Recovery (джен)

Мир (Pax) — целостность, завершённость, спокойствие души, на которое не влияют внешние обстоятельства или тяготы. Правление порядка среди хаоса. Когда в душе человека царит мир, он уравновешен и ведёт себя спокойно даже в обстоятельствах, которые для обычного человека были бы травматичными, расстраивали, действовали на нервы. Не позволяя трудностям жизни сломать его, человек в состоянии мира целен, стабилен.

* * *

Мартовская грязь превратила дорогу от Хогсмида до Хогвартса в настоящее болото. Гермиона пожалела, что отказалась от сопровождения Рона (всё же, когда он рядом, не так страшно) и трансгрессировала в коротких ботинках (уместнее было бы надеть резиновые сапоги). Оказавшись в конце улицы, убегавшей тропинкой по направлению к Хогвартсу, Гермиона сразу же послала говорящего патронуса Хагриду, чтобы он встретил её у ворот. Она немного переживала, что Хагрид может вести уроки или возиться возле хижины после зимы, но великан уже поджидал её, когда она наконец добрела до ворот. Лицо Хагрида озарилось счастливой улыбкой.

— Вот так сюрприз, Гермиона! Ты одна? Опять, небось, явилась уговаривать школьную колонию эльфов поумнеть и потребовать себе зарплату?

Гермиона грустно улыбнулась в ответ.

— Привет, Хагрид. Нет, я не по работе. Я по личному делу. Так ты меня впустишь?

Хагрид поспешно снял заклинания с ворот и пропустил Гермиону на территорию школы. Пока они шли до замка, он живо интересовался всеми новостями и рассказывал о своих буднях.

— Ученики нынче пошли дотошные. Я даже кружок по дополнительным занятиям открыл, представляешь? — Хагрид гордо выпятил грудь. — Всё им интересно. Сколько лет живут кентавры, почему фестралы такие худые, как размножаются лукотрусы. Хм-м-м.

Хагрид покраснел и неловко зашагал дальше, заставив Гермиону вновь улыбнуться.

— А вы-то как? — не унимался Хагрид. — Совсем меня забыли, да. Теперь только ждать, когда мелкие Поттеры или Уизли подрастут, приедут в Хогвартс. Гарри-то молодец! Сколько уже Джеймсу?

— Восемь месяцев, — ответила Гермиона.

— А вы-то чегой-то отстаёте с Роном? Глядишь, и детишки бы вместе в школу пошли.

Гермиона вздохнула. Не говорить же Хагриду, что она только и думает о том, что никак не получается стать матерью.

Он расценил её молчание по-своему.

— Ты, Гермиона, умница, я всегда это знал. Такой важный пост занимаешь в Министерстве. Так пойдёт, лет через пятнадцать Министром станешь. Только вот что я тебе скажу, — тут Хагрид остановился и серьёзно посмотрел на Гермиону. — Ни карьера, ни высокий пост не заменят семьи. Вы, пока молодые, не понимаете. Всё думаете, что ещё успеется. Ты на работе, Рон с Джорджем всё взрывают что-нибудь у себя в магазине. А потом спохватитесь, да поздно будет. Плохо без детей, да. И одному плохо. Я ведь ей говорил, что можно ещё попробовать, а она, видишь ли, поздно, да и директорское кресло у неё, нельзя ей оставлять работу...

Гермиона, сначала болезненно воспринявшая слова Хагрида, поняла, что он, по своему обыкновению, разговаривает вслух сам с собой и не замечает этого. Она легонько дотронулась до локтя Хагрида (выше всё равно бы не достала).

— Хагрид, мы стараемся. Я очень хочу детей. И Рон тоже. Но пока не получается.

Гермиона сама не знала, почему она вдруг доверила Хагриду свою печаль. Он выглядел одновременно обескураженным и встревоженным.

— Правда? Ну, Рон, того, он шустрый, у него получится. Да и кровь. Артур вон как расстарался.

— Дело не в Роне. Дело во мне, — Гермиона сама не знала почему, но разговор с Хагридом не давался ей мучительно, а, скорее, легко. Может, всё дело было в том, что он всегда говорил искренне и бесхитростно?

— Ну это ты зря переживаешь, да. Сейчас медицина опять же. Маггловская. Ерунда! Тебе просто надо перестать об этом думать. И тогда сразу всё получится.

Гермиона удивлённо посмотрела на Хагрида. Как он догадался, что последние месяцы она только об этом и думает?

— Ох, Хагрид. Хорошо бы, если бы всё так и было. Помнишь, мы тогда на пятом курсе попали в заварушку в Отделе Тайн?

— Как не помнить? Угнали фестралов, возомнили себя взрослыми, сражались с настоящими Пожирателями. Как не помнить. Слава Мерлину, никто не пострадал! Сириус вот только... Могло быть и хуже. Малолетние балбесы. Я тогда чуть с ума не сошёл, пока вас не было.

— Пострадали... — вздохнула Гермиона. — Помнишь, я потом в Больничном Крыле лежала несколько дней?

Хагрид сосредоточился, пытаясь припомнить детали. Потом в его глазах засквозило понимание, и он с ужасом спросил:

— Долохов? Ты хочешь сказать, что тогда... Ну... Не полностью? Осталось? Из-за этого?

Гермиона кивнула.

— Мадам Помфри этого и боялась. Видимо, это сильное Тёмное заклинание. Оно должно было меня убить. А убило во мне способность дать жизнь новому человеку.

— Да ладно. Ты же Гермиона Грейнджер! Тьфу ты, Уизли! А Гермиона, а тем более Уизли, никогда не сдастся, верно? Что там какой-то Долохов?

Они уже дошли до Виадука, где стайки девчонок и мальчишек играли в плюй-камни, грелись на солнышке, болтали и просто сидели на скамейках.

— Как же я люблю Хогвартс, — сказала Гермиона, прежде чем попрощаться с Хагридом.

— Погоди, вот годков через десяток вы с Роном проводите сюда учиться дочку. Умную, как мама, и рыжую, как папа.

Гермиона невольно рассмеялась.

— Почему дочку, Хагрид?

Он простодушно пожал плечами.

— Не знаю. Пусть первой будет девочка. Девочки, они посерьёзнее. Будет потом приглядывать за братом.

— Спасибо тебе, Хагрид, — сказала Гермиона и, не удержавшись, прижалась к нему.

— Ну-ну, будет, Гермиона. На нас школьники смотрят. Скажут, приехала министерская тётенька и обнимается с лесником, — ласково сказал Хагрид и добавил: — Ты потом забегай. Расскажешь, что узнала у мадам Пинс.

Однако надежды Гермионы найти что-нибудь о необычном зелье, перевод которого был скопирован на странице учебника Снейпа, не оправдались. Сначала Гермионе пришлось обратиться к директору Минерве МакГонагалл и заручиться её разрешением навестить библиотеку. Мадам Пинс внимательно выслушала просьбу Гермионы и выдала ей все имеющиеся книги о магической школе Колдовстворец, а также те, в которых описывались контрзаклинания против боевых заклятий. Из книг о русской школе магии Гермиона узнала, что студенты Колдовстворца весьма преуспели именно в зельеварении, по праву считаясь непревзойдёнными искусными мастерами в приготовлении различных зелий. Так что вполне могло быть, что кто-то из студентов создал уникальный рецепт против Тёмного заклинания, применённого Долоховым. Однако ни названия этого заклинания, ни похожего описания Гермионе отыскать не удалось. К вечеру у неё уже резало в глазах от многочасового чтения. Гермиона сказала себе, что отрицательный результат — тоже результат, и, поблагодарив мадам Пинс, вышла из библиотеки. Можно было навестить мадам Помфри и узнать у неё поточнее о тех днях, когда Гермиона лежала в Больничном Крыле после поражения в Отделе Тайн, но сил просто не осталось. Гермиона постаралась прошмыгнуть незаметно к выходу, мечтая побыстрее оказаться дома. Она быстро дошла до хижины Хагрида и попросила его проводить её до ворот. Хагрид по пути не приставал с расспросами, видя удручённое состояние Гермионы. У самых ворот они остановились.

— Скажи, Хагрид. Те, кто используют кровь единорога для выздоровления, обязательно будут прокляты?

Хагрид нервно огляделся по сторонам.

— Чего ты кричишь о таком? Услышит кто. Не, это плохо. Умирай, а животных этих обижать нельзя. Погано это. А что? Ты думаешь, тебе поможет?

— Да я просто так спросила, — устало сказала Гермиона. — На всякий случай.

Вернулась Гермиона домой совершенно разбитая. По её лицу Рон сразу понял, что ничего нового в библиотеке Хогвартса она не узнала. Он взял её на руки, отнёс в спальню и положил на кровать. Укрыл пледом, сел прямо на пол и обнял её за колени.

— Я так устала, Рон, — слабым голосом сказала Гермиона. — Мне теперь всё время кажется, будто меня внутри что-то сжирает.

— Всё пройдёт, и это тоже, — изрёк Рон и погладил гермионину щиколотку.

— С каких это пор ты цитируешь Соломона? — невольно улыбнулась Гермиона.

— А кто это? — невинно спросил Рон. — Так мама всегда говорит, когда у кого-то из нас проблемы.

Гермиона тихонько рассмеялась.

— Ты такой смешной, Рон. Ай, щекотно...

Рон, приняв последнее восклицание за знак согласия, спрятал голову под одеяло и поцеловал Гермиону в живот.

— Рон, что ты делаешь?

— Борюсь с тем, кто тебя сжирает. Где болит? Так больно? А вот так?..

— Рон...

— Пообещай мне, что у нас всё будет хорошо, — высунулась голова Рона из-под одеяла.

— Обязательно...

Рон поднялся с пола и вновь залез под одеяло к Гермионе. Теперь уже целиком.

P.

— Молли, пойдём домой, — Артур робко дотронулся до плеча жены, но она даже не пошевелилась.

Идти никуда не хотелось.

Какая разница, кто победил в этой войне? Громкая победа пронеслась триумфатором, забрав самое дорогое. Не стало её мальчика, её Фреда. Если он теперь не может сам прийти в родной дом, к матери, то она сама будет ходить к нему на могилку. Каждый день. Это всё, что у неё осталось.

Фред улыбался с фотографии, а Молли тихо плакала. Артур вздохнул, попробовал поднять Молли, но она словно вросла в этот холмик. Тут её корни, частичка её сердца. Почему она должна куда-то уходить?

— Молли, простынешь... Пожалуйста, пойдём.

Молли позволила себя поднять и повести в сторону Норы. Стеклянный взгляд и отсутствующее выражение лица не выказывали никакой заинтересованности происходящим. Дети к концу лета разъехались, только Артур был рядом. Но сейчас Молли вряд ли понимала, что происходит вокруг.

Курицы со всех ног бросились к хозяйке, но Молли молча прошла к заднему крылечку и зашла в дом. Артур вздохнул и направился в сарай, насыпать бедолагам корма.

Плита сиротливо выставила пустые кастрюли на самый край, надеясь на тёплый приём, но Молли равнодушно прошла мимо. Замызганная скатерть на столе прикрывала жирные пятна пыльными тарелками и бокалами. Молли поднялась наверх и легла. Когда Артур вернулся со двора, она дремала, а по её измученному лицу метались тревожные тени.

Молли нехотя открыла глаза, заслышав скрип двери. На пороге стоял коренастый молодой мужчина. Это был не Артур.

— Фабиан? Это ты?

— Привет, сестрёнка! Неважно выглядишь.

— Но, Фабиан, откуда ты?

— Пришёл проведать тебя. Гидеон не смог, его не пустили.

— Кто не пустил?

— Ну, считай, что мы выхлопотали одноразовый пропуск. Бросили жребий. Он тоже ужасно соскучился и передавал тебе привет. А ещё сказал, чтобы к нам ты не торопилась. У тебя тут ещё много дел.

— Тут? Фабиан, ты мне снишься? Или я схожу с ума?

— Как тебе будет угодно! Я бы предпочитал считать на твоём месте, что я просто явился поболтать.

— Я ничего не понимаю. Я тебя вижу, но не могу обнять. Что-то не пускает.

— Всё верно. Ты не принадлежишь нашему миру. Но вот что я тебе скажу, если ты будешь продолжать в том же духе, то надолго тебя не хватит. Молли, жизнь не окончена. Однажды ты уже пережила страшную потерю. Ты должна справиться и сейчас.

— Я не хочу. Я не могу. Это так больно.

— Ох, у меня мало времени, меня отпустили ненадолго.

— Фабиан! Откуда у тебя эти часы? Ты посмотрел время на наручных часах.

— Короткая память у тебя, сестрёнка. Это же мои часы.

— Но... Их носил Фред, ему Гарри отдал. Они были с ним, когда... Мы положили...

— Фред мне их отдал.

— Отдал? Фред? Ты его видел?

— Конечно! С ним всё хорошо. Ну, относительно. Мы с Гидеоном здесь за ним приглядываем.

— А почему он сам не пришёл?

— Ему нельзя. Пока ещё. Молли, посмотри на меня... Молли, дорогая, ты должна жить дальше. Смерть Фреда не должна лишать мира в душе. Ты же сильная. Ты Пруэтт!

— Я — Уизли...

— Вот и подумай про своих Уизли. Как они без тебя? Ты нужна им. Артуру, детям, внукам.

— Какие внуки? Нет у меня внуков.

— Скоро будут. Сестрёнка, я тебя люблю.

Молли вскочила с кровати. В комнате никого не было.

Артур провозился в сарае добрых три часа. Наверное, Молли уже проснулась. Надо было посмотреть, как там она. Да и приготовить что-нибудь на ужин. Он тихонько прошёл к заднему крылечку и чуть не поскользнулся на вымытых дощатых ступеньках. В кухне витали аппетитные запахи, исчезнувшие из Норы пару месяцев назад. На плите по-царски булькали кастрюли, а довольный чайник подставил свой блестящий бок под лучи солнца из окна, отражая в нём новую скатерть в крупную клетку, которую Молли обычно доставала по праздникам.

Сама Молли, в своём любимом переднике в цветочек, из кармана которого торчала волшебная палочка, хлопотала с тестом, любопытной горкой высовывающимся из чашки.

Артур подошёл к ней и, не удержавшись, обнял.

— Ты вернулась... Молли...

— Артур, у тебя на мантии останутся пятна от муки.

— Пусть...

— Всё хорошо. Сейчас поставлю пирожки, и будем ужинать.