Десять лет победы (джен)

Лиза притаилась в глубине кухонного уголка с чашкой чёрного кофе.

— Как дежурство? — спросил Гейб нарочито бодро, копаясь в коробке со съестными припасами. Она только неопределённо качнула головой.

— Подозреваю, это значит «спасибо, Гейб, всё хорошо»? — язвительно переспросил он, но Лиза не отреагировала и на это тоже, только кивнула. Он нахмурился, бросил выкопанную из недр ящика шоколадную лягушку обратно и подошёл к ней ближе.

— Случилось что-то? — спросил он серьёзно. Лиза встрепенулась и подняла на него туманный взгляд.

— Пятнадцатое число сегодня.

Гейб сжал руки в кулаки, и как он мог забыть? Идиот! Пятнадцатое августа, ну кто бы мог подумать, что оно снова наступит так скоро.

— И... Как ты? — спросил он, не дав Лизе продолжить с объяснениями. Он прекрасно помнил, что это за день.

— Так себе, — честно призналась она. — И спать хочу, дежурство выдалось какое-то дикое. Барри подрался с Дженкинсом, пришлось обоих выставить в допросную. В итоге Дженкинс просто ушёл и даже не подумал предупредить. Написала большое гневное письмо в академию, что стажёры забывают про дисциплину.

Она вздохнула и сделала большой глоток кофе. Гейб понимающе кивнул: стажёры второго и третьего года обучения проводили непосредственно в штабе некоторое количество часов в месяц, дополнительно к занятиям в академии авроров. Второгодок пускали только днём и только для помощи с бумажками, иногда сажали как связных и требовали общаться с публикой. Третьегодок начинали брать с собой на выезды; Барри и Дженкинс должны были сдать выпускные экзамены в сентябре и, если повезёт, с октября приступить к работе в качестве полноценных авроров. Если повезёт...

— Ладно, не расстраивайся, — он легко ткнул её пальцем в плечо.

— Угу, — уныло отозвалась Лиза. — Ладно, пойду к Гарри зайду, надо обсудить кое-что по делу Сметвика.

Когда Лиза ушла, Гейб всё-таки перехватил шоколадную лягушку и вернулся за свой стол, заваленный пергаментными свитками. Двое стажёров-второгодок что-то активно обсуждали у стола в дальнем углу, и Гейбу хотелось швырнуть в них карточкой с Норвелом Твонком, чтобы они хоть немного понизили голос: ему нужно было разобраться с горой отчётов до того, как они погребут его под собой. Не хотелось, конечно, но снова перекладывать эту утомительную работу на Лизу... Нет, только не сегодня.

Он как раз дописывал последнее предложение о рейде в Манчестер, где какой-то идиот швырялся в магглов темномагическими заклинаниями, когда к нему на стол приземлилась плетёная корзинка с печеньем.

— Подарок от заведения, — невесело ухмыльнулась Лиза. — Пойду я. Удачи с делами.

Гейб подскочил с места.

— С тобой пойду, — произнёс он уверено, палочкой сворачивая последний пергамент в трубочку. Печати потом расставит, ещё на подпись Гарри надо бы отнести.

— Это зачем ещё? — нахмурилась Лиза, и на лбу у неё залегла морщинка. Гейб подхватил её за руку и потянул к выходу.

— Затем, — бросил он не терпящим возражений тоном. И обратился уже к стажёрам:

— Так, шпана, я на часок отлучусь, если что, считайте, на обеде.

— Ясно, — хором протянули мальчишки и вернулись к обсуждению последних новостей чемпионата Англии по квиддичу. Надо будет, кстати, заглянуть в турнирную таблицу, кто там лидирует...

По коридорам до атриума они шли молча, в лифте поднимались под бодрую болтовню Эрни Макмиллана из Отдела регуляции магических популяций, а у мусорных баков, отделявших переулок от основной улицы, на которую не распространялись магглоотталкивающие чары, остановились. Лиза посмотрела на него внимательно.

— Аппарировать буду я, ты всё равно не знаешь, куда, — произнесла она твёрдо. Гейб послушно протянул ей руку.

— Сейчас! — предупредила она, и их закружило в привычном красочном вихре аппарации.

— Чёрт, Гейб, — было первым, что он услышал, оказавшись на месте. Лиза ткнула палочкой ему в лицо и зашептала себе под нос какие-то заклинания.

— Эй, полегче, — он попытался рассмеяться, но лицо онемело. Лиза продолжала шептать. — Лиз, эй.

— Немного расщепило, — произнесла она виновато. Это всё объясняло: тут же ткнула в него анестетическим, пока не успел начать соображать.

— Жить буду? — улыбнулся Гейб, если, конечно, то, что у него получилось, вообще можно было назвать улыбкой. Он даже не пытался представить себе, насколько страшная вышла гримаса. Лиза нахмурилась.

— Дурак, что ли? — спросила она совершенно по-детски. — Там царапина просто, я уже залечила. Но поболит, расщеп всё-таки...

Она легко коснулась пальцами его щеки, видимо, проверяя место травмы, и Гейб пожалел, что совершенно ничего не чувствует. Сейчас, когда первая волна ощущений после аппарации спала, он наконец-то смог оглядеться. Они стояли в тесном пространстве между сплошной стеной деревьев и каменной кладкой какого-то здания.

— Моё маленькое укрытие, — пояснила Лиза. — Тут склеп, не знаю, чей. Всегда сюда аппарирую, ещё ни разу никого не встретила.

Они выбрались из ниши, и Гейб оглядел её снаружи: действительно, так запросто и не увидишь. Склеп стоял в некотором отдалении от остальных могил, ближе к ограде, за которой рос целый лес зелёных деревьев. Могилы были дальше, в основном серые надгробия и редкие фигурные памятники.

— Это маггловское, — пояснила Лиза, жестом приглашая идти за ней. — Мой отец был волшебником. Но мама, если помнишь, из магглов. Похоронили здесь, чтобы она могла сама прийти, когда захочет, и не приходилось ждать, когда я освобожусь.

— Очень разумно, — согласился Гейб и не смог выдавить из себя больше ни слова. Он никогда не задумывался о том, где похоронен отец Лизы, и куда она каждый год отправляется навестить его. Раньше он никогда не ходил с ней, уважая её право на одиночество, но сегодня, видя её поникший взгляд и опущенные плечи, просто не мог не проводить её. Лиза была подавлена, как и каждый год, но настолько сильно расстроенной он видел её впервые. Наверное, всё вместе навалилось.

Больше они не разговаривали, Лиза указывала путь жестами. Минут через десять она резко остановилась, и Гейб увидел аккуратный памятник, надпись на котором гласила:

Бернард Теодор Тёрпин

3 сентября 1951 — 15 августа 2001

Врач. Любящий муж и отец. Человек.

Он запнулся о последнее слово и посмотрел на Лизу, но та не поднимала глаз. Неужели не просто так написала — она ли? Подчеркнула, что из последней схватки с нечеловеческим, с оборотнем, отец вышел собой — пусть и отдал свою жизнь? Гейбу стало не по себе, и он поёжился, хотя не наблюдалось ни тени ветра. Лиза продолжала гипнотизировать памятник, и он почувствовал непонятный укол куда-то в область сердца. Ей и без того тяжело, а тут он со своей демагогией.

Гейб молчал. Он не знал, что сказать и стоит ли вообще, понимал, что зря пришёл сюда, но уходить вот так, не дождавшись, пока Лиза сама попросит его это сделать, он не собирался — её состояние было важнее, чем собственные страхи. Он должен был взять себя в руки, в конце концов, прошло достаточно времени, чтобы перестать впадать в священный ужас после каждого упоминания того злосчастного нападения.

— Семь лет, — вдруг произнесла Лиза, и Гейб даже вздрогнул от неожиданности. — Прошло семь лет, а я всё ещё не знаю, как мне с этим жить.

Гейб почувствовал, как снова опускается на плечи тяжесть, как становится трудно глотать и дышать. Он откашлялся и громко выдохнул. Сказать ему было нечего — да и Лизе, кажется, его ответ был не нужен.

— Он был хорошим человеком, лучшим из тех, кого я знаю, — продолжила она спокойно, но Гейб слышал, как едва дрожит от напряжения её голос. — Он спасал жизни. Он целителем работал, я говорила? Вроде бы, нет...

Она невесело ухмыльнулась чему-то.

— У него была смена, когда оборотни напали на Мунго. Загрызли насмерть, шансов не было.

Лиза не плакала, глаза её были сухими, но Гейб чувствовал: ещё немного — и она сорвётся. Ему хотелось сказать ей, что всё будет хорошо, но это бы прозвучало так фальшиво и глупо, что он просто не мог заставить себя говорить.

— Помнишь, когда в школе преподавал профессор Люпин? — вдруг спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила:

— Мой отец был одним из тех немногих, кто поддержал его. Он призывал перестать делить людей на касты, признать оборотней волшебниками и выдать обратно палочки. Позволить преподавать, работать, платить налоги. Говорил, что их несправедливо исключили из общественной системы, что так всем только хуже. Но разве кто-то его услышал?

Она нервно сглотнула и продолжила, уже не пытаясь скрыть дрожь и слёзы в голосе.

— После войны он отправлял деньги в фонд Ремуса Люпина, чтобы поддержать оборотней, чтобы как можно больше... этих существ, — выплюнула она последнюю фразу, — могли купить себе аконит. Он каждому предлагал свою помощь, если было нужно. Присматривал за оборотнями в полнолуния, носил еду, помогал с адаптацией и давал денег, кому мог. Старался сделать их жизнь лучше. И посмотри, чем они ему отплатили.

Гейб чувствовал каждое её слово хуже удара под дых; Лиза практически рыдала, слёзы текли по её щекам, и она упрямо стирала их ладонью.

— Я ненавижу оборотней, — произнесла она зло. — Ненавижу их за то, что им чуждо человеческое. И я счастлива, что их не встретить вот так, просто проходя по улице, иначе...

Она замолкла на секунду.

— Иначе я бы не смогла удержать себя в руках.

Гейбу показалось, что из его лёгких выкачали весь воздух, а он совершенно забыл, как дышать. Лиза держала спину прямо, продолжая беззвучно плакать, а он не мог найти в себе силы даже подойти к ней и обнять, прижать к себе, пообещать, что сделает всё возможное, чтобы она снова почувствовала себя счастливой, как раньше, как до всего этого... Он молчал, как последний кретин, молчал, боясь поднять на неё глаза и посмотреть в её полное слёз лицо.

Прошло будто бы несколько часов, а на самом деле не больше двадцати минут, прежде чем Лиза произнесла устало:

— Пойдём домой.

Они вернулись в то же место, куда аппарировали от Министерства, однако Гейб даже не заметил дороги. Он на всякий случай огляделся, прежде чем завернуть за серый угол склепа, но на кладбище никого не было: утром пятницы большая часть магглов наверняка были или на работе, или в другом, более приятном, месте.

Гейб подал Лизе руку.

— Зачем? — искренне удивилась она.

— Ты расстроена, не сконцентрируешься. Да и помнишь? — он ткнул пальцем в свою щёку, не почувствовав прикосновения. Лиза фыркнула, но руку подала.

— Домой? — уточнил он на всякий случай, и она кивнула. Гейб старательно выбросил из головы всё, о чём думал, в последний раз посмотрел на зелень деревьев впереди и представил место назначения. Через несколько секунд они растворились в воздухе с негромким хлопком.

* * *

Неумолимо быстро бежало время, Гейб даже не успевал заметить. Его привычный мир постепенно вернулся на круги своя: авроры всё так же продолжали ездить на вызовы, отлавливать нарушителей, иногда — под настроение — цапаться с хит-визардами, но в остальном всё было хорошо и спокойно. И это было, несомненно, хорошим знаком. Значит, всё и вправду закончилось.

Лиза о чём-то оживлённо шепталась с Мэд, но тут же замолчала, стоило Гейбу подойти поближе.

— Меня обсуждаете? — спросил он весело, на что Лиза демонстративно закатила глаза.

— Тебя, — честно призналась Мэд. И хотя по её лицу не всегда можно было понять, шутит она или нет, на этот раз Гейб решил ей поверить. Почему бы и нет? Может, Лиза делится любовными переживаниями...

Зря он озвучил эту мысль, конечно.

— Может и делюсь, — зло отозвалась Лиза, щёки которой забавно покраснели. — Рассказываю Мэд про своё свидание со знойным мексиканцем.

— Мексиканцем, значит? — расхохотался Гейб. — Простые английские парни тебя не привлекают?

— Он английский мексиканец, — гордо вздёрнула нос Лиза. — Тебе не понять. И вообще, чего хотел? У нас тут был сугубо женский разговор, а ты нам мешаешь. Спрашивай и иди, куда шёл.

Гейб заметил, как смеются её глаза, и не поверил ни единому её угрожающему слову. Мексиканец, тоже мне... Придумала бы себе что-нибудь пооригинальнее. Да и вообще, будь у Лизы ухажёр, в Аврорате об этом узнали бы быстрее, чем у неё дома: профессиональная деформация, знаете ли.

— Нужны материалы по делу Паддингтона. Поможешь? — спросил он с надеждой, но Лиза тут же активно замотала головой.

— Нет уж, друг мой. Я делюсь любовными переживаниями, мне некогда.

— Я надеялся, что любовь к пыли и архивам перевесит, — вздохнул Гейб. Лиза незаинтересованно пожала плечами.

— Не-а. Про бразильца интереснее.

— Про мексиканца, — поправила её Мэд, губы которой растянулись в ухмылке. Гейб подмигнул ей, стараясь особенно не задерживаться взглядом на пунцовых щеках Лизы, и направился в архив самостоятельно. Делом Паддингтона, на самом деле, несколько лет назад занималась именно Лиза, Гейб это хорошо помнил, она ещё постоянно шутила про какого-то медвежонка. Сейчас, когда дело завели по схожему преступлению, понадобились кое-какие материалы оттуда. Честное слово, он был уверен, что Лиза и так наизусть помнила все те мелочи, которые ему нужно было уточнить, но мексиканец так мексиканец...

— И вообще, почему мексиканец? — спросил он себе под нос, открывая дверь в архивы. Магическая завеса опознала его и пропустила внутрь, обдав лёгким ветерком. Следом с хлопком прошёл кто-то ещё.

— Дамам нравятся южане, — прокомментировал его риторический вопрос вошедший Ричи. — Что, проблемы в отношениях?

Гейб посмотрел на него с усмешкой.

— Были бы у меня эти отношения...

Ричи достал палочку и принялся шептать поисковые заклинания, надиктовывая нужные ключевые слова по какому-то своему важному делу. Пергаментные свитки и папки начали стягиваться к ним один за одним, опускаясь на стол и образовывая собой целую пирамиду. Гейб пожал плечами и принялся за свой поиск: раз-два-три, папки на стол мне принеси. Паддингтон, Паддингтон...

— Вы уже который год ведёте себя, как молодожёны в разгар медового месяца, которые почему-то считают, что никто вокруг ничего не понимает, — закончив, наконец, с поисками снова обратился к нему Ричи. — То ли за идиотов нас держите, то ли сами идиоты. Одно из двух.

— Эй!

— Не в обиду, друг, — Ричи поднял руки в примирительном жесте. — Но я уже проиграл из-за тебя два галлеона и имею право злиться.

— Это ещё в каком смысле? — нахмурился Гейб. В Аврорате, конечно, периодически всплывал не совсем легальный вопрос тотализаторов на всё, что только можно, но он не ожидал оказаться непосредственным участником ставок. Ещё и на месте, где ему оказываться точно не хотелось.

— Пытался убедить Джимми, что ты решишься позвать её на свиданку ещё к прошлому Рождеству, — объяснил Ричи тоном Снейпа, вещающего о технике безопасности на уроках Зельеварения. — Он сказал, что тебе потребуется лет десять, чтобы дойти до этого своим умом.

— Вы с Пиксом совсем стыд потеряли, — недовольно пробурчал Гейб, беспорядочно открывая папки с нужными документами и копаясь в пергаментах, не запоминая из них ни буквы. Какого драккла?! Ричи пожал плечами и тоже стал перебирать бумаги на своём столе.

— Ну, потеряли или нашли, это неважно. Главное, что ты, Гейб, оставил меня без двух галлеонов, и я имею полное право на тебя злиться. Ты был мне как брат и всё такое.

Гейб смутно подозревал, что это цитата или что-то в этом роде, но никак не мог понять, о чём речь. «Как брат» он Ричи точно быть не мог, отношения у них были не настолько близкими и не настолько братскими. Да и вообще, что значит «как брат», Гейб не знал и не мог знать: у него была только младшая сестра.

— В общем, к этому Рождеству Джимми тоже предлагает сделать ставку. А я уже и не знаю, стоит ли, — он бросил недовольный взгляд на Гейба и расхохотался. — Боже, видел бы ты себя сейчас. Не злись, ладно? Я просто шучу.

«Просто шутил» Ричи всегда, такая уж у него была натура. Гейб сжал губы, думая о том, почему его это так задело: то ли потому, что его личная жизнь неожиданно стала объектом слишком пристального внимания, то ли потому, что именно Лиза была втянута во всё это вместе с ним, то ли потому, что он действительно всё никак не мог добраться до этой точки их отношений («отношений») своим умом?

— Ладно, проехали, — отозвался Гейб, не поднимая взгляда. Палочкой он отправил ненужную папку обратно в хранилище, ещё взмах — зачарованное перо начало переписывать данные на отдельный пергаментный лист, заботливо приготовленный для подобных случаев.

— А в самом деле, почему? — неожиданно подал голос затихший было Ричи. Гейб встрепенулся.

— Что почему?

— Почему вы ещё не уехали в закат на розовом единороге любви, на зависть всем остальным сотрудникам Аврората?

Гейб, сам того не желая, расплылся в улыбке.

— Ну и сравнения у тебя.

— Какие есть, — Ричи пожал плечами и принялся собирать разбросанные по своему столку документы. — Так каким будет ваш ответ, мистер Трумэн?

Гейб молчал, задумчивым взглядом наблюдая за движениями зачарованного пера. Какой ответ тут можно было дать?

— Так выходит, — сказал он самое, пожалуй, лучшее, что вообще мог сказать в данной ситуации. — Почему ты ещё не завёл себе симпатичную красотку и не ускакал с ней туда же?

— Один-один, — рассмеялся Ричи. — Хьюстон, у нас проблема.

— Хьюстон? — всё-таки не удержался Гейб. Ричи махнул рукой.

— Маггловское. Потом как-нибудь фильм покажу.

Гейб вздохнул: ох уж это маггловское кино, которое по совершенно непонятной причине обожала половина отдела, причём вне зависимости от своего происхождения. Тем временем Ричи, подхватив нужные папки и отправив ненужные на место, посмотрел на Гейба внимательно.

— Слушай, Гейб, я правда не хочу вмешиваться и я не тот человек, которому стоит давать советы по отношениям... Последняя моя подружка бросила меня через месяц редких свиданий, потому что ей не нравится мой юмор, — он шутливо поклонился в разные стороны невидимым зрителям. — Но в самом деле, вы ходите вокруг да около хуже, чем Гарри и Салли. Это тоже из маггловского кино, не вдумывайся.

Гейб даже не пытался, хотя мысль уточнить у Гарри, кто такая Салли, всё-таки появилась.

— В общем, я к чему... — Ричи задумчиво почесал нос. — К тому, что она, может, от тебя только того и ждёт. Первого шага, то есть.

Гейб смотрел куда угодно, только не на Ричи, который с какого-то драккла решил завести душеспасительный разговор об отношениях, будто им по пятнадцать лет и они всеми силами пытаются отвлечься от подготовки к экзаменам. Гейбу, конечно, нравилась Лиза, да что там, очень нравилась. Она была весёлой, обаятельной, умной... Выносила его общество. Но была тысяча причин, по которой ему было банально страшно пытаться перейти черту — он это понял только сейчас. Слишком много всего могло пойти не так, чтобы пытаться разрушить то, что у них уже было: крепкая дружба, тесные отношения, доверие, в конце концов. А драмы на рабочем месте, тем более, в Аврорате, ничего хорошего не сулили.

— Иногда на вас смотреть тошно, так и хочется популярно объяснить, что если вы так и будете дальше ходить вокруг да около, ничего само по себе не произойдёт. Только время теряете. Но я благородно молчу.

— Очень мило с твоей стороны, — усмехнулся Гейб.

— На самом деле Мэд взяла с меня слово, что я не буду к вам лезть, — закатил глаза Ричи. — Она считает, что всё произойдёт тогда, когда нужно. Но Лиза тоже всё отрицает, если тебе будет легче. Только болтает про тебя постоянно, не остановить.

Гейб вдруг понял, что ощущение, охватившее его в этот момент — приятное чуть более, чем полностью. Он даже не попытался сдержать улыбку.

— Правда? — спросил он довольно. Ричи, впрочем, испортил момент, громко рассмеявшись.

— Нет. Ну, то есть, я без понятия, как там оно на самом деле. Ты себе представляешь вообще ситуацию, в которой Мэд стала бы пересказывать свои девчачьи разговоры мне или Пиксу? Да она скорее жабу съест, чем что-нибудь разболтает. Кремень, а не женщина.

Он вздохнул, точно пытался докопаться до истины не один раз, но ни одна его попытка не увенчалась успехом. Гейб готов был поспорить, что именно так оно и было: Мэд не отличалась особой болтливостью, особенно когда дело касалось чужих секретов. Но поверить на одно мгновение, что слова Ричи правдивы, было приятно. Ему, пожалуй, стоило подумать об этом как-то более обстоятельно... Или вообще подумать. Не как раньше.

Ричи тем временем направился к выходу из архива и остановился, едва протянув руку к дверной ручке.

— В общем, я с тобой своими волнениями поделился, а там разбирайтесь сами, — великодушно позволил он.

— Уж как-нибудь, — ухмыльнулся Гейб.

— И ставку я сделаю. Будем считать, что я верю в лучшее в людях.

Он рассмеялся и, махнув на прощание рукой так, точно они не увидятся через пять минут в штабе, вышел из архива, оставив Гейба одного в окружении пыльных пергаментных свитков и папок с документами. Он печально огляделся, пытаясь вернуться мыслями к работе, но отчаянно не получалось: мысль про Рождество, два галлеона и Лизу никак не давала покоя.