Recovery (джен)

Вера (Fides) — та вера, которая двигает горы. Посвящение себя чему-то или кому-то. Иметь решимость не отступать от обещаний и обязательств.

* * *

Джеймс Сириус улыбнулся, демонстрируя свои первые зубы, и радостно агукнул. Рон подкинул племянника ещё раз, а потом отдал его Джинни, настороженно наблюдавшей за игрой.

— Какой-то он сегодня слюнявый, — озадаченно сказал Рон и вытер руки о футболку.

Джинни закатила глаза:

— Господи, Рон, у него режутся зубы. Это нормально. Пора бы уже своих завести, чтобы не задавать дурацких вопросов.

Повисла пауза. Джинни смотрела на Гарри, а Рон успокаивающе положил руку на коленку Гермионы, которая сразу подобралась.

— Ох, а вы ещё не видели, какие мы обои поклеили в спальне? — Гарри громче, чем того требовал момент, попробовал исправить ситуацию.

— В другой раз посмотрим, — буркнул Рон. — Мы, пожалуй, пойдём.

Гермиона молча кивнула и направилась к камину. Джинни, пытаясь справиться с Джеймсом, сосредоточенно накручивающим себе на кулачок прядь её рыжих волос, в отчаянии произнесла:

— Гермиона, прости. Пожалуйста... Я не это хотела сказать. У вас всё получится.

Гермиона обернулась, передёрнула плечами, потом всё так же молча кинула горстку летучего пороха из баночки, стоящей на полке камина, и исчезла в изумрудном пламени. Рон торопливо попрощался с семейством Поттеров и поспешил за женой.

Всё было хорошо. Война с Волдемортом потихоньку оседала в воспоминаниях очевидцев, чтобы через сто, двести лет юные поколения волшебников прочитали о ней в Истории Магии, как о восстании гоблинов XV века. Сами Рон, Гермиона, Джинни и Гарри по молчаливому согласию договорились лишний раз не вспоминать все те события, которые поделили жизнь многих на "до" и "после". Интереса журналистов не всегда удавалось избежать, но ребята побыстрее хотели забыть то, что сделало их взрослыми слишком рано.

Гарри работал в Аврорате, Рон с Джорджем во "Всевозможных Волшебных Вредилках", Гермиона в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними, Джинни до рождения Джеймса Сириуса играла за "Холихедских гарпий". Казалось, жизнь наладилась, можно было вздохнуть полной грудью. Сыграли свадьбы, сначала Гарри с Джинни, а чуть позже и Рон с Гермионой. Поэтому известие о беременности Джинни воспринялось всеми как закономерное долгожданное событие. А вот Рон с Гермионой пока не собирались становиться родителями и на вопросы окружающих отвечали, что ещё успеют.

Правду знали лишь самые близкие. Сначала Гермиона не особо беспокоилась о том, что их бурная жизнь с Роном не приносит своих плодов. Потом она на всякий случай сходила в женскую консультацию, где ей дали понять, что всё в порядке и всему своё время. Гермиона успокоилась. Но ненадолго. Желание завести ребёнка стало преследовать её, и Рон, в конце концов, даже рассердился. Потом они, конечно, помирились, но настроение Гермионы часто скатывалось с бодрого в слезливое, особенно когда кто-то заводил рядом разговоры о маленьких детях.

Когда родился Джеймс Сириус Поттер, Гермиона решилась и прошла полное обследование в Мунго. Колдомедики пичкали её настойками, вводили в транс и долго и нудно расспрашивали о подробностях личной жизни. Гермиона махнула рукой на стыд и честно ответила на все вопросы. На последнем перед выпиской сеансе седой колдомедик в лимонном халате сказал Гермионе слова, которые никак не хотели укладываться в сознании:

— Мы сделали всё, что могли, миссис Уизли. С медицинской точки зрения вы абсолютно здоровы, ваши репродуктивные функции в полном порядке. Но... Я должен вам это сказать. Вы — волшебница, а в волшебном мире, увы, есть большая доля вероятности пожинать последствия воздействия Тёмных заклинаний. Я знаком с вашим прошлым. Ваша неспособность забеременеть — результат сильного заклятия.

— Круциатус? — деревянным голосом спросила Гермиона, невольно сжав шрам на руке, оставленный Беллатрисой Лестрейндж.

— Нет. Речь не о Непростительном. Последствия Круциатуса могут быть плачевны, все мы знаем, что стало с четой Лонгботтомов. Но в вашем случае это другое заклинание.

— Какое? — дрожащим голосом спросила Гермиона, чувствуя звон в ушах.

— Точно я не берусь сказать. Но это Тёмная Магия, способная оставить свой след. Возможно, зная природу происхождения вашего недуга, можно отыскать и противоядие, но иногда последствия таких заклинаний необратимы. Вы подвергались заклятию, после которого теряли сознание, чувствовали длительную боль?

Гермиона уставилась на целителя. Не может быть... Это было так давно. И мадам Помфри уверяла, что Гермиона полностью поправилась.

— Проклятие Долохова, — прошептала Гермиона и расплакалась.

Тогда, на пятом курсе, когда Гарри с друзьями попал в ловушку в Отделе Тайн, Антонин Долохов полоснул Гермиону в грудь языком пурпурного пламени из своей палочки. Гермиона потеряла сознание, но пульс у неё был. Кровотечения или видимых травм не обнаружилось, и мадам Помфри после, озабоченно приговаривая: "...тут есть над чем поработать", переживала, что нанесены именно внутренние повреждения. Проклятие Долохова не описывалось ни в одном справочнике, что и не удивительно. Книги по Тёмной Магии вообще были надёжно спрятаны в Запретной секции библиотеки Хогвартса. Однако мадам Помфри тогда сказала, что Гермионе повезло. Заклинание немоты, которое наслала на Долохова сама Гермиона, ослабило действие Тёмного заклинания. По-видимому, предполагала мадам Помфри, в полном объёме оно привело бы к летальному исходу.

Сейчас, заново вспоминая те события, Гермиона не была уверена, что ей повезло. Неужели это правда?

Рон всячески её поддерживал и уверял, что колдомедики могут и ошибаться.

— Ты же поправилась, Гермиона! Я же чувствую, что у тебя внутри всё в порядке, — говорил Рон и прикладывал свою огромную ладонь к её животу. Гермиона вымученно улыбалась, но всё чаще плакала ночью в подушку. Это так несправедливо! Они опасались последствий Круциатуса Беллатрисы, а всё оказалось ещё хуже.

Ей приходилось прилагать много усилий, чтобы выглядеть счастливой при виде племянника. Она прижимала его к себе, укачивала, а внутри всё просто разрывалось от горя. Это не её ребёнок. Он такой тёплый, родной, пахнет молоком... Но это не её сын.

Сегодня они решились рассказать о вердикте колдомедиков Гарри с Джинни. Но не успели. Сначала Гарри хлопотал с чаем, потом Рон играл с Джеймсом, а потом Джинни неосторожно задела Гермиону за живое, и разговора не получилось. Получилось только вновь плакать в подушку до тех пор, пока Рон силком не заставил выпить зелье снов без сновидений.

F.

— За что ты отшлёпала вчера полотенцем Живоглота? — серьёзно глядя в глаза Молли, спросил Дамблдор, прежде чем войти в кухню.

— Ох, Альбус! Ну что за дурацкие проверки каждый раз! — раздражённо сказала Молли и добавила более спокойно: — За то, что он загнал гнома на яблоню. Всё? Теперь ты, наконец, зайдёшь?

— Нет, теперь ты меня должна спросить.

— Хорошо-хорошо. Кто должен прибыть в Нору завтра?

— Гарри Поттер.

— Альбус, у меня столько дел, проходи, я убедилась, что это ты.

— И всё же опрометчиво было бы пускать в Нору проходимца под моей личиной, — ответил Дамблдор и переступил порог.

Молли машинально вытерла несуществующую пыль со стола, поставила на стол тарелку и налила Дамблдору густого лукового супа.

— Есть будешь?

— Ну, чтобы не вызывать твоего раздражения, я не должен признаваться, что уже обедал. Но с удовольствием отведаю этот превосходный суп. Ты изумительно готовишь.

Молли хмыкнула, добавила к супу чашку с гренками и села напротив Дамблдора, подперев щёку.

— Столько неудобств с этими повышенными мерами безопасности, правда? — спросил Дамблдор, уплетая суп.

— А куда деваться? Время сейчас такое... — неопределённо ответила Молли.

Дамблдор отложил ложку и внимательно посмотрел на Молли.

— Молли, я хочу спросить тебя ещё раз. Ты уверена, что всё это тебе по силам? Ты можешь отказаться. Вы чистокровная семья, вас не коснётся режим Волдеморта, если он наберёт силу.

— Да мы первые в очереди предателей крови, зачем начинать в сотый раз этот пустой разговор?

— Молли, я должен поговорить. Принимая под свою крышу Гарри, ты здорово рискуешь. Подумай. Вы не участвовали с Артуром в первой войне, ты не знаешь, что это такое — быть всё время в опасности.

— Шутишь? Ты предлагаешь мне отойти в сторону и мирно вязать носки? После того, как мы целый год провели на Гриммо? После смерти Гидеона и Фабиана?

— Молли... Может так случиться, что кто-то из твоей семьи погибнет и в этот раз. Я не гарантирую полную безопасность.

Молли ненадолго задумалась, подбирая слова.

— Послушай, Альбус. Тёмные времена пройдут, рано или поздно. Как ты думаешь, как я буду себя чувствовать, укрывшись от войны где-нибудь в поместье Мюриэль? Я могу спрятать свою семью, наложить заклинание оцепенения на Артура и всех моих сыновей, укрою их от беды. Но как я потом посмотрю им в глаза? Надеюсь, никто не погибнет. А если... Если вдруг... Я даже думать про это не хочу! Но мы с Артуром сделали свой выбор.

Глаза Дамблдора заблестели.

— Спасибо. Спасибо за вашу веру. К сожалению, я не могу гарантировать безопасность всем, кто оказывается рядом со мной. Но... Это война, Молли.

Молли сосредоточенно крутила чайную ложку в руках, а Дамблдор смотрел в окно. Наконец, он поднялся из-за стола и сказал на прощание:

— Значит, завтра утром я приведу сюда Гарри. Благодарю тебя за суп, Молли. Передавай Артуру привет.

Он уже взялся за ручку двери, потом обернулся.

— Береги себя, Молли...

Молли ничего не ответила, закрыла за Дамблдором дверь и направилась в чулан, чтобы достать пару подушек. Увеличивающееся в последнее время количество гостей Норы добавило новых забот. Всех разместить, убедиться, что и Гермиона, и Флёр расположились с удобствами. А теперь ещё прибудет Гарри. Надо достать ему подушку, потому что в комнате Рона старая совсем свалялась.

Молли распахнула чулан, подсвечивая себе волшебной палочкой, и почувствовала, что земля уходит из-под ног. На пороге лежал окровавленный Артур. Очки повисли на одной дужке на бескровном лице, а под правым боком растеклась огромная лужа крови.

Молли вскрикнула. Вместо Артура на полу лежал раненый Билл с обезображенным лицом...

— Господи, откуда у нас взялся боггарт, — вслух прошептала Молли, пытаясь удержать палочку в дрожащей руке.

Хлоп! На месте Билла лежит Чарли в страшных ожогах. Почерневшие руки тянутся к Молли...

Джордж без сознания. Голова обмотана окровавленной тряпкой...

Фред со спокойной улыбкой на лице...

Рон, худой и истощённый, со странным кулоном на шее...

Джинни, с широко распахнутыми глазами, в которых смерть запечатала удивление...

— Да что же это такое! — сердито сказала Молли и попыталась отогнать волну ужаса, липкой змеёй добравшегося до самого сердца.

На месте Джинни лежит Дамблдор, торжественный в своём спокойствии. Его уста открываются, и Молли слышит как наяву: "Ещё не поздно отказаться, Молли..."

Молли моргает в секундном замешательстве. На полу в чулане лежит Гарри. Он свернулся калачиком, словно маленький ребёнок во сне, но Молли понимает, что Гарри именно мёртвый...

Молли представила, как в запущенном саду Норы расставлены столы, за которыми сидит вся её большая семья. Мельком она увидела сыновей с жёнами и много маленьких детей, бегающих вокруг взрослых. Детский смех помог Молли собраться.

— Ридикулус! — разнёсся её уверенный голос.

Раздался оглушительный хлопок, словно в чулане подорвалась одна из петард близнецов. На пороге больше никого не было. Боггарт исчез.

— Вот и славно, — пробормотала Молли, вытирая пот со лба. — Чёрта с два. Всё будет хорошо.

Благость (Benignitas) — милосердие, доброта или великодушие. Благость важнее справедливости. Действие во благо людей вне зависимости от их действий, а также нечто пригодное, приспособленное для использования для нужного дела; доброта, которая помогает.

* * *

— Проклятие Долохова? — Гарри удивлённо посмотрел на Рона, потом задумался, словно пытаясь что-то вспомнить.

— Да. Помнишь, у неё тогда долго рёбра болели, и мадам Помфри пичкала её своими настойками.

Рон вздохнул и передвинул пару коробок. Гарри забежал к нему в магазин на минутку после работы, чтобы спросить, как дела у Гермионы. Джордж занимался с покупателями в главном зале, а Рон, чтобы не было лишних ушей, утащил Гарри в подсобку.

— Понимаешь, — делился Рон, — я думаю, что нам пока и без детей неплохо. Гермиона вечно занята, я тоже. Блин, дело не в этом! Она изменилась. Я уже готов срочно завести этого ребёнка, только бы она снова стала прежней. Она сидит на работе допоздна, берёт домой документы, пытается спрятаться с головой. Я не знаю, как её растормошить. Мы часто ругаемся... — подытожил Рон и сел прямо на коробку с исчезательной шляпой, лежащей на стуле.

Раздался хлопок. Гарри, переживающий за друзей, не выдержал и расхохотался, увидев, что филейная часть Рона пропала.

— Интересно, а исчезательные трусы будут пользоваться спросом? — пробурчал Рон, пытаясь палочкой навести порядок.

— Не переживай, — ответил Гарри, всё ещё улыбаясь. — Ваши бессонные ночи ещё впереди. У вас обязательно будут дети.

— Ты бы это Гермионе внушил, — вздохнул Рон. — Ох уж эти женщины. Вечно им чего-то не хватает.

Гарри посерьёзнел.

— Рон, ты ведь не думаешь, что это правда? Проклятие Долохова...

— А вдруг правда?

— Тогда надо отыскать противоядие. Целитель же сказал, что шанс есть.

— Да где мы его будем искать? И что за заклинание использовал Долохов? Чёрт его знает, где он этому научился.

— Вот и узнаем. Кстати, мне кажется, я видел где-то описание этого заклинания. Или упоминание... Вот только где, никак не могу вспомнить.

— Шутишь? Да мы, пока учились, столько книг пересмотрели в Хогвартсе. Разве всё упомнишь.

— Нет. Я встречал его недавно. Уже после школы.

— Может, в отчётах Аврората? — с надеждой спросил Рон.

— Может. Хотя, Долохова уже нет в живых, так что вряд ли.

— Только бы Гермиона поправилась, — в отчаянии сказал Рон. — А я-то думал, что всё наконец наладилось.

— Всё будет хорошо, — пообещал Гарри. — Ладно, я пойду. Держи меня в курсе новостей. Надо ещё к Малпепперу забежать, Джинни просила купить мазь для дёсен Джеймсу.

— Да у Малпеппера кроме тухлых яиц и гнилых кабачков сроду ничего не было, — буркнул Рон. — Лучше к Грейнджерам обратись, они помешаны на зубных примочках.

Гарри улыбнулся, хлопнул Рона по плечу, кивнул Джорджу, когда они вышли из подсобки, и направился к выходу.

По пути к аптеке Малпеппера Гарри всё размышлял, насколько важным для него оказалось рождение Джеймса. Какое это счастье и чудо — держать на руках собственного ребёнка. И какой мрак, если люди не могут иметь детей.

Гарри понял, что уже зашёл в лавку, когда в нос ударил запах тухлых яиц. С потолка свисали пучки когтей, перья и ещё всякая гадость. Аптека Малпеппера специализировалась на ингредиентах для зелий, с чего Джинни решила, что здесь можно купить мазь для ребёнка? Гарри огляделся, стараясь дышать через раз.

— Мистер Поттер? Чем могу быть полезен? — услышал Гарри голос хозяина лавки, а потом увидел и его самого, вылезающего из-под прилавка с мутной склянкой, в которой болталась что-то совсем неаппетитное.

— Здравствуйте! Жена сказала, что у вас есть замечательная мазь для детских дёсен, — отчеканил Гарри.

— У малыша режутся зубы? — проницательно заметил Малпеппер и жестом предложил Гарри сесть на бочонок, обляпанный слизью.

Гарри вежливо отказался, а старый аптекарь направился внутрь лавки, попросив подождать минутку.

Гарри от нечего делать подошёл к пыльной витрине, в которой были выложены всевозможные флаконы и пробирки. Гарри вспомнил, как в школьные годы покупал ингредиенты для ненавистного предмета. В верхнем углу витрины лежал старенький потрёпанный учебник Либациуса Бораго "Расширенный курс зельеварения" для шестого курса, видимо, как реклама успешного овладения предметом при покупке товаров именно в лавке Малпеппера. В ушах зазвенело. Секунду Гарри смотрел на учебник, потом рванул из лавки так, словно за ним гналась дюжина Пожирателей.

— Мистер Поттер! Куда вы? Вот ваша мазь! — крикнул вдогонку Гарри мистер Малпеппер.

Гарри трансгрессировал прямо к себе домой и опрометью кинулся в кабинет, где обычно работал с документами.

— Гарри? Это ты? Ты мазь купил? У Джеймса температура, — услышал Гарри, но сейчас ему было не до этого. Рывком выдвигая ящики письменного стола, Гарри наконец отыскал его. Потрёпанный старый учебник по зельеварению за шестой курс. На обороте обложки было написано: "Эта книга является собственностью Принца-полукровки".

В ноябре девяносто восьмого, когда магический мир залечивал раны после войны, а Гарри устал от многочисленных интервью и расспросов, однажды утром он получил казённое письмо. Сначала Гарри решил, что это извещение на очередное слушание в Министерстве Магии. Но оказалось, что это распоряжение по завещанию Северуса Снейпа. Прошло полгода после его смерти, а значит, в силу вступили все указания относительно имущества. Гарри совсем не ожидал, что бывший профессор зельеварения оставит ему что-то в наследство, поэтому с недоумением стал изучать прилагающееся официальное письмо. В конверте ещё был свёрток, который Гарри отложил в сторону.

"Уважаемый мистер Поттер. Согласно распоряжению Северуса Снейпа, составленному по его воле, вы становитесь полноправным хозяином имущества, указанного в завещании в п. 4. Дата вступления в наследство 2. 11. 1998 г. С наилучшими пожеланиями Саманта Квоккли, распорядитель комиссии по завещаниям волшебников".

Гарри, продолжая удивлённо таращиться на письмо, развернул свёрток. На колени выпал учебник Принца-полукровки, который сам Гарри когда-то надёжно спрятал от владельца в Выручай-Комнате, в мае месяце подвергшейся испепелению Адским Огнём.

Ничего не понимая, Гарри раскрыл книгу. К первой странице магическим скотчем была прикреплена записка, написанная знакомым убористым почерком.

"Поттер, вы непроходимый болван и тупица. Спрятать мой собственный учебник в Выручай-Комнате было не самой лучшей идеей. Чтобы вы знали, не вам одному известны тайны Хогвартса. Не страдаю излишним оптимизмом по поводу того, что когда-нибудь вы освоите искусство зельеварения, но надеюсь, этот учебник вам ещё пригодится. Северус Снейп".

— Гарри, с тобой всё в порядке? — из воспоминаний Гарри выдернул голос Джинни.

— Да, — ответил Гарри, лихорадочно листая учебник. — То есть нет. Погоди. Сейчас... Вот оно!

Учебник Принца-полукровки был исписан вдоль и поперёк убористым мелким почерком, сквозь который иногда трудно было вычитывать печатные советы Либациуса Бораго. На последних страницах таких записей было гораздо больше. На свободных полях одной из страниц поперёк текста об Умиротворяющем бальзаме было написано:

"Проклятие Долохова. Антидот. «Koldovstoretz»?"

И дальше несколько предложений на славянском языке.

B.

Молли рада была наконец-то убраться из этого дома. Необходимость в штабе на Гриммо отпала. Потасовка в Отделе Тайн заставила магическое сообщество поверить в возрождение Волдеморта. Но какой ценой! Сириуса было жалко. Как бы Молли ни относилась к его безбашенности, он не заслужил такой смерти. А впрочем, вынужденное затворничество в собственном доме, который он ненавидел всей душой, вряд ли можно было назвать счастливым. Сейчас Молли это остро понимала. Сириус здесь задыхался. Какая ужасная судьба. Сначала двенадцать лет в Азкабане, потом год в клетке. Может, ему там лучше?

Слава Мерлину, никто больше не пострадал. Только Тонкс немножко, но колдомедики быстро её подлатали. Хотя, и Гермиона, и Рон, и Луна оказались в Больничном Крыле. Господи, понесла их нелёгкая в этот Отдел Тайн!

Молли собирала немудрёные пожитки, накопившиеся за месяцы обитания на Площади Гриммо. Артур обещал быть к вечеру, помочь с вещами. Ни ногой больше в этот дом! Как же она соскучилась по своей Норе.

Молли левитировала баул с одеждой ко входу, примостив его возле подставки для зонтов в виде ноги тролля, об которую вечно спотыкалась Нимфадора. Сейчас в доме было тихо, только Кикимер бурчал что-то на кухне. Наверное, следил, чтобы Молли не прихватила с собой что-нибудь из фамильного серебра Блэков. На черта оно ей сдалось?

Молли задумалась, и баул пролетел несколько лишних дюймов, врезавшись в злополучную подставку. Раздался грохот, а за ним, естественно, крик выжившей из ума Вальбурги. Портьеры на картине разъехались, выпуская наружу визгливый надрывный голос старухи в чёрном чепце.

— Поганые осквернители рода! — завела своё привычное Вальбурга.

Молли устало взмахнула палочкой, пытаясь задвинуть портьеры, но обычно для этого нужно было как минимум два волшебника.

— Предательница! Позорище славной семьи Пруэтт! — надрывалась Вальбурга.

Молли хотела ответить что-нибудь резкое, но лишь печально вздохнула. Спорить ей совершенно не хотелось.

— Не ори, — спокойно сказала Молли. — Мы уходим. Завтра уже будешь разговаривать только с паутиной и молью.

— Уходите? — Вальбурга перестала орать и подозрительно посмотрела на Молли.

Молли кивнула и показала рукой на сложенные у лестницы вещи. Пара чемоданов, стопка книг (в основном журналы Артура) и баул возле подставки.

— Это всё, что ты накопила за годы проживания с отбросом Уизли? — надменно спросила Вальбурга. — Надеюсь, у тебя хватило ума не прихватывать ничего из этого дома.

Молли не выдержала. Уперев руки в бока, она стала наступать на портрет, словно перед ней была живая противница.

— Твоя спесь и при жизни тебе мозги заплавила, а сейчас и вовсе ума лишила. Мне из твоего поганого дома даже нитки не надо! И не смей называть Артура отбросом!

— Нищеброд, — поджала губы Вальбурга. — Всегда знала, что твой брак с Уизли — мезальянс.

— Мой брак с Артуром тебя не касается! Это наше дело! И если ты не заметила, мы очень счастливы!

— Наплодили детей больше, чем комнат в вашей лачуге, и радуетесь? — не унималась Вальбурга.

— Если ты сейчас не заткнёшься, я за себя не отвечаю! — вспыхнула Молли. — Был бы жив Сириус, он бы тебя быстро угомонил!

— Что ты сказала? Был бы жив? Почему? Что? Что случилось? Где Сириус?

В голосе Вальбурги, только что с пеной у рта поносящей семейство Уизли, появилась неподдельная тревога. Молли взглянула на эту чокнутую и отвела глаза.

— Ты меня не расслышала, — ответила Молли. — Я сказала: "Был бы тут Сириус".

— Правда? С ним всё в порядке?

— Да. В полном. Просто он уехал.

— Вот как? Позор плоти моей. Куда его опять понесло?

— Далеко. Он уехал из страны. Надолго.

Вальбурга раздула ноздри, словно раздумывая, что ещё злобного сказать в адрес своего неблагодарного сына. Молли уже сделала шаг по направлению к кухне, где осталось собрать кое-какую утварь, потом повернулась к портрету.

— Сириус просил передать тебе спасибо.

— Спасибо? Мне? — сейчас Вальбурга выглядела немного растерянной.

— Да. Он не успел. Но он сказал, что сожалеет, что вы так и не успели помириться. Он тебя любил. То есть любит.

— Правда?

Молли посмотрела в светлые навыкате глаза Вальбурги и честно ответила:

— Конечно. Он же твой сын.

Вальбурга ничего не ответила. Молли уже дошла до кухни, когда услышала её тихий неузнаваемый голос, в котором слышалась боль:

— Если его увидишь, передай, что я его люблю...

Молли, нахмурившись, зашла в кухню и обнаружила за большим чаном у камина Кикимера.

— Кикимер! Сириус приказал тебе слушать мои указания.

— Кикимер не обязан прислуживать проходимке и её пащенкам. Что угодно миссис?

Кикимер отвесил поклон, уткнувшись носом в печную золу, пряча отвращение на лице.

Молли сделала вид, что ничего не заметила.

— Сегодня мы с Артуром уходим. Мои полномочия спадут. Ты больше не будешь обязан выполнять мои просьбы. Только одну.

Кикимер выпрямился, не скрывая ликования.

— Наконец я останусь с моей старой хозяйкой. Прочь из нашего дома, мерзкое отродье. Что за просьба у миссис?

— Вот как раз по поводу твоей хозяйки. Я запрещаю тебе говорить Вальбурге о смерти Сириуса. Ты меня понял?

Кикимер удивлённо посмотрел на Молли, потом повторил.

— Не говорить моей хозяйке о смерти её старшего сына. Кикимер выполнит.

— Вот и хорошо, — облегчённо вздохнула Молли. — Мне надо успеть собраться. Как мне надоело ваше гнездо.

Долготерпение (Longanimitas) — благоволение человека, обладающего властью и силой, чтобы отомстить, но не делающего этого; долготерпеливый — добродетельный человек, медленный на гнев.

* * *

Гермиона внимательно посмотрела на запись в книге и произнесла:

— А я ещё всегда обижалась на этот учебник. Да если он мне поможет, я лично буду рассказывать всем и каждому, что Северус Снейп был самым замечательным человеком на свете. Так... Мне кажется, это написано на русском языке. Долохов, возможно, имел русские корни, он вполне мог учиться в Колдовстворце.

— Что это за Колдовстварец? — спросил Рон и поудобнее уселся на ручке кресла возле Гермионы.

— Рон, ты мне мешаешь, — сосредоточенно сказала Гермиона и заправила прядь волос за ухо.

Рон переглянулся с Гарри и улыбнулся. Джинни хмыкнула.

После того, как Гарри сообщил Рону с Гермионой, что нашёл упоминание о Проклятии Долохова в учебнике Принца-полукровки, Гермиона словно ожила. В глазах появилась стальная решимость, так хорошо знакомая друзьям. Старенький учебник дал надежду. А раз есть надежда, значит, не всё ещё потеряно.

— Колдовстворец — магическая школа в России, — ответила Гермиона Рону, спихивая его с ручки кресла. — Обычная школа, похожая на Хогвартс, только в квиддич там играют не на мётлах, а на вырванных с корнем деревьях.

— Серьёзно? — брови Рона поползли вверх. — Дикари какие-то.

— Эти дикари весьма преуспели в Тёмных Искусствах, — пробормотала Гермиона, сверяясь со справочником, лежащим рядом на столе. — Так, в европейском справочнике по школам волшебства ничего нет про темномагические заклинания. Оно и понятно. Такие данные не публикуют открытым текстом. Проклятие Долохова сродни Непростительному, по идее, оно должно было меня убить.

— Гермиона, — осторожно сказал Гарри. — Мы справимся. Мы обязательно найдём средство против этого проклятия.

— Ну да, вот прямо сейчас и найдём, — буркнула Гермиона, затем сердито ткнула в учебник: — Что за ерунда! Если я правильно поняла, это перевод с другого языка на русский. Но весьма топорный. Смотрите, что у меня получилось.

Гарри, Джинни и Рон затаили дыхание, а Гермиона внимательно по слогам прочитала:

— "В состав зелья входят 500 грамов крови единорога, уши и укрылья дракона, 45 мышинных хвостиков, 9 столовых ложек, 10 грамм сока хвои".

— А граммы — это сколько? — спросил Рон.

— Укрылья? Это где у дракона? — в унисон спросил Гарри.

— Что за бред? — не отставала Джинни. — Девять ложек чего?

— Вы ещё спросите, где мы будем отлавливать мышей, — ответила сразу всем Гермиона. — И "мышиных" пишется с одной "н". Тот, кто это писал, пользовался вашим пером с встроенной орфографией, Рон.

Рон бестолково улыбнулся, не зная, что сказать.

Гермиона посмотрела на всех по очереди и вздохнула.

— Я думала, это правда нам поможет. Всё это похоже на старый рецепт древней карги от золотушной почесухи.

— Погоди, Гермиона, — ободряюще сказал Гарри. — Снейп не стал бы просто так списывать эту нелепицу. Наверное, он просто не успел до конца исследовать рецепт. Но у нас есть зацепки! Мы знаем, с чего начать.

— И с чего? — скептически хмыкнула Гермиона.

— Ну, для начала неплохо бы отыскать оригинал рецепта зелья. Ведь это перевод, ты сама сказала. Значит, где-то есть и первоисточник. Думаю, надо поискать всё об этой школе, как там её? Колдоторговец?

— Колдовстворец, — поправила Гермиона. — Пожалуй, ты прав. И вообще, почему крови единорога надо в грамах, а сока хвои в граммах? Опять ошибка?

— А сколько это? В нормальных единицах? — опять спросил Рон.

Гермиона сосредоточилась.

— В одном нашем фунте шестнадцать унций, или семь тысяч гранов, что равняется приблизительно пятистам русским граммам. Если быть точнее, то четыреста пятьдесят трём с половиной граммам.

Рон присвистнул, а Гарри так и представил, что Рон сейчас спросит, откуда Гермиона это знает. Но Рон спросил другое:

— Да какой единорог в добром здравии отдаст добровольно целый фунт своей крови?

— Убийство единорога — тяжкий грех, ты же знаешь это. Тот, кто выпьет кровь единорога, излечится от всех недугов, но будет навечно проклят, — назидательно сказала Гермиона. — Никакие недуги не заставят меня пойти на это.

После непродолжительного молчания Джинни сказала:

— Ну, этот рецепт писал тот ещё тролль. Может, всё не так страшно.

— Хорошо бы, — вздохнула Гермиона. — Хвосты мышей ещё туда-сюда, но вот кровь единорога. И уши дракона. Я что, должна отрезать у хвостороги уши?

— Лучше у Норберты, — вставил Рон. — Она, по крайней мере, тебя знает и не успеет понять твоих корыстных намерений.

— Очень смешно! Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Я, пожалуй, возьму завтра выходной и наведаюсь к мадам Пинс. Вдруг что удастся раскопать, — ответила Гермиона.

— Я с тобой, — тут же подскочил Рон.

— Нет, Рон. Не обижайся. Обещаю к вечеру вернуться. Все мы знаем, как ты любишь рыться в книгах.

— Ради тебя я готов на всё!

Гермиона улыбнулась.

Она вспомнила, как перед сдачей экзаменов по ЖАБА, к которым их с Роном и Гарри допустили экстерном, отправилась в библиотеку, чтобы поискать кое-что о межвидовых превращениях. Рон пошёл с ней. Сначала он честно делал вид, что читает, потом начал вздыхать, ёрзать и поглядывать на пыльные окна, залитые солнечным светом. Потом он отправился вглубь стеллажей под предлогом поискать важную информацию с жизнеописанием Ульриха Гампа (как он объяснил Гермионе — у него значительные пробелы в знаниях по истории создания Министерства Магии). Гермиона облегчённо углубилась в чтение, но через пять минут настойчивый шёпот Рона заставил её вновь прерваться. Она с досадой заложила страницу в книге закладкой и пошла на звук голоса. Рон подкараулил её в самом конце ряда и прижал к стеллажу так, что возможности вырваться просто не было. Хотя, возможность была, а вот желания сопротивляться — нет. Неизвестно, чем бы закончились их поцелуи между стеллажами в библиотеке, если бы вскоре рядом не раздался скрип туфли мадам Пинс. Гермиона, красная, что квоффл, выскочила из-за стеллажа, наспех покидала учебные принадлежности в сумку и чуть не бегом понеслась к выходу, слушая на ходу, как Рон вполне убедительно спрашивает у мадам Пинс, где бы ему поискать информацию о выращивании мандрагоры в домашних условиях.

— Рон... — примирительно сказала Гермиона. — Я сама, хорошо? Спасибо вам. Если это никуда не приведёт, я не знаю, что со мной будет. Это так несправедливо!

Рон тут же принялся утешать Гермиону, а Джинни нервно посмотрела на Гарри. Она не представляла, как сказать Рону с Гермионой, что опять беременна.

L.

Молли разглядывала мешочки и порошки на полках, выискивая средство от плотоядных слизняков. В последнее время спасу не было от этой напасти, и урожай капусты обещал погибнуть задолго до сворачивания листьев в кочаны. Сухонький продавец предложил Молли помощь, но она лишь отмахнулась, разберётся сама. Джинни стояла рядом, высвободив руку, и переминалась с ноги на ногу от нетерпения. Они направлялись в лавку подержанной одежды, а ещё надо было купить кучу всего для школы и через час встретиться с остальными во "Флориш и Блоттс".

Молли никак не могла прийти в себя после происшествия с Гарри. Лютный переулок! А если бы Хагрид его не нашёл? Кстати, сам Хагрид сказал, что тоже искал отраву от плотоядных слизняков, видимо, эта напасть в этом году повсеместная.

Молли выбрала средство подороже, чтобы уж помогло наверняка. Ладно, на чём-нибудь сэкономит. Можно пока не покупать летучий порох, дети всё равно отправляются на учёбу, а Артуру хватит.

Держа в голове сразу сто мыслей, Молли расплатилась с продавцом и потащила Джинни к выходу. Сегодня точно не получится побрызгать капусту, да и завтра тоже. Теперь после первого сентября, когда отправит всех в Хогвартс.

Рон со своим полётом на фордике и разбирательство в Министерстве, после которого Артура оштрафовали на целых пятьдесят галлеонов, не прибавили настроения. Это просто никогда не закончится! Чем они только думали? Ещё пару дней Молли носилась по двору в самом мрачном расположении духа, а потом, наконец, вспомнила про капусту.

Грядки были в плачевном состоянии. Огромные слизняки нагло обосновались на сочных листьях, превратив их в настоящее кружево. Молли набрала в бутылку воды, открутила распрыскиватель, повязала лицо платком и принялась изучать инструкцию, чтобы не переборщить, — продавец предупреждал о сильном действии препарата.

Так, достаточно двух столовых ложек на бутыль. Что тут ещё? Опрыскивать лучше в утренние или вечерние часы, желательно избежать смыва дождём, то есть в ясную погоду. Молли посмотрела на горизонт (он сегодня был чистым) и стала читать дальше. "Избегать разбрызгивания в присутствии маленьких детей и домашних питомцев. В случае попадания средства в лёгкие может наступить интоксикация".

Молли огляделась по сторонам. Её пеструшки на грядки зайти не могли, живая изгородь надёжно укрывала огород от наглых созданий, которые были способны перекопать лапами все её труды. Кошек у них нет, а Стрелка интересуется овощами только в варёном виде.

Молли уже закатала рукава, как вдруг увидела под большим нижним листом капусты гнома. Похожий на старую картофелину, с совершенно лысой головой, он с явным удовольствием посасывал червя, добытого из земли.

"Вернулись, — подумала Молли. — Я так и знала, что мальчишки справились с работой из рук вон плохо. Надо было самой".

Обычно их гномы пропадали ненадолго, а потом вереницей возвращались обратно. Артур жалел их и говорил, что это забавный народец. Молли так не считала, потому что этот народец доставлял немало хлопот наравне со слизняками.

"Вот и хорошо, — мелькнуло в голове. — Парочка отравится, неповадно будет воровать морковь".

Гном уселся поудобнее, нисколько не боясь Молли. Он знал, что снаружи у неё больше шума, чем внутри. Доверчиво посмотрел своими круглыми глазами и спокойно продолжил свой завтрак.

Рука Молли дрогнула.

"Драккл вас побери, — думала она, выливая средство от плотоядных слизняков в сторону и тут же палочкой осушая лужу. — Придётся повозиться. Вручную собрать слизней не так просто".

Мир (Pax) — целостность, завершённость, спокойствие души, на которое не влияют внешние обстоятельства или тяготы. Правление порядка среди хаоса. Когда в душе человека царит мир, он уравновешен и ведёт себя спокойно даже в обстоятельствах, которые для обычного человека были бы травматичными, расстраивали, действовали на нервы. Не позволяя трудностям жизни сломать его, человек в состоянии мира целен, стабилен.

* * *

Мартовская грязь превратила дорогу от Хогсмида до Хогвартса в настоящее болото. Гермиона пожалела, что отказалась от сопровождения Рона (всё же, когда он рядом, не так страшно) и трансгрессировала в коротких ботинках (уместнее было бы надеть резиновые сапоги). Оказавшись в конце улицы, убегавшей тропинкой по направлению к Хогвартсу, Гермиона сразу же послала говорящего патронуса Хагриду, чтобы он встретил её у ворот. Она немного переживала, что Хагрид может вести уроки или возиться возле хижины после зимы, но великан уже поджидал её, когда она наконец добрела до ворот. Лицо Хагрида озарилось счастливой улыбкой.

— Вот так сюрприз, Гермиона! Ты одна? Опять, небось, явилась уговаривать школьную колонию эльфов поумнеть и потребовать себе зарплату?

Гермиона грустно улыбнулась в ответ.

— Привет, Хагрид. Нет, я не по работе. Я по личному делу. Так ты меня впустишь?

Хагрид поспешно снял заклинания с ворот и пропустил Гермиону на территорию школы. Пока они шли до замка, он живо интересовался всеми новостями и рассказывал о своих буднях.

— Ученики нынче пошли дотошные. Я даже кружок по дополнительным занятиям открыл, представляешь? — Хагрид гордо выпятил грудь. — Всё им интересно. Сколько лет живут кентавры, почему фестралы такие худые, как размножаются лукотрусы. Хм-м-м.

Хагрид покраснел и неловко зашагал дальше, заставив Гермиону вновь улыбнуться.

— А вы-то как? — не унимался Хагрид. — Совсем меня забыли, да. Теперь только ждать, когда мелкие Поттеры или Уизли подрастут, приедут в Хогвартс. Гарри-то молодец! Сколько уже Джеймсу?

— Восемь месяцев, — ответила Гермиона.

— А вы-то чегой-то отстаёте с Роном? Глядишь, и детишки бы вместе в школу пошли.

Гермиона вздохнула. Не говорить же Хагриду, что она только и думает о том, что никак не получается стать матерью.

Он расценил её молчание по-своему.

— Ты, Гермиона, умница, я всегда это знал. Такой важный пост занимаешь в Министерстве. Так пойдёт, лет через пятнадцать Министром станешь. Только вот что я тебе скажу, — тут Хагрид остановился и серьёзно посмотрел на Гермиону. — Ни карьера, ни высокий пост не заменят семьи. Вы, пока молодые, не понимаете. Всё думаете, что ещё успеется. Ты на работе, Рон с Джорджем всё взрывают что-нибудь у себя в магазине. А потом спохватитесь, да поздно будет. Плохо без детей, да. И одному плохо. Я ведь ей говорил, что можно ещё попробовать, а она, видишь ли, поздно, да и директорское кресло у неё, нельзя ей оставлять работу...

Гермиона, сначала болезненно воспринявшая слова Хагрида, поняла, что он, по своему обыкновению, разговаривает вслух сам с собой и не замечает этого. Она легонько дотронулась до локтя Хагрида (выше всё равно бы не достала).

— Хагрид, мы стараемся. Я очень хочу детей. И Рон тоже. Но пока не получается.

Гермиона сама не знала, почему она вдруг доверила Хагриду свою печаль. Он выглядел одновременно обескураженным и встревоженным.

— Правда? Ну, Рон, того, он шустрый, у него получится. Да и кровь. Артур вон как расстарался.

— Дело не в Роне. Дело во мне, — Гермиона сама не знала почему, но разговор с Хагридом не давался ей мучительно, а, скорее, легко. Может, всё дело было в том, что он всегда говорил искренне и бесхитростно?

— Ну это ты зря переживаешь, да. Сейчас медицина опять же. Маггловская. Ерунда! Тебе просто надо перестать об этом думать. И тогда сразу всё получится.

Гермиона удивлённо посмотрела на Хагрида. Как он догадался, что последние месяцы она только об этом и думает?

— Ох, Хагрид. Хорошо бы, если бы всё так и было. Помнишь, мы тогда на пятом курсе попали в заварушку в Отделе Тайн?

— Как не помнить? Угнали фестралов, возомнили себя взрослыми, сражались с настоящими Пожирателями. Как не помнить. Слава Мерлину, никто не пострадал! Сириус вот только... Могло быть и хуже. Малолетние балбесы. Я тогда чуть с ума не сошёл, пока вас не было.

— Пострадали... — вздохнула Гермиона. — Помнишь, я потом в Больничном Крыле лежала несколько дней?

Хагрид сосредоточился, пытаясь припомнить детали. Потом в его глазах засквозило понимание, и он с ужасом спросил:

— Долохов? Ты хочешь сказать, что тогда... Ну... Не полностью? Осталось? Из-за этого?

Гермиона кивнула.

— Мадам Помфри этого и боялась. Видимо, это сильное Тёмное заклинание. Оно должно было меня убить. А убило во мне способность дать жизнь новому человеку.

— Да ладно. Ты же Гермиона Грейнджер! Тьфу ты, Уизли! А Гермиона, а тем более Уизли, никогда не сдастся, верно? Что там какой-то Долохов?

Они уже дошли до Виадука, где стайки девчонок и мальчишек играли в плюй-камни, грелись на солнышке, болтали и просто сидели на скамейках.

— Как же я люблю Хогвартс, — сказала Гермиона, прежде чем попрощаться с Хагридом.

— Погоди, вот годков через десяток вы с Роном проводите сюда учиться дочку. Умную, как мама, и рыжую, как папа.

Гермиона невольно рассмеялась.

— Почему дочку, Хагрид?

Он простодушно пожал плечами.

— Не знаю. Пусть первой будет девочка. Девочки, они посерьёзнее. Будет потом приглядывать за братом.

— Спасибо тебе, Хагрид, — сказала Гермиона и, не удержавшись, прижалась к нему.

— Ну-ну, будет, Гермиона. На нас школьники смотрят. Скажут, приехала министерская тётенька и обнимается с лесником, — ласково сказал Хагрид и добавил: — Ты потом забегай. Расскажешь, что узнала у мадам Пинс.

Однако надежды Гермионы найти что-нибудь о необычном зелье, перевод которого был скопирован на странице учебника Снейпа, не оправдались. Сначала Гермионе пришлось обратиться к директору Минерве МакГонагалл и заручиться её разрешением навестить библиотеку. Мадам Пинс внимательно выслушала просьбу Гермионы и выдала ей все имеющиеся книги о магической школе Колдовстворец, а также те, в которых описывались контрзаклинания против боевых заклятий. Из книг о русской школе магии Гермиона узнала, что студенты Колдовстворца весьма преуспели именно в зельеварении, по праву считаясь непревзойдёнными искусными мастерами в приготовлении различных зелий. Так что вполне могло быть, что кто-то из студентов создал уникальный рецепт против Тёмного заклинания, применённого Долоховым. Однако ни названия этого заклинания, ни похожего описания Гермионе отыскать не удалось. К вечеру у неё уже резало в глазах от многочасового чтения. Гермиона сказала себе, что отрицательный результат — тоже результат, и, поблагодарив мадам Пинс, вышла из библиотеки. Можно было навестить мадам Помфри и узнать у неё поточнее о тех днях, когда Гермиона лежала в Больничном Крыле после поражения в Отделе Тайн, но сил просто не осталось. Гермиона постаралась прошмыгнуть незаметно к выходу, мечтая побыстрее оказаться дома. Она быстро дошла до хижины Хагрида и попросила его проводить её до ворот. Хагрид по пути не приставал с расспросами, видя удручённое состояние Гермионы. У самых ворот они остановились.

— Скажи, Хагрид. Те, кто используют кровь единорога для выздоровления, обязательно будут прокляты?

Хагрид нервно огляделся по сторонам.

— Чего ты кричишь о таком? Услышит кто. Не, это плохо. Умирай, а животных этих обижать нельзя. Погано это. А что? Ты думаешь, тебе поможет?

— Да я просто так спросила, — устало сказала Гермиона. — На всякий случай.

Вернулась Гермиона домой совершенно разбитая. По её лицу Рон сразу понял, что ничего нового в библиотеке Хогвартса она не узнала. Он взял её на руки, отнёс в спальню и положил на кровать. Укрыл пледом, сел прямо на пол и обнял её за колени.

— Я так устала, Рон, — слабым голосом сказала Гермиона. — Мне теперь всё время кажется, будто меня внутри что-то сжирает.

— Всё пройдёт, и это тоже, — изрёк Рон и погладил гермионину щиколотку.

— С каких это пор ты цитируешь Соломона? — невольно улыбнулась Гермиона.

— А кто это? — невинно спросил Рон. — Так мама всегда говорит, когда у кого-то из нас проблемы.

Гермиона тихонько рассмеялась.

— Ты такой смешной, Рон. Ай, щекотно...

Рон, приняв последнее восклицание за знак согласия, спрятал голову под одеяло и поцеловал Гермиону в живот.

— Рон, что ты делаешь?

— Борюсь с тем, кто тебя сжирает. Где болит? Так больно? А вот так?..

— Рон...

— Пообещай мне, что у нас всё будет хорошо, — высунулась голова Рона из-под одеяла.

— Обязательно...

Рон поднялся с пола и вновь залез под одеяло к Гермионе. Теперь уже целиком.

P.

— Молли, пойдём домой, — Артур робко дотронулся до плеча жены, но она даже не пошевелилась.

Идти никуда не хотелось.

Какая разница, кто победил в этой войне? Громкая победа пронеслась триумфатором, забрав самое дорогое. Не стало её мальчика, её Фреда. Если он теперь не может сам прийти в родной дом, к матери, то она сама будет ходить к нему на могилку. Каждый день. Это всё, что у неё осталось.

Фред улыбался с фотографии, а Молли тихо плакала. Артур вздохнул, попробовал поднять Молли, но она словно вросла в этот холмик. Тут её корни, частичка её сердца. Почему она должна куда-то уходить?

— Молли, простынешь... Пожалуйста, пойдём.

Молли позволила себя поднять и повести в сторону Норы. Стеклянный взгляд и отсутствующее выражение лица не выказывали никакой заинтересованности происходящим. Дети к концу лета разъехались, только Артур был рядом. Но сейчас Молли вряд ли понимала, что происходит вокруг.

Курицы со всех ног бросились к хозяйке, но Молли молча прошла к заднему крылечку и зашла в дом. Артур вздохнул и направился в сарай, насыпать бедолагам корма.

Плита сиротливо выставила пустые кастрюли на самый край, надеясь на тёплый приём, но Молли равнодушно прошла мимо. Замызганная скатерть на столе прикрывала жирные пятна пыльными тарелками и бокалами. Молли поднялась наверх и легла. Когда Артур вернулся со двора, она дремала, а по её измученному лицу метались тревожные тени.

Молли нехотя открыла глаза, заслышав скрип двери. На пороге стоял коренастый молодой мужчина. Это был не Артур.

— Фабиан? Это ты?

— Привет, сестрёнка! Неважно выглядишь.

— Но, Фабиан, откуда ты?

— Пришёл проведать тебя. Гидеон не смог, его не пустили.

— Кто не пустил?

— Ну, считай, что мы выхлопотали одноразовый пропуск. Бросили жребий. Он тоже ужасно соскучился и передавал тебе привет. А ещё сказал, чтобы к нам ты не торопилась. У тебя тут ещё много дел.

— Тут? Фабиан, ты мне снишься? Или я схожу с ума?

— Как тебе будет угодно! Я бы предпочитал считать на твоём месте, что я просто явился поболтать.

— Я ничего не понимаю. Я тебя вижу, но не могу обнять. Что-то не пускает.

— Всё верно. Ты не принадлежишь нашему миру. Но вот что я тебе скажу, если ты будешь продолжать в том же духе, то надолго тебя не хватит. Молли, жизнь не окончена. Однажды ты уже пережила страшную потерю. Ты должна справиться и сейчас.

— Я не хочу. Я не могу. Это так больно.

— Ох, у меня мало времени, меня отпустили ненадолго.

— Фабиан! Откуда у тебя эти часы? Ты посмотрел время на наручных часах.

— Короткая память у тебя, сестрёнка. Это же мои часы.

— Но... Их носил Фред, ему Гарри отдал. Они были с ним, когда... Мы положили...

— Фред мне их отдал.

— Отдал? Фред? Ты его видел?

— Конечно! С ним всё хорошо. Ну, относительно. Мы с Гидеоном здесь за ним приглядываем.

— А почему он сам не пришёл?

— Ему нельзя. Пока ещё. Молли, посмотри на меня... Молли, дорогая, ты должна жить дальше. Смерть Фреда не должна лишать мира в душе. Ты же сильная. Ты Пруэтт!

— Я — Уизли...

— Вот и подумай про своих Уизли. Как они без тебя? Ты нужна им. Артуру, детям, внукам.

— Какие внуки? Нет у меня внуков.

— Скоро будут. Сестрёнка, я тебя люблю.

Молли вскочила с кровати. В комнате никого не было.

Артур провозился в сарае добрых три часа. Наверное, Молли уже проснулась. Надо было посмотреть, как там она. Да и приготовить что-нибудь на ужин. Он тихонько прошёл к заднему крылечку и чуть не поскользнулся на вымытых дощатых ступеньках. В кухне витали аппетитные запахи, исчезнувшие из Норы пару месяцев назад. На плите по-царски булькали кастрюли, а довольный чайник подставил свой блестящий бок под лучи солнца из окна, отражая в нём новую скатерть в крупную клетку, которую Молли обычно доставала по праздникам.

Сама Молли, в своём любимом переднике в цветочек, из кармана которого торчала волшебная палочка, хлопотала с тестом, любопытной горкой высовывающимся из чашки.

Артур подошёл к ней и, не удержавшись, обнял.

— Ты вернулась... Молли...

— Артур, у тебя на мантии останутся пятна от муки.

— Пусть...

— Всё хорошо. Сейчас поставлю пирожки, и будем ужинать.

Радость (Gaudium) — утверждение духа, радость спасения. Радуйтесь.

* * *

Несколько следующих дней Гермиона казалась спокойной и весёлой. Рон облегчённо вздохнул и даже поделился с Гарри, с которым встретился в обед в кафе, что личная жизнь наладилась. Но не всё было так просто. Конечно же, Гермиона не собиралась смириться с тем, что заклятие десятилетней давности способно разрушить её счастье. На работе она часто вместо отчётов по сегрегации оборотней занималась изучением Тёмных заклинаний, пытаясь отыскать то, которым поразил её Долохов. Про составляющие ингредиенты зелья, упомянутого в учебнике Принца-полукровки, пока не имело смысла и думать. Ведь сначала надо было отыскать оригинал руководства. Или хотя бы попытаться.

Вот Гермиона и пыталась. И не она одна. Гарри, пользуясь служебным положением, углубился в изучение допросов прежних лет, проводимых Визенгамотом над Пожирателями. Непростительные заклинания упоминались часто, а вот Проклятие Долохова — ни разу. Гарри даже подумывал обратиться в неведомую школу Колдовстворец за помощью. Вдруг там знают больше.

Как-то в свой выходной (Рон был в магазине), решив навести порядок в книжном шкафу, чтобы занять себя хоть чем-то, кроме мрачных мыслей, Гермиона решительно распахнула стеклянные дверцы и стала доставать книги. Маггловские издания спокойно соседствовали с магическими, что давно уже не удивляло Гермиону, но обескураживало Рона, который не понимал, зачем дома устраивать филиал библиотеки Хогвартса. Гермиона сердилась, закипала и начинала доказывать, что человек, прочитавший в своей жизни одну единственную брошюрку по уходу за метлой — непроходимый тупица. Рон отвечал, что он, если и тупица, то проходимый, потому что помимо брошюрки по уходу за метлой читал ещё и замечательный труд "Тысяча и один способ очаровать волшебницу", потом нагло забирался Гермионе под свитер, и она, собственно, на время забывала, из-за чего они только что ссорились.

Книг скопилось изрядное количество. Учебники, пособия для работы, художественная литература и даже подарочный фолиант с рецептами кулинарных шедевров, который Рон подарил Гермионе на прошлое Рождество. (Кстати, Гермиона немножко обиделась, потому что именно в этот прекрасный рождественский вечер окорок подгорел, а салат слегка расползся по тарелке из-за обильного количества майонеза).

Гермиона перебирала книги, смахивала с переплётов пыль и вспоминала различные истории из их ещё короткой, но уже такой насыщенной семейной жизни с Роном.

Вот экземпляр книги сказок Шарля Перро, который Гермиона, не удержавшись, купила на распродаже. Рон наконец познакомился с Золушкой, а потом весь вечер прятал гермионин тапок, обещая отдать его только за награду в виде поцелуя, причём поцелуи были самыми невинными вариантами поощрения.

Вот книга об истории домовых эльфов, после прочтения которой Гермиона слегка поостыла со своей идеей обязательно вывести домовых эльфов из подполья и дать им свободу. Оказывается, нет ничего печальнее, чем отобрать у живых существ то, чем они дышат.

Ага, это старый учебник по трансфигурации за третий курс, в котором Гермиона хранила самодельное стихотворение Рона. В тот вечер Рон сделал ей предложение и подарил кольцо в бархатной коробочке, в которой лежал сложенный в восемь раз листок с лишённым рифмы, но преисполненным пылкости стихотворением.

Гермиона улыбнулась. Она уже перебрала все полки и занялась последней, самой верхней, чувствуя, что немножко устала. Почему-то наводить порядок на книжных полках волшебством казалось ей верхом кощунства. Каждую книгу хотелось взять в руки. Полистать её, перечитать по диагонали, погладить корешок.

А это что за потрёпанный оборот? Большой разбухший том, словно страницам было тесно в книге и они желали вырваться на свободу. Господи! Да это же та самая книга Годелота "Волхование всех презлейшее", которую Гермиона манящими чарами добыла из кабинета Дамблдора. Тогда книга понадобилась им для того, чтобы узнать больше о крестражах. Потом, после их вынужденного скитания и победы над Волдемортом, Гермиона так и не решилась отдать книгу в библиотеку Хогвартса. Слишком она была опасна. Мало ли кому попадёт в руки. Гермиона слезла со стремянки и села в кресло, раскрыв книгу. Дрожали колени.

Страшная книга. От описаний некоторых заклинаний и их последствий просто волосы вставали дыбом. Гермиона совсем забыла о времени, а ведь пора было готовить ужин. Она пролистала главу о крестражах и углубилась в чтение описания Тёмных заклинаний, способных нанести непоправимый вред человеческой жизни. Названия были одно другого устрашающей. Страницы были ветхими, словно за годы существования книга устала нести на себе отпечаток таких мрачных заклинаний. В некоторых местах были оборваны уголки, одна страница наполовину порвана, в паре мест Гермиона натыкалась на размытые пятна неизвестного происхождения и даже дырки, похожие на ожоги, словно в книгу тыкали волшебной палочкой, желая спрятать чудовищную сущность. Под некоторыми статьями имелись иллюстрации, передающие страдания жертв, попавших под Тёмные заклинания, и небольшие сноски на контрзаклятия или зелья, способные противостоять зловещей магии. Гермиона почувствовала что-то сродни отвращения и уже хотела закрыть книгу, понимая, что прекрасное настроение улетучилось так же быстро, как сегодняшнее солнце, робко пытающееся днём пробиться сквозь тучи. Однако внимание её зацепилось за знакомое название "Koldovstoretz". Гермиона почувствовала, как бешено застучал пульс, и внимательнее пригляделась к странице, в которой имелись прожжённые пятна в некоторых местах.

"Against life — Тёмное заклинание, направленное против жизни жертвы. Движение палочкой — резко наискось с лучом пурпурного или фиолетового цвета. Входит в класс запрещённых. Первое упоминание неизвестно, предположительно XII век. Изобретено русским волшебником Cochej Bessmertnyj — тёмным магом, выходцем школы Koldovstoretz.

При поражении жертвы наступает летальный исход. Если действие заклинания ослаблено, то наступает полное поражение репродуктивной функции. Against life.

Существует зелье, способное избавить выжившую жертву от последствий заклинания.

Recovery (рус. Исцеление/ Исцеление чудом)

Готовится в серебряном котле. После добавления всех ингредиентов варить двадцать минут, постоянно помешивая по часовой стрелке. Принимать строго натощак.

Состав: ..."

И тут Гермиона громко охнула. Как раз в самом ценном месте, где описывался состав зелья, страница была в мелких дырочках, словно кто-то специально пытался выжечь информацию. Можно было разобрать лишь отдельные слова. Гермиона схватила записную книжку, лежащую на тумбочке, и старательно выписала всё, что удалось прочитать.

"... 500 grain motherly unicorn blood, ...tutae aures..., 45 Peperomia argyreia..., ... heaped tablespoon, 10 pound..."

Гермиона лихорадочно перелистнула страницы книжки и вырвала листок с записями, скопированными с учебника Принца-полукровки. Затем приложила его под только что выписанные строчки.

"В состав зелья входят 500 грамов крови единорога, уши и укрылья дракона, 45 мышинных хвостиков, 9 столовых ложек, 10 грамм сока хвои".

— Ох, — снова сказала Гермиона, и книжка выпала из её рук.

G.

Весна затяжная, но рассада перца уверенно тянется толстенькими стеблями к солнцу. Весь подоконник на кухне заставлен ящиками с зелёными сочными побегами. Нарядные белые цветы утверждают скорое наступление тепла. На некоторых растениях уже появились завязи. Молли радуется и предвкушает, как скоро она высадит рассаду в грунт. Свои грядки — это не только хорошее подспорье для семьи, а ещё замечательная релаксация. Четырёхлетний Билл следует за ней по пятам и пытается помочь.

Молли зовёт его завтракать и замечает, что мордашка сына так и светится от счастья и важности момента. Он протягивает ей свои маленькие ладошки, полные белых цветов.

— Мамочка, я сорвал цветочки. Это тебе!

Молли резко оглядывается на подоконник, где лысые перцы всё так же радуются весне. Крепенькие, зелёные, без единого цветочка.

— Спасибо, сынок...

* * *

Разгоняя полотенцем по кухне тошнотворный запах, Молли замечает под столом Чарли. Открывает все окна, дверь, чтобы пустить свежий воздух. Желание отшлёпать проказника перевешивается воспоминанием о такой вещи, как презумпция невиновности. Чарли, в принципе, никогда не устраивал подобных авантюр. Молли собирает всю свою выдержку в кулак, достаёт провинившегося из-под стола и спрашивает, что случилось.

— Я хотел вывести дракона, — отвечает сын и доверчиво смотрит голубыми глазёнками.

— Дракона? Из куриных яиц? Зачем ты отобрал у наседки с гнезда все яйца?

— У неё ведь родятся цыплята. А я слышал, что дракончикам нужна высокая температура. Я подумал, что в камине они точно получатся.

Молли оглядывается на камин, в котором продолжают потрескивать и издавать умопомрачительный запах будущие дракончики. Наседке оставалось просидеть на гнезде меньше недели. Это даже не похоже на яичницу. Молли старается не смотреть на всё это безобразие, когда приводит кухню в порядок. Потом усаживает Чарли к себе на колени и говорит:

— Из куриных яиц нельзя получить драконов. Ты погубил цыплят. В следующий раз, когда буду в Косом переулке, куплю тебе книжку про драконов.

— Правда? — слёзы на виноватой мордашке сынишки высыхают.

— Правда, — Молли усмехается. — А сейчас пойдём, поможешь мне покормить кур, драконовод.

* * *

Перси важно шагает рядом, стараясь не поддаваться искушению провести ногой по земле, вызывая фонтан пыли. Вчера Артур принёс немного маггловских денег, обмененных в Гринготтсе с зарплаты для покупок в Оттери-Сэнт-Кэчпоул. Билл и Чарли обещали присмотреть за младшими, а Перси Молли взяла с собой. Во-первых, за Перси не придётся краснеть — он умеет себя прилично вести, во-вторых, сынишка слишком много времени проводит за чтением книг, забывая погулять и поиграть с братьями, так что прогулка с Молли до деревни пойдёт ему на пользу.

Молли заранее составила список покупок, чтобы деньги не закончились раньше, чем она доберётся до самого необходимого. В лавке хозяйственных мелочей бывали скидки, так что, может быть, удастся даже выкроить Перси на мороженое.

Она заходит в магазин тканей, намереваясь прикупить отрез на занавески. Старые совсем выцвели. Перси остаётся снаружи, заинтересовавшись группой мальчишек-магглов, судя по их виду, примерно его возраста. В шесть лет дети быстро находят общий язык, а Перси не очень удаётся ладить с братьями, пусть пообщается с ровесниками.

Цена на ткань оказывается выше той, которую может себе позволить Молли, поэтому она решает, что старые занавески ещё совсем ничего и запросто провисят ещё одно лето. Выйдя из лавки, она крутит головой, разыскивая Перси. Видит ватагу мальчишек у соседнего магазина с красивой резной дверью с квадратными стеклянными окошечками. Молли подходит поближе и замечает сердитого мужчину, хозяина магазина.

— Миссис, это ваш ребёнок? — строго спрашивает мужчина.

Молли смотрит на красного Перси и утвердительно кивает.

— Не стоит оставлять детей без присмотра, если они не умеют себя вести, — чеканит хозяин магазинчика.

— Простите, что случилось? — Молли выказывает вежливую заинтересованность происходящим.

— Вот, полюбуйтесь!

Мужчина отодвигается от двери, демонстрируя разбитое стекло в одном из квадратиков.

— Что это? — Молли не совсем понимает, что случилось.

— Ваш сын разбил стекло! — категорично заявляет мужчина.

— Мой сын? Вы уверены? Но как?

— Знамо дело, как! Камнем! За последние три месяца это уже четвёртый случай. Что за варварство!

Молли непонимающе смотрит на Перси. Быть такого не может! Чтобы её Перси разбил стекло? Камнем?

— Простите, — обращается она к хозяину магазина, полыхающему праведным гневом. — Как вас зовут?

— Мистер Саймон, — не совсем вежливо представляется мужчина.

— Очень приятно, мистер Саймон. Подождите минутку, хорошо?

Если бы мистер Саймон и не был согласен подождать минутку, Молли это сейчас не очень волнует. Она отводит Перси в сторонку, присаживается возле него на корточки и тихо спрашивает, стараясь, чтобы их не слышали.

— Сынок, это правда?

Перси кивает.

— Но зачем? Почему ты это сделал?

Перси поднимает на Молли виноватый взгляд и, вздохнув, признаётся.

— Это Стив и Бен предложили.

— Твои новые знакомые?

— Они сказали, что у мистера Саймона в двери не разбивалось только верхнее стекло. Нижнее разбил Стив, рядом Бен, а наверху другое ещё один мальчик. Они сказали, что, если я смелый, я попаду камнем в оставшееся.

— И ты решил продемонстрировать чудеса смелости, да?

— Они сказали, что я трус, а я... Я хочу учиться в Гриффиндоре, когда вырасту. Как Билл.

Молли вздыхает. Подходит к мистеру Саймону и расcтёгивает сумочку.

— Сколько стоит ваше стекло?

Мистер Саймон выглядит весьма довольным от быстрого разрешения вопроса. Он называет сумму, которая, слава Мерлину, как раз лежит в кошельке. Ничего из запланированного списка Молли уже купить не может, остаётся немного мелочи.

— Держи, гриффиндорец, — протягивает Молли Перси мороженое. — Зато прогулялись.

* * *

Молли жалеет, что у неё не восемь глаз сразу. Невозможно уследить за всеми одновременно. Ей хочется произвести впечатление на тётушку Мюриэль, но, как нарочно, именно сегодня Артур с мальчиками побывали в Косом переулке, приобретая необходимое к учебному году. Рон и Джинни остались с ней в Норе, а остальные отправились с отцом. Даже Фред и Джордж, хотя обычно Молли старалась не выпускать озорников из поля зрения. Но к визиту тётушки хотелось приготовить что-нибудь особенное, поэтому Молли понадеялась, что близнецы не выкинут очередную каверзу.

Вот и Чарли отправляется в Хогвартс, поэтому разговоров за столом только о магической школе. У Перси горят глаза, ему не терпится отправиться на учёбу за старшими братьями. У близнецов глаза горят тоже, но Молли подозревает, что они что-то задумали. Но обед, слава Мерлину, проходит относительно спокойно, если не считать, что Джинни почти уснула за столом.

Молли относит дочку в спальню, замечает, что Рон держит её за юбку, но его она уложит чуть позже — надо напоить тётушку чаем. Билл и Чарли отправляются наверх, рассматривать свои школьные принадлежности, Перси увязывается за ними, а близнецы крутятся рядом. Молли усаживается за стол, берёт Рона на колени и понимает, что визиты тётушки Мюриэль — всегда большое испытание для её выдержки. Но ссориться с ней нежелательно — что бы они делали без её помощи? Хотя каждый раз, слушая её брюзжание, Молли чувствует, что еле сдерживается.

Артур старается поменьше говорить, не встревая в споры с тётушкой, что расценивается как его недалёкость, о чём тётушка тут же сообщает уставшей Молли:

— Никчёмный муж у тебя, Молли. Другой бы давно занимал пост в Министерстве, чтобы прокормить такую ораву. О чём вы только думали?

Молли переглядывается с Артуром и призывает на помощь всё своё терпение. Заставляет себя улыбнуться.

— Разве плохо, когда в доме много детей?

— Неплохо, когда их количество не превышает способность родителей их содержать, а воспитание оставляет желать лучшего.

Мимо проносятся Фред и Джордж, смахивая со стола вазочку с вареньем, и аргументы Молли о должном воспитании теряются на полпути. Она просит Фреда (или Джорджа) достать вазочку из-под стола и пытается спасти ситуацию.

— Я вам очень благодарна за всё, тётя Мюриэль, но не могли бы вы...

— Благодарна? Думаешь, я не вижу, с каким лицом ты встречаешь меня каждый раз? А посмотри на своего муженька! Я столько делаю для вас, могли бы сказать спасибо! От меня вы получаете только добро!

Бах! Раздаётся небольшой взрыв, и из-под стула тётушки Мюриэль появляется зеленоватый дымок, сопровождаемый резким запахом, который ни с чем не спутаешь. Навозные бомбы... Макушки близнецов мелькают по направлению к лестнице на верхние этажи. А ведь Молли говорила Артуру, чтобы проследил, на что потратят карманные деньги мальчишки...

— Что это такое? — визжит тётушка, наблюдая, как под ней растекается зловонная лужа.

С минуту Молли борется с мыслью, что расположение тёти Мюриэль нельзя терять ни в коем случае, потом спокойно говорит:

— Видимо, это вышло ваше добро.

* * *

Молли боковым зрением наблюдает за Билиусом и Роном и укоризненно качает головой. Этот старый пройдоха опять обыграет сынишку в два счёта, и Рон потом будет шмыгать носом. Она пыталась втолковать Билиусу, что четырёхлетний ребёнок ещё слишком мал для серьёзных партий, но тот лишь отмахивался, заявляя, что у Ронни есть талант и надо его развивать, а игра в поддавки не принесёт пользы.

Рон сосредоточенно хмурится, шевелит губами и смотрит, как ферзь Билиуса перемещается на h5. Долго думает и несмело ходит конём на с6. Билиус довольно улыбается и выводит в бой слона. Рон ходит вторым конём, и тут Билиус с возгласом, от которого у Молли из рук выпадает поварёшка, двигает ферзя на f7 и кричит:

— Ага! Попался, племянничек! Ха-ха, это детский мат! Как я тебя!

Рон обиженно сопит и сдерживается изо всех сил, чтобы не разреветься. Молли поднимает половник и хочет заехать по физиономии Билиуса, но сдерживается и просит их закругляться. Так Билиуса не выпроводишь до вечера. Сейчас попьют чаю и можно вежливо намекнуть, что Рону надо отдохнуть, да и Джинни ещё слишком мала, чтобы дотягивать до вечера без сна. Билиус, довольный собой, собирает шахматы в коробку, а Рон случайно задевает доску, и фигурки сыплются на пол. Терпение Молли на исходе, Билиус ныряет под стол и вместе с Роном быстро убирает шахматы.

Молли облегчённо вздыхает, но Билиус, поднявшись из-под стола, выглядит озадаченным.

— Молли, дорогая, что-то слон куда-то закатился. Ты потом поищи, хорошо?

Молли молча кивает и режет пирог с патокой. Рон крутится рядом, но вид у него уже вполне довольный, не то что после проигрыша. Молли зовёт остальных, и когда шумная компания рассаживается по местам, наливает всем чаю. Билиус направляется к вешалке и возвращается с бутылкой янтарной жидкости, объясняя, что пара капель огденского в чай — лучшее лекарство от насморка. Молли хмурится, надеясь, что мальчишки не будут прислушиваться к советам дяди Билиуса, когда вырастут. Билиус ставит бутылку на стол, плюхается на стул и подскакивает с таким криком, что у Джинни падает кусок пирога на стол. Билиус орёт что резаный, крутится волчком на месте, и тут Молли замечает, что из пятой точки Билиуса, в складках мантии, торчит шахматная фигурка.

— Слон нашёлся! — радостно говорит Рон, но Молли успевает увидеть в его глазёнках торжество. Надо бы Рона заставить попросить у дяди прощения, но вместо этого Молли думает, что пора уже сынишке подарить старые шахматы Септимуса Уизли. Пусть учится, раз у него такой талант.

* * *

Джинни уже пять лет, и Молли ждёт-не дождётся, когда подрастёт её помощница. Молли рассказывает, как ставить тесто, как выводить пятна на платьицах после того, как на них пролился компот, и как правильно складывать вещи в шкафу, чтобы они не вываливались на пол кучей. Но Джинни больше интересуется старенькой метлой Чарли, хотя ей категорически запрещается её трогать, лазаньем по деревьям в саду и играми с братьями. Молли вздыхает и надеется, что всему своё время. Да и домашне-бытовые заклинания Джинни при всём желании не сможет выполнить.

И всё же Молли срывается, когда в очередной раз дочь приходит с улицы в разодранных колготках, с ссадинами и царапинами на руках. Молли кричит, что Джинни больше похожа на мальчишку, что порядочные девочки играют в куклы, а не в дуэльный клуб, и что она уже устала вечно за всеми прибирать. Джинни не плачет, а только упрямо закусывает губу. Молли бросает полотенце на спинку стула и поднимается наверх. На плите остывает куриный бульон для консоме, но Молли просто необходимо полежать хоть десять минут, иначе она за себя не отвечает. Встанет, доварит суп. С голоду никто не помрёт, она только перемыла посуду после завтрака.

Молли ложится на пять минут прямо поверх покрывала и проваливается в сон на полчаса. Подскакивает, ругая себя на чём свет стоит, и несётся вниз. Вроде всё тихо, все живы. Перси у себя в комнате, голоса Фреда и Джорджа слышны из сада. Кажется, и Рон с ними.

Молли забегает в кухню и едва успевает схватиться за край стола, чтобы не упасть. Весь пол залит чем-то жирным. Молли непонимающе смотрит по сторонам и замечает сразу несколько вещей. Стул возле плиты, на которой уже нет кастрюли с бульоном. Вышеупомянутая кастрюля возле заднего крылечка на полу. Джинни, домывающая пол чем-то, подозрительно похожим на скатерть. Молли бросает короткий взгляд на стол — точно, скатерть исчезла.

Молли ещё не успевает прийти в себя, когда Джинни замечает её. Дочь бросает тряпку на пол, деловито вытирает руки о подол платья и не без гордости сообщает:

— Мамуля, я помыла полы! Я тебе помогла!

Молли понимает, что ноги её не держат, и садится на стул, чувствуя, как наружу рвётся нервный смех.

— Спасибо, доченька! — вытирая слёзы, говорит Молли. — Ты моя золотая помощница.

Милосердие (Bonitas) — высшая степень великодушия, добродетель, обладающая всеми достоинствами. Прямота сердца в жизни.

* * *

— Ну, всё сходится! — Рон возбуждённо ткнул поочерёдно в заметки в записной книжке и нечаянно локтем задел чашку с чаем.

— Осторожно, Рон! — Гермиона выхватила листочки из-под разбегающейся лужи на столешнице, потом быстро направила палочку: — Тергео!

Лужица исчезла.

— И ничего не сходится, — печально сказала она. — Единственное, мы теперь знаем, что за заклинание использовал Долохов. А вот со всем остальным — полный мрак.

— Ну погоди, Гермиона, — примирительно сказал Гарри. — Рон прав. Записи на русском языке дублируют состав зелья в книге. Теперь мы можем попробовать приготовить снадобье.

— Да ничего мы пока не можем! Экземпляр "Волхование всех презлейшее" уникальный. Боюсь, что он вообще единственный доживший до наших дней. То есть мы не можем узнать, что именно написано в абзаце про состав зелья.

— Но у нас есть рецепт из учебника Снейпа, — уверенно сказала Джинни. — Надо совместить данные, и всё получится.

— Джинни, да вопросов ещё больше теперь, чем было. У меня уже голова кругом! — Гермиона в отчаянии бросила записи на подсохший стол и села в кресло.

Джинни посмотрела на Гарри, потом на Рона и сказала:

— Знаешь, Гермиона, Гарри мне рассказывал, как ловко ты справилась с логической задачей, когда вы спасали Философский Камень. Да все это знают! Здесь почти то же самое. У тебя обязательно получится. У нас... Мы поможем.

Гермиона обвела взглядом своих друзей и вздохнула.

— Я так устала. И я не хочу взваливать на вас свои проблемы. Вам и так пришлось оставить Джеймса с миссис Уизли, чтобы выбраться к нам.

— Ну, мама выпроводила нас чуть не пинками и сказала, что мы можем не появляться до завтра, — усмехнулась Джинни. — Ей кажется, что мы недостаточно уделяем времени ребёнку и ему срочно нужно воспитание бабушки.

Гермиона улыбнулась.

— Миссис Уизли замечательная. Она так любит внуков. Я бы доверила ей своего ребёнка. Если бы... Только ведь... Ох...

Рон тут же подскочил к Гермионе.

— Не будем заваливать маму сразу большим количеством внуков. Вот Джеймс подрастёт, тогда и мы подкинем. В порядке очереди.

Гермиона посмотрела на Рона, хотела что-то возразить, но потом молча положила голову ему на колени.

Джинни переглянулась с Гарри и ткнула его в бок.

— Хм-м-м, — прокашлялся Гарри. — Я понимаю, сейчас не время. В общем, насчёт очереди. То есть, я не это хотел сказать...

Гарри стушевался и посмотрел теперь на Джинни в полном смущении.

— Что? — спросил Рон.

Гермиона выпрямилась, поглядела на Поттеров по очереди, а потом улыбнулась.

— Вы опять? У вас будет ребёнок?

— Какой ребёнок? — бестолково спросил Рон. — У них уже есть.

Джинни кивнула.

Гермиона бросилась к Джинни и крепко её обняла.

— Какая потрясающая новость! Миссис Уизли уже знает? Я так рада за вас!

Гарри облегчённо вздохнул, а Рон, продолжая удивлённо таращиться на всех, присвистнул:

— Да ты, Гарри, прямо гигант!

— Эй, — усмехнулась Джинни. — Будешь плохо отзываться о моём муже, получишь!

После того, как все немного успокоились, вернулись к остывшему чаю. Гермиона выглядела лучше и решительнее, чем в начале вечера.

— Я думаю, можно пока попробовать достать те компоненты, в названиях которых мы уверены. Смотрите, в обеих записях первым идёт одинаковое количество — "...500 grain motherly unicorn blood" и "500 грамов крови единорога". Думаю, речь всё же именно о гранах, нашей мере веса. В русском варианте ошибка. Наверное, человек, переводившей состав зелья, плохо владел языком или просто допустил описку.

— Гран ведь меньше фунта? — спросила Джинни.

— Да, конечно. Я же говорила уже. Если речь не о граммах, а о гранах, то крови единорога нужно не так и много. Так... В одном гране шестьдесят четыре с небольшим миллиграмма, то есть в пятистах гранах всего тридцать два грамма. И ещё четыре десятых, если быть точной.

— Гермиона, у тебя в голове встроенное устройство по нумерологии, — уважительно сказал Рон.

— Рон, это элементарная математика. Тут нет ничего сложного. Меня смущает слово "motherly" в первом варианте. "Материнская". Это какая?

— Может, нужна кровь именно самки единорога? — спросил Гарри.

— В любом случае, кровь единорога нельзя принимать, если не хочешь быть проклятым, — ответила Гермиона. — Даже в маленьких количествах. Но другого рецепта у нас всё равно нет. Я попробую поговорить с Хагридом, вдруг он что посоветует.

Гермиона хотела наведаться в Хогвартс одна, но на этот раз встретила стойкое сопротивление в лице Рона. Гарри с Джинни тоже хотели отправиться с ними, но Гермиона категорически заявила, что такой компанией бегать по Запретному Лесу, чтобы взять у единорога каплю крови, верх нелепости.

— И потом, — уверенно подытожила Гермиона, — тебе, Джинни, сейчас не стоит пользоваться трансгрессией, а на Хогвартс-экспрессе мы потеряем много времени. Обещаем вам сразу сообщить о результатах, как что-нибудь узнаем.

Так и решили. Рон с Гермионой рано утром, уладив дела на работе (Джордж отпустил Рона легко, а Гермионе пришлось придумывать убедительную причину для отгула), взявшись за руки, трансгрессировали на знакомую улочку Хогсмида. Как и в прошлый раз, у ворот Хогвартса их уже поджидал Хагрид. Они болтали всю дорогу до хижины Хагрида, расспрашивая его о делах в Хогвартсе и рассказывая о своих новостях.

— Невилл про вас спрашивал. Ему МакГонагалл сказала, что ты была недавно. Расстроился, что не повидались.

— Мы его навестим. Обязательно, — уверила Гермиона.

В доме Хагрид бухнул чайник на плиту и сказал, почесав затылок:

— Где-то у меня печеньице было. Сейчас поищу.

— Не надо! — в один голос крикнули Рон с Гермионой.

— Мы уже позавтракали, — добавила Гермиона.

Хагрид посмотрел на них с удивлением, потом простодушно сказал:

— А, ну тогда ладно. Так что там у вас стряслось? Не просто же так вы решили посреди недели меня наведать в тёплый апрельский денёк.

Гермиона переглянулась с Роном, достала из сумочки записную книжку и показала Хагриду.

— Видишь, Хагрид, в состав зелья входит кровь единорога. Совсем немножко, но без неё никак. Рон хотел купить у подпольных торговцев, у них с Джорджем есть кое-какие связи, но мы сначала решили обратиться к тебе. Что скажешь?

Хагрид отобрал листки у Гермионы.

— Дай-ка я посмотрю. Ха! Это не кровь единорога!

— Как это не кровь? Вот же написано — unicorn blood — кровь единорога! — воскликнула Гермиона.

— Да погоди, чего ты сразу кричишь! Это не просто кровь. Как сказать... Материнская. Это кровь единорожихи во время родов. Кровь пуповины.

— Час от часу не легче, — обескураженно буркнул Рон. — Плюс — нам не надо убивать единорога. Минус — нам надо срочно найти беременную единорожиху.

— Да чего вы приуныли? Я, честно сказать, боялся тогда, после нашего разговора, Гермиона, что вы нехорошее задумали. Нельзя пить кровь единорога. На волосок от смерти будешь — а не дело это. Но тут другое! Зелье-то для чего? Вот! Так что всё верно. Считайте, вам повезло. Собирайтесь!

— Куда? — нервно спросила Гермиона.

Хагрид посмотрел на обоих, как на неразумных младенцев.

— Всегда знал, что вы на мой предмет из жалости ходили. Единороги носят жеребят год, как обычные лошади. Игрища у них всегда в апреле, как весна в силу вступает. Плюс-минус пара недель. Бывают оголтелые жеребцы, которые и в июне самку пытаются приручить, но основные свадьбы как раз сейчас. И жеребята маленькие появляются в это время. Это же понятно! Видел я вчера недалеко одну. Крупная, белоснежная, видать, в самом соку матка. Бока ходуном. Ещё подумал, что не сегодня-завтра ожеребится. Далеко она не уйдёт, тяжело ей сейчас. Чего сидите, рты разинули?

Дважды повторять Рону с Гермионой не пришлось. Они подскочили и поспешили за Хагридом, который быстрым шагом направился к кромке Запретного Леса. Поспевать за Хагридом было сложно, на каждый его шаг Гермионе приходилось рысцой преодолевать по три. Продираясь сквозь колючий кустарник, Хагрид тихо спросил вполоборота:

— Склянку-то какую прихватили с собой? Небось, по любому надеялись на удачу.

Гермиона кивнула и показала на сумочку через плечо.

Шли добрых полчаса, пока не дошли до просвета в купе деревьев. Впереди была небольшая поляна.

— Ш-ш-ш, — приложил Хагрид палец к губам. — Здесь она была.

Сначала Рону с Гермионой показалось, что на поляне никого нет и они зря проделали весь путь по зарослям и бурьяну. Но потом на противоположной от них стороне, ближе к кустарнику орешника, они увидели движение. На земле лежала самка единорога. Из её прекрасных глаз катились слёзы. Она словно силилась подняться, но никак не могла. Рон хотел выскочить из укрытия, но Хагрид задержал его.

— Не любят они волшебников. Не надо. Пусть Гермиона.

Гермиона вышла на поляну и мелкими шажками направилась в сторону роженицы. То, что самка единорога рожала, было очевидно. Она сдавленно стонала, перебирала ногами и тужилась, а потом, после каждого приступа схваток, бессильно роняла голову на землю. Гермиона подошла ещё ближе и села на корточки. В глазах единорожихи была настороженность, она была слишком измучена, чтобы вскочить и убежать. Гермиона протянула руку и погладила самку по голове.

— Тебе больно? — тихо сказала Гермиона, чувствуя, как дрожит голос. — Потерпи. Скоро всё закончится.

Единорожиха застонала и напряглась. Вокруг её нижней части растеклась большая лужа серебристой крови. Сейчас Гермиона не думала о том, что рядом с ней такое количество ценного компонента для зелья. Она вскочила с колен и крикнула:

— Хагрид! Что-то не так! Она не может!

Хагрид, ломая кусты, выскочил на поляну, жестом приказав Рону оставаться на месте. Он бегом преодолел расстояние до единорога, опустился на колени и с уверенным видом стал осматривать животное.

— Ножку надо распрямить. Загнулась в утробе, вот и не идёт. Измучилась, бедняга.

Гермиона старалась не смотреть на то, что делал Хагрид. Она зажмурилась и повторяла про себя: "Господи, мамочка, помоги ей. Пожалуйста. Пусть всё будет хорошо".

— Ну вот, — услышала Гермиона голос Хагрида. — Теперь всё в порядке. Выправил. Сейчас справится.

Гермиона открыла глаза. Руки Хагрида по локоть были в серебряной крови единорога. Из нутра единорожихи торчали две маленькие мокрые ножки. Самка напряглась ещё раз, и теперь показалась головка. Через несколько минут всё закончилось. Возле матери лежала кучка чего-то жалкого и мокрого грязного коричневого цвета.

— Он живой? — тихо спросила Гермиона.

— Жив, ослаб только. Видишь, передними ножками они идут, а тут загнулась одна, вот он и не проходил. Слабенький, видать, не смог повернуться сам внутри. Ей главное до грудной клетки протолкнуть малыша, потом он уже сам выскальзывает.

Единорожиха слабо повернулась и начала облизывать малыша, отчего его головка болталась, что тряпка на ветру. Потом она начала мусолить длинный канат, соединяющий её и малыша.

— Что она делает? — с ужасом спросила Гермиона. — Ему не больно?

— Пуповину разрывает. Послед позже отойдёт, обычно в течение часа. Погоди, сейчас самое удивительное будет. Не каждому это увидеть удаётся.

Слабенький малыш дёрнулся разок, второй, потом поднял голову. Он попытался встать, но ножки его разъезжались в разные стороны.

— Хагрид, а что это за нашлёпки у него на копытках? — спросил шёпотом Рон, который не выдержал и незаметно подкрался сзади.

— Рон! Я где тебе велел ждать? С ума сошёл?

— Ладно, Хагрид, ей не до нас. Мне кажется, она не сердится, — Рон осторожно дотронулся до малыша.

— Сам ты нашлёпка, — обиженно сказал Хагрид. — Если бы жеребята рождались с настоящими копытцами, они бы мать-то всю внутри исцарапали. А это, ну, как защита. Считай, в обуви рождаются. Они спадают сразу.

Единорожек слабо зашевелился и поднял голову. Вскоре его шёрстка высохла, и теперь он был не грязного коричневого цвета, а восхитительного золотистого. Гермиона плакала от переполняющих её чувств, а Рон сидел рядом и обнимал её за плечи. Где-то через час малыш, пошатываясь, встал на ножки, шатаясь во все стороны.

— Забыли, зачем пришли? — спросил Хагрид и улыбнулся. — А всё же хорошо, что мы сегодня сюда направились. Мало их, единорогов. Да вот такая беда иногда случается. Не разродится самка — и всё. Или сама помирает, или малыш задыхается.

Сама единорожиха уже пришла в себя. На людей она смотрела без настороженности, понимая, что зла они ей не желают. Когда отошёл послед, единорожиха неожиданно поддела его рогом и придвинула к Гермионе.

— Откуда она знает? — шёпотом спросила Гермиона.

— Подарок тебе, — рассмеялся Хагрид. — Это ж тебе не корова какая деревенская, которая послед съедает. Единороги закапывают его в землю. Где у тебя пузырёк?

Гермиона посмотрела на Рона. Рон кивнул. Гермиона достала из сумочки маленький пузырёк с мерными делениями и поднесла к последу. Серебряная кровь густыми каплями стала стекать по стенкам, а Гермиона смотрела на отметку в тридцать граммов. Всё. Достаточно. Аккуратно закрыла склянку и убрала обратно в сумку.

На прощание каждый из них погладил малыша, который уже вовсю скакал по полянке, нелепо выкидывая ножки. Единорожиха склонила голову с витым рогом и встала на правое переднее колено.

— Это она говорит вам спасибо, — прокомментировал Хагрид. — Вы теперь с ней, можно сказать, связаны кровью.

Возвращаясь домой, Гермиона улыбалась. Почему-то она верила, что теперь точно всё наладится.

B.

Грюм поморщился и вытянул ноющую ногу. В последнее время проклятая нога доставляла всё больше хлопот. После сегодняшнего дежурства хотелось снять протез и закинуть его в камин. Грюм так и сделал. В смысле, протез он, конечно, не выкинул, но с наслаждением снял и откинул под стол. Пульсирующая боль в культе, казалось, отдавалась в голове. Грюм снова поморщился и положил ногу поудобнее на свободный табурет. Он еле досидел собрание, мог позволить себе отдохнуть. В кухне никого не было, не считая Молли, которая мыла посуду и убирала со стола.

Молли отправила последнюю партию тарелок мыться, освободила огромный котёл от остатков рагу и занялась овощами. Во временную штаб-квартиру на Площади Гриммо, 12, постоянно кто-то приходил, забегал на минутку или являлся для встреч, поэтому она практически не покидала свой боевой пост — кухню. Молли не жаловалась, только устало потирала красные глаза вечером, когда все были накормлены и меню на следующий день продумано.

Сегодня было большое собрание, поэтому от плиты Молли не отходила с самого утра. Ничего, осталось разобраться с зеленью, и можно будет отдохнуть. Грюм ей не мешал, она не обращала на него никакого внимания.

Грюм охнул и прижал ладонь к воспалённой конечности. Молли оглянулась, нахмурилась, бросила пучок петрушки на стол и подошла поближе.

— Что тут у тебя, Аластор? Дай я посмотрю.

— Ты, конечно, не кисейная барышня, Молли, но лучше тебе не смотреть на эту гадость.

Молли решительно отодвинула руку Грюма и присела на корточки, рассматривая рану.

— Да у тебя тут воспаление! Разве так можно? Так недалеко и до заражения.

Грюм хотел съязвить, но боль билась в висках, поэтому он только устало ответил:

— Да чему там заражаться? Мёртвые конечности не заражаются.

Молли возмущённо хмыкнула, затем развила бурную деятельность. Сначала она промыла красную рану ромашковым раствором, затем развела соль и, смочив тряпку, приложила к культе. Грюм разразился ругательствами.

— Дракклова задница! Молли Уизли, где тебя только учили пыточным заклинаниям! Щиплет!

Молли не повела и бровью.

— И это говорит мне самый прославленный Мракоборец? Терпи! Ты же не хочешь разнести инфекцию выше. Сейчас промою.

Молли решительными действиями вновь промыла рану, затем наложила повязку, смазанную кремом.

— Что это за хрень? — морщась, спросил Грюм.

— Эта хрень — хрен. Отличное средство. Надо поменять повязку часа через три. Я сама сменю, тебе неудобно доставать.

Грюм уставился своим волшебным глазом на Молли, от чего ей стало неловко.

— Молли, ты всех бездомных собак на улице жалеешь?

— Ну, ты не бездомный, это во-первых...

— Но собака! — расхохотался Грюм.

— Я не это хотела сказать! — отчеканила Молли. — Нельзя так относиться к своему здоровью! Аластор, ну что ты как маленький ребёнок! У меня с детьми столько хлопот не было, сколько с тобой. Это всего лишь повязка.

Грюм перестал хохотать и надтреснутым голосом произнёс:

— Но ты не обязана за мной ухаживать. Я бы подумал, что ты решила за мной приударить, но, боюсь, рядом с Артуром я теряю половину своей привлекательности.

Молли, укладывая ногу Грюма поудобнее, устало ответила:

— Ну что за поганый язык у тебя. Вот уж где никакие примочки не помогут против твоего яда.

Грюм хмыкнул, потом полез в карман мантии и кинул на стол галлеон.

— Спасибо, Молли. Правда, полегче стало.

Молли уставилась на галлеон.

— Что это?

— Деньги. Любой труд должен быть оплачен. Я же вижу, как ты устаёшь, пытаясь накормить такую ораву. Ты не обязана ухаживать ещё и за старым калекой. Возьми.

Молли выхватила волшебную палочку, направила на монету и заставила её молниеносно отскочить прямо Грюму в живот, от чего тот охнул.

— В следующий раз отлетит в глаз! — гневно сказала Молли. — И чтобы я больше этого не видела! Иди ложись. Через три часа приду сменить повязку.

Кротость (Modestia) — покорность, внимательность к другим. Кроткий человек гневается только тогда, когда для этого есть настоящий повод.

* * *

Возможность выполнить обещание, данное Хагриду, — навестить Невилла — выпала Гермионе буквально через неделю на следующих выходных.

Эйфория от удачной добычи первого ингредиента ценного зелья вдохнула новые силы и дала надежду на удачный исход всей операции. Но спустя пару дней пыл Гермионы немного поостыл. По-прежнему оставалось много вопросов, они двигались буквально наудачу. Непонятно было, что делать с пунктом "уши и укрылья дракона", тем более в версии книги о Тёмных искусствах сохранилась фраза "... tutae aures", что друзья поняли как "уши, которым можно доверить тайну". С ложками вообще было неясно. Девять столовых ложек чего? В "Волховании всех презлейшем" тоже не говорилось, чего именно нужно добавить, зато имелось слово "heaped". С горкой. Гермиона знала, что в кулинарной книге, подаренной Роном, столовые ложки муки или других продуктов указывались именно с такой поправкой — без горки или с горкой.

Поэтому решили пока заняться добычей десяти граммов сока хвои, что казалось не таким сложным. Мышиные хвосты, в варианте книги звучавшие несколько странно, тоже решили оставить на потом.

Гермиона послала сову Невиллу и получила ответ, что он с удовольствием будет ждать их с Роном в субботу в Хогсмиде. Рон сказал, что одну Гермиону не отпустит, он тоже заинтересованное лицо в том, чтобы всё скорее получилось.

Было жарко. Ещё неделю назад первая зелень несмело обозначилась дымкой на деревьях, а сейчас набрала сок и уверенно укрывала стайки пичуг, занятых постройками гнёзд. Гермиона с Роном пошли прямо к мадам Розмерте, где их поджидал Невилл.

Невилл возмужал, хотя для Гермионы с Роном он был всё тем же робким однокурсником, который смущался и краснел всякий раз, когда на него обращали слишком много внимания. Невилл заказал себе с Роном содовую с вишнёвым сиропом, а Гермионе минеральную воду и сел напротив, тепло улыбаясь.

— Пришли времена, когда для похода в Хогсмид не надо получать тычки детектором от Филча, — хохотнул Рон.

— Ну, теперь вы бываете здесь реже, чем в школьные годы, — ответил Невилл.

— Как ты, Невилл? — спросила Гермиона.

— Я? Я нормально. Всё хорошо. Жду каникул, хотим с Ханной куда-нибудь съездить. А вы? Всё в порядке?

Гермиона переглянулась с Роном, вздохнула и в двух словах рассказала Невиллу о своей проблеме. Невилл слушал очень внимательно.

— Ну вот, — закончила Гермиона. — Пока нам удалось собрать один компонент зелья, но мы надеемся добавить к нему и остальные. Кровь единорога хранится у Рона в лаборатории в магазине, там мы планируем потом сварить зелье. Если всё получится.

— Конечно получится! — уверенно сказал Невилл. — Чем я могу помочь?

— Мы решили, что ты лучше всех разбираешься во всех этих экстрактах и вытяжках из растений. Нам нужно десять грамм сока хвои.

Невилл задумался.

— Пол унции? — уточнил он.

— Да, — кивнула Гермиона. — Чуть меньше.

— Именно хвои?

— Да, — снова кивнула Гермиона. — А что, это имеет значение?

— Естественно, — улыбнулся Невилл. — Ель вообще обладает полезными свойствами. Но сбор разных компонентов приходится на разное время года. Молодые верхушки лучше собирать после зимовки, а вот незрелые "женские" шишки и смолу в июне — сентябре.

— Женские? — удивился Рон? — А что, шишки разве... ну, различаются?

— Мужские с пыльцой, а женские — семенные. Это же элементарно!

— Вот, блин, и шишки туда же, — пробурчал Рон.

Невилл засмеялся.

— Женские шишки очень красивые.

Рон посмотрел на грудь Гермионы и покраснел, а Невилл вернулся к первоначальной теме:

— Так вот, если вам нужен сок хвои, то это всё упрощает, потому что у мадам Помфри в Больничном Крыле есть запас. Хвою собирают сразу после первых морозцев, в ней повышается содержание витамина С. Я с учениками обычно собираю необходимое количество каждую зиму. Потом её измельчаю, и расфасовываю в пакетики, чтобы сок не вытек. Мадам Помфри хранит её в специальном шкафу с заклинанием заморозки, а по необходимости достаёт. Думаю, с прошлого запаса ещё осталось достаточно.

Рон уважительно посмотрел на Невилла.

— Невилл, ты молодец.

Невилл смутился.

— Мне нравится то, чем я занимаюсь. Вот и всё.

Друзья поднялись из-за стола и вышли на улицу. Гермиона повернулась в сторону дороги, убегавшей в Хогвартс, но Невилл её остановил.

— Подождите минутку, хорошо? Я забегу куплю минеральную подкормку для пеперомии, а то за зиму некоторые кустики облысели. Холодно было.

— Как ты сказал? — Гермиона вытаращилась на Невилла.

— Облысели. Ну, они очень чувствительные к сквознякам.

— Как они называются? — дрожащим голосом спросила Гермиона.

— Пеперомии. Это растения такие. Я в теплице номер три рассадил. У меня там разные.

Рон непонимающе смотрел то на Невилла, то на Гермиону, а потом охнул:

— Peperomia argyreia... Пеперомия серебристая... А при чём тут мышиные хвосты?

Невилл не совсем понял, почему друзья так разволновались, но послушно ответил:

— У пеперомии соцветия как колоски свисают. Её иногда называют "мышиные хвостики".

Рон секунду таращился на Невилла так же, как Гермиона, а потом подошёл и крепко его обнял.

— Эй, — попытался вырваться Невилл. — Я вообще-то женат. Что случилось?

Через три часа Рон с Гермионой, провожаемые Невиллом и Хагридом, вышли обратно за ворота Хогвартса. Гермиона обнимала сумку с брикетом замороженного сока хвои, а Рон крепко прижимал к себе небольшой глиняный горшок с кустовидной пеперомией. Мышиные хвосты в количестве сорока пяти штук Невилл пообещал срезать непосредственно перед изготовлением зелья, чтобы они не засохли. Но Рон не удержался и попросил один горшок с цветком для личного пользования после того, как Невилл рассказал, что дружелюбные пеперомии, объединившие в себе противоречия, хороши для тех, в ком противоречия воюют, кто не умеет быстро переключаться с одной темы на другую, кто после делового разговора долго остаётся в рабочем состоянии и не может расслабиться, а после лирической песни долго пребывает в романтическом настроении и не умеет собраться. Пёстрые листья серебристой пеперомии были окрашены, как зебра. Невилл сказал, что в них ярко выражена череда светлых и тёмных полос, но светлые полосы крупнее, потому что пеперомии помогают выходить из чёрных полос жизни. Под тонким влиянием растения человек понимает, что нужно сделать, как вести себя, чтобы приблизить светлые деньки, радостные события. Рон решил, что лишняя поддержка, даже от обычного комнатного растения, им с Гермионой не помешает.

M.

— Вы ведь давно уже это решили, да?

Молли устало перекинула полотенце через спинку стула и села за выскобленный стол. Фред и Джордж, поглядывая с настороженностью, уселись по бокам от матери.

— Ма, только не начинай, — сказал Фред.

— Амбридж получила по заслугам, — добавил Джордж.

— Можно прожить и без оценок по ЖАБА, — продолжил Фред.

— Не в оценках счастье, — закончил Джордж.

Молли посмотрела на близнецов и вздохнула. Они готовились к трудному разговору с родителями, но своё решение менять не собирались. Свой магазин волшебных фокусов и шуток — это всё, что им было нужно. Не всем же, как Перси, строить карьеру в Министерстве. Они заготовили кучу аргументов и весомых доводов в защиту своего решения и готовы были к атаке Молли. Придумали, что ответить на её гневные выкрики и ругательства. Но Молли молчала, и её совсем не боевой дух дезориентировал готовых к буре близнецов.

Молли погладила по рыжей макушке Фреда, а потом Джорджа и сказала:

— Я всегда мечтала, что мои сыновья вырастут достойными людьми. Но быть достойным — не значит занимать высокий пост. Главное, всегда оставаться человеком. Когда-то ваш отец отказался от заманчивой должности в пользу работы в неперспективном Отделе по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов. Мы тогда жили весьма скромно, и повышение в должности сулило неплохую прибавку к нашему семейному бюджету. Однако папа всегда любил возиться с этими штуковинами. Я убедила его, что занятие любимым делом дороже прибавки в зарплате. Было трудно, но я никогда не пожалела о том, что он не согласился перейти в другой отдел. Ни разу не упрекнула.

Фред и Джордж переглянулись. Молли встала, налила всем троим чаю и продолжила.

— Билл был лучшим учеником курса и старостой школы. Я так гордилась, когда он получил двенадцать баллов за СОВ. Работа ликвидатором заклятий опасная, но я знаю, что Биллу она по душе. Я смирилась, что не вижу его месяцами. Ведь он занимается любимым делом.

Чарли всегда бредил драконами. Когда я вижу у него новый шрам или ожог, мне хочется закрыть камин собой и никуда его больше не пускать. Но это его жизнь, и мне пришлось смириться.

Фред и Джордж виновато заёрзали. Работа в банке или приручение драконов, несомненно, не выглядели таким баловством, как изготовление шуточных товаров. Если мама ещё вспомнит и про Перси... Но Молли попросила их подождать и поднялась к себе. Вернулась она с небольшой коробкой, перевязанной резинкой. Молли открыла коробку и высыпала на стол несколько конфет в пёстрых обёртках.

— Гиперязычки? — удивился Фред.

— Откуда? — присвистнул Джордж.

Молли печально улыбнулась.

— Я давно уже смирилась, что Министрами Магии вы не станете. Я же вижу, какое удовольствие вам доставляет ваше занятие. Сначала я думала, что это пройдёт. Вон, папа всю жизнь балуется в мастерской с маггловскими штепселями. Но, если вы на самом деле хотите посвятить свою жизнь волшебным трюкам и забавам, я не буду против. Эти ириски остались с того раза. Я ведь не все уничтожила. Да, я страшно рассердилась, но я и папины батарейки периодически выбрасываю.

Фред и Джордж, не сговариваясь, обняли Молли.

— Мы, ты самая лучшая, — сказал Джордж.

— Самая замечательная, — подтвердил Фред.

Сзади раздался шум, и в камине появился Артур. Он стряхнул сажу с мантии на пол, палочкой убрал за собой грязь, потом с удивлением уставился на близнецов.

— Фред? Джордж? Почему вы не в Хогвартсе?

— Привет, па, — хором сказали близнецы.

Они во второй раз пересказали историю своего триумфального отбытия из Хогвартса и поведали о своём решении перебраться в Лондон, где их поджидал собственный магазин. Молли хлопотала у плиты, разогревая Артуру ужин.

С папой было договориться легче, но всё же Фред и Джордж настороженно ждали, что он скажет. Артур задумчиво взял со стола конфету и положил в рот.

— Нет, па, лучше не надо! — крикнул Фред.

— Офигеть... — прокомментировал Джордж, наблюдая, как язык Артура, словно гигантский питон, выползает изо рта и укладывается на стол.

Молли обернулась как раз вовремя, чтобы вмешаться. Через десять минут всё ещё красный Артур прихлёбывал чай, отказавшись от ужина, а Фред и Джордж понимали, что они как никогда на грани провала мирных переговоров.

— Па, это случайно вышло, — сказал Фред.

— Это я виноват, — отозвался Джордж. — Надо было тебя предупредить.

— Спасибо, что не подсунули блевательный батончик, — прокашлялся Артур. — Мда. Теперь я понимаю, что ваша идея с магазином не так уж и плоха.

— Шутишь? — удивились близнецы.

Все трое почему-то посмотрели на Молли. Она отвесила подзатыльник Фреду, потом Джорджу, затем села за стол и улыбнулась.

— Артур Уизли. Кто-нибудь из твоих детей обязательно должен был стать изобретателем. Только пообещайте мне, что ваши шутки не будут злыми.

Воздержание (Сontinentia) — воздержание не только от еды, но и от всего дурного. Самообладание.

* * *

Пожалуй, серебристой пеперомии выпала миссия не из лёгких — попытаться сохранить мир в семье Рона и Гермионы. Нет, они ссорились не больше обычного, но Рону приходилось призывать на помощь всю свою выдержку, чтобы удерживать Гермиону в относительно хорошем расположении духа. Если учесть, что с выдержкой у Рона всегда были проблемы, нетрудно предположить, что попытки его часто заканчивались слезами Гермионы и ночёвкой супругов в разных комнатах. То есть Гермиона оставалась в спальне, а Рону приходилось ютиться на диване в гостиной.

Он уже не знал, как направить её мысли на что-нибудь ещё, кроме этого треклятого зелья, ингредиенты для которого больше не собирались. Надо было разобраться с драконами, то есть с их ушами и укрыльями, и догадаться, что именно добавить в состав в количестве девяти столовых ложек. И, главное, каких? Серебряных? Оловянных? Деревянных? Гермиона доказывала, что это тоже существенно, а Рон считал, что это не имеет особого значения, зато для него важным было то, что они перестали понимать друг друга.

— Рон, тебя только одно и интересует! — кричала Гермиона по вечерам, когда Рон пытался её поцеловать.

— Да как же мы заведём ребёнка, если ты не хочешь его делать? — в сердцах отвечал Рон и тут же жалел о своих словах, потому что глаза Гермионы начинали опасно блестеть.

— Рон, уйди. Просто уйди. Я сегодня буду ночевать одна! — выносила Гермиона вердикт, и Рон плёлся в гостиную, бубня под нос, что до знакомства с этим дурацким рецептом было всё не так уж и плохо.

Ну не будет у них детей. Вон сколько племянников вокруг, всегда можно понянчиться. И почему женщины вечно устраивают проблему там, где надо просто успокоиться и жить сегодняшним днём?

В один из таких вечеров, когда дело не дошло даже до поцелуев (Рон всё понял по лицу Гермионы и, молча взяв подушку, отправился на диван), каждый из них долго не мог уснуть.

Гермиона лежала и думала, что она ущербная. Если у неё ничего не получится, она не будет заставлять Рона оставаться с ней. Он имеет право на настоящую семью. И тут же сжалось сердце — как же она без него?

Рон лежал и думал, что сделает всё, чтобы Гермиона вновь начала улыбаться. Усыновит этого ребёнка, украдёт, сделает что угодно... Только бы она не ушла — как он без неё?

Рон скорее почувствовал, чем услышал, лёгкие шаги. Он успел обернуться, прежде чем на лицо ему упали её непослушные своенравные кудри.

— Рон, прости меня, — прошептала Гермиона и обняла его за шею.

— Господи, Гермиона, у твоих волос такой же характер, как у тебя — вздорный и непокорный, — ответил Рон, смахивая с лица кудри.

— Ты сердишься? — тихо спросила Гермиона и поцеловала его за ухом.

— Сержусь... — мужественно ответил Рон. — Сейчас ты будешь наказана.

Он подхватил Гермиону и положил рядышком, придерживая её за зад.

— Я сейчас упаду, — сказала Гермиона.

— Ты уже низко пала, пришла к мужчине ночью сама, — улыбнулся Рон.

— Эй! — Гермиона хотела стукнуть Рона кулаком в грудь, но не удержалась и стала падать с дивана, тут же вцепившись в Рона.

Они повалились на пушистый ковёр общей кучей вместе с подушкой и одеялом. Сначала из-под всей этой конструкции разносились смешки, звуки борьбы и вскрики. Потом возня стала более размеренной, звуки борьбы сменились стонами и учащённым дыханием, а одеяло давно было сиротливо откинуто в сторону.

— Я люблю тебя, — прошептала Гермиона, прижимаясь к широкой груди Рона.

— Девочка моя, всё будет хорошо. Я люблю тебя ещё больше...

— Рон... — спросила Гермиона через десять минут, чувствуя, что засыпает.

— Что? — ответил Рон, вынырнув из сладкой полудрёмы.

— Ты не видел, где мои трусы? И давай переберёмся в спальню. Тут холодно.

— При одном условии.

— Каком?

— Больше ты не будешь меня выгонять в гостиную.

Рон поднялся, взял Гермиону на руки и отнёс в кровать.

— Всё будет хорошо, — прошептал Рон, укрывая Гермиону. — Всё обязательно будет хорошо.

Засыпая, крепко обнимая Гермиону, он подумал, что надо утром не забыть полить пеперомию.

Утром они проспали, поэтому собирались в страшной спешке. Гермиона, поцеловав Рона, унеслась на работу, обещая, что вечером они сходят к Поттерам — она соскучилась по Джеймсу.

В коридоре своего отдела по пути в кабинет Гермиона столкнулась с Чарли Уизли. Чарли был нечастым гостем в Министерстве Магии, поэтому Гермиона удивилась и притормозила.

— Привет, Чарли! Какими судьбами?

— Привет, Гермиона! — тепло улыбнулся Чарли. — Отлично выглядишь.

Гермиона смутилась.

— Спасибо. Ты по делам? Рон не говорил, что ты будешь в Лондоне.

— Я сам не знал. Я в Бюро исследования и изолирования драконов. Вчера сову прислали, они задержали контрабанду рогов Румынского длиннорога.

Гермиона недоуменно приподняла бровь. Во Всемирном заповеднике драконов не занимались вопросами контрабанды. Чарли пояснил:

— Так вот, при задержании у перекупщиков обнаружили яйцо дракона. Судя по всему, оно живое. Вот меня и вызвали. Надо пристроить малыша.

— Можно я с тобой? — неожиданно для себя самой спросила Гермиона.

Чарли удивился, но с удовольствием кивнул.

Яйцо оказалось чёрного цвета. Чарли разволновался, взяв его в руки.

— Это яйцо норвежского горбатого! Очень редкий вид. У нас в заповеднике только один экземпляр, кстати, ваш старый знакомый, — обратился Чарли к Гермионе.

— Норберта?

— Она самая. Если удастся подложить ей яйцо и получить потомство — это будет великолепно. Характер у неё, правда, скверный, но попытаться можно. Время уходит. Жизнь внутри яйца может замереть. Не представляю, где эти бандиты его взяли.

Чарли стал задавать вопросы сотрудникам Бюро, иногда переспрашивая и уточняя. Потом подписал бумаги, попросил корзину с закрывающейся крышкой, выстеленную внутри мягким пухом. Гермиона прямиком направилась к Кингсли Брустверу и попросила разрешения отправиться с драконоводом Чарли Уизли во Всемирный заповедник драконов с целью отслеживания результатов важной операции.

Бруствер посмотрел на Гермиону и улыбнулся.

— Гермиона, насколько я знаю, твой отдел не занимается непосредственно драконами. В вашей компетенции домашние эльфы.

Гермиона набрала воздуху в лёгкие, чтобы убедительно что-нибудь соврать, но просто не нашлась, что ответить. Однако Бруствер, заметив её отчаянный взгляд, успокаивающим жестом поднял обе ладони вверх.

— Гермиона, я не буду спрашивать тебя, что происходит. Отпросись ты на поиски морщерогих кизляков в экспедицию мистера Лавгуда, я бы тебя отпустил. Сколько дней командировки тебе понадобится?

Гермиона открыла рот, закрыла его, села на стул и выдохнула.

— Спасибо... Это очень важно для меня. Правда. Я потом всё объясню.

— Рон знает? — спросил Кингсли.

— Конечно. Про Чарли нет, а так да.

— Так что, пары дней тебе хватит?

— Думаю, да. Обещаю принести послезавтра отчёт, который должна была сдать сегодня.

— Беспрецедентный случай, — засмеялся Бруствер. — Гермиона Уизли запаздывает с отчётом. Иди собирайся. И не спеши с отчётом.

Гермиона отправила сову Рону, чтобы он не беспокоился.

"Рон, я с Чарли. Всё расскажу, когда вернусь. Не переживай. Целую. Гермиона."

Почему Гермиона спонтанно решила отправиться с Чарли, она и сама не могла объяснить. Ещё утром она впервые за многие недели почувствовала лёгкость. Тяжесть приговора колдомедиков давила и не давала жить полной жизнью. Но сегодня Гермиона решила, что жизнь продолжается в любом случае. Про то, что у неё может не быть детей, она старалась не думать. В общем, ей казалось, что она наконец обретает то равновесие, которое не даст скатиться в уныние. Однако встреча с Чарли тут же нарушила собственный договор по самоконтролю. Они зашли в тупик в своих расследованиях, а тут вдруг случай столкнул её с драконами. Может, это судьба?

Чарли не мог долго задерживаться, поэтому времени всё объяснять Рону, выслушивать его нравоучения о том, что спонтанно такие вопросы не решаются и у них нет чёткого плана действия, просто не было. Будь что будет. А Рон должен понять. Хотя сама Гермиона поддалась, скорее, эмоциям.

Так что вечером этого дня Гермиона оказалась не в доме Поттеров, а в заповеднике драконов, куда перенеслась с Чарли и яйцом норвежского горбатого порталом.

Гермиона рассказала Чарли, почему она напросилась с ним в заповедник. Чарли выслушал очень внимательно, а потом сказал:

— Драконы весьма свободолюбивые создания. Приручить их не удавалось никому. Моя профессия связана с постоянным риском. Но я понимаю тебя. Если есть хоть один шанс, надо им воспользоваться, верно? Вот на месте и решим, что будем делать.

Чарли переживал, что яйцо, вернее, жизнь в нём, может погибнуть, поэтому сразу, не заходя в офис, где располагалось руководство заповедника, направился к вольерам, в которых содержались драконы. По пути их нагнали трое коллег Чарли, которые знали о случившемся от совы, посланной из Лондона. Гермиону никто не прогонял, и она старалась не отставать.

Норберта встретила магозоологов огнём и злобным рычанием. Угольно-чёрный гребень топорщился шипами, что говорило об её агрессивном настроении.

— Совсем озверела, — сказал Чарли, оставаясь на безопасном расстоянии. — Что будем делать? Просто так она нас к себе не подпустит.

— Мирно договориться не получится, — ответил один из магозоологов. — Она и яйцо раздавит, и нас заодно заживо зажарит. В последнее время совсем с катушек слетела. Брачный период, а напарника нет.

— Тогда Усыпляющее? Пит, попробуй её отвлечь! — крикнул Чарли, поставил корзинку на землю и перебежал чуть левее.

Магозоологи разделились и стали кружить вокруг Норберты, пытаясь её дезориентировать. Увидев вокруг себя суету, дракониха стала плеваться огнём во все стороны, давая понять, что к себе не подпустит.

Гермиона поняла план Чарли. Он хотел вынудить Норберту запутаться, закружиться. Драконья кожа ведь непроницаема для большинства заклинаний, поэтому надо было посылать заклинания в уязвимые места. Мощи четырёх Усыпляющих должно было хватить. Однако пока план Чарли не удавалось реализовать. Норберта бдительно контролировала всех четырёх волшебников, маневрируя из стороны в сторону, кружась на месте и не давая возможности её отключить.

На Гермиону никто не обращал внимания. Двое магозоологов переместились в тыл драконихи, Чарли взял на себя левую сторону, а Пит правую. Середина была свободна. Гермиона взяла в руки яйцо (оно было тяжёлое), подняла его повыше, чтобы Норберта её видела, и пошла вперёд. Когда Чарли заметил маневр Гермионы, она уже была в огнеопасной зоне.

— Нет, Гермиона! — закричал Чарли.

Остальные магозоологи тоже увидели, что делает Гермиона, но кидаться к ней на помощь было ещё опаснее. Норберта, и без того выказывающая крайнюю агрессию, просто испепелила бы всех, кто сделал резкое движение.

Четверо волшебников замерли, не представляя, что сейчас будет.

Гермиона, по-прежнему удерживая яйцо в высоко поднятых руках, смотрела прямо на Норберту, стараясь не отводить взгляда. Она каждую секунду ждала, что сейчас из пасти дракона вылетит пламя, но продолжала двигаться прямо.

Удивительно, но Норберта утихомирилась. Возможно, она просто опешила от такой наглости. Гермиона, пользуясь её замешательством, подошла почти вплотную. Она протянула драконихе яйцо и сказала:

— Неужели тебе не хочется стать матерью? Я бы всё отдала, чтобы узнать, каково это. Можешь меня поджарить, всё равно жизнь не имеет смысла. Только возьми малыша, хорошо? Он без тебя пропадёт.

Гермиона наклонилась и положила яйцо к ногам. Оно покатилось к лапам драконихи.

Магозоологи облегчённо вздохнули, но тут Норберта издала страшный рык. Она взмахнула крыльями, накрыла ими Гермиону вместе с яйцом, а из пасти её вырвался столб пламени.

Чарли зажмурился. В голове билась одна мысль — что он скажет Рону? Но тут он услышал возглас Пита, в котором, скорее, было удивление, чем ужас.

Норберта совершенно не обращала на Гермиону внимания. Пламя опалило её собственные крылья, и теперь она деловито складывала пепел в кучку мордой, видимо, мастеря гнездо. Чёрное яйцо новоиспечённая мамаша заботливо подкатила в центр кучки. Гермиона, целая и невредимая, сидела на корточках, обняв голову.

— Господи... Гермиона, вставай тихонько и отходи назад, — встревоженно крикнул Чарли.

— Я не могу. У меня ноги трясутся, — услышал он слабый голос Гермионы.

— Гермиона, пожалуйста. Можешь ползти на корточках. Давай!

Гермиона так и сделала. Не поворачиваясь спиной к Норберте, она отползла на безопасное расстояние, где к ней тут же подбежали Чарли с друзьями. Немного придя в себя, магозоологи разошлись по своим делам, а Чарли категорично заявил Гермионе, что сегодня она никуда не пойдёт и останется ночевать у него. Она не возражала, у неё до сих пор тряслись колени. Они уже почти дошли до главного корпуса, когда Гермиона остановилась.

— Чарли!

— Что?

— Укрылья... Она меня укрыла. Как ты думаешь, опалённые перья могут быть частью зелья?

— Tutae aures... — шёпотом ответил Чарли. — Уши, которым можно доверить тайну. Ты поделилась с Норбертой своей тайной. Господи...

На одежде и особенно волосах Гермионы по-прежнему оставалось ещё много пепла от драконьих крыльев. Чарли, помогая Гермионе собрать ценный компонент зелья, в полном отчаянии сказал:

— Ты хоть понимаешь, что это мог быть твой собственный пепел? Ох...

Гермиона слабо улыбнулась. Осталось разобраться только с ложками.

C.

— И что он только в ней нашёл? — сердито сказала Молли и в сердцах резко взмахнула палочкой, от чего стопка тарелок едва не перелетела через весь стол.

Артур отложил газету и примирительно ответил:

— Ты слишком предвзято к ней относишься. Она, в принципе, неплохая девочка. Я бы спросил, что такая, как она, нашла в нашем сыне?

Молли нависла над Артуром, уперев руки в бока.

— Все вы одинаковые! И ты туда же! Неплохая девочка! Глупая пустоголовая кукла!

— Молли, ну зачем ты так? Флёр вовсе не пустоголовая.

— Артур Уизли! Если ты сейчас не замолчишь, я за себя не отвечаю! Эта вейла спит и видит, как бы сложить у своих ног новых поклонников. Я не хочу, чтобы Билл, как последний болван, женился на этой пустышке!

— Ты ревнуешь... Молли, это выбор Билла. Они любят друг друга. Тебе придётся смириться с тем, что в жизни сына появилась другая женщина, с которой отныне придётся его делить. И это только начало. Дети выросли.

— Да при чём тут ревность? Она мне не нравится! Это ей не то, то — не это.

— Просто у Флёр есть своё мнение, и оно не обязано совпадать с твоим.

— Знаешь, что она мне вчера заявила за завтраком?

— Что?

— Она сказала, что немудрено с такой пищей выглядеть в ширину так же, как в длину.

Артур не удержался и рассмеялся.

— Господи, Молли, ты сейчас похожа на обидчивого подростка.

Молли поджала губы, поставила тарелки в сушилку, потом повернулась к Артуру и совсем не боевым тоном спросила:

— Артур, я толстая?

Артур перестал смеяться. Он подошёл к Молли, отобрал у неё из рук сковородку и обнял.

— Ты самая-самая замечательная.

— Нет, я толстая.

Молли печально похлопала себя по месту, где обычно бывает талия.

— Ну посмотри, на кого я похожа? Флёр права, надо следить за собой. А я совсем распустилась.

Артур обнял Молли ещё крепче.

— Дурочка ты моя. Для меня ты самая красивая и любимая. И потом, какой интерес прижиматься ночью к костям, если об них даже нельзя погреться?

Молли хотела возмутиться, но уловила в глазах Артура лукавых бесят, поэтому прижалась к нему, благодарно уткнувшись в плечо.

В кухню влетела Флёр. Именно влетела, вплыла воздушным облачком.

— Я не вовг'емя? — спросила она и изящно приземлилась на стул.

— Нет, ты как раз вовремя, — ответила Молли. — Сейчас будем завтракать.

Артур смущённо вернулся к своей газете, наблюдая, как Молли крутится возле плиты.

С минуту в кухне стояла напряжённая тишина, затем Молли произнесла, глядя прямо в глаза Флёр.

— Ты бы не могла мне помочь? Ты что-то говорила вчера о лёгком салате, который любят у вас дома. Что для него нужно?

Флёр, удивлённая и радостная, подскочила и принялась помогать Молли, а Артур, усмехнувшись, пошёл наверх, думая о том, что эти женщины, кажется, найдут общий язык.

Любовь (Сaritas) — долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт.

* * *

Гермиона сама не поняла, как умудрилась сдать отчёт. Мысли о зелье, о возможном исцелении от недуга, которого она не видела, но словно чувствовала изнутри, не давали ей ни на чём сосредоточиться. Конечно, она была согласна с Роном, что её поступок в заповеднике — верх безумства.

— Ты хоть понимаешь, что могло случиться? — в который раз сказал Рон в один из вечеров и прижал Гермиону к себе. — А обо мне ты подумала? О родителях?

— Рон, прости, — снова попросила прощения Гермиона. — Но ведь всё закончилось хорошо. Теперь у нас не хватает только одного компонента для зелья.

— Ни о чём другом ты думать не можешь, да? — печально спросил Рон.

— Рон... Раз уж разговор зашёл. Если у меня ничего не получится... У нас... Я пойму. Ты не обязан жить со мной.

Рон закрыл Гермионе рот ладонью.

— Чтобы я больше этого не слышал, хорошо? Дурочка ты моя.

— Разве ты не хочешь ребёнка? — тихо спросила Гермиона, высвободившись и положив голову на колени Рона.

— Хочу... Когда мы с тобой ну, помирились тогда в гостиной, я сон видел. Маленькая девочка. Такая хорошенькая. Я понимал, что она — это и ты, и я. Гермиона, у нас всё получится. А если нет... Я люблю тебя.

— Так не хочется идти на эту годовщину, — немного помолчав, сказала Гермиона. — Ни на работу, никуда вообще. Я так устала...

Приближалось второе мая, а значит, Рон с Гермионой и Гарри просто обязаны были вновь присутствовать на помпезном мероприятии, проводимом Министерством Магии каждый год. Торжественные речи, воспоминания о погибших, чествование героев войны. Всё как всегда. Конечно, юные волшебники должны были знать о той войне, помнить. Но Гарри с друзьями не любили этот день. Хотелось просто жить дальше, без заинтересованных взглядов и вопросов, как они сделали это.

По традиции торжественный митинг проводился в Хогвартсе. После трёхчасового планового празднества наконец можно было вздохнуть спокойно. Гарри, Джинни, Гермиона и Рон решили зайти к мадам Розмерте, чтобы немного перевести дух. Здесь к ним присоединились Невилл с Ханной и Луна.

Рон пересчитал их многочисленную компанию, заказал семь бутылок сливочного пива и сказал:

— Отряд Дамблдора почти в полном составе.

Они говорили о планах, о новостях, стараясь не вспоминать то событие, которое привело их сегодня в Хогвартс. Хватит с них войны.

Невилл поделился, что они с Ханной решили полностью реконструировать "Дырявый котёл", Луна рассказала о последней экспедиции в джунгли Амазонки, где они искали курупиров в естественных условиях обитания.

— Как там, Гермиона, дела с зельем? Продвигаются? — спросил Невилл после того, как Джинни пожаловалась, что её тошнит от запаха сирени, букеты которой стояли на столиках.

Гермиона вздохнула.

— Кажется, мы окончательно зашли в тупик. Никак не можем разобраться с этими ложками. Видимо, в книге были указания, но теперь мы этого не узнаем. Боюсь, ничего не получится.

— Что за зелье? — спросила Луна, мечтательно глядя на мотылька, кружащего над соседним столиком.

Гермиона уже устала всем и каждому рассказывать о своей проблеме, но перед Луной было неудобно. Сказать, что так, ничего особенного? Гермиона достала свою записную книжку и показала Луне.

Луна взяла записи, внимательно их посмотрела, потом зачем-то перевернула страницы и изучила их вверх ногами. Затем положила книжку на стол и улыбнулась:

— Ты хочешь стать мамой? Не получается?

Гермиона нервно посмотрела на Рона. Она пока не успела рассказать Луне о Проклятии Долохова и вердикте колдомедиков.

— Как ты это узнала?

— Каждое зелье имеет свою ауру. Это не набор компонентов, которые надо добавлять в строгом порядке. Это искусство. Вокруг твоего рецепта кружат феи света. Исцеление. Материнская кровь единорога, веточки пеперомии, которые помогают очищать дом от мозгошмыгов, успокаивающий сок хвои, помогающий при женских заболеваниях. Всё так серьёзно? Я не знала.

То, что Луна верит в немыслимые вещи и видит мир по-своему, было давно известно. Но сейчас её неожиданные комментарии не раздражали. Все взволнованно посмотрели на Луну. Гермиона рассказала ей о Проклятии Долохова. Луна, казалось, не слушала — она смотрела в окно, и в её глазах отражались пушистые облачка. Но, когда Гермиона закончила свой рассказ, Луна повернулась к столу.

— И что тебя останавливает? Это прекрасно. Стать мамой. Когда-нибудь я тоже обязательно поделюсь своей душой с маленьким созданием.

— Ну, мы собрали почти все компоненты, надеюсь, мы всё верно поняли. Но вот эти ложки...

— Какие ложки?

— Девять столовых ложек. С горкой. Видишь, тут написано.

— Это не ложки, — улыбнулась Луна. — И их не девять. Достаточно одной.

— Господи, Луна, у меня мозгошмыги закипают, когда я пытаюсь тебя понять, — сказал Рон. — Ты не можешь выражаться яснее?

— Девять... Вам не кажется странным, что их именно девять? Вы слишком узко подошли к пониманию текста. Зашоренность мыслей.

— Да-да, очень хорошо. Полностью зашорились. Так что там? — нетерпеливо заёрзал Рон, взяв Гермиону за руку.

— Девять — магическое число. Атлантида включала в себя девять царств, муз у греков было девять, ангелы имеют девять чинов, а древнейший символ Святого Духа — девятиконечная звезда...

Рон разочарованно поник.

— Я думал, ты что по существу, — пробубунил он.

— Погоди, — Гермиона одёрнула Рона. — Луна, продолжай.

— Спасибо, — сказала Луна.

Она взяла книжку Гермионы, нарисовала пониже выписанных рецептов девятиконечную звезду и у каждой вершины написала буквы: C, G, P, L, B, B, F, M, C. Потом улыбнулась:

— Вот ваши ложки.

Книжка пошла по кругу. Рон долго рассматривал рисунок, даже перевернул страницу вверх ногами на манер Луны, но недоуменное выражение лица не сменилось на озарение. Гарри пожал плечами, Джинни сосредоточилась, Невилл с Ханной, склонившись вместе, переглянулись. Гермиона же взволнованно спросила:

— Но почему? С чего ты решила, что речь о Плоде Духа?

— Это же очевидно, — мечтательно ответила Луна.

— Слушайте, — потерял терпение Рон. — А нельзя выражаться так, чтобы другим тоже было понятно? Что это за ложки?

— Душу человека можно черпать полной ложкой, — ответила Луна. — У одних она чёрствая и мелкая, там и чайной не наковыряешь.

"Рон, у тебя диапазон души как у чайной ложки", — вспомнил Рон и заёрзал.

— У других, — продолжала Луна, — душа такая широкая, что можно черпать с горкой. Вот и весь секрет.

— Так, хорошо, — сказала сбитая с толку Джинни. — А что это за буквы? И почему их именно девять?

— Это первые буквы плодов Святого Духа, описанных в Послании к Галатам: Caritas, Gaudium, Pax, Longanimitas, Benignitas, Bonitas, Fides, Modestia, Continentia, — ответила Гермиона. — Любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона.

— Всё верно, — кивнула Луна. — В вашем рецепте речь не о материальном компоненте зелья, а о духовном.

— И где мы это духовное возьмём? — спросил Гарри. — Вообще, логично. Для такого зелья, как исцеление от Тёмного заклинания, направленного против жизни, что-нибудь такое должно было быть точно.

— А что это может быть? — тихо спросила Ханна.

— Воспоминания, — медленно ответила Гермиона. — Чувства человека, познавшего все девять ступеней духовного развития.

— Да у каждого из нас бывают приступы милосердия, кротости, чего там ещё? — пожал плечами Рон. — Воздержания.

Несмотря на серьёзность ситуации, даже Гермиона прыснула.

— Воздержание и ты, Рон, понятия несовместимые.

— Нет, правда, Гермиона, объясни поточнее, — попросил Гарри.

Гермиона положила записную книжку в центр стола и показала на буквы, написанные Луной.

— Я настолько была уверена, что эти девять ложек чего-то материального, что даже не подумала в другом направлении. А ведь Луна права, скорее всего. Девять ступеней, девять добродетелей... Тот, кто постиг все эти ступени, на самом деле обладает широкой душой. И пройти этот путь удаётся не каждому. Не сломаться, выстоять, сохранить свет и добро. Самообладание и любовь...

Гермиона посмотрела на всех по очереди. Но говорить и комментировать никто не спешил. Все выглядели сосредоточенными, словно обращёнными внутрь себя. Первой заговорила Джинни:

— Но Гермиона, это практически нереально. Нельзя всё время быть в добром расположении духа, не злиться, не испытывать раздражения, гнева. Таких людей просто нет.

— А и не надо быть всё время в добром расположении, — безмятежно ответила Луна. — Все мы живые люди. Но стремиться можно. И достичь самых высоких ступеней. Такие люди есть.

— Я готов поделиться любыми воспоминаниями, — сказал Рон, — только боюсь, у меня это... Короче, с горкой не получится.

Гермиона улыбнулась. Потом посмотрела на Гарри.

— Что? — спросил Гарри. — Нет, Гермиона, я тоже не подхожу. Чтобы познать всё это, надо столько всего пережить.

— А тебе мало досталось? — Джинни усмехнулась и положила голову к Гарри на плечо.

— Ну я не про это, — попытался отмахнуться Гарри. — Тут... Ну я не знаю. Мне кажется, это должна быть женщина. У вас голова устроена по-другому. И материнство. Мы же про это в первую очередь.

Невилл отошёл заказать ещё сливочного пива, а когда вернулся, услышал, как Луна, вплетая себе в волосы веточку сирени, сказала:

— Я знаю, кто нам может помочь. Думаю, она не откажет тебе, Гермиона.

С.

— Молли, на кого ты похожа? На приёме у тёти Лукреции будут влиятельные люди. Неужели ничего нельзя сделать с твоими волосами? И в чём у тебя руки? Под ногтями грязь! Приведи себя в порядок.

— Мам, я не хочу идти с вами на этот дурацкий приём. Опять слушать про выгодные партии? Мне всего четырнадцать. Я не собираюсь замуж.

— Молли, девушка из такой семьи, как наша, должна думать о замужестве с рождения. От этого зависит вся твоя жизнь. Я бы тебе советовала поласковее быть с братьями Лестрейндж. Они — выгодная партия.

— Я должна выйти сразу за обоих?

— Ну что за поганый язык у тебя! И в кого ты только такая? Ты выйдешь за того, за кого нужно.

— Мам, а как же любовь?

— Какая любовь? Надеюсь, твой ветер в голове пройдёт. Иди умойся. И убери метлу с порога, что за идиотская привычка все каникулы летать в саду.

* * *

— Молли, где тебя опять носит? Что за бардак у тебя в комнате? Девушка твоего возраста уже вполне способна самостоятельно навести порядок, а не раскидывать вещи по кровати. Кто возьмёт замуж безбашенную девицу, которая вечно где-то носится, гоняет с братьями на мётлах, вместо того, чтобы почитать книгу или выучить, наконец, какой вилкой надо пользоваться за столом.

— Мам, мне всего шестнадцать, я не собираюсь замуж! Обещаю, ко времени замужества я обязательно научусь складывать вещи так же, как ты. А вилкой для рыбы можно и не пользоваться. Что за дурацкие правила?

— Молли, это не дурацкие правила! Это этикет! Я тебя растила не в курятнике, чтобы краснеть каждый раз, когда ты на приёме у Блэков выкидываешь свои штучки. Я думала, со стыда сгорю в прошлый раз, когда Вальбурга хмыкнула.

— Мам, я могу не ходить на вечера к Блэкам, что я там забыла? Там так скучно. Какие мантии модны в этом сезоне, каким средством вывести прыщик, как зачаровать сыр, чтобы гости попадали под стол от восторга.

— Молли!

— Что? Меня уже тошнит от ваших правил! И я не собираюсь замуж ни за Родольфуса, ни за Рабастана, ни за кого вообще из этих снобов. А Малфои похожи на своих павлинов, так даже Артур говорит.

— Попомни моё слово! С таким вздорным характером ты останешься одна! Потом поздно будет! Посмотри на дочерей Друэллы! Вот где манеры и воспитание!

— Бэлла — редкостная с... лицемерка, а Нарцисса прикидывается дурой. Это, по-твоему, манеры?

— Молли Пруэтт! Господи, что творится в твоей голове! Когда ты повзрослеешь?

— Мам, я пойду, ладно? Я обещала Артуру написать, как проходят мои каникулы.

— Уизли давно опорочили своё имя, они якшаются с магглами. Девушка из приличной семьи...

— Да-да, я помню. Девушка из приличной семьи должна выйти замуж за юношу из приличной семьи, чтобы обе приличные семьи продолжали думать, что они приличные. Артур мой друг. Могу я сама выбирать друзей?

* * *

— Молли, ты стала настоящей красавицей. Подумать только, через год ты уже окончишь Хогвартс. Мы с папой подумали, что неплохо бы тебе после школы пойти работать в Министерство.

— А мне самой можно подумать?

— Молли, ну не вечно же гонять на метле! Пора подумать о будущем. О замужестве.

— Ох, опять...

— Никакой принц не свалится на твою лохматую голову. С твоими манерами и неумением себя вести в приличном обществе я не надеюсь, что кто-то из Розье или Лестрейнджей польстятся на твоё воспитание. Карьерный рост может принести полезные связи.

— Мам, а ты никогда не хотела спросить у меня самой, чего хочу именно я? Мне уже почти восемнадцать, а я последние лет десять только и слышу о том, чего можно и чего нельзя. Это моя жизнь.

— Умерь гонор, Молли. Смотри, высоко взлетишь, да больно падать будет. Девушка должна быть скромной, тихой, уступчивой...

— Дурой?

— Да почему дурой! Я хочу для тебя счастья.

— Ты правда этого хочешь? Тогда можно я сегодня не пойду на обед к Краучам? Мы хотели встретиться с Артуром у Фортескью.

— Опять этот Уизли! Что в нём особенного? Тощий очкарик, который двух слов связать не может.

— Ты его не знаешь, мам. И он может, ну, слова... Знаешь, какие он мне читает стихи?

— Молли! Только не Уизли! Я не допущу этого!

— Мама, Артур всего лишь мой друг. И он замечательный. Он настоящий, понимаешь? Он не похож на всех твоих... правильных женихов.

— Пообещай мне одну вещь.

— Какую?

— Ты прекратишь общаться с Уизли и подумаешь о ком-нибудь достойном.

— Он достойный. Почему я должна прекращать с ним общаться?

— Ладно, эта ваша детская дружба пройдёт. Мне это не нравилось давно. Артур то, Артур сё... Артур помог с уроками, Артур принёс бутерброды в библиотеку, Артур дал списать контрольную... Такие, как Уизли, нужны как домовые эльфы. Но ты не должна забывать своё место.

— Мам, а где моё место? Может, рядом с Артуром?

* * *

— Я не для этого тебя растила! Какой позор на мою голову! Молли, одумайся! Тебе нет девятнадцати, что вы задумали? Какая женитьба?

— Не ты ли с четырнадцати лет пыталась выдать меня замуж за всех кузенов по очереди?

— Не смешивай благородные имена с грязью! Уизли — не партия для тебя! Доченька, пожалуйста. Ты разрушишь всю свою жизнь.

— Мам, может, я впервые буду жить так, как я хочу. Я люблю Артура. А он любит меня.

— Хорошо, ладно! Посмотрю, как через год ты прибежишь обратно! Где вы будете жить? На что? Что может твой так называемый муж? Что он даст тебе?

— Он даст мне всё. Не переживай, мне не нужна ваша помощь. Мы справимся сами.

— Гордыня! Ты не знаешь, что это такое, жить в нищете. Ты росла в роскоши, я не жалела для тебя ничего. Ты не сможешь. Ты прибежишь обратно. Молли, не позорь меня...

— Мам, мы созданы с Артуром друг для друга, понимаешь? Я хочу прожить с ним всю свою жизнь. Долгую ли, короткую, но рядом. Я хочу родить ему детей, хочу жить в маленьком бедном домике, который богат любовью.

— Когда ты успела начитаться дамских романов?

— Эх, мам. Ты любила папу, когда выходила замуж?

— Папу? Мы счастливы с папой. Я вышла замуж за того, за кого следует.

— То есть не нарушила семейные традиции. Мамочка, я очень тебя люблю. Если ты желаешь мне счастья, отпусти, пожалуйста.

— Дурочка... Моя глупая маленькая девочка. Моя безбашенная Молли. Я не могу смириться с твоим решением. Но... это твоя жизнь. Надеюсь, ты не пожалеешь.

* * *

— Согласен ли ты, Артур Уизли, взять в жёны Молли Пруэтт?

— Да!

— Клянешься ли быть примерным супругом, защитником и верным другом?

— Клянусь!

— Клянешься ли любить свою супругу Молли больше жизни?

— Клянусь!

— Клянешься ли заботиться о ней, быть добрым, терпеливым, чтоб в вашем доме не было места обидам?

— Клянусь!

— Согласна ли ты, Молли Пруэтт, стать женой Артура Уизли?

— Да!

— Клянешься ли, Молли, мужа жалеть и любить, не допускать обиды в дом, воспитывать детей и хранить ваш семейный очаг?

— Клянусь!

— Пусть ваш союз будет долгим и счастливым, дни наполнены заботами и радостью, печали, встречающиеся на пути, сближают вас. Пусть любовь ваша не померкнет с годами. Берегите друг друга.

— Да при чём тут я? Я обычная, а никакая-то святая, — Молли ошарашенно посмотрела на всех по очереди и даже на минутку перестала раскачивать Джеймса на ноге, от чего малыш скривил мордашку и недовольно захныкал.

— Ма, ты должна нам помочь, — со всей серьёзностью сказал Рон, наблюдая, как Молли пересаживает внука на колени и целует в макушку. Джеймс сразу успокоился и потянулся к бабулиным волосам.

— Да если бы от меня что-то зависело! Но я не обладаю всем тем, что вы тут перечислили. Я вспыльчивая и неуравновешенная. И выдержки у меня часто не хватает. Я-то знаю! — с горячностью ответила Молли и вдруг замерла на полуслове.

Из-под её юбки на пол полилась тоненькая струйка, а довольный Джеймс Сириус радостно улыбнулся.

— Ой, — подскочила Джинни. — Мам, ну что же ты? Надо было его в сторону отставить.

— Нельзя пугать ребёнка! — назидательно ответила Молли. — Даже если в лицо писает, стой и терпи. Он же маленький, не понимает.

Гарри, наблюдая, как Джинни переодевает сынишку, рассмеялся.

— Вот вам и выдержка.

— Да это совсем не то! — сказала Молли. — Когда через твои руки прошло семь детей, умеешь спать стоя, есть на ходу и вскакивать за секунду по тревоге. Подумаешь, ребёнок описал! Однажды Рон заехал мне в глаз ложкой, потому что не хотел есть кашу, и я ходила несколько дней с синяком.

Все дружно посмотрели на Рона.

— Прости, мам, я нечаянно, — сказал Рон под всеобщее веселье.

— Ох, как бы я хотела на самом деле вам помочь, Гермиона, — отсмеявшись, посерьёзнела Молли. — Только что я могу? Это ваше зелье... Всё так сложно. Я боюсь.

— Что мы теряем? — решительно спросил Гарри. — Надо попробовать.

— Миссис Уизли, — тихо сказала Гермиона. — Пожалуйста... Для меня это очень важно.

Молли с болью посмотрела на Гермиону, потом растерянно перевела взгляд на Рона.

— Ма, у тебя получится, — подбодрил Рон.

— Но я не знаю, что именно вам нужно. Какие воспоминания? Себя трудно судить, я не знаю, в какой момент я была кроткой, а в какой не очень.

— Легилименция, — просто ответил Гарри. — Если вы не против, я попробую. Думаю, то, что нам нужно, найдётся.

Вернулась Джинни, уложившая Джеймса Сириуса спать, и присоединилась к Рону и Гермионе, которые сидели на диване, наблюдая, как Гарри встал посреди комнаты и поднял волшебную палочку.

— Вы готовы? — спросил он.

Молли кивнула.

— Легилименс! — решительно выкрикнул Гарри.

Маленькая рыжая девочка лет четырёх завязывает шнурки брату, важному толстощёкому карапузу...

Вот она постарше, прячет грязные руки за спиной и на вопрос матери невинно отвечает, что читала в саду и не слышала, что её зовут...

Крадётся на цыпочках по сонному коридору с подглядывающим за ней глазом полной луны из окна, и кладёт перед дверью родителей самодельную открытку, подписанную корявыми буквами: "С днём рожденя, мамачка!"

Легко соскакивает с табурета, кладёт на него Распределяющую Шляпу и с сияющими глазами бежит за стол гриффиндорцев под бурные аплодисменты старших товарищей.

Покусывает кончик пера от усердия, вычёркивает строчки в пергаменте, сердито сминает его и выкидывает в камин. Оглядывается по сторонам и с надеждой улыбается худенькому мальчику в очках.

— Подождите, — Гарри разорвал связь. — Миссис Уизли, мне очень неловко, что мы вас уговорили пойти на всё это. Я знаю, каково это, когда в твою память кто-то вторгается раз за разом. Как вы себя чувствуете?

— Я? Нормально... — прошептала бледная Молли. — Я уже забыла, какой Фабиан был карапуз в детстве...

Гермиона тревожно посмотрела на Гарри.

— Гарри, ты уверен? Может, не надо?

— Всё получится. Подождите.

Гарри закрыл глаза и мысленно представил девятиконечную звезду. Звезда перед глазами начала вращаться, превратившись в ослепительный круг. Гарри заставил звезду остановиться и сосредоточился на её лучах. Любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание...

— Давайте попробуем ещё раз. Вы готовы, миссис Уизли?

Молли решительно кивнула.

— Легилименс! — вновь выкрикнул Гарри.

На этот раз в его сознание ворвался поток воспоминаний, которые, как и в первый раз, принадлежали Молли. Но теперь в них появился смысл. Портрет Вальбурги, гном в саду, могила Фреда, рука Артура в руке Молли...

Гарри не разрывал связь, пока все девять лучей звезды не засветились каждый своей буквой мысленно у него перед глазами. Молли выглядела измождённой и уставшей, когда Гарри опустил палочку. Она села в кресло и закрыла лицо руками. Многие вещи милосердное сознание давно спрятало в задворках памяти. Сейчас Молли заново пережила яркие моменты своей жизни. И не все из них были радостными.

Джинни хлопотала возле Молли, Гермиона побежала на кухню, чтобы принести чаю, Рон тревожно смотрел на всю суету, происходившую вокруг. Когда Молли немного успокоилась, Рон посмотрел на Гарри.

— Ну что? — спросил Рон.

— Думаю, это то, что нам надо, — ответил Гарри и повернулся к Гермионе: — Ты принесла пузырёк?

Гермиона поставила на стол небольшой флакон. Гарри вытащил из него пробку и протянул Молли.

— Девять воспоминаний. Те, которые мы с вами сейчас видели. Если вам не трудно.

Молли вытерла покрасневшие глаза, кивнула и достала палочку. Первая молочная прядь, подчиняясь указаниям Молли, аккуратной спиралью легла в пузырёк. Все затаили дыхание. Молли вновь и вновь подставляла палочку к виску и заставляла воспоминания укладываться во флакончик. Когда восьмое кольцо взвихрением улеглось в ёмкость, места во флакончике почти не осталось. Гермиона переглянулась с Гарри, но он лишь уверенно кивнул. Девятая прядь отделилась от конца палочки и присоединилась к остальным. Когда Молли уже хотела закрыть крышку, неожиданно молочная смесь в пузырьке начала вращаться, словно кто-то специально взболтал пузырёк. Казалось, содержимое сейчас вырвется наружу. Круговорот молочного цвета вращался всё быстрей и остановился так же внезапно, как и начал своё движение.

Пузырёк больше не был полным до краёв. На самом дне плескалась янтарная жидкость золотистого оттенка. Примерно со столовую ложку. С горкой.

— Плод Духа, — тихо сказала Гермиона. — У нас получилось.

* * *

Глядя на внуков, бегающих вокруг стола, Молли испытала ощущение дежавю. Словно она уже видела всё это. И сыновей с жёнами, и Джинни с Гарри, и многочисленных сорванцов, за которыми приходилось неустанно приглядывать. Конечно, дети часто навещали их с Артуром, но в этот выходной как-то спонтанно получилось собраться всем. Даже Чарли смог вырваться на пару недель в отпуск.

Перси что-то обсуждал с Биллом, Рон с Джорджем заговорщицки переглядывались, так что Молли догадалась, что вечером обязательно будет фейерверк. Одри и Флёр увлечённо болтали о французской кухне, а Доминик и Люси, сидящие у них на коленях, кормили друг друга джемом, радостно улыбаясь после каждой попавшей в цель ложки.

Мари Виктуар, как самая старшая, с важностью взяла на себя заботы о маленьких Фреде и Молли, которые ходили за ней по пятам и ловили каждое слово.

Альбус Северус сонно привалился к плечу Джинни, обсуждавшей с Гермионой последний триместр беременности.

Гарри с Анджелиной спорили о преимуществах и недостатках новый модели "Молнии", выпущенной совсем недавно.

Сегодня не был ничей день рождения, не было повода праздновать какое-либо знаменательное событие. Сегодня был самый обычный день, когда большая семья собралась вместе.

Из раздумий Молли о том, почему ей так знакомо всё, что она видит вокруг, вывел голосок Розы, уже несколько минут пытавшейся привлечь внимание бабушки. Она протянула свои тёплые ладошки и повернула лицо Молли так, чтобы оно оказалось прямо перед ней.

Молли крепче обняла внучку и спросила:

— Что? Что моя хорошая?

— Бабудя! Лю!

— Я тебя тоже очень люблю, — рассмеялась Молли.

Гермиона, придерживая выпирающий живот, встала со своего места:

— Молли, она вам не надоела? Давайте её мне.

— Отдохни, она и так у тебя с рук не слазит. Лучше сходите с Джинни организуйте чаю.

Мимо мелкой рысцой проскакал Артур, на закорках которого весело хохотал Джеймс Сириус.

— Пачь, — сказала Роза и вытерла на щеке Молли слезу.

— Я не плачу, солнышко, — улыбнулась Молли и поцеловала рыжую макушку. — Всё хорошо.