Моё проклятое дитя (джен)

После праздника хлынули дожди. Заснеженный Лондон стал грязным и угрюмым местом, и прохожие утопали в серой, похожей на мусс жиже, проклиная гнавших по дорогам водителей. Впрочем, для англичан подобная погода была не в новинку, и улицы запестрели разноцветными зонтами.

Гарри часто наблюдал за ними из окна Гриммо, такого же мутного и залитого водой, как и все вокруг. Дом, окнам которого и прежде доставалось мало солнечного света, погрузился в мрачную меланхолию, явно подражая настроению хозяина. На чердаке то и дело что-то поскрипывало, а в холодных коридорах гулял сквозняк, шевеля портьеры.

Несмотря на непогоду, желания выйти и прогуляться у Гарри ничуть не убавилось. Оно зрело в нем с болезненностью гнойника, который денно и нощно беспокоит все больше, прежде чем лопнуть. Прежняя жажда хозяйственной деятельности куда-то улетучилась, и его мало что интересовало. Теперь Гарри часто можно было найти у камина на кухне, отрешенно глядящего в окно.

Ему непременно хотелось укрыться под таким же огромным зонтом, как у лениво прогуливающихся парочек, и затеряться в толпе. Была ли у него такая же чисто маггловская вещь, как зонт, до Хогвартса, Гарри не помнил. Скорее всего, имелось что-то отдаленно похожее, поломанное и с голыми спицами, давно пришедшее в негодность.

Вот дождевик у него точно был. Большой целлофановый пакет, подпоясанный в нужных местах, с проделанными отверстиями для головы и рук. Тетя Петунья невероятно гордилась своей находчивостью, а Гарри каждый раз старался спрятать дождевик перед поворотом к школе — ему казалось, что наступит по меньшей мере конец света, если дружки Дадли увидят его в этом наряде.

Странно, но, вспоминая это, он больше не чувствовал горечи обиды. На первое Рождество, которое Гарри провел в Хогвартсе, Дурсли прислали ему мелкую монетку, и он ясно помнил свое нежелание рассказывать об этом ни одной живой душе. Теперь же он бы просто посмеялся над этим с Гермионой и Роном (он все еще надеется на то, что Рон будет смеяться вместе с ним, а не над ним). Ну а что?! Оригинальный подарок! Или еще краше: только его дядя и тётя могли исколесить полграфства, чтобы добраться вплавь до домика на скале. И все потому, что волшебная сова могла вдруг прилететь и доставить ему волшебную почту.

Когда Гарри подрос, выходки Дурслей стали менее веселыми, но он просто не вспоминал о них, чтобы не испытывать неприятные эмоции. И со временем заметил, что далеко не все печальные воспоминания он может воспроизвести в точности, а некоторые были вовсе забыты.

Он не простил родственников за избиение, мор голодом и всяческие препятствия, чтобы не позволить ему уехать в школу и увидеться с друзьями. Но они больше не вызывали в нем горячечной жажды мести. Вспоминал он их изредка.

Гарри хотелось думать, что он стал взрослым и научился выделять для себя жизненные приоритеты, не распыляясь на такие мелочи как склоки с опекунами, но Дамблдор называл это иначе.

«Ты их давно оплакал Гарри, отпустив их и свои обиды. Вот почему прошлое больше не мучает тебя», — сказал он тогда гриффиндорцу, который хлопнул газетой с горящей Тисовой перед ним на стол.

Директор прибыл на Гриммо 12 по первому же его зову, но как не надеялся на это Гарри, нисколько не выглядел при этом растерянным или настороженным. Наоборот, он тут же задал тон их разговора, предложив Гарри присесть, и отправил сообщение Снейпу, чтобы тот их не беспокоил.

Последнее было даже лишним: Снейп уже двое суток не показывался Гарри на глаза, велев тревожить его только в крайнем случае. Мальчик был нисколько не против, ему от профессора ничего и не было нужно, кроме палочки, которую тот упорно не желал возвращать. И он непременно собирался пожаловаться директору, как только выяснит, каким образом пребывал все это время в неведении относительно смерти своих опекунов.

Бережно поставленный на стол Омут памяти тут же подтвердил его догадки.

— Вы стерли мне память! — Гарри сжал кулаки, остро ощущая свое бессилие. Дамблдор смотрел на него через стол спокойно и внимательно. Казалось, этого человека просто невозможно застать врасплох или уличить в чем-то преступном, у него всегда имелись более весомые аргументы своей правоты.

— Прежде всего, Гарри, позволь сказать, что мне жаль, — начал директор. — Мы с профессором Снейпом надеялись, что каникулы, проведенные на Гриммо, не будут омрачены печальными событиями, и ты сможешь, как следует, отдохнуть и набраться сил перед новым семестром. О таком Кассандра надвое гадала, конечно, но ты действительно выглядел так, словно силы твои на исходе. Так случилось, что ты узнал о событии, о котором я позже планировал сам тебе поведать. И прежде чем ты мне расскажешь, каким образом эта газета попала тебе в руки, предлагаю заново вспомнить это происшествие во всех деталях.

Дамблдор откупорил флакончик и вылил воспоминание в чашу, сделав рукой приглашающий жест, но Гарри был слишком возмущен, чтобы следовать его советам. Или покорно внимать этим ужасным в своей наглости успокаивающим словам.

— Как вы можете так спокойно об этом говорить! Вы. Стерли. Мне. Память! — раздельно выговорил он, стараясь донести весь кошмар своего положения сквозь стену невозмутимости, выстроенную Альбусом Дамблдором. — Как мне после этого вам верить? Скольких еще воспоминаний я лишился, сам того не зная? Кто дал вам право так со мной поступать? — возмущение лилось из него раскаленной лавой, и лишь силой воли он удерживался от того, чтобы не запустить в директора чем-то тяжелым, в эти поблескивающие очки-половинки, чтобы стереть вселенское спокойствие с его лица.

— Понимаю твое возмущение, но, Гарри, поверь, я не действовал без твоего согласия. И прежде чем ты начнешь крушить все вокруг, тебе следует знать, что я не применял к тебе чары забвения. Ты сам отдал мне травмирующее воспоминание. Должен признать, что это было мудрое решение, учитывая, что твое здоровье вызывало серьезные опасения летом.

— Я … сам? — Гарри был в замешательстве. Было странно осознавать, что, пережив потерю Сириуса, он не желал ничего помнить о смерти Дурслей. Неужели их уход в иной мир так… расстроил его?

По крайней мере сейчас он не был и близко возле того эмоционального предела, когда устроил погром в кабинете Дамблдора, вернувшись из Министерства. Тогда он страстно желал перестать быть человеком, чтобы не чувствовать боль.

“Сириус!” — кричал он в своих кошмарах.

“Отлично, Джеймс!” — восклицал Сириус и падал, падал, падал…

Снились ли ему кошмары о Дурслях?

— Возможно, тебе кажется странным, что ты не так огорчен смертью родственников, как, по твоему мнению, следовало бы, — тихо предположил Дамблдор, и Гарри вскинул на него удивленный взгляд. — Нет, я не читаю твои мысли, Гарри. Тебе ведь известно, что на это никто не способен. Однако я ясно представляю, что ты сейчас чувствуешь. Дело в том, что, отдав воспоминание, мы не забываем его до конца. Ты всегда мог чувствовать печаль утраты и тоску, возвращаясь мыслями к Вернону, Дадли и Петунье Дурсль, и если бы ты копнул чуть глубже, то заметил бы глубокую брешь в своей памяти. Опытный окклюмент всегда знает, что он слил какое-то воспоминание, и при должном усердии может воспроизвести смутное эхо — эмоциональный его слепок. Твое воспоминание не утеряно безвозвратно, оно просто дожидается своего часа, чтобы снова вернуться на свое место. Вспомни, пожалуйста, — попросил Дамблдор, кивнув на газету, — момент, когда ты впервые прочел эту шокирующую новость, и признайся сам себе: она вовсе не была таковой. Ты уже знал, что их нет в живых, ты знал, что все это — правда. Много месяцев назад ты столкнулся с этим горем, ощутил его каждой клеточкой своей души, и со временем боль притупилась. Поэтому нет ничего постыдного в том, что ты не чувствуешь горечи утраты сейчас, фактически заново узнав об их смерти. Возможно, я ошибаюсь, — Дамблдор секунду колебался, явно не зная, как Гарри отреагирует на его предположения, но он коротко кивнул, требуя продолжить, — но то, что за все время ты не поинтересовался… не смог докопаться до этих сведений, свидетельствует о том, что ты отнюдь не горел желанием этого делать.

Явное указание на то, что Дурсли занимали в его мыслях едва ли не последнее место, нисколько не укололо Гарри. Его беспокоило другое.

— Поинтересоваться?.. Кому еще было известно об этом?

— Твоим друзьям и всем членам Ордена Феникса, — не стал утаивать Дамблдор. — Скрывать такое бессмысленно, поскольку необходимость охранять твой дом в Литтл Уингинге отпала, и продолжать поддерживать видимость того, что ты возвратишься туда следующим летом, нет резона. Это происшествие освещалось во многих городских газетах.

— Рон? Гермиона? Найт? Ремус? Тонкс? Грюм? — удивленный Гарри перечислял имена, чувствуя себя обманутым глупцом. Дамблдор опустил руки на края чаши, поправляя Омут, и молча наблюдал за отражением бледного лица мальчика, колеблющимся на его поверхности.

— Почему они мне не сказали?! — расстроенно воскликнул Гарри.

— Они не знали, что твое воспоминание хранится у меня, и тактично не упоминали об этом событии, справедливо рассудив, что ты сам заговоришь, когда будешь готов. У тебя хорошие друзья, Гарри, — заметил Дамблдор, и Гарри подавил желание выругаться.

Получается, его друзья перехитрили сами себя. Опасаясь затронуть тему, которая могла его расстроить, они отлично сыграли на руку Дамблдору. Гарри по-прежнему ничего не знал, а окружающие хранили гробовое молчание. Идиллия, достойная быть запечатленной на волшебных карточках из серии “глупцы тысячелетия”.

— Да уж, — Гарри провел рукой по торчащим волосам. Что тут еще скажешь? Но он не позволил себе отвлечься, с друзьями он поговорит позже. — Как это случилось? Тут сказано, что это был пожар, и магглы утверждают, что произошла утечка газа, но...

«Не могла же это и в самом деле быть банальная случайность?» — думал он и поймал себя на том, что такая версия ему абсолютно не нравилась. Глупая бессмысленная смерть, и винить тут некого.

— Дом действительно сгорел дотла, — подтвердил Дамблдор, — пострадали и ваши соседи. Орден прибыл на место, как только Арабелла заметила неладное и дала нам знать, но там уже работали маггловские пожарники. Мы не выявили никаких источников поджога, как и того, что дом загорелся в результате целенаправленного заклинания. Адский огонь, любимое заклинание Пожирателей смерти, тоже можно исключить. Над домом не висела черная метка, и мне достоверно известно, что Волдеморт в момент загорания находился совершенно в другом месте. Более того, для него эта новость стала полной неожиданностью, и на какое-то время он позволил себе считать, что ты погиб вместе со своей семьей.

“Должно быть, он был счастлив, — подумалось Гарри, — и испытывал лишь легкое сожаление, что не приложил к этому руку”.

— Хорошо, что я забрал тебя раньше, Гарри, — озвучил его мысли Дамблдор, и мальчик вдруг понял, что директор много раз прокручивал у себя в голове: что было бы, если бы он опоздал.

— Да, сэр, — тихо ответил Гарри. — Спасибо.

Альбус Дамблдор впервые за их разговор улыбнулся, и Гарри почувствовал, что и дышать ему стало легче. Как бы там ни было, директор о нем действительно беспокоился. Теперь их дискуссия вошла в другое русло, менее напряженное, и Дамблдор охотно отвечал на все его вопросы. Гарри в свою очередь признался, что газета была прислана анонимным “доброжелателем”, и директор спокойно принял это к сведению. Когда он поинтересовался о догадках профессора, что же, по его мнению, произошло на Тисовой, то получил интригующий ответ.

— Как человек, сведущий в газопроводе, я бы сказал, что в твоем доме произошел взрыв в результате утечки газа. Но я в этом не смыслю ровным счетом ничего, и мои версии произошедшего более захватывающие. Вот, например, в твой дом могла ударить потрясающей мощи молния. Помнится, я наблюдал сильнейшие грозы в тридцать первом — ужасное и завораживающее зрелище одновременно...

Стараясь не сильно открывать рот от удивления, Гарри пытался понять, что его так беспокоило в том, что Дамблдор говорил. Какая-то мысль вертелась у него на задворках памяти, но не желала являться. Кажется, ему не нравилось слово “взрыв”. Или, может быть, “молния”? Ясен пень, такого быть не могло: Литтл-Уингинг славился засухами, летние дожди случались редко, и выпадало их не густо. С другой стороны в страховом контракте, которым дядя Вернон трусил каждый раз, когда в окно влетал соседский мяч, что-то такое оговаривалось...

Гарри подошел к столу и вгляделся в покачивающуюся субстанцию в чаше. Его лицо на ее поверхности искривлялось, словно в отчаянном, полном страданий крике.

— Вы будете смотреть вместе со мной? — спросил он.

— Если ты позволишь, — последовал осторожный ответ.

Гарри тщательно обдумал это предложение и внезапно понял, что не хочет, чтобы директор смотрел его воспоминания. Его присутствие было естественным, когда они наблюдали за жизнью Риддла во время своих вечерних уроков. Дамблдор пояснял непонятные моменты и указывал, на что стоит обратить особое внимание, и Гарри это ценил. Но демонстрировать свои собственные воспоминания, где он (Гарри в этом не сомневался) предстанет не в самом лучшем свете — совсем другое дело. И хотя директор имел весьма четкое представление о его поведении в воспоминании, не говоря уже о десятке других ситуаций, где он размазывал сопли и кричал не своим голосом, его желание было неизменным: он не хотел, чтобы Дамблдор присутствовал при этом.

Он тут же сообщил об этом, и по лицу Дамблдора стало ясно, что ему очень не нравится это решение, но он уступил.

— Хорошо, — он окунул свою волшебную палочку в Омут памяти и когда вытащил, за ней тут же потянулась серебристая нить. Дамблдор бережно опустил ее во флакончик, один из тех, в которых хранил собственные мысли. — Верни себе воспоминание, когда будешь готов, — протянув ему частичку его утерянной памяти, он предупредил: — Но, Гарри, я вынужден сообщить тебе, что именно толкнуло тебя на такое решение, иначе ты можешь понять все превратно.

Гарри тут же засунул флакон в карман толстовки, ощущая под пальцами ребристую поверхность и чувствуя облегчение.

— Если это не подделка, то не представляю, почему мне думать так, сэр.

Если Дамблдор и уловил намек на свой лукавый нрав, то не подал виду.

— Смерть твоих родственников была ударом, но больше всего тебя потрясло не это. Каким-то образом ты вбил себе в голову, что виновен в их смерти. Я пытался тебя образумить, но ты не слышал меня, постоянно твердя, что ты во всем виноват, — голубые глаза печально смотрели на него. — Я знаю, что ты имеешь склонность взваливать на свои плечи слишком большую ответственность, но, прошу, Гарри, перестань корить себя во всех бедах.

— Да, сэр, — немного удивленный пообещал он.

На этом их беседа не окончилась. Оказалось, что ради визита на Гриммо 12 директору пришлось отменить одну важную встречу и, раз уж выпал свободный час-другой, он решил провести их с пользой. Поэтому Омут памяти был вновь наполнен воспоминаниями, из которых Гарри предстояло почерпнуть сведения о Волдеморте и его крестражах. Мальчик не возражал. Недавно душивший его гнев все еще требовал действий, и он в буквальном смысле окунулся в новые знания.

В конце занятия Дамблдор сверился со своими часами, вместо привычного циферблата у которых были размещенные по кругу планеты, и возвестил, что он еще успевает выпить чашечку чая. Самолично наколдовав все необходимое, в том числе сандвичи и пирожные, он с нескрываемым удовольствием откинулся на спинку стула.

— Профессор Снейп обычно в это время предпочитает пить кофе. Давно ли он спускался к обеду? — вдруг поинтересовался Дамблдор, дуя на пар от чашки.

— Э… нет, сэр. Я не видел его уже сутки. Он сказал, что будет очень занят и просил его не беспокоить.

— Вот как, — слегка удивленно откликнулся директор. Гарри подумал, что он сейчас позовет профессора к столу, но Дамблдор затронул неприятную для Гарри тему. — Значит, за тобой никто не присматривает?

— Снейп забрал у меня палочку, — криво усмехнувшись, бросил Гарри. — Что, по-вашему, может случиться, пока я нахожусь под замком?

— Профессор Снейп доложил мне о твоем поступке, — немного строже, чем обычно, сказал он. — Взрослые часто оставляют детей без развлечений, чтобы те подумали над своим поведением.

— Лучше бы он оставил меня без еды, — пожал плечами Гарри. — Мне тут совершенно нечем заняться.

Дамблдор нахмурился.

— Странное у тебя представление о наказаниях. Прости, Гарри, если напоминаю, но ты еще не достиг совершеннолетия. Не воспринимай как должное то, что тебе разрешено пользоваться волшебством под этой крышей. Другие дети таких привилегий не имеют. Если помнишь, Министерство жестко контролирует колдовство несовершеннолетними вне стен школы.

Гарри не нашелся, что на это ответить. И правда, Рон часто жаловался, что ему приходится помогать матери чистить овощи руками, в то время как старшие братья насмешливо помахивали волшебными палочками у него за спиной. Гермиона, конечно же, и подумать не могла, чтобы нарушить правило о запрете использования магии. Только здесь, на Гриммо 12, они могли не бояться получить Министерский вопиллер, потому что дом был надежно укрыт.

— Тем не менее, это не снимает вопрос о твоей безопасности, — продолжил Дамблдор. — Тебе, конечно же, уже сообщили о том, что Найт Каллекс пришел в сознание, — Гарри мрачно кивнул. Что ж, директору уже все известно, и, скорее всего, он уже принял какие-то решения. Хотелось бы послушать...

Не дождавшись никаких комментариев, директор вздохнул.

— Тогда тебе следует знать, что мистер Каллекс больше не стремится тебя охранять. Я пытался донести до него, насколько важно его участие в обеспечении твоей безопасности, но он и слушать ничего не хочет.

— Я знаю, — хрипло ответил Гарри, глядя на свои стиснутые руки. Затем он поднял голову и пояснил, упрямо смотря на Дамблдора. — На Рождество я послал ему подарок, а он прислал мне его обратно. Он и знать меня больше не желает.

— Не руби с плеча, Гарри, — директор подался вперед, словно мог вселить в своего ученика надежду одним мерцающим взглядом. — Для него это оказалось большим потрясением. Ему требуется время. Такие дружеские отношения, которые у вас сложились, не исчезают бесследно.

— Разве он не уезжает из Хогвартса?

— Найт не выдвигает никаких обвинений, — будто само собой разумеющееся, легко пояснил Дамблдор, — в том числе против мистера Малфоя. И он продолжит сотрудничать со школой, как только поправит свое здоровье. Мистер Каллекс будет, как и прежде, патрулировать коридоры и охранять группы студентов на территории Хогвартса, но на большее он пока не готов.

Гарри прикрыл глаза. Зная Найта, пылкого борца с Тёмными магами, он мог представить, как именно Дамблдор заставил его молчать. Наверняка он его шантажировал или использовал более тонкие уловки, в которых Гарри все равно не смыслил, но не раз ощущал на себе. Жаль, что все так закончилось. Ему будет не хватать этого самоуверенного, веселого парня, с таким рвением исполняющего свою работу.

— Вы нашли мне нового телохранителя? — с вызовом вопросил Гарри, готовясь спорить до хрипов в горле за свою свободу. — По-моему, этот семестр прекрасно продемонстрировал, что единственное, что может мне угрожать — это я сам. Если бы я держал себя в руках, ничего подобного не случилось бы.

— Это я понимаю, — принял его сторону Дамблдор. — Но не стоит списывать со счетов внешнего врага. Я что-нибудь придумаю, — уверенно заявил он и встал, давая понять, что время вышло. — Не беспокойся, Гарри. Поверь, скоро все образуется, и ты будешь вспоминать обо всем, как о мелких неприятностях. Постарайся выкинуть все из головы и хорошо отдохнуть. Я скажу Северусу, чтобы он не слишком уж на тебя обижался.

“Снейп? Обижается на меня? Серьезно?”

Прибрав остатки трапезы со стола волшебством, Дамблдор кинул последний взгляд на Гарри и похвалил, что тот хорошо держится. Он едва не вздрогнул, так как его мысли по несколько раз на дню возвращались к флакончику крови единорога, спрятанному от посторонних глаз в двух этажах от него. До того момента, пока Дамблдор это не озвучил, Гарри и не осознавал, что ему тяжело. Смутные желания терзали его и, не находя воплощения, выливались в дурное настроение и беспричинную тревогу.

Пожав плечами (он просто устал, вот и все), Гарри с легкой улыбкой заверил его, что все в порядке. Он контролировал себя, невзирая на короткие вспышки гнева, и собирался делать это впредь. У него все должно было получиться.

Ведь доброжелатель, который послал ему газету и спутал директору карты, сделал это явно по одной причине, пришла в голову Гарри мрачная мысль, и позже Дамблдор с ним согласился.

“Он хотел лишить меня контроля над собой и разоблачить как Тёмного мага.”

* * *

Несколько часов были с пользой проведены в библиотеке Гриммо. Информации о ритуале крещения неожиданно оказалось довольно много, и Гарри пролистал несколько разделов из наиболее внушающих доверия изданий. Там излагались как ход ритуала и подготовка к нему, так и незначительные советы, как то: окропите руки кровью, прежде чем коснуться крестника — этот жест благосклонно примут родители; если вам покажется, что место в третьем кругу недостойно положению вашего рода, не следует проклинать будущего Тёмного мага — магия не любит вмешательства, когда происходит великое таинство; не принявших Тёмную магию тот час же уносят, не давайте некромантам разжиться материалом, который может быть обращен против вашей семьи; не пейте воду за три часа до ритуала, так как она имеет свойство удерживать энергию внутри; не выбрасывайте черный ил после крещения, его можно использовать для улучшения свойств многих ядов.

“Что еще за черный ил?”, — Гарри заглянул в конец книги за пояснением и нашел искомое слово. Просматривая внушительный список элементов, из которых состоял “ил” (другими словами “печать”), а так же мнения великих Тёмных магов о его предназначении, он уяснил, что это некая субстанция, которая выделяется из человека сразу после крещения. Моргана Лэ Фэй утверждала, что ил есть не что иное, как утраченная невинность.

Гарри пальцем потер нос и веки за очками, размышляя, готов ли он к таким откровениям. Впечатление от новой информации было мерзостным и интригующим одновременно, хотя он еще даже не открывал раздел с подробным описанием ритуальных заклятий, откладывая самое страшное на потом. Представить, что он будет вскоре замешан в чем-то подобном, не получалось. Перед глазами как наяву стояло воспоминание Драко, подсмотренное им ненароком: раскачивающиеся люди в черных балахонах, яркие языки пламени и скрюченное тело на земле.

Но его пугала отнюдь не зловещая атмосфера ритуала. Подобный страх на грани с благоговейным отвращением он испытал, когда вывалился из камина посреди тёмной лавки “Борджин и Бэркс” вместо оживленного и приветливого “Дырявого Котла”. И, если уж быть до конца откровенным, недавняя прогулка со Снейпом в Запретный лес не напоминала семейный поход за грибами. Но в этот раз предполагалось, что Гарри не только будет присутствовать, но и, как новоиспеченный крёстный отец, активно участвовать в ритуале. Что в свою очередь подразумевало использование пыток и проклятий на младенце.

Гарри в который раз взъерошил волосы и потер руки, словно пытаясь согреть. Перед ним лежала гора литературы по крещению, которую в Хогвартской библиотеке ему не видать как своих ушей. И если он не изучит это все сейчас, то придется дожидаться Пасхальных каникул и потом впопыхах принимать решение, времени будет не так уж много. А ему бы этого очень не хотелось: лучше знать заранее, что ему уготовано, чтобы иметь возможность постепенно свыкнуться со своей незавидной участью.

Некоторое время спустя, когда в коридоре послышались отдаленные шаги (наверное, Снейп спускался в свою мини-лабораторию), Гарри обнаружил, что переписывает сведения о Тёмной магии аккуратным мелким почерком — не хуже, чем у Гермионы.

* * *

Гарри услышал приближающиеся шаги и поспешно спрятал увесистую книгу под ворохом газет. Бесцельно слоняясь по дому, он решил постоянно держать под рукой литературу о крещении, чтобы время от времени изучать по пару страниц. Если Снейп и заметил его маневр, то не подал виду. Открыв кухонный шкафчик, он перебирал какие-то коробочки, иногда кидая рассеянный взгляд на Гарри.

— Здравствуйте, профессор, — вежливо обратился к нему Гарри. — Вас давно не было видно. Почему вы не вышли к праздничному столу на Рождество? — он прекрасно знал, что Снейп ненавидит праздники, но, пребывая под властью мрачного настроения, ему просто хотелось чем-нибудь задеть профессора.

Мужчина повернулся и впервые окинул его внимательным взглядом, словно долгое время не видел. На самом деле, так и было: Снейп покидал свои комнаты лишь в крайних случаях — в уборную или на кухню, чтобы помешать свои зелья. Гарри слышал, как он спускается по лестнице рано утром, слышал звон склянок из кухни по ночам, но лицом к лицу они столкнулись впервые.

— Не думал, что вас расстроит мое отсутствие, тем более что у вас собралась хорошая компания за столом, — он открыл пыльную баночку и понюхал содержимое, затем с недовольством отставил в сторону. — Вы не видели кофе? — вдруг спросил он, и Гарри замешкался, дезориентированный таким поворотом темы. — Вот на этом месте была непочатая банка, я лично ее туда поставил, — чуть ли не с обидой в голосе произнес Снейп. Гарри покачал головой.

Профессор прикоснулся к виску, словно размышляя над чем-то несколько секунд, затем, приняв поражение, вздохнул и принялся заваривать чай. От Гарри не укрылось количество заварки, которое тот щедро сыпанул в чайник.

Он прищурился:

— Чем вы занимаетесь, профессор?

— Завариваю чай.

— Очень смешно. Я имею в виду, чем вы занимаетесь у себя в комнате, что вас не видно целыми сутками? А эти полные котлы зелий, зачем вам столько? Нас ожидает эпидемия гриппа?

Снейп кинул на него взгляд.

— Вам скучно, Поттер? — холодно спросил он. — Я думал, что вы достаточно взрослый, чтобы занять себя чем-нибудь самостоятельно, но раз уж я ошибался, могу выделить вам список работ по дому. Головные уборы, которыми вы облагородили отрубленные головы эльфов, вызывают восхищение, но грязи от этого в доме не уменьшилось.

— Речь не об этом! — перебил его Гарри. — Вы постоянно чем-то заняты, и ничего мне не объясняете…

— Потому что это не вашего ума дело.

— А Дамблдор говорит, вы просто обиделись.

На несколько секунд в кухне воцарила тишина, только капли дождя гулко барабанили в окно. Голос Снейпа, когда он ответил, был очень тихим, почти шипящим, словно у змеи, готовящейся к броску.

— Профессор Дамблдор всегда был склонен к драматизму. Обиды — удел слабых самовлюбленных дураков, и мне трудно представить причину, по которой я мог бы обидеться на такого ребенка, как вы. И в следующий раз, Поттер, я предпочел бы, чтобы вы не обсуждали меня с посторонними. Если у вас ко мне какие-то претензии, выскажите их мне в лицо.

Снейп скрестил руки и молча ожидал, уставившись на него тёмным взглядом.

Гарри гневно пожевал губу, смотря в пол. Затем поднял глаза и почти прошептал:

— Моя палочка.

— Ваша палочка, — эхом согласился Снейп, склонив голову, и терпеливо, так несвойственно ему на уроках, пояснил: — Когда вы заявились на порог этого дома, я предупредил, чтобы вы вели себя подобающим образом. Вы ослушались. И я забрал у вас волшебную палочку, чтобы вы поразмыслили над своим поступком и сделали определенные выводы. Но сейчас я вижу, что вы не поняли ничего…

— Накажите меня как-нибудь по-другому, — встрял Гарри, отчаянно глядя на возвышающегося над ним профессора, — заставьте написать десять футов эссе или еще что-нибудь…

— Существует ли… — четко формулируя слова, начал Снейп, явно ухватив правильную мысль, — особая причина такого желания? Вы собираетесь использовать какое-то конкретное заклинание? — прямо спросил он.

— Да, — Гарри крепче сжал флакончик в кармане, чувствуя себя самым отвратительным образом. Неужели ему придется просить Снейпа вернуть себе собственное воспоминание? Это немыслимо!

Немного поколебавшись, он все же показал закупоренный флакон.

— Это…

— Ваше воспоминание? Дамблдор упоминал о нем, — пояснил Снейп в ответ на ошарашенный взгляд Гарри. — Он предвидел, что вы захотите взглянуть на него как можно скорее. Однако ваше наказание не отменяется, и палочку я вам не верну. Но… — с нажимом произнес Снейп готовому возразить Гарри, — я могу помочь вернуть воспоминание обратно. Если вы позволите… — он повернул собственную палочку в руках, и выглядело все так, словно он просто оказывал студенту любезность.

“А как же. Дамблдор, старый хитрец, будь ему неладно, все продумал. Видите ли, я наказан, волшебством пользоваться не могу, и даже в такой мелочи мне отказано. Но вот обратиться за помощью к Снейпу — пожалуйста, профессор обязательно проследит, чтобы все прошло как надо. А я еще хотел просмотреть его наедине, наивный дурак”.

— Вы будете смотреть его вместе со мной? — грубо спросил Гарри, ожидая кривой улыбки. Он знал, о чем они оба сейчас подумали — о подсмотренных воспоминаниях профессора. Но Снейп его удивил.

— Что вы, Поттер, конечно, нет, — он коснулся руки Гарри и мягко высвободил флакончик. — Я просто сделаю вот так.

Раздался легкий пробковый хлопок, и Снейп извлек кончиком палочки тоненькую серебристую нить. Повинуясь круговому движению кисти, она, словно пряжа, повисла в воздухе красивым облачком. Гарри успел перевести взгляд на окно, на оставляющие за собой бороздки капли, прежде чем что-то холодное коснулось его виска.

Он зажмурил глаза. Под его веками вспыхнули краски, изображения и звуки. На миг он ощутил странную гармонию с самим собой, словно отсутствующая частичка его самого вернулась на место. Но вслед за ней он испытал легкое потрясение.

Он вспомнил. Нет, ему было известно все задолго до этого момента, но теперь он четко мог представить в уме события того вечера во всех деталях, словно кинофильм. Вот трещины на потолке, в который он пялился по несколько часов, белая борода Дамблдора, склонившегося над ним.

“Я принесу тебе зелья”, — донесся до него встревоженный голос, а его собственный, такой хриплый и чужой, повторял, словно заведенный: “Я их убил, я их убил!”.

“Тебе будет легче, если ты на время забудешь”, — предложил Дамблдор, и Гарри всей душой с ним согласился: “Да, да”.

— Вы в порядке? — Снейп тронул его за плечо, и Гарри мотнул головой.

— Ага, — ему было неприятно это прикосновение, и он отстранился. Снейп послушно отошел от него на шаг. — Просто это так… непривычно.

— Немного практики и вы не будете удивляться, вспоминая факты своей биографии, о которых, казалось бы, нельзя забыть, — усмехнулся мужчина, но в его глазах не было ни намека на смешинку. Он внимательно следил за каждым его движением. — Однажды мне пришлось вспомнить, что я работаю зельеваром в Хогвартсе.

Гарри хихикнул на это неожиданное признание.

— Серьезно?

— Более чем. Я уже собирался на назначенное мне собеседование, когда случайно обнаруженный план занятий с Гриффиндором поставил меня в тупик.

— Многие студенты сказали бы вам спасибо, если бы вы этого так и не вспомнили, — пошутил Гарри. Снейп беззлобно согласился с таким предположением. Затем, найдя настроение Поттера удовлетворительным, он захватил свой кубок с чаем и уже собрался уходить, как его взгляд упал на газеты.

— Вы уже прочли? — и не успел Гарри возразить, его костлявая рука сгребла прессу в стопку профессиональным движением. — Побег Геллерта Гриндевальда, — зацокал языком он, читая передовицу, — нелепый случай или страшное предзнаменование? Отлично, мне как раз не хватало развлекательной литературы перед сном, — зажав трофей под мышкой, он прошел-проплыл к выходу из кухни.

Гарри с минуту сидел, прислушиваясь к отдаляющимся шагам и учащенному биению своего сердца. Книга “Все о крещении. На пути к Тёмной магии” лежала перед ним на всеобщем обозрении, рядом с печеньем и чайником, словно забытый талмуд кулинарных рецептов. Что ж, похоже, он только что получил одобрение в выборе книг для внеклассного чтения, что его неожиданно весьма порадовало.

Борясь с накатившим чувством нетерпения, он открыл содержание в поисках “Новых возможностей после крещения”, что-то такое ему попадалось на глаза совсем недавно.

Дамблдор оказался прав. Он действительно согласился забыть о смерти своих родственников, никто его не принуждал. Но он был уверен: заверения директора в том, что Гарри не имел к этому никакого отношения, были абсолютной чепухой. Его ужасало именно это знание — что он их убил, и тот Гарри настолько боялся принять этот факт, что готов был позволить стереть этот эпизод из своей жизни. Что, собственно, и было сделано.

Сейчас же его вовсе не охватывало чувство, похожее на ужас или страх.

Скорее, предвкушение об осознании собственного потенциала. Если он действительно мог сотворить нечто подобное на расстоянии, то каковы его возможности в целом?