Странный дар (джен)

Спать хочется — но что-то рядом настолько не так, что невозможно уснуть. Мысли — как большие вялые рыбины. Даже они не слушаются — и сложно, сложно, сложно сосредоточиться. Надо. Память неохотно позволяет им выплыть из глубины. Изуна помнит: в селение пришли враги. Он должен быть рядом с Мадарой. Кто, кроме него, убережёт от удара в спину?

Рядом разговаривают. Слова непонятны, голоса узнаваемы — двое смеются. Брат очень давно не смеялся. Кто с ним? Кажется, будто этот незнакомец чувствует себя здесь как дома — но его чакра имеет непривычный и странный оттенок. И всё-таки — знакома.

С-сенджу. Один из их клана, вечный противник брата. Изуна помнит техники, помнит лицо — но не имя. Неважно.

— Очнулся? — чужой голос, чужое прикосновение, чужая чакра. Враг, рядом. Сложно даже поднять руку — хочется ударить.

— Ты настолько мне доверяешь? — брату весело, хоть в его голосе и слышится недоумение. — Снова свалишься.

Пренебрежительное фырканье. Становится легче от чужих прикосновений и чужой чакры. Лечит — и это хорошо, это даже заставляет чуть улыбнуться. Приятно. Изуна открывает глаза и застывает, видя над собой одного из Сенджу. Ударить? Не время, нет сил, нельзя. Брат успеет, он за спиной врага. И всё равно хочется отползти, отшатнуться, раз уж не в силах атаковать. Нельзя — тоже. И поэтому он просто не отводит взгляд от спокойного чужого лица. Пожалуй, он впервые видит шиноби из этого клана столь близко — и не в бою, спокойным и расслабленным. Это странно — и надо наконец заставить мысли снова стать ясными и слушать.

— Я уйду утром, — враг оборачивается к брату. Удачный момент, чтобы вцепиться в горло, Изуна уверен, что успеет, несмотря на сковывающую всё тело слабость, но медлит. От этого желания лучше будет отказаться.

— У нас есть время поговорить, — брат подходит ближе, усаживается. Можно подумать, что он вообще не считает этого Сенджу за врага. Или настолько уверен в своей силе? Изуна думает о том, сколь чудовищно давит его чакра, и зябко ёжится, обнимает себя руками.

— М? — тот наклоняет голову. — Я уже понял, что одно селение нам не построить.

— Верно. Только не после того, что сделали твои люди. Не после того, как вы разрушили моё селение…

Сенджу приподнимает ладони, и Мадара умолкает.

— Это сделано по приказу отца… Я пытался заставить его отказаться от этого решения.

Брат наклоняется чуть вперёд, его зрачки алеют — Изуна отводит взгляд, смотрит на руки Сенджу — и в лицо. Его дело — слушать, и слушать внимательно, оценивая искренность, думая о последствиях.

— Рассказывай.

И Сенджу рассказывает. Короткими, обрубленными фразами. И всё же Изуна ловит себя на ощущении, что он пытается оправдаться. Что виной тому? Так ли это? Голос ровный и спокойный, на губах — приклеившаяся полуулыбка, тело расслаблено… Выдаёт взгляд. Хаширама — наконец-то вспомнилось его имя! — смотрит виновато.

— Тогда я сказал, что с детьми разберусь сам, — он приподнимает подбородок, смотрит без страха в лицо Мадары и сейчас уже серьёзен. Голос звучит до странности хрипло — Я не хотел, чтобы их убивали, надеялся, что смогу спасти.

Он замолкает — брат спрашивает, делая вид, что и не слышал последних фраз:

— Кто вам помог?

— Я не знаю, как зовут этого «союзника». Он — странный. Его приближение не почувствовал даже мой брат. Появился как из ниоткуда. Выглядит похожим на ребёнка, кажется, будто у него нет костей, — Сенджу прикрыл глаза. — И его слова… Вам нужно поймать взгляд, чтобы противник попался в иллюзию, его же достаточно просто услышать.

— Лжёшь, — протестует Изуна. Он уже не сомневается, что успеет защититься, да и брат рядом, — и ничуть не прочь потратить время на разговор.

— Разве шаринган не позволяет вам читать не только техники, но и мысли? — Сенджу чуть наклоняет голову к плечу и улыбается. Как же это злит…

— Мы не Яманака, — фыркает брат. — И я сомневаюсь, что ты говоришь правду.

Сенджу пожимает плечами.

— Хорошо, — он сплетает пальцы, — вам решать, верить мне или нет. Что будем делать с враждой между нашими кланами?

Изуна впервые видит брата настолько неуверенным. Мадара медлит с ответом, а сам он всё ещё не рискует снова влезать в разговор старших.

— Я не хочу, чтобы нам приходилось сражаться, — продолжает Сенджу. — Не хочу. Понимаешь?

— Предлагаешь заключить мир?

— Хотя бы перемирие. Нейтралитет. Мадара… Ты ведь сможешь удержать свой клан от мести? Хотя бы сейчас…

— Ты запретишь своим нападать?

Сенджу кивает, говорит едва слышно:

— Да. И я хочу договариваться, а не сражаться.

Они молчат. Враг сидит, прикрыв глаза, на его лице — безмятежность. Сколько бы ни приглядывался, не удаётся рассмотреть хотя бы тень страха. А чакры у него мало, это чувствуется, на бой не хватит — только попытаться уйти. И старший брат, похоже, готов позволить ему это сделать.

Шорох одежды — Сенджу меняет позу, Сенджу смотрит на них. Понимает, что ему пора покинуть селение?

— Брат, — Изуна вовсе не хочет так легко отпускать врага, — было бы справедливо, если бы он испытал ту же боль, что и мы.

Мадара кивает, негромко соглашается. Сенджу смотрит на них с лёгким непониманием. В его позе — покорность, на лице — вина, и это чувство не кажется фальшивым. Так ли он защищён от иллюзий? Тень зрачка перетекает в узор мангекью, и это притягивает взгляд врага — заворожённый, изумлённый, растерянный.

— Цукиёми, — шепчет Изуна, и мир вокруг меняется, выцветает, выгорает.

Враг оглядывается, не изменяя своей мягкой улыбочке. Хочется стереть её с его лица — и это делают камни, дождём падающие с алого злого неба. Лёгкое желание, прихоть — и можно начинать снова, и можно продолжить убивать. Медленно, мучительно, кроваво, не позволяя умереть — и вынуждая в полной мере испытать боль. Эта реальность прогибается по одной мысли, а Изуна изобретателен.

Сутки здесь, в иллюзии, секунды в реальности — брат прервал технику. Изуна опускает взгляд, смотрит с лёгкой опаской на Сенджу — тот лежит, скорчившись, хрипло дышит. Стонет. Кажется, пытается лечить себя, чувствуются всплески чакры.

— Изуна, — брат касается плеча, — он всё-таки предложил перемирие, ничего не требуя.

— Он должен был остановить своего отца, раз так хотел мира.

— Он хочет мира сейчас. Это было неразумно.

Они говорят так, будто наедине. Изуна помнит про близость врага, но всё равно вздрагивает, когда тот пытается привстать.

— Он был в своём праве, — шелестит его голос. — Я не стану сражаться из-за этого.

— Вот как, — хмыкает Мадара. — Ты всё же не изменился… Хаширама.

Сенджу обессиленно приваливается к стене, тяжело дышит. Изуна сдвигается чуть ближе к брату, смотрит искоса. Ждёт одобрения: да, всё сделал правильно. Мадара молчит. Пытки — иллюзорны, на теле врага нет ни одной раны, но он измучен. Этого недостаточно, хочется большего. Нельзя.

— Я не такой, как ты, старший брат, — Изуна смотрит хмуро. — Я не верю, что действительно ничего нельзя было сделать.

— Ни один Сенджу… — враг обрывает фразу, задыхаясь. — Сын не поднимет руку на отца, брат не убьёт брата. Таковы наши порядки.

— Ясно, — старший брат смотрит в сторону.

Изуна разглядывает Сенджу. Ему интересно наблюдать за теми техниками, которые тот использует, не задумываясь, чтобы исцелить себя, замечает, сколь непослушна чужая чакра. И всё-таки — есть, чему учиться, пусть и уверен, что не сможет делать так же.

— То, о чём мы договорились, в силе, — Сенджу снова улыбается, вымученно, это заметно, но пытается выглядеть всё таким же спокойным. — Я ожидаю, что сражений больше не будет.

— Я прослежу, чтобы мои люди не нападали первыми, — говорит Мадара. — То же самое я ожидаю от вас.

Враг встаёт и, двигаясь неестественно плавно, идёт к порогу. Оглядывается.

— И, вы оба… будьте осторожны. Это существо слишком опасно, чтобы оставлять его в живых.

Прыжок, смазанная тень — и яркий, яркий серп луны на бледнеющем небе. От неё сложно отвести взгляд. Ещё сложнее — заставить себя перестать прислушиваться к чакре Сенджу, перестать следить за тем, как он и ещё двое мчатся к границам селения.

Изуна слишком потрясён, чтобы вслушиваться в слова брата. Он был уверен, что Сенджу не сможет встать — а враг уже нашёл в себе силы уйти. И когда-нибудь он вернётся, чтобы добить. Обязательно вернётся — чтобы отомстить за отца.

— Нам придётся уйти отсюда, — он вздыхает. — Это место уже нельзя считать безопасным, раз сюда пришли Сенджу.

— Не стоит, — смотрит искоса старший брат. — Я ему верю.

— Это глупо.

Мадара касается плеча.

— Он тебя вылечил. Этого уже достаточно, чтобы ему поверить.

Изуна фыркает и умолкает. Он старается всё-таки не сожалеть, что врагу подарили жизнь, тем более, что есть, чем занять мысли. Днём придётся восстанавливать разрушенное. Днём будет слишком много дел, чтобы думать. А сейчас — можно спокойно смотреть на небо и любоваться рассветом.

Знать бы наперёд все последствия…