Мужество жить (джен)

«Стремиться избавиться от смятения и принять ответ только потому, что слишком страшно его не иметь, — это верный способ получить ответ неправильный.». ~ Джанет Джексон

В пятницу утром Северус пришёл на десять минут раньше обычного.

На этой неделе у Аркадии было весьма плотное расписание в связи с возвращением прежних клиентов и наплывом новых после войны, поэтому она была вынуждена предлагать более короткие сеансы и даже несколько вечеров подряд задерживалась до половины шестого, чтобы принять всех желающих. Она все еще работала над составлением графика сеансов с Северусом, выявляя кто из ее посетителей достаточно спокоен, чтобы принять их перед зельеваром, но его она считала приоритетным клиентом. Скорее всего, придётся начать составлять расписание на две недели вперед, чтобы он не пропустил ни недели.

Она проводила клиентку, пришедшую в девять утра, до двери приемной и не удивилась, когда Северус застыл как вкопанный, увидев рядом с ней пожилую ведьму. Мэгги, в свою очередь, удивленно моргнула, увидев его в кресле, и вспомнила о том, что уже уходит, только когда Аркадия подошла к ней.

— Доброе утро, — пробормотал Северус, вставая и пытаясь изобразить вежливость.

— И тебе, дорогой, — ответила Мэгги, бросив на него заинтересованный взгляд, прежде чем выйти. Аркадия видела, как она выгнула шею, чтобы бросить взгляд через плечо на закрывающуюся дверь, и Северус, похоже, заметил это движение, несмотря на то что смотрел в противоположную сторону. Зайдя в кабинет и закрыв дверь, он с облегчением вздохнул, в то время как Аркадия пошла за чаем.

— Рада видеть вас, Северус.

— Я тоже рад вас видеть, Аркадия, — поприветствовал зельевар в свою очередь и, повесив плащ на вешалку, слабо улыбнулся. Тёмные круги под глазами, которые начали было исчезать на прошлой неделе, вернулись. Психолог ожидала, что он будет уставшим, так как должен был закончиться курс зелий, но мужчина выглядел более напряженным, чем она ожидала… даже более напряженным, чем во время их первой встречи. Его лицо было осунувшимся и бледным, а когда он сел, руки выдали привычную нервозность, принявшись ковырять ногти.

— Вижу, ваши волосы стали выглядеть иначе, — усаживаясь на свое место заметила терапевт, надеясь подбодрить, и на его лице снова появилась улыбка.

— Я пробую кое-что для этого. В понедельник мы с Помоной ходили по магазинам — в оранжерею и в магазин зелий — и Филиус предложил ей сводить меня в один из косметических магазинов. Я смотрел несколько каталогов и тому подобное, но не смог разобраться самостоятельно. Хозяйка составила для меня программу, так что я просто доверился ей.

Северус провёл пальцами по волосам и, похоже, остался доволен, а затем заправил их за уши, пока она наливала каждому из них по чашке чая с клементином⁽¹⁾. Он сделал пробор не так, как обычно, и несколько прядей у лба выбились из причёски, падая на глаза, хотя зельевар пытался заправить их обратно.

— По большей части все дело в сухом шампуне. Я не могу поверить, насколько хорошо он работает, — продолжил он, похоже, горя желанием поделиться впечатлениями. — Это потрясающая идея: соединяются крахмал, диоксид кремния и глина и измельчаются настолько мелко, что можно нанести смесь на волосы и расчесать. На самом деле он ничего не очищает, но имитирует эффект мытой головы. И вообще состав шампуней оказался гораздо сложнее, чем я ожидал. Я думал, что они будут похожи на мыло, учитывая, что цель та же — удалить жир и грязь, но оба шампуня, которые я попробовал, содержат множество других ингредиентов. Первый — глубоко очищающий шампунь, то есть он лучше очищает волосы от накопившихся загрязнений. В нём содержится глина, а также древесный уголь и...

Аркадия внимательно слушала, пока он перечислял ингредиенты, применение которых ему понятно, а также те, о которых ему интересно узнать больше, и видела, как он увлечён новым открытием. Зельевар по-прежнему боролся с особенно непослушной прядью, которая была слишком короткой, чтобы её заправить за ухо, но в конце концов сдался, позволив ей спадать справа.

— Я рада, что у вас всё получилось, — искренне сказала она, когда мужчина, переполненный чувствами, сделал паузу. — Вы почувствовали себя увереннее, увидев результат?

— Определённо. Я уже почти неделю не испытываю к своим волосам отвращения, — ответил он с ноткой сарказма, но, похоже, говорил искренне. — Сегодня утром я впервые вымыл их по правилам. Приятно чувствовать, что я добился прогресса, учитывая, как прошла эта неделя.

— У вас такой вид, будто вы пережили серьезный стресс, — заметила Аркадия, и он сдержанно кивнул.

— Это было ужасно. Срок действия контракта истекает, а я никак не могу решить, чем бы мне хотелось заниматься. Я думал, что наконец-то определился, когда понял, что не хочу преподавать зельеварение, но несколько дней назад у меня состоялся разговор с Минервой, и она предложила мне вести защиту. Судя по всему, проклятие было снято со смертью Темного Лорда, но я этого не знал, поэтому никогда не задумывался о такой возможности.

Но, видите ли, — сказал он, прежде чем психолог успела ответить, — это только половина проблемы. Я был бы не против преподавать защиту, хотя есть вещи, которые я предпочёл бы этому. Я мог бы и поработать один год, если бы это было единственным, что мне предстояло. Но она пошла дальше и предложила мне спонсорство для получения Мастерской степени.

Аркадия не смогла скрыть своего удивления, ее брови приподнялись, и Северус ответил ей язвительной полуулыбкой, похожей на ту, что демонстрировал несколько минут назад.

— Можете себе представить, насколько это всё усложняет. Это уже не просто решение на год; если я соглашусь, мне придётся преподавать как минимум десять лет.

— И что вы об этом думаете? — поинтересовалась она, и зельевар глубоко вздохнул.

— Честно? — тихо спросил он, дуя на чай, чтобы потянуть время. — Меня тошнит от одной мысли об этом. Я и раньше не был до конца уверен, что хочу уходить, а теперь все стало еще сложнее. Я знаю, что это глупо… мне вряд ли грозит сгинуть с лица земли. Но мне так плохо, будто я столкнулся лицом к лицу с Темным Лордом.

— Это логично, — мягко ответила она, заметив, как он крепче сжал чашку. — Вы ведь выбираете не просто карьеру. Работа в другом месте означает переезд, изменение образа жизни и общение с другими людьми. Это непростое решение, особенно если его нужно принимать так быстро.

— В этом-то и проблема, верно? Мне нужно сделать это как можно скорее, — ответил зельевар, и в его голосе прозвучали нотки раздражения.

— Тем не менее, это нормально — переживать по поводу своего решения. Я знаю, как легко разочароваться в себе, но если вы признаете эту неопределенность, примете тот факт, что можете не найти идеального ответа, — это поможет вам отнестись к себе с тем же терпением и добротой, с которыми вы отнеслись бы к другу, испытывающему те же трудности.

— На данный момент я не могу быть терпеливым к себе. Мне следовало обсудить это с Минервой раньше, но я все откладывал. Я не знаю, как мне сделать выбор, о котором я не буду жалеть.

Северус вздохнул, потирая лоб рукой, и Аркадия заметила напряжение в его ссутулившейся фигуре, в его осунувшемся пепельно-сером лице.

— Почему бы нам не обсудить ваши возможности? Вполне вероятно, что есть вариант, который лучше всего подходит для вас, по крайней мере, в данный момент. Если вам трудно смотреть в будущее, то, возможно, стоит начать с рассмотрения настоящего, — предложила она, и зельевар поднял голову.

— Боже. Пожалуйста, — сказал он, психолог впервые услышала от него магловское выражение. — Мне кажется, я даже не задавал себе правильных вопросов.

— Все в порядке, — успокоила она его, беря свой чай. — Давайте начнем с простого. Что вам нравится в жизни и работе в Хогвартсе?

— Что мне нравится? — Северус сделал глубокий вдох, затем выдохнул, переводя взгляд на открытое окно. — Мне нравятся коллеги. У меня нет друзей за пределами школы, за исключением Малфоев. Мне нравится замок, окружающая территория, безопасность и простор. Мне нравится еда. Мне нравятся праздники — почти все я отмечаю со своими коллегами. Мне нравится привычность учебного года и график. Я бы сказал, что мне нравится почти все. И дело не в том, что я думаю, что мне не понравится преподавать в этом году. Я просто… думаю, не стоит ли мне пробовать что-то другое, раз уж есть такая возможность.

— А что вам не нравится в Хогвартсе?

— Зелья, — тут же сказал он, с досадой проведя рукой по волосам. — Я так рад, что в этом году их не будет. Это худший предмет для преподавания. Не поймите меня неправильно, я понимаю почему ученик иногда может ошибаться. Иногда я сам кладу не тот ингредиент. Я могу мешать не в том направлении и взорвал больше котлов, чем хотелось бы. Черт, пару раз я чуть не отрезал себе руку, потому что торопился и нож соскользнул. Но, ради Мерлина, сколько раз я наблюдал, как ученик кладет что-то совершенно не то или нарушает схему перемешивания просто потому, что недостаточно внимателен — это выводит меня из себя. Я бы ожидал большего от ребенка, чем от своих младших учеников. Им не хватает аккуратности, внимания, уважения… я бы предпочел преподавать что угодно, только не зельеварение.

— Ну что ж, это твердый ответ, — подбодрила его Аркадия, и зельевар слегка фыркнул. — Если допустить, что вы будете преподавать защиту от темных искусств, что вам, по вашему мнению, может не понравиться в этом году?

— Главным образом, некоторые ученики. Я ненавижу лень, а есть немало детей, которые просто не прилагают усилий. Я бы предпочел посредственного ученика, чем блестящего, но которому все равно. Пустая трата таланта, пустая трата образования… высокомерие ученика вызывает у меня бесконечное разочарование. Одному богу известно, что принесет в класс моя слава. Я не склонен отвечать на личные вопросы, но полагаю, в этом году я буду завален ими.

Разве это не абсурдно в каком-то смысле? Я стал настолько публичной фигурой, что приходится думать о том, как отреагирует мир, если я решу снова преподавать, — заметил Северус, а Аркадия потрясенно наблюдала, как он, лениво водя пальцем по краю чашки, помешивает розовую жидкость даже не глядя на нее и как будто бы совершенно не задумываясь над своими действиями. — Мои коллеги будут рады, они ясно дали это понять. А вот все остальные, как я полагаю, будут в замешательстве. Они не спросят, почему профессор Снейп, который провел часть своей карьеры фактически шпионя за Темным Лордом, хочет продолжать жить так, как он жил последние семнадцать лет. Они спросят, почему двойной агент Дамблдора решил остаться на работе, о которой, как известно всей Англии, он никогда не просил и которую, по общему мнению, ненавидит.

— По общему мнению вы ее ненавидите? Не припомню, что видела упоминание об этом в газете, — ответила Аркадия, стараясь говорить непринуждённо, но ей потребовалось усилие, чтобы оторвать взгляд от непреднамеренного проявления магического мастерства. Несколько недель назад она бы заподозрила, что Северус пытается ее запугать, каким бы рассеянным он ни казался, но теперь она думала иначе. В конце концов, это было бы очень странное время для подобного — и он вовсе не был настороженным и собранным, а наоборот, был настолько погружён в свои мысли, что она сочла это рассеянной привычкой.

— Мне это не особо нравится, — признался Северус, беря чашку в руки и продолжая покачивать ее легким круговым движением. Отметив, насколько естественным был переход, психолог задумалась, осознает ли он, что мгновение назад использовал магию. — Но преподавание защиты сильно отличается от преподавания зельеварения — я уже знаю это по опыту.

— Что, по-вашему, настолько отличает защиту от зелий, что смена предмета может повлиять на ваше решение? — с любопытством спросила психотерапевт. Она мало что знала об академическом преподавании, но не ожидала, что предмет, по крайней мере в основных классах, может иметь такое большое значение.

— Я… — зельевар сделал паузу, задумавшись на долгое мгновение. — Думаю, главное отличие в том, что я вундеркинд в зельеварении. Я не хочу показаться высокомерным, — быстро добавил он, но его слова прозвучали настолько буднично, что Аркадия не сочла их хвастовством. — Просто… я всегда понимал зельеварение иначе, чем мои сверстники. Я мог понять основную теорию, просто читая учебник, и мог вносить изменения, улучшающие рецепты из книги, уже в свой первый семестр. Конечно, я много раз взрывал свой котел, но даже тогда большинство моих попыток были успешными.

Подростком я думал, что все остальные просто ленятся. Лили была единственным человеком, который, казалось, понимал мои объяснения почему я что-то изменил, но она никогда не пыталась сама переделывать рецепты из учебника. И после обучения стольких студентов — и пятнадцати лет попыток объяснить теорию зелий на курсах ЖАБА — я думаю, что я на самом деле просто...

Мужчина провел рукой над чашкой, снова взболтав чай, и его губы приоткрылись, пока он подбирал слова.

— Другой, — решил он, опершись локтями на ноги. — Думаю, я воспринимаю Зелья как нечто неотъемлемое от меня, то, чему я не могу научить. Иногда — редко — мне попадается ученик, который, как мне кажется, понимает часть того, что я делаю, но я никогда не встречал того, кто мог бы со мной конкурировать. Преподавание зельеварения было просто... неблагодарным делом. Я никогда не чувствовал, что мне удалось в достаточной мере объяснить ход своих мыслей, и через какое-то время я просто перестал пытаться.

— И чем же отличается от этого защита от темных искусств? — спросила Аркадия, внутренне восхищаясь тем, как хорошо Северус излагает свои мысли.

— Ну, в темных искусствах я разбираюсь примерно так же, как в зельях, но даже в подростковом возрасте я никогда не пытался изобретать заклинания на уроках. Поэтому, хотя я и был необычайно талантлив в защите, я не был на совершенно ином уровне, чем мои сверстники. Я могу многое, но я также могу довольно хорошо преподавать ее на уровне СОВ и ЖАБА, поскольку учебная программа сосредоточена на изучении и применении определенных заклинаний. Это не зельеварение, где ученики могут совершенствовать рецепты… не то чтобы они когда-нибудь это делали, — недовольно пробормотал он. — Они просто изучают заклинания, учатся их применять и идут дальше, получая некоторое представление о магических существах и морали. Какими бы высокими ни были мои стандарты, я не жду, что они освоят больше, чем описано в учебнике.

На мгновение зельевар задумался, а затем сделал глоток остывшего чая.

— Думаю, лучше всего будет сказать, что я не чувствую, что мои усилия будут напрасными, если я буду преподавать защиту. Я обдумывал планы уроков с тех пор, как начал работать в Хогвартсе; абсолютная некомпетентность большинства профессоров защиты, что у нас были, только усилила мою уверенность в том, что я смогу хорошо ее преподавать. Тот факт, что Поттер на пятом курсе преуспел в преподавании основ защитной магии своим сверстникам больше, чем большинство профессоров, которых я видел за свою карьеру… является неизмеримо жалким.

— И вы считаете, что сможете выдержать целый год преподавания, как морально, так и физически? — спросила Аркадия, отметив, что он поморщился.

— Честно говоря, рабочая нагрузка никогда особо меня не беспокоила. Мне нравится быть занятым, и я получаю удовольствие от проверки работ. Отличные эссе вселяют в меня надежду, а ужасные — развлекают. Если говорить о других проблемах, то, пожалуй, некоторые из моих коллег доводят меня до бешенства. Пару раз мне хотелось выбросить Сивиллу в окно. Но пока я этого не сделал, — добавил он без всякой необходимости. — Но она всех сводит с ума. Пытаешься расслабиться за чашкой чая, а она наклоняется и начинает кричать, потому что видит твою приближающуюся гибель. Мы с Минервой иногда подтасовываем чайные листья, когда нам это надоедает. Однажды она предсказала, что у меня будет четырнадцать детей.

Он криво ухмыльнулся, придав лицу несколько зловещее выражение, и Аркадия не смогла сдержать смеха. За годы работы у нее было несколько клиентов, которые рассказывали ей о чрезмерном усердии Сивиллы Трелони относительно предсказаний, как правило из-за томительного страха, что те могут сбыться, но она никогда не задумывалась о том, как эта привычка может повлиять на коллег провидицы.

— Что еще вам не нравится? Продолжительность рабочего дня? Контракт? Учебная программа? — спросила она, и Северус пожал плечами.

— Не знаю. Мне не с чем сравнивать, но мне всегда нравились рабочие часы и график. Не так много профессий, где дают два месяца отпуска плюс праздники. Почти все, что я считал ужасным, было связано с войной, а не с моей работой в качестве профессора. Странно напоминать себе, что в этом году мне не придется об этом беспокоиться.

— Хорошо, что вы это отметили. Давайте будем держать эти мысли в голове, пока обсуждаем другие ваши варианты. Какие должности вы рассматриваете?

— Э-э-э… наверное, их довольно много. У меня большой выбор профессий, которыми я мог бы заниматься, — ответил он, и Аркадия понимающе кивнула. — Я подумывал о чем-то вроде консультирования по зельеделию — то, чем я и занимался до того, как стал профессором. Я бы сейчас гораздо лучше разбирался в разрушении проклятий, если бы пошел по этому пути. Филиус также предложил мне работать с чарами или трансфигурацией, но я не уверен, что смогу этим заниматься.

— Вы уже решили, в какой отрасли хотели бы работать? — спросила психолог, заметив нерешительность в его выражении лица.

— У меня есть идеи, но нет ни одной, которая бы выделялась. Я подумывал о том, чтобы подписать контракт с аптекой или, может быть, стать частным зельеваром. Я мог бы заниматься исследовательской работой, особенно сейчас, когда Министерство изъяло так много темных текстов. Я неплохо справлялся с плетением заклинаний в замке; полагаю, я мог бы помочь и в других восстановительных работах. При желании я мог бы даже заняться изобретательством. У меня есть способности к созданию заклинаний и зелий, и за эти годы я несколько раз зарабатывал на этом.

— Впечатляющий список, — согласилась Аркадия. — Но можете ли вы представить себя на любой из этих должностей через несколько недель?

— Хороший вопрос, — вздохнул Северус, снова наклоняясь вперед. — Не знаю, честно говоря. Может быть. Я бы, наверное, подождал до конца лета, чтобы съехать из замка, учитывая ремонт и все остальное. Но... все равно я не уверен.

— Где бы вы остановились, если бы покинули Хогвартс?

— Полагаю, у себя дома. Нет смысла жить там, где мне приходится платить.

— Похоже, вы не в восторге от этого, — заметила она, и зельевар снова пожал плечами.

— Это не очень хороший дом. На самом деле, это просто развалина. Но это всё, что у меня есть.

Аркадия задумалась над этим заявлением, увидев, как он поморщился, а затем решила вернуться к этому вопросу позже, не желая отвлекаться от более насущной темы.

— Что, по-вашему, давит на вас, побуждая остаться?

— Легче сказать, что не давит, — сухо ответил Северус. — В первую очередь, я разочарую своих коллег; мне ненавистна мысль о том, что я их подведу. Они хорошие соратники и хорошие друзья, и я только-только вернул их расположение. Уйти в этом году будет гораздо сложнее, чем в любое другое время.

— А ваши ученики?

— Это тоже немалый источник чувства вины, — вздохнул он, беспокойно постукивая пальцами по колену. — Я потратил столько времени, защищая своих учеников, наблюдая, как они растут, пытаясь направлять их... Я не хочу думать о том, как они придут в Хогвартс и обнаружат, что я бросил их после такого тяжелого года. Они способны довести меня до безумия, но я боюсь мысли о том, чтобы оставить их на попечение того, кого Минерва наймет на эту должность. Это кажется... неправильным.

— Вы хотите быть рядом с ними, — подсказала Аркадия, поскольку ему, похоже, было трудно выразить свои чувства словами, и он напряженно кивнул. — Это нормально — испытывать противоречивые чувства, Северус. Ни один выбор, каким бы большим или маленьким он ни был, не делается в вакууме. Вы чувствуете ответственность перед своими учениками и коллегами и считаете Хогвартс своим домом. Уже одно это делает переход на другую работу тяжелым. Важно спросить себя, что будет лучше для вас в целом: как повлияет на вас продолжение работы в школе или уход с нее? И если вам в итоге не понравится ваше решение, какие есть способы улучшить свое положение, не меняя профессию? Вполне можно представить несколько непредвиденных ситуаций, если вас это беспокоит.

— Я хорошо разбираюсь в непредвиденных ситуациях, — согласился он, но тут же снова стал серьезным.

— Если посмотреть на все это в целом, не забывая о своих чувствах, какой вариант кажется вам наилучшим? — мягко спросила она, надеясь, что новая формулировка поможет ему мыслить более объективно.

— Я не знаю, — наконец сказал зельевар и устало вздохнул, поставив чашку обратно на блюдце. — В том-то и проблема: я не знаю. Я провел в Хогвартсе большую часть своей жизни… и теперь, когда Темного Лорда больше нет, это совсем другая работа. На данный момент коллеги — это практически весь мой круг общения, так что уход означает расставание с ними. Я...

Он замолчал, и на его лице появилось расстроенное выражение. Аркадия наблюдала, как за маской окклюменции нарастают эмоции, и как в конце концов та дала трещину.

— Я просто не знаю, — снова заговорил Северус, и его голос был полон боли, а черные глаза — отчаяния. — Я знаю, что могу пойти куда угодно… знаю, что это мой первый реальный шанс попробовать что-то только для себя. Но уйти — значит начать все сначала и пытаться построить какой-то фарс нормальной жизни, работать с людьми, которые ждут, что я буду тем великим, невероятным человеком, о котором они читали в газетах. Мне кажется, что у меня больше нет личной жизни, ведь мои самые сокровенные тайны стали достоянием общественности. Если я решу уйти, в долгосрочной перспективе это может быть и к лучшему, но мне придется вернуться в Коукворт, искать работу и обрубить все свои корни...

Он замолчал, ковыряя ноготь на большом пальце, и Аркадия сделала задумчивый глоток чая, видя, как сильно этот вопрос его мучает.

— Северус, а вы действительно хотите покинуть Хогвартс прямо сейчас? Или вы думаете об уходе, потому что считаете, что это то, чего от вас ждут?

Мужчина поднял взгляд, слегка озадаченный, и она увидела, как на его лице промелькнула неуверенность.

— Судя по тому, что вы описали, кажется, что вы боитесь мысли об уходе. У вас есть идеи о том, чем вы могли бы заняться, но ни одна из них, похоже, не мотивирует вас сама по себе. Вполне нормально взять отпуск или сменить профессию, если вы считаете, что именно это сделает вас счастливее, но думаете ли вы о новой работе, потому что действительно хотите этого? Или вами движет мысль о том, что вы обязаны уйти или что в этом году вам не будут рады?

— Я-я… — на мгновение он запнулся. — Я не знаю. Я думал, что, может, было бы неплохо остаться еще на год. Когда же я пытаюсь думать о Мастерстве, я не могу этого представить. Но… мне кажется, что в воздухе витает негласный настрой. Сомневаюсь, что Минерва вообще предложила бы мне спонсорство, если бы не считала, что я близок к тому, чтобы уйти.

Он глубоко вздохнул, пригладил рукой волосы и взял в руки чашку, как будто для того, чтобы перестать суетиться.

— Несколько недель назад я пил чай с Филиусом, и мы немного поговорили о том, чем я могу заняться. Он ясно дал понять, что поддержит меня, какой бы путь я ни выбрал, и сказал, что хочет прояснить это до того, как все начнут убеждать меня остаться на следующий год. Тогда я подумал, он имел в виду, что все ожидают, что я останусь, и он хотел заверить меня, что у меня есть выбор. Но... может быть, он чувствовал, что должен это сделать, потому что предполагалось, что я не останусь, и хотел, чтобы я знал, что он поддержит меня, когда я уйду.

Северус на мгновение замолчал, но это была не та унылая, неуверенная тишина, что раньше. Напротив, он был почти взволнован, переполнен внезапной энергией от этого понимания.

— Мне кажется, что за всеми этими разговорами и предложениями все ждут, что я уйду. Я никогда не хотел преподавать — последние шестнадцать лет я провел на работе, которую не мог бросить, под гнетом двух начальников. Но в этом-то и проблема, не так ли? Я никогда не был на другом месте. Я был профессором почти всю свою взрослую жизнь: я проводил в Хогвартсе все каникулы, обустроил там свое жилище и обзавелся привычками, изучил замок лучше, чем свой собственный дом, — а теперь война закончилась, и у меня нет никаких причин оставаться.

— А вам нужна причина? — спросила Аркадия, заметив пораженческое выражение его лица, которое он даже не пытался скрыть.

— А разве нет? — это был одновременно и слабый протест, и признание того, что Северуса по-прежнему беспокоит множество вещей, и она ответила ему понимающей улыбкой.

— Я думаю, если бы вы сказали, что хотите остаться на следующий год, вам не пришлось бы оправдываться перед коллегами. Мне кажется, они были бы рады просто узнать, что вы остаетесь.

— А перед собой?

— Вы считаете, что вам нужно оправдываться перед самим собой? — мягко спросила она, и Северус, поерзав на стуле, сделал несколько больших глотков чая.

— Я годами мечтал уйти. Годами завистливо мечтал об исследованиях в области защиты, о тихих утрах с котлом и спокойных ночах, когда я мог бы просто спрятаться от мира. Я знал, что у меня никогда этого не будет — или, по крайней мере, думал, что не будет, но... Теперь у меня есть свобода следовать этой фантазии, но, если быть по-настоящему честным, я уже этого не хочу.

Зельевар с тревогой наблюдал за ней, словно боялся, что своими словами нарушил какое-то невысказанное обещание. Когда психолог просто кивнула, он немного расслабился и продолжил.

— Мне нравилось в Хогвартсе последний месяц. Было странно возвращаться к жизни, к которой я никогда не думал вернуться, но это было... успокаивающе. Нормальная жизнь сделала это… все это… проще.

Он обвел рукой комнату, и Аркадия заинтересованно замерла.

— Это?

— Ну, я пытаюсь сосредоточиться на себе. Не могу представить, что было бы, если бы мне пришлось идти на полное обследование в больницу Святого Мунго, а не к Поппи. Я не могу представить, как бы я пытался готовить, убираться и поддерживать порядок в доме или сидел бы без дела, хандря и чувствуя себя несчастным. В Хогвартсе… благодаря остальным я не засиживался на месте. Не знаю, смог бы я делать это все самостоятельно, по крайней мере, сейчас.

На лице Северуса промелькнуло виноватое выражение, и он натужно рассмеялся, явно расстроенный.

— Это нелепо, да? Я чувствую себя эгоистом и от того, что хочу уйти, и от желания остаться. Я хочу построить для себя новую жизнь, но последние семнадцать лет я не допускал такой возможности. Насколько легче было бы, если бы я потратил немного времени на планирование будущего? Неудивительно, что я не могу представить себе работу, которая бы мне нравилась… мне некуда пойти, где я мог бы работать с человеком, которого считаю другом. Я оказался бы в толпе незнакомцев, большинство из которых считают меня каким-то благочестивым героем, а остальные — преступником-убийцей. Я бы бежал обратно в школу, как птенец, который не может покинуть гнездо, лишь бы никто не пялился на меня.

И хуже всего то, что дело не только во мне, не так ли? Дело в моих коллегах, в школе, в том, чтобы все восстановить. Дело в моих учениках, в моих обязанностях, в моих единственных друзьях в этом мире, которым я нужен, потому что, видит Мерлин, они не найдут достойного преподавателя до сентября. Я потратил половину своей жизни на то, чтобы сделать мир пригодным для жизни, и вот мы уже так близки к тому, чтобы наконец оказаться в нем — и я не могу просто сказать, что с меня хватит. Ради чего я чуть не умер, если не ради того, что у меня есть сейчас?

Теперь он жестикулировал, размахивая рукой, чтобы подчеркнуть свои слова, а затем сжал кулак и с грохотом опустил его на кофейный столик.

— Я не знаю, чего хочу. Я достаточно хорошо это понял. Но вот что я вам скажу — когда я уйду, это будет потому, что я захочу этого сам. Я не могу сказать, когда это произойдёт. Но я устал принимать половинчатые решения. Когда я уйду сам, я сделаю это потому, что хочу куда-то отправиться.

Некоторое время они сидели в тишине, обдумывая сказанное, а затем Северус резко вскинул голову.

— Если я соглашусь остаться, то откажусь от спонсорской поддержки, — решительно сказал он, и психолог слушала его с удивлением, не ожидая столь внезапной решимости. — Я не могу взять на себя обязательства преподавать в течение десяти лет, не сейчас. А если бы и смог, то не думаю, что нахожусь в подходящем состоянии для проведения исследований на том уровне, на котором мне хотелось бы. Я попрошу Минерву повременить с этим, по крайней мере, в этом году. Я не собираюсь заставлять себя принимать решение прямо сейчас.

— Это хорошая планка, — ободряюще ответила Аркадия, но, Северус, казалось только утвердившийся в своем решении, снова опустил взгляд на стол.

— И все же меня немного тревожит, что если я останусь сейчас, то больше не будет возможности уйти. После моего официального возвращения оставить все будет гораздо сложнее. Не уверен, что хочу испытывать такое давление, — признался он.

— Если к концу этого года вы решите, что не хотите продолжать, вы всегда можете помочь найти профессора защиты, который займет ваше место временно или постоянно, — заметила психолог, но зельевар не выглядел убежденным. Его пальцы выстукивали тревожный ритм по чашке. — Возможно, вы могли бы расспросить своих коллег, как сложилась их карьера. Сколько из них брали перерывы, чтобы поработать в другой сфере или больше узнать о своих предметах? Помнится, Минерва стала моим профессором только на четвертом курсе, потому что она нашла время, чтобы изучать трансфигурацию в других частях света.

— Это правда, — согласился Северус, немного воодушевившись. — Я никогда не брал отпуск, но это не редкость. Я... полагаю, это был бы неплохой способ понять, чем бы мне хотелось заниматься.

— Вы могли бы остаться на этот год и взять отпуск как только последствия войны улягутся, а затем вернуться, когда почувствуете себя готовым к преподаванию и получению Мастерства. Как вы сказали, есть много мест, где вас с радостью примут на работу — воспользуйтесь этим. Попробуйте себя в той работе, которую хотели бы выполнять, просто чтобы изучить ее. Ведь вы можете сменить несколько профессий, пока не найдете ту, которая вам по душе.

Увидев его нерешительное выражение лица, Аркадия ободряюще улыбнулась.

— Помните: у вас впереди еще много времени. Если вы считаете, что вам нужен год, чтобы адаптироваться, прежде чем попробовать что-то новое, это нормально. Нет ничего плохого в том, чтобы пока оставаться там, где вам комфортно. В среднем вы можете рассчитывать еще на девяносто девять лет жизни — не бойтесь использовать один из них, чтобы изучить свои потребности и желания.

Северус выдавил из себя улыбку.

— Иногда мне кажется, что персонал ведет себя нелепо, когда говорит, что я еще так молод, но, полагаю, они считают меня именно таким. Некоторые из них прожили достаточно долго, чтобы увидеть, как я проживаю свою жизнь более чем дважды. Наверное глупо так думать, но иногда я не могу не чувствовать себя старым.

— Из-за войны?

— В основном. Я прожил гораздо дольше, чем ожидал, когда поступал на службу к Дамблдору. Но, как вы... знаете, мои родители умерли молодыми. Я не могу не думать о том, что это... повлияло на мои ожидания от собственной жизни, — сказал он, и его воодушевление, казалось, исчезло, а руки крепко сцепились в замок.

— Вы знаете, чем была больна ваша мать? — спросила Аркадия, вглядываясь в его лицо в поисках намека на обман или обреченность. Ей хотелось верить, что он был честен с ней во время опроса о здоровье, но она не могла избавиться от легкого страха, что он скрыл что-то очень важное.

— Это не... генетическое. Я... — он замолчал, и в его глазах появилась пустота. — Я не могу об этом говорить. Я... я просто не могу. Не могу рассуждать рационально. Это не беспокоит меня, вот и все, что имеет значение.

Он отвернулся, его взгляд мерцал от волнения, и Аркадия подождала, когда он повернется обратно, видя, что он изо всех сил старается сдержаться. Наконец, ему, похоже, это удалось: он глубоко вздохнул и снова посмотрел на нее.

— Наверное, звучит странно, когда я говорю, что не думал, что проживу так долго, но это правда. Трудно решить, чего я хочу от своего будущего, когда столько лет был уверен, что у меня его не будет.

— Это должно быть очень трудно, — мягко произнесла Аркадия, зная, как тяжело было даже ее менее подавленным клиентам планировать все на год вперед. — Я понимаю, что вас может пугать ощущение, будто вы должны принимать все эти решения прямо сейчас, но постарайтесь вспомнить, что вы чувствовали раньше. Возможно, если вы будете воспринимать это время как дар, вам покажется, что не так важно принять «правильное» решение. Вы живы, и у вас есть свобода делать все, что вы хотите; это замечательная вещь, если вы сможете рассматривать это как шанс познать себя.

— Полагаю, с этой точки зрения, все так и есть, — сдержанно ответил он и замолчал, уставившись на кофейный столик.

— Кстати, у меня есть к вам вопрос, Северус, — заметила психолог примерно через двадцать секунд, и зельевар приподнял темную бровь. — Вам нравится жить в Коукворте?

Он несколько удивленно моргнул, но тут же нахмурился, задумавшись.

— Не особенно. Я просто оставил дом, потому что не было смысла переезжать в другое место. Несколько раз я подумывал о том, чтобы найти новое жилье, но всегда отговаривал себя. Это просто не имело смысла, ведь я проводил там меньше двух месяцев в году. Даже если бы я захотел переехать, сомневаюсь, что смог бы продать его дороже, чем стоит земля, а это чертовски мало.

— Вы много общаетесь с людьми, когда живете там? — спросила она, хотя подозревала, что уже знает ответ.

— Нет. Когда я был моложе Малфои несколько раз приезжали ко мне, но они считают, что там еще хуже, чем мне кажется. Даже моим более непредвзятым друзьям там не нравится; от реки ужасно воняет, а сам город теперь словно призрак. Если честно, я бы не хотел с кем-то его делить.

— У вас есть средства переехать, если захотите?

Северус издал странный, несколько натянутый смешок.

— Деньги — это не проблема. По крайней мере, теперь.

— Тогда, возможно, если вы решите преподавать, вам стоит подумать о переезде до окончания вашего контракта, — предположила она, и зельевар снова нахмурился, немного озадаченный этим выводом. — Если у вас будет место, где вы будете жить вне Хогвартса, место, где вам будет комфортно и где вам будет приятно находиться, вам будет легче представить себе другую карьеру. Если у вас будет дом, где вы сможете работать и заниматься своими увлечениями, дом, куда вы сможете приглашать своих друзей, переезд из замка будет гораздо менее пугающим.

— Полагаю, в этом есть смысл. Думаю, если я буду ходить на работу из дома, то лучше жить в приличном месте. Даже у многих сотрудников Хогвартса есть дома, куда они часто наведываются, — заметил Северус, делая долгий глоток в явном раздумье. — Я часто мечтал, чтобы он просто сгорел и мне ничего не оставалось бы, кроме как переехать, но Минерва вместо него выбрала мои школьные апартаменты. Жаль.

Он заметил ее непонимающий взгляд и разразился поразительно искренним смехом.

— Разве я не упоминал об этом? Это довольно интересная история. Видите ли, прямо перед Битвой…

Аркадия с удивлением слушала рассказ Северуса о том, как Минерва сожгла его вещи — проступок, к которому он, похоже, отнесся с необычайно добрым юмором, а также объяснил, почему она до сих пор не видела, чтобы он носил больше двух разных мантий. Теперь мужчина казался более разговорчивым; он сразу же принялся рассказывать о работе, которая велась в Хогвартсе, включая некоторые моменты, которых он с нетерпением ждал, но она не стала выпытывать подробности, а сосредоточилась на его словах. По ее мнению, было важно дать ему немного расслабиться во время их занятий, и она надеялась, что это также укрепит доверие между ними.

Не говоря уже о том, что ей было приятно увидеть расслабленную версию своего клиента, которая была так далека от напряженного, настороженного образа, который проявлялся, когда он говорил о своей травме. Теперь Аркадия была уверена, что ее представление о Северусе значительно отличается от версии о нем в газетах и в «Поттеровском дозоре», но в то же время с готовностью признавала, что она относительно мало знает о нем как о личности, не считая того, что он рассказал ей сам.

На данный момент она описала бы его как очень умного, целеустремленного человека, десятилетиями переживавшего множество различных травм, глубоко эмоционального, но так долго закрывавшего свои чувства, что теперь ему было трудно их проявлять. Он был заботлив и бескомпромиссно предан тем, кого поклялся защищать, особенно — как ей показалось — в случае с детьми, и, похоже, испытывал глубокое уважение к своим коллегам, а также испытывал к ним привязанность, которой, как психолог подозревала, не часто делился. Хотя она знала его не так хорошо, как остальные сотрудники школы, она была склонна полагать, что они согласятся с тем, что он не преувеличивал, говоря о себе как о вундеркинде в зельеварении. Он казался необычайно талантливым зельеваром и заклинателем, а также лучшим окклюментом из всех, кого она когда-либо знала. Его непринужденные манипуляции с чаем только укрепили ее во мнении, что он могущественный, чрезвычайно грозный волшебник, возможно, гораздо более сильный, чем позволяет ему осознавать его самооценка.

Он был, пожалуй, одним из самых необычных и интересных людей, которых она встречала, и уж точно одним из самых уникальных, с кем ей приходилось работать в качестве психотерапевта. Даже без учета его сложного прошлого Северус был бы интересным клиентом, но перенесенная им травма добавила столько слоев в его характер, что пройдет несколько месяцев, прежде чем она начнет понимать, как именно это на него повлияло. Она хотела помочь Северусу достичь невиданной доселе версии себя, — человеком, который не сформировался бы без такой тяжелой жизни, но которого он никогда не замечал, даже в детстве. Кем бы он стал, если бы над ним не нависали война и детские травмы? Что еще важнее, кем бы он хотел быть?

У нее было смутное ощущение, что пройдет немало времени, прежде чем он сможет ответить на этот вопрос, но знала, что сегодняшний день стал шагом в правильном направлении. Северус признал, что не хочет поступать так, как желал в прошлом, — он пересмотрел свои мысли и чувства во время войны и признал, что они могут не совпадать с его нынешними ощущениями. Это требовало мужества, а также некоторой доли самоанализа, который она видела от него лишь в редких случаях.

После стольких лет работы в психотерапии Аркадия редко чувствовала себя по-настоящему удивленной или тронутой клиентом, но Северус оказался исключением. Большинство его проблем были на самом деле вполне обычными, но их острота и то, как они сочетались, сделали его необычным случаем, даже с учетом ее опыта работы с тяжелыми травмами. Она никогда не могла быть уверена, куда заведет тот или иной вопрос, и к чему он приведет на следующем сеансе, и эта неопределенность занимала ее так, как это удавалось немногим клиентам.

Проще говоря, он был очарователен. Было невероятно наблюдать, как сильно он изменился за время их общения, превратившись из почти полностью замкнутого человека в открытого и коммуникабельного, и, какими бы трудными ни были их сеансы, она находила их полезными. Как бы психолог ни волновалась перед их первой встречей, она обнаружила, что поддерживать безусловное положительное отношение к нему — не такая уж сложная задача, как она ожидала. Совсем наоборот.

По ее мнению, он был клиентом, у которого можно поучиться.

— Как бы вы оценили необходимость принятия решения в данный момент? — спросила она, когда до конца сеанса оставалось около пяти минут. Северус поднял свою чашку со свежим чаем и сделал большой глоток.

— Думаю, мне стало намного легче. Наконец-то у меня есть представление о том, что я хотел бы сделать, — сказал он и откинулся на спинку кресла, немного расслабившись. — Не могу передать, какое это облегчение. Мне казалось, что моя голова вот-вот взорвется от всех этих мыслей. Я боялся, что так выгорю из-за этого, что мне станет все равно, и в итоге я буду жалеть о сделанном выборе. Но пока я знаю, что делаю это для себя, я не думаю, что буду жалеть об этом. Давно пора взять свое будущее в собственные руки.

— Собираетесь вернуться в Хогвартс и сразу приступить к делу? — спросила Аркадия, усмехнувшись, когда он скорчил гримасу.

— Собираюсь вернуться и вздремнуть. Я ни черта не спал со вторника. Надеюсь, мне станет легче, когда я поговорю с Минервой и разберусь со всем этим бардаком.

— Думаю, это может помочь. Но, к счастью, также существует несколько техник, которые помогут справиться с бессонницей, — ответила она и, достав свою палочку из чёрного орехового дерева, призвала с полки за своим столом небольшую книжечку. — Это чистый блокнот; я бы хотела, чтобы в течение следующих двух недель вы вели дневник сна. Каждый вечер записывайте, что вы ели в этот день, насколько были физически активны и чем занимались после восьми вечера. Утром отмечайте время пробуждения и то, как вы спали, включая мысли, сны или то, что мешало вашему сну. Если вы обнаружите, что лежите в постели без сна больше двадцати минут, лучше встать и выйти из комнаты, а вернуться только после того, когда почувствуете усталость. Если ваша спальня будет ассоциироваться со сном, а не с бессонными ночами, вам будет легче засыпать и оставаться в постели.

— Хорошо, — ответил зельевар, забирая блокнот. Он не стал записывать список заданных ею требований, но психолог была уверена, что на следующей неделе, когда она будет просматривать дневник, каждое из них будет учтено.

—Прежде чем вы уйдете, я бы хотела пройтись по опроснику PHQ-9, — продолжила Аркадия, и Северус кивнул, когда она открыла его журнал сеансов, очевидно, ожидая этого. — Как часто за последние две недели вас беспокоили какие-либо из следующих проблем? Отсутствие интереса или удовольствия от выполнения каких-либо действий.

— Три.

— Присутствует чувство подавленности, угнетенности или безнадежности?

— Два.

— Вы с трудом засыпаете или имеете прерывистый сон, либо вы слишком много спите.

— Два.

— Чувствуете усталость или недостаток энергии?

— Один. Несмотря на плохой сон, я чувствую прилив сил, — ответил он, следя черными глазами за ее пером, пока она записывала число.

— Плохой аппетит или переедание?

— Один.

— Плохо о себе думали — чувствовали себя неудачником, либо думали, что подвели себя или других?

— Два.

— Проблемы с концентрацией внимания, например, при чтении газеты?

— Ноль.

— Двигаетесь или говорите так медленно, что другие люди замечают это? Или наоборот — настолько суетливы или беспокойны, что двигаетесь гораздо больше обычного?

— Ноль.

— Посещают мысли о том, что лучше было бы умереть или причинить себе какой-либо вред?

— Ноль.

— Что ж, это действительно серьезный сдвиг, — сказала терапевт, закрывая журнал. — По крайней мере, по результатам этого исследования вы не подходите под определение большого депрессивного расстройства. Вы подпадаете под категорию других депрессивных расстройств, что в вашем случае будет дистимией, но я бы сказала, что сейчас вы, скорее всего, выходите из большого депрессивного эпизода. Конечно, мы продолжим обследовать вас на предмет большой депрессии, но я думаю, что можно расценивать это как потенциально обнадеживающий знак.

— На этой неделе мне как раз нужны были хорошие новости, — сухо ответил Северус, хотя и выглядел довольным. — Надеюсь, выходные будут лучше. Гораций снова официально уходит на пенсию, так что в воскресенье вечером у нас запланирована вечеринка. Теперь я, возможно, буду в достаточно хорошем расположении духа, чтобы расслабиться и получить удовольствие.

— Звучит неплохо, — с улыбкой заметила Аркадия, и, к ее удивлению, Северус коротко усмехнулся.

— Выпивка и танцы. Как обычно. Я, конечно, не любитель выпить, но остальные с лихвой компенсируют это. В первый год я был шокирован рождественской вечеринкой… сомневаюсь, что узнал бы своих коллег, если бы она проходила где-то вне Хогвартса. Это очень весело. Гораций любит медовуху, так что, думаю, к тому времени, как мы дойдем до танцев, все будет довольно хаотично.

— Вам нравится танцевать? — спросила психолог, подумав, что он как-то слишком радушно отреагировал на эту перспективу.

— В общем-то, да, хотя не могу сказать, что у меня хорошо получается. Лучше всего это удается, когда все остальные немного пьяны и я знаю, что на меня не смотрят, — ответил зельевар, а затем с улыбкой добавил. — В штате не так уж много мужчин, поэтому из-за нас бывают небольшие ссоры. Иногда мы объединяемся в пары, чтобы подшутить над женщинами. Ничего личного, — добавил он, и Аркадия рассмеялась.

— Все в порядке. Похоже, вы хорошо проведете время, — искренне сказала она, радуясь, что он настроен оптимистично, а не нервничает из-за того, что придется провести время с коллегами.

— Надеюсь, что так. В прошлом году у меня не было возможности насладиться праздниками; не думаю, что я осознавал, насколько мне на самом деле нравятся все эти нелепые традиции, пока меня из них не исключили. Похоже, это будет та самая вечеринка, которую все хотели устроить после Битвы, так что, вероятно, это будет грандиозное событие. Хотя, может, это не лучшая ночь для ведения дневника сна.

Сказав это, он убрал блокнот в карман, приподняв бровь в аккурат под звон песочных часов.

— Просто запишите все, и я буду считать это отклонением, — пообещала Аркадия, вставая, чтобы проводить, и он положил стопку сиклей на стол. — Полезно проводить время с друзьями, даже если это не лучшим образом сказывается на вашем графике сна. Вы сможете прийти в следующий четверг в три тридцать и в последующий четверг в десять тридцать?

— Через две недели? Вполне, — ответил он, накидывая плащ. — В таком случае, до встречи на следующей неделе.

— До встречи. И, Северус… — он оглянулся, уже наполовину выйдя за дверь, и она ободряюще улыбнулась ему стоя у тонконогого столика. — Верьте в себя. Все будет хорошо.

—Спасибо, — сказал он. Затем, уже тише: — Я ценю это.

На этот раз в приемной никого не было и он выскользнул за дверь, натянув капюшон. Аркадия увидела, как он растворился в толпе, а затем переключила внимание на чайный сервиз, очистив его с помощью ряда заклинаний. Она была почти уверена, что знает, какое решение он примет, но было бы неплохо увидеть его на следующем сеансе и убедиться в этом.

Если она и узнала что-то о Северусе, так это то, что он никогда не переставал ее удивлять.

1) Гибрид мандарина и горького севильского апельсина

Вернуться к тексту