Тенёта (гет)

Билось сердце. Медленно, словно с усилием, оно перекачивало кровь по венам и все-таки билось. Рия как-то отстраненно удивилась: неужели еще жива? Ведь они с Глау провалились в самую бездну, в само мироздание, когда разлетелся вдребезги страшный равнодушный мир. Зверь не задержался, словно спешил еще куда-то, и тенета взрезали небо и землю. Открывалась непроницаемая бездна, девушка отчетливо это помнила. Тогда почему?..

Она попробовала пошевелиться, и тело взорвалось болью. Почти невыносимо заболела культя, заныл шрам на левой ноге, как если бы он был получен буквально час назад. Что? Рия чуть нахмурилась: эти ощущения ей были знакомы. Да, как тогда, у Чиллы. Когда она только приходила в себя после нападения трехглазого зверя, когда только-только поняла, что стала калекой. Но ведь прошло столько времени! И снова? Или на этот раз… Да нет.

Она с усилием разлепила веки, и ее тут же ослепил белый свет. На лице явно что-то было, потому что дыхание отдавалось легким шумом. Все тело болело, но эта боль была знакомой, а потому словно не такой страшной. Правый глаз по-прежнему ничего не видел. Да, все как всегда, только… Что-то было неправильно. В том, что видела сейчас Рия, что-то было не так. Потолок… Да, потолок! Девушка с изумлением поняла, что он выложен плиткой. Привычной такой плиткой, какой иногда делают потолки в домах. На Земле… Она вернулась? Нет, правда, она вернулась?

Из горла вырвался хрип — натужный, несмелый, словно где-то внутри ей засыпали песок. Ах да, как тогда… Чилла принесла ей воды. Нет, она что, действительно вернулась домой? Тогда где? Почему не дома? И что у нее на лице? Рия помнила, что пока шевелиться не стоит, станет еще больнее, но это и не понадобилось.

Внезапно перед ней появилось лицо матери. Она даже едва не забыла его за столько времени… Мама плакала, все всхлипывала, и ее слезы падали на Рию.

— Девочка моя, ты очнулась! Мы так!... Мы ждали! Знали!..

Девушка слабо улыбнулась и пошевелила левой рукой. На сгибе что-то было воткнуто в вену. Она в больнице? Сейчас было странно так спокойно это понимать. Первое удивление прошло, но пока понимание все же не приходило. Иначе бы она наверняка захотела прыгать от счастья и обнимать родителей. Да, конечно. Надо понять… надо осознать, что это на самом деле не сон, что она дома! И мама — самая настоящая мама сейчас перед ней, все плачет, гладит ее по груди, улыбается сквозь слезы. Мама…

Рия снова захрипела, желая сказать, что плакать не надо, что самое страшное на самом деле позади, но тут набежали врачи. Девушка вздрогнула, почувствовав укол, и отчаянно захотела сказать, что не надо, что только бы попить, но, похоже, ей решили вколоть снотворное. Или успокоительное, или что-то еще, но от этого лекарства начали путаться мысли. Рия еще потянулась пальцами к плачущей матери, стоявшей справа, но не успела — снова провалилась в темноту.

…Она действительно была дома. На Земле. В своем родном и бесконечно любимом мире, где кроме войн и равнодушных людей были те, кто готов пожертвовать последним ради другого. Те, кто не мог оставаться равнодушным. И родители были здесь, почти все время. Порой рядом оставался отец, пока мама уходила на работу, порой наоборот, но по вечерам и даже ночами родители были рядом.

И было снова странно слышать, как ее называют Машей, Машенькой, Машулей. Она привыкла к имени «Рия» и теперь никак не могла вновь научиться реагировать сразу. Когда мама звала ее полным именем. Нормальным именем. Обычным. Земным.

Маша. Марья. Рия.

Девушка не представляла, как теперь вообще может вернуться к прежней жизни и одновременно знала, что сумеет. Просто уже по-другому будет на все смотреть. Точка зрения изменилась — после рабства, после смертей, после… убийства. Когда Рия — ах, нет, Марья — сумела нормально пошевелиться и сесть, первым дело взглянула на левую руку. Конечно, крови там не было. Даже намека на ярко-синюю жидкость, как глаза Глау. Глау… Каждый раз при воспоминании о нем и о Рюне сжималось сердце. Начинало болеть где-то под грудной клеткой, не сильно, но боль растекалась пламенем и тихо жгла, словно напоминая: ты убила их. Рия знала, что это не правда.

— Не Рия, — как-то прошептала девушка, стараясь уверить себя в этом, — Марья. Маша. Больше не Рия.

И все равно никак не могла еще отвыкнуть. Нужно было время.

Ее вскоре перевели в другую палату, когда убедились, что да, жива, почти здорова, по крайней мере, идет на поправку. И не впадает в депрессию по поводу своих потерь. Правой руки не было, и родители смотрели на нее печально. Рия только улыбалась.

— Все в порядке, — сказала она и коснулась глаза. — И то, что вижу теперь только левым глазом — тоже не страшно. Я привыкну, мам. Пап, не бойтесь, правда. Я привыкну.

Она едва не сказала, что уже привыкла, но пока ее терзали смутные сомнения. Наверное, рассказывать все-таки не стоило, где ее носило столько времени. Мама сказала, что она вышла из комы, и Рия предположила, что ее обнаружили где-то без сознания, а уже потом она впала в кому. Другое дело, что когда девушка рискнула задать вопрос о своих подругах на даче, родители почему-то отвели взгляд. Чего она еще не знала?

Первые две недели родители наотрез отказывались рассказывать о произошедшем.

— Тебе нельзя волноваться, — сказала мама, ласково гладя по плечу. — Не бойся, милая, мы все преодолеем. И научимся жить так.

— Конечно.

Рия бы могла рассказать, что обязательно научатся. И что привыкать сейчас придется не ей, а именно им, родителям, которые будут волноваться и опекать свою дочку-калеку еще больше. Конечно…

Иногда Рия машинально касалась груди, где был медальон, но его, конечно, больше не было. Медальон сгинул в первозданном хаосе, как весь мир. И… был ли вообще тот мир? Этим вопросом Рия задалась, когда мама все-таки решилась ей рассказать.

— Я хочу знать, — твердо произнесла девушка. — Мам, вы не сможете долго молчать. Иначе я спрошу у девчонок. У Галинки той же. Она ведь должна знать.

Мать только как-то печально покачала головой и судорожно вздохнула.

— Я расскажу, — хрипло согласилась она, и Рия села удобнее, приготовившись слушать. — Ты только сильно не волнуйся.

— Не буду.

И мама рассказала нечто странное. Девушка, как выяснилось, пробыла в коме едва ли не больше года. Тогда, на даче — в прошлом году! — начался ураган. В тот момент, когда вроде бы все начало стихать. Это девушка помнила. Как раз тогда пришел сосед, и Галинки все долго не было, а за ней пропала и вышедшая Аня.

— Не было никакого соседа, — удивилась мама. — В тот день вообще мало кто был на даче, будни же.

И продолжила. Когда начало все стихать, ударило несколько молний в раз, и одна попала в дерево рядом с домом Галинки. Дерево загорелось и повалилось на дом. И по словам мамы их как-то то ли придавило внутри, то ли просто девочки оказались заперты не в силах выбраться.

— Галинка и Аня погибли, — тихо сообщила мать. — Там в такие завали были, что тел даже не нашли… Не знаю, почему. А ты… тебя спасли, Машенька, делали операции, но теперь… вот так. Ты после операции почти сразу впала в кому, и нам оставалось только ждать.

Она снова всхлипнула и поспешно выпила заранее приготовленную воду с валерьянкой, а Рия сидела, оглушенная этим рассказом. То есть… она была все это время в коме, когда якобы путешествовала по другому миру? Что это? Ей снился кошмар? Просто кошмар из-за случившегося? В какой момент началось? Она ведь четко помнила, что был сосед. Ушла Галинка, потом Аня, а затем и она сама пошла… И попала в другой мир. Возможно ли, что память просто стирала ужасные моменты? Только… воспоминания о рабстве, о путешествии с гномами — они все были настолько отчетливыми! Неужели все же кошмар? Порой… да, Рия, слышала, порой люди в коме бывают по ту сторону жизни, но если это был Ад, то какой-то странный. Или Рай, которому надоело быть самим собой? Или просто кошмар… Возможно, он начался в тот момент, когда Рия по-настоящему потеряла сознание. Девушка не знала. Может, рабством ей казался огненный плен? Судя по всему, дом горел, ведь дерево из-за молнии загорелось. Как она не задохнулась? Как вообще…

Нет, в голове не укладывалось. И еще Галинка и Аня… погибли? Мертвы? Их больше нет? Как так? Если буквально полмесяца назад Рия заставляла себя поверить, что она на Земле, то теперь приходилось мириться с этим. И странно… не было печали или грусти. Она еще никак не могла осознать, что больше не увидит подружек. Никогда.

После смерти Хадды было хуже.

Если Хадда вообще существовал, а не был лишь частью кошмара. И вот это волновало девушку сейчас куда сильнее. Было ли путешествием и смерть другого мира сном или происходило наяву? И тогда что перенеслось в другой мир? Странно привычные ощущения, привычные движения левой руки, когда нет правой, и рефлексы при отсутствии правого глаза. Вернее, при отсутствии зрения, но все равно. Могла она их просто вынести из сна? Запомнить, вобрать, отпечатать в мозгу? Пока спала в коме и смотрела этот кошмар, окончившийся бедой, как и положено страшному сну.

Рия теперь не знала, чему верить. Она постепенно возвращалась к привычной жизни, правда, все еще оставалась в больнице, но это волновало мало. За окнами был ее мир, где она родилась, значит, домой все равно вернется. А пока читала книги, работала на нетбуке, купленном специально для нее. Созвонилась с подружками, и те навестили ее через пару дней после звонка.

Девочки выглядели не особо хорошо. Похудели и как-то выцвели, что ли. Хотя прошел уже год. Люда сразу бросилась к ней на шею, расплакавшись, Сашка только всхлипывала и вытирала нос.

— Как же хорошо,— шептала она, — господи, как же хорошо, что ты очнулась. Мы так боялись…

Рия только слабо улыбалась и крепко обнимала девчонок, как-то не до конца веря, что видит их. И вот тут пришло осознание, что Галинки и Ани больше нет. Девушка тоже расплакалась, сквозь всхлипы объяснив, что так бы хотела увидеть Галинку, и Люда с Сашкой опять разревелись вслед за ней. И сидели они трое, ревели, пока не пришла мама Маши и не протянула им носовые платки. Принесла еще чай, специально налитый в термос, и вышла из палаты, тихо прикрыв двери.

Девчонки подтвердили, что да, мать Рии рассказала правду. Они отделались только парой царапин, потому что выскочили в окно, хотя потом уже поняли, что надо было остальных поискать. Но дом горел, гремела гроза, поднялся ужасный ветер. В ту ночь сгорело несколько домой, но так пострадали только они.

Рия медленно выдохнула и неловко улыбнулась.

— Спасибо, — тихо сказала она, понимая, что сейчас просто не найдет других слов. — Вы уже учитесь на первом курсе?

Они учились, но учеба не доставляла особого удовольствия. Все было как-то не так и валилось из рук. Ни Люда, ни Саша не улыбнулись, только раз посмеялись, когда рассказывали о своих преподавателях, а потом вдруг как-то заторопились. Рия непонимающе посмотрела на подруг, но кивнула, попросив зайти еще. Девчонки клятвенно пообещали навестить ее через пару дней.

Девушка осталась одна. Она медленно выдохнула и откинулась на подушку. Если подруги подтвердили рассказ матери, то другой мир и правда был сном? Кошмаром, рожденным ее напуганным сознанием, а память подменила страшные воспоминания о рухнувшем доме и пожаре? Вполне возможно, никто не мог с точностью утверждать, что разбирается в человеческом сознании отлично. Подмены бывали и раньше, Рия специально искала такие случаи в интернете и читала о них, внимательно выискивая что-то похожее на ее ситуацию. Было много всего, в большинстве случаев казалось чем-то совсем фантастическим, но прогулка по другому миру тоже не выглядела совсем уж обыденностью. Или она подсознательно хотела побывать в другом мире?

Рия усмехнулась и снова вздохнула. Стало как-то грустно и светло на душе, когда пришло полное осознание, что Галинку и Аню она больше никогда не увидит. И Люда с Сашей… что бы они не говорили, Рие показалось, что вряд ли они останутся вместе. Скорее всего, им будет неловко находиться рядом с калекой. Девушка пожала плечами и размяла правое плечо. Захотелось домой, в любимую комнату. И хорошо было бы потренироваться писать левой рукой, лекции, наверное, пока придется записывать на диктофон. Что тоже не самая плохая идея.

Она уже думала о будущем, и хотелось что-то делать. Потому что здесь, на Земле, возможностей у Маши было много, куда больше, чем у Рии в том мире.

— Девочки ушли? — в палату заглянул отец, и девушка кивнула.

— Куда-то по делам надо, похоже.

— О, — мужчина медленно кивнул и подошел ближе. — Ты в порядке? Арина сказала, что ты плакала?

— Осознание дается тяжело, — Рия чуть улыбнулась и пояснила: — Что Галинки и Ани больше нет… Я это поняла, осталось привыкнуть жить с такой мыслью.

Отец покачал головой и погладил ее по волосам.

— В какой цвет покрасишься?

— В светлый, в золотистый. Блондинкой стану.

Он кивнул и вдруг словно спохватился.

— Совсем забыл! Я тут с пола подобрал в той палате, когда ты в себя пришла. Это вы с девчонками сами делали? Или покупали где? Красивая работа, хотя я не разбираюсь в резьбе по дереву.

Рия почувствовала, как на короткую и невероятно долгую минуту замолчало сердце. Отец протягивал медальон. До боли знакомый медальон, который сделал и подарил Глау. Девушка медленно вытянула руку, чтобы перевернуть вещицу, и вздрогнула от неожиданности, когда ярко, как живые, блеснули синие глаза эльфа.

Она на мгновение позабыла, как дышать.

Глау смотрел на нее с медальона и чуть улыбался, а ярко-синие глаза по-прежнему казались настоящими, и все чудилось, что парень сейчас моргнет. И что-нибудь скажет. Проворчит или вспомнит историю о лесе. Или зашипит, и тогда его лицо изменится, глаза потемнеют…

— Рия?

Девушка шумно выдохнула и беспомощно посмотрела на отца.

— Папа, это…

— Ты в порядке? — он обеспокоенно склонился, но Рия словно не услышала вопроса.

Она вновь взглянула на лежавший на ладони медальон и судорожно вздохнула. Глау продолжал улыбаться. Глау, который был мертв. Который помог ей уничтожить их мир, помог убить, потому что верил, что это спасет. Потому что…

Глау. Преданный бойцовый кот. Мягкий и ласковый, хищный, ловкий, матерый, молодой. Красивый и теплый, вопреки прохладной коже.

Это не было сном. Потому что медальон был настоящим и не рассыпался, не исчезал. Потому что травяной шнурок держался даже после гибели мира. Как он сказал тогда? Заговорил травы? И они сдержат обещание?

О господи…

Рия запрокинула голову, пытаясь удержать слезы, но рыдания прорвались наружу, и она скрючилась, прижимая медальон к груди. Было больно, было куда больнее, чем от потери подруг, потому что это — было. Тот мир оказался реальным, и она убила его, она убила тех, кто был ей так дорог, а это — во сто крат хуже и страшнее, чем просто… гибель.

Отец бегал рядом, суетился, но Рия его не слышала. Она все плакала и плакала, а слезы не желали кончаться. Медальон в руке был теплым и гладким, дерево из другого мира словно хранило тепло объятий своего создателя, а шнурок держал обещание и не рвался.

Глау был. И Глау ушел. И все ушли, и тенета взрезали тот мир из-за ее слабости.

И даже когда кончились слезы, Рия долго не могла подавить рыдания, она закашлялась и стучала зубами о край стакана, пытаясь выпить успокаивающее. Ей вкололи снотворное, по ее же просьбе, и девушка провалилась в сон, желая оказаться подальше от назойливых причитаний и остаться одной. Потому что ее бы вряд ли кто понял.

Через полторы недели Рия — Рия, не Марья и не Маша, ей все-таки не нравились теперь эти варианты, хотя полное имя, конечно, называла при необходимости — выписалась из больницы. И на шее ее висел медальон, на котором чуть улыбался эльф с ярко-синими глазами.