Ягодный джин-тоник для осенних вечеров (джен)

Том из Медальона завел семью и стал преподавателем в Хогвартсе. Том из Чаши строил карьеру в Гринготтсе и все больше времени проводил с гоблинами. Том из Нагайны резал мертвых магов в Мунго. И только Том из Диадемы чувствовал себя неприкаянным. Он не понимал, как остальные смогли так легко отказаться от идеи господства — пусть не мирового, но хотя бы над Магической Британией. Им же дали второй шанс. Даже не второй, третий. И они так бездарно его упускали…

Том злился, но и думал. Волдеморт упустил оба своих шанса, дважды убившись даже не о Гарри Поттера, а об иллюзию собственной неуязвимости. Оба раза он был чужаком среди волшебников — даже среди последователей. Вот почему он с такой легкостью обрушивал на них Круцио и прочие кары, а они также просто ненавидели его и предавали. Не разобравшись в ошибках прошлого, он рисковал снова наступить на те же грабли. И одним промозглым вечером, когда Том прогуливался по Литтл-Хэнглтонскому кладбищу, он вдруг ясно увидел, где заблуждался. Волдеморт, который столько лет настолько ненавидел свое маггловское происхождение, что даже отрекся от собственного имени, все это время мыслил как самый обычный простец. Он пытался достичь всего нахрапом, он спешил и давил. Но маги, срок жизни которых переваливает порой и за полторы сотни, не спешат.

Теперь ему стало понятно, почему Том из Медальона не торопился превращать своих учеников в последователей. И почему Том из Чаши удовлетворялся сравнительно невысокими должностью и зарплатой — если сравнить с теми деньгами, которые выплачивали чистокровным гоблинам в Гринготтсе, конечно. Том из Нагайны… его Том из Диадемы в расчет не брал.

И Том начал действовать. Кингсли Бруствер и на пушечный выстрел не подпускал его к делам Министерства. Тогда он завел привычку раз в неделю чаевничать в компании Гермионы Уизли. Их неочевидная дружба началась как сделка: Гермиона узнавала последние новости из жизни самого подозрительного из Томов и следила, чтобы он чего не задумал, а с Томом она делилась сплетнями из жизни министерских бюрократов. Со временем он начал давать ей советы — ведь многие волшебники считали Гермиону магглокровной выскочкой, и она, к удивлению Тома, нередко сталкивалась с таким же предубеждением и пренебрежением, как и он когда-то в молодости. Только теперь на стороне Тома были знания и опыт, и он учил прямую и честную гриффиндорку манипулировать, интриговать и продумывать свои действия на несколько шагов вперед. Когда Кингсли Бруствер наконец-то покинул свой пост, уступив его Гермионе, та в благодарность взяла Тома на работу в Министерство.

Его должность в канцелярии была настолько незначительной, что никто даже не протестовал. Том потирал руки. Да, он ненавидел свою работу, да, ему нужно было бегать с бумагами по многочисленным кабинетам на разных этажах и собирать штампы, печати и подписи. Зато он выучил, что Феликс из Отдела перемещений и аппараций коллекционирует забавные артефакты со всех стран света, Дора из Отдела магнадзора любит плотоядные фиалки, а миссис Доббс из бухгалтерии страдает от ревматизма и давно не видела внуков. Это были маленькие люди, даже не пешки, потому что игра еще не началась. Но они были теми винтиками, без которых бюрократическая машина Министерства не могла бы работать.

Со временем Том из Чаши получил в качестве премии акции Гринготтса — две, всего две свернутые трубочкой бумажки — но это на две больше, чем имелось когда-либо у кого-либо из магов. А в самом Министерстве начал мелькать Том из Медальона — то забежать по делам к Министру образования Поттеру, то проведать своих бывших выпускников, которые только начинали карьеру в Министерстве — и по всем вопросам они, конечно, могли обращаться к Тому из Диадемы.

Том из Диадемы чувствовал, что План, которого еще не было ни у кого и в мыслях, постепенно принимал форму, направление и превращался во что-то все более осязаемое. Том не спешил. Урок был усвоен.