Наследницы (джен)

Волшебная страна готовилась разом к двум праздникам: годовщине победы над Пакиром и годовщине свадьбы правителей Изумрудного города — Аларма и Элли. Впрочем, оба праздника можно было так назвать с некоторой натяжкой: первый всё ещё считался скорее траурным, хотя концерт и бал всё же никуда не девались. Второй же ощущался слишком личным, Аларм и Элли вообще предпочитали, чтобы никто, кроме них самих, в нём не участвовал: никаких публичных торжеств не затевалось, гости, если и были, то только оставшиеся от вчерашнего. Да и вообще парочка предпочитала в этот день сбежать из города в свой любимый домик в горах и устроить себе очередной ежегодный отпуск на недельку-другую. Это уже стало традицией. Вообще-то они нередко проводили там денёк-другой и среди года — на день рождения Аларма, например, потому что Аларм терпеть не мог торжеств и бурных поздравлений, — ну а тут уже отдыхали полноценно. Все знали, что у правителей отпуск, и не тревожили их: в Изумрудном городе всегда оставались заместители, Страшила и Энни.

Детей Аларм и Элли в этот отпуск не брали. Нет, не уставали от их присутствия — Элли постоянно дёргалась, чуть ли не каждый час вызывая телепатией кого-нибудь из оставшихся во дворце, чтобы узнать, как там у Анни и Тома дела (чем старше становились дети, тем реже). Просто иногда и родителям хочется побыть одним. Анни и Том бывали в этом домике ещё совсем маленькими, но с тех пор даже не помнили, где он находится. И были этим несколько недовольны: как это так, родители куда-то летят, а их с собой не приглашают.

— Ну, если вы снова нас туда не берёте, — разочарованно протянула Анни, когда обсуждали всей семьёй планы, — тогда хотя бы пообещайте, что мы потом поедем в горы, на снег.

— Обязательно, — кивнул Аларм. Энни даже подпрыгнула:

— Вот! Я тоже давно хотела предложить туда съездить.

— Можно позвать друзей? — поинтересовался Том.

— Только немного, — кивнула Элли.

Потом все переключились на обсуждение праздника победы. Энни опять собралась лететь на Красное озеро: туда, на место битвы, она отправлялась каждый год, иногда одна, иногда с кем-нибудь ещё. Там собиралось много народу — в основном бывшие воины, участники той битвы, — правда, с каждым годом всё меньше, потому что всё меньше хотелось горевать о павших и всё больше радоваться самой победе. Даже в тех семьях, куда кто-то не вернулся. Энни это поначалу неприятно удивляло: разве можно перестать горевать о потере родного человека? Даже если прошло уже пятнадцать лет? Но потом она поняла: нет, они, конечно, не забыли павшего близкого человека, просто печаль сменилась гордостью за него, гордостью за то, что он был храбрецом и даже пожертвовал жизнью ради Света и спокойствия. И с этой гордостью они шли праздновать с толпой… Радоваться, что сейчас всё хорошо.

Что ещё Энни было непонятно и даже неприятно — когда люди, простые люди, создавали какой-то «культ победы», она это видела: участники битвы, особенно феи, возводились ими в ранг едва ли не святых, им приписывались какие-нибудь совершенно немыслимые подвиги и заслуги, которых в реальности и не было; что больше всего её настораживало — это некий знак равенства между Пакиром и Злом как таковым. Люди считали, что, победив Пакира, они действительно победили само Зло, а значит, больше его не существует. Но ведь это не так… Ланга и Элли не раз говорили, что Пакир вовсе не олицетворял собой стихию Зла, он был лишь её порождением, и не больше. Зло не имеет воплощения, это не некая определённая сущность, которую можно изгнать раз и навсегда. Зло вообще есть в каждом, и с ним приходится биться внутри себя непрерывно и бесконечно. Но народ не слушал: мы победили Пакира, значит, мы теперь такие великие и самые лучшие, и навсегда и однозначно во всём правы.

Энни порой бесило это «мы», когда его произносили люди, которые ни в одну битву даже не сунулись и ничем армии не помогали — а таких тоже хватало, причём чем менее они проявили участия, тем больше кричали «мы». Ещё больше бесило, когда так же и детей воспитывали, с этим же самым «мы». И вот эти дети ходили и гордо заявляли «мы победили Пакира», хотя даже не застали это время.

Нет, понятно, народное единство, но всё же… Энни не то чтобы было жалко делиться с кем-то лаврами — в конце концов, она и сама не слишком-то активно в битве участвовала, хотя пользу, без сомнения, принесла — не зря они с Лили облетели всю Волшебную страну, созывая союзников. Просто хотелось иногда сказать таким «мыкающим»: «А вы там были? Вы испытали тот страх? Тот ужас за близкого человека, который стоит перед лицом смерти и, может быть, сейчас погибнет? Вы впадали когда-нибудь в отчаяние, готовые пожертвовать чем угодно ради победы? То отчаяние, когда пытаешься сделать хоть что-нибудь, понимая, что победа может зависеть даже от малости? Когда ты не можешь ничего сделать, но пытаешься сделать всё, что можешь, всё, на что хватит твоих слабых сил? Вы видели, сколько павших воинов осталось на берегу? А сколько раненых погибло от смертельных ран, которые даже чародейки не смогли исцелить? А сколько раненых пришлось лечить? Вы это видели? Вы впадали в ту безнадёжность, цеплялись за ту надежду? Если нет — вы ничего не знаете…».

Иногда она даже говорила. Её слушали, смущались, отворачивались, не смея смотреть ей в глаза. Но не раскаивались и вскоре снова повторяли «мы, мы, мы…». Впрочем, Энни понимала: всем идиотам рты не заткнёшь, увы. И мозги им не переплавишь. А так хотелось.

На Красном озере, впрочем, такие встречались сравнительно редко, они от «жутких мест» предпочитали держаться подальше. Над чем Энни особенно иронизировала. Ну конечно, как цепляться за чужую славу, так сразу, а как чуть-чуть страшновато стало — всё, в кусты. Тоже мне, великие победители.

— Парад, концерт и бал, как всегда, по расписанию? — уточнила она у сестры. Элли кивнула и вздохнула:

— Эти концерты начинают надоедать. Я слушаю эти песни об одном и том же… Из десяти, наверное, одна будет искренней. В остальном ощущения такие, что люди уже не понимают, о чём сочиняют и о чём поют. В первые годы было лучше.

— Многие плакали, — тихо сказал Аларм.

— Вот именно. Да у меня самой слёзы наворачивались от некоторых песен. Они были настоящие. От души. Их сочиняли сами воины или их родные. А сейчас просто поэтики стишки плетут, — поморщилась она.

— Но народу нравится, — развела руками Энни с мрачным выражением лица.

— Угу. Поэтому приходится терпеть. Я бы вообще отменила этот праздник, — вдруг призналась Элли. Энни посмотрела на неё с удивлением:

— Почему?

— А ты думаешь, легко это всё вспоминать? Я понимаю: праздник, как день памяти, чтобы действительно помнили. Но я бы предпочла забыть, — опустила голову Элли. — Забыть и отпустить уже это всё. Конечно, надо вспоминать и друзей, и родных — людям надо, но мне-то в голову совсем другие воспоминания лезут.

— Понимаю тебя, — согласилась Энни. Аларм только сжал руку Элли и ничего не сказал.

— А ты вспоминай что-нибудь хорошее, — посоветовал матери Том. Элли улыбнулась:

— Я стараюсь.

Том тем временем обернулся к отцу:

— Кстати, пап. У нас ребята хотели бы послушать чего-нибудь такое… Ну, о той войне. Может, ты как-нибудь нам расскажешь? Соберёмся не на тренировку, а специально для этого. Можно много народу пригласить, всем будет интересно.

— Ну это смотря ещё что Аларм расскажет, — хмыкнула Энни. Аларм же подумал и кивнул:

— Давай. Выбери время и место, я приду.

Время и место Том выбрал — вечером перед самым праздником, у камышовой крепости за городом. Можно было бы, конечно, и в дворцовом парке собраться, но там интереснее. Помимо близких друзей пришло человек тридцать ребят всех возрастов, от пяти лет до совсем взрослых, Том даже не ожидал, что будет так много.

Пока ждали Аларма, кто-то разжёг костёр, кто-то лазил по крепости — Ровенор и Тенеф бдительно следили, чтоб никто ничего не сломал, хотя никому бы это и в голову не пришло — камышовая крепость была любимым местом не только их компании, тут частенько играла всякая детвора с ближайших улиц. Девчонки расселись по брёвнышкам, кто-то хихикал, обсуждая последние сплетни, но в основном настрой был всё-таки «героический» и «боевой» — всем хотелось послушать про войну.

Солнце клонилось к закату, скрылось за деревьями, и костёр казался всё ярче. В такой атмосфере только и слушать про давние подвиги… Детворе младше пятнадцати все рассказы о войне казались седой древностью, ведь их тогда ещё на свете не было. Впрочем, тем, кто чуть постарше, тоже: они, даже если что-то застали, то ничего не помнили. Впрочем, что там помнить-то… Как уходили солдаты в бой? Как их провожали матери, сёстры, жёны, невесты и дочери? Или эвакуацию из Изумрудного города, когда опасались, что Пакир нападёт на него, и все, у кого была такая возможность, спешно уехали в деревни? Или ту ночь битвы, когда был отдан приказ всем собраться семьями, закрыться в домах и не выходить на улицу? Ничего героического в этих воспоминаниях не было, одно разочарование.

Так что интереснее всего оказались рассказы юного Жевуна, Мителя Грона. Он, правда, тоже не застал войну, ему было всего двенадцать, но с удовольствием пересказывал, что пришлось пережить его семье во время недолгого правления Людушки Голубой страной. Митель не был жителем Изумрудного города, он приехал сюда в гости на праздник к родственникам, и в компанию Тома его привёл чей-то друг — в общем, лицо вроде бы и почти постороннее, но зато одно из самых интересных.

Митель, как типичный Жевун, умудрялся рассказывать и одновременно жевать яблоко.

— Пакир же как — хотел сначала в Голубой стране власть установить, поэтому её Тьмой затуманил. Мама говорит — всё время пасмурно было, как будто поздний вечер. Солнца не видно вообще целыми днями. А потом, когда стало бы ещё темнее, Пакир бы и всю Волшебную страну захватил.

— Это мы знаем, — сказал Том. — Захватил бы по кусочкам. Ему ж только дай, сначала чуть-чуть, потом ещё, а потом и всё целиком…

Митель кивнул.

— Ну вот. Было темно, и везде эти в тёмных плащах коротышки шныряют, шныряют… Но в дома не совались. Да мой папа тогда сразу засов на двери сделал такой, что ух! А мама у двери ещё кочергу поставила, чтобы, если кто лишний войдёт, его сразу — бумс!

— А зелёные деревья правда вырубать пришлось? — подала голос какая-то девочка. Митель кивнул:

— Угу. Вблизи деревни вырубили всё подчистую. А потом надоело. Собрались всей деревней, хотели уже выгонять и коротышек этих чёрных, и вообще всех, кто сунется — да тут и выгонять не пришлось, сами смылись. Так что не успел мой папа даже повоевать, — он куснул яблоко. — Мама до сих пор шутит, мол, ещё бы денёк, и был бы у меня папа-герой. В большую битву-то из Голубой страны уже не успевал никто. Но папа говорит — нам своих неприятностей хватило.

— А я бы в битву пошёл, — мечтательно сказал какой-то мальчишка лет десяти. — Я бы там всех врагов порубил!

— Опоздал ты, друг, родиться, — хихикнул кто-то другой. — Без тебя порубили.

— Ничего, может, ещё одна война будет, — сказал третий.

— Да нет, Пакира же прогнали насовсем.

— Ну может, другая война какая-нибудь. Мало ли с кем повоевать можно! — энергично рубанул воздух рукой всё тот же мальчишка. — А то даже обидно: кто-то на войне был, а мы не были.

— И ты этому завидуешь? — раздался негромкий голос. Все повернули головы, Анни с Томом вскочили:

— Папа!

— Белый Рыцарь пришёл! — обрадовалась компания. Аларм прошёл в центр, попутно перездоровавшись с половиной детей — улыбаясь, протягивая руки, кивая, в своей обычной сдержанной, но такой располагающей манере. У костра, который горел всё ярче — солнце уже почти зашло за горизонт — Аларму освободили место.

— Ну что ж, — он сел и обвёл глазами собравшихся. Все переместились так, чтобы лучше его видеть, желательно — смотреть в лицо. — Вы, я смотрю, очень хотите стать героями какой-нибудь очередной войны.

— Разве это плохо? — спросил Том.

— Как тебе сказать… Коротко и не объяснишь…

— А мы вроде никуда не спешим, — улыбнулась Анни.

— Ну не до полуночи же тут сидеть… Ладно, постараюсь покороче. Итак, герои войны… — Аларм вздохнул. — Хотеть быть героем не так уж плохо. Вернее, не так уж плохо, если хочешь совершить какой-то благой поступок, на который решится не каждый. Ведь именно таких зовут героями — кто решился на что-то экстраординарное, — Аларм оглядел слушателей. — Но решился не ради славы и не ради всеобщей любви и почитания. Не ради того, чтобы потом об этом рассказывать. А потому, что… Потому что иначе бы случилась катастрофа. Кто-нибудь бы погиб — твой друг или близкий человек, или вся страна.

Слушатели сидели тихо. Даже девчонки не шептались. Аларм продолжал:

— Но хотеть быть героем войны… Я в детстве, когда был такой, как вы, тоже мечтал о битвах, в которых буду побеждать врагов. Когда побывал в настоящей войне... А я ведь был чуть старше многих из вас, вот, чуть старше Винета... Тогда я понял, что единственное, чего я теперь хочу — чтобы она поскорее закончилась. И началась бы спокойная, тихая жизнь без всяких приключений.

По рядам слушателей пронёсся удивлённый и недоверчивый вздох. Аларм улыбнулся:

— А вы думали, если я когда-то совершал подвиги, то теперь всю жизнь хочу их совершать?

— Если честно, то да, — сказал кто-то, кажется, Ровенор. Вокруг засмеялись.

— Без подвигов скучно, — добавила Анни. — Я бы тоже предпочла подвиги и геройство, а не скучную монотонную жизнь.

— Ну, в твоём возрасте это нормально, — усмехнулся Аларм, — но поверь: я действительно хочу скучной и монотонной жизни. Некоторые думают, что, раз я герой, я должен вообще ни дня не сидеть на месте, а постоянно лезть в приключения. Но после того, что проживаешь на войне… — он помолчал. Покачал головой: — Нет. Просто для того, чтобы оценить радости спокойной жизни, надо, наверное, её на время потерять.

Кажется, слушатели были даже разочарованы и переглядывались с недоумением. Потом Том сказал:

— Так что же, героем быть плохо?

— Просто у всего есть своя цена, — Аларм посмотрел на него пристально. — Вот смотри. Вы тут о войне мечтали. Но вы же понимаете, — он взглянул на остальных, — что война — это не просто геройская слава? В войне есть и очень страшная, тёмная сторона?

— Злодеи? — уточнила робко маленькая Юна.

— И злодеи тоже. Злодеи, которые убивают твоих друзей. И ты не всегда можешь это предотвратить. Злодеи, которые приносят вред твоей стране. И ты опять же не всегда можешь сделать так, чтобы этого не случилось.

— Но мы же злодеев победили, — сказал восьмилетний Шен.

— Победили, — согласился Аларм. — Но перед тем, как мы их победили, произошло слишком много всего страшного.

— А надо их заранее побеждать, — подал голос ещё кто-то. — Чтобы они не успели нам навредить.

Аларм коротко засмеялся:

— Тогда чем ты сам будешь лучше злодея? Если ты напал первым, то злодеем становишься уже ты.

— Почему? — раздалось удивлённое сразу с нескольких сторон. А Анни добавила:

— Но ведь вы тоже на Пакира нападали первыми в Подземной стране.

— Нет, — возразил Аларм. — Первым напал как раз Пакир — на Жёлтый дворец, когда устроил там землетрясение.

— А почему нельзя нападать на злодея? — настаивал Ровенор. — Если мы знаем, что он злодей.

— А откуда ты знаешь, что он злодей?

— Ну-у... — Ровенор растерялся. — Он плохо себя ведёт...

Кругом захихикали, и Ровенор окончательно смутился, хотя и не сдавался:

— Совершает злые поступки, — упрямо добавил он.

— Вот именно. Злодея ты можешь узнать, только если он сделал что-то злое, — убеждённо заявил Аларм. — А что можно считать таким злым поступком, чтобы за это на него напасть?

— Если он напал на кого-то сам, — предположил Тенеф. — Необязательно на нас... Можно и на кого-то другого.

— Да, на того, кто тебе дорог, или ты считаешь, что его трогать нельзя — например, он слабый и маленький. Но если злодей или тот, кого ты считаешь злодеем, сам не напал и ничего плохого не сделал — зачем его трогать? Пусть живёт себе.

Это, кажется, было для слушателей весьма неожиданно. Аларм, заметив их лица, усмехнулся иронично:

— А вы думали, что сейчас найдёте какого-нибудь злодея, нападёте на него и прославитесь как герои?

— А что же, ждать, пока он на нас нападёт? — возразил Том. Аларм вздохнул:

— Видишь, Том, как всё сложно. Если ты нападёшь первым — ты злодей. Если злодей нападёт первым — ты можешь многое потерять… Что ты предпочтёшь? — он обвёл взглядом слушателей. — Что бы вы все предпочли? Быть злодеями или терять друзей в войне?

— А почему терять? — робко уточнил кто-то.

— Потому что их убить могут, — ответил ему Астерий. Аларм кивнул:

— Убить могут и друзей, и тебя самого. Ведь не каждому удаётся стать героем. Многие умирают просто так, не успев даже мечом взмахнуть ни разу.

Кажется, это произвело впечатление.

— Мне страшно, — заплакала какая-то девочка. Аларм вскочил:

— Так, тут есть взрослые? Кто-нибудь старше шестнадцати есть?

— Я, — сказал какой-то парень.

— Проводите ребёнка домой, пожалуйста…

— Нет, я хочу послушать! — тут же возразила девочка. — Мне уже не страшно.

Аларм сел с досадой:

— Не надо было на вечер назначать… Ладно. Так вот. Вы сейчас это просто слушаете — и кому-то уже страшно. Думаю, не надо предлагать вообразить, что было бы, если бы вы действительно оказались на войне. Это не только страшно, но и очень больно, если говорить по-простому. Больно, темно и грязно. И думаешь не о том, как стать героем, а о том, что ты просто хочешь домой. В тишину и покой.

Том смотрел на него с недоверием. Аларм кивнул:

— Да-да, именно так. Но ещё понимаешь, что если ты сейчас всё бросишь и уйдёшь, то кто-то погибнет, кто тебе дорог. Только поэтому и не бросаешь.

— А я думал — потому что враг не отпускает, — протянул какой-то мальчишка. Аларм улыбнулся:

— Ну, и поэтому тоже. Но ты представь: враг ведь тебя и не отпустит. Либо ты его убьёшь, либо он тебя.

— Ну конечно, я его, — сказал мальчик.

— А ты в этом уверен? — внимательно посмотрел на него Аларм. — Ведь убивать тоже очень страшно.

— Почему?

— Потому, что очень страшно отнимать чужую жизнь. Даже если это враг.

Мальчик притих, задумался. Видимо, он всё-таки не понимал и усиленно пытался осмыслить.

— И вот так постоянно, — развёл руками Аларм. — В войне ты постоянно выбираешь между одним страхом и другим. Тебе страшно убивать и страшно умирать, страшно терять друзей, страшно их оставлять, страшно отступать и страшно нападать. Страшно за себя, за близких, за всю страну страшно.

— И тебе было страшно? — шёпотом спросил Том.

— Конечно, — спокойно кивнул Аларм. — А ты как думал? Конечно, было. Мне пришлось это всё преодолеть — ради друзей, ради тех, кто был мне дорог, ради того, чтобы спасти страну. И я понимаю — если понадобится, я преодолею ещё раз. И сколько угодно раз. Я ведь не трус, — он чуть улыбнулся. — Но в то же время я совершенно не хочу, чтобы это повторилось. Я не хочу новой войны и вам не советую.

Он невольно взглянул на Анни. Она слушала, как и все остальные, с таким же выражением лица. Что же сейчас происходит в её голове?

Пакир уже вынашивает новые планы нападения на Волшебную страну? И все эти мальчишки… Кто знает, может, их безумные мечты, которых лучше бы не было, всё-таки сбудутся? Даже подумать жутко…

— Вместе с тем, я хочу, чтобы вы поняли, — твёрдо заговорил Аларм, — если война наступила, если она пришла к вам, если на вас напал злодей и принёс вам много горя — со всеми своими страхами нужно бороться. И идти в бой. Ведь иначе назовут уже не героем, а трусом.

— Это мы понимаем, — дружно закивали многие мальчишки. Трусом быть никому не хотелось.

— О войне нельзя мечтать, — продолжил Аларм. — Это всё-таки очень страшное дело. Не стоит её призывать на свои головы, она ведь может оказаться намного хуже, чем вы думаете. Не жалейте, что вы поздно родились и не успели побывать в бою и добыть военную славу. Не мечтайте, чтобы это повторилось уже с вами. Не надо. Не ищите злодеев, чтобы с ними сразиться. Но если злодеи сами вас нашли… Вот тогда, — он печально улыбнулся, — и только тогда идите в бой. Только не мечтайте стать героями, а мечтайте спасти друзей и свою страну. И всё.

— Как-то сложно это, — сказал Том.

— Конечно, сложно. В жизни вообще нередко приходится делать очень сложный выбор, — Аларм поднялся. — Ну что, будем расходиться? Уже поздно.

Все зашумели, вставая. Кажется, многие ожидали услышать совсем иное. Аларм и сам подумал, что, кажется, зря повёл речь в этом направлении… Многое осталось слушателям непонятным, да и он не лучший оратор — может быть, и не сумел всего объяснить. Да и как тут объяснишь? Объяснить такие вещи можно только тому, кто сам их испытал и пережил. А тут дети, которым ещё попросту рано задумываться над такими сложными и серьёзными вопросами. Они ещё не могут их понимать.

Но что уж теперь… Он высказал всё, что хотел. И в самом деле, поздно уже, детям пора по домам.

Аларм отозвал самых старших ребят и распорядился, чтобы они проводили младших. Изумрудный город — место вполне безопасное, тут и ночью в одиночку гулять можно, да и стража работает, если что. Хотя стража не может патрулировать все улицы сразу… Но уличной преступности тут точно нет, разве что на стайку таких же малолетних хулиганов могут нарваться, если те тоже шатаются по улицам. Вот хулиганы, к сожалению, везде есть, даже в Волшебной стране. И тем не менее, гулять по темноте до позднего вечера у местной детворы в норме.

Сам Аларм с Томом и Анни тоже вызвался проводить нескольких ребят. Когда отвели домой последнюю девочку — это оказалась Нела, давняя их знакомая, — Том сказал:

— Слушай, пап. Но если ты не хочешь войны, зачем тогда нас тренируешь по-боевому? Я думал, ты хочешь, чтобы я стал рыцарем, как ты.

— А ты этого хочешь?

— Ну я-то да, но если мне не с кем будет сражаться, какой же из меня рыцарь? — вздохнул Том. Аларм улыбнулся:

— Рыцарство и в мирное время проявляется, его не обязательно доказывать на поле боя.

— А меч тогда зачем? Ты говорил, что когда-нибудь и меч Торна мне отдашь…

— Отдам, — подтвердил Аларм. — И буду очень надеяться, что тебе никогда не придётся его применять в бою.

— Как всё сложно, — протянул Том. Аларм повернулся к Анни:

— А ты что скажешь?

— А что я? — пожала плечами Анни. — Мне тоже не понравилось, что ты говорил. Ты хочешь, чтобы мы мечтали о скучной жизни. А мы не хотим.

— То есть, ты считаешь, что жизнь без войн — скучная? — уточнил Аларм. — И тебе обязательно нужна война?

Он смотрел на неё очень пристально. Анни вздохнула:

— Пап, я вовсе не хочу войны. Но я хочу приключений.

— Приключения и мирными бывают.

— Ну да, пойти куда-то, найти что-то… Но интереснее же, если ты с кем-то борешься и кого-то побеждаешь. Необязательно его убивать. Вы же и Пакира не убили, а просто выгнали.

— Угу, — поджал губы Аларм. — Тоже, знаешь ли, сложно теперь это оценить.

— Только не начинай про Пакира в моей голове, — фыркнула Анни и ускорила шаг, оказавшись на пару метров впереди. Но далеко убегать не стала.

— А у неё правда Пакир в голове? — поинтересовался Том. — А это как?

— Он просто ей снится, — Аларм сжал его руку. — Иногда.

— А-а… — Том с сомнением посмотрел вслед сестре. — А почему именно ей? Мне вот не снился ни разу.

— Ну и хорошо, что не снился, — сдержанно усмехнулся Аларм.

— Так это опасно?

Аларм вздохнул:

— Мы и сами не знаем, Том. Но узнаем обязательно.

Том задумчиво кивнул. Пожалуй, его эта информация заинтересовала ещё больше, чем сегодняшний рассказ Аларма. Но он перестал задавать вопросы. Пока что.

Примечания:

Уважаемые читатели, так как с фикбуком и доступом на него может случиться примерно всё, что угодно, а всевозможными vpn я принципиально не пользуюсь, то на всякий случай — если, конечно, вам интересно, — загляните в профиль автора и уточните для себя, где ещё можно найти меня и моё творчество. В частности, в группе вконтакте https://vk.com/annieinemeraldcity. Если что-то вдруг изменится, я, скорее всего, сигнализирую об этом именно там. Спасибо всем за внимание ))