Снежная история (джен)

Суровые времена требуют жёстких мер — это понимали все. Иначе слова Черчилля о том, что он не может предложить нации ничего, кроме крови, тяжкого труда, слёз и пота, не вызвали бы такого резонанса. Его поддержали во всём — и когда он создал Министерство обороны, сосредоточив в одних руках руководство военными действиями и координацию между флотом, армией и ВВС, и когда отказался вести переговоры с Гитлером, отвергнув порочный мир, за который выступали некоторые весьма уважаемые члены парламента.

Однако не успел Черчилль занять кресло премьер-министра, как немецкие войска, действуя по плану «Гельб», развернули наступление на территории нейтральных Бельгии и Голландии. Почти сразу же последовал приказ о поддержке наземных войск авиацией, и их эскадрилья ночных истребителей изменила стратегию. В небе над Францией они приняли свой первый бой.

Люциус, разумеется, не раз представлял себе, как это будет, только всё было иначе. Начать с того, что он оказался не готов к скорости сближения самолётов в воздухе. Он ещё не успел расстрелять все патроны, как заметил мигающую лампочку, напоминающую о необходимости дозаправки. Пришлось возвращаться. Первые бои остались в памяти чередой мелькающих картинок и ощущением собственной уязвимости. «Мессершмитты» уступали «Спитфайрам» в маневренности, но легко набирали недоступную «Спитам» высоту и выжидали удобный момент для атаки сверху.

Через несколько дней боёв нападающие поменяли тактику. Теперь наземные позиции сначала подвергались массированной атаке бомбардировщиков, а потом вступала пехота. Конечно же, первостепенной задачей стал срыв бомбардировок, но успех был бы гораздо больше, если бы не прикрывающие атаки истребители противника. Поэтому приходилось воевать сразу на два фронта, и Люциус мог только радоваться, что его тыл прикрывал Снейп, без лишних слов следовавший за ним тенью.

Люциус поймал «Дорнье» в прицел своих «браунингов», но скорость сближения была высоковатой. Времени хватило лишь для очень короткой очереди, и Люциус безуспешно попытался сбросить скорость, чтобы повторить манёвр. Однако он с удовлетворением заметил появившийся дым и искры при попаданиях пуль. Держаться позади не получилось, и Люциус постепенно приблизился к «Дорнье» с его правого борта, направляя очередь пулемета по кабине — наиболее уязвимому месту врага. Немецкие борт-стрелки, должно быть, были ослеплены или ранены, поскольку ответного огня не последовало. Тогда Люциус снова нажал на гашетку пулемёта и, заметив пламя, закричал:

— Я сделал его! Сделал!

«Дорнье» медленно завалился на левое крыло и перешел в пикирование, которое становилось все отвеснее, пока самолёт приближался к земле, сопровождаемый позади огненным шлейфом. Люциус летал по кругу, ожидая его падения, а затем с ликованием повернул на базу, крича по радио об успехе на командный пункт сектора и каждому, кто мог это слышать. И плевать было на сдержанность и приличия. Плевать!

На авиабазе Люциус приземлился на несколько мгновений раньше Северуса, а из самолётов они выскочили одновременно. От первой победы кровь всё ещё бурлила, и, повинуясь порыву, Люциус стиснул в объятьях друга, несколько раз хлопнув его по спине.

— Я это сделал! — снова сообщил он.

— Поздравляю! — Северус казался слегка смущённым. — Ты герой.

Люциус ещё раз стиснул его, прежде чем выпустить из объятий, а к ним уже подбегал Маккензи:

— Есть?!

— Да! «Дорнье».

Вечером выяснилось, что зенитчики в том же районе заявили о сбитом «Дорнье», а так как на землю упал только один самолёт, то возник спор между армией и авиацией — кому же отдать победу. Офицер разведки пытался доказать, что с точки зрения морали эта победа больше нужна армии, чтобы вдохновить артиллеристов. Но Люциусу казалось, что и их эскадрилье эта победа была нужна ничуть не меньше, что, в конце концов, и получилось.

После первой победы Люциус понял, что это чувство ему очень нравится, и его охватил азарт охотника. Теперь даже на земле они отрабатывали тактику ведения боя, и хотя по всем инструкциям следовало держаться звеньями по шесть или двенадцать самолётов, разбиваясь на «тройки», Люциусу была ближе тактика врага — гораздо удобнее было взаимодействовать парами. В их звено вошли Поттер с Блэком, которым так тоже было проще, и Розье с Лонгботтомом. Им везло — за месяц почти ежедневных боёв только их звено никого не потеряло и имело на своём счету четыре сбитых самолёта противника. А вот на земле дела шли гораздо хуже.

«Несмотря на то что значительные пространства Европы и многие старые и славные государства попали или могут попасть под власть гестапо и всего отвратительного аппарата нацистского господства, мы не сдадимся и не покоримся. Мы пойдём до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и на океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе; мы будем оборонять наш Остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда, и даже, если случится так, во что я ни на мгновение не верю, что этот Остров или большая его часть будет порабощена и будет умирать с голода, тогда наша Империя за морем, вооружённая и под охраной Британского Флота, будет продолжать сражение, до тех пор, пока, в благословенное Богом время, Новый Свет, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение старого».

Речь Черчилля транслировалась по радио, и Люциус чувствовал, как она отзывается в душе. Теперь поражение во Франции уже не казалось ему концом света и крахом всего. Всё ещё только начинается!

— Мы будем сражаться!

Тихие слова Северуса прозвучали эхом его мыслей, и Люциус сжал его руку:

— Да! Мы это сделаем.

Прорыв немецкого бронетанкового клина через Арденны к Булони в корне изменил расстановку сил, поставив союзные англо-французские силы в тяжёлое положение. Двадцать пятого мая командующий Британскими экспедиционными силами генерал Джон Горт принял решение отступить к морю и эвакуироваться в Англию. Двадцать седьмого мая британские войска начали эвакуацию с Дюнкеркского плацдарма, и, по сути, своей речью Черчилль подвёл печальный итог. Но как он это сделал! Люциус восхищался его талантом сплотить нацию. А ещё тем, как он ловко избавился от пятой колонны, одним росчерком пера покончив с БСФ, объявив его вне закона и арестовав всю верхушку.

Франция пала. Двадцать второго июня был подписан акт о капитуляции, цинично названный «соглашением о перемирии», причём его подписание произошло в том же самом вагоне в Компьене, в котором было подписано Первое компьенское перемирие 1918 года, завершившее Первую мировую войну.

«То, что генерал Вейган называл битвой за Францию, окончено. Со дня на день начнётся битва за Британию. От исхода этого сражения зависит судьба христианской цивилизации. От этого зависит наша собственная британская жизнь, и длительная непрерывность наших учреждений и нашей Империи. Скоро на нас обрушится вся ярость и мощь врага. Гитлер знает, что или ему надо сломить нас на нашем острове, или он проиграет войну. Если мы выстоим в борьбе с ним, вся Европа может стать свободной, и жизнь всего мира двинется вперёд на широкие, залитые солнцем высоты. Но если мы потерпим поражение, весь мир, включая Соединённые Штаты, включая всё, что мы знаем и любим, погрузится в бездну нового Тёмного века, который лучи извращённой науки сделают более губительным и, возможно, более длительным. Поэтому соберёмся с духом для выполнения нашего долга и будем держаться так, что если Британская империя и Британское Содружество просуществуют тысячу лет, то и тогда, через тысячу лет, люди скажут: «Это был их звёздный час».

Люциус был готов подписаться под каждым словом этой речи Черчилля. Кровью.

* * *

И всё-таки война была очень грязным делом. Это особенно остро ощутилось, когда Люциус, наконец, добрался домой, где можно было снять пропахшую потом и дымом одежду и принять ванну. Лёжа в горячей воде, он заснул, перепугав Нарциссу. Знала бы она, в каких условиях он жил последние два месяца, когда между вылетами спать приходилось даже на земле под самолётом.

— Я так боялась за вас.

Нарцисса оставалась леди во всём — стыдливо опуская взгляд, она помогла выбраться ему из ванны, а потом, когда подавала полотенце, и вовсе отвернулась. Это было так мило, что Люциус снова вспомнил, как хорошо ему дома, даже если в этом доме нет кабинета, всего три спальни и гостиная объединена со столовой.

Сейчас, когда дом был окутан ночной тишиной, Люциусу казалось диким, что где-то могли рваться бомбы, гибнуть люди и гореть самолёты. Он словно бы вернулся назад, в мирное время, чувствуя при этом хрустальную хрупкость этого состояния. Сейчас, когда Британия осталась одна против набравшей силы Германии, было совершенно ясно, что война уже на пороге дома, но как же не хотелось расставаться с этой иллюзией покоя и тишины. Поэтому Люциус постарался забыть обо всём и просто наслаждался днём отпуска и передышки. И всё же обойти тему войны не удалось.

— Мы недавно разговаривали с Лили Поттер, — Нарцисса подлила Люциусу чай и села напротив. Её взгляд был полон тревоги. — Она советует разобрать склад для угля, чтобы устроить там убежище.

Люциус задумался. С одной стороны, ходили слухи, что Черчилль назвал Лондон «удобной мишенью для бомбометания», а с другой, казалось логичным, что в первую очередь противник захочет разбомбить их авиастанции.

— Разумная мысль. Добби один не справится, я поговорю с сыном мясника, чтобы укрепил стену камнями, а дверь, пожалуй, надо прикрыть металлом.

— Где его взять?

— Я позабочусь.

Люциус понятия не имел, где берут листы железа, но был уверен, что ему поможет Снейп, который с лёгкостью решал бытовые вопросы — именно он первым начал спать под самолётом, подложив под голову парашют и бросив на землю куртку. Так было гораздо проще урвать для отдыха лишние минуты. И именно он раздобыл где-то очень удобные плоские фляжки, которые можно было спрятать в накладной карман, а не крепить на поясе.

Когда Люциус предложил Драко вместо прогулки отправиться в их эскадрилью, то просто не ожидал такого восторга. Оказывается, пробраться на авиастанцию мечтали все приятели сына, но никому из них это не удавалось.

— Знакомьтесь, это мистер Снейп, а это...

— Очевидно, мистер Малфой, — продолжил Северус, протягивая Драко руку.

— Рад знакомству, сэр.

Люциус искоса наблюдал за Северусом, отмечая, с какой серьёзностью тот отнёсся к этому знакомству. Драко и Нарциссу ему приходилось видеть и раньше, но издалека, и они ни разу не общались. Северус явно старался произвести выгодное впечатление, и оттого держался ужасно скованно. Он даже спину держал так ровно, будто ему вставили в позвоночник стальной штырь. Драко же, наоборот, словно забыл о своей застенчивости — а может, это общение с местными ребятами вызвало такой эффект, — он касался руки Северуса, привлекая его внимание, и рассказывал ему о своей коллекции самолётов, сетуя, что не может никак показать. При этом он так выразительно смотрел на Люциуса, что пришлось его успокоить:

— Драко, мистер Снейп сегодня приглашён к нам на обед.

Лицо Северуса отразило всю гамму эмоций, от недоверия до растерянности, прежде чем он пробормотал:

— Но я не готов...

— Не знал, что для визита к другу нужна особая подготовка, — улыбнулся Люциус. — К тому же мне нужна твоя помощь.

Эти слова всегда оказывали на Снейпа магическое действие. Он сразу же забыл о своём стеснении и, выслушав, в чём дело, помог найти обрезок листа железа, лишь поговорив с техником в ангаре, где стояли самолёты. Правда, уйти оттуда быстро не получилось — Драко так жадно разглядывал «Спитфайры», что Северус предложил ему забраться в кабину, не дожидаясь одобрения Люциуса.

Глядя на то, как Северус помогает Драко усесться на место пилота, Люциус вдруг подумал о возможности собственной гибели и о том, что его сыну тогда понадобится защита, которую может дать Снейп. Всё-таки одиннадцать лет для ребёнка — это так мало...

— Люциус, скажи, что стрельба не отвлекает от управления самолётом, а то Драко мне не верит.

— Мне кажется, что моему боевому товарищу можно доверять точно так же, как и мне.

Кто бы что ни говорил, а такая искренняя реакция Северуса подкупала, и эту его черту заметил ещё Мальсибер. И был прав: «искренний и умеет любить» — лучше и не скажешь. Это воспоминание заставило сердце Люциуса сжаться от болезненного укола собственной вины. Пришлось напомнить себе, что некоторая информация таит в себе угрозу благополучию, а дважды переходить дорогу Риддлу — смертельно опасно. В конце концов, время всё расставит по своим местам, если, конечно, оно у них у всех будет. А если не будет, то и жалеть не о чем.

От самолётов Драко отходил, не скрывая сожаления, заявив, что непременно станет летчиком, как papa и мистер Снейп. Возражать Люциус не собирался — к тому времени, как сын вырастет, его интересы поменяются не один раз. Помнится, сам Люциус очень веселил приятелей отца своими сообщениями о том, что непременно станет директором банка или, на худой конец, его хозяином.

Северус сам донёс кусок железного листа, не доверив это ни Люциусу, ни тем более Драко, и сам проследил за тем, как Дин приколотил его к узкой деревянной двери. Каменную кладку Снейп тоже одобрил, и Люциусу стало спокойнее, хотя от случайностей всё же никто не застрахован.

Нарцисса разглядывала Северуса исподтишка, явно уже успев составить о нём мнение из рассказов новой подруги. Люциус решил расспросить её о наблюдениях после, а пока позволил знакомству идти своим чередом, чему немало способствовал Драко. Слова о «боевом товарище» произвели на него огромное впечатление, и он очень старался представить своего нового знакомого в самом выгодном свете. Хотя, конечно, утверждение, что Северус отлично музицирует и поёт, явно было лишним.

— И на каком же инструменте вы играете? — заинтересовалась Нарцисса.

— На волынке, — уши Северуса предательски покраснели, но больше он ничем себя не выдал. — Люблю старинные баллады.

— Какая жалость, что у меня нет волынки, но на чердаке дома Добби нашёл банджо в неплохом состоянии...

— Нет, мадам! На банджо я не умею.

— А ведь у вас такие музыкальные пальцы. Может, попробуете?

— Нет. Это противоречит моим убеждениям, — Северус прикусил губу и добавил: — И пою я только тогда, когда играет волынка. Так привык.

Нарцисса, как истинная леди, не стала настаивать и подвергать гостя ещё большему смущению. Вместо этого она улыбнулась и, предложив чаю, продолжила:

— Лили Поттер очень тепло отзывалась о вас...

Но разговор оборвал появившийся на пороге Добби:

— Мистер Малфой, к вам какой-то человек. В форме.

Человеком оказался флайт-сержант Смит, который, не успев перевести сбившееся дыханье, прохрипел:

— Флайт-лейтенант Малфой, пайлот-офицер Снейп, тревога! Срочный вылет.

* * *

Как и предполагал Люциус, срочного вылета не было. Зато было построение, на которое они с Северусом едва не опоздали. Маккензи неторопливо расхаживал перед строем, и его негромкий голос отлично слышали все. Скуадрон лидер казался бесконечно уставшим, но отнюдь не сломленным.

— С этого дня об отдыхе можете забыть. Эскадрилью не покидать. От своих машин далеко не отходить. Наша тринадцатая авиагруппа будет патрулировать северную часть побережья, но так как основной удар ожидается на юге, будьте готовы выступить силами резерва. Сейчас же наша задача — охрана промышленных центров Средней Англии.

Это было более чем разумно. «Дорнье», как показала практика, оказались достаточно уязвимы, а сопровождающие их сто девятые «Мессершмитты» — достойными противниками.

— Командованию стало известно о готовящемся массированном авиаударе, но какие формы он примет, остаётся лишь гадать. Однако мы готовы сделать все, что в наших силах. Подготовка велась тщательно. Радиолокационные станции, системы слежения и оповещения, при условии нормального положения дел, должны обеспечить нашим истребителям большое превосходство над противником.

Маккензи говорил чистую правду, и Люциус прекрасно понимал, что за вопросы терзают командира. Подготовка велась по всем направлениям и казалась грандиозной. Вот только хватит ли этого? Сейчас Истребительное командование могло лишь следить за развитием ситуации, ждать и надеяться. Перспектива не из приятных. Маккензи остановился перед строем и продолжил:

— Наша система раннего обнаружения значительно снижает вероятность неожиданного и разрушительного нападения с воздуха. То есть был нейтрализован именно тот фактор, которым Люфтваффе удачно пользовались во время французской кампании. Кроме того, отсутствие наземной угрозы нашим авиастанциям и безопасность наших военно-воздушных баз означает, что достаточно обеспечено одно из главных требований успешного ведения войны.

Люциус мог оценить справедливость этих слов, потому что слишком хорошо помнил, как донимала всех меняющаяся наземная расстановка сил, когда при возвращении на базу можно было попасть в плен лишь потому, что она оказывалась захваченной.

— К тому же, — продолжил Маккензи, — в отличие от всех предыдущих кампаний, где основной задачей Люфтваффе была поддержка атаки сухопутных войск с воздуха, теперь немецким ВВС предстоит выступить в роли стратегических сил. А к такому они не подготовлены ни морально, ни материально. Не будем забывать, что в их распоряжении нет ни соответствующих самолетов, ни нужного количества обученных пилотов.

С обученными пилотами беда была и в Королевских ВВС. Слишком многие пришли в авиацию недавно и просто не успели набрать нужного опыта. А это могло стоить слишком дорого.

Первой линией обороны Британии служили восемнадцать радиолокационных станций высотного контроля, располагавшихся на побережье Южной и Восточной Англии. Они обнаруживали подлетающие цели на средних и больших высотах на расстоянии до двухсот километров, однако часто ошибались, определяя их количество и высоту полета. Против низколетящих самолетов эти станции были малоэффективны, и для того, чтобы восполнить недостатки коротковолновых радаров, были задействованы станции контроля за низкими высотами, что дало возможность следить за воздушным пространством на дистанции от двухсот метров до семидесяти километров, исключая высотные цели.

Радарные станции слежения контролировали морское пространство. А вся территория Британии находилась в зоне ответственности Корпуса воздушных наблюдателей с его системой постов, расположенных через каждые пять миль. Через радарные станции и посты наблюдения шёл огромный поток информации. Она собиралась и подвергалась тщательной фильтрации, чтобы исключить дублирование и ошибки, после чего поступала в штабы авиагрупп, а оттуда немедленно на командные пункты секторов наведения. На все это уходило не более четырех минут, за которые бомбардировщики могли пролететь около девятнадцати километров. А так как за такой короткий промежуток времени курс изменить было невозможно, перехватить противника представлялось достаточно простым делом.

Сначала это была разведка. Люциус понимал, что противник прощупывает их в поисках слабых мест, и злился, что все их попытки перехвата оказывались провальными. «Мессершмитты» вторгались маленькими группами, и оставалось только злиться, в очередной раз заметив хвост сто девятого. Напряжение нарастало. Казалось, основной задачей противника было нападение на прибрежные объекты и конвои, сопровождавшие гражданские суда. Теперь доходило до четырёх вылетов в день, и Люциус понимал, что это не предел.

Девятнадцатого июля Маккензи поднял в небо по тревоге четыре звена. В районе Фолкстона сто девятые «Мессершмитты» крепко прижали сто сорок первую эскадрилью, вооруженную «Дефиантами». Пилоты Люфтваффе сбивали эти медлительные, неповоротливые и слабо вооружённые самолёты, словно цели в тире. Бой проходил над морем, и Люциус повёл свой «Спитфайр» наперерез атакующей группе, пытаясь её отсечь.

Воздушные бои при всей их скоротечности казались очень долгими, словно каждое мгновение растягивалось до бесконечности, вмещая в себя множество событий. И если поначалу Люциусу было крайне сложно управлять самолётом, одновременно стреляя по цели, то сейчас он при этом успевал ещё и выхватывать картинки происходящего. За свой тыл он не переживал, ведь его надёжно прикрывал Северус, всегда держащийся позади и чуть выше.

В этот раз всё пошло иначе, и Люциус понял, что им противостоят настоящие асы. Пока он ловил в прицел свой сто девятый, он вдруг понял, что не видит привычной тени, отбрасываемой «Спитом» Северуса. Так и есть! Два «Мессершмитта» зажали его в тиски, поочерёдно выпуская по нему очереди трассирующих пуль. Люциус развернулся гораздо медленнее, чем того хотел. Он прекрасно понимал, что шансов у Северуса нет. Даже если его не настигнет пуля, то попытка спрыгнуть с парашютом — добьёт. На воде никто не сможет ему помочь.

Медленно, как же медленно! Пока Люциус боролся с законами аэродинамики, на помощь Северусу пришли Поттер с Блэком. Они одновременно атаковали сначала ведомый «Мессер», пилот которого безвольно уткнулся головой в стекло, после чего самолёт сорвался в пике, а потом разделались и со вторым. Это была безоговорочная победа.

Глядя на них, Лонгботтом и Розье завалили ещё один сто девятый. Однако ликование Люциуса было недолгим. Пока они вели свои воздушные дуэли, был сбит Уоттерс, да и из десяти «Дефиантов» осталось только шесть. Но зато и «Мессершмитты» удалялись, скрываясь в облаках, а значит, пора было возвращаться.

Посадив самолёт, Люциус не спешил поднимать фонарь, чувствуя, как сильно дрожат руки. Он снял шлем и, наплевав на многолетние привычки, вытер заливающий глаза пот тыльной стороной ладони. Платок можно найти и после.

А Северус уже успел спрыгнуть на землю и теперь направлялся к самолётам Поттера и Блэка. Упустить такой момент Люциус не мог, поэтому быстро оставил свой «Спит» и поспешил следом. Северус несколько мгновений стоял напротив Поттера, пристально глядя тому в глаза, а потом шагнул навстречу и стиснул его в объятиях.

Любые слова благодарности были бы тут лишними, но вот довольный свист Блэка приятно разрядил обстановку.

— Снейп, а меня? — радостно оскалился Блэк. — Я тоже люблю обнимашки и всё такое.

Он поиграл бровями и явно не ожидал, что Северус примет его слова как руководство к действию. Впрочем, Блэк быстро подхватил игру и даже расцеловал Северуса, со словами, что давно об этом мечтал. И вместо того чтобы разозлиться, Северус расхохотался.

Люциус подошёл поближе, протягивая пачку сигарет:

— Угощайтесь.

— Эх, — Блэк мечтательно прикрыл глаза. — И потискался, и покурил, теперь бы ещё выпить, и день, можно считать, прошёл не зря.

— Ох, а я как напьюсь после победы, — Поттер широко улыбнулся и, взглянув на Северуса, подмигнул: — А ты, Снейп, нам сыграешь на волынке. И споёшь.

— Я столько не выпью, — мгновенно отозвался Северус.

— Куда ты денешься? — Блэк критически его оглядел, словно прикидывая, сколько пива в него можно залить. — И выпьешь, и споёшь, и сыграешь... за победу-то.

— Чёрт с тобой, Блэк! Я даже станцую.

— Ловлю тебя на слове.

Люциус затянулся, прикрывая глаза. Ещё никогда победа не казалась ему такой далёкой.

* * *

Характер военных действий заметно изменился двенадцатого августа. Тогда массированной атаке подверглись радиолокационные станции, расположенные на южном побережье. Правда, серьезные повреждения получила только станция в Вентноре. На станциях в Дувре, Пивенсее и Рое последствия бомбардировок можно было устранить в течение нескольких часов, хотя стало ясно, что они выйдут из строя и довольно быстро, если налёты повторятся. Жизненно необходимые Истребительному командованию «глаза» — радарные установки — оказались под угрозой.

В тот же день были совершены многочисленные налеты на аэродромы истребительной авиации, которые показали, что отныне смертельной опасности подвергается вся система обороны Британии, а не только ее «зрение». Люциус проклинал своё отличное воображение, рисовавшее картины неминуемого краха, однако Британию спасло чудо. Или бог, а может, и какая-то добрая фея, решившая поработать сверхурочно. Из разрушенного Вентнора продолжали идти фальшивые сигналы, создавая полную иллюзию нормально работающей станции, а брешь частично залатали переносными установками.

Остальные станции вскоре вновь вышли в эфир, и, наверное, это позволило командованию Люфтваффе сделать ошибочный вывод, что радары невозможно вывести из строя. Во всяком случае, у Люциуса сложилось именно такое впечатление. А ведь было ещё и весьма спорное высказывание Рихтгофена, соблазнившее многих немецких лётчиков, о том, что чем раньше британские истребители начнут взлетать с аэродромов, тем скорее их можно будет сбить. Как тут не восхититься силой слова и мощью пропаганды?

Как бы то ни было, но противник не смог воспользоваться плодами своих первоначальных успехов. Та же добрая фея поработала и над защитой командных пунктов секторов. Во всяком случае, немецкая разведка ни на секунду не заподозрила, что источники сигналов, которые немцы постоянно засекали, расположены на поверхности земли и довольно далеко от авиастанций. К тому же стало очевидно, что противник не знает, где базируются истребители. И в итоге большую часть своих усилий германская авиация потратила на бомбардировку второстепенных целей.

— Они всё ближе.

Северус курил, привычно вглядываясь в серое небо. Только теперь они сумели оценить низкую облачность, дающую возможность передохнуть после череды утомительных вылетов. Люциусу не понравилась глухая тоска в голосе друга, и он решил его взбодрить:

— Но им сюда не пройти.

И тут же, словно в опровержение его слов, послышался нарастающий гул моторов низколетящего самолёта. Люциус оглянулся и под нижней кромкой облаков увидел восемьдесят восьмой «Юнкерс», разворачивавшийся для прохода над лётным полем.

— Бежим!

Не сговариваясь, они с Северусом бросились к стоянке «Спитов», рядом с которыми заметили копошащихся техников.

— Запускай!

Гул моторов и стрекот пуль, казалось, не имели ничего общего с реальной жизнью, в которой техникам ничего не мешало запустить двигатели, а Люциусу запрыгнуть в кабину «Спитфайра» едва ли ни с земли.

— От винта! Живо!

А «Юнкерс» сделал красивый заход на один из больших ангаров, сбрасывая бомбы точно в цель. Затем он промелькнул мимо штаба, обстреливая из пулемётов всё, что попадало в прицел, после чего просто ушёл вверх и скрылся. Никогда прежде Люциус не позволял себе так ругаться, но сейчас он отводил душу, поднимая «Спитфайр» следом и пытаясь отыскать в воздухе этого одинокого охотника. Тень, отбрасываемая «Спитом» Северуса, показала, что и он взлетел и привычно уже пристроился в хвосте.

Однако ни «Юнкерса», ни даже его тени — черти бы их подрали! — обнаружить не удалось. Пришлось возвращаться на базу ни с чем. Там уже тушили ангар, а Маккензи лично встречал Люциуса с Северусом на площадке, где сначала долго распекал за самоуправство и неоправданный риск, а потом жал руки, говоря, что гордится, что под его началом служат такие люди.

Из-за налёта пострадали семь «Харрикейнов», неудачно оказавшихся в ангаре, но уже на следующий день пришло пополнение. Правда, пока только из пяти машин. Люциус совсем не удивился, когда услышал:

— Мистер Малфой! Какая приятная неожиданность.

Неунывающая Беллатрикс бросилась ему на шею. Она сильно похудела, а под глазами отчётливо проступили чёрные круги, но всё равно продолжала эпатировать публику своим поведением. В столовой на них уже косились, правда, многие с откровенной завистью.

— Знакомьтесь, это Алиса Стоун, это Люциус Малфой, а это его верный Санчо — тьфу ты, чёрт! — Северус Снейп.

Алиса улыбалась, крутила головой и, кажется, даже обрадовалась, когда её пригласили за соседний столик Лонгботтом и Розье. Беллатрикс по-хулигански подмигнула ей, посоветовав «не теряться», и принялась расспрашивать про Нарциссу и Драко.

— Если бы я знал! — поморщился Люциус. — Вроде бы рядом, но общение у нас происходит исключительно в эпистолярном жанре.

— Не пускают? — сочувственно вздохнула Беллатрикс.

— А когда?

— Знаю. Не представляешь, сколько у нас работы.

Люциус представлял. Августовские воздушные бои отличались особой ожесточенностью. То, что Истребительное командование отправляло для перехвата, как правило, по одной эскадрилье, давало определенные преимущества. С одной стороны, это позволяло довольно гибко реагировать на опасность, а с другой — обеспечивало выигрыш во времени. Однако подобная тактика означала, что подразделения из двенадцати машин, а иногда и меньше, постоянно сталкивались в воздухе с огромными соединениями противника, иногда доходившими до ста с лишним самолетов. Конечно, такая тактика себя оправдала. К тому же эскадрилья, осуществлявшая перехват, редко оставалась в одиночестве. К ней на помощь вылетали другие, но это требовало времени. Поэтому потери иногда были просто огромными.

— Они бомбят авиастанции.

— Знаю, — поморщилась Беллатрикс. — И иногда я бы хотела многого не знать.

Седьмого сентября на постах наблюдения допустили роковую ошибку. Когда над Ла-Маншем была замечена настоящая армада вражеских самолетов в составе более трёхсот бомбардировщиков и шестисот истребителей сопровождения, то на ее перехват в воздух подняли двадцать одну эскадрилью Королевских ВВС, решив, что немцы вновь собираются атаковать аэродромы. В итоге почти все эскадрильи в условиях низкой облачности не смогли установить контакт с противником, и бомбардировщики Люфтваффе сбросили свой смертоносный груз на Лондон, в основном на район доков, причинив им огромный ущерб. Эффективность противовоздушной обороны города оказалась чрезвычайно низкой, и противник решил, что у Британии осталось не больше пятидесяти истребителей.

Пятнадцатого сентября на Лондон двинулись две огромных эскадры, и к городу прорвалось не меньше двухсот самолётов. На этот раз Люциус вёл свою эскадрилью единым фронтом, не разбиваясь на пары и звенья. Противника они встретили над предместьями Южного Лондона. Про создание «Большого авиакрыла» Люциус уже слышал, а сейчас имел возможность не только увидеть воочию, но и принять участие в совместном бою. Дуглас Бэйдер был прав, считая, что силе следует противопоставлять силу.

С легендарным безногим лётчиком Люциусу удалось не только повоевать в небе над Дюнкерком, но и пообщаться на земле. В память врезалась его лекция для новобранцев, которых он ввёл в курс краткими и ёмкими инструкциями: «Занимая позицию для атаки сзади, получаешь вполне очевидные преимущества. Тебя не видят, зато ты, находясь чуть-чуть ниже противника, прекрасно видишь весь вражеский самолет, а не только его силуэт. И появляется масса возможностей, стрелять ли по бомбардировщику, или по его двигателям, или куда-то там еще. Именно снизу самолет наиболее уязвим, сто девятые сбивать тоже не особенно трудно, хотя, конечно, тут все зависит от того, как ты маневрируешь. Немецкий летчик сидит над топливным баком, который имеет форму кресла пилота. Понятно, там есть бронирование и все такое, но, знаете ли, я вряд ли был бы спокоен, сидя на баке с горючим!»

Эта тактика была настолько успешной, что вслед за Люциусом её стал придерживаться и Северус, а потом подхватили Поттер с Блэком и все остальные, считая уже фирменным почерком своей эскадрильи. Правда, сейчас приходилось сходиться лоб в лоб, но в этом тоже был смысл: так бились когда-то их предки. Скоро воздух вокруг, искрясь, зарябил от множества пуль, но Люциус стиснул зубы, выбирая момент для атаки. Бить он предпочитал наверняка. В тот миг, когда он нажал гашетку, в глазах потемнело от боли, пронзившей плечо и грудь. Но останавливаться он не собирался!

Убедившись, что свой «Дорнье» он завалил, и тот падает, Люциус сделал то, что должен:

— Ранен. Выхожу из боя.

В динамик он услышал, как выругался Северус, и увидел, что тот ввязался в перестрелку со сто девятым. Всё шло, как и должно. Правая рука больше не слушалась, но это не было поводом для того, чтобы сдаваться. Люциус смотрел на приборы, но не мог понять, что видит. Лондон остался позади, но как рассчитать курс? Неожиданно динамик снова ожил:

— Люци, держи штурвал левее. Так. Хорошо. Через четырнадцать минут будем на месте. Как ты?

— Нормально.

Теперь всё будет нормально! Северус, очевидно, понял, что он плохо ориентируется, и повёл его, выстраивая маршрут.

— Говори.

— Что?

— Хоть что.

Люциус понимал, зачем Северус требует это от него, но в голове было пусто. Чтобы не пугать друга, он начал считать вслух. Кажется, это было то, что надо.

— Держи руль высоты.

— Что? — Люциус понял, что в сознание его вернул только голос Северуса.

— Осталось четыре минуты.

— Позаботься о Драко.

— Сам позаботишься. Мы уже почти на месте.

Спокойный голос Северуса не давал терять связь с реальностью, и если ему подчиняться, то действия приобретали осмысленность и вели к цели.

— Выпускай шасси... молодец. Теперь гаси скорость. Касание. Есть!

При посадке Люциуса здорово тряхнуло, и он всё-таки потерял сознание. Но теперь это уже не имело никакого значения. Он сел.

* * *

Маленький госпиталь в Уике своим появлением был обязан авиастанции и войне. Тем не менее, хирург знал своё дело и уверял, что поставит Люциуса на ноги за пару недель. Хотелось бы верить! Потому что вернуться в строй и отомстить стало делом чести.

А ещё Люциус сильно волновался за Снейпа. Одно дело, когда они шли в бой вместе, и совсем другое, когда Северус остался один. От кошмаров избавляло снотворное, но и днём эти мысли никуда не девались, навязчиво преследуя картинами падающего «Спитфайра». На третий день к Люциусу начали пускать Нарциссу, а через неделю она уже приходила к нему вместе с Драко. Совсем, как в старые добрые времена.

Как же Люциусу сейчас не хватало новостей! То, что было в газетах и передавалось по радио, не могло восполнить информационный голод. Люциус мог только догадываться, что пик сражений пришёлся на пятнадцатое сентября, а сейчас накал заметно ослаб. Но всё равно, стоило закрыть глаза, как начинали мелькать картины лобовой атаки, когда все двенадцать самолётов эскадрильи выстраивались в линию и шли на врага, одновременно открывая огонь. Знать, что это происходит, возможно, в ту самую минуту, когда Люциусу ставят укол или меняют повязку, было невыносимо. Зато ему разрешили гулять, и теперь много времени Люциус проводил в беседке, глядя в серое по-осеннему небо.

А ещё в беседке можно было курить, не опасаясь вызвать гневную отповедь лечащего врача, возомнившего, что это наносит невосполнимый вред здоровью. Будто истрёпанные нервы лучше.

— Люциус, привет!

Беллатрикс появилась внезапно, как, впрочем, и всегда, обрадовав Люциуса как никто другой. Даже её нарочитая фамильярность и резковатый тон не злили, а казались бальзамом для истерзанной неизвестностью души.

— Бель, рад вас видеть!

— Давай попроще, Люциус. Если ещё и с тобой быть вежливой... — Беллатрикс поморщилась и потянулась к пачке сигарет. — Дай закурить.

Просьба шокировала Люциуса настолько, что он не стал возражать. Тем более что совершенно не хотел задеть свояченицу, чей нрав и в лучшие времена не отличался сдержанностью. Она умело затянулась и, усевшись на перила беседки, принялась болтать ногами.

— Как же я всегда любила летать, Люциус, — голос Беллатрикс казался глухим и был почти неузнаваемым. — Полёты для меня были чудом, феерией, мечтой, — она глубоко затянулась и выпустила дым тонкой струйкой. — Это даже лучше, чем любовь, Люциус.

Удивительно, но как раз это Люциус и мог понять. С лёгкостью. Он никогда не думал о Беллатрикс в таком ключе, и уж точно не хотел замечать её похожести с собой и с Северусом, да даже с тем же Блэком, привычно считая её существом другого порядка, не то чтобы лучше или хуже, просто другой. И признав эту общность, стало гораздо легче признать в ней лётчика, равного себе.

— Что-то случилось, Бель?

— Ох, Люци, — она вздохнула и зажмурилась. — Мы совершаем в день по пять вылетов. В нашем подразделении уже тридцать восемь человек, и мы не единственные, кто перегоняет самолёты.

— Вы молодцы, — решил поддержать её Люциус.

Беллатрикс только нервно дёрнула плечом и снова затянулась.

— Понимаешь, мы пригоняем машины туда, где их не хватает... после недавних боёв. И на новые машины садятся новые лётчики, ты это понимаешь? Совсем мальчики, которые не умеют толком ничего, а идут в бой... и мы снова летим туда! И снова, и снова... Люциус, это страшно прилетать на знакомую авиастанцию, где не осталось ни одного знакомого лица... особенно это заметно в одиннадцатой авиагруппе.

Люциусу вдруг стало страшно. А вдруг, пока он здесь лежит, и в его эскадрилье сменится состав? А что если этот «кто-то» придёт на место Северуса?

— Ты не представляешь, что со мной было, когда я не увидела тебя!

— А Северус? Он был на месте?

— Да. Как раз вернулся. В одном звене с Поттером и Блэком. А тебя не было, Люци, — Беллатрикс ещё раз затянулась и запрокинула голову, явно сдерживая слёзы. — И я вдруг подумала...

Что она подумала, можно было и не говорить — эти мысли Люциуса терзали не меньше. А Беллатрикс отбросила в сторону докуренную сигарету и потянулась за следующей. Её красивые пальцы с безупречным когда-то маникюром дрожали.

— Прости меня... нервы совсем ни к чёрту.

Повинуясь порыву, Люциус встал с ней рядом и обнял за плечи, пытаясь утешить. Почему-то ему никогда даже в голову не приходило, что Беллатрикс может быть слабой и нуждаться в защите. А она благодарно потёрлась щекой о воротник его куртки и продолжила:

— Я всегда должна была доказывать свою состоятельность. То, что я не хуже, что я могу справляться с перегрузками, и что я летаю получше многих, но теперь... теперь я получаю то, к чему стремилась. Меня признали, Люциус! Но мне это не надо, понимаешь?!

— Бель, тебе не надо ничего доказывать...

Но Беллатрикс не дала Люциусу договорить:

— Мне ничего не надо! В Дебдене за мной пытался ухаживать один мальчик. Совсем юный, после авиашколы. Он даже попытался меня поцеловать... но ведь я не такая! — Бель невесело рассмеялась. — А в следующий раз я пригнала в Дебден «Харрикейн» вместо одного сбитого. Догадаешься, чьего? Над Лондоном его самолёт загорелся, а он не сумел открыть фонарь, чтобы выпрыгнуть. И ведь он мне даже никто, но почему так больно?

Люциус мог бы сказать, что терять всегда больно, и о том, что война — это страшно, и постоянное ожидание потери пугает больше, чем собственная смерть. Но Бель знала это и сама, поэтому он решил сменить тему:

— Бель, а как давно ты встречала Тома Риддла?

Беллатрикс долго молчала, а потом устало взглянула на Люциуса:

— Ты знаешь, что он разошёлся с супругой?

— После того, как он разошёлся с Мосли, этого следовало ожидать, но не забывай о его слабости.

Беллатрикс сердито дёрнула плечом:

— Я помню всё.

— И зачем это тебе, Бель? Тот мальчик всё равно...

— Я была с Томом, когда он думал, что потерял его, — перебила Беллатрикс, — и именно я помогла ему пережить эту потерю.

— Но ведь после выяснилось, что мальчик жив.

— Да. И что? — Беллатрикс с вызовом взглянула на Люциуса. — Мне нужен Том.

— Иногда ты напоминаешь девочку, которая хочет луну. Но сколько бы она капризно ни надувала губки...

— Люци, тебе не к лицу эта пошлость.

Люциус вздохнул. Он не любил лезть в чужие дела, потому что ничем хорошим это никогда не заканчивалось, но Беллатрикс была слишком «своя», чтобы не попытаться.

— Бель, у тебя был шанс его удержать.

Она взглянула на него так, будто он её ударил.

— Том не тот человек, которого можно удержать пелёнками и сопливыми носами.

— И ты не хотела терять свободу, — в тон продолжил Люциус.

— Да! — Беллатрикс вздёрнула подбородок. — Потому что это ничего бы не изменило. И не стоит читать мне проповедь.

Люциус и не собирался. Но узнать про Риддла ему было жизненно необходимо, потому что их последняя встреча в Лондоне прошла очень напряжённо и закончилась едва ли не взаимными проклятьями. Тогда по какой-то одному ему понятной логике Риддл назначил виновником за гибель своего «племянника» Северуса и требовал сатисфакции. Люциус очень серьёзно отнёсся к этому факту, потому что слишком хорошо знал людей подобного типа — ничего не забывающих и не умеющих прощать. Кроме того, Люциус не сомневался, что Риддл мог годами ждать подходящего времени для мести.

— Бель, так как давно вы с ним встречались?

— Позавчера.

— И где он сейчас?

— В Аксбридже.

— Там базируется одиннадцатая авиагруппа.

— Именно. Том начальник её штаба.

— Но каким образом?! Он же был далёк от авиации.

Бель взглянула на Люциуса немного свысока.

— Он выпускник Королевской военной академии в Сандхерсте и был кадровым военным. Поверь мне, он прекрасный стратег и тактик.

В это-то как раз верилось очень легко. Более того, Люциус не сомневался, что Риддл сделает неплохую карьеру, а стало быть, и его перевод в Генеральный штаб не за горами.

— Твоё восхищение я понимаю, но ты не думаешь о том, что для него...

— Я всего лишь замена большой и светлой любви? — лицо Беллатрикс исказила дикая усмешка.

— Скорее уж болезненной страсти.

— Нет, Люци... у Тома был выбор между Африкой и Аксбриджем.

— Думаешь, он выбрал тебя?

— Он выбрал Аксбридж. Нельзя войти дважды в одну реку.

— А что его мальчик?

— Всё там же. Служит в Египте. Уже флэг-офицер. Говорят, очень удачлив.

Спорить Люциус не стал, а в душе затеплилась надежда, что Риддл забудет о мести. К тому же, если он и впрямь остановил свой выбор на Беллатрикс, то они с ним почти породнились. Если, конечно, она не выдаёт за действительность свои мечты. Хотя она всегда была реалисткой и се6я не жалела...

Беллатрикс выговорилась, и ей явно стало легче. Даже улыбка у неё стала почти нежной. И было гораздо проще разглядеть её сходство с Нарциссой. Беллатрикс немного помолчала, а потом засобиралась на авиастанцию — пусть она намного свободнее распоряжалась своим временем, чем тот же Северус, всё-таки она была на службе.

Визит свояченицы разбередил старую рану. Люциус до сих пор не знал, правильно ли поступил, скрыв от Северуса, что Мальсибер жив. Сначала просто стало страшно спровоцировать реакцию Риддла, а потом, вроде как, поздно. Северус больше не вспоминал своего бывшего любовника, поэтому было очень просто промолчать, оправдав себя невмешательством в чужие дела. Только вот Северус уже давно перестал быть чужим, хоть и трудно подобрать слово, кем он стал. Наверное, всё-таки другом.

В госпитале Люциус пролежал две недели, и едва только сняли повязки, поспешил вернуться в строй. Рука хоть и болела, но довольно неплохо слушалась, и вообще, если верить хирургу, Люциусу сильно повезло — пуля прошла навылет, чудом не задев артерию и не раздробив кость.

Чем ближе Люциус подходил к авиастанции, тем сильнее сжималось сердце. Ожидание известий о потерях пугало. Он мог только гадать «кто?» и суеверно скрещивать пальцы, в надежде, что обойдётся. Только бы обошлось. Все эскадрильи оказались на вылете, и Люциус вдруг понял, почему так не любил ждать. Он вспомнил свой последний полёт и подумал, каково же было Северусу лететь рядом с ним и слышать, как слабеет голос, даже не зная, как сильно Люциус ранен. И надо же было оказаться таким идиотом, чтобы на вопросы о ранении ответить, что истекает кровью. А вдруг и Северус сейчас так?..

Не в силах сидеть в пустой комнате, Люциус отправился на поле, ждать возвращения эскадрилий. Первой вернулась третья эскадрилья, патрулировавшая побережье. А это значило, что первая и вторая были в небе над Лондоном. Стоило прикрыть глаза, и Люциус снова увидел огромную тучу самолётов, надвигающихся волна за волной. Казалось, что им нет числа, и у объединённых в авиакрыло пяти эскадрилий не хватит сил хоть как-то проредить эту тучу, не говоря уже о том, чтобы прогнать.

Когда Люциус закурил третью сигарету, послышался гул приближающихся самолётов. Машину Северуса он узнал сразу же и замер, увидев, как тот заходит на посадку. Кажется, ему перебили элерон, иначе откуда взяться такому крену? Думать о том, что Северус ранен, было попросту страшно.

Северус легко спрыгнул на землю и выругался, показывая на крылья. Всё-таки элероны! От облегчения Люциус даже не сразу понял, что Северус его заметил и помчался навстречу. Он неловко обнял его и несколько раз хлопнул по спине:

— С возвращением! Как ты?

— Нормально, — Люциус вдруг ощутил досаду. — Мог бы и навестить. Или хотя бы написать записку.

Северус смутился так сильно, что у него покраснели уши.

— Я не знал, что тебе написать... и я приходил. Ночью. Один раз. А ты спал.

— Меня поили люминалом.

— Ну, вот, — Северус развёл руками. — Бель от тебя привет передавала, говорила, что у тебя всё неплохо.

— Неплохо и было, — Люциус улыбнулся. — Можно даже сказать хорошо. Не представляешь, как я выспался.

— Представляю, — Северус достал пачку сигарет и, закурив, протянул её Люциусу. — Тебе можно?

— Мне нужно. Никаких нервов не хватит, чтобы тебя дожидаться, — проворчал он, закуривая.

Улыбку Снейпа можно было назвать неуверенной, но она полностью преображала его лицо, делая мягче и моложе. Он улыбался каким-то своим мыслям и щурился, глядя в закатное небо, и Люциус невольно разулыбался. Наверное, в ответ. На душе стало легко.

* * *

Маккензи был отличным командиром, а ещё, как оказалось, неплохим человеком. Он вызвал Люциуса к себе для приватного разговора и сильно озадачил, начав:

— Мистер Малфой, вы любите свою супругу?

Ответ мог быть только один:

— Разумеется, сэр, и мне крайне неприятна постановка такого вопроса.

— Я не хотел вас обидеть, прошу извинить мою случайную бестактность. Дело в том, что я хотел бы предложить вам две недели побыть в резерве.

— Это как?

— Это участвовать только в плановом патрулировании побережья днём, и проводить ночи в Уике с супругой. Мне показалось, что так вы восстановитесь гораздо быстрее. Правда, больше двух недель я не могу вам дать.

Предложение было более чем щедрым. Люциус от души поблагодарил командира и с радостью принял его предложение. Единственным, что немного напрягло, заставляя задуматься, был изначальный вопрос. Не мог же Маккензи всерьёз считать, что Люциуса с Северусом связывают иные узы, кроме дружбы? Просто возвращение в эскадрилью было в большем приоритете, чем посещение дома. Да и с Нарциссой и Драко Люциус виделся ежедневно, в отличие от... нет! Не стоит искать глубокий смысл там, где его нет.

— Ну, вы, Малфой, и счастливчик! — Поттер смотрел на него, не скрывая зависти. — Теперь я буду мечтать о своей счастливой пуле.

Блэк тут же отвесил другу подзатыльник, посоветовав не искушать судьбу, но Поттер словно не слышал:

— Быть так близко и не иметь возможности видеться — что может быть хуже?!

— Но Лили ведь приходит к тебе, — вмешался Северус, — я видел.

— Видел, угу, — фыркнул Поттер. — И не подошёл. Не то чтобы я тебя приглашал, но Лили это обидно. Особенно после твоих нашумевших похождений — для Берты-то у тебя время нашлось.

Северус пробурчал что-то невнятное, ещё больше заинтриговав Люциуса. Интересно, что это за Берта такая, одного упоминания которой хватает, чтобы так смутить? И когда успел только? А Поттер словно ничего и не заметил, деловито начиная перечислять условия общения со своей супругой. Вот же ревнивец! И наверняка не догадывается о несколько иных интересах Северуса. Хотя откуда тогда эта Берта?

Пока Люциус набирал полетную высоту, плечо ощутимо заныло, и это несмотря на легкость управления «Спитфайром». Пришлось утешить себя старинной соломоновой мудростью, что это пройдёт, и сосредоточиться на задании. Офицер службы наведения молчал, и это вселяло надежду, что полёт пройдёт без лишних эксцессов. Люциус вовсе не избегал боя, просто сейчас был не в самой лучшей форме для его ведения. Тишину в эфире компенсировали Блэк и Поттер, затеявшие игру в «облака»: надо было придумать, на что похоже очередное облако или тень от него.

Разумеется, озабоченный Блэк видел во всём фаллические символы, даже там, где Северус разглядел кота, а Поттер — пса. Впрочем, игра неплохо отвлекала от ноющей боли в плече, и постепенно Люциус тоже в неё включился. А Блэк тут же окрестил его романтиком, стоило лишь увидеть канделябр. Наверняка потому, что сам разглядел в этом странном облаке трехчлен.

Погода скоро изменилась, поднявшийся ветер согнал все облака в кучу, и игра закончилась. Низкая облачность была хороша ещё и тем, что в такую погоду самолёты противника практически никогда не появлялись, и можно было не переживать за происходящее в районе Лондона.

Поэтому и домой Люциус отправился с лёгким сердцем. Конечно, прощаясь, он попытался разузнать у Северуса про таинственную Берту, но тот лишь неразборчиво что-то пробурчал и смутился.

Нарцисса совершенно точно не ожидала его появления, и её радость приятно согрела. А Драко вообще бросился на шею и весь вечер держался рядом, пытаясь лишний раз дотронуться. Словно сомневался в его реальности. И каждый раз сердце Люциуса болезненно сжималось. А при этом ещё Драко очень старался казаться взрослым и самостоятельным. Почему-то именно понимание, что тот маленький мальчик, который называл Люциуса «папочка» и не стеснялся забраться на колени, исчез навсегда, причиняло особую боль. Словно это была вина Люциуса, что сын вырос без него... ну, или не вырос, а повзрослел — разница, по сути, небольшая.

— Отец, а ты теперь всегда будешь приходить домой?

— Ближайшие две недели да.

— Но этого же так мало...

Люциус вдруг вспомнил, что Поттера-то жена навещает, и наверняка он поделится секретом, как подаёт ей сигнал, когда возвращается.

— Ничего, вы тоже сможете приходить ко мне.

Драко откровенно обрадовался, а Нарцисса погрустнела:

— Люциус, вы же с Поттером в одной эскадрилье?

— Да, и что?

— Просто, когда Лили бегает на авиастанцию, она оставляет Гарри мне... они так хорошо играют с Драко...

Драко наморщил нос, изображая, как он любит играть с таким крохой, но вежливо согласился:

— Он, в общем-то, неплох. Особенно, когда ловит кошку.

— Нет, Драко, это была не самая удачная идея, — вздохнула Нарцисса. — И ты как старший должен был это понимать.

— Но вазу всё равно разбил не я!

Драко упрямо сжал губы, снова становясь похожим на ребёнка. Люциусу тут же захотелось стиснуть его в объятьях, но он сдержался. Тем более что вазу разбил не он.

— Нарцисса, я уверен, что этот вопрос мы уладим.

Добби подал какао, и Люциус снова ощутил себя под уютной сенью дома. Ни с чем не сравнимое удовольствие! Спать они отправились рано, потому что построение Маккензи любил проводить на рассвете, а опаздывать Люциус не собирался.

Разбудил его нарастающий гул приближающего самолёта, и первой была мысль о ночных учениях. Однако свистящий визг падающих бомб полностью развеял это заблуждение.

— В укрытие, быстро!

Нарцисса живо набросила тёплое пальто прямо на ночную сорочку и, сунув ноги в сапоги — и где только они были! — метнулась в комнату Драко. Люциус уже давно научился мгновенно одеваться, поэтому на пороге оказался первым.

— Свет не включать. Держитесь меня. Добби! Где тебя черти носят? Захвати плед.

Сонный Драко кутался в старую шубу Нарциссы и сжимал в руке модель «Спитфайра». А за окном уже рвались бомбы, и зарево горящего сарая освещало улицу. Люциус пропустил Нарциссу вперёд и, подхватив Драко на руки, выбежал из дома.

— Добби, быстрей! Как неживой!

Хорошо, что бывший дровяник был у самой двери. Люциус опустил Драко на землю, чтобы открыть тяжёлую щеколду, которая, как и бывает в такие минуты, попросту заела. Потратив несколько драгоценных мгновений на борьбу с железкой, Люциус распахнул узкую дверцу, пропуская Нарциссу. Она потянула за собой Драко, и в это мгновение совсем рядом разорвалась осколочная бомба.

Взрывной волной оторвало открытую дверь, и Люциуса швырнуло вглубь сарая. Падая, он постарался накрыть собой Драко и Нарциссу, а на него сверху рухнул Добби с этим чёртовым пледом.

Налёт продолжался не больше четверти часа, и вражеские самолёты трижды заходили для атаки, прежде чем появились свои. И всё это время Люциус боялся шевельнуться, чтобы не нарушить ритм испуганного биения сердец своих родных, который означал, что они живы. Всё закончилось так же внезапно, как и началось, и гул самолётов медленно удалился на восток, а потом и вовсе стих. Можно было выбираться.

— Добби, вставай... Добби?..

Но старый слуга не подавал признаков жизни, и его тело было слишком тяжёлым... слишком... этого просто не могло быть!

Пока Драко и Нарцисса замерли от ужаса, Люциус выбрался из-под тела Добби и постарался нащупать у него пульс. Пульса не было. Подсвечивая себе зажигалкой, Люциус пытался понять, что же произошло. След от осколка обнаружился на спине Добби, чуть ниже левой лопатки.

— Папочка, он спас тебя?

— Да, Драко. Он меня прикрыл.

Бледная Нарцисса зажмурилась и притянула сына к себе. Уткнувшись ей в плечо, он разревелся, горько и безнадёжно, как в детстве. Люциус не мог себе такого позволить, поэтому он вытащил тело на улицу и положил его в траву рядом с домом. На большее не хватило сил. А ведь предстояло ещё как-то похоронить Добби и решить, как поступить с Нарциссой и Драко: оставлять их одних в доме было никак нельзя, а где найдёшь сейчас надёжного компаньона? Нарцисса тихо подошла сзади и, обняв за грудь, прижалась так сильно, будто боялась потерять. Хотя почему «будто»? Боялась. Смерть уже перешагнула порог их дома, и кто мог знать, хватит ли ей лишь одной жертвы.

Драко тоже выбрался из укрытия и теперь стоял рядом с Люциусом, глядя на Добби. Его била крупная дрожь, и, когда у него застучали зубы, Люциус прижал сына к себе. Какой же он хрупкий! И маленький... и беззащитный... и так отчаянно хочет казаться старше! Наверное, в свои одиннадцать Люциус был таким же. И у него уже был свой пони, большой любитель сахара и морковки. Сэр Абраксас был уверен, что забота о живой душе научит Люциуса чему-то, и если бы ни война, у Драко тоже мог быть свой пони... хотя Драко с большим интересом смотрел в небо... Люциус прикусил губу. И что только не лезет в голову!

— Нарси, принесите покрывало.

Нарцисса ушла в дом, а Люциус крепче прижал к себе сына и тихо сказал:

— Вот и всё, Драко. Теперь, когда меня нет, старшим мужчиной в доме остаёшься ты. Ты справишься. Я знаю.

Упадническое «если я не вернусь» не прозвучало, но и без этого Драко сумел взять себя в руки и прошептать:

— Я позабочусь о ней. Правда.

Вот и хорошо.

— Иди в дом.

— А ты?

— А я узнаю, какие потери в Уике, кто сможет вставить нам стекло, и схожу в эскадрилью.

Драко серьёзно кивнул и послушался. Нарцисса принесла покрывало, и пока Люциус накрывал Добби, зябко куталась в пальто. Только после этого он заметил светлый плед, испачканный кровью. Оторвать взгляд от этих тёмно-бурых пятен было непросто, но он всё-таки отвернулся и спросил:

— Нарси, я не могу оставить вас одних. Что, если я поговорю с Лили Поттер, чтобы она составила вам компанию?

Нарцисса улыбнулась дрожащими губами и кивнула:

— Это было бы замечательно.

* * *

Уик не сильно пострадал после бомбёжки, потому что на него не было сброшено ни одной фугасной бомбы. Скорее всего, в налёте участвовала пара сто девятых, которые теперь всё чаще несли бомбовую нагрузку. Потерявшись в низкой облачности, они сбросили свой смертоносный груз на цель, показавшуюся привлекательной, и только.

— Флайт-лейтенант Малфой, я рассчитывал увидеть вас лишь утром, — Маккензи был в отвратительном настроении и искал повод его выплеснуть. — Какого чёрта?!

— В результате налёта на Уик был убит мой помощник по хозяйству. Прошу выдать для похорон гроб.

Маккензи изменился в лице:

— Мне передали, что жертв нет. Сожгли пару сараев, и всё.

— Если и есть, то такие же случайные, как и Добби.

— Эти гробы предназначены для военнослужащих.

— Добби дослужился до капрала и был в Индии с сэром Абраксасом. Он воевал, сэр.

— Соболезную, Малфой. И дождитесь уже возвращения своей эскадрильи. Парни помогут. И могилу выкопать, ну и почести отдать, как положено.

Люциусу выделили не только гроб, но и открытый фургон, который обычно буксировал самолёты в ангар. В ожидании подмоги Люциус уселся на этот дурацкий гроб и закурил. Ему и в голову не пришло, что может подумать Северус, увидев его при заходе на посадку. Не говоря уже о Поттере с Блэком. Они мчались к нему наперегонки, бледные и напуганные до жути.

— Кто?!

— Добби.

— Твою мать, Малфой! Так и сдохнуть недолго, — выругался Блэк.

— В следующий раз напишу имя на гробе, чтобы было видно с воздуха, — огрызнулся Люциус. — Мне нужна помощь. Маккензи вас отпустил на пару часов.

Помочь Люциусу вызвался ещё Лонгботтом, который неплохо водил фургон.

Добби похоронили в конце городского кладбища, рядом с обрывом, откуда отлично просматривалась морская синь. Словно повинуясь магии, солёный ветер разметал облака, а теперь лишь трепал волосы и доносил холодное дыханье моря. Когда пришла пора прощаться, удивил Драко, который до этого старался держаться в тени, как и положено хорошо воспитанному ребёнку.

— Спасибо тебе большое, Добби, за то, — Драко прокашлялся, — что ты спас меня в подвале. Ужасно несправедливо, что тебе пришлось умереть, когда ты такой хороший и храбрый. Я всегда буду помнить то, что ты сделал для меня. Надеюсь, что сейчас ты счастлив.

Он оглянулся на Нарциссу, и она подхватила:

— Спасибо, Добби.

— Спасибо, Добби, — откликнулся Люциус. — Ты прикрыл меня от этого осколка. Покойся с миром.

Во взгляде Северуса отразился ужас, но он ничего не сказал, лишь сжал губы и первым поднял вверх руку с пистолетом. Троекратный залп прозвучал над тихим кладбищем и спугнул ворон, разлетевшихся с дикими криками. Скоро всё было кончено. Нарцисса приложила к глазам белоснежный платок, а Драко придержал её за локоть, вживаясь в образ защитника.

— Ты не говорил, что он тебя прикрыл, — едва слышно прошептал Северус.

— Это так. Прикрыл. Собой. Тихий и незаметный Добби.

— О таком не принято кричать... я бы тоже...

— Я знаю, Северус. И я.

Люциус одобряюще сжал ледяную ладонь друга, с сожалением отпуская. У него было ещё одно дело. Прежде чем уйти, он подошёл к Поттеру и без обиняков спросил:

— Джеймс, я хотел просить тебя разрешить супруге и сыну поселиться в моём доме. Этим вы бы оказали мне большую услугу.

— На каких условиях?

— На дружеских. И вместо того, чтобы оплачивать аренду, лучше побалуй их какими-нибудь приятными мелочами.

Поттер отлично умел считать, а кроме того, для него это был тоже отличный выход, поэтому он усмехнулся:

— Мне кажется, Лили согласится.

— Мне тоже так кажется. С Нарциссой они поладили, а с Беллатрикс и вовсе подруги.

— Но ты же понимаешь, Малфой, что к моей супруге прилагаюсь я?

— Понимаю.

— А это значит, что я буду навещать её, и возможно — в компании Сириуса.

— Он кузен Нарциссы, — улыбнулся Люциус.

— Ну да, — Поттер смешно наморщил нос. — Значит, мы будем приходить вместе.

— Хорошо, — согласился Люциус, — но ты ведь тоже понимаешь, что ко мне прилагается Северус?

— Кто бы сомневался, — фыркнул Поттер. — Ну, а теперь, раз мы так чудно договорились, предлагаю вместе встретить Рождество. У тебя дома. Нам нужен праздник.

Поттер, вне всяких сомнений, был наглецом, но сейчас Люциус был полностью с ним согласен. Праздник нужен.

— По рукам!

* * *

Супруга Поттера с радостью согласилась на переезд, и уже на следующий день Драко водил за руку младшего Поттера, показывая ему дом и объясняя, что коллекцию самолётов трогать нельзя категорически. Ребёнок покладисто кивал, но стоило отвернуться, как уже проворно двигал стул к открытой витрине. Драко переносил это со стоическим терпением и был всегда начеку. Нарцисса тоже неплохо ладила с Лили, что давало уверенность в том, что всё у них будет хорошо. Люциус похвалил себя за мудрое решение и вернулся в эскадрилью. Так было правильно. Тем более что бои в воздухе продолжались.

Ближе к концу осени противник изменил тактику. Теперь вместо того, чтобы сразу пересекать границу, большие силы сосредотачивались над Ла-Маншем, но начало рейда задерживалось. Это создавало серьезные проблемы, особенно учитывая, что британские истребители могли находиться в воздухе ограниченное время. Поэтому теперь вместо того чтобы отдавать эскадрильям приказ на взлет, служба наведения держала их на земле до тех пор, пока очевидность рейда не становилась безусловной. Разумеется, такая задержка была лишь меньшим из двух зол. Но пока британские истребители лихорадочно пытались набрать высоту, самолеты Люфтваффе уже пересекали линию южного побережья. А это часто не позволяло занять господствующую высоту. Еще реже появлялась возможность выйти на удобную позицию для атаки, что усугубляло ситуацию, ведь бои всегда велись с превосходящим по силе противником.

Люциус мог сказать, что уже выработал свой почерк ведения боя. Примерно за две мили до места сражения он выстраивал свою эскадрилью в одну линию и вёл её в атаку. Они всегда сбрасывали газ, чтобы уменьшить скорость сближения, но все равно получали лишь несколько секунд выигрыша для ведения огня. Тогда он ловил в прицел кого-то одного, держал его и, не обращая внимания на трассы снарядов, несущихся навстречу, жал на гашетку. Жал до тех пор, пока не начинало казаться, что столкновения не избежать. Только тогда он выжимал ручку управления вперед до самого конца. Сила тяжести мгновенно исчезала, и казалось, что желудок застрял в горле, а пыль и какой-то мусор из-под ног летели прямо в глаза, и, уже проваливаясь, он чувствовал, как голова бьется о фонарь кабины.

Но в такой схватке тратить более двадцати секунд на одного противника означало позволить другому зайти в хвост атакующему. За свой тыл Люциус не беспокоился, но Северус, повторяющий его маневры, становился уязвим. Поэтому цель выбиралась быстро, заход на неё осуществлялся мгновенно, и огонь открывался с любого возможного угла, чтобы так же быстро уйти в сторону. Длительное маневрирование не имело смысла, и победы одерживались, когда в кратчайшее время удавалось атаковать и выпустить точную очередь, желательно с самого близкого расстояния.

И каждый раз Люциус поражался тому, как точно понимал Северус его зачастую бессвязные ассоциации вроде «беру шмеля, а ты бей муху». Кстати, Поттер и Блэк тоже говорили на языке, которого кроме них не понимал никто. И в бою это имело решающее значение.

— Малфой, ты уже знаешь, где брать ёлку?

Иногда Люциусу казалось, что Блэк думает, будто окружающие говорят на том же языке, что и они с Поттером. А после недавнего боя даже значение знакомых слов доходило не сразу: в голове царила блаженная пустота, полностью отражающая опустошённую душу.

— Чего ты хочешь, Блэк? Какую, к чертям, ёлку?!

— Малфой, ты чего? — Блэк попытался ощупать его лоб, изображая заботливую маменьку. — Рождество же... подарки... пунш... венки из омелы... ну же! Ты должен о таком догадываться.

Только сейчас Люциус понял, что до Рождества осталось всего три дня, и война не повод лишать детей праздника.

— Я позабочусь о ели.

— Уж изволь! Мы с Джеем обеспечим всех пуншем, а ещё Джей хочет устроить сюрприз для леди.

Люциус мгновенно насторожился. Зная Поттера, он мог себе представить эти «сюрпризы». Но Блэк поспешил развеять его сомнения:

— Ничего криминального. Он просто хочет сделать мороженое. Лонгботтом поделился рецептом.

— Лонгботтом? Он-то откуда такое знает?

— Не всё ли равно? В общем, с нас пунш и мороженое, а с вас со Снейпом — мясо и ель. Всё по-честному.

Люциус не стал спорить. Действительно, всё было по-честному и выглядело довольно разумно, а кроме того, Нарцисса очень любила мороженое.

— Хороший план, — согласился он. — А что будем делать, если нам назначат в эту ночь дежурство?

— Не назначат! — довольно оскалился Блэк. — Это я беру на себя. Ну, знаешь, к Маккензи можно найти подход: маленькие дети, плачущие жёны...

— Балабол!

Блэк расхохотался и пошёл прочь, прокричав о том, что иметь дело с Люциусом — одно удовольствие. Будто кто-то в этом сомневался.

Северус помог Люциусу не только срубить подходящую ель, но и притащить её домой, к огромной радости детей. Впрочем, Гарри тут же потерял к ней интерес, и пока Драко вёл учтивый разговор с Северусом о духе праздника, успел не только подставить стул к стеллажу с моделями самолётов, но и забраться на него.

— Прошу меня простить, — вежливо закончил Драко и метнулся спасать свои сокровища.

— Весело тут у вас, — улыбнулся Северус подошедшей Лили.

— Как в сказке, — согласилась она. — Ну-ка, Сев, быстренько поставь ель в том углу, там её точно никто не свалит.

Люциус подошёл к Нарциссе и украдкой поцеловал её в плечо.

— Весело у вас, — повторил он слова Северуса.

— Даже не представляешь насколько, — улыбнулась Нарцисса. — Никогда прежде я не чувствовала себя настолько живой. И знаешь, милый, когда война закончится, ты меня обязательно прокатишь на самолёте. Если уж все вокруг сходят от полётов с ума, значит, в этом что-то есть.

Конечно же, Люциус пообещал, только вот ему почему-то казалось, что конца войны он не увидит, и это, как ни странно, даже не пугало.

На Рождество Маккензи отпустил их всех, и Люциус понял, что подобного опыта у него не было. Этот семейный праздник он всегда проводил в очень узком кругу, начиная с детства, когда ему стали позволять оставаться на поздний ужин, и заканчивая уютными семейными посиделками с Нарциссой и Драко, на которых всегда присутствовал молчаливый Добби. Похоже, именно он и был хранителем этой традиции, потому что с его уходом всё изменилось. Хотя Люциус и сам приложил к этому руку.

Яблочный пунш с лимоном и мятой по древнему рецепту Блэков определённо удался, несмотря на то, что Нарцисса уверяла, что Блэки никогда не увлекались кулинарией. Судя по всему, Поттеры тоже, потому что мороженое вышло как-то не очень. Но оно было сладким, быстро таяло и неплохо сочеталось с пуншем — чего ещё желать?

— Я поднимаю этот бокал за нашу чудесную компанию, — язык Поттера немного заплетался, но речь при этом не теряла связности. — Вот сидим мы здесь, все вместе, а где-то там идёт война, рвутся бомбы.

— Завязывай о плохом! — толкнул его в бок Блэк.

— Я не об этом. Просто хочу сказать, что эта гадская война объединяет лучше, чем какие-то церковные обряды... песнопения... Рождество...

— Не отвлекайся, Поттер, — снова вернул его на землю Блэк.

— Я не отвлекаюсь! Я просто хочу сказать, что пока мы вместе, нам плевать и на войну, и на смерть, потому что любовь всё равно сильнее! И когда мы победим — а мы победим! — я хочу, чтобы мы так же все собрались вместе, и тогда я найду эту чёртову волынку и даже сыграю, а Снейп споёт... а потом мы все станцуем... и это будет... это будет...

Захмелевший Поттер схватил в охапку Лили и поцеловал, подводя итог свои словам. Люциус был с ним совершенно согласен. Он поднял бокал:

— За любовь!

— За любовь, — отозвался Северус.

Тост подхватили все, веселье продолжилось, а Люциус вдруг подумал, что надо было загадывать жизнь...

* * *

Двадцать девятого декабря в небе над Лондоном снова была бойня. После ноябрьских налётов на Бирмингем и Ковентри показалось, что самое страшное позади. Но нет. И то, что обошлось почти без потерь — не считать же трагедией перебитую снарядом стойку шасси Блэка? — Люциус записал на счёт удачи. А она, как известно, очень капризная леди.

Сразу после этого вооружение их «Спитов» усилили двумя двадцатимиллиметровыми пушками «Испано-Сьюиза» и поменяли двигатели на более мощные «Мерлин 45». Всё говорило о том, что грядут перемены, и они вовсе не связаны с кадровыми перемещениями в командовании. Гипотезу Люциуса подтвердил Маккензи, который на очередном построении объявил:

— Хватит сидеть в обороне, пора наступать! И наши эскадрильи будут первыми.

План атаки был прост: шесть бомбардировщиков «Бленхейм» под прикрытием трех «Харрикейнов» и трех эскадрилий «Спитфайров» должны были нарушить воздушное пространство противника чуть южнее Кале. Бомбардировщики использовались в качестве приманки, а истребители должны были спровоцировать самолеты Люфтваффе на бой. Интересно, о чём думали в штабе командования, называя операцию «Цирк»? Люциус бы не удивился, узнав, что это изощрялся шутник вроде Блэка — вполне в его духе!

Дата этого «Цирка» была засекречена, но не оставалось никаких сомнений, что это дело ближайших дней. А ещё Люциус ломал голову над тем, как вручить Северусу подарок. Дату его рождения он знал ещё из пресловутого личного дела, добытого по случаю, но всё осложнялось тем, что Снейп никогда этот день не праздновал. Да и двадцать семь лет не такая дата... хотя на войне любая дата становится достаточно круглой, чтобы её отмечать. Ещё один год жизни — что может быть лучше? К чёрту правила приличия.

Вечер девятого января выдался очень холодным и ветреным, поэтому после очередного патрулирования никто не хотел задерживаться на площадке перед ангаром, где обычно любили покурить и обменяться новостями. Люциус задержался намеренно и не удивился, когда они с Северусом остались одни.

— С днём рождения, Северус, — Люциус протянул подарок.

Северус изумлённо уставился на него, а когда развернул подарок, то несколько мгновений разглядывал его, поглаживая вороненую сталь, с таким мальчишеским восторгом, что у Люциуса потеплело на душе.

— Люци, но это же «Браунинг М 1906»... это же... он же по индивидуальному заказу... — Северус словно забыл все слова.

— Да. Это тебе.

— Но мне нечем тебе ответить, — уши Северуса покраснели, выдавая сильное смущение.

— Просто скажи «спасибо», и мне хватит.

— Спасибо, но...

— Грипхук кое-что мне задолжал, — начал Люциус.

— Угу, и поэтому тебе это ничего не стоило, — перебил Северус. — Как всегда.

— Вот видишь, ты всё знаешь.

Северус откровенно любовался пистолетом и осторожно поглаживал его, словно лаская. Люциусу стало неловко за свои мысли и ассоциации, и он отвернулся, закурив следующую сигарету.

— А можно, я его испытаю? — похоже, Северус и сам понял, как это прозвучало, потому что быстро поправился: — В смысле, ты пойдёшь со мной в тир?

Разумеется, Люциус согласился, и, стоя рядом с раскрасневшимся Северусом, поймал себя на том, что радуется не меньше его, а ещё почему-то любуется им. Хотя, конечно, стрелял Северус красиво.

«Цирк» случился десятого января. Не встретив никакого отпора, четыре эскадрильи вторглись в воздушное пространство противника. «Бленхеймы» достойно сыграли роль приманки, показательно разбомбив военные склады. Когда показались «сто девятые», Люциус впервые с начала войны испытал прелесть численного преимущества.

Это была безусловная победа! И когда эскадрилья вернулась в Уик, Люциус записал на счёт каждого по сбитому «Мессершмитту», слегка погрешив против истины. Но моральный дух того стоил. С этого дня такие вылеты стали обычной практикой.

Однако «Цирк» не был единственным типом операций, проводимых Королевскими ВВС. Вскоре опробовали ещё один вариант, названный «Родео». В такой акции принимало участие до шести эскадрилий истребителей, которые буквально сметали всё на своем пути. Если немцы вовремя разгадывали цель подобного налета, они просто старались не попадаться на пути нападающих, так же как летом прошлого года Истребительное командование игнорировало подобные рейды немецких «свободных охотников». Когда же погода не благоприятствовала использованию больших авиагрупп, британцы все равно старались не давать противнику ни дня передышки. В этом случае применяли приемы «бузотеров» и «рейнджеров», когда два или четыре истребителя на малой высоте пересекали Ла-Манш и охотились за любой подходящей целью. И все же главным тактическим приемом Истребительного командования оставалось «цирковое представление».

Тактика действий тоже претерпела изменения. Дуглас Бэйдер предложил Истребительному командованию использовать боевое построение, получившее название «четыре пальца». Этот порядок состоял из двух пар самолетов, расположенных в ряд. Ведущие истребители размещались чуть впереди уступом, а их ведомые находились немного сзади, справа и слева. Таким образом, во время полета летчики могли следить за воздушным пространством, прикрывая друг друга сверху и сзади. Конечно же, в пару Люциусу с Северусом встали Поттер и Блэк.

«Цирк» номер четырнадцать давал представление в середине июня. На последнем совещании Маккензи говорил о том, что Германия готовится к вторжению в Россию. Это было очень похоже на правду — налёты на Британию почти прекратились, а в небе Франции редко когда удавалось встретить противника. Наверное, это было к лучшему, потому что командование стало использовать «цирковые представления» для того, чтобы поднатаскать новобранцев — кадровый голод коснулся истребительной авиации сильнее всего.

В этот раз им повезло перехватить две эскадрильи «Мессершмиттов», и Люциус хотел показать новичкам, как с ними надо обходиться. Только вот сейчас их противники оказались настоящими асами и приняли навязанный им бой с огромным энтузиазмом. А может, им просто надоел «цирк», и они решили показать, кто в этом небе хозяин.

Люциус и сам уже давно научился определять мастерство противника по манере управления самолётом, потому ничуть не удивился, когда вся мощь атаки обрушилась на новичков.

— Ах, ты ж посмотри, какая сука! — не сдержался Блэк. — Джей, бей пиздоглазого!

В пылу атаки никто не выбирал слов, но Блэк отличался особенной экспрессией. Как обычно, Поттер его понял с полуслова, и Люциусу оставалось лишь повторить их маневр.

— Сев, наш с красным фонарём.

Закатное солнце, и в самом деле, подсветило фонарь одного сто девятого. Беда была в том, что летящему в стороне Северусу, очевидно, красным засветился кто-то другой.

А тем временем оставшиеся без внимания «Мессеры» методично выбивали «Спитов», и вот уже три самолёта сорвались в последнее пике. На бешеных скоростях было трудно уследить за всеми, но новички явно не справлялись, и эти потери Люциус не мог себе простить.

— Отходим! Против солнца поднимаемся в облака и курс запад!

В бою Люциуса слушались беспрекословно, и даже Блэк признавал его право последнего слова. Он грязно выругался и пристроился в хвост Поттеру. Служба наведения Германии явно уступала британской, и в облаках удалось затеряться и взять верный курс. Люциус устроил перекличку и, не досчитавшись четверых, стиснул зубы. Хуже некуда! Вот что значит расслабились... непозволительно!

Они уже пересекли Ла-Манш, когда из облаков внезапно вынырнули их недавние противники. Люциус узнал нарисованную на фюзеляже акулью морду, наречённую Блэком недобрым словом. Пилоты «Мессеров» явно мечтали о реванше, и им удалось занять лучшее положение, пристроившись сзади с хвоста.

Непонятно, чем их разозлил Блэк, но, похоже, охота шла на него персонально. Впрочем, этот засранец умел выбесить кого угодно. Четверо против четверых — чего ещё желать! В воздухе ярко светились трассирующие пули, напоминая сплошные прутья клетки, в которую их пытались поймать, и Люциус пожалел, что расстрелял все заряды обеих пушек. Он вёл свой «Спит», проклиная законы физики, нагрузку на крыло и недостаточный радиус разворота, а когда, наконец, вышел на линию атаки, увидел, как закрутило в штопор самолёт Поттера, и тот стремительно понёсся к земле. В этот же миг Блэк взвыл, как смертельно раненый зверь, и пошёл на таран.