Пока война не разлучит нас (гет)

Дом был пустым. Это единственное, что ощутила Гермиона, зайдя в темную прихожую. И даже когда она зажгла свет, тьма не отступила полностью, лишь превратилась в одурманенную полутонами серость. Зеркало в полный рост, аккуратные пустые полки для обуви. Крючки для мантий на стене, покрытой желтой краской, которая, наверное, должна была казаться солнечной. Но не казалась.Большое окно пропускало в дом сырость. Или просто так мерещилось, потому что за стеклом шел непрекращающийся уже долгое время дождь. Часы, висящие напротив, мерно отсчитывали секунды. Кроме них тишину ничего не нарушало. Даже Хоуп, которую прижимала к себе Гермиона, затихла, то ли испуганная, то ли просто уставшая плакать.

Энтони ушел пять минут назад. Извинился, сказал, что не будет мешать. Гермиона едва удержалась от того, чтобы вцепиться в него, попросить остаться. Но сдержалась.

Спокойно вышла проводить, да так и осталась в этом коридоре. Придавленная неожиданным одиночеством, гулкой пустотой внутри, она впервые за долгое время разрешила себе чувствовать. И оказалось, что чувств накопилось так много, что даже вечности не хватило бы, чтобы поплакать над ними, оценить то, что они с собой несли, и не позволить себе утонуть под их грузом.

Дом был пустым. Не было даже Пэнси, которая заполнила бы его своей уже ставшей привычной язвительностью, не было Гарри, который подарил бы дружескую привязанность, Рона, который бы своими шутками отвлек ее, Флер с ее легкомысленной болтовней, под которой она сама пыталась спрятать боль.

И не было Драко, который бы дал ей, Гермионе, и этому дому самое важное. В этом доме не было ни капли любви, ни капли воспоминаний.

Дом был пустым.

Хоуп на ее руках недовольно пошевелилась, напоминая о том, что она голодна. Гермиона вздохнула и улыбнулась против воли.

Все—таки... Хоуп есть. А пока есть она, будет и надежда. А рядом с ними как—нибудь приживется и Гермиона.

* * *

— Мистер Поттер, вы уверены, что... — семеня рядом с Гарри, неуверенно говорил Фадж. — Ведь это же преступник!

— Не больше, чем вы, — холодно взглянул на него Гарри. — Где вы были в ночь нападения, министр? Почему не помогли своему народу?

— Я... Я послал авроров! — заголосил Фадж. — Я...

— Вы просто трус, — безразлично ответил он. — А Драко Малфой спас мне жизнь.

— Его мать, — деликатно поправил его министр. — И, конечно, мы учтем это, и ее срок не будет таким большим...

— Ей хватит и года, чтобы сойти здесь с ума, — он с отвращением оглядел темные стены, в которых крылись непонятные тревожные тени, которые будили странные воспоминания и убивали надежду.

— Я им обязан. Малфой мог меня выдать. Он стоял близко и видел...

— Но позвольте, — прервал его Фадж, — я — министр, и я не собираюсь выдавать амнистию...

— Тогда я просто дам интервью "Пророку", — безмятежно улыбнулся Гарри. — Как вы думаете, сколько мне времени понадобится, чтобы сместить вас?

— Я... Это возмутительно, — тихо, но оскорбленно проговорил Фадж. — Мистер Поттер, ваши заслуги никак не оправдывают то, что...

— А, по—моему, оправдывают, — усмехнулся он. — Без меня вы бы сейчас лили слезы над разрушенным зданием Министерства, если не сидели бы сами здесь.

— Мы пришли, сэр, — негромко заметил их проводник, маленький и полный волшебник, заговоривший впервые. — Эта камера, мистер Поттер, министр.

Он коснулся палочкой прутьев, заставляя их на секунду вспыхнуть золотом, а затем раствориться. Фадж изумленно наблюдал за этим.

— Не знаете, как работает защита вашей собственной тюрьме? — издевательски спросил Гарри, когда министр неуверенно шагнул вперед, вступая во тьму камеры.

— Эти чары позволят вам войти внутрь, но заключенный не сможет выйти, — объяснил волшебник. — Я оставлю вас наедине. Проверьте ваши палочки, господа. Он может быть опасен.

В глубине души, Гарри был с ним согласен. Он не совсем понимал, что он здесь делает, почему так упорно пытается помочь Малфою. Наверное, эта была его личная месть. И министру, и правительству, если не всей Англии сразу. За то, что он вынужден был оправдывать Пэнси перед всеми, за то, что вынужден был отбиваться от тех, кто не хотел верить, что люди не способны измениться. Или, скорее в то, что у некоторых выбора не бывает. Его не было у Пэнси, но она все равно нашла способ вырваться. Его не было у Гарри, и он поступил так, как должен был. Его не было у Драко, и вот он, сидит на койке, обхватив колени руками и закрыв глаза. Поттер не видел его очень долгое время, не видел так близко, поэтому не мог сказать, отощал ли он так за эти недели, проведенные в Азкабане, или был таким и раньше.

Но он знал одно. Он должен был ему помочь.

Хотя бы потому, чтобы и у него появился выбор.

Малфой распахнул глаза и задумчиво оглядел гостей.

— Министр, — кивнул он, приветствуя их. — Поттер. Пришли отвести на казнь? Не знал, что ты любишь наблюдать за дементорами, Поттер.

— Не говори ерунды, — нахмурился Гарри. — Мы здесь не за этим.

— А зачем? — любопытствуя, наклонил голову Малфой. — Показания я менять не собираюсь…

— Ты свободен, — пожал плечами Гарри, прерывая его. Министр рядом задушено вздохнул, явно горя желанием заткнуть Поттера, этого чертового героя, который возомнил, что ему все можно. — И твоя мать тоже.

— Почему это? — спокойно поинтересовался Малфой. — За какие заслуги?

— Помощь в уничтожении Лорда, — непререкаемым голосом ответил Гарри. — А также из—за того, что вы действовали под давлением обстоятельств и не по своей воле.

— Сильно, — присвистнул Драко. — Ты умеешь придумывать оправдания своим прихотям, Поттер? Это большой шаг вперед, знаешь ли... Ты уже не используешь везде свое имя? И что тебе нужно взамен?

— Министр, вы можете выйти? — повернулся к Фаджу Гарри.

— И оставить вас наедине с преступником? — вскричал тот. — Ни в коем случае!

— Он больше не преступник, — отрезал Гарри. — Вы сами подписали указ о его освобождении.

Фадж что—то проворчал под нос и кинул недоверчивый взгляд на Драко, который безмятежно оглядывал свое пристанище, явно прощаясь с ним. Заскрипев зубами от ярости, министр коснулся палочкой прутьев, и их провожатый, пробурчав заклинание, позволил ему выйти.

— Так что ты такого ужасного хочешь, что тебе нужно обсудить это со мной наедине? — даже немного весело спросил Малфой.

— Я хочу, чтобы ты держался подальше от Гермионы, — рявкнул Гарри, пользуясь тем, что камера не выпускала наружу звуков. — Не смей подходить ни к ней, ни к ее дочери!

— И моей, вообще—то, тоже, — помолчав, легко улыбнулся Драко. — Почему я должен тебя слушать, Поттер? Ты, что, не выпустишь меня отсюда, если я откажусь?

— Ну почему же, — задумчиво проговорил тот. — Тебя выпущу, а вот твою мать — нет.

— Поттер, ты не сделаешь этого, — подавленно прошипел Малфой. — Это... нечестно!

— Кто сказал, что я — честный? — пожал плечами Гарри. — Я сделаю все, чтобы ты не портил жизнь Гермионе.

— Откуда ты знаешь, что я порчу ей жизнь? — приподнял брови он. — Может, она со мной счастлива?

— Она счастлива с Энтони, — негромко сказал Гарри. — Он дает ей все, что нужно.

— Энтони? — переспросил он, чувствуя, как сердце начинает дико биться. — Этот придурок Голдстейн?

— Придурок или нет, но она вполне неплохо с ним уживается, — ответил он. — Я бы на твоем месте к ним не совался.

— Да что ты знаешь о моем месте? — вдруг устало откинулся назад Драко. — Что ты знаешь о том, каково это любить так, что тебя эта любовь выматывает, что ты дышать не можешь? Что ты знаешь о такой любви, которая каждый день полна страхом и ожиданием? Что ты, черт побери, знаешь о такой любви, которую все считают неправильной? — незаметно для себя он срывался на крик, не понимая, зачем он говорит все это Поттеру. Тупому, бесчувственному Поттеру, который даже не поймет. И все равно продолжал. — Да ты хоть думал о том, каково это возвращаться и гадать, жива ли она? Понимаешь, что это такое, когда вынужден заставлять себя не думать, не чувствовать, чтобы с ней ничего не случилось? Извини, Поттер, но если ты думаешь, что какой—то Голдстейн или даже моя собственная мать меня остановит, то ты ошибаешься.

Гарри потрясенно молчал. За две минуты Малфой умудрился сказать о себе гораздо больше, чем сделал это за семь лет в Хогвартсе. И сейчас он верил, что Гермиону не околдовали, не подлили какого—то зелья, что она и вправду любит Драко.

Такого Драко можно было полюбить.

— Чертов идиот, — вдруг крикнул он. — Да знаю я об этом! Это ты не видишь дальше собственного носа! Думаешь, с Пэнси по—другому?

Малфой передернул плечами и хмуро взглянул на него:

— Полагаю, я обеспечил себе счастливое существование в Азкабане?

— Нет, — откликнулся Гарри. — Ты свободен. И твоя мать тоже. Катитесь ко всем чертям.

— Спасибо, — помедлив, проговорил он. Поморщившись, Гарри кивнул. Затем поднял на Драко глаза:

— Почему твоя когтевранка так поступила?

— Фейт? — вздохнул Малфой и внезапно улыбнулся. — Решила свалить красиво, Поттер. Она все равно мечтала сдохнуть, поверь мне.

— Почему? — ошарашенно спросил Гарри.

— Ну, ее на том свете ждут, — усмехнулся Драко. — Давно уже ждут. А она решила искупить свою вину передо мной. Не любит она быть в долгу.

— Странные вы, — тихо заметил он. — Даже когтевранку в слизеринку превратили...

— Не говори так при Пэнси, — посоветовал Малфой, прислоняясь к шершавой стене. — Она еще в школе не выносила всего этого... Факультеты, квиддитч...

— Мы все обсудим потом, ладно? — Гарри притронулся палочкой к прутьям. — Я буду ждать тебя у выхода. А ты получишь свою палочку и остальные вещи.

Драко изо всех сил старался не улыбаться, когда почувствовал пятью минутами позже в руках теплую гладкую поверхность палочки. Одежду ему отдали, взамен попросив вернуть ту робу, что выдали при аресте. Он был только рад отвязаться от этой серой мантии и одеть свою.

Но матери видно не было. И Драко с каждой секундой все больше верил, что больше никогда ее не увидит. Поттер же не дурак, он не отпустит ее после того, как Малфой заявил, что все равно не откажется от Гермионы. Не то, чтобы он жалел о своих словах... Но теперь появился повод, наконец, прикончить Поттера. Палочка у него есть, а он не сдержал обещания.

— Где моя мать? — рявкнул он, выйдя на улицу из затхлой сторожки и увидев Гарри.

Тот пожал плечами:

— Ее скоро отпустят. Спрашивают насчет артефактов, которые нашли в вашем поместье. Ты был бы поспокойней, Малфой.

— Не собираюсь, — фыркнул он. — Передо мной только что извинились сторожа, знаешь это? Все-таки я был прав, когда говорил, что ты только и делаешь, что пользуешься своим именем.

— Это все твоя Паркинсон, — буркнул Гарри.

— Твоя, Поттер, — усмехнулся Драко. — Не скидывай на меня этот груз.

— Мистер Поттер, — выглянул из сторожки волшебник в форменной мантии авроров, — миссис Малфой еще задержится. Вы бы подождали ее в другом месте...

— Почему задержится? — резко повернулся к нему Малфой. Тот неприязненно посмотрел на него, но ответил:

— Ей несколько вещиц покажут. Ждем, пока принесут.

— Поттер, — лениво протянул Драко, — правда, не жди нас. Убирайся.

— Ну уж нет, — хмыкнул Гарри. — Мы ее с тобой вместе дождемся в "Дырявом котле". Передайте миссис Малфой, чтобы она аппарировала туда, хорошо?

— Да, конечно, сэр, — раболепно улыбнулся волшебник.

Драко с отвращением оглядел темное помещение, до отказа забитое всевозможными магами и колдунами.

— Почему мы не могли подождать ее в каком-нибудь более приятном месте? — брезгливо спросил он.

— Потому что, — оборвал его Гарри. — Будешь что-нибудь?

— Воду, — хмуро ответил он, и Поттер поднялся и отошел к стойке, за которой стояла невысокая пухлая ведьмочка. Он помнил ее со школы, то ли Эббот, то ли кто—то еще.

Когда Гарри поставил на стол кружку с водой и чашку с кофе, он устало поднял на него глаза:

— Долго еще?

— Я не знаю, — Гарри покачал головой и сел обратно. — Подождем. Лучше расскажи о той когтевранке?

— Что о ней рассказывать? — рассеянно посмотрел на него Малфой. — Лучше скажи, Поттер, у тебя сигареты есть?

— Не курил, — он потянулся к кружке и сжал ее в ладонях.

— Недавно начал. Когда понял, что, — он вдруг усмехнулся, — что Гермиону очень долго не увижу. Так есть?

— Ты куришь? — в очередной раз изумился Гарри.

— Нет, — пожал плечами Поттер. — Я не курю. Так что с ней?

— Ее зовут Фейт, — вяло отозвался Драко. — Она с Блейзом встречалась. И очень любила.

— С Забини? — приподнял брови Гарри. — Это к нему она... ушла?

— Конечно, к нему, — Драко закрыл глаза, борясь с побеждающей его сонливостью. В Азкабане могли спать спокойно только сторожи, и то потому, что не были в самом здании, и дементоры были достаточно далеко.

— А что за долг? — продолжил Поттер. — Ну, почему она помогла Гермионе?

— Она чуть не убила ее, — медленно ответил Малфой. — И уговорила Лорда на похищение. Если бы не ваше маниакальное желание держать ее взаперти, мы и выиграть могли.

— Это желание спасло нам жизни, дорогой, — прозвучал над ними звонкий голос, и Гарри, подняв голову, увидел высокую белокурую женщину, волосы которой казались припорошенными снегом. Только потом Гарри понял, что это седина. Азкабан обошелся с Нарциссой Малфой еще не милосердней, чем с ее сыном. Тот хотел увидеть Гермиону, ее же никто не ждал за стенами тюрьмы.

— Благодарю, мистер Поттер, за оказанную услугу, — она присела рядом с ним, шурша нарядным платьем, тем самым, что было на ней в день нападения. Он еще в тот день удивился, когда увидел платье под темной мантией. Зачем было надевать его на сражение? Но тогда оно смотрелось значительно лучше, сейчас же едва ли не висело на Нарциссе. — Как вам так быстро удалось... помочь нам?

— О, мама, это же сам мистер Поттер, — передразнивая интонации матери, влез Драко, сонливость которого сняло как рукой. — Ему это было просто сделать.

Нарцисса укоризненно взглянула на него, и он послушно замолчал. Мать была на свободе, и это значило, что он спокойно мог убраться восвояси.

— Зачем вы помогли мне в тот день? — спросил внезапно Гарри. — Почему не сказали, что я жив?

— Не ради себя, — она наклонилась над столом, приблизив свое лицо к его. — И не ради сына. И, уж простите мою грубость, не ради вас. — Она откинулась назад, с насмешливой улыбкой, что так часто появлялась на губах Драко, добавила, — видите ли, мистер Поттер, я хочу, чтобы и после нас были Малфои. Пусть не такие чистокровные, но были. Я сделала это для своей внучки.

— Ваша внучка, миссис Малфой, скоро будет носить совсем другую фамилию, — заметил Гарри, и Драко недовольно скрипнул зубами.

— Какая глупость, — фыркнула Нарцисса. — Я не из этой семьи, мистер Поттер, но я давно в ней. И, поверьте мне, кто был рожден Малфоем, им и останется. Все равно, чтобы за имена им не присваивали.

Гарри в ответ только пожал плечами.

— Где вы будете жить? — невпопад поинтересовался он.

— Здесь, — хмуро откликнулся Малфой. — Особняк нам в ближайшее время не вернут, так что...

— Почему это не вернут? — приподнял брови Гарри. — Вы же больше не считаетесь преступниками?

— Министерство будет копаться в поместье столько, сколько сможет, — неохотно сказала Нарцисса. — Пока они не перевернут каждый камешек, Малфой—Менор нам не вернут. Пэнси должно быть легче, она скоро получит наследство...

— Что? — переспросил Гарри. — Какое наследство?

— Ее не считают Пожирательницей, — проговорил Драко. — Ее отец мертв, мать в Святом Мунго и никогда оттуда не выйдет. Круцио Лорда не проходит без последствий.

— Что с ее матерью? — резко поднял голову Поттер.

— Вы не знали? — удивленно захлопала глазами Нарцисса. — Ее наказывали за глупость мужа и предательство дочери. Она просто... — она помолчала, затем, вздохнув, продолжила, — просто сошла с ума. Поэтому она не в Азкабане, а в Мунго.

Гарри устало закрыл глаза, не представляя, как скажет об этом Пэнси.

— Пока не пытайся увидеться с Гермионой, — попросил он Малфоя, когда Нарцисса отошла к Тому, чтобы снять у него комнату. — Я сам скажу ей, что ты больше не в Азкабане. Вдруг она сама не захочет тебя видеть?

— Не надейся, Поттер, — язвительно протянул Драко, а затем внезапно кивнул, — хорошо. Но я хочу встретиться с Пэнси.

— Я спрошу у нее, — уклончиво ответил Гарри. На самом деле, все бы значительно облегчилось, если бы это Малфой сказал ей о матери. Сам бы он не смог.

* * *

Пэнси провела последние три недели в собственном, отдаленном ото всех, мире. Она не до конца верила в то, что выходит замуж за Гарри. Не до конца осознавала, что совсем скоро ей придется оставить свою фамилию, стать какой—то другой, такой, какую ее хотели бы видеть. Такой, какой она должна была быть ради Гарри. Это он настаивал на том, чтобы она стала его женой. Ее вполне устраивало нынешнее положение вещей, но Гарри надоели перешептывания, которыми ее неизменно награждали, стоило ей отправиться в Косой переулок. Гарри это злило гораздо больше, чем ее саму. Он не желал слышать о том, что она — Пожирательница, что ей самое место в Азкабане и тому подобные вещи.

А ей было все равно. О ней почти никогда не говорили ничего приятного, почему же теперь все должно было измениться?

Но Гарри этого не понимал. Он хотел, чтобы с ней достойно обращались.

И она сдалась. Это следовало бы сделать хотя бы из—за того, что Гарри согласился помочь Драко.

И все равно, даже сейчас, сидя на своей кровати и перебирая тяжелые складки пышного подвенечного платья, она не могла заставить себя до конца довериться Гарри. Ей отчего—то казалось, что он просто соврал, что Драко останется в Азкабане, что он оттуда никогда вообще не выйдет.

И было еще одно обстоятельство, которое не давало ей спокойно готовиться к свадьбе. Она ничего не знала о судьбе родителей. Но даже не это заставляло ее так нервничать, как то, что она не знала, погубит ли это глупое, на ее взгляд, торжество их с Гарри отношения. То, что у них — отношения, она была готова принять. Если бы только он еще не настаивал на свадьбе... Колечко, совсем простое, золотой тоненький ободок на безымянном пальце, обжигал кожу не хуже, чем Черная Метка когда—то.

Совсем скоро, через пару дней, то, что она могла бы превратить в настоящую любовь, станет обычной сказкой про героя, который нашел свою принцессу в жутких подземельях и, спася ее, женился на ней.

То, во что она почти поверила, грозило стать не большим, чем простая колдография, которая со времен пожелтеет, а внуки будут с восторгом разглядывать ее, разукрашенную, как куклу, и Гарри, такого счастливого, и мечтать по вечерам о такой же любви.

Пэнси Паркинсон не хотела выходить замуж.

* * *

Гермиона задумчиво расставляла книги на полках, вполуха слушая Энтони, который сидел в кресле у окна и что—то негромко рассказывал.

Монотонный шум дождя отвлекал, не давая сосредоточиться ни на словах Энтони, ни на собственных мыслях. И это было даже хорошо. Она не хотела думать о том, что Драко сейчас, пока она пытается заполнить книжный шкаф в алфавитном порядке, медленно погибает в Азкабане.

Не думать. Байрон, Бёрнс, Диккенс, Голдинг...

— И я подумал, что тебе тоже наверняка надоело быть одной, — резко ворвался голос Энтони в ее так тщательно выстроенные отвлеченные мысли.

— Что? — обернулась она к Голдстейну, со стуком поставив томик Грина на полку. — Что ты имеешь в виду?

— Гермиона, — он вздохнул и, поднявшись, подошел к ней, — сколько можно убиваться по тому, кого больше никогда не увидишь?

— Не увижу? — она хмуро посмотрела на него. — Он ни в чем не виноват, он...

— Зачем ты себя обманываешь? — мягко прервал ее он, сжимая ее ладони в своих. — Тебе нельзя волноваться, а ты вот что делаешь... Руки совсем холодные.

— Прекрати, пожалуйста, — тихо попросила она, когда он притянул ее к себе и обнял.

— Я не...

— Ты не сможешь одна, — не слушая ее, заявил он. — Хоуп нужен отец, тебе — кто—то, кто сможет помочь разобраться со всеми делами...

— У меня есть друзья, — она откинула его руки и отошла на шаг назад. — До недавнего времени, я думала, что ты тоже мой друг.

— Я твой друг, — горячо сказал он. — Даже больше. Я очень тебя люблю. Еще с Хогвартса.

— Замолчи, пожалуйста, — она ухватилась за книжный шкаф и схватила первую попавшуюся под руки книгу. — Это неправильно, Энтони, не нужно...

— Но это правда! — воскликнул он, поворачивая ее к себе. — Гермиона, пожалуйста, послушай меня... Я же не лгу тебе, я рядом, а он, тот, кого ты так любишь, он в Азкабане... Зачем он тебе?

— Я люблю его, — она закусила губу, стараясь сдержать выступившие на глазах слезы. — Его, а не тебя.

— Моей любви хватит на двоих, — заверил Энтони, опускаясь на колени перед ней. — Не отвергай меня еще раз, пожалуйста, Гермиона...

Она помотала головой, не зная, что сказать ему, как объяснить, что никакая его забота, помощь, даже вся та вселенная, что он может ей дать, не сравнится даже с одним взглядом Драко...

— Гермиона, — с придыханием, преданно заглядывая в ее глаза, пусть даже и не находя в них ответа на свои чувства, начал Энтони, — Гермиона, пожалуйста, будь моей женой?

Она устало закрыла глаза. Это было просто невероятно нечестно. Сколько раз она мечтала, чтобы Драко так просил ее руки, чтобы это он так смотрел на нее, протягивал руку и надеялся на ее согласие.

Она не выдержала и заплакала. Эта чертова война... Она поломала жизнь ей самой, Драко и его семье... А сейчас Гермиона собиралась причинить боль, пусть даже не желая этого, Энтони. И пусть он никогда ее не простит, она не могла поступить по—другому.

Гарри Поттер, который аппарировал всего пару секунд назад, и теперь стоял у слегка приоткрытой двери, прислушиваясь к разговору. Он не имел понятия о том, как яростно возражала Гермиона несколько минут назад. Единственное, что он понял из увиденной им картины, то, что Энтони предлагает Гермионе стать его женой, а она плачет от счастья.

Он не мог допустить и мысли, что она плачет по какому-то другому поводу.

Разве люди плачут, когда их просят разделить судьбу с другим человеком?

Полоса света, распространяемая по комнате огнем в камине, падала на пол, как раз на то место, где стоял Гарри, создавая узкую тропинку. Тишину нарушали лишь треск поленьев и едва слышные всхлипы Гермионы.

Гарри внезапно подумал о Малфое. Что с ним будет? Как он сможет сказать ему, что Гермиона выходит за другого? Нет, он не мог так поступить даже с Драко. Но — должен был. Ради подруги. Она заслужила счастье.

Ничем не омраченное счастье.

Гермиона все молчала, Энтони не отводил от нее глаз. Не сомневаясь в исходе этой бессловесной битвы, Гарри отступил назад, ровно настолько, чтобы хлопок аппарации не был слышен.

Секундой спустя его уже не было в темном коридоре.

Гермиона резко качнула головой, набрала в легкие побольше воздуха и выпалила:

— Извини, Энтони, но нет. Я никогда не смогу быть тебе достойной женой, ты заслуживаешь кого—то лучше. Того, кто оценил бы тебя и полюбил бы. А я... Я не тот человек, поверь.

Голдстейн медленно поднялся с колен. Коротко вздохнул и мягко, понимающе, улыбнулся.

— Я же должен был попробовать, — заметил он.

Гермиона удивленно посмотрела на него. Слезы перестали течь по щекам, и она отвела прядь волос за ухо.

— Ты не... Ты не обиделся на меня? — хрипло спросила она.

Он спокойно подошел к ней:

— Нет. Я знаю, что ты любишь другого. Но я хотел понять, есть ли у меня хоть малейший шанс. Не плачь, пожалуйста, — он провел ладонью по ее лицу, вытирая мокрые дорожки. — Ты очень мне дорога. Я не хочу, чтобы ты расстраивалась из—за меня.

— Спасибо, — тихо пробормотала она, помолчав. — Я бы не выдержала, если бы ты тоже ушел.

— Я никогда тебя не оставлю, — дружески обнимая ее, усмехнулся он. — Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку.

* * *

Гарри так и не решился поговорить с Драко сам. Малфой хотел увидеть Пэнси?

Отлично. Она и расскажет ему все. Он не хотел признавать, что боится сказать Пэнси о ее матери и отчаянно желает, чтобы это сделал Малфой. Что боится сделать ей больно и потерять ее. Его спешка со свадьбой объяснялась только этим страхом. Сейчас, когда война была позади, он боялся, что она уйдет от него, что он ей больше не нужен. И отчаянно цеплялся хоть за малейшую возможность удержать ее.

Пэнси сидела на своей кровати, медленно перебирая складки на пышном платье. Она выглядела восхитительно, на взгляд Гарри. Темные волосы лежали аккуратными прядками на белом шелке рубашки, слегка завиваясь на концах. На бледной коже, оттеняя ее, играл свет одинокой свечи, стоящей на столе в серебряном подсвечнике. Но он заметил кое—что странное. Она плакала. Точно так же, как Гермиона пару минут назад, закрыв глаза, едва слышно всхлипывая, словно боясь чего—то.

Он не знал, что и думать. Может, она больна? Может, с ней что—то случилось или кто—то ее обидел?

Гарри подошел к кровати и осторожно опустился на нее, рядом с Пэнси.

— Что с тобой? — тихо спросил он.

Она быстро распахнула глаза и несколько раз моргнула, затем резким движением руки вытерла слезы с лица.

— Все в порядке, — так, словно это не она плакала секундой раньше, ответила она. Ее лицо превратилось в спокойную, отрешенную маску, которую он уже привык видеть. Она не исчезала в течение вот уже трех недель.

— Нет, — настойчиво сказал он, сжимая ее пальцы в своих и заставляя отбросить платье. — Что—то не так. Пэнси...

Она упрямо покачала головой и вздохнула, ничего не ответив. Ей так хотелось сказать хоть что—нибудь, объяснить ему, что он душит ее своей добротой, заботливостью, что она просто не находит в себе сил отказать ему...

Вместо того, чтобы поговорить с ним...

Он бы понял, понял... Почему ты так трусишь?... она поднялась с кровати и отошла к окну...

Потому что люблю его. Я не хочу, чтобы он думал, что ничего не значит для меня.

Прислонилась лбом к холодному стеклу, вслушиваясь в шум дождя. Но ты так не сможешь. Он сам просил тебя делать только то, что ты хочешь.

Мерный звук капель за окном смешивал мысли. Она принялась считать про себя.

Раз, два, три... Какая же ты глупая! Все об этом мечтают! Это же Гарри... Ну, что ты, как маленькая... Четыре, пять, шесть... Это просто свадьба, ничего не изменится, он будет любить тебя по—прежнему...

Но она знала, не будет. С ними случиться то же, что с ее родителями, которые просто не выносили общество друг друга.

Гарри поднялся с постели и подошел к ней.

— Драко выпустили, — сказал он минутой позже, оглядев ее, сгорбившуюся у окна.

Она неверяще, быстро обернулась, а затем улыбнулась, заставляя его забывать обо всем на свете. — Правда? — она закусила губу, затем рассмеялась, не сумев сдержаться, и бросилась к нему на шею. — Гарри!

Он улыбнулся в ответ, пряча лицо в ее волосах.

— Спасибо, — шептала она, покрывая поцелуями его губы, глаза, нос, везде, куда только могла дотянуться. — Спасибо, спасибо, спасибо... Ты даже не представляешь, как много это значит...

— Ты можешь увидеть его, если хочешь, — предложил он, слегка отстраняя ее от себя.

— Я хочу, — прошептала она, снова прижимаясь к нему.

В эту секунду она верила в его любовь, как ни во что другое за всю свою жизнь.

— Хорошо, но только если скажешь, что с тобой не так, — помедлив, проговорил он, заглядывая ей в лицо.

Она нахмурилась и отступила на шаг назад, снова натягивая уже ставшую привычной маску счастья и безразличия.

— Не надо, — вдруг попросил Гарри. — Скажи правду, пожалуйста...

— Я боюсь, — неожиданно для себя всхлипнула Пэнси. — Боюсь, что ты разлюбишь меня, что я окажусь не такой, какой ты думал.

Это оказалось так легко — произнести, выразить то чувство, которое мучило ее на протяжении всех этих дней.

Страх. Просто страх оказаться ненужной, нелюбимой, чужой...

Секунда — и этот ее страх разбился, разлетелся на кусочки и маленькие осколки.

Разбился — стоило ей увидеть изумление в глазах Гарри, его удивление, а затем услышать смех, такой знакомый, такой любимый, что внутри что—то разрывалось, не давая продохнуть.

— Ты подумала, что будешь не нужна мне? — пробормотал он облегченно. — А я думал, что я тебе не нужен.

Она медленно, словно нехотя растянула губы в улыбке. Пусть теперь она знает, что он любит ее, что он не собирается оставлять ее одну, легче не становилось. Свадьба по—прежнему пугала ее.

— Теперь все в порядке? — серьезно спросил он, привлекая ее к себе.

Она задумалась, не зная говорить ли правду — и решилась.

— Я не хочу выходить замуж, — негромко обронила она, готовая что он уберет руки, перестанет ее обнимать. — Я не готова. Это слишком важное решение. И я не прощу себя, если мы в один день превратимся в такую же пару, как мои родители.

Он замер, но его ладони все еще лежали на ее спине, успокаивающе поглаживая.

— Я понимаю, — спокойно улыбнулся он. — Пэнси, все хорошо. Не беспокойся. Мы подождем. Завтра ты увидишься с Драко. Но мне нужно поговорить с тобой.

Она отошла от него к кровати, недоверчиво оглядывая. Было что—то неправильное в его спокойствии. Она ожидала чего угодно: криков, разрывов, требований, но никак ни этого.

Мы подождем?

Он присел рядом с ней и, вздохнув, сказал, не обращая внимания на ее медлительность:

— Гермиона выходит замуж за Энтони.

Все мысли, связанные с обидой Гарри, вылетели у нее из головы. Она растерянно покачала головой:

— Она не может. Не сейчас, когда Драко...

— Она не знает о нем, — развел руками Гарри. — Я не сказал ей.

— Это все объясняет, — воскликнула она. — Если бы она знала, то никогда...

— Не думаю, — отмахнулся он. — Если бы она любила Малфоя, она бы не согласилась. Лучше просто скажи Драко, что Гермиона разлюбила его. Пожалуйста, Пэнси... Он и так причинил ей достаточно боли. Он не достоин ее.

— Почему? — резко спросила она. — Почему недостоин?

Не давая ему времени ответить, она вскочила и заходила по спальне:

— Он такой же, как я. Ты же не брезгуешь мной!

Она вернулась к постели и схватила его за руки.

— Это нечестно, — обиженно пробормотала она. — Гарри, как тебе объяснить...

— Почему ты всегда заступаешься за него? — взвился с места он. — Почему ты никак не поймешь, что он — просто убийца?

— Замолчи, — она поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть ему в глаза. Раньше она никогда не ощущала разницу в их росте и теперь удивлялась этому, одновременно размышляя, как глупо она выглядит, пытаясь казаться выше, чем есть на самом деле.

— Тогда и я — просто убийца. Ты думаешь, я не делала того же, что и он?

Он помотал головой, собираясь что—то ответить, но она приложила ладонь к его рту.

— Послушай меня, — тихо прошипела она, — никогда не смей говорить, что Драко недостоин твоей Грейнджер. Никогда не смей думать, что я питаю к нему какие—то чувства, кроме привязанности и благодарности. И никогда, слышишь, никогда, не смей думать, что мы подождем!

Он удивленно распахнул глаза, но вместо того, чтобы дать ему высказаться и убрать руку, она продолжила:

— Я никогда не скажу Драко то, о чем ты просишь сказать. Я лучше совру ему, что Грейнджер умерла.

Он помедлил, затем кивнул, и она, наконец, убрала руку.

И запоздало сообразила, что наделала. Мы подождем?

Больше никакого "мы" не было, она знала это. И не могло быть. Она все разрушила. В очередной раз. Сломала, разбила. И она никогда не отличалась способностью восстанавливать все по кусочкам. Ей всегда проще было малодушно отступить, чем просто извиниться или объясниться.

Она устало закрыла глаза и села на край кровати, спрятав лицо в ладонях.

— Пэнси, — неожиданно тихо позвал ее Гарри. — Ты можешь сказать Драко все, что захочешь. Ты права. Прости меня.

И это его дурацкие слова — "прости меня" — вдруг оказались способны изменить ее, заставить почувствовать то, что она ненавидела.

Сожаление.

Она видела его в глазах Гарри, оно жгло ее саму... И все равно она так и не произнесла того, чего он так ждал, не попросила прощения. Просто кивнула.

Он подождал еще пару минут, затем вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

* * *

Утро следующего дня ничем не отличалось от всех предыдущих. Дождь, прекратившийся ночью, теперь лил снова.

Пэнси шла за Гарри, опустив голову и стараясь не смотреть на него, предпочитая думать о предстоящей встрече с Драко. Завидев впереди "Дырявый Котел" она едва сдержалась, чтобы не броситься к нему.

Она так соскучилась по Драко, что уже не могла дождаться момента, когда увидит его. Гарри, так и не заговоривший с ней после вчерашней ссоры, открыл дверь паба, пропуская Пэнси. Она ступила в темное помещение и сразу же принялась оглядываться. Заметив Драко у дальней стены, она быстрым шагом подошла к его столику, не заметив, что Гарри остался стоять у входа, наблюдая за тем, как Малфой сжимает в объятиях Пэнси, как она смеется, обхватывая руками его шею. Помедлил пару секунд и вышел из бара, уже зная, что будет делать.

Пэнси опустилась на предложенный Драко стул, не сводя с Малфоя глаз, и нетерпеливо улыбнулась ему. Ей не верилось, что она опять видит его, что он рядом... Что он в безопасности.

Они даже не разговаривали, не видя в словах никакого смысла. Зачем, если можно было держаться за руки и улыбаться, словно сумасшедшие?

Но эйфория от встречи отступала, и она начала осознавать, что ей придется сказать ему про Гермиону. Она много думала вчера вечером и решила, что если бы Гермиона любила Драко, то никакое отчаяние не заставило бы ее принять предложение Энтони.

Лучше она сама скажет ему об этом, чем он увидит ее предательство своими глазами.

Вздохнув, она открыла было, рот, чтобы начать такой важный разговор, но он опередил ее:

— Я соболезную тебе.

Она удивленно взглянула на него:

— Что?

— Ну, твоя мать... — нетерпеливо ответил он, затем замолк. — Погоди, Поттер не сказал тебе?

— О чем? — растерянно спросила она.

— Твоя мать в Святом Мунго, — неохотно пробормотал он, помедлив. — Я думал, Гарри тебе уже...

— Помолчи, — ровным голосом попросила Пэнси, прерывая его.

— Прости, — проговорил Драко, не слушая ее и прекрасно зная, что ей нужно чем—то заполнить внезапную пустоту внутри. Он пережил то же самое, когда погиб его отец. — Я не должен был говорить тебе это так.

— Как она? — все так же спокойно продолжила она. — Она... ранена? Или?..

— Или, — пожал плечами он. — Круцио, ты же знаешь...

— Знаю, — она потянулась и схватила сахарницу, стоящую на столике и крепко сжала ее в пальцах. — Черт.

Он не нашелся что ответить, поэтому молча наблюдал за тем, как она тихо, про себя пытается пережить очередную плохую весть. Если война закончилась, э то не значит, что у нее не будет отголосков.

— Гермиона выходит замуж за Голдстейна, — наклоняя стеклянную баночку в руках то в одну, то в другую сторону, вдруг обронила Пэнси, не смотря на Драко, а наблюдая за перетекающим белым песком в сахарнице. Он резко выдохнул, но ничего не сказал.

— Черт? — слабо улыбнулась Пэнси.

— Точно, — согласился он, запуская пальцы в волосы. — Черт.

— И что ты будешь делать? — спросила она, не зная, чем занять себя и чувствуя дикую необходимость остаться одной.

— Пойду к ней, — помолчав, ответил он. — Я хочу ее увидеть.

— Ты не можешь, — она изумленно покачала головой. — Драко, она же предала тебя...

— Ну и что? — он усмехнулся и забрал у нее сахарницу. — Пэнс, и не такое простить можно. Учитывая, сколько раз она прощала меня... Вот твой Поттер, он же постоянно тебя прощает. Ты даже не попрощалась с ним, когда он уходил отсюда.

Пэнси недовольно поморщилась, уязвленная его замечанием. Но он был прав. Гарри всегда пытался сделать так, чтобы ей было хорошо, а она...

Даже Драко нашел в себе силы признать, что иногда нужно просить прощения. Уметь пересилить себя и просто сделать так, чтобы всем было, наконец, хорошо. Это было так странно, услышать, что даже непробиваемый, по ее мнению, Драко решил все равно увидеться с тем, кого любит, хотя, по идее, он должен был возненавидеть Гермиону.

Он этого не сделал. Он решил по—другому.

Попытаться еще раз.

Мы подождем.

— У меня очень важные дела, Драко, — вскочила она с места, решившись. — Потом увидимся, ладно?

И бросилась к выходу.

Гарри ждал ее на улице, прислонившись спиной к стене, и улыбнулся, когда она быстрым шагом подошла к нему.

— За тобой гиппогриф гоняется? — весело спросил, натягивая капюшон ее мантии ей на голову. — Промокнешь же...

— Нет, не гиппогриф, — она мотнула головой, отбрасывая волосы с лица. — Я просто поняла кое—что... — Глубоко вздохнув, она внимательно и серьезно посмотрела на него. — Прости меня за тот бред, ладно? И не надо ждать, правда. Я очень тебя люблю и уверена, что...

— Пэнси, — он вздохнул и притянул ее к себе. Такая суматошная, чокнутая, и такая любимая. Чтобы она не наделала. Сколько бы ошибок не совершила.

— Нет, ты была права. Мы подождем.

* * *

Гермиона сидела в своем любимом кресле, поджав под себя ноги и сжимая в пальцах кружку с чаем, когда раздался звонок в дверь. Опустив чашку на столик, она поднялась и вышла в коридор, раздумывая над тем, кто мог быть ее гостем. Вряд ли это Энтони, который ушел всего полчаса назад. Распахнув дверь, она замерла, чувствуя, что забыла, как дышать.

Напротив нее, замерев под проливным английским дождем, стоял Драко Малфой.

Она открыла было рот, собираясь что—то сказать, чего еще даже сама не знала, но он заговорил первым:

— Я могу войти?

Этот тихий голос, его лицо, влажные волосы... Она была почти готова поверить, что это просто сон. Она так долго этого ждала, так хотела увидеть его, понять, что с ним все в порядке...

Ей хотелось прикоснуться к нему, обнять его, но...

Его спокойный голос, который не выражал абсолютно ничего, ее остановил. Вместе того, чтобы броситься ему на шею, она посторонилась, давая ему пройти в дом, как—то странно переживая все происходящее. Словно всего этого не было. Словно это не он так с ней разговаривал, словно стоило ей моргнуть, как все исчезнет. И он тоже.

Но он не исчезал, точно также как и холодное, отстраненное выражение его лица.

Драко оглядел темный коридор и обернулся к ней, взглядом спрашивая куда идти.

Она протянула руку, указывая вглубь коридора, и пробормотала:

— Поговорим на кухне.

И зашагала вперед, стараясь сдержать слезы. Она словно упала с большой высоты в ледяную воду и теперь не могла выплыть.

Этого не должно было быть.

Войдя в кухню, она сразу отошла к полкам, заставленным посудой, и достала чашку, пытаясь занять себя, чтобы не расплакаться.

— Будешь чай? — стараясь говорить буднично, спросила она, не поворачиваясь к Драко лицом. — Или кофе?

— Нет, спасибо, — лениво протянул тот. — Я бы хотел увидеть дочь, если ты не против.

— Непротив, — чувствуя, как быстро забилось сердце, пробормотала она в ответ. — Я... Она наверху, спит.

Если он хотел увидеть дочь — это значит, что еще не все потеряно? Что она все еще что—то значит для него?

Она обернулась и внимательно всмотрелась в его лицо, пытаясь найти хоть отголосок тех чувств, что были раньше.

Но ничего не нашла.

— Как ее зовут? — поинтересовался он спокойно.

— Хоуп, — медленно ответила она, опираясь руками о прилавок.

Он приподнял брови, затем усмехнулся:

— Хорошее имя. Но простое. Гермиона, ты могла бы придумать что—нибудь получше.

Она вздрогнула, когда он произнес ее имя, затем вздохнула:

— Ты можешь дать ей второе имя, если хочешь.

— Спиранция, — подумав, сказал он. — То же значение, но латинский.

— Ладно, — негромко пробормотала она, помедлив.

Пустые надежды.

— Идем наверх?

Он кивнул, и она вышла из кухни. Поднимаясь по лестнице, она старалась не думать о том, как переживет его уход. Ведь когда он увидится с Хоуп, его больше ничего не будет удерживать. Она толкнула приоткрытую дверь, впуская Драко внутрь, и зашла вслед за ним.

Драко оглядел большую комнату, заваленную детскими вещами, разбросанными везде, где только можно. У окна, задернутого шторами, стояла колыбель, к которой он и подошел.

Гермиона приблизилась и взяла на руки маленькое тельце, завернутое в одеяло и протянула его ему, колеблясь всего пару секунд, словно не знала, стоит ли отдавать ему ребенка. Но отдала.

Он вздохнул, не решаясь прикоснуться к своей дочери, боясь навредить — и все же взял.

И в ту же секунду все сомнения отпали прочь. Он не мог ей навредить, он не мог сделать ей больно...

Волна горячей любви и привязанности затопила его. Он прижал к себе свою дочь, внимательно разглядывая маленькое личико. Она была красавицей. Просто прелестной. В какой—то момент он растерял все слова, не зная, как назвать то чудо, что он держал в руках.

Она была лучшим, что только могло быть в его жизни. И тем более было нечестно, что он собирался потерять все это. Какой—то Голдстейн с легкостью отбирал у него семью, словно сам Драко больше ничего не значил для Гермионы. Но для Хоуп он пока ничего не значил. И он собирался исправить это. По—крайней мере, бесследно исчезать из жизни дочери он не хотел.

Ему нравилось ее имя.

Хоуп. Его маленькая надежда.

На счастье, на будущее... Он поцеловал дочь в макушку, наслаждаясь ее запахом, не замечая, что Гермиона вышла из спальни, прикрыв за собой дверь. Только уложив дочь обратно в колыбель, он понял, что ее нет в комнате.

Гермиона была внизу, сидела в кресле и смотрела на дождь за окном. Он подошел к ней, замерев у кресла и не зная, что сказать. Он мучительно не хотел уходить, не хотел отдавать ее кому—то, но...

Она была спокойна и умиротворена. Он не мог испортить все.

И поэтому он должен был уйти.

Гермиона резко обернулась, услышав, как он выходит из комнаты, и, поднявшись со своего места, подошла к нему.

Он остановился, когда она тронула его за рукав, и посмотрел на нее.

— Останься? — неожиданно даже для себя попросила Гермиона. Так тихо, что не поверила, что произнесла это.

Если бы не выражение лица Драко, который изумленно расширил глаза.

— Я не... — пробормотал он, но ей и этого было достаточно. Она бросилась к двери и открыла ее.

— Прости, — обронила она. — Я не должна была... Ты можешь уйти. Увидев, что он медлит, она воскликнула:

— Драко, пожалуйста, уйди. Я так больше не могу.

Она так корила себя за несдержанность. Не могла обойтись без этой глупой просьбы и не усложнять все?

Ей хотелось, чтобы он ушел, и она, спокойно поплакав, успокоилась бы. Она смогла бы, она знала это. Но ее уверенность с каждой минутой таяла, стоило ей только посмотреть на него. Он был так близко — и одновременно бесконечно далеко.

Казалось, стоит протянуть руку, и она сможет дотронуться до него. Но его холодность и отстраненность...

Она выдохнула и опустила голову, дожидаясь неминуемого.

Драко подошел к двери, и она закусила губу, прокусывая ее до крови, чтобы боль отвлекла ее и помогла сдержать слезы.

Он искоса взглянул на нее, затем вдруг быстро захлопнул дверь и повернулся к Гермионе, ошеломленно взглянувшей на него.

— Я все—таки останусь, — пожал он плечами. — Если ты непротив.

— Нет, — прошептала она, чувствуя, как губы растягиваются в безумной улыбке. — Нет, я абсолютно не против.

* * *

Солнечный свет, льющийся из окон и стеклянной двери, казалось, отражался от каждой поверхности и превращался в сотни маленьких радуг, искрясь так, что его было видно, даже если прикрыть глаза. Пальцы скользнули по его щеке, заново знакомясь. Голова кружилась, словно от избытка кислорода. Гермиона и не замечала, что до этого утра она и не дышала вовсе. Она и не жила, пока не почувствовала, как его руки обхватывают ее, прижимая к себе и снова возвращая к жизни.

Это было так удивительно, так невероятно прекрасно прикасаться к нему, что даже не верилось. Хотя она всегда надеялась, что он вернется к ней.

Говорят, надежда умирает последней. Но даже позже, чем она умирает любовь. Если это настоящая любовь, та, что бывает раз в жизни. Бывает, если очень сильно повезет. Многие умирают, так и не увидев этого чувства. Но если она встречается, то нужно постараться пронести ее через всю жизнь.

Эта любовь — что—то, без чего нельзя существовать, испытав ее.

Драко моргнул, просыпаясь, чувствуя, как знакомые прикосновения ласкают лицо. Гермиона слабо улыбнулась ему, когда почувствовала, как его губы легко, почти невесомо касаются ее пальцев, целуя их. Надежда. Любовь. Дружба. Это то, чем мы дышим каждый день. То, что нам так нужно, чтобы, проснувшись, знать, что есть те, кто не смог бы прожить этот день без нашей улыбки, сочувствия или просто приветствия.

Человеческая жизнь может оборваться, но...

Флер замерла у могильной плиты, на которой было высечено "Уильям Артур Уизли"...

...но любовь к этому человеку будет жить всегда.

Она присела на колени, не задумываясь о рыхлой, влажной земле, и протянула затянутую в тонкую перчатку руку, сбрасывая с камня пожелтелые листья.

— Привет, — тихонько сказала она, едва заметно улыбаясь. — Я соскучилась, Билли. Как там наш малыш?

Любовь оставляет невидимые раны. Но она же и исцеляет их, даря свободу, надежду и веру.

— Простудитесь, Флер, — раздался негромкий голос позади, и она обернулась. — Поднимайтесь.

Снейп протянул ей руку, и Флер послушно ухватилась за нее, принимая его помощь.

— Я вернусь, Билли, — прошептала она, вставая. — Я люблю тебя.

— Я хотел поговорить с вами, — сказал он, когда они зашагали по залитой солнцем аллее. — Директор МакГонагалл предлагает вам должность преподавателя Защиты от Темных Искусств.

— Мне? — удивленно переспросила Флер. — Но я не учитель...

— Вы весьма неплохо показали себя во время войны, — откликнулся он. — Она вам доверяет. И я тоже.

— Спасибо, — благодарно улыбнулась она, жмурясь под яркими лучами весеннего солнца.

И когда кажется, что все поглотил мрак, даже самое простое слово помогает выбраться из этой пучины.

— Можешь смотреть, — сказал Гарри, и Пэнси, еще слегка шатаясь после аппарации, быстро распахнула глаза.С изумлением оглядев большой дом, стоящий за калиткой, она повернулась к Гарри:

— Что это?

— Я же сказал, что мы подождем, — улыбнулся он. — И мы подождем со свадьбой. А пока просто попробуем жить вместе.

Она внезапно рассмеялась, сжимая его пальцы в своих.

— Пойдем, посмотрим? — попросила она, потянув его вперед.

Это было чудесно. То, как он понимал ее. То, как он ценил ее мнение.

Это была воплотившаяся в реальность сказка.

Все станет лучше. Всегда можно исправить совершенные ошибки, найти выход. Если очень сильно захотеть. И преграды исчезнут.

Луна потянулась, выбравшись из объятий Невилла. Он все еще спал, и она решила приготовить ему завтрак. И совсем не важно, что она готовить не умеет. Она очень постарается, и все получится.

Получасом позже, она, усевшись на кровать, легко дотронулась до плеча Невилла, заставляя его проснуться.

— Это тебе, — сказала она, когда он присел на постели, и протянула ему чашку с кофе.

— Ты обожгла пальцы? — с беспокойством поинтересовался Невилл, откладывая кружку в сторону и беря ее за руку.

— Мне не больно, — отмахнулась она. — Лучше попробуй кофе.

— Обязательно, — пробурчал он, поднимая ее ладонь выше, и вдруг нежно подул на обожженную кожу. Затем поцеловал.

— Чтобы не болело еще сильней, — весело объяснил он и взял в руки чашку. Отпив глоток темного, душистого напитка, он улыбнулся. — Отличный кофе. Спасибо.

И Луна знала, что кофе не из лучших, и он просто лжет, чтобы ей было приятно. И это значило так много, что никто посторонний бы, наверное, не понял.

— Я люблю тебя, — тихо прошептала она. — Очень люблю.

И любовь восторжествует. Ничто, никакая война, не способна разлучить, если любить.

Гермиона наклонилась вперед, закладывая прядь волос за ухо, и легко поцеловала Драко в губы. Просто слегка притронулась своим ртом к его, чувствуя его улыбку. Затем легла обратно на постель, положив голову ему на грудь, и закрыла глаза.

Все было хорошо. За окном сверкало солнце, отражаясь в больших лужах на темном асфальте, еще помнившем вчерашний дождь.

Жизнь играет по своим правилам, которые так никто и не разгадал. Да и вряд ли когда—нибудь разгадает.Но выигрывать всегда легче, если рядом есть тот, кому ты безоговорочно доверяешь.