиться, как не в эту глупую болтушку Изеллу. Не смотри на меня так, Леони, ты прекрасно знаешь, что Изелла была всего лишь глупой болтушкой. Она умела строить глазки всем и каждому и начала она с моего уважаемого хозяина, постоянно вертелась вокруг него без малейшего стеснения.

— Ты болтаешь ерунду, — возмутилась Леони, с трудом сдерживая себя в руках. — Да этот негодяй и бездельник Люциус кружил вокруг моей хозяйки, как стервятник. Он хотел, чтобы она принадлежала только ему. Он не выносил, когда кто-то другой к ней приближался, особенную ненависть он питал к Джеймсу Поттеру. Он просто с ума сходил от ревности. Именно поэтому он сделал все, чтобы Джеймс ее бросил. Я уверена, что Джеймс не хотел сделать больно Изелле, он на это неспособен. Я теряюсь в догадках, что Люциус мог ему наговорить, чтобы Джеймс так отреагировал. Но я уверена, все слова Люциуса были ложью, он всегда умел бессовестно врать.

— Причинить ей боль? — Гарри был ошарашен.

— Ты еще не рассказывала им эту знаменитую историю? Ты еще не рассказала им, ведьма Леони, как Джеймс был взбешен в тот день...

— Замолчи, Герберт! — закричала девушка на портрете.

— Ты не рассказала им, как он набросился на свою «маленькую фею» с горящими от ярости глазами, как он орал и метался по комнате, как разъяренный зверь...

— Нет, нет, — чуть не плакала Леони, она закрыла уши руками, лишь бы не слышать гнусную клевету.

Гарри резко поднялся с мертвенно-бледным лицом и выскочил из комнаты.

— Ты куда, Гарри? — с тревогой крикнула ему вдогонку Гермиона.

Но Гарри даже не потрудился ответить, проем уже закрылся.

— Оставь его, Гермиона, — посоветовал Рон. — Ты же видишь, он сейчас нас слушать не будет.

— Это я виновата, я думала, что ему станет легче после этого разговора, — с горечью проговорила девушка.

— Ты же не могла знать, что все так закончится, — попытался утешить ее Рон.

— Это я виновата, — заплакала Леони, — это моя ошибка, хозяйка. Я не хотела, чтобы вы узнали об этой истории таким образом.

— Не беспокойся, Леони, все не так страшно, — заверила ее Гермиона. — Все наладится.

— Я тоже пойду, Гермиона, — вмешался Рон. — У меня урок через несколько минут.

— Хорошо, давай. Удачи тебе.

Рон поспешил к выходу и нос к носу столкнулся с Драко Малфоем. Бросив на него взгляд, полный ненависти и презрения, Рон скрылся за дверью. Гермиона даже не обратила внимания, что кто-то пришел, у нее подкосились ноги и закружилась голова. Но через пару мгновений она пришла в себя. Драко смотрел на нее заинтересованно.

— Что случилось? — спросил он в своей привычной манере.

— Я себя не очень хорошо чувствую, наверное, устала.

Она села на большой бархатный диван и закрыла руками глаза. На здорового человека это было мало похоже. Драко небрежно подошел ближе и присел на корточки перед Гермионой.

— Ты поссорилась с Поттером? — с ноткой сарказма спросил он. — Я видел, как он в бешенстве выбегал из комнаты. Ты знаешь, что вообще-то запрещено приводить сюда посторонних? Ты нарушаешь правила, Грейнджер, я мог бы рассказать Дамблдору. Он будет не очень доволен. Посмотри на меня: я никогда не приводил сюда девушек. Конечно, возможностей была масса, просто я находил другой выход из ситуации.

Гермиона вообще никак не отреагировала на его слова.

— Ты же не собираешься снова плакать? — спросил он, аккуратно отнимая руки девушки от её лица.

Он внимательно посмотрел Гермионе в глаза: потерянный взгляд, никаких эмоций.

— Я так устала, Драко, — прошелестела она угасшим голосом и внезапно рухнула в обморок прямо на него.

Молниеносно отреагировав, Драко поймал девушку и стал вглядываться в ее лицо, казавшееся безжизненным.

* * *

Гарри почти бежал по коридорам школы, не замечая, ни куда держит путь, ни что делает. Взволнованный до глубины души этой историей, он не мог взять себя в руки. Именно поэтому в такой спешке он выбежал из комнаты, оставив друзей в недоумении. Вчерашний сценарий снова повторился, хотя на этот раз интуиция, возможно, не обманула Гарри. Ему так хотелось назвать Изеллу «потаскухой». Может быть, она и не была ею, но слова Гербера и Леони полностью все запутали. Как понять, где правда, а где ложь? Гарри всего лишь хотел знать, что его отец был в жизни таким, каким он его представлял, каким видел его на колдографиях. Были ли его родители действительно счастливы? Гарри вытерпел все оскорбления и придирки в детстве только благодаря этой мысли. А теперь он уже не был уверен ни в чем. Может быть, он всего лишь выдумал это счастье.

— Гарри, смотри, куда идешь!

Молодой человек впервые за весь путь оторвал взгляд от пола.

— Ремус... — пробормотал он, — прости... я нечаянно...

— О, я рад, что ты вновь обрел способность говорить. Ты помнишь, что мы должны были встретиться сегодня утром? — заметил профессор.

— Прости меня, я... мне надо было кое-что сделать, — с трудом оправдывался Гарри.

— Такое важное, что ты не мог даже предупредить меня? — вежливо уточнил Люпин.

— Это... просто....

Гарри не знал, что сказать. Потерянный взгляд полностью отражал состояние, в котором он находился сейчас.

— Что-то случилось, Гарри? Ты чем-то обеспокоен, я прав? — с долей беспокойства переспросил Ремус.

Гарри кивнул.

— Это из-за... — начал он неуверенно, — из-за Изеллы. Я хотел сказать: Изеллы Эдельвейс.

— Понятно. Пойдем в мой кабинет, там мы сможем поговорить спокойно.

В кабинете Люпина они уселись за большой круглый стол около окна. Комната буквально купалась в солнечном свете, в лучах которого поблескивала старинная фарфоровая ваза, оттеняя своей белизной нежные краски букета. Несколько лепестков уже опали и теперь лежали на белоснежной, расшитой по краям, скатерти.

— Сириус мне все рассказал, я знаю, что именно произошло перед вашим отъездом в Хогвартс, — начал Люпин.

— О!

— Он сказал, что ты задавал много вопросов. А еще он сказал, что ты взял одну из колдографий из альбома.

Гарри вытащил из складок мантии глянцевую картинку.

— Я не знаю почему, — начал он монотонным голосом, не отрывая взгляда от колдографии, — но когда я на нее смотрю, я забываю все плохое, все дурные мысли, которые приходят в голову.

— Дурные мысли? — воскликнул в удивлении Ремус. — Какие дурные мысли?

— Когда я о ней думаю, когда я пытаюсь ее представить, мне хотелось бы знать, что она не такая уж исключительная и необыкновенная, как все говорят. Вчера мы с Роном и Гермионой беседовали с картой мародеров. Когда мы спросили их об этом, я понял, что мой отец никогда не любил мою маму.

— Как же ты пришел к такому выводу? — абсолютно спокойно спросил Люпин.

— А как он мог любить двух девушек?

— Он любил их не одновременно. Твоему отцу понадобилось время, чтобы прийти в себя после исчезновения Изеллы, — ответ был прямой и простой. — Только спустя три года он вернулся к нормальной жизни.

— Три года? Так мало? — голос Гарри был похож на стон. — На самом деле он не любил мою мать так беззаветно, как мне рассказывали. Разве ему не нужно было больше времени, чтобы забыть свои прежние чувства? Неужели время так влияет на любовь?

— Я думаю, что твой отец никогда не переставал как-то по-своему любить Изеллу. Он до конца жизни не смог забыть ее. Он был привязан к ней так, как человек привязывается к счастливым воспоминаниям. Ведь ничего другого ему не оставалось. Так зачем страдать из-за несбыточных желаний? Изеллы больше не было, но его жизнь продолжалась. Да, для него это было нелегко. Это был очень болезненный и тяжелый период в его жизни. Но к счастью он встретил хорошего человека.

— Кого? — на автомате спросил Гарри.

— Твою маму, — нежно ответил Ремус. — Лили, это она вернула ему радость жизни. Если бы не она, возможно, Джеймс никогда бы и не узнал, что такое настоящее счастье.

— Все это прекрасно, — пробурчал Гарри, — но это не объяснение.

— Насколько я понял, тебя волнует что-то еще. Прошу тебя, не стесняйся, спроси меня.

Гарри смущенно посмотрел на преподавателя, а затем сделал попытку ответить.

— Ну, хорошо, — теперь его голос звучал не так уверенно, — я бы хотел знать, был ли мой отец... был ли он хорошим человеком.

— Ты в этом сомневаешься? — удивленно спросил Люпин.

— Был ли он когда-нибудь жестоким? — попытался уточнить Гарри. — Не причинял ли кому-нибудь зла?

— О ком ты говоришь?

— О ней, — молодой человек, наконец, протянул колдографию, которую все это время не выпускал из рук. Ремус вгляделся в движущиеся на картинке фигурки. Изелла в этот момент радостно улыбалась.

— Иззи, — пробормотал с нежностью Ремус. — Так, Гарри, история, которую я хочу тебе рассказать, достаточно длинная, но слушай меня внимательно. И прежде чем начать, пообещай мне одну вещь.

— Какую?

— Пообещай мне не говорить об этом никому, сохрани это в тайне.

— Обещаю.

— Хорошо, — и Ремус начал свой рассказ.

* * *

Коридор Хогвартса, двадцать лет назад...

— Я не верю тебе, Малфой, — кричал Джеймс Поттер.

Группа учеников образовала круг вокруг них и осторожно слушала молодых людей, которые яростно спорили.

— Ты опять лжешь! — не мог успокоиться Джеймс. — Я никогда не видел у нее такого знака.

— Конечно же, нет, — ответил Люциус с чрезмерной уверенностью в голосе, — для этого она должна была снять свой амулет. Ты не обращал внимания, что они никогда не снимает медальон с шеи? Я уверен, что она не снимает его даже в постели с тобой. Или я ошибаюсь? — спросил он с гадкой улыбочкой.

— Это не твое дело, — покраснел гриффиндорец.

— А я видел метку, — произнес Люциус с гордостью, — с правой стороны груди, — уточнил он, показав пальцем месторасположение знака на своей груди. — Она любезно продемонстрировала мне этот небольшой рисунок, высеченный на ее нежной коже.

Спустя мгновение Малфой уже валялся на полу, зажимая руками сломанный нос. Джеймс бросил на него взгляд, полный ненависти, и быстрым шагом удалился.

— Давай, — крикнул ему вдогонку Малфой, — иди проверь! Попроси ее снять медальон. Может быть, с тобой она будет так же любезна, как со мной!

— Снежные звезды, — скрипя зубами, процедил Джеймс.

Портрет открылся, и два молодых гриффиндорца вошли в комнату старост. Изелла поднялась со своего места, чтобы их поприветствовать.

— Джеймс, Сириус, что вы здесь делаете? Разве вы не должны быть на тренировке?

— Сними амулет, Изелла, — жестко приказал Джеймс.

Она удивленно посмотрела на него.

— Почему я должна это делать? Я никогда его не снимаю, — напомнила девушка, задетая грубостью своего любимого.

— Не лги мне, — тон Джеймса оставался прежним.

Изеллу все больше и больше смущало выражение лица Джеймса. Она посмотрела на Сириуса в надежде получить ответ, но наткнулась на такой же взбешенный взгляд.

— Почему ты думаешь, что я тебе лгу? — попыталась она защититься.

— Но ты же уже это делала? — в свою очередь спросил Джеймс.

— Никогда! — запротестовала девушка.

— Тогда сними его! — потребовал парень, чувствуя, как кровь в нем закипает от бешенства. — Если тебе нечего скрывать.

— Нет!

Секундное помутнение и Джеймс приблизился к девушке, против её воли сдирая амулет с нежной шеи. Цепочка порвалась так же резко, как и гнев ослепил молодого гриффиндорца. Изелла инстинктивно прижала руки к груди в попытке закрыться, но Джеймс оказался сильнее и проворнее. Ведомый яростью, он порвал её блузку, пуговицы с хлестким стуком посыпались на пол. На открывшейся взору верхней части груди чернела метка. Джеймс в ужасе уставился на нее, не в силах отвести взгляд.

— Почему ты скрывала ее от меня? — спросил он. — Почему ты скрывала, что ты — дочь Волдеморта?

Изелла отвернулась, гриффиндорец схватил ее за плечи и начал трясти в попытке добиться ответа.

— Отвечай же! — кричал он, уже не понимая, что делает. — Отвечай!

Но девушка хранила молчание. Он смотрел на нее, не в силах справиться с бешенством, и вдруг как-то обреченно и безнадежно влепил ей пощечину. Изелла упала на пол. Она дотронулась рукой до стремительно краснеющей щеки и осторожно поднялась, пытаясь прикрыться остатками блузки. Одной рукой все это время закрывала метку на груди. Джеймс в полном молчании смотрел на нее. Потом он медленно стал осознавать, что же он натворил.

— Я... — он попытался как-то объяснить свои действия.

— Пошел вон, — неистово закричала Изелла, — убирайся прочь! Оба убирайтесь вон из моей комнаты!

Джеймс и Сириус выскочили из комнаты старост, оставив бедную перепуганную девушку одну.

Когда Ремус решил заглянуть к Изелле в гости, он нашел ее лежащей на полу в луже крови и сразу кинулся к ней, пытаясь помочь. Девушка все еще прижимала руки к груди. Ремус с легкостью отодвинул ее ладони, чтобы убедиться в реальности слов Люциуса, и ужаснулся. Из метки сочилась кровь. Он попытался остановить кровотечение, прижав руку к ране, так ярко выделяющейся на нежной коже девушки.

— Мой медальон, — спросила Изелла чуть слышно, — где он?

— Не волнуйся, я нашел его у входа, — ответил Люпин дрожащим голосом.

— Я так устала, Ремус, — пробормотала она угасающим голосом.

— Я сейчас же отведу тебя в больничное крыло, все будет хорошо.

Он легко подхватил потерявшую сознание девушку на руки.

* * *

— Дочь Волдеморта, — выдохнул Гарри, полностью шокированный.

— Да, — подтвердил профессор. — Именно поэтому я не хочу, чтобы ты о ней упоминал. Изелла всегда страдала из-за этого. Когда по всей школе расползлись слухи, почти все друзья отвернулись от нее. Никто не осмеливался приблизиться к дочери Волдеморта.

— А мой отец, как он повел себя в итоге? — спросил Гарри.

— Твой отец разрывался между чувством вины и гнева. Он упрекал себя за жестокое обращение с Изеллой, но в то же время чувствовал себя преданным. Не потому что она скрыла свою родословную, Джеймс в конце концов понял, почему она молчала. А злился он, потому что не находил объяснения, каким образом Люциус узнал про метку. Единственное, что приходило ему в голову, это то, что Малфой соблазнил Изеллу. А эта мысль была для него невыносимой.

— Его подозрения были обоснованны? — осторожно спросил Гарри.

— Нет, конечно же, нет, — Ремус был уверен в своей правоте. — Открыв метку, Изелла показала всем и свои раны. Я не представляю, с чего бы она показывала ее Люциусу просто так. Возможно, он узнал о метке благодаря тому, что сам уже в то время носил такую же.

— Волдеморт, — выдохнул Гарри.

— Да, именно. Малфой еще до окончания седьмого курса вступил в ряды его последователей. А для Волдеморта, который отчаянно хотел, чтобы дочь приняла его сторону, Люциус был идеальным вербовщиком.

— Это каким-то образом объясняет, почему она утонула? — спросил Гарри.

— Возможно да, а возможно и нет, я не знаю, — ответил Люпин неуверенно. — Только Изелла могла бы тебе ответить на этот вопрос. Некоторые вещи ускользают от нашего понимания, особенно если у нас еще и не все карты на руках. Но, пожалуйста, не беспокойся об этом. Прошлое осталось в прошлом, Гарри, и ты ничего уже не изменишь в нем. Не пренебрегай моим советом.

* * *

В таинственной тишине ночи в замке отдаленным эхом раздавались голоса.

— Они проявляют чрезмерное любопытство по поводу тебя, Изелла, — убежденно говорил один из голосов. — Ты должна все им рассказать прямо сейчас. Они все равно узнают рано или поздно.

— Я должна подождать еще немного, — ответил другой голос. — Еще не настал благоприятный момент.

— А когда он, наконец, настанет? — в голосе слышалось нетерпение.

— Всему свое время. Пока карты на столе, игра должна продолжаться.

Запах горячего шоколада плыл по комнате. Не открывая глаз, Гермиона глубоко вдохнула такой знакомый аромат. Медленно, осторожно она приоткрыла глаза и увидела яркий солнечный свет.

— Она очнулась, — нараспев произнес мужской голос совсем рядом.

— Отлично, я очень рада, что обморок продлился недолго. Я же говорила вам, что не стоит беспокоиться, мистер Малфой.

Драко хотел что-то возразить, но медсестра не стала слушать, сразу же отвернувшись к пациентке.

— Как вы себя чувствуете, мисс Грейнджер? — спросила она, помогая Гермионе подняться и сесть удобнее.

— Кажется, хорошо, — неуверенно ответила девушка. — Что произошло? Почему я в больничном крыле?

— По словам этого милого молодого человека, — мадам Помфри жестом указала на Драко, — вы упали в обморок в комнате старост, а он принес вас в больничное крыло. Не правда ли, очень галантно с его стороны?

Гермиона робко кивнула, потом неуверенно перевела взгляд в сторону Драко, который тут же высокомерно отвернулся.

— Выпейте чашку горячего шоколада, это поможет вам восстановить силы, — медсестра поднесла чашу к губам девушки.

Как только пациентка проглотила все лекарство, мадам Помфри вернулась к своим ежедневным обязанностям, оставив двух студентов одних. Драко не стал задерживаться и поспешил к выходу.

— Ты принес меня прямо сюда? — настиг его внезапный вопрос Гермионы.

Драко остановился на полдороги и повернулся, встретившись с девушкой взглядом.

— Ты свалилась мне прямо на руки, не мог же я тебя просто так оставить, — словно оправдался он, выказывая все свое презрение. — Наверно, было бы логичнее бросить тебя, как-нибудь выкрутилась бы сама. А мне не пришлось бы терять впустую столько времени.

— Но ты не обязан был сидеть со мной всё это время, и, тем не менее, сидел, — не осталась в долгу Гермиона.

Она скрестила руки на груди в знак вызова и посмотрела на Малфоя в ожидании реакции. Слизеринец некоторое время молчал, а потом ответил равнодушным тоном:

— Я хочу уйти, Грейнджер, но ты задерживаешь меня пустой болтовней. А поворачиваться спиной к девушке, которая задала вопрос, не слишком-то вежливо.

Малфой бросил на нее насмешливый взгляд, развернулся и направился прочь из больничного крыла. Гермиона попыталась возмутиться, но парень на ходу добавил:

— О, я забыл, когда будешь падать в обморок в следующий раз, убедись, что кто-нибудь из твоих дружков находится рядом. Будет очень жаль, если ты упадешь и ушибешься.

— Подожди, Малфой, — закричала Гермиона, понимая, что теперь в долгу перед Драко.

— Ну, что еще? — спросил тот, чуть поворачиваясь и вздыхая от безнадежности.

— Спасибо, — тон девушки был серьезным, — спасибо, несмотря ни на что.

В ответ Драко несмело улыбнулся. Гермиона попыталась разгадать, что означало странное выражение на лице слизеринца, но тот спустя мгновение ушел. Почти сразу же она услышала знакомые голоса, которые становились все громче по мере приближения.

— Гермиона! Как ты себя чувствуешь?!

К кровати вприпрыжку приближался Рон, следом за ним, не отставая ни на шаг, бежал Гарри.

— Что с тобой случилось? — с заметным беспокойством спросил Гарри.

— Это из-за этого негодяя? Из-за Малфоя, да? Мы его встретили в коридоре, — нервно добавил Рон. — Скажи мне, это он виноват?

— Нет, Рон, он принес меня сюда.

— А, ну, это не повод терять бдительность, — не сдавался парень. — Как говорит папа: «Малфой однажды, Малфой навсегда».

— Я уверен, что Гермиона полностью поддерживает твою точку зрения, — перебил Гарри, заметив, что девушка нахмурилась. — Итак, Гермиона, что случилось?

— Когда вы ушли, — начала она, — я сразу же почувствовала себя неважно. Последнее, что я помню, как сидела на диване. Очнулась уже здесь. Мне значительно лучше. Но ощущение такое, словно я спала слишком долго.

— Твой обморок продлился недолго, — перебил Рон. — Я даже зайти в класс не успел, как мне сказали, что ты в больничном крыле. И я сразу же бросился к тебе. С Гарри встретились по дороге сюда. Тебя тоже предупредили об обмороке, да, Гарри?

— Да, — подтвердил парень. И с громадным облегчением добавил: — Я рад, что все обошлось.

Гермиона посмотрела на мальчика в очках и почувствовала, как в душе растет нежность. Она хотела было поинтересоваться, как он, но парень не дал ей заговорить.

— Не беспокойся за меня, Гермиона, — сказал он твердо, — я просто хочу быть уверен, что с тобой все хорошо.

— Да, кстати, а что тебе сказала мадам Помфри? — Рон заинтересовано заглянул в пустую чашу из-под шоколада.

— Сказала, что ничего страшного не случилось, просто упало давление, — девушка была абсолютно спокойна.

— Все равно это странно, — не унимался друг, — только мы заговорили об Изелле, как спустя несколько минут ты упала в обморок.

— К чему ты клонишь? — с подозрением уставились на него друзья.

— Прости меня, что я опять возвращаюсь к этой истории, Гарри, — Рон отчетливо выделил каждое слово, — но мне кажется, существует некая связь между тем, что мы узнали утром, и тем, что случилось с Гермионой чуть позже.

— Связь? — Гарри был удивлен. — Какая?

— Знаете, однажды я читал статью о неупокоенных душах. Если верить тому, что написано в статье, то такая душа постоянно возвращается в какие-то значимые для нее места. Иногда случается, что скитающиеся души могут завладевать сознанием живых людей. Я не знаю, можно ли всему этому верить, но какая-то связь определенно прослеживается.

Гермиона не ответила, слишком уж ошарашила её эта идея. Ей было нужно хотя бы минут пять, чтобы спокойно подумать. Предположение Рона было абсолютно нелепым. Как вообще подобная идея могла прийти ему в голову? Хотя где-то в глубине души Гермиона чувствовала, что пропустила, не заметила нечто важное. Не будучи глупышкой, она понимала, что это не просто обморок. Сны и образы неотступно преследовали ее, но так и не сформировались во что-то до конца определенное. Избавиться от них тоже не получалось. И что за непонятный страх, появляющийся просто при упоминании о них? Странно? Да. Вся эта история была странной. Стоит ли примешивать к этому и обморок? Гермиона предпочитала думать, что в ночных кошмарах виноваты ее собственные призраки, но чем они были вызваны, она ответить не могла. Возможно, призраки ее родителей, но, опять же, никакого подтверждения подобным мыслям не было. С некоторых пор ее уверенность в себе значительно поугасла.

Пока девушка предавалась воспоминаниям, рядом с ней Гарри тоже погрузился в свои мысли. Любопытно, что в какой-то мере они думали об одном и том же. Он задавал себе вопросы о Гермионе и ее необычном после смерти родителей поведении. А сегодня в общую колоду добавилась еще одна карта: Изелла. Какая связь была между ней и Гермионой? На первый взгляд, никакой, но все же...

— Возможно, ты прав, Рон, — вдруг прервал общее молчание Гарри.

— Как? — Гермиона не смогла сдержать удивленного возгласа.

— Давайте попробуем порассуждать, — не унимался ее друг. — Допустим, что Изелла все еще присутствует там, в комнате старост, в какой-то определенной форме существования. Возможно, она создает некое... излучение, на которое ты и реагируешь, Гермиона. Даже если это правда, нам не стоит беспокоиться. Если у Изеллы и есть какие-то намерения, вряд ли они могут быть плохими. Время покажет, кто был прав, но сейчас, Гермиона, пообещай мне одну вещь.

Гермиона посмотрела вопросительно, а поймав выразительный взгляд Гарри, медленно кивнула:

— Да, конечно, Гарри, я буду поступать так, как всегда до сегодняшнего дня.

— Не сомневаюсь, — с двусмысленной улыбкой на губах отозвался Гарри. Его лучшая подруга всегда была благоразумной.

Все окрестности Хогвартса занесло снегом. То здесь, то там по двору в карусели снежинок пробегали черные мантии. Укутанные с ног до головы ученики боролись с укусами колючего ветра. Осень была красивой и красиво закончилась, зима уже вступила в права и диктовала свои законы. Забравшаяся на самый верх южной башни группа семикурсников была надежно защищена от мерзостей погоды. В зале прорицаний до сих пор царила теплая летняя атмосфера. Казалось, что солнце заточили в этих четырех стенах на время зимы: теплые лучи освещали ветви жимолости, растущей прямо в кабинете. Дерево цвело. Оно было буквально усеяно маленькими соцветиями кремового цвета и источало благоухающий аромат. Гермиону, как и всех остальных, очаровала царившая атмосфера. Не зря Рон говорил, что прорицания — это единственный урок, которого он ждал с нетерпением. Заявление поистине странное для человека, который едва ли мог похвастаться сносными оценками и заявлял каждому, кто был готов его слушать, что школа — это сущее мучение. Причиной такого пристрастия к предмету уже долгое время были красивые глаза мисс Саливан. Гарри поражался таким переменам. Пусть Рон и не стал в одночасье преуспевающим учеником, но по предмету мисс Саливан друг получал вполне достойные баллы, стараясь изо всех сил. Для начала и это хорошо. Но даже этот старт был удачным лишь благодаря Гермионе, которая любезно давала Рону все свои лекции. Кто знает, вдруг Рональд Уизли однажды станет великим толкователем предсказаний?

В ожидании сего великого дня, Рон, Гарри и Гермиона в практически религиозной тишине слушали указания мисс Саливан к следующему уроку.

— После зимних каникул мы начинаем второй семестр нашей совместной работы. Мы с вами достаточно быстро продвигаемся, поэтому предлагаю амбициозный проект: найдите предсказание, которое еще никто не истолковал, и попытайтесь раскрыть его смысл настолько, насколько возможно. Оценка, которую вы получите за эту работу, будет единственной за семестр, поэтому отнеситесь к заданию серьезно. Вашу работу я буду оценивать, опираясь, прежде всего, на уместность выбора предсказания, во-вторых, на ссылки, которые вы используете в попытках его растолковать, и, в-третьих, на само толкование. Пожалуйста, не пытайтесь писать абракадабру, прорицания — это не игрушки, — предупреждение было высказано самым вежливым тоном, но все уловили серьёзные нотки. — Понимая, что работа предстоит вам достаточно сложная, я решила, что будет намного интереснее и полезнее объединить вас в пары. Без сомнения результаты всегда получаются намного убедительнее, если работает команда. Я позволила себе разбить вас на группы по своему усмотрению.

Мисс Саливан изящным жестом взмахнула палочкой, и на черной доске появился пергамент. По классу сражу же пробежал шепот, каждому хотелось поделиться с товарищами своими предположениями.

— Урок окончен, — добавила преподаватель с понимающей улыбкой. — В следующий раз вы получите более точные указания относительно вашей дальнейшей работы. Мы поищем необходимые книги и интересные предсказания. Хорошего дня и до свидания.

— Спасибо, вам тоже, — нестройным хором раздались голоса в ответ.

Ученики спокойно покидали класс, обсуждая пары, в которых им предстояло работать. Только Гермиона никуда не спешила.

— Тебе не нравится, Грейнджер? — забавляясь, протянул знакомый голос.

— Ты еще не ушел, Малфой? — быстро парировала девушка. — Чего-то ждешь?

— Я всего лишь хотел убедиться, что ты побежишь к мисс Саливан с просьбой не ставить нас вместе. Это было бы очень мило с твоей стороны.

Гермиона отвернулась, думая, что улыбка слизеринца никогда не была такой мерзкой, как сейчас. Услышав удаляющиеся шаги слизеринца, она перевела дыхание. Он ведь был прав.

— Вы что-то хотели спросить, Гермиона?

Мисс Саливан стояла возле большого застекленного проема, с помощью палочки поливая некоторые растения на шкафу с книгами. Гермиона неспешно подошла.

— Это по поводу групп, которые вы сформировали для работы, — начала она. — Нельзя ли их слегка изменить?

— Вы не довольны вашей парой? — казалось, что мисс Саливан удивилась.

— Работать с Малфоем... я хотела сказать, Драко, — Гермиона тщательно контролировала каждую нотку в голосе, стараясь не выдать своего отношения к успешному в Предсказаниях слизеринцу, которому преподаватель явно благоволила, — работать с ним — это не то, о чем я мечтала.

— Вы не ладите? — с невинным видом спросила профессор.

— Нет, совсем не ладим, — с опаской призналась Гермиона.

— Да, я вижу, действительно, Малфои — это личности не слишком...

— Приятные, — подсказала девушка.

— Нет, это не совсем то, что я хотела сказать, — возразила мисс Саливан. — Выражусь так: у них не слишком пылкая натура, но это лишь на первый взгляд. Я уверена, что результат вашей с Драко работы будет превосходным. Вы мои лучшие ученики, поэтому я вас и объединила.

— Но... — Гермиона отчаянно пыталась найти контраргументы.

— Не утруждайтесь, Гермиона, мое решение окончательное и изменениям не подлежит. Воспринимайте это не как наказание, а как хорошую возможность выполнить работу на уровень выше, чем средний семикурсник.

— Хорошо, тогда на этом все, — несмотря на мягкость, с которой говорила с ней профессор, Гермиона была раздосадована. — Ой, я забыла вернуть вам книгу, которую вы мне одолжили.

Она вытащила из сумки маленькую книжечку в кожаном переплете. Надпись на форзаце гласила: «Трактат о славянских пророчествах».

— Спасибо, поставьте ее, пожалуйста, на место, — попросила мисс Саливан, продолжая заниматься цветами. — Надеюсь, вам понравилось.

— Да, очень понравилось, — кивнула гриффиндорка, ставя книгу на место.

Гермиона машинально пробежалась взглядом по корешкам книг на полках. Вдруг он зацепился за нечто знакомое. Мисс Саливан сразу же заметилаинтерес ученицы.

— Вы можете взять еще что-нибудь почитать, если хотите, — предложила преподаватель.

— Любую книгу? — робкий вопрос вызвал улыбку на губах мисс Саливан.

— Любую, — подтвердила она.

— Даже эту? — не веря, переспросила Гермиона, протягивая древнюю рукопись.

— «История Эдельвейсов: мифы и реальность» — интересный выбор, — улыбка мисс Саливан стала шире, — очень интересный.

Гермиона ушла, прижимая драгоценную книгу к груди. Это было своеобразным утешением, благодаря которому она на миг забыла, что ей придется объединиться со своим злейшим врагом.

А был ли он на самом деле врагом? Конечно, они спорили при случае. Драко ее провоцировал, а она, не стесняясь, отвечала в той же манере. Но с недавнего времени привычная озлобленность появлялась всё реже. Споры больше не задевали ее так, как раньше, видимо, она выросла, характер изменился и, если бы она осмелилась это признать, чувства по отношению к слизеринцу тоже. Вспоминая о том, как Малфой вел себя наедине с ней несколько недель назад, она испытывала странное жжение в груди, непонятное покалывание, которое заставляло сердце биться быстрее. Последние десять лет своей жизни Гермиона посвятила учебе и только учебе, поэтому подобное ощущение было в новинку, и оно ей совсем не нравилось.

Какая-то дикая ситуация! Бесполезно надеяться, что Драко был с ней искренен. Даже если та ситуация вызывала в ней какие-либо двойственные чувства, это ни к чему не вело. Зачем ей такой риск? Леони ясно дала понять, что от любых отношений с Малфоем нужно воздерживаться. Пример Изеллы — лучшее тому доказательство.

Но что именно она испытывала? Гермиона не знала. Что же делать?

Оценив перспективу совместного труда, Гермиона решила. Прежде всего, необходимо прояснить ситуацию, чтобы никакое стеснение не испортило подготовку работы по прорицаниям. Значит, она поговорит с ним сегодня вечером, если получится.

Гермиона вернулась в гостиную старост. Драко не было. Ничего удивительного. Малфой, и ранее не жаловавший своим вниманием апартаменты, теперь вообще старался здесь не появляться со времени того самого разговора, когда он пришел вдрызг пьяный.

Приняв ванну и переодевшись в пижаму, Гермиона устроилась с книгой на диване в гостиной. «История Эдельвейсов: мифы и реальность». Название, выгравированное золотом на обложке, местами стерлось. Красный пергамент, в который была завернута книга, изрядно истрепался. Гермиона подумала, что книгу, видимо, читали довольно часто. Это еще больше подогрело ее интерес.

Она погрузилась в чтение, а спустя некоторое время услышала шум входной двери. Бережно отложив талмуд, Гермиона направилась прямо к Малфою, который уже почти достиг своей комнаты.

В тишине гостиной раздался строгий оклик:

— Малфой!

— Ну-ка, ну-ка, мисс Грейнджер, — его голос был привычно насмешливым, — только не говори, что ты меня ждала.

Его высокомерие выводило из себя, но девушка старалась абстрагироваться от раздражения.

— Нам надо поговорить, — уверенно начала она, — по поводу нашего задания по прорицаниям.

— Нашего задания? — Драко сделал акцент на первом слове. — Из этого заявления я делаю вывод, что тебе не удалось уговорить мисс Саливан поменять группы. Жаль,— с разочарованием констатировал слизеринец, — очень жаль, что от тебя никакого толку даже в таком простом деле.

Гермиона кивнула ещё до окончания его фразы и тут же вспыхнула, услышав обидное замечание. Лишь глубокий вздох вернул ей самообладание, а слизеринец всё это время с наслаждением наблюдал за ее нервозностью. Его явно не радовало будущее сотрудничество, но даже это не мешало ему контролировать ситуацию и себя лучше Гермионы.

— В таком случае, нам не о чем разговаривать, правда, Грейнджер?

— Это так, но... — Гермиона беспомощно вспоминала те рассудительные и четкие заготовки, которые продумала перед его приходом. Разговор катастрофически не клеился.

На лице слизеринца появилась сомнительная улыбка. Он медленно подошел к Гермионе, излучая поистине дьявольскую уверенность. Девушка отступила на пару шагов назад и уперлась спиной в спинку кресла.

— Дорогая Грейнджер, кажется, ты уже не решаешься даже заговорить со мной, — промурлыкал он, забавляясь. — Это так странно, ты же смелая гриффиндорка, — сарказм в его голосе обезоруживал, обрекая девушку на бессмысленноe молчание. — В чем же причина?

Гермиона попыталась что-то ответить, она даже уже открыла рот, но Малфой ее перебил:

— Нет, нет, Грейнджер, позволь мне самому догадаться. Я хочу сам найти ответ, — его тон все еще был насмешливым. Он сделал вид, что погрузился в размышления, приложив палец к подбородку.

— Не играй со мной, Малфой, — к Гермионе вернулся дар речи, — я просто хотела...

— Быть со мной, — торжествующе перебил ее слизеринец. — Это так мило.

— Нет, — девушка покраснела. — Я просто хотела узнать... хотела узнать...

— Ну, хорошо, я тебя слушаю, — Малфой нетерпеливо перебирал пальцами по спинке кресла, о которую опиралась спина Гермионы. — Говори, я тебя не съем, по крайней мере, не сейчас.

— Почему ты так повел себя в прошлый раз? Почему ты обнял меня? Почему тогда был таким... нормальным?

Гермиона протараторила все это на одном дыхании, как будто слова заканчивались вместе с воздухом. Мгновение на лице Драко было странное выражение, но он быстро взял себя в руки, не позволяя Гермионе распознать свои эмоции.

— Тебе понравилось? Хочешь повторить? Поэтому ты меня ждала? — с самым издевательским видом он засыпал ее вопросами вместо ответа.

— Нет, — девушка повысила голос, окончательно теряя терпение.

— Врешь, Грейнджер, ты же опять краснеешь, — как непреложную истину произнес Драко, не спуская с девушки глаз. — Если бы я не был джентльменом, я бы воспользовался ситуацией.

— Но ты не джентльмен, Малфой, — резко ответила Гермиона. — Я просто хотела спросить, как мы организуем нашу совместную работу по прорицаниям, но в очередной раз убедилась, что с тобой невозможно нормально разговаривать.

Гермиона успела сделать шаг по направлению к своей комнате, когда Малфой схватил ее за запястье и резко потянул на себя. Она споткнулась, и ей пришлось упереться руками в его грудь, чтобы не упасть. Драко сразу же обхватил её так, чтобы она не смогла вырваться, продолжая крепко сжимать запястья. Впрочем, гриффиндорка была настолько удивлена, что и не делала попыток вырваться или вообще как-то отреагировать. Тогда Драко наклонил голову к шее девушки, а затем осторожно коснулся губами нежной кожи, которая моментально покрылась мурашками. Он медленно продолжил путешествие из поцелуев вдоль ее шеи до самой мочки уха.

— Что... ты делаешь? — слабо пробормотала Гермиона.

— Пользуюсь моментом, — прошептал Драко, даже не думая прерывать своё занятие. — Ты сама сказала, что я не джентльмен. В таком случае, я имею право делать все, что хочу.

— Перестань сейчас же!

Гермиона надеялась, что ее возражений будет достаточно, что Малфой оставит ее в покое, но казалось, молодой человек вообще не слышит ее приказа, в нынешней ситуации больше похожего на мольбу. Он подтолкнул ее на спинку кресла, а девушка слегка отклонилась назад, пытаясь не позволить его губам вновь оказаться там, где они были. Напрасно. Гермиона понимала, что уже и сама не могла сопротивляться его ласкам, какими бы грубыми они ни были. Драко наклонился ниже, и его лицо оказалось на уровне груди девушки, верхняя часть которой проглядывала сквозь широкий вырез пижамы. Парень ослабил свой захват и переместил одну руку за спину девушки, крепко соединив в ладони оба запястья Гермионы, в то время как другая его рука заскользила вниз по её ноге: сначала по мягкому хлопку, а затем касаясь нежной кожи.

Пока Малфой аккуратными касаниями гладил ее по ноге, Гермиона дрожала. Но отнюдь не из-за холодного воздуха — она дрожала из-за него, из-за человека, стоящего перед ней. Ее тело реагировало на его прикосновения, на легкость поцелуев, но она не могла позволить ему продолжать, только не таким образом. Драко оценит это, как свою победу, а Гермионе хотелось бы, чтобы все произошло по-другому.

— Перестань, Малфой, оставь меня в покое, — она шепотом продолжала попытки достучаться до его рассудка.

Казалось, Драко не обращал внимания на ее слова, однако...

— Почему я должен тебя отпустить? — спросил он в перерыве между поцелуями.

— Ты... ты мне обещал, — с неожиданной мягкостью ответила Гермиона, — ты обещал, что никогда не сделаешь мне ничего плохого.

Драко внезапно поднял голову и встретился с взглядом гриффиндорки. И почти сразу же грубо ее оттолкнул.

— А с чего ты взяла, что я буду держать обещания, данные тебе? — спросил он, набравшись уверенности.

— Потому что... потому что я тебе поверила, — почти неслышно прошептала Гермиона.

Драко моментально отодвинулся от нее ещё дальше и отвел взгляд от ее стремительно наполняющихся слезами глаз. Направляясь в свою комнату, он бросил через плечо:

— Идиотка.

Гермиона не отводила от него взгляда, пока слизеринец не скрылся за портретом Герберта. Она была расстроена тем, что произошло. Поведение Драко окончательно ее смутило. Осторожно проведя пальцами по тем местам, где его губы касались ее кожи, она словно наяву чувствовала его горячее дыхание: на груди, на шее, возле ушка... И везде кожа, казалось, горела.

На календаре было одиннадцатое февраля. Дверь тихонько скрипнула, когда он вошел в комнату. Медсестра, не отходившая от кровати на ни минуту, мельком взглянула на него в качестве приветствия и вернулась к работе. Не обратив внимания на простой знак уважения, мужчина быстро пересек огромную комнату. На кровати под балдахином цвета черного дерева лежала молодая женщина. Ее бледное лицо было болезненно-серого оттенка, все краски поблекли, только янтарные локоны волос светились по-прежнему.

— Как ты себя чувствуешь, Циния? — спросил он, внимательно рассматривая девушку.

— Нормально, — с трудом выдохнула она, — со мной все нормально, Том, не беспокойся за меня.

— Я не беспокоюсь, — тветил он бесстрастно. — знаю, что все будет хорошо. Сегодня прекрасный день для рождения ребенка.

Тыльной стороной руки мужчина погладил влажный лоб девушки и вышел. Он не смог скрыть удовлетворение и слегка улыбнулся.

Сидя в глубоком кресле, Том ждал. Нетерпеливо считал часы и минуты, которые, казалось, нарочно тянулись так долго. Ему были слышны сдавленные крики, всхлипы женщины, которая пытается скрыть свою боль. Проходили часы, крики становились все громче, Том сидел практически неподвижно, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. Страдания девушки его не заботили, он ждал другого крика — детского. Когда весь дом огласился ревом только что появившегося на свет младенца, сердце Тома сжалось. Он хотел сию же секунду увидеть его своими глазами, удостовериться, что все это реальность. Мужчина стремительно поднялся и стал прохаживаться вдоль входа в комнату. Долго ждать ему не пришлось. Спустя пару минут двери распахнулись, и на пороге появилась медсестра с ребенком на руках. Мгновение Том медлил, потом с силой выхватил ребенка.

— Это девочка, — поспешила добавить медсестра.

— Я знаю, — ответил он, уверенный в своей правоте.

Его темные глаза пристально разглядывали крошечного человечка. Что он чувствовал в этот момент, первый раз в жизни посмотрев в глаза своей дочери? Еще сильнее он прижал кроху к груди, убежденный, что таким образом ее никто не отнимет. Она будет принадлежать только ему. Он держал в руках первое из своих сокровищ.

— Господин, ваша жена... — вновь подала голос медсестра, к которой он уже повернулся спиной.

— Что случилось?

— Ваша жена в критическом состоянии, — в голосе женщины слышалось беспокойством, — она потеряла много крови, доктор считает...

— Избавьте меня от этих ненужных деталей, займитесь ею, вылечите ее. О дочери я позабочусь! Ее ждут великие дела, ведь она потомок семьи Эдельвейс.

С этими словами он оставил недоумевающую женщину в одиночестве и направился в свои покои.

* * *

Сколько прошло времени? Сколько дней она пролежала на этой огромной кровати, окруженная темнотой? Она не знала. Она все еще ощущала колющую боль в низу живота, но не боль послужила причиной пробуждения. Ее разбудил плач. Горький, пронзительный плач вытянул ее из забвения. Как случилось, что ребенка оставили одного? Почему никто не пытается его успокоить? Она с трудом поднялась и оправила белое хлопковое платье. Усилием воли передвигая босыми ногами, она побрела туда, откуда, казалось, раздавался плач. Она приоткрыла дверь и зашла в комнату. То, что предстало перед ее глазами, парализовало бедную девушку. Одной рукой Том держал их маленькую дочь, а другой — серебряное клеймо, уже испачканное кровью. Эта же кровь маленькими алыми каплями блестела по всему полу и покрывала грудь младенца. Циния испугалась не на шутку.

— Что ты делаешь, Том... — слабо пробормотала она. — Что ты делаешь с нашим ребенком?

— Я хочу быть уверенным, что она от нас никуда не денется, — ответил он просто, не прерывая своей церемонии. — Ты должна благодарить меня: твоя маленькая девочка никогда тебя не покинет.

Циния подошла на пару шагов ближе. Убедившись, что Том перестал обращать на нее внимание, она со всей силы толкнула его и выхватила ребенка. Мужчина упал на пол. Не дав ему ни секунды, чтобы прийти в себя, Циния выхватила палочку и закричала:

— Stupefix temporum!

Том застыл. Девушка воспользовалась этими мгновениями, чтобы сбежать. Она прекрасно знала, что через десять минут заклинание утратит силу. Уже в своей комнате Циния прошептала исцеляющее заклинание, чтобы привести ранку дочери в порядок, и нашла маленькую сумочку, куда наспех покидала все, что могло ей пригодиться. Потом бережно взяла ребенка и выбежала из дома.

С большим трудом она добралась до Экилема. Дорога была длинной и утомительной. На шею девочке она надела специально изготовленный амулет. Возможно, он убережет ее от того зла, которое уже причинил Том. Остановившись перед неприметным домиком, она положила ребенка в шаге от входа. С трудом сдерживая слезы, Циния в последний раз посмотрела на самое ценное, что было у нее в жизни, и постучала в дверь. Ей пришлось быстро спрятаться в соседних кустах, чтобы хозяйка дома ее не заметила. Дверь отворилась, на пороге появилась немолодая женщина, она огляделась по сторонам, заметила лопочущий сверток у себя под ногами, без раздумий подняла его и скрылась в доме, с громким стуком захлопнув за собой дверь. Притаившаяся в кустах Циния наблюдала за этой сценой, с трудом сдерживая рыдания и крики. Она знала, что больше никогда не увидит свою дочку. Спустя несколько минут ей удалось взять себя в руки. Но вдруг резкая боль пронзила все тело: она ведь так и не оправилась после родов. Рана снова открылась, хлынула кровь. Ей запрещено было нервничать, тратить силы и напрягаться, но разве у нее был выбор? Из складок мантии она достала портал. Из последних сил сжала его в руках и оказалась в Хогвартсе. Перемещение лишило ее последних сил, и Циния рухнула на ковер в кабинете, где старый волшебник читал книгу. Едва заметив девушку, мужчина прервал чтение и поспешил ей на помощь. Он опустился на колени и обнял Цинию.

— Папа... — еле слышно выдохнула она. — Я оставила ее в безопасном месте. Там, где он не сможет ее найти. Я не могла привезти ее тебе, сюда, понимаешь? Он бы сразу узнал, он бы нашел вас, он отомстил бы, я это знаю.

— Тш-ш, Циния, успокойся, я позову кого-нибудь. Тебе нужна помощь.

— О, папа! Мне так жаль, — заплакала девушка. — Надо было слушаться тебя, надо было доверять видениям, но я просто не могла сопротивляться тому, что он предлагал, я думала, что сделала удачный выбор. Может быть, это моя судьба, может быть, единственной причиной моего существования было подарить жизнь моему ребенку, моей Изелле. Если бы ты мог ее увидеть, она такая красивая. Обещай мне, папа, обещай защищать ее. Она этого заслуживает, даже не сомневайся. Не важно, что уже произошло и еще произойдет, всегда верь в нее.

— Не беспокойся, мой ангел, — прошептал старик спокойным голосом, — я всегда буду здесь, я всегда буду ей помогать.

— Спасибо... — в последний раз вздохнула девушка. Ее веки затрепетали и закрылись, теперь уже навсегда.

Старик осторожно прикоснулся к щеке дочери, чтобы стереть слезы. Она казалась такой спокойной, даже счастливой. В руке она сжимала маленькую книжечку для записей, уже изрядно потрепанную. Он осторожно вытянул книжечку из ее еще теплых пальцев. Черная надпись на форзаце гласила: «Видения и пророчества мисс Цинии Эдельвейс Дамблдор».

Соленая капля упала на белый пергамент, надпись слегла поплыла, навсегда увековечив слезы Альбуса Дамблдора на страницах книжечки.

* * *

Стараясь быть незаметной, она спокойно ждала друзей. Сидя на краю деревянной скамьи, она молчаливо наблюдала за тем, что происходит в Большом зале. Ее взгляд перебегал от одного стола к другому, от одной группы учеников к другой. Ничего не делая и не вставая с места, она, между тем, первой узнавала обо всех сплетнях и слухах, бродивших по школе, и с поразительной точностью определяла степень их правдивости. Быть незаметной — настоящий талант. Это совсем не значит, что ее никто не знал или не узнавал в толпе. Совсем наоборот. Ярко-рыжие волосы, светлая кожа, мириады веснушек — все эти признаки делали ее легко узнаваемой. Уизли, и всем было наплевать, как ее зовут. Большинство думает, что для беседы фамилии вполне достаточно. Скромная и тихая, Джинни всегда была такой, поэтому старалась извлечь максимум пользы из своего характера. Никто не обращал на нее внимания, что давало ей возможность спокойно и без помех слушать, о чем говорят другие. Про себя девушка отмечала любые странности, любые изменения, поэтому всегда узнавала все тайны Хогвартса первой. Смена прически, внезапная холодность в отношениях — от ее внимательного взгляда ничто не могло укрыться. Те, кого она к себе подпускала, ценили ее дружбу. Большего девушка и не просила.

Гермиона быстро подошла и плюхнулась на скамейку рядом с Джинни. Ни Гарри, ни Рона еще не было.

С первого взгляда Джинни поняла, что с Гермионой что-то не так. Она уже давно заметила, что поведение подруги сильно изменилось. Да и не одна она это замечала: уже несколько дней Гермиона была вся на нервах. Джинни догадывалась, что могло стать столь причиной столь внезапной перемены настроения. Взгляды, которые Гермиона время от времени бросала на стол слизеринцев, говорили красноречивее любых слов.

— Знаешь, что я только что узнала? — внезапно спросила Джинни.

Гермиона, чье внимание было до сих пор приковано к Драко, слегка дернулась от неожиданности, услышав голос подруги. Попытавшись взять себя в руки, она склонила голову в ожидании ответа.

— Одна из моих подруг влюбилась, — жинни шутливо изобразила обморок, — ты никогда не поверишь в кого. В Драко Малфоя, представляешь!

Гермиона слегка покраснела при упоминании этого имени, события прошлой ночи тут же пронеслись картинками в памяти, настолько живыми, как будто произошли всего лишь пару минут назад.

— Ничего удивительного. Не она первая, не она последняя, — прошептала Гермиона, а потом чуть громче добавила, — вокруг него всегда толпы девушек ошиваются.

— Ничего удивительного?! Ты бы так не говорила, если бы знала, о ком идет речь.

— Ну, хорошо, кто же это? — Гермиона изобразила заинтересованность. — Я ее знаю?

— О да, ты ее знаешь, — взгляд Джинни был насмешливым, — даже очень хорошо знаешь.

Гермиона хотела расспросить подругу, но тут пришли Гарри и Рон, а за ними вся гриффиндорская команда по квиддичу: Симус Финниган, вратарь небольшого роста, но очень проворный, Эдди Тикед, пятикурсник, загонщик по призванию, Элиза Мен, Лаванда Браун и Дмитрий Мур, все трое — превосходные охотники. Все уже представляли, как Гриффиндор в этом году одержит победу, слизеринскую команду даже не брали в расчет. Команда Гарри сосредоточилась на трудностях, которые могут их поджидать в предстоящем матче со змеенышами Драко, поэтому они тренировались каждую свободную минуту. Сегодня утром Гарри вновь собрал команду, чтобы обсудить тактику будущей игры. Поэтому в Большом зале они объявились так поздно.

— Я не могу быть недовольным тем, что уезжаю на каникулы, — сказал Эдди с запавшими от усталости глазами. — У нас постоянные тренировки, а количество домашних заданий все растет. В такой ситуации отдых мне просто необходим.

— Нам всем нужен отдых, Эдди, — заметил Симус, — всего лишь неделя, и мы будем свободны. Дмитрий, ты едешь к родителям?

— Да, мой отец собирает всю семью в нашем поместье, — скромно ответил молодой человек с пепельными волосами. — Жду не дождусь, когда уже смогу со всеми повидаться.

— Ну да, по тебе видно, — с иронией заметил Рон. — Мы с Джинни тоже поедем домой на Рождество. Билл и Чарли обещали приехать.

— Повезло же вам, — cказала Элиза, — хотела бы я оказаться на вашем месте. В этом году мои родители решили съездить на остров Пасхи, а мне придется остаться с полоумной тетушкой в Шотландии. А ты, Гарри? Ты поедешь к крестному, как в прошлом году?

— Нет, Сириус написал, что он сам приедет сюда на каникулы. Вроде бы Дамблдор хочет с ним поговорить.

— О чем? — тут же полюбопытствовал Рон.

— Не знаю, но, наверное, это по поводу...

— Молчи! — тут же перебила его Лаванда. — Не произноси имя Ты-знаешь-кого в моем присутствии.

— Прости.

— Вы, наверное, единственные останетесь в Хогвартсе, — сказал Симус. — Должно быть, странно будет встречать Рождество в пустой школе.

— Надо привыкать, — ответил Гарри, — да и к тому же здесь останется Гермиона. Мы неплохо проведем время, правда, Гермиона?

Гермиона, погруженная в свои мысли, молчала.

— Гермиона?

— Прости, Гарри, — ответила она, вернувшись к реальности, — конечно, все будет хорошо. Я бы с вами еще поболтала, но мне нужно найти МакГонагал.

После этих слов она быстро вылезла из-за стола и растворилась в толпе учеников.

— Бедная Гермиона, — посетовала Лаванада, — праздновать Рождество без родителей.

— Ой, а я почти забыл об этом, — вздохнул Рон.

— Это потому что она ведет себя так, как будто ничего не произошло, — серьезно добавил Гарри.

— Ты думаешь, на нее это повлияло больше, чем она позволяет себе демонстрировать? — Рон явно забеспокоился.

— Конечно, — ответила Джинни, не спуская глаз с дверей.

Гермиона с трудом дотащила книги из библиотеки до своей комнаты. Конечно, если бы она не витала в облаках, то простенькое заклинание облегчило бы вес поклажи, но такая идея не пришла ей в голову. Несколько минут спустя в общей гостиной появился Драко. Сегодня утром Гермиона предложила ему начать совместную работу по прорицаниям. Молодой человек не возражал, что весьма удивило гриффиндорку, хоть и не сравнилось с тем фактом, что Драко почти извинился за свое вчерашнее поведение. Почти. Намеком, полувзглядом он дал ей понять, что сожалеет о содеянном. Подобного рода извинений девушке было достаточно. Она была признательна, что он сам решился на первый шаг и прояснил ситуацию, которая грозилась бесповоротно испортиться. Гермиона не понимала почему, но у нее не получалось плохо относиться к Малфою, где-то в глубине души она чувствовала свою ответственность за случившееся, а потому не могла свалить на него всю вину и обидеться.

— Что ты читаешь? — спросил он в своей привычной манере, склоняясь над ее плечом, чтобы заглянуть в книгу.

Гермиона про себя обрадовалась, что Малфой ведет себя как обычно. Она слегка отодвинулась и показала ему заглавие книги: «Социальные учреждения волшебного мира».

— Я изучаю различные сиротские приюты, — ответила она без всяких опасений. — Мне надо найти информацию по приюту, носящему название Экилем.

— В этой книге ты точно не найдешь ничего про Экилем, — сказал Драко с легкой улыбкой.

— И почему ты так уверен в этом? — задала вопрос девушка, пока Малфой садился рядом с ней на диван.

— Скажем так: это заведение в некотором роде связано с историей моей семьи, — голос Драко был полон таинственности.

— Ой! Перестань, Малфой, — возмутилась Гермиона, — можешь просто рассказать, а не играть мне на нервах? Скажи, откуда ты знаешь про Экилем.

— Летишь вперед паровоза, — забавлялся слизеринец, — тебя так легко довести. Я расскажу тебе, но при одном условии...

Гермиона нахмурилась.

— ...Скажи, почему тебя интересует именно этот приют.

— Здесь нет никакого секрета, — ответила она просто. Правильно, с Малфоем она могла не скрывать своей тайны. — Перебирая родительские вещи, я нашла на дне небольшого чемоданчика золотой браслет. Название приюта было выгравировано на нем. Я уверена, что браслет принадлежал моей настоящей матери. По-другому просто быть не может. Я начала искать, существует ли маггловский приют с таким названием, но мои поиски не увенчались успехом. Тогда я переключилась на волшебный мир. Подойдет тебе такое объяснение?

— Более чем, — небрежно бросил Драко. — Экилем принадлежит моей семье.

— Что?! — Гермиона опешила.

— Уже почти целый век наша семья финансирует этот сиротский приют. Именно поэтому ты ничего о нем не найдешь в книгах. Это частное заведение.

— Частный сиротский приют? Но как моя мать могла оказаться в подобном месте? — голос Гермионы повысился на несколько октав.

— Может быть, это был не ее браслет, может быть, она его просто нашла где-нибудь, — подобрал аргумент Малфой.

— Почему ты так думаешь?

— В Экилем допускаются только дети из очень древних семей, — ответил он тоном, не допускающим возражений, — только те дети, чья родословная доподлинно известна. Не вижу никакой возможности, благодаря которой у твоей матери мог бы появиться этот браслет.

— Тебе так претит мысль, что моя мать могла быть волшебницей по происхождению? — серьезное лицо девушки подчеркивало ее негодование.

— Просто смирись с этим, — добавил он, чуть приблизившись к ней, как будто бросая вызов. — Просто мне кажется странным, что твоя мать могла воспитываться в нашем приюте.

Гермиона отвернулась к голубой сумочке, лежавшей на столике. Она аккуратно достала оттуда маленький сверкающий браслетик и протянула его слизеринцу.

— Видишь, я не выдумываю, Малфой, — вновь начала она, пока парень рассматривал украшение. — Если ты приглядишься, то сможешь прочитать на оборотной стороне название приюта и имя моей матери.

— Эдина Аделаида, — пробормотал он еле слышно. — Ее так звали?

— Да, но я знаю, что в Хогвартсе она зарегистрирована под другим именем. В архивах школы я не нашла никого по имени Эдина Аделаида.

— Я должен спросить у Снейпа, — добавил Драко поспешно.

— У Снейпа? Зачем? — девушка вытаращила глаза.

— Он тоже рос в Экилеме, — ответил Малфой сдержанно, — он может знать твою мать.

— Она провела там не так много времени, — возразила Гермиона, — ее удочерили, когда ей исполнилось пять.

— В каком году она родилась?

Казалось, Драко сильно заинтересовала вся эта история, только Гермиона не могла понять, почему.

— Я не знаю, — ответила она.

— Дай мне фотографию.

— Зачем тебе? — в голову девушки закрались сомнения.

— Дай ее мне, и я скажу, сколько ей было лет на фотографии, — без запинки ответил слизеринец. — Но, может быть, тебе уже не интересно?

— Нет, нет, интересно, — поспешила оправдаться Гермиона. — Но я не вижу причин, почему ты мне помогаешь. С твоей стороны это выглядит несколько... странно.

— Ты не веришь, что и у меня есть светлая сторона, что я могу быть добрым? — притворно удивился Драко.

— Светлая сторона? — в голосе девушки слышалось недоверие.

— Ладно, забыли. Скажем так, мне просто любопытно, — добавил он беззаботно.

— ...

— Мое любопытство ты не ставишь под сомнение? — спросил Малфой с огорченным видом.

Разочарование, которое Гермиона успела заметить в его взгляде, поразило ее. Быть может, она и вправду слишком несправедлива к слизеринцу? Гермиона всегда воспитывала в себе вежливость и тактичность, а тут запросто поставила под сомнение человеческие качества парня, сидящего рядом, чем, видимо, серьезно его обидела.

— Держи, — она протянула ему фотографию.

Драко некоторое время молча рассматривал изображение, затем посмотрел надпись на обороте: 1970 год.

— Я догадывался, что фото подписано, — удовлетворенно заметил он.

Слизеринец коснулся кончиком палочки фотографии:

— Tempura Reval arum!

В тот же момент прямо на лице Эдины на поверхности фотографии появилась цифра шесть. Гермиона с радостью отметила про себя, что заклинание работает превосходно.

— Спасибо, — она улыбалась, не скрывая радости.

Драко ничего не ответил, но, казалось, был доволен её реакцией. Довольное выражение лица, впрочем, быстро сменилось привычной маской.

— Я так и предполагал, что они со Снейпом одного возраста. Возможно, они вместе учились на Слизерине, — Драко опять пытался подшутить над Гермионой. — Видишь, Гермиона, еще немного и ты полюбишь мой факультет.

— Очень смешно, — девушку задел последний комментарий.

Драко начал собирать книги, которые в беспорядке лежали на столе. Обложка одной из них сразу же привлекла его внимание.

— «История Эдельвейсов»? Как к тебе попала эта книга? — интерес в его голосе был неподдельным.

— Эта книга из библиотеки мисс Саливан, — ответила девушка, особо не заострив внимания на вопросе. — Она дала мне ее почитать.

Драко присмотрелся к книге и отметил, что Гермиона быстро читает: нежно-голубая закладка с лилиями была уже где-то в середине тома.

— Да, я вижу, — ответил слизеринец сдержанно, на несколько секунд его взгляд затуманился, как будто он вспоминает что-то очень далекое.

Такое поведение, столь несвойственное Малфою, очень взволновало Гермиону. Не произнося ни слова, она наблюдала за ним. Внезапно Драко повернул голову и посмотрел гриффиндорке в глаза. Слегка смущенная, она поспешно отвела взгляд, а Драко удовлетворенно улыбнулся.

— Тебя интересует семья Эдельвейс, — Гермиона произнесла это с полной уверенностью в своей правоте.

— Не меня, моего отца, — ответил Малфой. — У него самая большая коллекция книг, посвященная истории этой семьи, не говоря уже о вещах куда более ценных...

— Каких? — девушка была заинтригована.

— Полное собрание личных дневников членов семьи Эдельвейс, где содержатся все сделанные ими пророчества. Настоящее сокровище, — в голосе Драко слышалась гордость.

— Всех Эдельвейсов?

— Почти, кроме двух последних, — уточнил он.

— Циния и Изелла, — выдохнула девушка в изумлении.

— Я вижу, ты уже все выучила, — необидно пошутил Драко.

— Но как твоему отцу удалось заполучить все эти книги и дневники? Он же никак не связан с этой семьей, — заметила Гермиона с легкой ноткой подозрения в голосе.

— А вот тут ты ошибаешься, дорогая Грейнджер, мой отец гораздо ближе к этому роду, чем ты можешь себе вообразить, — ответил Малфой с уверенностью. — Все эти документы достались ему по наследству.

— По наследству? — удивилась девушка. — И кто их ему завещал? Циния? Изелла? Верится с трудом.

В качестве ответа Драко просто улыбнулся, предлагая Гермионе самостоятельно найти решение этой загадки.

— У меня появилась идея, — внезапно сменил тему слизеринец.

Гермиона вопросительно на него посмотрела.

— По поводу нашего задания, — уточнил парень. — Мы будем изучать предсказание одного из Эдельвейсов. Отец пришлет нам нужные документы. Я попрошу его.

— Но так же нечестно, — возмутилась Гермиона.

— Совсем нет, — возразил Драко. — Мой отец отправит нам всего лишь дневник с пророчествами, нам останется только выбрать что-нибудь интересное. Давай, Грейнджер, я уверен, что тебе понравится работать с редкими книгами.

Гермиона надула губы от недовольства, но, в конце концов, была вынуждена согласиться. Малфой ухмыльнулся: его предположение оказалось верным.

* * *

Рождественские каникулы неукоснительно приближались. Сириус Блэк приехал накануне праздничного ужина. Гарри заметил, что крестный вновь стал веселым и беззаботным, как когда-то. Сам Гарри переживал, что он будет чувствовать неловкость, несмотря на то, что прошло много времени. Но все прошло идеально. Сириус с большой радостью обнял Гарри и Гермиону. Ему так их не хватало. Сначала Гарри не знал, как ему себя вести, ведь наверняка Люпин рассказал Блэку об их разговоре. Не понимая почему, парень боялся встретиться лицом к лицу с опекуном. Но очень быстро все вернулось на круги своя. Праздничный ужин прошел весело. Учителя, Дамблдор, Сириус, Гарри и Гермиона — все оценили эти мгновения, проведенные вместе. Кроме Снейпа, который, к большой радости Сириуса, улизнул с середины вечера.

На каникулах Гермиона вновь повеселела. Проводя долгие вечера с Сириусом и Гарри, она вспоминала такие же вечера в Брайтоне. Конечно, немалую роль сыграли и рождественские подарки. Гермиона пришла в полный восторг, когда утром обнаружила горку празднично упакованных свертков под своей елкой. Накануне они с Гарри до полночи разговаривали в ее комнате, попивая горячий шоколад. Гермиона проснулась рано. Она решила не будить Гарри и поспешила в гостиную старост, где ее терпеливо ждали подарочные коробки. Вскрыв почти все, она остановила свой взгляд на последней. Развернув серебряную бумагу, Гермиона обнаружила там коробку темно-зеленого цвета. Внутри, обернутая шелковой бумагой, лежала великолепная рамка для фотографий. Гермиона осторожно ее достала и стала разглядывать в лучах утреннего солнца. Серебряная рамка отливала нежно-голубоватым светом. На верхней ее части были выгравированы маленькие феи с крыльями бабочек. Казалось, они готовы вот-вот взмыть вверх и улететь. Гермиона провела пальцами по рисунку и вдруг зазвучала нежная, еле слышная мелодия. Исключительный подарок, но поздравительной открытки не было. Девушка задумалась, кто мог ей такое подарить. На ум пришло лишь одно имя, при упоминании о котором Гермиона покраснела. Дотянувшись до своей сумочки, она вытащила оттуда фотографию и вставила в рамку. Размер подходил идеально.

Когда Гарри, наконец, проснулся, он был немного разочарован, что Гермиона уже открыла подарки без него. К счастью, она исправилась, согласившись пойти вместе с ним и Сириусом на поле для квиддича. Ей отводилось записывать результаты Гарри в небольшую книжечку, а Сириус собирался его тренировать. Все шло просто превосходно...

— Ты не видела Сириуса? — спросил Гарри, когда они с Гермионой столкнулись в коридоре. — Я не могу его найти. Он обещал потренировать меня до наступления темноты. Я ждал его на поле, но он так и не пришел.

— Я видела, как он направлялся в южную башню в районе полудня, — ответила девушка с долей сомнения. — Я хотела с ним поздороваться, но он выглядел таким озабоченным и обеспокоенным, что я не решилась.

— Обеспокоенным? Но чем? Сегодня утром все было прекрасно!

— Я не знаю, Гарри. Пойдем, поговорим с ним. Он, наверное, у себя в комнате.

Гарри почти бегом устремился в нужном направлении. Гермиона не отставала.

— Что ты делаешь, Сириус? — спросил Гарри, заметив, что крестный собирает вещи. — Я тебя все утро ждал!

— Мне надо уехать, — ответил Блэк, напряженно сжав губы.

— Сейчас? — удивлению Гарри не было предела. — Но почему?

— Мне... мне нужно кое-что сделать, — во взгляде мужчины просквозило недовольство.

— Должна быть причина, почему ты так резко уезжаешь, — не уступал Гарри, — скажи мне...

— Оставь его, Гарри, — перебила Гермиона, взяв друга за руку и потянув к выходу. — Если Сириус говорит, что ему надо уехать, значит, ему действительно это надо. Не стоит препираться.

— Почему ты так улыбаешься, Грейнджер?

Драко изучающее глядел в глаза гриффиндорке. Она привычно смутилась и отвернулась, перестав насмешливо разглядывать парня. Но сдаваться было не в ее привычках, потому она вновь смело подняла взгляд.

— Просто так, — ответила она, — просто так.

— Тогда перестань, а то у тебя вид глупый, — не остался в долгу Драко.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Малфой? — Гермиона многозначительно улыбнулась.

— Ничего! — сухо и холодно отрезал он, скрестив руки на груди. — Я не хочу тратить время на разговоры с тобой, когда есть и другие, куда более интересные дела.

— Ты уверен?

— Да что с тобой, Грейнджер? Ты что головой об лед ударилась? — его тон был привычнонасмешлив.

Это, впрочем, сегодня не смущало Гермиону.

— Нет, со мной все в порядке.

Драко направился к выходу из комнаты, но не тут-то было. Гермиона быстро схватила его за руку и потащила в свою комнату. Молодой человек даже сопротивляться не мог от неожиданности. Куда вздумалось этой взбалмошной девчонке его тянуть?!

— Зачем ты меня туда ведешь? — ворчал он по дороге.

— Чтобы показать тебе мой рождественский подарок, — Гермиона продолжала улыбаться.

Не выпуская его руки, она подвела Драко к небольшому туалетному столику, где стояла та самая серебряная рамка для фотографий. Гермиона повернулась к парню, чтобы поймать его взгляд. Слизеринец оставался невозмутимым.

— Теперь моя семья в безопасности, — весело сказала Гермиона. — Знаешь, наверное, это самый лучший подарок, который я получила на это Рождество.

— Смею заметить, что у дарителя очень хороший вкус, — заметил Драко, чейвзгляд неуловимо оживился.

— Хороший для такого рода подарков, — мягко добавила Гермиона.

Затем она крепче ухватила Драко за руку, встала на носочки и оказалась с ним почти на одном уровне. Сам не зная почему, Драко немногосклонил к ней голову, а она легко и почти невесомо поцеловала его в щеку.

— Спасибо, — выдохнула она ему в ухо.

Она грациозно и плавно опустилась назад на пятки. И даже не взглянув на Драко, быстро вышла из комнаты, не заметив, как сильно он взволнован.

После короткой встречи с Малфоем Гермиона поспешила в Большой зал к остальным гриффиндорцам, чтобы встретить Рона и Джинни. По дороге девушка не могла не радоваться. Конечно, ее взбодрило возвращение друзей, но отнюдь не это было основной причиной её состояния. Учащенное биение сердца, подпрыгивающий при каждом воспоминании желудок, светящееся от радости лицо. Гермиона испытала несколько мгновений настоящего счастья только потому, что набралась смелости сказать Малфою спасибо. Она осторожно провела пальцами по губам, и ей показалось, что едва уловимый аромат его кожи еще чувствуется. Девушка слегка покраснела. Что заставило ее решиться на поцелуй? А какая, в принципе, разница, если она просто чувствовала потребность, похожую на детский каприз. Да, в конце концов, Гермиона Грейнджер имеет право делать все, что считает нужным. Но логично ли чувствовать себя такой счастливой только из-за одного невинного поцелуя в щеку? Гермиона не желала задумыватьсяоб этом сейчас, она просто наслаждалась моментом, когда все ее тревоги и заботы отступили на второй план.

Последнюю ночь каникул Гермиона провела в башне Гриффиндора. Это был своеобразный способ отпраздновать воссоединение. Дегустация бисквитов с мармеладом, испеченных миссис Уизли, стала хорошим предлогом собраться в общей гостиной. Попивая чай с бергамотом и вишней, друзья по очереди рассказывали о том, как провели рождественские каникулы. Рон здорово повеселился, пересказывая в лицах, как Перси представлял родителям свою невесту Пенелопу. Друзья, и Гарри в том числе, хватались за животы от хохота. Гермиона с радостью заметила, что к Гарри вновь вернулось хорошее настроение. С тех пор, как Сириус в спешке уехал, у Гарри был взволнованный вид. Возможно, Гермионе не следовало тогда говорить, что Блэк был чем-то обеспокоен перед отъездом. Но что сделано, то сделано, прошлое назад не воротишь. Можно было догадаться, что внезапный отъезд Сириуса, похожий скорее на бегство, покажется странным, но его поведение всегда было непредсказуемым, а настроение отличалось резкими перепадами от счастья до глубокой депрессии. Не без основания Гермиона считала, что всему виной годы, проведенные в тюрьме. Она всегда удивлялась, когда Сириус улыбался, вспоминая о прошлом. Как он вообще все еще способен улыбаться после всего, что пережил? Сила духа, которую не раз уже демонстрировал ее новый опекун, искренне восхищала Гермиону. Она была безумно благодарна Сириусу за то, что он взял опеку над ней и беспрекословно принял в свою семью. И, конечно, гриффиндорка тоже порой задумывалась о причине его столь странного бегства. Они с Гарри даже обсуждали возможные причины, но так и не пришли к единому выводу. Гермиона поумерила свое любопытство, чего нельзя было сказать о Гарри. Он ничего не говорил, но девушка была уверена, что другто и дело прокручивает в голове эту ситуацию, считая, что внезапный отъезд Сириуса связан с возвращением Волдеморта. Смерть витала вокруг Гарри, эта ситуация его пугала, даже не потому что он боялся за свою жизнь, а потому что не хотел новых страданий. С этой мыслью девушка заснула.

* * *

— Вот ты где, моя маленькая девочка.

— Кто вы? — испуганно спросила она.

Человек вышел из темноты, высокий, внушающий страх, одетый в длинную темную мантию, скрывающую лицо. Она задрожала.

— Ты не помнишь меня, моя девочка? Ты забыла мое лицо? — спросил мужчина, приближаясь шаг за шагом.

Он медленно поднял руки и откинул капюшон с лица. Она заметила только взгляд, темный и проницательный, два черных зрачка, которые буквально приковывали к месту.

— Я, — начал он, — я тебя помню, моя девочка, твой взгляд, твои глаза — это все досталось тебе от меня. Именно благодаря взгляду я понял, кто ты, — его голос свистел, как зажатая струна альта. Его звучание становилось таким же темным, как и сама ночь.

— Ты пришла присоединиться ко мне, милая девочка, — добавил он.

Он протянул ей руку, белую, как мел, закатал правый рукав, и она увидела темную метку, выжженную на коже.

— Иди сюда, иди ко мне, — просвистел он снова. — Ты принадлежишь мне, только мне! С сегодняшнего дня и навсегда!

— Нет, — перебила она неслышным шепотом. — Нет! Я вам не принадлежу!

Все свои силы она вложила в этот ответ, но казалось, что слова просто застряли в горле. От его издевательского смеха кровь стыла в жилах.

— Ты так уверена? — он ткнул пальцем ей в грудь.

В тот же момент она почувствовала острую боль, разрывающую плоть, врезающуюся в тело. Она прижала руку к груди, затем отняла и увидела кровь. Черная кровь покрывала нежную кожу, сочилась из раны, окрашивая белую блузку, и капала густыми вязкими каплями на влажную почву. Она еще больше испугалась, и боль усилилась. Мужчина подошел еще ближе, на этот раз протягивая к ней обе руки.

— С сегодняшнего дня и навсегда ты принадлежишь только мне!

До смерти напуганная, она отступила на один шаг. Затем еще на один. И еще. Потом она развернулась и побежала. Побежала так быстро, как только могла. Прочь из леса по белому заснеженному полю. Не заметив острый камень, она на полном ходу споткнулась и рухнула в глубокий снег, разбив до крови колени. Она даже не обратила внимания на новые раны, слишком страшась, что он догонит. Вдалеке что-то блестело, она направилась туда. Это оказалось озеро Хогвартса, освещенное светом луны. Она ступила ногами в ледяную воду, затем омыла руки. Во что бы то ни стало, она хотела отмыть кровь, покрывавшую тело. Потихоньку, шаг за шагом она заходила глубже в озеро. Не замечая того, она оказалась достаточно далеко от берега. Ноги потеряли опору, она запаниковала и погрузилась под воду. Ей стало не хватать воздуха, но попытки вынырнуть не принесли успеха. Ее затянуло под ледяную корку, покрывающую часть озера. Она молотила кулаками, стучала, била ослабевающими руками толстый лед. Но ничего не происходило. Воздух, глотнуть воздуха... Крик.

Драко дернулся и проснулся. Опять крик. Он быстро поднялся и подошел к двери комнаты Гермионы. Она была там, она кричала во сне.

— Откройся, откройся, проклятое полотно, — прикрикнул он на Леони.

— Зачем, маленький змееныш? — отказала она со злостью. — Оставь ее в покое, она просто спит.

— «Эдина», — заорал Малфой, неожиданно вспомнив пароль, — «Эдина». Теперь, когда я произнес это чертово слово, откройся!

Леони не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Заскрипела дверь. Драко беспрепятственно вошел в комнату, где тихо плакала Гермиона.

— Проснись, Грейнджер, — тихонько тряся ее за плечо, позвал Малфой, — проснись.

Девушка внезапно открыла глаза и резко села на кровати.

— Я мертва! — в полном безумии закричала она. — Я мертва!

— Все нормально. Что ты несешь? — живо отозвался слизеринец.

Чтобы ее успокоить, он нарочно говорил грубо. Когда девушка немного пришла в себя, она инстинктивно потянулась к нему, ища опору и поддержку. Она дрожала от страха, и Малфой это чувствовал. В отчаянии Гермиона вцепилась в его рубашку. Драко никак не удавалось привести ее в чувство. В попытке хоть как-то помочь он вновь уложил ее в кровать.

— Мне страшно, мне страшно, — безостановочно бормотала девушка.

Гермиона съежилась, как маленький испуганный котенок. Взгляд потерян. Все еще дрожит. У Драко не хватило смелости оставить ее одну, хотя, видит Бог, он мечтал вновь оказаться в своей постели и поспать. Он подошел поближе, и Гермиона тут же сжала его руку. Такой простой жест оказался для него неожиданным.

— Не оставляй меня одну, — попросила она.

Малфой посмотрел на девушку, в ее покрасневшие от слез глаза.

— Тогда подвинься, — сказал он глухо. — Мне надо где-то спать.

Гермиона тут же чуть-чуть отодвинулась и освободила ему место. Когда Малфой улегся, она поспешила придвинуться обратно, чтобы не терять телесный контакт, который давал ей уверенность, что все будет хорошо. Драко никак не прокомментировал этот жест, с героическим хладнокровием позволив девушке делать все, что она хочет.

— Мне снился человек, которого я не знаю, и боль, какую я раньше никогда не испытывала, — бормоталаГермиона, понемногу вновь погружаясь в сон. — И этот человек называл меня «моя маленькая девочка». Он произнес какое-то имя, но я не запомнила.

— Ничего страшного, Грейнджер, — засыпая, ответил Драко. — Это был просто сон. Спи.

Утром Драко ничего не сказал. Не произнес ни слова. Как будто вся эта ночь — долгий и непрекращающийся сон. Для обоих молчание было предпочтительным в такой ситуации. Что с ними происходит? Сначала поцелуй, теперь эта ночь. У Гермионы хотя бы были причины. Ей было страшно. Так страшно, что свой страх она не смогла скрыть даже от своего злейшего врага. Был ли он на самом деле врагом? Нет. Они больше не оскорбляли друг друга, так, препирались иногда, но не более. Зато в их отношениях появилось кое-что новое. Сердце Гермионы билось чаще, когда он был рядом, когда его сверкающие глаза останавливали свой взор на ней, когда он прикасался к ней. Кто еще мог оказывать на нее такое влияние, что она начинала вести себя, как маленькая девочка? Может быть, он ничего не замечал? Конечно. Не он ли сказал ей однажды, что она странная? А она и была такой. Все вокруг так думали. Он мог списать необычное поведение только на ее странность. Да, только одна девушка могла позвать его к себе без стеснения, как она сделала сегодня ночью. Странность, никак иначе. Не надо принимать это близко к сердцу. У нее не было даже возможности обдумать как следует ситуацию, потому что ей было страшно, до сих пор страшно. Но она держалась, не показывала свой ужас окружающим. Все, что пугало девушку, теперь было надежно скрыто от чужих глаз. Гермиона прятала свои опасения даже от друзей, ради их же блага.

— Мисс Грейнджер, мистер Малфой...

Мисс Саливан, наконец, подошла к их столу, потратив много времени на Лаванду и Парвати.

— Вы выбрали пророчество, которое будете изучать? — спросила она.

— Да, мы нашли его в дневнике пророчеств Предижера Эдельвейса, — за двоих ответил Малфой.

— Тринадцатый пророк? — удивилась мисс Саливан, при этом улыбнувшись Драко. — Ваш отец поступил очень мило, позволив вам воспользоваться его коллекцией.

— А что вы хотите? Мой отец ни в чем мне не отказывает, — взгляд слизеринца был недвусмысленным.

— Только до тех пор, пока это взаимно, — заметила профессор. — Я предполагаю, что он делает все ради вашего блага.

— Вы хотите узнать, какое именно пророчество мы выбрали? — прервала их Гермиона, почувствовав себя лишней.

— Нет, мисс Грейнджер, — голос мисс Саливан был привычно мягким, — я люблю сюрпризы. Уверена, что вы сможете меня удивить.

Драко удовлетворительно кивнул и заверил ее в правильности решения легкой улыбкой. Гермиона нашла такое поведение напарника по отношению к мисс Саливан весьма любопытным. Едва урок окончился, как кабинетопустел. Спустя несколько мгновений в огромное окно постучали. Женщина поспешила открыть створку и впустить птицу, которая тут же опустилась ей на плечо. Это была ворона, черная, как смоль, с блестящими перьями и живым взглядом.

— Горлик, Горлик, любимый мой Горлик, итак, что ты думаешь насчет Малфоя? — чарующим голосом задала вопрос мисс Саливан.

Птица принялась насвистывать нежную мелодию, которая складывалась в следующие слова:

— Светлый ребенок с серебряными глазами,

Сын первого последователя, сын пока с нами.

Он заснет, зная.

Он проснется, забыв.

Он верит, не проверяя,

Познания открыв.

Знание — это власть.

Кто-то может пропасть.

Но он не знает, кто уйдет,

Не знает, что произойдет.

Мисс Саливан погладила птицу по хохолку и дала кусочек бисквитного печенья.

— Еще не время, но ждать осталось недолго.

* * *

Когда Драко вернулся, она была уже там, в самом центре комнаты. Ее маленькие ножки выписывали на ковре замысловатые па, двигаясь в ритме мелодии, наполнявшей гостиную. Кроме старой джазовой песни и тоненького голоска Гермионы, которая пыталась подпевать, больше ничего слышно не было. С закрытыми глазами девушка танцевала, держа руки в воздухе так, как будто обнимала невидимого партнера. Головой она качала в такт музыке влево и вправо, повторяя мелодию плавными движениями тела. Свет камина падал на ее локоны, совсем как в тот вечер, когда Драко вернулся пьяным. Все было так похоже. Все, даже ее белая ночная рубашка, которая удивительно ей шла. При малейшем движении тончайший хлопок струился по телу девушки, а в свете камина сквозь ткань проглядывался ее стройный силуэт. Драко мягко, но уверенно коснулся талии девушки одной рукой, а другой взял ее руку в свою. Гермиона моментально открыла глаза и улыбка ее угасла.

— Малфой, ты что делаешь?

— Я не могу позволить тебе танцевать одной, как идиотке, — с насмешливым видом ответил он.

Гермиона посмотрела ему прямо в глаза. Что-то мистическое было сегодня в его взгляде.

— И часто ты так танцуешь? — тем временем спросил слизеринец.

Он притянул ее чуть ближе к себе.

— Ты мечтаешь о прекрасном принце, Грейнджер? — прошептал он ей на ухо.

Гермиона слегка отстранилась, но не прервала телесный контакт полностью. Она снова пристально посмотрела него и вдруг улыбнулась. А затем закрыла глаза и снова принялась напевать под удивленным взглядом Малфоя.

— Ты странная, Грейнджер, действительно странная.

Он наклонялся чуть ближе к ней, пользуясь тем, что она не видит этого, наклонялся медленно, словно отвоевывая каждый миллиметр. В тот момент, когда она чуть приоткрыла губы, напевая мелодию, он поцеловал ее со всей нежностью, на которую был способен. Гермиона не реагировала. Она не отбивалась, не возмущалась. Она просто ждала.

— На самом деле, это ты странный, — выдохнула она, когда он отстранился, — но мне это нравится.

Девушка осмелилась открыть глаза и увидела, что выражение лица Драко полностью изменилось. Да, он все еще улыбался, но на этот раз улыбка была не самодовольной, а мягкой, почти влюбленной. Геромиона почувствовала себя беспомощной, но не позволила выбить почву из-под своих ног.

— Разве сегодня у тебя нет тренировки? — спросила она, будто ничего не произошло.

— Рад слышать, что ты выучила мое расписание.

— Просто чтобы быть уверенной, что ты мне не помешаешь.

— Неудачный способ, если мне удалось застать тебя танцующей, правда? — он откровенно насмехался. — Только представьте, Грейнджер танцует с выдуманным принцем, да такая картина развеселит кого угодно.

— Я полагаю, особенно твоих дружков? А я уверена, что еще больше их развеселит, если они увидят тебя, танцующего со мной, ты так не думаешь? — со всем свойственным ей сарказмом поинтересовалась гриффиндорка.

— Если бы это был не только танец... — пылко возразил Драко.

Когда она посмотрела ему в глаза, она уже знала, чего ей хочется, она уже чувствовала желание, зарождающееся где-то глубоко внутри и лишь разжигаемое взаимной перепалкой. Малфой нежно провел ладонью по щеке девушке, мягко приподнял ее подбородок и притянул к себе. Он целовал ее пылко и страстно. Гермиона удивилась, но все же слегка приоткрыла губы, позволив языку Малфоя скользнуть внутрь. Она не возражала, наоборот, ей это нравилось. Но что именно нравилось: сам поцелуй или тот, кто дарит ей такие ощущения? Гермиона пришла к выводу, что одно не может быть без другого. На один короткий миг они оторвались друг от друга, и она воспользовалась моментом, чтобы отступить на шаг. Широко улыбаясь, девушкакокетливо уточнила:

— И что ты намерен делать со мной, Малфой?

Слизеринец двусмысленно улыбнулся. Гермиона начала медленно отступать, шаг за шагом приближаясь к своей комнате, затем развернулась и помчалась во весь дух. Но куда ей справиться с игроком в квиддич. Драко быстро схватил ее за руку, отчего девушка подпрыгнула на месте.

— Ты думала так легко сбежать от меня, Грейнджер? — с лукавой искоркой во взгляде серых глаз спросил он.

И вновь привлек ее к себе. Она положила руки ему на грудь, ангельски улыбнулась и скользнула руками вокруг шеи, притягивая его к себе еще ближе для ответного поцелуя.

— Я просто хотела посмотреть на твою реакцию, — прошептала она.

— Любопытно, Грейнджер? Если хочешь, я могу показать тебе кое-что другое, — добавил он и опустил руку на нижнюю часть спины девушки, легонько сжав ягодицы.

Она остановила его деликатным жестом, но Малфой остался непреклонен и руку не убрал, продолжая сжимать мягкие округлости. Когда она поняла, что не может ему сопротивляться, не может противостоять желанной близости, она отдалась во власть чувств и еще сильнее прижалась к нему. Драко тут же откликнулся на ее призыв и слегка приподнял, придерживая за ягодицы. Гермиона тут же обвила его торс ногами. Их губы блуждали по лицам друг друга, не оставляя ни одного участка кожи без внимания. Малфой положил девушку на бархатный ковер и придавил своим телом, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. Все ее естество пылало: от макушки до кончиков пальцев на ногах. Каждой своей клеточкой она чувствовала его: поцелуи, жесты, его руки, тяжесть его тела, бедра, которые все сильнее прижимали ее к полу. Ощущения были такие острые и сильные, как будто ее тело до этого было в спячке, а теперь проснулось, став еще чувствительней к ласкам и поцелуям. Сердце пустилось вскачь, отбивая в груди, где, казалось, ему было слишком мало места, самый причудливый такт. В этот самый момент боль смешалась с удовольствием, нет, боль и была этим удовольствием. Возбуждение, которое испытывала девушка, отразилось в ее улыбке, когда Драко ласкал по очереди ее груди. Стон вырвался из приоткрытых губ Гермионы, потом еще один и еще. Драко остановился на мгновение и посмотрел девушке в глаза.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спросил он серьезно. — Если не хочешь, я пока еще могу остановиться. Потом уже не смогу.

Вместо ответа она улыбнулась, а затем привлекла его еще ближе к себе и поймала его губы для страстного поцелуя. Больше Драко ничего не сдерживало, он задрал ночную рубашку Гермионы, обнажив кремовый живот, и принялся его целовать. Одна его рука скользнула вдоль стройной ноги гриффиндорки и закончила путешествие между ее бедер. Гермиона напряглась, почувствовав ласки его пальцев, ей казалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она взяла Драко за руку, разрешая быть настойчивее. Драко подчинился, но вскоре убрал руку.

— Я не сделаю тебе больно, — прошептал он.

— Я знаю, — тихо ответила девушка, и почувствовала, как он вошел в нее.

В ночи, окутавшей Хогвартс, слышались только их запыхавшиеся голоса и жалобы ветра, стучавшего в окна гостиной. В конце концов, Гермиона заснула на руках Драко с радостной и умиротворенной улыбкой на губах.

— Снейп какой-то странный в последнее время, — заявил Рон, выходя из класса зелий.

— Не понимаю, что тебя удивляет? — перебил его Гарри. — Он всегда был весьма неприятным типом.

— Да нет же, поверь мне! — не сдавался Уизли. — Я наблюдал за Снейпом и заметил, что он слишком часто ходит к мисс Саливан.

— Ой, вот только не начинай! — возмутилась Гермиона. — Я думала, ты уже давно забыл про эту историю.

— Нет, не забыл, — проворчал себе под нос Рон. — Хотя это не значит, что я не пытался. Думаю, вы были бы так же поражены, если бы увидели их в тот момент. Особенно когда такое случается не первый раз.

— Не понимаю, почему ты так переживаешь? — спросила Грейнджер. — Они же оба преподаватели. В конце концов, нормально, что они часто общаются.

— Тут речь идет не об этом, — с подозрением прошептал Рон. — А если Снейп в южную башню на свидания бегает? Представьте, что они любовники, — сделал вывод Уизли и сам ужаснутся своим словам: — Он ведь один раз ее уже целовал! Это доказательство!

— Он поцеловал ее в лоб, — обреченно вздохнула Гермиона. — Ты же сам нам рассказывал. Черт знает что творится. Сладости определенно влияют на тебя не лучшим образом, причем закупоривают не сосуды, а мозг. Если продолжишь и дальше объедаться, то закончишь свои дни в больнице Святого Мунго. Но не беспокойся, мы с Гарри будем приносить тебе кексы.

— А Гермиона права, — засмеялся Гарри. — Да в южную башню целые толпы ходят, ты же не думаешь... — Поттер внезапно замолчал.

— Что случилось? — заволновалась Грейнджер.

— Слушай, Гермиона, ты говорила, что, когда в последний раз видела Сириуса, он возвращался из южной башни.

— Да-да, — подтвердила она, не понимая, куда клонит Гарри.

— Ты в этом уверена?

— Абсолютно. Я искала Живоглота и нашла его прямо у дверей, ведущих на башню, в которых показался Сириус.

— Странно...— казалось, Поттер полностью погрузился в свои мысли.

— Может быть, он был поражен, увидев мисс Саливан и Снейпа вместе, и это потрясло его, как и меня? — предположил Рон.

— Не думаешь, что твоя версия притянута за уши? — заметила Гермиона.

— Ты не права! — с уверенностью возразил Уизли, — Мисс Саливан — красивая женщина, я бы даже сказал, очень красивая. Предположим, что Сириус встречал ее раньше, когда приезжал в Хогвартс. Он подумал, что она очень привлекательная и, возможно, в его вкусе. Пошел к ней в южную башню, чтобы познакомиться, и наткнулся на Снейпа. Естественно, его шокировала мысль о том, что мисс Саливан и Снейп, скажем, дружат. Именно поэтому, и только поэтому, Сириус был так взволнован в тот день.

— Твоему воображению можно только позавидовать! — не сдержала эмоций Грейнджер. — Кстати, будет здорово, если ты начнешь им пользоваться во время уроков.

— А как, ты думаешь, я добился таких успехов в Прорицаниях? Сила воображения, Гермиона, сила воображения, — повторил он гордо. — Гарри, а ты что думаешь по поводу моей теории?

— Не знаю. С одной стороны, история какая-то запутанная, а с другой — твоя теория мне очень нравится.

— Гарри, нет! Пусть Рон несет всякий бред сколько угодно, но зачем ты его поощряешь? — возмутилась Гермиона.

— А у тебя есть идеи лучше? — Уизли вопросительно приподнял бровь.

— По крайней мере, в моей теории хотя бы есть рациональное зерно, — Грейнджер показала Рону язык.

— Так делать некрасиво. Я думал, что ты должна подавать пример окружающим. А ты ведешь себя, как девчонка-сорванец, — забавляясь, добавил Рон.

— А вот тут ты ошибаешься, мой дорогой Рональд, уверяю тебя, я больше не девчонка, — добавила она с загадочной улыбкой. — Так, с вами хорошо, но мне надо идти. До скорого!

Едва Гермиона успела закончить последнюю фразу, как ее и след простыл.

— Что она хотела этим сказать?

— Не больше, чем уже сказала, — ответил Гарри.

— Какая-то она странная в последнее время, — заметил Рон.

— Если бы только в последнее время, — задумчиво добавил Поттер, направляясь вместе с Уизли к полю для квиддича.

Гермиона была счастлива. Сидя на уроках, отправляясь на завтрак, гуляя по коридорам — абсолютно счастлива. Ведь Гермиона Грейджер влюбилась, и эта любовь даровала ей крылья. Прошло почти три недели с тех пор, как она перестала быть «девчонкой». Три недели с того момента, как они с Драко провели вместе чудесную ночь. Аромат его тела постоянно сопровождал гриффиндорку, потому что за первой ночью последовала вторая, а за ней еще одна и еще. Если Гермиона задумывалась об этом дольше, чем на минуту, от наплыва чувств начинала кружиться голова. То, о чем до недавнего времени она даже не подозревала, начало приносить ей безграничное удовольствие. Грейнджер уже не контролировала ход событий, хотя отчаянно этого хотела.

Драко был для нее загадкой. Все свои мысли и чувства он держал в себе. Как его понять? Как понять, любит ли Малфой? Драко хотел ее, в этом сомнений не было. Но для Гермионы желание было чем-то недолговечным. Поэтому она брала максимум из существующей ситуации, использовала его так же, как он использовал ее. Но, несмотря ни на что, ей хотелось услышать, что он любит ее. Что, кроме его взгляда, могло дать надежду однажды услышать заветные слова?

«Идиотка, — подумала Грейнджер, войдя в гостиную и заметив Драко, сидящего за письменным столом, — как ты могла влюбиться в этого змееныша?»

— А ты не слишком-то торопилась, — проворчал Малфой.

— Смею напомнить, что у нас был урок зелий, который закончился пару минут назад, — парировала Гермиона, складывая учебники на стол. — А ты его пропустил. Почему?

— Ко мне приезжал отец, — ответил Драко.

— Отец? — Грейнджер забеспокоилась. — Зачем?

— Увидеть сына. Разве не очевидно?

— Хорошо, раз ты так говоришь.

— Он хотел узнать, как продвигается наше задание по прорицаниям, — добавил Малфой с лукавой улыбкой. — Обрадовался, когда узнал, что мы изучаем пророчество Эдельвейса.

Гермиона на мгновение задумалась над словами Драко: она пыталась представить, как выглядит радостный Люциус Малфой.

— Ему нравится, что мы работаем вместе? — спросила с ухмылкой Грейнджер.

— А вот это уже другой вопрос, — ушел от ответа Малфой.

— Я надеюсь, ты ему не сказал. Ну, ты сам понимаешь... — неуверенно произнесла она, — про мою маму. Про мою настоящую маму.

Драко окинул Гермиону мрачным взглядом, но не произнес ни слова.

— Не надо ему говорить! Никто не знает! Ты должен сохранить это в тайне! — возбужденно добавила она, тряся маленьким кулачком перед лицом Малфоя.

— Успокойся, Грейнджер, — Драко был абсолютно невозмутим. — Я ничего не сказал. С какой стати я должен рассказывать ему эту глупую историю? Ладно, хватит об этом. Нам надо работать, так что давай начнем.

Он отвернулся к столу и раскрыл книги. Несмотря на то, что Гермиона почувствовала некоторое облегчение от слов Малфоя, она продолжила бросать на него убийственные взгляды и обдумывать каждое его слово. И тут ее осенило:

— Погоди минутку! — в гневе закричала она. — Как ты только что назвал мою историю? Глупой, да?

— Забудь, это неважно. Нам надо работать, — Драко даже внимания не обратил на смену ее настроения.

— Ты считаешь, это неважно? — Грейнджер набросилась на него и принялась щекотать.

Малфой извивался, как самая настоящая змея.

— Перестань, — задыхаясь от смеха, он попытался остановить ее.

Гермиона, довольная произведенным эффектом, даже не думала прекращать. Она щекотала пальчиками бока Драко и довела его до того, что он свалился на пол, но даже тогда не отстала от него.

— Так что ты там сказал, Малфой? — поддразнила Грейнджер.

— Ничего... Совсем ничего, — с трудом выдавил он сквозь смех.

Гермиона рухнула ему на грудь и прекратила пытку, чтобы понаблюдать за счастливо смеющимся Драко. Пожалуй, это был первый раз, когда она видела его таким беззаботным.

«Ему очень идет», — подумала Грейнджер. Поддавшись порыву, она поцеловала Драко, нежно прикоснувшись своими губами к его, но ничего больше не предпринимая. Потом поднялась и вернулась за стол.

— Давай, Малфой, у нас много работы, — как ни в чем не бывало сказала Гермиона.

Несколько мгновений Драко смотрел на нее оцепеневшим взглядом, затем поднялся и сел рядом.

— Так я ничего и не имею против, — в голосе еще звучал смех. — Это ведь ты не можешь прожить ни минуты, чтобы на меня не наброситься.

— Раз ты так считаешь, — Гермиона кинула на него игривый взгляд. — Ладно, приступим.

Грейнджер достала пергамент с переписанным пророчеством Предижера Эдельвейса.

Этот цветок не похож на другой.

Тот, кого обманули,

Подталкивает нас к отказу.

Первый нас предостерегает

От случайного союза.

Два составляют один,

Первый станет вторым.

Никому нет дела до его отсутствия.

Смешивая две крови,

Она прольет свою.

— Пророчество очень трудно поддается расшифровке, — сделала вывод Гермиона, прочитав его восьмой раз подряд.

— Ты не веришь, что способна его расшифровать? — Драко откровенно забавлялся.

— Вовсе нет! — тут же возмутилась она. — Я всего лишь задумалась, правильное ли пророчество мы выбрали для работы.

— Не думаю, что нам удалось бы найти что-то лучше, — самоуверенно заявил Малфой. — Даже мой отец одобрил выбор.

— Твой отец? Ты считаешь, что эти слова смогут меня убедить? — процедила Грейндежр сквозь зубы.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, — губ Гермионы тут же коснулась невинная улыбка. — Скажи, твой отец очень интересуется семьей Эдельвейс, так?

— К чему ты клонишь? — с подозрением спросил Драко.

— Ни к чему, — попробовала оправдаться Грейнджер. — Я просто пытаюсь понять, чем вызван его интерес.

— Ты не догадываешься?

Гермиона покачала головой.

— Это же очевидно. Эдельвейсы были великими пророками. Их предсказания — это источник власти, а власть должна быть в руках Малфоев, — многозначительно закончил Драко.

— Хорошо, пусть будет так. По крайней мере, все вроде логично, — согласилась Грейнджер, но уверенности в ее голосе не было.

— Я бы сказал, это практично.

— Как хочешь, — Гермиона была все еще обеспокоена мыслью, что Малфои, а особенно Люциус, смогут получить такую большую власть.

Гермиона изо всех сил пыталась сохранить невозмутимое выражение, но, несмотря на ее старания, Драко уловил внезапную перемену в ее настроении. Он подошел к ней и, подняв со стула, медленно провел руками по талии.

— Тебе страшно, когда я говорю об отце? — спросил Малфой.

— Вовсе нет, — возразила Гермиона, пока Драко слегка покусывал кожу на ее шее.

— Не стоит бояться. Я уверен, что, если бы мой отец тебя сегодня увидел, то наверняка подумал бы, что ты очень даже в его вкусе.

Эта идея совсем не убедила Гермиону; она посмотрела Драко в глаза и недоверчиво спросила:

— Почему ты так уверен?

— Потому что ты хорошенькая. А еще, возможно, потому, что ты странным образом похожа на девушку, которую он когда-то любил.

— Твою маму? — решилась уточнить Грейнджер.

— Нет, — ответил Малфой и внезапно засмеялся. — Не думаю, что он по-настоящему любил ее хотя бы один день в своей жизни.

— Тогда почему ты уверен, что твой отец любил ту, другую? — Гермиона была заинтригована.

— Портрет девушки, которую не любишь, не ставишь на прикроватный столик, — ответил он.

Драко погрузился в себя. Гермионе так хотелось узнать, о чем он думает в такие моменты. Она считала его странным, но и Малфой был о ней такого же мнения. Кроме того, Драко тоже потерял близкого человека: мать умерла несколько лет назад. Когда он говорил об этом, в голосе слышалось такое презрение, что трудно было представить, будто когда-то он испытывал нежные чувства к этой женщине. Эта мысль заставила Грейнджер загрустить, а потерянный взгляд Малфоя опечалил ее еще больше. Гермиона наклонилась к нему и нежно поцеловала в щеку, а потом уткнулась в плечо. Он заключил ее в объятия и внезапно добавил:

— Я забыл тебе сказать, что недавно встретил бородатого старика ...

— Бородатого старика? — прервала Драко Грейнджер, усаживаясь на место.

— Да, Дамблдора. Если тебе так больше нравится, — пробурчал он и продолжил. — Твой дорогой Дамблдор сказал, чтобы мы придумали идею для школьного бала.

— Бал? Как здорово! — пришла в восторг Гермиона.

Малфой не обратил на ее реакцию никакого внимания и, уткнувшись в свои записи, продолжил поиски. Он предоставил Грейнджер возможность спокойно поразмышлять. Гермиона тут же сорвалась с места и умчалась в комнату, откуда вскоре вернулась с книгой в руках. Она присела на стул рядом с Драко и принялась торопливо перелистывать страницы.

— Вот! Я нашла! — радостно закричала Грейнджер.

От неожиданности Малфой подпрыгнул, а затем с любопытством посмотрел на Гермиону.

— Я нашла идею для бала, — объяснила она. — В книге мисс Саливан по истории Эдельвейсов есть упоминание о старинном празднике, который раньше каждый год отмечался в Хогвартсе. Речь идет о «Весенних забавах». В книге говорится, что молодые девушки исполняли танец во славу природы во время празднования начала весны. Одетые в костюмы жриц, они увлекали за собой юношей, надеясь найти среди них свою настоящую любовь. Как тебе?

— Нелепость.

— Ой, да перестань так негативно ко всему относиться. Я уверена, мы можем взять эту идею за основу и немного доработать.

Драко скорчил недовольную гримасу, затея Грейнджер ему категорически не нравилась.

— И совсем необязательно сидеть с кислой миной, — добавила Гермиона, заметив, что Малфой хмурится. — Как бы там ни было, я уже решила — это будет темой нашего бала.

— А что ты мне можешь предложить в случае, если я соглашусь на твое глупое предложение? — спросил Драко неожиданно заинтересованным тоном.

— Я изо всех сил стараюсь придумать что-то интересное, а ты еще говоришь, что это я тебе должна? Издеваешься? В любом случае, мне нечего тебе предложить.

— Подумай, Грейнджер. Я знаю, чем ты можешь мне отплатить, — двусмысленно прошептал Малфой.

Гермиона с опаской наблюдала, как он медленно приближается к ней. Не говоря ни слова, Драко схватил ее за талию, а затем перекинул через плечо.

— Ты что делаешь, Малфой?! Немедленно поставь меня на место! — приказала она.

— Перестань так размахивать руками! Я же тебя уроню!

Грейнджер только собралась снова начать возмущаться, как поняла, что они уже на кровати. Гермиона робко наблюдала за действиями Драко, пока он медленно приближался к ее груди.

Дверь комнаты с тихим шорохом закрылась, и они смогли полностью отдаться внезапно нахлынувшим чувствам. Маленькой Леони едва хватило времени на один неодобрительный взгляд, адресованный хозяйке.

«Сегодня он заставляет тебя смеяться, а завтра ты будешь плакать из-за него, — подумала Леони. — Поверь моему опыту».

* * *

Гриффиндорцы одержали победу в решающем матче с Когтевраном. На факультете это стало очередным поводом для настоящего праздника. Всю команду встречали в башне, как настоящих героев; Рон был особенно тронут теплым приемом сокурсников. А со слизеринцами все обстояло с точностью наоборот: победа Гриффиндора ставила под угрозу их возможность завоевать Кубок школы.

Каждый факультет был уверен в своей победе, и напряжение между ними росло буквально на глазах. Ситуацию не улучшало и то, что дата финального матча стремительно приближалась. Гермиона страдала от этого противостояния так же, как и остальные, если не больше. В последнее время Малфой вел себя с ней очень холодно. Казалось, он старался избегать ее. Грейнджер считала, что на смену его настроения повлияла история с квиддичем, но внутри не переставало расти неприятное чувство. Невыносимо было осознавать, что простая игра может поставить под удар их отношения. Ей бы так хотелось, чтобы все оставалось как прежде.

Сейчас Гермиона зациклилась на прошлом, на моментах, когда они с Драко проводили время вместе, когда он мог спокойно заключить ее в объятия и забыть обо всех; время, когда ночи затмевали дни, когда Малфой становился с ней самым нежным. В такие моменты Грейнджер готова была простить ему все обиды и споры, которые вынуждена была терпеть в течение дня. Сколько еще она сможет выносить эту неоднозначную ситуацию?

Вне всяких сомнений, Гермиона была влюблена в Драко. Но любовь, что ему следовало к ней испытывать, все больше превращалась в чистую утопию. Действительно ли Малфой привязался к ней?

«Возможно, Леони была права, — подумала Грейнджер. — Я пошла на сделку с дьяволом».

Это утро стало особенно тяжелым для Гермионы. Во-первых, потому что она себя плохо чувствовала. Во-вторых, Гарри и Рон серьезно поссорились с Драко после урока трансфигурации. Грейнджер хотела остаться в стороне, но заметила странный взгляд Малфоя, который тот на нее бросил. Она продолжала анализировать этот взгляд и после уроков, сидя на улице под деревом, спасаясь под его раскидистыми ветвями от ветра. В этот момент Гермиона увидела направляющегося к ней Драко. Грейнджер тут же поднялась, чтобы его поприветствовать, и очень удивилась, заметив, что он пришел не один. За ним плелись Крэбб, Гойл и ненавистная Паркинсон, которая настойчиво цеплялась за Малфоя.

— О, смотрите, а вот и грязнокровка! — с отвращением воскликнула Панси. — Где твои неудачник и шрамоголовый? Бросили тебя? Знаешь, если бы ты хотя бы попыталась привести себя в порядок, то, возможно, они уделяли тебе чуть больше внимания.

— Меня устраивает мой внешний вид, Паркинсон, — невозмутимо ответила Гермиона. — Это куда лучше, чем быть похожей на тебя.

Эти слова неприятно кольнули Панси, и она бросила убийственный взгляд на Гермиону, стоящую прямо перед ней.

— Забавно, что именно ты мне говоришь об этом, Грейнджер, — заметила Паркинсон с насмешливым видом. — Весьма удивительно для девушки твоего типа.

— Не могла бы ты выражаться чуть яснее, Панси? Попытайся сделать это хотя бы раз в жизни, — процедила сквозь зубы Гермиона, которой хотелось как можно скорее закончить бессмысленный разговор.

— Не у меня такая плохая репутация, — проговорила Паркинсон с презрением. — Уверена, ты понимаешь, что я имею в виду, не так ли?

Грейнджер, шокированная ее словами, напряженно посмотрела на Малфоя, который со скучающим видом стоял неподалеку.

«Неужели Драко рассказал этой идиотке о наших отношениях? — подумала задетая за живое Гермиона. — Неужели он меня предал?»

— Не понимаю, о чем ты, — Грейнджер изо всех сил пыталась скрыть свои эмоции. — В любом случае, у меня есть другие, более интересные дела, чем слушать бредни такой гадюки, как ты.

Гермиона уже собиралась уйти, когда Панси поспешно добавила:

— Гадюка хотя бы имеет право на существование. Чего нельзя сказать о тебе, грязная ошибка природы. Жаль, что тебя не было с родителями в тот вечер, когда они исчезли. Может, мы бы тогда и от тебя заодно избавились.

Гермиону затрясло от гнева; она развернулась к Паркинсон и почувствовала, как ярость начинает заполнять ее сознание.

— Но не переживай, Грейнджер, — никак не могла угомониться Панси, — рано или поздно они вернутся, чтобы исправить эту досадную ошибку. Лучше, конечно, рано. Надо как-то предотвратить размножение подобных отбросов, правда, Драко? — со сверкающими самодовольством глазами она посмотрела на Малфоя.

— Размножаться? Для этого нужно, чтобы ее хоть кто-нибудь захотел, — насмешливым тоном поддержал он.

Его слова вызвали приступ смеха среди остальных слизеринцев, подошедших ближе, чтобы понаблюдать за перепалкой. Они с интересом следили за развитием ситуации, иногда перешептывались. Гермиона, выбитая из колеи этим замечанием, попыталась найти хоть какое-то объяснение в глазах Драко. Но его взгляд оставался безразличным, что только усилило ее смятение. Грейнджер, не произнося ни слова, пристально смотрела на Малфоя. Покраснев от смущения, она почувствовала, как из-за всех смешков и тихих перешептываний в уголках глаз начинают скапливаться слезы. Гермиона почти бегом направилась прочь от злосчастного места, надеясь унять грызущую изнутри боль. Изнуренная, запыхавшаяся, Грейнджер добралась до двери своей комнаты.

— Что случилось с моей хозяйкой? — поспешила спросить Леони, чей дрожащий голос выдавал беспокойство.

— Открой, — с трудом произнесла Гермиона.

— Это из-за Малфоя, да? — не успокоилась та. — Он сделал тебе больно?

— Отрой, прошу тебя, — Грейнджер подняла на портрет искаженное болью лицо.

— Как тебе будет угодно, — проем легко и бесшумно открылся.

Гермиона упала на кровать, заливаясь слезами. Леони сразу же закрыла дверь, давая ей возможность побыть наедине со своими мыслями. Сердце Грейнджер сжималось в груди. Лицо Малфоя, слова Панси, смешки слизеринцев — все безостановочно и бесконтрольно крутилось у нее в голове. Гермионе было очень стыдно. Она так ненавидела Панси за то, что слизеринка разговаривала с ней в подобном тоне. Но отношение Драко причиняло больше боли. Грейнджер была уверена, что он хорошо позабавился со своими дружками, издеваясь над ней. Эта мысль только удвоила поток слез. Гермиона спрятала лицо в подушке, чтобы заглушить рыдания, рвущиеся наружу. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы мама была рядом; чтобы Мередит Грейнджер оказалась здесь и утешила ее, как она часто делала раньше. Вместе с воспоминанием в голове появились слова песни, которую так часто любила напевать мама:

Этот голос зовет меня

Откуда-то из глубины сознания.

Я хочу мечтать только о том, что меня воодушевляет.

Я пересекла океаны грусти, но знаю, что на другом берегу тебя бы утешила.

Я такой путешественник, который повторяет одни и те же ошибки,

Но который видел синеву неба, что служит ему подспорьем при неудачах.

Дорога кажется длинной и нескончаемой.

Но я могу в этих руках погасить свет.

Мое сердце перестает биться, когда я говорю тебе: «Прощай».

Мое тело пусто и безмолвно, я прислушиваюсь к миру:

Красота смерти, красота жизни, цветы, ветер и города.

Станем участниками этой красоты.

Голос зовет меня прямо из самого сердца.

Давай мечтать об одном и том же,

Это лучше, чем без конца перечислять несчастья.

Давай вместе петь счастливые песни тихим голосом.

В каждом воспоминании

Мы тоже его слышим, мы его храним,

Мы шепчем

По другу сторону зеркала,

Разбивающегося на тысячи кусочков.

И тысячи новых пейзажей

Теперь отражаются

Сквозь тихое окно

Первого утра.

Мое тело пустое и спокойное,

Оно наполнится новой жизнью.

Нет нужды искать ее где-то за морями,

Вспышка счастья здесь, рядом со мной.

Она в глубине меня.

Гермиона неумело напевала мотив тонким голосом, как вдруг услышала странный щелчок. Она подняла голову, осмотрелась и заметила маленький ящик, появившийся в массиве кровати. Грейнджер вытерла все еще льющиеся слезы рукавом мантии и, заинтригованная, просунула в него руку. Затем вытащила оттуда два потертых от времени дневника. Первый, обтянутый зеленым льном, Гермиона положила на кровать и аккуратно взяла второй. На нем была нарисована маленькая черная птичка. Грейнджер открыла тетрадь.

Из нее выпал небольшой листок бумаги и стал медленно опускаться на пол. Гермиона поймала его и в замешательстве посмотрела на изображение; она смогла понять лишь то, что это старая маггловская фотография. На ней была изображена свадьба ее родителей — Мередит и Чарли Грейнджеров, — которые светились от счастья в окружении родных. Среди всех лиц лишь одно привлекло внимание Гермионы: гостья, стоявшая рядом с Мередит. Она была прекрасна, словно фея. Девушка сжимала руку матери, улыбавшейся ей, как сестре. Грейнджер без труда ее узнала — это была Изелла Эдельвейс.

— О, Мерлин! Какая же ты красивая, Изелла!

— Спасибо, Лили. Надеюсь, ты не преувеличиваешь.

— Конечно, нет! Ты прекрасна! — заверила та, не сводя с подруги восхищенного взгляда.

— Перестань, а то я покраснею.

Лили собралась уходить, когда Изелла с улыбкой добавила:

— Спасибо за помощь. Я бы без тебя не справилась.

— Пожалуйста. Друзья для этого нужны. Хотя один тайный умысел у меня есть...

Изелла вопросительно подняла бровь.

— Я уверена, что твоя помощь будет неоценима, когда придет моя очередь готовиться к участию в «Весенних забавах», — добавила Лили заговорщицким тоном.

— Это мы обсудим позже, — засмеялась Изелла.

— Давай, пойдем, — Лили протянула руку. — Праздник скоро начнется, будет обидно, если ты опоздаешь к началу.

Девушки вышли из комнаты и присоединились к остальным ученицам, которые уже томились в ожидании в большом коридоре Хогвартса. Все одетые в белое, с венками из цветов на голове, они выстроились в строгом порядке, держа в руках букеты сирени. Девушки хором запели заклинания древних богов и направились в сад, пританцовывая под звуки барабанов и волынки. Остальные ученики с плохо скрываемым восхищением смотрели, как девушки удаляются в сторону большой поляны.

Подобное представление повторялось из года в год. Все ученицы Хогвартса, достигшие шестнадцати лет, принимали участие в большом празднике под завистливыми взглядами младших курсов. Этот праздник для каждой молодой девушки становился шагом во взрослую жизнь. Изелла шла в середине процессии и сияла от счастья. Музыка стала громче; когда ученицы приблизились к поляне, к волынке и барабанам добавились новые инструменты. Цветущие деревья, украшенные к празднику, очаровывали своим ароматом. Тучи бабочек кружили вокруг, а светлячки и маленькие лесные феи освещали деревья и поляну волшебным светом. Повсюду царила атмосфера королевского спокойствия и умиротворения. Цветы глицинии и жасмина каскадом спускались с верхушек деревьев, которые небольшой аллеей высились вдоль тропинки. Все вокруг казалось сказочным. Цвета, ароматы, звук журчащей воды, мелодичные переливы музыкальных инструментов, кристальные девичьи голоса — все смешалось в гармонии.

Когда умолкли звуки первого танца, Изелла, все еще переводя дыхание, отправилась на поиски своих друзей. Молодые волшебники шестого и седьмого курсов сидели за столами чуть поодаль и наблюдали за танцующими девушками, с нетерпением ожидая момента, когда смогут к ним присоединиться. Компания мародеров тоже участвовала в празднике. Длинные мантии из черного бархата делали их выше и стройнее, даже Питер казался худее, чем обычно. Изелла направилась к их столику, ее белое кисейное платье слегка развевалось при ходьбе, приоткрывая босые ноги.

— Эй, ребята! Почему вы такие недовольные? Не рады меня видеть? — с притворной серьезностью спросила она.

— Да тебя не узнать! — ответил Ремус, целуя ее в щеку.

— И как это понимать? — Изелла была явно задета за живое.

— Что ж поделаешь, если вместо нашей Изеллы мы увидели незнакомку, — поддразнил ее Сириус. — И кому мы обязаны за такое чудо?

— Лили помогла мне подготовиться к празднику, — ответила она, не забыв бросить убийственный взгляд на шутника.

— Она заслужила тысячу благодарностей, — Джеймс не сводил взгляда с Изеллы и очарованно улыбался.

— Лили настоящая волшебница, — Питер слегка покраснел. — Тебе повезло, что у тебя такая подруга.

— Ей будет приятно это услышать, — ответила девушка.

Питер покраснел еще сильнее. Изелла уже давно подозревала, что Лили ему нравится. «Бедная Лили!» — вдруг подумала она.

— Джеймс! Перестань смотреть на меня, как на лесное чудовище! Я себя неловко чувствую, — добавила она, вновь наткнувшись на внимательный взгляд Поттера.

— Я не виноват, что ты такая красивая, — ответил он полным неги голосом. — К тому же я не один на тебя смотрю.

В этот момент девушка оглянусь и заметила, что все молодые волшебники, находившиеся поблизости, внимательно ее рассматривали. Она смутилась, и легкий румянец покрыл ее щеки.

— Что с вами? Девушек никогда раньше не видели? — сказала она достаточно громко, чтобы все окружающие ее услышали.

Восхищенные взгляды тут же рассеялись.

— Какая ты вредная, ты их испугала, — забавлялся Сириус. — Как же ты теперь найдешь себе кавалера?

— Мне все равно, придется смиренно терпеть, когда моим кавалером окажется один из вас, — пошутила Изелла.

— Кстати, о танцах: тебе пора вернуться на площадку, — добавил Ремус, мягко подталкивая ее в сторону танцующих. — Ты здесь для того, чтобы веселиться, а поспорить с нами ты всегда успеешь.

На мгновение Изелла задержалась, чтобы поблагодарить друзей широкой улыбкой.

— До скорого, — и она упорхнула в центр поляны.

— Она великолепна, — прошептал Джеймс, глядя, как в отдалении развевается ее платье.

— Великолепна, возможно, но она настоящая сорвиголова, — добавил Сириус шутливым тоном.

Потанцевав с Сириусом, походив вразвалку вокруг Ремуса, оттоптав все ноги вместе с Питером, Изелла искала взглядом Северуса. И нашла. Он разговаривал с человеком, которого девушка предпочитала избегать: Люциус Малфой. Он не спускал с нее глаз.

— Ты потанцуешь со мной, Северус? — обратилась Изелла к другу, стараясь не обращать внимания на его собеседника.

— Ты же знаешь, что я не танцую. Пригласи лучше Люциуса, — предложил Северус. — Вы знакомы?

— Я не идиотка, все знают старосту Слизерина, — с сарказмом парировала она.

— Я тоже рад тебя видеть, Изелла, — Люциус сверлил девушку пронзительным взглядом серых глаз. — Ты должен принять это милое приглашение, Северус. Уверен, это доставит удовольствие ее друзьям.

Изелла не обратила внимания на его колкость, а взяла за руку Снейпа и повела на поляну, подальше от Люциуса, который продолжал сверлить ее взглядом.

— Зачем ты за ним таскаешься? — вопрос сорвался, как только они отошли подальше от короля слизеринцев.

— Хочу напомнить, что он мой лучший друг, — ответил Северус.

— Но это же Малфой!

— В таком случае я таскаюсь еще и за гриффиндоркой, — Северус был в хорошем настроении.

— Мы похожи, — она скорчила недовольную гримасу. — Мы же как брат и сестра. В конце концов, пять лет в приюте не могут остаться незамеченными.

— Я знаю, именно поэтому я тебя терплю.

— Очень смешно!

— Если бы ты осталась в Экилеме, то Малфой стал бы и твоим другом.

— Я в этом не уверена, — добавила девушка с сомнением.

— Но я же с ним подружился, — не сдавался Северус.

— Вот я и удивляюсь, как такое вообще случилось.

— Он часто приходил в приют вместе со своим отцом, мы беседовали, в результате все кончилось дружбой. Это же так просто, — с насмешливой улыбкой сказал он. — Ты помнишь их ежегодные визиты в Экилем?

— Как такое забудешь? — ее голос помрачнел. — Люциус всегда смотрел на меня своим пронзительным взглядом, словно... словно...

— ...ты ему принадлежишь, — продолжил Северус.

— Да, — ответ Изеллы был слишком поспешным.

— В какой-то мере это правда. Ты ведь воспитывалась в приюте, который принадлежит его семье, — нелепо пошутил Северус.

— Но это не дает ему право так на меня глазеть, — возмутилась она. — В любом случае ему явно не грозит получить от меня в подарок венок из цветов сегодня вечером.

— А кому ты его подаришь?

Северус внимательно смотрел на девушку, держа ее за талию. Она слегка отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Я до последнего сомневался, — добавил он недовольно.

Хогвартс накрыла темная ночь, только поляна все еще искрилась и сверкала разноцветными огнями. Изелла пробиралась между танцующими в середине площадки парами, когда нечаянно налетела на кого-то.

— Простите.

— Прощаю, Изелла, — ответил Джеймс с обаятельной улыбкой. — Ты еще никому не подарила венок? — удивился он, когда заметил цветки жимолости в ее янтарных волосах. — Ты обязательно должна его подарить. Это традиция.

— Я знаю, — сказала она столь тихим и несвойственным для нее голосом. — Просто мы с тобой еще не танцевали...

Она сняла с головы венок и робко протянула его Джеймсу. Поттер скользнул пальцами по рукам девушки, взял венок и надел себе на голову.

— Ошибка исправлена, — прошептал он ей на ухо.

Скользнув горячим дыханием по ее волосам, Поттер заставил девушку покраснеть. Он аккуратно привлек ее за талию и повел на площадку к танцующим парам. Когда она склонила голову к его груди, когда он почувствовал тепло ее тела так близко, Джеймс в который раз осознал, как же сильно любит ее.

Это был теплый майский вечер, светила луна, и под ее благосклонным светом в душах подростков пробуждались первые ростки любви, которую молодые люди считали вечной и нерушимой. Они еще не знали, сколько страданий им придется пережить.

* * *

Гермиону трясло. Фотография, которую она держала в руках, эта самая фотография была доказательством. Более того, она была тем самым недостающим звеном, которое Грейнджер искала с момента смерти своих родителей. Изелла Эдельвейс — ее мать. Эта мысль с трудом укладывалась в голове. Гермиона стояла с открытым ртом посреди комнаты; и вдруг широкая улыбка осветила ее лицо. Она очень давно так не улыбалась. Гермиона встряхнула головой, чтобы прогнать последние следы печали, затем еще раз посмотрела в маленький ящичек и достала оттуда последние сокровища — письма. Грейнджер просто ликовала от счастья. Хотя оставался один вопрос: как теперь поступить?

Гермиона не осознавала, что делает, пока не оказалась перед портретом Полной Дамы. При этом у нее не было ни малейшего представления, что и как рассказать друзьям. Но, столкнувшись лицом к лицу с Гарри и Роном, облечь мысли в слова не составило никакой сложности. Завершив рассказ, Грейнджер вдруг почувствовала облегчение: тяжелый груз тайны свалился с ее плеч. Друзья были ошеломлены. Они даже не отдавали себе отчет, что же их поразило больше: новость о том, что Гермиону удочерили или о том, что ее настоящей матерью была Изелла Эдельвейс.

— Ты знаешь, Гермиона, — начал Рон, все еще пребывая в замешательстве, — мне как-то не верится, что Изелла была твоей матерью. Она же умерла на седьмом курсе обучения в Хогвартсе. С точки зрения хронологии это невозможно.

— Рон прав, Гермиона, — удрученно отозвался Гарри. — Мне очень не хочется тебя огорчать, но...

— Изелла — моя мать, — уверенно перебила Гермиона. — Письма, которые я нашла, это доказывают. Они отправлены Эдине Аделаиде ее приемной семьей. Это доказательство.

— Хорошо, — сказал Гарри примирительным тоном, — предположим, что Изелла была приемной сестрой твоей матери, но ведь даже мисс Грейнджер не знала, кем на самом деле была Изелла. Кроме того, ты рассказывала, что тебя оставили на пороге. Не было ни письма, ни фотографии, ничего, кроме имени, вышитом на пеленках.

Гермиона не ответила. Рон, воспользовавшись паузой, попытался прояснить ситуацию.

— Несмотря на твои слова, Гарри, мы не можем не заметить поразительное сходство Гермионы и Изеллы. Ты думаешь, это просто совпадение?

— Я понимаю, что новость вас шокировала, — добавила Грейнджер. — Я сама не могу объяснить, как такое вообще возможно. Но точно знаю одно: Изелла Эдельвейс — моя мать. Она не утонула в озере, как все считают, ведь ее тело так и не нашли.

Гарри не нашелся, что ответить. Он не мог принять и осознать тот факт, что Гермиона могла бы оказаться дочерью Изеллы. Причина была проста до банальности: если эта история реальна, то это значит, что его подруга и его самый заклятый враг — родственники. От этой мысли его бросило в дрожь, однако была еще одна деталь, которая не давала ему покоя. Кто отец Гермионы? Получается, она родилась через пять лет после предполагаемой смерти Изеллы и через два года после свадьбы ее родителей, и все же у Поттера было какое-то странное предчувствие, которое его очень тревожило. Он беспокоился за Гермиону. Гарри пристально посмотрел ей в глаза, пытаясь найти там хотя бы малейшие признаки родства с Волдемортом.

— Лучше бы все это оказалось неправдой, — добавил он странным голосом.

— Почему? — удивилась Грейнджер.

— Просто я думаю, что так было бы лучше для тебя, — сказал он не терпящим возражений тоном.

— Нет, Гарри, ты не прав! — возмутилась Гермиона. — Я не хочу, чтобы между нами были секреты. Если ты что-то знаешь об Изелле, то скажи мне. Я считаю, что имею право знать.

— Не думаю, что это хорошая идея, — Гарри был явно смущен. — Но если Изелла действительно твоя мать, то рано или поздно ты все равно узнаешь. Я разговаривал с Люпином перед рождественскими каникулами. Мы пообещали друг другу, что никто не узнает об этом разговоре, именно поэтому я до сих пор вам ничего не говорил. От Люпина я узнал, что отцом Изеллы Эдельвейс был ни кто иной, как Том Реддл.

— О, Господи! — вскрикнула Гермиона и мгновенно побледнела.

— Это невозможно, — только и смог выдохнуть Рон. — Гермиона не может быть внучкой этого монстра.

— Мне самому с трудом верится, но это правда, — ответил Гарри с суровым выражением. — Именно поэтому жизненно необходимо, чтобы ты рассказала о своем открытии хоть кому-нибудь, Гермиона, например, тому же Люпину.

— В таком случае я бы предпочел Дамблдора, я уверен, что он-то уж точно в состоянии ответить на твои вопросы, — вдруг посоветовал Рон, разглядывая один из драгоценных дневников.

— Почему ты так думаешь? — Гарри повернулся к другу.

— Я предполагаю, что ты еще не читала эти дневники, — Рон вновь обратился к Гермионе, полностью проигнорировав вопрос.

— Нет, — девушка была слегка удивлена, — у меня не было времени.

— Ты даже не посмотрела на форзац? — продолжил допрос гриффиндорец.

— Нет, зачем?

Вместо ответа Рон протянул ей дневник. Гермиона вслух зачитала фразу:

— «Видения и пророчества Мисс Цинии Изеллы Эдельвейс... Дамблдор»

— Все стало куда сложнее, — добавил Гарри. — Тебе срочно нужно к Дамблдору.

— Но его сейчас нет, он путешествует, — девушка была явно растеряна.

— Значит надо подождать, пока он вернется, и тогда уже поговорить, — сделал вывод Гарри.

— Не переживай, Гермиона, мы с тобой, — попытался успокоить девушку Рон. — Какая разница, кто твои настоящие родители, самое главное, что ты остаешься для нас той самой маленькой девочкой, которую мы так любим. И это никогда не изменится.

Рон деликатно обнял ее за плечи, а Гарри подбадривающее улыбнулся.

— Ты плакала? — он заметил ее покрасневшие глаза.

— Это от волнения, — ответила девушка смущенно.

— Понимаю. Тебе что-нибудь нужно?

— Теперь, когда ты спросил, я поняла, что мне хочется мяса дракона, — произнесла Гермиона тоном капризного ребенка.

— В такое время? — удивился Уизли. — Осторожно, если ты будешь столько есть, то станешь похожа на кита.

— Рон! — со смехом перебил его Гарри. — Если наша Гермиона хочет мяса дракона, то она получит мясо дракона. После всего, что произошло, она имеет полное право просить все, что пожелает.

Гермиона до отвала наелась всяких вкусностей и только после этого решила отправиться к себе в башню старост. Гарри и Рон изрядно подняли ей настроение и вернули бодрое расположение духа, на некоторое время ей даже удалось забыть обо всем, что перевернуло ее жизнь. Конечно, пришлось пропустить пару уроков, но ужин с друзьями пошел девушке на пользу. Грейнджер беззаботно шла по коридору, когда кто-то схватил ее за руку и затащил в темный коридор, в один из углов, где обычно никто не ходит. Слабый луч света едва освещал лицо молодого человека, который мертвой хваткой вцепился в девушку. Гермиона затаила дыхание, узнав его. Он притянул ее слабое тельце к себе, и гриффиндорка задрожала. Она не должна подчиняться, она не должна позволить соблазнить себя в очередной раз. Эта история лишена всякого смысла. Несмотря на все чувства, которые она испытывала, он никогда не сможет полюбить ее в ответ. «Он слишком злой для этого», — с трудом призналась она самой себе. Гермиона вырвалась из его объятий и отступила на несколько шагов. Драко продолжал смотреть на нее.

— Что с тобой такое? — наконец спросил он, почти обидевшись на ее поведение.

Она не ответила, только не отрываясь смотрела ему в глаза. Ее серьезный вид привел его в замешательство.

— Я надеюсь, ты не злишься из-за той ситуации, — он пытался казаться расслабленным, хотя на самом деле все было как раз наоборот. — Это была всего лишь слизеринская шутка, ты должна была к ним уже привыкнуть.

Снова тишина. Видя, что слова никак не повлияли на нее, Драко приблизился на пару шагов. Потом, заметив, что она не сдвинулась с места, наклонился, чтобы поцеловать. Но все оказалось не так просто: внезапно Грейнджер влепила ему пощечину.

— Я не игрушка, Малфой, — решительно произнесла она. — Ты должен понять это раз и навсегда.

Она поспешно удалилась, оставив Драко в темноте, одного. Чем дальше она уходила от места встречи, тем тоскливей ей становилось. Слезы подступили к горлу, когда Гермиона вспомнила его бледное лицо. Все, что произошло за сегодняшний день, навалилось на гриффиндорку в один миг, она не в состоянии столько вынести. Остаток дня Гермиона провела в спальне, читая дневники и письма, которые когда-то принадлежали ее матери. Ей с трудом удалось разобрать, что написано в двух маленьких тетрадях. Заполненные пророчествами, написанными абы как, без видимого порядка; смысл каждого отрывка оставался для нее загадкой, и сейчас она не могла ничего понять. Взгляд зацепился за надпись в углу страницы, наспех нацарапанную Цинией в конце дневника:

Мы несем наши проклятия

Так же, как мученики несут свой крест.

Я была нелюбима.

Моего ребенка все будут обожать:

Каждому свой крест.

Мне говорили,

Эдельвейсы и Волдеморты

Никогда не объединятся.

Почему?

Каждому свой крест!

Он верит в свою победу,

Ребенок — это его надежда.

Кровь оживит его,

Но его кровь его убьет.

Каждому свой крест...

Эти строчки взволновали Гермиону. Без сомнения, здесь говорилось о ее матери и о Волдеморте, но у девушки никак не получалось понять, о чем же конкретно шла речь. Может, стоит попросить помощи у мисс Саливан. Она, как преподаватель, способна понять смысл того, что похоже по своей структуре на пророчество. С этой мыслью Гермиона заснула.

Он беззвучно зашел в ее комнату. Просто хотел поговорить, но застал спящей. Тогда он подошел поближе и наклонился, чтобы внимательно рассмотреть ее: она была такая очаровательная, нежная, спокойная, безмятежная. На его бесстрастном лице мелькнула меланхоличная улыбка. Спустя пару минут созерцания он поднялся, вытащил из деревянного комода одеяло и бережно укрыл девушку. Он слегка коснулся ее волос нежным жестом, а потом ушел к себе, так и не заметив, что на короткий миг она слегка приоткрыла глаза.

Как и хотела, Гермиона взяла с собой два своих новых сокровища. Рон, Гарри и она ждали окончания урока пророчеств, чтобы попросить помощи у преподавателя. Как только урок подошел к концу, трио вытянулось по струнке перед мисс Саливан, но та окликнула Драко:

— Простите, мистер Малфой, найдется ли у вас для меня немного времени?

— Конечно, — ответил он, складывая в сумку учебники.

— Мистер Поттер, мистер Уизли, мисс Грейнджер, не могли бы вы оставить нас на пару минут? — спросила она, когда заметила их присутствие.

Троица подчинилась и вышла в коридор.

— Мистер Малфой, вы знаете, какой особенностью обладает этот кабинет?

— Нет.

— Смотрите, он окружен силовым полем, которое не позволяет темной магии проникнуть сюда, — объяснила она. Понимаете, к чему я веду? Если когда либо вы решите присоединиться к группе волшебников, коих я не берусь оценивать, то, боюсь, этот кабинет станет для вас недоступным. Мне бы этого не хотелось. Вы один из моих лучших учеников, и мне хотелось бы вновь увидеть вас на занятиях. Поэтому в нужный момент постарайтесь сделать правильный выбор.

— Не беспокойся за него, мой сын знает, что нужно делать.

Мисс Саливан повернулась и увидела мужчину в дверном проеме. Длинные белые волосы спадали на плечи, самоуверенный взгляд. Люциус Малфой рассматривал молодую женщину с нескрываемым наслаждением.

— Давно же мы не виделись, — обратился он к мисс Салливан, которая стояла, минимум в метре от него, — а ты совсем не изменилась. Можно подумать, ты стала фантомом, над которым не властно время.

— Не приближайся, Люциус, ты же понимаешь, что черная магия сюда не проникнет, — сказала она, когда тот предпринял попытку подойти поближе.

— В таком случае тебе придется подойти ко мне, — мягко произнес он, глядя на нее своими светлыми. — Я хочу убедиться, что мое зрение не обманывает меня.

Она не сдвинулась с места.

— Если эта комната защищена от черной магии, то как же ты сама сюда вошла? — со злорадной ухмылкой спросил Малфой-старший.

Мисс Саливан хотела возразить, но Люциус не дал ей вставить ни слова.

— Позволь, я сам догадаюсь, — он поднял трость и приставил кончик к груди молодой женщины. Скользящим движением Люциус направил палочку в разрез блузки и, не встретив никакого сопротивления, достал из складок золотую цепочку. — Полагаю, что этот амулет, принадлежавший когда-то твоей матери, скрывает твою истинную сущность, моя дорогая Изелла.

— Он защищает меня, — она спокойно спрятала медальон обратно в вырез блузки.

— Отец ищет тебя, Изелла, но, должно быть, ты и сама уже догадывалась об этом. Он будет крайне счастлив узнать, что я, наконец, нашел тебя.

* * *

— Изелла! — казалось, неожиданная встреча в коридоре обрадовала Ремуса.

— Смотрите! Мародер рискнул назвать меня по имени, — устало засмеялась девушка.

— Как дела? — Люпин слегка смутился.

— Пожалуй, неплохо.

— Тебе надо найти Джеймса, — слегка колеблясь, все-таки решился сказать Ремус. — Я уверен, если ты ему признаешься, все наладится.

— Почему я должна делать первый шаг? Это он меня обидел!

— Давай же, Изель, ты ведь прекрасно знаешь, что он ни за что бы так не поступил, — Люпин продолжал настаивать. — Сходи к нему, скажи, что ты беременна...

— Беременна? — ее голос взлетел на несколько октав. — О чем ты?

— Даже не отпирайся, ты же понимаешь, я, как оборотень, очень тонко чувствую такие вещи.

— Хорошо, — добавила Изелла, пытаясь держать себя в руках, — но что это меняет? И кто тебе сказал, что я ношу именно его ребенка? Даже сам Джеймс будет сомневаться. Наверняка он скажет, что это ребенок Малфоя.

Ремус был шокирован, но сумел собраться и спокойно спросил:

— Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы сомневаться, Изелла.

— Может, ты не так хорошо меня знаешь, как кажется. Может, я совсем не та, кем кажусь, — Изелла говорила абсолютно серьезно.

— Это ложь, Иззи, ты хорошая, — принялся убеждать Ремус.

— Другие так не считают. Как только в школе узнали, кто мой отец, за моей спиной начали напевать один и тот же куплет:

Изелла, Белла, Белла,

Изелла, Белладонна,

Очарует вас, как цветок.

Но смерть постигнет всех,

Кто ее поцелует.

Они не вернутся,

Ее страсть — предательство.

Она предает без сожаления,

Она дочь Тома Риддла,

Она дочь Волдеморта.

— Видишь, я знаю эту песенку наизусть, — в голосе слышалась горечь. — Автор этих строк Сириус? Или я ошибаюсь?

— Мне очень жаль, Иззи, я знаю, что тебе тяжело, но это ненадолго.

— Да, ты прав, это ненадолго, — лицо Изеллы по-прежнему было мрачным.

— Последуй моему совету: поговори с ним. Ты не сможешь долго скрываться, — Ремус искренне хотел помочь.

Изелла в последний раз посмотрела на друга и скрылась в темном коридоре Хогвартса.

— Вернись к нам добровольно, дорогая Изелла, и ты получишь право выбора, — с энтузиазмом начал Люциус.

— Быть рабыней никогда не входило в мои жизненные планы, — ответила та.

— По крайней мере, я предлагаю тебе нечто большее, чем быть запертой в этой... башне, — Малфой брезгливо оглядел кабинет прорицаний.

— Я думаю, что много времени на размышления мне не понадобиться: между башней, которую мне предложили в качестве убежища, и клеткой, которую отец заботливо для меня подготовил, я выбираю башню, — ответила она. — Может, ты забыл одну маленькую деталь, Люциус?

— Она не играет роли, если ты отказываешься признавать, где твое настоящее место. Когда придет время, ты станешь одной из нас. Малфои всегда получают того, чего хотят. Всегда! — Люциус с гордым видом опирался обеими руками на лакированную трость, подчеркивая этим жестом свою власть, свое превосходство.

Люциус Малфой. Сверкающий холодный взгляд. С первого момента их встречи в южной башне он не сводил с Изеллы глаз. Холод против пламени. Вместо ответа Изелла просто улыбнулась. Так странно, когда от простой улыбки рушится тщательно создаваемый годами образ, тем более, если речь идет о Люциусе Малфое. Легкая обеспокоенность на мгновение стерла высокомерную маску с его лица. Это мгновение было столь коротким, что только Изелла заметила перемену. Ей удалось пошатнуть его спокойствие, но Малфой быстро взял себя в руки.

— Драко, собирайся, — отрывисто бросил Малфой—старший, — мы уходим.

— Люциус, — обратилась Изелла, — спасибо. Спасибо за визит. Я надеюсь, мы еще увидимся.

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

— Не переживай. Теперь я знаю, где тебя искать, и с удовольствием еще не раз загляну в этот столь уютный кабинет, — ответил он.

Слова повисли в воздухе туманной угрозой, а Люциус уже повернулся спиной к присутствующим и начал спускаться по лестнице.

— Извините, профессор, — смущенно добавил Драко перед уходом, — я не знал, что он сегодня явится в школу.

— Ничего страшного, мистер Малфой, — мисс Саливан попыталась говорить как можно убедительнее. — До свидания, Драко, и будьте осторожны.

Драко кивнул и поспешил за отцом. Не успев закрыть дверь в кабинет, он нос к носу столкнулся со знаменитой троицей гриффиндорцев, которые так и остались стоять, ожидая приглашения профессора.

— Отец тебя не видел, Грейнджер? — спросил Малфой, поймав взгляд Гермионы.

— Нет, — смущенно пробормотала она.

Драко не сомневался: все трое слышали разговор от первого до последнего слова.

— Отлично, — добавил он и начал спускаться по лестнице.

Послышался легкий стук в окно — Изелла торопливо открыла створку. Огромный черный ворон по имени Горлик запрыгнул в комнату и уселся на подоконнике.

— Горлик, мой любимый Горлик, лети к дедушке и расскажи о том, что сейчас произошло, ты меня понял?

Птица кивнула головой и пропела:

— Изелла, милая Изелла, я несу плохие вести на своих крыльях.

И ворон улетел, постепенно превратившись в черную точку на фоне ослепительно синего неба. Изелла до последнего момента не сводила с него глаз, ее взгляд был полон беспокойства. Тоска потихоньку заполняла сердце.

Отец. Какое простое слово и как много образов и воспоминаний с ним связано. Она изо всех пыталась не придавать значения визиту Малфоя. Отец всегда знал, что она скрывается в Хогвартсе, какая разница, что теперь он знает про южную башню? Пока она здесь, она в безопасности. Но Изелла никак не могла избавиться от дурного предчувствия, которое становилось все сильнее с каждым днем. Почему ее жизнь превратилась в пародию? Почему все повторяется, как в странной сказке, которую перечитываешь снова и снова? «Вернись ко мне. Вернись ко мне» — эхом отдавалось в ее голове. Сколько раз он произнес эту фразу? Сколько раз повторял свою просьбу? Изелла прекрасно понимает, что он пойдет на все, лишь бы заполучить ее. Она была ему нужна. Ее отец был могущественным волшебником, но только присутствие Изеллы гарантировало ему победу. Почему? Изелла закрыла лицо трясущимися руками, как будто пыталась унять водоворот мыслей.

— С вами все в порядке, профессор? — раздался в кабинете чей-то несмелый голос.

Изелла подняла голову и увидела стоящую в дверях Гермиону. Она прижимала к груди два дневника и казалась растерянной: блуждающий взгляд, трясущиеся пальцы, как будто ее тоже поглотил поток мыслей. «Она все знает», — пронеслось в голове у Изеллы.

— Со мной все хорошо, мисс Грейнджер, — попыталась заверить она Гермиону. — Просто немного устала, но это не страшно.

Гермиона не отводила полубезумного взгляда от преподавательницы.

— Вам надо вернуться в класс на урок, мисс Грейнджер, — добавила Изелла.

— Я бы хотела... — Гермиона не смогла больше выдавить из себя ни слова.

— Поговорить со мной?

— Да, — облегченно выдохнула Грейнджер.

— Я тоже хотела с тобой поговорить, но не сегодня.

Гермиона смущенно посмотрела на Изеллу. От переполняющих ее эмоций она не могла даже пошевелиться. И это все? Всего лишь одна фраза? Но это так мало. Она хотела убедиться, что все происходящее на самом деле реально, что эта женщина — действительно ее мать. Изелла подошла ближе. С одного взгляда она поняла, какое огромное количество вопросов крутится в голове ее девочки.

— Я все объясню, Гермиона, скоро, но не сейчас, — сказала она ласковым голосом. — Я обещаю.

Грейнджер вышла из кабинета к друзьям, которые с нетерпением ждали ее у входа. Перед тем, как дверь закрылась, Гарри еще раз посмотрел на стоявшую в центре комнаты женщину. Он со всей серьезностью и суровостью буравил взглядом ту, что когда-то была возлюбленной его отца. Изелла посмотрела ему в глаза и только сейчас заметила, как поразительно Гарри похож на Джеймса. Это сходство смущало, но еще сильнее ее выбило из колеи выражение лица Поттера. Горечь. Вот, что так потрясло Изеллу.

* * *

Была суббота. Все ученики шестого и седьмого курсов отправились в Хогсмит, чтобы выпить сливочного пива, полакомиться сладостями и просто хорошо провести время. Все, кроме Гарри и Гермионы. Ранним утром МакГонагал сообщила, что директор вернулся и ждет их после завтрака в южной башне. Гарри и Гермиона наскоро перекусили, пожелали удачной прогулки Рону и Джинни и отправились на встречу. Рон ободряюще похлопал друга по плечу: никто не знал, о чем именно директор хочет поговорить. К тому же до сих пор оставалось загадкой, почему пригласили Гарри. У каждого на этот счет было свое мнение, но вслух никто ничего высказать не решался.

В полном молчании Гарри и Гермиона, обуреваемые дурными предчувствиями, поднялись в кабинет прорицаний. Гермиона надеялась, наконец, узнать правду о своей матери, Гарри же больше занимал вопрос, кто был ее отцом. Причины для волнения у друзей были абсолютно разные.

Тук-тук.

— Войдите, — раздался спокойный голос Дамблора. Друзья набрали побольше воздуха в грудь и с серьезными лицами вошли в кабинет. Предположения подтвердились: Изелла тоже была там. Она стояла возле большого витражного окна и с легким налетом меланхолии, которая сквозила во взгляде, смотрела прямо в небо. Скупые лучи зимнего солнца терялись в ее русых волосах. В первый раз Гарри обратил внимание, как россыпь отважных веснушек сбегает по скулам Изеллы и взбирается на ее курносый носик. «Совсем как у Гермионы», — подумал он. Изелла отвернулась от окна и посмотрела прямо в изумрудные глаза Гарри, Поттер смутился, отвел взгляд и, наконец, заметил, что они не одни. Из другого конца кабинета Ремус приветственно махнул рукой. Сидевший за столом Сириус лишь сдержанно и вновь стал серьезным, что свидетельствовало о высшей степени его недовольства. Он постоянно бросал на Изеллу обвиняющие взгляды, а та упорно делала вид, что ничего не замечает. И за всей этой сценой, опершись спиной о стену в глубине кабинета, наблюдал Северус Снейп, чье выражение лица вообще нельзя было понять. Что он здесь делал? Что они все здесь делали? Неужели один из них и есть отец Гермионы? Изелла собрала их, чтобы поговорить именно об этом? Эта мысль заставила Гарри покраснеть. Гермиона в этот момент думала о том же, но держалась невозмутимо.

— Теперь, когда они, наконец, пришли, может, ты объяснишь нам, Изелла, зачем они здесь? — сухим официальным тоном спросил Сириус.

— Сириус, позволь им для начала хотя бы спокойно усесться, — любезным голосом предложил директор. — Я прошу вас, занимайте места, — он указала на два рядом стоящих стула.

— Не вижу причин, по которым стоило их звать, — не унимался Сириус.

— Не беспокойтесь, мистер Блэк, скоро вы все поймете, — с легкой тенью насмешки вставил Северус.

Сириус бросил на него убийственный взгляд, но Снейп даже бровью не повел. Просто улыбнулся своим фирменным оскалом вместо ответа. Сириус с радостью бы запихнул ему в глотку его сарказм, но Люпин взглядом остановил Блэка.

— Это очень долгая история, — начала Изелла, не обращая внимания на повисшее в комнате напряжение.

— Мы тебя внимательно слушаем, — ободряюще сказал Дамблдор.

— Спасибо, дедушка. Может, лучше ты начнешь? Так будет проще.

— Какая разница, откуда начинать? Ты все равно не дашь слова никому вставить, — пробурчал Сириус, выдавая свое нетерпение.

— Сириус! — Люпин был возмущен такой невежливостью.

— Ничего страшного, — Изелла украдкой посмотрела на Блэка.

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, и затем начала свой рассказ:

— Я родилась под защитой толстых стен Эсташа, старого родового замка. Мой отец получил его в наследство от предков. Отца звали Том Реддл, и позже весь волшебный мир боялся даже произносить его имя — Волдеморт.

Изелла повернулась к Поттеру.

— Ты уже знаешь об этом, правда, Гарри?

Гарри молча кивнул.

— А ты, Гермиона?

Гермиона тоже кивнула, не издав ни звука.

— Хорошо. Отец радовался дочери, как и все другие отцы, по крайней мере, как большинство отцов. Правда, больше всего он гордился, что я — потомок семьи Эдельвейс. Его так поглотила эта мысль, что все остальное просто перестало интересовать. Он вообще не обращал внимания на мою мать; она едва не умерла, произведя меня на свет, но Тома Реддла это не заботило. Он превратился в фанатичного безумца и единственное, чего он по—настоящему хотел — чтобы я всегда была рядом. Моя мать пришла в ужас от перемен в его поведении и, чтобы спасти меня, сбежала. Но было слишком поздно. Отец успел поставить на мне клеймо, черную метку, — добавила Изелла, правой рукой указывая на место, где находился страшный знак. — Циния отнесла меня к дверям Экилема, волшебного приюта для детей—сирот. Я прожила там пять лет, пока дедушка не нашел меня. Все верно, дедушка?

— Все именно так и было, Иззи, — подтвердил Дамблдор.

— Оставаться в Хогвартсе было небезопасно, Том продолжал поиски. И тогда дедушка отдал меня в семью магглов — Теккеров.

Гермиона улыбнулась при упоминании родной фамилии.

— Семья Теккеров — это старинный род волшебников, которые со временем утратили магические способности, но сохранили дружественные отношения со многими могущественными магами, например, с Дамблдором. В семье магглов я была в большей безопасности, чем где бы то ни было. С ними я была абсолютно счастлива. А потом мне исполнилось одиннадцать, и сова принесла письмо о зачислении в Школу Магии и Волшебства Хогвартс. И моя жизнь полностью поменялась: тогда я не просто вновь столкнулась с волшебным миром, я снова увидела отца. Во время первого года обучения он тайно проник в Хогвартс, чтобы поговорить со мной. Он прекрасно знал, что его присутствие в школе нежелательно, поэтому во время своих визитов скрывался в Запретном лесу. С помощью магии отец призывал меня, и каждый раз я испытывала невыносимые боли в груди. Болела черная метка. Так проявлялась связь, которую он создал между нами еще много лет назад.

В первые годы учебы отец навещал меня редко, но чем ближе было мое восемнадцатилетие, тем чаще мне приходилось сбегать в лес. После дня рождения мой пророческий дар должен был проявиться в полную силу. Отец ждал этого, он ждал, когда в его распоряжении окажется сила Эдельвейсов. Он хотел заполучить меня еще до заветной даты, просил встать на его сторону, но я оставалась непреклонна. У меня были другие планы на жизнь, я стремилась к другим идеалам. Я была счастлива и всего лишь хотела оставаться такой же счастливой. Но отца это не устраивало. Он пользовался своей силой и магией, чтобы повлиять на меня. В конце концов, он смог проникнуть в мои видения и повернуть их в свою пользу. И тогда в моей жизни начался настоящий кошмар: все мои видения, все мои предчувствия просто кричали, что я витаю в фантазиях и что вся моя жизнь сплошная ложь. Мой мир рухнул за несколько месяцев под неизбежностью внушенных видений. Раз за разом отец повторял, что единственный вариант спасения — это пойти за ним. Другого выбора у меня не было, надо было решаться, пока не стало слишком поздно.

Но сама мысль о том, чтобы бросить все, что я так любила, и уйти, была невыносима. Ситуация убивала меня. Мои силы иссякли, я просто опустила руки, перестала бороться и покорилась судьбе. Однажды утром я позволила видениям поглотить меня. Я верила, что они спасут меня и укроют от отца, что они укажут мне верный путь, но я жестоко ошиблась. Не знаю, как оказалась возле Черного озера. Все, что я помню — это вода, удушье и полная темнота.

Изелла остановилась на мгновение, чтобы перевести дух и отогнать тяжелые воспоминания

— Я даже обрадовалась, что все наконец закончилось и я свободна. Но и это было ложью. Я очнулась в темной комнате, в ней было влажно и душно. Не знаю, каким чудом, отцу удалось вытащить меня из воды и перенести в это странное место. Целых пять лет я сидела там, как настоящая пленница, не понимая даже, в какой части света нахожусь. Пять лет в тюрьме, без солнечного света и людей.

Казалось, Изелла потерялась в воспоминаниях о своем мрачном прошлом. Она замолчала, и никто не рискнул нарушить тишину; все продолжали смотреть на ее хрупкий силуэт в солнечных лучах.

— Что ты делала все это время? Помогала ему, да? — Сириус не был способен дольше держать себя в руках.

Изелла с опаской посмотрела на него, но через мгновение опомнилась и проигнорировала жесткий тон Блэка, который продолжал сверлить ее взглядом.

— Если ты позволишь, Сириус, то я продолжу, — любезно ответила она. — Следующая часть рассказа прямым образом касается этих двух молодых людей. Я уверена, что им не терпится понять, почему их сюда позвали.

Сириус отвернулся и не сказал ни слова.

— Отлично. Не так—то просто об этом говорить, — Изелла колебалась. — Когда я приехала сюда, в Хогвартс, я была беременна.

Гарри и Гермиона в замешательстве посмотрели на преподавателя, а Сириус вытаращил глаза от удивления.

— Не от Пожирателя Смерти? — с трудом выдавила из себя Гермиона.

— Нет, нет, — Изелла поспешила ее успокоить. — Не беспокойся. Я уже была беременна, когда отец запер меня в тюрьме.

— Но это же невозможно! Вы же только сказали, что провели в камере пять лет! — Гермиона была поражена.

— В этом мире возможно все, — Изелла продолжила объяснения. — Чтобы не позволить мне сбежать самостоятельно, отец воспользовался очень сильным заклинанием, которое остановило ход времени. Да, я провела пять лет в камере, но я не постарела ни на один день.

— Невероятно! Думаю, отец ребенка был несказанно счастлив, — попытался подколоть ее Сириус. — Но кто отец? Малфой, я полагаю. Конечно, куда же без него—то.

— Сириус, перестань, прошу тебя, — взмолился Люпин. — Сейчас не время для этого.

— Что не так, Блэк? Тебя коробит, что любовь всей твоей жизни забеременела от другого мужчины? — с ненавистью выплюнул Снейп.

Сириус бросился на него с кулаками, но Ремусу удалось вовремя вмешаться.

— Не здесь, Сириус, — прошептал на ухо Люпин.

— Господа, сейчас не время сводить счеты, — Дамблдор поднялся. — Сириус, прошу тебя, дай Изелле договорить.

— Я забеременела не от Люциуса, Сириус, — продолжила Эдельвейс, не сводя с Блэка нежного взгляда. — Но меня не удивляет твой вопрос. Странно, что ты до сих пор не замечаешь очевидного. Неужели так трудно представить, что я могла забеременеть от Джеймса? Ты такого плохого мнения обо мне, раз думаешь, что я могла его предать?

— От Джеймса? Это невозможно, я не могу в это поверить, он никогда мне ничего не говорил, — Сириус был просто поражен. — Ты хотя бы ему сказала?

— Было бы достаточно трудно скрывать этот факт долгое время, не находишь? Он каждый день приходил ко мне, чтобы спросить, как я себя чувствую. Не могла же я ему не сказать.

— И где сейчас этот ребенок? — спросил он.

Изелла ничего не сказала и повернулась в сторону Гарри и Гермионы, которые все еще сидели на стульях, оба с плохо скрываемой растерянностью на лицах. Изелла улыбнулась, чтобы их подбодрить. Гермиона ответила на улыбку с такой мягкостью, что на сердце матери потеплело. Гарри же был не в состоянии пошевелить ни одним мускулом. Сириус с недоумением наблюдал за этим обменом взглядами.

— Все не так просто, как кажется, — вновь заговорила Изелла. — Когда Джеймс узнал, что я беременна, он был удивлен, но быстро пришел в себя и взял ситуацию под контроль. Хотя ни он, ни я не знали, что делать. Он больше года уже был женат. Надо было как—то рассказать об этом Лили. Необходимо было учитывать, что я не могу покинуть башню, пока мой отец жив, поэтому мы оба пришли к выводу, что мой ребенок должен жить с Джеймсом нормальной жизнью, а не проводить дни и ночи запертым в башне. Джеймс пообещал забрать малыша сразу после рождения, и он сдержал слово. А через несколько минут на свет появилось второе дитя...

— Что ты только что сказала? — грубо прервал ее Сириус. — Это же вообще не поддается понимаю!

— В тот день я родила двух малышей: мальчика, которого Джеймс забрал сразу же после рождения, — Изелла взглядом указала на Гарри, — и девочку, которая была со мной до тех пор, пока не окрепла, и я отдала ее своей сводной сестре Мередит Теккер Грейнджер, — закончила Эдельвейс, повернувшись к Гермионе.

Страшный грохот прокатился по кабинету: Гарри так быстро поднялся на ноги, что уронил стул на керамический пол. Сжавшись, как струна, со сжатыми кулаками, он взорвался в одно мгновение:

— Это ложь! — закричал Поттер. — Это все грязная ложь! Моя мама... Моя настоящая мама — Лили Эванс. Все остальное — ваши глупые выдумки.

— Гарри, попытайся успокоиться, — мягко попросил Дамблдор.

— Нет, я не позволю им говорить такое, — возразил он с яростью в голосе. — Как она вообще может быть моей матерью? Лили же была беременна! Она была беременна, да, Сириус? Ты ее видел? — Гарри жалобно посмотрел на крестного.

— По правде говоря, я никогда не видел ее такой, я уезжал надолго и вернулся только к твоему крещению. На тот момент тебе уже было несколько месяцев от роду, — оправдывался Сириус.

— Но глаза! Мои глаза! — Гарри в отчаянии обратился к Дамблдору. — Вы же всегда говорили, что у меня глаза моей матери, глаза Лили! Разве это не доказательство?

— Не всегда мы видим то, что есть на самом деле, мой мальчик, — успокаивающим голосом ответил директор. — Изелла подумала, что будет лучше, если мы сотрем все физические сходства, которые бы указывали на родство между вами.

— Я ничего не понимаю, — вздохнул сбитый с толку Гарри.

— «Ритуал разделения крови»? — вдруг спросила Гермиона под ошеломленными взглядами присутствующих.

— Именно так, моя дорогая Гермиона, — подтвердила Изелла.

— Что это такое? — тут же поинтересовался Поттер.

— Когда необходимо обменяться кровью с ребенком, чтобы стереть черты биологических родителей и наделить его чертами приемных родителей, проводится очень сложный ритуал, в результате которого все генетические характеристики меняются, — объяснила Грейнджер, не сводя глаз с матери, которая все это время одобрительно кивала.

— Зачем? Зачем менять генетику? Чтобы я перестал быть собой? Это абсурд! — негодовал Гарри.

— Мой отец шпионил за Джеймсом и Лили, потому что знал, какую роль сыграл Джеймс в моем побеге. Он не оставлял надежды вновь запереть меня в камере. Мой отец был великим магом, и он очень хорошо чувствовал кровь, особенно свою. Если бы он вдруг обнаружил, что в тебе, Гарри, течет моя кровь, ты был бы в опасности.

— И для чего все это? К чему привело? Он все равно убил моих родителей, — с горечью в голосе заметил Поттер. — Я остался сиротой. Без папы, без мамы. Так что для меня все эти истории — всего лишь притворство, маскарад, и он меня мало волнует. У меня нет ни отца, ни матери, что бы вы там ни говорили.

В первый раз за сегодняшний день Гарри встретился взглядом с Изеллой. Он принял вызов и нырнул в темноту ее глаз. Ненавидел ли он ее? Он хотел, чтобы она так думала. Едва произнеся последнюю фразу, Гарри поспешил убраться из кабинета. Сириус хотел пойти за ним, но Люпин остановил Блэка:

— Позволь лучше мне, Сириус. Видя его состояние, я не думаю, что ты способен привести его в чувство.

Ремус нашел Гарри возле большого дуба, купающего свои ветви в серых водах озера. Люпин осторожно подошел к Поттеру: он не хотел торопиться или испугать парня.

— Оставьте меня в покое, — тот даже не повернулся. — Я не хочу ни с кем разговаривать.

— Тем не менее, я могу тебе помочь, — доброжелательно ответил профессор.

— Мне не нужна ваша помощь, — сухо отозвался Гарри.

— Знаешь, если бы я был на твоем месте, мне бы хотелось с кем—нибудь поговорить.

— Но вы не на моем месте, — упрямился Поттер.

— Да, в этом ты прав.

— Тогда зачем вы пришли?

— Всего лишь хочу убедиться, что ты не затаил злобу на Изеллу, в конце концов, она твоя мать, — добавил Люпин.

— Она мне не мать, — Гарри был непреклонен. — У меня только одна мама, и она пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти меня. А Изелла меня бросила!

— Это все очень печально, Гарри, но у нее были на то причины. Да, Лили навсегда останется для тебя матерью, но она тебе не родная. Она тебя любила, защищала, заботилась, но ты не должен обвинять Изеллу. Хотя бы на миг задумайся, что она чувствовала, когда добровольно соглашалась на разлуку с тобой и Гермионой! Она вынуждена была это сделать, но понимаешь ли ты, почему? Потому что хотела сохранить вам жизнь! Это был ее способ доказать свою любовь. Я вижу, что тебе плевать, и это меня огорчает, но прошу, не упрекай ее. Это несправедливо.

— Может быть, — согласился Гарри, сохраняя напускную суровость. — Но почему она так долго тянула, почему ничего не сказала раньше? Почему она позволила отправить меня к Дурслям? Почему не забрала меня к себе, раз она моя мать? Если бы она действительно меня любила, как вы говорите, она бы чуть больше интересовалась моим благополучием. Но она ничего не сделала! Все, что произошло, произошло исключительно по ее вине! Я никогда не смогу ее простить. Никогда!

— Ладно, Гарри, вижу, что сегодня переубедить тебя не удастся, — смирился Ремус. — Но не забывай, кем ты в действительности являешься, потому что наше будущее зависит от тебя.

Люпин еще раз внимательно посмотрел на Гарри и направился в сторону замка.

Поттер остался один, бездумно глядя на мутные воды озера. Мучительные мысли терзали его сознание, но он даже не пытался сопротивляться. Уложить в голове то, что он только что узнал, не получалось. И не получится, что бы ему ни сказали. Он не забыл, как открыл для себя зеркало Еиналеж, как впервые увидел в нем родителей. Это были Джеймс и Лили, а не Изелла.

— Не стой здесь так долго, — вдруг услышал он знакомый голос, — а то подхватишь простуду.

— Мне все равно, — Гарри попытался успокоиться. — Они закончили?

— Да, Сириус сбежал через несколько минут после тебя, — ответила Гермиона.

— Я его понимаю.

— Он очень разозлился на Изеллу и постоянно ее обвинял, — в голосе Грейнджер слышалось беспокойство.

— В чем он ее обвинял? — вдруг заинтересовался Гарри.

— Ни в чем, — Гермиона смутилась. — Это неважно. Он несправедлив к ней, вот что главное. Если ты его вообще слушал.

— Почему ты думаешь, что несправедлив? — в нем вновь начинала разгораться злость. — Она скрывала важные вещи, естественно, что теперь Сириус злится. Имеет право.

— Почему ты так холоден с ней? — упрекнула Грейнджер. — Она наша мать! И что бы ни произошло, навсегда ей останется.

— Послушай меня, Гермиона, — глядя ей прямо в глаза начал Гарри. — Ты можешь думать, что эта женщина и есть твоя мать, потому что вся история имеет к тебе прямое отношение, но для меня она навсегда останется чужим человеком.

— Жаль, — у Грейнджер покраснели глаза от наступающих слез, — жаль, что ты так легко отказываешься от этого. Неужели ты готов всю жизнь отрицать связывающее нас родство?

— Нет, Гермиона, — Гарри уже сожалел о своих словах. — Мне не обязательно знать, что в наших жилах течет одна кровь, чтобы относиться к тебе, как к сестре.

Увидев, что по щекам подруги потекли слезы, Гарри привлек ее к себе и обнял. Это был первый раз, когда он обнимал ее, чувствуя, что в нем зарождается по—настоящему братская любовь. Поттер был глубоко тронут, хотя и не показал этого.

* * *

Молодой Люциус Малфой небрежно развалился в кресле из малинового бархата с книгой в руках,; дверь в общую гостиную скрипнула, объявляя о приходе миловидной девушки—старосты, делившей с ним эти апартаменты.

— Так—так, кажется, твой драгоценный отправил тебя в больничное крыло, — начал он, не отрывая взгляд от книги.

Изелла не ответила. Она медленно зашла в комнату и, неподвижно застыв у дивана, продолжала смотреть на Люциуса.

— Ты хочешь об этом поговорить? — спросил он с преувеличенной заинтересованностью. — Ты, должно быть, очень разочарована его поведением. Да, разочарована, я даже не сомневаюсь.

— Что ты ему сказал, Люциус? — спросила она мрачным голосом.

— Ничего, кроме правды — наивно ответил Малфой. — Видимо, он просто не смог принять ее. Я тебе всегда говорил, что Поттер тебя недостоин.

— Я тебя ни о чем не просила, — сказала она сухо.

— Ты должна благодарить меня, — с уверенностью заявил Люциус. — Ты прекрасно знаешь, что рано или поздно все равно пришлось бы это сделать. Отец бы не позволил тебе встречаться с таким редкостным кретином.

— Люциус! — в ее голосе слышался упрек.

— Что такое? — он посмотрел ей прямо в глаза. — Ты хочешь сказать, что я ошибаюсь? Хочешь сказать, что не хотела снять с себя ставшие обременительными обязательства?

— Это не так, ты знаешь, — ответила она дрожащим голосом, отворачиваясь. — Я не хотела, чтобы все произошло именно так. Я хотела, чтобы все сложилось иначе.

Люциус поднялся, сделал к ней шаг и прикоснулся рукой к подбородку, словно приказывая посмотреть на него. Люциус был высок. Высок и чертовски красив. Сердце Изеллы пустилось в пляс, когда она почувствовала, как пальцы слизеринца скользят по ее лицу. Она готова была умереть в его руках. Умереть от наслаждения, если бы стала немного другой, если бы чувствовала иначе, но ее сердце навеки пленил Джеймс. А Люциус готов был часами смотреть в ее прекрасные глаза, но она ни разу не позволила себе утонуть в его взгляде; ни разу, пока другой занимал все ее мысли.

— Что сделано, то сделано, — глубокий бархатистый тембр голоса Малфоя мешал связно думать. — Теперь, когда он рассказал Джеймсу правду и Джеймс с Изеллой расстались, ты можешь стать моей женой.

— Что? — воскликнула Изелла, высвобождаясь из его объятий. — Я думала, ты уже отказался от этой глупой затеи.

— Ни за что в жизни, — ответил Малфой. — Я сказал, что ты станешь моей женой, значит, так тому и быть. Все просто.

— Ты думаешь, что мой отец одобрит наш союз? — с горькой усмешкой добавила Эдельвейс. — Думаешь, он позволит своей единственной наследнице самой сделать выбор и рискнет потомками?

— О чем ты? — задал вопрос Люциус.

— Ни о чем, забудь.

— Твой отец только этого и ждет, — вновь начал настаивать Малфой с энтузиазмом. — В свое время мы обязательно поженимся. И наша свадьба станет символом твоего полного возвращения. Вместе мы будем счастливы, у нас будет власть, сила и богатство. Я обещаю.

Изелла недоверчиво посмотрела на него. Она знала, что этим планам не суждено сбыться. Может быть, отец уже давно приказал Люциусу соблазнить ее и вернуть, но вряд ли свадьба входила в его планы. Малфой, ни слова не говоря, снова подошел ближе и заключил ее в объятия. Он дотронулся губами до ее щеки и проложил влажную дорожку поцелуев от виска к уху.

— Поверь мне, — прошептал он, — мы будем счастливы.

Он оставил на ее шее россыпь поцелуев, а затем нежно поцеловал в губы. Руки чуть сильнее сжали ее талию, язык проник в рот, и Изелла вдруг отстранилась. Она отступила на несколько шагов и виновато посмотрела на Люциуса.

— Это невозможно, — сказала Изелла, качая головой. — Ты не понимаешь: не все всегда идет так, как ты хочешь.

— Нам ничего не сможет помешать, дорогая, — возразил Малфой, вновь желая обнять ее.Чувствуя, что ее податливое тело так близко, Люциус начинал терять контроль. Эти ощущения делали его почти безумным.

— Перестань, Люциус, я прошу тебя, — умоляла Эдельвейс. — Ты не должен этого делать.

— Почему? Что может мне помешать?

Изелла оттолкнула Малфоя.

— Я беременна, — отрывисто бросила она.

— Беременна? — новость оглушила его. — От... От Поттера? От этой крысы?

— Да, — в голосе слышалось больше уверенности.

Люциус замолчал на пару минут, осмысливая новость. Все еще находясь в шоке, он оперся на спинку дивана, потом резко выпрямился:

— Не страшно, — начал он с удивительной уверенностью. — Твой отец ничего не скажет, если будет думать, что это мой ребенок.

— Что? Что ты несешь, Люциус? Ты готов солгать своему учителю и господину? — Изелла была поражена его самоуверенностью.

— Это неважно. Мне наплевать, чей это ребенок. Я согласен воспитывать его, как своего, как только ты согласишься стать моей.

— Мне кажется, не все так просто, как ты думаешь, Люциус, — равнодушно ответила Изелла.

— Нет, это так, — столь же безучастно сказал он. — Ты же знаешь, что для нас нет существует недостижимого, с нашей властью мы можем делать все, что заблагорассудится.

— Властью? Понимаю, к чему ты клонишь, — Изелла настороженно улыбнулась.

— Власть есть основа всех вещей, — надменно бросил он. — Она не помешает нам стать счастливыми, скорее наоборот.

— Как скажешь, — без особой уверенности ответила Эдельвейс. — Я должна верить тебе на слово.

Изелла упорхнула в свою комнату, оставив обескураженного Малфоя посреди гостиной.

— Доброй ночи, Люциус, — сказала она, прежде чем скрыться в спальне.

— Однажды ты станешь моей, Изелла Эдельвейс, уж поверь, — добавил он. — Наступит день, когда ты станешь мне женой.

Отрывок из дневника Изеллы Эдельвейс:

«Мне всегда нравилось возвращаться в эту деревеньку, туда, где зеленые островки леса теряются в бескрайних просторах поросшего васильками и ромашками поля, где птицы кружат над головой в невообразимом хороводе, словно танцуют балет. Я люблю это место: его влажные запахи, его звуки, тонущие в пронзительной тишине. Здесь всегда красиво.

Только что прошел дождь. Под солнечными лучами в листве и травинках сверкают миллионы капель. Я снова здесь. Любуюсь. Мне нравится смотреть, как малыши резвятся вместе. Они бегают беззаботно и радостно, как все дети. Я знаю, что они счастливы. Он тоже. Я чувствую, как его ладони нежно гладят мой округлившийся живот. Я чувствую тепло. Его руки скользят по талии. Люблю эти нежные и заботливые объятия. Здесь я ничего не боюсь, потому что весь мир у моих ног. Его шепот щекочет мое ухо, он поднимается и идет к детям. Хватает одного малыша, подбрасывает и сажает себе на плечи. А потом играет в догонялки с другим, счастливо смеясь. Гарри. Он зовет его с улыбкой на губах. Гермиона тоже смеется. Какой мелодичный звук. Я хочу, чтобы он навсегда отпечатался в моей памяти, я хочу сохранить где-то глубоко внутри эти мгновения, которые таким острым и болезненным счастьем отзываются в сердце. Я счастлива, потому что здесь я ничего не боюсь: весь мир принадлежит только мне. Моя жизнь такая, как хочу я: полна душевного спокойствия и тишины. Я не думаю ни о чем, кроме себя, в этот момент я та, кто я есть. Я могу наблюдать за ними всю свою жизнь, могу всю жизнь мечтать только об этом.

Одинокий голос зовет меня. Я не знаю, кому он принадлежит. Я не хочу, чтобы он меня звал. Я в последний раз смотрю на мужа и детей. Я вижу, как они резвятся в этом зеленом море, и их силуэты бледнеют. Их прогоняет голос. Он хочет, чтобы я посмотрела в другую сторону, потому что то, что я вижу сейчас — ложь. Смех моих детей — ложь, руки Джеймса на моем округлившемся животе — ложь, все, во что я верила, — ложь. Голос говорит мне, что есть другая реальность. Но я в это не верю, я не хочу, чтобы реальность забирала моих детей. Я не хочу. Позвольте мне остаться в моем мире. Голос не позволяет. «Чтобы наш мир был спасен, — говорит он, — ты должна отказаться от этой жизни». Кто я такая, чтобы влиять на будущее? Кто? Я всего лишь ребенок, маленькая девчонка с округлившимся животом, ростом не больше, чем лесная фея, я не могу ничего сделать для других. Я только могу говорить о том, что мне нравится, но голос не верит, а образы перед глазами не желают исчезать. Одна. Я одна. Теперь и навсегда...»

Голос Изеллы, ставший под конец спокойным и мелодичным, затих.

Рано утром Гермиона пришла в южную башню, крепко прижимая к груди дневники. Она часто заходила сюда с тех пор, как открылась правда о ее происхождении. Грейнджер с радостью проводила время в обществе человека, которого так долго и, казалось, безуспешно искала. Чего нельзя было сказать о Гарри: он упорно игнорировал Изеллу. Гермионе хотелось как можно больше узнать о своем прошлом, о прошлом своей семьи. Чтение дневников значительно облегчало эту задачу, но их тайный смысл все еще оставалось для нее загадкой. Еще она боялась неправильно понять какую-нибудь запись или прийти к ложным выводам, поэтому засыпала Изеллу вопросы.

Среди интересных записей в дневнике этот отрывок был самым интригующим. Почему? Гермиона тоже видела сны, такие реальные, что даже после пробуждения казалось, что она все еще там, в другом мире; сны, которые вопреки ее желанию прочно цеплялись за сознание. Все чаще и чаще ночные кошмары вызывали у нее тревогу и тоску. После того, как стала известна правда о ее прошлом, страх только усилился. Быть потомком Эдельвейсов означало иметь предрасположенность к предвидению. Значит, ее сны — это отражение грядущей реальности? От этой мысли Грейнджер всегда бросало в дрожь.

С недавнего времени спать по ночам ей становилось все труднее и труднее. Она постоянно просыпалась в холодном поту и с бешено колотящимся сердцем. При этом Гермиона слышала странный голос в голове. Голос, который называл ее маленькой девочкой. Стоит ли рассказывать об этом матери? Нет. Она пришла не за этим. Гермиона хотела все понять, а не заливаться слезами, как ребенок, которым она уже давно не была. У Изеллы полно своих забот: Сириус все еще слишком бурно на все реагировал, Гарри пытался не замечать ее присутствия, нельзя забывать и об угрозе возвращения Волдеморта. Нет, Гермиона не станет взваливать на ее плечи еще и свои личные проблемы: ни видения, которые не давали ей покоя, ни чувства к Драко, из-за которых она продолжала страдать, тем более она сама была в этом виновата. Гермиона решила никому ничего не говорить и стойко держала свое слово. Хотя, возможно, если бы она с кем-нибудь поделилась, драмы, жертвой которой она стала несколько дней спустя, можно было бы избежать. Драмы, которую никто даже вообразить себе не мог, никто, кроме...

— Этот сон, — продолжила Изелла, — я видела его десятки раз. Мне даже стало казаться, что он снится мне в тот день, когда мы с твоим отцом в первый раз поцеловались, но это предположение не совпадает с датами в дневнике. Момент нашего счастья вчетвером надолго отпечатался в моей памяти, ни о чем другом я просто не могла думать. Мне всегда казалось, что эта картинка — видение из будущего, посыл, обещание. Не просто обещание, а уверенность, что все будет хорошо. Я была убеждена, что рано или поздно это видение станет реальностью. Но я ошиблась. Все странным образом изменилось, когда я забеременела. Вдруг появился этот голос и другие образы, которые пугали меня.

— Что именно ты видела? — спросила заинтригованная Гермиона.

— Будущее, — ответила Изелла серьезным тоном. — На самом деле, я не знаю, откуда они появились. Были ли это настоящие пророчества или просто умелые подделки, созданные отцом? Однажды у него уже получилось навязать мне свое мнение. Хотя какое это имеет значение теперь, когда все видения сбылись? Может, они сбылись, потому что я слепо все выполняла, не задавая лишних вопросов? В конце концов, давай забудем об этом, самое главное, чтобы ты и Гарри были в безопасности.

— Но ты же страдала, — перебила Грейнджер. — Такое самопожертвование... Разве мы заслужили этого?

— Поверь, милая моя Гермиона, вы заслуживаете этого гораздо больше, чем ты можешь вообразить. И не только потому, что вы самое лучшее, что случилось со мной в жизни, но еще вы с Гарри гарант нашего счастливого будущего.

Изелла нежно прикоснулась к щеке дочери. Гермиона не могла не улыбнуться в ответ.

— Ты говоришь так, потому что вспомнила пророчество, написанное бабушкой в конце дневника? — спросила Грейнджер, открывая книгу.

Изелла быстро пробежала глазами по строкам пророчества.

— Ты читала его? — Эдельвейс была крайне удивлена.

— Да, и я уже давно хочу спросить, в чем тут смысл? — ответила Гермиона. — Я ничего не понимаю, но чувствую, что этот отрывок очень важен для нашего будущего. Я права?

— Какая проницательность! — обрадовалась Изелла. — Именно с него все и началось. Смотри, вот здесь, в последней части:

Он верит в свою победу,

Его ребенок — это надежда.

Кровь его оживит,

Но своя же кровь убьет.

Каждому свой крест.

Мама написала это пророчество за несколько недель до моего рождения. Отец успел его прочитать. Я думаю, он испугался, что погибнет от руки одного из своих потомков. Наверное, этим и объясняется его стремление постоянно держать меня рядом с собой под полным контролем. Так он мог быть уверенным, что я не стану причиной его смерти. Заперев меня в клетке, вдали от людей, он думал, что сможет изменить судьбу. Отец всегда был самонадеянным. К сожалению для него, он и подумать не мог, что до пленения я забеременею. Хуже ситуации просто придумать было нельзя. Получалось, что если я не осуществлю пророчество, то мои дети сделают это.

— Так вот почему Гарри смог победить Волдеморта, когда был еще совсем маленьким? — спросила заинтригованная Гермиона.

— С одной стороны да, — ответила Изелла. — Я уверена, что у тебя и Гарри достаточно сил и способностей, чтобы уничтожить его. И он это знает. Вот почему так важно, чтобы он не знал о нашей связи. Иначе вы окажетесь в опасности.

— Поэтому ты позволила нам уйти?

Эдельвейс кивнула.

— И поэтому ты нас разлучила? — тут же добавила Гермиона.

— Не только, — загадочно ответила Изелла.

Гермионе очень хотелось расспросить мать, но она чувствовала, что Изелла не скажет больше ни слова. Тем не менее, последний вопрос Грейнджер все же задала:

— Скажи, мама, — в голосе слышалась неуверенность, —почему ты не сказала Джеймсу, что беременна до... до своего пленения?

— Я думала, ты догадаешься, — спокойно ответила та. — Что бы ни случилось, я все равно бы не смогла остаться с Джеймсом. Что бы за этим последовало? Объяснения, признания в любви, предложение руки и сердца, свадьба, семья. В моей ситуации о семье не может быть и речи. Отец ни за что в жизни не оставил бы нас в покое, с самого начала наш союз был обречен. Один Бог знает, что могло бы случиться с вами или с Джеймсом. Да и к тому же благодаря своим видениям я знала, что он женится на другой девушке. Так зачем идти наперекор судьбе? Даже если бы я была не в курсе, это все равно было единственно правильно решение, которое в конечном итоге спасло вам жизнь.

Глаза Гермионы покраснели от наступающих слез. Нет, она не плакала, но сердце ее сжималось от невыносимой тоски и грусти.

— Перестань, Гермиона, не надо принимать это так близко к сердцу, — Изелла заметила волнение дочери.

— Это сильнее меня, — дрожащим голосом ответила Грейнджер. — Я не могу не чувствовать свою вину за все случившееся.

— О, нет, Гермиона! Ты ни в чем не виновата, — поспешила утешить Эдельвес. — Не ты принимала эти решения, за которые приходится расплачиваться. Возможно, за ошибки придется платить мне, ведь я была такой беспечной, или бабушке, которая позволила ввести себя в заблуждение, или даже прабабушке, но в таком случае это никогда не закончится: мы просто будем перебрасывать вину с одного на другого. Тебе нужно отвлечься от прошлого, которое, по сути, не является твоим, моя дорогая Гермиона. У тебя еще вся жизнь впереди.

— Но если бы не было нас, ты и папа могли бы быть счастливы, — никак не могла успокоиться Грейнджер.

— Если бы не было вас, то я потеряла бы смысл жизни, — мягко добавила Изелла.

— Нет, ты смогла бы жить нормальной жизнью, — Гермиона была полна решимости доказать свою правоту. — Ты же отказалась выходить замуж за Джеймса именно за нас, правда?

— Джеймс никогда бы на мне не женился, — в голосе слышалась горечь.

— Он тебя не любил? — спросила Гермиона, уже зная ответ.

— Нет, — глухо ответила та.

На лице вмиг оцепеневшей Гермионы читалось изумление. Изелла это заметила и тут же добавила:

— Конечно, твой отец любил меня, но любил по-своему, и этого явно было мало, чтобы создать семью. Я поняла это благодаря видению. Мне было трудно принять эту мысль. Как же я ненавидела Лили! Ненавидела с того самого момента, когда первый раз увидела в своих снах, как Джеймс обнимает ее. Но самое страшное было то, что в один прекрасный день я просто оборвала отношения с Лили, которая за время обучения стала моей лучшей подругой. Молча, ничего не объясняя. Когда я об этом думаю, то понимаю, как была несправедлива по отношению к ней и Джеймсу. Но зачем доверять людям, когда ты знаешь, что однажды они повернуться к тебе спиной? С моей стороны было эгоистичным считать, что Джеймс принадлежит мне. Но я думала только о себе и поступала, как ребенок.

— Почему ты вообще была уверена, что он не любит тебя? — спросила Гермиона, удивленная до глубины души уверенностью матери.

— Я видела, как он смотрел на Лили, это было в день проведения ритуала разделения крови, — ответила Изелла, — восемнадцать лет назад. Его глаза блестели, это была настоящая любовь. На меня он никогда так не смотрел, я была всего лишь объектом желания. Страсть иногда может быть настолько сильной, что становится похожей на любовь, но она никогда не длится всю жизнь.

Гермиона не нашлась, что ответить. Слова матери заставили ее задуматься об отношениях с Драко. Может, он испытывал по отношению к ней только сильное желание? А что, если все повторяется? Глубокое беспокойство отразилось на лице Грейнджер.

— А как тогда узнать, что кто—то тебя действительно любит? — не удержалась она.

— Это трудный вопрос, — начала Изелла повеселевшим голосом. — Не думаю, что я именно тот человек, который сможет тебе ответить.

— Но тебя же многие любили, — слова вырвались прежде, чем Гермиона успела понять свою бестактность и упрекнуть себя за импульсивность.

— А ты хорошо осведомлена о моей жизни, — Изелла улыбнулась. — Да, действительно, у меня были поклонники. Любопытно, но когда я вспоминаю тот период своей жизни, то чаще всего думаю об одном человеке. Он никогда не говорил, что любит меня, но чем чаще я о нем думаю, тем чаще вижу его взгляд, который словно говорил: «Ты принадлежишь мне». Может быть, именно так можно понять чужие чувства, с помощью простого взгляда.

Изелла вдруг начала смеяться как ребенок, от хохота ее щечки порозовели. Гермиона удивилась, она первый раз видела, как мама краснеет. Но о ком она говорила? Конечно, речь шла не о Джеймсе, вряд ли столь скорбные воспоминания вызвали бы такую добросердечную улыбку. Тогда кто? У Гермионы появилась абсолютно безумная идея, но она с трудом верила, что такой человек способен сделать Изеллу счастливой. Счастливой? Было ли у Эдельвейсов право быть счастливыми? Эту мысль Гермиона рискнула прошептать тихо—тихо:

— Ты думаешь, что счастье — это не для нас? Мне на ум приходят строчки, написанные бабушкой:

Мы несем наши проклятия

Так же, как мученики несут свой крест.

Я была нелюбима.

Моего ребенка все будут обожать:

Каждому свой крест.

— Что она хотела этим сказать? Может, наша семья проклята? — задала она вопрос внезапно серьезным тоном.

— Эдельвейсы не всегда были несчастны, — доброжелательно начала Изелла. — Многие прожили замечательные и интересные жизни. Ты же читала книгу, которую я тебе дала?

Гермиона кивнула.

— У твоей бабушки, моей мамы, судьба сложилась иначе, — продолжила Эдельвейс. — Хочу рассказать тебе одну историю, она помогла мне лучше понять некоторые вещи. Когда моя бабушка Локоли Эдельвейс была беременна моей мамой, ей явилось ужасное видение. Какой-то человек сказал, что если родится девочка, то она принесет всем несчастье и станет «цветком с двумя именами», которому наш предок Предижер предсказал измену и предательство. Локоли выбило из колеи это видение. Поэтому, родив девочку, она отказалась от нее: это действительно был тот самый ребенок из пророчества Предижера. Она назвала ее в честь цветка, приносящего горе, — Циния, что означает потерянная. Локоли никогда не проявляла ни капли нежности к Цинии, которая всю свою нерастраченную любовь направила на отца. Циния всегда считала, что это и есть ее проклятие — быть нелюбимой. Я предполагаю, что именно поэтому она обратила внимание на Тома. Тот сразу понял, чего ей не хватало в жизни, и с избытком отдал ей. Она всего лишь хотела быть любимой. Этим она была очень похожа на Тома, тому тоже не хватало любви в детстве, что и сделало его таким жестоким.

— А ты? Ты не проклята? — простодушно спросила Гермиона.

— Я? Дай подумать. Я — ребенок, который не должен был появиться на свет, но если не брать это в расчет, не думаю, что на мне висит какое-то проклятие, — шутливо ответила Изелла. — Однако, — ее голос вновь стал серьезным, — я верю, что моя мать, сама того не ведая, преподнесла мне горький подарок.

— Пророческий дар?

— Не только это. Моя судьба — быть насколько отчаянно обожаемой, насколько моя мать была нелюбима. Это то, чего она желала для меня. Но, как говорится, бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться. Моя мама думала, что внимание окружающих — это дар, но она забыла, что все, что делается насильственным образом, часто превращается из дара в проклятие. Такой тип любви граничит с ненавистью, эти два чувства странным образом смешиваются в сердце человека, который считает, что любит. Поэтому будь очень осторожна, когда кто-то говорит, что привязан к тебе, моя дорогая, будь внимательна, действительно ли это искренняя любовь. Эдельвейсы настоящие педанты, они придерживаются крайностей: все или ничего.

Гермиона обняла маму на прощание и направилась к выходу из кабинета. На пороге она столкнулась с Дамблдором, который дружелюбно ей улыбнулся. Гермиона улыбнулась в ответ и пошла к себе в комнату.

— Гарри так и не приходил к тебе? — спросил Дамблдор Изеллу.

— Нет, — ответила та, пытаясь скрыть горечь в голосе.

— Не беспокойся, моя дорогая, — утешил он. — Он придет. В свое время.

— Нет, если узнает правду, то не придет.

— Гарри очень умный мальчик, — вновь начал Дамблдор. — Для него это непросто, но, в конце концов, он поймет.

— Не знаю, дедушка. Я даже не знаю, смогу ли когда-нибудь сама себя простить.

* * *

Войдя в общую гостиную, Гермиона тут же отметила про себя, что Малфой где-то здесь: его накидка валялась на ручке кресла. Неужели он, наконец, вернулся? Почти дюжину дней назад Драко уехал из Хогвартса по просьбе отца. Гермиона часто размышляла о причинах его столь внезапного отъезда. Осмелится ли она признаться сама себе, что боялась больше никогда не увидеть Драко? Его возвращение обрадовало Грейнджер. Однако она прекрасно понимала, что за этим последует: ей просто необходимо поговорить с ним. С тех пор, как она дала Малфою пощечину, Гермиона старалась его избегать. Драко, со своей стороны, тоже соблюдал дистанцию. Несмотря на холодность, возникшую между ними, Грейнджер гордилась собой, потому что в первый раз она смогла открыто противостоять Малфою без тени сомнения и страха. Но выяснить все до конца было необходимо. Гермионе было трудно решиться: бояться она начала уже задолго до самого разговора. Боялась говорить то, что должна сказать, боялась узнать, почему именно Драко уехал из Хогвартса. Какой-то частью своей души она знала, что его отъезд в той или иной степени связан с Пожирателями смерти. И перед предстоящим разговором эта мысль не добавляла ей уверенности в себе.

Она была уверена, что Малфой знает о ее тайном родстве с Изеллой Эдельвейс. Если это так, то он наверняка передаст эту информацию тому, кому об этом знать совсем не нужно. Но Гермиона безрассудно продолжала надеяться, что Драко лучше, чем кажется на первый взгляд. Человек, которого она любила, какой бы он ни был, не мог причинить ей такую боль.

Грейнджер присела на край софы. С этого места ей было слышно, как в ванной комнате на стенки душевой ударяют струи воды. Потом раздался звук открывающегося замка. Гермиона подпрыгнула от неожиданности. Драко появился в дверях с полотенцем на бедрах. Волосы еще были влажными после душа, он не стал применять высушивающее заклинание. Видно было, что он не ожидал увидеть здесь еще кого-то. Гермиона смущенно на него посмотрела и тут же отвернулась

— Ты не на уроках, Грейнджер? — спросил Драко холодно.

— Нет, я... я пришла оставить книгу, — ответила она, показывая ему томик, который до сих пор бережно прижимала к груди.

Драко скользнул взглядом по книге и, придерживая полотенце, почти бегом направился к себе в комнату. Гермиона еле слышным неуверенным голосом остановила его на полдороге:

— Подожди, Малфой, я хочу с тобой поговорить.

Драко обернулся.

— А это не может немного подождать, Гренджер? — все тем же холодным тоном сказал он. — Я не знаю, заметила ли ты, но я сейчас несколько не в том состоянии, чтобы приступать к великосветским беседам.

Гермиона покраснела еще больше, но не отступила.

— Нет, это не может подождать, — она пыталась скрыть смущение. — Мне кажется, потом я не решусь с тобой поговорить, поэтому надо сейчас.

Драко облокотился о дверной косяк. Он, не отрываясь, смотрел, как она нервничает, и даже не пытался скрыть ехидную улыбку.

— Тебе так сложно извиниться? — спросил он, скрещивая руки на груди.

— Извиниться? — Гермиона растерялась.

— За пощечину, которой ты наградила меня во время нашей последней встречи, — ответил Малфой, злясь еще сильнее. — Какая жалость, а я уже готов был тебя простить, — Драко с нескрываемым наслаждением следил, как меняется выражение лица Грейнджер. — Если ты пришла не для этого, то, видимо, чтобы поговорить о матери, да? Не волнуйся, я никому не говорил, что твоя драгоценная мисс Саливан произвела тебя на свет. Теперь, когда все прояснилось, может ли мадмуазель позволить мне одеться?

— Как ты узнал, что она моя мать? — тут же задала вопрос Гермиона.

— Я же не идиот! Я внимательный и умею аналитически мыслить, — Драко был в бешенстве.

Гермиона посмотрела на него таким взглядом, словно хотела спросить: «Ну, и что дальше?»

— Помнишь, я говорил тебе, что у моего отца есть потрет женщины, который он бережет, как сокровище? — сказал Драко тоном, словно объяснял малышу, сколько будет дважды два. — Ты на нее похожа. Ты же не удивишься тому, что это портрет Изеллы Эдельвейс. Я привык к этой фотографии: она постоянно стояла у отца на письменном столе. Поэтому во время первой встречи с мисс Саливан я сразу же узнал в ней девушку с портрета. Хочешь знать, как я догадался, что она твоя мать? Вы с ней слишком похожи. — произнес он, глядя на Грейнджер, как на глупую первокурсницу.

— Почему ты мне ничего не сказал? — с упреком спросила Гермиона.

— Я не виноват в том, что не ты замечаешь очевидных вещей. Теперь все прояснилось, так что давай не будем возвращаться к этой теме, — вновь начал злиться Драко. — Самое главное — мой отецтебя не видел. У него тоже все в порядке со зрением, плюс он очень проницательный. Увидев тебя, он моментально все понял бы. Уверен, что такая перспектива тебя не радует, я прав? Кто знает, как он мог бы использовать эту информацию, — закончил Малфой с привычной ухмылкой.

— Да, продажность — это его основная черта... Думаю, он тут же бросился бы во весь опор к своему господину. Совсем как собака, которая приносит мячик хозяину, — сказала Гермиона с горькой иронией в голосе.

— Не смей так говорить о моем отце, Грейнджер, — тихо пригрозил Малфой. — Кто бы ты ни была, ты не имеешь права так о нем говорить.

Гермиона испугалась, что Драко ударит ее, но сумела быстро взять себя в руки. Она прекрасно понимала, что своей фразой на счет Люциуса Малфоя перешла опасную черту. За время своих странных отношений с Драко Грейнджер усвоила, что тот безгранично восхищается отцом. При этом он никогда не говорил о матери: складывалось впечатление, что Драко вообще отрицал существование Нарциссы в своей жизни, все его мысли были заняты только безупречным образом Люциуса. В сложившейся ситуации Гермионе не следовало срывать зло на Малфое-старшем. Но она не смогла сдержаться. Отвращение, которое она испытывала к Волдеморту, было настолько сильным, что Гермиона переносила его на всех, кто имел к нему хоть какое-либо отношение, особенно на Пожирателей смерти.

И еще Гермиона боялась. Она с самого начала боялась Люциуса Малфоя. От одного упоминания его имени ее бросало в дрожь. Почему? В образе Люциуса она видела Драко в будущем, такого Драко, каким он отчаянно хотел казаться. К тому же Люциус со дня на день мог догадаться о некоторых подробностях ее появления на свет, что не добавляло оптимизма, особенно, учитывая ту угрозу которую он сказал на прощание Изелле.

— Почему я не имею права говорить правду, Малфой? Тебе не нравится, когда вещи называют своими именами? — спросила Гермиона, бросая вызов.

— О чем ты говоришь? — Драко был близок к ярости, его уже буквально трясло от гнева. — Ты не знаешь моего отца! Как ты вообще можешь утверждать хоть что-либо на его счет?!

— Я знаю тебя, этого достаточно, — сорвалась Гермиона.

— Ты думаешь, что, переспав со мной, ты поняла, что я за человек? — попытался задеть ее Драко. — Если бы это было так, то я стал бы открытой книгой для половины школы. Увы, все совсем наоборот.

Бахвальство, звучавшее в его жестоких словах, поразили Гермиону. Она с упреком посмотрела на Драко. В этот момент Грейнджер ненавидела его всей душой за то, что он причинил ей столько боли. Она и предположить не могла, что их разговор примет такой оборот. С одной стороны Малфой оставался холоден, его уверенность в том, что он сказал только то, что должен был, поражала. Никто не имеет права порочить славное имя его отца, даже Гермиона Грейнджер. Она нахмурилась, а Драко посчитал нужным добавить:

— Какая разница, что могло бы быть между нами. Теперь все кончено. Никто никому ничего не должен. И никаких обязательств не может быть в принципе, — глухо закончил Малфой.

— Я бы не была в этом так уверена, — добавила она.

— О чем ты?

— Ни о чем, забудь, — Гермиона вдруг поняла, что внутри у нее образовалась давящая пустота. Как бы в доказательство своего смирения, Грейнджер обреченно опустила голову. Драко, казалось, чувствовал себя неловко, но не хотел возвращаться к разговору.

— Это все, что ты хотела мне сказать? Я могу возвращаться к своим делам? — спросил он, направляясь к себе в комнату.

— Нет, подожди, — Гермиона отчаянно сделала последнюю попытку.

— У меня нет никакого желания слушать вас, мисс Эдельвейс.

Драко в последний раз посмотрел на нее и с глухим стуком закрыл за собой дверь в спальню. Гермиона осталась нос к носу с портретом Гербера, понимая, что только что упустила последнюю возможность помириться с Малфоем. А она столько всего хотела ему сказать.

Уже не один раз его будили крики Грейнджер. Она кричала и плакала, как ребенок. Драко никак не мог к этому привыкнуть. Иногда он размышлял, что же ее так волнует, что именно она постоянно видит во снах? Раньше, когда он проводил ночь рядом с ней, кошмары отступали. Она мирно спала. Но теперь история повторялась каждую ночь. Если бы Драко поразмышлял, он поняла бы, что его присутствие успокаивает Гермиону. Когда его не было рядом, она вновь погружалась в лабиринты своих кошмаров. Но что он мог сделать? Утешить ее? Добежать до ее спальни и обнять? Нет. Это была нелепая идея. Что толку беспокоиться о Грейнджер, если она всего лишь видит плохой сон? Что Драко мог сделать с ее переживаниями? Ничего. Он вытянулся на кровати, когда ее рыдания стали затихать. Драко лежал и ждал, когда сможет уснуть. На рассвете, когда первые скупые лучи солнца коснулись ставень комнаты, Драко все еще ждал.

* * *

Вот уже несколько дней Гермиона чувствовала себя смертельно усталой. Каждое утро она появлялась в Большом зале с опухшими красными глазами и измученным видом. Она пыталась, скорее неудачно, скрыть это состояние, но друзей так просто не проведешь.

— Почему ты продолжаешь каждый день ходить в Южную башню? — упрекнул ее Гарри. — Ты же видишь, что в этом нет никакого толку.

Гермиона нахмурилась. Было еще слишком рано, она не успела позавтракать и от этого чувствовала себя еще более уставшей. Но сарказм Гарри по отношению к Изелле заметила.

— Гарри, у меня нет настроения, — предупредила она. — Поэтому воздержись, пожалуйста, от подобных комментариев.

— Гарри всего лишь беспокоится за тебя, Гермиона, — вмешался в разговор Рон, попытавшись сгладить напряжение, возникшее между друзьями.

— Мне не нужна его помощь. У меня все прекрасно! — вновь начала упрямиться Гермиона. — Наоборот, это Гарри нуждается в помощи, потому что именно он никак не может принять то, что случилось. Правда, Гарри? Ты предпочитаешь цепляться за фантазии и боишься столкнуться с реальностью.

— Если для тебя реальность — это верить всему, что тебе наплели, то я пас, — глухо ответил Поттер. — Тебе бы стоило послушать Сириуса, он лучше меня сможет рассказать, как мастерски эта женщина умеет манипулировать людьми.

— Манипулировать можно только кретинами, — раздраженно хмыкнула Гермиона. — Может, ты просто боишься и избегаешь контактов с матерью, чтобы не превратиться в кретина, которым можно манипулировать?

— Если ты думаешь, что ты одна тут такая умная, что ж, тебе же хуже, — не остался в долгу Поттер, — только не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Не дав никому ничего сказать в ответ, Гарри молниеносно выскочил из-за гриффиндорского стола, не забыв, однако, злобно взглянуть на Гермиону. Его глаза от злости стали почти черными. Гермионе даже показалось, что она заметила нечто странно знакомое, но где она раньше видела этот взгляд?

— Он так и не поменял свое мнение об Изелле, — вновь заговорила Гермиона, когда Гарри скрылся из вида. — Скажи, Рон, почему он становится таким несносным, когда речь заходит о его родной матери?

— Я не знаю, Гермиона, — ответил Уизли. — Он рассказал мне все. Хотя для него это редкость — доверить кому-то свои переживания. Он даже мне редко что-то рассказывает, хотя я его лучший друг. Может, он чувствовал необходимость успокоить меня на счет его родства с Ты-Знаешь-Кем, а может, ему просто хотелось выговориться. Во всяком случае, он сказал, что не доверяет Изелле.

— Что бы он там ни говорил, она наша мать, — добавила Грейнджер.

— Ты, без сомнения, обрадовалась, — попытался объяснить Рон, — но для Гарри все по-другому. Как вообще принять тот факт, что человек, который убил его родителей, убил тех, кого он любил, вдруг оказывается родным дедушкой? Если Гарри отрицает Изеллу, то это лишь потому, что таким образом он пытается отрицать ту связь, что объединяет его с Ты-Знаешь-Кем. Пожалуйста, не волнуйся, Гермиона. Если Изелла на самом деле такая замечательная, как ты говоришь, то рано или поздно Гарри тоже это поймет. А пока дай ему время. Ты прекрасно знаешь, что сейчас все его мысли заняты ближайшим матчем по квиддичу. Потом у тебя, возможно, получится убедить его в том, что он ошибался.

— Надеюсь, ты прав, — сказала Грейнджер с напускной беззаботностью.

* * *

Трибуны были забиты до отказа. С одной стороны в глазах рябило от пылающих гриффиндорских цветов, с другой стороны — от зеленого с серебром. Все ученики нацепили значки команд, за которых болели в этом матче. Финал, которого школьники так долго и с нетерпением ждали, наконец, определит, кто получит Кубок Школы. Гермиона не удивилась, когда среди приглашенных гостей увидела Люциуса Малфоя. Она старалась, чтобы их взгляды не встретились. По счастливой случайности они с Джинни оказались на трибуне на противоположном конце поля.

Появились команды, и публика тут же взорвалась аплодисментами и ободряющими криками. Гарри, как капитан гриффиндорской команды, с непоколебимой уверенностью вел к центру поля своих игроков: Симуса, Финнигана, Элизу де Мейн, Дмитрия Мура, Лаванду Браун, Эдди Тикета и своего лучшего друга Рональда Уизли. Все были настроены на победу. В нескольких метрах от них надменно шествовала команда Малфоя. Они тоже были полны решимости уйти с этого поля победителями. Блейз Забини, Барток Григ, Маллой МакМэд, Песса Харпер, Биргюль Манбург и Франц Эгон — Драко удалось собрать команду, которая всем внушала страх. Но гриффиндорцы пришли сюда только за победой и никто и ничто не могло их запугать. Мадам Хуч подула в свисток, и матч начался. Игроки бросились по местам, над полем раздался голос комментатора Эдгара Левиса, находящегося под чутким контролем МакГонагалл. Гермиона, сидевшая рядом на трибуне, вдруг почувствовала себя нехорошо. От воплей и криков у нее закружилась голова.

— Что с тобой, Гермиона? — Джинни заметила состояние подруги.

— Ничего, здесь просто очень шумно — ответила та. — Мне надо выбраться из толпы.

— Хорошо, только не отходи слишком далеко, а то рискуешь пропустить все самое интересное.

— Не переживай, я просто переведу дух.

— Делай, как считаешь нужным, — и Джинни полностью переключила свое внимание на игру.

Гермиона встала со своего места, спустилась по ступенькам трибуны и исчезла со стадиона. А матч становился все напряженнее. Охотники и загонщики обеих команд сталкивались в воздухе, заставляя зрителей вздрагивать. В поисках снитча ловцы летали из одного конца поля в другой. Они заметили его одновременно: тот завис прямо в центре поля примерно в20 метрахнад землей. Гарри и Драко одновременно бросились за ним, как вдруг Малфой переключился на что-то другое за пределами поля. Поттер, обескураженный таким наплевательским отношением к игре, повернулся вслед за Драко и увидел, как тот летит в сторону озера. Где-то на берегу Гарри с трудом различил неясный силуэт, который, казалось, медленно погружался в чернеющие воды. Приглядевшись внимательнее, Поттер заметил барахтающуюся в озере фигурку. Это была Гермиона. Он узнал ее по беспорядочной копне волос. Не заботясь об окончании матча, Гарри бросился на помощь. Когда он достиг озера, Драко уже вытащил Грейнджер из воды. Поттер растерянно смотрел на него: Малфой держал неподвижное тело его сестры. Через пару секунд возле озера появился Рон, а затем и большая часть гриффиндорской команды. Никто не решался нарушить тишину. Недоумение читалось на лицах присутствующих. Гарри тоже молчал, а затем, наконец, не рискнул приблизиться к Драко:

— Отдай ее мне, Малфой, — прорычал он. — Это не твоя забота.

Гарри протянул руки и подхватил Гермиону. Драко попытался было возразить, но Рон чувствительно толкнул его плечом. Драко не удержался на метле и рухнул в воду, а Гарри и Рон уже направились вместе с Гермионой в больничное крыло. Малфой посмотрел на них с ненавистью и медленно поплыл к берегу.

Гарри бежал в Больничное крыло, прижимая к груди промокшее до нитки тело Гермионы. За ним, не отставая ни на шаг, мчался Рон. Мадам Помфри встретила их у входа. Поттер и Уизли с грехом пополам, постоянно перебивая друг друга, рассказали о случившемся несчастье. На этот раз медсестра обошлась без привычных нравоучений: даже она была шокирована произошедшим, поэтому тут же выставила парней за дверь и принялась колдовать над уже лежащей на кровати Гермионой. Очень скоро к Гарри и Рону присоединились Ремус и Сириус. Они ушли с фанатских трибун, когда заметили странное поведение Гарри на поле. Через пару мгновений подошел и Дамблдор. Директор изо всех сил пытался скрыть волнение, вызванное этим происшествием. По его просьбе Гарри пришлось повторить свой рассказ. Дамблдор обменялся двусмысленными взглядами с Люпином и Блэком, но никто из них так и не решился высказать свои подозрения вслух. В проеме двери появилась уставшая мадам Помфри, она только что закончила оказывать Гермионе первую помощь, предварительно погрузив ее в глубокий сон.

— Я полагаю, что вы с Роном захотите остаться с мисс Грейнджер до тех пор, пока она не придет в себя? — обратился Дамблдор к Гарри.

Поттер кивнул.

— Это очень хорошо, — директор улыбнулся. — Присматривайте за ней, а когда она очнется, пожалуйста, сообщите мне.

— Вы не останетесь? — удивился рыжий.

— Нет, мистер Уизли, нам с коллегами необходимо прояснить некоторые детали, касающиеся этой истории, — ответил Дамблдор. — Кстати, в начале матча ваша сестра была вместе с мисс Грейнджер?

— Да, разумеется.

— Я поговорю с ней, — тут же отозвался Люпин.

Дамблдор, Ремус и Сириус быстро удалились. Отголоски их взволнованных речей еще доносились до Гарри, когда тот заходил в больничное крыло. Ему показалось, что в этом гомоне он различил одну фразу: «Она наверняка захочет ее навестить».

* * *

Ни Уизли, ни Поттер не произнесли ни единого слова с тех пор, как остались наедине со спящей Гермионой. Гарри взял стул и сел рядом с кроватью, опустив голову на одеяло. Рон устроился на деревянной скамейке у изножья. Он не сводил взгляда с Гермионы, которая неподвижно на белых простынях. Сколько часов они здесь просидели? Никто не знал. Беспокойство заглушило чувство времени. Тишина царила в больничном крыле, пока чьи-то торопливые шаги не нарушили тягостную атмосферу. Гарри и Рон одновременно повернулись в направлении двери, чтобы узнать, кто пришел. В дверях, смущенно улыбаясь, стояла Изелла Эдельвейс. Уизли тут же улыбнулся в ответ, а Поттер продолжал вопросительным взглядом изучать гостью. Она подошла к кровати Гермионы и нежно погладила ее по щеке. Этот ласковый жест удивил Поттера.

— Мадам Помфри сказала, что с Гермионой все будет в порядке, — тут же доложил Рон. — Она должна скоро проснуться.

Изелла поблагодарила Уизли улыбкой, а потом сказала:

— Я думаю, пришло время вернуться в реальность, — она наклонилась к уху Гермионы и прошептала: «Reveillaruminstantae».

Веки Гермионы затрепетали.

— Мама? — пробормотала она хриплым голосом.

Осознав, что только что произошло, Рон вскочил со скамейки и кинулся ближе к Гермионе, чтобы убедиться, что ему это не почудилось. Уизли улыбался во весь рот, он был несказанно рад вновь услышать родной голос. Поттер переводил взгляд с матери на сестру и обратно, удивленный поведением одной и радостный за другую.

— Ты нас очень испугала, ты знаешь? — продолжила Изелла. — Эти молодые люди не отходили от тебя не на шаг и ждали твоего пробуждения. Тебе очень повезло, что у тебя такие друзья.

Гермиона с благодарностью посмотрела на Гарри и Рона и вновь сосредоточила свое внимание на мисс Эдельвейс, присевшую на край кровати.

— Почему ты здесь? — обеспокоенно спросила Грейнджер.

— Я должна была прийти и убедиться, что с тобой все в порядке, — простодушно ответила та.

— Тебе не следовало покидать южную башню, это... — Гермиона пыталась возразить, но Эдельвейс ее перебила.

— Т-с-с, девочка моя, сейчас это не имеет значения, самое главное — это твое выздоровление.

Изелла взяла Гермиону за руку и нежно сжала холодные пальцы, а потом запечатлела на лбу ласковый поцелуй. Гарри с сомнением наблюдал за этим обменом нежностями. Мама — это слово звучало в голове, как чарующее заклинание. Гермиона в первый раз назвала Изеллу мамой. Это смутило Гарри и выбило из колеи. Он всегда думал, что в устах подруги слово «мама» должно иметь какое-то другое значение, хотя сам не понимал, какое. Словно приклеенный, Поттер наблюдал за Гермионой и Изеллой. Они вели себя, как родные люди, а он опять был лишним. Хотелось ли ему почувствовать и понять, что такое настоящая материнская любовь? Все эти мысли и эмоции переполняли голову Гарри, когда он вдруг почувствовал, что Рон тянет его за рукав.

— Им надо побыть вдвоем, — прошептал он.

— Что? — Гарри как будто вынырнул ото сна. — Ты о чем?

Рон кивнул головой в сторону ничего не замечающих Гермионы и Изеллы, Поттер вздохнул и молча согласился. Оставшись в палате, он ничего не выиграет.

— Пойдем, Гарри, — на этот раз сказал Рон во весь голос. — Надо... надо найти мадам Помфри.

Пока они не покинули больничное крыло, Уизли продолжал тянуть друга за рукав.

Когда друзья скрылись из вида, Изелла пристально посмотрела на Гермиону, ожидая объяснений:

— Я не понимаю, что произошло, — начала Грейнджер. — Я услышала голос, который просил меня сделать что-то странное. Я ничего не могла с собой поделать, пришлось подчиниться. Такое чувство, как будто и тело, и разум вдруг стали принадлежать кому-то помимо меня. Я... я...

Гермиона пыталась подобрать слова, чтобы описать свое состояние, но безуспешно. В памяти тут же всплыли все кошмары и страхи. Она вдруг почувствовала себя безумно виноватой за то, что молчала все это время и прятала в себе переживания. Может, доверься она кому-нибудь, последствия были бы не такими плачевными.

— Мне так жаль, — пробормотала Грейнджер.

— Милая, ты ни в чем не виновата.

— Нет, виновата, — настаивала Гермиона. — Я должна была рассказать, должна была дать понять, что со мной происходит, мне всего лишь надо было...

Грейнджер вновь принялась себя укорять. Изелла прекрасно понимала, к чему ведет этот разговор. Когда Северус пришел к ней в Южную башню, она тут же обо всем догадалась; слишком хорошо знала, что происходит. Страх, тревога и одиночество — чувства, которые испытывала Гермиона ? были ей хорошо знакомы. Эдельвейс испытала их двадцать лет назад. Но даже в самых страшных кошмарах ей не могло привидеться, что дочку постигнет та же участь. Всю жизнь она пыталась защитить детей от беды, но, видимо, все было напрасно. И Гарри, и Гермиона постоянно подвергались опасности, и она была тому причиной. Эта мысль тяжелым грузом легла на сердце. Представляя, как Гермиона дрожит от страха и непонимания, Изелла еще сильнее почувствовала свою вину во всем происходящем. Ласковым жестом она привлекла Грейнджер к себе и обняла, чтобы хоть немного успокоить.

— Если бы ты знала, мамочка, — тихо плакала Гермиона, — если бы ты все знала.

— Забудь, — прошептала Изелла. — Все будет хорошо, я тебе обещаю.

— Это трудно, не знаю, смогу ли я, — щеки Гермионы были мокрыми от слез.

— Все получится, поверь. Ты одна из Эдельвейсов, а Эдельвейсы ничего не боятся. А теперь тебе надо как следует отдохнуть.

— Я не могу, — у Гермионы не получалось заглушить рыдания, — я не хочу снова видеть кошмары.

— Ты знаешь, я не раз чувствовала себя такой же потерянной, как и ты сейчас, и тогда я вспоминала песенку, которую напевали в приюте.

— Спой мне ее, мама, — тихим голосом попросила Грейнджер.

Изелла помогла Гермионе удобнее устроиться на подушке, а сама облокотилась на изголовье кровати. Но Грейнджер переместилась поближе к матери, Изелла обняла ее за дрожащие плечи. Пока Гермиона слушала мягкий голос мисс Эдельвейс, напевающий нехитрые строки, ее сердце окутывали тепло и забота:

Ночные тени — я их не боюсь,

Лесные волки — я их не боюсь,

Монстры под кроватью — я их не боюсь,

Нет, не боюсь, не боюсь.

Пауки в паутине — я их не боюсь,

Зубастые людоеды — я их не боюсь,

Ужасные привидения — я их не боюсь,

Нет, не боюсь, не боюсь.

Ведь в моем сердце — отвага и мужество,

И я теперь совсем ничего не боюсь.

— Странно, но у меня такое ощущение, будто я знаю эту песенку, — грустным голосом заметила Гермиона.

— Я часто пела ее во время беременности и в первые дни после вашего рождения, — объяснила Изелла. — Она всегда действовала успокаивающе не только на меня, но и на тебя. Если ты начинала плакать, то мне достаточно было всего лишь взять тебя на руки и пропеть эти куплеты. Вижу, что с тех пор ничего не изменилось, — с легкой улыбкой сказала она.

— Спасибо, — с облегчением выдохнула Грейнджер.

Спрятавшись за дверью, Гарри слушал перешептывания Гермионы и Изеллы. Ему эта песня тоже показалась очень знакомой; создавалось впечатление, что слова сами всплывают в памяти. Его сбивали с толку отголоски прошлого, от которого он так рьяно отказывался. Если бы он следовал только голосу разума, то остался бы безучастным к зарождающимся эмоциям, но все было как раз наоборот. Нежная привязанность Изеллы к Гермионе рушила все предрассудки. Гарри аккуратно посмотрел на мать и сестру. Да, это была она, настоящая мама должна быть именно такой: брать на руки, когда грустно, петь мелодичные песни, чтобы прогнать кошмары, нежно улыбаться и согревать детское сердечко своей теплотой. Гарри никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Никто и никогда не был с ним так нежен, и сегодня он почувствовал это особенно остро. Гермионе, несмотря на все, что она пережила, повезло. Конечно, Гарри должен был ревновать. И он ревновал, хотя больше всего на свете сейчас мечтал никогда не испытывать это чувство. Поттер разглядывал лицо своей матери, и его вновь захлестнула волна горечи. Если бы он мог, он бы сейчас даже заплакал.

— Гермиона, мне кажется, что один твой друг хочет с тобой поговорить, — заметила Изелла.

— Кто? — Грейнджер чуть приподнялась на кровати.

Изелла кивнула головой в сторону молодого слизеринца, внезапно появившегося в дверях больничного крыла. Когда она встретилась с ним взглядом, Драко позволил себе подойти ближе. Гермиона удивилась его появлению, удивилась, но обрадовалась. Улыбка не сходила с ее лица до тех пор, пока она не вспомнила все, что произошло в башне, и особенно то, в чем она должна была ему признаться. Надо ли делать это сейчас? Изелла наклонилась поближе и прошептала ей на ухо:

— Поделись тем, что у тебя на сердце, Гермиона. Не имеет смысла скрывать свои чувства, иначе они убьют тебя изнутри, поверь моему опыту.

Смущенная Гермиона посмотрела на мать, которая хитро ей подмигнула. Грейнджер хотелось бы знать, на что та намекала, что ей было известно, знала ли она о ее тайных отношениях с Малфоем. Вопросы были готовы сорваться с губ, но Изелла уже уступила место Драко. Тот остановился в изножье кровати и посмотрел Гермионе прямо в глаза, от чего по телу Грейнджер пробежала дрожь. Но приятная радость от встречи моментально улетучилась, когда Гарри одним рывком ворвался в больничное крыло с бешеным выражением на лице:

— Не приближайся к ней! — закричал он Драко, который от удивления отступил на несколько шагов.

Тут же откуда ни возьмись, появился Рон с намерением вмешаться, но увидел причину злости Гарри и предпочел остаться в стороне.

— Ты не расслышал, Малфой? — повторил Гарри. — Я велел тебе отойти от нее.

— Кем ты себя возомнил, Поттер? — спросил Драко с недобрым блеском в глазах. — Не тебе решать, кто имеет право находиться с ней рядом, а кто нет.

Гарри одним прыжком преодолел расстояние, разделяющее его с Малфоем, и оказался с ним лицом к лицу. Он не мог дольше сдерживать свою ярость, слишком много эмоций накопилось внутри, и они требовали выхода любым способом. А этот противный хорек стал всего лишь последней каплей; какая разница, что гнев, направленный в его сторону, был вызван отнюдь не его присутствием здесь; скорее наоборот, слизеринец стал живым воплощением всего, что преследовало Гарри последнее время, и этого оказалось достаточно, чтобы пламя гнева превратилось в настоящий пожар. Изелла хотела их разнять, но вдруг раздался голос Гермионы:

— Он мой брат, — закричала она, — Гарри мой брат. Он имеет право защищать меня так, как считает нужным, — добавила Грейнджер уже более спокойно, — даже если я прекрасно понимаю, что с тобой мне нечего бояться, он тебе не доверяет.

Окружающие уставили на Гермиону круглыми от удивления глазами. Если до этого атмосфера хотя бы немного напоминала дружескую, то сейчас в больничном крыле повисло напряжение. Никто не произносил ни слова, пытаясь осознать, что происходит.

— Гермиона! Зачем ты ему это сказала? Ты сошла с ума? — Гарри был похож на безумца.

— Он все знает, — мрачно ответила Грейнджер. — Он знает, что я Эдельвейс.

— Откуда? — Поттер вмиг растерял всю самоуверенность.

— Мистер Поттер в некотором роде прав, как случилось, что мой сын скрывал от меня столь важную информацию?

Все разом повернулись в направлении, откуда раздался этот самоуверенный голос. Изелла могла бы этого и не делать, потому что прекрасно знала, кому он принадлежит. В дверном проеме, опираясь на трость из эбенового дерева, стоял Люциус Малфой. Худшего развития событий мисс Эдельвейс даже представить не могла.

— Я понял, что произошло нечто весьма необычное, когда услышал, как ученики обсуждают ваше купание в озере, мисс Грейнджер, — продолжил он голосом победителя. — Теперь я вынужден констатировать, что мое предположение оказалось верным.

— Мне так жаль, — прошептала Гермиона, боясь поднять глаза на Изеллу.

— Я прошу вас, мисс Грейнджер, — вежливый тон Малфоя-старшего был безупречен. — Ваши слова не сыграли никакой роли, я мог бы догадаться и сам. Вы так похожи на мать, что предположить причину не составило труда. Что касается молодого Поттера, то тут все немного сложнее. Кто бы мог представить, что он наследник двух могущественных семей: Волдемортов и Эдельвейсов, ? Люциус посмотрел Изелле прямо в глаза.

Мадам Помфри волей случая нарушила эту казавшуюся нереальной беседу. Она вошла в больничное крыло, не обращая внимания на посетителя, загородившего дверной проем.

— Сколько народу! — запричитала медсестра. — Гермиона только-только пришла в себя, а уже собралась целая толпа. Вам не приходило в голову, что ей нужен покой? У бедной девочки был трудный день. Мне только что пришлось отбиваться от толпы учеников, которые желают знать все о состоянии мисс Грейнджер, поэтому у меня нет желания еще и в больничном крыле устраивать собрание национальной ассамблеи.

— Мы уже собирались уходить, — успокоила медсестру Изелла.

— Хорошо, я рада, Элла, — подобрела мадам Помфри и повернулась к остальным. — Вы слышали, господа? Время посещений закончено.

Молодые люди нехотя подчинились. Угрюмой вереницей они направились к выходу, рассчитывая наткнуться на Люциуса Малфоя, но тот, воспользовавшись шумным приходом мадам Помфри, исчез.

— Я должен его догнать, — Драко был готов отправиться на поиски.

— Не надо, Драко, — остановила его Изелла, — Я сама этим займусь.

— Но... — на лице Малфоя-младшего появилась неуверенность.

— Не беспокойтесь, мистер Малфой. Лучше найдите профессора Дамблдора. Скорее всего, он сейчас в южной башне. Расскажите ему, что здесь произошло и что я самостоятельно все улажу. Могу я на вас рассчитывать?

Драко кивнул.

— Зачем просить Малфоя? Мы с Роном можем и вдвоем справиться, — возмутился Гарри.

— Я думаю, вам лучше пойти переодеться, — объяснила Изелла, выразительно глядя на насквозь мокрые мантии для квиддича. — Отдыхай, Гермиона. И вам тоже надо прийти в себя, — добавила Эдейльвейс, повернувшись в сторону мальчишек. — День был долгий, вам стоит отдохнуть.

Стуча каблуками по каменному полу, она отправилась на поиски Люциуса Малфоя. Его нужно было найти. Он не может просто так уйти после того, как узнал самую главную тайну. Жизнь ее детей теперь под угрозой. Судьба опять сыграла с ней злую шутку. Еще пару дней назад Изелла не могла и мечтать о том, чтобы так свободно гулять по коридорам Хогвартса. В другое время Эдельвейс с радостью наслаждалась бы столь внезапно обретенной возможностью прогуляться по замку, но сейчас все стало слишком серьезно и некогда было предаваться ностальгическим воспоминаниям о школьных временах. Она подвергалась риску, находясь за пределами южной башни, но не имела права и дальше прятаться после того, что случилось с Гермионой. Да, она должна быть осторожной, но цена больше не имеет значения. Изелла не представляла, какие доводы приведется привести, чтобы убедить Люциуса не выдавать тайну, но у нее должно получиться. Чем быстрее она шла, тем сильнее росло беспокойство. Где же Люциус? Она осматривала коридор в поисках знакомого силуэта, когда ее кто-то крепко схватил за руку и потащил в темную комнату.

— Не меня ищешь?

— Возможно... Я не единственная, кто кого-то ищет в Хогвартсе, Люциус, — ответила Изелла, не в силах сдержать довольную улыбку. — Осталось только узнать, кто из нас двоих сильнее хотел найти другого.

— Ты, конечно, — сказал Малфой, словно это была непреложная истина. — Ты хотела со мной поговорить, я прав? Я здесь, чтобы облегчить тебе задачу. Пользуйся, пока я добрый.

— Конечно, твоя доброта тебя задушит однажды, — с весельем в голосе отозвалась Изелла.

— Довольно шуток! — Люциус вмиг стал серьезным.

Он приблизился на несколько шагов к Эдельвейс, которая опиралась на один из пыльных столов, нагроможденных в этом забытом кабинете. Малфой посмотрел на нее уверенным взглядом, какой-то неясный блеск читался в его холодных глазах.

— Итак, у тебя есть дети, — с насмешливой ухмылкой начал Люциус. — Какая ошеломляющая новость!

— Хоть что-то нас с тобой объединяет, — не осталась в долгу Изелла.

— Пф! — он погрозил ей указательным пальцем. — Я надеялся, что ты дождешься меня, и дети у нас будут общие. Тебе же хуже! Твой Поттер просто жалок. Я бы сделал тебе такого красивого малыша... но думаю, что уже слишком поздно.

Люциус ближе подошел к Изелле Еще один шаг, и он переступит опасную черту; прижавшись к ее телу, Малфой почувствовал охватившую ее дрожь, когда оперся руками о стол позади нее, фактически взяв ее в кольцо своих рук и лишая возможности сбежать.

— Что ты делаешь, Люциус? — грозно спросила Изелла, попытавшись скрыть волнение.

— Я знаю, что ты меня искала, — прошептал он ей на ухо и потянулся губами к шее.

— И что? — напряжение в голосе нарастало.

— Скажем так, о некоторых вещах можно умолчать, если...

— Если?

Люциус посмотрел Изелле в глаза. Вся ее уверенность тут же растворилась, как дым. С удовлетворением глядя, как она не находит себе места, Малфой двусмысленно улыбнулся.

— Ты знаешь, чего я хочу: того же, чего и всегда. Решать тебе! Думаю, ты согласишься, что обмен вполне справедливый.

— Я решительно не понимаю, на что ты намекаешь.

— Все очень просто. Я готов забыть все твои слова, если ты согласишься выйти за меня замуж.

— За тебя? За пожирателя смерти? ? растерянно спросила она. — Это невозможно, Люциус, не в данном случае.

— Невозможно, говоришь? Другого предложения от меня ты не услышишь, — бросил он небрежно.

Люциус пошарил в складках своей длинной черной мантии, вытащил оттуда маленький предмет и положил его на доверчиво подставленную ладошку Изеллы. Это был небольшой серебряный ключ.

— Я даю тебе на раздумья ровно двадцать четыре часа, — пояснил он. — По истечении срока воспользуйся этим порталом, чтобы дать мне ответ.

— Как я узнаю, что он не приведет меня прямо в темницу отца? — спросила Изелла.

— Никак...

* * *

— Изелла! Мы тебя заждались! — воскликнул Ремус, когда мисс Эдельвейс вошла в кабинет прорицаний.

Действительно, в южной башне было полно народа: Дамблдор, Северус, Люпин, Сириус, даже Гарри, но его присутствие не удивило Изеллу. Он уже успел переодеть форму и сейчас сидел с серьезным выражением лица рядом с крестным.

— Простите, возникли непредвиденные обстоятельства, — попыталась объяснить свое опоздание Изелла.

— Мистер Малфой нас предупредил, что ты задержишься, — ответил Дамблдор.

— Почему ты попросила именно сына пожирателя смерти нас предупредить? — в голосе Сириуса послышалась плохо скрытая злость.

— Не стоит судить человека по его семье, — не осталась в долгу Эдельвейс, — думаю, ты лучше других это знаешь, Блэк. К тому же я считаю, что мы можем ему доверять.

Гарри нахмурился после этих слов, выражая свое полное несогласие.

— Настанет день, когда мистеру Малфою придется выбирать, на чьей он стороне, и наша задача — помочь ему сделать правильный выбор, — пояснил Дамблдор. — Но сейчас речь не об этом. Есть проблемы поважнее.

— Гермиона... — выдохнул Поттер.

— Именно, — директор кивнул. — Я думаю, каждый из нас понимает, как далеко все зашло. К сожалению, тот факт, что Люциус Малфой случайно стал свидетелем разговора, не предназначенного для его ушей, добавляет беспокойства.

— Это больше не проблема, — быстро добавила Изелла.

— Ты стерла ему память? — пошутил Сириус.

— Это невозможно, черная метка защищает его от подобного рода заклинаний, — без эмоций в голосе объяснил Снейп.

— Тогда что же ты сделала? — вид у Блэка был подозрительный.

— Какая разница, что я сделала, самое главное, что теперь все в порядке, — сухо ответила Изелла.

— Да, это самое главное, — вмешался Дамблдор. — Не будем заострять на этом внимание, нам надо сконцентрироваться на том, что произошло с Гермионой.

— Нетрудно догадаться, кто за этим стоит, — добавил Сириус.

— Волдеморт. Наверняка, он хотел заманить Гермиону так же, как он раньше заманил Изеллу. История повторяется, — подвел итог Ремус.

— Но почему Гермиону? — спросил Гарри. — Он же не знает, кто она.

— Он целился не в Гермиону, а в Изеллу, — объяснил Люпин. — Но перепутал мать и дочь.

— Но как? — Поттер все еще сомневался.

— Его вела кровь, — тягучим голосом ответил Снейп.

— Кровь?

— Да, Гарри, — объяснил Люпин, — ты должен понимать, что кровь — это важнейшая составляющая для тех, кто практикует черную магию. А Волдеморт более чем другие чувствителен к крови.

— Особенно, когда речь идет о его собственной крови, — добавила Изелла. — Благодаря ей он без труда узнает местоположение своих кровных родственников. Эта связь сильнее, чем та, которую используют пожиратели смерти. В конце концов, он думал, что нашел именно меня. Пока что он не догадывается, что я не единственная, в чьих жилах течет его кровь.

От последней фразы Гарри бросило в дрожь. Было в этом выражении что-то обыденное, что никак не вязалось с основной мыслью. Делить одну кровь с Волдемортом — не является ли это одним из доказательств его собственного проклятия? К чему может привести такая могущественная связь?

— Рано или поздно мой отец проявит себя открыто, он уже проявил, — продолжила Изелла. — Совершенно точно могу сказать, что он проник в ее сознание с помощью снов.

— Случившегося не изменишь, — хмуро добавил Ремус.

— Когда мы вместе жили в Брайтоне, — перебил Гарри, — Гермиона часто просыпалась по ночам с криками, ты помнишь, Сириус?

— Конечно, — ответил крестный. — Я считал, что кошмары вызваны недавней смертью ее родителей, — объяснил он. — Разве можно было предположить, что все обстоит иначе?

— Смерть родителей сделала нашу Гермиону еще более уязвимой. Возможно, поэтому Волдеморт с такой легкостью вошел с ней в контакт, — в свою очередь заметил Дамблдор.

Все вокруг кивнули. Гарри попытался собрать воедино, что он сегодня узнал. Осознание того, что его сестра уже давным-давно стала жертвой самого могущественного в мире монстра, пробудило в нем ощущение вины, смешанное с глухой тоской.

— Теперь, когда все стало более-менее понятно, — продолжил Дамблдор, — нам необходимо найти способ защитить Гермиону.

— Его план провалился, — объяснил Северус, — и он попытается добиться своей цели другими путями. Волдеморту прекрасно известно, что только при помощи власти Эдельвейсов он сможет вернуть себе то, чего лишил его Гарри.

— Гермиону надо спрятать в надежном месте, — сделала вывод Изелла.

— И что ты предлагаешь? — возмутился Сириус. — Закрыть ее вместе с тобой в башне до того неведомого дня, когда Волдеморт потерпит поражение?

— Нет, конечно нет.

— Тогда нам остается только одно, — вмешался Дамблдор. — Изелла, тебе решать, готова ли ты пойти на такое.

— Арумы? Ты хочешь позвать их? — спросила Эдельвейс с подозрением в голосе. — Я не хочу, — она вздрогнула.

— Ну же, Изелла, ты прекрасно понимаешь, что только они могут нам помочь, — мягким голосом убеждал Ремус.

— Я знаю, — произнесла она. — Но ни один из них не придет просто так, за все нужно платить.

— Посмотрим, всему свое время, — ответил Дамблдор. — А теперь тебе задание: отдохни как следует. Тебе надо беречь силы, никто не знает, какие трудности ждут нас в будущем.

Дамблдор мягко поцеловал в лоб любимую внучку, та в свою очередь поблагодарила его нежной улыбкой, но такой слабой, что ее почти никто не заметил. Директор и все, за исключением Изеллы, покинули южную башню; она же была настолько погружена в свои мысли, что даже не посмотрела им вслед.

— Арумы? Кто это? — спросил Гарри у крестного, как только дверь за ними закрылась.

— Те, кто похищают души.

— Похищают души?

— Да, ты правильно расслышал, — в голосе Сириуса слышалась усталость. — Они умеют влиять на время и на пространство и способны видеть души, которые постоянно находятся вокруг нас. А еще они умеют, в отличие от многих других, контролировать эти души.

— Мне кажется, Изелла не слишком им доверяет, — заметил Гарри.

— Это потому, что Арумы тут же заметят связь между ней и Волдемортом. Они единственные могут видеть то, что человек так отчаянно пытается скрыть.

* * *

Гермиона мирно спала. Лекарства мадам Помфри действовали безупречно. Она могла бы еще долго спать, если бы вдруг не почувствовала чье-то прикосновение к своей щеке. Очень медленно Грейндежр приоткрыла глаза, ее ресницы тихо подрагивали, пока она не сфокусировала сонный взгляд на человеке, склонившемся над ее кроватью.

— Что ты тут делаешь? — полушепотом спросила Гермиона.

— Твоя мать сказала, что ты наверняка захочешь со мной поговорить, — ответил он глухо.

— И ты пришел ради этого посреди ночи?

— Зато здесь никого нет, кроме нас, — в голосе послышалось раздражение.

— Я не ждала тебя.

Драко хранил молчание. Он присел на край соседней кровати. Малфой выглядел таким измученным, таким уставшим, как будто он пришел не в больничное крыло, а на эшафот. Возможно, эту усталость вызвали мысли и переживания, которые не давали ему покоя с того матча по квиддичу. Он вздохнул, рассеянно блуждая взглядом по полу, потом снова посмотрел на Гермиону — ее глаза сверкали от непонятного напряжения. Грейнджер смутилась и отвернулась, утомленная молчанием, которое становилось все более и более тягостным. А потом она вдруг вспомнила. Вспомнила, что произошло до того, как мадам Помфри дала ей успокоительное.

— Ты уладил проблемы с отцом? — спросила она с ноткой паники в голосе.

— Твоя мать сказала, что в этом деле мы можем на нее положиться, — ответил Малфой. — На самом деле, я не знаю, что это значит, отца трудно переубедить. Но мне кажется, мисс Эдельвейс лучше других знает, как это сделать.

Гермиона вспомнила давнишний разговор с Драко: портрет ее матери все это время стоял на рабочем столе Люциуса Малфоя.

— Получается, твой отец любил мою мать? — спросила она, испугавшись своего вопроса.

— Тебя это удивляет? Сбивает с толку? — в свою очередь разочарованно спросил он.

— Я не знаю, — призналась Грейнджер. — Скажем так, мне трудно это представить.

— А что тебя смущает больше: что между нашими родителями может что-то быть или что Малфой может влюбиться? Как и большинство, ты думаешь, что у нас нет сердца, что мы не способны испытывать эмоции? Если это так, то позволь сказать, что ты ошибаешься. Любовь — это эгоистичное чувство и поэтому Малфоям оно подходит идеально. Это не что иное, как желание обладать. В нашей семье оно становится наваждением, навязчивой идеей. Именно по этой причине мы стараемся держаться подальше от подобных сентиментальных приступов. Они могут нас сломать.

Драко говорил и безотрывно наблюдал, как меняется выражение лица Гермионы. Завороженная его взглядом, Грейнджер не могла позволить себе еще раз отвернуться, опасаясь разрушить то хрупкое доверие, которое установилось между ними. Подобное случилось в первый раз, и она боялась все испортить.

— А ты, Драко, ты тоже старался оградить себя от подобного рода эмоций? — спросила она, думая, что никогда не осмелится задать подобный вопрос.

— Да... — ответил он глухо.

Звук его голоса прозвучал в голове Гермионы отдаленным эхом, которого она предпочла бы не слышать. «Да». Может, таким образом он сказал ей, что никогда не любил, никогда не любил ее? Грейнджер ответила ему неуместной улыбкой, которая тут же исчезла с лица, потом опустила взгляд и принялась разглядывать свои бледные дрожащие руки, лежащие на голубом одеяле. Если он ее не любил, то нет смысла теперь о чем-то с ним говорить. Гермиона была бы рада не показывать разочарование, но у нее не получалось. Она едва сумела скрыть, что ее глаза покраснели от слез, как вдруг почувствовала возле уха его горячее дыхание.

— ... но у меня не получилось, — прошептал Драко.

Пока Гермиона была погружена в свои мысли, он успел тихо подойти к ней. Медленно опустился рядом, чуть-чуть склонился, чтобы его губы коснулись ее волос. Слегка выпрямился, когда Гермиона быстрым движением подняла растрепанную голову и снова несмело посмотрела на Драко. Малфой нежно прикоснулся к ее щеке, такой же горячей, как в ту ночь, когда они первый раз были вместе. Он вспомнил, как начинались их отношения, что он пережил ради нее и вместе с ней за этот короткий год. Драко улыбнулся своим воспоминаниям. Они его и надорвали что-то в глубине души. Малфой встал коленом на толстый матрас и, поддавшись внезапному порыву, крепко обнял Гермиону. Грейнджер не понимала, что с ним творится, но все же позволила заключить себя в объятия; казалось, что все это происходит не с ней. Время замерло, а с ним и оттаявшее сердце Гермионы.

— Прости меня, Гермиона. Прости меня, и я стану, наконец, счастливым, — почти умоляюще произнес Драко.

Грейнджер побледнела. Реальный ли Драко принес ей свои извинения? А вдруг это просто жестокий сон? Гермиона не дала себе времени подумать, а просто обняла его в ответ.По щекам заструились слезы. Малфой еще сильнее притянул Грейнджер к себе, когда почувствовал, что ее тело сотрясается от рыданий. Он осыпал нежными поцелуями ее лицо — аккуратный точеный носик, щеки, мокрые от слез, наконец, он прикоснулся к ее губам, и Гермиона тут же ответила на поцелуй. Как отвечала всегда, отчаянно, словно целовала его в последний раз. В эту ночь они не произнесли больше не слова — поговорить можно и потом.

Убаюканная его близостью, она погрузилась в безмятежный сон.

Серебряный свет луны освещал высокие своды огромной комнаты, он как будто ласкал своей бесконечной молочной белизной каменные стены и пол, оконные рамы. Такая картинка могла бы обрадовать кого угодно, но Гарри был не в том состоянии, чтобы наслаждаться красотами природы. Хогвартс погрузился в сон, но Поттер не находил себе места. Он бездумно бродил по коридорам, и в итоге оказался в этом одиноком месте, которое для него приобрело особенно значение. Именно здесь когда-то стояло зеркало Еиналеж, в котором Гарри увидел своих родителей живыми и здоровыми. Он часто приходил сюда посмотреть на чудесное видение, частью которого являлся и сам. Что он чувствовал, когда обменивался, казалось, заговорщическими взглядами с Лили и Джеймсом? Простое человеческое счастье. Разве не это отражалось в зеркале?

Этой ночью он пришел сюда ради того, чтобы забыть на мгновение о трудностях, которые окружили его в последнее время. Забыть, только и всего; ну и что, что его желание было трусливым и эгоистичным, Гарри хотел забыться в любящем взгляде матери — Лили Поттер. Сидя на полу и прижимая колени к груди, он смотрел на блики на зеркале, ожидая, что все плохие мысли улетучатся при виде родителей, но чуда не произошло. Отражение в зеркале полностью отвечало его ожиданиям, вот только голова оставалась тяжелой. Гарри отсутствующим взглядом смотрел в зеркало. Он, Гарри Поттер, подросток, который вот-вот станет взрослым, больше не знал, что думать о ситуации, в которой он оказался волей случая, ведь у него не было ясного и четкого мнения по поводу Изеллы.

Что бы Гарри о ней не думал, между ними всегда будет связь, отголоски которой он чувствовал где-то в глубине души. Он ревновал к сестре, и эта ревность была самым лучшим доказательством привязанности, которая возникла между ним и Изеллой. Однако он все равно продолжал относиться к ней с недоверием. Жизнь научила его подозрительности. Он никогда в жизни не сможет позволить чувствам взять верх над разумом, пока не убедиться в благонадежности этой женщины. Гарри бы так хотелось быть таким же беззаботным, как Гермиона, хотелось бы, чтобы Изелла утешала его так же, как Гермиону. Поттер достал фотографию, которую некоторое время назад стащил из мантии Сириуса. Найти в себе силы и избавиться от снимка Гарри так и не смог. Он надолго задержалвзгляд на Изелле. Она улыбнулась мягко, нежно и успокаивающе. Гарри пристально посмотрел на ее губы, и ему показалось, что она шепчет слова какой-то смутно знакомой песни. Не отдавая себе отчет в том, что делает, Поттер принялся вполголоса напевать куплеты, которые Изелла пару часов назад пела Гермионе. Звук собственного голоса странно подействовал на Гарри, он даже вздрогнул. А потом снова поднял глаза, чтобы посмотреть на отражение.

— Гарри.

Голос Изеллы вывел его из раздумий. Он повернулся к Эдельвейс, которая стояла в нескольких метрах.

— Не можешь заснуть? — спросила она вежливо.

Гарри неспеша поднялся, спрятал фотографию и лишь потом посмотрел на Изеллу. Вряд ли она не слышала его пения.

— Вы... знаете о существовании этой комнаты? ¾ спросил он, даже не думая отвечать на ее вопрос.

— Мне показал ее дедушка, — просто ответила она.

— Вы пришли сюда ради зеркала, — Гарри старался, чтобы голос звучал равнодушно.

— Больше здесь нет ничего интересного. Дедушка думал, что никто не найдет его здесь, но, видимо, он недооценил твое упорство. Быстро ты его нашел?

— За несколько недель. Не без помощи мантии-невидимки, — уточнил Поттер, приподнимая правую руку, через которую была переброшена бархатная ткань.

— Ты так похож на отца, — прошептала Изелла с печальной улыбкой на губах. — Я рада, что зеркало не сделало тебя безумным, — уже громче закончила она.

— Это всего лишь отражение, — глухо отозвался Гарри.

— Даже простое изображение может разрушить человека изнутри, — мягко возразила Эдельвейс. — Наверное, дедушка уже тебя предупреждал.

— На самом деле это было очень давно, но я до сих пор помню его слова. Хорошие советы не забываются, — уточнил Поттер.

— Возможно, ты их не забываешь, но ты им не следуешь, — шутливо добавила она.

— А зачем? Все равно они на меня не распространяются.

— До тебя были люди, которые тоже думали, что зеркало не может им навредить, но время доказало обратное, — Изелла вновь стала предельно серьезна.

— Вы знали их?

— Возможно, — загадочно ответила Эдельвейс.

— Кто это был? — рискнул уточнить Гарри.

В ответ Изелла только неясно улыбнулась. Не имело смысла продолжать расспросы.

— Тебе не стоит тут находиться, сейчас уже глубокая ночь, — добавила она. — Я помню, что правилами школы запрещается покидать спальни после отбоя. Как преподаватель, я вправе тебя наказать.

— Можете, но не станете, — с неожиданной уверенностью заявил Гарри.

— Не за столь маленький проступок, — уточнила Изелла.

— В любом случае я не делал ничего плохо, — продолжил Поттер еще более смело. —Я просто пришел посмотреть на...

— Родителей? — закончила она за него. — Да, ты прав, нет ничего плохого в том, чтобы посмотреть на то, что отчаянно желаешь иметь.

— Я всего лишь хочу найти то, что потерял и уже никогда не смогу обрести, — вырвалось у Гарри.

Он встал и направился к выходу. Он прекрасно понимал, что его слова задели Изеллуза живое. Гарри почти упрекал себя за бестактность, за то, что не смог сдержать этот порыв. Это не он должен делать первый шаг! Перед тем, как уйти, он обернулся и в последний раз посмотрел на Эдельвейс. Она уже приблизилась к зеркалу, мыслями и взглядом она была полностью там, в серебряном отражении.

— А что видите вы? — спросил Поттер.

— То же самое, что и ты, Гарри, — ответила она, не отводя взгляда.

Глаза Изеллы потемнели еще сильнее, чем обычно, — как небо перед бурей. Казалось, что ее лицо отражает всю ту глухую тоску, что всегда была спрятана в ней, но сейчас вдруг проявилась на поверхности в тот момент, когда она подошла к зеркалу. Чертово зеркало! Разве не должно это отражение делать нас счастливыми? Изелла провела рукой по гладкой холодной поверхности стекла, еле заметная улыбка коснулась ее губ, в глазах засветился какой-то таинственно-грустный огонек. Гарри в тишине наблюдал за ее хрупкой фигуркой, купающейся в лучах лунного света. Ему казалось, что сейчас он увидит слезы, стекающие по ее бледным щекам, но лицо Изеллы оставалось невозмутимым, как будто все чувства подверглись замораживающему заклинанию. Совсем как у него. Она не умела плакать. Гарри вышел из комнаты еще более загруженный и запутавшийся, чем когда туда входил, слишком многое оставалось скрытым от него. Он не успокоится, пока не разгадает все загадки, окружающие его семью.

Прошла не одна минута, а Изелла так и продолжала неподвижно стоять перед зеркалом.Положив ладонь на живот, она улыбалась людям по ту сторону стекла. Они выглядели совсем так, как в ее снах. Все трое. Изеллеочень хотелось почувствовать руки Джеймса на своем округлившемся животе, услышать звенящий детский смех, но перед ней была только пустая картинка. Зеркало навсегда останется всего лишь зеркалом.

— Красивый сон, правда, Джеймс? — прошептала она. — Но сегодня пришло время перевернуть страницу и продолжить жить.

Молодой человек в очках нежно улыбнулся, а потом кивнул. Изелла улыбнулась в ответ и губами прикоснулась к зеркалу.

— Прощай, Джеймс, — выдохнула она.

В этот момент отражение изменилось, но никто, кроме Изеллы, так и не узнал, что заменило образ счастливой семьи.

* * *

Для Драко ночь была тихой и спокойной. Вытянувшись на кровати в больничном крыле, с прижавшейся к нему Гермионой, Драко наслаждался мгновениями нежности, которые они дарили друг другу. Не отрывая взгляда от сводов, он позволил околдовать себя теплом еще полусонного девичьего тела, которое доверчиво льнуло к нему. Малфой вновь и вновь прокручивал в голове момент, когда его чувства вошли в согласие с разумом.Впервые за долгое время он решился нарушить правила, установленные отцом. Дистанция и ледяное спокойствие — вот чему учил Люциус, но сегодня Драко решил отказаться от этого. Теперь все, что имело значение, — это девушка, которую он обнимал в этот миг. Хотя он понимал, что все не так просто, как кажется на первый взгляд. Драко поздравлял себя с тем, что решился хотя бы на такое противостояние. Если бы время могло замедляться, останавливать свое течение, то он бы попросил замереть его именно сейчас, когда он рядом с Гермионой, рядом с этой маленькой феей, спящей в его объятиях. Но жизнь устроена по-другому:мечты остаются всего лишь эфемерными образами, не имеющими ничего общего с реальностью, но Драко был слишком эгоистичен, чтобы довольствоваться малым. Когда солнце поднимется высоко над горизонтом, когда его лучи осветят самые дальние уголки замка, когда весь Хогвартс будет гудеть, как улей, Драко необходимо будет принять решение. Какое? Он уже понимал, чем рискнул, придя к ней. Теперь надо до конца прояснить ситуацию. Первым и самым главным препятствием осуществления всех планов, которые Малфойуже набросал в голове, был его отец. Преодолевего, он сможет преодолеть и все остальное. Если он сможет противостоять отцу, то станет, наконец, хозяином собственной жизни, а не простой марионеткой. Ни Пожирателей смерти, ни горьких воспоминаний¾ничего из того, чем была наполнена его жизнь до недавнего времени. Но, несмотря на принятое решение, Драко сомневался: вдруг однажды он пожалеет о своем выборе?Эта мысль посетила его, когда Гермиона сонно пошевелилась в его объятиях. Она сладко потянулась, как маленький котенок, и медленно открыла глаза, улыбаясь новому дню.

— Насколько я вижу, ты хорошо выспалась, — спросил Малфой, стараясь сохранить столь привычный для окружающих самоуверенный тон.

— Совершенно верно, — ответила она с такой радостью, что Драко невольно улыбнулся.

Гермиона потянулась, выпрямилась и посмотрела на Малфоя, который не сводил с нее взгляда.

— Ты не можешь без меня обойтись ни минуты, — добавил он с насмешливой уверенностью.

Он провел рукой по ее растрепанным после сна волосам.

— Я всего лишь отвечаю на твои мольбы, — не осталась в долгу Грейнджер, украдкой бросив на него взгляд.

— Нет, я вовсе не настаиваю, — поддразнил Малфой.

— Продолжай в том же духе, и мы посмотрим, придется ли тебе в следующий раз добиваться от меня хотя бы капельки внимания, — притворно разгневанным тоном буркнула Гермиона.

— А ты думаешь, что будет следующий раз? — подначивал Драко.

— Идиот, — прошипела Грейнджер.

Она набросилась на Малфоя, который от удивления даже не успел отреагировать. В отместку Гермиона принялась молотить его кулачками по груди.

— Перестань, мне щекотно, — ответил он невозмутимо.

— Насколько я вижу, ты не перестаешь насмехаться надо мной, — заметила Гермиона с обидой, — посмотрим, сумеешь ли ты противостоять мне.

Едва произнеся эту угрозу, она принялась теперь уже по-настоящему щекотать его. Драко не смог сдержать счастливый смех.

— Мне этого не хватало, — заметила Гермиона, остановившись.

— Чего? — уточнил Драко.

— Твоего смеха. Хотелось снова его услышать.

Это наблюдение заставило Малфоя улыбнуться.

— Ты так сентиментальна? — спросил он недоверчиво.

— Никогда не наблюдала за собой такой привычки.

— Тогда делаю вывод, что я оказываю на тебя дурное влияние.

— Это неудивительно, теперь я знаю, какой ты на самом деле, — ответила Гермиона.

— И какой же я, раз ты так хорошо меня изучила?

Грейнджер наклонилась поближе и прошептала несколько слов ему на ухо. Драко не смог сдержать смешок.

— Оказывается, ты знаешь меня лучше, чем я предполагал, — веселился Малфой.

Гермиона посмотрела ему в глаза.

— Драко?

— Что?

— Пообещай мне одну вещь, — попросила она почти умоляющим голосом.

— Я никогда и ничего не могу обещать, Грейнджер, — Малфой вмиг стал серьезным. — Это не в моем стиле, но могу дать тебе слово, что буду делать для наших отношений все возможное.

— Думаю, большего я от тебя не добьюсь, — добавила она, по-детски наморщив носик.

— Эй! Это неплохо для такого, как я, — попытался оправдать себя Драко.

А потом, без каких-либо видимых причин, Гермиона бросилась ему на шею, жадно целуя. Драко сильнее прижал ее к себе, скользнув руками под футболку и поглаживая обнаженное тело. Но вскоре им пришлось оторваться друг от друга, чтобы перевести дыхание. Гермиона еще на миг прижалась губами к губам Малфоя, продлевая удовольствие. Теплыми ладошками она по-хулигански залезла ему под свитер, лаская живот, от чего у Драко побежали мурашки по всему телу. Если бы Грейнджер не прекратила, он мог потерять над собой контроль.

— Не думаю, что сейчас подходящее время и место для подобных игр, — выдохнул Малфой, нехотя отстраняясь. — Тебе надо как следует отдохнуть после вчерашнего.

— Можешь поверить, что на это сил у меня точно хватит, — игривым тоном ответила Гермиона.

Драко стоило огромного труда отказаться от столь откровенного приглашения. Если подумать, то это вообще был первый раз, когда он изо всех сил пытался не поддаться искушению ради другого человека. Под ошеломленным взглядом Гермионы Малфой поднялся.

— Отдыхай, Грейнджер, — Драко забавляло ее смущение.

Он мягко поцеловал ее в лоб и направился к выходу. Прежде чем скрыться за дверью, он добавил с лукавой улыбкой:

— Я же говорил: ты совсем не можешь без меня.

В отместку на такое замечание Гермиона схватила первую попавшуюся под руку подушку и бросила в Малфоя. К сожалению, гнусного слизеринца уже и след простыл, поэтому подушка, достигнув стены, с глухим звуком приземлилась на пол.

— Что ж, мы еще посмотрим, Малфой. Ожидание денег не стоит, могу и подождать, — хмуро выдохнула Гермиона.

* * *

В комнате было темно. Шторы опущены. Лишь тоненькая полоска слабеющего света перебегала по высоким бархатным портьерам. Стоя в центре этого незнакомого места, Изелла почувствовала неуверенность. Она рисковала, совершив этот отчаянный шаг и никого не предупредив о своем отсутствии. Эдельвейс глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Она собралась произнести простенькое заклинание, чтобы зажечь свет в комнате, как вдруг услышала тихое бормотание:

— Люмос левегардум.

В этот же миг в комнате зажглись сотни свечей, заполняя каждый уголок мягким сиянием. Изелла оглянулась: это была просторная зала с высокими потолками, отделанная резными панелями из красного дерева и позолоченного мрамора. В свете огромной люстры можно было разглядеть мельчайшие узоры на панелях. То тут, то там стояла мебель из ценных пород дерева, украшая и без того богато обставленную комнату. Взгляд Изеллы перебегал с одного предмета на другой, пока она не наткнулась на большую кровать с ярко-красным балдахином, которая занимала значительную площадь в темном углу комнаты. С первого взгляда было понятно, что портал перенес Эдельвейс в спальню. Сложившаяся ситуация не придавала Изелле уверенности в себе.

— Как раз вовремя, я не ошибся в расчетах, — прошептал мужской голос.

Изелла повернулась, чтобы узнать, кому он принадлежит, хотя почти не сомневалась в ответе: Люциус Малфой собственной персоной вальяжно сидел в широком кресле лилового цвета, сжимая в руке бокал. Медленно поставив его на изящный круглый столик, он без всякого стеснения оценивающе посмотрел на Изеллу, которая так и не двинулась с места. Эдельвейс смутилась, хотя такое поведение Малфоя ничуть ее не удивило. Люциус всегда был собственником и эгоистом, думающим только о личной выгоде и удовольствии. Но сегодня все было по-другому. Она согласилась на визит, а значит, обменом взглядами дело не ограничится. Конечно, Изелла почувствовала себя немного свободнее, когда убедилась, что это не подстроенная отцом ловушка, но реальность была не такой уж безоблачной, как ей хотелось. Остаться один на один с Люциусом — не слишком мудрое решение, но по сути, выбора у нее не было. Изелла неуверенно переступила с ноги на ногу, пытаясь сбросить с себя липкую паутину оценивающего взгляда Малфоя. Сняла мантию и повесила ее на спинку стоявшего неподалеку кресла и с напускным весельем повернулась к Люциусу.

— Выпьешь чего-нибудь? — предложил он, поднимаясь.

— Нет, спасибо.

— Как хочешь.

Малфой налил себе еще янтарного ликера, поставил пузатую бутылку на стол и в несколько глотков осушил бокал.

— В доме больше никого нет? — осмелилась спросить Эдельвейс.

— Нет. Только ты и я. Изелла, хватит играть, ты же с самого начала знала, что все так и будет. Мы одни во всем замке, ты должна радоваться.

— Наверное, должна, но твое присутствие в этом неожиданном месте, — добавила она, внимательно посмотрев на кровать, — не добавляет уверенности такой молодой беззащитной девушке, как я.

— Беззащитной? — недоверчиво спросил Люциус и подошел чуть ближе, скользнул рукой по складкам ее платья и вытащил на свет палочку из эбенового дерева. Под неодобрительным взглядом Изеллы он положил волшебный предмет на стол.

— Вот теперь ты беззащитна, — заметил Малфой. — Но даже сейчас я не уверен, что ты легкая добыча.

При этом замечании Изелла слегка улыбнулась, но ни на секунду не позволила себе забыть,в каком щекотливом положении находится. Чем ближе подходил Люциус, тем менее уверенно она себя чувствовала. Эдельвейс уже ощущала сладкий запах алкоголя, смешанный с опьяняющим ароматом его дорогого одеколона. У Изеллы закружилась голова, как будто кто-то вдруг наложил на нее чары. «Возьми себя в руки, — приказала она себе. — Сейчас не самое подходящее время, чтобы бросаться в омут с головой. Ты должна мыслить ясно и четко».

— Раз ты здесь, полагаю, это означает положительный ответ на мое предложение, —заметил Малфой, даже не пытаясь скрыть самоуверенность в голосе.

— Не совсем, — поспешила возразить Изелла, — я хотела бы внести некоторые поправки.

— Какие поправки? Я не приму никаких поправок. Либо ты соглашаешься, либо потом расплачиваешься за свой выбор, — твердо произнес он.

— Если бы все было так легко, я бы ни на секунду не задумалась, какой дать ответ, — добавила Эдельвейс. — Но ты прекрасно понимаешь, что просто так выйти за тебя замуж я не могу.

— Твое дело — согласиться, — вспылил вдруг Малфой, — все остальные проблемы я беру на себя.

— Очень хорошо, но я не об этом, — как можно спокойнее произнесла Изелла. — Чтобы я приняла твое предложение, ты должен выполнить одно условие — отказаться от статуса Пожирателя смерти.

— Что?! — на лице Малфоя явно читалось неверие.

— Брось все это, откажись от моего отца, откажись от того, чем вы занимаетесь, — Эдельвейс умоляюще посмотрела на Люциуса. — Переходи на нашу сторону!

— Ты сошла с ума! Полностью лишилась рассудка, — отрывисто бросил он, сохраняя на лице непроницаемую маску. — Ты хочешь, чтобы я, Люциус Малфой, заключил союз с любителями грязнокровок, с оголтелыми защитниками жалких магглов? Ты хочешь, чтобы я опустился до этой грязи?

Изелла нахмурилась и добавила:

— Перестань ломать комедию, Люциус, тебе не идет. Когда Лорд потерпел первое поражение, ты беспокоился за него только ради приличия, а в действительности тебе не было до него дела.

Малфой открыл было рот в попытке возразить, но Эдельвейс не дала ему и слова вставить.

— Раз я делаю такое предложение, значит знаю, что тебе это будет выгодно.

— Выгодно мне? — выдавил из себя Люциус, еле сдерживая гнев. — В чем же состоит моя выгода, если мне придется отказаться от своих... убеждений?

— Отказ от «убеждений» и насмешек над нами позволит тебе сохранить жизнь, — ответила она. — Оказаться в итоге среди победителей — разве не это твоя главная цель? Тогда зачем ты зря теряешь время среди Пожирателей?

— Это пустые слова, кто вообще сказал, что вы победите, — с привычной самоуверенностью сказал Малфой.

— Он верит в свою победу,

Его ребенок — его надежда,

Кровь вернет его к жизни,

Но его собственная кровь его и погубит.

Каждому свой крест.

— Что это такое? — Люциус, казалось, растерял свою уверенность.

— Последнее предсказание моей матери, касающееся нашего дорогого Волдеморта, — с сарказмом воскликнула Изелла. — Ты! Ты же так хорошо разбираешься в пророчествах, неужели ты не уловил его тайный смысл? Теперь понимаешь, почему мой отец так долго прятал меня от внешнего мира, почему хотел всегда держать под своим контролем. Понимаешь, почему он не хотел, чтобы я выходила замуж за кого бы то ни было, в том числе за тебя!

— Один из потомков превзойдет по силе и убьет его, — пробормотал Малфой себе под нос.

Он оперся руками о стол, чтобы сохранить равновесие. Ему отчаянно захотелось скрыть охватившее его волнение от внезапно открывшейся истины, но ничего не получилось.

— Ты думаешь, этого достаточно, чтобы заставить меня изменить свое мнение? — Малфой попытался придать голосу прежнюю твердость.

— Ты же хочешь жениться на мне? Хочешь заботиться не только о своем, но и моем благополучии?

— Я не трус, если ты намекаешь на это! — закричал Люциус. — Если я считаю правильным выполнять поручения твоего отца, это только потому, что мы обладаем силой и законными правами, которые такие безумцы, как Дамблдор, предпочитают отдавать в руки грязнокровок.

— То есть ты выбираешь власть? Меня тебе недостаточно для счастья?

— Ты просишь меня совсем о другом. Ты хочешь, чтобы я потерял всеобщее уважение, чтобы перешел на сторону тех, кого презираю, к кому испытываю лишь омерзение, — он с трудом выдохнул.

— Я знаю, что прошу слишком много, но иначе не могу, — огорченно ответила Изелла.

— При таком раскладе я потеряю все, ты это понимаешь, — в голосе Люциуса слышалась та же горечь.

— Вовсе нет! Твои близкие всегда будут рядом, — с этими словами Эдельвейс осторожно приблизилась к Малфою, глядя ему прямо в глаза, и взяла за руку с такой теплотой и нежностью, что Люциуса это растрогало больше, чем он мог себе позволить показать.

— Вздор! — бросил он, отстраняясь.

— Я буду рядом, — выдохнула Изелла, слегка замешкавшись.

Она провела своей ладошкой вверх по руке Малфоя и коснулась щеки. Эдельвейс погладила его лицо, но Люциус перехватил ее руку и поднес хрупкие пальчики к своим горячим губам.

— Проклятые Эдельвейсы! — воскликнул он, отстраняясь.

Тут же в комнате вспыхнул магический огонек и перед ними появился свиток пергамента.

— Теперь, когда мы, наконец, обо всем договорились и пришли к единому мнению, осталось скрепить нашу клятву, — с облегчением сказал Малфой. — Я думаю, капли крови будет достаточно, чтобы узаконить договор.

Он протянул Изелле маленький серебряный кинжал, но она колебалась, опасаясь брать его.

— Я не знаю, как... — пробормотала Эдельвейс.

— Позволь мне, —предложил Люциус, — я почти забыл, что ты никогда не была замужем, — добавил он с удовлетворенной улыбкой.

Изелла только улыбнулась в ответ и вновь сосредоточила свое внимание на сверкающем лезвии, которое скользнуло по гладкой коже ее ладони. Она тут же ощутила острую боль. Кровь медленно стекала по пальцам и капала в фарфоровое блюдце, стоявшее на мраморном столике. Не отдавая себе отчет в том, что происходит, она молча наблюдала, как Малфой сделал себе точно такой же порез и позволил крови медленно стекать в пиалу.

— Теперь подпись, — сказал он, указав на перо, стоящее рядом в хрустальной чернильнице.

— Подожди, я хочу добавить еще одно условие в договор, — перебила его Эдельвейс.

— Я думал, мы уже обо всем договорились, — с досадой прошипел Малфой.

— Я прошу только об одном подарке, — объяснила она, добавив в пергамент несколько строк.

Люциус взглядом пробежался по новому условию.

— И? Ты согласна? — с детским любопытством уточнил он.

— Конечно! — Эдельвейс хитро улыбнулась в ответ. Она опустила перо в блюдце с кровью и поставила свою подпись на пергаменте под победным взглядом Люциуса, который поспешил сделать то же самое.

Потом, следуя древнему ритуалу, берущему свое начало еще во времена зарождения магии, Малфой взял руку Изеллы и поднес к губам, пробуя на вкус ее кровь, еще сочащуюся из пореза. От ощущения его горячих губ и языка на своих пальцах Эдельвейс бросило в дрожь. Понимала ли она, что именно только что сделала? Осознавала ли, что клятву, данную в этой комнате, ей не нарушить до конца своих дней?

Изелла в свою очередь коснулась губами руки Люциуса и ощутила на языке резкий вкус его крови. Малфой с диким пылом заключил ее в объятия и поцеловал.

— Я чувствую свою кровь у тебя на губах, — радостно заметил он.

Одним взмахом руки Люциус заставил пергамент исчезнуть и вновь обратил свое внимание к Изелле, которую не мог выпустить из объятий ни на секунду.

— Договор — вещь хорошая, но я всегда считал, что этого недостаточно для официальной регистрации отношений, — добавил он, глубоко вдыхая аромат ее волос. — Я прав, моя дорогая супруга?

Изелла не ответила, она лишь взволнованно посмотрела на Люциуса, когда тот прижал ее тело к поверхности стола. Он склонился над ней, желая вновь коснуться ее губ, а его руки принялись исследовать ее тело. Затем Малфой одним резким движением сбросил все со стола:графин, бокал, чернильницу, блюдце. Грохот падающих предметов прозвучал среди тишины спальни, как гром. Люциус без труда приподнял стройное тело Изеллы и усадил ее на стол.

— Подожди, Люциус, — резко выдохнула она.

Малфой моментально замер, смущенный, что его порыв прервали так резко и грубо.

— Не здесь, — уточнила Эдельвейс с легкой улыбкой.

Она ловко выскользнула из его объятий и медленно направилась вглубь комнаты, где, освещаемая мерцанием свечей, стояла большая кровать из эбенового дерева.

— Я думаю, стоит выбрать более подходящее место, — добавила она, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

Изелла расстегнула мантию, позволив ей свободно упасть на пол, разулась, приподняла юбку до середины бедер и забралась на кровать. Теперь она стояла на коленях на мягких перинах и смотрела прямо на Люциуса, во взгляде которого читалось легкое замешательство и нескрываемое возбуждение.

— Тебе не кажется, что я права? — спросила Эдельвейс, давая понять, что ответ очевиден.

Малфой подошел к ней, притянул за талию, крепко прижав ее к себе. Отблески свечей придавали глазам Изеллы чарующий янтарный оттенок. Люциус поверил, на одно мгновение поверил, что в них промелькнуло чувство, которое он мечтал увидеть всю свою жизнь — желание. Какая разница, что она не любит его, ведь в этот самый миг она принадлежит только ему. Люциус уложил Эдельвейс на шелковое покрывало и, наконец, прикоснулся к ее пухлым манящим губам. Она приоткрыла рот и принялась кончиком своего языка играть с его языком. Ее глаза были закрыты, — Изелла в конце концов перестала бороться с собой и отдалась на волю чувств. От ласк Люциуса ее возбуждение только росло.

Она слегка раздвинула бедра, намекая тем самым, что Малфой мог бы действовать смелее. На миг он оторвался от ее сладких губ и скинул свою одежду. А на Изеллу вдруг, как легкий теплый летний дождь, нахлынули воспоминания, полностью затопившие разум. Она вспомнила, как много лет назад Люциус уже просил ее руки, вспомнила, как он был красив, когда сосредоточенно работал за столом в их общей гостиной. Как будтовсе было в прошлой жизни, но эта ночь была другой — словно не было долгих лет разлуки. Люциус сегодняшний ни в чем не уступал тому юному Люциусу. Время не изменило ничего из того, что так нравилось в нем Изелле.

Малфой полностью избавился от одежды и лег рядом с супругой, скользнул рукой ей под юбку, ласково провел по бедрам, поднимаясь все выше и выше. Изелла поспешно стянула с себя блузку. Люциус тут же припал губами к ее обнаженной груди и резким движением стянул юбку, обнажая нежную кожу внизу живота. Малфой сел на кровати и привлек к себе Изеллу, она тут же уселась на него верхом и обхватила его ногами. Слегка коснувшись ее волос, Люциус вытащил заколку, позволив локонам рассыпаться по плечам. Он провел ладонью по ее спине и вновь принялся осыпать любимое тело поцелуями. Он чувствовал, как она грудью прижимается к нему, и это сводило его с ума. Когда он понял, что больше не в силах ждать, он чуть приподнял Изеллу за талию и опустил на свой возбужденный член. Эдельвейс задрожала от возбуждения, когда почувствовала его глубоко внутри себя. Она начала медленно двигаться, но Люциусу этого было мало.Не разрывая объятий, он уложил ее на спину и, придавив своим телом, ускорил ритм.Дыхание Изеллы стало порывистым. Она никогда прежде не испытывала ничего подобного.У нее закружилась голова. Она полностью растворилась в ощущениях, которые дарили его резкие толчки. Люциус победно улыбнулся, когда с ее губ сорвалось его имя. Он наклонился ближе и слегка укусил ее за нижнюю губу. Изелла выгнулась ему навстречу, целуя его жадно и яростно. Малфой начал входить в нее с большим остервенением, отчего Изелла издала протяжный стон наслаждения, тем самым окончательно лишив Люциуса способности мыслить. Он ощутил, как удовольствие поглотило его полностью, но это ощущение было ничем по сравнению с чувствами, которые он испытал, увидев какое наслаждение он доставил Эдельвейс.

Изелла проснулась среди ночи, Малфой все еще обнимал ее за талию. Рассматривая место недавнего пореза, она заметила, что тот изменился: теперь он превратился в красноватую линию, которая выделялась на фоне бледной кожи. Эдельвейс знала, что этот шрам останется у нее до конца жизни,и стереть его сможет только смерть. Изелла отметила про себя, что подобная метка от предыдущего брака исчезла с руки Люциуса. Нарцисса пропала без вести, что повлекло за собой исчезновение знака о брачном союзе. Интересно, сожалел ли Люциус, что напоминание о браке так быстро стерлось? Кто знал, что творилось в голове ее супруга. Супруг. Кончиками пальцев она провела по шраму и вдруг неожиданно почувствовала удовлетворение и радость. Раньше мысль о том, что она будет кому-либо принадлежать, вызывала у нее страх и неприязнь, что было вполне естественным после всего, что она пережила.

Но в сложившейся ситуации Изелла вдруг стала воспринимать все иначе. Люциус теперь принадлежит ей, а она ему. Он поклялся, еще ни с кем до этого она не была связана так прочно. Бракосочетание для волшебников всегда было священным таинством, поэтому сейчас, несмотря ни на что, Изелла радовалась. Она раз за разом прокручивала в голове, как Люциус обнимал ее и что она при этом чувствовала. За одно мгновение в его объятиях она забыла обо всех своих демонах, которые преследовали ее с самого первого дня в Хогвартсе. Его объятия стали для нее наркотиком, на который он подсела с первой дозы. Эта мысль разбудила в ней чувство вины. Метка станет ее проклятием. Да, Люциус пообещал отказаться от прошлого, но сущность его не изменится. Помимо преданности Волдеморту, в нем жил истинный Пожиратель смерти. Смогут ли ее близкие принять такого союзника? На ум сразу пришли Гарри и Сириус. Изелла почувствовала, как кольнуло в сердце — верный признак зарождающейся тревоги. Они не поймут и, более того, вообще могут отвернуться от нее, только на этот раз навсегда. Изелла попыталась аккуратно выбраться из объятий Люциуса, но тот моментально проснулся.

— Не уходи вот так, — прошептал он сонным голосом. — Ночь еще не закончилась.

Малфой притянул ее к себе и принялся покусывать нежную кожу на ее шее. Изелла почувствовала, что если он продолжит так делать, то ночь может вообще никогда не закончиться. Она повернулась так, чтобы оказаться к нему лицом, и, с притворной скромностью потупив взгляд, улыбнулась.

— Не сейчас, Люциус. Я еще загляну в гости, и мы сможем продолжить эту чудесную игру, — прошептала она.

Малфой хотел было возразить, но не смог, сраженный усыпляющим заклинанием, которое мастерски применила Эдельвейс. Потом она быстро-быстро соскочила с кровати, оделась и, зажав в руке портал, перенеслась к себе в башню.

Проворно поднявшись по ступенькам, ведущим в спальню, она уже представляла, как примет душ и ляжет спать. Сон всегда помогал ей привести мысли в порядок. В комнате было темно и прохладно. Вздохнув, Изелла закрыла за собой дверь.

— Ты поздно вернулась, —раздался голос из полумрака комнаты.

Изелла подпрыгнула от неожиданности. Собравшись с духом, она зажгла свечи.

— Сириус? — удивленный возглас сорвался с губ, когда она увидела друга. — Что... что ты здесь делаешь?

— Несколько часов назад я пришел поговорить, не застал тебя и решил подождать, думая, что ты скоро вернешься. Видимо, я был слишком оптимистично настроен, — объяснил он, прожигая Изеллу взглядом.

Ей стало трудно дышать, в горле застрял противный нервный ком. Тем не менее, Эдельвейс спокойно сняла мантию, повесила ее на спинку стула и налила себе стакан воды.

— Где ты была? — сухо спросил Сириус.

— Решала одну проблему, — коротко ответила она.

— И, конечно, нет нужды уточнять, что именно это была за проблема, — добавил он с неясным намеком, подойдя ближе.

Изелла даже не взглянула на него. Зачем тратить нервы? Блэк осторожно встал у нее за спиной. Твердой рукой он приподнял ее лицо и заставил посмотреть в зеркало, стоявшее напротив. Их взгляды встретились. Изеллу удивил этот внезапный порыв, но еще большее удивление она испытала, когда увидела, каким теплом светятся темные грустные глаза Сириуса.

— Я не могу понять, кто ты, Изелла Эдельвейс. Ангел или демон?

— Я обязательно должна быть либо тем, либо другим?

— Если бы ты была честной с людьми, которые тебя любят и желают тебе лишь добра, то я вряд ли задавал бы подобные вопросы, — с горечью заметил Блэк.

— Я честна, — ответила Изелла, надеясь, что это прозвучало искренне, — настолько, насколько это возможно.

— Этого недостаточно, — возразил Сириус.

— Но что я еще могу сделать? — устало спросила она.

— Ничего, ты уже достаточно сделала.

— Что ты имеешь в виду?

— От тебя пахнет мужчиной, — безапелляционносказал Сириус. — Я даже не буду спрашивать, с кем ты была, все равно не ответишь. Я прав?

Изелла промолчала. Она слишком устала, чтобы пытаться подобрать правильные слова.

— Молчание — знак согласия, — заметил Блэк, отстраняясь.

— Мне нечего стыдиться, — ласково добавила она.

— На большее я и не рассчитывал, — с издевкой сказал Сириус, — тем не менее, я надеюсь, что ты подумала обо всех последствиях, прежде чем что-либо предпринимать.

Он направился к выходу из комнаты, но, прежде чем закрыть дверь, еще раз повернулся и посмотрел на Изеллу.

—Отчаянные времена требуют отчаянных мер, —подытожил и удалился

Тысячи капель непрерывным потоком стекали по ее перламутровой коже. От горячей воды и пара стенки душевой кабины запотели. Гермиона давно не чувствовала себя такой счастливой. Проведя три дня в больничном крыле, она успела соскучиться по своей комнате. Несмотря на опасения мадам Помфри, которая настаивала на продлении постельного режима из-за возможного ухудшения состояния Грейнджер, она все же вняла мольбам пациентки и отпустила долечиваться за пределами Больничного крыла. Едва вернувшись в Башню старост, Гермиона тут же с детской радостью поспешила в ванную. Как прекрасно быть свободной. Вопреки убеждениям мадам Помфри она считала, что от долгого отдыха можно устать так же сильно, как и от тяжелой работы. Стоя по щиколотку в горячей воде, Гермиона наслаждалась клубами пара и струйками воды, стекавшими по телу. Пока она находилась фактически в заточении в Больничном крыле, Грейнджер успела подумать обо всем. Лишившись возможности посещать занятия и выходить на улицу, Гермионе не оставалось ничего другого, как прокручивать в голове все произошедшее: смерть родителей, новая семья, окружавшие тайны и, наконец, Драко. Тот самый Драко, которого она не видела с того знаменательного вечера, когда он тайно пришел к ней. Раз он пришел, значит, какая-то привязанность между ними все же существовала! Но достаточно ли этого? Возможно, Гермиона хотела услышать от него другие слова, но она, больше чем кто бы то ни было, осознавала, как трудно было Малфою проявить нежность. Возможности открыться не было и у нее. Может, Грейнджер, сама того не понимая, потакала его очередному капризу? Нет. Все изменилось. Надо всего лишь сказать, произнести то заветное, что могло объединить их. Она произнесла, не подумав: «Я люблю тебя». Она сказала и... все.

Погрузившись в свои мысли, Гермиона не обратила внимания ни на тихий скрип приоткрывшейся двери ванной, ни на медленно отъехавшую стеклянную дверцу в душе. Прикосновение чьих-то ладоней к талии вернуло Грейнджер к действительности. Она подпрыгнула от неожиданности.

— Я тебя напугал, — прошептал Драко, стоя позади и крепко прижимаясь к ней. Он был в одних брюках, мантия лежала у входа.

— Мал... Малфой, разве можно так пугать людей, — буркнула Гермиона с легким волнением в голосе.

— Я подумал, что ты оценишь мою идею, — уверенно добавил он.

— Идеи — это прекрасно, но найди им другое применение, — заметила Грейнджер, стараясь вернуть себе самообладание.

— Три дня назад ты была готова наброситься на меня, а теперь ругаешь, — напомнил Малфой глумливым тоном.

Гермиона не смогла подобрать достаточно язвительный ответ, она лишь глупо хихикнула, когда губы Драко коснулись ее шеи. Поцелуи стали настойчивее; Малфой нежно прикусил бьющуюся жилку, вдохнул опьяняющий аромат ее кожи, смешанный с ароматом туалетного мыла. Гермиона почувствовала, как от наслаждения земля уходит из-под ног. Ей было невероятно спокойно в его объятиях. Малфой прижал Грейнджер еще ближе, их пальцы переплелись; одной рукой Драко ласкал живот Гермионы, опускаясь все ниже и ниже.

— Скажи, разве ты не должна была чуть-чуть исхудать? — выдохнул он ей в ухо, продолжая ласкать нежную кожу живота.

— Я... я... — попыталась ответить Гермиона.

— Я уверен, что ты даже об этом не задумывалась и ела, как птичка, — продолжил Малфой, хитро посматривая.

— Драко, я должна тебе кое-что сказать, — пробормотала она.

— Твои округлившиеся формы кажутся мне такими аппетитными, — не обращая внимания на ее слова, томным голосом прошептал Драко.

— Я... я... — яростно борясь с наслаждением, Гермиона предпринимала отчаянные попытки поговорить.

— Очень аппетитными, — продолжал Малфой.

— Ты меня слышишь? — не выдержала, наконец, Грейнджер. Но звук ее голоса утонул в шуме льющейся в душе воды. — Драко, ты меня слышишь? — еще раз попыталась Гермиона.

— М-м-м, — только и смог выдавить из себя Драко, все еще исследуя ее шею губами.

— Я серьезно, Малфой, нам надо поговорить — решительно пресекла его действия Грейнджер.

— Разговоры могут и подождать, — уклончиво ответил тот.

Он чуть присел, чтобы его бедра оказались на одном уровне с бедрами Гермионы, прижался к ней, но привести свой план в действие не успел: Грейнджер высвободилась из его объятий и повернулась к нему лицом.

— Нет, не могут! — ответила она, глядя прямо в глаза Малфою.

Драко удивила такая реакция.

— Что случилось? — спросил он слегка насмешливым тоном. — На тебя нашло озарение, и ты хочешь признаться мне во всех своих грехах?

— Сейчас не время шутить, Малфой, — вздохнула Гермиона. — То, что я хочу сказать, очень серьезно.

— Это ты так считаешь, а не я, — не унимался Драко. — Итак, о чем ты хочешь поговорить?

— В общем, — несколько неуверенно начала Грейнджер, — Это не так просто, я не думала, что разговаривать придется в таких условиях, — заметила она, бросив взгляд на душевую кабинку.

— Я считаю это место вполне уютным, — соблазнительным голосом протянул Драко, наклонился вперед и оперся ладонями о кафель таким образом, что Гермиона оказалась в кольце его рук. Грейнджер подняла глаза и уставилась на Малфоя. Желание, читавшееся в его взгляде, лишь усилило ощущение томительного напряжения внизу живота, на которое она старалась не обращать внимания. Гермиона на миг опустила голову, потом взяла руку Драко и положила его ладонь себе на живот.

Малфой не понимал, к чему она клонит, пока не заметил кое-что странное. Ее животик оказался куда более округлым, чем ему вначале показалось. Драко тут же, не дожидаясь разрешения, принялся его ощупывать. Теперь, когда он видел ее глаза, он был вынужден признать, что это не имеет ничего общего с обычным набором веса. В его сознании словно сверкнула молния, и Драко понял, на что она намекала. К удивлению, которое все это время читалось в его взгляде, добавилось еще какое-то чувство, которое Гермиона была не в силах понять.

— Ты... ты беременна, — пробормотал он. В голосе не осталось и следа от былой игривости.

Грейнджер молча кивнула. Драко убрал руки и отступил на шаг назад.

— И какой срок? — как можно более сдержанно спросил он.

— Почти четыре месяца, — глухо ответила Гермиона.

Малфой отступил еще на шаг, еще чуть-чуть и он окажется за пределами ванной комнаты. Грейнджер дотронулась до его руки, будто стараясь удержать. Он словно в первый раз увидел ее. Если на его собственном лице отражались потрясение и растерянность, то в глазах Гермионы читалось совсем другое. Страх. Страх едва видимый, но вполне осязаемый. Чего она боялась?

Не отводя взгляда, Грейнджер подошла и прижалась к нему, чтобы почувствовать успокаивающее тепло его тела. Малфой вздрогнул от ощущения ее близости.

— Драко, — почти умоляюще прошептала она.

Он замер и не шевелился, наблюдая за Грейнджер. По ее лицу, шее, животу стекали струйки воды. Ее влажные темные волосы плавными тяжелыми волнами обрамляли бледное лицо. Драко, не отдавая себе отчета, нежно взял Гермиону за подбородок. Грейнджер стояла молча и не шевелилась, она полностью находилась во власти его гипнотического взгляда. Малфой аккуратно взял ее лицо в свои ладони и нежно прикоснулся к влажным губам. Словно под действием заклятия, лишенный возможности контролировать свои действия, он нежно поцеловал ее. Нехотя оторвавшись от манящих губ, Драко прошептал:

— Видимо, судьба решила соединить нас навечно.

* * *

В это чудесное апрельское воскресное утро студентам Хогвартса всех курсов первый раз за месяц подарили прекрасную возможность провести выходной в Хогсмиде. Такая редкая удача выпадает нечасто, поэтому ученики на ура приняли это предложение. Лишь малая часть наотрез отказывалась участвовать во всеобщем веселье. Но даже самые упертые после долгих уговоров всем преподавательским составом решились забыть на время о приближающихся экзаменах и провести незабываемые счастливые часы с друзьями в Хогсмиде.

Таким образом, в это знаменательное воскресенье, когда солнечные лучи стали теплее, а трава и деревья приветливо зазеленели, Хогварст казался безнадежно пустым. Пустым? Не совсем. По причине, которая некоторым может показаться необъяснимой, два самых выдающихся студента школы остались в стенах замка. Гарри и Гермиона в полном молчании ожидали прибытия таинственного посланца. Именно этим визитом и была вызвана внезапная тотальная вылазка в Хогсмид. Его приезд требовал самого высокого уровня секретности. Привлекать внимание излишне подозрительных личностей было ни к чему. Тайна должна была доставаться тайной.

Гарри и Гермиона уже значительно подустали сидеть без дела в Большом зале. Здесь же находились Сириус, Люпин и Снейп, что не удивило ни Поттера, ни Грейнджер. Спустя какое-то время к ним присоединилась Изелла. Она поприветствовала собравшихся по-привычному мягкой улыбкой, которая сегодня казалась какой-то вымученной. Судя по выражению ее лица, Эдельвейс мало радовала необходимость присутствовать на подобном собрании. Сириус время от времени бросал на Изеллу странные взгляды. Гарри, сидевший рядом, пытался сохранить невозмутимый вид. Люпина, казалось, подавляла тяжелая атмосфера, установившаяся с приходом Изеллы. Только Северус Снейп был привычно хмур и угрюм.

Внезапно в дверях появился Дамблдор. За ним двигалась худая фигура в длинной мантии из серой шерсти. Лицо гостя было полностью скрыто капюшоном, как у монаха во времяритуала. Его поступь был медленная и размеренная. Теперь нетрудно было догадаться, почему пришлось ждать так долго: на дорогу в таком темпе ушло немало времени.

По просьбе Дамблдора загадочный и уважаемый клан Арумов согласился направить одного из своих самых выдающихся представителей в Хогвартс. Гость подошел к группе ожидающих и поднял капюшон, скрывавший лицо.

— Позвольте представить вам Ипомею, — произнес Дамблдор, указывая на старую даму, стоявшую рядом.

Гермиона с беспокойством посмотрела на Арума. В женщине чувствовалось врожденное изящество. Тонкий силуэт, сдержанные движения — все выдавало в ней аристократическое происхождение. На ее лице, очень красивом в прошлом, выделялись два уродливых шрама, пересекавших помутневшие глаза старой женщины. Судя по тому, что ее глазные яблоки были абсолютно белыми, она была слепа. Но это ей отнюдь не мешало. Едва войдя в Большой Зал, Арум сразу же повернулась в сторону Изеллы. Подождав, пока ее представят, она произнесла:

— Я не думала, что меня ждет такой торжественный прием, — сказала женщина глухим замогильным голосом.

Ипомея продолжала смотреть мертвенно-белыми глазами на Изеллу, державшуюся немного поодаль. Эдельвейс предпочла отвернуться, чтобы не натыкаться на пристальный взгляд. Она шумно вздохнула, словно стараясь избавиться от внезапно охватившего ее недовольства.

— Мы пригласили тебя ради этой молодой женщины, Ипомея, — вмешался Дамблдор в попытке помочь внучке освободиться от испытующего взгляда старой волшебницы.

Арум переключилась на Гермиону.

— Еще одна из рода Эдельвейс, — сделала она вывод.

Грейнджер удивили ее слова. Ее пробрала дрожь от необъяснимого чувства, когда она встретилась взглядом с молочно-белыми глазами Арума. Как этой женщине удалось так быстро все понять?

— Клан был весьма удивлен, узнав о ее существовании, — продолжила жрица монотонным голосом. — Мы надеялись, что наша дорогая Изелла станет последней, но судьба решила иначе. К счастью для этой молодой леди, влияние матери еще не нарушило цельности ее характера.

— Сейчас речь не об этом, — неожиданно жестким тоном перебил Дамблдор.

— Совершенно верно, — ответила Ипомея, — однако я не могу не заметить, что в этой комнате собралась редкая публика: две Эдельвейс, оборотень, Пожиратель смерти, бывший узник Азкабана...

Ипомея на мгновение запнулась, повернувшись к Гарри. Тот в свою очередь тоже испытал на себе сильный взгляд пожилой женщины и замер под его тяжестью.

— И этот молодой человек, он очень странный, — задумчиво продолжила она. — В нем есть нечто такое, что я не в силах понять, что-то темное... почти губительное. Однако...

Глаза Ипомеи расширились,как будто она хотела заглянуть в самую душу Гарри, прочитать его сердце. Поттер почувствовал себя крайне неуютно. Ему абсолютно не понравилось, что внимание вдруг переместилось на него. Он не до конца понял ее полу-пророчество, но направление мыслей Арума Гарри совсем не понравилось. «Темное»? «Губительное»? В нем ничего этого не было. Хотя знал ли Поттер, какой он на самом деле? Может быть, этой женщине удалось разглядеть в нем присутствие злой силы, которую самому Гарри было противно признавать. Может быть, она почувствовала кровь Волдемортов и Эдельвейсов, текущую в его жилах.

— Однако в вас скрыто больше, чем просто темнота, молодой человек, гораздо больше, — загадочно продолжила Ипомея. — Но, как сказал Альбус, речь не об этом.

К большому облегчению Гарри жрица перестала сверлить его пустыми глазами и повернулась к Дамблдору. Директор спешно объяснил, для чего им пришлось обратится за помощью к Арумам с их древними знаниями. Во время этой короткой передышки Гарри обратился к крестному.

— Все Арумы такие же, как она? — спросил он шепотом, кивком головы указав на Ипомею.

— Я думаю, да, — туманно ответил Сириус.

— Ты никогда их не видел?

— Даже для волшебного мира считается большой редкостью встретиться с одним из них, — продолжил Блэк. — Они отшельники, и никто не знает, где именно их искать. В наш привычный мир Арумы выходят либо в исключительное время, либо когда им предлагают очень высокую плату за услуги, как в нашем случае.

— Почему они живут отдельно ото всех? — продолжил свои расспросы Гарри.

— Они занимаются духовными поисками или чем-то подобным, — пояснил Сириус. — Большинство Арумов — это древние волшебники, обладающие огромной силой. Жизнь в уединении позволяет им достичь наивысшей ступени магической силы. Мне кажется, что это все полный бред, а главная проблема в том, что они воспринимают этот бред всерьез. Не стоит все их замечания понимать буквально, так как Арумы склонны к излишнему драматизму.

Сириус украдкой посмотрел на Гарри. Тот выглядел уже более спокойным, хотя не до конца избавился от неприятного ощущения, оставленного после пристального взгляда Ипомеи.

— Во всяком случае, одно точно очевидно, — добавил Поттер после некоторого молчания, — этой женщине Изелла пришлась не по вкусу.

— Тут дело не только в самой Изелле, а во всех Эдельвейсах.

Гарри удивленно приподнял брови, услышав замечание Ремуса.

— Арумы не просто их недолюбливают, — продолжил Люпин, — они их ненавидят. Некоторые считают, что это ревность, другие говорят, что гордость; в этой истории трудно понять, где правда, а где ложь.

— Да, я вижу, — выдохнул Гарри, переводя взгляд с Изеллы на Ипомею и обратно.

Судя по тому, что он видел, Эдельвейс явно смущало присутствие Арума. Ее взгляд потемнел уже в тот момент, когда Ипомея только вошла в Большой зал. Гарри понимал, какие чувства могли обуревать Изеллу — в присутствии Арума Поттеру тоже было неуютно. Чем больше проходило времени, тем сильнее становилось это ощущение, и Гарри никак не мог его контролировать.

— Мне все ясно, — прошептала Ипомея, как только Дамблдор закончил свою речь. — Думаю, учитывая сложившиеся обстоятельства, нам надо еще раз обсудить договор.

— Я считал, что мы пришли к соглашению, которое устраивает обе стороны, — ответил директор.

— Пришли, — признала Арум, — но это было до того, как я узнала, что моя задача гораздо сложнее, чем предполагалось. Я хотела бы добавить в договор одно небольшое уточнение.

Дамблдор никак не отреагировал на эти слова, но все равно было заметно, что он не разделял ее взгляды. Гарри мог поспорить на что угодно, что директор пытался предугадать, о чем именно попросит Ипомея.

— А вы не можете просто помочь нам? — внезапно вмешалась Гермиона.

Все взгляды повернулись к ней.

— Я хотела сказать... — Грейнджер почувствовала себя крайне неуверенно, — вы поможете нам победить Волдеморта, разве этого не достаточно?

— Нет, — ответ Арума был кратким и безапелляционным.

— Мы идем на конфликт с одной из противоборствующих сторон, — добавила Ипомея более любезным тоном. — Но ваша война нас не касается. Какая разница, кому в итоге достанется власть. Братство Арумов останется неприкосновенным, что бы ни случилось.

Гарри неосознанно начал сжимать кулаки, пока ногти не начали впиваться в кожу. Эти так называемые «волшебники» насмехаются над тем, во что может превратиться их собственный мир? Им наплевать на страдания, которые повлекут за собой подобные перемены? С губ Гарри так и норовило сорваться: «Трусы!» Он готов был выкрикнуть это прямо в лицо старой женщине, которую моментально перестал уважать, но, натолкнувшись на понимающий взгляд Изеллы, сдержался и промолчал.

— Чего ты хочешь? — спросил Дамблдор.

Ипомея не ответила, она повернулась к Изелле. Зловещая тишина повисла в Большом зале.

— Прекратите разглядывать меня глазами мертвой рыбы!

Резкий голос Эдельвейс вывел присутствующих из оцепенения. Казалось, что именно сейчас она в первый раз осмелилась бросить вызов Аруму. Гарри про себя отметил, возможно, единственный из всех, как потемнели глаза Изеллы. Из янтарных они превратились в угольно-черные, и этот цвет показался Поттеру смутно знакомым. Если бы он сидел чуть ближе, то наверняка заметил бы, как опасно налились кровью всегда красивые и приветливые глаза Изеллы. *и снова глаза...*

Вдруг с неожиданным равнодушием и отрешенностью Эдельвейс продолжила разочарованным тоном:

— Мы знаем, чего вы хотите... И вы это получите. Давайте не будем терять время, начинайте работать. Мы вам не просто так платим.

Ипомея ничего не ответила. Было видно, что она внутренне приготовилась, собралась. Затем из широких складок мантии она вытащила небольшую туго набитую сумочку. Запустив туда руку, Арум достала пригоршню порошка и высыпала его на пол Большого зала, произнося при этом:

— Excelsior revellaurum arum mundi.

С пола поднялось голубое облако тумана. Солнечный свет померк, Большой зал погрузился в полумрак. Голубоватый дым начал поблескивать и слабо светиться, придавая жрице угрожающий вид. Губы Арума беспрестанно шевелились, бормоча слова заклятия. Ее голос, поначалу тихий и почти неразличимый, становился все громче и громче, пока не перерос в яростный крик. Ипомея, казалось, полностью погрузилась в какой-то мистический транс, ее ноги оторвались от пола. Старая волшебница парила над землей в клубах сверкающего голубого дыма под ошеломленными взглядами присутствующих. В этот момент под сводами Большого зала раздался ужасный шум. Четкие ритмичные удары сотрясали стены. Вскоре двери дрогнули под напором неведомой силы. Все новые и новые облака голубого дыма начали носиться по залу с невероятной скоростью, они образовали своеобразный водоворот, в центре которого в лучах бледного свечения парила Ипомея. И вдруг вся картинка резко замерла. В этот самый момент рассеивающийся дым превратился в несколько полупрозрачных силуэтов с постоянно меняющейся внешностью.

— Йезод! — крикнула Ипомея, указывая на одну из фигур. Остальные сразу же исчезли. Арум мягко приземлилась на пол.

— Она призвала Йезода, — взволнованным голосом прошептал Дамблдор.

— Наверное, это тот самый дух, который призывал тебя в свое время, Изелла, — предположил Люпин.

— Волдеморт не поскупился на твои поиски, раз обратился за помощью к столь могущественной сущности, — глухо добавил Сириус.

Эдельвейс держалась уверено, взгляд ее был мрачнее тучи.

— Было не так просто, но я справилась, — с удовольствием отметила Ипомея глухим голосом и с удвоенным рвением с удвоенным рвением вернулась к заклинаниям. Силуэт начал обретать более четкие контуры и, наконец, превратился в грозное излучающее опасность существо. Оно казалось почти осязаемым.

— Evanescequestoquesarumdissapae.

В ту же секунду видение испарилось, обдав окружающих горячим удушливым потоком воздуха. Арум, исчерпав свои силы, тяжело дышала, как будто после утомительной работы или нечеловеческих усилий. На лбу вместе с потом выступили капли крови, которые она быстро вытерла рукавом мантии, пока никто не обратил внимания на столь странное явление. Через несколько минут Ипомея вернулась в то состояние, в котором она переступила порог Большого Зала.

— Я выполнила свои условия, теперь ты выполни свои, Изелла, — сказала она, обращаясь к Эдельвейс.

Та лишь согласно кивнула, сохраняя при этом серьезный вид. Казалось, она приняла решение не раскрывать рта, пока на то не будет крайней необходимости. Ипомея приблизилась к Изелле и, пристально посмотрев ей в глаза и не заметив ни малейших признаков раздражения, вытащила из складок мантии еще один предмет. Водяные часы. С помощью магии Ипомея подняла их в воздух между собой и Эдельвейс:

— Я хочу только одного: отвечай на мои вопросы, пока не закончится вода в часах. Предупреждаю, не пытайся мне лгать, так или иначе я узнаю правду.

Изелла снова кивнула. Ипомея привела в действие часы.

— Итак, я хочу знать, почему Волдеморт так отчаянно искал тебя? Зачем ты ему нужна? — спокойно спросила жрица.

— Он хотел подчинить мою силу и мои возможности своей власти, — в тон ей ответила Изелла.

— Это единственная причина?

— Еще он хотел следить за мной.

— Следить? — удивилась Ипомея. — Зачем ему следить за тобой?

— Он знает о пророчестве.

— Каком пророчестве?

— В котором говорится, что один из его кровных потомков станет причиной его гибели, — серьезно ответила Изелла.

— Он думает, что речь идет о тебе?

— Вероятно, да.

— Он не знает, что у тебя есть дочь? — спросила Арум, слегка повернувшись в сторону Гермионы, которая неотрывно следила за происходящим.

— Нет.

— Будет очень печально, если он вдруг узнает, не так ли? — добавила Ипомея со странной ухмылкой.

Изелла позволила себе не отвечать на этот вопрос.

— Если Волдеморт хотел заполучить твою силу, значит, он знал, как ее использовать, — продолжила жрица, — это действительно так?

Изелла украдкой взглянула на часы. Оставалось еще больше половины времени.

— Да, — ответила она.

— Как ему это удалось?

— Он навел на меня порчу.

— Какую порчу?

— Тайное заклятие крови и разума.

— Он проник в твой разум и читал твои мысли. Это заклятие требует огромных усилий, каким бы могущественным ни был волшебник. Без твоей помощи и покорности, пусть и невольной, он вряд ли бы решился на подобное.

С другой стороны зала Гарри и Гермиона с опасением наблюдали за разыгравшейся сценой.

— Почему она задает все эти вопросы? Я не понимаю, к чему она ведет, — спросила Грейнджер.

— Она пытается сломать Изеллу, — ответил Люпин, не сводя взгляда с двух женщин. — Она прекрасно знает, что эта тема для нее болезненна. Если бы в этот самый миг Изелла впала бы в безумие, то Ипомея была бы чрезмерно довольна. Как я уже говорил, Арумы не любят Эдельвейсов.

— Ты чувствуешь себя виноватой? — тон Арума становился увереннее.

— Да.

По внезапной улыбке Ипомеи было понятно, что такой ответ ей очень понравился.

— Я так и думала. Я почувствовала это сразу, как только вошла сюда, — добавила она. — Что заставляет тебя чувствовать себя виноватой? Что такое ты сказала своему дорогому папочке, что тебя теперь так мучает совесть?

Изелла снова бросила взгляд на часы. Времени было еще достаточно, так что с некоторой долей тревоги она отметила, что избежать ответа на этот вопрос не получится. Она снова сконцентрировала свой взгляд на молочно-белых глазах жрицы, стараясь больше ни на что не обращать внимания.

— Я сказала ему, что ребенок убьет его, — ответила Изелла, стараясь казаться максимально безучастной.

— Какой ребенок?

— Если я отвечу на этот вопрос, — начала Эдельвейс, — я хочу, чтобы вы поместили замок под свою защиту.

— Невозможно, — твердо ответила Ипомея. — Это не входит в наш договор.

— Я не отвечу, пока вы не согласитесь выполнить мою просьбу. Поторопитесь с выбором, времени осталось мало, — Изелла жестом указала на часы, вода в которых убывала со стремительной скоростью.

— Хорошо, я согласна, — выпалила Арум. — А теперь говори.

— Гарри... Гарри Поттер.

Голос Изеллы эхом отозвался в полной тишине под сводами Большого зала. Простые звуки имени, сорвавшиеся с ее губ, погрузили в гнетущую тишину огромное помещение. Одну Ипомею, казалось, радовало все происходящее. Она хотела задать еще один вопрос, но Эдельвейс ее перебила:

— Время вышло, — она указала на часы. — Больше никаких вопросов.

— Того, что я узнала, вполне достаточно. По правде говоря, этого хватит, — преувеличенно спокойно ответила Арум.

Ипомея была права: в ответах нужды больше не было, полученной информации хватит, чтобы все понять. Понять, почему Волдеморт вдруг решил напасть на Поттеров, почему он пытался уничтожить свою жену и ребенка. Изелла была за все ответственна. Хотя Гарри с большим удовольствием назвал бы ее в данном случае виноватой. Он находился в шоковом состоянии. Казалось, все его мысли перемешались между собой. Арум, удовлетворенная своим визитом, направилась к выходу. Перед тем, как окончательно уйти, она бросила последний взгляд на Изеллу.

— Вы, Эдельвейсы, всегда прикрываетесь чувством вины, — надменно бросила она. — Чувство вины довело до безумия твою мать, а перед этим ее мать. Основатель нашего братства, Альбин Скэкроу, всегда утверждал, что пророческий дар — это лишь мишура, которая скрывает ваше слабоумие. А он был мудрым человеком.

С этими словами жрица в сопровождении Дамблдора покинула Большой зал. Как только двери за ней закрылись, Изелла почувствовала головокружение, взгляд затуманился, земля начала уходить из-под ног. Она едва не упала, но в последний момент ухватилась за край одного из длинных столов.

— С тобой все в порядке? — тут же спросил Северус, готовый в случае необходимости поддержать ее.

— Да, сейчас все пройдет, — ответила Эдельвейс непривычно тихим и надломленным голосом.

— Пойдем со мной, — сказал Снейп, помогая ей подняться. — Я дам тебе зелье, которое приведет тебя в чувство.

— Нет, подождите! — резко прервал их Гарри. — Сначала я хочу задать несколько вопросов.

— Ваши вопросы подождут, мистер Поттер, — сухо ответил Снейп.

— Я не с вами разговариваю, — злобно буркнул Гарри.

— Я надеюсь, что дерзость, которую я уловил в вашем голосе, мистер Поттер, мне просто послышалась, — с холодным видом заметил Северус.

— Мне глубоко плевать, на что вы там надеялись, — Гарри уже не скрывал своей ярости.

— Не смейте разговаривать со мной подобным тоном... — возмутился Снейп, но не успел договорить, поскольку Гарри бесцеремонно его перебил.

— Мне плевать на приказы такого мерзкого изменника и предателя, как...

Воздух разрезал звук громкой пощечины, которую Изелла влепила Поттеру. Он замер.

— Никогда больше не смей так говорить, Гарри, никогда! — разгневанно сказала она. — Если тебе хочется на кого-нибудь злиться, то выбери лучше меня, а не Северуса. Не человека, которому ты, твоя сестра и я обязаны тем, что вообще попали сюда целыми и невредимыми! Не того, кто, рискуя собственной жизнью, пытался защитить наш мир от страшного зла! Знай, что если бы я осталась с Волдемортом, если бы Северус не поклялся перед Пожирателями смерти отыскать меня, если бы они с твоим отцом не нашли меня, весь наш мир сейчас превратился бы в пристанище черной магии! Никогда не забывай того, что я сейчас сказала, не забывай, кому ты обязан своей жизнью!

— Я не забываю, — решился ответить Гарри, но в тот момент, когда он произнес эти слова и взглянул в глаза матери, он тут же пожалел о сказанном.

Смутившись, он отвернулся, чтобы перевести дух, и лишь через некоторое время осмелился снова посмотреть на Изеллу. К его глубокому удивлению вместо сурового выражения он прочитал в ее глазах печаль. Так же печален был ее взгляд несколько дней назад в комнате с зеркалом Еиналеж. Изелла направилась к дверям, но, прежде чем уйти, повернулась к Гарри.

— Гарри, со следующей недели ты будешь под охраной, — добавила она и покинула Большой зал.

Прежде чем двери за Эдельвейс закрылись, Гарри успел заметить, как та нервно потерала запястье.

* * *

— Входи, Гарри.

Раздался голос директора сквозь толстые деревянные двери кабинета, едва Поттер постучался.

— Вы хотели меня видеть, профессор? — спросил он, просовывая голову в образовавшийся проем.

— Я хотел с тобой поговорить, — уточнил Дамблдор.

— Из-за вчерашнего, да? — беспокойно произнес Гарри.

— Из-за этого тоже, — сказал директор, сидя за широким столом.

Он успокаивающе посмотрел на Поттера и продолжил:

— На самом деле, я уже давно хочу с тобой поговорить. Мне кажется, что ты не до конца понимаешь сложившуюся ситуацию. Я прав?

Гарри не знал, что сказать. Он до конца еще не разобрался в своих мыслях. То, что он узнал накануне, полностью перевернуло его сознание. Он вспомнил ярость и злость, с которыми покидал Большой зал. Не в состоянии сказать ни слова кому бы то ни было: ни Гермионе, которая спустя несколько часов пришла поговорить, ни Рону, которому интересно было узнать все о визите Арума. Он полностью закрылся в себе и молчал, снова и снова прокручивая в голове слова Изеллы. Ему так хотелось кого-нибудь обвинить, но не мог винить никого, кроме себя. Когда МакГонагалл передала ему, что его хочет видеть директор, Гарри почувствовал, как внутри все сжалось словно от страха. Но волнение испарилось, когда он встретился глазами с умиротворяющим взглядом Дамблдора.

— Скажи, Гарри, — начал директор, — ты злишься на меня?

— Что? Почему я должен на вас злиться? — Поттер с трудом поверил своим ушам, такого вопроса он точно не ожидал.

— Потому что я никогда раньше не говорил тебе о твоей матери. Я скрывал многое, что имеет к тебе прямое отношение, этого достаточно, чтобы возникли некоторые не совсем положительные эмоции, — объяснил Дамблдор.

— Никогда, никогда в жизни я не мог бы на вас разозлиться, — изо всех сил защищался Гарри. — Хотя я никогда ни на кого не злился, кроме...

Он резко замолчал, осознав, что чуть не сболтнул лишнее. Дабмлдор выжидающе посмотрел на него сквозь стекла очков, поднялся с кресла и неторопливо пошел вглубь кабинета к одной из дверей.

— Следуй за мной, Гарри, я хочу тебе кое-что показать.

Не проронив ни слова, Поттер поднялся. Они прошли через широкий дверной проем, пересекли маленькое квадратное помещение с высокими книжными шкафами, снизу доверху заполнеными старинными фолиантами, открыли еще одну массивную дверь и оказались в странной комнате, похожей на длинный коридор. В этом месте чувствовалась некая торжественная атмосфера. Гарри не мог понять, почему; может, такое настроение создавали настенные панели из ценных пород дерева, возможно, ярко-красные ковры или, что наиболее вероятно, сотни и сотни картин, развешанных по стенам. Пока они шли по этому коридору, Поттер заметил, что на всех полотнах были изображены люди: женщины, мужчины, молодые, старые, но во всех чувствовалось какое-то аристократическое благородство. Гарри ощущал себя не совсем уютно под пристальными взглядами сотен глаз, которые неотрывно следили за ними. Он даже заметил, что некоторые портреты начали перешептываться. Внезапно Дамблдор остановился напротив одной из картин. Гарри посмотрел на полотно. Прекрасная молодая женщина с длинными вьющимися волосами, небрежно заколотыми красивой брошью, тут же им улыбнулась. Она была одета в элегантное платье из бархата, ее бледные худые руки держали маленькую потрепанную книжку. Как только Дамблдор и Гарри развернулись к ней лицом, она любезно улыбнулась им.

— Тебе знакома эта девушка, Гарри? — внезапно нарушил молчание Дамблдор.

Поттер еще раз внимательно посмотрел на портрет. Казалось, в ней было что-то знакомое и родное, но Гарри не понимал, почему у него сложилось такое впечатление. Видя его замешательство, Дамблдор указал ему на маленькую подпись на витиеватой раме.

Локоли Агнесса Эдельвейс.

— Эдельвейс... — повторил Гарри с сомнением.

— На всех этих портретах изображены твои предки, мой дорогой Гарри, — с довольной улыбкой заметил директор. — Все они принадлежат к роду Эдельвейсов.

Поттер еще раз внимательно посмотрел на картины. Неуютное ощущение тут же исчезло.

— А эта молодая женщина, — продолжил Дамблдор, вновь акцентируя внимание на портрете, — она твоя прапрабабушка... моя жена, Локоли Эдельвейс.

— Ваша жена? Моя прапрабабушка? — еще не до конца осознав услышанное, пробормотал Гарри. — Но зачем вы мне все это показываете?

— Я привел тебя сюда, потому что хотел поговорить именно о Локоли, — ответил директор, не сводя взгляда с портрета.

Поттер тоже посмотрел на картину, ожидая от Дамблдора продолжения.

— Локоли была очень умная и образованная женщина. Красивая, дружелюбная, способная — у нее были все необходимые для яркой и запоминающейся жизни качества. Но она не смогла спастись от собственного безумия.

— Безумия? Арум была права, — прошептал Гарри.

— Только в этом. Не следует верить всему, что она сказала, — поправил Дамблдор.

— Это... это безумие ее убило? — с опаской спросил Поттер.

— Нет, ее убило не оно, — грустно ответил директор. — Она еще жива, если можно так сказать, потому что, как говорил один очень способный человек: безумие — это смерть с кипящей в венах кровью.

— Она жива? Но где она?

— В больнице Святого Мунго.

Гарри не смог произнести ни слова и продолжал разглядывать свою прапрабабушку.

— Локоли всегда была подвержена излишней уязвимости разума, — продолжил Дамблдор. — Возможно, потому что ей не удавалось контролировать дар предвидения, и именно он сделал ее еще более восприимчивой. Однако она всегда старалась оставаться собой, в любой ситуации, в любых условиях. Вплоть до рождения нашей дочери, Цинии, я не замечал ничего подозрительного. Ее поведение менялось постепенно, шаг за шагом. Она стала отрешенно холодной даже с дочерью. Чем больше проходило времени, тем сильнее она замыкалась в себе, пока совсем не отказалась от Цинии. Твой бабушке было всего лишь десять лет, когда мне пришлось отправить ее в интернат, чтобы оградить от собственной матери. Это было единственно возможное решение, которое, казалось, могло ее успокоить.

— Почему она стала такой? Что случилось?

— В Локоли, несмотря на ее многочисленные положительные качества, был один значительный недостаток: на нее давило величие предков.

— Давила? Как?

— Ее всегда воспитывали так, словно пророчества ее предков — единственное, на что надо ориентироваться в жизни. Она придерживалась этого принципа, пока, однажды он не превратился в болезненную манию. Когда в одном из своих видений она узнала, что ее дочь станет правой рукой Волдеморта, она даже не попыталась ее защитить, а наоборот, позволила судьбе свершиться. Она отреклась от дочери и таким образом сама толкнула своего ребенка во тьму. А смерть Цинии задушила последние остатки разума в Локоли.

Дамблдор замолчал, и Гарри бросил на него внимательный взгляд. Все это время директор старался говорить безучастным голосом, но, глядя в его голубые, потускневшие от времени глаза, Поттер заметил ностальгическую грусть, поселившуюся в его сердце. Гарри догадывался, что для Дамблдора эта история имела такой же трагичный конец, как и для Локоли. Эта печаль навсегда останется в его душе. Локоли, Циния, Изелла... и он, Гарри. Только ли они среди всех Эдельвейсов пережили такие испытания судьбы? Гарри снова окинул взглядом длинную галерею.

— Ты считаешь Локоли виновной в том, что случилось? — внезапно спросил Дамблдор.

— Виновной? — удивился Поттер. — В чем ее вина? Разве она не была жертвой своих собственных убеждений, влияния семьи, своего дара? Разве нет, профессор?

— По правде говоря, я долгое время думал, что значительная часть ответственности за трагические события лежит на ней, — признался тот. — Но, возможно, ты прав. Возможно, я был слишком вовлечен в эту историю, чтобы признаться, что Локоли всего лишь жертва неподвластных ей событий.

С этими словами Дамблдор направился к выходу. Бросив последний взгляд на портрет Локоли Эдельвейс, Гарри отправился следом за ним. Пока они шли по длинной галерее и через библиотеку, Поттер без конца прокручивал в голове то, что только что узнал. Если Локоли ни при чем, то на кого возложена вся ответственность? На Цинию? На Изеллу? Скорее всего, нет. Тогда на кого?

— Профессор? — позвал Гарри, когда они вернулись в директорский кабинет.

— Я слушаю.

— По поводу вчерашнего... Мне очень жаль, но...

— Не надо объяснять, — перебил Дамблдор. — Я уверен, что твоя реакция вполне понятна. Самое главное, чтобы ты извлек для себя правильный урок из того, что случилось.

Гарри кивнул, в ответ директор мягко улыбнулся.

Вдруг раздался стук в дверь.

— Войдите, — сразу же сказал Дамблдор.

В кабинет осторожно, внимательно осматривая комнату, вошла Изелла.

— Простите, — извинилась она, — я думала, помешаю.

— Ничего, — успокоил Дамблдор. — Мы уже закончили. Спасибо, Гарри, что выслушал.

— Не за что, — ответил Поттер и направился к выходу.

— До свидания, Гарри, — произнесла Изелла.

— До свидания.

Прямо перед тем, как закрылась дверь, Поттер опять заметил, что Изелла беспокойно потирала запястье. Этот жест заинтересовал Гарри, но дверь уже почти закрылась, скрывая от него Дамблдора и Изеллу. В последний миг до него донеслись слова:

— Итак, Иззи, чем вызван твой визит? — спросил Альбус.

— Я должна тебе кое-что рассказать.

* * *

Гарри почти бегом направился в башню Гриффиндора. В общей гостиной он с удивлением обнаружил мирно спящего на диване Рона. Поттер подошел и легонько потрепал друга за плечо, от чего Уизли дернулся во сне.

— Рон, это я, просыпайся!

— Эй! Ты поздно вернулся!

— Я был у Дамблдора, — ответил Гарри. — Он хотел со мной поговорить.

— О! — только и смог выдавить из себя Рон.

Конечно, Уизли распирало от любопытства, о чем директор мог беседовать с его лучшим другом, но он не стал ничего выспрашивать. Недавние события очень сильно повлияли на Рона, благодаря чему он научился подавлять свое любопытство и понимать, когда можно говорить, а когда лучше промолчать.

— Что ты тут делаешь? — спросил Гарри. — Ты забыл, где находится твоя кровать?

— Смейся-смейся! Представь себе, я вообще-то тебя ждал.

— Зачем?

— Недавно здесь была Гермиона, она искала тебя.

— Меня? — удивился Поттер.

— Держи, — Рон протянул ему две книги. — Она просила тебе передать. Мне кажется, она надеется, что ты их прочитаешь, — зевая, добавил он.

Поттер с недоумением смотрел на книги.

— Ладно, я пошел спать, — сказал Рон. — Я совсем без сил. Спокойной ночи, Гарри.

— Спокойной ночи, Рон.

Гарри удобно устроился в кресле и, положив книги себе на колени, открыл одну из них. Гермиона поделилась с ним самым сокровенным — дневниками с пророчествами двух последних представителей династии Эдельвейс.

Гарри устроился подальше от остальных студентов, ближе к кромке воды, там, где заходящее солнце шлет свой последний привет утомленной земле, уступая ночной тьме право на царствование. Облокотившись на узловатый ствол старого дерева и полностью погрузившись в чтение дневников, Поттер больше походил на странную скульптуру, чем на живого человека. Последние два дня Гарри избегал друзей. Рона и Гермиону такое поведение, конечно, огорчало, но они, как никто другой, понимали, что Гарри жизненно необходимо побыть одному, чтобы прийти в себя и привести мысли в порядок. В этот короткий, но трудный период единственное, чего хотелось Поттеру, — понять. Понять, почему он вечно оказывался замешанным в неприятности, почему жизнь так жестоко над ним шутила. Понять, чтобы никогда больше ничего подобного не случалось, чтобы разорвать этот порочный круг, в котором, казалось, он оказался заточен.

Поэмы, сонеты, описания снов, длинные монологи — все это было в истрепавшемся от времени дневнике. Маленькая тетрадка взрослела вместе со своей владелицей. Это ощущалось при чтении: язык становился более богатым, а фразы — витиеватыми. С возрастом увеличивалось и количество видений. Последние страницы были буквально исчерканы вдоль и поперек нервным почерком. Несмотря на то, что большая часть написанного ускользала от понимания Гарри, он заметил, что не весь дневник посвящен пророчествам. То тут, то там попадались зарисовки из жизни Изеллы, описания некоторых важных событий, повлиявших на ее становление и развитие. Ее удочерение Теккерами, дружба с Северусом, знакомство с Сириусом и Джеймсом, появление Ремуса, школьные успехи, первая встреча с отцом в Запретном лесу, рождественские каникулы в гостях у родителей Снейпа, ворона Горлик (подарок деда), путешествие в Индию, первый поцелуй с… Гарри не успел дочитать, с кем именно; он вдруг почувствовал прикосновение руки на своем плече. Поттер обернулся и увидел Сириуса, который, лучезарно улыбаясь, устроился рядом на траве.

— Ты знаешь, что твоя мама никогда не расставалась с этой тетрадкой? — спросил Блэк, кивком указав на дневник.

Мама. Первый раз в присутствии крестника Сириус так назвал Изеллу. Гарри не нашелся, что ответить.

— А я тебя везде искал, — как ни в чем не бывало продолжил Блэк. — К счастью, мне на пути попался Рон, он-то и указал верное направление.

— Мне… Я хотел побыть один, чтобы почитать, — откликнулся Поттер, сжимая в руках поспешно захлопнутый дневник.

— Тебе повезло! Когда мы учились в Хогрвартсе, Иззи не расставалась с ним ни на минуту. Мы с твоим отцом не раз пытались выкрасть дневник, просто чтобы узнать, пишет она что-нибудь про нас или нет, но перехитрить ее оказалось невозможно. В тот единственный раз, когда мы были уже буквально в двух шагах от победы, Изелла заставила нас жестоко поплатиться за любопытство.

— Она вас заколдовала? — заинтересовался Гарри.

— Нет, гораздо хуже. Она не разговаривала с нами почти две недели. Нет ничего более мучительного, чем откровенное безразличие. Похожим образом она себя вела в тот день, когда Снейп… чуть не умер. Хотя тогда на нас обрушился такой великий гнев, что, если бы не вовремя подоспевший Ремус, которому чудом удалось сгладить конфликт, она бы не разговаривала с нами до конца жизни. У нее непростой характер. Нам часто попадало за шуточки. Меня удивляет, что только Джеймсу удавалось смутить или подколоть Изеллу.

Блэк рассказывал все это со счастливой улыбкой на лице и блеском в глазах, полностью погрузившись в воспоминания. Гарри был заинтригован внезапным приступ ностальгии крестного: после возвращения Изеллы Сириус старался не выставлять свои чувства напоказ.

— В дневнике, — начал Поттер, — она упоминает одного человека: Лазло…

— Лазло Сент-Ло, — Сириус заскрипел зубами от злости, — подонок и мерзавец.

— Кто это?

— Студент Хогвартса, он учился на три года старше нас, староста Слизерина, капитан команды по квиддичу и адепт черной магии, — с отвращением выплюнул Блэк. — Странно, что она вообще о нем написала. Мне казалось, что она предпочла бы полностью стереть этого человека из памяти.

— Почему? — удивился Поттер.

— Когда твоя мама была на четвертом курсе, этот урод попытался… — Сириус на мгновение замялся, — изнасиловать ее.

От ужаса Гарри вытаращил глаза.

— Если бы я оказался рядом в этот момент, то стер бы его в порошок, — яростно продолжил Блэк. — К счастью, Изелла была сильной девочкой, кое-как она выпуталась из его объятий. Но из-за этого чуть не бросила Хогвартс.

— Она убила его?

— Нет. Наказание было не столь суровым, — недобро ухмыляясь, ответил Сириус. — Но после всего, что она с ним сделала, вряд ли Сент-Ло сможет когда-нибудь иметь детей. Можно сказать, Изелла оказала огромную услугу всему человечеству.

— Ты больше на нее не сердишься? — внезапно спросил Гарри.

Блэк недоуменно посмотрел на него.

— Я просто имел в виду, — пояснил Поттер, — что ты говоришь о ней с большей…

— …нежностью? — закончил Сириус.

Гарри только кивнул в ответ.

— Это странно, но старая Ипомея помогла мне понять некоторые вещи, — Блэк неотрывно смотрел куда-то вдаль. — Я наконец-то осознал, что не один я страдал все это время. Может, тебе покажется, что я законченный эгоист, но где-то в глубине души я всегда думал, что на мою долю выпали самые тяжелые испытания. Знаешь, почему я возомнил себя таким великим страдальцем? Почему я думал, что моя боль сильнее твоей или еще чьей-либо?

Блэк на мгновение оторвался от созерцания горизонта и посмотрел на крестника.

— Потому что я чувствовал себя виноватым, — пояснил он. — Нет чувства хуже, чем вина. Если бы ты знал, Гарри, как сожаление давит на совесть.

— Виноватым? — удивился Поттер. — Но почему?

— Потому что позволил Изелле уйти, потому что не смог быть ей другом, когда она так отчаянно во мне нуждалась, потому что твои родители умерли…

— Но в этом нет твоей вины! Это все Петтигрю! — резко выкрикнул Гарри.

— Я не должен был позволить Джеймсу выбрать этого кретина хранителем тайны, — с горечью ответил Блэк.

— Ты же не знал, какой он на самом деле, — с сожалением заметил Поттер. — Никто не знал.

— Я понимаю. Но еще я понимаю, что могу найти себе хоть сотню подобных оправданий, но заглушить чувство вины это не поможет. Надеюсь, что однажды мне удастся освободиться от этого груза и все забыть, но подозреваю, что такое не забывается и не стирается из памяти так просто. Только смерть может мне помочь. Лучшее, что я могу сделать в этой ситуации, просто жить дальше. Я прекрасно знаю, что ты злишься на мать из-за… скажем, по многим причинам; я тоже злился. Но теперь, как ты знаешь, все изменилось. Я осознал, как много пережила Изелла, как она страдала из-за чувства вины перед твоими родителями, Гермионой и тобой. Чувство вины — это худшее, что можно испытывать по отношению к людям, которых любишь. Я был очень привязан к Джеймсу и Лили, их смерть сделала меня наполовину безумным, я полагаю, что для Изеллы, которая так любила твоего отца, его исчезновение при весьма странных обстоятельствах стало настоящим потрясением.

Сириус замер и погрузился в воспоминания, на пару мгновений повисла тишина.

— Значит, ты простил ее, — со стороны Гарри это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

— Мне не за что ее прощать, — вздохнул Сириус. — Совсем. Мне нужно было просто навести порядок в собственных чувствах.

— Каких чувствах? — тут же спросил Поттер.

Блэк ответил не сразу. Его взгляд бродил по Черному озеру, чья легкая рябь отражала последние лучи заходящего солнца. А потом с какой-то необычайно легкостью в голосе продолжил:

— Я тебе никогда не рассказывал о своей первой большой любви, Гарри?

— Ты был влюблен? — воскликнул Поттер.

— Да, а почему тебя это удивляет?

— Ты не очень похож на человека, который может влюбиться, — с улыбкой объяснил он.

— Было время, когда меня называли покорителем сердец, но кончилось все тем, что я попал в свою же ловушку. Мне было семнадцать. Это было за несколько недель до начала учебного года в Хогвартсе. Я только что унаследовал небольшой домик в Брайтоне. Как ты уже знаешь, моя тетя Манни завещала мне его перед смертью. Чтобы отпраздновать свою независимость, я пригласил Джеймса, Ремуса, Изеллу и, естественно, Питера провести эти несколько недель со мной. Это были самые лучшие каникулы за всю мою жизнь и единственные, которые мы провели все вместе. Именно тогда я и влюбился. Я до сих пор помню свежий ветер, ласковое солнце, пронзительно-голубое небо. Не могу понять, все было так на самом деле или чувство добавило ярких красок окружающему миру. Я пришел искупаться на озеро недалеко от Брайтона и поваляться в тени старого дерева. Дерево, кстати, было очень похоже на то, под которым мы сейчас сидим, — заметил Сириус, погладив шершавый ствол, на который опирался. — Она сидела под дубом с закрытыми глазами, пряча лицо в тени листвы. Она была прекрасна. Ветер трепал ее длинные волосы, и каждый раз, когда они щекотали ее носик, она по-детски морщилась. Я застыл, как вкопанный. Я не сделал ни шага. Боялся пробудить ее, боялся разрушить этот идеальный образ. Потому что для меня это все было нереальным, даже то, что мой желудок сжался в комок, казалось мне наваждением. Это было невероятно: влюбиться вот так просто! Я ведь только увидел, как она спит и как ветер приподнимает ее платье, невинно обнажая ножки. Я не мог. Я подумал, что меня просто растрогал сам образ, что наваждение рассеется, как только она проснется. А потом она открыла глаза.

— И что произошло? — Гарри не скрывал интереса.

— Она мне улыбнулась, и я почувствовал, словно меня молния ударила. Я понял, что полностью и безоговорочно влюбился в эту девчонку.

— А что ты сделал потом? Ты заговорил с ней? Вы увиделись?

Сириус молча улыбнулся и перевел взгляд на озеро, которое уже начало терять свои ярко-алые закатные краски.

— Уже поздно, Гарри. Надо возвращаться в замок, скоро ужин.

* * *

Люциус проснулся глубокой ночью. Он тихо выскользнул из кровати и устроился в кресле перед едва тлеющим камином. Изелла, закутавшись в шелковые простыни, смотрела на него, не произнося ни слова. Отблески огня вырывали из темноты черты лица ее супруга, это было похоже на некую театральную игру света и тени. Малфой полностью погрузился в свои мысли и казался отстраненным. Это был первый раз, когда он позволил Изелле увидеть себя в таком расслабленном и задумчивом состоянии. В этот момент он, сидя вот так, лицом к огню, выглядел невероятно притягательно. Нетрудно было догадаться, о чем Люциус думал. Он вытянул обе руки перед собой и переводил взгляд с одной на другую: сначала на правую, потом на левую и снова на правую. На одном предплечье вырисовывались черные разводы метки Пожирателя смерти, на другом — простой шрам; но этот шрам заставил Малфоя очень сильно сомневаться. В одном Люциус был уверен абсолютно точно: отказаться от одной из этих меток будет невероятно трудно, да и сможет ли он вообще отказаться? Люциус почувствовал легкое прикосновение на правой руке. Изелла подошла к нему, а Малфой, погрузившись в размышления, даже не услышал ее шагов. Завернувшись в одеяло, Эдельвейс села перед ним на колени, сияющими глазами пытаясь поймать еще хмурый взгляд супруга. Она выжидающе улыбнулась и мягко погладила его руки, которые Люциус все еще держал перед собой.

— Я знаю, для тебя выбор не так очевиден, — тихо сказала Изелла. — Я знаю, то, о чем я попросила тебя прошлой ночью, нелегко. Я знаю своего отца, я знаю, как ты служил ему и во что это в итоге выльется. Я знаю, наконец… — она колебалась, — что будет трудно.

— Ты знаешь? — перебил Малфой грубо.

Эдельвейс кивнула.

— Как здорово, — продолжил он с сарказмом в голосе. — Но скажи мне, Изелла, чего ты ждешь от меня теперь, когда я попался в твои искусно расставленные сети? Ты хотела бы, чтобы я стал шпионом, работал на маглолюбов, рисковал своей жизнью ради них, так? Какой идеализм! А потом? Что будет потом? Ты действительно веришь, что твои единомышленники позволят мне спокойно уйти? Что я смогу и дальше продолжать заниматься своими делами, не будучи обязанным отчитываться за каждый шаг?

Взгляд Люциуса пылал от едва сдерживаемой ярости. Изелла отпустила его руки, но осталась сидеть перед ним на коленях, молча слушая и не осмеливаясь перебивать.

— А вдруг я заслужу медаль «За заслуги перед отечеством»? — ирония сквозила в каждом слове Малфоя. — Я даже вижу, как падлюка Блэк вручает мне ее из рук в руки. Это будет заслуженная награда, не находишь? Я потеряю все в этой игре! Все, что я заработал и создал за эти годы…

— Ты прав, — сказала она, наконец. — Ты ничего не выиграешь и все потеряешь, но…

Люциус с недоверием посмотрел на Эдельвейс, с силой сжал ее запястья и привлек к себе.

— Потерять все? — резко спросил он. — Я не твой «святой» Поттер, Изелла! Сожалею, что приходится тебя разочаровывать, но ты вышла замуж не за него. Во мне нет ничего святого!

Эдельвейс посмотрела на него с толикой страха, спрятавшегося в глубине глаз. Малфой, осознав, что расстроил ее, тут же разомкнул объятия и отвернулся. Изелла несколько секунд не двигалась, пытаясь привести мысли в порядок и машинально потирая запястья, которые затекли от стальной хватки Люциуса.

— Я прекрасно знаю, кто ты, Люциус, — ее голос был полон грусти. — У меня нет никаких иллюзий относительно твоих мотивов. Но еще я знаю, что выбор у тебя весьма ограниченный. Помогая нам, ты многое потеряешь, но, по крайней мере, сохранишь себе жизнь.

— А тебе-то что с того? — спросил Малфой сухо.

— Может, я волнуюсь за тебя? Может, я хочу уберечь тебя от самого себя?

— Уберечь меня? — на губах появилась горькая усмешка.

Изелла наклонила голову и уткнулась в колени Люциуса, этот нежный и доверительный жест удивил его.

— Иногда я мечтаю, — тихо начала Эдельвейс, — какой будет моя жизнь, когда весь этот кошмар закончится. Я думаю о том, что мне хотелось бы сделать, что хотелось бы увидеть и где побывать. Возвращаясь снова и снова к этим мечтам, я заметила, что за двадцать лет мои желания не поменялись. Я отдаю себе отчет, что не смогу достичь того, что мне хочется, в одиночку. В одиночку вообще будущее не построишь. Я очень долго оставалась одна в пустыне, думая, что найду там свой путь, свою судьбу, но потерялась, сама того не заметив. Сейчас я всего лишь хочу любить и быть любимой. Я нуждаюсь в тебе, Люциус.

Тихий голос Изеллы потонул во мраке ночи, она вдруг почувствовала, как Малфой запустил руку в ее волосы и аккуратно погладил ее по голове. Эдельвейс на один долгий миг закрыла глаза, наслаждаясь проявлением нежности супруга, тем, что так важно и нужно каждой женщине. Она подняла голову, перехватила руку Люциуса и поцеловала ее. Малфой с легким удивлением посмотрел на нее, а потом коснулся покрасневшей от смущения лица Изеллы. Она тут же встала с пола и потянулась к Люциусу, чтобы поцеловать его. Мягко дотронулась своими губами до губ Малфоя, но тот не отреагировал; со странным выражением лица он наблюдал за реакцией Изеллы, ожидая, что же она предпримет. Эдельвейс отстранилась, легким касанием руки позволила одеялу упасть к ее ногам, открыв взору Люциуса обнаженное тело, и села к нему на колени. Она начала целовать его с таким пылом, какого он прежде не замечал. Малфой с наслаждением отдался ощущениям, сжимая ладонями нежную кожу, блуждая руками по ее спине, талии, бедрам. Губами, припухшими от поцелуев, Изелла приникла к мочке уха и начала дразняще поигрывать с ней языком. Люциус застонал от ее нежных ласк, от близости ее молодого тела, жара ее груди, которой она прижималась к его обнаженному торсу.

— У тебя всегда будет преимущество передо мной, — пробормотал Малфой и прикусил ее нижнюю губу, которую отблески огня и пламенные поцелуи окрасили красным.

Изелла улыбнулась, почувствовав, как рука Люциуса скользит меж ее бедер. Она позволила ему взять верх, в очередной раз утонув в ласках супруга.

* * *

— Очевидно, Снейп все еще не простил тебя, за то, что ты сказал в прошлый раз, Гарри, ? бесцеремонно начал Рон, когда они вышли из класса зелий. Я никогда не видел его в таком настроении. Хорошо хоть, что он не комментировал твои действия во время урока.

— А вот за его сдержанность ты мог бы поблагодарить нашу маму, — добавила Гермиона.

— Не беспокойся, — ответил Гарри, насупившись, — у меня будет время подумать над этим во время отработки.

— Она сегодня? — уточнил Уизли.

— Через двадцать минут.

— Не переживай, Гарри, — Рон заметил мученическое выражение Поттера, — все будет хорошо, твоя мама — самая лучшая.

— Ну да, — без энтузиазма отозвался тот, — я не думаю, что ты был бы таким оптимистом, если бы видел ее взгляд во время нашей прошлой встречи.

— Да, она действительно была немного… скажем, раздосадована, — вмешалась Гермиона, — но, принимая во внимание ситуацию, ее можно понять.

— В худшем случае она заставит тебя мыть класс, — добавил Уизли. — Было бы что мыть…

— Меня беспокоит не то, что она заставит меня делать, а то, что именно она скажет или, наоборот, не скажет, — признался Поттер, понурив голову. — Мне бы хотелось…

— Просто поговорить, — закончила Грейнджер, в знак понимания деликатно пожав его руку.

Гарри кивнул, а Рон недоуменно смотрел на друзей, вообще не улавливая, о чем они говорят.

— С тех пор, как вы узнали, что вы брат и сестра, вы ведете себя очень странно, причем оба и сразу, — пожаловался он, нахмурив брови. — Вы точно не пользуетесь телефазией?

— Ты имел в виду телепатию? — нетерпеливо перебила Гермиона.

— Ну да, короче, когда общаются без слов, — пояснил Уизли.

— А почему тогда не телекинез, раз уж на то пошло, — пробормотала себе под нос Грейнджер. — Вот ведь болван.

— А почему бы и нет? — продолжил Рон, ни слова не пропустив из убийственной критики Гермионы. — Я не знаю, обратили ли вы внимание или нет, но у вас с Гарри в последнее время ужасная привычка развивать в себе ультра-магические способности: Гарри говорит со змеями, ты во снах видишь эпизоды из жизни своей матери, я уже не говорю об остальном. Тут даже обсуждать нечего ? вы ненормальные.

— Я не знаю, радоваться нам или обижаться? — Гермиона повернулась к Поттеру.

— Думаю, — подал голос Гарри, — Рон пытается сказать, что мы особенные.

— Особенные лучше, чем ненормальные? — допытывалась Грейнджер.

Гарри пожал плечами.

— Что вы там опять шепчетесь? — прошипел Рон, почувствовав себя лишним.

— Ненормальные, да? — Гермиона с шутливой суровостью посмотрела на Уизли. — И это говорит человек, коллекционирующий сушеных угрей?

— Эй! — Рон был возмущен. — Я тебе уже говорил, что коллекционирование угрей очень ценится в магическом мире. И к тому же я продолжаю семейную традицию. Эта коллекция принадлежала моему дяде Архимеду; продолжая его дело, я отдаю дань его памяти.

— Твой дядя умер? — Гарри очень удивился, услышав эту новость. — Я всегда считал, что он всучил тебе этих угрей после того, как ты его несколько часов умолял. Это было незадолго до его отъезда в Монополию.

— Ну, это да, но речь не об этом, — Рон покраснел и смутился.

— Ты прав, — сказала Гермиона. — Как мы вообще докатились до такой жалкой темы?

— Мы размышляли, какому наказанию подвергнет Гарри его мама, а потом столкнулись с безжалостным гневом нашего дорогого профессора зелий, — бесхитростно ответил Рон, радуясь, что друзья нашли другую тему для обсуждения.

— Да, точно.

— Я думаю, мне нечего бояться, — заметил Гарри.

— Ну, конечно, — успокоила его Грейнджер, — ты же знаешь, что Рон любит пошутить.

— От твоей мамы, конечно, нечего, — никак не мог угомониться Уизли, — но вот что касается Снейпа, зная этого уро…

— Рон! — перебила Гермиона, заранее ужасаясь тому, что тот собирался сказать.

Уизли как-то неопределенно взмахнул головой в знак согласия и продолжил:

— Подарков от него не жди. Я твердо уверен, что он хочет только одного: отомстить. Не знаю, как и когда, но он точно отомстит.

— О чем ты говоришь?

— Уверен, он это сделает, — не обращая внимания на хмурый взгляд Гермионы, повторил Рон, — он ненавидит Гарри, и это началось далеко не сегодня, а в тот день, когда он тебя в первый раз его увидел. С тех пор Снейп на дух не переносит Гарри. Но я не знаю, почему.

— Я знаю, — внезапно перебил Поттер глухим голосом. — Они с моим… нашим отцом ненавидели друг друга.

— Снейп видит в тебе отца, — добавила Грейнджер.

— Наверное, так и есть.

— Как трудно жить, — вздохнул Рон с выражением, означавшим высшую степень мыслительной деятельности.

— Проблема в злопамятности и обиде, — пояснила Гермиона.

— Тем не менее, Гарри тут ни при чем, — возмутился Уизли. — Чтобы понравиться Снейпу, ему придется как минимум сменить внешность.

— Если бы мама с ним поговорила… — несмело предложила Грейнджер.

— Я не хочу ей жаловаться, — тут же перебил Гарри. — Уверен, что это только усложнит ситуацию. Снейп никогда не любил, чтобы за учеников кто-то приходил просить…

— Ты забыл про этого хорька Малфоя, — тут же добавил Уизли.

Услышав эти слова, Гермиона неосознанно нахмурилась.

— Это другое, — ответил Гарри, — хотя я постоянно спрашиваю себя, как можно быть союзником Дамблдора и одновременно другом Люциуса Малфоя. Это абсолютное…

— …безумие, — закончил Рон.

Поттер кивнул в знак согласия.

— Может быть, у них есть что-то общее… — попыталась объяснить Гермиона.

— Это уж точно, — пробормотал Уизли.

— Или, может быть, Люциус совсем не такой, каким хочет казаться. Может быть, Малфои более нормальные, чем все вокруг считают, — робко продолжила она.

— Только не говори, что ты их защищаешь! — ужаснулся Рон.

— Нет-нет, — тут же запротестовала Грейнджер. — Но соседствуя с Дра… Малфоем, я поняла, что он не такой ужасный, как казалось.

— Да, мы заметили, — ответил Уизли со злобным выражением. — Наверняка именно поэтому ты рассказала ему о Гарри и вашей матери.

— Я… — она запнулась.

— Эй! Уизли, поторопись, — окликнул Рона Симус Финниган. — Напоминаю, что сегодня ты ведешь тренировку по квиддичу у первокурсников.

Гермиона воспользовалась неожиданной заминкой и облегченно вздохнула, ведь больше не придется отвечать на неудобные вопросы.

— Я совсем забыл, — воскликнул Рон, хлопая себя по лбу. — Так, я побежал. До встречи! А да, Гарри, поцелуй от меня маму!

— Хорошо, конечно, — Гарри выдавил из себя улыбку.

Поттер наблюдал, как Рон направляется к полю для квиддича. Уизли старался казаться более серьезным, чем был на самом деле, но в его важной походке чувствовалась нехватка уверенности. Гарри улыбался, глядя на удаляющийся силуэт друга.

— Гарри... эм… ты их прочитал? — неуверенно подала голос Гермиона. — Я про… дневники. Правда, если ты не прочитал, это не страшно… То есть я хочу сказать…

— Да, прочитал, — Поттер повернулся к ней.

Грейнджер просияла.

— И? Что ты скажешь?

— Я не все понял, но думаю, что ухватил суть, — спокойно ответил он.

— О! — только и смогла воскликнуть Гермиона.

— На самом деле у меня есть множество причин не принимать все то, что мы узнали в последние месяцы. Ты, конечно, усомнишься как минимум в половине из них.

Грейнджер склонила голову и приготовилась слушать.

— Но самое главное то, что я не хочу быть частью этой новой семьи. Не из-за тебя, конечно же, а из-за него. Я не хочу быть похожим на сумасбродного дедулю — сказал он с горечью, — и тем более не хочу, чтобы меня ассоциировали с Эдельвейсами, которые все как один становились безумцами. Я боюсь закончить, как они: стать психом, потерять контроль над своими действиями. При мысли об этом я невольно вздрагиваю.

— О, Гарри, — с сочувствием произнесла Гермиона. — Этого никогда, никогда не случится, пока ты помнишь, кто ты есть на самом деле.

— Проблема в том и заключается, — с мрачным видом продолжил Поттер, — я не уверен, что знаю, кто я такой.

— Нет, Гарри, нет! — с жаром возразила Грейнджер. — Я точно уверена, что ты всегда это знал. Когда хотел учиться только на Гриффиндоре, когда хотел быть похожим на отца, когда боролся с Волдемортом — все это и определяет тебя, как личность. Ты именной такой, Гарри Поттер. Твой выбор, решения, поступки делают тебя лучшим из братьев на свете.

— Ты на самом деле так считаешь? — спросил он, нежно гладя ее по щеке.

— Я уверена в этом. А если ты настолько глуп, что не понимаешь этого, тебе же хуже.

* * *

Вернувшись в комнату, Гермиона Грейнджер, староста Гриффиндора и школы, все еще пребывала в рассерженном состоянии. Второкурсник по невнимательности опрокинул на нее целую тарелку креветок в уксусе. Гермиона собиралась применить к нему самые строгие меры взыскания, но наткнулась на испуганный взгляд мальчика и отказалась от затеи. Маленький пуффендуец мгновенно удрал прочь, забыв извиниться. «Стеснительный», — подумала Гермиона. Единственным положительным моментом во всей этой истории оказалась возможность беспрепятственно вернуться в комнату. Аромат креветок в уксусе, который источала ее одежда, угадывался за километр. Смогли бы друзья сделать вид, что ничего не произошло, несмотря на этот тошнотворный запах? Вряд ли. Поэтому Гермиона с радостью отметила, что по дороге ей почти никто не встретился; не считая нескольких смешков за спиной — наверняка это были слизеринцы — в залитых солнцем коридорах школы она не встретила ни души. Едва переступив порог комнаты, Грейнджер поспешила в ванную: в ее положении это была не блажь, а насущная необходимость. После ванны она быстро натянула на себя джинсы и белую футболку, а волосы наскоро собрала на затылке.

— Я надеюсь, ты не думаешь в таком виде выходить из комнаты?

Гермиона вздрогнула от неожиданности и повернулась к собеседнику:

— Малфой! — захныкала она. — Ты что, не можешь по-другому давать знать о своем присутствии?

— Итак? — тот стоял со скрещенными на груди руками, опираясь спиной о дверной косяк.

— Итак, что? — с опаской уточнила Грейнджер.

Драко сделал движение головой, намекая на одежду.

— И что? Тебе не нравится? — спросила Гермиона, повернувшись вокруг своей оси.

— У тебя живот видно, — сухо заметил Малфой.

Гермиона оглядела себя с большой придирчивостью.

— Мне-то все равно, что говорят за моей спиной, но не уверен, что ты выдержишь эти нападки, — продолжил он, приподнимая брови.

— Правда, уже видно, — сказала она сама себе, продолжая разглядывать слегка выпирающий пупок.

Гермиона с нежностью провела по бледной обнажившейся из-за короткой футболки коже. Драко подошел ближе и накрыл ее руку своей, дотрагиваясь до ее округлившегося животика. От ощущения ее тела под ладонью Малфоя бросило в дрожь. До сих пор у него в голове не укладывалась новость, которую Гермиона сообщила ему несколько дней назад. От этой мысли появлялся комок в горле и сжимался желудок. Отец. У него даже не было времени помечтать о том, чтобы завести детей. А теперь все вдруг стало реальным, и он не чувствовал уверенности, что у него получится. Единственное, в чем он был убежден: Гермиона ощущала себя такой же потерянной. Но будучи истинным Малфоем, он не показывал ей свою тревогу. Он должен быть сильным, должен держать удары судьбы, которые сам же и спровоцировал.

— В любом случае, я не смогу его долго прятать, — недовольно заметила Грейнджер, не сводя взгляда со своего отражения в большом зеркале на противоположной стене.

Малфой ничего не ответил. Своим молчанием он как будто признался, что не способен найти приемлемый выход из всей этой ситуации.

— Я должна рассказать своей семье, — продолжила она, не осмеливаясь поднять на него глаза.

— Ты осознаешь последствия? — со всей серьезность спросил Драко.

— Гарри и Рон, наверняка, с трудом примут эту новость, но я думаю, мама поймет, кроме того, она пережила то же самое…

— Я не это имел в виду, — перебил Малфой, — ты понимаешь, если они узнают, что ты… беременна, то мы должны будем…

— …пожениться, — прогремел голос позади них.

— Отец? — воскликнул Драко, со смущением глядя на Люциуса, стоявшего в нескольких метрах от него.

Малфой-младший тут же отдернул руку от округлившегося живота Гермионы, пока та неосознанно пыталась спрятаться за его спиной, намертво вцепившись рукой в его предплечье.

— Определенно, подслушивать под дверью — это самое поучительное занятие в школе, — иронично произнес Люциус.

Не дожидаясь ответа, он вышел из спальни. Драко тут же последовал за ним, Гермиона пошла следом, продолжая цепляться за его руку. Малфой-старший, с присущей ему величественностью, расположился в одном из кресел общей гостиной. «Сидя или стоя, Люциус Малфой всегда выглядит внушительно», — подумала Грейнджер.

— Должен ли я потребовать объяснений, Драко? — произнес Люциус, делая ударение на каждом слове.

— Я… я хотел… — забормотал тот.

— Хватит! — процедил он сквозь зубы. — Не неси ерунду. Я прекрасно знаю, что у тебя не получится заставить меня признать вот это, — взорвался Малфой, нервно тыча пальцем в сторону Гермионы, обездвиженной страхом.

— Возможно, не сейчас, — признался Драко, — но когда-нибудь я это сделаю.

— Не утруждайся, — выпалил Люциус, вскакивая с кресла. — Оценивай последствия своих действий. Ты понимаешь, что это значит?

Драко не выдержал и отвел глаза: ледяной взгляд Люциуса прожигал насквозь. На долгую минуту в комнате воцарилась тишина, пока мистер Малфой не повернулся к Грейнджер, которая держалась в тени.

— А вы, мадмуазель, я надеюсь, отдаете себе отчет, во что выльется ваше неразумное поведение? Что скажет ваша мать, когда узнает? Поверьте мне, она будет шокирована.

Гермиона задрожала от страха под пронзительным взглядом Люциуса, но спустя мгновение нашла в себе скрытые силы, о которых даже не подозревала, и гордо ответила:

— Моя мама ничего не скажет, потому что она уже в курсе.

При этих словах лицо Люциуса едва уловимо помрачнело. Гермиона поняла, что вряд ли его это успокоило. Она чувствовала себя обязанной уточнить, но произнесла уже не так уверенно:

— Я хотела сказать… не о ребенке, я не думаю… а о Мал… обо мне и Драко, да, я уверена, что она поняла правильно.

— Она знала и ничего мне не сказала, — процедил Малфой сквозь зубы. — Изелла мне ничего не сказала, — повторил он уже громче, потом еще и еще раз, пока не перешел на крик, — она ничего мне не сказала, идиотка!

Драко и Гермиона застыли от неожиданности, растерявшись перед внезапным приступом ярости. Ни один из них не понимал, чем вызвана подобная реакция.

— Идите за мной, — вдруг сказал Люциус.

— Что? — в унисон воскликнули Малфой и Грейнджер.

— Я сказал, идите за мной, — сурово повторил он, направляясь к выходу. — Предупреждаю, больше я повторять не намерен.

Драко и Гермиона подчинились и пошли за ним, периодически бросая друг на друга изумленные взгляды. В одном из коридоров Грейнджер осмелилась спросить:

— Куда мы идем?

— К твоей матери, я хочу ей кое-что сказать, — сказал Люциус таким тоном, что не оставалось сомнений: он просто в бешенстве.

* * *

После того, как Рон отправился на тренировку по квиддичу, а Гермиона решила еще раз проконтролировать приготовления к майскому празднику, Гарри вдруг остался совершенно один в этом пустом школьном коридоре. Он медленно побрел в направлении Южной башни, где в ближайшие несколько часов ему предстояло отрабатывать наказание. Гарри заранее паниковал. Его терзала беспричинная тревога. Поттер видел Изеллу уже сотни раз за этот год, но сегодня почему-то все было по-другому. Ступенька за ступенькой он взбирался по винтовой лестнице, ведущей к кабинету прорицаний. Перед тем, как толкнуть тяжелую деревянную дверь, он нервно постучал…

В комнате раздался звонкий женский смех, а затем — будто бы в ответ — чье-то грубое брюзжание. Гарри прекрасно знал, кто мог так заразительно смеяться, и, к сожалению, слишком хорошо знал, кому свойственно недовольное ворчание. Сидя на ветке жимолости, Изелла Эдельвейс собирала в небольшую корзинку из ивовых прутьев маленькие кремовые цветки, которыми буквально было усыпано дерево. Если бы не присутствие Северуса Снейпа, в открывшейся взгляду картине не было бы ничего тревожного, даже наоборот, хорошим настроением Изелла могла заразить и Поттера. Стоя рядом со стволом жимолости, преподаватель зелий сердился на кружившего вокруг него ворона, который издавал весьма необычные для птицы звуки. То, что веселило Эдельвейс, абсолютно не нравилось бывшему Пожирателю смерти: он нервно отмахивался от ворона.

— Не могла бы ты усмирить свою проклятую птицу? — возмутился Снейп.

— Горлик всего лишь попытался тебя поприветствовать так, как умеет, — ответила Изелла, вставая на ветку, чтобы сорвать очередной цветок.

— Напоминаю, что твой воробей умеет разговаривать, — не унимался Снейп.

— Ошибаешься, — повернулась к нему Изелла. — Горлик не разговаривает, он предсказывает. Не так ли, мой дорогой Горлик?

Ворон тут же уселся на протянутый палец хозяйки и пропел:

Эдельвейс, Эдельвейс,

Стой уверенно и ровно

На земле или на ветке,

Не падай, держись,

Не скользи,

Эдельвейс, Эдельвейс,

Смотри внимательно под ноги.

Заслушавшись, Изелла не обратила внимания, куда ступает. Правой ногой она встала на узловатый сук и чуть не упала, но не без своевременной помощи Северуса все-таки ухватилась за ветку, и беду удалось предотвратить.

— Видишь, я же тебе говорила, — продолжила она, улыбаясь, как ни в чем не бывало. — Горлик умеет только предсказывать.

— Ты не ушиблась? С тобой все в порядке? — беспокойство в голосе Снейпа было таким ощутимым, что, казалось, его можно было потрогать.

— Нет, небольшая ссадина на локте, только и всего, — ответила Изелла, разглядывая покрасневшую кожу. — Простенькое заклинание — и все пройдет.

— Ты могла бы быть повнимательнее, — уже спокойнее продолжил Северус. — Если постоянно витать в облаках, как ты, можно свалиться откуда угодно.

— Но ты же меня поймаешь, — лукаво заметила она.

— При этом рискуя быть раздавленным? Нет уж, спасибо, — скрестив руки на груди, возразил Снейп, но на губах у него заиграла задорная улыбка.

— Это невозможно, я легкая, как комарик, — с притворной обидой в голосе ответила Изелла.

— Если бы все комарики были такими легкими, то они давно разучились бы летать.

— Вместо того чтобы издеваться, лучше бы помог мне спуститься, — она протянула руки, чтобы опереться на его плечи.

Северус обхватил ее за талию, чуть приподнял и тут же мягко опустил на пол. Изелла поблагодарила его кроткой улыбкой.

— Дай мне цветы, — добавил он, протягивая руку к корзинке, которую Эдельвейс все еще держала в руках. — Надеюсь, это то, что нужно для твоего зелья.

— Я тоже надеюсь.

Как Снейпу удалось так быстро добраться до Южной башни? Как он умудрился опередить Гарри? Конечно, Поттеру потребовалось немало времени на дорогу, можно было даже сказать, что он специально еле тащился по коридорам. Но тем не менее, он был уверен, что после урока профессор не покидал кабинет зелий. А теперь Снейп вдруг оказался здесь. У Гарри кровь застыла в жилах: он и так переживал из-за встречи с матерью, а теперь и вовсе расстроился. Еще бы: ведь он столкнулся нос к носу сразу с двумя людьми, которых опасался больше всего в этой школе. Сначала ему придется выслушать критику матери, а потом еще терпеть недовольство Снейпа. Любопытно, но в этот момент Гарри вспомнилось предположение Рона. А вдруг Уизли был прав? Гарри потряс головой, попытавшись выкинуть глупые мысли из головы. Глубоко вздохнув, он взял себя в руки и сделал последний шаг, отделявший его от кабинета. В конце концов, он же Гарри Поттер и за свою короткую жизнь справлялся с вещами и похуже.

— О, Гарри, а вот и ты, — оживилась Изелла, заметив, что входная дверь открыта. — А я почти забыла, что ты придешь.

Поттер робко кивнул, а затем повернулся к Снейпу, чтобы поздороваться. На свой лад. Преподаватель зелий нахмурил брови — его веселое настроение моментально испарилось, — казалось, даже черты его лица исказились. И Гарри знал, чье присутствие послужило причиной столь резкой перемены.

— Входи, Гарри, прошу, — дружелюбно продолжила Изелла; стоявший за ее спиной Снейп по-прежнему смотрел волком.

Подчинившись, Поттер сделал несколько неуверенных шагов.

— Я думаю, мне пора, — выдохнул Снейп, направляясь к двери.

— Нет, подожди минутку, Северус, — моментально остановила его Изелла.

Он повернулся — полы его мантии взметнулись — и приподнял правую бровь, выражая крайнюю степень удивления.

— Я уверена, мистер Поттер хочет тебе кое-что сказать, — с хитрым видом заметила Изелла, встретив удивленный взгляд Гарри.

«Я?» — словно спросили его глаза. Эдельвейс едва заметно кивнула. Северус наблюдал за этим безмолвным спектаклем с нетерпеливым любопытством.

— Хорошо, не будем терять времени. Надеюсь, мистер Поттер будет так любезен и скажет, что же его тревожит, — небрежно протянул Снейп.

— Прошу тебя, Гарри, скажи, ­— снова попросила Изелла.

Гарри еще раз посмотрел на мать, потом попытался поймать взгляд профессора зелий, но тот сразу отвернулся.

— Я… — пробормотал Гарри.

— Громче, мистер Поттер, а то я не услышу, что за «замечательную» новость вы так стремитесь мне поведать.

— Я хотел извиниться перед вами за свою недавнюю дерзость, — четко произнес Гарри. — Я не…

— Только не говорите, что отказываетесь от слов, что тогда сказали, либо собирались сказать, — снова перебил Снейп. — Я все равно не поверю.

— Я всего лишь хотел, чтобы вы знали: я тогда был не прав, простите меня, — добавил Гарри, сверля Северуса взглядом.

— Полагаю, я должен обрадоваться? Ведь в вашей семье, за редким исключением, дерзость давно уже вошла в привычку, так что извинения со стороны Поттера — само по себе чудо, —закончил Снейп с горечью.

— Северус, — перебила Изелла. — Просто оцени поступок Гарри по достоинству.

— Я оценил, но случившегося все равно не забуду, — немного помолчав, сказал Снейп, а затем направился к выходу.

Эдельвейс побежала за ним, чтобы попрощаться. Когда она оказалась совсем близко, Северус обернулся и прошептал:

— Ты все предвидела? Нашу встречу, появление Поттера?

— О чем ты? Уверяю тебя, я почти забыла, что Гарри должен был сегодня отрабатывать у меня наказание.

— Почти? То есть ты просто так, без задней мысли, пригласила меня после уроков собрать эти чертовы цветы, — рассердился Снейп, нервно сжимая в руках корзинку.

— Да, ты все правильно понял, — прошептала Изелла с ангельской улыбкой на губах.

— Как ты можешь так до отвращения легко надо мной насмехаться, — процедил он сквозь зубы.

— Никаких насмешек, я всего лишь хочу, чтобы вы с Гарри поладили, — ответила Изелла искренне, с неожиданной нежностью.

— Ты не можешь заставить людей полюбить друг друга, Иззи, — строже, чем хотелось бы, заметил Северус. — Ты не могла этого сделать раньше и не сможешь сейчас. Прошлое не изменить.

— Да, ты прав, но в наших силах хотя бы попытаться исправить настоящее.

Северус наклонился и поцеловал ее в лоб, на мгновение забыв про присутствие Поттера.

— Не забывай, что он здесь должен отбывать наказание, а не пить чай, — добавил Снейп уже громче.

— Так точно, — улыбнулась она, глядя, как Северус покинул класс.

Краем глаза заметив, как долговязая фигура профессора исчезла за дверью, Гарри испытал облегчение. Ему только что пришлось пережить, пожалуй, одно из самых тяжелых испытаний в жизни. Снейп был прав: Гарри не привык извиняться. Если хорошо подумать, он вообще никогда ни у кого не просил прощения. Любопытно: сейчас на душе стало спокойнее. Вот только Гарри никак не мог перестать на себя злиться: в тот проклятый день, когда он поссорился с профессором, слишком уж быстро эмоции взяли верх над разумом. Гарри прекрасно понимал: подобное поведение простительно подростку, но не взрослому человеку, такому, как он. Гарри украдкой взглянул на Изеллу, она все еще смотрела вслед Снейпу. Поттеру захотелось попросить прощения и у нее. Сейчас она была так близко и в тоже время так далеко.

— Простите, — пробормотал Гарри.

— Ты что-то сказал? — повернулась к нему Изелла.

— Нет… мысли вслух, — промямлил Поттер.

— Хватит стоять столбом посреди комнаты, иди сюда, Гарри.

Эдельвейс направилась к неприметной дверце возле грифельной доски. Гарри догнал ее и подстроился под ее шаг. Они переступили через отливавший голубизной порожек двери, взобрались по лестнице и оказались в еще одной комнате. Она была меньше, уютнее, чем класс внизу, но повторяла его круглую форму. Из больших окон лился свет, озаряя стены насыщенного липового цвета. Тяжелые занавески из розовый тафты, подхваченные муаровыми застежками, немного смягчали яркое полуденное солнце. Гарри оглядел комнату. Скульптурный камин из светлого мрамора, бронзовые часы, дорогие вазы, пара кресел с узорами из цветов на обивке, несколько столиков, диванчик, обитый шелком, инкрустированный письменный стол. В дальнем конце пианино из красного дерева, а у окна — маленький круглый столик, накрытый скатертью, и два стульчика. И кругом фотографии. На стенах, на каминной полке, на столиках… везде. Гарри точно знал, что сможет найти на одной из них отца.

— Где это мы? — неожиданно спросил Гарри.

— В моей комнате, — ответила Изелла, поправляя цветы в букете на столе.

— Ты здесь живешь? — снова задал вопрос Гарри.

— Да, твой отец привел меня в эту башню сразу после родов, с тех пор я живу тут, — продолжила она, взмахом палочки возвращая первоначальную свежесть пожухлым цветкам камелии. — Впрочем, ты и твоя сестра родились здесь, — Эдельвейс кивком головы указала в глубь комнаты.

Поттер повернулся и с благоговением посмотрел на неприметную дверь.

— Папа был там?

— Что, прости?

— Папа был там в день нашего рождения? Он был рядом с тобой? — заинтересованно уточнил Гарри.

— Конечно, он ни за что бы не пропустил такое, — голос Изеллы наполнился нежностью.

Поттер снова посмотрел на закрытую дверь. Ему почудилось, что из соседней комнаты он слышит голос отца. Казалось, сейчас Гарри войдет туда и увидит его, спокойно ожидающего встречи. А потом наступило опустошение. Иллюзия испарилась так же быстро, как и появилась, оставив на душе лишь чувство безысходности и глубокой печали.

— Садись, Гарри, — предложила Изелла, опускаясь в кресло возле стола. — Уже почти пять часов, наверное, у тебя не было времени поесть.

Поттер кивнул и занял место напротив Эдельвейс. По мановению палочки появились большой серебряный поднос, фарфоровый сервиз и разнообразная выпечка. Изелла разлила чай. От дымящихся чашек поднимался приятный аромат бергамота. Изелла протянула одну из них Гарри.

— Я думал, что буду отбывать наказание, а не пить чай, — заметил Поттер, принимая фарфоровую чашечку.

— Северус тоже так думал, — ответила Изелла с легкой полуулыбкой.

— А как же мое наказание?

— Ты уже все сделал. Ты извинился. Для меня этого достаточно.

— Тогда что мы будем делать?

— Думаю, мы можем поговорить.

* * *

Драко и Гермиона бежали по коридорам Хогвартса так быстро, как только могли. Они еле-еле поспевали за разгневанным Люциусом.

Чтобы Гермиона не отстала, Драко инстинктивно сжал ее руку. Подобное проявление нежности удивило Грейнджер. Ее тело непременно бы затрепетало, если бы Гермиону уже не трясло от ужаса. Интересно, почему ее так волновали такие, казалось бы, безобидные знаки внимания, учитывая, что у них с Драко все зашло намного дальше?

Добравшись до дверей класса прорицаний, Люциус на мгновение замер. Может, Изелла окружила комнату дополнительными охранными заклинаниями? Отбросив эту мысль, Малфой-старший решительно толкнул дверь и вошел. К его удивлению, ничего не произошло. Драко и Гермиона вошли следом.

Гермиона поправила мантию, которую Малфой набросил ей на плечи, пока они бежали. Он оказался прав: ее внешний вид не оставлял даже призрачной надежды на то, чтобы скрыть от любопытных взглядов ее округлившийся живот. Почувствовав легкое дуновение воздуха на обнаженной коже, Грейнджер поплотнее закуталась в мантию, при этом ей пришлось выпустить руку Драко. Тот, смутившись, отвернулся и впервые с момента появления Люциуса посмотрел на Гермиону. Маленькая, завернутая в мантию на два размера больше ее самой, Гермиона казалась такой хрупкой. И как ей удавалось снова и снова переворачивать его мир с ног на голову? Драко так захотелось поддержать ее, подойти и обнять, но он так и не сдвинулся с места. Да Драко и не смог бы. Не здесь, не перед отцом. Да и вообще не перед кем бы то ни было — не поймут. Когда Гермиона наконец подняла глаза на Драко, он моментально отвернулся. Даже сейчас Малфой не мог позволить себе, чтобы чувства взяли верх над разумом. А потом Драко почувствовал, как ее маленькая ладошка аккуратно сжала его руку, ощутил ее тепло. И он снова посмотрел на Грейнджер и захлебнулся в той успокаивающей нежности, которая плескалась в ее взгляде. Неожиданно для себя Малфой улыбнулся.

— ИЗЕЛЛА! — не обнаружив Эдельвейс в классе, закричал Люциус. — ИЗЕЛЛА ИДИ СЮДА НЕМЕДЛЕННО, Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ В ЭТОЙ ПРОКЛЯТОЙ БАШНЕ.

На несколько секунд воцарилась тишина, а потом Люциус увидел перед собой жену, за спиной которой маячил силуэт Гарри. По взгляду Малфоя-старшего стало ясно, что лишняя публика тут не к месту. Высокий, пугающий своей силой, Люциус буквально оцепенел от ярости, которую и не думал скрывать.

Инстинктивно Поттер потянулся за палочкой, готовый вмешаться в любой момент, если Пожиратель смерти нападет на его мать. Гарри переполняла решимость, пока взгляд не наткнулся на двух человек, стоящих чуть в стороне, их близость казалась почти преступной. Чтобы убедиться, что глаза его не обманывают, Гарри прищурился: ладонь слизеринца сжимала хрупкие пальчики Гермионы, а ее рука покоилась на его груди.

Заметив присутствие Поттера, Гермиона тут же отодвинулась от Драко подальше, к явному неудовольствию последнего.

— И тебе доброго дня, Люциус, — с сарказмом произнесла Изелла.

— Не надо играть со мной в эти игры, Изелла, я не в настроении, — вспылил Малфой-старший. —Ты знала об этом?! Не отрицай!

—Знала о чем? — с сомнением уточнила Эдельвейс.

— Об этих двоих, — Люциус пренебрежительно указал на Драко и Гермиону. — Ты была прекрасно осведомлена, что твоя невинная маленькая девочка беременна, так?

— Беременна? — прошептала Изелла, будто обращаясь к самой себе. — Так это правда.

Она вспомнила свой разговор с Ремусом несколько недель назад. Именно Ремус тогда заметил состояние Грейнджер, ведь чувства оборотня чрезвычайно обострены. Чтобы развеять сомнения, Эдельвес ждала, когда Гермиона сама ей обо всем расскажет.

— Так значит, ты знала и ничего мне не сказала? Ты вероломно все скрывала, самоуверенно полагая, что разберешься с проблемой сама? Решила утаить от меня отношения моего сына и твоей дочери? — продолжил Люциус, распаляясь.

— Беременна? Гермиона, только не говори, что ты беременна от этого хорька! — внезапно вмешался Гарри, пытаясь осознать случившееся. — Только не ты!

Поттер сделал несколько неуверенных шагов вперед, пристально смотря на Гермиону, пытаясь отыскать в ее глазах хоть какое-то объяснение.

— Гарри, я очень тебя прошу, успокойся, — наконец произнесла она.

— Успокоиться? Я и так спокоен, — жестко сказал Поттер. — Я всего лишь спрашиваю себя, как ты могла позволить этому мерзавцу сделать с тобой такое? Я надеюсь, он не обманом затащил тебя в постель?

— Гарри! — Гермиону оскорбило подобное предположение.

— Что ты имеешь в ввиду, Поттер? — с угрозой в голосе спросил Драко. — Ты думаешь, что я ее вынудил? За кого ты меня принимаешь?

Малфой с вызовом посмотрел на Гарри, готовый в любой момент ответить на оскорбление. Гермиона мягко потянула Драко за руку, пытаясь хоть немного остудить его пыл.

— Гарри, Драко, перестаньте вести себя как дети!

Голос Изеллы сразу же разрядил обстановку.

— Ситуация и так серьезная, не хватало еще вашей ссоры! — продолжила Эдельвейс. — Гарри, твоя сестра достаточно взрослая, чтобы отвечать за свои поступки и их последствия. Соглашусь, Гермиона упустила кое-что важное, но она и Драко прекрасно понимают, какая ответственность ложится на их плечи, так ведь, молодой человек? — уточнила Изелла, поворачиваясь к Малфою-младшему.

Драко, все еще злясь, просто кивнул.

— Вот видишь, Гарри, тебе не стоит беспокоиться: у Драко серьезные намерения.

Серьезные намерения? Гарри скривился. Люциус тоже не сдержал усмешки. Тогда Изелла взяла Поттера за руку и выжидающе на него посмотрела.

— Попробуй сделать над собой усилие, Гарри. Это значительно облегчило бы нам жизнь, — заметила она, глядя ему прямо в глаза.

Поттер понял, что должен уступить. Он глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки.

— Что касается тебя, Люциус, я не слишком понимаю, почему ты так злишься. Я думала, ты приехал поговорить с сыном, а не запугивать его и мою дочь, — с упреком сказала Изелла.

— Издеваешься? Ты все от меня скрыла и теперь удивляешься, почему я в бешенстве?

— Я понимаю, тебя это задевает, — смягчилась Эдельвейс, — но я хотела дать им шанс самим нам все рассказать.

Одного ее взгляда оказалось достаточно, чтобы Люциус успокоился.

— Но проблема никуда не исчезла, — продолжил он. — Девушка из рода Эдельвейс беременна — не самая простая ситуация. Ты должна понимать, о чем я, Изелла.

— Мы найдем правильное решение, — просто сказала она, послав ободряющую улыбку Гермионе.

Девушка из рода Эдельвейс беременна? Не самая простая ситуация? Да что он такое говорит? Гермиона даже представить не могла, что ее родственные связи как-то повлияют на ребенка. Она и так с трудом осознавала происходящее, а тут и вовсе оказалась сбита с толку.

— Раз мы в всем разобрались, — вновь взяла слово Изелла, окинув взглядом собравшихся. — Я думаю, следует обсудить еще один не менее важный вопрос. Что думаешь, Люциус?

— Начинай, — ответил он, улыбнувшись.

— Хорошо.

Она глубоко вздохнула и спокойно произнесла:

— Люциус и я, мы… — на мгновение она запнулась, но закончить фразу не успела: Малфой-старший ее перебил:

— Поженились. Думаю, стоит называть вещи своими именами.

— Я именно это и хотела сказать, Люциус, — слегка рассердилась Эдельвейс.

— Я и не сомневался, — он насмешливо улыбнулся.

— О! Великий Мерлин! — выдохнула Гермиона.

— Это шутка? — не сдержался Гарри, оглушенный новостью.

Только Драко, казалось, ничуть не удивился. Его отец был прав: Малфои всегда получают желаемое.

— Я не имею привычки шутить такими вещами, — ответила Изелла чуть более жизнерадостно, чем требовалось.

Гарри шокировало не столько услышанное, сколько тот факт, что мама не видит ничего плохого в браке, который самому Гарри казался противоестественным. Казалось, еще немного — и он сойдет с ума. Голова закружилась, разум затуманился, перед глазами все поплыло. Почувствовав, что земля уходит из-под ног, Гарри ухватился за край стола. Что с ним происходит?

Моментально почувствовав неладное, Изелла поспешила к Поттеру.

— Что с тобой, Гарри? — с беспокойством спросила она.

— Ничего, просто шрам заболел, — неуверенно ответил тот.

— Он здесь? — с тревогой спросила Изелла у Люциуса.

— Я не знаю, — сказал Малфой-старший, он понимал, как беспокоится Эдельвейс, — но, полагаю, если бы он появился, я бы почувствовал.

— Ты прав, — согласилась Изелла, пытаясь вернуть себе хотя бы видимость спокойствия. — Тебе лучше, Гарри? Тебе надо отдохнуть.

— Нет, это пройдет, — заверил ее Поттер, выпрямляясь, как по мановению волшебной палочки. — Со мной такое уже бывало.

Гарри посмотрел в ее полные беспокойства глаза и смутился. Он впервые заметил тревогу на лице той, кого лишь недавно осмелился назвать мамой. Гарри осознал, что наконец принял то, что так долго отрицал, и настолько обрадовался, что практически забыл о случившемся. Улыбнувшись, он неожиданно бодро спросил:

— А ты сказала Сириусу о… свадьбе? — Гарри враждебно посмотрел на Люциуса. Малфой-старший в долгу не остался и вернул Поттеру полный злобы взгляд.

— Скажем так: твой крестный догадался сам, — ответила Изелла, слегка смутившись. — Кажется, сначала он не слишком хорошо воспринял случившееся, но спустя всего несколько дней смирился.

— Думаю, раз Сириус смог сделать над собой усилие, я тоже смогу, — добавил Поттер.

— Спасибо, Гарри.

— Драко, полагаю, нам пора, — внезапно прервал беседу Люциус.

— Куда? — удивилась Изелла.

— Мне надо поговорить с сыном, — строго ответил Люциус и одарил Драко странным взглядом.

— Понимаю. Увидимся позже, — она закончила фразу, когда Малфои уже переступили порог комнаты.

Напоследок Люциус обернулся, едва заметно улыбнулся Изелле — не стоит забывать о репутации! — и, обменявшись с Поттером враждебными взглядами, бесшумно ушел.

— Гарри, я правда думаю, что тебе нужно отдохнуть, ты совсем бледный, — вновь начала Эдельвейс, как только Малфои покинули Южную башню.

— У тебя действительно не слишком здоровый вид, Гарри, — поддержала Изеллу обеспокоенная Гермиона.

— Да, бывает и лучше, — согласился Гарри.

Попрощавшись с мамой и сестрой, Гарри сбежал вниз по лестнице, ведущей из башни, и направился в спальню. До ужина оставалось не так много времени, но, возможно, он еще успеет прийти в себя. То, что Гарри сегодня узнал, его отнюдь не обрадовало: теперь его снедало — нет даже не беспокойство — сильная тревога. Но помимо этого Гарри ощущал, как внутри зарождается нечто гораздо более страшное, темное: какое-то тягостного предчувствие, словно случится нечто ужасное, и именно это — причина недавнего головокружения.

— С Гарри часто такое бывает?

— На моей памяти нет, — немного подумав, ответила Гермиона. — Обычно подобное случается при появлении Волдеморта.

— Понятно, — произнесла Изелла, погрузившись в свои мысли.

— Ты думаешь, повод для беспокойства все же есть? — спросила Грейнджер.

— Не сейчас, но нужно быть очень внимательными. Гарри не привык делиться своими страхами. Если он почувствует себя плохо, то наверняка скроет это от нас.

— Да, Гарри не любит показывать свою слабость. Такой уж у него характер.

— Тогда не спускай с него глаз и, если что, сразу дай мне знать.

Гермиона кивнула с таким решительным видом, будто на ее плечи возложили едва ли не священную миссию.

— Теперь давай поговорим о тебе, — продолжила Изелла то ли строго, то ли неуверенно.

— Обо мне? — удивилась Грейнджер.

— Да, — подтвердила Изелла, становясь все более серьезной. — Мне нужно кое-что прояснить.

* * *

Думай только о любви

И на ее языке говори,

В ее жестоком пламени гори,

Когда бежит оно в крови.

Желайте только одного

Без устали и без тоски.

И пытку сердца своего

Люби, лелей, благослови.

Жонглируй масками в руках,

Не думай, просто отвечай,

Сомненья превращая в прах,

Ты только о любви мечтай.

Преграды мыслей все преодолей,

Внутри тех подозрений волны.

Воскреснув, умереть сумей,

Надежды, страх, желанья томны.

И я — неиссякаемый ручей,

В болезни умирая воскресаю,

Я в тысячи предсмертных тех речей

Вернусь с любовью, точно знаю.

Думай только о любви

И на ее языке говори,

В ее жестоком пламени гори,

Когда бежит оно в крови.

Желайте только одного

Без устали и без тоски.

И пытку сердца своего

Люби, лелей, благослови.

Жонглируй масками в руках,

Не думай, просто отвечай,

Сомненья превращая в прах,

Ты только о любви мечтай.

Преграды мыслей все преодолей,

Внутри тех подозрений волны.

Воскреснув умереть сумей,

Надежды, страх, желанья томны.

И я — неиссякаемый ручей,

В болезни умирая воскресаю.

Я в тысячи предсмертных тех речей

Вернусь с любовью, точно знаю.

Пьер Форже де ла Пикардье, 1609 год.

«Проклятая маггловская литература, насквозь прогнившая от сентиментализма», — подумал Драко и поставил книгу на место.

— Аккуратнее с моими вещами, Малфой! — рассердилась Гермиона, заходя в гостиную.

Драко даже не потрудился обернуться, так и остался сидеть в мягком кресле, бесцеремонно положив ноги на стол, лишь возразил с презрением, от которого Гермиона уже успела отвыкнуть:

— Тогда не разбрасывай их где попало!

— Судя по твоему настроению, разговор с отцом был не из радостных.

— Тебя это удивляет? — не меняя интонации, спросил Малфой.

— Не так уж сильно, — ответила она. — Люциус явно был не в себе.

— Он не был готов к подобному, — добавил Драко, старательно избегая ее взгляда. — Мне надо было предупредить его заранее, а я так и не нашел времени, — раздосадовано закончил он.

— Мне жаль, — сказала Грейджер, присаживаясь рядом.

— Не надо меня жалеть, — внезапно вспылил Малфой и вскочил с места, глядя в окно на сгущающиеся сумерки. — Из этого не выйдет ничего хорошего.

— Тогда перестань быть таким противным! — в свою очередь рассердилась Гермиона, недовольная, что он сорвал злость на ней.

— Это сильнее меня, — добавил Драко с горечью в голосе.

Не проронив ни слова, Гермиона поднялась. Она так и стояла в молчании, наблюдая, как последние лучи заходящего солнца освещают его бледную кожу. В гостиной повисла напряженная тишина. Грейнджер никак не могла понять, обидеться ли ей на Драко или, наоборот, поддержать его.

— Почему ты такой? — спросила она внезапно.

Ее вопрос так удивил Малфоя, что он даже обернулся. На мгновение их взгляды встретились. В ее глазах он увидел отчаяние и решимость: два чувства, которые Драко слишком хорошо понимал.

— Почему у тебя так быстро меняется настроение? — продолжила Грейнджер. — В один день ты белый и пушистый, в другой — похож на демона. Как мне тебя понять, когда ты такой непостоянный?

— Тебя никто не просит меня понимать, — мрачно возразил Малфой.

— Возможно, но я этого хочу, — сказала она еще более решительно.

— Зачем? — он скрестил руки на груди и высокомерно посмотрел на Грейнджер.

— Как это зачем? — она удивленно вскинула брови. — Ты идиот или притворяешься? Считаешь, случившееся между нами ошибкой? Полагаешь, я с тобой случайно, что ничего не держит меня рядом? Ничего, кроме… ребенка, — выкрикнула Гермиона, прижимая руки к животу. — Это не так, Драко. С самого начала все было иначе, и сейчас мое отношение к тебе не изменилось.

— Ты злишься из-за пустяка, Грейнджер, и ты запуталась в своих собственных словах, — отрезал Малфой, тут же отвернувшись, чтобы не видеть, как она смущена и взволнована, чтобы не показать свои с таким трудом сдерживаемые чувства.

— Возможно, — со странной покорностью согласилась Гермиона; казалось, весь ее пыл угас, как только она произнесла последнюю фразу. — Ты прав… Я просто чувствую себя потерянной, — закончила Гермиона. — Но несмотря ни на что: ни на ощущение беспомощности, ни на трудности, о которых рассказала мне мама и с которыми нам предстоит столкнуться, у меня появилась твердая уверенность.

Драко осмелился снова взглянуть на Грейнджер. Ее глаза светились странным светом, от которого по телу пробежала дрожь.

— Я знаю… знаю, что… — она никак не могла подобрать слова, — что я хочу быть с тобой, Драко Малфой, во что бы то ни стало. Это все.

В ответ на это робкое признание Драко промолчал. До прихода Гермионы он много размышлял и больше ни в чем не был уверен. И в этот самый миг на него словно разом обрушились все сегодняшние события, и Драко буквально оцепенел.

— Я пойду отдыхать, — добавила Грейнджер устало. — Я слишком измотана.

Дверь в спальню закрылась, прежде чем Драко опомнился. Что с ним случилось? Почему он не сказал Гермионе ни слова? Она ведь ждала? Ответ был очевиден. Вот только так сложно было признаться себе в том, что он испугался. Драко никогда раньше так не боялся: неконтролируемый, животный страх буквально скрутил желудок до тошноты.

Но чего он боялся? Почему он, Великий Драко Малфой, тот, кого все считали бесчувственным и неприкосновенным, вдруг ощутил себя слабым? Ответ был до смешного прост: Драко влюбился. Впервые в жизни он почувствовал нерушимую связь с человеком, который являлся полной его противоположностью.

А любовь? Она стала его слабостью, Ахиллесовой пятой, его падением, потому что без Гермионы он больше не смыслил своего существования. Как только Драко это признал — и появился страх.

Тысячи раз Драко мечтал, что все закончится, что умрет она или умрет он сам. «А теперь я боюсь смерти, — подумал он, — а ведь я никогда раньше не боялся. Мне страшно, потому что я могу тебя потерять». Драко еще раз взглянул на портрет Леони, украшавший вход в комнату Гермионы, на секунду задумался и решил все-таки войти в эту проклятую дверь.

* * *

В ночной тишине Хогвартса раздавались уставшие голоса спорящих.

— Ситуация критическая.

— Не говоря уже о том, что эти двое ничего не сделали, чтобы облегчить нам задачу, — мрачно добавил Снейп.

— Забеременеть от Малфоя? Да что у нее с головой?

— Я не думаю, что стоит возвращаться к этой теме, Сириус, — перебил Люпин.

— Тем не менее нам необходимо удвоить усилия и не спускать с Гермионы глаз. И еще надеяться, что мой отец не подозревает о существовании внуков.

— Ни в чем нельзя быть уверенными до конца, Изелла, — добавил Дамблдор, его голос звучал устало, да и свалившиеся, как снег на голову, трудности бодрости не прибавляли. — Ни в чем.

Я проснулась в кровати, наполовину укрытая шерстяным одеялом. Его сшила мама, когда я была еще маленькой девочкой с копной непослушных волос и большими зубами, и положила мне в чемодан перед отъездом в Хогвартс. Я говорила, что в этом нет необходимости и в школе достаточно одеял, чтобы не замерзнуть, но мама настояла. Позднее она объяснила, что так всегда сможет быть рядом, чтобы защитить. Конечно, верить в это было, мягко говоря, наивно, но я впервые уезжала из дома, и меня тронула ее забота. Со временем мамин подарок, с которым я с тех пор не расставалась, стал слишком мал, чтобы укрыть меня с головы до ног, но по-прежнему дарил тепло в особенно холодные вечера и, признаюсь, согревал сердце в моменты одиночества. Как трогательно: такая большая девочка, уже сама почти мама, а не могу успокоиться, если рядом нет одеяла. Я словно малыш, который не может заснуть без своего медвежонка.

Но сегодня ночью, когда я проснулась от лунного света, струившегося в темноте, мне не пришлось на ощупь искать одеяло. Я не замерзла. Быть может, потому что ночи стали теплее, а возможно, потому что рядом был Он: спал, вытянувшись на кровати и положив голову мне на грудь. Драко, как и одеяло из розовой шерсти, сумел меня согреть. Не знаю, оценил бы он подобное сравнение, однако лучшего комплимента я просто не могла придумать, потому что это одеяло значило для меня гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Ведь оно для меня — и мама, и папа, и родной дом. Оно было со мной и в горе, и в радости, оно — мой спасательный круг. Наверное, я никогда не смогу признаться в этом Драко, буду хранить свой секрет вечно.

Растянувшись рядом, Малфой спал, и близость его тела дарила тепло и защиту. Даже во сне он оберегал меня. О большем я и мечтать не смела. После всего, что Драко мне сказал и что я увидела в его взгляде, было бы просто неприлично с моей стороны желать большего. Вот только я знала, что мое тихое счастье — затишье перед бурей. Я беременна, а значит, впереди подстерегают опасности, о которых рассказала мама.

Она предупредила: «Будь осторожна. Ты не только из семьи Эдельвейс, но и наследница Тома Реддла. Береги себя, и мы, в свою очередь, сделаем все, чтобы тебя защитить. Нужно скрыть ваши отношения с Драко и твою беременность во что бы то ни стало».

Я знаю, мама не раскрыла всей правды, утаив вещи куда более страшные. Но она достаточно хорошо меня изучила, чтобы понять: я всегда очень внимательна к деталям. И я прекрасно знала, какую ценность кровь новорожденного представляет для адептов черной магии, тем более, если речь идет о продолжателе рода. Кровь используют в ритуалах, чтобы обрести бессмертие.

Так почему Волдеморт не задумался об этом раньше? Ведь ребенок дочери мог сделать его высшим существом. Может быть, Лорд опасался последствий?

В любом случае я узнала тогда достаточно, чтобы в очередной раз испугаться. С тех пор как умерли мои приемные родители, я слишком часто чувствовала, как ужас сковывает тело.

Но сейчас мне не было страшно. Еще до того, как стало известно о моей беременности, Драко пообещал сделать все, чтобы быть рядом. Вечером мы не просто обручились — к слову, я к этому не стремилась, — сегодня Драко дал понять, что достаточно мне доверяет, чтобы приоткрыть дверь в свой мир, ключ от которой, как мне казалось, он уже давно выбросил за ненадобностью.

«Ну и что здесь такого?» — подумаете вы. Что ж, значит, вы не знаете моего Малфоя. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: сейчас я единственный человек, кто его понимает, — и это дает мне право называть его своим.

Сегодня ночью, лежа в объятиях Драко, я ясно слышала, как он прошептал: «Я люблю тебя». Он невольно произнес то, о чем вслух сказать я пока не осмеливалась.

Когда же мы наконец сможем открыто друг другу признаться?

Не знаю... Возможно, завтра? Нет, сначала надо поговорить с Роном.

* * *

Замок выглядел внушительно. Гарри был впечатлен. До сегодняшнего дня он знал совсем немного об этом месте, хоть и предполагал, что реальность все же превзойдет ожидания. Страх и почтение — вот какие чувства вызывали древние каменные стены.

Просторные, как поля для квиддича, комнаты, огромные массивные двери, лабиринты коридоров, роскошная утварь, драгоценные материалы — увиденного было достаточно, чтобы оценить масштабы поместья. Каждая мелочь была нацелена на демонстрацию власти. Мэнор словно кричал о самоуверенности и заносчивости своих владельцев, которые поколениями собирали и выставляли напоказ свои бесценные богатства, веками подчеркивая превосходство династии Малфоев. Кем, кроме властелина мира, можно считать себя в таком месте? Как можно вырасти здесь, не почувствовав себя уникальным, даже избранным, жемчужиной в сундуке с сокровищами?

Конечно, подобная обстановка объясняла некоторые черты характера Малфоев, но отнюдь не оправдывала их высокомерного поведения.

Посреди всей этой роскоши стояла витрина, на которой гордо красовалась метла самого величайшего ловца в истории квиддича, легендарного Клэрмонта Крошемора. Проходя мимо, Гарри изо всех сил постарался изобразить безразличие, и ему это даже удалось, в то время как Рон с пунцовыми щеками и открытым от восхищения ртом замер перед этим поистине музейным экспонатом. Гарри потянул Уизли за руку, пытаясь отлепить от стекла, пока тот не пустил слюни и не испачкал витрину. Находиться на вражеской территории и не умирать от восхищения было безумно трудно, но не стоило тешить самолюбие врага, разглядывая его трофеи. Если Малфой способен вести себя непринужденно рядом со всеми этими богатствами, то и он, Гарри Поттер, тоже сможет.

Четверо молодых людей шли все дальше по коридорам, поднимаясь выше и выше. Изелла не отставала ни на шаг, всячески подчеркивая важность их задания. По ее словам, для того чтобы помешать планам Волдеморта, они обязаны были найти это знаменитое пророчество, которое находилось совсем рядом: где-то среди коллекции дневников, принадлежащих семье Эдельвейсов. Тысячи маленьких тетрадок и несколько свитков были частью сокровищницы Малфоев.

Когда они наконец открыли дверь в библиотеку, Гарри пробрала дрожь восхищения. Здесь каждая страница дышала историей, историей его собственной семьи. И при этом он осознавал, что все это принадлежит Малфоям. Было от чего разозлиться, но Гарри взял себя в руки. Именно по отношению к этому Малфою, несмотря на то, что ненавидел его больше всего на свете, он пообещал себе быть сдержанным, поскольку тот умудрился прилипнуть к единственному человеку, к которому Гарри испытывал искреннюю привязанность. Он обернулся посмотреть, какое впечатление на Изеллу произвела эта коллекция свитков и дневников. Первый ли раз сегодня она видит достояние своих предков в таком объеме? Не разочарована ли, что коллекция принадлежит не ей? Видимо, нет. Может быть, потому, что, выйдя замуж за Малфоя, она невольно получила все это в подарок от своего «замечательного» супруга и обрадовалась, как ребенок. Это условие было оговорено еще до замужества: Люциус Малфой безоговорочно принимает на себя обязательство возвратить Эдельвейсам их наследие, которое сам получил в подарок от предыдущего владельца, Тома Жезюдора. Конечно, Люциус был законным мужем Изеллы, но ни к чему смешивать дела и личную жизнь, и она не раз мечтала стать обладательницей древних пророчеств. Совершенно очевидно, что такое сокровище должно было храниться в надежных руках. Волдеморт знал, что делал, когда передавал всю коллекцию семье Малфоев, которых он считал своими верными слугами, но время раскрыло слабые места его на первый взгляд безупречного плана. Малфой-старший не отвернулся от Темного Лорда, когда тот возродился, но слишком привык к его отсутствию. Как ни странно, Волдеморт давно простил Люциуса, заслужив тем самым каплю снисходительности за то, что сохранил в себе хоть что-то человеческое. Но истинная его сущность очень скоро выползла наружу. И, чтобы приблизить падение Темного Лорда, Люциус был вынужден вступить в сделку с врагом, а за подобное Лорд не прощал, подвергая предателя самым страшным пыткам.

— Итак, нам осталось только приступить к работе, — предложила Изелла, оторвавшись от созерцания библиотеки.

— Я ни в коем случае не хочу умерить ваш пыл, — со скептическим видом перебил ее Рон, — но не думаю, что впятером мы сумеем найти пророчество. Вы только посмотрите на эти горы дневников, мы же состаримся и умрем среди них, но так ничего и не узнаем!

— Рон, будь терпеливее, я уверена, что нет ничего невозможного, — с далеким от искренности воодушевлением сказала Гермиона. Даже она была подавлена предстоящим объемом работы.

— Нам не нужно читать все дневники, — уточнила Изелла, — содержание некоторых уже известно, другие относятся ко времени, когда Предижер Эдельвейс еще не родился, и нам не интересны. Учитывая все это, нам остается…

— …почти тысяча дневников, — закончил за нее Драко.

— Рассчитывать только на удачу, вот что нам остается, — с иронией пробормотал Гарри на ухо Рону.

— Да уж, с таким настроем у нас вряд ли что-то получится, — тем же тоном заметил Уизли. — И разве может быть иначе, ты вспомни, где мы очутились, — в логове прыгающего хорька!

Гермиона, от внимания которой не ускользнул этот обмен репликами, одним взглядом сумела поставить Рона на место, не оценив такую шутку.

Гарри негромко засмеялся.

— Будь осторожен, Рон, не забывай, что наша маленькая Гермиона превратилась в ярую защитницу животных в целом и хорьков в частности, — шепнул он.

Этой фразы хватило, чтобы улыбка моментально сползла с лица Уизли.

Ребята расселись прямо на полу, на большом пушистом ковре, разбившись на две группки: Гарри с Роном, Гермиона с Драко. Изелла устроилась чуть в стороне, на высокой табуретке. За все время никто не произнес ни слова — все были полностью поглощены работой, требующей предельной концентрации. Проходили минуты, потом часы, но никто не замечал течения времени.

— Какое жалкое занятие! — насмешливо воскликнул Люциус, появившись в дверном проеме.

Перед украдкой разглядывавшими его студентами Малфой-старший, как всегда стройный и харизматичный, с сияющими волосами и сверкающим взглядом, держался с небрежной уверенностью. Гарри и Рон невольно поморщились, Гермиона задрожала, а Драко, по своему обыкновению, продемонстрировал полное безразличие; и только Изелла искренне улыбнулась Люциусу, который так бесцеремонно прервал их работу. Увы, время, проводимое в логове чудовища, течет куда быстрее, пока это самое чудовище не появится на пороге. Малфой-старший не проронил больше ни слова, но, поймав его взгляд, Изелла поднялась и вместе с ним покинула библиотеку, не забыв попросить Гимонда, домового эльфа, принести оставшейся там четверке чего-нибудь подкрепиться.

— При мысли о том, что твоя мама вышла замуж за это, у меня все внутри переворачивается, — подал голос Рон, как только дверь за Люциусом и Изеллой закрылась. — Лучше бы она вышла замуж за Снейпа. — Он немного помолчал и брезгливо фыркнул: — Фу, у меня аж мурашки по спине побежали.

— А когда Гермиона объявила, что у нее с Малфоем все серьезно, ты почему-то меньше переживал, — ехидно заметил Поттер, вертя в руках дневник Тертюльена Эдельвейса. «Тертюльен, какое забавное имя», — подумал он.

— Не сравнивай, это совсем другое! К тому же у меня свои причины «не переживать».

— И можно узнать, какие? — спросил заинтригованный Гарри.

— Можно, это не секрет, — как ни в чем не бывало продолжил Уизли. — Раз уж Гермиона выбрала меня крестным для своего малыша, я могу ее простить за то, что она связалась с таким идиотом, как Малфой.

— Мечтай, Уизли, — не остался в долгу Драко, услышав последнюю фразу.

— В смысле — «мечтай»? — тут же пришел в бешенство Рон. — А кому еще, кроме меня, Гермиона может доверить такую ответственность?

— Ты забыл, что это касается и меня, — возразил Малфой, — и касается напрямую. Так что у меня тоже есть право выбора крестного, а в моем списке твоя кандидатура явно не на первом месте.

— Ну да, конечно, у тебя же наверняка есть кто-то другой на примете, — не унимался Уизли. — Неужели ты думаешь, что Гермиона согласится на Крэбба или Гойла? Да она скорее возьмет в крестные морского тюленя, чем одного из этих идиотов, которые запросто сожрут малыша. Хотя в таком случае на одного Малфоя будет меньше и человечество скажет мне спасибо.

— Рон! — возмущенно завопила Гермиона.

Уизли, спохватившись, извинился:

— Прости, вырвалось.

— Прости его, Гермиона, мы пока не привыкли, — сказал вслед за ним и Гарри, защищая друга.

— Это правда, дай мне время, — подтвердил Рон.

Гермиона нахмурилась.

— Я понимаю, но это не повод говорить гадости.

— Прости этого щенка, у него мозг и язык не умеют функционировать одновременно, слишком много энергии расходуется, — со злой усмешкой встрял Драко.

— Ха-ха, как смешно! Хорек одарил нас сокровищами своего разума, ну прям благотворительность! — уши Рона стали пунцовыми от возмущения.

Малфой отреагировал моментально.

— Не говори о том, чего не понимаешь! — воскликнул он.

— Точно, глупости — это не по моей части, — язвительно усмехнулся Уизли.

— А я думал, что это основной критерий естественного отбора в твоей семье, — с удовлетворением припечатал Драко.

Гермиона и Гарри обменялись взглядами и по молчаливому согласию оставили Драко и Рона упражняться в остроумии, а сами направились к столику, заваленному всякими вкусностями. Смысла встревать в спор не было: рано или поздно эти двое устанут и замолчат.

* * *

— Не здесь, Люциус, — с трудом прошептала Изелла, когда Малфой принялся пылко обнимать ее в одном из темных закоулков мэнора.

— Перестань строить из себя недотрогу, — засмеялся он. — Мы же здесь не в первый раз этим занимаемся!

— Я хотела сказать, не сейчас, — исправилась она, не слишком активно уворачиваясь от жарких поцелуев мужа. — Нас могут увидеть дети.

— Не понимаю, что тебя смущает, — выдохнул Малфой, не сводя с нее глаз. — В конце концов, они явно подозревают, что мы проводим время не за светской беседой.

— Люциус! — воскликнула шокированная его словами Изелла.

Но тот лишь слегка ослабил объятия и продолжил:

— Наши дети... уже не дети. Смею напомнить, что твоя дочь беременна от моего сына. Вряд ли мы научим их чему-то новому.

— Возможно, — неуверенно протянула Эдельвейс, — но Гарри... Ему и без того трудно было все это принять. Представляю, как он себя чувствует в мэноре.

Малфой, слегка раздосадованный тем, что в его прекрасном замке у мистера Поттера портится настроение, заметил, хмурясь:

— Если мне не изменяет память, то именно ты настояла на его присутствии.

— Мне нужна была помощь в поиске пророчества, это очень важно. Или ты предпочел бы, чтобы я пригласила Сириуса?

— Очень смешно, — он выдавил кривую улыбку. — Ты могла бы позвать Северуса, он бы справился не хуже.

— Северус не смог прийти, — с тревогой сообщила Изелла. — Всю ночь его мучила метка, и утром он чувствовал себя не слишком хорошо, пусть отдохнет. Я так полагаю, ночью отец созывал вас?

Малфой коротко кивнул в знак согласия. Его взгляд потух, как будто мысленно он оказался очень далеко от коридора, в котором они сейчас находились. В первый раз Изелла увидела на его лице такое озабоченное выражение.

— С тобой все в порядке? — дрогнувшим от беспокойства голосом спросила она. — Ты побледнел. Что там произошло, у моего отца?

— Ты хочешь узнать, не обсуждали ли мы тебя и твоих отпрысков? — с горечью уточнил Малфой.

— Я не об этом, ты же знаешь! — горячо возразила Эдельвейс.

Люциус покачал головой.

— Прости меня, я немного устал, — пробормотал он.

— Понимаю...

Нежно притянув к себе Изеллу, Малфой аккуратно прикоснулся губами к ее губам. Она в ответ робко улыбнулась, а он молча вложил в ее открытую ладонь футляр из черного бархата.

— Что это? — удивленно спросила она.

— Подарок, — просто ответил Люциус. — Подарок в честь свадьбы. Не сомневаюсь, библиотека Эдельвейсов стала достойным презентом, но я решил, что супруга Малфоя заслуживает гораздо большего.

Открыв футляр, Изелла ахнула от восторга.

— Ты совершенно точно достойна этого помолвочного браслета, — улыбнулся Люциус, застегивая подарок на ее тонком запястье. — Давно собирался тебе его подарить, но как-то все случай не предоставлялся. Это старинная традиция, не стоит ею пренебрегать.

Изелла повертела рукой, любуясь тем, как маленькие бриллианты звездочками вспыхивали на ее нежной коже, затем тонкими пальчиками провела по узорам на белом золоте. Это движение не ускользнуло от внимательно наблюдавшего за ней Малфоя.

— Браслет принадлежал моей бабушке, — тихо сказал он. — Это очень древнее украшение, но я подумал, что на тебе оно будет смотреться лучше, чем в пыльном сейфе.

— Спасибо, Люциус, тысячу раз спасибо! — с чувством выдохнула Изелла, глядя на мужа сияющими от счастья глазами. — Никогда не видела ничего прекраснее...

Она приподнялась на цыпочки, потянувшись к его губам, чтобы запечатлеть на них легкий поцелуй, а Люциус покрепче прижал ее к себе, желая продлить это радостное мгновение. Чуть отстранившись, Изелла нежно дотронулась до его щеки и долгим взглядом посмотрела ему в глаза.

— Надо полагать, подарок тебе понравился, — по-доброму усмехнулся Малфой.

— Ты даже представить не можешь, насколько, — ответила Изелла. — Но сейчас нам стоит вернуться. Нехорошо оставлять детей одних, кто знает, что может случиться...

Малфой не дал ей закончить, коварно сцапав в охапку.

— Подожди минутку, — со зловредной ухмылкой проговорил он. — Мне кажется, ты должна поблагодарить меня не просто поцелуем.

— Люциус! — с наигранной растерянностью прошептала Изелла.

Но стоило тому расцепить руки, как она тут же вывернулась из объятий и как ни в чем не бывало направилась в сторону библиотеки, где надеялась найти своих детей в целости и сохранности.

Разочарованный Малфой нехотя пошел за ней, дав себе слово при первой же возможности потребовать у Изеллы оплаты, от которой она так ловко улизнула. Кстати, о возможностях...

— Скажи мне, почему я смог войти в твой класс? — догнав жену, спросил он. — Я думал, там стоит защита от пожирателей.

— Так оно и было, пока у меня самой не появилась возможность покидать башню. Защита не давала как войти в нее, так и выйти, а как только заклинание перестало действовать...

— Это хорошая новость, — улыбаясь уголками губ, заметил Малфой.

— Почему это?

— Я смогу приходить к тебе, когда захочу, — объяснил он. — Ты больше от меня не спрячешься.

* * *

Как бы ни сильна была боль, у нее всегда есть причина,

Как бы ни сильна была боль, всегда найдется лекарство,

Слова первородящего потекут по венам его потомков,

Проклятие коснется всех, кто видит,

Навечно, пока Волдеморты и Эдельвейсы не объединятся в одно.

Змея и цветок, кто кого съест?

Три раза прозвучит вопрос,

Три возможных варианта ответа будет дано,

Ускользает разум, нарастает безумие.

Только безумие подскажет верный путь,

Теряющийся в зеркале,

Не подчиняющийся рассудку.

Оно повторит тебе это сотни раз,

Подбирая рифму к твоему имени.

Лололали Локоли.

Знаменитое пророчество отыскалось в пахнущей сыростью, потемневшей от времени тетради. Открыв дневник некоего Даркиза Эдельвейса, Рон почти сразу же наткнулся на эти строки, заслужив тем самым благодарность Изеллы, немедленно высказанную в самых сердечных выражениях. Более того, она даже предрекла ему блестящую карьеру толкователя пророчеств, и сейчас Рону выпал шанс попробовать себя в этой роли.

Никаких достоверных сведений об авторе драгоценного дневника, кроме нескольких туманных дат и вполне точного места в генеалогическом древе Эдельвейсов, найти не удалось, но из-за этого никто не переживал. Всех волновало исключительно содержание сонетов. Только оно имело значение, и только оно могло объяснить, как Гарри, Гермиона и Изелла очутились в таком месте. В сущности, Гермиона и Изелла решились на это только ради Гарри. Больница Святого Мунго — не то учреждение, куда можно заглянуть, случайно проходя мимо.

Длинный коридор, по виду ничем не отличавшийся от всех прочих больничных коридоров, заканчивался распашными дверьми, за которыми находилось место с самой жуткой и гнетущей не только в Мунго, но и во всем Лондоне атмосферой. Пока Изелла что-то уточняла у медсестры, Гарри и Гермиона, не сговариваясь, держались чуть позади. Впрочем, медсестра тут же повела их к палате, вход в которую почему-то был в стороне от остальных

Дверь с окошечком создавала лишь видимость уединения, не скрывая единственной пребывающей за ней пациентки. Ее можно было назвать женщиной без возраста, несмотря на копну подернутых сединой волос, и Гарри мгновенно узнал ту, чьи портреты висели буквально повсюду. В длинном белом платье, что оставляло открытыми только ступни и лодыжки и подчеркивало по-королевски гордую осанку, в палате стояла Локоли Эдельвейс. Она пристально наблюдала за закатным солнцем, чуть ли не уткнувшись носом в оконное стекло, и тело ее под последними солнечными лучами будто купалось в каком-то нереальном свете, придававшем всему образу нечто мистическое и призрачное. Да она и была призраком — насильно вытянутым из истории семьи и вернувшимся из прошлого...

Гарри и Гермиона, увидев женщину, которую до этого момента считали пропавшей, были буквально выбиты из колеи.

— К миссис Эдельвейс редко приходят гости, — сообщила медсестра, открыв дверь. — Не считая супруга, который навещает ее каждый день, на моей памяти тут не появлялся никто и никогда, а я работаю в Мунго уже с десяток лет. Вы ее родственники? — уточнила она, обращаясь к Изелле.

— Можно и так сказать.

— Ей это понравится, но не ждите, что она скажет что-то логичное и связное. Если честно, миссис Эдельвейс все больше молчит, а когда не молчит — проклинает какое-то зеркало, кажется, или в лучшем случае поет. В общем, увидите сами, хотя, возможно, с вами она будет вести себя по-другому.

— Посмотрим.

Медсестра вежливо улыбнулась в знак согласия и прикрыла за собой дверь.

Изелла медленно подошла к своей бабушке. Именно она была хранительницей некоего ключа, необходимого для расшифровки сонетов, — в пророчестве об этом говорилось совершенно ясно. Лололали Локоли... Бабушка по-прежнему внимательно смотрела в окно, но стоило Изелле сделать по направлению к ней еще один шаг, как она будто очнулась от летаргического сна и повернулась к посетителям. Взгляд ее постепенно прояснился, и странные, с фиалкового цвета радужкой глаза уставились прямо на Гарри, которого словно ступефаем ударило.

—Ты не такой, как другие.

Голос у Локоли оказался неожиданно звонким и чистым для дамы столь почтенного возраста; говоря, она активно жестикулировала, будто иллюстрируя свои слова.

— Почему ты не такой, как другие? Что он с тобой сделал?

Не дожидаясь ответа, Локоли с твердой уверенностью направилась к Поттеру и нежно погладила его по щеке, что моментально вывело того из ступора.

— Ты ведь мне поможешь, да? — спросила она шепотом.

— Кон… конечно, — неуверенно пробормотал он.

— Ты поможешь мне найти мою маленькую девочку, — добавила Локоли, прижимаясь еще ближе, — ту, которая потерялась в зеркале.

Гарри быстро перевел взгляд на мать, надеясь найти в ее глазах хоть какое-то объяснение, но увидел только растерянность. Изелла изо всех сил пыталась сдержать рвущиеся наружу эмоции. Тогда он снова посмотрел на прабабушку и успокаивающим тоном произнес:

— Конечно, я тебе помогу.

Вслед за этим Гарри, осторожно сжав ладонь Локоли, проводил ее до кресла-качалки и помог в нем устроиться.

— Я знала, что ты хороший, — улыбнулась она.

Гарри присел перед креслом на корточки, и только тогда Гермиона осмелилась подойти ближе. Изелла же предпочла держаться в стороне. Локоли, продолжая улыбаться, вдруг напевно проговорила:

— На лугу дети, моя девочка с ними...

— Где это?

— В зеркале, в таком большом зеркале, в таком красивом зеркале!

— Зеркале? — не выдержав, громко воскликнул Гарри.

— Зеркало Еиналеж, — глухо пояснила Изелла. — Оно принадлежало нашей семье.

— Так вот как она потеряла рассудок! — догадался Поттер.

— С зеркалом или без него, какая теперь разница, — отозвалась Изелла. — В лучшем случае это произошло бы на пару лет позже, только и всего.

— Мы могли бы принести его сюда, — предложил Гарри, — быть может, в этом зеркале кроются ответы на многие наши вопросы.

— Это невозможно, — тут же возразила ему мама.

— Почему?

Изелла, вздохнув, с сожалением призналась:

— Сейчас оно принадлежит Арумам, такова была цена нашего с ними соглашения. Владение зеркалом Еиналеж для них — великое благо.

— Ты мог бы попытаться разговорить миссис Эдельвейс, Гарри, — робко предложила Гермиона. — Кажется, она тебе доверяет.

— Но я… я не знаю, что сказать, — запинаясь, выдавил Поттер.

— Просто выслушай ее, Гарри, — уже спокойнее предложила Изелла. — И задавай наводящие вопросы.

Еще бы Гарри знал, какие ему вопросы задавать... Но что он терял? Тем временем Локоли вновь подала голос:

— Тот луг зеленый, как время, и не имеет конца и края...

— Луг? — тут же встрепенулся Гарри. — А что еще там есть?

Локоли прикрыла глаза, чуть нахмурилась, но уже мгновением позже с выражением какой-то по-особому светлой печали на лице сообщила:

— Девочка, девочка с красивой улыбкой и густыми волосам. Какое прекрасное дитя!

—А как ее зовут? — спросил вошедший во вкус Гарри.

— Голос поет вместе с ветром, я слышу его, — прошептала Локоли, приложив руку к уху. — Гермиона. Гарри. И маленький мальчик, маленький, пухленький, но не слишком — он тоже на этом лугу, где все движется, где все неподвижно. Она, она это знает, знает, что все красиво в зеркале. Тысячи желаний, тысячи улыбок в зеркале моей матери. Вот юная девушка с округлившимся животом и приятный молодой человек. Он улыбается ей, говорит с ней. Изелла, Иззи, Иза, belli, bella, моя Изелла прекрасна! Правда, прекрасна? Я тоже хочу быть в зеркале, и моя маленькая девочка тоже, мой маленький цветочек, моя милая Циния... Мы хотим петь с молодым человеком, у которого четыре глаза. Ты хочешь спеть с нами, юноша?

Локоли открыла глаза. Гарри кивком головы выразил свое согласие и жестом предложил ей начать. Они поняли друг друга с полувзгляда.

В Эйзенбахе есть луга, поля, леса;

В Эйзенбахе есть замки, стены, корабли;

В Эйзенбахе тихая, спокойная жизнь;

В Эйзенбахе — мои дети едут туда.

В Эйзенбахе все так мило.

Вчера шел дождь, завтра будет светить солнце,

Если выживший ребенок, мальчик или девочка,

Вновь найдет своих, моих

В Эйзенбахе. Впрочем,

Снова зацветут луга, цветы;

В Эйзенбахе, там, где он спит,

Исчезнут наши беды.

— И это все? — воскликнула Гермиона, как только в чуткой тишине палаты отзвучали последние слова короткой песенки. — Но что она хотела этим сказать? Она говорила о Гарри, так? Я не поняла, что он должен сделать.

— Возможно, она добавит что-то еще, не торопись, — негромко ответил Гарри, пытаясь найти во взгляде матери хоть какую-то подсказку и одновременно не нарушить ту хрупкую связь, что установилась между ним и Локоли.

К его большому удивлению, Изелла, не проронив ни слова, продолжала неподвижно подпирать стену в дальнем углу. Ни звука, ни знака — казалось, она просто чего-то ждала. Когда ожидание стало совсем невыносимым, Локоли вдруг снова вышла из своего оцепенения.

— Я знаю, что это непросто, мой дорогой, — проговорила она, обращаясь к Поттеру. — Ты был таким милым мальчиком... Но если ты не станешь таким, как он, то у него не будет больше ничего.

— Что она имеет в виду? — спросил Гарри. — Стать как кто?

— Она говорит про обряд разделения крови, Гарри, — вмешалась Гермиона. — Я думаю, она считает, что его нужно отменить. Отменить, чтобы ты снова стал тем, кем был, чтобы ты стал Эдельвейсом и…

Гермиона не решилась закончить фразу. Гарри и так понял, о чем она, и это его ничуть не убедило. Он хотел найти подтверждение в глазах матери, но на все его немые вопросы Изелла отвечала молчанием. Молчала, молчала, и вдруг…

— Нам пора идти, — сказала она и направилась в сторону двери.

— Но… — попытался возразить Гарри. Он не понял ни в чем причина такой неожиданной реакции Изеллы, ни почему она себя так странно ведет.

Изелла не стала настаивать, но и объяснять тоже ничего не пожелала. Однако Гарри и Гермиона безропотно послушались ее и направились к выходу, напоследок бросив прощальный взгляд на старую женщину, которая успела снова закрыться в своем внутреннем мирке, отгородившись от реальности. Едва они переступили порог и вышли в неуютный коридор, как Эдельвейс бросилась к своей бабушке и крепко обняла ее на прощание.

— Это она виновата, — выдохнула Локоли прямо в лицо Изелле. — Это ее ошибка, той, что прогнила насквозь, и того, что ее обрюхатил. Эдельвейсы и Волдеморты никогда не объединятся. НИКОГДА!

Локоли впилась взглядом в янтарные глаза внучки. Жилистыми руками она вцепилась в подлокотники кресла-качалки, а потом резко, с почти нечеловеческой скоростью поднялась на ноги.

— Это ошибка злой девочки — той, что спала со змеей, — безапелляционно заявила она и пальцем дрожащей руки указала на Изеллу. — Это твоя ошибка.

На лице Локоли появилось ужасное выражение. Из ее фиалковых глаз исчезли доброжелательность и благосклонность, уступив место почти демоническому взгляду. Изелла слишком хорошо знала этот взгляд. Тысячи и тысячи раз ее матери приходилось видеть подобное.

— Это твоя ошибка! — голос Локоли звучал все громче и безумней. — Как долго еще ты будешь преследовать меня? Как долго еще?

Она закрыла уши руками и принялась нервно трясти головой из стороны в сторону.

— Это твоя ошибка, твоя ошибка, — не переставая смеялась она.

— О да, только я виновата во всех бедах, что происходят в нашем мире, — не скрывая иронии, произнесла Изелла. — С тех самых пор, как Эдельвейсы и Волдеморты взяли на себя право называться владыками волшебников, и до сегодняшних дней, когда ты оказалась в одиночной палате для буйнопомешанных, одной из которых, собственно, и являешься. Но об этом, Локоли, ты знаешь и без меня.

И она направилась к выходу, не глядя на бабушку, которая, не обращая внимания на холодящий босые ступни кафельный пол, продолжала стоять на одном и том же месте. Солнце зашло, и в тусклом свете Локоли в своем длинном платье теперь напоминала призрак еще больше. Уже покинув палату, Изелла услышала, как та сквозь зубы прошипела:

— Если ты умрешь, все наладится.

Не ответив, Изелла захлопнула дверь. Чуть дальше по коридору ее ждали Гарри и Гермиона, но на короткое мгновение Эдельвейс замешкалась, прежде чем подойти к ним. Изелла чувствовала себя ужасно уставшей, голова буквально раскалывалась на части, а еще... Даже здесь, в коридоре, она слышала полный злобы голос призрака с босыми ногами, напевавший:

Надо было задушить ребенка в колыбели,

Мы избежали бы многих несчастий,

Если бы мне позволено было перерезать ему горло…

* * *

Я хорошо помню, как в тот день спустилась в библиотеку немножко поработать над домашним заданием. В послеобеденный час там почти никого не было: большинство студентов воспользовались хорошей погодой, чтобы подышать свежим воздухом за пределами замка. Я заметила только слизеринку с шестого курса, Люсиль Ламберг, и Туссена Дестера (кажется, пуффендуйца), у которого вечная аллергия на все на свете. Поприветствовав их взмахом руки, я села на свое обычное место около окна, выходившего прямо на поле для квиддича, где как раз началась тренировка у моих друзей. Конечно, они звали меня понаблюдать с трибуны за их маневрами, но я отказалась, поскольку еще не простила Джеймса и Сириуса за ту гадкую выходку с Северусом, которую они устроили несколько дней назад. Я понимала, что веду себя глупо и надо с ними помириться, но ничего не могла поделать со своей злостью.

Какое-то время я сосредоточенно работала; солнце начало клониться к закату, когда задание по трансфигурации было почти закончено. Я огляделась: кроме меня — никого. Наскоро сложив книги стопкой, я вдруг отчетливо ощутила чье-то присутствие за спиной и инстинктивно повернулась лицом к возможной опасности. Это был Сент-Ло, староста Слизерина и капитан их квиддичной команды (смутный типчик по словам Северуса, перспективный малый по мнению Люциуса). Он многозначительно и не отрываясь смотрел на меня своими кошачьими глазами.

— Уже поздно, — сказал он со странной ухмылкой.

Мне не хотелось с ним заговаривать и даже показывать, что его услышала. Сложив вещи и захватив книги, я направилась в сторону выхода, но он цапнул меня за руку, вынуждая остановиться. Книги с грохотом посыпались на пол.

— Чего тебе надо, Сент-Ло? — спросила я.

— Ты могла бы ответить, когда к тебе обращаются.

— А если я не хочу отвечать? — процедила я сквозь зубы с плохо скрываемым презрением.

Мне не нравился его тон и не нравилось его поведение. Он пришел в библиотеку с вполне определенной целью, и меня это пугало. Но ни в коем случае нельзя было показывать страх, нельзя было показывать, что я боюсь именно его и того, что он стоит так близко и прижимается к моей груди. Собрав все силы, я оттолкнула негодяя и попыталась освободиться от его цепкой хватки. Как только — с горем пополам — мне это удалось, я тут же отступила на несколько шагов, сжимая в руке палочку. Но то ли оттого, что у меня тряслись руки, то ли оттого, что Сент-Ло всегда был быстрее меня, воспользоваться палочкой мне не удалось: он моментально разоружил меня, лишив возможности защититься. Я быстро огляделась по сторонам в поисках путей к отступлению. Никаких шансов: единственный выход загораживала массивная фигура Сент-Ло. Удовлетворенно ухмыляясь, он шагнул вперед и прижал меня к краю стола, опершись на него руками по обе стороны от моего тела.

— Что ты собираешься делать? — выкрикнула я, тщетно пытаясь отыскать в себе остатки храбрости, которая под натиском Сент-Ло начала испаряться с фантастической быстротой.

— Ничего такого, что тебе бы не понравилось, — с жаром выпалил он.

— Отвали, Сент-Ло! Я не собираюсь удовлетворять твои грязные желания, поищи для своих игр кого-нибудь другого. Уверена, любая слизеринка будет рада доставить тебе удовольствие! — со злостью ответила я.

Злость была единственным средством защиты, которое у меня еще оставалось. Однако Сент-Ло она, судя по его усмешке, только повеселила.

— Проблема в том, моя малышка, что меня интересуешь лишь ты.

— Только не говори, что считаешь, будто девчонка вроде меня сможет облегчить последствия твоего гормонального взрыва, — не осталась я в долгу. — Если это так, то ты еще сильнее болен на голову, чем мне казалось.

— Не стоит недооценивать себя, Иззи, — с сарказмом заметил он. — Ты очень недурно сложена... для своего возраста.

Сент-Ло с плохо скрываемой недоброжелательностью снова оглядел меня с головы до пят, чуть дольше задержавшись взглядом на определенных выпуклостях фигуры, а затем, прижавшись еще сильнее, одним рывком приподнял меня за бедра и усадил на стол, одновременно протискиваясь между моих ног.

— Но больше всего меня интересует, — прошептал он прямо мне в лицо, — кто вы на самом деле, мисс Волдеморт.

Он знал! Знал, кто я такая! Я так долго скрывала правду о своем происхождении, а теперь все пошло прахом. Но как Сент-Ло удалось раздобыть эту информацию? Безусловно, он всегда был блестящим учеником и отличался тонким умом и несравненной хитростью, но даже его дедуктивных способностей на такое не хватило бы.

— Было бы непозволительным расточительством отдать кому-нибудь другому девушку с твоим потенциалом, — заявил он и неожиданно впился губами в мою шею с такой страстью, о которой обычная четырнадцатилетняя девчонка и подозревать не могла.

— Оставь меня в покое! — снова закричала я.

Но Сент-Ло, не теряя времени и не обращая внимания на протесты, принялся яростно целовать меня, очень скоро перейдя к моим губам; он прикусывал их своими острыми зубами, намеренно причиняя боль и получая от этого удовольствие. Что же, вот он, мой первый поцелуй... С привкусом крови во рту.

— А ты горячая штучка! Мой язычок жаждет продолжения, — жарко выдохнул Сент-Ло и медленно и откровенно провел языком по своим губам. — А какая кровь, м-м-м! Думаю, она должна быть высшего сорта, ну еще бы: смесь Волдемортов и Эдельвейсов — взрывной коктейль. Кровь девственницы, кстати, — могущественный артефакт. Твоя кровь, без сомнения, могла бы дать мне безграничную власть, а быть может — кто знает? — и бессмертие.

— С чего ты взял, что я еще девственница? — спросила я так быстро, что он на мгновение потерял самообладание.

— Учитывая твой возраст, не думаю, что хоть кто-то из банды безмозглых гриффиндорцев осмелился положить на тебя глаз, — злобно усмехнулся Сент-Ло. — Но даже если я ошибаюсь, то ничего не теряю: обладать такой девочкой, как ты, — редкое наслаждение.

— Да ты псих!

Пытаясь выскользнуть из железной хватки, я извивалась, словно гусеница, изо всех сил колотила его по груди, кусалась, толкалась, но все усилия ни к чему не привели. Моя судьба была предрешена.

Сент-Ло схватил меня за руки, свел их за спиной и одной рукой, точно наручниками, сжал запястья, лишив всякой возможности сопротивляться, в то время как вторая дергала за рубашку — так, что пуговицы на пол посыпались — и расстегивала бюстгальтер. Он тут же присосался губами к моей груди, и в этот момент я поняла, что пропала. Сердце пустилось в бешеный галоп, бухая по ребрам, и мне стало еще страшнее. Надо было что-то предпринять, как-то выбираться из этой ловушки, но я ничего, совершенно ничего не могла сделать.

Гаденыш продолжал исследовать мое тело, уделив пристальное внимание каждой груди, потом рука его скользнула вниз, под юбку, и я ощутила прикосновение между ног. Он слегка ослабил мертвую хватку, позволяя мне высвободить затекшие руки. Наверное, подумал, что бояться ему больше нечего: он победил и теперь может позволить себе продлить удовольствие. А у меня в голове билась лишь одна мысль: как только представится возможность, отомстить ему за то, что он делал со мной. Я безумно хотела заставить его страдать, хотела, чтобы он сдох. Меня буквально разрывало от неведомой ранее ярости. Если бы у меня была палочка, я бы точно использовала первое и второе непростительные, заставила бы Сент-Ло встать на колени и с наслаждением наблюдала, как он умирает в мучительной агонии. Изелла Эдельвейс, девочка спокойная и тихая, внезапно открыла в себе такие гнев и огонь, которые запросто могли бы сожрать и уничтожить ее. И чем больше позволял себе Сент-Ло, тем сильнее становилась моя ярость.

Я и сейчас могла бы как наяву почувствовать его соленый привкус на своих губах, его разгоряченное тело, прижимающееся ко мне, но, по понятным причинам, этого не хотела. Но если бы я закрыла глаза, то наверняка мысленно перенеслась бы в тот тихий и пустой читальный зал, чью тишину нарушали лишь наши нестройные вздохи. Как будто я снова была там, с Сент-Ло, сидя на потертом от времени столе и чувствуя, как его бедра прижимаются к моим. Как мало, оказывается, надо, чтобы снова стать запутавшейся четырнадцатилетней девчонкой с сердцем, сжираемым яростью...

Лишь одна мысль тогда владела мною: «Я хочу, чтобы ты страдал. Я хочу, чтобы ты страдал». И мысль эта наконец переплавилась в действие: беспорядочно отмахивающаяся рука нашла цель, отвесив звучную пощечину, — и все вокруг будто застыло. Исчезли тискавшие меня пальцы, исчезли зубы, кусавшие грудь, губы, терзавшие шею. Исчезло все. Остался только Сент-Ло, лежащий у моих ног, и я понятия не имела, как он там оказался. Он растерял всю свою самоуверенность, всю спесь, и мне это более чем нравилось. Правда, я мечтала ещё увидеть, как он на коленях молит меня о пощаде, но Сент-Ло валялся на полу молча, прижимая руки к паху, зато на щеке его багряным цветком разгоралось красное пятно от моей пощечины.

Я не шевельнулась, наблюдая, как Сент-Ло корчился от боли, пока не потерял сознание. В тот момент я не отдавала себе отчета в том, что произошло, в том, что я — пусть невольно —натворила. Лишь потом, будто очнувшись от кошмара, я быстро поправила одежду и бросилась вон из библиотеки. Я бежала так быстро, как могла, словно пыталась спастись от того страшного и неизведанного, что родилось внутри меня и причинило такие страдания Сент-Ло. Это же я с ним сотворила — заставила упасть на пол, и не только... Это моя, исключительно моя вина. Было безумно страшно обнаружить в себе такие пугающие способности, и я бежала по коридорам все дальше и дальше. В глубине души хотелось, чтобы никто не попался мне на пути, и плевать на слизеринца, который валяется в библиотеке без сознания. Но на сей раз мое желание не сбылось, и немудрено — надобно смотреть, куда бежишь. Я в кого-то врезалась и только тогда остановилась и подняла взгляд от пола. Преподаватель зелий, Магат Ангус, с немым вопросом в глазах разглядывал едва не сбившую его с ног девчонку. Могу представить, как ужасно я выглядела: растрепанные волосы, кровь на губах, трясущиеся руки, сжимающие разорванную рубашку...

— В библиотеке, — выдохнула я из последних сил.

Он бегом направился в сторону библиотеки, а я по стеночке сползла на пол, дезориентированная и потерянная. Страх все еще владел моим разумом, от чего я не переставая дрожала всем телом. Я бы даже заплакала, если бы верила, что слезы принесут облегчение, но увы... Вроде бы все закончилось, но в душе оставался болезненный осадок. Сегодня вечером я изменилась, однако не Сент-Ло изменил меня. Нечто, родившееся во мне, сделало меня другой, и это нечто было злом, которое я с той поры могла чувствовать и причинять.

Мой отец гордился бы мной.

Наступил май; все горы и долины вокруг Хогвартса усыпало цветами, и они вовсю благоухали, усиливая ощущение весны, радости и предвкушения чего-то прекрасного. Замок напоминал растревоженный улей: все студенты были крайне взволнованы. Предложение двух старост приняли на ура, и все с нетерпением ожидали главного события этой весны. Бал... Традиция устраивать балы родилась еще в незапамятные времена, и теперь появился шанс возродить ее и снова сделать полноправной частью жизни магического мира.

Площадка рядом со школой, которая еще вчера казалась ничем не примечательной, заросшей густой травой полянкой, в этот день, благодаря стараниям эльфов, превратилась в поистине фееричное место. Немного магии (буквально несколько выверенных заклинаний), ловко и со вкусом развешанные украшения — и этот почти спонтанный бал обещал оказаться роскошным мероприятием. Множество букетов, цветущие кусты, деревья, усыпанные распускающимися бутонами, — все было настолько прекрасно, что больше походило на дворцовый парк французских или английских королей, нежели на поляну среди шотландских гор. В центре этого цветущего великолепия соорудили большую танцплощадку, выложенную из идеально отполированных мраморных плит, в которых отражалось голубое небо. С одной стороны от площадки величественно возвышалась сцена, окруженная целыми созвездиями фонариков, готовых зажечься, как только наступит ночь. Справа и слева от сцены таинственно поблескивала поверхность небольших прудиков с фонтанами по центру, откуда вместе со струями воды вырывались мириады бабочек, меняющих свой цвет при каждом взмахе крыльев. Водоемы окружали десятки круглых столиков, а чуть дальше от танцплощадки поставили стол побольше, который ближе к вечеру планировалось уставить самыми изысканными блюдами.

Казалось, все вокруг застыло в ожидании праздника. Наступал тот день, когда долина Хогвартса, засияв тысячами огней, покажется во всем своем великолепии, и это событие станет одним из самых красивых и запоминающихся в истории замка. Но сегодняшнее чудо — подумать только! — могло бы и не случиться, если бы не усилия мисс Грейнджер и мистера Малфоя, подаривших всем обитателям Хогвартса возможность увидеть церемонию точно такой, как двадцать лет назад.

За одним из столиков, прятавшихся в самом темном месте бывшей полянки, Северус Снейп аккуратно и неторопливо готовил лечебное зелье, рецепт которого был известен лишь ему.

— Надеюсь, ты пришла сюда не только для того, чтобы проверить, как я работаю? — спросил он у присевшей рядом Изеллы.

— Вовсе нет, — секунду поколебавшись, ответила она. — Мне просто нужна компания.

Северус саркастически хмыкнул.

— Я несказанно счастлив, что ты выбрала меня в качестве главного развлечения!

Ответом ему была тишина. На мгновение прервав работу, Северус взглянул на Изеллу, отметив ее обеспокоенный вид: опершись локтями о стол, она прижала ладошки к щекам. В том, что она пришла именно к нему, не было ничего удивительного, но визит без какой-либо особой причины взволновал его. Он прекрасно знал, что Изелла очень болтлива, а ее сегодняшнее молчание было тревожным и непривычным.

— Ты так и не ответила, — прервал паузу Северус, одновременно пытаясь привлечь ее внимание и не упустить зелье.

Не ответила она и сейчас.

— Не нравится мне это. Обычно молчат мужчины, и если тебя что-то беспокоит, ты должна…

— Мне снился Сент-Ло, — внезапно перебила его Изелла.

Во вновь наступившей тишине удар металлической ложки о стенку полупустого котелка прозвучал колокольным звоном. Северус шокированно уставился на Изеллу, а та даже бровью не повела, вот только взгляд ее почти неуловимо изменился, как будто темная пелена набежала на прежде янтарную прозрачность глаз.

Взяв себя в руки, Северус тихо спросил:

— Когда?

— Вчера ночью, — абсолютно спокойно ответила Изелла, — и позавчера, и за день до этого; он снится мне уже почти две недели. Такого не случалось с тех самых пор, как он пытался меня изнасиловать. Мне кажется, Сент-Ло здесь. Он, мой отец, да и все остальные тоже. Что-то готовится... я не знаю, что именно, но явно ничего хорошего нас не ждет.

— Ты говорила об этом Люциусу? — поинтересовался Северус, взмахом палочки доставая упавшую в котелок ложку.

— Нет.

— Как глупо с твоей стороны! — он не на шутку рассердился. — Если тебя так беспокоят эти сны, молчанием и бездействием ты горю не поможешь. Только Люциус может ответить на мучающие тебя вопросы — коль скоро ответы на них вообще существуют.

— Не хочу ему ни о чем говорить, — отрезала Изелла.

— На это есть какая-то разумная причина?

— Никакой.

Северус нахмурился и посмотрел ей прямо в глаза.

— Не обманывай меня, ты же знаешь, я этого не люблю, — буркнул он. — Ты не сказала ему, потому что посчитала это бесполезным. Если Малфой вообще заслуживает такой откровенности.

— Ты не прав, Северус, — возразила Изелла. — Я… я просто не хочу ему об этом говорить. И все.

— О том и речь, — снисходительно улыбнулся он. — Давай сменим тему.

— Нет уж, не будем мы ее менять! Все не так! Я сказала тебе, что ты ошибаешься, но это не совсем правда.

— Тогда в чем же дело?

Изелла снова замолчала, с потерянным видом уставившись в гладкую поверхность стола.

— Ты странная, по-другому твое поведение сегодня не назовешь, — с легкой усмешкой заметил Северус и, поймав удивленный взгляд Изеллы, пояснил, стараясь, чтобы в голосе не было укора, который мог бы ее обидеть: — У тебя есть человек, любящий тебя всей душой, а ты не можешь ему довериться.

— Я не уверена, что Люциус действительно меня любит, — с грустью призналась Изелла.

— Мужчина не станет изменять всем своим принципам ради первой встречной, только ради той, в кого влюблен или из-за которой потерял разум. Либо и то и другое одновременно.

— В таком случае, Люциус точно сошел с ума.

— Это ты сошла с ума, Изелла, — возразил Северус. — Ты ставишь под сомнение чувства Люциуса, хотя лучше кого бы то ни было должна понимать, что не можешь разобраться со своими собственными...

Эдельвейс выдержала его выпад, не произнеся ни слова.

— Черт побери, Изелла! — внезапно вспылил он. — Я думал, что ты сумела позабыть прошлое и начала жизнь с нового листа. Твой святой Поттер мертв и похоронен! Ты должна принять это и запомнить раз и навсегда!

Изелла отвернулась. Должна? Возможно. Но она не могла и не сможет, никогда не сможет. Горло сдавило. Она годами пыталась отказаться от своих чувств, забыть их, воспринимать так, будто они принадлежали кому-то другому. Казалось, ей это удалось, но сейчас, глядя в глаза Северусу — глядя в глаза правде, — она не могла больше обманываться и чувствовала себя ужасно глупой. Почти восемнадцать лет прошло с тех пор, как она видела его в последний раз, восемнадцать лет с тех пор, как его не стало, а у нее и по сей день сжимался желудок и сердце разрывалось от эмоций, колотилось о грудную клетку каждый раз, когда она вспоминала о нем. О Джеймсе... О да, Изелла знала, что способна испытывать нечто подобное к Люциусу, она даже чувствовала, как зарождалась в ней эта любовь, однако вина перед Поттером тут же глушила робкие ростки будущего счастья. Глупо, но она обвиняла себя в том, что полюбила другого, и лишь изредка задавалась вопросом: а разве Джеймс не любил Лили? А может статься, он даже любил ее больше, чем Изеллу?

Северус догадывался, о чем она так упорно размышляет, но не собирался покорно ожидать, чтобы узнать, чем кончится дело. Склонившись над ней, он надавил на ее подбородок, заставляя приподнять голову: ему хотелось видеть реакцию на свои слова.

— Поттер не интересовался тобой, Изелла, — жестко произнес он. — Ты слышишь? Ему было наплевать, счастлива ты или нет. Ты была для него всего лишь юношеской любовью. Его первой — возможно! — но явно не последней любовью.

— Зачем ты это говоришь, Северус? — резко спросила она. — Почему ты так строг к нему?

— Потому что это правда. Ни больше, ни меньше.

— Как жестоко с твой стороны!

— Так кто же из нас двоих более жесток, — сощурился Северус, продолжая держать ее за подбородок, — я, открывая тебе глаза на реальность, или ты, когда пытаешься спрятаться от нее, причиняя этим боль и себе, и тем, кому ты не безразлична? Забудь Сент-Ло, забудь Поттера и всех остальных. Они не стоят того, чтобы калечить свою жизнь!

Изелла снова отвернулась. Голову будто окутал туман, мысли смешались, но слова Северуса продолжали откровением звучать где-то внутри. На мгновение ее взгляд задержался на запястье, где так же ярко, как и в день свадьбы, сиял подаренный Люциусом браслет. Разве тогда она не была счастлива? Неужели ей дарят радость лишь воспоминания о Джеймсе? Люциус сделал свой выбор, когда взял ее в жены, а она — какой выбор сделала она? Никакого. Отказалась ли хоть от чего-нибудь, пожертвовала хоть чем-то? Нет.

Кажется, она сходила с ума... Ее то и дело накрывало бурей комом застревающих в горле эмоций, которые приходилось сдерживать изо всех сил, а за последние несколько дней ей бесчисленное количество раз хотелось разрыдаться, хотя прежде она никогда и слезинки не проронила.

— Я устала, — с трудом произнесла Изелла.

— Ничего удивительного, — участливо отозвался Северус. — Посмотри на себя. Ты пугающе бледна и куда больше похожа на больную, чем в тот день, когда попала в школу. Это все твои воспоминания: они разрушают тебя.

Изелла взглянула на него, и он в который раз удивился, до чего юной она выглядит — будто время не властно над ней. Однако в глазах ее таилась глубокая печаль.

— Ты же ни капли не постарела, — продолжил он, проводя рукой по ее гладкой щеке. — Но где-то глубоко в сердце, в душе ты стала другой, Иззи. Пока не поздно, прошу, прими то, что дарит тебе судьба. Прими — и будь счастлива, не терзай себя чувством вины.

Впервые с начала разговора Изелла по-настоящему улыбнулась. Черные глаза Северуса отражали блики уже зажегшихся фонарей и смотрели так доброжелательно, что она порозовела и не уловила момента, когда одинокая слезинка покатилась по ее щеке. Ласково обняв ладонями ее лицо, Северус аккуратным поцелуем убрал случайно появившуюся слезинку с нежной кожи.

— Ты так добр со мной, — прошептала она дрожащим голосом.

— Говори тише, а то об этом узнают в школе, — с легкой улыбкой предупредил Северус.

— Даже если узнают, мне все равно никто не поверит.

* * *

Стоя в маминой комнате, Гермиона с пристрастием разглядывала себя в большом зеркале. Она с самого начала очень сильно переживала по поводу платья для бала: где найти такое, чтобы и округлившийся животик скрыть, и не выглядеть слишком нелепо? В конце концов Изелла взяла на себя ответственность подготовить первый в её жизни бальный наряд. Результат превзошел все ожидания: Гермиона раскрыла рот от удивления и восхищения. Платье из легкой кисеи и атласа с перламутровыми переливами село на нее просто идеально. Она провела рукой по ткани, чтобы почувствовать ее нежность и мягкость. Очень странно, но ощущение кисеи и атласа под пальцами напомнило ей прикосновения Драко. «У него кожа как у младенца», — подумала Гермиона и улыбнулась этой мысли. Она пригладила пояс, расположенный чуть выше уровня талии, коснулась вышивки на бретелях, удовлетворенно улыбнулась своему отражению в зеркале и закружилась на месте, как маленькая девочка, придерживая юбку и наблюдая, как та развевается от малейшего дуновения воздуха.

— Я думала, в твоем возрасте уже не играют с одеждой, — слегка посмеиваясь, заметила Изелла.

— Ничего не могу с собой поделать. Это платье просто чудо!

— Ты такая красивая, — с восхищением выдохнула Джинни — она стояла рядом и тоже разглядывала Гермиону в зеркале.

— Не стесняйся, Джинни, — засмеялась Грейнджер, — ты выглядишь бесподобно, и парни не смогут отвести от тебя глаз.

Джинни молча улыбнулась и покраснела от смущения. Между прочим, Гермиона не ошиблась, она просто сияла в украшенном вставками из шелка белом перкалевом платье, которое приподнимало грудь и слегка прикрывало хрупкие плечи.

— Не переживай, Гермиона, — добавила Изелла, увидев, как та с опаской приложила руки к животу. — Никто ничего не заметит.

— Твоя мама права, — подтвердила Джинни. — Даже я бы ничего не заметила, если бы не знала.

Гермиона благодарно улыбнулась, но тем не менее не перестала терзаться опасениями. У них с Малфоем было четко сформулированное правило: ни в коем случае не предавать огласке их общий секрет. И это правило влекло за собой необходимость за пределами личных покоев свести контакты к минимуму. Не то чтобы это было сложно: несмотря на взаимные чувства, в присутствии друзей Драко и Гермиона почти автоматически придерживались привычной манеры общения. Но именно сегодня Гермиона сильнее всего желала нарушить опостылевшее правило. Хотя бы один раз. Ей так хотелось станцевать с Малфоем на балу — на площадке, освещенной светом звезд, под аккомпанемент скрипки! Желание довольно легкомысленное, но тем сложнее было отказаться от своего первого «беременного» каприза.

— Осталось сделать прически, и вы готовы, — улыбнулась Изелла. — Только надо определиться для начала, какие цветы вам подойдут.

Сказано — сделано. Эдельвейс по очереди прикоснулась палочкой сначала к голове Гермионы, потом Джинни и прошептала:

— Fleurus patronus.

В тот же миг в волосах девушек появились нежные соцветия: у Гермионы в каштановых кудрях благоухала розовая жимолость, почти такая же, какая была на голове у Изеллы в день, когда они с Джеймсом закружились в своем первом вальсе, а у Джинни — зеленоватые бутоны липы, прекрасно подходившие по цвету к ее длинным, медного оттенка волосам.

— Какой приятный запах, Джинни, — заметила Грейнджер, наклоняясь и глубоко вдыхая аромат цветов.

Та скромно улыбнулась.

Когда девушки в десятый раз убедились, что выглядят безупречно, они направились к выходу из замка. Но перед этим Гермиона повернулась к маме и спросила:

— А что на языке цветов означает жимолость?

Изелла улыбнулась:

— Жимолость — «узы любви». Это значит, что ты даришь свое сердце возлюбленному.

* * *

— Ну, как я выгляжу? — с ходу спросила Гермиона у Гарри и Рона, едва они встретились.

— Я бы сказал, что ты очень милая, возможно даже сексуальная, — ответил Уизли, внимательно разглядывая прыгающую от нетерпения подругу. — Но тот факт, что через несколько месяцев ты из стройной милой девушки превратишься в слонопотама, который объелся пончиков, несколько притупляет волшебство момента.

— Рон! — возмущенная Гермиона даже не смогла подобрать слов. Она-то ждала пылких комплиментов, а в итоге получила весьма невежливое замечание.

Уизли с наивным видом обратился к Гарри:

— А что? Что я такого сказал?

— Да ничего особенного, все как обычно, — с улыбкой ответил Поттер. — А где Джинни? Она разве не с тобой была? — уточнил он, повернувшись к Гермионе.

— Была, пока я не встретила вас, — она вертела головой, пытаясь разглядеть Джинни среди прибывающих школьников, толпившихся перед столом регистрации.

— М-да, я бы не хотел, чтобы она встречалась с этим болваном Аланом Патерсоном, — пробурчал Рон, скрещивая руки на груди. — Кто вообще решил, что пуффендуйцы — порядочные?

— Алан Патерсон в душе настоящий слизеринец, хотя никогда не признается в этом даже самому себе, — заметил Поттер. — Это всем известно.

— Всем, кроме моей сестры.

— Рон, не стоит ворчать из-за того, что твоя сестра нравится парням. Джинни не привыкла к такому вниманию, вполне естественно, что это ее впечатляет.

— Не привыкла? — Уизли, по-видимому, с трудом удержался, чтобы не съязвить. — А потом она привыкнет, что парни вокруг нее вьются, как стервятники? Ну уж нет! Я бы предпочел запереть ее в погребе до тех пор, пока она не состарится. Да и чем в этом Алане восхищаться? Бледным париком? Слизеринец в форме пуффендуйца — это еще хуже, чем слизеринец в чистом виде, правда, Гермиона?

— Почему ты спрашиваешь об этом меня? — недоверчиво уточнила она.

— Не обращай внимания, Гермиона, — посоветовал Гарри, бросив на нее заговорщицкий взгляд. — Ты прекрасно знаешь, что Джинни для нашей квиддичной звезды — больное место.

— Я уже согласился на одного альбиноса с глазами замороженной скумбрии и не хочу, чтобы нарисовался еще один, — продолжал ворчать Уизли, не замечая, что перегибает палку.

— И кого именно ты считаешь альбиносом? — интонации в голосе Грейнджер не предвещали ничего хорошего, она уже готова была взорваться от ярости.

— Никого конкретного, — спохватился Рон.

Гермиона с подозрением оглядела его, и Уизли натянуто улыбнулся в ответ. Сейчас был не самый подходящий момент, чтобы злить ее. И стоило, определенно стоило научиться помягче высказываться в адрес Малфоев. Процесс обещал быть долгим и нелегким, но когда-нибудь у него точно получится.

На пару секунд в кругу друзей воцарилась тишина, а потом лицо Гермионы приняло привычное дружелюбное выражение, и она мягко произнесла:

— Я должна вас поблагодарить.

— За что? — в унисон удивились Гарри и Рон.

— За то, что вы с такой легкостью приняли все, что со мной случилось, — робко уточнила Гермиона. — Я знаю, для вас это было непросто.

— И это еще мягко сказано, — усмехнулся Уизли.

— Верно, — Гарри с любовью посмотрел ей в глаза. — Но ты очень важна для нас. Это меньшее, что мы могли сделать.

— Спасибо вам обоим.

Гермиона быстро подошла к Гарри, поднялась на носочки и легко поцеловала его в щеку, потом так же чмокнула моментально покрасневшего Рона. Наконец-то она сказала то, что должна была, и поэтому теперь со спокойной душой оставила друзей и отправилась на поиски Джинни.

— Она говорила так, словно собирается замуж уже сегодня. Это ведь не правда, да, Гарри? — внезапно не на шутку разволновался Уизли. — Ты же мне скажешь, если она решит выйти замуж за хорька, да?

— Не беспокойся, Рон, — попытался привести друга в чувство Поттер. — Если такое случится, то ты одним из первых получишь именное приглашение на гербовой бумаге.

— А твоя мама ничего не говорила о том, что наши голубки решили связать себя узами брака? — не унимался тот.

— Нет, но учитывая, сколько всего случилось за последнее время, свадьба — это последнее, о чем нужно беспокоиться.

Уизли вдруг непривычно посерьезнел.

— Возможно, ты не в курсе, — заметил он, — но в волшебном мире незаконнорожденный ребенок — далеко не самое одобряемое событие.

— Изелла не была замужем за отцом, когда родились мы с Гермионой, — возразил Гарри.

— Да, но ведь никто об этом не знал.

— Не понимаю, почему в обществе такое негативное отношение к внебрачным детям.

— Я не в курсе, как у магглов, — попытался объяснить Рон, — но, как говорила Гермиона, волшебный мир несколько старомоден. Чистокровные семьи, такие, как Малфои, например, слишком щепетильны, и те, кто позволяет себе нарушать подобные правила, в лучшем случае становятся изгоями, я уже молчу про смертную казнь.

Гарри недоверчиво хмыкнул:

— Ты же не думаешь, что отец Малфоя допустит такое?

— Не стоит полагать, что он сильно изменился только потому, что женился на Изелле.

— Хотелось бы тебе возразить, но нечего. Никогда не знаешь, чего еще ожидать от этих Малфоев.

* * *

Все вокруг было точно таким же, как двадцать лет назад: и аромат тех же цветов, и пьянящая атмосфера праздника. Если бы Изелла закрыла глаза, то в один миг вернулась бы в день, когда впервые поцеловалась с Джеймсом, снова ощутила себя шестнадцатилетней девчонкой, почувствовала тепло его тела, прижимающегося к ней под успокаивающие звуки музыки... Она могла бы, но не стала. Эти воспоминания, какими бы счастливыми они ни были, причиняли ей боль. Никогда больше она не позволит этому щемящему чувству овладеть собой: она пообещала это себе, пообещала Северусу.

— Я виделся со Снейпом, он сказал, что ты здесь, среди этой толпы похотливых бездельников.

Изелла не потрудилась обернуться: сильные руки, заключившие ее в объятия, служили лучшим ответом, кто это. Она узнала его даже не по голосу — по горячему дыханию.

— Теперь я поняла, почему тебе никогда не хотелось стать преподавателем, — ответила Изелла, не отводя взгляда от быстро сменяющих одна другую танцующих пар.

— А что ты хотела, я же не выношу чужих детей, — Люциус слегка переусердствовал с холодностью.

— К счастью для твоего сына, — с иронией заметила она.

Люциус ухмыльнулся.

— Скажем так, твою дочь я смог бы принять, но только после того, как мой сын возьмет на себя некоторые обязательства. Тогда я приложу определенные усилия к налаживанию отношений с мисс Грейнджер. Что касается Поттера, то это совсем другое дело. Мы всегда можем отправить его в очень-очень отдаленный пансионат.

— Я смотрю, ты серьезно над этим размышлял.

— Я очень предусмотрительный человек.

— Тебе нет нужды беспокоиться насчет Гарри, вряд ли он изъявит желание жить с нами, — с легкой ноткой горечи сказала Изелла.

— Да какая разница! Он всегда сможет поселиться у своего горячо любимого крестного, — отмахнулся Люциус. — Блэк будет счастлив, а я смогу полностью посвятить себя куда более важному занятию.

Малфой чуть сильнее сжал ее в объятиях. Его руки, первое время лежавшие на талии, рискнули подняться чуть выше, восхитительно сжимая грудь под складками атласного платья.

— Могу ли я позволить себе попросить тебя выражаться более определенно?

— Ты — конечно, — прошептал он ей на ухо, внезапно потянув за руку. — Пойдем потанцуем.

Изелла хотела было возразить, но зачем? Красивая ночь, приятная атмосфера, глупо было упускать такой волшебный момент. Кто знает, когда еще раз представится возможность безмятежно наслаждаться жизнью. И она позволила увести себя в центр большой танцевальной площадки из полированного мрамора, в котором отражалась красота ночного звездного неба.

— Кстати говоря, ты должна мне танец, — подмигнул Люциус.

Изелла встала напротив него.

— Если ты намекаешь на наш весенний праздник, то хочу заметить, что у меня и в мыслях не было танцевать с тобой в этот вечер, скорей бы уж я дала себя раздавить толпе геликонов*, — прошептала она, скорчив недовольную гримаску.

— Только и всего? — Малфой был слегка озадачен. — К счастью, с недавних пор я знаю, как изменить твое мнение.

— Предсказуемо, но, думаю, у тебя получится, — она слегка улыбнулась.

— Очарование — мое лучшее оружие, — добавил Люциус с нескрываемой надменностью.

Изелла подняла глаза. Соблазнительная улыбка осветила ее лицо. Люциус был прав, очарование было самым главным его богатством, и в этом она никогда не сомневалась. Никогда — с тех самых пор, как жизнь впервые столкнула ее с маленьким мальчиком с необычайно светлыми волосами и невероятно голубыми глазами.

Это случилось зимним вечером: еще более холодным, чем другие, еще более снежным. Изелле едва исполнилось четыре года, и все четыре она провела в стенах Экилема, приюта для волшебников с исключительно чистой кровью, как гордо называли его между собой дети. Из окна своей комнаты, которую она делила с дюжиной девочек примерно ее возраста, Изелла увидела приближающуюся карету: черный силуэт резко контрастировал с белым снежным покрывалом. Карета остановилась в нескольких метрах от входа, прямо под окном, и из нее, сгибаясь от сильных порывов ветра, выбрались две темные фигуры, похожие друг на друга как две капли воды, только одна явно принадлежала взрослому, а другая — ребенку.

Изелла прижалась носом к стеклу, чтобы получше разглядеть посетителей.

Первого она узнала без труда: это был Лакас Малфой, благодетель того самого места, где ей предоставили кров и тепло. Подталкиваемая детским любопытством, она распахнула окно, и вихрь снежных колючек больно хлестнул ее по лицу и белой россыпью испятнал лакированный паркет. Изелла встала на цыпочки, вытянула шею... покачнулась и, в поисках равновесия взмахнув рукой, случайно смахнула с подоконника собравшуюся на нем большую и пушистую снежную шапку. Сугроб охотно сорвался вниз, приковав к себе внимание мальчика, одетого в великолепную темную мантию. Он поднял голову и остановил взгляд на маленькой фигурке, подглядывающей за ним из одного из многочисленных окон приюта, — девочке с огромными глазами и длинными волнистыми волосами.

Именно тогда Изелла в первый раз посмотрела в глаза молодому Люциусу Малфою; и сегодня, много лет спустя, танцуя с ним на школьном празднике в Хогвартсе, она снова видела все тот же загадочный взгляд.

— Ты знаешь, что бы я сейчас сделал, если бы вокруг никого не было? — вновь заговорил Малфой, не сводя с нее глаз.

Изелла улыбнулась, прижалась к нему сильнее и шепнула:

— Думаю, тогда мое платье не выжило бы.

— Не только платье не устояло бы под моим натиском, — чарующим голосом промурлыкал он ей прямо на ушко.

Чуть поодаль стайка слизеринцев со стаканами тыквенного сока в руках обменивалась взаимными колкостями.

— Драко, а я и не знала, что наш профессор прорицаний и твой отец так близки, — со злобной усмешкой заметила Биргюль Манбург, разглядывая танцующую пару.

— Перед чарами Малфоев никто не сможет устоять, так что неудивительно, — откликнулся тот, покосившись на приклеившуюся к нему Паркинсон.

— Это правда, мой Драко, — выдохнула Панси, цепляясь за его руку еще сильнее.

Малфой не обратил на это внимания. Он наблюдал за отцом с характерным для него насмешливым выражением, но в глазах его нет-нет да и мелькало отражение совсем иных чувств. Драко ощущал гнев. Он завидовал. Нет, не отцу и Изелле (их недавняя свадьба, по правде говоря, оставила его равнодушным), а тому ощущению свободы, что у них было. Малфой гневно посмотрел на Гермиону: вот она, его проблема, танцует в нескольких метрах в стороне, прекрасная, как лесная фея. Драко не мог оторвать от нее восхищенного взгляда. Она кружилась в танце с Поттером, доверчиво прижимаясь к его груди. Малфой перехватывал каждую их улыбку и прикосновение, он разглядывал их почти не скрываясь. Гриффиндорский кретин, Дмитрий Мур, тоже постоянно вертелся вокруг Грейнджер, и не только он. Драко замечал всех: вот Дмитрий предложил Гермионе танец, потом два когтевранца, а потом братья Мидли. «Эти болваны еще поплатятся за свою дерзость», — подумал он, сгорая от ревности.

Но вот на короткое мгновение их взгляды встретились. Бег времени замедлился, когда Гермиона тепло ему улыбнулась. Малфой тут же отвернулся с выражением притворного презрения. Почему она улыбнулась ему прямо в толпе? А если кто-то заметил? Она же прекрасно знает, что им нельзя показывать свои чувства, даже в таких мелочах, как улыбка и взгляды. А потом Драко подумал о ее улыбке. Ее улыбка... Он снова посмотрел на Гермиону, но та уже обратила все свое внимание на нового кавалера. Малфой слышал ее кристально чистый смех, звучавший в унисон с мелодией, пока Гермиона с Роном вальсировали от одного края площадки до другого. Проклятый Уизли!

* * *

Усталая Гермиона вошла в гостиную: Рон и Гарри весь вечер не давали ей скучать и сидеть на месте. Бал по-настоящему удался! Все могло бы быть просто идеально: и волшебство момента, и прекрасный отдых с друзьями, — если бы она не заметила лихорадочно блестевшие глаза стоявшего среди своры слизеринцев Малфоя. Тогда она впервые обратила на него внимание на празднике: красивый, стройный, с королевской осанкой — он словно излучал величие. Никто не мог с ним сравниться. Возможно, он и сам это понимал, поскольку поглядывал на окружающих со снисходительной усмешкой. Гермиона словно попала под неведомые доселе чары, когда заметила, как жадно он на нее смотрит. Желание струилось по воздуху, проникая в самое сердце.

— Твоя мать неплохо постаралась, приводя тебя в порядок.

Драко, давно снявший парадную мантию и оставшийся в темных брюках и идеально белой рубашке, стоял, облокотившись на мраморную каминную полку, и внимательно изучал янтарную жидкость, плескавшуюся в его стакане, иногда, впрочем, поглядывая на Гермиону.

— Я должна воспринимать это как комплимент? — ничуть не смутившись, уточнила та, стягивая с себя воздушную шаль, прикрывавшую плечи. — Мне бы он даже мог понравиться, — продолжила она, снимая с головы венок из цветов.

Под пристальным взглядом Малфоя Гермиона оставила венок на столике перед зеркалом и не спеша вытащила из волос шпильки, позволив кудрям свободно упасть на обнаженные плечи.

— Ни один человек не остался в стороне, мне все делали комплименты по поводу моего внешнего вида, — добавила она, повернувшись к Драко, а затем подпорхнула ближе и с невинной улыбкой спросила: — Неужели у меня такое плохое платье? Мне кажется, оно очень красивое. А ты что думаешь?

Драко промолчал. Он сделал большой глоток сладкого ликера, не отрывая взгляда от Гермионы, которая все не умолкала:

— Оно очень красивое. Попробуй, какая мягкая ткань!

Притянув Драко за руку, она опустила его ладонь себе на талию. Ладонь словно сама собой скользнула вверх, от пояса до груди, и взгляд Драко следовал за нею, а Гермиона смотрела на него и удовлетворенно улыбалась. Дыхание Малфоя стало глубже, она уловила это, прижавшись к нему. Он отбросил стакан с ликером в сторону, мягко провел рукой по ее щеке и склонился, потянувшись губами, а затем сжал в объятиях и приподнял над полом, чтобы удобнее было целовать. Язык Драко проник в ее рот, едва только губы приоткрылись ему навстречу. От невероятного сочетания его близости и сладкого аромата ликера кружилась голова; Гермиона слегка отстранилась, чтобы перевести дух, и Драко прошептал ей прямо на ушко:

— Мне не нравится видеть тебя с другими мужчинами...

Гермиона, не выпуская его из объятий, улыбнулась:

— Ты намекаешь на моего брата и моего лучшего друга?

— На них и на всех остальных тоже, — глухо ответил Драко. — Мне не нравится, когда эти идиоты так на тебя смотрят.

— Неужели Драко Малфой ревнует? — Гермиона не скрывала веселья.

— Совсем нет.

— Что ж, поверим, — без особого энтузиазма отозвалась она, высвободилась из его крепких рук, достала из складок платья палочку, взмахнула ей и произнесла: «Musica».

Тут же из ниоткуда под сводами комнаты раздались первые аккорды прекрасной мелодии.

Драко с подозрением наблюдал за ее действиями.

— Что ты делаешь?

Гермиона взяла его за руку и потянула к центру зала.

— Я исполняю свою мечту, — прошептала она, приглашая Драко на танец.

Ни слова не говоря, он подчинился ее капризу.

— Подожди минутку, — она остановилась и взяла венок из жимолости, а затем робко протянула его Драко. Тот слегка пригнулся, позволяя Гермионе надеть венок ему на голову. Когда Драко выпрямился, она заметила улыбку на его лице.

— Надеюсь, тебе нравится? — соблазнительным шепотом уточнил он.

— Безумно...

Драко нежно обнял ее и прижал к себе.

— Вы сегодня такая красивая, мисс Грейнджер, — с любовью выдохнул он.

* * *

Ночь подходила к концу, над горизонтом появилась первая светлая полоска, означающая приближение нового дня. Свежесть темноты уступала место приятным согревающим лучам. В этой утренней возвышенной тишине, в которой все казалось таким неопределенным, Изелла уже не спала, она разглядывала прекрасное тело Люциуса, мирно спавшего рядом. Бесшумно выбравшись из постели и наскоро накинув рубашку на голое тело, Изелла встала у окна, наблюдая, как рождается утро. Она полностью погрузилась в мечты, как вдруг страшная картина против воли ворвалась в ее разум. Гарри! Изелла бросилась прочь из комнаты. С колотящимся сердцем она сбежала вниз по ступенькам, промчалась через класс и оказалась у входа в Южную башню. Безмолвный крик сорвался с губ: на гладком полу лежало бесчувственное тело ее сына.

___

*геликоны — звери с очень большой массой, которых могут видеть только волшебники