Пока светит Пламя (гет)

Таверна на постоялом дворе небольшого поселка оказалась неожиданно уютной и, что самое удачное, в этот час пустой. Ну, не считая, конечно, трактирщицы. Местечко, как выяснилось, носило название Абил. Словоохотливая женщина за стойкой рассказала, что на местном наречии так называется широкая равнина, расположенная по-над морем.

По этой-то равнине почти битый час Кати с Джоном и пришлось брести до поселка. С одной стороны это было хорошо: Абил стоял в стороне от дороги, ведущей в поместье крачек. С другой — беглецы устали, промокли, а рыжик еще и изрядно побледнел, хотя Кати еще пару раз совершала с ним единение. Всяко, пока они не удалились на приличное расстояние от школы — так, чтобы их побег не смогли засечь из окон.

Сама же Катрина, как ни странно, ничего такого особенного в единении с мальчиком не почувствовала. Ну, устала, да, но ведь они прошли значительное расстояние. А вот так, чтобы как тогда, с Марком, обессилеть… Похоже, в ней действительно не было и капли магии, а все их уроки явились всего лишь силами талантливой крачки, гулявшими туда-сюда.

Кати вздохнула и пригубила горячий напиток с ароматами каких-то пряных трав. Хозяйка объяснила, что такой чай хорошо защищает от простуды.

Она вообще оказалась женщиной радушной, сердобольной и даже особо не пытала новых постояльцев, откуда те, да почему вдруг в таком виде. Удовлетворилась рассказом о сестре, приехавшей забрать брата из школы магиков и усадила их за ближайший к очагу столик. Еще и плащ взяла, у огня просушить.

Узнав, что до отбытия повозки в Хоррхол остается еще с добрый час, Кати заказала две миски горячей мясной похлебки и небольшую головку козьего сыра. Как пообещала хозяйка — шедевр местного производства. Обед оказался действительно вкусным — Джон, похоже, изголодавшийся по нормальной пище, умял свою порцию супа в два счета. Потом довольно рыгнул; тут же смутился, прикрыв рот ладонью, и Кати слегка приободрилась, наблюдая, как к лицу мальчика возвращаются краски.

Сама же она впихнула в себя половину миски через силу и сейчас просто грелась травяным напитком, пытаясь растопить холодный шип, то и дело колко шевелящийся где-то за грудиной.

Наконец, молчание показалось ей вовсе невыносимым. Подумалось, что еще немного, и она сама завопит раненой крачкой, смахивая со стола остатки трапезы.

— Джон, — напряженно позвала Кати, а когда осоловевший мальчик оторвал рассеянный взгляд от очага, попросила: — Помнишь? Ты мне рассказать обещал. Почему такая магия?

Джон понуро кивнул:

— Угу. В поместье всяким вещам учат. В основном интересным. Но иногда и не совсем законным, а есть и вовсе запретные. Отец Рилан говорил как-то, чтобы мы тому не смущались. Ведь на войне все средства хороши.

— На какой еще войне? — Кати изумленно вскинула брови.

— На праведной. Отец Рилан считает, что постулат "магия должна служить людям" — неверный. Он говорит, что магия должна служить крачкам.

— Как это?

— Ну… он говорит, что крачек и так осталось слишком мало, чтобы сейчас распыляться на тех, кто даром не обладает. Потому и открыл школу, чтобы помочь талантам, взрастить новую Стаю.

— А про какие такие запретные вещи ты говорил?

— Ментальная магия, — тихо сказал Джон. — Принуждение.

Кати неожиданно стало не по себе. В Тумаллане крачек было действительно мало. Да, конечно, у них, как и везде в Империи, был свой Храм, но сама религия Пламени оставалась, скорее, красивой старинной традицией. Одной из. Приходя к единению, жители знали, что всегда могут при надобности получить ответную помощь: с врачеванием, с выращиванием урожая, со строительством. Да много с чем еще. Все это изрядно облегчало жизнь и казалось чем-то привычным и незыблемым. И только теперь, кажется, до Кати дошло, какой силой, на самом деле, обладают их "добрые наставники". И, захоти они однажды проявить ее в полную меру, преград им никаких не будет.

Она поежилась.

— Знаешь, Джонни, наверное, даже лучше, что ты оттуда ушел. Мне кажется, что это неправильно, применять подобную магию.

И осеклась. Ведь буквально полчаса назад она сама очень даже благосклонно принимала помощь рыжика. Но ведь в тот момент это было необходимо? А, может, геронт тоже связан необходимостью?

Она тряхнула головой. Думать об этом было сложно, сейчас все выглядело зыбко, неоднозначно, да и вообще…

Кати усилием воли отогнала от себя лицо Марка, каким оно стало в тот момент, когда они…

— Джон! — поспешно сказала Кати. — А с чего у тебя так вышло с Джиной? Кайл что-то про приют говорил. Вы уже тогда вовсю соперничали?

— Да не, — мальчик неохотно повозюкал пальцем по клетчатой черно-зеленой скатерти, — мы тогда и магичить-то толком не умели…

И тяжело вздохнул, подняв на нее синие очи:

— А ты никому не скажешь?

— Могила.

— Видел я кое-что. А она знает, что я видел.

— И что видел-то?

— Они подружки были. Ну, вроде как. Джина и еще одна девочка, Мари. Только мне кажется, что Мари ее не любила, боялась просто. Потому и позволяла делать всякое.

— А… что? — Кати смутно припомнила, что о чем-то подобном уже говорила Юльке.

— Джина на ней тренировалась. У нее тогда магичить не слишком хорошо получалось, да и не разрешали наставники особо. Вот она втихаря и… Мы замечали, конечно, что Мари какая-то совсем тихая стала. И брат Августин, помнится, ее разговорить пытался. Но та — ни в какую. Говорила просто, что плохо себя чувствует. Ее лечить даже пробовали.

Он покачал головой.

— Я однажды с ней вместе к колодцу пошел, ведра помочь дотащить. Так она как стала ворот крутить, у нее рукав платья задрался. А там шрам, как от ожога. Хотел спросить, что это, да Мари только зыркнула на меня, рукав одернула, ведро схватила — и бежать.

— И что же, все молчали? Как допустили такое?

— Не знаю, — Джон дернул тощим плечиком. — Наверное, слухи какие-то ходили, потому что незадолго до того, как Мари исчезла, отец Рилан в приют приезжал. Разговаривал вроде с кем-то из учеников, может, и с теми девочками тоже.

— А потом?

— А потом Мари пропала. Говорили, что забрали родственники. Но я накануне…

Он потянулся к кружке и сделал большой глоток чая.

— На ночь глядя в библиотеку отправился. У нас как раз экзамен по арифметике должен был утром быть. Там уже совсем темно стало, только в одном месте свет — я думал, лампу там забыли, и пошел, забрать хотел. Ну, да. Лампа там была. А еще Мари лежала, на полу прямо, между стеллажами с книжками. И Джина над ней, на коленках. Меня увидела, голову вскинула, и так ла-асково говорит: “Джонни, тебе чего?”

— Она что… — Кати сглотнула, — что она с ней сделала?

— Я растерялся поначалу, потом спросил, что случилось, может, помощь какая нужна. Так Джина мне сказала, дескать, Мари перезанималась просто, и чтоб я шел, и они тут сами разберутся. А потом взгляд у нее такой нехороший сделался, я и.... ушел. Убежал даже. Понимаешь, эта Мари. Уж больно она безжизненно лежала, точно фантоша [1] с базара, у которой веревки перерезали.

— И ты что же, не сказал никому? — вытаращила глаза Кати.

— Не-а, — Джон хлюпнул носом, — я испугался.

Кати хотела было возмутиться, но увидела, как сжался мальчик и ей неожиданно стало его жалко. Совсем ведь ребенок еще. А тогда, наверное, и вовсе мелкий был.

— Когда это случилось?

— Больше года назад. Потом и Джина исчезла. Быстро, недели не прошло. Оказалось, геронт ее в поместье и отправил. А уж когда я туда попал, она вовсю в королевах ходила. Меня увидела и… не знаю, может, испугалась. Хотя, чего ей бояться, если она у отца Рилана под крылышком? А, может, просто не нравилось, что я когда-то видел ее такую, какая она есть на самом деле.

— Вот ведь гадина, — покачала головой Кати, вспомнив, как Марк говорил, что тоже подозревает Джину в отравлении. Хотя, что ей теперь Марк…

Она зябко обняла себя за плечи, почувствовав страшно одинокой. А ведь такой она сейчас по сути и была. Ну приедет в Хоррхол, а дальше что?

— Ты чего? — Джон снова хлюпнул чаем. — Тоже ее боишься? Сейчас-то почему, когда убежали?

— Да ну ее, — с досадой бросила Кати. — Не сошелся весь мир на этих ваших крачках. Я вот сейчас не знаю просто, как быть. Куда пойти в городе? Домой — нельзя, там наверняка меня дознаватели ждут. С теткой поругалась. В Храм теперь тоже не сунешься, защиты просить не у кого. Ты не знаешь какую-нибудь таверну, чтобы и не слишком дорогая, и приличная, и в Нижнем городе, наверное. Чтобы от Храма и ратуши подальше?

— Дознаватели? — у Джона отвисла челюсть. — А… зачем они тебя ищут?

— Допросить хотели. Из-за брата. — Кати поморщилась. — Он ничего не сделал, правда, просто попал в передрягу, на шествии. А его и схватили, и обвинили, как заговорщика.

— Это когда архагета убили, да?

— Угу. Только Бен тут точно ни при чем, мы рядом были, когда это все началось. И к берегу ушли. А потом на воинов Пламени наткнулись. В общем, нельзя мне домой. Я ж сбежала от допросов.

— Ясно, — Джон вздохнул. Потер лоб в задумчивости, а потом просветлел лицом:

— Слушай! А, давай, я тебя к маме отведу, а? Она в Нижнем городе как раз живет, к нам туда точно никто не сунется. Правда… — он помялся, — народ в том месте не очень приличный. Это в рыбацком квартале.

— Знаешь, — Катрина криво ухмыльнулась, — в последние пару дней я, кажется, категорически пересмотрела свои взгляды на то, кем человек кажется, и кем является. А мама против не будет?

— Да нет, что ты, — разулыбался мальчик, — она у меня мировая. Добрая и веселая.

— А сам ты куда?

— Да тоже к ней, конечно! — сияющие глаза Джона повлажнели, — я та-ак соскучился. Не боись, места всем хватит. А там все дружно и подумаем, что делать дальше. Может, я опять в школу пойду? В простую только, у нас есть благотворительная, от городского совета. Или, не знаю. Как мама скажет.

— Боюсь, после побега из поместья придется думать очень сильно, — с сомнением заявила Кати, но тут с улицы послышался шум: стук колес, лошадиное ржание, чьи-то голоса.

Хозяйка таверны придвинулась к окну:

— А вот и Кнут приехал. Возничий наш. Вы б, ребята, поторопились, а то он сейчас пассажиров высадит, наберет, да назад быстро двинет. Сегодня в Хоррхол корабль с материка прибывает, так ездоков оттуда много будет. И туда наберется, конечно.

— Спасибо вам, — искренне сказала Кати и, забрав с вешалки у очага свой плащ, кивнула Джону.

Дождь к тому времени прекратился, и в проталинах между облаками синело небо. Мокрая трава искрилась дождевыми каплями, воздух был влажный и вкусный, казалось, его можно было пить, словно воду. Кати с Джоном успели занять ближайшие к вознице места под навесом, так что возможность быть замеченными кем-то из крачек тоже была сведена к нулю. Головой Кати все это прекрасно осознавала, ехать бы, да радоваться, но снова накатила черная тоска. И бороться с ней никаких сил уже не осталось. И тогда она просто прислонилась головой к переборке, отгораживающей пассажиров от возницы и, несмотря на тряску и разговоры попутчиков, заснула.

Когда они прибыли в Хоррхол, совсем распогодилось. Солнце перевалило зенит и стало ощутимо припекать, так что Кати сняла плащ. А потом покосилась на Джона в ученическом одеянии и набросила плащ ему на плечи. Пусть терпит. Безопасность сейчас важнее.

Впрочем, от порта, куда в объезд города сразу прибыла повозка, до рыбацкого квартала идти было недалеко. Да и в суматохе, царившей в прибрежном районе Нижнего города их вряд ли бы заметили какие-нибудь крачки из Верхнего. Во всяком случае, так утешала себя Кати, когда они с мальчиком миновали шумный порт и углубились в улицы между неказистыми домиками рыбаков.

К одному такому дому — деревянному, крытому дранкой, и припустил что есть мочи Джон. Отворил низкую калитку и, войдя в вымощенный камнем дворик с покосившейся лавкой под окном, дернул дверь. Обернул к Кати расстроенное лицо:

— Заперто. Работает мама наверное…

Девушка с сомнением осмотрела дом: окна закрыты, дверь тоже кажется надежной. Впрочем, Кати никогда не умела взламывать замки.

— А где она работает? Сходим, может?

— Не, — мальчик покраснел, — далековато. Да и не любит она, когда беспокоят. Давай, лучше я открыть попробую. Только, айда к задней двери. Чтоб не увидел никто.

Кати недоуменно пожала плечами (ну кому какая разница, как хозяин входит в собственный дом?) и отправилась следом. Они завернули за угол, обогнув здоровую деревянную бочку для сбора дождевой воды, миновали две каменные ступени и оказались на задах дома. Пара чахлых кустиков кизильника, жарящихся под солнцем, снова всколыхнули в Кати тоску по лесному Тумаллану, его вековым дубам, тенистым полянам и разнотравью. Не стоило им уезжать. Определенно не стоило.

Джон тем временем снял плащ, сунул его Кати в руки и вскарабкался на высокое, покрытое облупившейся синей краской, крыльцо. Подергал дверь, снова вздохнул и склонился к замочной скважине.

— Что ты делаешь? — заинтересованно спросила Кати. Неужели у мальчишки есть с собой отмычки?

— Обожди, — отмахнулся тот, нахмурившись. — Знаю я одно заклинание…

— Ого…

Джон поводил раскрытой ладонью перед замком, выпрямился и потер лоб.

— Вот ведь зараза. Снова не выходит. Наверное, я слишком много сил потратил, с этим отводом глаз.

И бросил на Кати смущенный взгляд:

— Иди сюда, а? Ну, конечно, если ты себя хорошо чувствуешь…

— Единение? — Она взошла на крыльцо и села на ступеньку. Нагретое солнцем дерево оказалось очень уютным. Джон опустился рядом и нерешительно заглянул ей в лицо.

— Да всё нормально, не переживай. — Кати сама взяла его за руки и приложила их к своим вискам. Привычно представила пышное континентальное лето. Озеро и подружек. Лесную опушку. Иволгу на дереве перед старым домом Хартов. И неожиданно задохнулась от боли, от внезапного осознания, что в ее жизни всего этого уже больше никогда не будет. Джон дернулся и вырвал руки.

— Извини… — помотала головой Кати. — Я не хотела. Оно само.

— Ничего, — мальчик вздохнул. — Немного все же зачерпнул. На простенькое заклинание хватит.

— И откуда у тебя такие познания? — Кати усмехнулась. — Что, тоже школа?

— Ну… я же говорил…

— Ладно. Не обращай внимания. Твори свое заклинание.

Но Джон не спешил вставать. Сидел рядом, точно нахохлившийся птенец, ковыряя пальцем прореху на подоле ученического облачения. А потом снова вздохнул:

— Тебе очень плохо, да?

— Да.

— Я заметил. Еще когда в самый первый раз почувствовал тебя. Там, внутри, что-то черное и холодное. И только по краешку иногда словно искрами плещет. И мне от такого становится не по себе. Что они с тобой сделали, Кати?

— Ничего, — она со странным равнодушием пожала плечами. — Меня просто не любили. Но это пройдет. Честно. Знаешь, наверное, потому у нас так и вышло криво с этой магией, что от меня и черпнуть толком нечего было.

— Наверное, — сказал Джон расстроенно, но с вопросами больше лезть не стал, а снова занялся делом.

Кати отрешенно наблюдала, как по небу плывут к горизонту темные дождевые облака, касаясь края морской сини. И как мельтешат в облачной вышине белые точки крачек.

Наконец, замок у нее над головой щелкнул, и Кати поднялась. Отряхнула подол платья и вслед за Джоном вошла в сумеречную прохладу дома.

В узком коридоре стояли плетеные полукруглые ящики, обитые узкими дощечками, и слабо пахло солью и рыбой. Засиженное мухами грязное окошко света пропускало мало. Джон чем-то загремел впереди и, откинув полосатую занавеску, которой заканчивался коридор, шагнул в дом. Тут же остановился, замерев, а Кати чуть с ним не столкнулась.

— Слышишь? — настороженно прошептал Джон, и она тоже услышала чей-то низкий храп.

— Спит кто-то. Пойдем, глянем, может мама твоя все же дома?

Мальчик возмущенно покосился на Кати, но двинулся на звук. В маленькой комнате, в которой и помещались только широкая постель да низкий столик, на этой самой постели спал рыжеволосый мужчина. Храпел, безмятежно раскинув руки и чуть запрокинув голову, улегшись в одежде прямо поверх покрывала. Кати подозрительно прищурилась — показалось, что это лицо она уже где-то видела.

Джон резко выдохнул, и спящий шевельнулся. Разодрал сонные голубые глаза, которые тут же сделались цепкими, когда он уставился ими в лицо Кати. А потом — удивленными, когда увидел мальчика.

— Джонни? — мужчина резко сел. — Ты как тут?

— Что ты здесь делаешь? — зло ответил вопросом на вопрос тот, и Кати наконец обратила внимание, насколько эти двое меж собой похожи. Огненные волосы, слегка вздернутые носы, высокие скулы.

— Мама где? — продолжал пытать Джон.

— А… ну… — мужчина потер ладонью шею, — на работе наверное. Сынок, понимаешь, мы тут с ней решили…

— Я. Тебе. Не сынок. — Джон прищурился, а веснушки на его лице пропали, сравнявшись по цвету с пылающими щеками. — Мама наверняка не знает, что ты тут расположился, как… как у себя дома!

— Слушай, Джонни, — мужчина встал с кровати и раздраженно дернул щекой. — Давай, так. Я сейчас схожу за твоей матерью. А потом… потом мы просто поговорим.

— Не стану я с тобой разговаривать, — прошипел мальчишка, а Кати подивилась, сколько, оказывается, злобы может скопиться в этом мелком и трусоватом, по первому впечатлению, пацаненке.

— Всё! Не хочешь — хрен с тобой. Пусть мать сама разбирается.

Мужчина, скривившись, вскинул раскрытые ладони и, развернувшись, вышел из комнатушки, больно толкнув Кати плечом и даже, похоже, не заметив этого.

— Знаешь, Джон, вряд ли он здесь дрых, как непрошенный гость, — осторожно заметила Кати, когда хлопнула входная дверь.

— Думаешь, не понимаю, да?

Из рыженького словно весь воздух выкачали. Он перестал краснеть и только устало присел на постель. Кати облокотилась на спинку кровати и неловко замолчала, дожидаясь, когда Джон, наконец, возьмет себе в руки.

— Вот чего я и вправду не понимаю — продолжал возмущаться мальчик, — как можно вообще простить того, кто тебя бросил, а? Оставил без денег, без достойной работы. И она была вынуждена… вы что, девки, все такие дуры, да?

Кати покачала головой:

— В жизни всякое бывает. Не суди человека, пока не окажешься на его месте.

А потом запоздалой обидой хлестнули последние слова Джона, и Кати мятежно вскинула голову:

— Как видишь, я не дура. И прощать не собираюсь никого.

Она раздраженно развернулась и вышла в комнату, служившую, очевидно, гостиной и столовой одновременно. Бросила плащ на спинку стула и плюхнулась за круглый столик в центре, покрытый вышитой незабудками скатертью. Отрешенно уставилась в окно. А если быть честной? Ну, хотя бы с собой. Смогла бы она простить Марка?

Если бы он тогда высказал все в глаза: про ее никчемность и бесталанность. Да пусть бы хоть наорал, даже ударил — насколько все стало бы проще. Да, предательство за спиной — это противно. Но было одно обстоятельство, которое не давало Кати покоя, не давало просто озлобиться и решительно оттолкнуть. Марк был добрым и теплым человеком. И эту его теплоту она ощущала всегда — и в единении, и в каждом его разговоре с ней. Такое не сыграешь. В конце концов, не его вина, что Кати практически сама кинулась ему на шею. И он дал ей все, что мог. Дал бы и больше, но ведь она сама решила, что отныне не станет унижаться. Или, может, она просто влюблена, как последняя дурочка, и пытается найти ему сейчас оправдание?

Разобраться в себе было сложно, и Катрина досадливо поморщилась. А потом на плечо ей легла ладонь Джона.

— Прости меня, угу? Я просто разозлился.

— Да ладно, чего там, — Кати грустно улыбнулась мальчику. — Мы сейчас все немного не в себе. А чай у тебя есть?

— Не знаю, — хлопнул глазами Джон.

— Ну так посмотри! И давай уже поговорим о чем-нибудь веселом? Ты ведь наверняка знаешь уйму всяких забавных историй? Ну не могло же в этой твоей школе, или в приюте, быть все настолько плохо, а?

— Ага! — Мальчик воодушевленно кивнул и бросился в сторону буфета: — Помогай!

Кати присоединилась, и вскоре на столе уже стояла мисочка с яблочным вареньем, лежал кулек какого-то печенья, оказавшегося, к слову, совершенно каменным. И еще пузатый чайничек с травяным напитком, который они с удовольствием прихлебывали из широких низких кружек. Старых, с отколотыми краями, но сейчас и это казалось сущей ерундой. Потому что интересных историй Джон знал действительно много, да и рассказчиком оказался на удивление талантливым. И даже Джина в его исполнении заставляла Кати улыбаться. А когда Джон перешел к рассказам о проделках Юльке в приюте, и вовсе от души хохотать.

— А как вы познакомились? — поинтересовалась Кати. — Что, у нее папа действительно какой-то там пират?

— Да ну, скажешь тоже, — мальчик ухмыльнулся, — обычный забулдыга с рынка. Он еще…

Тут хлопнула входная дверь, и Джон, оборвав рассказ на полуслове, вскочил и молнией вылетел в переднюю. Оттуда тотчас раздался женский вскрик, взволнованное бормотание, всхлипы и невнятный бубнеж мальчика. Кати поднялась со стула, терпеливо дожидаясь, чтобы представиться хозяйке и договориться о жилье и его оплате. Много она дать, конечно, не могла, но и сваливаться вот так запросто на голову незнакомым людям не желала.

Джон, со счастливым выражением на лице, первым вошел в комнату. А когда Кати увидела появившуюся следом заплаканную женщину, то в первый момент потеряла рад речи. Хозяйка же вытаращилась на гостью, точно на приведение:

— Кати?!

— Ирена, — потрясенно выдохнула та и, не сдержавшись, разревелась от облегчения.

1 — Фантоша — марионетка