Не та книга (джен)

Хогвартс-экспресс бодро катил на север, унося к месту исполнения социальной повинности три сотни отдохнувших «работяг». Гарри сидел на своём любимом месте в общем вагоне для старшеклассников, смотрел на завершающийся зимний день и вспоминал свои лучшие каникулы.

С Луной получилось проще всего. Гарри не стал повторять ошибку мистера Лавгуда и зазывать подругу на совместную воздушную прогулку. Вместо этого он занялся калибровкой мётел, коварно расположившись в метре над землёй прямо на виду у любимого хозяйкиного окна. Терпения у Луны хватило всего на минуту, после чего у Гарри появился любопытный соглядатай из-за умозрительного плеча. Гарри плавно увеличил свой «обзор» до сотни ярдов, но… Луну это не заинтересовало.

Вместо этого она открыла для себя, что с метлой можно договариваться. А это уже совсем другое дело!

Не прошло и ещё одной минуты, как Луна уже сидела на откалиброванной метле и о чём-то с ней «общалась». А потом… они стали лучшими друзьями.

— Мы составили уговор: она не даёт мне упасть, а я не даю ей закиснуть, — сообщила Луна за ужином. — Вот пока летим, тогда и не киснем.

Гарри заподозрил здесь очередную кашу из топора, но спорить не стал: полёты наполовину состоят из психологии. Как и вся палочковая магия.

Некоторое время мальчик сопровождал подругу на воздушных прогулках. Выяснилось, что Луна не любит скорость, но любит высоту. Очень большую высоту: много выше облаков, там, где становится холодно и дышать приходится чаще, но зато всегда светит солнце. Мётлы обычно туда подняться не могут, но не в том случае, если Луне хочется и интересно. Иронично для человека, совсем недавно панически боявшегося упасть с высоты.

Кроме того, Гарри выделил день на визит в Гринготтс, скромный поход по магловским магазинам и налёт на кафе Фортескью. В магазинах его сопровождала Луна и мозгошмыги, на пару советовавшие иногда купить те или иные вещи сверх плана. Так, например, Гарри приобрёл добротный спальный мешок в туристическом магазине: лёгкий и очень тёплый. И конечно же коньки. Впереди — два зимних месяца и замёрзшее озеро под боком.

Вообще, Луна снабдила Гарри многими непонятными вещами перед отправкой в школу.

— Это безоар, — перечисляла она, выкладывая очередную трудноидентифицируемую штуковину. — Носи его в своём кошельке постоянно, понял? Это особый безоар, он чистит даже долго отравленную кровь. А это — небольшая аптечка, которую ты будешь носить в школьной сумке вместе с книгами. Флаконы разные, чтобы можно было нашаривать на ощупь, и воспитаны легко откликаться на «Акцио», так что не выбрасывай опустевшие. Запоминай: кровеостанавливающее, заживляющее, оживляющее, выжигающее темь, сыравадящее морочь, умиряющее бешь…

— Да тут целый больничный склад!

— Тут всё самое необходимое. Нам теперь будет труднее слать тебе тяжёлые предметы, Гарри. Мозгошмыги шепчут, что ты становишься заметнее. Так, теперь средство от крыс. Запоминай, как оно работает…

По мнению Гарри, «средство» было на кого угодно, только не на крыс. Но Луне виднее, она не раз его выручала.

— Теперь книги. «Дивьи травы с древесами Тайнолесья», «Колдовское звероведение», «Озёрная и речная жить»…

— Луна, я не планирую становиться фермером.

— Свою скучную цифирь ты будешь учить вместе с папой, а тут — то, что даю тебе я. Нехорошо это: восхищаться Лесом и ничего о нём не знать.

Крыть было нечем, и Гарри пришлось соглашаться на дополнительную внеклассную нагрузку.

А оставшиеся несколько дней Гарри потратил на беседы с мистером Лавгудом. Ну, в те моменты, когда глава семейства был не занят. Что поделать: четыре месяца в хогвартсовской библиотеке не дали мальчику и десятой части того кругозора, что удалось получить у Лавгудов всего за пару недель. Гарри спешил использовать каждую доступную минуту, потому что в школе этот источник обмелеет. Личное общение не заменят никакие письма.

* * *

Для начала Гарри наконец-то вспомнил о Снейпе. Их преподаватель зельеварения — тоже создатель заклинаний? Но тогда получается, что в Англии одновременно жили и творили два Ловца?

— Я не говорил, что это невозможно, — возразил Ксенофилиус, — я излагал сводку наблюдений. Довольно скудную. Всё, о чём можно предполагать — дар Ловца, вероятно, ненаследуемый и, возможно, «переходящий» от одного одарённого к другому. А ты можешь сказать мне, какие заклинания «изобрёл» этот твой таинственный чаролов?

Услышав невнятное «сектумсемпра», Ксенофилиус достал какой-то толстый фолиант и листал его некоторое время.

— Справочный глоссарий, — буркнул он в ответ на любопытный взгляд мальчишки. — Точных формул здесь нет, только история… Вот что-то похожее. «Sectum Sempre». Кхм-м… Оставляет глубокие незаживающие раны на живой плоти. Заклинание попало в анналы как визитная карточка Коррадо Маджи, исполнительного немезиса Совета десяти. Наверняка часть его семейного наследия.

— Коррадо? Это что-то итальянское?

— Венетская республика и Ломбардия. Четырнадцатый-пятнадцатый век. Одно время были в оппозиции Сфорца. Да Варано, Делла Торре, Принцепсы… Ты, кстати, не вашего профессора Снейпа имел в виду?

Гарри оставалось лишь вздохнуть и завязать с конспирацией.

— Дар Ловца действительно редок, Гарри. Острого ума и прилежания недостаточно. Просто попробуй прикинуть цифры сам. В мире — порядка миллиона магов. Если бы заклинания творил хотя бы каждый сотый, нам за всю историю человечества не хватило бы никаких земных языков, чтобы их вместить. На каждом латинском слове болталось бы по сотне «омонимов», колдовать устойчиво стало бы невозможно. Ты говоришь «Sectum Sempre», а получаешь «вечный костюмчик».

Подумав немного, Гарри согласился с доводами мистера Лавгуда. С какой стати «изобретения» Снейпа оказались выписаны на полях учебника? Вот сам Гарри, например, все свои «изобретения» помнил наизусть, уж больно примечательные истории стояли за каждым из них. Но даже если Снейп — склеротик, то у него что, тетрадки для рабочих записей не нашлось? К пятому-то курсу? Копеечная ж вещь! Сшить из листов можно, если припечёт: шестилетнего Гарри этому научили ещё на уроках рукоделия в школе.

А вот если любопытный Северус однажды случайно получил кратковременный доступ к старым книгам, а для конспектирования у него не нашлось ни клочка бумаги за исключением любимого учебника зельеварения — то да, тут уж все форзацы испишешь и поля займёшь.

* * *

Или вот: возможность безнаказанно поговорить о Непростительных заклинаниях.

— Мистер Лавгуд, во всех книгах сказано, что «Авада Кедавра» убивает мгновенно. А кто-нибудь пробовал реанимировать убитого?

— Это бесполезно, — привычно отмахнулся Ксенофилиус.

— А это точно проверяли? Понимаете, ведь человек не умирает сразу и окончательно. Вот у маглов есть такие классные штуки…

И Гарри рассказал и про вентиляцию лёгких, и про массаж сердца, и про дефибриллятор…

— Дефибриллятор не используется при остановке сердца, — сообщил мистер Лавгуд, терпеливо выслушав юного инноватора. — У наших целителей имеются куда более совершенные заклинания реанимации, Гарри. Да и маги без кровообращения живут дольше маглов: уж полчаса вместо пяти минут у нас имеется в любом случае. Но всё это бесполезно при «аваде»: она неотменяема.

— Что, совсем? — Гарри приуныл. — Да как так-то? Откуда организм это знает? Авада же, ну… мгновенна. Отработала, убила — спасибо, а теперь я оживлю назад. Тело-то целое!

— Она неотменяема, — в третий раз повторил Ксенофилиус. — Как и все Непростительные проклятия. Нельзя применить атрибут неотменяемости к заклинанию, работающему лишь мгновение, Гарри. «Авада Кедавра» — пролонгирована. Она остаётся в поражённом ею теле почти на сутки. И все эти сутки тело нельзя вернуть к жизни.

— О! — с пониманием пробормотал Гарри. — И все эти сутки её нельзя отменить…

— Это общая беда всех трёх Непростительных, — вздохнул мистер Лавгуд. — Их нельзя отменить извне напрямую. Только косвенно: «Круцио» — ударив по мучителю, «Империо» — помогая жертве сбросить ярмо изнутри. «Авада» же не подвластна вообще никому, даже выпустившему её магу.

* * *

В последний вечер мистер Лавгуд вызвал Гарри на важный разговор.

— Я хочу поговорить о безопасности, Гарри. Если выразить мою мысль кратко — я хочу, чтобы никто не заподозрил в тебе Ловца. До времени. Пока ты не войдёшь в свою силу.

— Вы уже говорили, что Ловцы обычно таятся, — кивнул мальчик, — но я не понял почему.

— По многим причинам. Самая банальная — человеческая глупость. Во все времена найдутся люди, не помнящие истории и желающие получить намного больше того могущества, что у них уже есть. Запытать таинственного «изобретателя заклинаний» с целью обретения нового и мощного волшебства — самый естественный и предсказуемый путь для них. И конечно же избавиться от творца после освоения новой формулы, дабы ни с кем не делиться преимуществом.

Гарри вздохнул, констатируя, что ничего нового о подлунном мире он не узнал. Иногда ему казалось, что всё живое на Земле сотворено лишь для того, чтобы жрать друг друга.

— Более осведомлённые маги захотят *изменить* уже существующие заклинания, — продолжил Лавгуд.

— А это возможно?

— При определённых условиях. Автора заклинания не должно быть в живых, причём довольно долго… Вопрос изучен плохо и освещён ещё хуже, как и всё касаемое чароловства. Нужно помнить, Гарри, что я знаю далеко не всё, и кто-то может знать больше. А потому я не смогу предсказать заранее все возможные направления угрозы. Таиться — проще, чем защищаться.

— Ну, не знаю… — мальчик с сомнением покачал головой. — Мастер погоды способен привести оживляющий дождь в бесплодную пустыню или устроить глубокое озеро на месте неугодного города. Как-то на фоне всего этого создание заклинаний не выглядит приоритетной целью для маньяков.

— Это пока ты колдуешь *один*, Гарри, ты всего лишь умеешь ловить новые заклинания. Но истинная, высшая магия расцветает тогда, когда за общее колдовство берутся несколько одарённых. *Разных* одарённых. У нас воображения не хватит, *что* становится доступным даже паре объединивших магию творцов!

— О!

— Ловец — это проводник, Гарри. Одарённый, способный зайти дальше других. Можно придумать много схем, где требуется именно это его качество. Нам с Пандорой, например, попадались сведения, что Ловец — ключевое звено в возведении глобального заклинания.

— О! — во второй раз протянул мальчик, но уже с другой интонацией и совсем другим лицом.

— Даже не думай! — отрезал Лавгуд. — Там столько сторон участвует… Гаранты от своих народов, стабилизаторы причинности, тканьеры судеб, огромная поддержка в конце концов! И на острие всего этого урагана — Ловец. Один! Ты думаешь, это почётно?

Гарри был ошарашен услышанным. И достаточно обучен, чтобы правильно предположить концовку сказанного.

— Это жертвенно, — тихо произнёс Лавгуд. — Малейшая недобросовестность ковена — и алмазный резец распылит на Хаос. Готов ли ты попадать в эти жернова? Обладаешь ли знаниями, чтобы проверить заключаемый уговор? Или ты из тех дегенератов, что отыскивают прелый свиток в Запретной секции и немедленно бегут в уборную проверять его на практике?

Гарри молчал, невидящими глазами уставившись на столешницу. Открывшиеся на мгновение горизонты были… совсем не клоунскими.

— Не обижайтесь, сэр, но… вы поскромничали, когда рассказывали только про себя и Пандору, — сказал мальчик без тени подозрения или упрёка.

Лавгуд вздохнул.

— Не вменяй мне слишком многого. Настоящие зубры сидят в Отделе тайн. Но я не рекомендую тебе связываться с ними, пока не станешь знать больше их. Кукулла невыразимца — билет в один конец.

Гарри не нужно было озвучивать, что все рассказанные ужасы касаются лишь красивого случая добровольного участия. Что его может ожидать в принудительном плену при таких-то ставках… Кстати, о дегенератах.

— Сэр, а Тёмный лорд…

— Нет, — упредил вопрос Ксенофилиус. — Замалчиваемый не был Ловцом и не имел Ловца у себя на службе. «Табу-на-слово» использовал готовое, перенастроив под свои потребности. Да и само по себе «Табу»… простовато для своего класса. Не Статут секретности.

— Ага! Так Статут секретности всё же…

— И это — тоже да. Статут — глобальный конструкт. По единогласному решению возводившего его ковена — стёрший у мира память о себе. В том числе частично — и у магов.

— Э-э…

— Гарри, ты понял, почему тебе необходимо таиться? — вернул разговор в конструктивное русло Ксенофилиус. — Готов поговорить о безопасности?

— ГАРРИ! Ты!.. Что ты здесь делаешь?

* * *

Гарри вынырнул из воспоминаний и отвернулся от окна. Перед ним в вагонном проходе стоял возмущённый Перси Уизли.

— Я пока не определился. Или ты не о смысле жизни?

— Не паясничай! Тебя все обыскались!

Странно, почему он в поезде, лениво удивился Гарри. Братья Уизли вроде бы оставались на каникулы в замке. Или в обязанности старосты входит сопровождение подобных рейсов?

— Где ты был?

— Дома, — ответил Гарри совершенно искренне.

— Не ври! Ты не должен был никуда уезжать!

— С чего бы? — всё так же лениво возразил Гарри. — У меня позади — четыре месяца ваших унылых стен. Впереди — ещё полгода безотлучной полярной вахты. Почему бы мне не отдохнуть пару-тройку недель, зарядившись ярким разнообразием перед этой дырой?

— Хорош демагога лепить! — взъярился Перси. — Ты удрал, никого не предупредив! Что мы должны были думать?

— Что я, как и все, уехал на каникулы! — Гарри тоже начал заводиться. — Уведомлять нужно, только если ты остаёшься в замке. Разве нет?

Мальчик обвёл рукой вагон, как бы призывая в свидетели начавших оборачиваться на перепалку старшекурсников.

— Три сотни душ просто позавтракали, сели в поезд и укатили по домам. Я был одной из них. Никто из взрослых никогда не пересчитывает: кто успел, кто опоздал, кто из вагона выпрыгнул. Так почему — я, Перси? Почему опять и всегда — я?!

— Не строй из себя праведника, — Перси сбавил обороты, но тон не смягчил. — От твоей тётки в Хогвартс пришла открытка. Там написано, что твои родные уезжают в отпуск на Рождество.

— И что? — Гарри изобразил искреннее недоумение, срочно переобуваясь под этой маской. — Дом-то никуда не уехал!

Где-то в вагоне захихикали и одобрительно захлопали: дави, мол, Персика!

— Поттер, так дела не делаются, ты понимаешь? Ученик не может просто взять и исчезнуть!

— Вы что, записку мою не нашли?

— Так ты знал и планировал заранее!

— После стольких месяцев общения с МакКошкой? Да я…

— Поттер!

— … трижды на воду подул, но вам всё равно мало? В следующий раз я на стене это выжгу! В Большом зале!

Ржач стал громче.

— Поттер, хорош заливать! Домой к тебе тоже приходили, не было тебя там!

— В какое время приходили? Если днём, то я обычно гуляю.

— И ключи тебе тоже оставили? Судя по открытке, верится с трудом.

— А зачем магу ключи?

Уизли вхолостую хапнул воздуха. Кто-то аж засвистел в полнейшем одобрении.

— Перси, я не пойму: по каким мозолям я оттоптался на этот раз? Я отбыл на поезде вместе со всеми и возвращаюсь на нём же назад. Откуда столько обиды? Это потому что я не составил компанию Рону, который отчего-то тоже не поехал домой?

Упоминание собственной семьи предсказуемо задело Перси и заставило играть желваки под пухообразными рыжими бакенбардами.

— Не переваливай вину на других, — сказал он серьёзно. — Тебе нечего делать одному в пустом доме. В школе многие остаются, это нормально.

Гарри внимательно посмотрел на Перси, а потом обвёл взглядом притихший вагон. Он решительно не понимал, как на одной планете могут умещаться настолько разные миры.

— Слушай, тебе же шестнадцать лет, — начал он. — Ты ответственный и самостоятельный. Что мешает тебе провести три недели в собственном доме без родителей? Вы же вроде в деревне живёте?.. Нет, не перебивай! С едой в деревне недостатка нет: уж картошка с луком в погребе найдутся. Птицу покормить вместо небесплатных соседей, петуха на Рождество забить, за домом присмотреть в конце концов… Даже братьев с собой забрать! Они вполне способны осознать новую реальность: все едят лишь то, что надежурили на кухне. Разве нет?

Странная эмоция промелькнула в глубине голубоватых глаз. Но сказал староста другое:

— Не умничай. Речь сейчас о тебе.

— Ну да, таинственные волшебные традиции, — понимающе кивнул Гарри. — А я вот из маглов. Я с семи лет кормлю Дурслей завтраком. Я умею пользоваться плитой, загружать стиральную машину и выносить мусор. Мне нетрудно отдохнуть в родном доме без взрослых.

Некоторое время Перси молчал.

— Я отправлю срочную сову и успокою МакГонагалл, — сообщил он наконец. — Ты не прав, Поттер. Готовься к выволочке и ответу на вопрос, где ты был.

Гарри равнодушно пожал плечами и отвернулся. Дурдом, милый дом. С возвращением в родные пенаты, юный волшебник.

И это не ваше собачье дело, кто и где проводит каникулы. Было и будет.

* * *

— Пачкуны, — буркнул Гарри вроде бы и себе под нос, но вполне различимо для любого гипотетического слушателя в этой же комнате. — Люди-клоаки. Ни дня без испражнений. Облегчайся вовремя, это полезно для здоровья.

МакГонагалл ожидала Гарри чуть ли не на перроне. Точнее, на перроне мальчика перехватил Перси и доволок, держа за локоть, аж до кабинета замдиректора.

МакГонагалл устроила воспитательную истерику, но Гарри занял глухую оборону и не реагировал вообще ни на что. Лишь под конец разговора не выдержал и не крикнул даже, а зашипел:

— Да плевать на командный дух! Я готов хоть в покинутом доме, хоть на помойке — но только не в безлюдной школе с двумя отмороженными гробовщиками! Мы же в общих спальнях живём, мэм! Где мне прятаться целых три недели, если эти твари отчего-то всегда знают, где я нахожусь?

— Выбирайте выражения! Какие ещё гробовщики?

— Рыжие! — выплюнул Гарри. — Вы! Вот вы, — мальчик невежливо указал на декана, — вы готовы на все праздники сесть рядом и охранять меня круглые сутки? Нет? Имеете право на отдых. Но и я тоже имею своё право: выживать.

— Вы!..

По лицу МакГонагалл пробежала странная эмоция, когда Гарри упомянул близнецов, но что-либо высказать она не успела. В кабинет ввалился причитающий Филч со свежей проблемой.

Фроджи поприветствовали начало семестра презентацией нового продукта: навозными бомбами собственной переработки. Коричневой жижей затопило несколько старых учебных классов. В отличие от классического изделия из магазина Зонко, перспективная инновация юных реформаторов не поддавалась ни одному из моющих средств в арсенале завхоза.

И тогда разгорячённая МакГонагалл выгнала Гарри оттирать территорию в качестве отработки за «побег». Прямо из кабинета, стащив с поезда, не дав ни поужинать, ни переодеться, ни дух перевести. Как показалось Гарри — с мстительным удовольствием.

В жижу был добавлен какой-то клейкий загуститель. «Экскуро» само по себе помогало мало. Спасал лишь комплекс из очищающих заклинаний и агуаменти-воды, с силой прогоняемой по изгаженным поверхностям «Левиосой» и сливаемой в ведро для периодического «Эванеско» оптом. Цикл приходилось повторять несколько раз.

Любой, кто хоть раз пользовался деревенским сортиром, знает, насколько мгновенно одежда пропитывается этим запахом. На территории Хогвартса такие сортиры были, а запах от Филча Гарри оценил ещё в кабинете МакГонагалл. Мальчик окружил себя непроницаемым воздушным коконом, устроил приточно-принудительную вентиляцию и воспарил на небольшую высоту, дабы не гробить недешёвую для него обувь. К чести маленького волшебника, в тот вечер он так и не узнал, чем пахнет эта дрянь в чистом виде и почему у Филча слезятся глаза.

Если бы оттереть требовалось только пол, проблема была бы решена за час. К сожалению, загажена была и мебель сложного профиля: низ ученических парт и стульев. Много-много парт и стульев.

В третьем и последнем классе появилась новая напасть: ростовое зеркало в старой раме, «совершенно случайно» брошенное на хранение именно в этом помещении. В глазах зарябило от набежавшего «снега», и Гарри был вынужден перейти на воздушное зрение. Сразу стала понятна задумка МакГонагалл с отработкой, но в неё совершенно не вписывались авгиевы конюшни на переднем плане. Воистину, правая рука не знает, что творит левая.

Было уже около десяти вечера, когда Гарри с трудом стащил с себя резиновые перчатки и обессиленно растёкся на стуле. В зеркало он не взглянул ни разу. И не знай о природе этой пакости — всё равно не взглянул бы. Не до того было.

Больше всего его расстраивала бесполезность потерянного времени. В отличие от парниковых трудов, сегодня Гарри не принёс ни капли пользы ни себе, ни школе. Три часа каторжного труда — против секунды разрушительного восторга от двух дегенератов. Они смогут повторять это снова и снова, каждый день и по всей школе, и никто не станет их ни окорачивать, ни наказывать. Ни у Дамблдора, ни у МакГонагалл даже мысли не зародится, а в чём тут собственно проблема.

Вздохнув, Гарри достал из сумки корзинку с едой, которую ему собрала в поезд Луна. Воздушный кокон продолжал действовать, а недокармливаемый в детстве мальчик привык не проявлять ненужной брезгливости против возможности лишний раз поесть. Нечистоты — не строительный ацетон или олифа, от которых реально тошнит и ломит в голове. Нужно поужинать и идти спать.

Как только он запустил зубы в первый бутерброд, на воздушном горизонте появился бородач с запахом дешёвой магловской карамели. Гарри даже не сбился с пережёвывающего ритма: пусть этот клоун хоть рок-концерт тут устроит — мальчик доест свой паёк и пойдёт спать не прощаясь. Он сегодня по-настоящему устал, после девяти часов в поезде и ударной дегазации на закуску.

Но не тут-то было. Дамблдор затаился в невидимости, наблюдая за Гарри из дверного проёма. Обычное зрение его не замечало, воздушная стихия — ощущала прекрасно.

И тогда Гарри начал ругаться. Медленно, вдумчиво и себе под нос. Не отрываясь от ужина. По половине бутерброда на реплику.

— Парашники титанов, — пробурчал мальчик. — Графоманы нечистот.

Дамблдор осторожно принюхался, вошёл в комнату на пару шагов и посмотрел в сторону зеркала.

— Кало-мидасы, — буркнул Гарри, откусывая от нового сэндвича. — Всё, к чему ни прикоснутся, становится коричневым.

Старик прошествовал к первому ряду, сел на парту и уставился на Гарри. Будь его взгляд видимым, его можно было бы назвать укоризненным. В глазах зарябило от новой порции метели.

— Стоит ли привыкать к этому миру? Все здешние гении рожают лишь петарды для унитазов.

Мальчик взял новый бутерброд, задумчиво посмотрел на него и передразнил с интонациями Перси:

— Гарри… что ты здесь делаешь?

Наверное, Гарри похитил эту фразу с чьего-то языка: набравший было воздуха Дамблдор закашлялся.

— Кха-кха!.. Ты чего ругаешься, будто старый Филч?

— Мудрёно не ругаться, — буркнул мальчик. — Если кто-то гадит и радуется за десятерых, остальная дюжина будет убирать и сидеть без смеха.

Говоря это, Гарри и не думал прекращать жевать. Если директор присутствовал в Большом зале, он частенько не давал детям нормально доесть: задорно хлопал в ладоши на последнем куске. Наверное, в этом было что-то воспитательное. С ним над душой нужно использовать каждую минуту.

— Кхм. Почему дюжина, а не десяток?

— КПД не бывает идеальным. Доброй ночи, профессор. Я тут отрабатывал, сейчас доем и пойду спать.

— Удивительное хладнокровие. Ты что, видел, как я вошёл?

— Нет, не видел. Просто я ничего не натворил, так чего мне бояться?

— Чистая совесть и здоровый сон, — понимающе покивал директор и продолжил с намёком на лукавство: — А я уж было подумал, что кто-то завис перед зеркалом и нужно идти выручать.

— Каким ещё… — Гарри оглянулся назад. — А, нет. Говно в тот угол не достало. Мне и парт со стульями хватило, если честно.

На директора опять напал кашель. Старик поднялся, подошёл к зеркалу и придирчиво осмотрел резные ножки.

— Давай всё-таки сотрём с него пыль.

— Чем? Этой водой?

Дамблдор махнул рукой — и вода в ведре плеснула, становясь чистой. Подавив раздражение, мальчик спрятал остатки ужина (что и требовалось доказать!), натянул назад перчатки (воду-то заменили, а ведро — нет), промыл тряпку (после сегодняшнего годившуюся только на выброс) и побрёл выполнять приказанное. Вслепую и ориентируясь лишь на воздушное чувство: глаза перед зеркалом отказали полностью. Это была одна сплошная купюра: защитная преграда во всё поле зрения.

— Ничего странного не заметил? — поинтересовался Дамблдор, когда Гарри сел на прежнее место и стянул перчатки.

— Пыль как пыль, — пожал плечами мальчик. И, сделав вид, что оглянулся и посмотрел в зеркало, добавил: — А, понятно. Обычный магловский ужастик.

— Ужастик?

— Ну, типа глянул в зеркало, а у тебя за спиной — маньяки.

— Мордредова печень, Гарри! Ну какие ещё маньяки?

— Не знаю. — Мальчик вновь обернулся. — Парень и девушка. Несколько дедов поодаль. Все стоят и пялятся как куклы. В этой комнате что, убили кучу народа?

— Никого тут не убивали. — В голосе директора зазвучала досада. — Ты что, не узнаёшь их?

— А должен? — Мальчик «присмотрелся» и равнодушно мотнул головой. — Нет. В первый раз вижу. Это какие-то местные привидения? Я не всех встречал просто.

— Да нет же!.. Кхм, хотя… Вот, посмотри. Молодые мужчина и женщина — это они?

Рядом с директором, повинуясь взмаху его палочки, в воздухе появились две иллюзорные фигуры. Гарри, однако, «смотрел» не на них, а на Дамблдора.

— Что значит «посмотри»? Вы же сами можете это сделать. — Мальчик на всякий случай отодвинулся от зеркала подальше.

— Увы, не всё так просто… Да не пугайся ты так, раз уж не натворил ничего плохого, — слегка сыронизировал директор. — Это особое зеркало, Гарри, и каждый видит в нём своё. «Еиналеж» показывает смотрящему… его желание. Самое искреннее, самое сокровенное и заветное. Из глубины души. И мне вдруг подумалось… Это ведь они, Гарри? Там, в зеркале?

— Э… да. Весьма похожи.

— Это твои родители.

— О!..

Гарри внимательно рассмотрел представленные директором иллюзии. Только их: к зеркалу он поворачиваться больше не собирался. Иллюзии, в отличие от зеркала, «метелью» глаза не порошили.

— Не сочтите за неуважение, сэр, но они не очень похожи на то, что я о них слышал. Мужчина, по крайней мере. На нём очки точь-в-точь как мои, да и улыбается умильно, будто пастор на паперти.

— Мерлинова борода, Гарри! Ну что не так с очками? У вас же лица один-в-один, эти очки идут вам обоим!

— Вы полагаете, они мне идут? — Гарри горько усмехнулся. — Не думаю, что тётя Петуния желала бы видеть это ненавистное ей лицо каждый день. Она выбирала оправу подешевле и поуродливее.

— Кхм… И тем не менее. А улыбка чем не угодила? Джеймс был очень добрым и чутким человеком. Знал бы ты, как он любил тебя, Гарри!

Гарри «пристально посмотрел» на директора, а потом отвёл глаза в сторону. Нет, таким столетнего лицедея не пробить. Да и цели подобной не стоит, если честно.

— Джеймс Поттер был лидером школьной банды, — сказал Гарри тихо. — Я на таких насмотрелся, профессор. Они не улыбаются.

— Вот это новости! Да кто тебе сказал такую чушь?

— Люди.

— Пороть таких «людей» по субботам, чтоб не болтали то, чего не знают!.. Кхм… Поверь мне, мальчик, всё совсем не так.

— Думаю, зеркало сейчас показывает *ваше* желание, сэр, — произнёс Гарри примирительно.

Директор крякнул и хотел что-то возразить, но передумал. Устало вздохнул, поднялся и прошёл мимо Гарри к зеркалу — набросить на него сползшее на пол покрывало. Возражать ребёнку в прежнем ключе было нецелесообразно: пацан оказался умнее и увереннее в себе, чем это ожидалось по рассказам Фигг и Хагрида. Нужно было внимательнее прислушиваться к причитаниям Минервы.

Ну а просвещать малолетку, что на самом деле видят в зеркале столетние политики, никто на ночь глядя не собирался.

— Прими совет пожившего на этом свете человека, Гарри. — Покончив с упаковкой, Дамблдор неспешно приземлился на один из стульев. — Всегда выслушивай обе стороны. В любом человеке есть и хорошее, и плохое, а каждая из сторон обычно рассказывает либо о том, либо о другом. Довольствуясь однобоким взглядом, ты лишаешься видения полной картины.

Гарри не стал возражать, что обычно предпочитает откапывать ответы сам. Люди зачастую врут, говоря наивным вопрошайкам лишь то, что они хотят услышать. А потому с вопросами имеет смысл выходить лишь будучи подготовленным ко вранью.

— Тем более что в глубине души ты и сам не веришь всем этим наветам, — продолжил Дамблдор. — Зеркало не даст соврать. Оно смотрит глубже, чем ты думаешь.

— Чему я точно не верю — зеркалам, якобы разбирающимся в душах лучше людей, — тихо взъерошился Гарри. — Глупо спрашивать совета у подбалтывающей мебели. Лучше уж я как-нибудь сам разберусь.

— «Еиналеж» — не поделка за десять галеонов. Тебя же не удивляет, что распределением по факультетам у нас занимается уважаемая Шляпа?

— Хороший пример, кстати!.. Кусок старой тряпки берёт и решает судьбу человека на ближайшие семь лет. Родители, родственники, учителя и даже сам ученик — все отстраняются и устраняются.

— И что в этом плохого? Люди пристрастны, а Шляпа по факту почти никогда не ошибается. Все десять веков она выполняет эту работу лучше учителей и видит наклонности характеров лучше самих учеников. Основатели знали, что делали.

— Вам самому-то не страшно от этих слов?

— Почему мне должно быть страшно?

— Если артефакты всё делают лучше людей, то зачем тогда нужны люди? И не решат ли однажды артефакты, что люди стали слишком много гадить?

— Кхм… Знал бы ты, сколько лет этой магловской страшилке и как давно люди боятся творений рук своих. Артефакты — не люди, Гарри. Они не воюют и не борются за место под солнцем. Они делают то, на что созданы.

Судя по дыханию, Дамблдор был чем-то недоволен, но умело скрывал это под маской мудрого благодушия. Удивительно, как мало внимания беседующие люди уделяют своему дыханию, сосредотачивая усилия лишь на контроле над лицом. Дыхания не слышно, а вот на лице заметен каждый дрогнувший мускул. Но у Гарри — всё не как у людей.

Директор повозился, достал из кармана коробку с леденцами и предложил Гарри. Мальчик вежливо отказался. Директор закинул в рот несколько штук, спрятал остальное и устроился на стуле поудобнее.

— Что ж, Гарри. Ты полагаешь себя умнее артефактов. Не расскажешь ли старику, чего бы ты сам желал увидеть в зеркале «Еиналеж»?

Гарри беззвучно вздохнул: ему опять загадывают философские задачки не по возрасту. Будь на этом месте Ксенофилиус, Гарри с удовольствием побеседовал бы на эту тему: глядишь, вдвоём и удалось бы прояснить даже такой непростой вопрос, как не раз бывало за последние три недели. Но с Дамблдором не стоило откровенничать даже о любимом цвете или понравившемся музыкальном шлягере. Он найдет как это использовать.

И вместе с тем Гарри ощущал, что ответ на этот вопрос от него сейчас ждёт кто-то ещё. Кто-то или что-то большее Дамблдора и мудрейшее его многолетних интриг. Оно слушает иначе, и оно услышит больше, чем способен услышать самый опытный столетний политик.

А ещё оно достойно честного ответа.

— Я бы отменил кое-что из школьных предметов, — задумчиво произнёс мальчик после минутного размышления.

— Как?.. Ещё больше? Кхм-м… — Дамблдор откровенно забавлялся, хотя, будь Гарри не так насторожен, он мог бы принять это за директорскую строгость. — И что же тебе так не нравится? Какой именно предмет?

— Тот, по которому у меня больше всего отработок.

— Хм. Думаю, проще будет поговорить с Северусом, дабы он переключился на кого-нибудь другого, — усмехнулся в бороду директор. — А ещё мне кажется, что ты был не совсем искренним, Гарри.

— Отнюдь, — озвучил мальчик чистейшую правду. — Хотя прямо сейчас я бы предпочёл удобную кровать.

— О ней мечтают многие, — крякнул совсем не выглядящий усталым старик. И, бросив ещё один внимательный взгляд на ершистого собеседника, хлопнул ладонями по коленям. — Что ж, быть посему. Отправляйся спать, Гарри. Время позднее. А я, пожалуй, перенесу это зеркало в более спокойное место. Надеюсь, что хотя бы ты не станешь его искать.

— Оно мне не нужно, сэр.

Гарри благодарно кивнул, подхватил ведро и потопал наружу.

Голос Дамблдора нагнал его у самых дверей.

— Гарри!.. Я очень надеюсь, что ты вернёшься в квиддич.

Мальчик сбился с шага и был вынужден остановиться. Вот уж воистину, директор — это гусь с идеальным водоотталкиванием. Публичный «кидок» факультета прямо во время матча, коллективная «тёмная» от команды после оного, персональная вендетта с обоими загонщиками — всё это мелочи, Гарри. Я надеюсь, что ты разгребёшь и вернёшься.

— Меня не слушаются мётлы, сэр, — ответил Гарри такой же «правдой ни о чём». — Иногда, спонтанно и без видимых причин. В квиддиче это недопустимо.

— Не думаю, что это так. Ты отлично летаешь.

— Это выглядит отлично лишь для полётов из дома на работу. Но в квиддиче полётный дар не должен отказывать ни на секунду, в любых условиях и многие часы подряд. Иначе в самый ответственный момент я подведу команду.

Дамблдор помолчал, обдумывая незамысловатую вилку, но официально озвучивать тот факт, что дело не в Гарри и метлу проклинали извне, не стал.

— Всё же я надеюсь, что ты передумаешь.

— Спокойной ночи, сэр.

* * *

Квиддич в Хогвартсе — это не спорт, размышлял Гарри, топая по пустынным вечерним коридорам. В хогвартсовских школьных матчах слишком много личного. Да, именно личного! Игра используется как легальная возможность отпустить накопившуюся ненависть и размазать противника по грязной земле. Команды перед матчем буквально скрежещут зубами, а болельщики победившего факультета ещё долгое время унижают проигравших.

Разве это — спорт? Разве в профессиональной лиге бывают эти сорокапятиминутки ненависти? Гарри напряг память и был вынужден приуныть еще больше: да, бывают. Канада с Советами на льду.

Зачем тогда вообще нужен спорт? Если *они* так неудержимо жаждут покалечить друг друга, то к чему все эти правила, тренировки и совершенствование в забивании мячей? Просто дайте каждому по дубине и заприте их на арене для бешеных. Пусть делают там что хотят; и пусть не останется никого, способного держать дубину дальше.

Гарри придержал шаг и свернул в пустой класс, пропуская несущуюся по коридору группу старшеклассников. Вынужденная пауза проветрила мозги и охладила нехарактерную для него кровожадность. Спортсмены — люди подневольные. Элитные солдаты своих государств и наёмники спортивных клубов. Вина лежит на тех, кто даёт задание тренерам и накачивает политикой болельщиков.

Цель миротворца — чтобы все остались живы и здоровы. Волшебников и так мало. Если их ещё и стравливать на аренах, не с кем станет строить мир. А уж любители постравливать найдутся всегда и без Гарриного участия.

Всё население магической Британии можно уместить в пассажирском поезде из сотни вагонов. Но, будто этого недостаточно, кто-то ещё и разделил малочисленную волшебную нацию на четыре враждующих дольки. Куда бы ты ни пришёл, у тебя первым делом спросят: ты какой факультет заканчивал? С чего вдруг такая болезненная озабоченность? Ладно бы разница стояла между оксфордским юридическим и кембриджским медицинским, — но Хогвартс? Место, где все учатся по абсолютно одинаковой программе?

Весь их первый курс составляет чуть больше тридцати человек. Это — типичный магловский школьный класс. Один! Зачем делить эту малость ещё на четыре части? Ведь расписание отличается только днями недели! Программа — одна на всех!

А вот и нет, не одна. Гарри с горечью помотал головой, возвращаясь в затихший коридор и возобновляя движение. Есть один предмет, преподаваемый на каждом факультете по-разному. Он не входит в сетку расписаний, потому что присутствует каждый день. Ежечасно, ежеминутно, круглые сутки из года в год. «Тернарно-хроматическая ксенофобия» называется. Ненависть к трём цветам.

«Барсуки — трусы и тупицы, и на них даже издали смотреть брезгливо. Вороны — занудные заучки, а это вообще преступление. Ну а слизни — одни сплошные тёмные маги, их всех отпевают ещё до рождения». Глава первая, «Гриффиндор — Дом для тех, кому сказочно повезло». На всех факультетах эти песни разные, только дирижёр в оркестре — один.

Дети-неофиты едут в школу как в сказку. И чистокровные, и магловоспитанные — все считают по календарю оставшиеся дни и ожидают от Хогвартса чуда. Но потом их выстраивают в зале, вызывают по одному — и старая говорящая тряпка ставит на них клеймо. Несмываемое, неизгладимое, на всю оставшуюся жизнь.

И клеймо у тебя требуют показать всегда: при каждой встрече, при каждом знакомстве, в каждом полупьяном трёпе под сливочное пиво. Как паспорт. Если на тебе клеймо другого цвета — ты прокажённый. Скотское тавро, определяющее всю твою дальнейшую судьбу. Одну из четырёх на выбор.

И даже этот выбор делаешь не ты. Шляпа справляется с этим лучше неразумного стада. Она никогда не ошибается. Некому рассказывать про ошибки.

А ты садишься за сказочную парту и начинаешь учить свою основную дисциплину: ту единственную специализацию, ради которой ты и был избран на свой факультет. Прямо с праздничного банкета: ведь за противоположным столом всегда сидят сплошь тёмные маги и весьма неприятные наружности. С троллями в родне и вот такой окружности.

Нужно ли говорить, что все Гаррины беды и конфликты, все штрафы и отработки появились не на пустом месте? Все они — прогрессирующее наказание за неуспеваемость по этому самому предмету.

За нежелание ненавидеть.

— Мя-яу!

Гарри очнулся от горьких дум и обнаружил себя стоящим в главном холле, у подножия лестницы к своей башне. Вокруг на многие десятки метров ощущалась лишь одна живая душа: стоящая рядом то ли требовательная, то ли обеспокоенная миссис Норрис. Мальчик улыбнулся, шевельнул ладонью и осторожно почесал кошку за ушами мягкой воздушной волной. Затем поднял голову в зенит, раскинул воображаемые крылья и взлетел вверх по шахте.

Задумывали ли подобное Основатели? Могли ли они построить волшебную школу при настолько нетерпимой вражде друг ко другу? Могла ли у этого иметься какая-то мудрая и неочевидная цель?

Палочка за ухом отозвалась тихим умиряющим шепотком, и Гарри невольно покачал головой. Нет, это невозможно. Лес бы такого не одобрил.

Значит, это началось позже. При Диппете с Дамблдором оно уже цвело в полную силу — в противном случае восхождение Волдеморта было бы невозможно.

И ещё это означает, что дурные обычаи нужно отменять: умирять факультеты и восстанавливать то, что было заложено Основателями. Если привести в школу мир, через некоторое время мир наступит и во всей стране. Хогвартс — основной источник ненависти на пустом месте. Да, многие дети уже приходят в школу с некоторой предвзятостью во взглядах, но — исключительно потому, что их родители тоже когда-то учились тут же. Волдеморт, Вальпургиевы рыцари и Пожиратели смерти были воспитаны именно здесь, в этих стенах. Осознанно и целенаправленно. Иначе трудно объяснить существование парных палочек из дамблдорского феникса.

Порочный круг нужно разрывать. Вот только… Гарри вновь был вынужден остановиться, упёршись невидящим взглядом в дремлющий портрет с толстухой. Вот только это — совершенно не его, Гаррино, дело. Сейчас — не его. Мальчику для начала нужно просто выжить. И подрасти. И собрать команду. И потренироваться в затеях попроще. И набраться житейской мудрости, дабы не наломать дров. И ещё разузнать, как и что тут было устроено раньше и как оно работает теперь. И по какой причине Гриффиндор обзавёлся этим позорным проклятием: крысиным лазом в качестве входа в собственный Дом. И почему факультеты расселены столь… по-разному. И почему у них столь интересные гербы. И почему…

Рассеянный взгляд упал на стоящий рядом памятный стул. Тётка всхрапнула во сне, разлепила дряблые веки — и заполошно убрала препятствие с пути этого маньяка. Гарри, не отрываясь от собственных раздумий, проследовал далее.

Отменить устоявшийся порядок в Хогвартсе… Гарри в свои одиннадцать был реалистом и понимал, что с Дамблдором на директорской позиции это абсолютно невозможно. И столь же невозможно представить, что Дамблдор добровольно покинет этот пост. Он уселся в директорское кресло в шестидесятых, он прочно окопался в кабинете и не делает никаких попыток уйти по «карьерной лестнице» выше. В Хогвартсе — вся его жизнь, все рычаги влияния и всё его детище. Даже совмещение руководства школой с председательствованием в Визенгамоте… Гарри не представлял, как можно возглавлять национальный суд, не вылезая из школы, но подозревал, что Дамблдор этот пост именно что *занимает*: как собака на сене не даёт занять другим, тормозит любую деятельность и превращает древний законодательный орган в бесполезную пародию, раздражающую простых людей. Но вот в школе…

Хогвартсу при Дамблдоре не светит никаких перемен. И если не брать во внимание радикальный вариант… А лично мальчику всякие радикальные варианты были совсем не по нутру, да и не по чину… То остаётся только один путь.

Основать ещё одну национальную школу волшебства и чародейства.

Вам смешно? А вот Гарри полагал, что именно такие цели и нужно ставить в жизни: далёкие, недостижимые и… красивые. Да, эта цель ему понравилась. Здесь требовалось только созидать. Здесь не придётся идти по головам, расчищая уже занятый путь. Здесь понадобится драться лишь защищаясь и в ответ на прямое нападение.

Достойная цель и много, много работы впереди.

* * *

— Уизел, ты реально всех задолбал! Вали на своё место и дай уже нам поспать!

Злую реплику Шимуса Гарри услышал, выйдя с лестницы в коридор своего спального этажа. Хорошо иметь «воздушное чувство»: можно заранее узнать, что тебя ожидает за поворотом.

— Я на своём месте, понял! Залез, размял, нагрел и обпердел, понял!

Скоро одиннадцать, а в их спальне ещё никто не спит, хотя дыхание у всех сонное — это единственная неясность, которую Гарри пока не понял.

Войдя в комнату, мальчик визуально подтвердил то, что ощущал на подходе: Рон опять занял его кровать, свой сундук перетащил сюда же, тумбочка опять загажена, а Гаррин чемодан стоит посреди спальни, накрытый стопкой чистого постельного белья.

— Поттер, твоё место в углу, понял! — крикнул Рон, отморозившись от неожиданного появления давно ожидаемого соседа. — Мне Перси раз…

Ни слова не говоря — ибо все слова давно уже были сказаны, — Гарри достал палочку из-за уха. Рона подняло в воздух вместе с постельным бельём. Испуганный вопль был мгновенно заглушён, после чего Гарри принялся пеленать пацана будто беспокойного младенца: с головой и ногами, Роновыми же простынями, прямо в воздухе. Первый моток, второй, третий…

С пронзительным визгом на Гарри прыгнула плешивая крыса, но была предсказуемо отбита куда-то в коридор — лечить переломы, когда придёт в сознание.

Завершив намотку, Гарри отправил трепыхающийся кокон на загаженный пол под угловой кроватью и переключился на тумбочку.

— Теперь понятно, почему они не смогли найти записку, — обречённо буркнул он. — А вы чего не спите?

— Дык!.. — эмоционально начал Шимус. — Мы пришли, а тут — это! И ежу понятно, что когда ты вернёшься, будут разборки. Смысл тогда засыпать?

— Ну извините, парни. — Гарри опорожнил тумбочку на пол рядом с коконом и одним точным воздушным движением выпнул чужой сундук на положенное место. — Вы коньки-то привезли?

— А то! Отличная идея, Гарри, хорошо, что написал!

— Невилл, а тебе палочку купили? — не двигаясь с места, Гарри комплексно взбил перину и распахнул над ней полотнище чистой, хрустящей простыни.

— Угу… — сонно пробормотал Лонгботтом. — Она куда лучше, ты был прав…

— Поздравляю! — Гарри за несколько секунд вдел одеяло в пододеяльник. Небывалый результат для тех, кто мучается с этим вручную! — Тогда завтра учим две вещи: заглушающие чары и катание на коньках!

— Слушай, а он сам-то вылезет? — проявил беспокойство Томас. — Не хотелось бы эту физкультуру до утра наблюдать.

— Хм… тут ты прав. — Гарри взмахнул палочкой и отмотал у «мумии» пару «одёжек». — От меня не воняет, кстати?

— Не… А чё, должно?

— Да так… Тут походу от всех скоро вонять будет.

Гарри оперативно переоделся в пижаму, наколдовал силовой щит на свою кровать и проверил состояние прорывающейся к вылуплению «бабочки».

— Всё, я по-быстрому в ванную, а он как раз выползет и сбегает за подмогой.

Выйдя в коридор, Гарри вновь едва не наступил на бессознательную крысу. Мальчик нахмурился: он сегодня жутко устал и вообще не любил конфликты, но если уж ты что-то пообещал врагу, это нужно выполнять. Тем более когда взрослая нечисть забывается и начинает кидаться на тебя с раскрытой пастью.

Гарри подхватил тушку воздухом и отправился в санузел. Там он бросил тельце в унитаз и тщательно смыл воду. Унитаз попытался было забиться, но Гарри был начеку и протолкнул засор через сифон «Левиосой». Прошло как по маслу.

Всё, мистер Петтигрю, скатертью вам в дальнюю дорогу! И нет, неминуемая гибель в канализации крысе не грозит: сточные трубы — не водопровод, они заполнены водой лишь ручейком по дну. Питер очнётся, окаченный унитазной свежестью, сориентируется и поползёт вниз по уклону. Дойдёт до коллектора, пробежится по бордюру (хотя крысы и плавать вроде умеют), после чего окажется в весьма примечательном месте: очистных сооружениях Хогвартса. А именно — на большой закрытой ферме флоббер-червей.

Весь этот путь будет проделан в полной темноте и экстремальной атмосфере. И нет, задохнуться крысе тоже не грозит: канализацию вентилируют, ибо никому не нужна рулетка с метановой смесью под замком.

Никакой опасности со стороны флоббер-червей Питера тоже не ожидает. Ну, кроме моральной, конечно же: эти труженики интересуются только неживой пищей. А избытками червивой популяции кормят фестралов, если кому интересно. Ну а уж фестралий навоз идёт на компост для шампиньонов. Такой вот круговорот в природе.

И вот, спустя много дней и километров Питер вылезет на солнечный свет: чистый и обновлённый, как и вытекающая из той трубы вода. Без шуток: из школьных сооружений вода вытекает вполне чистая. Хотя и ниже по течению. Так написано в «Истории Хогвартса».

В спальне Гарри ждали два Уизли: Рон и Перси.

— Гарри, это что ещё за дела? Освободи кровать, здесь Рон спит!

— И не подумаю. На ней сплю я, с первого сентября и по сей день.

— Тебе уже и староста не указ? Неважно, кто где спал, а теперь я решил, что ты спишь в углу!

Гарри холодно глянул старшему Уизли в глаза.

— У вас фамилии одинаковые, так что судить этот спор ты не можешь, — сообщил он. — Зови начальство, пусть оно решает.

— Поттер!

— Можно начать с Айрис. Но она уже тут была и своё решение приняла. Остаются МакГонагалл или Дамблдор. Зови.

— Ты с ума сошёл!

— Не бойся, Дамблдор ещё не спит. Я разговаривал с ним четверть часа назад. Он не очень доволен сортирным юмором твоих братьев, кстати.

Перси заколебался. Оно и понятно, момент невыгодный. Чего он вообще на поводу у Рона пошёл, вот что странно.

— Хорошо, завтра решим. Рон, ложись на своём месте.

— Предатель!

— И убери под кроватью, сколько раз тебе говорить!

Поколебавшись, Гарри подавил естественный порыв подсластить пилюлю и рассказать Перси, что у его брата вместо палочки — простая деревяшка. Эту подлянку младшему Уизли устроил не Гарри, так что не ему и совестью мучиться. Зато раскрывать свой секрет с муляжами перед МакГонагалл Гарри пока не хотелось: некоторые аспекты этой истории выглядели не очень красиво в ретроспективе.

Вот так, под возню с перестиланием соседской кровати и судорожные поиски Коросты, Гарри задёрнул полог и завершил этот долгий зимний день.