Сестры скорпиона (гет)

Эпилог

Когда тебя вызывает на аудиенцию королева — это полбеды. Настоящая беда — когда, вопреки обыкновению, все же чувствуешь за собой вину.

О да, перед Маргери совесть моя было нечиста, и, проскальзывая в дверной проем, я постаралась все же принять раскаивающийся и донельзя расстроенный вид, хотя в душе у меня пела и переливалась огромная радость.

Ее, впрочем, почти сразу же охладило холодное приветствие королевы, видимо, решившей не откладывать скандал в долгий ящик, а начать распекать меня прямо с порога.

А я что? Я не спорю. Виновата. Грешна.

— Входите, дорогая... Как же мне вас теперь называть? На двух сыновей три невестки — это слишком, не находите?

Поздновато же вы спохватились… Впрочем, теперь аргументы весомее. Весомее на шесть килограммов.

Еще у аргументов серые глаза, истинно фернеольское личико… Аргументы не дают по ночам спать…

Имя аргументам — Мира.

Помимо воли, я почувствовала стыд, хотя, казалось бы, это было довольно логичным исходом… К тому же, по понятным причинам, в тайну рождения моей младшей дочери были посвящены только Беатрис, да Элайв, от которой у меня в принципе не могло быть секретов.

Да я даже самому виновнику солгала про перебравшего на пиру супруга… Теперь на Дорана кронпринц смотрит волком, но, извините, спокойствие дороже.

Я поступила так, как должна была, а меня еще и обвиняют в чем-то? Но все же я почувствовала, как мои щеки медленно, но верно заливает краска.

Может быть, мне удастся провести и королеву? Конечно, вряд ли, но попытаться стоило.

Я принялась сбивчиво лепетать:

— Ваше величество, вы все не так... Позвольте мне объяснить... я... Словом, Эдда... ваш сын... Не имеет к этому никакого отношения!

Получалось, мягко говоря, отвратительно — насмешливый, строгий взгляд королевы говорил о том же.

Она, тихо, ядовито проговорила, с каждой отрывистой фразой, впрочем, повышая голос:

— Неужели? Совсем никакого? Вы считаете меня слепой?! Стоит только взглянуть на вашу дочь, как становится ясно, что к этому никакого отношения не имеет ваш муж!

На каждую реплику Маргери я отважно мотала головой, чувствуя себя зайцем, загнанным в угол. Когда она, наконец, остановилась, чтобы перевести дыхание, я робко вставила:

— У Миры взгляд Дорана, что бы вы там ни говорили, и вообще, она очень на него похожа... — Маргери метнула на меня уничтожающий взгляд, но промолчала. А я окончательно осмелела, и ляпнула: — А вообще, существует мнение, что Эстеры состоят в дальнем родстве с Фернео...

БЛЯМС!

Я едва успела нагнуться — точно над моей головой пролетел серебряный кубок. Ну, если уж в дело пошли подручные предметы…

Остается радоваться, что меня хотя бы не прокляли. Однако в словах королевы ярости было больше, чем в самом страшном проклятии.

— Прекратите немедленно! Отцовство очевидно, и все, что я хочу у вас узнать — что вы собираетесь делать дальше? Это будет не так просто скрыть, — тут в голосе Маргери зазвучала плохо скрытая ирония: — Может, стоит пригласить сюда и кронпринца, узнать его мнение на этот счет?

Вот когда мне стало по-настоящему страшно — если обман раскроется… Я едва сдержалась, чтобы не упасть перед ней на колени:

— Ваше величество! Прошу вас... Эдда... его высочество... он ничего не должен знать, понимаете?

Ведь тогда... он будет способен на все, на любые необдуманные поступки. Нет, этого нельзя допустить...

Возможно, вы думаете иначе, но я не столь глупа, как привыкли считать вы... и, без сомнения, Вильгельмина, — тихо добавила я, не совладав с собой.

Но королева, казалось, пропустила этот укол мимо ушей:

— А вы думаете, он не догадается? Да скоро об этом будет знать все королевство! — она помедлила и глубоко вздохнула, очевидно, стараясь себя успокоить. После паузы тон стал несколько более спокойным, и, я бы сказала, задумчивым. — Да, от Эддарда тогда можно будет ждать чего угодно...

Точно очнувшись, она взглянула на меня и вернулась к прежней манере:

— И если вы не так глупы, как вы себя ведете, то как вы собираетесь держать это в секрете от моего сына?

Что ж, пожалуй, стоит раскрыть карты — королева мне в этом деле скорее союзница, нежели враг.

— Он... он до сих пор думает, что это ребенок моего мужа, мне пришлось солгать, — пробормотала я расстроенно. Мой голос срывался. — И... и... он смирился с этим, но... он просил единственное — никогда не показывать ему Миру. Может, все обойдется, ваше величество? — последняя фраза вышла едва ли не жалобной — взгляд Маргери, во всяком случае, потеплел.

Она присела рядом и тихо заговорила:

— Так не может продолжаться долго, Анна. Рано или поздно он увидит ее и припомнит нам все годы лжи... Кроме того, вам придется прятать ее не только от Эддарда, но и ото всех остальных — уже ходят слухи, неужели вы не знаете? — я помотала головой, а она продолжила: — Разве ребенок заслужил такую судьбу?.. Я вижу только один выход, но он не понравится ни вам, ни вашему мужу.

— Вы хотите, чтобы Эддард признал ребенка? Хотите, чтобы ваш сын, ваша невестка, были опозорены? Уж о своей-то чести я и не заикаюсь — с вами, ваше величество, незачем притворяться...

— Нет, я хочу, чтобы вы уехали. Доран, Элиза, Мира и вы. Столица не единственное пригодное для жизни место в нашем королевстве.

Эти слова прозвучали, как гром среди ясного неба.

Оставить родных? Уехать? Но… но…

Возможно, это достаточная кара за мое безрассудство, подумалось отрешенно. Королева права. Почему, боже мой, она всегда права?!

Хотя существовало еще одно «но».

— Если бы это зависело от меня... я бы, без сомнения, уехала... Проблема даже не в том, что кронпринц не захочет меня отпустить, о нет, если бы я захотела, я бы... — подняв взгляд, я наткнулась на ехидную улыбочку королевы. Она что, не верит мне? Однако же я не замолчала. В конце концов, нужно думать не только о себе. — Ваше величество, прошу воспринять мои слова правильно. Доран не захочет... разлучиться с Беатрис.

Она, казалось, нимало не удивилась этому факту — голос был все так же сух и холоден:

— Но ему придется. Вы сможете приезжать на приемы или турниры, раз в полгода... — видимо, на лице моем отразилось что-то этакое, потому что внезапно она начала увещевать едва ли не мягко, точно неразумное дитя: — Это ради блага вашей же дочери, другого выхода у нас нет… Поговорите с мужем — если нужно, я повлияю на него.

Да, как же.

Я вскочила, и взволнованно принялась шагать из угла в угол:

— Вы забываете, ваше величество, что за человек мой муж — Ридвеллы упрямее Фернеолов.

А уж если в дело вступит Беатрис... Безнадежно! Совершенно. Впрочем, нельзя отрицать — это бы сработало, если б моим мужем был Лорнелл, но не Доран, — не удержалась я от второй шпильки, которая уколола мою собеседницу куда ощутимей.

От былой мягкости не осталось и следа — нервы сдали и у Маргери.

— Нашли время вспоминать это! Лучше бы предложили, как нам поступить! Если вы уедете одна с детьми, а Доран останется... Не будет ли это слишком очевидно?

И я решилась, хоть это и было совершеннейшим безумием:

— Нам нужно все рассказать, всю правду... И уговорить Эддарда не предпринимать никаких действий, — решительно произнесла я, сама удивляясь этой своей уверенности.

— Как?! У моего сына железная воля, его невозможно переубедить! Не вы ли несколько минут назад говорили о позоре? Я не позволю, чтобы вы навлекли его на мою семью!

— Я о другом, ваше величество! Нужно рассказать ему все, как есть, но убедить не афишировать это... привести разумные доводы, в конце концов!.. Да, это выход... Но это сложно.

Голос королевы прозвучал неожиданно устало:

— Если бы я знала, чем все закончится, и на порог бы вас не пустила... Не предпринимайте ничего, я должна обсудить все с сыном. А теперь идите. И будьте так любезны, не попадайтесь мне на глаза хотя бы пару дней.

Я вздохнула. Кажется, гроза не миновала… но туч стало меньше.

— Да, ваше величество, — неожиданно мне пришла в голову еще одна глупейшая идея. — А вы не хотите...

И осеклась.

Мысль и в самом деле была крайне глупой, мне совершенно не стоило… А, пустое.

Неожиданно стало горько и обидно, а королева, сама того не зная, лишь подлила масла в огонь:

— Что? Сделать вид, что мы не знакомы? Очень хочу.

Я не смогла сдержать сарказм, слишком уж гадко было на душе, и едва вымолвила:

— Вы как всегда остроумны, дорогая Сестра, — ее лицо исказилось от этого обращения, а я тихо добавила: — Впрочем, вы правы, ваше величество, мне уже пора, и вовсе не важно, что...

И взялась за ручку двери.

— Ох, прекратите, у вас же на лице написано, что вы хотите сделать! Так и быть, несите ее сюда...

Я почувствовала, как губы сами собой расползаются в довольную улыбку, и порадовалась, что до сих пор невежливо стою спиной к монаршей особе.

Направляясь к покоям сестры, где сейчас находилась Мира, я услышала какой-то шорох из-за гобелена, что был напротив дверей залы.

Впрочем, я не обратила на это внимания, стремясь поскорее забрать дочку, которая — вот странно! — отчего-то была оставлена на попечение служанки.

Вечно у Эл какие-то дела, право слово!

Снова войдя в зал с девочкой на руках, где меня с царственным видом ожидала королева, я не смогла сдержать лукавой улыбки:

— Вот, ваше величество, позвольте вам представить, леди Мира Ридвелл.

Маргери склонилась над малюткой — по ее губам внезапно тоже пробежала странная, радостно-удивленная улыбка:

— Рада нашему знакомству, миледи.

Мира тоже, очевидно, была рада, потому что тут же с проворством выпростала ручку из-под пеленки и цепко ухватила длинную серьгу своей… бабушки, принявшись рассматривать эту странную, блестящую штуковину.

Осторожно взяв девочку из моих рук, королева казалась непривычно умиротворенной и довольной, и кажется, она совершенно забыла обо мне, полностью увлеченная своей… внучкой.

Некоторое время, пораженная этой сценой, я наблюдала за ними, а потом решила все же проявить тактичность — пусть новоявленные родственницы познакомятся.

В конце концов, не мне мешать им в этом.

В дверях я обернулась, и задумчиво пробормотала вполголоса:

— Да уж, теперь мы вряд ли уедем.

* * *

Ангелы-хранители незримо присутствуют за плечом у каждого — но они слишком проворны, настолько, что мы их не замечаем.

Мои же ангелы-хранители, местные, земные, несколько уступали ангелам небесным в этом качестве — скрыться они не успели.

Едва я прикрыла двери, мне снова почудился странный шорох со стороны гобелена. Обернувшись, я увидела исчезающую за ним женскую туфельку:

— Что за детские игры, Беатрис?! — сердито крикнула я. — Пожалуйста, перестаньте от меня прятаться. Что вообще происходит.

Встрепанная рыжая макушка леди Фернеол высунулась из-за гобелена:

— Вы что, подслушивали? — со смехом обратилась я к ней.

Неловко выбравшись из своего убежища, та виновато пробормотала:

— Мы не подслушивали, Анна, мы… — и осеклась, поняв свою ошибку, и загораживая спиной гобелен.

Я ахнула:

— Вы что, там… не одна?

И, не слушая ее протестов, я отодвинула гобелен.

Вы не поверите, что предстало моему взору!

Из просторной ниши на меня смотрели четыре пары виноватых глаз. Хотя вру. Одна пара была очень и очень сердитой.

— Что вы там делаете?! — пытаясь понять, не сошла ли я с ума, поинтересовалась я.

— Пытаемся узнать правду, — сердито ответил за всех кронпринц, скрючившийся немыслимым образом — в тесноте его крепко притиснули к стене бертранов локоть и плечо Элайв.

— Ваше высочество…

— Достаточно слов — я не настолько безрассуден… как вы могли подумать, что…

Да, ваше высочество, однако же безрассудства в вас хватило, чтобы подслушивать, а потом прятаться за гобеленом, точно неразумное дитя.

— Но я… только…

— Солгали мне!

— И правильно сделала, — вмешалась справедливая Элайв. — Простите, ваше высочество, но вы в своем благородстве…

— Мог наломать дров, брат, — поддержал Бертран.

— …и, разрушив легенду, навлечь на нас большие неприятности, — закончил Доран.

— Но его высочество обещает не делать необдуманных поступков,— подытожила Беатрис (Эддард хмыкнул). — А значит, нам следует обрадовать его величество королеву.

И весь этот околокоролевский сброд, с чувством выполненного долга, полным составом ворвался в зал, где Маргери возилась с Мирой.

Им предстоял недолгий, но эмоциональный разговор, закончившийся полным примирением.

А я не знала, смеяться мне или плакать — поэтому я делала и то, и другое.

* * *

За окном хлестал косыми струями свежий летний дождь.

Сквозь его хрустальные ниточки стеклянно просвечивало солнце...

Через минуту стихия уйдет — и все будет спокойно.

* * *

...Когда на кону оказалась корона,

Огонь лижет руки, вонзаясь во мглу,

И ты назовешься Сестрой Скорпиона,

С любовью и смертью вступая в игру.

О нет, нам не страшно, ведь мы — дети ночи,

Мы злобные ведьмы, что, небо кляня,

Ступаем по краю, а пропасть так хочет

Скорей проглотить и тебя, и меня.

Не дрогнет рука на резной рукояти,

Не дрогнет над зельем Дурманным рука.

Владыка и Воин, Мудрец, Добрый, Матерь...

Решает Совет, как нам жить, а пока...

Когда на весах — сотни судеб и троны,

От силы откажется только дурак.

Мы сестры поганого скорпиона...

Уставшие женщины. Впрочем, пустяк.

Никто в наших ликах не видит — слабейших.

Напротив, боятся и жгут на кострах.

А мы... мы устали. Ни больше, ни меньше.

Мы просто устали внушать людям страх

Сквозь смерть, через боль... просто нянчить ребенка.

В конце-то концов! не убить, а любить!

Шагаем по грани, по ниточке тонкой,

Моля небеса нам позволить забыть...