Пока война не разлучит нас (гет)

Гермиона прошла за свою парту, не обращая внимания на взгляды, которые кидали на нее Рон и Гарри.

— Что случилось? — шепотом спросила Парвати, изумленная, что Снейп не снял с нее баллы за опоздание. — И где Малфой?

Но Гермиона только отмахнулась и начала записывать лекцию профессора, посвященную зельям-антидотам.

Наконец, прозвенел звонок, и она поднялась, быстро кидая в сумку свои вещи, надеясь сейчас же побежать к слизеринцу в Больничное Крыло. Но тут кто-то осторожно дотронулся до ее локтя, и, обернувшись она увидела Рона и Гарри.

Словно не заметив их, она спокойно вернулась к складыванию пергамента.

— Гермиона, мы не хотели на него нападать, правда, — виноватым голосом заговорил Гарри. — Просто...

— Просто когда мы увидели, что он стоит там с тобой... — Рон передернул плечами. — О вас просто всякие глупости говорят…

— Глупости? — она раздраженно посмотрела на них. — Какие глупости?

— Ну, что вы... — неловко проговорил Гарри. — Ну, вроде как вы вместе...

Она удивленно приподняла брови.

Кому такое могло прийти в голову?

— Я слышал, как Энтони говорил своим друзьям, что ты постоянно уходишь от него к Малфою, — тем временем, взлохматив волосы, продолжил ее друг. — И вас несколько раз видели, когда вы куда-то шли вместе...

— Нам показалось, что он нарочно распускает эти слухи, — глубоко вздохнул Рон. — Ну, потому что нам не хочется, чтобы о тебе говорили, как о предательнице, понимаешь?

Сердце Гермионы забилось быстрее. Она, по сути, и есть предательница. Тут же горячая волна вины и сожаления накрыла ее.

— Вы же знаете, что ничего такого нет? — тем не менее, спокойно спросила она. — Я и Малфой... Это безумие. Просто мы – старосты. И поскольку между слизеринцами и гриффиндорцами постоянно возникают драки, — она пожала плечами, — нам приходится с этим разбираться. А вы должны подавать другим пример, а ведете себя хуже первокурсников, — строго сказала она.

Рон и Гарри виновато кивнули.

— А теперь... — она откинула с лица волосы, — я пойду в Больничное крыло. Не хочу, чтобы Малфой на вас жаловался. Скоро экзамены, и вам сейчас абсолютно не нужны взыскания.

Малфой сидел на больничной койке и азартно спорил с мадам Помфри. Когда Гермиона зашла внутрь, то первое, что она услышала, был его крик, что ему не нужно никакое обследование.

— О, может, вы его убедите! — воскликнула медсестра, завидев гриффиндорку. — У него могут быть раны под одеждой, но он не желает даже снять рубашку, чтобы я провела обследование!

Малфой кинул на нее выразительный взгляд, словно напоминая о Метке, которая была на его предплечье. Мадам Помфри совсем необязательно о ней знать.

— Ничего страшного, — вдруг спокойно сказала Гермиона, слушаясь того чувства, которое было внутри нее и требовало защитить Малфоя. — Я могу сама осмотреть его. Мы же... друзья.

Последнее слово она произнесла неуверенно, кинув испуганный взгляд на слизеринца. Но тот, удивленно посмотрев на нее, кивнул.

— Но это... — попробовала возразить медсестра. — Я сама должна его осмотреть!

— Будет лучше, если его никто не осмотрит? — тихо спросила Гермиона.

— Но я не понимаю, почему, — всплеснула руками женщина. — Это просто глупо.

— У него шрамы, — вдруг соврала Гермиона. — Он их стесняется.

Малфой, ошеломленный ее заявлением, тем не менее, промолчал, словно интересуясь, куда это все приведет.

— Это невероятно! — тем временем продолжала бушевать медсестра. — Я колдомедик!

Гермиона просто пожала плечами, словно оправдывая слизеринца.

Мадам Помфри, казалось, сомневалась, но потом махнула рукой, разрешая, и ушла, бормоча, что-то про глупых детей.

Она неуверенно посмотрела на Малфоя.

— Со мной все в порядке, — ответил он на ее взгляд.

-Но это обследование нужно, — медленно проговорила она. — Это не просто... прихоть. У тебя действительно могут быть раны.

Он пожал плечами:

— Это мои проблемы.

— Нет, — внезапно покачала она головой. — Уже нет. Так что, давай, снимай эту рубашку, пока мадам Помфри не вернулась.

Он смотрел на нее, не отрываясь, пару долгих секунд, а потом отрывисто кивнул и стащил через голову форменную рубашку.

Гермиона вздохнула и, облизнув пересохшие губы, подошла к нему. Ее пальцы осторожно касались его кожи, перебегали с шеи на плечи и обратно, мягко дотрагивались до груди, отыскивая ушибы.

А потом она нерешительно дотронулась до Метки.

Малфой, который до этого сидел, не двигаясь, вздрогнул. Гермиона внезапно забыла, зачем она это все делала.

Ты не видишь, как ему больно?

Опять это странное чувство... Ей внезапно захотелось спрятать его, никого к нему не пускать, защитить от всего мира.

Ее ладонь ласково погладила Метку, словно надеясь, что из-за этого она исчезнет.

Малфой не сводил с нее взгляда.

А она старалась не смотреть на него, продолжая мягко дотрагиваться до уродливой татуировки.

Очищение.

Почему-то она воспринимала это все именно так.

Внезапно его пальцы осторожно прикоснулись к ее лицу. Она испуганно подняла на него взгляд.

Это же очищение, чего ты боишься?

Он завороженно смотрел на нее, пока она не отрывала взгляда от его лица. А потом наклонился и легко прикоснулся своими губами к ее.

И в тот же момент вся какая-то неправдоподобность происходящего исчезла, оставляя ее наедине с поцелуем.

Зато появилось чувство защищенности. Гермиона искренне верила в тот момент, что ни с ней, ни с ним ничего плохого не случится.

Время должно остановиться.

Но так не бывает. Время не замирает только по чьему-то желанию, да и окружающий мир не желает оставаться в стороне.

На смену чувству безопасности пришел страх.

За Малфоя.

Что если кто-нибудь об этом узнает, будет плохо ему.

Но почему-то вместо того, чтобы прекратить это безумие, она подалась вперед, прижимаясь к нему.

И пусть будет, что будет.

— С ним все в порядке, — бесстрастно сообщила Гермиона мадам Помфри спустя несколько минут.

Медсестра вернулась слишком быстро, и они едва успели отскочить друг от друга, услышав звук открывающейся двери.

— Вы уверены? — озадаченно спросила мадам Помфри. — Потому что если нет...

— Все хорошо, правда, — поднялся с кровати Малфой. — Я выпил зелье, которое вы мне давали. Нам уже можно уходить?

— Да, — ворчливо ответила медсестра. — И постарайтесь не попадать сюда почаще.

Когда они выходили из Больничного крыла, Малфой осторожно, словно ненароком, взял Гермиону за руку, заставляя ее улыбнуться краешками губ.

Но они оба старательно не смотрели друг на друга.

На Нумерологии Гермиона клятвенно пообещала себе закончить со всем этим безумием.

Но вместо этого сама подошла к Малфою на обеде и сообщила о чрезвычайно важном деле, которое им вдвоем надо выполнить.

— Что случилось? — взволнованно спросил он, когда они, наконец, нашли пустой коридор.

— Билл ответил на письмо Джинни, — закусив губу, ответила она. — Он, когда искал информацию, понял, что симптомы у... у одного человека, похожи на те, что возникают при наложении заклинании связи.

— И...кто этот человек? — даже как-то с любопытством спросил он.

— Долохов, — нехотя выдавила из себя она. — Он... в плену.

— А раны откуда? — с непроницаемым лицом осведомился он.

Гермиона не ответила, только спрятала лицо в ладонях.

— Добро пожаловать в реальный мир, Грейнджер, — криво усмехнулся Малфой. — И Орден пытает тех, кто попал к нему в плен.

Она подняла на него взгляд.

— Я поняла, — бездушно обронила она.

— Это... больно? — спросил он. — Я имею в виду то, что твои идеалы...

— Разрушились? — неестественно улыбнулась она. — О, Малфой, ради Мерлина... Будь у меня еще какие-то идеалы, меня бы здесь не было.

— Это уже плохо, Грейнджер, — серьезным голосом ответил он. — Если ты заявишь мне, что не собираешься биться за Орден...

— Конечно, собираюсь, — отмахнулась она. — Просто... не верю.

— О, тогда добро пожаловать не в реальный мир, — фыркнул он. — Добро пожаловать в мой мир.

— Спасибо, — церемонно ответила Гермиона, подходя к нему ближе. — И что теперь делать с Паркинсон?

— Я думаю, с Долохова снимут заклинание, — пожал плечами он. — Сами мы с Пэнси не снимем, так что остается просто надеяться.

— Ненавижу надеяться, — вздохнула она.

— Черт, Грейнджер, не разочаровывай меня в лучшем, — обвиняюще сказал он, крепко сжимая ее ладони в своих. — Я думал, вы надеетесь до конца.

— Черт, Малфой! — воскликнула она в тон ему, опираясь лбом о его плечо. — Не разочаровывай меня! Я думала, что вы не думаете о гриффиндорцах как о лучшем!

— Я не такой, как остальные, — задумчиво проговорил он.

— Это радует, — спокойно ответила она, чувствуя, как он зарывается лицом в ее волосы.

Паркинсон появилась на завтраке утром следующего дня. Бледная, усталая, но счастливая.

Гермиона довольно улыбнулась, завидев ее. Впрочем, спустя секунду ее улыбка погасла, когда она увидела, как Малфой обнимает ее.

Малфой сидел в Выручай-Комнате. В кресле. В одном единственном кресле, которое Комната соизволила им отдать.

Она подошла к нему и замерла, глядя в его лицо, изучая, словно человека, которого не видела очень долго.

— Что-то не так? — хмуро спросил он, не поднимая на нее глаз, но осторожно прикасаясь к ее ладони, которой она сжимала подлокотник кресла.

— Я не знаю, — передернула она плечами, отвечая на его пожатие. — Все не так. Что с нами?

— В каком смысле? — глядя куда-то за нее, поинтересовался он.

— Например, почему ты держишь меня за руку? — приподняла она брови. — Или... почему я целую тебя?

Он не ответил.

— Это неправильно, — уверенным тоном сказала она. — И это никуда не приведет. Разве что, к большой беде.

— Наплевать, — безмятежно ответил он. — Мне уж точно. Пока... пока это интересно, во всяком случае.

Интересно?

Он воспринимает это так?

Ну, зато он как-то воспринимает.

А сама она уже окончательно запуталась.

— Это... против правил, — привела она последний аргумент, который был у нее в запасе.

— Против чьих правил? — спокойно спросил он. — Ордена, Пожирателей, Лорда... Ты же сама сказала, что не веришь.

— Все равно, это нечестно! — воскликнула она, но тут он резко потянул ее за руку, заставляя приблизиться к себе.

Пару секунд он вглядывался ей в лицо, а затем чуть наклонился вперед и поцеловал.

В тот же миг все мысли о глупости и ошибочности вылетели у нее из головы, полностью сметенные тем чувством, которое теперь постоянно жило где-то в глубинах ее подсознания.

Когда он, наконец, отпустил ее, она почувствовала, как заливается краской. Он же просто проверял, верит ли она в то, что говорит, а она повела себя...

Как дура.

— Ладно, ты прав, — наконец, призналась она шепотом, глядя как он поднимается из кресла, собираясь уступить место ей. — Возможно, это... нормально.

Она рассталась с Энтони. Сказала, что не готова к отношениям, что сейчас ее волнуют только экзамены. Он печально улыбнулся и кивнул. А она снова почувствовала себя дрянью.

Но спустя десять минут, когда Малфой отыскал ее, она забыла об этом.

Время проходило как-то странно, крошась и сыплясь, как песок.

Она запоминала только какие-то рваные отрывки, и все они были связаны с Малфоем. Большую часть свободного времени они проводили в Выручай-Комнате. И почти всегда молчали. Говорить – это значит думать. А думать...

Думать им хотелось в последнюю очередь.

Если дать себе труд задуматься, то можно увидеть все последствия, вытекающие из их решения.

Пэнси вдруг изменилась. Она не оскорбляла, как раньше Гермиону, отыгрываясь на Гарри и Роне. Хотя Малфой, в редкие минуты их разговоров, клялся, что ничего ей не говорил.

А Гермиона не знала верить, или нет. Может, Паркинсон, просто как-то чувствует, кому обязана своим выздоровлением?

О Гермионе и Малфое постоянно ходили слухи. Никто толком не знал, чем они занимаются вместе, но все шептались. Кто-то подозревал их обоих в предательстве, кто-то обвинял черт знает в каких грехах, но никто не сказал себе, что это — не их дело.

Но Гарри и Рон ревностно охраняли ее от любых нападок, а Малфой просто не обращал на них внимания.

Но если бы кто-нибудь серьезно спросил бы, что у них такое происходит, и Малфой, и Гермиона не знали бы что ответить.

Потому что признаться, значит отрезать путь к отступлению.

А так они просто дожидались какого-то финала, мучаясь по ночам от безысходности и неизвестности.

Но ни один не скажет об этом другому.

Малфой иногда рассказывал о нападениях, которые Пожиратели собирались организовать, и каждый раз Гермиона обещала себе сказать об этом кому-нибудь, исправить то, что наделает слизеринец, да вот только...

Только каждый раз, страх за Малфоя, за то, что его вычислят как предателя, затмевал все остальное.

И она каждый раз лгала себе, что все будет нормально.

Иногда она мельком говорила о количестве авроров, которые будут поджидать Пожирателей, желая, чтобы Малфой был в порядке и не наткнулся на то, чего не ожидал.

Малфой... Она все еще называла его так. И он обращался к ней только по фамилии. Отчего-то это казалось удобнее, словно создавало иллюзию защищенности. Как будто бы все как раньше. И нет никакой войны, авроров, которые каждую неделю угрожают жизни Малфоя, нет магглов, которые погибают из-за его заклинаний.

Есть только Выручай-Комната. И широкое кресло, в которое они забираются вдвоем и молчат.

Так и проходило время, неумолимо приближая весну, а за ней и лето.

Гермиона впервые в жизни страстно желала, чтобы июнь не наступил никогда. Раньше она всегда с нетерпением дожидалась каникул, возможности увидеть маму и папу, родителей Рона, погостить в «Норе»... Но теперь мысли о лете вызывали отвращение и неосознанный страх.

Однажды, когда они в очередной раз сидели в Выручай-Комнате, Гермиона вдруг поняла, что до экзаменов, а значит и до июня остался всего месяц. А о том, что будет потом, у нее не было ни малейшего представления. И что будет с Малфоем, она тоже не знала. И не имела понятия, что случиться с «ними», которое так внезапно появилось.

— Что ты будешь делать летом? — тихо спросила она, откидывая с лица волосы. — И потом?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Жить, как всегда, наверное. А ты?

— Я поступлю в Орден, — усмехнулась она. — Стану аврором. Буду помогать Гарри.

— А мы? — негромко поинтересовался он. — Что будет с нами?

— Не знаю, — она тяжело вздохнула. — Там же все другое... Нет этой Комнаты, нет Дамблдора, который защитит... Там ничего нет.

— Мы можем создать вторую Выручай-Комнату, — вдруг улыбнулся он. — У нас будет маленький домик, как на рождественских открытках. И сад, в котором все будет цвести. — Он внезапно скривился. — Эдакая сладкая сказка.

— Не хочу домик, — она уперлась ладонями ему в грудь, словно защищаясь. — Хочу... квартиру. В Косом переулке. У нас все будет такое яркое, как будто бы всегда весна.

— И у нас будет желтая гостиная, — продолжил фантазировать Малфой. — Я куплю всякие глупые статуэтки.

— А я – разноцветные шторы, — счастливо засмеялась Гермиона, представляя их дом. — И у нас будет фиолетовая ванная, и деревянная кухня, и... спальня, — она слегка замялась.

— И спальня, — кивнул он. — Большая, светлая... Дай подумать... Я хочу, чтобы она была зеленой.

— Красная, — возразила она, все еще раздумывая, что всерьез обсуждает с Малфоем цвет их спальни.

— Ну уж нет, — приподнял брови он. — Лучше пусть будет... голубая.

— Так и быть, — она поднялась с кресла, чувствуя надобность занять руки хоть чем-нибудь. — Но сразу говорю, большая часть шкафа – моя.

— Ты же не боишься? — вдруг серьезно спросил он. — Я имею в виду, жить со мной. И не злишься?

— Нет, — мягко ответила она, возвращаясь к нему и зарывая пальцы в его волосы. — Волнуюсь, да. Но не боюсь. И уж точно не злюсь. Я рада, что все стало понятно.

— Это хорошо, — улыбнулся он, а затем внезапно вскочил с дивана. — Хочешь танцевать?

Она удивленно посмотрела на него:

— Танцевать? Но здесь нет даже музыки...

И, словно услышав ее слова, из неоткуда полилась медленная спокойная мелодия.

— Глупая Комната, — ворчливо фыркнула она.

— Так вас можно пригласить на танец? — церемонно поклонился Малфой.

— Я думаю, да, — сделала она шутливый реверанс.

И, весело смеясь, в то время как он кружил ее по Комнате, она подумала, что окончательно сошла с ума.

Экзамены прошли чересчур быстро. Она даже и не верила, что – все. Что нет больше в ее жизни Хогвартса, нет директора, деканов, уроков...

Зато Малфой есть. И это ее... утешало.

На вокзале в Хогсмиде почему-то ей запомнилась только Паркинсон. Ее обычно красиво уложенные волосы, сейчас развевались на холодном ветру, возникшем непонятно откуда. Тучи на грозном, свинцовом небе словно предупреждали о скором дожде.

Казалось, даже погода запуталась.

Паркинсон стояла вдалеке от всех остальных и смотрела в небо. Черные волосы спутались, а по лицу ничего нельзя было прочитать.

На ней единственной все еще была школьная мантия. Она словно оттягивала момент прощания с прошлым.

И вообще все слизеринцы были непривычно молчаливы. Дафна Гринграсс плакала. Единственная со всего своего факультета.

Крэбб и Гойл стояли рядом с Малфоем и молчали. Забини был неподалеку и казался единственным довольным от того, что все закончилось.

— И что теперь? — взлохматил волосы Гарри.

— Ничего, — спокойно ответила Гермиона, поворачиваясь к нему. — Каждый своей дорогой.

— Но... мы же вместе? — слегка растерянно спросил Рон. — Все же, как раньше?

— О, Уизел! — воскликнула незаметно подошедшая Паркинсон. — Ничего не как раньше! Проснись уже!

— Что тебе надо? — воинственно спросила Джинни, которой предстоял еще один год детства. А затем она станет такими же, как они.

Если уже не стала.

— Хотела попрощаться, — хмыкнула Пэнси. — И поблагодарить... — ее взгляд скользнул по лицу Гермионы, — ее. Она сама знает за что.

Все удивленно смотрели на двух девушек, пока Гермиона не улыбнулась:

— Не за что, — а потом, спохватившись, добавила, — хотя я понятия не имею о чем ты.

— Пусть будет так, — усмехнулась бывшая слизеринка, заправляя за ухо прядь волос.

— Жаль, что все эти годы мы просто ссорились, — тихо произнесла Гермиона, глядя, как Пэнси отходит от них и приближается к Малфою.

— Ты что? — ошеломленно взглянул на нее Рон. — Это не мы начали!

— Но мы могли бы закончить, — устало вздохнула она. — Ладно, идем. Поезд скоро отходит.

Так смешно и неправдоподобно начиналась новая взрослая жизнь.

Квартира была тусклой. Никаких желтых гостиных, голубых спален... Все было спокойных, глубоких оттенков.

А она не стала ничего переделывать. Просто когда она зашла сюда вместе с Малфоем и, наконец, отчетливо поняла, что вот он – ее, их новый дом, то сразу привыкла. Даже не привыкла, а приняла. А дом – это значит спокойствие, уют и безопасность.

В ее доме не будет войны.

В гостиной не было никаких статуэток, а те, что остались с прошлой жизни она выкинула. Шторы были тяжелые, серые, но они почему-то успокаивали ее, словно когда она задергивала их, весь остальной мир оставлял их в покое.

Спальня была большой. Она ей нравилась. И когда она развешивала свои вещи в шкафу, то улыбалась. Потому что это – их дом.

И Малфой действительно отдал ей большую часть шкафа.

Она сказала всем, что не хочет жить в Гриммаулд-Плэйс 12, потому что ей нужна хоть капелька свободы. И поскольку все члены Ордена были взвинчены постоянными нападениями и кажущимся таким близким поражением, никто и не подумал возражать.

Гермиона не знала, как Малфой сумел уговорить родителей не заставлять его жить в родном поместье. Она думала, что большую роль в этом сыграло то, что Лорд выбрал своей резиденцией именно Малфой-Менор.

Первые два дня она жила в особняке Блеков, не получая никаких известий от Малфоя. На третий день она стала полноправным членом Ордена Феникса, тем самым отсекая путь назад.

А потом они нашли эту маленькую квартиру. Малфой говорил что-то про то, что всем занимался Забини. Так было безопаснее. Никому и в голову бы не пришло проверять, чем занимается Блейз. Не то, что Гермиона и Драко.

Первый день в своем новом доме они распаковывали вещи, стараясь говорить как можно меньше, словно слова могли все разрушить.

Ближе к вечеру, Гермиона поймала себя на том, что готовит им чай.

Их первое совместное чаепитие.

Это почему-то успокоило ее.

Дальше все будет хорошо.