Моё проклятое дитя (джен)

Букля терпеливо ждала, пока Гарри неловко заворачивал подарок в почтовую бумагу. Он так и не придумал, что написать в открытке, а на письмо понадобилось бы куда больше времени, чем он тратил на домашнее эссе по зельям. Однако ему было важно поздравить адресата именно сегодня, поэтому в пакете лежал волшебный перочинный нож, похожий на тот, что ему подарил Сириус, только лучше. Производитель обещал, что “этот нож откроет любые двери, даже на пути к сердцу”.

— Надеюсь, ему понравится, — сказал он сове.

Немигающий взгляд желтых глаз ничего не выражал.

Гарри вздохнул.

— Когда прилетишь, отдохни немного. Возможно, будет ответ. И не смей его кусать!

Букля понимающе ухнула и улетела в распахнутое окно с рождественским подарком Найту Каллексу. Гарри предпочел бы поздравить его лично, когда вернется в Хогвартс, но новость, что аврор пришел в сознание, настолько взволновала его, что ему не терпелось предпринять хоть что-нибудь прямо сейчас. Передать ему весточку о том, что он беспокоился. Спросить о его здоровье. Выяснить, по-прежнему ли они — друзья, а если нет, что изменилось?

Он надеялся, что этот жест с подарком будет понят правильно, и Найт не станет затягивать с ответом.

Гарри спустился на кухню, где его ждали Тонкс, Люпин и мистер Уизли. Они возбужденно обсуждали две темы: новости в магическом мире и предстоящий праздничный ужин в Норе. Нельзя сказать, что Гарри был заинтересован только в первом, но мистер Уизли его приятно удивил, вручив несколько больших контейнеров, заботливо подготовленных его женой.

— Утку под лакричным соусом ты, конечно, не отведаешь, но Молли приготовила кое-что и заранее. Она очень беспокоилась, что вы с профессором Снейпом здесь на одном хлебе и воде держитесь. Только там пудинг, прошу прощения, немного надкушенный, верхушка только. Это Рон, как всегда, не удержался до сочельника. Не могу его винить.

Непрезентабельный вид прохладной, усыпанной яркими ягодами массы Гарри ничуть не смутил, и он тут же запустил ложку в проделанную до него ямку. Тонкс, принюхавшись, последовала его примеру, изредка отодвигая в сторону ежевику.

— Мелкому не нравится, — пояснила она. — Я обычно съедаю и ведро ягод, но в последнее время что-то не хочется.

Гарри не видел ее несколько дней, но, как бы глупо это не звучало, ее живот стал еще больше. При взгляде на нее накатывало неуютное ощущение, что она вот-вот родит.

Ремус выглядел озабоченным, хотя, возможно, причина была не в беременной подруге, а в сегодняшней новости, потрясшей Европу.

— Завтра будет во всех газетах, — мистер Уизли поставил на стол чистые бокалы и смахнул полотенцем пыль с бутылки вина. — К сегодняшнему выпуску “Пророка”, конечно, не поспеют, но завтра вся пресса будет биться в припадке, сочиняя сказки пострашнее шварцвальдских эрклингов.

— Не завидую я отделу, который будет им заниматься, — вставила Тонкс, разглядывая фамильную ложку.

— Как ему удалось сбежать? — Гарри, конечно, был поражен, узнав об исчезновении Геллерта Гриндевальда из тюрьмы, и он догадывался, что поколение постарше было просто раздавлено этой новостью. Как бы он не любил занудную Историю магии, на период сороковых годов невозможно было закрыть глаза. Прежде чем их директор, Альбус Дамблдор, не вмешался, погибло много людей. — Тюрьма Нурменгард? Это же та неприступная крепость, которую он сам же и построил, если я правильно помню.

— Запри архитектора в собственном доме и узнаешь, надежен ли он, — весело отозвался мистер Уизли. Даже неприятные новости не могли испортить его праздничное настроение. — Очевидно, старый хитрец предполагал такое развитие событий и оставил лазейку.

— Почему же он сбежал только сейчас? Стоило выжидать столько лет?

— Как бы ни были велики его познания в Тёмной магии, в тюрьме он — обычный узник, как и многие его соратники. Антиаппарационный барьер, подавители магии, дурман — всего этого навешано в избытке на квадратный метр. Даже Альбус уже не припомнит, сколько всего там задействовано. Если бы Гриндевальду вздумалось выкопать себе путь на свободу ложкой, ему бы потребовалось не одно десятилетие. На самом деле, можно предположить много версий, одна краше другой, но вывод один — на это требуются годы.

— Которых у Гриндевальда было в избытке, — проницательно заметил Ремус.

— В этом ты прав, — согласился мистер Уизли. — Аластор упоминал, что в сорок пятом очень многим не нравилось, что в качестве тюрьмы для пожизненного заключения немца был выбран Нурменгард. Грюм лично ратовал за поцелуй дементора, мол, нечего позволять безумным идеям рождаться в больном мозгу. Но немецкие защитники гражданских прав всегда пребывали в уверенности, что они умнее и гуманней. Всегда знали, как поступить лучше. Надеюсь, они крепко спали сегодня ночью в своих кроватях, вряд ли им еще представится подобный случай.

Мистер Уизли щедро плеснул вина в бокал Гарри, да так, что оно перелилось через край. Мальчик потянулся за салфетками, чтобы убрать лужицу, и как бы невзначай поинтересовался:

— Есть версии, куда он мог направиться? Надеюсь, не в Англию? Или сегодняшнее собрание Ордена состоялось именно по этому поводу? — мрачно предположил он.

Гарри заметил, как переглянулись мужчины, и тут же с вызовом спросил:

— Что? Этого вы тоже не можете мне сказать? Думаю, мне следует знать, опасаться ли двух Тёмных Лордов или по-прежнему только одного, — раздражение по поводу того, что Найт пришел в сознание позавчера, а ему рассказали только сегодня, неожиданно вылилось в ребяческое желание пристыдить Орденцев.

— Мы обсуждали его побег, — мягко встрял Ремус. — Его разыскивает все международное сообщество, и шанс, что он направился в Англию, невелик, но все же он есть. С одной стороны ему очень опасно здесь показываться, помня о лично убитых им англичанах, с другой — стоит риска, поскольку здесь он может обрести союзника.

Кого именно, не стоило даже озвучивать.

Гарри почувствовал тревожное волнение, такое, какое бывает перед переездом в новое незнакомое место, неприятное и пугающее. Не предвещание беды, но что-то очень похожее.

Если Гриндевальд примкнет к Волдеморту, это сильно ослабит позиции Ордена Феникса. Альбус Дамблдор уже не может предугадать действия безумного и психически неуравновешенного Тёмного Лорда. Что они смогут противопоставить Геллерту Гриндевальду, в недалеком прошлом — отличному боевому магу, опытному предводителю и гениальному стратегу? По сути, такому же Тёмному волшебнику с манией величия, как и Волдеморту, только не изуродованному манипуляциями с расколотой душой. Что может сделать лично Гарри? Да ничего. С Тёмным Лордом ему выпало пару коротких встреч — достижение, ставящее его в ряд “личных проблем” Волдеморта, но все равно приходилось изучать образ мышления этого мага по воспоминаниям из Омута памяти и умозаключениям директора. О Геллерте он знал лишь то, что прочитал в учебнике по Истории магии.

Очевидно, опасения отразились на его лице, так как мистер Уизли поспешил его успокоить.

— Дамблдор практически уверен, что Гриндевальд не станет искать защиты у Тёмного Лорда.

— Почему? — удивился Гарри. — Ему гордость не позволит лобызать подол мантии Волдеморта, что ли? В сравнении c пожизненным заключением это не худшая участь.

— Гриндевальда и Волдеморта объединяет жестокость и неуемная тяга к Тёмным искусствам, но в остальном они — разные люди. Каждое действие Гриндевальда имело конечную цель — создать идеальное общество. Придуманный им лично мир, в котором жизнь магглов и волшебников была бы предопределена изначально. Каждый знает свое место, работает на благо общества и всеми силами поддерживает эту систему, дабы создатель мог властвовать над ними долго и безраздельно. «Ради общего блага» — вот его оправдание убийствам и прочим бесчинствам. Волдеморт же не слишком беспокоится насчет своего имиджа, и подобные мелочи его не интересуют. Он стремится к абсолютной власти, утверждая, что магглам в этом мире нет места. Чистокровные в его понимании заслуживают высших привилегий, но мы-то знаем, как переменчивы его настроения. Неугодный ему волшебник тут же падет замертво, будь он чистокровным от седьмого колена. Волдеморт не потерпит вмешательства в свои планы, как и разделения сфер влияния, а Гриндевальд не удовлетворится объедками с чужого стола, — мистер Уизли поправил на носу очки и улыбнулся Гарри. — И целовать подол мантии гордость тому не позволит, это уж точно. А сейчас, — торжественно провозгласил Артур Уизли, подняв свой бокал, — почему бы нам не отвлечься от мрачных мыслей и не отпраздновать этот замечательный праздник? Всех с Рождеством!

Столовую наполнил звон бокалов и лязг посуды, важные разговоры были отложены на потом. Гарри еще некоторое время размышлял над побегом Гриндевальда, но он не располагал практически никакой информацией, чтобы строить догадки. Возможно, посвященные этой теме газетные статьи и разговор с Гермионой дадут ему пищу для размышлений, а пока он решил уделить внимание своим подаркам, дожидавшимся его под невесть откуда взявшейся ёлкой.

Мистер Уизли поинтересовался у Тонкс, куда запропастился Грюм: после собрания Ордена его как ветром сдуло, на что та лишь пожала плечами. Скорее всего, Дамблдор поручил ему важное задание, не терпящее отлагательств.

— Молли расстроится, — покачал головой рыжий мужчина, скользнув взглядом по Гарри. — Она и так едва смирилась, что не все дети будут присутствовать за праздничным столом.

Вскоре Тонкс захотелось прилечь, и она покинула немногочисленную компанию. Мистер Уизли посидел еще немного, но потом извинился за скорый уход — он обещал помочь жене по хозяйству, и Ремус с Гарри остались одни. Люпин наблюдал, как Гарри разворачивает пеструю бумагу со странным выражением на лице.

— Что там? — заинтересованно спросил Люпин, когда он открыл одну из коробочек и чуть не выронил ее из рук.

— Н-ничего, — выдавил из себя Гарри и быстро завернул его в новенький свитер от миссис Уизли. — Потом посмотрю.

Ремус как-то по-особому заулыбался, и Гарри пришлось подыграть. Он улыбнулся в ответ, стараясь выглядеть смущенно:

— Ну ты и так уже понял, что это от девчонки.

— Тебе нечего стесняться, Гарри. Ты не поверишь, но когда я был студентом, то тоже получал подарки, от которых хотелось провалиться сквозь землю.

— Даже не могу представить, что бы это могло быть.

— О, я до сих пор помню саше с засушенными лепестками роз, подаренное Оливией Блюм на День Святого Валентина. Сириус потом неделю не успокаивался, дразня меня. Хотя это очень милый и полезный подарок, на самом деле.

— Могу поспорить, подарки Сириуса были не менее глупыми, — отозвался Гарри, воскрешая в памяти домового эльфа-купидона, певшего ему серенаду на втором курсе.

Они здорово посмеялись, делясь неловкими моментами из прошлого. У Ремуса, конечно, было многое, что вспомнить: за неразлучными друзьями, Поттером и Блэком, вздыхала едва не вся женская половина Хогвартса, и они не скупились на знаки внимания. Среди прочего Гарри узнал, что его мама была чуть ли не единственной, кто не подарил Джеймсу Поттеру ни единой завалявшейся шоколадной лягушки.

— Что же, она ему совсем-совсем ничего не дарила? Даже когда ему приходилось лежать с квиддичной травмой в Больничном крыле? — вопрошал Гарри.

— Особенно после этого, — важно молвил Ремус.

“Странный способ вызвать симпатию.”

— Ну а что насчет тебя? Ты наверняка дарил Тонкс какие-то нелепые безделушки, — Гарри был уверен, что Люпин тут же примется вдохновленно перечислять все подарки, с помощью которых кадрил своенравную подругу, но этого не случилось. На его лицо легла тень, и он сразу как-то сник.

— На самом деле я не очень хорош в этих вещах, — наконец произнес он и покачал головой. — И Доре трудно угодить, у нее есть абсолютно все. А мое положение таково, что я не могу подарить ей что-либо стоящее, — он отряхнул свою потрепанную мантию с таким видом, словно ее убогость могла дать Гарри более исчерпывающий ответ.

Гарри на миг растерялся. Ремус никогда не жаловался на безденежье. Оборотней Министерство и все волшебное сообщество не жаловало, вгоняя в нищету и долги, но сам Ремус никогда на памяти Гарри не опускал из-за этого руки. После весьма успешного года преподавания в Хогвартсе он занимался научной деятельностью и даже выпустил пару пособий для студентов младших курсов по ЗОТИ (естественно, под псевдонимом). Затем с приходом Амбридж в школу и с внедрением новой образовательной программы Министерства его книги стали не нужны, и он пустился во все тяжкие, хватаясь за любую, даже самую грязную и низкооплачиваемую работу. Гарри знал все это от Сириуса, который поминал добрым словом Министерство с его порядками при всяком удобном случае.

Тем не менее, Ремус никогда не забывал о его Дне рождения, и если Гарри затруднялся назвать денежную стоимость его подарков, то в другом они превосходили все остальные: они были чертовски полезными, а некоторые — просто дороги его сердцу. Гарри был уверен, даже если бы Ремус просто подарил Тонкс саше с лепестками роз, для нее это был бы лучший подарок на свете.

— Ты всегда дарил мне замечательные подарки, — тут же напомнил Гарри.

Ремус кинул на него ласковый снисходительный взгляд.

— Это потому, что твои родственники не сильно тебя баловали. Доре, как единственному ребенку своих родителей, полагается иметь тонкие вкусы. И я должен с ними считаться.

— Это как-то нелепо, — оторопело произнес Гарри. — Уверен, она не так привередлива, как ты себе думаешь.

Он говорит о Тонкс, которая с восхищением разглядывала маггловские приборы в кухне Дурслей? О Тонкс, глазеющей на плакат Рона с Пушками Педдл с открытым ртом?

Либо беременность кардинально меняет женщин, либо Гарри совсем в них не разбирался.

— Оставим эту тему, — твердо сказал Ремус, и Гарри ничего не оставалось, кроме как держать на лице вежливую маску недоумения. Отвернувшись, он принялся распаковывать свои подарки, чувствуя, как напряженная тишина давит на них обоих.

Ремус был сегодня явно не в духе, и Гарри уже собирался прямо спросить, что с ним такое происходит, как тот заговорил первым.

— Гарри, мне нужно кое о чем поговорить с тобой, — в его интонации звенели извиняющиеся нотки, и Поттер тут же развернулся к нему лицом. — Прости, если наговорил лишнего, в последнее время я неважно себя чувствую. Доре рожать в апреле, но мы уже беспокоимся, как бы чего не случилось непредвиденного.

— Я понимаю, — тихо вставил Гарри, но Ремус неожиданно возразил:

— Нет, не понимаешь. Пока еще нет.

Ремус встал из-за стола и немного походил туда-сюда вдоль камина, словно не мог собраться с мыслями. Затравленный взгляд, кинутый в сторону коридора, от Гарри не укрылся. О чем бы он ни собирался поведать, ему явно было нелегко, и Тонкс по какой-то причине не должна была это услышать.

Гарри предположил, что тут имеет место какая-то семейная драма и решил не задавать лишних вопросов, уделив внимание горячему чаю. Но Ремус не стал тянуть мантикору за хвост и начал с главного:

— Я хочу, вернее, мы с Дорой хотели бы, чтобы ты стал крестным нашего ребенка, — сказал он и уставился на Гарри тяжелым выжидающим взглядом, словно ожидал категорический отказ.

— О, — Гарри был приятно удивлен. Он еще никогда не бывал на семейных торжествах такого рода и немного заволновался. — Конечно. То есть, это большая честь для меня, Ремус. Но я еще не был крестным и не представляю, что от меня требуется...

— Ты должен принять участие в ритуале крещения, чтобы мой ребенок стал Тёмным, — сухо объяснил Ремус и сжал губы в тонкую линию. Казалось, ему такая перспектива тоже не по душе.

Гарри медленно и аккуратно положил чайную ложку на блюдце.

— Какой кошмар.

— Вот именно. И прежде чем ты откажешься, — добавил он, наблюдая, как Гарри откидывается на спинку стула и складывает руки на груди, упрямо уставившись перед собой, — я хочу, чтобы ты подумал вот о чем: у этого ребенка оба родителя — члены Ордена Феникса, причем один из них работает на опасной должности аврора, а другой не в силах о нем позаботиться каждый месяц полнолуния. Более того, я не могу дать ему никакой мало-мальски приемлемой защиты. Моя мать — маггла, а отец был не знатного рода, поэтому на дом-оберег рассчитывать не приходится. Со стороны Доры ситуация немногим лучше: как тебе должно быть известно, ее мать приходится Сириусу кузиной, но была изгнана из рода за брак с магглорожденным. Блэков по обычаю крестят в раннем возрасте, и Андромеда, как могла, заботилась о муже и дочери. Однако она настаивает на том, чтобы ее внука или внучку крестили. В связи с последними мрачными событиями это хороший шанс для малыша пережить войну, — Ремус вымученно провел рукой по небритому подбородку. Очевидно, к такому выводу он приходил не раз, и все эти размышления уже надоели ему до головной боли.

— Когда вы планируете ритуал? — Гарри постарался отодвинуть собственное возмущение и перейти на деловой тон.

— Как только представится подходящий случай, — последовал туманный ответ.

— Но… — Гарри пытался поймать взгляд Ремуса и убедиться, что тот абсолютно серьезен насчет того, что предлагает, — он ведь будет совсем мал, — осторожно подбирая слова, тихо сказал он. — Ты уверен, что это так необходимо? Мне приходилось видеть, как крестили чистокровного ребенка, ему было около девяти лет, но даже тогда он испытывал мучительные боли. Я, конечно, почти ничего не знаю о ритуале, но в том, что у будущего Тёмного мага должен быть высокий болевой порог, уверен абсолютно точно. Мне кажется, вам лучше подождать несколько лет.

— Проблема в том, что ребенок может и не дожить до этих нескольких лет, — горько выдавил из себя Люпин. — Понимаешь, такие как я… не заводят семьи. Оборотень может стать частью стаи, взять себе подопечных, укусив их, стать вожаком, кинув предыдущему вызов и победив его в схватке. Но оборотни не женятся на нормальных, абсолютно здоровых людях, — он прикрыл глаза, — и уж тем более не заводят ребенка. Я боюсь, что обрек своего будущего сына или дочь на погибель, ведь неизвестно, передается ли ликантропия генами. Если это так, то он не переживет свою первую луну. Но если Тёмная магия примет его… Трансформация не станет для него смертельной.

— А если он родится здоровым?

Ремус покачал головой.

— Мы не сможем это определить. Покажет только время. Но я не могу бездействовать. Мне страшно представить, что станет с Дорой, если у нее на глазах… — он не смог подобрать слова, и глядя на Люпина, отчаянного и беспомощного, Гарри почувствовал, как его сердце сжимается от жалости. — Я виноват, — прошептал-прохрипел Ремус. Костяшки пальцев, которыми он сжимал спинку стула, побелели, по телу прошла дрожь.

Воздух в столовой внезапно наполнился горько-свежим, ни на что не похожим ароматом. Вдыхая новый запах, Гарри гадал, чувствовал ли он магию Люпина до этого момента, но не мог такого припомнить. Ремус Люпин всегда был воплощением стойкости, терпения и дружелюбия, выплескивая все агрессию во время непродолжительных прогулок раз в месяц под луной, однако наступил момент, когда и его чаша спокойствия переполнилась. Гарри сделал единственное, что возможно в таких случаях.

— Мы что-нибудь придумаем, — заверил он, сжимая его плечо. — Мы обязательно найдем выход.

Люпин слабо улыбнулся.

— Спасибо за поддержку, Гарри, — он сделал пару глубоких вдохов и отошел налить себе чаю с травами. Поттер мрачно наблюдал за его беспокойными дергаными движениями рук. Сделав пару глотков, Люпин вернулся к прерванной теме.

— Я так понимаю, что ты отказываешься? — его тон был дружелюбным и располагающим, вероятно, Люпин понял, что слишком напугал Гарри, вывалив на него все сразу.

Он не нашелся, что ответить, но степень его желания стать крёстным должна была отчетливо читаться на его лице.

— Что бы ты ни думал, Гарри, я понимаю, какую ответственность на тебя взваливаю. Нет никаких гарантий, что во время ритуала все пройдет гладко, да и сам статус крёстного накладывает на тебя определенные обязательства...

— Почему ты решил выбрать именно меня? — перебил его Гарри. — Вернее, так решила Андромеда Блэк? Я же вижу, что ты не в восторге от этой затеи.

Люпин тяжело вздохнул.

— Ты бы знал Гарри, сколько раз я все это прокручивал у себя в голове. Конечно, все мои отцовские инстинкты, какими жалкими они у меня ни были, просто вопят при мысли о том, чтобы подвергнуть своего отпрыска жестокой боли. Ты не знаком с Андромедой, Гарри, но поверь, в минуты злости у нее проявляется немало сходств со своей старшей сестрой Беллатриссой. Так вот выражений она не выбирала и в последний наш разговор четко дала понять, что ей не нужен зять, неспособный пойти на требуемые меры, чтобы защитить свою семью. И в случае чего она сама займется крещением. Я не могу ей этого позволить, — внезапно жестко сказал он, — она во многом права, я и так допустил слишком много ошибок в наших с Дорой отношениях, но свалить и эту проблему на плечи будущей бабушки было бы подло. Кем бы я был после такого? — светлые глаза Ремуса заблестели, словно у хищника в темноте. Он испытующе оглянул Гарри, как будто хотел прочесть его мысли. — И какие бы сомнения не посещали меня, в том, что крёстным моего ребенка должен быть ты, я уверен абсолютно точно. Ты не сделаешь... больше, чем необходимо...

“Не причинишь большей боли, чем это будет необходимо”, — перевел для себя Гарри.

— … и с тебя получится отличный крёстный, — улыбнулся Ремус, и Гарри по инерции растянул уголки губ в ответ, хотя радости по поводу сомнительного комплимента никакой не чувствовал.

Не получив никакого отклика, мужчина зашел с другой стороны.

— Я не хочу на тебя давить, — удивительно мягко произнес он, — хотя времени на раздумья совсем нет. Поверь, я тысячу раз уже взвесил все риски, изучил историю крещений младенцев вдоль и поперек. Тебе нужно только решиться, как в конце концов решился я. Да, это пугает и временами смахивает на безумие, но только представь: благодаря тебе мой ребенок обретет новую жизнь и защиту, и мы с Дорой будем тебе бесконечно благодарны. Если ты откажешься, — предвосхищая вопрос Гарри, особо подчеркнул Ремус, — то ритуал проведет другой человек из знакомых Андромеды. И прости меня, Гарри, но я не уверен, что потом буду относиться к тебе по-прежнему...

Ремус умолк, позволив последним словам напряженно повиснуть между ними.

— Спасибо за честность, — одеревенелыми губами промолвил мальчик. — Мне нужно подумать. Я дам тебе знать, когда приму решение.

Затем он, больше не глядя на Ремуса, собрал свои подарки в пакет и молча покинул столовую. Он слышал, как его окликнули, но упрямо ускорил шаг. В коридоре он едва не столкнулся со взъерошенной Тонкс, размахивающей какой-то блестящей баночкой.

— А у меня тоже есть свой рождественский подарок, — похвасталась она. — Мазь для беременных. Первый раз удалось что-то выклянчить у Снейпа, хотя как же иначе? Не может же он отказать аврору, который еще и в положении? — она захихикала как девчонка-первоклассница, поменяв цвет волос с розового на голубой, но Гарри впервые не мог оторвать взгляд от ее живота. Казалось, его глаза тянуло туда, как железо магнитом.

Его нескромное внимание заметила даже простодушная Тонкс.

— Что такое? Я снова чем-то испачкалась? — засуетилась она. — Надеюсь, это не Мордредова ежевика!

— Нет-нет, все в порядке, — поспешил успокоить ее Гарри. — Счастливого Рождества!

Добравшись до своей спальни, он испытал облегчение. От полученной информации голова шла кругом, и он впервые пожалел, что рядом нет никого, с кем он мог бы обсудить произошедшее.

Ремуса он не винил. Один Мерлин знает, как тот себя накрутил, прежде чем обратиться к Гарри с этой деликатной просьбой. И уж, конечно, постарался, чтобы склонить его к скорому решению. То, что он при этом шантажировал Гарри эмоционально, злило до красных звездочек в глазах, но перспектива крестить ребенка по всем канонам Тёмной магии расстраивала его еще сильнее.

Гарри метался по комнате, заново проигрывая весь разговор с Ремусом в мыслях. Конечно, нужно было сразу отказаться! Своим “подумаю” Гарри уже дал тому надежду, если он вообще не воспринял это как согласие…

“Я не могу никого крестить. Я едва понимаю, что значит быть крёстным. Тёмная магия подразумевает уж точно не посиделки за столом на праздники и короткие письма, как это было у меня с Сириусом. Крестный должен обучать нового Тёмного. Хорош из меня будет учитель, не знающий своего предмета! ”

Затем он подумал о Тонкс, и его волнение потухло, словно спичка в воде. Должно быть, она очень любит Ремуса, раз решилась родить ему ребенка, не зная толком, что с этого выйдет.

“Он же может вообще не родиться”, — внезапно пришла к нему мрачная мысль, но он поспешил выкинуть ее из головы. До апреля еще было время подумать. Возможно, к тому моменту появился бы другой вариант выхода из этой ситуации, а если нет — ему все равно требовалось располагать большей информацией для такого ответственного решения.

Пообещав себе вплотную заняться вопросом крещения новорожденных завтра в домашней библиотеке, Гарри упал на кровать, вертя в руках праздничные открытки.

Рон, несмотря на холодное отношение в Хогвартсе, все же прислал коробку Берти Боттс и черкнул пару скупых строк с поздравлениями. Приятно, черт возьми. Судя по всему, у них все же есть шанс сохранить дружбу.

Гермиона уже традиционно прислала новенькую книгу по Защите, сопроводив ее длинным письмом, в котором она рассказывала о поездке с семьей на горнолыжный курорт. Было обидно осознавать, что некоторые проводят свои каникулы куда интереснее, чем так, как он — взаперти и практически в одиночестве, но ничего не попишешь. Покуда жив Волдеморт, праздное шатание на улице ему заказано.

Подарок Луны Лавгуд был таким же непонятным, как и она сама: в плоской баночке Гарри обнаружил то ли мазь, то ли желе. Но пахло приятно. И на вкус тоже, кстати, ничего.

В коротком письме Луна хвасталась, что сама собирала корни и желала легкости бытия.

“Ну и что бы это значило?” — размышлял он, облизывая палец. Затем все же отложил чудо-баночку до выяснения состава содержимого.

Многие подарки не отличались оригинальностью, Гарри был обеспечен шоколадом и всевозможными сладостями до Пасхи. Однако один привлек его особое внимание.

Его даритель отличился несказанной щедростью, думал Гарри, вновь приоткрывая коробочку, которую спрятал в свитере от миссис Уизли. Точеный флакон с перламутром внутри не вызывал сомнений в содержимом, но, держа в руках этот глоток счастья, Гарри одолевали эмоции разного рода. От настороженного недоверия до бурлящей радости. Мальчик то и дело прислушивался, боясь, что Снейп зайдет в неподходящий момент и отберет кровь единорога.

“Не нужно ждать, когда закончится гроза — научись танцевать под дождем”, — патетично гласила записка почерком Драко Малфоя. На обратной стороне ничего не было, и Гарри мог лишь догадываться, зачем слизеринцу слать ему такой ценный подарок, и как ему удалось его раздобыть. Со дня трагического происшествия в Хогсмиде Гарри больше не видел Малфоя. Ходили слухи, что его забрали домой то ли лечиться от внезапного недуга, то ли под домашний арест, но на фоне исчезновения Блейза Забини и разоблачения его матери эта новость ажиотажа среди студентов не вызвала. Преподаватели о Малфое позабыли, словно его и не существовало, а слизеринцы предпочли вовсе не выносить сор из избы и отмалчивались.

Видимо, стоило отослать ответный подарок и заодно черкнуть пару строк о его здоровье. Гарри не ждал, что ему придет развернутый ответ, но попробовать стоило.

Он уже взялся за перо и шарил в сундуке в поисках свежих чернил, когда заметил еще один не вскрытый пакет. Ничем не примечательная бурая бумага — неудивительно, что среди красочных ёлок и золотых снитчей он его не заметил.

В пакете оказалась обычная маггловская газета. Фотография на передовице не двигалась, и будь она волшебной, зрелище было бы эффектным: из окон обуглившегося дома вырывалось пламя, а в небе стояли столбы дыма. Очевидно, для местных этот пожар был из ряда вон выходящим происшествием, раз ему уделили столько разворотов.

Испытывая что-то вроде вежливого интереса, Гарри пролистал газету, но единственным, что намекало бы на связь с волшебным миром, был гороскоп в конце. Он вернулся к чтению главной темы и через несколько минут уже вцепился в газету, жадно вглядываясь в каждую строчку.

Газета “Добрые вести” выпускалась редакцией Суррея. Странно, что Гарри не узнал ее, дядя Вернон частенько читал ее за завтраком. Но поразительным было другое: согласно напечатанному, фотография пожара была сделана на Тисовой улице, что пересекает улицу Магнолий. Предварительное заключение — утечка газа; случилось происшествие в начале августа; погибли три человека, шестеро раненых. Далее следовали эмоциональные рассказы очевидцев пожара, а так же интервью с мэром города, обещавшим разобраться и обеспечить безопасность жителей престижного района, затем соболезнование погибшим и ответные претензии сотрудников жилищно-комунального хозяйства правительству…

“Не то”, — Гарри поспешно раскрыл газету на рубрике поздравлений и соболезнований, что следовала сразу за гороскопами, и пораженно уставился на дядины моржовые усы.

Вернон Дурсль на фото был моложе лет на пятнадцать — Гарри знал, что это была его любимая фотография на документы — и выглядел гораздо здоровее, чем сейчас. Вернее, здоровее, чем был в тот день, когда Гарри с ним распрощался: портрет был обрамлен в черную рамку, а под ним располагался некролог от сотрудников фирмы “Граннингс”.

“Так же горюем о смерти его верной жены Петуньи и единственного сына Дадли”, — значилось в конце. Кто-то решил соригинальничать и приложил фото огромного вазона петуний. Напрасно, тётка петунии не любила и считала их жуткой безвкусицей, а на торжествах благосклонно принимала лишь букеты величественных роз. Не то, чтобы она была теперь против, но все же.

Оглушенный новостью Гарри с минуту раздумывал, не могло ли это быть чьей-то злостной шуткой, но чутье подсказывало, что все — правда.

Оставалось выяснить, почему он узнал о гибели своих родственников только сейчас, спустя пять месяцев. Какое же знакомое отвратительное чувство: осознание, что кто-то оградил тебя от важных вестей, словно маленького впечатлительного ребенка.

Но он не был ребенком. Впечатлительности и переживаний — хоть отбавляй, но кто решил, что он не сможет с этим справиться?!

Стараясь совладать с гневом и немного оттянуть неприятный момент выяснения подробностей, Гарри убрал свои подарки, не забыв тщательно спрятать флакон крови единорога. Уж каким бы длинным не был нос Снейпа, в грязный носок Гарри Поттера он не сунулся бы. Затем он взял газету и встал напротив портрета в своей комнате, придав своему голосу максимум вежливости:

— Мистер Блэк, профессор Дамблдор у себя в кабинете?

Финеас Найджелус не был настроен на разговор и изображал глубокий сон. Гарри тут же заставил его взбодриться, пригрозив, что перенесет его портрет к гобелену Вальбурги и повесит рядышком. Правнучку Финеас то ли не любил, то ли побаивался — грех было не воспользоваться этим знанием.

— Ну ладно, ладно! — заворчал Финеас, ерзая в нарисованном кресле. — Чуть что, так к Вальбурге! Мой портрет, знаете ли, неспроста висит обособленно. Как кавалер ордена первой степени я имею право…

— Дамблдор у себя? — остановил его восхваления Гарри.

— А что вам, собственно, от него надобно? — прищурился Финеас. — У директора Хогвартса много дел.

— Я не отниму у него много времени, — любезно пообещал Гарри. — Просто передайте ему: сегодня я узнал, что стал круглой сиротой. Мне бы хотелось, чтобы он знал об этом. Жду его соболезнований в любой день, в любое время.

Финеас сразу как-то весь стушевался, поглядывая на Гарри с особой осторожностью. Прошлогодний разгром в кабинете помнили все портреты.

Проследив, как бывший директор Хогвартса шагнул за раму, Гарри уселся на кровать и приготовился ждать. И помоги Мерлин Альбусу Дамблдору подобрать верные слова, чтобы объяснить произошедшее, иначе его магия могла взбунтоваться и натворить бед.

Впрочем, последствия собственных истерик теперь его не страшили. У него было припрятано проверенное лекарство как раз для такого случая.