Империя прилагается (гет)

Эльга.

Какой же он умненький мальчик, как быстро все понял! И какой чуткий: не лезет с нотациями, не рвет нытьем сердце. И без того тошно, тошно и страшно, хоть в петлю лезь. Но я не хочу портить этот день. Как он сказал? Несколько дней счастья, которые вмещают целую жизнь? Да. Пусть так и будет. И я смеюсь чьей-то шутке и принимаю от Артура бокал с моим любимым розовым полусладким вином Линдийской долины. Марк смотался за Эзрой и тот, на счастье, оказался свободен. Он пришел вместе с Янеком, которого до сих пор упорно отказывался отпускать из клиники. Перестраховщик, конечно. С ним после моего визита уже давно все в порядке. Мне кажется, что его просто заинтересовала эта неприятная особенность Яна — низкий болевой порог. Вот Эзра и отдался подробному изучению этого казуса. Более чем уверена — ищет способ ему помочь. Янек только взглянул на меня и Марка и, кажется, сразу все понял. Я ожидала всего, но только не этого. Он пожал Марку руку и тихо сказал:

— Я рад за вас. Ты сумеешь сберечь ее лучше.

О, как же он ошибается, мой добрый Янек. Завтра это будет не под силу никому. Сберечь меня завтра — все равно, что попробовать погасить солнце. Марк нервно дернулся после этих слов, но промолчал. Дорого бы я дала, чтобы не видеть, что творится в его глазах. Но он улыбается, пьет вместе со всеми вино, делает вид, что счастлив. А может, он действительно счастлив? Несмотря на все или вопреки всему? Пусть лучше будет так. Нашей компании довольно и одного актера в моем лице. Надеюсь, хорошего актера. Кажется, ребята ничего не замечают. Как же они все мне дороги! Прошло несколько месяцев с тех пор, как они появились в моей жизни, а мне кажется, что я знаю их очень давно, чуть ли не с рождения. Что ж, остается только одно — самое важное дело на сегодня. Слава Богу, после принятия нового «Установления о рабстве» это стало возможным. Я все еще вчера днем тайком от всех приготовила. Хотелось, чтобы этот мой подарок был для ребят сюрпризом. Я лукаво улыбнулась и вытащила из выдвижного ящика стола четыре небольших, размером с тетрадный, листка бумаги.

— Вот, это вам в подарок, — чуть было с дуру не брякнула «на память», — от меня.

Сверяя имена на листах, передаю владельцам. Артур быстро пробегает текст глазами и сильно бледнеет, затем читает второй переданный ему листок — у него начинают мелко дрожать губы. Осторожно, словно величайшую ценность, свернув оба листа, он убирает их в нагрудный карман рубашки, а потом прячет лицо в руках, опустив плечи. Со стороны кажется, что его постигло внезапное несчастье, отняв последние силы. Марк уже давно прочел свой лист. У него на скулах легкий румянец, а глаза слишком ярко блестят. Он улыбается немного кривой, какой-то неестественной улыбкой. Янек чуть пожимает плечами и один из всех спрашивает:

— Что это? Вольные? Для всех нас? Ты даришь нам свободу. Но за что?

— Просто так! — радостно заявляю я.

Янек недоверчиво качает головой:

— Подумай, каждый из нас довольно дорого стоит. Ты теряешь в деньгах, и теряешь прилично.

Я смотрю на него с укоризной, как же он до сих пор не понял, что к деньгам я совершенно равнодушна!

— Янек, солнышко, для меня каждый из вас просто бесценен. И я не хочу, чтобы кто-то хоть когда-нибудь смог называть вашу стоимость. Вы не товар — вы мои друзья. И мои друзья должны быть свободными людьми. А перед Артуром я очень виновата. Пусть не совсем я, но виновата. И свобода для его дочери — лишь часть этого огромного долга.

Артур убирает руки от лица и смотрит мне в глаза, кажется, в самую душу. Его лицо в дорожках слез, но голос звучит уверенно и спокойно.

— Спасибо! И нет больше твоего долга. Мы с тобой, Эля, в расчете.

— Ну, не совсем, все же! — улыбаюсь я и передаю ему еще одну бумагу.

Он слегка подрагивающей рукой принимает ее, читает бегло, поднимает на меня потрясенный взгляд.

— Но… это же…

— Все, что у тебя было отнято — тогда, — подтверждаю я серьезно. — Извини, не могу вернуть только людей, их уже не собрать. Утекли по рабским аукционам, словно вода из ладоней.

— Да, знаю, — соглашается он, остановившимся взглядом сверля столешницу, — сам с ними рядом стоял.

Я прикусываю нижнюю губу. Напоминание об этой несправедливости слишком болезненно для меня. Но глупо просить прощение за чужой поступок. Да, часть Императрицы во мне, и я не раз могла в этом убедиться, особенно в минуты гнева. Но я — не она. «Ты всего лишь исправила чужую ошибку!» — твердо напоминаю я себе. Артур, наконец, посмотрел в мою сторону, видимо, стол все же не очень познавателен в части информации, вздохнул:

— Я не могу это принять, Эля.

— Почему?

— Это уже давно не мое.

— Это не объяснение! — возмутилась я.

— Ну, хорошо, если тебе так хочется! Я не хочу быть твоим должником. Это раз! Окружающие решат, что ты выбрала меня в фавориты. Это два!

— Есть три? — иронично уточнила я.

— Да, есть! — ответил взъерошенный, похожий на воробья Артур. — Это повредит твоей репутации, как порядочной девушки.

Я откровенно расхохоталась.

— Ну, солнце, уморил! Тебе не кажется, что репутация «порядочной девушки» в моем возрасте — это уже как-то вызывающе непорядочно! Лучше с этой стороны о дочери заботься. Кстати, отказываясь от имения и денег, ты, мне кажется, о ней совсем не подумал. Потом, ты получаешь эти средства не только для дочери. Рядом с тобой наши друзья. Им повезло меньше, чем тебе, у них не было ни денег, ни титула. Ведь ты не откажешь им в своей помощи?

— Конечно, нет! На этих условиях — я согласен.

Я только усмехнулась мысленно, Артура легко просчитать. Он всегда ведется на то, что считает достойным и благородным. Интересно, это особенность воспитания или последствия врожденного аристократизма? Что же это у них Императрица вышла такая непутевая? А мне теперь развязывать те узлы, что она по злобе позатягивала. Ладно уж, о покойниках, тем более таких — лучше никак. Хорошего-то и сказать нечего.

— Вот что, мальчики, пообещайте мне одну вещь, — серьезно попросила я, тут же завладев их вниманием. Если вдруг меня… ну, не будет, то вы будете держаться вместе и помогать друг другу. Что бы ни случилось. Обещаете?

«Мальчики» подсобрались и синхронно посмотрели на меня очень-очень серьезно и подозрительно. Все, кроме Марка — он только безнадежно вздохнул.

— Что происходит, Эля? — выдержав паузу, спросил Артур.

— Ничего. Вам что — трудно пообещать?

— Не трудно. Просто хотелось бы знать, зачем.

— Артур, не дави на меня.

— Да, не стоит, — неожиданно вмешался Ян. — Неужели ты не видишь — ей и так плохо.

— Что, Янек, — невесело усмехнулась я, — на лбу написано заглавными буквами?

— Да нет, просто я слишком хорошо тебя знаю, чтобы этого не заметить, — печально ответил он. — Я как вошел, сразу увидел, что ты нервничаешь. Потом подумал, что из-за вольных, но теперь ясно, что нет. Ты хочешь уходить в тот мир.

— Угу! В лучший! — мрачно пошутила я. — Не отказалась бы, конечно, но все гораздо запущеннее.

— Успокоительной настоечки в чай булькнуть? — спросил Эзра.

Я не отказалась. Внутри с каждым часом все туже и жестче сжималась пружина страха и напряжения. Я как-то никогда не стремилась почувствовать себя героем. Даже фильмы про всяких-разных суперспасителей не смотрела. Мне всегда это казалось очень надуманным, ненастоящим. И тут, здрасьте вам, распишитесь и получите телеграмму:

\"СРОЧНО ТЧК ЗАВТРА УТРОМ СПАСАТЬ МИР ТЧК ФОРМА ОДЕЖДЫ РАБОЧАЯ ТЧК\"

Ну да, бегу, роняя слезы счастья! И что ведь самое забавное — добровольно. Куда ж мне потом от себя деться?

— Марк, это для тебя, — я достала из небольшого тайника и отдала ему оставшийся рубиновый флакон. — Это не мое. Думаю, ты сам с ним разберешься.

— Конечно, — согласился он. — Слушай, может, если я его сейчас приму, то хоть чем-то смогу тебе помочь?

— Так ты все знаешь?! — с возмущением воскликнул Артур.

— Не все, — покачал он головой, — Она толком не говорит ничего. Просто я сделал некоторые выводы. Могу поделиться.

— Давай.

— Хорошо, — начал Марк, — сначала наблюдения, которые, на первый взгляд, к делу не относятся. Вчера с гнезд снялись птицы. Сначала беспорядочными стаями кружили, кричали, потом ушли клиньями на закат. Я посмотрел — в гнездах остались кладки яиц, а кое-где недавно вылупившиеся птенцы. Пока я на дереве в гнезда заглядывал, подо мной прошли волки, шли огромной стаей минут семь, ни на что не отвлекаясь. Слез, прислушался. В лесу тишина, недобрая такая тишина. Только деревья кронами шумят, да трава от ветра шелестит. Сегодня не ходил, некогда было. Потом понял, что Эльга тоже что-то чувствует, она часто непроизвольно поглаживала висок, словно постоянно болит голова. Потом стало ясно, что не просто чувствует, а знает и готовится. К чему — не говорит, но ясно, что это очень опасно. Скорее всего, смертельно опасно как для окружающих, так и для нее самой. Эвакуировать население приказа не отдает, значит, считает это бесполезным. А сейчас окончательно ясно, что что-то очень опасное случится завтра. И Эльга собирается в этом поучаствовать. Вот, собственно, и все, что я знаю.

— Не густо, но кое-что, — задумчиво разглядывая меня, изрек Артур.

Я невесело улыбнулась в ответ и уже без прежнего энтузиазма попросила:

— Может, вместо расследования все же пообещаете, ну, взаимопомощь и все такое.

— Эля, в этом нет необходимости, и так само собой подразумевается. Лучше просвети относительно своих планов на завтра.

— Зачем, Артур?

Я чувствовала себя очень уставшей. Оказывается, когда тебя пытаются допрашивать, это выматывает.

— Мы должны быть готовыми.

— К чему?

— Ко всему.

— Чудный ответ, Артур. И что это тебе даст? Вместо одного параноика будет несколько.

— Но если с тобой что-то случится, мы должны будем как-то держать Империю. Почему ты не думаешь об этом, почему не дала нам время на подготовку?

Что ж, по-своему он был прав, когда упрекал меня в этом. Он был бы прав совсем, если бы знал все, все возможные последствия. Но я уже приняла решение и не собиралась его менять — о возможной катастрофе будет известно только мне.

— Нет.

— Что нет? — не понял Артур.

— Мой ответ на все, и будет об этом. Я больше не желаю говорить на эту тему.

Он неопределенно пожал плечами, но я видела его недовольство.

— Мы сможем когда-нибудь снова увидеть тебя? — неожиданно спросил Ян.

— Я надеюсь!

Моей улыбкой нельзя было обмануть даже ребенка. Янек огорченно вздохнул, пряча глаза.

— А не рано ли Вы себя хороните? — осторожно вмешался Эзра. Он еще не очень освоился в своей новой роли и обычно старался держать нейтралитет, не вмешиваясь в наши разговоры.

— Что за вопросы?!

— Спокойно, Марк, не злись. Вообще-то он прав, шанс все же есть, и он довольно значительный. Просто я предпочитаю, сохраняя надежду, готовиться все же к худшему. Так правильно, это всегда себя оправдывало.

Эзра понимающе покивал головой, соглашаясь, Артур одобрительно прищурился.

— Тогда отдыхай, собирай все силы, — выдал он общий вердикт. — Нет, нет, никакие возражения не принимаются. Насколько я понимаю, ты уже сделала то, ради чего собирала нас сегодня.

Все они быстро засобирались, задвигали креслами, сложили горкой грязные чашки, и Янек хозяйственно прихватил с собой поднос с остатками чаепития. Прежде чем уйти, Артур наклонился ко мне и шепнул в самое ухо, чуть касаясь его теплыми губами:

— Мы все любим тебя, малышка. Ты уж постарайся завтра.

У меня защипало в глазах от навернувшихся слез, я совсем не ожидала от него таких слов. Когда я, наконец, проморгалась, кроме меня и Марка в комнате уже никого не было.

— Ты остался? — спросила я хоть что-то, лишь бы нарушить тишину.

— А ты хочешь, чтобы я тоже ушел?

— Нет, что ты! Вовсе нет! — и неожиданно для самой себя призналась шепотом: — мне просто страшно, Марк.

— Я понимаю.

Он сел рядом и обнял меня за плечи.

— Я хорошо знаю, что такое страх. Самое главное, не позволяй ему захватить себя, потому что тогда ты точно проиграешь.

Странно, но его простой совет подействовал лучше, чем травяная настойка Эзры, и я почувствовала, что потихоньку успокаиваюсь.

— Помочь? — его глаза лукаво улыбались, хотя из них никуда не делась печаль.

— Помоги, — согласилась я.

Наверное, сейчас у меня такие же глаза. Мы становимся в чем-то похожи. Марк поцеловал меня в губы так нежно, что мне уже совсем не хотелось ни о чем думать. Все, что будет — не важно. Ведь в любом случае, это будет только один раз. А у нас впереди еще весь вечер и целая ночь.