Мужество жить (джен)

«Самое сложное — это принять решение действовать, остальное — вопрос упорства. Страхи — это бумажные тигры. Вы можете сделать всё, что захотите. Действуйте, чтобы изменить свою жизнь и управлять ею; этот процесс является наградой сам по себе». ~ Амелия Эрхарт

— На этой неделе должны пойти дожди.

— Да? — спросил Северус, стягивая с себя мантию и бросая ее на ближайшую койку, в то время как Поппи вернулась от шкафа с документами. — Я не особо слежу за погодой.

— Ливни до пятницы. У тебя ведь есть непромокаемый плащ?

— Конечно.

— Хорошо. Будет прохладно, и я не хочу, чтобы ты простудился, — ответила она, отталкивая зельевара от тумбочки с лекарствами, чтобы использовать ее в качестве стола. — Пожалуйста, следи за терморегуляцией. Твоему телу будет сложнее сохранять тепло без достаточного количества жира и железа, поэтому убедись, что на тебе достаточно слоев одежды.

Северус опустил взгляд на свой сюртук, накинутый поверх рубашки и брюк, и приподнял бровь.

— Не смотри на меня так, мистер «я ни черта не понимаю в уходе за собой», — едко сказала Поппи, листая его личное дело. — На этот раз можешь не снимать брюки, но я бы хотела взглянуть на твое тело.

Северус послушно снял одежду, оставшись голым по пояс, и рефлекторно посмотрел в сторону двери. Была поздняя суббота, время ужина уже прошло; ему потребовалось время, чтобы обдумать встречу с Аркадией и убедиться, что он уверен в своем окончательном решении, но с Минервой зельевар еще не говорил. В начале недели он обещал Поппи, что встретится с ней для осмотра, и использовал это как предлог, чтобы немного оттянуть время, зная, что должен дать ответ по своему контракту к сегодняшнему вечеру.

Он не шевелился, пока медсестра накладывала свою обычную серию заклинаний, добавив к ней еще и те, что определяли более специфические элементы его здоровья, и сосредоточенно следил, как она хмыкает и временами поджимает губы.

— Прости, — извинилась Поппи, когда толчок в область ребер заставил его дернуться. — Больно?

— У тебя руки холодные, — ответил он, что было половиной правды.

— М-м. Вытянешь руку?

Северус поднял правую руку, и она ощупала ее, кончики пальцев теперь были теплыми благодаря чарам.

— Мышечная масса несколько восстановилась за последний месяц. Тебе все еще следует быть осторожным и не поднимать тяжестей, но, похоже, возвращение к работе над зельями помогает восстановить силы. Что касается твоих рук… превосходно.

— Я стараюсь использовать обе, — напомнил он, и женщина усмехнулась, расправляя его правую руку, чтобы проверить, хорошо ли та зажила. — Но из-за письменной работы они отличаются. И из-за работы с ножом.

— Понимаю. Я не могу сказать, следует ли тебе больше тренировать левую руку или твоя правая просто более мускулистая, — заметила она, осматривая его левую руку для сравнения. — Ты выглядишь как фехтовальщик.

— Это вряд ли, — фыркнул Северус, хотя и сам иногда так думал: несмотря на то, что он старался придерживаться в работе максимально возможной амбидекстрии, основание его правого большого пальца было заметно больше левого. Это была распространенная особенность, но на его длинных и тонких руках она, к сожалению, была хорошо заметна.

— Как вообще твоя левая рука? С...

Поппи слегка дернула головой, что они уже давно использовали для намека на его Метку, отчасти из-за взаимного дискомфорта, а отчасти из-за привычной осторожности, вызванной страхом, что их может подслушать любопытный студент. Она не часто спрашивала о ней, так как Северус был большим экспертом в шрамах от проклятий и давно уже довел обращение с клеймом до совершенства, но он подозревал, что медсестра чувствует вину из-за того, что не могла помочь ему с этим.

— Стала такой же, как после первой войны. Пожалуй, даже лучше, — ответил он, с отвращением глядя на розовый, морщинистый шрам. — Начинает болеть только когда мне снятся кошмары, днем это случается редко. Кожа слегка чувствительна, вот и все.

— Если тебя беспокоит одежда, можешь носить более короткие рукава, — осторожно предложила она. — Скоро должно потеплеть... И никто из персонала про это ничего не скажет.

— Нет, — твердо сказал Северус, давно уже принявший решение по этому вопросу. — Мне плевать, что теперь обо мне знает весь мир — я не стану разгуливать с символом Темного Лорда. Я бы сам содрал с себя кожу двадцать лет назад, если бы был уверен, что так смогу от него избавиться. Это отвратительно, и я никому его не покажу без необходимости.

— Это не отвратительно. А просто печально, — тихо ответила Поппи, хотя и не стала спорить. — Хорошо, что ты бережешь его от солнца, во всяком случае. Всему остальному не помешает немного солнечного света, но сначала обязательно нанеси солнцезащитный крем. Ты, по крайней мере, хорошо в этом разбираешься.

Северус согласно кивнул, понимая, что это полная ложь: он никогда в жизни не пользовался солнцезащитным кремом, пока не купил его у Мадури, но, с другой стороны, он не так уж легко обгорал. Его необычайно бледный цвет лица объяснялся в основном тем, что он годами жил в подземельях и одевался исключительно в одежду с длинными рукавами и брюки, не говоря уже о его слабом здоровье. Тем не менее он не собирался лишать себя одной из немногих вещей, которая, по мнению Поппи, хорошо ему удавалась, особенно теперь, когда он начал прикладывать к этому немалые усилия.

— Можешь одеться, но мне хотелось бы проверить еще кое-что, пока ты здесь. Как чувствуют себя твои суставы?

— Лучше, — ответил он, и это было правдой. — Они болят меньше, когда я хорошо высыпаюсь.

— Ну конечно, ведь ты даешь своему телу время на восстановление, — проворчала она, записывая что-то в его карту. — Но на этой неделе ты выглядел не особо отдохнувшим.

— У меня был стресс. Я работаю над этим.

— Как скажешь. Если на этой неделе ситуация не улучшится, попробуем несколько дней давать тебе зелье сонливости. Тебе нужен отдых, если ты хочешь восстановить здоровье.

— Я делаю все, что в моих силах, — недовольно сказал Северус, раздраженный, что она не удовлетворена тем, что он считал весьма значительным количеством усилий с его стороны.

— Соглашусь, тебе стало лучше. Твой вес растет: сейчас ты весишь восемь стоунов и четыре фунта, — ответила Поппи. Натягивавший мантию Северус замер и посмотрел на нее расширившимися глазами.

— Уже? Прошло всего две недели! — воскликнул он, изумленный и впечатленный одновременно, и, застегнув пуговицы, подошел к ней, чтобы самому посмотреть на цифру.

— Пятьдесят два с половиной килограмма, — подтвердила женщина, и зельевар с удивлением убедился, что она права. — Имей в виду, что большая часть этого веса приходится на воду и гликоген, так что не жди, что будешь набирать по четыре фунта каждые две недели. Но, как я уже сказала, ты еще молод, и твое тело хочет вернуться в норму. Если продолжишь хорошо питаться и спать, вероятно, к концу года сможешь достичь здорового веса. Я просмотрела твои прежние данные — в конце восьмидесятых ты весил десять стоунов и один фунт. Для мужчины твоего роста это не так уж и много, но почему бы нам не поставить это в качестве цели на данный момент, а когда ты этого достигнешь, можно будет ее скорректировать?

— Десять стоунов и один фунт? Так много? — спросил он, удивленно оглядывая себя. Это было на двадцать пять фунтов больше, чем сейчас, то есть почти шестьдесят четыре килограмма. Куда же все это делось?

— Не забывай тренироваться, — предупредила Поппи, словно прочитав эту мысль по его выражению лица. — Если результаты обследования покажут, что ты набираешь в основном жир, это будет ненамного полезнее, чем недостаточный вес. В некотором смысле это даже хуже. Тебе следует заняться силовыми упражнениями, чтобы сосредоточиться на наборе мышечной массы, например, поднятием тяжестей или другими упражнениями на сопротивление.

Лично Северус считал, что тот день, когда он начнет заниматься поднятием тяжестей, наступит очень нескоро, но все равно кивнул.

— Или, — сказала Поппи, и в ее голосе прозвучали нотки раздражения, — можно заняться ходьбой или бегом, если твоя нога выдержит. Или йогой. Плаванием. Хоть каким-нибудь упражнением, боже мой, что бы это ни было. Только не позволяй Минерве заставить тебя сидеть целый день в кабинете.

— Я буду тренироваться, — заверил он медсестру, сомневаясь, что это станет проблемой. Из-за размера замка, работы над зельями или просто его метаболизма, у него никогда не было проблем с лишним жиром. Совсем наоборот.

— Кроме того, зрение у тебя сейчас немного ниже 6/6⁽¹⁾. Я могу наложить на них чары, если хочешь, — продолжила она, и Северус кивнул в знак согласия.

— Я бы предпочел сохранить зрение, — согласился он, застыв на месте, пока женщина подносила кончик палочки к каждому из его глаз по очереди. Чары для исправления близорукости были просты, но рано или поздно, когда ему будет около восьмидесяти, наступит время, когда его глаза будут нуждаться в столь частой коррекции, что ему лучше будет перейти на очки, как большинству пожилых волшебников. Его не особо радовала эта перспектива: ему понадобятся бифокальные очки, когда зрение вблизи тоже начнет ухудшаться, и ему не нравилась идея ограничить свое зрение маленьким окошком.

— Это все. Может, хочешь проверить что-нибудь еще? — спросила Поппи, закрывая его дело, и он покачал головой. — Ну, хорошо. Я знаю, что у тебя много дел, но убедись, что находишь время для еды и отдыха. Это очень важно, слышишь?

— Я знаю, — сказал Северус, стараясь не выказывать нетерпения. — Ты не единственная, кто читает мне лекции по этому поводу.

— Надеюсь, что ты продолжишь слушать Аркадию, по крайней мере, — ответила медсестра, и, хотя она пыталась говорить едко, под обычной колкостью слышалась легкая грусть. Поппи, словно колеблясь, возилась с пергаментами, чтобы не поднимать глаз, поэтому Северус не ответил, дожидаясь, пока она закончит.

— Ты будешь приходить сюда на осмотры, если уйдешь? — наконец спросила она немного напряженным голосом.

— Я не уйду, — ответил он с легкой улыбкой, и Поппи в шоке подняла глаза.

— Не уйдешь?

— Не в этом году, — сказал зельевар, и она так посветлела, что он не смог сдержать легкой усмешки.

— Северус! Это замечательная новость! — она радостно улыбнулась, прижимая к груди пачку пергаментов, и шагнула было вперед, чтобы обнять его, но остановилась, внезапно почувствовав неуверенность.

— Ох, ну ладно, — вздохнул он, и Поппи заключила его в неистовые объятия; от ее одежды исходил сильный аромат трав и ментола.

— Вот уж заставил ты нас всех понервничать! Мне следовало бы отругать тебя! — упрекнула она, отстраняясь и проводя рукой по глазам.

— Мне нужно было время, чтобы все обдумать. Не все, что я делаю, направлено на то, чтобы тебя разозлить, — сухо произнес зельевар, но затем усмехнулся. — Лишь большая часть.

— Это точно, — пробормотала она, но тут же снова улыбнулась, выглядя настолько искренне счастливой, что он сразу же почувствовал себя более уверенным в своем решении. Хогвартс был одним из немногих мест, где он чувствовал себя своим, и уж точно единственным местом, где коллеги были бы вне себя от радости, узнав, что он не собирается покидать их. Было приятно осознавать, что все его сомнения по поводу того, примут ли его обратно другие сотрудники, были ошибочными… и на мгновение Северус почувствовал себя нужным.

— Не говори Минерве раньше меня. Иначе она меня убьет, — предупредил он, видя, как Поппи не терпится поделиться новостями. — Я поговорю с ней, как только мы закончим.

— Ну так вперед! — воскликнула Поппи, махнув в сторону коридора, ведущего в башню директора. — Она переживала об этом всю неделю!

— Она переживала?

Тем не менее Северус направился вверх по лестнице, перебирая в памяти пункты, которые он определил во время сеанса с Аркадией. Он все еще нервничал, но это было гораздо более управляемое чувство, скорее нормальное волнение, чем парализующий страх.

Подойдя к стене, скрывающей винтовую лестницу, он прочистил горло и невозмутимо произнес:

— «О, ради Бога».

Стена со скрежетом отъехала в сторону, и он фыркнул: Минерва задала этот пароль случайно, когда, не сумев ничего придумать, испустила разочарованный возглас — ошибка, которую лично он нашел уморительной. Сам зельевар всегда подбирал пароли с особой тщательностью, балансируя между соблюдением безопасности и демонстрацией своей преданности Темному Лорду, но Минерва за свой короткий срок пребывания на посту директора уже успела придумать несколько нелепых шедевров, просто из-за отсутствия идей. Привычка Дамблдора использовать названия сладостей, как оказалось, была не такой уж безумной, как думали многие профессора.

Он постучал в дверь кабинета директрисы, и изнутри послышалось короткое бормотание, а затем голос Минервы произнес:

— Войдите.

— Директор, — вкрадчиво произнес он, входя, и увидел перед собой весьма измученную Минерву, стол которой был наполовину завален бумагами.

— Северус? Что... э-э, что привело тебя сюда? — спросила она, и в ее голосе прозвучала нотка беспокойства.

— Что привело? У меня есть ответ для тебя, — ответил он и сел в кресло для посетителей, скрестив ноги и взяв в руки подплывшую чашку с чаем. Он с наслаждением сделал глоток, отметив, как слегка дрогнула бровь Минервы: намеренное промедление помогало ему сдерживать нервозность, как и намеренная недосказанность.

— И? — подтолкнула она, не сумев противостоять слизеринской выдержке.

— И, — сказал он, сделав паузу на этом слове, — я решил, что возьмусь преподавать защиту в этом году.

Чувство тревоги тут же исчезло. Наконец-то он сделал это — сделал выбор.

Как ни странно, перспектива жить с этим выбором теперь казалась гораздо менее пугающей, чем раньше.

— Правда? — Минерва выглядела взволнованной, но напряжение заметно спало с ее плеч. — О, Северус, я готова тебя расцеловать.

— Пожалуйста, не надо, — ответил зельевар, и она рассмеялась, уловив дискомфорт, который он не смог скрыть.

— Все равно спасибо. Ты не представляешь, как мне приятно это слышать, — искренне сказала директриса и потянулась к ящику стола за тем, что, как он мог предположить, было его контрактом.

— И еще, — добавил он, подняв палец, и она замерла, выглядя неожиданно напряженной. — Я хотел бы отказаться от спонсорства школы, по крайней мере, на этот год. Я ценю это предложение, правда, и, возможно, приму его в будущем, но сейчас я хотел бы иметь за собой право выбора. Если я соберусь получить еще одно звание Мастера, то бы хотел сделать это после того, как разберусь с другими делами.

—Справедливо, — согласилась она и улыбнулась, кладя пачку бумаги на свою зеленую фетровую подложку для письма, которая не давала перьям затупляться так быстро, как на твердой поверхности. — Пока я директриса, считай это постоянным предложением.

Северус благодарно склонил голову и сделал более расслабленный глоток чая, в то время как она постучала пером по чернильнице, и, взглянув поверх очков, протянула ему контракт для изучения.

— Я записала тебя на должность заместителя директора. Ты не против?

— Ожидаемо, — ответил он, зная, что ни Филиус, ни Помона не заинтересованы в этой позиции. — Не уверен, что это решение понравится всем, но я готов его принять.

— Мне плевать, что подумает пресса. Если у них это вызывает какие-то проблемы, пусть сами попробуют восстановить школу после войны, — решительно заявила Минерва, раздувая ноздри. — Не беспокойся об их бреднях. Что касается остального, то у тебя остаются обычные привилегии. Хочешь что-нибудь изменить?

— Могу ли я обменять отпуск по уходу за ребенком на что-нибудь другое? Мне это не выгодно, — ответил зельевар, привычно просматривая пергамент. В первые годы работы профессором он пытался просить Дамблдора убрать его, но директор просто смотрел на него с раздражающе понимающим блеском в голубых глазах, и вскоре он отказался от этой затеи. Тем не менее попытка не повредит.

— По правилам школы он должен быть предусмотрен для всех профессоров. К тому же, никогда не знаешь наверняка, — небрежно заметила Минерва, и он поднял глаза, бросив на нее тот же бесстрастный взгляд, что и в случае с Дамблдором.

— Поверь мне. Я знаю.

— В любой момент все может измениться…

— А завтра может взорваться солнце, но нет смысла к этому готовиться.

— Когда-то ты считал, что и отпуск по болезни будет бесполезен, — заметила директриса, и он закатил глаза, сочтя это слабым контраргументом.

— Я вряд ли мог ожидать масштабного взрыва от класса первокурсников, верно? В любом случае, это зависело от действий других. И я могу тебя заверить, что я в курсе собственных действий в этом вопросе.

— Как я уже сказала, это прописано в контракте. Он у тебя будет, независимо от того, воспользуешься ты им или нет. Есть еще что-то, о чем ты хочешь поговорить и что я могу изменить? — спросила она, снова постукивая пером, и он покачал головой.

— В остальном контракт в порядке. Ничего такого, что мне было бы незнакомо.

— Что ж, я рада это слышать, — ответила Минерва, а затем замялась, переведя взгляд на пергамент, лежащий на краю стола. — Но есть кое-что, что я сама хотела бы с тобой обсудить, если ты не против.

Северус приподнял темную бровь, не одобряя того, что оказался по другую сторону созданного напряженного ожидания.

— И что же это?

— Прошлогодний бюджет, — произнесла она немного неуверенно, и зельевар раздосадовано вздохнул, потирая переносицу.

— Послушай, Минерва: я старался изо всех сил. Я никогда раньше этого не делал, и у меня было около двух тысяч более важных вещей, о которых я беспокоился. Я не знаю, что пошло не так, но я сделал все, что мог на тот момент. Я помогу тебе все исправить, хорошо?

— Северус, ты меня неправильно понял, — терпеливо ответила женщина, и он недоуменно нахмурился.

— В смысле?

— Я заговорила об этом не для того, чтобы читать тебе нотации. Я изучала его, чтобы подготовиться к этому году, и, честно говоря, это лучший расчет бюджета, который я видела за всю свою карьеру здесь.

Он недоверчиво уставился на нее, и она усмехнулась, глядя на ошарашенное выражение его лица.

— У нас было наименьшее количество пищевых отходов за последние тридцать лет; ни один из основных разделов не был оставлен без внимания; мы уложились в план годовых расходов — это очень впечатляющая работа. Альбус был не так уж и ужасен, но... Я не думаю, что он уделял такое же внимание расходам и ресурсам, как ты.

У Северуса возникло дурное предчувствие, но он все равно спросил:

— Тогда зачем об этом говорить?

— Я хочу, чтобы ты сделал это снова, — открыто ответила Минерва, к его вящему сожалению. — О, не смотри на меня так. Мы никогда не сталкивались с таким неопределенным годом, как этот. Даже самому лучшему бухгалтеру было бы трудно оценить количество возвращающихся студентов и потребности в ремонте. Ты хорошо знаешь школу — и я не знаю, как ты это сделал в прошлом году, но твои цифры были ближе к истине, чем в те несколько раз, когда мы нанимали бухгалтеров. Ты все сделал правильно, Северус, а нам крайне необходимо сделать все правильно в этом году.

— Тебе не нужно внушать мне чувство вины, — парировал зельевар, раздосадованный тем, что она посчитала уговоры необходимыми. — Я знаю, что наши финансовые дела идут коту под хвост. Я сделаю это, ясно?

— Это все, о чем я прошу, — ответила директриса, а он прищурился, глядя на контракт, не видя в нем ничего об этой дополнительной ответственности.

— Сколько мне за это заплатят? — подозрительно спросил он, вспомнив неделю мучений, которую провел, работая над этой чертовой штуковиной, будучи директором.

— Полагаю, ты не хочешь рассматривать это как добровольную помощь?

Северус холодно посмотрел на нее, и Минерва вздохнула.

— Я не могу заплатить тебе много, Северус. Если бы я попыталась справедливо вознаградить всех за работу, которую мы делаем этим летом, у нас не осталось бы денег на содержание школы. Самое большее, я могу дать тебе чуть больше твоей обычной зарплаты. Может быть, двадцать процентов за то время, которое у тебя уйдет?

— Шестьдесят.

— Я не стану платить шестьдесят. Могу предложить двадцать пять, — строго произнесла она, но он сузил глаза, приняв тот устрашающий вид, который носил весь последний год.

— Я не буду делать это за меньше, чем пятьдесят процентов. Ты хоть представляешь, сколько работы потребовалось для составления этого бюджета?

Секунд на пять лицо Минервы застыло, а затем она глубоко вздохнула.

— Тридцать. Это самое большее, на что я пойду.

— Сорок пять, — отозвался Северус, чувствуя самодовольство, когда ее щеки вспыхнули от гнева.

— Тридцать пять, и я больше ничего не хочу об этом слышать!

— Тридцать пять — приемлемо, — согласился он, и женщина пробормотала себе под нос что-то, вряд ли являющееся лестным.

— Как, черт возьми, Альбус вообще умудрялся с тобой договариваться? — резко спросила она, пододвигая пергамент обратно на свою сторону стола.

— Он мне не платил, — ровно ответил Северус, одарив ее пристальным взглядом, который он специально разработал, чтобы вызывать чувство тревоги. — Так что теперь ты понимаешь, почему я хотел бы получить компенсацию за свои усилия.

— Мне казалось, мы не внушаем друг другу чувство вины, — проворчала директриса, царапая строчку на черновике его контракта. — Я и так чувствую себя ужасно, спасибо. А теперь — раз уж я плачу тебе деньги, то ожидаю, что этот бюджет будет составлен безупречно.

— Я сделаю все возможное, — сухо сказал Северус, но возразить не смог.

— Тогда ознакомься, — ответила она, пододвигая ему пергамент, и зельевар, просмотрев новый пункт, кивком согласился с условиями.

— За лучший год, — произнес он, призывая перо, и поставил подпись внизу. Вид собственной подписи на контракте Хогвартса был настолько привычным, что уже не производил впечатления, но он постарался запечатлеть его в памяти, гордясь тем, что впервые в своей карьере подписывал его только потому, что сам хочет этого. Не для того, чтобы выполнить приказ … не для того, чтобы выиграть войну.

Потому что это был выбор, который он сделал самостоятельно.

— Спасибо, Северус. Ты снял с моих плеч огромный груз, — сказала Минерва, когда он вернул ей бумагу, и мужчина пожал плечами, испытывая аналогичное чувство. — А теперь… не хочу просить об этом после произошедшего, но нас завалят интервью, как только будут оглашены имена деканов. Не мог бы ты до этого приобрести несколько парадных мантий, пожалуйста?

Северус испустил долгий вздох; он с ужасом ждал этой части принятого им решения. И все же она была права. Ему нужно было обновить профессиональный гардероб, если он собирался снова преподавать.

— Я пройдусь по магазинам, — тяжело произнес он, и выражение ее лица стало виноватым.

— Я буду тянуть столько, сколько смогу. Скажем, неделю? Сомневаюсь, что мне удастся долго скрывать это, если пресса будет стучать в двери каждое утро.

— Недели будет достаточно, — ответил он, понимая, что ему повезло. — Есть новости по другим должностям?

—На самом деле, — оживилась Минерва, — есть. Я только час назад утвердила кандидатуру нашего нового профессора трансфигурации.

— О? — Северус вспомнил, что об этом говорили среди коллег, но до сих пор не слышал ничего о потенциальном сотруднике.

— Это мой бывший студент, ненамного старше тебя: Бэзил Брукмор. Очень умный, дружелюбный, надежный — и он тот, кому я доверяю, что действительно важно. Он должен приехать в среду на этой неделе, чтобы помочь с восстановлением.

— Он будет главой Гриффиндора? — спросил Северус, думая, что было бы неплохо, если бы у нового главы факультета было время адаптироваться до начала года, но нерешительное выражение лица Минервы ответило за нее.

— Нет, вообще-то. Видишь ли... Я думала об этом, и мне бы хотелось сделать деканом Гриффиндора Хагрида.

Брови Северуса поползли вверх, но он сдержался и просто спросил:

— Почему?

— Потому что, когда я спрашиваю себя, что является самым важным в этом году, то думаю, что мы должны помочь студентам чувствовать себя комфортно в Хогвартсе. Хагрида любят в Гриффиндоре, и он замечательно ладит с младшими учениками. Я знаю, он не самый лучший… ну, квалифицированный, — призналась она, поправляя очки. — Но он многому научился с тех пор, как начал преподавать, и я считаю, что с нашей поддержкой и несколькими годами практики у него все получится.

— Если ты так думаешь, — скептически ответил Северус. Он не питал неприязни к Хагриду — мало кто из персонала его недолюбливал — но у него были сомнения относительно того, какую ответственность он доверил бы этому человеку. Он был полностью уверен в добрых намерениях Хагрида, но на этом его уверенность исчерпывалась.

— Пожалуйста, помоги ему, чем сможешь, — произнесла Минерва умоляющим тоном. — Крайне важно, чтобы мы все его поддержали, если хотим, чтобы это сработало.

— Я помогу ему, — вздохнул зельевар, допивая чай. — Даже у меня не хватит духу отказать Хагриду. Рубеусу, — поправил он себя, подумав, что ему следовало бы начать использовать имя лесничего, раз уж он присоединится к деканам.

— И это о чем-то да говорит, — заметила директриса, выдавив улыбку. — Помнишь, как ты пытался сказать ему, что его помадка несъедобна?

— Я едва успел об этом заговорить, как он уже начал с упоением рассказывать мне о новом рецепте, который он испробовал, — недовольно проворчал Северус. —Если бы у моих учеников по зельям была хоть половина его энтузиазма, я бы не рвал на себе волосы пятнадцать лет, пытаясь их научить. Я бы поступил лицемерно, если бы сломил его дух.

— И это единственная причина, по которой ты этого не сделал, я уверена, — ответила она, и в ее глазах за прямоугольной оправой заплясали огоньки.

— Есть ли что-то еще, для чего я тебе нужен? — спросил он, не утруждая себя возражениями, и Минерва тихо усмехнулась.

— Не сегодня, — ответила она, убирая его контракт в ящик стола. — Пожалуйста, начни работать над бюджетом как можно скорее, чтобы мы могли получить одобрение от Министерства. Кингсли написал мне об этом на прошлой неделе; он готов одобрить экстренное финансирование ремонта, но сначала мы должны дать ему письменное заключение.

— Замечательно, — сказал Северус, заранее чувствуя усталость. — Могу ли я хотя бы подождать до вечеринки Горация? Он расстроится, если я буду целый день его игнорировать.

— Можешь подождать до понедельника, но не дольше, прошу. Это и так уже затянулось.

— Все затянулось, — фыркнул он, вставая. — Нет новостей о других профессорских должностях?

— Пока нет. Я связалась с большим количеством людей, но нам, видимо, придется опубликовать объявление о наборе. Предложения приветствуются, — добавила она, перекладывая стопку пергамента на свою подложку для письма.

— Я дам тебе знать, — ответил Северус, поставив чашку на стол. — Я могу написать некоторым из своих знакомых и попросить рекомендации.

— Пожалуйста, сделай это. Все что угодно поможет, — ответила она, возвращаясь к своей работе. — Увидимся завтра.

— Спокойной ночи.

Впервые за долгое время Северус проспал ночь вплоть до сигнала будильника; эффект от облегчения был почти столь же сильным, как от зелья.

Воскресный завтрак был роскошным, так как это был последний день работы Горация, и поэтому заявление Минервы о том, что он будет в этом году преподавать защиту, было встречено с еще большим энтузиазмом, чем он ожидал. Филиус и Помона зааплодировали, а Гораций с гордостью похлопал его по плечу, заявив, что ему гораздо легче уходить, зная, что его самый талантливый ученик остается.

Северус был рад, когда внимание снова переключилось на еду, и, пока за столом завязывался добродушный разговор, принялся за яичницу с сосисками.

— Похоже, сегодня вечером нам предстоит отпраздновать два события, — заметила Помона, ее заплатанные одежды выглядели немного чище обычного. — Даже три, если считать освобождение от войны.

— Будет чудесно выпить и расслабиться, — ответила Батшеда под многочисленные согласные кивки. — Это был такой год.

— А еще у нас не было вечеринки по случаю окончания года. Нам столько всего нужно наверстать, — печально заметила Септима, качая головой.

— Жаль, что все так суматошно. Сплошная работа и отсутствие развлечений порядком надоели.

— Усердно работай, усердно развлекайся — вот что я говорю, — хихикнул Гораций. — Если станет слишком тяжело, я с радостью устрою вечер отдыха! В любое время для старых друзей.

— Да, прошу.

— Надо будет запланировать. Может, на Рождество?

— Если семестр пройдет нормально.

— Это напомнило мне, Северус, — у меня есть кое-что для тебя. Это должен был быть подарок на прощание, но его можно сделать и в честь продолжения совместной работы, — весело вклинился Филиус, и Северус удивленно взглянул вниз, когда он положил на стол завернутую коробку.

— Спасибо. Не стоило, — сказал он, чувствуя себя немного неловко, но все же взял коробку, просунув большой палец под оберточную бумагу, пока сотрудники с интересом наблюдали за ним.

Несмотря на опасения, Северус не смог сдержать улыбку, обнаружив огромную коробку рулетов с инжиром, и, вскрыв упаковку, отправил один из них в рот.

— Я подумал, что ты давно их не пробовал, — заметил профессор заклинаний, и Северус кивнул, запивая излишне большой кусок водой.

— Века, — благодарно ответил он, взяв еще один.

— Хватит, — неодобрительно сказала Поппи, закрывая коробку, когда он потянулся за третьим. — Нужно позавтракать, прежде чем есть сладости.

Северус с усмешкой наблюдал, как она перекладывает коробку по другую сторону своей тарелки, но протестовать не стал. Вместо этого он невинно вернулся к своему тосту, переключившись на прием пищи левой рукой, когда делал еще один глоток из своего кубка.

— У меня есть кое-что и для тебя, Гораций, — добавил Филиус, доставая из кармана еще одну большую коробку. — Впрочем, ты, наверное, уже догадываешься, что это.

— Не может быть, — хихикнул мастер зелий, отрывая обертку. — Засахаренные ананасы! Ты всегда помнил мои любимые блюда.

— Еда — ключ к сердцу слизеринца, — сухо прокомментировала Поппи, протягивая руку, чтобы забрать коробку, прежде чем Гораций успел ее открыть. — После завтрака, пожалуйста. Слишком много сахара для начала дня.

Не успела медсестра это сказать, как Помона издала сдавленное фырканье и прижала руку ко рту. Остальные сотрудники тоже начали хихикать, и Поппи хмуро обвела взглядом стол, не понимая, что тут смешного.

— Что? Это правда. Я верну их, конечно. Я просто подержу их до тех пор, пока… Северус!

Стол разразился хохотом, когда Поппи попыталась схватить рулет из инжира, безобидно паривший в воздухе позади нее, но Северус опередил ее, схватив лакомство и одним ловким движением засунув себе в рот.

— Ты как ребенок! Мальчишка! — выругалась она, шлепнув его по плечу, и Северусу пришлось приложить немало усилий, чтобы не рассмеяться, не желая подавиться своей победой.

— Ты сделал это без палочки? — спросила Септима с ноткой восхищения в голосе.

— Фокус к вечеринке, — ответил он, закашлявшись при виде выражения лица Поппи.

— Хорошее представление, — хихикнула Помона, приподнимая свою залатанную шляпу, а Хагрид несколько раз хлопнул в ладоши.

— Не поощряйте его, — буркнула Поппи, бросая на Северуса укоризненный взгляд, и заколдовывала коробку, чтобы та оставалась закрытой. — А теперь ешь свой завтрак, или я конфискую их на весь день.

— Только вечером я съем еще больше сладостей, — заметил он, вызвав единодушное согласие: все профессора с нетерпением ждали возможности побаловать себя любимыми лакомствами.

— После того, как поужинаете, — едко ответила Поппи, явно недовольная энтузиазмом персонала.

— Это только на одну ночь. Завтра мы будем питаться лучше, — успокоила ее Помона, и медсестра вздохнула. — Иногда полезно расслабиться.

— Ох... наверное. Только пусть никому не станет плохо, пожалуйста, — сказала она, оглядывая сидящих за столом, и послышалось несколько смущенных смешков: по крайней мере раз в год кто-то, как правило, перебарщивал с алкоголем, что иногда приводило к неприятным последствиям.

— Не беспокойтесь, не беспокойтесь, — успокоил ее Гораций, пренебрежительно махнув рукой. — Я уверен, что все пройдет совершенно беззаботно.

Это предсказание, подумал Северус несколько часов спустя, оказалось весьма верным.

Вечеринка изобиловала всевозможными блюдами и напитками, и зельевар начал с заварных пирожных и миндального пирога, потягивая сливочное пиво в качестве альтернативы медовухе, вину и крепким напиткам. За годы работы он несколько раз совершал ошибку, соглашаясь на бокал шампанского, и понял, что одним бокалом дело никогда не ограничивается — лучше полностью исключить такую возможность.

Несмотря на то, что прошло всего полчаса с начала мероприятия, он уже был единственным в комнате, кто был хотя бы отдаленно трезв, но его этот факт не слишком беспокоил. Пьяные преподаватели никогда не беспокоили его так, как его отец; алкоголь делал их более дружелюбными и общительными, и хотя за время своей работы он был свидетелем того, как несколько коллег разразились пьяными слезами, он никогда не видел, чтобы кто-то из них впадал в ярость под воздействием алкоголя. Наоборот, они, казалось, полностью были настроены на то, чтобы отлично провести время, забыв о навалившихся на них проблемах.

И как всегда, вскоре его захотели втянуть в это дело.

— Северус! — крикнула Минерва с открытого пространства комнаты, румянец на ее лице контрастировал с изумрудной мантией. — Мы собираемся устроить танцы. Присоединяйся к нам!

— Звучит заманчиво, — ответил он, но все равно встал и последовал вслед за воодушевленной Ирмой, которая взяла Аргуса под руку. Он не знал, как танцы стали традицией, но каждая вечеринка неизбежно приводила к той или иной их форме, будь то классические, народные танцы или просто пьяные профессора, покачивающиеся под ритм. Когда он только присоединился к коллективу, он пытался сопротивляться тому, чтобы его втянули в круг, но его протесты довольно скоро стихли. Как бы нелепо это ни казалось в первый раз, радость окружающих была заразительной, и он стал втайне наслаждаться вечерами, когда его кружили вокруг смеющихся партнеров.

Поскольку в штате не было одинакового количества мужчин и женщин, парные танцы носили неформальный характер. За эти годы Северус протанцевал немало раундов с Филиусом — как выразился профессор заклинаний, его трезвость помогала ему гораздо лучше следить за тем, куда он ставит ноги. Он был лучшим танцором до того, как повредил ногу, но ему все равно нравилось, даже если минут через десять он начинал хромать.

Сегодняшний вечер, похоже, предполагал круг пар, где они будут обмениваться партнерами в процессе танца; Гораций любил веселые хороводы, как и многие из старших сотрудников. Так что Северус проскользнул во внешний круг, оказавшись в паре с Роландой, чей привычный ястребиный взгляд померк, уступив место смущенной улыбке.

Музыка была быстрой и энергичной, звучали струнные, цимбалы и еще добрая дюжина других инструментов, которые Северус не смог бы назвать. Он не был особо просвещен в области традиционных танцев, но хорошо умел подражать своим старшим коллегам. У каждого из них был свой излюбленный танец, в большинстве случаев основанный на их собственных корнях, и, если ему удавалось несколько раз понаблюдать со стороны, он быстро улавливал ритм и движения ног.

Пожалуй, даже слишком быстро, с сожалением подумал он, когда Роланда наступила ему на ногу. Возможно, ему лучше было бы исполнять версию для новичков.

— Извини. Ты в этом намного лучше меня, — виновато сказала она и крутанулась не в ту сторону, едва не столкнувшись с Ирмой. Северус увел ее от потенциального столкновения, думая, что с трезвым партнером это было бы гораздо проще, но по смущенному хихиканью, которое раздавалось каждый раз, когда в кругу происходил подобный инцидент, было похоже, что всем и так удается веселиться.

К счастью, вскоре пары поменялись, и ему повезло оказаться с Поппи, которая была гораздо опытнее.

— Не напрягай ногу, — напомнила она ему и, покружив, уступила место Помоне; профессор гербологии улыбнулась ему из-под своей заплатанной шляпы.

Поскольку это была вечеринка Горация, все должны были станцевать с ним в качестве веселого прощания. Северус с интересом наблюдал, как Аргус, одетый в свой изъеденный молью костюм, кружится с отставным мастером зелий, но вскоре настала его очередь, и он отвесил своему старому декану легкий поклон.

— Северус, мой мальчик! — воскликнул Гораций, взяв его за руку. Старший профессор был ярко-пунцовым от алкоголя и совсем запыхавшимся, но он так весело улыбался, что Северус не смог сдержать ответной улыбки, уступая ведущую партию, чтобы избавить Горация от необходимости кружиться.

Он с удивлением обнаружил, что старший мастер зелий на самом деле оказался весьма искусным танцором, и вскоре пары вокруг них остановились, хлопая в ладоши и смеясь, когда Северус нагнулся, чтобы сделать оборот вместе со своим более низким коллегой. Он и сам ухмылялся, теперь, захваченный атмосферой, и даже боль в его икре пропала под наплывом эмоций. Уход Горация был горько-сладким, но в данный момент все было светло, звучно и радостно, и зельевар обнаружил, что смеется, когда он, уступив место Филиусу, упал на диван, чтобы перевести дыхание.

Когда с Горацием станцевал каждый декан, круг зрителей снова распался, расхватывая партнеров, так как музыка сменилась на подборку более современных песен. Северус почувствовал, как его оттаскивает от тарелки с лакомствами Минерва, которая, казалось, была еще больше рада тому, что он остался, чем вчера, и была полна энергии, которую он редко у нее видел.

— Это именно то, на что я надеялась, — произнесла она с улыбкой чистейшей радости. — Знаешь, теперь мне гораздо спокойнее за этот год.

— Мне тоже. Кажется, все… — Северус осекся, услышав новую песню и, остановившись, громко застонал. — Гораций!

— О, дай ей шанс, мой мальчик, — усмехнулся старший мастер зелий, беря Помону за руку, когда из граммофона зазвучал «Котел, полный крепкой, горячей любви».

— Я ненавижу эту песню. Страстно ненавижу, — проворчал Северус, но ему ничего не оставалось, кроме как последовать за Минервой, которая возобновила движение, похоже, чрезвычайно забавляясь его искренним негодованием.

— Может быть, тебе стоит сварить себе большой…

— Даже не начинай, — пробормотал он, и она рассмеялась, пряди седеющих волос выбились из ее тугого пучка. То ли от непринужденной атмосферы, то ли от общего облегчения Северус присоединился к ее смеху, и с ироничной грацией пританцовывая под джазовую музыку.

Вскоре он совсем устал от танцев и вернулся на свое место на диване, потирая ноющую икру. Было уже поздно, но энергия вечеринки была как и прежде сильна, смех и радостные возгласы наполняли пространство.

Оглядев своих коллег, пьяных, шумных и счастливых, Северус не смог сдержать легкой улыбки. Еще один год...

Он сможет это сделать.

1) В англоязычных странах остроту зрения определяют по таблице Снеллена и обычно обозначают простой дробью, где в числителе — расстояние до таблицы (тестовое расстояние), а в знаменателе — расстояние, с которого строка, в которой пациент еще способен прочитать буквы, должна быть видна нормальным глазом. Человек, у которого проверяется зрение, садится на расстоянии 6 метров от таблицы и закрывает один глаз, в то время как другим начинает читать буквы из этой таблицы. Если он может прочитать только строки, расположенные выше строки, которую человек с нормальным зрением легко читает с расстояния 12 метров, то острота его зрения выражается как 6/12. Люди с нормальным зрением могут прочитать одну из нижних строк букв с расстояния 6 метров, то есть нормальная острота зрения считается 6/6.

Вернуться к тексту