Да куда бы я без Марины-то? (джен)

С тех пор как Лена улетела в «Артек», в квартире воцарилась неестественная, оглушающая тишина. Даже Мрачный, казалось, ходил по комнатам бесшумно, недоуменно поглядывая на дверь в её комнату.

На второе утро Марина поняла кое-что важное. Она машинально поставила на стол три тарелки. Рука сама потянулась за большой чашкой с ромашками — Лениной. И застыла в воздухе. Марина медленно убрала лишнюю тарелку назад. Жизнь теперь делилась на «до» и «после». И в «после» — на одного человека меньше за завтраком.

Вечером того же дня Аркадий Петрович пытался подойти к вопросу с инженерной точностью. Увидев, как Марина в пятый раз пересматривает фото Лены в телефоне, он сказал: «Понимаешь, наша Лена... она же умница. И «Артек» — место надёжное. Всё продумано, за ними смотрят». Он умолк, глядя в окно. «Просто... сердце ноет, и всё тут. Глупо, да?» Он произнёс это тихо, без обычной уверенности. А потом ночью встал проверить, не пришло ли сообщение. Логика оказалась слабой защитой от родительского сердца.

В первую субботу без Лены они обнаружили нечто неожиданное. Сидя в гостиной и не зная, чем заняться, они осознали: весь их привычный уклад рухнул. «А давай... просто поедем за город? — нерешительно предложила Марина. — Просто так». Они поехали. Гуляли по заснеженному лесу, молча пили чай из термоса в машине. Без планов, без графика. Это было странно и непривычно — они снова стали просто мужем и женой, двумя людьми, у которых вдруг появилось непозволительно много времени друг на друга.

Вечером пришло новое фото. Лена, смеющаяся, в толпе таких же сияющих ребят, на фоне моря. Она выглядела так, как они никогда не видели её дома — абсолютно счастливой и самостоятельной.

— Смотри, — прошептала Марина, показывая телефон мужу. Их девочка не пропадала, не тосковала, не чахла. Она расцветала. И в этот момент скелетообразный страх начал отступать, сменяясь новой, щемящей и гордой эмоцией. Они сделали всё правильно. Выпустили её — и она полетела.

Мрачный, наконец, нашёл себе новое место — устроился на пустом теперь кресле Лены, свернувшись калачиком на её брошенном свитере. «Знаешь, — сказал Аркадий Петрович, глядя на кота, — она сейчас смотрит на то же самое море, на котором мы однажды были. Она видит те же звёзды. Просто немного с другой стороны». Любовь не знала километров. Их семья не разрушилась — она просто растянулась в пространстве. И чем сильнее растягивалась, тем яснее становилась её прочность.

Они легли спать, оставив межкомнатную дверь в коридор незапертой — по привычке. Но теперь это была не тревога, а тихая уверенность: эта дверь когда-нибудь откроется, и в квартиру ворвется шумный, повзрослевший вихрь по имени Лена. А пока им предстояло усвоить самый сложный урок — быть счастливыми не только вместе, но и порознь.