Гарюкля (гет)

Гарри обречённо опустил голову, готовясь быть сражённым Авадой. Перед его глазами промелькнула вся его тридцати-с-хвостом-летняя жизнь. Некоторые моменты ему было смотреть так стыдно, что он даже почти перестал сожалеть о пришедшем кирдыке. Грозная и мечущая глазами молнии Джинни уже вытащила палочку…

Как вдруг у них под ногами, неуклюже переваливаясь на лапах и роняя перья, пробежала круглая объевшаяся сова. Она стыдливо втянула голову в плечи — если таковые у неё имелись — и, глядя в пол, процокала когтями мимо супругов. В гробовой тишине муж и жена проводили птицу глазами.

А Букля добежала до лестницы, взмахнула крыльями и улетела наверх. Выпавшее у неё из хвоста рябое перо взбесило Джинни.

— Опять эта пучеглазая! — прошипела она, обмахиваясь веером со стразами.

Гарри принюхался. От Джинни попахивало мартини и гаванским табаком, а в её глазах помимо ревности поблёскивало что-то такое этакое — Гарри никак не мог вспомнить, как оно называется. Оно, собственно, уже угасало, но всё ещё поблёскивало. Чтобы отвлечь жену от совы, а также от этого самого, он сказал первое, что пришло в голову:

— Кстати, дорогая. А давай-ка махнём на курорт! Дней на десять. Плюнем на колдовство, поедем как обычные маглы, отдохнём…

Джинни зависла. Чего-чего, но этого она от своего мужа не ожидала.

— На курорт? Сейчас? — спросила она, хлопая ресницами и производя лёгкий ветерок. — Но я не готова. Косметический салон, документы…

— Да не прямо сейчас! Через недельку-другую. Тебе в твоём положении будут полезны морские ванны.

— В каком положении? — удивилась Джинни, но тут же спохватилась и поправила драпировку на платье. — Ах да, конечно. Пойду приму витамины, — и она скрылась на кухне, где красовалась немытая тарелка из-под лапши.

Гарри посмотрел жене вслед, почесал волшебной палочкой ухо и пошёл в кабинет — проверить, как там Букля.

И Букля снова его укатала.

* * *

Следующий день в Аврорате прошёл сумбурно. Приводили на допрос то одного, то другого отловленного, но все они на поверку оказывались не Пожирателями, а обычными спившимися колдунами вроде Бакти, или волшебниками-экологистами, которые косят под маглов и стараются не пользоваться колдовством, дабы не засорять мировой эфир. Те и другие скандалили и требовали повысить им государственные выплаты. «Посадить бы вас всех в кутузку», — подумал Гарри, вправляя мозги очередному скользкому типу. Подчинённые разъехались по отпускам, и начальнику Аврората приходилось разгребать всё самому.

К пяти часам у него голова шла кругом. В ней звучали недовольные гнусавые реплики: «Обижаете, начальничек!» и уханье Букли, пьяное икание Рона и три аккорда Снейповой гитары, скрип несмазанной двери Аврората и визг тормозов…

То, что этот звук на порядок реальнее всего прочего, топающий с работы Гарри осознал с опозданием, уворачиваясь от шикарного автомобиля. Хорошо ещё, что водитель попался опытный и виртуозно обошёл зазевавшегося аврора полицейским разворотом. В салоне грохотал магловский клубняк.

— Гиппогрифом тя о крестраж! — выругался Гарри и полез за палочкой, чтобы проткнуть нахалу шины, но тот молниеносным и плавным движением подал авто вперёд, остановился буквально в сантиметре от его башмаков и приглушил музыку. Тонированное стекло упало вниз, открывая для обзора холёное арийское лицо в тёмных очках.

— Могу подбросить, — подмигнул Драко и расплылся в улыбке, сверкнув белоснежными зубами.

Гарри помялся, плюнул на асфальт и залез в машину. Бывший одноклассник расхохотался, хлопнул его по плечу и, великодушно разрешив:

— Можешь не пристёгиваться, — дёрнул сцепление так, что Гарри почувствовал себя раздавленной шоколадной лягушкой. — Пиво справа.

— Загремишь когда-нибудь, — проговорил Гарри, пытаясь преодолеть силу ускорения и дотянуться до ремня безопасности.

— Не дрейфь. Я даже не разогнался как следует. Вот выедем на трассу…

Гарри с тоской поглядел в зеркало заднего вида, в котором отражалась молодящаяся белобрысая тётка в очках и с блокнотом, и сказал:

— Какая, к кентаврам, трасса? У меня дел по самый снитч. Рули к дому.

— Ты чего, паря? Так нельзя. Расслаблять… ся надо! — сказал Драко, открывая левой рукой пиво, но авто развернул. — Как там Джинни-то? Всё молодеет? — и он снова ржанул, на этот раз с пошленькой интонацией.

— Мы с ней на курорт уезжаем, — ляпнул Гарри.

— Когда? Куда? На сколько?

— Ещё не решили. Слушай, а тебе-то какое дело?

— Так просто.

— Думаю, через недельку махнём куда-нибудь, где мягкий климат и много фруктов. Джинни полезно укрепить здоровье, ведь она теперь ест за двоих.

При этих его словах Малфой чуть не врезался в фонарный столб, подавившись пивом.

— Да что ты сегодня как чумной! — всполошился Гарри.

— МакГонагалл под колёса бросилась, чуть не наехал. Ладно, бывай, — Драко остановил машину возле дома и отсалютовал двумя пальцами. — Привет супруге! А фрукты, чтоб ты знал, и здесь бывают. И ещё какие! — усмехнулся он на прощание, многозначительно подмигнув.

* * *

POV Бактериус Цианидис

Не смотрите на меня так сквозь прищуренный глаз, и не надо нос заворачивать. Некогда мне душ принимать, а носки я раз в год меняю. Лучше подайте галлеон на огневиски. Во-во, и топайте отсюда подобру-поздорову, а то в сову превращу и на глобус натяну.

Ну его к чёрту. Дальше пишет опять автор.

По несчастливому стечению обстоятельств родившись маглом в семье маглов, Бактериус, тогда носивший нормальное человеческое имя, случайно пронюхал о магической Британии, и с тех пор жизнь его круто изменилась. Было ему тогда уже под тридцать, и он удивительным образом совмещал богемный образ жизни с любовью к эзотерике.

Это был один из невыносимых типов, которые, начитавшись какой-нибудь модной хрени, три дня после этого ходят с квадратными глазами и переваривают информацию, а потом начинают компостировать всем мозги, обращая в свою веру. Так, Бакти въедливо и планомерно прошёл через учения всех сектантов, включая запрещённого Тьфун Чиха, сменяя увлечение раз эдак в полгода. На это он угрохал всю молодость.

Родственники давно забили на него, подкидывая изредка деньжат на хлеб, стыдились такого родства и при встрече делали вид, что не имеют к Бактериусу отношения. К слову, имя Бактериус он присвоил себе задолго до приобщения к миру магов в годы увлечения непротивлением злу насилием. Будучи по жизни максималистом, он воспринял всё буквально и с тех пор не давил даже блох. Во время медитативных практик единения с природой Бакти кусан был комарами до потери человеческого вида, но терпел, скорчив зверскую рожу, а по достижении полного просветления решил пойти дальше и отказался от мыла, чтобы не убивать ползающих по нему ни в чём не повинных бактерий.

Увлечение прошло, сменившись противоположным — Бакти вступил в общину мухоборцев, которые каждый день обязаны убить хотя бы одно насекомое, и ревностно исполнял свой долг. Зимой с насекомыми были напряги, приходилось даже покупать кормовых сверчков в зоомагазине. В общем, Бакти совершенно излечился от непротивления, но дурная привычка не мыться осталась, а внезапно открывшаяся склонность к выпивке сделала начинающего эзотерика до предела колоритным.

Что он из себя представлял к тому моменту, когда магическое знание раскрыло ему свои объятия… Хотя к чему эти сантименты. Было так: какой-то студент Хогвартса, не выучивший урок по зельеварению, плакался на задворках магической академии и, не разбирая дороги, споткнулся о чей-то череп и полетел в канаву, граничащую с обычным миром.

В этой канаве он нос к носом столкнулся с замурзанным пьяницей и так шуганулся его небритого фейса, что начал выкрикивать все подряд заклинания, которые осилил запомнить. Вместо волшебной палочки он с перепугу схватил первое, что попалось под руку — угвазданный в канавной грязи совок. Это и спасло Бактериуса от Авады.

В лице Бактериуса прогульщик нашёл чуткого и внимательного слушателя. Что-то Бакти мотал на ус, что-то записывал в вонючий блокнот, где хранил фамилии кредиторов, и слово за слово вытянул из хогвартской нюни всё.

И про галлеоны, и про Гринготтский банк, и про заклинания, и про оборотное зелье, и про совиную почту, и про Статут о Секретности, в данный момент благополучно нарушенный. Много чего рассказал гриффиндорский двоечник, то и дело протирая очки от соплей. Через час Бакти был единственным маглом в мире, который знал, что он магл. Для немытого эзотерика стало великим откровением, что магии можно обучиться — при наличии способностей, разумеется, что профессор МакГонагалл умеет обращаться в кошку и что метла — не подметалка, а летательное средство. И что профессор зельеварения — злобная носатая сволочь.

Утешив малолетку и высморкав ему нос в рукав своего бурнуса, Бакти расплылся в щербатой улыбке и спросил, в каком классе проходят Обливиэйт для стирания памяти.

— Это мы ещё не проходили, — ответил тот, шмыгнув носом. — Это нам не задавали.

— Вот и чудненько, — расплылся пуще прежнего Бактериус и потёр ладони. — А теперь, цыплёночек, заруби на своём сопливом носу: или ты передаёшь мне все знания, которые сволочной профессор вдолбил в твою глупую голову, или я прямиком иду в ваше Министерство Магии или как его там, и докладываю по всей форме, что ученик такой-то нарушил Статут о Секретности, рассвистев на всю деревушку о магическом мире. Меня потом, конечно, шарахнут Обливиэйтом, но ты-то к тому времени будешь сидеть в Азкабане и стенать на нарах до конца своих дней: «О, зачем я не послушался Бактериуса! Был бы теперь начальником Аврората…» Ну, как тебе такой расклад?

Мальчишка поскрёб тыкву и согласился. Ещё бы.

Несмотря на всю свою чудовищную дурь, Бакти оказался достаточно умён, чтобы запомнить всё, что сообщал ему подшефный. Да, он понимал, что маглы магами не становятся, и сколько ни ори «Авада», зелёная вспышка из шариковой ручки не вылетит. Но годы медитации сослужили свою службу. Видимо, где-то что-то тихонько накапливалось, и профуканная молодость наконец-то вылезла неожиданным результатом — к худу или к добру, судить не нам, но у Бакти каким-то кандыбобером начали проявляться магические способности.

Вот только были они с брачком. Первое же сваренное оборотное зелье чуть не отправило на тот свет пол-Хогвартса одним лишь испарением, а сам сваривший не успел к нему даже прикоснуться, упав, как тростинка, к подножию котла. К счастью, двоечник успел сбегать за носатым профессором, и тот обезвредил отраву, счистив попутно двести пятьдесят баллов с Гриффиндора. После того случая Бакти взял себе псевдоним Цианидис.

Оклемавшись после магического дебюта, Бактериус устроился на полставки мусорщиком при Хогвартсе и навсегда распрощался с миром маглов. Благодаря подшефному, взявшему вину на себя, об истинном авторе ядовитого зелья никто так и не догадался. Профессора скривились, услышав незнакомую фамилию, но выдали новенькому метлу — обычную, не летательную, и велели подметать территорию, запретив показываться на глаза. А ему большего и не надо было.

Так прошли годы.

Магический талант Цианидиса был сколь силён, столь же и непредсказуем. Грубо говоря, у его колдовства не было вектора. Те немногие, кто знал его не только как дворника, но и как волшебника, единодушно были уверены, что проблема кроется в бутылке огневиски, постоянно хранящейся в кармане Бактиного бурнуса, не стиранного, кстати, аж с той памятной встречи в канаве. Эти немногие считали, что колдовство — дело ответственное в той же степени, что и вождение авто, и полезно лишь на трезвую голову. А было этих немногих действительно немного — всего трое. Зато уж прославилась эта троица… Но об этом рассказали и без нас.

Как в тайну оказались втянуты ещё двое? Да запросто. Двоечнику и прогульщику, нарушившему Статут о Секретности, тяжко было нести это бремя в одиночку, и он разболтал о Бакти своим друзьям: девчонке и парню. Те посочувствовали бедолаге и согласились, что он влип по гроб жизни.

— Теперь этот шантажист от тебя не отстанет, — сказала девчонка.

— Может, его Обливиэйтом? — сказал парень.

— Поздно, — вздохнул двоечник. — Уже не возьмёт. Я его сам всему научил.

— Эх ты, тютя, — сказали хором друзья. — Ладно, не боись. Не сольём.

Таким образом, о существовании хитроумного мага-самоучки Бактериуса знали четверо: двоечник, его друг с подругой и сам Бактериус.