Снежная история (джен)

Тобиаса Снейпа соседи знали как очень серьёзного и обстоятельного человека, особенно, когда речь заходила о вещах, от которых зависело будущее. И, конечно же, он никогда не одобрял трату времени на бесполезные «поигрульки», как называл увлечения сына. Вот и сейчас он скрестил на груди руки и грозно взглянул на Северуса, прежде чем рыкнуть:

— Нет!

— Но почему? Такой шанс бывает раз в жизни.

— Я сказал — нет! Мало того, что ты целый год будешь болтаться без дела, так ещё и собираешься за это платить.

— Но это лётная школа, отец! Я получу хорошую специальность. И в этом году туда льготный набор.

— И что с того? Какая разница, как швыряться деньгами — со льготой или без?! Я сказал — нет!

— А я говорю да! Это мои деньги! Я сам их заработал и могу...

— Ни хера ты не можешь! Я столько лет тебя кормил, ждал, что в старости будет на кого опереться. Что ты будешь работать на фабрике, станешь уважаемым человеком, женишься на своей рыжей подружке, внуки пойдут, — Тобиас в сердцах махнул рукой. — А вместо этого ты собираешься тратить время в какой-то там школе? Думаешь, год проваландаешься, деньги промотаешь и вернёшься? Место на фабрике тебя ждать не будет! И рыжая твоя, кстати, тоже. Поэтому нет! Пора бы уже повзрослеть. Двадцать лет, а всё болтаешься, как дерьмо на реке. Помощник аптекаря... тьфу! Перед соседями стыдно! И ладно бы ущербный какой был! Нет же, вымахал лоб такой...

Когда Тобиас заводился, заткнуть его было непросто, но слушать эту бесконечную песню о собственной никчёмности Северус не собирался.

— Я уезжаю завтра на утреннем поезде.

— Нет!

— Да!

Их разделял обеденный стол, и если бы не он, Тобиас вполне мог приложить сына чем-нибудь покрепче слова. Например, ремнём, пряжку которого принялся судорожно дёргать.

— Только посмей!

— Я уже написал туда. Мне прислали вызов.

Тобиас сжал кулаки с такой силой, что они побелели. Он несколько секунд с ненавистью разглядывал Северуса, а потом, тяжело дыша, выплюнул:

— Если ты уедешь, считай, что нет у тебя ни отца, ни дома!

Где-то позади глухо вскрикнула мать, явно зажимая себе рот ладонью, но Северусу уже было всё равно:

— И даже не пожелаешь мне удачи?

— Убирайся! Чтоб ноги твоей больше не было в моём доме! Вернёшься — не пущу на порог, так и знай!

— Тоби! — Эйлин с рыданиями бросилась на грудь мужа. — Пожалей!

Но Тобиас словно не замечал её, с ненавистью глядя на сына:

— Что, зассал? Кишка у тебя тонка против отца идти.

— А вот хер тебе!

Северус схватил холщовую сумку, куда накануне предусмотрительно сложил смену белья и полотенце, и выскочил из дома, громко хлопнув дверью. Возвращаться он не собирался. Родительский дом уже давно пора было оставить, и хорошо, что теперь появилось место, где Северуса ждали, пусть даже «за умеренную плату». Ночь он провёл в парке недалеко от железнодорожной станции, и чуть было не опоздал на проходящий поезд. Благодаря длинным ногам с бегом у него проблем не было, что не раз помогало в непростых ситуациях. Выручило и сейчас. Когда Северус уже трясся на деревянном ящике в вагоне третьего класса, он вдруг с ужасом вспомнил, что приглашение в лётную школу так и осталось лежать между страниц учебника математики. Но не возвращаться же теперь?!

Дорогу Северус не запомнил совершенно — он пытался придумать пылкую речь, выслушав которую, члены приёмной комиссии должны были забыть о такой незначительной бумажке, как вызов-приглашение. Однако, кроме того, что авиация околдовала его разум и поработила чувства, в голову ничего не приходило. Чему удивляться — в его городе говорили ёмко и по делу, а обороты, почерпнутые в книгах, разили пафосом. А ещё очень хотелось есть, но тратить деньги на пирожок, который предлагала ехавшая в вагоне торговка, было жаль.

Пирожок Северус купил уже в Лондоне, и гораздо дешевле — стоило лишь отойти в сторону от вокзала. На душе сразу стало легче, и он отправился искать лётную школу, благо адрес запомнил наизусть. Теперь понятно, почему Черчилль назвал Лондон крупнейшей мишенью в мире — город казался бесконечным, и когда Северус, наконец, дошёл до лётной школы, была глубокая ночь. Он несколько раз обошёл трехэтажное кирпичное здание, сверяя адрес. На ум пришло сравнение с неприступным замком — если у Северуса и была идея незаметно пробраться туда, чтобы переночевать, то она была признана несостоятельной. Оставаться на улице было опасно — в родном Коукворте поговаривали, что за бродяжничество могут забрать в участок, и тогда на лётной карьере можно ставить крест.

Северус начал присматриваться к пожарной лестнице, по которой можно было подняться на крышу — туда бобби точно не сунутся! — где и заночевать, чтобы утром уже соблюсти все приличия. Благо сентябрьские ночи не такие холодные. Он уже допрыгнул до нижней перекладины и начал подтягиваться, когда его строго окликнули:

— Молодой человек, что вы себе позволяете?!

— Не ваше дело, — грубее, чем следовало, ответил Северус. — Идите, куда шли!

— Но там же совершенно нечем поживиться, — сменил тон прохожий.

Северус в ответ лишь презрительно фыркнул:

— Не интересует!

— Тогда почему вы избрали этот путь?

Вот же пристал! Северус уже твёрдо стоял на лестнице и был уверен в своей неуязвимости. Только поэтому решил объясниться:

— Я приехал поступать в лётную школу. Из Коукворта, сэр. Это промышленный город...

— Как интересно, я что-то слышал об этом городе. А почему вы решили стать лётчиком?

Северус оглядел своего собеседника. Довольно высокий, старый, но ещё крепкий, с ухоженной бородой и узкими очками, блестевшими в свете фонарей, он был похож на какого-нибудь учёного. Профессора так точно. Почему-то перед таким хотелось предстать в лучшем свете.

— Я всегда мечтал летать, сэр, но думал, что это невозможно. Но прочитав речь Болдуина, понял, что это именно то, что надо. Я уверен, что смогу быть полезным своей стране. Здесь! — Северус похлопал по холодной перекладине. — Наша граница проходит на Рейне.

— Мне нравится ваш настрой, — улыбнулся собеседник, — но зачем для этого лезть на крышу?

— Вообще-то мне надо где-то переночевать, — Северус смутился, — чтобы завтра не опоздать.

— Вы пришли вовремя. Позвольте представиться — Альбус Дамблдор, в настоящее время являюсь директором лётной школы.

Северус едва не свалился с лестницы.

— Очень приятно, сэр. А я Северус Снейп. И я собираюсь стать слушателем вашей школы и закончить оба курса.

— Вот как? — усмехнулся Дамблдор. — Тогда, мне кажется, вам лучше спуститься на землю и пойти со мной, я покажу вам школу.

— Сочту за честь, сэр.

Северус спрыгнул на землю и, слегка смущаясь, последовал за директором. Кажется, ему по-настоящему улыбнулась удача. Не спугнуть бы.

Дамблдор вёл его по школе, рассказывая о процессе обучения, который показался Северусу очень разумным. Два месяца интенсивных занятий теорией, а потом четыре месяца практики, заканчивающейся экзаменом, по результатам которого можно будет или продолжить обучение углублённо, или гарантированно получить работу в королевских ВВС, правда, в чине младшего подофицера, и, скорее всего, дальнейшая карьера этим и ограничится. Конечно же, Северус выразил своё желание пойти в эскадрилью углублённой подготовки.

— Меня очень радует ваше рвение, молодой человек. Надеюсь, вас ждёт великое будущее. И я думаю, что можно пойти вам навстречу.

— В чём? — насторожился Северус.

— Видите ли, вы опоздали на три дня — два звена по тридцать человек уже укомплектованы, и по нашим правилам я должен предложить вам подождать следующего набора.

Северус представил, чем такое обернётся лично для него. Домой возвращаться он не собирался, а оставаться в Лондоне в его случае было очень проблематично: денег у него было только на оплату школы, и транжирить их он не собирался, а жить негде... есть тоже... Наверное, в его взгляде отразилось отчаяние, потому что Дамблдор поспешил его успокоить.

— Но учитывая некоторую стеснённость вашего положения, а также огромное желание учиться, думаю, можно позволить посещать курс в качестве вольного слушателя. Назовём это резервом. Хоть это не позволит сэкономить вам на оплате, зато послужит дополнительным стимулом. Вам придётся доказать, что вы этого достойны.

Северус не знал, как выразить свою благодарность, а его благодетель, пряча улыбку в бороде, продолжал, как ни в чём не бывало:

— Школа у нас закрытая, потому все курсанты живут в общежитии, мест в котором уже нет, однако у нашего завхоза мистера Филча есть небольшая комната для инвентаря, куда вполне можно будет втиснуть кровать. Конечно, с вольницей на крыше нет никакого сравнения, — хитро улыбнулся он, — но зато и нет вероятности застудить себе что-то жизненно важное. И не будем забывать, что это только на два месяца, а потом вы распределитесь по авиационным станциям.

Северус забормотал слова благодарности, в которой никогда не был силён, но Дамблдор не стал его слушать, постучав в одну из запертых дверей.

— А сейчас я вас познакомлю с мистером Филчем. Аргус, вы ещё не спите?

Филч не понравился Северусу сразу.

— Альбус, где вы находите этих оборванцев? — заявил он, смерив Северуса презрительным взглядом.

— Это наше будущее, Аргус, — добродушно возразил Дамблдор. — Учитывая, что не все курсанты доходят до выпуска, я позаботился о резерве. Разместите его в кладовой.

— А форма? — сварливо начал Филч. — Во что я его одену?

— Милый Аргус, — Дамблдор достал из кармана сюртука конфету и, неторопливо развернув её, отправил в рот. — Я никогда не поверю, что ваш запас оскудел. Я даже готов помочь вам в поисках.

Филч недовольно проворчал что-то невразумительное и пообещал «поскрести по сусекам», после чего ещё раз оглядел Северуса и криво усмехнулся:

— У меня не будет его размера.

— Аргус, я на вас сильно рассчитываю.

Дамблдор ушёл, сообщив о времени начала занятий и попросив не опаздывать, и Северус остался наедине с невзлюбившим его завхозом. Тот, впрочем, не стал сильно вредничать, отдав ключи от кладовой и показав, где можно взять походную кровать, которую Северус сам оттащил в свой угол. После чего получил от Филча матрас, тонкое одеяло и даже подушку с комплектом постельного белья, о чистоте которого должен был заботиться сам. И только после этого завхоз вынес из своей каптёрки форму со словами «другой нет и не будет».

Ну, нет так нет! Комбинезон оказался немного тесноват, а штанины были коротки настолько, что не прикрывали щиколотки. Ха! Не на того напал. Северус с помощью шила, которое Филч дал для пробивки лишней дырки на ремне, быстро отпустил брюки комбинезона до приемлемой длины. Край, конечно, мохрился, но это было сущей мелочью. Жаль, что нельзя было таким же образом сделать комбинезон чуть шире. Но привередничать Северус не собирался. Он до сих пор не мог поверить своему счастью — большего он и желать не мог.

Зря Северусу казалось, что он не сможет уснуть. Смог! И, кажется, даже проспал, потому что проснулся он от дробного топота где-то над головой. Вечером он этого не заметил, а сейчас понял, что его кладовая удачно расположена под лестницей. Он быстро оделся и поспешил на занятия, потуже затянув ремень, чтобы чуть притупить чувство голода. До обеда можно было и потерпеть, тем более что Дамблдор говорил об армейском довольствии, которое всегда было хорошим.

Северус слился с потоком курсантов и, уточнив, что они из эскадрильи начальной подготовки, просто пошёл с ними в класс, рассчитывая сесть с краю и в процессе разобраться в происходящем.

— Молодой человек, как вы сюда попали? — у толстого, похожего на моржа, профессора был на удивление высокий и неприятный голос. — Извольте объяснить.

В последний момент Северус вспомнил, что отвечать на вопрос сидя — неприлично, и поднялся:

— Директор Дамблдор принял меня в резерв.

— Вот как это теперь называется, — моржеподобный гнусно улыбнулся. — Может, у вас ещё и приказ о зачислении есть?

Никакого приказа у Северуса, конечно, не было, но сдаваться он не собирался.

— Приказ оформляется, сэр.

— Безобразие. Я сейчас всё выясню, и если вы солгали, пеняйте на себя!

Продолжая гундеть, грузный профессор покинул класс. Северус почувствовал себя идиотом и уселся, понимая, что стал центром внимания.

— Значит, протеже Дамблдора? — растрёпанный парень в очках толкнул плечом сидевшего рядом с ним такого же растрёпу. — Слыхал, Бродяга?! — и снова уставился на Северуса: — И за какие такие интересные заслуги тебя взяли сверх лимита?

— В резерв, — поправил Северус.

— Может, ты и живёшь в общежитии?

— Нет.

— Отдельно? — с фальшивым участием поинтересовался очкастый. — Подумать только, как удобно.

Северус вырос на улице, где за такие намёки полагалось бить морду, но затевать драку в первый же день, да ещё и будучи на птичьих правах... Он сжал кулаки:

— Про удобства я могу рассказать после занятий. Лично.

— Не интересует! — нагло усмехнулся очкарик. — Я по другой части.

От драки спасло лишь появление профессора, настроение которого радикально сменилось:

— Мистер Снейп, что же вы раньше не сказали про своё родство с директором?

Даже так?! Северус постарался не выдать своего недоумения, вежливо кивнув:

— Оно не такое близкое, чтобы об этом говорить.

— И всё же, всё же... — профессор с доброжелательной улыбкой занял своё место на кафедре. — Продолжим занятие. А вы, мистер Снейп, будьте добры подойдите к господину директору во время перерыва.

Не глядя по сторонам, Северус взял лист из стопки бумаги, лежащей на столе перед ним, и принялся конспектировать лекцию — хорошо, что карандаш был у него свой. Он так увлёкся, что не сразу заметил, как его сосед за столом пытается привлечь внимание Северуса легкими тычками локтем в бок.

— Ты что-то хотел? — шёпотом спросил Северус, искоса глядя на соседа.

— Мальсибер, — представился тот, протягивая под столом руку.

— Снейп, — отозвался Северус, сжимая горячую ладонь.

Можно было сказать, что жизнь налаживалась.

* * *

Жизнь и в самом деле налаживалась. С теорией у Северуса не было никаких проблем, и он с замиранием сердца ждал, когда же, наконец, они отправятся на авиастанцию, чтобы испытать все прелести избранного пути. Он научился просыпаться без часов, которых у него никогда не было, и ни разу никуда не опоздал. Больше всего ему нравились лекции по навигации. Профессор был настолько увлечён предметом, что невольно заразил своим интересом курсантов. Северусу было смешно, когда такие лбы, как Поттер с Блэком — те самые, с которыми он свёл знакомство на первом занятии, и которые никогда не упускали повод его поддеть, — вдруг отрисовали карту лётной школы и прокладывали по ней свои маршруты по всем правилам навигации. Как дети, честное слово!

В школе была отличная библиотека, и Северус пытался восполнить пробелы в образовании, которое оказалось слишком скудным. Он не участвовал ни в каких забавах курсантов и уж точно не собирался тратить свои ограниченные сбережения на попойки, пусть директор и смотрел на такие нарушения сквозь пальцы. Его единственным приятелем стал Мальсибер, который хоть и быстро догадался, что Северус никакой не родственник Дамблдору, но не сказал об этом никому, лишь невозмутимо пожав плечами: «Это ваше с ним дело». А ещё Мальсибер не гнушался доходчиво объяснить то, в чём уже разобрался сам, и что никак не давалось Северусу.

Два месяца теоретической подготовки подходили к концу, и за всё это время Северус видел директора не больше трёх раз. Тот всегда хвалил его за успехи, заставляя краснеть, и всегда выражал надежду на его великое будущее. Всё-таки чувство юмора у Дамблдора было немного странным. Поэтому, когда он появился в столовой, сердце Северуса сжалось от нехороших предчувствий. Каждая из четырёх учебных эскадрилий занимала свой стол, поэтому Дамблдор вышел в центр зала и, оглядев всех курсантов, начал:

— Господа, я хочу вас поздравить. Министерство авиации давно интересовалось делами нашего авиаклуба и теперь выразило желание взять нас под свою опеку. С этого дня мы становимся структурой Королевских военно-воздушных сил, что является для нас большой честью. Скажу больше, с этого дня курсанты нашей школы освобождаются от платы за учёбу и будут получать денежное содержание в размере одиннадцати шиллингов в день.

Поттер довольно присвистнул, вызвав улыбку Дамблдора, одарившего его отеческим взглядом. И впервые в жизни Северусу хотелось поддержать недоумка-сокурсника. О таких условиях даже мечтать не приходилось — работая в аптеке, он получал всего четыре шиллинга два пенса в день, и считал, что неплохо устроен.

— Но как вы понимаете, господа, ничего не бывает просто так, — продолжил Дамблдор. — Министерство авиации рассчитывает, что вы не только продолжите обучение углублённо, но и прослужите в рядах Королевских ВВС не менее четырёх лет. Таковы условия контракта. И сейчас вы ещё можете отказаться, оставшись вольнослушателями, последними в истории нашей школы.

Северус оглядел сокурсников. Дураков не было — все отлично понимали, какой подарок получили, и отказываться никто не собирался. Кажется, это понял и Дамблдор, который широко улыбнулся:

— Я рад такому единодушию в наших рядах. Но до конца недели вы можете передумать. Вам нужно будет только подойти ко мне и предупредить, — он уже было развернулся, чтобы уходить, но в последний момент отыскал взглядом Северуса и кивнул ему: — А вас, мистер Снейп, я попрошу подойти ко мне в кабинет после обеда.

Северусу стало не по себе. Неужели его отчислят? И что потом? Эти мысли не давали покоя, и пока Северус поднимался на третий этаж, он уже успел трижды распрощаться с мечтой и даже закончить жизнь под одним из мостов Темзы. Но легко сдаваться он не собирался!

— Заходите, молодой человек, — улыбнулся Дамблдор. — Вы очень быстро разобрались с обедом.

— Вы собираетесь меня отчислить, сэр? — без обиняков начал Северус.

— Не так сразу.

— Но...

— Хотите чаю? Мята и мелисса неплохо успокаивают нервы.

— Мне не надо...

— Это нужно мне, — мягко перебил Дамблдор. — А вам я предлагаю составить компанию.

Северус был слишком дезориентирован, чтобы возражать. Он послушно уселся на стул, вздрогнув, когда директор успокаивающе погладил его по плечу. Чай действительно неплохо успокаивал, но лучше всего с этим справлялись слова Дамблдора:

— Видите, какое дело, мистер Снейп. Отчислить вас я, конечно же, не позволю, но на денежное довольствие вы сможете претендовать, только если кто-то из курсантов уйдёт, не справившись с обучением. Скажу сразу, с каждого курса уходят три-четыре человека, так что шанс у вас есть неплохой. Вот только будет это уже на практических занятиях. Как я уже говорил, скоро у вас начнутся полёты с инструкторами, — Дамблдор погладил золотой ободок своей чашки. — Так вот, уходят те, кто после пятнадцати часов, проведённых в небе, не смогут повести самолёт самостоятельно. Это правило.

— Я поведу! — Северус не заметил, как сжал кулаки.

— В этом я ни минуты не сомневаюсь, — снова улыбнулся Дамблдор. — Форменная одежда и питание останутся за вами, а вот деньги...

— Переживу, — твёрдо сказал Северус. — Это не главное.

— Не главное, да. Честно говоря, я думал, что мистер Мальсибер захочет стать вольнослушателем, потому что человека, менее готового к карьере военного, ещё надо поискать.

— Что вы, сэр, — неожиданно для себя Северус вступился за приятеля. — Он будет отличным офицером.

— Рад, что вы так думаете. Позвольте пожелать вам удачи.

— Спасибо, сэр.

Северус склонил голову, ощущая, как с плеч падает огромный груз. К деньгам он, конечно, относился очень уважительно, зная им цену, но так же понимал, что за мечту готов отдать гораздо больше. К тому же у него всё ещё впереди.

Только закрыв за собой дверь кабинета, Северус понял, как вымотал его этот короткий разговор. Он остановился, чтобы перевести дыханье, и уже собирался идти на занятия, когда заметил Мальсибера. Тот вышел из тёмной ниши и казался встревоженным.

— Тебя отчисляют?

— С чего ты взял?

— Директор никогда не приглашает в кабинет никого из курсантов. Только по чрезвычайному делу, — Мальсибер прищурился. — Или вы с ним?..

— С ума сошёл? — возмутился Северус и оглянулся на кабинет директора, чтобы убедиться, что плотно запер дверь. — Он просто сообщил мне, что на денежное довольствие я смогу рассчитывать, когда из нашей группы кто-то вылетит.

— И всё?

— Разумеется.

Мальсибер с пристрастием оглядел Северуса, а потом кивнул и серьёзно сказал:

— Я тебе верю.

Иногда он бывал ужасно чопорным, но Северус никогда не обращал на такие мелочи внимания. Не собирался и сейчас.

— А что ты пришёл-то? Свечку подержать?

Мальсибер только фыркнул, изображая веселье.

— Нет. Я тебя искал, чтобы сказать, что тебя девица какая-то спрашивала. Рыжая.

Неужели Лили? Северус помчался к входу, а Мальсибер ему вдогонку крикнул:

— И поспеши! Её там уже Поттер развлекает.

Поттер просто превзошёл самого себя в деле развлечения. Северус издалека заметил ярко-рыжую копну волос, которой его Лили задорно встряхивала, хохоча над шутками этого придурка. А Поттеру всё было мало! Он принялся изображать руками фигуры высшего пилотажа, подбираясь всё ближе и ближе...

— Лили! — окликнул Северус.

Она обернулась, и улыбка на её лице стала ещё светлее:

— Сев, привет! А я к тебе.

То, как разом помрачнел Поттер, мигом подняло настроение Северусу. Он почти по-хозяйски приобнял Лили за плечи и поцеловал в щёку, чего раньше себе никогда не позволял. Правда, не похоже, чтобы подруга осталась недовольна — она, хоть и ловко вывернулась из его неуклюжих объятий, и даже недовольно прошипела: «Не при всех же!», но улыбаться не перестала и даже, погладив его по руке, признала:

— Сев, тебе так идёт эта форма!

Мрачный Поттер смерил Северуса многообещающим взглядом и пошёл прочь, а Лили продолжала щебетать:

— У вас здесь так интересно! Вы уже начали летать?

— Ещё нет.

Северус устроил Лили на скамейке в просторном холле, а сам уселся на подоконник, любуясь подругой. Когда она так улыбалась, все его горести казались ничего не значащими пустяками. Только сейчас он понял, как соскучился. А ведь он не написал ей ни одного письма... идиот!

— Лилс, а как ты меня нашла?

— Адрес мне дал твой отец, если ты об этом, — она перешла на шёпот: — Мне кажется, он здорово волнуется за тебя.

— Скажешь тоже! — презрительно скривился Северус. — Он не умеет.

Лили только покачала головой, выражая сомнение, и тут же поинтересовалась:

— А у вас тут женщины есть?

— Есть одна, ведёт бухгалтерию и вроде как секретарь директора, — вспомнил Северус. — Мисс Макгонагалл.

— Молодая?

— Старая, почти как директор.

— А среди курсантов?

— С ума сошла? Это ж лётная школа! Кстати, нас взяло под крыло Министерство авиации. Представляешь?!

— Ага, — Лили явно думала о чём-то своём. — А вот Джеймс сказал, что кузина его друга собирается стать пилотом и даже проходит подготовку.

Почему-то это почти ласковое «Джеймс» сильно задело Северуса. В конце концов, Лили — его подруга, а Поттер если не враг, то недруг точно. И нечего менять сложившийся порядок.

— Твой Джеймс — редкое трепло и лгун!

— Почему? Он мне пообещал дать адрес той школы.

— Тебе-то это зачем?!

— Сев, ты рассуждаешь, будто застрял в прошлом веке! Я тоже, может быть, хочу чего-то другого, чем удачно выйти замуж! Даже если вдруг у меня не получится летать, то я смогу работать в наземной службе! Хотя, конечно же...

— Лилс, ты чего? — опешил Северус. — Зачем тебе это?

— Сев, только не говори, что ты сейчас серьёзно! — Лили прикусила губу, а взглядом её ярко-зелёных глаз можно было высекать искры.

Ссориться с ней Северус не собирался. Чтобы немного разрядить атмосферу, он соскользнул с подоконника и, усевшись рядом с Лили, взял её руку.

— У красавицы Невер, например, — продекламировал он, — глазки зелены и нежны, но порой сверкает в них больше молний голубых, чем в пучинах роковых бури бешено-мятежной!

— Сев, ты балбес! — Лили едва сдерживала улыбку. — Я тебе о серьёзных вещах, а ты...

— И я тоже. Серьёзно. Ты такая красивая.

Близость Лили всегда действовала на него одинаково: хотелось заслужить её одобрение, а потом греться в лучах улыбки, мечтая о том, что так будет всегда. Наверное, это и была любовь.

— Сев, я тоже хочу вырваться из Коукворта. И мне тоже очень пойдёт форма.

Северус пробурчал, что Лили пойдёт всё, что угодно, и решил сменить тему разговора.

— И всё-таки, расскажи, как ты меня нашла. Ты же никогда не общалась с Тобиасом.

— Ну да, — Лили выглядела немного смущённой. — Он сам подошёл ко мне и отдал бумажку с адресом — кажется, это было твоё приглашение, и попросил...

Северус мгновенно напрягся. От просьб отца он не ждал ничего хорошего.

— И о чём же он попросил?

— Вразумить тебя, — Лили виновато пожала плечами. — Почему-то он решил, что я могу заманить тебя обратно. Он даже купил мне билет.

— Что?

От возмущения Северус забыл, что собирался поцеловать Лили. Он вскочил и несколько раз обошёл скамейку, на которой она сидела, пытаясь успокоиться.

— Он купил мне билет, — тихо повторила Лили.

— И ты взяла у него деньги?! Чтобы вернуть меня домой?!

— Сев, я не собиралась...

— Но ты взяла.

— Сев, конечно, я взяла эти чёртовы деньги, — рассердилась Лили. — Потому что, как ты помнишь, в булочной, где я подрабатываю, мне платят очень скромно. Кроме того, я же не собиралась тебя вразумлять!

— Так ты его ещё и обманула?!

— Ну, знаешь что, дорогой! — в гневе Лили была похожа на рассерженную кошку. — Если ты не рад меня видеть, так бы сразу и сказал! И про работу я лучше буду узнавать у Джеймса, а не у тебя! Он хотя бы уважает женщин, и у него хорошие манеры!

— Ах, так! — Северусу захотелось, чтобы Лили стало так же больно, как и ему. — Ну, так иди и целуйся со своим Поттером.

— Обязательно! Тебя каждый раз спрашивать?

— Можешь не утруждаться!

— Вот и отлично! Но прежде чем уйти, я хочу сказать, какое ты дерьмо, Северус Снейп! Ты уехал, даже не попрощавшись, за два месяца ни разу не вспомнил обо мне, а когда я сама приехала к тебе, вздумал попрекать какой-то ерундой!

Это было настолько не похоже на все их прежние пикировки, что Северус растерялся.

— Лили, я не...

— Нет! Ты самовлюблённый болван, который не замечает ничего вокруг! И я больше не хочу иметь с тобой ничего общего! Понял?!

Из всего сказанного Северус понял только то, что Лили обижена на него. Но ведь она обижалась и раньше, и всегда прощала, стоило попросить — правда, всегда требовалось время, чтобы она остыла. То самое время, которого сейчас у Северуса просто не было.

— Лили, прости меня... пожалуйста...

Не зная, как ещё смягчить крутой нрав подруги, Северус попытался опуститься перед ней на колени, но добился противоположного эффекта:

— Не будь жалким!

Она резко развернулась и пересекла холл. И даже в перестуке её каблуков Северусу чудилась гневная отповедь.

— Лили!..

В ответ только громко хлопнула дверь, на которую Северус уставился, не понимая, что произошло. Лили же не могла вот так, из-за минутной обиды... она же сама к нему приехала... сама... а он... вот же идиот! И чего начал к ней цепляться? Ответ на этот вопрос Северус прекрасно знал, но изо всех сил старался запихнуть его куда подальше, прикрыв обидой и злыми словами. Он её просто ревновал! И к этому идиоту Поттеру, и к лётной карьере, в которой Лили могла бы оказаться лучше Северуса — училась-то она всегда отлично.

— Лили!

Северус выбежал на улицу, где накрапывал противный осенний дождь. Но было уже слишком поздно — Лили словно провалилась под землю.

* * *

Дни до экзаменов по теории прошли как во сне. Северус написал восемнадцать писем Лили, из которых отправил только два. Ответа он так и не дождался. Он опустился даже до того, что попытался узнать у Поттера, не осталась ли она в Лондоне. Но то ли Поттер не понял намёка, то ли из природной зловредности, но он никак не прояснил волнующий Северуса вопрос. По ночам же снилась такая ерунда, от которой хотелось завыть. Поэтому Северус сильно удивился, когда на экзаменах получил высший балл.

На авиастанцию в Станстенде курсанты добирались поездом. На вокзале Дамблдор выразил надежду на то, что полетят все, а потом нашёл для каждого пару тёплых слов и каждому пожал руку. Северусу он пожелал удачи и сообщил, что главное в жизни, конечно, любовь.

— Это когда есть, где жить и на что, — буркнул Северус.

— Поверьте, мистер Снейп, материальные проблемы решить гораздо проще.

— Вы ещё забыли про здоровье, сэр.

Дамблдор лишь усмехнулся, погладив бороду:

— Молодости свойственна дерзость. И всё же желаю вам найти свою любовь прежде, чем придётся задуматься о здоровье.

В Станстенд-Маунтфитчет поезд прибыл уже в сумерках, поэтому на авиастанцию курсанты пришли, когда стемнело. Северус успел увидеть два ангара и ещё какие-то строения, наверное, жилые. Им велели построиться у «штаба», где энергичный флэг-офицер коротко рассказал о распорядке дня, показал столовую, которая была одновременно клубом, и повёл «обустраиваться». Северус ожидал, что его, как резервного, снова поселят где-то в кладовке, и был приятно удивлён, когда оказался в одной комнате с Мальсибером. Они только успели бросить свои вещи на узкие кровати, как их повели ужинать. Всё-таки армейское довольствие было отличным.

После плотного ужина их отпустили отдыхать, напомнив об утреннем построении в семь часов. Северус уважал порядок и дисциплину, поэтому был только рад занять себя полностью, лишь бы не думать о личных проблемах. Однако наступила ночь, а с ней вернулись и мрачные мысли. О Лили и Поттере, который каждый вечер куда-то исчезал и даже словно перестал замечать Северуса.

— Снейп, ты чего возишься?

Шёпот Мальсибера с соседней кровати напомнил Северусу, что он не один. Оказывается, в кладовке были свои прелести.

— Бессонница, — буркнул он, чтобы отвязаться.

— Это ты из-за своей подружки?

В темноте в таком было признаваться гораздо проще.

— Будешь смеяться?

— Не смешно. Поттер хвалился, что увёл её у тебя.

Всё-таки увёл...

— Получается так.

Мальсибер немного помолчал, а потом едва слышно сказал:

— Меня тоже бросили. Когда я сообщил о своих планах.

— А что не так с твоими планами?

— Глупо мечтать о небе, вместо того, чтобы твёрдо стоять на земле.

— Знакомо, — вздохнул Северус и, вспомнив отца, процитировал: — «Годик проваландаешься и вернёшься...»

— Как-то так.

— И ты выбрал небо?

— Будто ты выбрал что-то другое.

— А мне и выбирать не пришлось. Лили просто ушла. К Поттеру. Потому что я ей не нужен.

Оказывается, если не видеть собеседника, то такие признания даются легко. Особенно, если в ответ получаешь сочувственное молчание и понимающее: «Она ещё пожалеет». Может, пожалеет, а может, и нет, но Северусу стало ощутимо легче. А потом Мальсибер заговорил про учебные «Тайгер моты» и про волшебные пятнадцать часов, за которые предстояло освоить науку полёта, которая кому-то давалась, а кому-то нет. И под тихий рассказ Мальсибера Северус сам не заметил, как уснул.

Сразу же после завтрака курсантов повели знакомиться с «очаровательными Тайгер мотами» — двухместными бипланами, чьё ярко-оранжевое брюхо вкупе с чёрными крыльями делало их похожими на больших пчёл. Северус с нетерпением ждал полёта, не замечая ничего, кроме готовых к взлёту машин и ярко-синего неба.

— Снейп?

— Да.

— Грюм.

Рука хмурого инструктора была крепкой и очень горячей, но Северус не мог оторвать взгляд от его ноги, точнее, протеза.

— Полетаем? — усмехнулся Грюм и легко забрался в биплан, словно нога не доставляла ему никакого неудобства.

— Полетаем! — Северус надел шлем и опустил очки.

Конструкция «Тайгер мота» вдруг показалась ему очень ненадёжной, а деревянный винт — вообще несовместимым с полётом. Грюм завёл двигатель, и лёгкий биплан поехал по заросшему травой полю, подпрыгивая на каждой кочке. Не успел Северус подумать о том, что они так никогда не взлетят, как Грюм прорычал что-то ободряющее, дёргая на себя рычаги, и земля стала медленно удаляться от них. Потом показалось, что шасси биплана непременно должны зацепить кроны деревьев, но снова обошлось.

— Ссышь?! — проорал Грюм, перекрикивая шум мотора и свист ветра.

— Хер там!

— Тогда держись!

Это было единственное предупреждение, после которого «Тайгер» словно взбесился: он то резко взлетал, то почти камнем падал вниз. Он качал крыльями и закладывал такие виражи, что Северус забыл обо всех своих романтических фантазиях, мечтая лишь об одном — быстрее оказаться на земле. Он представлял себе лицо Дамблдора, которому сообщали, что его резервист оказался дезертиром, а потом рисовал в красках встречу с отцом, думая о том, как того обрадует решение сына работать на фабрике. А биплан продолжал свою сумасшедшую гонку.

Наступившая вдруг тишина показалась Северусу какой-то нереальной, а звук моторов круживших в небе «Тайгеров» — жужжанием мух. Он даже не сразу понял, что они уже приземлились, а Грюм с неожиданным уважением хлопает его по плечу.

— Ты молодец, парень. Толк будет.

Северусу хотелось послать его подальше, но не было сил. Он вылез из кабины вслед за Грюмом и, чувствуя, что не держат ноги, привалился спиной к биплану.

— Будешь?

Вставший рядом Грюм протягивал ему открытую пачку сигарет. Северус не курил, считая эту забаву пустой тратой денег, но тут почему-то потянулся к пачке.

— Буду!

После первой затяжки Северус закашлялся, но почувствовал, как перестали дрожать руки, и вновь вдохнул едкий дым. К тому моменту, как стали опускаться остальные машины, он уже полностью пришёл в себя и мог свысока смотреть на Поттера, блюющего себе на туфли. Мальсибер тоже выглядел бледно-зелёным, и когда оказался на земле, просто сел на траву, запрокидывая голову и зажмуриваясь. А Грюм окончательно поднял самооценку Северуса, доверительно сказав:

— А ведь кроме нас «бочки» и «петли» никто не делал.

Наверное, это и в самом деле было круто, потому что когда Грюм сказал об этом инструктору Поттера, тот восхищённо присвистнул, а Северус почувствовал в себе силы продолжить.

Второй раз в воздух они поднялись через час, и всё прошло гораздо спокойнее. Северус уже смог не только разглядеть землю, но и отыскать среди остальных строений их авиастанцию, и даже узнать стоящего рядом со штабом флэг-офицера. Того самого, что вчера встречал вновь прибывших курсантов.

— Ну как? — проорал Грюм. — Нравится?

И Северус совершенно искренне подтвердил:

— Да! Очень!

Ему, и правда, всё нравилось: и небо, и свистящий в ушах воздух, и невероятное ощущение полёта, которое было гораздо ярче того, что рисовала фантазия.

Первым из курсантов самостоятельно поднялся в небо Лейстрандж. И если поначалу Северус часто путал его с братом, то теперь научился их различать и навсегда запомнил его имя — Рудольфус. Северус был вторым, и они единственные из группы сделали это после восьми часов полётов. Сразу же после приземления их отправили в штаб, и, проходя мимо Поттера, Северус не сдержал торжествующей улыбки.

Флайт-лейтенант Скримджер был немногословен. Он пожал им руки, поздравил с первым успехом и сообщил, что с этого дня они зачислены в резерв Королевских ВВС, что влекло за собой немало приятных бонусов, одним из которых становилось денежное довольствие, равное довольствию пайлот-офицера. Северус был уверен, что все курсанты, кроме него, уже получали своё жалование, но судя по тому, как обрадовался Лейстрандж, это было не так. Скримджер пожелал им удачи и чопорно выразил надежду на то, что окончательный экзамен они сдадут с тем же успехом и будут зачислены в авиашколу Королевских ВВС.

— Но мы думали продолжить обучение у Дамблдора, — Лейстрандж казался озадаченным.

— Командование планирует увеличить количество курсантов, поэтому принято решение разделить обучение для большей эффективности, — Скримджер задрал подбородок. — Грядёт война, и мы должны быть к ней готовыми. Я согласен с прогнозом Черчилля о том, что к концу тридцать пятого года Германия догонит Британию. Если ничего не делать.

— Германия никогда не догонит Британию! — вскинулся Лейстрандж.

— Мне нравится ваш настрой. Докажите мне, что я ошибаюсь. Станьте лучшими. Вы это можете.

Северус скупо кивнул. Он всё ещё опасался, что Скримджер вспомнит о «резерве» и отменит своё решение, но распоряжение сходить к казначею развеяло сомнения. Похоже, отчисление Северусу больше не грозило.

На первые нежданные деньги он купил себе пачку сигарет, вспомнив завистливый взгляд Поттера и то, как успокаивались нервы после пары затяжек. Похоже, Грюм, сам того не зная, наградил его новым пристрастием. Правда, никаких неудобств от этого Северус не испытывал, точно зная, что в любой момент сможет бросить.

Поттер с Блэком полетели после девяти часов обучения и явно гордились собой, только вот Северус прекрасно знал, что опередил их, и это чувство согревало. Вместе с тем росла тревога за Мальсибера. В памяти прочно засели слова Дамблдора о нём, а потом ещё и Грюм мимоходом проговорился, что некоторым меняют инструкторов из-за недостаточного прогресса. В этот же день инструктором Мальсибера стал улыбчивый и спокойный Уизли, про которого Северус думал, будто он умеет только перебирать бумажки в штабе и красиво отвечать на письма.

Северус посадил свой «Тайгер мот» и, выбравшись из кабины, закурил, лениво жмурясь от яркого света. Пусть дни ещё были тёплыми, но ночные заморозки, заставившие траву пожухнуть и побуреть, напоминали о скорой зиме. Да и воздух уже был холодным.

— Не полетел?

Рудольфус Лейстрандж встал рядом, вглядываясь в ярко-синее небо. Почему-то сразу стало понятно, что речь идёт о Мальсибере.

— Нет.

— Басти тоже, — Лейстрандж сорвал травинку и принялся её грызть. — И чёрт его знает, от чего это зависит. Он всегда был первым... а тут...

Северусу почему-то вдруг захотелось его утешить, хотя он никогда не занимался подобной благотворительностью и не умел этого делать.

— Полетит ещё, не зря же пятнадцать часов дают.

— Ну да, не зря, — согласился Лейстрандж. — Закурить дашь?

Так они и стояли, глядя на снующие над ними «Тайгеры» и думая каждый о своём.

— Он тоже полетит, — вдруг сказал Лейстрандж. — Вот увидишь.

Северус мог бы сказать, что его это не волнует, но внезапно понял, что это не так. Наверное, потому, что дружба с Мальсибером — единственное, что у него осталось после того, как Лили выбрала Поттера. Успокаивало лишь то, что ещё больше половины курсантов летали с инструкторами.

Артур Уизли оказался настоящим волшебником. Через четырнадцать часов, проведённых Мальсибером в воздухе, он сказал:

— Вы готовы. Я хочу, чтобы вы взлетели, сделали круг и сели. Вопросы есть?

— Нет.

Стоя у своего «Тайгера», Северус с замиранием сердца смотрел, как ловко Мальсибер запрыгивает в кабину и разгоняет самолёт, заставляя взлететь. Идеально. Северус следил, как самолёт друга набирает высоту, и только когда дотлевшая до конца сигарета обожгла пальцы, вспомнил, что собирался курить. А Мальсибер, закончив круг, начал плавный разворот для своей первой посадки. Это было сложным испытанием. Северус уже понимал, что его скорость была выше, чем нужно, а хвост чересчур задран. Поэтому он ничуть не удивился, когда, коснувшись земли, «Тайгер мот» пугающе подпрыгнул. Но, кажется, Мальсибер вспомнил, о чём говорили все инструкторы, и дал полный газ, уходя с набором высоты для повторной посадки. Он сделал новый круг и со второй попытки безупречно посадил свой биплан. Мальсибер медленно подрулил к тому месту, где стоял Уизли.

— Поздравляю, — только и улыбнулся тот.

— Что это значит? — бледный Мальсибер не спешил покидать свой «Тайгер мот», будто боялся, что его сразу выгонят.

— То, что пора переходить к следующему этапу, — Уизли протянул ему сложенный в несколько раз кусок брезента. — Закрепите «колпак», будем летать по приборам.

Лишь поздней ночью Мальсибер дал волю чувствам.

— Я был уверен, что всё провалил... понимаешь, Снейп? Всё.

Северус не умел утешать, а потому ляпнул невпопад:

— Будто тогда ты бы не нашёл, чем заняться.

Мальсибер немного помолчал, а когда отозвался, в его голосе звучала горечь:

— Шутишь, да? Я выбрал свой путь... ради него я оставил... — в горячечном шёпоте Северус не разобрал, кого тот оставил, но зато хорошо расслышал: — Дурак ты, Снейп.

Обижаться Северус не собирался, вместо этого сказав:

— А Селвина отчислили. Странно, я думал, это будет Петтигрю.

— Петтигрю не так плох, — тут же откликнулся Мальсибер, — а Селвину, и правда, лучше быть техником. Он с удовольствием копался в моторе, и, наверное, единственный из нас смог бы заправить машину. Зато он «крылья» получит раньше нас.

— Они у него всё равно будут другие, — Северус подумал и добавил: — И офицером ему никогда не быть.

— Да он и не хотел. Он ведь в авиашколу пошёл только, чтобы не стать викарием, как его отец. А летать он и не собирался.

— Ага, — фыркнул Северус. — И нахрена тогда было всё затевать?

— Не все такие упёртые, как ты. Лейстранджи вон мечтают о штабной работе.

О таком Северус и не думал, хотя...

— Рабастан бы смог, ну а Рудольфус же... он же первым полетел. Зачем ему штаб?

— Ну а тебе полёты только для карьеры нужны, что ли? У каждого своя мечта.

И всё равно такого Северус не мог понять. Как можно было обменять полёт на какие-то бумажки? Его молчание Мальсибер расценил по-своему:

— Вот видишь, каждому своё. А вот Поттер от полётов не откажется ни за что.

Вспоминать Поттера Северус не любил, но тот постоянно вставал у него на пути.

— А ты, кстати, не знаешь, чего он такой довольный ходит?

Мальсибер немного помолчал, а потом всё-таки ответил:

— На днях приезжает кузина Блэка.

— А причём здесь Поттер?

Северус уже чувствовал, что ответ ему не понравится. И точно!

— Она приедет вместе с девчонкой Поттера.

Глупо было рассчитывать на что-то другое. Лили всегда делала то, что хотела. Северусу иногда даже казалось, что она дружила с ним только для того, чтобы позлить сестру, помешанную на приличиях и престижности. Во всяком случае, подруга была не из тех, кто щадит чужие чувства, и всегда могла сказать, что думает. Северусу она нравилась именно такой, но он и представить не мог, что эта прямота обернётся против него. Надо было свыкнуться с мыслью, что Лили приедет к Поттеру и будет с ним здесь гулять. Кто ж знал, что это будет так больно? Когда его Лили — больше не его. И ладно бы выбрала себе кого-то другого! Пусть даже любого из Лейстранджей. Или Мальсибера... хотя как после такого с ним дружить?

— Снейп, ты меня слышишь?

— Угу...

— Снейп, да плюнь ты! Найдёшь себе кого-то ещё.

— Интересно, где? — едко отозвался Северус. — Здесь, что ли?

— А хотя бы.

— Здесь я могу найти только тебя!

Мальсибер замолчал, и Северусу показалось, будто он обиделся. Можно было, конечно, немного смягчить разговор и обратить всё в шутку, но отвратительное настроение заставило отвернуться к стене и уснуть, не пожелав приятелю доброй ночи и интересных снов.

Время помчалось со страшной скоростью. Полёты становились всё свободнее, и насколько Северус успел полюбить элементы высшего пилотажа, настолько же невзлюбил полёт по приборам. Наверное, дело было в брезентовом колпаке над его кабиной, который напрочь убивал наслаждение от нахождения в воздухе. Северус чувствовал себя запертой в клетку птицей — слепой и глухой! — и никак не мог избавиться от желания сдёрнуть этот колпак. Но это был важный элемент заключительного экзамена, поэтому приходилось терпеть.

А по вечерам они всем курсом ходили в паб Станстенда, где с пугающей скоростью избавлялись от денежного содержания. Они еще не были служащими Королевских ВВС, не носили формы и не имели никаких званий, поэтому все их выходки оставались безнаказанными. Северус поначалу отказывался от этих походов, намереваясь открыть вклад в банке и накопить на что-нибудь стоящее, но потом и его сразило общее настроение «прощания со свободой». В конце концов, он никогда не позволял себе ничего подобного, а счет в банке может и подождать, пару-тройку месяцев.

Именно в пабе он и встретил Лили после той роковой размолвки. Она явилась в компании красивой девицы, в которой безошибочно узнавалась кузина Блэка — вот что значит кровь! — и, кивнув Северусу в знак узнавания, уселась за столик Поттера. Боль и обида вспыхнули с новой силой. Лишь страх перед отчислением удерживал Северуса от немедленной драки с Поттером, который, изображая самолёт, кружил вокруг Лили, пытаясь ненароком приобнять. А та лишь задорно смеялась.

Когда начались танцы, Северус уже даже не пытался встать, чтобы не опозориться — так он ещё ни разу не напивался. А Лили вытанцовывала с Поттером то джигу, то французскую кадриль, а то и вовсе ирландский кейли, и казалось, что счастливей её не было человека на свете. Красотка Блэк тоже не отставала и мимоходом окрутила обоих братьев Лейстранджей, словно никак не могла выбрать кого-то одного. Те увивались вокруг, не понимая, что в итоге повезёт лишь одному, а второму останется только горечь отвратительного пойла, которое в Станстенде по ошибке называли пивом.

А потом Лили поцеловала Поттера, и Северус понял, что сдохнет, если не уйдёт прямо сейчас. Ему казалось, что придётся всем объяснять, почему он уходит в разгар веселья, но тут красотка Блэк по очереди поцеловала братьев, к восхищённому вою зрителей, и Северус ушёл никем не замеченный. Он брёл до общежития в полной темноте, всё ещё слыша громкую музыку и оглушительные крики отдыхающих сокурсников. Всем было хорошо, весело, и только он был чужим на этом празднике жизни.

Решение показалось ему простым и единственно верным. Сначала он хотел написать прощальное письмо Лили, но потом подумал, что и без этих дурацких соплей можно обойтись. Хотя написать кровью «желаю счастья» показалось ему стоящей идеей. И сдохнуть! А она пусть потом целуется со своим Поттером и вспоминает о том, кто ради неё жизни не пожалел.

Северус достал опасную бритву и чиркнул себя по запястью, не чувствуя боли. Крупные капли крови покатились по ладони и закапали на пол. Вот так... хорошо... а она пусть там... целуется... Электрический свет резанул по глазам, заставляя зажмуриться, а потом лицо обожгла пощёчина.

— Идиот!

Мальсибер не стеснялся в выражениях, объясняя Северусу, как он не прав, и перетягивая порезанное запястье собственной разорванной сорочкой. Это было последней каплей, и Северус вдруг уткнулся ему в живот и разревелся горькими пьяными слезами. Мальсибер сначала просто гладил его по голове, затем, усевшись рядом, обнял, а потом поцеловал. Где-то в глубине души Северус понимал, что это неправильно, что они потом пожалеют об этом, но не мог остановиться, горячо отвечая на поцелуй. Сейчас ему было просто охренительно хорошо, а сердце перестало болеть, выстукивая ритм джиги. А ещё очень хотелось жить.

— Рей, я...

— Тш-ш... все нормально...

Северус не стал возражать, когда Рей встал, чтобы запереть дверь и погасить свет, а потом вернулся к нему, опрокидывая на кровать. Целоваться лёжа было гораздо удобнее, да и голова кружилась чуть меньше.

— Какой же ты идиот, — шептал Мальсибер.

— Да-а, — соглашался Северус, подставляя под поцелуи шею.

— Придурок... кретин... бестолочь...

— Да-а-а...

Мальсибер был горячим, как печка, а его сердце колотилось ещё сильнее, чем у Северуса... ну, конечно, если губами можно правильно уловить ритм. А ещё у него оказались просто потрясающие руки — нежные, чуткие и очень сильные, и они точно знали, где их прикосновения больше всего нужны Северусу... больше всего...

Никогда прежде Северусу не было так плохо утром. Невыносимо болела голова, во рту пересохло так, что язык прилипал к нёбу, мысли о завтраке вызывали приступы тошноты, но самое главное — такого стыда он не испытывал ни разу. Мальсибер тихо спал на своей кровати, а Северус боялся пошевелиться, чтобы его не разбудить. После того, что они творили ночью, он просто не знал, что делать, и как теперь смотреть друг другу в глаза.

Притвориться, будто ничего не было? Ну, или прикинуться таким пьяным, что после бурной ночи не осталось никаких воспоминаний? Вот да! Не помню, значит не было. Да и Мальсибер, скорее всего, тоже был сильно пьян... он же не хотел?! Или...

Запутавшись в собственных мыслях, Северус сбежал в душ, где прохладная вода помогла взять себя в руки и справиться с эмоциями. Он стоял под струёй воды и открытым ртом ловил живительную влагу, со вкусом ржавчины. Когда стало чуть легче, он заметил, как на намокшей повязке, стягивающей запястье, выступила алая кровь. Проклятье! За такое запросто можно вылететь с курса! Северус с ужасом представил, как его отчисляют, и, наскоро обтерев себя полотенцем, оделся и поспешил прочь, уже зная, как вести себя с Мальсибером.

* * *

Похоже, утро недобрым было не только у Северуса. Мальсибер сидел на кровати, обхватив голову руками, и разглядывал засохшие пятна крови на полу. Северус закрыл за собой дверь и как можно непринуждённее поинтересовался:

— А что тут вчера было? Нихера не помню.

Мальсибер энергично потёр лицо ладонями и хмуро взглянул на Северуса:

— Кто-то вчера неосторожно хотел побриться. На ночь.

— Я, что ли? — Северус выставил вперёд руку с порезанным запястьем и принялся внимательно её разглядывать. — Рей, я точно идиот! Так упился, что не помню... это я себя сам?

— Нет. Я помогал, — огрызнулся Мальсибер и, глядя на разорванную сорочку, ворчливо продолжил: — Давай перевяжу, герой-любовник.

От сердца заметно отлегло, и Северус протянул руку, стараясь не морщиться, пока Мальсибер менял повязку.

— Не туго?

Северус покрутил кистью.

— В самый раз.

— Летать сегодня сможешь?

— Конечно. Хорошо, что я правша.

Мальсибер пробурчал, что Северус идиот, и старой мокрой повязкой принялся стирать кровь с пола.

— Если что, скажешь, что носом кровь пошла. Понял?

Всё-таки Мальсибер был отличным другом, и Северус был ему благодарен. За всё. В том числе и за понимание... всего.

— Скажу.

— И руку никому не показывай, — Мальсибер принялся рыться в своей сумке, пока не достал оттуда широкий кожаный браслет. — Вот возьми. Он как бы для часов, но их можно завести потом.

Судя по следам, часы на этом браслете когда-то всё-таки были, но расспрашивать о таком не стоило. Мало ли, в чём там дело. Поэтому Северус ещё раз поблагодарил друга и надел браслет поверх тонкой повязки. Получилось очень даже неплохо, и ничего не видно.

— Я тебе потом отдам, когда заживёт, — пообещал он.

— Можешь оставить себе. Часы потом купишь и носи.

— А ты?

— А я себе другие хочу. С компасом в браслете.

— А зачем тебе компас в часах? В самолёте же есть, а на земле на кой он нужен?

— Пригодится, — усмехнулся Мальсибер.

От утренней неловкости не осталось и следа, и Северус для себя решил, что Мальсибер просто хотел его утешить, вот так нестандартно. У него это отлично получилось, но всё равно абсолютно ничего не значило. Вообще! А стало быть, не стоит и заморачиваться. Северус и не заморачивался, тем более Мальсибер вёл себя просто безукоризненно. Как самый хороший друг. Лучший. Потому что лучше друзей у Северуса ещё не было — Лили теперь уже можно было не считать.

Воспоминания о Лили всё ещё приносили боль, но уже вполне терпимую, с которой Северус научился справляться. Он сосредоточился на полётах и для себя решил, что превзойдёт Поттера хотя бы в небе. Грюм только посмеивался над рвением подопечного, с удовольствием обучая его новым приёмам. Мальсибер тоже делал успехи, и когда Северус слышал, как его хвалит Уизли, на душе неизменно теплело.

Теперь по вечерам Северус обсуждал с Мальсибером «Бленхеймы», «Харрикейны» и только что появившиеся «Спитфайры», почти до хрипоты споря о том, какой из учебных самолётов лучше подготовит к полётам на них — «Хаукер харт» или «Хаукер фьюри». Почему-то касаться чего-то личного было неловко, хотя, конечно, Мальсибер давным-давно забыл о той ситуации, но Северус опасался всё испортить. А ещё он стал невольно задумываться о том, чем могло бы всё у них закончиться, если бы тогда утром он повёл себя как-нибудь иначе. Нет, разумеется, он не собирался делать ничего такого... предосудительного, но сердце сладко замирало от мысли, что могло произойти, зайди они тогда чуть дальше.

В паб Северус больше не ходил. По слухам, Лили с кузиной Блэка ещё пять раз приезжали в Станстенд, но больше подругу он не видел. Да и зачем? Чтобы наблюдать, как она счастлива с другим? Зато в небе Поттер теперь сильно проигрывал Северусу. И когда на итоговом испытании флайт-лейтенант Грейвз посоветовал Поттеру в полете по приборам брать пример со Снейпа, надо было видеть лицо этого самовлюблённого засранца. Несколько мгновений Северус чувствовал себя отмщённым.

Первый этап был пройден, и Северус с удивлением узнал, что им положен короткий отпуск, после которого предписывалось явиться в Центр Королевских ВВС в Аксбридж, для прохождения двухнедельной строевой подготовки. Зачем лётчикам она была нужна, он так и не понял, но решил, что это время нужно для того, чтобы снабдить их формой, а болтаться просто так в армии не принято. Да и когда ещё учить устав?

Все три дня отпуска Северус провёл с Мальсибером, потому что домой, как оказалось, им было совсем не нужно. Мальсибер не спешил рассказывать о своей жизни, и наверняка у него были на то причины, а Северус не спрашивал, потому что в ответ пришлось бы тоже откровенничать. В Лондоне они едва не попали на какой-то митинг. Северусу такие вещи были в диковинку, и он хотел послушать, о чём говорят, но Мальсибер сердито зашипел: «Хочешь вляпаться в дерьмо?» и увёл его с таким видом, будто точно знал, что ничего хорошего там нет. Спорить Северус не стал, потому что хотел увидеть ещё Букингемский дворец и поглазеть на воронов Тауэра.

В Аксбридже их с Мальсибером снова поселили вместе, и ничто не мешало возобновлению вечерних споров, с некоторых пор ставших традиционными. Две недели пролетели очень быстро, и только Мальсибер слишком много ворчал про строевые упражнения. Но зато им, наконец, выдали новенькую форму, от которой у Северуса захватывало дух. Мало того, что она была подогнана индивидуально под каждого, так ещё и состояла из множества вещей. В комплекте парадной формы был даже кипенно-белый шёлковый шарф, завязывать который пришлось учиться.

Северус стоял в строю рядом с Мальсибером и внимательно слушал приказ о распределении их эскадрильи по разным авиашколам. Он терялся в догадках, чем руководствовались те, кто готовил списки, но в одиннадцатую авиашколу Королевских ВВС, которая только что открылась в Шоубери, около Шрусбери, кроме них с Мальсибером были направлены братья Лейстранджи и весёлая компания Поттера, состоящая из Блэка, тихони Люпина и мямли Петтигрю. Так что если Северусу и повезло, то только наполовину.

В Шоубери у них началась совершенно другая жизнь. Из-за того что инструкторы должны были оценить пригодность каждого для всех типов воздушных операций, начинающие лётчики не только много времени проводили в воздухе, но и часто меняли самолёты. В основном это были двухместные одномоторные бипланы «Хаукер харт» и «Одэкс», которые могли быть как лёгкими бомбардировщиками, так и самолётами воздушной поддержки. Получение долгожданных «крыльев» было всё ближе. Теперь уже стало очевидным, что их всех ждёт военная карьера, и Северусу приходилось признать, что компания Поттера выкладывается в полётах полностью. Пабы и шумные вечеринки остались в прошлом.

После «Тайгер мота» самолеты показались тяжёлыми и были гораздо труднее в управлении. У Мальсибера были те же проблемы, но сейчас он не отставал от Северуса. Возможно, этому способствовала система наказаний, самым эффективным из которых было мытьё с мылом своего самолёта — очень долгое и утомительное занятие. Кстати, Поттер и Блэк мыли свои самолёты даже чаще других.

Северус всегда настороженно относился к вызовам в штаб, особенно, когда вызывали всю эскадрилью и срочно. Но флайт-лейтенант Бакс всего лишь сообщил, что курсанты могут сообщить о своих предпочтениях, которые обещают учесть при распределении по видам авиации. Их группа разделилась неравномерно, хотя Северус совершенно не удивился тому, что почти все выбрали тяжёлые самолёты — бомбардировочную или береговую авиацию.

Таким образом, они поражали две цели одним выстрелом: их ждала относительно спокойная служба, а опыт полётов на многомоторных самолётах потом, на гражданке, позволил бы получить отличную работу в одной из пассажирских или чартерных компаний. Для гражданской или пассажирской авиации истребители казались им слишком мелкими. Но Северус не собирался становиться гражданским пилотом — его влекли элегантные одноместные истребители, а кроме того, он успел полюбить высший пилотаж. А ещё Бакс сообщил о грядущих реформах и о скором создании Бомбардировочного и Истребительного командования.

Выбор Северуса не удивил никого, зато, когда Мальсибер сообщил о желании поступить на службу в Истребительное Командование, Бакс фыркнул:

— Вам-то это зачем?

— За компанию, — Мальсибер широко улыбнулся и развёл руками: — А ещё мне нравится просто летать. И чем быстрее, тем лучше.

Просто летать нравилось всем, но после этого разговора только Северуса и Мальсибера пересадили на «Хаукер фьюри». Этот восхитительный самолёт уже почти прекратили использовать в истребительных эскадрильях Британии и с почётом передали в эскадрильи углублённой подготовки авиашкол. Их место в первой линии Истребительного командования занимали «Харрикейны» и «Спитфайры», о которых Северус пока только много слышал.

Первый полёт на «Фьюри» поразил воображение. Мало того, что он был гораздо проще в управлении, чем «Харт» или «Одэкс», так ещё и мог разгоняться до трёхсот двадцати километров в час, что после двухсот двадцати тех же «Харта» с «Одэксом» или ста сорока пяти у «Тайгер мота» можно было считать настоящим полётом. Конечно же, Северус не удержался, обнаружив в воздухе «Одэкс» Поттера. Он спикировал на него, резко уходя в сторону и едва не черканув крылом по его хвосту. Поттер не остался в долгу, начиная преследовать Северуса, и к их гонке присоединился Блэк. Но куда им до «Фьюри»!

Северус посадил самолёт, всё ещё пребывая в эйфории от гонки и собственного превосходства. Поттер и Блэк только начинали заходить на посадку, когда он уже рулил к ангару.

— Курсант Снейп!

Сказать, что флайт-лейтенант Бакс был зол, означало бы сильно преуменьшить. Тот был чертовски зол. Северус спрыгнул на землю и встал навытяжку перед командиром, который впервые на него орал:

— Что вы себе позволяете? Вы нарушили все регламенты полётов! Какого хера вы пошли на столь опасное сближение?!

Северусу было нечего сказать в своё оправдание, и он уже мысленно прощался с карьерой лётчика, когда услышал:

— Помоете свой самолёт дважды. Чтобы блестел.

И всё?! Северус отчеканил, что понял приказ, едва удержавшись, чтобы не добавить «с удовольствием». А когда стал свидетелем того, что и Поттер с Блэком получили такое же наказание, почувствовал себя совершенно счастливым.

Взыскание обычно отрабатывали по вечерам, когда все остальные отдыхали. Северус набрал в ведро воды, взял кусок мыла, тряпки и отправился мыть свой «Фьюри». Мальсибер пожелал удачи, скрывая улыбку. Смешно ему... ну-ну!

В ангаре было теплее, чем на улице, а самолёты освещали довольно яркие лампы. Северус оценил фронт работ и начал оттирать хвост.

— Какая неожиданная встреча!

Поттер с Блэком появились внезапно и были настроены весьма решительно. Неужели так хотят драки, что им наплевать на риск вылететь?

— Отчего же неожиданная? — Северус презрительно усмехнулся. — Я ждал вашего появления.

— Когда ты, наконец, поймёшь, что мы не по этой части? — оскалился Блэк

— Когда ты будешь поубедительнее, Блэк.

Северус хотел добавить ещё несколько нелицеприятных эпитетов, но помешало появление шеф-техника Биннса.

— Вижу, работа в разгаре. Флайт-лейтенант Бакс приказал проследить, чтобы всё блестело.

Драться при Биннсе никто не собирался, поэтому оставалось только обмениваться многообещающими взглядами и презрительными ухмылками. В свою комнату Северус вернулся спустя два часа, показавшиеся вечностью, и очень злой.

— Как прошло? — невинно поинтересовался Мальсибер, развалившийся с книгой на кровати.

— Отвратительно. Если бы не Биннс...

— Это я предупредил Бакса о возможном инциденте.

— Какого чёрта?! — взвился Северус, не ожидавший такого предательства.

— А ты хотел бы вылететь сейчас? Когда получение «крыльев» лишь вопрос времени?

Мальсибер был прав. Но это совершенно не мешало Северусу на него злиться.

— Какого чёрта ты лезешь не в своё дело?!

— Не в своё? Просто я не хочу оказаться в Истребительном командовании без тебя.

Такие признания всегда обескураживали Северуса, и он просто не знал, что на такое отвечать. Вот и сейчас он смог лишь пробормотать что-то невразумительное.

— А ты на чём хочешь летать? — как ни в чём не бывало продолжил Мальсибер: — «Харрикейн» или «Спитфайр» — вот в чём вопрос.

— «Спитфайр», — не раздумывая, отозвался Северус.

Поссориться с Мальсибером у Северуса не получилось ни разу — тот ловко обходил все острые углы, невольно заставляя присматриваться к себе повнимательнее. Странно, конечно, они неплохо общались, делили комнату и даже, вроде бы, дружили, но Северус его совершенно не понимал. Может быть, потому что ничего о нём не знал? Мальсибер обладал удивительным даром много говорить, но при этом ничего не рассказывать о себе, и чем больше Северус за ним наблюдал, тем больше вопросов у него возникало. Как он жил до лётной школы? С кем расстался? Из какой семьи? И это помимо главного вопроса, который всё больше и больше терзал Северуса — что у них было той ночью, когда он так позорно напился? Вернее даже — не что, а почему.

Иногда Северусу казалось, что Мальсибер исподтишка за ним наблюдает, но сколько не пытался его подловить, так и не смог. В отношениях Северус совершенно не разбирался. В своё время именно Лили разъясняла ему, что происходит между общими знакомыми, и почему Дэйл такой мрачный, а Салли шипит, как гадюка. Ему-то и про себя не всё было понятно до конца. Например, он так и не понял, что у них произошло с Лили. Вроде бы, всё было как обычно, а она вдруг — раз! — и ты мне не писал, не вспоминал, а значит, не любил. Если быть честным с собой, то Северус понимал, что никогда не вёл себя с Лили, как Поттер. Означало ли это, что и чувства у них были разные? Ответа не было, но Северус считал, что если разберётся в отношениях с Лили, то тогда сможет разгадать и происходящее с Мальсибером.

— Снейп, ты чего на меня так смотришь?

— Просто задумался, — смутился Северус. — Ничего личного. Не думай.

— Я и не думаю. Ты знаешь, что Поттер собирается жениться?

— На ком?!

— На Блэке! — фыркнул Мальсибер. — Сам подумай. После получения «крыльев» нам дадут отпуск, вот Поттер и планирует.

Северус почувствовал, как под ним качнулся пол. Где-то в глубине души он был уверен, что у Лили это ненадолго: погуляет и поймёт, что он лучше Поттера, но оказалось... и отпуск этот дурацкий...

— Мальсибер, а что ты делаешь в отпуске?

— Ещё не решил.

— Поедем к морю?

* * *

Когда лето было в самом разгаре, Северус с удивлением обнаружил, что не заметил смену сезонов. Вроде бы осень он ещё помнил хорошо, зимние холода тоже, кажется, были, но вот куда делась весна и половина лета — так и осталось загадкой. Наверное, он просто очень много занимался. Первый этап обучения приближался к своему завершению, и темп занятий нарастал. Две недели курсанты отрабатывали ночные полёты, и если поначалу из-за ограниченных возможностей навигации в темноте и сложностей при взлёте и посадке те казались крайне опасным и ненужным занятием, то потом Северус стал получать от них удовольствие и горячо доказывал Мальсиберу выгоду позднего обнаружения.

Подготовка к предстоящим экзаменам на «крылья» ограничила посещения Шрусбери, и Северус с удовольствием замечал, как страдает из-за этого Поттер. Неужели Лили приезжала к нему и сюда? Хотя, если они заговорили о свадьбе, то ничего удивительного в этом не было. Кажется, и братья Лейстранджи подрастеряли былую невозмутимость, хотя они могли так дёргаться и из-за слухов о том, что командованию нужно больше пилотов истребителей, а вовсе не из-за красотки Блэк. Интересно, а как они собирались её делить?

Экзамены все сдали очень прилично, а через день уже стояли на плацу в парадной форме и получали долгожданные «крылья». Командир авиастанции групп-кэптан Фадж произнёс прочувственную речь и объявил, что наутро ждёт всех на распределении. Здесь же на плацу их сфотографировали: сначала каждого для личного дела, а потом «на память». Северус попросил, чтобы его сняли на фоне «Фьюри». Карточку он собирался послать матери с коротким сообщением, что у него всё хорошо, в чём она сама может убедиться. Он не сомневался, что мать покажет снимок отцу, и, может, тогда тот пожалеет о своих словах. А даже если не пожалеет, то и чёрт с ним!

— Северус, ты готов? — Мальсибер от нетерпения покусывал губу.

— К чему?

— К походу в Шрусбери.

— Я не пойду.

— И нарушишь традицию?! Как на тебя посмотрят остальные?

Северус жаждал быть среди опытных пилотов «своим», поэтому нехотя признал, что традиции нарушать не стоит. Правда, в этот раз напиваться он не собирался, да и вообще, почему бы не побыть немного сдержанным? Он невольно поправил кожаный браслет на запястье и пошёл вслед за Мальсибером.

Традиции традициями, но в пабе состоявшиеся лётчики уселись за два соседних стола, и Северус почти не удивился, когда через полчаса за их столик подсела красотка Блэк, которую, как оказалось, звали Бель. А к Поттеру подсела Лили. Северус мог сколько угодно делать вид, что её не видит, но всё равно заметил, как она изменилась. И дело даже не в том, что Лили коротко подстриглась, нет — в ней появилась какая-то особенная «взрослая» строгость, и почему-то все детские воспоминания показались плодом разыгравшейся фантазии. Потому что эта девушка никак не могла быть девчонкой, которая порвала юбку, перелезая через живую изгородь. Да и рисовать в пыли палочкой она бы не стала...

— Снейп, будешь что покрепче?

Северус не сразу понял суть вопроса и с удивлением взглянул на Мальсибера, не понимая, чего он хочет.

— В смысле?

— Бурбон будешь?

— Нет, — Северус снова потёр кожаный ремешок на запястье. — Я бросил.

Он так и сидел, внимательно разглядывая оседающую пену в кружке и не замечая веселящихся товарищей. Хотя кого он хотел обмануть? Он жадно вслушивался в рассказы Бель о Полин Гауэр и Эми Джонсон лишь потому, что она часто упоминала Лили. А когда Бель процитировала неведомую Амелию Эрхарт, что для того, чтобы пробиться в авиацию, женщинам нужен топор, Северус уже ни капли не сомневался в том, какой путь выбрали себе подруги. И почему-то сейчас он поверил, что всё у них получится. У него же получилось!

Лили нет-нет да и пыталась привычно тряхнуть головой, чтобы отбросить с лица непослушные локоны. Вот странно, она сейчас подстрижена почти так же коротко, как и он, а привычка осталась, и веснушки, кажется, стали чуть бледнее, зато глаза — темнее и ярче. И вообще её взгляд начинал почти светиться, когда она смотрела на Поттера, отчего тот откровенно млел. Лили склонилась к нему и что-то прошептала на ухо, задевая губами мочку. Поттер на мгновение помрачнел, а потом кивнул и обернулся так резко, что Северус не успел отвести взгляд. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом Поттер повернулся к Лили, начиная ей что-то горячо говорить, на что она только задорно рассмеялась и, шутливо хлопнув его по плечу, встала, направляясь к Северусу.

— Привет, Сев.

— Привет, Лилс.

Северус словно забыл все слова, не зная, что сказать. Он столько раз представлял себе этот разговор, что казалось, мог бы час болтать, не переставая, но сейчас не в силах был выдавить из себя какую-нибудь банальность о погоде.

— Ты получил «крылья». Поздравляю.

— Спасибо.

Лили, наверное, тоже понимала, что всё идёт как-то не так, потому что решительно подвинула стул и уселась рядом с Северусом.

— Я выхожу замуж.

— Я знаю.

Лили помолчала и вымученно улыбнулась:

— И всё-таки ты злишься, Сев.

— Вот ещё!

— Я что, тебя не знаю? Злишься и выдумываешь себе всякое.

— Интересно, что?

Лили вздёрнула подбородок и пристально уставилась в глаза Северуса.

— Что у нас могло бы получиться.

— А разве нет?! — слова прозвучали прежде, чем Северус успел подумать и прикусить язык.

— Сев, — улыбка Лили стала немного виноватой. — Но ты ведь сам знаешь, что нет.

— Почему?

— Потому что ты никогда не любил меня.

— Откуда ты знаешь?! — возмутился Северус.

— Девушки чувствуют такие вещи. Ты всегда относился ко мне как к другу, и никогда не хотел ничего большего, понимаешь? — таким тоном матери разговаривают с неразумными детьми.

— Откуда ты знаешь? — упрямо повторил Северус.

— Хотел? — совершенно искренне изумилась Лили. — Но тогда тебе не стоило этого скрывать.

Северус отвернулся и замолчал. Лили вздохнула и осторожно подёргала его за рукав:

— Сев, ну чего ты? У тебя всё ещё будет хорошо... хочешь, приходи к нам на свадьбу?

— Странное у тебя понятие о «хорошем».

— Не злись, Сев... ну же! Улыбнись!

Северус оскалился:

— Так?

— Примерно, — Лили заглянула ему в глаза и улыбнулась. — Так ты придёшь?

Северус представил себе рожу Поттера, когда тот увидит его на своей свадьбе. Можно было, конечно, такое устроить, но зачем?

— Нет, Лилс, я уезжаю.

— Куда?

— На море.

Лили лишь удивлённо приподняла брови, но ничего не сказала. Она пожелала Северусу удачи и довольная вернулась к своему Поттеру, который, кажется, сходил с ума от ревности. Не успела Лили уйти, как на её место плюхнулся Мальсибер. Он поставил перед Северусом очередную кружку пива, отпил из своей и как бы ненароком поинтересовался:

— И как?

— Нормально, — пожал плечами Северус. — Приглашала на свадьбу.

— А ты?

— Отказался.

— Почему? — Северусу показалось, что Мальсибер пытается скрыть улыбку.

— Потому что мы едем с тобой на море.

Наверное, это была, и правда, отличная идея, потому что настроение Мальсибера ощутимо улучшилось. Когда-то давным-давно Северус мечтал о кругосветном путешествии, но так никогда и не добрался до моря. А ведь там должно быть здорово — шум прибоя, шёпот волн, шорох песка под ногами. И это если ещё забыть про всякие лунные дорожки и свежий ветер — кажется, он называется бриз.

— Едем! — подтвердил Мальсибер. — Обязательно.

Люциус Малфой гордился своим образованием и никогда не считал недостатком слабость к развлекательной литературе. Более того, любил блеснуть, наизусть процитировав Рафаэля Сабатини. Собеседники, как правило, принимали его высказывания за чистую монету, благодаря чему Люциус заслужил репутацию романтика.

— Фортуна, — он многозначительно понизил голос, — ненавидит скряг. Она приберегает свои шалости для тех, кто умеет правильно делать ставки и с блеском тратить выигрыш.

— Не скажите! Удача благоволит труженикам, — его визави едва заметно улыбнулся, — и не стоит на неё чересчур уповать. Нам нужен план, просчитанный до мелочей, готовность следовать ему до самого конца и холодный рассудок.

— Разумеется, мистер Риддл, но благосклонность фортуны даст фору любому расчету.

— И кем же надо быть, чтобы всерьёз полагаться на такое?

— Безумцем, я полагаю, — Люциус с улыбкой пригубил шампанское. — И всё же я думаю, что мы зря отказались от участия в выборах. Шанс был неплохим.

— После провала в «Олимпии»? Обыватели должны успеть забыть этот досадный промах. Мы не станем бороться за власть, мы просто возьмём её, когда придёт время. Наше время.

Том Риддл взял яблоко и с хрустом откусил от него, принимаясь жевать. Он мог себе позволить не скрывать недостатки воспитания, представляя их проявлениями индивидуальности. Поговаривали, что он был обязан своему взлёту лишь удачной женитьбе, но Люциус не сомневался, что союз с дочерью Освальда Мосли всего-навсего облегчил движение вверх. Риддл не только обладал яркой и запоминающейся внешностью, он был, безусловно, умным и очень талантливым организатором. Именно ему был обязан взлётом своей партии сам Мосли, который из мелочной ревности и желания показать, кто главный, устроил совершенно идиотскую акцию в «Олимпии», после чего было глупо рассчитывать на симпатии избирателей.

— Неприспособленные, малообеспеченные люди тормозят развитие человечества в целом и отдельных наций в частности, — продолжал Риддл, — поэтому наша задача собрать вокруг себя людей, обладающих истинной внутренней ценностью, настоящих аристократов духа.

— Должно смениться не одно поколение...

— Ох, Люциус, — не дослушав, перебил Риддл. — У нас мало времени, но мы проведём его незабываемо. Потомки будут слагать о нас легенды. — О, мистер Риддл, ни мгновения не сомневаюсь в ваших прогнозах, — лорд Наффилд приобнял собеседников и почти интимно пригласил в курительную комнату, где предстояло обсудить организационные вопросы, не предназначенные для посторонних ушей, даже если это уши проверенных временем слуг.

На четвёртое октября был запланирован марш, на вкус Люциуса чересчур провокационный. Красочный марш со знамёнами и оркестром по еврейским кварталам Ист-Энда был согласован с властями Лондона и должен был показать маргиналам их место, но еврейские организации объединились с коммунистами и грозили сорвать шествие. И лорд Наффилд, и сэр Мосли не придавали значения этим угрозам, хотя всё-таки прислушались к голосу разума и словам Риддла и согласились с необходимостью полицейского сопровождения.

Люциус любил возвращаться домой. Посреди всех житейских и политических бурь дом оставался для него островком стабильности, где всё было устроено так, как он любил. Добродетельная жена с очаровательным наследником лишь дополняли картину благополучия. Люциусу было чем гордиться и что терять, поэтому в последнее время его стало слишком напрягать членство в партии с крайне правым уклоном. Он вообще не любил крайности, особенно связанные с риском, а если при этом они не приносили никакой выгоды, то старался держаться подальше от их проявлений. К сожалению, сейчас был не тот случай, и покинуть влиятельную партию, обладающую реальной силой, просто из соображений осторожности не представлялось возможным.

— Люци, милый, вы сегодня рано.

Нарцисса, как и положено благовоспитанной женщине, ждала супруга, коротая время за чтением романа. Люциус который раз порадовался своему выбору, потому что стоило вспомнить взбалмошную сестрицу жены, задумавшую стать лётчицей, как собственная выгода становилась очевидной. В какое всё же странное время они живут: его отец, сэр Абраксас, такой вольности и представить не мог, и, кажется, до сих пор не понял разницы между суфражистками и проститутками. Хотя любовь к авиации Люциус мог понять, но не у женщины же, в самом-то деле?!

— Я спешил к вам, моя радость. А как поживает Драко?

— Он сегодня сказал, что хочет стать лётчиком, как и его papa.

— Не означает ли это, что он снова играл с моей коллекцией моделей самолётов?

Нарцисса лукаво улыбнулась:

— Вы очень догадливы, мой супруг. Но Драко был очень осторожен.

Эта коллекция, пожалуй, была единственным, что осталось у Люциуса от его былой страсти. А ведь когда-то не было дня, чтобы он не посещал авиастанцию, где в общем ангаре стоял его личный «Тайгер мот». В те дни казалось, что так будет всегда: томительное предвкушение, стремительный разбег по заросшему травой полю, взлёт и, наконец, невесомость полёта. Люциус был по-настоящему счастлив, отрабатывая фигуры высшего пилотажа, добиваясь красоты и безупречности исполнения.

Осторожный сын всего-навсего отломил шасси у «Хаукер харта». Люциус недовольно взглянул на супругу и принялся убирать коллекцию в стеклянный стеллаж, запиравшийся на ключ. Но когда обнаружился надломленный руль высоты у любимого «Фьюри», недовольство минувшим днём вылилось раздражённой отповедью о воспитании сына. Люциус припомнил, что лично он и помыслить не мог, чтобы взять какую-то вещь отца, а уж сломать... Только слёзы, показавшиеся в глазах Нарциссы, заставили его поумерить пыл.

— Прошу извинить меня, дорогая, — Люциус постарался придать голосу сердечности. — У меня сегодня был не самый лучший день.

Конечно же, супруга его простила, и мир в семье был восстановлен. От чая Люциус отказался. Вместо этого, пожелав Нарциссе спокойной ночи, он отправился в кабинет, чтобы поработать с бумагами, на что она благосклонно кивнула и удалилась. Прекрасная женщина!

Старый Добби развёл огонь в камине — сентябрь в этом году выдался особо дождливым и ветреным, — и Люциус принялся разбирать корреспонденцию, плеснув себе глоток бренди. Писем он получал много, и все они делились на три группы: денежные документы, частные сообщения и самые интересные — отчёты многочисленных информаторов.

Соратники по партии знали Люциуса как человека, ведущего бухгалтерию. Его уважали, с ним считались и часто безуспешно пытались склонить к принятию особо выгодных для себя решений, даже в ущерб делу. За то, что он умел твёрдо и недвусмысленно отказывать, его уважали ещё больше, но когда он предложил на своё место сэра Кэдогана, пожелав оставить за собой лишь консультативные функции, поддержали слишком горячо. Люциус бы никогда не захотел уйти в тень, если бы не получал отчётов.

Его информаторами оказывались самые разные люди, причём некоторые были уверены, что работают на правительство, чем очень гордились, а Люциус гордился своим умением производить нужное впечатление. Началось это по чистой случайности, когда Люциус, пожалев одного отчаявшегося репортёра, объявил о своей готовности покупать его отчёты о жизни рабочего квартала, куда бедолагу забросила судьба.

Именно благодаря этим отчётам Люциус остался в стороне от скандала, прогремевшего после событий в Гайд-парке, и именно тогда он задумался о нескольких информаторах. «Предупреждён — значит вооружён», — любил поговаривать сэр Абраксас, и Люциус который раз уверился в отцовской мудрости. Как же ему нравилось угадывать приметы грядущих событий, пытаясь читать между строк! Конечно, долгосрочные прогнозы Люциус не готов был делать, но в ближайшей перспективе ему чудилась тень надвигающейся катастрофы.

* * *

«На Кейбл-стрит будут построены баррикады».

Люциус несколько раз перечитал сообщение и бросил скомканный листок в камин, где тот тут же обратился в пепел. Выбор предстоял крайне непростой: предупредить сопартийцев и добиться переноса марша или... Или можно было ничего не предпринимать. Это было нечестно, но всё дело в том, что лично Люциусу крайне не хотелось развития событий по германскому сценарию. Сначала гонения по национальному признаку, затем отмена гражданских свобод и ввод цензуры, ну а потом и «Ночь длинных ножей». И нельзя забывать, что Германия открыто отказалась от условий Версальского договора и теперь активно наращивала военную мощь. Наивно было бы полагать, что растущие имперские амбиции пройдут бесследно.

Бренди отливал янтарём, и Люциус задумчиво крутил бокал в руках, пытаясь оценить шансы противников марша. По всему выходило, что левые не тратили время зря и были готовы к борьбе. Более того, их идеи оказались гораздо привлекательнее для огромного числа людей, объединяя стократ лучше, чем железная дисциплина и клятвы верности в БСФ. Что из этого следовало? Люциус осушил бокал и зажмурился, представляя реакцию Риддла на далеко не первый отказ участвовать в публичных и знаковых делах партии. Но лезть на баррикады ради служения идеям, чья ценность вызывала сомнения, было гораздо большим безумием.

Люциус понимал, что не уснёт, но всё равно потребовал от Добби постелить в кабинете, чтобы не превращать эту ночь в пытку и для Нарциссы. Он крутился с боку на бок, мысленно представляя себе грядущий разговор:

— Мистер Риддл, срочные дела требуют моего немедленного присутствия в Берне.

Звучало солидно, но Риддл потребует подробного отчёта о делах. А если так?

— Мистер Риддл, здоровье моего наследника под угрозой...

Нет, нет и ещё раз нет! Привлекать лишнее внимание к семье, выставляя напоказ свои слабости, было неприемлемо. Самому сказаться больным? Ещё хуже. Один раз такое сработало, но повторяться не стоило. А если сообщить о нежданно свалившемся наследстве где-нибудь во Франции? Вступление в права, а потом взнос на нужды партии. Конечно, это сильно походило на откуп, но и чёрт с ним! Люциус и так с лёгкой руки сэра Абраксаса прослыл меценатом и регулярно жертвовал средства на разные проекты.

Люциус не сомневался ни в уме, ни в проницательности Риддла, но почему-то мысль поговорить с ним начистоту казалась безумием большим, чем участие в уличных беспорядках с непредсказуемым исходом. Но, с другой стороны, когда Люциус отказывался от риска, если приз был очень желанным? В конце концов, если он почувствует, что разговор пошёл не туда, то всегда сможет отыграть назад.

Договариваясь о встрече «тет-а-тет», Люциус не рассчитывал на то, что Риддл любезно пришлёт ему ключ от квартиры, которая принадлежала совершенно постороннему человеку и предназначалась для разговоров, которые стоило сохранить в тайне. Неужели он что-то подозревает? Квартира очень удачно имела выходы на разные улицы, соседи были нелюбопытны и неразговорчивы — что ещё надо, чтобы сохранить конфиденциальность?

На всякий случай Люциус пришёл почти на час раньше назначенной встречи. Он хотел подготовиться к разговору и ещё раз хорошо всё обдумать. Никем не замеченный, он тихо открыл дверь ключом и осмотрелся. Эта квартира явно очень редко навещалась, о чём свидетельствовала пыль на полированных поверхностях и зеркалах, но здесь всё было готово для жизни. Люциус никогда не считал любопытство пороком, поэтому с интересом заглянул в шкафчики на кухне, стараясь не оставлять следов, потом обнаружил бар с запасами хорошего коньяка, и даже заглянул в ванную комнату.

Интуиция никогда не подводила Люциуса, вот и сейчас он не сразу понял, что именно его насторожило, но сердце тревожно забилось. Он трижды всё внимательно осмотрел, прежде чем сообразил, что именно было не так — капли воды на зеркале и в чаше раковины. Будто кто-то пользовался краном и совсем недавно. Полотенце тоже было чуть влажным. Но ведь в квартире никого не было, или?..

Теперь Люциус двигался бесшумно и стал гораздо осторожнее. Не издав ни звука, он поднялся по лестнице на второй этаж и почти сразу же услышал тихий разговор — Риддл был здесь не один.

— Не передумаешь?

В голосе Риддла звучали нотки, поразительно похожие на нежность, и таких интонаций Люциус точно не слышал раньше. С кем же проводит время несгибаемый лидер? Любовница? Однако второй голос тоже оказался мужским.

— Нет, Том. Завтра я улетаю в Северную Африку.

Люциус вжался в стену, будто его могли увидеть сквозь прикрытую дверь.

— Мой мальчик... моя слабость... моё проклятье...

— Не надо, Том. В той жизни, которую ты выбрал для себя, мне нет места.

— Не говори так... не надо... я тебя ждал... я верил, что ты ко мне вернёшься... — Люциус вдруг понял, что слова Риддла перемежают поцелуи. — А ты вернулся только для того, чтобы попрощаться... кто он?

— Уже никто. Я потерял голову, а для него это был лишь эпизод. В ожидании большой любви.

— Он заплатит за это!

— Нет, Том!

— И кто мне помешает?

— Я.

— Как же?

— Я тебе запрещаю.

— Мальчишка! — в голосе Риддла звенело отчаяние. — Ты всегда знал о своей власти надо мной, но никогда... никогда прежде... он так много значит для тебя?

— Да.

— И чем же он лучше меня?!

— Он очень искренний, и он умеет любить... только не меня...

— А я?! Как же я?

— Ох, Том... я много думал... ты ведь был для меня всем в том приюте, куда приходил меня навещать и откуда вытащил. И я думал, что ты чувствуешь то же самое, что и я.

— Я чувствую... чувствую... разве ты не видишь, что ты со мной делаешь? Я потерял всякую осторожность, — голос Риддла креп. — Я готов ради тебя на всё! Тебе мало? Ты смирился с присутствием в моей жизни Марты... почему именно сейчас?!

— Не надо, Том, я не стою этого.

— Мне лучше знать! Ты мечтал о небе, я отпустил тебя. Тебе не нравилось то, что происходит в партии, я помог тебе из неё выйти, невзирая на все клятвы и присяги. Что ты хочешь, чтобы я ещё сделал? Что?!

— Ничего уже не изменить, Том. Поверь, я не мог больше оставаться твоей маленькой грязной тайной. Это стало слишком опасным прежде всего для тебя.

— И это слишком ранило тебя, мой мальчик, но почему Африка? Там слишком много стреляют.

— Знаешь, Том, мне почему-то кажется, что стрелять скоро будут и здесь.

— Ты вырос... как же ты вырос!

— Ты смотришь на часы?

— Да. Скоро сюда должен прийти один лис, который считает, что сможет меня перехитрить.

— Ты точно потерял осторожность, Том...

Дослушивать Люциус не стал. Вместо этого он, не дыша, спустился по лестнице, и хотел было уйти, чтобы вернуться в положенное время, и плевать, что не удастся разглядеть неведомого «мальчика» Риддла, но оказалось, что спускался он слишком медленно, и дверь комнаты на втором этаже уже открылась. Чувствуя себя загнанным в ловушку лисом — ведь уйти, оставшись незамеченным, теперь не представлялось возможным! — Люциус проскользнул на кухню и сделал вид, что изучает содержимое шкафов. Лучше уж пусть его уличат за таким постыдным занятием!

— Добрый день!

Люциус очень достоверно вздрогнул и разбил чашку, изображая смущение:

— Мистер Риддл, не видел, как вы зашли. Вы не один?

За спиной Риддла стоял молодой парень в форме Королевских ВВС, бывший, судя по знакам отличия, пайлот-офицером.

— Знакомьтесь, мистер Малфой, это мой племянник. Я не думал, что вы уже здесь, и пригласил его на чай.

— Томми, — парень протянул горячую ладонь.

— Люциус.

Красивое лицо «племянника» навсегда врезалось в память.

Чаепитие вышло коротким и немного скомканным, хотя все участники вели себя безупречно. Томми легко поддерживал ничего не значащий разговор, а потом вдруг поднялся. Улыбка, к слову, у него была очень приятная.

— Прошу прощения, но мне пора. Меня ждут в эскадрилье.

— Я провожу вас, — тоном заботливого дядюшки отозвался Риддл.

Люциусу хотелось увидеть сцену прощания, но он остался на месте, до конца отыгрывая роль ничего не понявшего человека. Через пару минут Риддл вернулся в квартиру как ни в чём не бывало. Этого времени Люциусу хватило, чтобы взять себя в руки и не переиграть.

— Мистер Риддл, надеюсь, ваш племянник сбежал не потому, что я помешал разговору.

— Разумеется, нет. Как вы понимаете, зов долга не стоит игнорировать.

— Я тоже хотел посвятить жизнь полётам, — Люциус задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, — но не вышло.

— Какие ваши годы! — улыбнулся Риддл.

— А Томми недавно закончил обучение? — предположил Люциус. — Это же у него первое назначение?

— Не первое. Он уже год отслужил, а вот где — военная тайна.

Ещё бы не тайна! Но Люциус решил, что этой зацепки ему хватит, и провоцировать Риддла на дальнейшие откровения не стоит — такое могло обойтись слишком дорого.

— Да, конечно, время сейчас очень неспокойное.

— Полагаете, войны не избежать? — прищурился Риддл.

— Опасаюсь.

— Мне всегда импонировала ваша осторожность, когда речь заходила о серьёзных делах. Тем любопытнее узнать, о чём вы хотели меня предупредить, мистер Малфой.

В плетении ловушек из словесного кружева Риддлу не было равных. Вот и сейчас Люциус снова ощутил себя загнанным в угол лисом. И ведь не скажешь, что хотел всего лишь прощупать почву! Особенно после того, как невольно помешал Риддлу в делах амурных. Что ж...

— Мистер Риддл, мне нужен ваш совет в одном очень щекотливом деле. Я не мог прийти с этим ни к кому другому. Мало того, что вы мой старший товарищ по партии, так ещё и обладаете незаурядным умом и очень редко встречающейся прозорливостью.

— В умении говорить комплименты вам нет равных, мистер Малфой, — благосклонно кивнул Риддл, — но было бы неплохо перейти к делу.

Люциус выдержал небольшую паузу и с грустью в голосе начал:

— Дело в том, мистер Риддл, что меня терзают крайне противоречивые чувства. С одной стороны, мне очень близки идеи нашей партии, я большой поклонник естественных наук, в частности евгеники, но...

— Всегда есть «но», которое всё портит, — усмехнулся Риддл. — Но что же вас смущает?

— Наши методы. Мы тратим столько сил и средств, чтобы организовать этот марш в Ист-Энде вместо того, чтобы привлекать людей на свою сторону. Когда мы пошли в Ланкашир, то вместо того, чтобы помочь озлобленным людям этого депрессивного региона, мы занялись пропагандой. Конечно, если сказать, что в твоих бедах виноват сосед, и разрешить применить к нему силу, это сработает. Может, даже дважды, но потом нужно что-то ещё. И это «что-то» отнюдь не марш.

Риддл несколько минут изучающе разглядывал Люциуса, прежде чем ответить:

— Я с вами полностью согласен...

— Но?

— Разумеется, есть это проклятое «но», — кивнул Риддл. — Как вам известно, наша партия крайне неоднородна по своему составу. Многие молодые и перспективные члены нуждаются в материальной поддержке. Кроме того, наша деятельность, как и любая другая, требует финансовых вложений. Впрочем, кому я говорю? Уж вы-то это должны знать.

Люциус кивнул, гадая, какую сумму назовёт Риддл на этот раз. А тот покачал головой и скорбно развёл руками:

— И вот те люди, от которых зависит финансовое благополучие партии, они думают несколько иначе. Для них имеют значение митинги, шествия и прочие демонстрации силы и влияния.

— Но это не путь к успеху.

— Совершенно с вами согласен, — скорбно вздохнул Риддл. — Скажу больше, если эта тенденция сохранится, то раскола в партии нам не избежать, и лично я рад, что есть такие люди, как вы, мой дорогой мистер Малфой, которые не только помогают организации финансово, но и разумно мыслят. Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что ничто так не вредит успеху дела, как отсутствие здравомыслия.

Люциус держал паузу, обдумывая, стоит ли говорить про возможные баррикады на Кейбл-стрит. Риддл не выдержал первым:

— Я предупреждал мистера Мосли, что нам не перейти Кейбл-стрит, но он иногда бывает слишком упрям в своём нежелании замечать очевидное. Поэтому я просто хочу вас спросить, готовы ли вы, мистер Малфой, составить мне компанию в одном заведомо проигрышном деле?

Вопрос был поставлен так, что ответ на него мог быть только один:

— Да, мистер Риддл.

— Morituri te salutant*! — усмехнулся тот. — Я не сомневался в вас, предусмотрительный мистер Малфой.

На том и расстались, вот только покой Люциус потерял. Он не любил принуждения, а сейчас получил его сполна. В принципе, он давно понимал, что его желания ничего не значат, но чтобы вот так... Риддл ясно дал понять, что не отпустит Люциуса, и можно было не сомневаться, что, в крайнем случае, в ход пойдут и угрозы, и шантаж. Люциус не любил крайностей, и сдаваться он тоже не собирался. У него теперь был козырь с прекрасным именем «Томми». Зная примерное время получения им «крыльев», и помня о том, что ко всем личным делам выпускников прилагались их фотографии, шансы узнать его фамилию были очень высоки. А дальше... Люциус не станет мелочиться и жалеть фунты, собирая досье на этого мальчика, которое можно будет выгодно обменять на собственную свободу.

— Папа... папочка... — Драко выбежал ему навстречу и обнял, утыкаясь в живот.

Люциусу такое проявление любви нравилось до дрожи пальцев, но он всегда помнил о долге и правильном воспитании.

— Молодой человек, в вашем возрасте подобное поведение неприлично.

Впрочем, удержаться и не погладить сына по голове было выше сил Люциуса — наследника он откровенно баловал, позволяя многое.

— Но мы же не в обществе, — улыбнулся Драко, разжимая цепкие объятья. — Никто не видит.

— Это не означает, что следует себя распускать, — Люциус строго взглянул на сына и взял его за руку. — Как у тебя прошёл день?

Драко чинно шёл рядом, рассказывая о своих уроках с мистером Хагридом и миссис Спраут, и его звонкий голос в сочетании с тёплой ладошкой действовали на Люциуса, как бокал шерри у огня камина. Если бы он мог, то непременно схватил бы его в охапку и спрятал куда-нибудь подальше от безумств этого мира. Только куда?

— Папочка, я трогал твой «Спитфайр», — признался Драко, и его голос дрогнул. — Только ты маме не говори... она ругается.

И такие секреты, разделённые на двоих, тоже были частью их жизни. Люциус никогда не был так близок с собственным отцом, но это, скорее всего, потому, что он появился на свет, когда сэру Абраксасу уже пошёл шестой десяток.

— Надеюсь, ты его не сломал? — не сдержался Люциус.

— Нет, что ты, он такой красивый. И я ничего не ломаю, правда.

— Неужели?

— Они сами... во время воздушного боя.

Люциус прикрыл глаза. Коллекционные экземпляры ему было безумно жаль, но наказывать за них сына не поднималась рука. Наверное, он не самый лучший отец, раз так пренебрегает собственным долгом, перекладывая тяготы воспитания на хрупкие женские плечи. Но по-другому он просто не мог.

— Давай договоримся, что ты больше не будешь устраивать боёв, а я ничего не скажу Нарциссе.

— Давай!

Драко пожал ему руку, состроив такую серьёзную мордашку, что Люциус не удержался и разрешил ему трогать свои коллекционные экземпляры «одним пальцем».

__________

* Morituri te salutant — На латыни эта фраза известна как «Ave, Caesar, morituri te salutant» — Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя.

* * *

Наверняка у Мосли или Риддла были свои информаторы, потому что сопровождать шествие пригнали около десяти тысяч полицейских, чуть меньше половины из которых были конными. Несмотря на шутки и громкие выкрики молодёжи из БСФ атмосфера неумолимо накалялась. Люциусу даже чудились вспышки молний, хотя, не исключено, что так выглядели проклятья встречающих. Он не сомневался, что в Ист-Энде их демонстрации будут не рады, но действительность превзошла все ожидания.

Активистов БСФ набралось около трёх тысяч человек, и пока они строились в колонны, разбирая транспаранты и трещотки, полицейские смыкали вокруг демонстрантов плотное кольцо. С одной стороны, это давало гарантии защиты, а с другой — незаметно улизнуть больше не представлялось возможным, а на перекрёстке с Кристиан-стрит отчётливо просматривалась баррикада, за которой стояло множество решительно настроенных людей. Люциусу казалось, что их там в несколько десятков, а то и сотен раз больше.

Трусом Люциус себя никогда не считал. Он умел и даже любил рисковать, но для этого ему была нужна цель. Сейчас же он был слишком растерян, чтобы желать драки. Да и ради чего ему драться? За удовольствие пройтись по району, где никогда бы не хотел жить? Он отлично понимал местных жителей, которые защищали своё, а то, что это были отнюдь не туземцы из отсталых колоний, лишь добавляло абсурда происходящему. Люциус твёрдо знал, что гражданская война — самое страшное, что может случиться с государством, а именно её сейчас и провоцировали.

Он отыскал взглядом Риддла. Тот стоял рядом с Мосли и, словно почувствовав интерес, обернулся и ободряюще подмигнул Люциусу. Именно в этот момент грянули литавры, и духовой оркестр заиграл бравурный марш. Колонна пришла в движение.

Град камней полицейские приняли на себя, но и демонстрантам тоже досталось. Теперь уже музыку заглушал общий ор. Колонна медленно переползала на ту сторону баррикады. Кроме камней в демонстрантов летели гнилые овощи и тухлые яйца, а из окон и с балконов визжащие, как фурии, женщины обливали всех помоями и нечистотами. Некоторые полицейские пытались вломиться в дома, но те явно готовились к осаде: двери и нижние этажи были заколочены досками.

Оркестр больше не играл, потому что музыканты оказались удобными мишенями и сочли за лучшее побросать инструменты и смешаться с толпой. Люциус слышал стоны и крики раненых, проклиная себя за то, что ввязался в эту авантюру. Знал ведь, знал! Небольшой камень попал ему в плечо, и рукой теперь было больно шевелить, но зато на место апатии пришла злость. Люциус с рычанием бросился на атакующих, которые уже смяли полицейский кордон и смешались с демонстрантами.

Он ещё успел порадоваться своей предусмотрительности, что не стал надевать полагавшуюся случаю форму — так он вызывал меньше агрессии у нападающих, а свои знали его в лицо. Люциус считал, что умеет драться, выигрывая раунды в товарищеских боях в боксе, но здесь был явно не тот случай, да и совсем не спорт. Бокс явно проигрывал камням и палкам, и Люциус подхватил оторванную от какого-то окна доску. Дело уже пошло на лад, а потом он вдруг ощутил удар по голове, и по лицу что-то потекло. Пытаясь стереть заливающую глаза жидкость, он уставился на свои руки, понимая, что они в крови. Подлый удар в спину свалил его на землю, и Люциус ощутил покой среди дурацкой суеты. Стало вдруг так хорошо, что он на минуту закрыл глаза...

Сознание возвращалось обрывками. Люциус понимал, что лежит на полу, а какая-то женщина прикладывает к его лбу холодный и мокрый платок, уговаривая потерпеть. От густого запаха потных тел и грязной одежды затошнило, и Люциус едва не захлебнулся собственной рвотой. Помогла опять женщина, ловко перевернув его на бок. Кто-то приложил к губам фляжку с водой, и, сделав пару глотков, Люциус вновь провалился в спасительное забытье.

Когда Люциус очнулся в следующий раз, то с ужасом понял — мало того, что он очутился в тюрьме, так ещё и в компании противников, которые из-за отсутствия формы приняли его за своего. Что он там говорил про удачу? Редкая стерва!

— Сейчас начнут допрашивать. Главное — ни в чём не сознавайся! Понял?

Люциус вяло кивнул, одновременно желая сдохнуть и оказаться как можно дальше от этого места. Голова болела так сильно, что мысли представлялись свинцовыми шариками, бьющимися по черепу изнутри и стремящимися выкатиться через глазницы.

Встать Люциусу помог тот парень, который предупреждал о допросе и учил не сознаваться. Держась за стену, Люциус доковылял до решётки, обозначая готовность к допросу, на который его поволокли полицейские, брезгливо морщащие носы.

— Имя?

— Люциус Абраксас Малфой.

Следователь загоготал и взглянул на напарника, который вёл протокол.

— Здорово, видать, его шандарахнуло, Лейн, не пиши пока, — он снова взглянул на Люциуса и показал ему средний палец. — Сколько пальцев?

— Один.

— Вот и умница. А теперь назови своё имя.

— Люциус Абраксас Малфой.

— Ты меня не понял. Назови своё имя.

Люциус, действительно, не понимал, чего от него требуется, но так же медленно, как и следователь, сказал:

— Это моё имя.

— Ты снова не понял. Если ты будешь врать, то вместо меня с тобой будет разговаривать злой полицейский, и тебе это точно не понравится.

— Я не вру.

— Может, и правда, не врёт? — подал голос Лейн. — Про такого вроде бы спрашивали... там.

Писарь поднял взгляд наверх, и следователь задумчиво поскрёб шею, глядя на Люциуса:

— Ты же знаешь, что с тобой будет, если ты соврал?

— Я не вру.

— Лейн, ты уверен, что такой был в списках?

— Да вот... смотрю... пусть повторит имя.

— Люциус Абраксас Малфой.

— Да, есть такой. С пометкой «немедленно доставить».

— Не повезло тебе, Люциус Абраксас Малфой, — усмехнулся следователь. — Или повезло. Как посмотреть. Умыть бы тебя, но некому, все заняты делом. Поэтому пойдёшь так.

Люциусу было плевать. Он хотел лишь выбраться из этого отвратительного места и очутиться дома. То, что он оказался в каком-то «списке», здорово выручило — по крайней мере, его не проволокли по коридору, а позволили дойти. Правда, держась за стену.

Теперь он оказался в кабинете старшего офицера, который несколько раз переспросил его имя, адрес и уточнил степень знакомства с Риддлом. Очевидно, Люциус угадал с ответами, а может, помогла фотография, с которой офицер придирчиво его сличил, после чего позволил умыться и объявил:

— Против вас не выдвинуто никаких обвинений, поэтому вы свободны. Сейчас я выпишу вам пропуск, и можете идти.

— Куда? — Люциус плохо соображал.

— Домой, голубчик. И мой вам совет — не играйте больше в эти игры. Это не для вас.

Нужно было, наверное, пригласить врача, но лишний раз унижаться не хотелось. Люциус смиренно дождался, пока ему выпишут пропуск, поставил подпись там, где указали, и вышел на улицу, где лил промозглый дождь. Черный кэб «Остин» остановился сразу же и за довольно скромное вознаграждение довёз Люциуса до дома.

С водителем расплатился Добби, а Люциус счастливо прикрыл глаза, вдыхая родной запах. Заплаканная Нарцисса бросилась навстречу, и это было последнее запомнившееся событие этого дня. Дома Люциус мог позволить себе быть слабым.

Несколько дней Люциус провёл в постели, с удовольствием принимая заботу и знаки внимания. Доктор Сметвик определил у него сотрясение мозга в сочетании с нервным истощением и настоятельно рекомендовал отдых и микстуры собственного изобретения. И лично ставил своему пациенту пиявки, целебная слюна которых, по его глубокому убеждению, должна была помочь удалить гематому, возникшую от удара по голове. Люциус отменил все встречи и никого не принимал, наслаждаясь неожиданным отпуском. Теперь у него не осталось ни капли сомнений в том, что с членством в БСФ пора заканчивать, оставалось только разработать план действий и следовать ему до конца. Победного, разумеется. Отыскать Томми теперь стало делом жизни и смерти.

— Дорогой, Беллатрикс приехала в Лондон на неделю. Ты же не будешь против, если она остановится у нас?

Сестру Нарциссы Люциус недолюбливал — суфражистка и бунтарка, она вызывала у него тревогу и массу опасений. Почему-то казалось, что общение с ней очень вредно — милая супруга вполне могла заразиться этими взглядами, что разрушило бы не только семейную гармонию, но и весь их хрупкий мир. Однако кровь — не вода.

— Разумеется, не против.

Нарцисса поцеловала его в лоб и пообещала, что её сестрица будет паинькой, вызвав здоровый смех. Такие вольности они позволяли себе только в спальне.

— Люци, Драко очень хочет тебя навестить, что мне ему ответить?

То ли благодаря чудо-микстурам Сметвика, то ли из-за полноценного отдыха, но головная боль уже почти прошла, и Люциус понял, что очень соскучился по сыну.

— Конечно, приводи. Я как раз собирался вставать.

— Разве тебе ещё не рано?

— Думаю, в самый раз. К тому же необходимо разобрать корреспонденцию.

— Будь осторожнее, милый. Не напрягайся.

Люциус взял Нарциссу за руку и поцеловал её прохладные пальцы.

— Слушаюсь, мой скуадрон лидер.

Люциус поднялся с постели, чувствуя себя отдохнувшим и почти здоровым. Он облачился в домашний халат и даже повязал на шею тонкий шарф, скрывая зудящие следы укусов пиявок — ребёнку совершенно не обязательно такое видеть. Теперь можно и покинуть спальню.

В кабинете Добби растопил камин, и Люциус долго смотрел на огонь, радуясь, что всё по-прежнему. Писем оказалось очень много, но он прочитал их все, хотя ответил только Риддлу — его точно не стоило игнорировать слишком долго.

— Папочка!

Драко нерешительно топтался на пороге, словно решая, бежать навстречу или чинно войти в кабинет и сесть в кресло. Люциус разрешил его сомнения, раскинув в стороны руки. Сын оценил это поощрение и забрался к нему на колени, прижимаясь так, будто хотел навсегда прилипнуть. Он тихонько всхлипнул и спросил:

— Папочка, ты же не умрёшь, правда?!

— Конечно, нет! Как тебе такое в голову пришло?

Драко сильнее прижался к нему и едва слышно прошептал в шею:

— Я подслушивал... мама спрашивала у доктора.

— Вот потому-то подслушивать и нехорошо, — назидательно сказал Люциус. — Очень велика вероятность, что всё будет понято не так.

Он чуть было не добавил, что умение оценивать важность полученных таким образом сведений приходит с годами, но вовремя прикусил язык. О некоторых вещах детям не стоит узнавать в столь нежном возрасте.

Успокоенный Драко слез с колен и важно обошёл кабинет, задержавшись возле витрины с коллекцией авиамоделей.

— Я буду летчиком, — заявил он, с восторгом рассматривая хрупкие экспонаты. — Только лётчиком, больше никем не хочу.

— Какие твои годы, — улыбнулся Люциус. — Ты ещё можешь много раз передумать.

Так всегда говорил его отец, и раньше даже и в голову не приходило усомниться в его словах. Но сейчас авиация показалась прекрасным выходом из ситуации: завербоваться в Королевские ВВС и забыть это партийное сумасшествие, как страшный сон. Только вот теперь репутация Люциуса была слегка подмочена пребыванием в полицейском участке, откуда его вытащил именно Риддл, если судить по его письму и вопросам следователя. И Риддл мог дать ход этому делу, поэтому поиски его «племянника» становились насущной необходимостью.

Невзирая на все тревоги и грандиозные планы, спал Люциус хорошо, а когда вышел к завтраку, то с лёгким раздражением отметил сидящую за столом Беллатрикс. Она коротко остригла свои роскошные волосы и даже стала казаться моложе Нарциссы. А ещё она была в тонком комбинезоне, слишком похожем на лётный, чтобы это оказалось простым совпадением. Ни Нарциссы, ни Драко поблизости не было, но уходить было невежливо.

— Доброго утра, Люциус. Как здоровье? — Беллатрикс всегда пренебрегала приличиями и этикетом, начиная разговор, когда ей вздумается.

— Спасибо, всё хорошо. А вы в Лондон по делу?

— Разумеется, по делу, — фыркнула та. — В июле изменилась структура Королевских ВВС, и были созданы три командования: Бомбардировочное, Истребительное и Учебное, но сейчас речь идёт о дальнейшей реконструкции с созданием командования Вспомогательных частей.

— Всё это познавательно, но как это относиться к вам, Беллатрикс?

— Полин Гауэр пригласили в штаб для ведения переговоров о создании женского подразделения, а мы с Лили Поттер приехали её поддержать. На случай, если возникнет вопрос о наших возможностях.

— Постойте, Беллатрикс, о каких возможностях вы говорите? Нарцисса рассказывала о вашем желании летать...

— Ха! Малышка Нарси никогда не вникала в суть дела. Мы летаем уже второй год и научились многому. И если всё пойдёт, как задумано, то уже в следующем году...

— Нарцисса прекрасно разбирается в том, что ей интересно, — не сдержался Люциус.

— Ну да, ну да. Священные три «ка» — киндер, кюхе, кирхе, — пренебрежительно фыркнула Беллатрикс. — Только мы с вами не в Германии с их «новым порядком». У наших политиков есть здравый смысл.

С этим Люциус мог бы поспорить, но не видел резона. Он хорошо знал людей, подобных свояченице — переубедить их могло только чудо. Да и то не всякое.

— Доброго утра! — появление Нарциссы и вовсе исключило возможность спора. — Люци, милый, разве вам не рано вставать?

Краем глаза Люциус заметил скорченную Беллатрикс кислую физиономию. Что бы она понимала! Так или иначе, завтрак прошёл в очень миролюбивой обстановке.

Больше прохлаждаться в постели Люциус не собирался, поэтому ближе к полудню закрылся в кабинете, вдумчиво отвечая на письма и гадая, к кому обратиться, чтобы пробраться в архив Королевских ВВС так, чтобы сохранить этот визит в тайне. Обед ему подали в кабинет, но к ужину он всё-таки вышел, чтобы провести вечер в кругу семьи.

Он сидел в любимом кресле около камина, смакуя привезённый из Франции коньяк, Нарцисса и Беллатрикс перемывали косточки общим знакомым, а Драко задумчиво катал по журнальному столику модель «Спитфайра», подаренную доброй тётушкой. Модель была не такая детальная, как в коллекции Люциуса, но сын не привередничал. Семейную идиллию прервало появление встревоженного Добби:

— Сэр Люциус... хозяин...

— Что случилось?

— Там... гость.

— Я никого не принимаю, — нахмурился Люциус. — Скажи, что я болен, и вообще...

— Именно поэтому я и позволил себе быть настойчивым, — дверь открылась чуть шире, и на пороге появился Риддл. — Я получил ваше письмо, мистер Малфой, но всё ещё хочу убедиться в том, что с вами всё в порядке.

Люциус считал себя человеком сдержанным и хладнокровным, и всё-таки выступить в роли приветливого хозяина стоило ему многих усилий. Больше всего хотелось заявить Риддлу о своём выходе из БСФ и выставить его вон из своего дома, но наживать себе такого противника было крайне опасно.

— Рад вас видеть, мистер Риддл, — улыбнулся Люциус. — К сожалению, не могу принять вас, как должно.

— Я пришёл лишь затем, чтобы лично выразить сочувствие.

— Потому что лично втянули его в это мутное дельце?

Разумеется, Беллатрикс не могла промолчать! Она дерзко разглядывала Риддла, развалившись в кресле, как не подобало леди, и покачивала ногой. Люциус стиснул зубы.

— Вы ошибаетесь, мисс... — Риддл театрально выдержал паузу.

— Блэк, — представилась Беллатрикс. — Друзьям позволительно называть меня Бель, но вам будет проще обращаться ко мне «мисс Блэк».

Люциус не любил свояченицу, но за такое был готов её расцеловать, несмотря на то, что они с Риддлом словно устроили состязание за титул самого дурно воспитанного гостя. Нарцисса делала вид, что всё в порядке, Драко таких мелочей не замечал, увлечённый игрой, поэтому Люциус просто прикрыл глаза с самым скорбным выражением лица. В конце концов, раненым положен отдых.

Но насладиться склокой не удалось — Риддл перевёл разговор на произошедшее на том дурацком шествии в то время, когда Люциус уже был в беспамятстве. Ещё бы! Спорить с Беллатрикс — это совсем не то, что поощрять на безумие зависимых идиотов. Оказалось, что митингующих отозвал сам Мосли, когда стало понятно, кто проигрывает в этой бойне. А ещё после этого многие участники акции открыто выразили своё недовольство партийной политикой.

Люциус сделал вид, что не понял вопрос, который ощутимо повис в воздухе, создавая напряжение: «С кем ты?» Время отвечать ещё не пришло, да и признаваться в том, что ничто так не прочищает мозги, как дубовая доска, было рановато. Урок Люциус усвоил на «отлично». Чтобы разговаривать с Риддлом на понятном ему языке, в руках при этом надо было держать досье на «племянника». А лучше ещё и пистолет. Хотя, конечно, Люциус рассчитывал расстаться мирно, как, к примеру, в этот вечер, когда Риддл ушёл с улыбкой, хоть и совершенно недовольный. Всё-таки присутствие женщин нельзя недооценивать.

Время начинало ускоряться, и Люциус совершенно не хотел его терять, а значит, пришла пора воплощения плана. В архиве Королевских ВВС работали люди, которым наверняка ничто человеческое не было чуждо, вот только как узнать, на какую кнопку нажимать? И как скрыть ото всех свой интерес к работникам архива? Проще всего было обратиться к старым знакомым по авиастанции. Люциус разослал письма всем, кого вспомнил, и третий ответ оказался именно таким, о каком он мечтал. Уолден Макнейр был откровенно бездарен в небе, зато нашёл дорогу в штаб Берегового Командования и был готов ответить на некоторые вопросы при частной встрече. Ради такого Люциус пригласил его в модный французский ресторан, помня, что Макнейр всегда был не дурак поесть и выпить.

За бокалом хорошего бренди прошлое приобретало налёт романтики и казалось невероятно прекрасным.

— А помнишь Филча? — раскрасневшийся Макнейр попытался изящно добыть устрицу из раковины. — Его ещё Дамблдор взял в свою школу завхозом.

Филча Люциус не помнил, но упоминание Дамблдора не могло оставить его равнодушным.

— А Дамблдор в школе так и окопался?

— Если бы! В штабе консультантом подвизался, и Филча явно приткнул туда не просто так.

— В штаб?

— В архив. Бумажки перебирать. Этот старый крыс в благодарность наверняка информацией делится.

— Пф-ф! Да кому она интересна?!

— Не скажи!

Макнейр, наконец, победил устрицу и запил её хорошим глотком бренди. Люциуса передёрнуло.

— Уолден, какая информация может быть в том архиве?

— Секретная! — Макнейр важно поднял вверх толстый палец, но, заметив на нём соус, быстро облизал. — Зря, что ли, болтали про делишки Дамблдора с Гриндевальдом? Я уверен, что если копнуть, то наш великий педагог и идеолог окажется немецким шпионом.

— Ну, ты загнул!

— А чего? Я вот поделился своими мыслями на самом верху, — он многозначительно поднял взгляд. — Даже рапорт написал.

— И что?

— Херня! — Макнейр досадливо махнул рукой. — Меня же потом ткнули носом в нарушение инструкции. Вот дождутся...

— Нельзя это дело так оставлять.

— Нельзя, ясен пень! Но как?!

— А что, если этого Филча прощупать? С пристрастием?

— Ты его рожу видел? Жопа, я уверен, ещё страшнее.

Люциус совсем забыл, что Макнейр всегда всё понимал слишком буквально.

— Уолден, нет... я в смысле — организовать ему проверку. В частном порядке.

— А, ты об этом! Отличная мысль!

Мысль Макнейр запил бренди и уставился на Люциуса, демонстрируя всяческий интерес.

— Ты, допустим, можешь попытаться сам у него что-нибудь узнать.

— Я не могу.

— Почему?

— Времени нет, да и Филч не станет со мной разговаривать. Мы в контрах.

— Но упускать такое нельзя, — вздохнул Люциус.

— Точно нельзя, — пригорюнился Макнейр.

Люциус заговорил на совершенно нейтральную тему о возможности войны с Германией, и всё это время Макнейр что-то напряжённо обдумывал, чтобы потом перебить:

— Я понял!

— Что именно?

— Ты сможешь вывести Филча на чистую воду! — торжественно объявил Макнейр.

— Я? — удивился Люциус.

— Конечно, ты! Ты ведь прирождённый дипломат и так умеешь разговаривать с людьми, что те рассказывают всю подноготную.

— Когда такое было?

— Неважно! Соглашайся, а? И тебе в случае чего слава, и Британии польза... да и с Дамблдором, я помню, у тебя какие-то проблемы были. Заодно и отомстишь!

Макнейр так ловко складывал в кучу противоречивые мотивы, что Люциус изумился, но позволил себя уговорить.

— Исключительно ради величия Британии.

— Ну, за Британию! — поддержал его Макнейр, поднимая бокал.

На прощанье они заверили друг друга в собственной лояльности и разошлись по домам в приподнятом настроении. Единственное, чего опасался Люциус, что наутро Макнейр не вспомнит о договорённостях. Но нет! Тот был бодр, свеж и очень активен. Он лично встретил Люциуса у проходной и прежде, чем «отпустить на дело», сообщил, что всю ночь думал и решил, что им стоит разработать легенду.

Они немного посовещались и договорились, что Люциус мог прийти в центральный штаб Королевских ВВС для того, чтобы предложить свои услуги и узнать условия контракта. А попутно посетить архив, чтобы попытаться отыскать своё личное дело, якобы заведённое шесть или семь лет назад.

Люциус уверенно шёл по коридорам здания штаба, направляясь в канцелярию, через которую можно было попасть в архив. Только теперь он отчётливо понял, что на обольщение Филча у него будет всего одна попытка, поэтому действовать надо осторожно, и при этом не промахнуться. Но как расположить к себе мизантропа, если о нём толком ничего не знаешь? Люциус ругал себя за то, что пошёл на поводу у Макнейра, который совершенно не разбирался в человеческой психологии и работе с информацией. Всё-то у него было просто.

Люциус замедлил шаг, пытаясь разобраться, что за отношения связывают Филча и Дамблдора, и насколько бывший завхоз и нынешний архивариус любит деньги. Впрочем, Люциус уже давно понял, что гораздо перспективнее играть на человеческих слабостях или пороках. Но проще всего работать с людьми, захваченными какой-то идеей. Сейчас ему предстояло импровизировать.

Филч сидел за узким столом и переписывал какие-то карточки, похожие на каталожные. Строго взглянув на вошедшего Люциуса, он важно заправил за ухо жидкую прядь пегих волос и прищурился:

— Что вам угодно?

Было совершенно очевидно, что он не узнал Люциуса, как, впрочем, и Люциус его. Лицо вроде бы знакомое, а вот где видел, не вспомнить. Наверное, это было хорошо.

— Мне нужно найти личное дело примерно семилетней давности, и кроме вас мне не поможет никто.

Филч явно не привык к открытой лести, потому и его попытка улыбнуться вышла нервной, а на впалых щеках выступили бурые пятна. Если бы Люциус не хотел расположить к себе бывшего завхоза, то он бы непременно продолжил его смущать — очень уж забавным выходило зрелище. Но не сейчас. Филча необходимо было разговорить так, чтобы он потерял бдительность и позволил Люциусу самому покопаться в архиве.

— Давайте я вам помогу!

Люциус преодолел первый барьер — стойку для посетителей — и подхватил тяжёлый ящик, грозивший раздавить архивариуса.

— Не положено! — просипел тот, пытаясь отбиться от помощи.

— Вам положен напарник. А может, и не один.

— Вы это начальству моему скажите, — ворчливо отозвался заметно подобревший Филч. — Оно считает, что я прекрасно справляюсь.

— Ни минуты не сомневаюсь, но чего вам это стоит?!

Это явно была больная тема, потому что за следующие четверть часа Люциус узнал о тонкостях перебирания бумажек столько нового, сколько не рассчитывал узнать и за всю жизнь. Оказывается, Филч разработал картотеку личных дел, раскладывая те по годам выпуска и по школам, одновременно занося все фамилии служащих по алфавиту в амбарную книгу и указывая шифром место хранения.

— Гениально! — откровенно восхитился Люциус. — И всё это вы сортируете по годам выпуска?

— Да, — зарделся Филч. — У нас ведь единый архив. И мне кажется, что дела должны храниться в порядке, так сказать, истории. Ведь всё равно их копии кочуют по частям, где наши мальчики служат.

— Вам стоит гордиться своей работой.

— Разумеется. Вы не представляете, что здесь творилось, пока меня не было, — приосанился Филч. — Хаос! Настоящий хаос здесь был, вот что я вам скажу!

— Зато сейчас даже взглянуть приятно.

— И это я ещё не всё сделал.

Люциус пытался уверить Филча, что совершенству нет предела, а сам в это время выискивал взглядом ящики с цифрами «1935». Таких оказалось два, что здорово облегчало дело, только вот как до них добраться?

— Я бы счёл за честь помочь вам.

— Не положено, — вздохнул Филч.

И вот с какой стороны к такому подбираться? А Филч продолжал удивлять:

— Мистер Малфой, вы бы уже сказали, что вам нужно, а то мне как-то неловко, вы ж занятой человек... я вроде бы тоже.

— Не думал, что вы меня узнаете, — откровенно удивился Люциус. — Мы никогда с вами не общались, а если и виделись, то только издалека.

— Вас сложно не узнать, — усмехнулся Филч, гордый своей проницательностью. — И я по-прежнему не понимаю ваших целей.

— Это даже очень хорошо, что вы меня узнали, одной проблемой меньше.

— Какой же? — Филч вытянул шею, прислушиваясь.

— Нельзя нарушать конспирацию, — одними губами прошептал Люциус. — Я представляю здесь интересы Британии. Готовы ли вы оказать небольшую услугу Отечеству и Короне?

— Да! — так же тихо ответил Филч. — Британия превыше всего.

С этой минуты архивариуса-завхоза будто подменили. Он расправил плечи, вытянул шею, становясь похожим на старого уличного кота, приметившего блюдечко сливок. Даже взгляд у него загорелся жаждой деятельности. Люциус побоялся спугнуть этот настрой и, отлично понимая, чем опасны малейшие несовпадения взглядов на политику, стал тщательнее подбирать слова.

— Дело в том, что мне предложили создать и возглавить небольшую разведгруппу в составе Берегового командования. Пилотов мне предложили набрать из тех, кто получил «крылья» год назад, а я никого не знаю, вот и хотел, если можно так сказать, познакомиться с потенциальными коллегами. Вы мне поможете?

— Не положено, — снова вздохнул Филч. — Я бы с радостью, но без приказа...

Люциус тоже вздохнул. Аргументов в свою пользу у него не было, но зато имелась возможность проверить способность Филча к состраданию и сыграть на обнаруженном патриотизме.

— Кто бы отдал такой приказ? Мы с вами в армии, где приказы не обсуждаются. Я должен буду вести разведку над вражеской территорией. И я даже не представляю, как идти на такое с горсткой людей, о которых буду знать только то, что те сами расскажут.

— Но вы же ознакомитесь с их личными делами!

— Ознакомлюсь, вы правы, — Люциус ещё раз вздохнул. — Только я всё время буду знать, что где-то в ящиках лежали личные дела тех, кто гораздо лучше подходил для этой работы, чем те ребята, которым суждено этим заниматься волею случая. А ведь от таких мелочей зависит жизнь, и не только моя. И мне придётся ею рисковать. Неоднократно. И ведь нет никаких гарантий, что согласятся самые достойные.

Спич произвёл нужное впечатление, и почтенный архивариус, воровато оглядевшись по сторонам, выдохнул.

— Только под моим контролем! Чтобы ни одна бумажка не пропала.

Люциус был готов принести даже самую страшную клятву, лишь бы добраться до вожделенных ящиков — от цели его отделяло каких-то два шага. Филч благосклонно разрешил ему самому спустить ящики и уселся напротив, зорко поглядывая, как Люциус достаёт первое дело. Чтобы не вызвать подозрений, пришлось выписывать на лист бумаги некоторые фамилии выпускников авиашкол, как-то объясняя свой интерес. Через некоторое время Люциус вдруг понял, что если его что и отвращает от службы в Королевских ВВС, то это как раз личное дело. Знать, что кто угодно, соврав для приличия, может узнать подробности его частной жизни, казалось отвратительным. Впрочем, это можно было счесть своеобразной платой за выход из БСФ. И не самой большой.

То, что в первом ящике не оказалось дела племянника Риддла, лишь подстегнуло азарт поиска, и вскоре Люциус был вознаграждён. С фотографии на него смотрел «Томми». Не Томми, конечно, а Рейнард Мальсибер, одна тысяча девятьсот тринадцатого года рождения, незаконнорожденный. Люциус объяснил Филчу, что человек, не обременённый семьёй, будет готов к подвигу намного охотнее, и записал название приюта, в который попросит наведаться грамотного человека. За очень щедрое вознаграждение, разумеется.

Цель была достигнута, но Люциус не спешил убирать дела. С одной стороны, Филч не должен ничего заподозрить, а с другой — было любопытно узнать, кого «Томми» предпочёл Риддлу. Люциус не только с интересом разглядывал фотографии сокурсников Мальсибера, но и изучал их личные дела. Сначала он заподозрил Поттера, который не так давно отправился служить во Францию вместе с Блэком, но женитьба не оставляла никакого шанса этому предположению. Братья Лейстранджи тоже отпадали, как участники нескольких скандалов с какими-то девицами. Петтигрю и Люпин не вызвали ни капли интереса Люциуса, поэтому он внимательнее вгляделся в фотографию некоего Северуса Снейпа.

— Он вам подходит, мистер Малфой?

Люциус так увлёкся, что совершенно забыл о присутствии Филча.

— Я просто задумался.

Он невозмутимо отложил в сторону личное дело этого Снейпа — привлекать к нему лишнее внимание Люциус не собирался, а всё, что надо, можно узнать из других источников. Хотя, конечно, за это придётся заплатить, но в таком деле мелочиться не стоило. Интересно, а знал ли этот мальчик, кому переходит дорогу? Или именно поэтому они расстались с Мальсибером? В пользу их возможного романа говорило и то, что в авиакрыло они распределялись вместе, и наверняка жили в одной комнате.

Люциус позволил Филчу прочитать фамилии тех, кого он «отобрал» для своего отряда, не сомневаясь, что тот всех запомнит. Точно так же, как Люциус запомнил две фамилии — Мальсибер и Снейп. Именно их имена с датами и местом рождения он и написал проверенному человеку с просьбой собрать подробное досье на каждого. К письму он приложил чек с более чем щедрым авансом. Теперь оставалось только ждать.

Чтобы не тратить время даром, Люциус наведался на авиастанцию, где начиналась история его самой первой и самой волшебной любви к небу. Он был сильно удивлён, когда увидел по-настоящему волшебные превращения. Это касалось и заново отстроенных ангаров и, конечно же, авиапарка, в котором «Тайгеры» теперь были представлены всего несколькими машинами. Их заменили «Фьюри» и «Одэксы», от взгляда на которые перехватило дух, а желание взлететь стало почти невыносимым.

— Мистер Малфой, рад вас видеть!

В этом располневшем человеке Люциус не сразу узнал Горация Слагхорна, который, по слухам, давно завязал с авиацией.

— Мистер Слагхорн? Вы ли это?

— Узнал-таки, — старый инструктор полётов панибратски похлопал Люциуса по плечу и печально улыбнулся: — После того, как школу Альбуса настигли реформы, я думал, что окончательно ушёл на отдых. Но потом меня позвали сюда, — Слагхорн заговорщически понизил голос, — пообещав отличное жалование. Вот я и решил, что передача опыта молодому поколению — очень нужное дело.

— Ни мгновения в этом не сомневаюсь.

Слагхорн посетовал на то, что инструкторов не хватает, а командование пытается поставить подготовку курсантов на поток, в то время как настоящих пилотов не хватает.

— Понимаете, мистер Малфой, когда в небо устремились эти проныры из трущоб, говорящие на своём чудовищном кокни, мне стало страшно за будущее авиации. Как просто превратить таинство в ремесло... как просто...

Люциус согласился, и пока придумывал благообразный повод, чтобы улизнуть, Слагхорн уже цепко ухватил его за локоть и вкрадчиво начал:

— А скажите мне, мистер Малфой, не думали ли вы о возвращении?

— Куда?

— Сюда, — Слагхорн неопределённо обвёл воздух вокруг себя. — Подумайте сами: любимая стихия, прекрасная компания...

— Вы упоминали о засилье кокни.

— Так в наших же силах изменить эту тенденцию! Вы только дайте мне знать, мистер Малфой. Вы же знаете, я поддерживаю прекрасные отношения со всеми своими выпускниками.

А вот это была чистая правда. Слагхорн даже организовал свой клуб, куда приглашал тех курсантов, которых считал перспективными. Ему не лень было рассылать открытки, назначая встречи, и произносить речи, полные пафоса, которым внимали лишь те, кого они касались. И вполне вероятно, что если кто и был в состоянии помочь Люциусу, так это Слагхорн с его старательно выпестованными отношениями и связями с нужными людьми.

— Я начал задумываться о военной карьере.

Во взгляде Слагхорна появился расчётливый интерес.

— Я бы мог свести вас с человеком, ответственным за назначения. Вы же не хотите попасть на службу невесть куда?

Вообще-то Люциус хотел именно затеряться, чтобы о нём забыли хотя бы на время, но с другой стороны, разве не это во власти такого человека?

— Был бы вам крайне признателен.

Визит можно было считать весьма удачным. Слагхорн не бросал слов на ветер, и в организации нужной встречи на него можно было положиться, но покинуть авиастанцию, не поднявшись в небо, Люциус просто не мог.

— Мистер Слагхорн, а не окажете ли вы мне одну услугу?

— Не терпится? — понимающе усмехнулся в усы тот. — Я же видел, как вы на них смотрели.

— Но я не курсант, и моя «Ласточка» навсегда покинула этот ангар.

— Зато я всегда могу проверить навыки пилота, прежде чем его кому-то рекомендовать, — Слагхорн хитро подмигнул: — Хотите оседлать «Тайгер» или попробовать машинку порезвее?

— Вы меня искушаете, — улыбнулся Люциус. — Конечно же, я хочу испытать «Фьюри».

— Так и знал, что вы не устоите перед этими красавцами.

Лётная форма и шлем с очками до сих пор хранились в каптёрке бывшего авиаклуба, и после короткого инструктажа об особенностях управления Люциус вывел из ангара сверкающий серебром «Фьюри». Как же он скучал по этому запаху кожи и бензина! И по детскому восторгу от момента, когда самолёт отрывается от земли, начиная набирать высоту, и по ни с чем не сравнимому ощущению победы над гравитацией в свободном полёте.

Слушался самолёт просто великолепно, а его скорость вызывала желание выполнить какой-нибудь элемент высшего пилотажа. Допустим, те же «быстрые бочки». Почему нет? Люциус набрал безопасную высоту, и когда уже дёрнул ручку управления к животу, одновременно резко ударяя по правой педали руля, вспомнил о допустимых перегрузках. Результат превзошёл все его ожидания. Только невероятной удачливостью можно было объяснить, что «Фьюри» всё-таки выровнялся, а не сорвался в пике. Совладав с испугом, Люциус попытался оценить ситуацию: крылья и хвостовое оперение все еще были на месте, но ручка управления не реагировала на боковые движения. Первым порывом было отстегнуть ремни и прыгнуть с парашютом, но после окончательной проверки управления Люциус обнаружил достаточно возможностей, чтобы плавно маневрировать. Он снова пристегнулся и стал осторожно снижаться в направлении аэродрома. Приземлиться удалось без каких-либо проблем.

В ответ на восторженные комментарии Слагхорна Люциус посоветовал проверить ручку управления. Сознаваться в собственной глупости он не собирался. Несмотря на неприятный инцидент, домой Люциус вернулся в приподнятом настроении.

— Вас не было полдня, дорогой. Меня беспокоит ваше здоровье: не слишком ли большие нагрузки вы себе позволяете?

После таких слов признаться в посещении авиастанции не повернулся язык, и чтобы успокоить Нарциссу, Люциус рассказал о встрече со Слагхорном. Но вместо того, чтобы спокойно выслушать и порадоваться удачному стечению обстоятельств, милая супруга побледнела:

— Пожалуйста, только не говорите мне, что это касается службы в армии, о которой вы недавно обмолвились.

Люциус вздохнул. Зря, наверное, он так долго откладывал этот разговор.

— Недавно мне довелось попасть в крайне неприятную историю, и вы, моя дорогая, могли по достоинству оценить её последствия.

Во взгляде Нарциссы мелькнул ужас, но она не заплакала, как и не стала изображать предобморочное состояние, хладнокровно спросив:

— Армия защитит вас от её повторения?

— Да.

Тонкие пальцы Нарциссы терзали край наброшенной на плечи шали, но больше ничего не выдавало её состояния.

— Это мудрое решение, — наконец выдохнула она. — Надеюсь, вы будете осторожны.

— Обязательно буду. Обещаю.

— Ради Драко.

— И ради вашего спокойствия, дорогая.

Всё-таки Люциусу очень повезло с супругой.

* * *

Частный детектив, чьи услуги хоть и стоили немало, но всегда впечатляли результатами, попросил тайм-аут. Как же невыносимо было это ожидание! Особенно, когда парламент принял закон «Об общественном порядке», и все издания вели активную полемику на эту тему. Люциус прекрасно понимал, чем вызван запрет на ношение политической формы, и почему так сильно расширены полномочия полиции. «Бойня на Кейбл-стрит» произвела огромное впечатление не только на престарелых парламентариев, но и на обывателей, ощутивших свою силу. Люциуса предсказуемо тошнило, стоило прочитать пару строк на эту тему, но перестать листать газеты он просто не мог. Хоть и чувствовал себя неуравновешенным подростком, вновь и вновь сдирающим корочку с раны, которая уже начинала подживать.

Занимаясь делами Союза, встреч с Риддлом Люциус ловко избегал, да и сами дела постепенно сводил к минимуму, чтобы однажды в нём перестали нуждаться. Его «пожертвования», кстати, тоже становились всё скромнее и скромнее. Слагхорн познакомил Люциуса с Фаджем, и за пару встреч они поняли друг друга. Требовалось только заручиться рекомендациями инструкторов авиастанций, а с ними как раз, стараниями Слагхорна, не было никаких проблем.

Люциус старался больше времени проводить с сыном. Ему почему-то казалось, что оговоренные четыре года службы могут непредсказуемо затянуться. Мосли уверенно вёл Союз на выборы в Совет Лондонского графства, результат которых было невозможно предсказать. Так или иначе, но 4 марта Люциус рассчитывал встретить далеко от партийных знамён, чтобы в случае победы не вляпаться в очередное шествие. Ни о каких чинах и регалиях он больше не мечтал, предпочитая спокойную жизнь рядового обывателя. Тем более что служба в Королевских ВВС всегда была почётной и щедро списывала старые прегрешения, которые сам Люциус решил считать опытом.

«9 Января, 1937, «Рулс», ужин, столик на Ваше имя».

Детектив любил вкусно покушать, отмечая хорошо сделанную работу, и Люциус отправлялся в ресторан, чувствуя себя ребёнком у камина в Рождество, когда надо только протянуть руку, чтобы вытащить самый лучший подарок. Во время десерта на стол рядом с ним легла пухлая папка невзрачного серого цвета, тесёмки которой были кокетливо завязаны бантом. Без лишних слов Люциус оставил на её месте чек и спрятал добычу в портфель. Со стороны могло показаться, что речь идёт о бухгалтерской отчётности.

— Спасибо, Милтон.

— Всегда рад помочь вам, сэр.

И всё! Вожделенный козырь в рукаве и ждёт своего часа. Люциусу хватило выдержки оставить портфель в кабинете и провести приятный вечер в компании Нарциссы и Драко, прежде чем отправиться «работать с документами».

Оказалось, что Риддл был главой попечительского совета в том приюте, куда подбросили Рейнарда Мальсибера. Дружелюбный нрав мальчика отмечали все, как и его одновременно твёрдый характер. Риддл обратил на него внимание, когда тот сорвался с высокой башни и «сильно поломался». Ребёнку пророчили инвалидность, но попечитель проявил неожиданное сострадание и оплатил услуги неплохого врача. Мальсибер почти год был прикован к кровати — небрежно сложенные кости срослись неправильно, и их пришлось заново ломать.

Люциус было заподозрил Риддла в развращении подростка, но детектив дал однозначный ответ на этот вопрос: нет. Такого не было. Очевидно, их история началась много позже, когда Мальсиберу уже исполнилось девятнадцать, и они с Риддлом вдвоём ездили в Италию. Вернее, Риддл ездил туда один по делам только что созданной БСФ, а Мальсибер непременно оказывался его соседом: и в купе поезда, и в гостинице. Удивительное совпадение! А в Палермо они даже умудрились заработать штраф за «непристойное поведение». При этом Риддл уже был женат.

Люциус довольно потёр руки и разложил бумаги по порядку, невольно принимаясь пристально разглядывать этого мальчика, из-за которого бессердечный, как считалось, Риддл потерял голову и стал так неосторожен. Оставалось только дивиться иронии судьбы: человек, который должен был следить за моралью по долгу партии, сам... всё-таки измены — это мерзко! Люциус никогда и не помышлял о таком, находя даже фантазии о ком-то другом, кроме супруги, отвратительными.

Но тем интереснее теперь была для него фигура Северуса Снейпа. Происхождение у него было чуть лучше, чем у Мальсибера, однако он сумел попасть в лётную школу Дамблдора, не будучи ничьим протеже. Внешность у него тоже была скорее интересная, и если Мальсибер на фотографии выглядел очень спокойным и уверенным в себе, то Снейп казался настоящим бунтарём, который с большим трудом сдерживал свой дурной нрав. В пользу этого говорили и дерзкий взгляд, и упрямо сжатые губы.

Личное дело у него было потоньше: учился, подрабатывал в лавке у аптекаря, собирался жениться на соседке, а потом вдруг всё бросил и сбежал из дома. Отец у него, кстати, характеризовался соседями очень положительно, а о сыне отзывался с гордостью, и, зная нравы таких местечек, можно было бы усомниться, что он знает о не совсем стандартных увлечениях сына. А может, у них ничего и не было? Но тогда с чего Мальсиберу так резко срываться в Африку, а Снейпу просить перевод на север, в Уик? Значит, всё-таки было... было.

Люциус сложил листки дела Снейпа в другую папку и убрал подальше в сейф. Следовало, конечно, их сжечь, но если вспомнить о потраченных деньгах... правильнее будет отложить до лучших времён. И вдруг — чем чёрт не шутит? — это дело ещё удастся выгодно продать Риддлу.

К встрече со старшим товарищем по партии Люциус был готов. Он уже отдал все необходимые бумаги в Истребительное командование и теперь ждал назначения в Уик, показавшийся достаточно удалённым от Лондона, чтобы его не захотелось навестить без серьёзной причины. Разговор с Риддлом был нужен, чтобы обезопасить семью, и провести его надо было предельно аккуратно.

Люциус очень опасался реакции Риддла на шантаж, в какой бы деликатной форме тот ни был преподнесён, поэтому назначил местом встречи проверенный «Рулс». Выбор ресторана Риддл оценил и после обязательных приветствий неспешно перешёл к делу:

— Мистер Малфой, как же я давно вас не видел!

— Здоровье всё ещё оставляет желать лучшего.

— Вот как? А я слышал, что вы примеряли форму военного лётчика. Всё-таки люди — страшные сплетники и частенько болтают то, о чём не имеют ни малейшего понятия.

— Боюсь, в этот раз они оказались близки к истине. Я действительно подумываю о карьере военного.

— Меня несколько обескураживает такой странный выбор. Вы же игрок, мистер Малфой. Вы — политик, делец, но никак не солдафон.

— Я буду офицером.

Риддл пригубил вино и рассмеялся:

— Вы говорите это серьёзно?

— Да.

— Вы знаете, — в серо-голубых глазах Риддла отразилась пурпурная портьера, отчего холодный взгляд полыхнул багрянцем, — всё это очень похоже на дезертирство. Вы же прекрасно знаете политическую обстановку и в стране, и в мире.

— Знаю. Поэтому и хочу служить Британии там, где могу принести максимум пользы.

— В Уике-то?

Риддл знал и это. Что ж, пора доставать козыри.

— Беру пример с вашего племянника.

— И каким же образом?

— Изучаю на ночь историю его жизни. Хотите взглянуть? Вам, как ближайшему родственнику, несомненно, будет интересно.

Риддл молча взял протянутую папку, погружаясь в чтение. Оставалось узнать, умеет ли он проигрывать красиво.

Люциус уже дважды успел пожалеть о своей инициативе, а Риддл прочитал только треть собранных и сшитых бумаг. Держать лицо становилось всё труднее, но отступать было просто некуда. В голову всё настойчивее лезли мысли о «мальчиках Риддла», встречи с которыми не пережил никто — у слухов о тайной службе БСФ явно была богатая почва для появления.

— Любопытный архив, — прервал затянувшуюся паузу Риддл. — Не сомневаюсь, что вам дорого обошлось скрыть его от ушлых репортёров.

— Они о нём даже не узнали, — заверил Люциус.

— И, тем не менее, вы понесли убытки, собирая все эти бумаги в одном месте.

Люциус почувствовал, что пересохшее горло мешает говорить, и неторопливо отпил из своего бокала, ожидая вердикт.

— Вы умный человек, мистер Малфой, и, несомненно, понимаете, как сильно я дорожу неприкосновенностью частной жизни племянника, — задумчиво начал Риддл.

— Догадываюсь, — кивнул Люциус. — Точно так же, как я дорожу благополучием своей семьи. Забота о близких свойственна каждому.

Риддл несколько мгновений изучающе разглядывал Люциуса, а потом усмехнулся:

— Мне было очень приятно работать с вами, мистер Малфой, и мне искренне жаль, что вы остановили свой выбор на карьере военного лётчика, но я не буду спорить и пожелаю удачи в этом непростом деле.

И всё? Люциус ощутил противный холодок, пробежавший по спине.

— А будет ли с моей стороны дерзостью просить вас приглядывать за моей семьёй? Мы живём в крайне беспокойное время.

— Не думаю, что вашим близким что-то угрожает, но обещаю проявить внимание, — от многообещающей улыбки Риддла у Люциуса заныл здоровый зуб. — А в ответ попрошу оказать мне небольшую любезность.

— Обещаю сделать всё, что в моих силах.

Риддл побарабанил по столу пальцами, потом неторопливо убрал досье в чёрный лаковый портфель, о содержимом которого ходили самые разные слухи, и только после этого одарил Люциуса тяжёлым взглядом.

— В Уике под вашим началом будет служить некий Северус Снейп.

— Вы хотите, чтобы я за ним приглядел?

— Можно сказать и так, — Риддл кровожадно потёр руки. — Этот человек оскорбил меня, и я думаю, что вас не затруднит сделать его службу тяжёлой и не очень долгой.

Люциусу стало не по себе:

— Вы хотите, чтобы я его...

— Не стоит понимать всё слишком буквально. Как вы говорили? Фортуна приберегает свои шалости для тех, кто умеет правильно делать ставки и с блеском тратить выигрыш. А Снейп не умеет играть.

— У вас прекрасная память, мистер Риддл.

— Это правда. Я не забываю ничего, мистер Малфой, и готов платить услугой за услугу.

Люциус мог лишь восхититься выдержкой Риддла и его умением извлекать выгоду из любой ситуации. А ведь такое решение проблемы можно было даже назвать изящным — убрать соперника чужими руками, оставшись вне подозрений. Сомнений не осталось: Снейп и есть тот загадочный Bel-Ami Мальсибера.

Домой Люциус вернулся в отличном настроении и сразу же написал Фаджу о своей готовности подписать четырёхлетний контракт и отправиться нести службу в далёкий Уик. Вести финансовые дела он поручил своему поверенному в банке, не сомневаясь, что Нарцисса и Драко ни в чём не испытают нужды. Теперь, когда появилась уверенность в их безопасности, Люциус стал понимать, как же ему будет не хватать семьи, тихих вечеров с неспешными беседами, прогулок с Драко. Но не лишать же их уютного дома с налаженным бытом ради собственного эгоизма? Да и климат в Уике был не совсем здоровым, что точно не пошло бы на пользу ни сыну, ни супруге.

О деликатной просьбе Риддла Люциус старался не думать, хотя и несколько раз перечитал досье Снейпа, пытаясь вычислить его слабые места. Впрочем, те были на поверхности — вспыльчивость, излишняя горячность, склонность к поспешным решениям, бескомпромиссность. Наверняка к этому стоило добавить острый язык — что ж, Люциуса не затруднит сделать службу такого человека довольно неприятной, а что до второй части пожелания Риддла, так это можно доверить судьбе. Говорят, проклятия Риддла имеют волшебную силу, вот и будет повод убедиться.

Люциус любил гулять с сыном вдвоём. Они всегда бродили по самым дальним дорожкам парка и беседовали обо всём. В основном, конечно, Люциус рассказывал интересные с его точки зрения истории, а Драко слушал, изредка уточняя то, что не понял. И каждый раз ему дозволялось задать один вопрос, ответ на который будет максимально правдивым и развёрнутым. В общем-то, всё затевалось с целью просвещения, хотя каждый раз Люциус замирал, ожидая какого-то подвоха, пусть и готовился рассказать о пестиках-тычинках. Правда, Драко пока интересовали совершенно другие вещи, и он уже лучше многих разбирался в конструкции самолётов, зная такие слова, как киль, элерон, шасси. Однако сейчас вместо того, чтобы заговорить о «Спитфайре», сын долго пинал прошлогодние листья, а потом едва слышно выдохнул:

— Папочка, а ты навсегда уезжаешь?

— Нет, Драко, только на четыре года.

— Это так долго... целых полжизни.

О таком измерении срока службы Люциус даже не задумывался.

— Они пройдут быстро, обещаю. И мы будем часто видеться.

— Правда?

— Да. Вы с Нарциссой будете приезжать ко мне на поезде. Ты только представь — настоящее путешествие.

— Часто? — Драко заглянул ему в глаза. — Правда ведь?

— Регулярно, — улыбнулся Люциус. — И в следующем году ты сможешь увидеть настоящую снежную зиму.

— А медведи там есть?

После того как Люциус пообещал ему позволить посидеть в кабине настоящего истребителя, Драко успокоился и всю дорогу до дома строил планы поездки, похожей на настоящее путешествие, может быть, даже с приключениями. Нарцисса отнеслась к разлуке со стоическим спокойствием, прекрасно понимая необходимость этого поступка. Она тоже читала газеты, и её не оставляли равнодушной статьи с резкой критикой БСФ и сэра Освальда Мосли. Особенно, когда об этом писала Рита Скитер, умело играя на женских слабостях и страхах. Как-то Нарцисса даже обмолвилась, что очень рада не видеть там имя Люциуса. Мудрая женщина!

Люциус не любил публичных сцен прощания, поэтому на вокзал собирался ехать один. Он сдержанно поцеловал Нарциссу и, заметив в глазах Драко слёзы, взял его за руку и отвёл в свой кабинет. У витрины с коллекцией он торжественно вручил сыну ключ:

— Ты вырос, Драко, и теперь твой черед заботиться об этой коллекции. Она твоя.

Тихо подошедшая Нарцисса обняла его за плечи и прошептала на ухо, какой он замечательный. И пока Драко радовался внезапно свалившемуся богатству, проводила Люциуса до «Остина», вызванного Добби. Как же непросто было сесть в машину!

Поездка на поезде позволила привести в порядок не только мысли, но и чувства. В Инвернессе Люциус вышел на платформу и, пока его вагон перецепляли к паровозу окружной ветки, успел промёрзнуть до костей. После шумного и огромного Лондона Уик показался ему таким крошечным, что было разумным дойти до авиастанции пешком, благо вещей у Люциуса было совсем немного — форменный комбинезон, куртку и сапоги ему должны были выдать на месте, поэтому саквояж поначалу показался даже лёгким.

Люциус быстро дошёл до авиастанции и сразу направился в штаб. Уже стемнело, и хотелось до ночи определиться с жильём. Да и поужинать было бы неплохо. Похоже, дисциплина здесь сильно страдала — на вахте никого не оказалось, и пришлось самому искать того, кто мог бы ему помочь. Люциус принялся открывать все двери подряд, и в конце коридора ему повезло: отрытая комната оказалась жилой, и там на кровати развалился тот самый Снейп, листая какой-то журнал.

— Что вам угодно? — поинтересовался он, и не подумав сменить позу.

— Я ищу скуадрон лидера.

— Здесь? — Снейп заглянул под кровать — Его здесь нет.

Наглец явно не понимал, с кем имеет дело, принимая Люциуса за человека, невесть как забредшего на огонёк. Ну-ну! Теперь желание Риддла показать Снейпу его место стало очень близким.

— Где дежурный?

— Допустим, я знаю, где его найти, но советую вам прийти утром. Погода сегодня нелётная, поэтому скуадрон лидер распорядился об отдыхе, и я бы не советовал вам его беспокоить. Ради вашего же удобства.

— О моём удобстве я вам расскажу как-нибудь потом. Лично.

— Не интересует! — усмехнулся наглец. — Я по другой части.

Северусу казалось, что все разговоры были только о грядущей войне: командование беспрестанно твердило о подготовке, требуя бесконечных тренировок, а пилоты дружно откликались на эти речи, кто шутками, а кто и пафосными словами о превосходстве Британии в воздухе. Никто уже не сомневался, что войне быть, вопрос был лишь в том когда. Можно было бесконечно спорить о самолётах Германии и о том, как они будут вести себя в бою, но сравнение технических характеристик не давало объективной картины. Кроме того, «Мессершмитты» сравнивали со «Спитфайрами», но ни тех, ни других Северус так и не видел, что начинало сильно действовать на нервы. Встречать врага на «Бленхейме» — это ли не позор? А ещё про «Бленхеймы» ходили слухи, что у них неудачные шасси, сломать которые очень легко, а при посадке на брюхо самолёты взрывались.

— Вы мыслите понятиями рыцарских воздушных поединков, подобных тем, которые наши отцы вели в ходе Великой войны. Забудьте о таком. Новая война будет далека от любого кодекса чести. Немцы будут расстреливать парашютистов.

Флайт-лейтенант Уоттерс служил военно-воздушным атташе в Берлине, где имел достаточно возможностей видеть стремительное наращивание мощи люфтваффе, и не верить ему не было причин. Однако именно слова о расстреле парашютистов произвели на всех неприятное впечатление: одно дело — погибнуть в бою, и совсем другое — так. Но Северусу нужна была ясность:

— Означает ли это, что и мы должны будем расстреливать парашютистов?

Ответом на его слова стала звенящая тишина, в которой отчётливо прозвучало:

— Рад, что вы это понимаете, пайлот-офицер Снейп.

Северус сел на место, спиной чувствуя тяжёлый взгляд. Разумеется, это был Малфой. Он предвзято относился к Северусу с самой первой встречи. И было бы из-за чего! Подумаешь, не поприветствовал старшего офицера после изматывающей недели ночных вылетов. Даже скуадрон лидер Маккензи с пониманием отнёсся к этому инциденту, а у Малфоя вырос на Северуса зуб. Словно то, что он флайт-лейтенант, было написано у него на лбу, и знаки отличия ему не нужны, как и форма.

Впрочем, за минувший год их отношения стали приемлемыми. Северус уважал мастерство, а Малфой был настоящим асом и, хоть и не сразу, но начал делиться некоторыми секретами, важными при выполнении элементов высшего пилотажа. Наверное, и Малфой разглядел что-то в Северусе, иначе не стал бы с ним летать, назначая борт-стрелком и рассказывая во время полёта про основы аэродинамики и о том, как уменьшить радиус виража, избежав фатальных перегрузок.

И всё-таки Северус по-прежнему считал Малфоя снобом, а тот его — выскочкой, если не хуже. Когда лекция закончилась, и Северус вышел покурить, его совсем не удивило ехидное замечание:

— Знаете, Снейп, как отличить в небе настоящего аса?

— И как же?

Малфой закурил — эта привычка не обошла стороной ни одного члена их эскадрильи — и прищурился:

— Ас не только уважает достойного противника, но и ценит его жизнь.

— А кто же тогда нажмёт гашетку пулемёта?

— Очевидно, мясник.

— Асов на всех не хватит!

Северус затушил сигарету и пошёл прочь. Малфой умел взбесить его, как никто другой, и тем непонятнее было, зачем после таких слов назначать совместный полёт.

Март в этом году выдался холодным, но обильный ночной снегопад всё-таки был перебором. Северус хотел было предупредить Малфоя о возможных помехах при разгоне из-за налипания на колёса снега и пробуксовки по траве, уже успевшей зазеленеть. Но одного взгляда на недовольно поджатые губы хватило, чтобы придержать язык. В конце концов, кто здесь командир?

Малфой вывел «Бленхейм» из ангара и развернул его против ветра. Дистанция разбега в этом направлении была очень короткой и ограничивалась стеной деревьев. В таком случае Северус бы предпочёл взлёт при боковом ветре, но у Малфоя явно было собственное мнение. Проверив двигатели, он дал полный газ, и старый «Бленхейм» начал набирать скорость. Почти сразу стало ясно, что хотя двигатели работали с полной отдачей, скорость самолета росла недостаточно быстро. А ещё Северус отчётливо понял, что упущен момент, когда ещё было возможно затормозить, не врезавшись в деревья. Выход был один — вверх.

— Держись! — прокричал Малфой, дёргая на себя штурвал.

Едва тяжёлый «Бленхейм» оторвался от земли, Малфой попытался убрать шасси, чтобы уменьшить торможение. Но самолёт едва достиг скорости отрыва, поэтому тяжело ударился о землю, диким скрежетом возвестив, что всё складывается просто отвратительно. Скорее всего, был сломан один из гидроцилиндров основной стойки шасси, а то и оба. Однако самолёт всё же поднялся вверх и даже как-то миновал опасные деревья. Чудом, наверное.

Не глядя на Северуса, Малфой связался с наземным пунктом управления и сообщил о возможном повреждении шасси. Уоттерс откликнулся мгновенно, сразу вызвавшись вылететь, чтобы оценить масштабы проблемы. «Бленхейм» кружил вокруг Уика, облетая его по большому радиусу, чтобы выжечь как можно больше топлива. Через двадцать минут Уоттерс подтвердил, что одна стойка шасси висит со сломанным гидроцилиндром.

— Флайт-лейтенант Малфой, вам предстоит принять решение, — голос дежурного по базе немного искажали помехи, но Северус отчётливо слышал каждое слово. — Вы можете сесть на «живот» с убранными шасси, чтобы повреждённая стойка сломалась при соприкосновении с землёй. Так же вы можете совершить посадку на одном колесе или выпрыгнуть на парашютах. Скуадрон лидер Маккензи настоятельно советует прыгать.

Только сейчас Малфой «заметил» Северуса.

— Что скажете, мистер Снейп?

— Решайте сами, мистер Малфой.

— Я хочу рискнуть.

Северус вспомнил многочисленные истории о том, что при посадке на брюхо «Бленхеймы» превращались в огненную западню.

— Ваше право, сэр.

— Я рекомендую вам воспользоваться парашютом, — Малфой снова отвернулся и покрутил шеей, разминая её.

Северус взглянул на заснеженные кроны деревьев внизу. Неужели Малфой считает его трусом?

— Я привык к вам и к самолету. Поэтому сядем вместе.

Во взгляде Малфоя мелькнуло что-то похожее на уважение.

— Я очень ценю ваше доверие, Снейп.

Они кружили над аэростанцией, глядя, как на бетонированной площадке перед ангаром собирается толпа, напоминающая зрителей на гонках в ожидании катастрофы. Соответствующую атмосферу создавали и стоящие рядом машины — пожарная и санитарная. Малфой ещё раз взглянул на Северуса и сначала развернулся по ветру, затем поперёк и начал, наконец, финальный этап захода на посадку, насколько возможно уменьшая скорость. Покрытая снегом земля быстро приближалась, и в последний момент Малфой резко потянул штурвал на себя.

Первое касание вышло лёгким, но за ним мгновенно последовал сильный удар, сопровождаемый леденящим душу скрежетом. На огромной скорости «Бленхейм» проскользил в облаке снега около сотни метров и, наконец, остановился. Малфой отщёлкал все тумблеры, отключая приборы, и открыл верхний люк. Северус выпрыгнул из самолёта вслед за Малфоем и почти не удивился, когда услышал:

— Поздравляю вас с отличным шоу.

Маккензи умел говорить коротко и по существу. Механики начали осматривать повреждения, удивляясь удачливости Малфоя. Северус понял, как сильно у него дрожат руки, только когда попытался закурить. Наверное, это нервное...

— Люциус.

Малфой был торжественно серьёзен, протягивая руку. Наверняка это была какая-нибудь традиция, уходящая корнями во времена короля Артура. И вот как на такое реагировать?

— Северус.

Они стояли рядом и курили в молчании, неожиданно ставшем приятным. Руки больше не дрожали.

Скуадрон лидер Маккензи вызвал Северуса через час после происшествия.

— Снейп, — начал он без предисловий, — почему вы не прыгнули с парашютом?

— Хотел испытать аварийную посадку, сэр, — отчеканил Северус.

— Мне не интересны ваши желания, пайлот-офицер. Зато меня беспокоит численность лётного состава. Мало кто может нормально поднять самолёт в воздух, а тех, кто делает это хорошо, и вовсе единицы. Риск в вашем случае был совершенно не оправдан. Ничем.

Северус опустил взгляд, принимаясь разглядывать дощатый пол, натёртый воском до блеска. Он признавал справедливость претензий, но в то же время не считал себя виноватым — хватать парашют и спасаться, бросая Малфоя одного в повреждённом самолёте, было слишком похоже на позорное бегство. Маккензи обошёл стол и, повернувшись спиной к Северусу, стал наблюдать, как «Бленхейм» втаскивают в ангар для ремонта.

— Я назначаю вам дисциплинарное взыскание, — нарушил он тягостное молчание. — Шесть внеочередных дежурств.

— Слушаюсь, сэр.

Наказание было неприятным, но роптать и жаловаться он не собирался. Не хватало ещё! Да и уважение Малфоя поднимало Северуса в собственных глазах, а оно того стоило.

Ночные дежурства у передатчика никто не любил. Почему-то именно в этой комнате хотелось спать сильнее всего. Наверное, из-за монотонного гудения аппаратуры и размеренного пощёлкивания метронома. Чтобы не уснуть, Северус решил воспользоваться моментом и написать письма: домой, Лили и... нет, всё-таки только домой и Лили.

Матери он коротко написал про дежурства, полёты и вложил в письмо две открытки с видами Шотландии. Выбор в Уике был скудный. Немного подумав, он передал привет отцу, пожелания здоровья от которого регулярно передавала мать. С отцом они так и не переписывались, но Северус на него больше не злился, не видя смысла, однако сообщения матери о том, что тот показывает его снимок соседям, хвастаясь сыном-офицером Королевских ВВС, грели душу.

Мать регулярно приглашала его приехать, и Северус всё-таки решил навестить Коукворт в ближайший отпуск, а заодно и повидать Лили, которая родила «очаровательного мальчика». Ребёнок Лили и не мог быть другим, несмотря на то, что отцом его был Поттер. Северус представлял пухлого рыжего карапуза с зелёными глазами и размышлял, какой подарок ему будет уместным. Сын Малфоя, часто приезжающий на авиастанцию, очень любил играть с маленькими копиями самолётов — наверное, и сын Лили такому обрадуется, надо только узнать, где их продают. Благодаря офицерскому жалованию финансовые дела Северуса, наконец, наладились, и он мог себе позволить многое из того, что считал ненужной роскошью.

Северус взглянул на часы и потёр широкий кожаный ремешок, скрывающий напоминание о собственной глупости. Полночь. Самое время... Он отмахнулся от дурацких мыслей и сел писать Лили. Подруга явно скучала, ей тяжело давалось затворничество с маленьким ребёнком, а Поттер редко появлялся дома — у них в Бомбардировочном командовании практиковались краткосрочные отпуска не чаще раза в два, а то и в три месяца. Конечно, Блэк уступал ему свой отпуск, но этого было очень мало, Лили сильно уставала. А ещё она рвалась в небо, и каждое её письмо было пронизано такой грустью, что Северус невольно принимался её утешать. Вот и сейчас он зачем-то начал ей рассказывать про сломанное шасси, разумеется, немного преувеличивая опасность и выгодно оттеняя собственный героизм.

Время шло, письма были написаны, и заняться было совершенно нечем, кроме как следить за радаром и слушать метроном. За окном бушевал совсем не весенний ветер, который, если прикрыть глаза, можно было принять за шорох волн...

Море было теплое и казалось бесконечным. Правда, смотреть на него долго не получалось — начинали слезиться глаза. Зато можно было улечься на воду и покачиваться на волнах. Этому нехитрому трюку его научил Рей, долго уговаривая попробовать и довериться ему, разрешив поддержать. Страшнее всего было решиться запрокинуть голову, чтобы вода попала в уши, но Рей оказался очень убедительным, демонстрируя, как это просто, и даже поддерживал под спину и поясницу.

Чтобы не выдать страх, Северус закрыл глаза и сильно удивился, когда всё получилось. Он так и остался лежать на воде, медленно разжимая кулаки и осторожно раскидывая руки. Здорово-то как! И как люди ухитряются тонуть? Наверное, в шторм или в бурю. Северус не заметил, как Рей оставил его одного, уплыв далеко от берега, но это совершенно не расстроило — плескаться у берега оказалось очень приятно.

— Сев, ты идиот...

Северус чувствовал себя просто отвратительно — его трясло, а температура была такой высокой, что происходящее казалось бредом, плодом воспалённого воображения, и только поэтому он соглашался со всем.

— Сев, и я идиот... оставил тебя... лежи уже, сейчас будет легче.

Северус слабо запротестовал, когда Рей принялся втирать ему в грудь и живот отвратительно пахнущий полужидкий сыр.

— Сейчас-сейчас...

Прохладная масса охлаждала воспалённую кожу, принося почти мгновенное облегчение, а осторожные прикосновения Рея хотелось продлить. Северус чувствовал себя котом, которого ласкают и нежат, и едва сдерживался, чтобы не начать мурлыкать.

— Сев, что ты творишь?

— М-м-м?

— Сев, тебе же плохо...

Прямо сейчас Северусу было очень хорошо.

— Сев, — жалобно простонал Рей. — Сев, ты хоть что-то понимаешь?

— Да.

Ладони Рея скользили по его животу, опускаясь всё ниже, и удовольствие от прикосновений стало перерастать в возбуждение — совершенно невероятное и немыслимое.

— Сев, можно?

— Да-а...

Резко хлопнувшая дверь вывела Северуса из дрёмы, и он не сразу осознал, где находится, и почему перед ним появился Малфой.

— Хороший сон? — ехидно усмехнулся тот.

Северус потёр ладонями лицо, окончательно просыпаясь.

— Великолепный. Чего надо?

— Пришёл тебя подменить, чтобы ты поспал.

— Зачем?

— Потому что на месте Маккензи я бы отправил тебя под арест. За сон на дежурстве, — Малфой почесал переносицу и хитро взглянул на Северуса. — За сладкий сон.

— Иди ты! — смутился Северус.

— Не интересует! — усмехнулся Малфой. — Я по другой части.

И запомнил же! Северус зевнул и потёр глаза.

— Я тоже. И всё-таки, чего тебе не спится?

— Совесть замучила. Виноват я, а наказан ты.

— Совесть? — фыркнул Северус. — Было бы за что.

— Сам удивился, когда обнаружил. Двух часов тебе хватит?

— С лихвой.

Северус сдвинул стулья, на которые улёгся, устроив голову на сгибе локтя. Уснул он почти мгновенно, и больше никакие сны его не тревожили. Или, быть может, он их просто не запомнил. Малфой разбудил его ровно через два часа и, пожелав отличного дежурства, ушёл к себе. Такая забота была очень приятна, и Северус больше не сомневался в том, что всё сделал правильно.

Однако минувший сон не давал покоя, пробудив воспоминания, которые давно перестали тревожить Северуса. На первый взгляд. Прошло уже больше года с тех пор, как эта страница жизни была перевёрнута навсегда, и вроде бы не осталось никаких сожалений. Впрочем, кого он хотел обмануть?! Северус подвинул к себе лист бумаги, где аккуратно, как мог, вывел: «Привет, Рей!» В конце концов, они остались друзьями, а друзьям стоит иногда интересоваться делами друг друга. Тем более Рей сказал, что будет ждать письма. Дружеского, разумеется.

* * *

Отпуск Северус получил вместе с Малфоем. Ехали они, разумеется, в разные места, но большую часть дороги им было по пути. В Инвернессе, пока ждали свой поезд, они даже сходили в кафе, где Малфой выпил чашку кофе, хоть и с отвращением разглядывал чёрную, как обувной крем, жижу. Всё-таки он был не совсем сноб.

— Люциус, а где ты покупал самолёт для сына?

— Модели для коллекции мне делал один знакомый ювелир. Это его хобби. Если тебе надо, я могу заказать.

— Понятно...

Слова «ювелир» и «хобби» определённо означали запредельно высокую цену, поэтому Северус решил купить ребёнку Лили игрушку попроще, которую, к тому же, и сломать не жалко. Малфой словно прочитал его мысли:

— А поскольку никаких драгоценных металлов Грипхук в работе не использует, то и за свою работу берёт не так много, — он улыбнулся: — Не думал, что у тебя есть знакомый ребёнок. Племянник?

Северус почему-то покраснел и, словно оправдываясь, буркнул:

— Сын подруги. Лучшей.

Малфой тактично промолчал и заговорил о политической обстановке. В ней он разбирался тоже гораздо лучше Северуса, и даже мог делать прогнозы относительно деятельности БСФ с его инициативами на предоставление нацистской Германии свободы действий в Центральной и Восточной Европе.

— Добром это не кончится, — Малфой принимал дела этого Союза чересчур близко к сердцу. — Мосли добьётся не только запрета их деятельности, но и массовой депортации. Черчилль уже намекал на такой исход, а к его словам стоит прислушаться — он сейчас переживает взлёт.

Северус не слишком хорошо разбирался в политике, поэтому в основном кивал, думая о своём.

— Люциус, а как вообще общаться с маленькими детьми?

Вопрос застал Малфоя врасплох.

— Ну, вот у тебя, к примеру, есть сын. Что ты сделал, чтобы он начал так на тебя смотреть?

— Как?

Северус постарался изобразить этот взгляд, отчего Малфой расхохотался:

— Ребёнка надо просто любить, и он ответит тебе взаимностью.

Мысль о том, что можно любить кого-то, ещё не ставшего человеком, показалась просто нелепой.

— Люциус, он же ни черта не понимает.

— Глупости, — отмахнулся Малфой. — Любовь понимают все.

Здесь, конечно, Северус мог бы поспорить, но не стал выставлять себя полным идиотом. Достаточно того, что он это знает сам, и даже уже почти научился с этим жить.

— А ты уверен, что это не твой ребёнок? — осторожно начал Малфой.

Северус даже закашлялся, подавившись воздухом от такого чудовищного предположения.

— Лили не такая!

Чтобы окончательно убедить Малфоя, он начал рассказывать о подруге, уделив особое внимание тому, что она стала лётчицей.

— Постой, Северус, а фамилия твоей Лили, случайно, не Поттер?

— Откуда ты знаешь?!

— Наслышан, — Малфой насладился недоумением Северуса, а потом всё-таки снизошёл до объяснений. — Она дружна с сестрой моей супруги. Они вместе покоряют небо.

Северус неверяще уставился на него. Не может быть! Он видел жену Малфоя — милая приветливая блондинка, ничего общего с Красоткой Бель.

— Ты не ошибаешься?

— Нет, — Малфой покачал головой. — Нарцисса в девичестве носила фамилию Блэк.

— Но как?! Беллатрикс ведь... совсем другая.

— Так тоже бывает. У них ещё и третья сестра была. Она сбежала из дома с французским лейтенантом и порвала все связи с семьёй. Я пытался отыскать её следы, но безуспешно.

Ни хрена ж себе! Осознать, что Люциус не всесилен, оказалось непросто. Интересно, какая она? Северус ничуть бы не удивился, если у блондинки Нарциссы и брюнетки Беллатрикс сестра оказалась бы рыжей. Что тут сказать?

— Тебе повезло с женой.

Малфой самодовольно усмехнулся:

— Я знаю.

Северус завидовал Малфою, у которого уже было всё, о чём только можно мечтать: красавица и умница жена, любимый сын-наследник, дом в Лондоне. А ещё Малфой вполне мог позволить себе даже собственный самолёт, хоть это и казалось невероятным, но чем чёрт не шутит? Только вот почему-то Северус чувствовал себя рядом с ним почти равным, понимая, что отстаёт только в некоторых областях науки. Наверное, это было потому, что их объединило небо. Северус тихо хмыкнул пафосности своих мыслей. Не иначе, как от Малфоя набрался.

В Коукворт поезд прибывал вечером, отчего в голову лезли дурацкие мысли о том, куда отправиться ночевать, если отец не пустит, как и обещал. Мать, конечно, передавала приветы, ну а вдруг? Всё-таки прощание было не самым тёплым. Но не отступать же теперь.

Северус поднялся на крыльцо, которое сколько не крась, всё равно будет выглядеть облезлым, и несколько раз постучал. Открыла мать и несколько мгновений разглядывала его, явно не узнавая, а потом нерешительно улыбнулась:

— Северус?

— Да.

Сколько Северус её помнил, Эйлин Снейп всегда была очень скупа на эмоции, но сейчас она стиснула его в объятьях, утыкаясь лицом куда-то в грудь, и разрыдалась. Какая же она, оказывается, маленькая и худая. Северус растерянно гладил её по костлявой спине, не зная, что сказать и сделать, а потом поднял взгляд и замер, настороженно разглядывая подошедшего Тобиаса.

— Здравствуй, отец.

— Здравствуй, сын. Не стой на пороге, заходи.

Напряжение первых минут встречи немного ушло, но всё равно Северус чувствовал себя крайне неловко. Он начал было рассказывать о полётах, но понял, что родители не знают ни одного термина, а от этого терялся весь смысл. Скорее всего, их совершенно не интересовали преимущества мотора «Мерлин», а также достоинства прямого впрыска топлива, потому что в середине рассказа, когда Северус уже хотел нарисовать схему турели, Тобиас вздохнул:

— Твоя рыженькая всё-таки дура. Такого парня упустила!

Мать согласно закивала, сообщая, что Северусу к лицу лётная форма, и смущая его тем самым ещё больше. Пришлось сослаться на необходимость перекурить и выйти на крыльцо. Во взгляде отца мелькнуло осуждение, но он промолчал.

Сумерки сгущались, и Северус, по привычке бросив взгляд на дом Эвансов, заметил огонёк в окне комнаты Лили. Воровато оглядевшись, Северус затушил сигарету и бросил камешек. Лили подошла к окну не сразу. Она прижимала к груди похожего на куклу ребёнка и очень обрадовалась, узнав Северуса. Ни на мгновение не задумавшись, она открыла окно и намекающе приподняла бровь. Совсем как в старые времена!

Убедившись, что на улице никого нет — всё-таки теперь Лили замужняя леди! — Северус начал карабкаться по стене, забираясь в окно. Он подтянулся на руках и уселся на подоконнике, свешивая ноги на улицу.

— Сев! Как я рада тебя видеть! — просияла Лили. — Заходи!

Её коротко остриженные волосы торчали в разные стороны, совсем как в детстве, и Северус невольно залюбовался.

— Давай быстрее, ребёнка мне простудишь!

Она затянула Северуса в комнату и закрыла окно. После чего уселась на узкую кровать и, покачивая ребёнка, потребовала:

— Рассказывай!

Если забыть о том, что она замужем, у неё ребёнок, да и сам Северус далеко ушёл от желания жениться на подруге, то всё было совершенно как раньше. Лили морщила нос, сдерживая смех, но потом всё-таки весело засмеялась и разбудила ребёнка. Он сразу же недовольно скривился, явно собираясь плакать, но Лили ловко развернула его, показывая Северуса:

— Знакомься, Сев, это Гарри. Гарри Поттер.

Маленький Гарри забавно таращил на Северуса глаза, такие же зелёные, как у Лили, и пускал пузыри.

— У него зубы режутся, — деловито пояснила Лили. — Хочешь подержать?

Северус не хотел. Он знал, что маленькие дети беспрестанно писаются, пускают слюни и при этом ничего не понимают, но обижать отказом подругу не хотелось.

— Хочу.

Лили усадила Гарри ему на колени, показала, как качать его ногой, и с удовольствием потянулась.

— Не представляешь, как болит спина, — пожаловалась она. — Гораздо сильнее, чем после недельного лётного марафона.

В её голосе было столько грусти, что Северус не сдержался и полез не в своё дело:

— Хочешь вернуться?

— Очень, — Лили вздохнула. — Я люблю Гарри, я понимаю, что я ему нужна, но... если бы ты знал, как я скучаю по Джею... и по полётам. И тогда я не могу осуждать Бель.

— За что?

Лили наморщила нос:

— Не важно. И знаешь...

Договорить она не успела, потому что дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась Петунья, чей вздорный характер Северус помнил с детства. Она была на год старше Лили и считала это основанием постоянно совать нос в дела сестры.

— Ага! Я так и знала. Подумать только, какая идиллия! — Петунья пылала праведным гневом. — Только законный муж за порог, этот уже нарисовался. В окно, как всегда!

— Петти...

— Помолчала бы! — одёрнула Лили сестра. — Значит, старая любовь не ржавеет? И давно этот по окнам лазает? Позор-то какой! Бедный Гарри, мало того, что растёт — отца не видит, так ещё и мать загуляла.

— Петунья, уймись! — начал Северус.

— А ты бы молчал! Ходил, ходил, а как дело к женитьбе пошло — сбежал! Опозорил девушку! Не мудрено, что она пошла по рукам! В Лондоне помыкалась и вернулась на сносях. Думаете, я ничего не вижу? Или это твой сынок, а, Снейп?

— Заткнись!

Северус был знаком с крутым нравом подруги, но никогда не видел её в таком бешенстве. Казалось, что сейчас она, как кошка, вцепится в лицо Петунье, не ограничившись самыми страшными обвинениями. Северус знать не знал ни Вернона, ни Дадли, но теперь даже знакомиться с ними бы не захотел. Он лишь сильнее прижал к себе Гарри, который, казалось, раздумывал, реветь или нет, а потом вдруг почувствовал, как стало тепло. Вот ведь!

— Лили, он описался! На меня!

Именно в этот момент подруге удалось вытолкать сестру из комнаты, и она повернулась к Северусу. Раскрасневшаяся, похожая на валькирию, она упёрлась руками в бока и гневно сдула со лба прилипший медно-золотой локон:

— И что? Подумаешь! Зато ты точно будешь гулять на его свадьбе!

Спорить Северус не стал. Во-первых, бесполезно, а во-вторых, уже ничего не изменить. Он передал расплакавшегося ребёнка Лили и, пообещав ещё заходить, полез в окно, запоздало думая, что выходить через дверь было бы гораздо приличнее.

Гулять на свадьбе младшего Поттера он точно не собирался, но намоченные им форменные брюки требовали внимания. Помогла мать, впервые не упрекнув за испорченную одежду.

Отпуск пролетел быстро и запомнился долгими вечерними разговорами с отцом. Северусу казалось, что они за всю жизнь столько не говорили, и если поначалу он ограничивался односложными ответами, то потом и его прорвало. Началось всё с вопроса, который уже набил оскомину: «Будет ли война с Германией, и как скоро?»

— Будет. Мы готовимся, но пока мы отстаём. Нам не хватает самолётов, нам не хватает пилотов, но мы будем драться.

— Ты уверен?

— Да.

— Но пишут же, что Германия нацелена в другую сторону. Есть ещё Франция...

— Когда она падёт, придёт наш черёд.

Северус и сам не заметил, как заговорил словами Малфоя, но они произвели на отца сильное впечатление. Он тяжело вздохнул и поинтересовался:

— У тебя закурить не будет?

Впервые они курили вдвоём на крыльце, молча разглядывая гаснувшее небо. И Северус вдруг понял, что отец впервые признавал его равным. Он и не думал, что это будет так приятно.

Северус трясся в поезде и жалел, что не договорился с Малфоем встретиться в Лондоне. Тогда дорога обратно не казалась бы такой долгой и унылой. Когда смотреть в окно надоело, Северус устроился поудобнее и закрыл глаза. Стук колёс навевал воспоминания. Встреча с Лили оказалась совсем не такой, как представлялось в Уике. И дело было даже не в Гарри, который навсегда встал между ними. Нет. Просто теперь было отчётливо ясно, что их пути разошлись и, наверное, даже навсегда. И Лили в этом точно была не виновата...

— Сев, ты такой...

— Смешной? — перебил Северус. — Говори, не стесняйся.

— Балбес, — Рей едва касался его кожи кончиками пальцев. — Красивый.

— Пф-ф, скажешь тоже.

— Вот я и говорю — балбес.

Северус никогда не задумывался о собственной внешности, но когда слышал в свой адрес «носатый урод», то бил обидчика, не задумываясь. А вот как реагировать, когда вроде бы хвалят? Но всегда можно было сменить тему разговора, и Рей сам показал самый лёгкий и приятный способ.

Поцелуи действовали и на самого Северуса, заставляя терять голову в предвкушении удовольствия, такого острого, что становилось больно, но отказаться от которого было невозможно. Они возились на кровати, поочерёдно оказываясь сверху, и одежда исчезала каким-то совершенно волшебным способом. Взгляд Рея неотвратимо терял осмысленность, и...

— Молодой человек, мне казалось, что вы собирались выходить в Инвернессе.

Северус непонимающе уставился на старую леди, которая трясла его руку.

— Что?

— Через две минуты мы прибываем в Инвернесс.

— Спасибо.

Северус мгновенно проснулся и поднялся, собираясь выходить, а его соседка хитро подмигнула:

— Девушка снилась, да?

— Почему это?

— У вас было такое лицо. Только любовные грёзы...

Он быстро попрощался и вышел. «Любовные грёзы»... знала бы она, что это за грёзы такие!

В Уик Северус вернулся, испытывая очень тёплые чувства. Наверное, так возвращаются домой, где тебя всегда ждут и тебе всегда рады. Первым делом он зашёл в столовую, которая за неимением альтернативы играла роль клуба. Там всегда было шумно и можно было узнать последние новости. Сейчас, к примеру, обсуждали решение командования оснастить их авиастанцию новыми самолётами, и никто не мог сказать какими. Мнения разделились: большинство выступали за «Спитфайры», но зато любители «Харрикейнов» кричали громче, доказывая, что те проще и надёжнее в бою. А ещё Северус узнал, что их авиастанцию решили укрепить за счёт эскадрильи Берегового командования. Новость была отличная, но пока было непонятно, где размещать пилотов. Да и в ангарах места было немного. Хотя, если планируется увеличить количество вылетов, в том числе и ночных...

— Снейп, привет! Зайди в штаб.

— К Маккензи?

— Нет, к Смиту в канцелярию.

Гадая, зачем он мог там понадобиться, Северус отправился в штаб. Смит смотрел в окно, грея руки о кружку с чаем. Он, позёвывая, предложил подождать и долго рылся в бумагах, что-то выискивая. Когда Северус уже начал терять терпенье, тот, наконец, выудил письмо.

— Держи. Это тебе.

Северус взял конверт, узнавая на нём свой почерк и понимая, что это вернулось его письмо Рею. Всё бы ничего, если бы не прямоугольный штамп, перечёркивающий фамилию: «Адресат умер».

* * *

Северус лежал в своей комнате, бессмысленно пялясь в потолок. Сна не было. Боли тоже. Только пустота. Мысли о смерти казались какими-то ненастоящими и сплошь фальшивыми, потому что такого просто не могло быть. Смерть всегда казалась Северусу каким-то далёким мрачным символом, неизбежно маячащим в конце «жизненного пути». Только вот этот путь должен быть непременно длинным, чтобы успеть всё. Рей не успел, ничего не успел, и от этого становилось обидно. Северус пытался представить себе смерть Рея и не мог, ему просто не хватало воображения.

В голову лезли какие-то глупые и совершенно бессмысленные вопросы: было ли ему больно... страшно... хотя какая теперь разница? Но хуже всего было то, что они с ним так и не поговорили, и Северус не сказал ничего из того, что мог. И Рей умер, думая, что для Северуса он был лишь заменой чему-то серьёзному. Как иногда хотелось откусить дурацкий язык, чтобы никогда не прозвучало то, что вырвалось сгоряча. Теперь-то Северус был готов признать, что Рей был для него чем-то большим, нежели просто другом, и уж точно не дурацким экспериментом, только уже было поздно.

И от этого «поздно» хотелось завыть. Северус уткнулся в холодную подушку, с удивлением обнаруживая, что она промокла от слёз, которых он даже не заметил. Он зажмурился, видя перед собой Рея. Улыбающегося, молодого и очень красивого — теперь-то это можно было признать. Как можно было признаться в том, что скучал по нему и хотел... безумно хотел! И в редкие минуты разрядки представлял себе именно его.

Теперь Северус всё бы сделал по-другому. Абсолютно всё. Только вот это уже было никому не нужно. Потому что поздно. И теперь так будет всегда. Наверное, эта ночь была самой длинной в его жизни. И самой тяжёлой. Северус гладил кожаный ремешок часов и вспоминал, вспоминал, вспоминал...

Утром на построении Северус едва разобрал слова задания, но всё же сумел собраться и, стиснув зубы, отправился в самолётный ангар, где его неожиданно догнал Малфой.

— Северус, что случилось?

— Всё в порядке.

Голос прозвучал глухо и неубедительно. Стоило ли удивляться, что Малфой встревожился?

— Тебе нельзя в таком состоянии за штурвал.

— Я в порядке. В полном.

Но если Малфоя посещала какая-то идея, противиться было совершенно бессмысленно.

— Пайлот-офицер Снейп, я отменяю ваши сегодняшние вылеты. Ступайте к себе.

— Слушаюсь, флайт-лейтенант Малфой.

Северус вытянулся, как положено по уставу, и даже, кажется, щёлкнул каблуками. Малфой холодно кивнул, провожая его задумчивым взглядом. В комнате было совершенно нечем заняться, но почему-то и не хотелось. Северус навзничь упал на кровать и зажмурился, отгоняя навязчивые видения. Теперь ему было больно, но унять эту боль было нечем, разве что только продолжать ковырять рану. Это было лишь справедливо — кому-то должно быть больно...

Малфой появился через несколько часов и, достав из кармана фляжку, молча протянул её Северусу. Разобрать по вкусу, что за пойло обожгло горло и согрело желудок, не удалось, но почему-то стало немного легче. Возможно, оттого, что Малфой, по-прежнему не говоря ни слова, уселся на его кровать и стиснул руку. Северус сделал ещё пару глотков и совсем не удивился, когда Люциус ещё раз сжал его предплечье и тихо сказал:

— Рассказывай.

Почему нет? Северус зажмурился и выдохнул:

— Рей погиб.

Люциус не стал ничего спрашивать, он просто держал его за руку, и это помогало не захлебнуться словами. Северус рассказывал о своём коротком романе, не жалея себя и даже мечтая, чтобы Малфой в ужасе отпрянул и сбежал. Это было бы объяснимо и справедливо, чего уж там! Но Люциус просто держал его за руку и слушал, кажется, даже не осуждая, что совершенно не укладывалось в голове. Северус ещё трижды прикладывался к фляжке, прежде чем у него иссяк поток слов, и показалось возможным спросить:

— Люциус, тебе разве не противно?

— Нет.

— Но я же... педик... оказывается.

— Нет, Северус, ты просто человек.

— А ты не боишься, что я начну приставать к тебе?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты хороший человек, — Люциус говорил терпеливо, будто с ребёнком. — И ты никогда не попытаешься добиваться своего силой.

Такое Северусу даже в голову не приходило, о чём он тут же попытался сообщить, но Малфой не стал его слушать. Он стянул с него сапоги, укутал одеялом и даже потрепал по плечу:

— Теперь спи.

Северус ощутил себя настолько опустошённым, что действительно закрыл глаза и уже сквозь сон почувствовал, как Люциус поднялся с кровати и тихо вышел, погасив свет.

Он проспал до следующего утра и, увидев Малфоя на построении, испытал лёгкий приступ паники, замешанный на стыде от своих признаний. Но Люциус сделал вид, что не произошло ничего сверхъестественного, словно каждый день выслушивал подобное. Очевидно, он не собирался придавать открывшимся пристрастиям Северуса какое-то значение, и это очень сильно успокаивало. А ещё очень удачно выпала месячная командировка на полигон в Пенросе.

Северус с головой ушёл в отработку навыков стрельбы по движущимся целям, и его радовал плотный график учебных вылетов. За штурвал они садились на рассвете и лишь в сумерках загоняли самолёты в ангары. Это были первые совместные тренировки истребителей и бомбардировщиков. Учебные «Фьюри» образовывали звенья из трёх машин и атаковали наземные цели, в то время как парни на «Оксфордах» сбрасывали свои учебные бомбы. Если о чём и можно было пожалеть, так это о том, что парк учебных самолётов настолько устарел. Северус мечтал о «Спитфайре».

«Фьюри» был оснащен двумя пулеметами «виккерс», стрелявшими через втулку винта с помощью механизма Константинеску, предохранявшего от попадания в лопасти. Атаки наземных целей сопровождались стрельбой по полотнищу, буксируемому «Хартом» или «Одэксом». Это нравилось Северусу больше всего. Он с лёгкостью представлял, что чувствовали прославленные летчики, такие как Болл, Мэннок, Бишоп и Рихтгофен, когда пикировали на врага. После пары таких стрельб по воздушной мишени он стал добиваться весьма точных попаданий в полотнище, и появилось желание отработать эти навыки в бою. После гибели Рея его отношение к смерти стало довольно прохладным, и она перестала его страшить, а раз так, то и предстоящие сражения виделись в новом свете.

— Северус, Грипхук сделал модель «Спитфайра», — Люциус с наслаждением затянулся сигаретой, глядя в чернеющее небо. — Скажи адрес, куда послать.

Надо же! А Северус уже и забыл о том разговоре, зато точно знал, что Гарри игрушке обрадуется, хотя, конечно, хвост «Спитфайру» обгрызть может.

— Сколько я должен?

— Считай это подарком, — улыбнулся Малфой. — Он был мне должен за одну небольшую услугу, которая мне ничего не стоила.

— Но тогда ты мог отдать игрушку сыну.

— Ему перепал новый «Харрикейн», так что он не в обиде.

— Но я не могу...

— Прекрасно можешь. Но если хочешь, можешь оплатить почтовые издержки.

— Спасибо. Гарри будет рад.

— Гарри?

— Его так зовут, — Северус стряхнул пепел. — Гарри Поттер.

— Хорошее имя, — одобрил Люциус. — А ты знаешь, что Поттера и Блэка переводят к нам в Уик?

* * *

Напрасно Северус опасался продолжения былой вражды с компанией Поттера. Хотя, может, дело было просто в том, что их поселили далеко друг от друга, а график вылетов совершенно не совпадал. Вот и получалось, что они не видели друг друга неделями, а при встречах были настолько измотаны беспрестанными тренировками, что сотрясать воздух в спорах не хотелось. Да и смысла особого в этом не было — после женитьбы Поттера словно подменили, и он больше не стремился бросить вызов Северусу. Ни в чём. Даже когда летом были отменены все отпуска.

Вечерние разговоры с Малфоем превратились в традицию. Люциус отлично разбирался в политике и мог простыми словами объяснить, что же стоит за газетной шумихой. И именно он предсказал, что признание Британией законности аншлюса приведёт к большему позору, чем и стало, в конце концов, Мюнхенское соглашение.

— Чемберлен может сколько угодно говорить о том, что привёз в Британию мир, но его политика умиротворения лишь усиливает Германию.

Люциус задумчиво разглядывал огонёк сигареты и морщился, словно от зубной боли. Северус прекрасно помнил его рассказы о прогерманском блоке в правительстве, и об опасениях, что условия мира окажутся для Британии губительными.

— Люциус, но ты ведь говорил, что Гитлер рвётся на восток. Может...

— Когда он войдёт в Польшу, все эти договорённости не будут стоить и пенса. Мы стремительно теряем контроль над Германией, и даже ультраправые не испытывают восторга по этому поводу.

— Откуда ты знаешь?

— Агрессор неизменно входит во вкус, желая большего, и остановить его может только сила.

— Чемберлен не хочет войны.

— Это не значит, что её не будет. И в этот раз Ла-Манш не станет преградой.

Об этом говорили все, но как же хотелось верить, что война обойдёт Британию стороной. Одно дело — воевать в небе Франции, как предрекал Уоттерс, и совсем другое...

— Люциус, но мы ведь к этому не готовы.

— Ты прав. Но это ничего не меняет.

Похоже, что, невзирая на все речи и заверения Чемберлена, командование Королевских ВВС имело своё видение происходящего, результатом чего стали совместные учения с ВВС Франции с целью проверки противовоздушной обороны. Всю неделю учений авиастанция в Уике была на военном положении. Эскадрильи истребителей взлетали по тревоге, пытаясь перехватить «агрессора» из Бомбардировочного командования или французской бомбардировочной авиации.

Северусу хотелось ругаться, потому что только один из десяти вылетов оказывался успешным. Стало понятным, что без управления с земли при помощи радаров, помогающих обнаружить цель и наводящих на неё, можно рассчитывать только на удачу, которая, как известно, была очень капризной леди. Приходилось полностью полагаться на информацию с наземных наблюдательных постов, а та передавалась с задержками, приводя к неудачным перехватам.

Кроме того, обнаружились огромные бреши в руководствах по тактике ведения боя, в частности, методики атаки превращали пилотов в «сидячих уток» для хвостовых стрелков «Веллингтонов», «Хемпденов» и «Уитли». Эти учения многое дали всем, но прежде всего командование озаботилось разработкой усовершенствования тактики. И возможно, ещё не стало слишком поздно.

Когда учения закончились, и жизнь вошла в привычный ритм, Северус затосковал. Ему совершенно точно надо было себя чем-то занять, чтобы только не оставаться наедине с собой. Воспоминания о Рее преследовали его, заставляя мечтать о несбыточном и размышлять, как всё могло бы сложиться, не будь Северус таким идиотом. А ещё он постоянно пытался подловить Малфоя на изменившемся к нему отношении, и когда этого не получалось, в голову лезли совсем уже дурацкие мысли. Например, что означала та фраза о том, что добиваться его силой — плохая идея. Это был намёк? И именно поэтому он проявил такое участие и понимание? Северус терялся в догадках и отметал самые нелепые.

— Снейп, надо поговорить!

Слова Поттера застали Северуса врасплох, поэтому вместо того, чтобы отмахнуться чем-то вроде «у тебя есть Блэк, с ним и говори», он настороженно остановился:

— Что-то случилось?

— Да как тебе сказать, — Поттер огляделся и кивнул в сторону навеса: — Покурим?

За те пару сотен шагов, что отделяли их от места для курения, Северус уже нарисовал себе множество жутких картин, поэтому не успел Поттер затянуться, как он спросил:

— Что-то с Лили?

— Да. Ты же знаешь её сестру. Они не ладят.

Северус вспомнил последнюю отвратительную сцену и согласно кивнул:

— Петунья — та ещё стерва.

— Вот, — Поттер долго рассматривал дымящуюся сигарету, прежде чем взглянуть на Северуса. — Она говорила, что ты по ночам лазил в окно к Лили...

— Вот сука!

— Я знаю, что это неправда, но всем же не заткнёшь рты! К тому же она права...

— Сдурел, что ли?!

— Я не об этом. Она права, что место жены рядом с мужем, а вовсе не в доме её родителей.

— Но у тебя же нет своего дома.

— Нет, — согласился Поттер. — Поэтому я снял полдома в Уике.

Северус уже догадался, что последует дальше, но всё равно спросил.

— И что?

— Лили и Гарри приезжают послезавтра.

— Поздравляю. Только зачем ты мне это говоришь?

— Не догадываешься? — Поттер сплюнул себе под ноги и зло взглянул на Северуса. — Я могу понять, что вы друзья и всё такое, но если ты начнёшь ходить к ней в гости, когда меня нет...

— Но...

— Уик ещё меньше вашего дурацкого Коукворта, и если ты её хоть чем-то скомпрометируешь... ты меня понял?

— Но ведь Лили не такая...

— Я знаю! — Поттер бросил окурок мимо урны и сердито растёр его сапогом. — И ты знаешь, и Сириус знает, но есть ещё люди. И я не хочу, чтобы они на неё косо смотрели. Ты меня понял?

Северус кивнул. А что ему ещё оставалось?

— Понял, — и зачем-то уточнил: — Мы с ней переписываемся.

— Я знаю, — Поттер поморщился и нехотя добавил: — Спасибо за самолёт. Гарри он очень понравился.

Глядя вслед уходящему Поттеру, Северус вздохнул. Глупо, наверное, будет переписываться, находясь так близко, но зато он точно будет знать, что у Лили всё хорошо. Он метко зашвырнул потушенный о подошву окурок в урну и отправился к себе. Интересно, а почему Люциус не перевёз семью в Уик? Хотя... у него в Лондоне, наверное, огромный дом и слуги в этих — как их там? — ливреях. Да и приезжают они к нему и так каждую неделю, так что, наверное, он не успевает соскучиться. А где они встречаются? Мысли потекли совершенно в другом направлении. Почему-то представилось, что Люциус тоже снимает полдома в Уике. Да что полдома — дом! И когда к нему приезжает Нарцисса, они там уединяются.

Кровь прилила к лицу, стоило представить себе «супружеские обязанности» в исполнении четы Малфоев. Северус себя, разумеется, одёрнул, но мысли-то никуда не делись.

* * *

С началом зимы Маккензи сделал обязательными тактические занятия, которые раньше проводились исключительно, чтобы разобрать ошибки пилотов. Недовольство Северуса недостатком лётных часов быстро пресёк Люциус, задав несколько вопросов по теории, хорошо зная его слабые места. Наверное, это был нечестный ход, но Северусу пришлось признать свою неправоту. Кроме того, он любил учиться.

— Как вам хорошо известно, от побережья до любого пункта Англии можно было долететь не более чем за двадцать минут, — Уоттерс никогда не повышал голос, но слышно его было просто отлично. — Кто мне ответит, за сколько минут набирает боевую высоту «Харрикейн»?

Ответ знали все.

— За десять.

— Таким образом, как перехватить бомбардировщики противника раньше, чем те сбросят бомбы?

Решение Северусу не нравилось, но он решил его озвучить:

— Это возможно только в том случае, если в момент объявления воздушной тревоги истребители будут находиться в воздухе, осуществляя непрерывное патрулирование. Но этого можно добиться лишь при наличии в стране огромных сил истребительной авиации.

— Разумно. Именно к таким выводам пришли и в штабе ВВС. И это породило убеждение, что все средства ПВО: истребители, зенитная артиллерия, прожекторы, аэростаты заграждения, звукоулавливатели и наблюдательные посты службы ВНОС — могут быть только частью, причем не главной, нашей защиты от воздушного нападения противника.

Северус переглянулся с Люциусом. Накануне они как раз обсуждали смену военной доктрины, недоумевая, почему столько внимания уделялось подготовке экипажей бомбардировщиков. А Уоттерс развивал тему:

— Действительное разрешение этой проблемы, по мнению штаба ВВС, заключается в проведении наступательных форм борьбы, в снижении эффективности налетов авиации противника путем ее уничтожения на земле и в воздухе. Следствием этого должно было явиться завоевание нашей авиацией господства в воздухе над территорией противника, что значительно облегчило бы задачу уничтожения его военного потенциала. Сущность хорошо организованной воздушной войны заключается в наступлении, а не в обороне.

— И как эта доктрина отразиться на нас? — Люциус не скрывал недовольства ситуацией.

Уоттерс покачал головой и понимающе усмехнулся:

— Практическое проявление наступательного характера нашей авиационной доктрины в мирное время выразится в том, что при формировании новых частей английских ВВС в период их расширения на каждую истребительную эскадрилью будет приходиться минимум две бомбардировочные эскадрильи.

— Хорошо, — Люциус поморщился. — Но мы всё ещё проигрываем время при обнаружении противника. Где все те радиолокационные станции, о которых начали говорить больше двух лет назад?

— Мне нравится ваш подход, флайт-лейтенант Малфой, как и понятна суть вашего недовольства, — ничуть не смутился Уоттерс. — Пока построили и запустили в работу одиннадцать станций, ещё двенадцать встанут в строй в следующем году, и таким образом к сороковому году у нас будет приличная радиолокационная сеть, позволяющая обнаружить самолеты, летящие на средних высотах на удалении до ста шестидесяти километров от берегов Британии.

— Но ведь это позволит не держать всё время в воздухе истребители.

— Именно, — Уоттерс едва заметно улыбнулся. — Кто вам сказал, что доктрина не может меняться?

Однако события в мире менялись гораздо быстрее, чем пресловутая доктрина. Разделённая Чехословакия была поглощена Германией с элегантностью опытного иллюзиониста, на очереди была Польша. Северус не понимал, как Люциусу удаётся делать выводы, которые оказывались пророческими, а тот терпеливо объяснял:

— Смотри, что Гитлер предлагает Польше взамен на «выпрямление» её границ данцигским коридором, — Люциус начал загибать пальцы: — Это свободная гавань в Данциге и признание претензий на Украину.

— И всё?

— Негусто, правда? Неудивительно, что поляки не согласились. Зато Чемберлен, наконец, понял, до чего довела его «политика умиротворения». И его речь на выступлении в Палате Общин тому доказательство.

— А что он сказал?

Северус читал ту речь, но за красивой словесной мишурой не увидел особого смысла. Иное дело — Люциус, который знал, куда смотреть.

— Всего-навсего, что в случае, когда независимость Польши окажется под угрозой, правительство Британии намерено всеми находящимися в его распоряжении средствами гарантировать эту независимость. Если даже Америка нарушила свою доктрину Монро, — заметив непонимание во взгляде Северуса, Люциус пояснил: — Вмешалась в дела Европы.

Северус и сам не заметил, когда стал безусловно доверять мнению Люциуса, восхищаясь его складом ума и проницательностью. И уж точно он ни за что бы не променял их традиционные вечерние беседы на отдых. Потому что отдыхать он не любил, да и не хотел, чего уж там. На отдыхе его посещали совершенно идиотские мысли и потрясающе возмутительные фантазии. Признав свои нетрадиционные влечения, Северус выпустил из бутылки джина, с которым больше не мог совладать.

Было намного проще думать об этой стороне своей натуры как о банальном любопытстве и случайном эксперименте. Масла в огонь плеснул, конечно же, Поттер, заявивший, что «Снейп ведёт себя, как комнатная собачка Малфоя», шутку поддержал Блэк, все посмеялись и, кажется, даже забыли, но осадочек остался.

Чтобы доказать самому себе, что всё не так, Северус пожертвовал вечером. В Уике он познакомился с весёлой девицей, которая, судя по многообещающему взгляду, была не прочь весело провести время с офицером Королевских ВВС. Он угостил её пивом, она недолго поломалась и, признав, что «это у неё впервые», напилась с одной кружки. Северус не знал, что с ней делать дальше, потому что она вдруг начала к нему льнуть и жаловаться на горькую судьбу и французского офицера, который был «таким обходительным».

— Проводишь меня домой, Северус?

Девица хихикала и накручивала на палец длинный белый локон. В её взгляде плескалось такое откровенное предложение, что отказался бы только идиот.

— Конечно.

Сидевший за соседним столиком флайт-сержант Смит глумливо усмехнулся и отсалютовал кружкой. Северус подхватил девицу за локоть и вывел из паба. Та зябко укуталась в тонкое пальтишко и, покачиваясь, повела его куда-то, наверное, к себе домой.

— Тс-с! — она икнула и показала на тёмное окно. — Сможешь туда залезть?

— Смогу.

— Тогда стой тут. А когда я зажгу лампу и сделаю так, — она нарисовала в воздухе круг, — то открою окно. Только ты тихо, у меня хозяйка строгая.

Северус уверил её, что всё будет тихо, и девица наградила его мокрым поцелуем, обещая большее. Слегка покачиваясь, она пошла в дом, а Северус остался на улице, вспоминая, как же зовут его новую знакомую. Точно не Мари... может, Энид? Он поднял воротник куртки и закурил, коротая время, и вдруг услышал скрип открывшегося соседнего окна.

— Сев, ты что здесь делаешь? Ко мне пришёл?

Нет, не так он представлял себе встречу с Лили. А подруга накинула на плечи шаль и выглянула в окно, проверяя, нет ли кого поблизости, после чего похлопала по подоконнику:

— Заходи!

— А где Поттер?

— Дежурит.

Конечно же, Лили ничего такого не имела в виду, и оскорблять её собственными мыслями не хотелось, как не хотелось и портить её репутацию.

— Нет, Лилс, я как-нибудь потом. Днём. Когда Поттер дома будет. Ты не подумай...

Именно этот момент выбрала её развесёлая соседка, чтобы начать рисовать круги и открывать окно.

— Северус... — тихо позвала она.

— Ах, вот оно в чём дело! — Лили сердито поджала губы и громко поинтересовалась: — Берта, ты опять за своё?

— Это не то, что ты подумала, — залепетала та.

— Развлекайтесь!

Лили закрыла окно, хлопнув им сильнее, чем требовалось, а Северус молча отступил в тень и отправился к себе. С женщинами ему определённо не везло.

* * *

Вызову в штаб Северус не удивился — они с Поттером слишком бурно обсуждали, где и кому можно гулять в Уике, — но причём здесь Малфой? Однако всё оказалось гораздо интереснее. Маккензи, довольно потирая руки, прохаживался по кабинету:

— Так, так, так... документы возьмёте у Уоттерса, вылет через сорок минут.

Очевидно, скуадрон лидер считал эту информацию достаточной, и Северус уже было решил помалкивать и узнать подробности у Уоттерса, но Люциус всегда имел собственное мнение.

— И куда мы командированы? — светским тоном поинтересовался он.

Кому-то другому такое бы не сошло с рук, но Малфою позволялось многое, в том числе и перебивать Маккензи. Тот лишь довольно улыбнулся и снова потёр руки:

— В Саутгемптон. Догадываетесь, зачем?

— Да, сэр, — отозвался Люциус.

Северус кивнул, чувствуя, как перехватило дыханье. Неужели? В Саутгемптоне было налажено производство «Спитфайров», и не было иной причины лететь туда, кроме как за новыми машинами. А Маккензи несколько раз обошёл кабинет.

— Пятнадцать «Спитфайров» типа «А» с пулемётами «Браунинг», двигатель «Мерлин», — он нетерпеливо побарабанил по столу пальцами. — О чём ещё мечтать?

— Нас лишь двое, — напомнил Малфой.

— Вам там помогут, — Маккензи игриво подмигнул. — Хотел бы я оказаться на вашем месте.

Северусу было неплохо и на своём, ведь оживала его давняя мечта: это даже не «Харрикейны» — «Спитфайры», почти легенда. Вместе с Люциусом он быстро оформил все бумаги и вылетел в Саутгемптон.

Двадцать минут они кружили над авиастанцией, ожидая разрешения на посадку. Всё-таки жизнь в Уике было гораздо спокойнее и размереннее, а здесь на заводе просто била ключом. Северусу хотелось показать красивую посадку, но ему не дали возможности для маневрирования, кроме того, сразу же приказали загонять «Бленхейм» в самый дальний ангар. Но даже это не испортило прекрасного настроения и предвкушения знакомства со своим «Спитфайром». Северус спрыгнул на землю и потянулся после дальнего перелёта. Он похлопал старый «Бленхейм» по серебристому боку, прощаясь, и поспешил вслед за Люциусом в канцелярию.

«Спитфайры» стояли в ряд, и Северусу сначала показались совершенно одинаковыми, но приглядевшись, он понял, что камуфляжная окраска соседних машин зеркально повторяет друг друга. «Бленхейму» тоже вскоре предстояло стать таким же пятнистым, но куда ему до совершенства этих форм?! Северус не выдержал и залез в кабину, пахнувшую краской, кожей и ещё чем-то неуловимо прекрасным. Он несколько раз дёрнул стекло «фонаря», открывая и закрывая его. Крыша фонаря показалась низковатой, и, чтобы не цеплять её головой, пришлось глубже вжаться в сиденье. Но это такие мелочи! Северус с неохотой покинул кабину и подошёл к Люциусу, который явно хотел поделиться впечатлениями.

— Мистер Малфой, какая встреча!

Северус оглянулся на голос, показавшийся смутно знакомым, и обомлел: Беллатрикс Блэк, сияя улыбкой, повисла на шее Люциуса, целуя его в щёку. Никакого понятия о приличиях! Даже то, что она родственница Нарциссы, не оправдывало таких вольностей в общественном месте. Впрочем, Люциус не жаловался, хотя и особо счастливым не выглядел.

— О! И вы, мистер Снейп, здесь!

Северус поспешно отступил, уклоняясь от объятий, чем вызвал весёлый смех красотки Бель.

— Снейп, а ты всё так же дик и необуздан. Тебе надо научиться расслабляться.

— А тебе хорошим манерам, — не остался в долгу Северус.

— Зачем тогда нужны друзья и родственники? — фыркнула она.

— Беллатрикс, что вы здесь делаете?

— Служу Британии, — она отступила на шаг и повела плечом, давая рассмотреть погоны пайлот-офицера.

Надо сказать, что форменный комбинезон был ей к лицу. Как и короткая стрижка, и загар.

— Но как? — Люциус совершенно точно был удивлён.

— Вспомогательная служба ВВС Британии в моём лице приветствует вас, — Беллатрикс усмехнулась. — Женское подразделение Полин Гауэр.

— Но чем вас собираются занимать? Война — совершенно не женское дело.

— Ох, Люциус, поверь мне, что стрелять по врагу — это ещё не всё. Мы перегоняем самолёты с завода на авиастанции.

— И сколько вас?

— Пока восемь пилотов, — Беллатрикс упрямо избегала упоминать гендерные различия. — И этого очень мало.

— А где вы базируетесь?

— В небе!

— Но ведь заводы выпускают разные самолёты, неужели вы летаете на всех?

— Вас это удивляет, дорогой родственничек? — Беллатрикс дерзко задрала подбородок: — Не все рождены для того, чтобы подавать обеды и подтирать сопливые носы.

— Но, тем не менее, без мужчин вы не обходитесь, милая свояченица.

— А зачем? Или вы думаете, что лишь вы вправе выбирать?

Оставленный без внимания Северус с интересом прислушивался к разговору, становящемуся всё более личным.

— Бель, это не самый хороший человек, поверьте мне.

— А я с ним не в церковь собираюсь!

— Кроме того, у него совершенно иные предпочтения...

— Люциус, о его предпочтениях позвольте судить мне! — перебила его Беллатрикс и, резко развернувшись, ушла, обрывая разговор.

Северус закурил, не зная, что сказать. Совершенно точно это было не его дело, но любопытство не давало покоя. А как же братья Лейстранджи? Или речь шла о ком-то из них? Но они точно были отличными парнями, с самыми обычными предпочтениями. И они были без ума от Бель. Оба. Люциус вздохнул и, достав сигарету, затянулся, глядя вдаль.

— Она очень упряма. Нарцисса утверждает, что она всегда такой была.

— Это заметно, — согласился Северус. — Видел бы ты, как она вертела Лейстранджами.

— Боюсь, этот орешек ей не по зубам.

— Кто это?

— Политик, — Люциус сжал сигарету так, что она сломалась. — Очень умный и совершенно беспринципный.

— Как и все политики, — кивнул Северус, кое-что усвоивший из рассказов друга.

— Ну да, — взгляд Люциуса стал рассеянным. — Надеюсь, нам не придётся с ним породниться.

— А чем он занимается?

— Хочет изменить мир.

— А что в этом плохого?

— Это как посмотреть. Мне кажется, что в Германии, когда голосовали за Гитлера, хотели совершенно другого, чем получили.

Как же Люциус любил уходить от ответа на однозначные вопросы! Тогда Северус попытался зайти с другой стороны:

— А как его зовут?

— Том, — взгляд Люциуса стал обжигающе холодным. — Том Риддл. И советую тебе держаться от него как можно дальше.

— Можно подумать, я его когда-нибудь увижу, — хмыкнул Северус.

— Как знать. А теперь пойдём к нашим «Спитфайрам».

Если Люциусу разговор переставал нравиться, то он его попросту обрывал. Вот как сейчас. Но Северус не терял надежды вернуться к этому разговору и узнать про Риддла — фамилия показалась ему странно знакомой.

Никогда прежде Северус не задумывался о том, что и Бель и Лили были пилотами. Такими же, как он и Люциус. Глядя, как лихо Беллатрикс выводит из заводского ангара «Спитфайр», Северус вдруг представил на её месте Лили и понял, что так и не узнал подругу. Такое непринуждённое управление истребителем в исполнении женщины почему-то не укладывалось в голове, как, впрочем, и то, что женщина может быть офицером Королевских ВВС. А их уже восемь... а могло быть и девять, если бы Лили не родила сына.

— Какие они всё-таки разные, — кажется, Люциус думал о том же. — Не представляю Нарциссу в этой роли.

— А Драко?

Во взгляде Люциуса мелькнуло что-то похожее на ужас.

— Он ещё слишком мал.

— Но он ведь вырастет.

Люциус потрясённо покачал головой:

— Не могу себе этого представить. Совсем. Ну что? Полетели?

Несмотря на некоторые неудобства, причиняемые стеклом фонаря, «Спитфайр» вызывал бурю эмоций: скорость, маневренность, простота управления — всё было на самом высшем уровне. Кажется, и Люциуса накрыло похожими чувствами, потому что он не просто выслушивал восторженные комментарии Северуса, но и сам отзывался почти теми же словами. А ещё в его голосе Северус слышалась улыбка, даже сквозь многочисленные радиопомехи.

Их возвращение в Уик вышло триумфальным: пилоты истребителей встретили «Спитфайры» бурными аплодисментами, а когда поднялся фонарь, и показалась красотка Бель, публика взревела. Очевидно, Беллатрикс такая реакция была не в новинку, потому что на землю она спустилась так, словно на сцену вышла актриса. Небрежным кивком поблагодарив публику, она царственно поправила ремень на комбинезоне и, безошибочно определив местоположение штаба, направилась туда. Стоит ли говорить, что Маккензи был гораздо учтивее и предупредительнее, чем обычно?

Северус и Люциус просто потерялись на фоне женщин-пилотов, но это даже было неплохо — минута, чтобы покурить и овладеть эмоциями, никогда не бывала лишней.

— Беллатрикс рождена для того, чтобы блистать, — Люциус с улыбкой смотрел на успех свояченицы. — И честно говоря, я не представлял, что она настолько хороша в воздухе.

— Жалко, я так и не увидел Лили, — Северус прикусил язык, понимая, что сболтнул лишнее.

Но Люциус, казалось, не обратил внимания, что речь зашла о замужней леди.

— Ещё увидишь.

— Думаешь?

— Уверен. Они с Бель стоят друг друга. Меня сильно удивил её выбор.

— Поттера?

— Семейной жизни. Насколько я разбираюсь в людях, она — не домохозяйка.

— Лили — не суфражистка, — обиделся за подругу Северус.

Люциус не любил спорить, вот и сейчас он пожал плечами и продолжил:

— Готов поспорить, что после визита Бель она тоже засобирается в АТА.

Северус прикусил губу. Как он мог забыть, что они подруги, и, будучи в Уике, Бель непременно навестит Лили. Хотя так этому Поттеру и надо! Да и характер Лили стал портиться — наверняка от такой жизни. Разве иначе стала бы она отчитывать Северуса за «беспорядочную жизнь»? Просто похихикала бы над сорванным свиданием. Кстати, по её вине!

Бель и в самом деле отправилась в Уик, в то время как остальные лётчицы производили фурор среди обитателей авиастанции. Пожалуй, только Люциус и Северус остались невосприимчивы к их чарам. Люциус потому, что ждал Нарциссу с Драко, а Северус... наверное, он всё-таки был педиком. Да точно был!

Словно в подтверждение этих мыслей всю ночь ему снился Рей. Не то чтобы он никогда не посещал его по ночам, нет. Просто обычно все такие сны были связаны с морем — как-то Северусу даже приснился дельфин, которого он в жизни никогда не видел. Сейчас же Рей стоял на берегу обрыва, кутаясь в зимнюю форменную куртку.

— Я скучаю по тебе, Сев.

Он говорил, не глядя на Северуса, словно обращался куда-то вдаль. Ледяной ветер трепал его отросшие волосы, посыпая их снежной крупой. Северус подошёл к нему и встал рядом, касаясь плеча. Он достал из кармана пачку сигарет:

— Будешь?

— Буду.

Рей вытянул сигарету и, обняв Северуса за плечи, увлёк за собой в узкий проход между камнями. Здесь ветра не было, и стало сразу тепло. Рей расстегнул куртку и улыбнулся, ощупав отросшую щетину:

— Неделю не брился. Проклятый холод. Как ты?

Северус осторожно коснулся его колючей щеки:

— Скучаю. Мне без тебя плохо.

— Это же всё было несерьёзно и случайно. Или нет?

— Нет. Наоборот, серьёзно и неслучайно. Я — идиот, Рей.

— Ты — балбес, Сев. Ведь ничего не изменилось.

— Скажешь тоже «ничего», — проворчал Северус, разглядывая, как нервно дёрнулся кадык Рея. — Ты умер.

— Никогда не подозревал у тебя некрофилии, — Рей снова улыбался так, как умел только он, и эта улыбка совершенно не соответствовала словам. — Любить надо живых, Сев.

Северус снова дотронулся до тёплой щеки, поражаясь своему открытию:

— Но ты ведь жив.

— Откуда ты знаешь?

А мелкие снежинки, запутавшиеся в волосах Рея, растаяли и блестели каплями росы. Северус коснулся их, а потом перевернул ладонь, демонстрируя неопровержимое доказательство своей правоты.

— Ты жив!

Рей покачал головой:

— Уверен?

— Да!

Проснулся Северус с бешено колотящимся сердцем и, соскочив с кровати, едва не упал, запутавшись в одеяле. Сон был настолько реальным, что казалось, будто стоит выскочить из комнаты — и окажешься на тех заснеженных скалах. Северус взглянул в окно: там восходящее солнце предвещало неплохой день, один из таких, что радуют летом.

— Это только сон...

В пустой комнате глухой голос прозвучал вороньим карканьем. Отчего-то стало настолько жутко, что Северус обхватил себя руками и рассмеялся.

— Это только сон... просто сон...

До подъёма оставалось ещё около часа, но Северус понял, что уже не уснёт, и вышел на улицу. Сигарета привычно успокаивала и дарила иллюзию обыденности. Ведь, по сути, ничего особенного не произошло. Только сон.

Северус был уверен, что его долго не оставит впечатление от этого видения, но уже днём объявили, что Германия подписала договор о ненападении с Советским Союзом, и эта новость затмила прочие. Люциус доходчиво объяснил, что теперь Британия оказалась в крайне тяжёлом положении, что означало крах всей внешней политики.

— Раздел Польши, о котором они договорились, заставит Францию и Британию объявить войну согласно нашим гарантиям, а это, сам понимаешь...

Северус понимал. С этого дня на круглосуточные дежурства выходили одновременно два офицера. Они должны были получать и расшифровывать поступающие сигналы, и, разумеется, все ждали примерно одного. Незаметно сложилось мнение, что Британия будет немедленно атакована ордами немецких бомбардировщиков, и Северус в числе прочих вглядывался вдаль, ожидая их появления.

Наверное, именно так выглядело затишье перед бурей — вроде бы не происходило ничего особенного, а от напряжения уже сводило скулы. Кроме того, остро ощущался недостаток опыта полётов на новых машинах. Именно поэтому первая боевая тревога встряхнула всех. Как только самолёты поднялись в воздух, на радиосвязь вышел офицер наведения, который приказал на максимально возможной скорости курсом девяносто градусов подняться на высоту четыре тысячи шестьсот метров. Северус ни мгновения не сомневался в том, что началось. Он включил электрический зеркальный прицел, чтобы быть готовым к моменту, когда в поле зрения покажутся самолеты люфтваффе.

Офицер наведения дважды корректировал курс, и немного погодя стало ясно, что он ведёт их обратно в Уик. И действительно, не прошло и десяти минут, как последовал сигнал отбоя. Тревога оказалась ложной. Вот только больше не было того бесшабашного азарта, который сопровождал учения — всё казалось чересчур серьёзным.

Вечером Люциус больше молчал. Он и до этого уже несколько дней он был не похож сам на себя. Северус мог лишь ждать, во что это выльется, но как помочь или поддержать, не представлял. Такие вещи были выше его понимания. Но Люциус заговорил сам:

— Я хочу купить дом в Уике.

Такая постановка вопроса всегда поражала Северуса. Одно дело — изредка снимать дом для встреч с женой, и совсем другое — покупать его. Интересно, зачем? Северус решил прощупать почву, начав очень осторожно:

— Ты планируешь там с кем-то встречаться?

— Я планирую поселить там мою семью!

Кажется, Северусу удалось его оскорбить.

* * *

В ночь на второе сентября Северус заступил на дежурство вместе с Люциусом. Они уже знали о направленной правительством Британии ноте протеста и ждали объявления войны. Все эскадрильи были приведены в высшую степень боевой готовности, и от напряжения уже искрило.

— Чего они тянут?

После того как дежурным офицерам разрешили курить на посту, воздух в дежурке стал сизым от дыма. Люциус затушил очередную сигарету и устало потёр глаза.

— Соблюдают формальности. Не переживай — не сегодня, так завтра объявят.

— И что будет?

— Будем воевать.

— Как? Мне кажется, что никто толком не знает, что делать, — Северус не мог молчать. — Люциус, скажи, что мы будем делать? Наступать? Обороняться? Войдём в Польшу? Где будем базироваться?

— Мы будем выполнять приказы.

Северус замолчал. Про приказы он и сам знал, но чувствовать себя слепым котёнком не любил. Ему надо было точно знать, к чему готовиться, и обычно Люциус щедро делился информацией.

— Люциус, ты же знаешь, что я умею молчать.

— Знаю, — кивнул он. — А тебе не кажется, что я могу и не догадываться о таких вещах?

Северус потрясённо уставился на друга. Ему и в голову не приходило, что тот может чего-то не знать. Но ведь, если подумать, он тоже обычный человек, хоть это и представляется странным. Люциус был каким угодно, только не обычным, но говорить об этом почему-то оказалось неловко.

— Как твоя семья? Скучают по Лондону?

— Им некогда, — улыбнулся Люциус. — Они обживаются. Беллатрикс познакомила Нарциссу с твоей подругой, и мне кажется, это поможет им скрасить одиночество. Да и нравы здесь попроще — Драко пребывает в полном восторге.

— Он гуляет без присмотра?

— Здесь так принято. Нарцисса уверяет, что его коллекция самолётов впечатлила местный бомонд.

— Скажешь тоже, — Северус вспомнил своё уличное детство: — Лишь бы не били.

— У него неплохая компания, — Люциус задумчиво принялся выстукивать пальцами мелодию гимна. — Мне так показалось.

Северус не стал спорить. Может быть, если бы у него в детстве были такие самолёты, то и компания подобралась бы соответствующая — всё-таки рубашка из старой материнской кофты не располагала к приличным знакомствам. Только одной Лили было плевать на его вид, потому что он виртуозно умел надувать лягушек.

Британия вступила в войну третьего сентября, но зря Северус ждал, что их немедленно пошлют в бой. Началась переброска во Францию сухопутных дивизий, в водах Атлантики уже велось конвоирование судов из-за того, что германские подводные лодки торпедировали и топили пассажирские суда, идущие под британским флагом. И только лётчики бездействовали, словно ждали какого-то особого приказа.

В конце сентября на утреннем построении Маккензи объявил о преобразовании в эскадрилью ночных истребителей, после чего о нормальном сне пришлось забыть. Следующие несколько месяцев Северус добросовестно готовился к новой роли, причём действовать приходилось практически на ощупь. Никто толком не понимал, как следует вести ночной бой, и оттого тренировки отличались огромным разнообразием.

Наземное наведение со времени учений лучше не стало, а о радарах, которыми спешно оборудовали все авиабазы, пилотам приходилось только мечтать. Поэтому ночное патрулирование сводилось к пролётам над группами сигнальных ракет, размещаемых самыми неожиданными способами. Эти ракеты выкладывали на земле каждые три или пять километров, формируя линию патрулирования, и образовывали фигуры или складывались в короткие слова, повинуясь фантазии техников вспомогательных служб. С этих линий дежурный офицер службы наведения направлял самолёты первой группы туда, где обнаруживал «противника», которого имитировали пилоты второй группы. И снова успех становился делом случая и сильно зависел от облачности, которая могла скрывать сигнальные ракеты от самолётов, поднявшихся выше двух километров.

Северус считал тренировки с прожекторами гораздо эффективнее — в конусе их лучей самолёт становился заметен. Но к тому времени, когда истребитель разворачивался в направлении цели, прожекторы теряли противника и бесцельно метались по небу. Когда же истребитель сокращал дистанцию, его неизменно освещали так, что пилот временно слеп или, по крайней мере, терял способность к ночному видению, что делало любые дальнейшие попытки обнаружить неуловимого «врага» безрезультатными.

Оставалось только надеяться, что эти тренировки не окажутся бесполезными, потому что количество потерь в них было слишком большим для простых тренировок. Но шла война, и все прекрасно понимали, что бомбить цели можно и вслепую, а хорошую погоду для взлета и посадки противник может выбрать на своей авиабазе, что вполне позволяли расстояния. Именно поэтому ночные истребители должны были не только взлетать в самую отвратительную погоду, чтобы перехватить противника, но и суметь вернуться и сесть. Надо ли говорить, что эти тренировки оказались настолько утомительными, что Северус не просто научился спать днём, но и мог выспаться в абсолютно любых условиях. Иногда ему казалось, что спать стоя — не такая уж плохая идея.

— Люциус, тебе не кажется, что с этими ночными вылетами вся война пройдёт мимо нас?

Теперь даже традиционные вечерние разговоры они вели по утрам, прежде чем разойтись по комнатам для сна.

— Всё ещё только начинается.

— Но дневные эскадрильи хотя бы сопровождают конвои, а мы?

— А мы получаем бесценный опыт.

— «Кошачьих глаз»?

— И этого тоже. И может быть, тебя утешит новость, что Поттер и Блэк попросили разрешения перейти в Истребительное Командование, и с завтрашнего дня они зачислены в нашу эскадрилью.

— Но как?.. — Северус не находил слов. — Они же всегда говорили, что опыт полёта на многомоторных самолётах поможет им устроиться в жизни.

— В мирной жизни, — мягко поправил Люциус. — А сейчас война.

— Какого чёрта? А если с Поттером что-то случится, кто будет заботиться о Лили?!

Люциус с таким интересом взглянул на Северуса, что до него медленно стал доходить смысл сказанного, и он попытался оправдаться:

— Ну, я же тоже могу погибнуть, а у неё ребёнок...

Люциус удивлённо приподнял бровь, и Северус совсем запутался:

— Я не хотел сказать, что твоя Нарцисса останется одна... тьфу ты, чёрт! Я вообще о другом!

— Конечно, о другом. И пилоты бомбардировщиков гибнут не меньше. А ты не ревнуй — «Спитов» на всех хватит.

И как у Люциуса получалось так ловко разобраться в том, о чём сам Северус лишь смутно догадывался? Не то чтобы он ревновал — «Виккерс Веллингтон» тоже был неплох, но сравнения со «Спитфайром» не выдерживал.

— Вот ещё, — фыркнул Северус, — ревновать. Просто теперь будет глаза мозолить. В одной эскадрилье и не разойтись так-то.

— Зато он теперь будет спокоен в небе.

— С чего это вдруг?

— Ну, он будет уверен, что в это время ты не у его супруги.

Северус даже не нашёлся с ответом. Неужели Люциус, и правда, так считает? Хотя вряд ли он тогда стал бы прикусывать губу, скрывая улыбку.

— Шутишь, да?

— Возможно, — Люциус откровенно веселился. — А быть может, и нет. Хотя Поттер — тот ещё ревнивец.

— Угу, — отозвался Северус. — Вот и иди с таким в бой.

А между тем перспектива вступления в бой становилась всё ближе...

Суровые времена требуют жёстких мер — это понимали все. Иначе слова Черчилля о том, что он не может предложить нации ничего, кроме крови, тяжкого труда, слёз и пота, не вызвали бы такого резонанса. Его поддержали во всём — и когда он создал Министерство обороны, сосредоточив в одних руках руководство военными действиями и координацию между флотом, армией и ВВС, и когда отказался вести переговоры с Гитлером, отвергнув порочный мир, за который выступали некоторые весьма уважаемые члены парламента.

Однако не успел Черчилль занять кресло премьер-министра, как немецкие войска, действуя по плану «Гельб», развернули наступление на территории нейтральных Бельгии и Голландии. Почти сразу же последовал приказ о поддержке наземных войск авиацией, и их эскадрилья ночных истребителей изменила стратегию. В небе над Францией они приняли свой первый бой.

Люциус, разумеется, не раз представлял себе, как это будет, только всё было иначе. Начать с того, что он оказался не готов к скорости сближения самолётов в воздухе. Он ещё не успел расстрелять все патроны, как заметил мигающую лампочку, напоминающую о необходимости дозаправки. Пришлось возвращаться. Первые бои остались в памяти чередой мелькающих картинок и ощущением собственной уязвимости. «Мессершмитты» уступали «Спитфайрам» в маневренности, но легко набирали недоступную «Спитам» высоту и выжидали удобный момент для атаки сверху.

Через несколько дней боёв нападающие поменяли тактику. Теперь наземные позиции сначала подвергались массированной атаке бомбардировщиков, а потом вступала пехота. Конечно же, первостепенной задачей стал срыв бомбардировок, но успех был бы гораздо больше, если бы не прикрывающие атаки истребители противника. Поэтому приходилось воевать сразу на два фронта, и Люциус мог только радоваться, что его тыл прикрывал Снейп, без лишних слов следовавший за ним тенью.

Люциус поймал «Дорнье» в прицел своих «браунингов», но скорость сближения была высоковатой. Времени хватило лишь для очень короткой очереди, и Люциус безуспешно попытался сбросить скорость, чтобы повторить манёвр. Однако он с удовлетворением заметил появившийся дым и искры при попаданиях пуль. Держаться позади не получилось, и Люциус постепенно приблизился к «Дорнье» с его правого борта, направляя очередь пулемета по кабине — наиболее уязвимому месту врага. Немецкие борт-стрелки, должно быть, были ослеплены или ранены, поскольку ответного огня не последовало. Тогда Люциус снова нажал на гашетку пулемёта и, заметив пламя, закричал:

— Я сделал его! Сделал!

«Дорнье» медленно завалился на левое крыло и перешел в пикирование, которое становилось все отвеснее, пока самолёт приближался к земле, сопровождаемый позади огненным шлейфом. Люциус летал по кругу, ожидая его падения, а затем с ликованием повернул на базу, крича по радио об успехе на командный пункт сектора и каждому, кто мог это слышать. И плевать было на сдержанность и приличия. Плевать!

На авиабазе Люциус приземлился на несколько мгновений раньше Северуса, а из самолётов они выскочили одновременно. От первой победы кровь всё ещё бурлила, и, повинуясь порыву, Люциус стиснул в объятьях друга, несколько раз хлопнув его по спине.

— Я это сделал! — снова сообщил он.

— Поздравляю! — Северус казался слегка смущённым. — Ты герой.

Люциус ещё раз стиснул его, прежде чем выпустить из объятий, а к ним уже подбегал Маккензи:

— Есть?!

— Да! «Дорнье».

Вечером выяснилось, что зенитчики в том же районе заявили о сбитом «Дорнье», а так как на землю упал только один самолёт, то возник спор между армией и авиацией — кому же отдать победу. Офицер разведки пытался доказать, что с точки зрения морали эта победа больше нужна армии, чтобы вдохновить артиллеристов. Но Люциусу казалось, что и их эскадрилье эта победа была нужна ничуть не меньше, что, в конце концов, и получилось.

После первой победы Люциус понял, что это чувство ему очень нравится, и его охватил азарт охотника. Теперь даже на земле они отрабатывали тактику ведения боя, и хотя по всем инструкциям следовало держаться звеньями по шесть или двенадцать самолётов, разбиваясь на «тройки», Люциусу была ближе тактика врага — гораздо удобнее было взаимодействовать парами. В их звено вошли Поттер с Блэком, которым так тоже было проще, и Розье с Лонгботтомом. Им везло — за месяц почти ежедневных боёв только их звено никого не потеряло и имело на своём счету четыре сбитых самолёта противника. А вот на земле дела шли гораздо хуже.

«Несмотря на то что значительные пространства Европы и многие старые и славные государства попали или могут попасть под власть гестапо и всего отвратительного аппарата нацистского господства, мы не сдадимся и не покоримся. Мы пойдём до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и на океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе; мы будем оборонять наш Остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда, и даже, если случится так, во что я ни на мгновение не верю, что этот Остров или большая его часть будет порабощена и будет умирать с голода, тогда наша Империя за морем, вооружённая и под охраной Британского Флота, будет продолжать сражение, до тех пор, пока, в благословенное Богом время, Новый Свет, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение старого».

Речь Черчилля транслировалась по радио, и Люциус чувствовал, как она отзывается в душе. Теперь поражение во Франции уже не казалось ему концом света и крахом всего. Всё ещё только начинается!

— Мы будем сражаться!

Тихие слова Северуса прозвучали эхом его мыслей, и Люциус сжал его руку:

— Да! Мы это сделаем.

Прорыв немецкого бронетанкового клина через Арденны к Булони в корне изменил расстановку сил, поставив союзные англо-французские силы в тяжёлое положение. Двадцать пятого мая командующий Британскими экспедиционными силами генерал Джон Горт принял решение отступить к морю и эвакуироваться в Англию. Двадцать седьмого мая британские войска начали эвакуацию с Дюнкеркского плацдарма, и, по сути, своей речью Черчилль подвёл печальный итог. Но как он это сделал! Люциус восхищался его талантом сплотить нацию. А ещё тем, как он ловко избавился от пятой колонны, одним росчерком пера покончив с БСФ, объявив его вне закона и арестовав всю верхушку.

Франция пала. Двадцать второго июня был подписан акт о капитуляции, цинично названный «соглашением о перемирии», причём его подписание произошло в том же самом вагоне в Компьене, в котором было подписано Первое компьенское перемирие 1918 года, завершившее Первую мировую войну.

«То, что генерал Вейган называл битвой за Францию, окончено. Со дня на день начнётся битва за Британию. От исхода этого сражения зависит судьба христианской цивилизации. От этого зависит наша собственная британская жизнь, и длительная непрерывность наших учреждений и нашей Империи. Скоро на нас обрушится вся ярость и мощь врага. Гитлер знает, что или ему надо сломить нас на нашем острове, или он проиграет войну. Если мы выстоим в борьбе с ним, вся Европа может стать свободной, и жизнь всего мира двинется вперёд на широкие, залитые солнцем высоты. Но если мы потерпим поражение, весь мир, включая Соединённые Штаты, включая всё, что мы знаем и любим, погрузится в бездну нового Тёмного века, который лучи извращённой науки сделают более губительным и, возможно, более длительным. Поэтому соберёмся с духом для выполнения нашего долга и будем держаться так, что если Британская империя и Британское Содружество просуществуют тысячу лет, то и тогда, через тысячу лет, люди скажут: «Это был их звёздный час».

Люциус был готов подписаться под каждым словом этой речи Черчилля. Кровью.

* * *

И всё-таки война была очень грязным делом. Это особенно остро ощутилось, когда Люциус, наконец, добрался домой, где можно было снять пропахшую потом и дымом одежду и принять ванну. Лёжа в горячей воде, он заснул, перепугав Нарциссу. Знала бы она, в каких условиях он жил последние два месяца, когда между вылетами спать приходилось даже на земле под самолётом.

— Я так боялась за вас.

Нарцисса оставалась леди во всём — стыдливо опуская взгляд, она помогла выбраться ему из ванны, а потом, когда подавала полотенце, и вовсе отвернулась. Это было так мило, что Люциус снова вспомнил, как хорошо ему дома, даже если в этом доме нет кабинета, всего три спальни и гостиная объединена со столовой.

Сейчас, когда дом был окутан ночной тишиной, Люциусу казалось диким, что где-то могли рваться бомбы, гибнуть люди и гореть самолёты. Он словно бы вернулся назад, в мирное время, чувствуя при этом хрустальную хрупкость этого состояния. Сейчас, когда Британия осталась одна против набравшей силы Германии, было совершенно ясно, что война уже на пороге дома, но как же не хотелось расставаться с этой иллюзией покоя и тишины. Поэтому Люциус постарался забыть обо всём и просто наслаждался днём отпуска и передышки. И всё же обойти тему войны не удалось.

— Мы недавно разговаривали с Лили Поттер, — Нарцисса подлила Люциусу чай и села напротив. Её взгляд был полон тревоги. — Она советует разобрать склад для угля, чтобы устроить там убежище.

Люциус задумался. С одной стороны, ходили слухи, что Черчилль назвал Лондон «удобной мишенью для бомбометания», а с другой, казалось логичным, что в первую очередь противник захочет разбомбить их авиастанции.

— Разумная мысль. Добби один не справится, я поговорю с сыном мясника, чтобы укрепил стену камнями, а дверь, пожалуй, надо прикрыть металлом.

— Где его взять?

— Я позабочусь.

Люциус понятия не имел, где берут листы железа, но был уверен, что ему поможет Снейп, который с лёгкостью решал бытовые вопросы — именно он первым начал спать под самолётом, подложив под голову парашют и бросив на землю куртку. Так было гораздо проще урвать для отдыха лишние минуты. И именно он раздобыл где-то очень удобные плоские фляжки, которые можно было спрятать в накладной карман, а не крепить на поясе.

Когда Люциус предложил Драко вместо прогулки отправиться в их эскадрилью, то просто не ожидал такого восторга. Оказывается, пробраться на авиастанцию мечтали все приятели сына, но никому из них это не удавалось.

— Знакомьтесь, это мистер Снейп, а это...

— Очевидно, мистер Малфой, — продолжил Северус, протягивая Драко руку.

— Рад знакомству, сэр.

Люциус искоса наблюдал за Северусом, отмечая, с какой серьёзностью тот отнёсся к этому знакомству. Драко и Нарциссу ему приходилось видеть и раньше, но издалека, и они ни разу не общались. Северус явно старался произвести выгодное впечатление, и оттого держался ужасно скованно. Он даже спину держал так ровно, будто ему вставили в позвоночник стальной штырь. Драко же, наоборот, словно забыл о своей застенчивости — а может, это общение с местными ребятами вызвало такой эффект, — он касался руки Северуса, привлекая его внимание, и рассказывал ему о своей коллекции самолётов, сетуя, что не может никак показать. При этом он так выразительно смотрел на Люциуса, что пришлось его успокоить:

— Драко, мистер Снейп сегодня приглашён к нам на обед.

Лицо Северуса отразило всю гамму эмоций, от недоверия до растерянности, прежде чем он пробормотал:

— Но я не готов...

— Не знал, что для визита к другу нужна особая подготовка, — улыбнулся Люциус. — К тому же мне нужна твоя помощь.

Эти слова всегда оказывали на Снейпа магическое действие. Он сразу же забыл о своём стеснении и, выслушав, в чём дело, помог найти обрезок листа железа, лишь поговорив с техником в ангаре, где стояли самолёты. Правда, уйти оттуда быстро не получилось — Драко так жадно разглядывал «Спитфайры», что Северус предложил ему забраться в кабину, не дожидаясь одобрения Люциуса.

Глядя на то, как Северус помогает Драко усесться на место пилота, Люциус вдруг подумал о возможности собственной гибели и о том, что его сыну тогда понадобится защита, которую может дать Снейп. Всё-таки одиннадцать лет для ребёнка — это так мало...

— Люциус, скажи, что стрельба не отвлекает от управления самолётом, а то Драко мне не верит.

— Мне кажется, что моему боевому товарищу можно доверять точно так же, как и мне.

Кто бы что ни говорил, а такая искренняя реакция Северуса подкупала, и эту его черту заметил ещё Мальсибер. И был прав: «искренний и умеет любить» — лучше и не скажешь. Это воспоминание заставило сердце Люциуса сжаться от болезненного укола собственной вины. Пришлось напомнить себе, что некоторая информация таит в себе угрозу благополучию, а дважды переходить дорогу Риддлу — смертельно опасно. В конце концов, время всё расставит по своим местам, если, конечно, оно у них у всех будет. А если не будет, то и жалеть не о чем.

От самолётов Драко отходил, не скрывая сожаления, заявив, что непременно станет летчиком, как papa и мистер Снейп. Возражать Люциус не собирался — к тому времени, как сын вырастет, его интересы поменяются не один раз. Помнится, сам Люциус очень веселил приятелей отца своими сообщениями о том, что непременно станет директором банка или, на худой конец, его хозяином.

Северус сам донёс кусок железного листа, не доверив это ни Люциусу, ни тем более Драко, и сам проследил за тем, как Дин приколотил его к узкой деревянной двери. Каменную кладку Снейп тоже одобрил, и Люциусу стало спокойнее, хотя от случайностей всё же никто не застрахован.

Нарцисса разглядывала Северуса исподтишка, явно уже успев составить о нём мнение из рассказов новой подруги. Люциус решил расспросить её о наблюдениях после, а пока позволил знакомству идти своим чередом, чему немало способствовал Драко. Слова о «боевом товарище» произвели на него огромное впечатление, и он очень старался представить своего нового знакомого в самом выгодном свете. Хотя, конечно, утверждение, что Северус отлично музицирует и поёт, явно было лишним.

— И на каком же инструменте вы играете? — заинтересовалась Нарцисса.

— На волынке, — уши Северуса предательски покраснели, но больше он ничем себя не выдал. — Люблю старинные баллады.

— Какая жалость, что у меня нет волынки, но на чердаке дома Добби нашёл банджо в неплохом состоянии...

— Нет, мадам! На банджо я не умею.

— А ведь у вас такие музыкальные пальцы. Может, попробуете?

— Нет. Это противоречит моим убеждениям, — Северус прикусил губу и добавил: — И пою я только тогда, когда играет волынка. Так привык.

Нарцисса, как истинная леди, не стала настаивать и подвергать гостя ещё большему смущению. Вместо этого она улыбнулась и, предложив чаю, продолжила:

— Лили Поттер очень тепло отзывалась о вас...

Но разговор оборвал появившийся на пороге Добби:

— Мистер Малфой, к вам какой-то человек. В форме.

Человеком оказался флайт-сержант Смит, который, не успев перевести сбившееся дыханье, прохрипел:

— Флайт-лейтенант Малфой, пайлот-офицер Снейп, тревога! Срочный вылет.

* * *

Как и предполагал Люциус, срочного вылета не было. Зато было построение, на которое они с Северусом едва не опоздали. Маккензи неторопливо расхаживал перед строем, и его негромкий голос отлично слышали все. Скуадрон лидер казался бесконечно уставшим, но отнюдь не сломленным.

— С этого дня об отдыхе можете забыть. Эскадрилью не покидать. От своих машин далеко не отходить. Наша тринадцатая авиагруппа будет патрулировать северную часть побережья, но так как основной удар ожидается на юге, будьте готовы выступить силами резерва. Сейчас же наша задача — охрана промышленных центров Средней Англии.

Это было более чем разумно. «Дорнье», как показала практика, оказались достаточно уязвимы, а сопровождающие их сто девятые «Мессершмитты» — достойными противниками.

— Командованию стало известно о готовящемся массированном авиаударе, но какие формы он примет, остаётся лишь гадать. Однако мы готовы сделать все, что в наших силах. Подготовка велась тщательно. Радиолокационные станции, системы слежения и оповещения, при условии нормального положения дел, должны обеспечить нашим истребителям большое превосходство над противником.

Маккензи говорил чистую правду, и Люциус прекрасно понимал, что за вопросы терзают командира. Подготовка велась по всем направлениям и казалась грандиозной. Вот только хватит ли этого? Сейчас Истребительное командование могло лишь следить за развитием ситуации, ждать и надеяться. Перспектива не из приятных. Маккензи остановился перед строем и продолжил:

— Наша система раннего обнаружения значительно снижает вероятность неожиданного и разрушительного нападения с воздуха. То есть был нейтрализован именно тот фактор, которым Люфтваффе удачно пользовались во время французской кампании. Кроме того, отсутствие наземной угрозы нашим авиастанциям и безопасность наших военно-воздушных баз означает, что достаточно обеспечено одно из главных требований успешного ведения войны.

Люциус мог оценить справедливость этих слов, потому что слишком хорошо помнил, как донимала всех меняющаяся наземная расстановка сил, когда при возвращении на базу можно было попасть в плен лишь потому, что она оказывалась захваченной.

— К тому же, — продолжил Маккензи, — в отличие от всех предыдущих кампаний, где основной задачей Люфтваффе была поддержка атаки сухопутных войск с воздуха, теперь немецким ВВС предстоит выступить в роли стратегических сил. А к такому они не подготовлены ни морально, ни материально. Не будем забывать, что в их распоряжении нет ни соответствующих самолетов, ни нужного количества обученных пилотов.

С обученными пилотами беда была и в Королевских ВВС. Слишком многие пришли в авиацию недавно и просто не успели набрать нужного опыта. А это могло стоить слишком дорого.

Первой линией обороны Британии служили восемнадцать радиолокационных станций высотного контроля, располагавшихся на побережье Южной и Восточной Англии. Они обнаруживали подлетающие цели на средних и больших высотах на расстоянии до двухсот километров, однако часто ошибались, определяя их количество и высоту полета. Против низколетящих самолетов эти станции были малоэффективны, и для того, чтобы восполнить недостатки коротковолновых радаров, были задействованы станции контроля за низкими высотами, что дало возможность следить за воздушным пространством на дистанции от двухсот метров до семидесяти километров, исключая высотные цели.

Радарные станции слежения контролировали морское пространство. А вся территория Британии находилась в зоне ответственности Корпуса воздушных наблюдателей с его системой постов, расположенных через каждые пять миль. Через радарные станции и посты наблюдения шёл огромный поток информации. Она собиралась и подвергалась тщательной фильтрации, чтобы исключить дублирование и ошибки, после чего поступала в штабы авиагрупп, а оттуда немедленно на командные пункты секторов наведения. На все это уходило не более четырех минут, за которые бомбардировщики могли пролететь около девятнадцати километров. А так как за такой короткий промежуток времени курс изменить было невозможно, перехватить противника представлялось достаточно простым делом.

Сначала это была разведка. Люциус понимал, что противник прощупывает их в поисках слабых мест, и злился, что все их попытки перехвата оказывались провальными. «Мессершмитты» вторгались маленькими группами, и оставалось только злиться, в очередной раз заметив хвост сто девятого. Напряжение нарастало. Казалось, основной задачей противника было нападение на прибрежные объекты и конвои, сопровождавшие гражданские суда. Теперь доходило до четырёх вылетов в день, и Люциус понимал, что это не предел.

Девятнадцатого июля Маккензи поднял в небо по тревоге четыре звена. В районе Фолкстона сто девятые «Мессершмитты» крепко прижали сто сорок первую эскадрилью, вооруженную «Дефиантами». Пилоты Люфтваффе сбивали эти медлительные, неповоротливые и слабо вооружённые самолёты, словно цели в тире. Бой проходил над морем, и Люциус повёл свой «Спитфайр» наперерез атакующей группе, пытаясь её отсечь.

Воздушные бои при всей их скоротечности казались очень долгими, словно каждое мгновение растягивалось до бесконечности, вмещая в себя множество событий. И если поначалу Люциусу было крайне сложно управлять самолётом, одновременно стреляя по цели, то сейчас он при этом успевал ещё и выхватывать картинки происходящего. За свой тыл он не переживал, ведь его надёжно прикрывал Северус, всегда держащийся позади и чуть выше.

В этот раз всё пошло иначе, и Люциус понял, что им противостоят настоящие асы. Пока он ловил в прицел свой сто девятый, он вдруг понял, что не видит привычной тени, отбрасываемой «Спитом» Северуса. Так и есть! Два «Мессершмитта» зажали его в тиски, поочерёдно выпуская по нему очереди трассирующих пуль. Люциус развернулся гораздо медленнее, чем того хотел. Он прекрасно понимал, что шансов у Северуса нет. Даже если его не настигнет пуля, то попытка спрыгнуть с парашютом — добьёт. На воде никто не сможет ему помочь.

Медленно, как же медленно! Пока Люциус боролся с законами аэродинамики, на помощь Северусу пришли Поттер с Блэком. Они одновременно атаковали сначала ведомый «Мессер», пилот которого безвольно уткнулся головой в стекло, после чего самолёт сорвался в пике, а потом разделались и со вторым. Это была безоговорочная победа.

Глядя на них, Лонгботтом и Розье завалили ещё один сто девятый. Однако ликование Люциуса было недолгим. Пока они вели свои воздушные дуэли, был сбит Уоттерс, да и из десяти «Дефиантов» осталось только шесть. Но зато и «Мессершмитты» удалялись, скрываясь в облаках, а значит, пора было возвращаться.

Посадив самолёт, Люциус не спешил поднимать фонарь, чувствуя, как сильно дрожат руки. Он снял шлем и, наплевав на многолетние привычки, вытер заливающий глаза пот тыльной стороной ладони. Платок можно найти и после.

А Северус уже успел спрыгнуть на землю и теперь направлялся к самолётам Поттера и Блэка. Упустить такой момент Люциус не мог, поэтому быстро оставил свой «Спит» и поспешил следом. Северус несколько мгновений стоял напротив Поттера, пристально глядя тому в глаза, а потом шагнул навстречу и стиснул его в объятиях.

Любые слова благодарности были бы тут лишними, но вот довольный свист Блэка приятно разрядил обстановку.

— Снейп, а меня? — радостно оскалился Блэк. — Я тоже люблю обнимашки и всё такое.

Он поиграл бровями и явно не ожидал, что Северус примет его слова как руководство к действию. Впрочем, Блэк быстро подхватил игру и даже расцеловал Северуса, со словами, что давно об этом мечтал. И вместо того чтобы разозлиться, Северус расхохотался.

Люциус подошёл поближе, протягивая пачку сигарет:

— Угощайтесь.

— Эх, — Блэк мечтательно прикрыл глаза. — И потискался, и покурил, теперь бы ещё выпить, и день, можно считать, прошёл не зря.

— Ох, а я как напьюсь после победы, — Поттер широко улыбнулся и, взглянув на Северуса, подмигнул: — А ты, Снейп, нам сыграешь на волынке. И споёшь.

— Я столько не выпью, — мгновенно отозвался Северус.

— Куда ты денешься? — Блэк критически его оглядел, словно прикидывая, сколько пива в него можно залить. — И выпьешь, и споёшь, и сыграешь... за победу-то.

— Чёрт с тобой, Блэк! Я даже станцую.

— Ловлю тебя на слове.

Люциус затянулся, прикрывая глаза. Ещё никогда победа не казалась ему такой далёкой.

* * *

Характер военных действий заметно изменился двенадцатого августа. Тогда массированной атаке подверглись радиолокационные станции, расположенные на южном побережье. Правда, серьезные повреждения получила только станция в Вентноре. На станциях в Дувре, Пивенсее и Рое последствия бомбардировок можно было устранить в течение нескольких часов, хотя стало ясно, что они выйдут из строя и довольно быстро, если налёты повторятся. Жизненно необходимые Истребительному командованию «глаза» — радарные установки — оказались под угрозой.

В тот же день были совершены многочисленные налеты на аэродромы истребительной авиации, которые показали, что отныне смертельной опасности подвергается вся система обороны Британии, а не только ее «зрение». Люциус проклинал своё отличное воображение, рисовавшее картины неминуемого краха, однако Британию спасло чудо. Или бог, а может, и какая-то добрая фея, решившая поработать сверхурочно. Из разрушенного Вентнора продолжали идти фальшивые сигналы, создавая полную иллюзию нормально работающей станции, а брешь частично залатали переносными установками.

Остальные станции вскоре вновь вышли в эфир, и, наверное, это позволило командованию Люфтваффе сделать ошибочный вывод, что радары невозможно вывести из строя. Во всяком случае, у Люциуса сложилось именно такое впечатление. А ведь было ещё и весьма спорное высказывание Рихтгофена, соблазнившее многих немецких лётчиков, о том, что чем раньше британские истребители начнут взлетать с аэродромов, тем скорее их можно будет сбить. Как тут не восхититься силой слова и мощью пропаганды?

Как бы то ни было, но противник не смог воспользоваться плодами своих первоначальных успехов. Та же добрая фея поработала и над защитой командных пунктов секторов. Во всяком случае, немецкая разведка ни на секунду не заподозрила, что источники сигналов, которые немцы постоянно засекали, расположены на поверхности земли и довольно далеко от авиастанций. К тому же стало очевидно, что противник не знает, где базируются истребители. И в итоге большую часть своих усилий германская авиация потратила на бомбардировку второстепенных целей.

— Они всё ближе.

Северус курил, привычно вглядываясь в серое небо. Только теперь они сумели оценить низкую облачность, дающую возможность передохнуть после череды утомительных вылетов. Люциусу не понравилась глухая тоска в голосе друга, и он решил его взбодрить:

— Но им сюда не пройти.

И тут же, словно в опровержение его слов, послышался нарастающий гул моторов низколетящего самолёта. Люциус оглянулся и под нижней кромкой облаков увидел восемьдесят восьмой «Юнкерс», разворачивавшийся для прохода над лётным полем.

— Бежим!

Не сговариваясь, они с Северусом бросились к стоянке «Спитов», рядом с которыми заметили копошащихся техников.

— Запускай!

Гул моторов и стрекот пуль, казалось, не имели ничего общего с реальной жизнью, в которой техникам ничего не мешало запустить двигатели, а Люциусу запрыгнуть в кабину «Спитфайра» едва ли ни с земли.

— От винта! Живо!

А «Юнкерс» сделал красивый заход на один из больших ангаров, сбрасывая бомбы точно в цель. Затем он промелькнул мимо штаба, обстреливая из пулемётов всё, что попадало в прицел, после чего просто ушёл вверх и скрылся. Никогда прежде Люциус не позволял себе так ругаться, но сейчас он отводил душу, поднимая «Спитфайр» следом и пытаясь отыскать в воздухе этого одинокого охотника. Тень, отбрасываемая «Спитом» Северуса, показала, что и он взлетел и привычно уже пристроился в хвосте.

Однако ни «Юнкерса», ни даже его тени — черти бы их подрали! — обнаружить не удалось. Пришлось возвращаться на базу ни с чем. Там уже тушили ангар, а Маккензи лично встречал Люциуса с Северусом на площадке, где сначала долго распекал за самоуправство и неоправданный риск, а потом жал руки, говоря, что гордится, что под его началом служат такие люди.

Из-за налёта пострадали семь «Харрикейнов», неудачно оказавшихся в ангаре, но уже на следующий день пришло пополнение. Правда, пока только из пяти машин. Люциус совсем не удивился, когда услышал:

— Мистер Малфой! Какая приятная неожиданность.

Неунывающая Беллатрикс бросилась ему на шею. Она сильно похудела, а под глазами отчётливо проступили чёрные круги, но всё равно продолжала эпатировать публику своим поведением. В столовой на них уже косились, правда, многие с откровенной завистью.

— Знакомьтесь, это Алиса Стоун, это Люциус Малфой, а это его верный Санчо — тьфу ты, чёрт! — Северус Снейп.

Алиса улыбалась, крутила головой и, кажется, даже обрадовалась, когда её пригласили за соседний столик Лонгботтом и Розье. Беллатрикс по-хулигански подмигнула ей, посоветовав «не теряться», и принялась расспрашивать про Нарциссу и Драко.

— Если бы я знал! — поморщился Люциус. — Вроде бы рядом, но общение у нас происходит исключительно в эпистолярном жанре.

— Не пускают? — сочувственно вздохнула Беллатрикс.

— А когда?

— Знаю. Не представляешь, сколько у нас работы.

Люциус представлял. Августовские воздушные бои отличались особой ожесточенностью. То, что Истребительное командование отправляло для перехвата, как правило, по одной эскадрилье, давало определенные преимущества. С одной стороны, это позволяло довольно гибко реагировать на опасность, а с другой — обеспечивало выигрыш во времени. Однако подобная тактика означала, что подразделения из двенадцати машин, а иногда и меньше, постоянно сталкивались в воздухе с огромными соединениями противника, иногда доходившими до ста с лишним самолетов. Конечно, такая тактика себя оправдала. К тому же эскадрилья, осуществлявшая перехват, редко оставалась в одиночестве. К ней на помощь вылетали другие, но это требовало времени. Поэтому потери иногда были просто огромными.

— Они бомбят авиастанции.

— Знаю, — поморщилась Беллатрикс. — И иногда я бы хотела многого не знать.

Седьмого сентября на постах наблюдения допустили роковую ошибку. Когда над Ла-Маншем была замечена настоящая армада вражеских самолетов в составе более трёхсот бомбардировщиков и шестисот истребителей сопровождения, то на ее перехват в воздух подняли двадцать одну эскадрилью Королевских ВВС, решив, что немцы вновь собираются атаковать аэродромы. В итоге почти все эскадрильи в условиях низкой облачности не смогли установить контакт с противником, и бомбардировщики Люфтваффе сбросили свой смертоносный груз на Лондон, в основном на район доков, причинив им огромный ущерб. Эффективность противовоздушной обороны города оказалась чрезвычайно низкой, и противник решил, что у Британии осталось не больше пятидесяти истребителей.

Пятнадцатого сентября на Лондон двинулись две огромных эскадры, и к городу прорвалось не меньше двухсот самолётов. На этот раз Люциус вёл свою эскадрилью единым фронтом, не разбиваясь на пары и звенья. Противника они встретили над предместьями Южного Лондона. Про создание «Большого авиакрыла» Люциус уже слышал, а сейчас имел возможность не только увидеть воочию, но и принять участие в совместном бою. Дуглас Бэйдер был прав, считая, что силе следует противопоставлять силу.

С легендарным безногим лётчиком Люциусу удалось не только повоевать в небе над Дюнкерком, но и пообщаться на земле. В память врезалась его лекция для новобранцев, которых он ввёл в курс краткими и ёмкими инструкциями: «Занимая позицию для атаки сзади, получаешь вполне очевидные преимущества. Тебя не видят, зато ты, находясь чуть-чуть ниже противника, прекрасно видишь весь вражеский самолет, а не только его силуэт. И появляется масса возможностей, стрелять ли по бомбардировщику, или по его двигателям, или куда-то там еще. Именно снизу самолет наиболее уязвим, сто девятые сбивать тоже не особенно трудно, хотя, конечно, тут все зависит от того, как ты маневрируешь. Немецкий летчик сидит над топливным баком, который имеет форму кресла пилота. Понятно, там есть бронирование и все такое, но, знаете ли, я вряд ли был бы спокоен, сидя на баке с горючим!»

Эта тактика была настолько успешной, что вслед за Люциусом её стал придерживаться и Северус, а потом подхватили Поттер с Блэком и все остальные, считая уже фирменным почерком своей эскадрильи. Правда, сейчас приходилось сходиться лоб в лоб, но в этом тоже был смысл: так бились когда-то их предки. Скоро воздух вокруг, искрясь, зарябил от множества пуль, но Люциус стиснул зубы, выбирая момент для атаки. Бить он предпочитал наверняка. В тот миг, когда он нажал гашетку, в глазах потемнело от боли, пронзившей плечо и грудь. Но останавливаться он не собирался!

Убедившись, что свой «Дорнье» он завалил, и тот падает, Люциус сделал то, что должен:

— Ранен. Выхожу из боя.

В динамик он услышал, как выругался Северус, и увидел, что тот ввязался в перестрелку со сто девятым. Всё шло, как и должно. Правая рука больше не слушалась, но это не было поводом для того, чтобы сдаваться. Люциус смотрел на приборы, но не мог понять, что видит. Лондон остался позади, но как рассчитать курс? Неожиданно динамик снова ожил:

— Люци, держи штурвал левее. Так. Хорошо. Через четырнадцать минут будем на месте. Как ты?

— Нормально.

Теперь всё будет нормально! Северус, очевидно, понял, что он плохо ориентируется, и повёл его, выстраивая маршрут.

— Говори.

— Что?

— Хоть что.

Люциус понимал, зачем Северус требует это от него, но в голове было пусто. Чтобы не пугать друга, он начал считать вслух. Кажется, это было то, что надо.

— Держи руль высоты.

— Что? — Люциус понял, что в сознание его вернул только голос Северуса.

— Осталось четыре минуты.

— Позаботься о Драко.

— Сам позаботишься. Мы уже почти на месте.

Спокойный голос Северуса не давал терять связь с реальностью, и если ему подчиняться, то действия приобретали осмысленность и вели к цели.

— Выпускай шасси... молодец. Теперь гаси скорость. Касание. Есть!

При посадке Люциуса здорово тряхнуло, и он всё-таки потерял сознание. Но теперь это уже не имело никакого значения. Он сел.

* * *

Маленький госпиталь в Уике своим появлением был обязан авиастанции и войне. Тем не менее, хирург знал своё дело и уверял, что поставит Люциуса на ноги за пару недель. Хотелось бы верить! Потому что вернуться в строй и отомстить стало делом чести.

А ещё Люциус сильно волновался за Снейпа. Одно дело, когда они шли в бой вместе, и совсем другое, когда Северус остался один. От кошмаров избавляло снотворное, но и днём эти мысли никуда не девались, навязчиво преследуя картинами падающего «Спитфайра». На третий день к Люциусу начали пускать Нарциссу, а через неделю она уже приходила к нему вместе с Драко. Совсем, как в старые добрые времена.

Как же Люциусу сейчас не хватало новостей! То, что было в газетах и передавалось по радио, не могло восполнить информационный голод. Люциус мог только догадываться, что пик сражений пришёлся на пятнадцатое сентября, а сейчас накал заметно ослаб. Но всё равно, стоило закрыть глаза, как начинали мелькать картины лобовой атаки, когда все двенадцать самолётов эскадрильи выстраивались в линию и шли на врага, одновременно открывая огонь. Знать, что это происходит, возможно, в ту самую минуту, когда Люциусу ставят укол или меняют повязку, было невыносимо. Зато ему разрешили гулять, и теперь много времени Люциус проводил в беседке, глядя в серое по-осеннему небо.

А ещё в беседке можно было курить, не опасаясь вызвать гневную отповедь лечащего врача, возомнившего, что это наносит невосполнимый вред здоровью. Будто истрёпанные нервы лучше.

— Люциус, привет!

Беллатрикс появилась внезапно, как, впрочем, и всегда, обрадовав Люциуса как никто другой. Даже её нарочитая фамильярность и резковатый тон не злили, а казались бальзамом для истерзанной неизвестностью души.

— Бель, рад вас видеть!

— Давай попроще, Люциус. Если ещё и с тобой быть вежливой... — Беллатрикс поморщилась и потянулась к пачке сигарет. — Дай закурить.

Просьба шокировала Люциуса настолько, что он не стал возражать. Тем более что совершенно не хотел задеть свояченицу, чей нрав и в лучшие времена не отличался сдержанностью. Она умело затянулась и, усевшись на перила беседки, принялась болтать ногами.

— Как же я всегда любила летать, Люциус, — голос Беллатрикс казался глухим и был почти неузнаваемым. — Полёты для меня были чудом, феерией, мечтой, — она глубоко затянулась и выпустила дым тонкой струйкой. — Это даже лучше, чем любовь, Люциус.

Удивительно, но как раз это Люциус и мог понять. С лёгкостью. Он никогда не думал о Беллатрикс в таком ключе, и уж точно не хотел замечать её похожести с собой и с Северусом, да даже с тем же Блэком, привычно считая её существом другого порядка, не то чтобы лучше или хуже, просто другой. И признав эту общность, стало гораздо легче признать в ней лётчика, равного себе.

— Что-то случилось, Бель?

— Ох, Люци, — она вздохнула и зажмурилась. — Мы совершаем в день по пять вылетов. В нашем подразделении уже тридцать восемь человек, и мы не единственные, кто перегоняет самолёты.

— Вы молодцы, — решил поддержать её Люциус.

Беллатрикс только нервно дёрнула плечом и снова затянулась.

— Понимаешь, мы пригоняем машины туда, где их не хватает... после недавних боёв. И на новые машины садятся новые лётчики, ты это понимаешь? Совсем мальчики, которые не умеют толком ничего, а идут в бой... и мы снова летим туда! И снова, и снова... Люциус, это страшно прилетать на знакомую авиастанцию, где не осталось ни одного знакомого лица... особенно это заметно в одиннадцатой авиагруппе.

Люциусу вдруг стало страшно. А вдруг, пока он здесь лежит, и в его эскадрилье сменится состав? А что если этот «кто-то» придёт на место Северуса?

— Ты не представляешь, что со мной было, когда я не увидела тебя!

— А Северус? Он был на месте?

— Да. Как раз вернулся. В одном звене с Поттером и Блэком. А тебя не было, Люци, — Беллатрикс ещё раз затянулась и запрокинула голову, явно сдерживая слёзы. — И я вдруг подумала...

Что она подумала, можно было и не говорить — эти мысли Люциуса терзали не меньше. А Беллатрикс отбросила в сторону докуренную сигарету и потянулась за следующей. Её красивые пальцы с безупречным когда-то маникюром дрожали.

— Прости меня... нервы совсем ни к чёрту.

Повинуясь порыву, Люциус встал с ней рядом и обнял за плечи, пытаясь утешить. Почему-то ему никогда даже в голову не приходило, что Беллатрикс может быть слабой и нуждаться в защите. А она благодарно потёрлась щекой о воротник его куртки и продолжила:

— Я всегда должна была доказывать свою состоятельность. То, что я не хуже, что я могу справляться с перегрузками, и что я летаю получше многих, но теперь... теперь я получаю то, к чему стремилась. Меня признали, Люциус! Но мне это не надо, понимаешь?!

— Бель, тебе не надо ничего доказывать...

Но Беллатрикс не дала Люциусу договорить:

— Мне ничего не надо! В Дебдене за мной пытался ухаживать один мальчик. Совсем юный, после авиашколы. Он даже попытался меня поцеловать... но ведь я не такая! — Бель невесело рассмеялась. — А в следующий раз я пригнала в Дебден «Харрикейн» вместо одного сбитого. Догадаешься, чьего? Над Лондоном его самолёт загорелся, а он не сумел открыть фонарь, чтобы выпрыгнуть. И ведь он мне даже никто, но почему так больно?

Люциус мог бы сказать, что терять всегда больно, и о том, что война — это страшно, и постоянное ожидание потери пугает больше, чем собственная смерть. Но Бель знала это и сама, поэтому он решил сменить тему:

— Бель, а как давно ты встречала Тома Риддла?

Беллатрикс долго молчала, а потом устало взглянула на Люциуса:

— Ты знаешь, что он разошёлся с супругой?

— После того, как он разошёлся с Мосли, этого следовало ожидать, но не забывай о его слабости.

Беллатрикс сердито дёрнула плечом:

— Я помню всё.

— И зачем это тебе, Бель? Тот мальчик всё равно...

— Я была с Томом, когда он думал, что потерял его, — перебила Беллатрикс, — и именно я помогла ему пережить эту потерю.

— Но ведь после выяснилось, что мальчик жив.

— Да. И что? — Беллатрикс с вызовом взглянула на Люциуса. — Мне нужен Том.

— Иногда ты напоминаешь девочку, которая хочет луну. Но сколько бы она капризно ни надувала губки...

— Люци, тебе не к лицу эта пошлость.

Люциус вздохнул. Он не любил лезть в чужие дела, потому что ничем хорошим это никогда не заканчивалось, но Беллатрикс была слишком «своя», чтобы не попытаться.

— Бель, у тебя был шанс его удержать.

Она взглянула на него так, будто он её ударил.

— Том не тот человек, которого можно удержать пелёнками и сопливыми носами.

— И ты не хотела терять свободу, — в тон продолжил Люциус.

— Да! — Беллатрикс вздёрнула подбородок. — Потому что это ничего бы не изменило. И не стоит читать мне проповедь.

Люциус и не собирался. Но узнать про Риддла ему было жизненно необходимо, потому что их последняя встреча в Лондоне прошла очень напряжённо и закончилась едва ли не взаимными проклятьями. Тогда по какой-то одному ему понятной логике Риддл назначил виновником за гибель своего «племянника» Северуса и требовал сатисфакции. Люциус очень серьёзно отнёсся к этому факту, потому что слишком хорошо знал людей подобного типа — ничего не забывающих и не умеющих прощать. Кроме того, Люциус не сомневался, что Риддл мог годами ждать подходящего времени для мести.

— Бель, так как давно вы с ним встречались?

— Позавчера.

— И где он сейчас?

— В Аксбридже.

— Там базируется одиннадцатая авиагруппа.

— Именно. Том начальник её штаба.

— Но каким образом?! Он же был далёк от авиации.

Бель взглянула на Люциуса немного свысока.

— Он выпускник Королевской военной академии в Сандхерсте и был кадровым военным. Поверь мне, он прекрасный стратег и тактик.

В это-то как раз верилось очень легко. Более того, Люциус не сомневался, что Риддл сделает неплохую карьеру, а стало быть, и его перевод в Генеральный штаб не за горами.

— Твоё восхищение я понимаю, но ты не думаешь о том, что для него...

— Я всего лишь замена большой и светлой любви? — лицо Беллатрикс исказила дикая усмешка.

— Скорее уж болезненной страсти.

— Нет, Люци... у Тома был выбор между Африкой и Аксбриджем.

— Думаешь, он выбрал тебя?

— Он выбрал Аксбридж. Нельзя войти дважды в одну реку.

— А что его мальчик?

— Всё там же. Служит в Египте. Уже флэг-офицер. Говорят, очень удачлив.

Спорить Люциус не стал, а в душе затеплилась надежда, что Риддл забудет о мести. К тому же, если он и впрямь остановил свой выбор на Беллатрикс, то они с ним почти породнились. Если, конечно, она не выдаёт за действительность свои мечты. Хотя она всегда была реалисткой и се6я не жалела...

Беллатрикс выговорилась, и ей явно стало легче. Даже улыбка у неё стала почти нежной. И было гораздо проще разглядеть её сходство с Нарциссой. Беллатрикс немного помолчала, а потом засобиралась на авиастанцию — пусть она намного свободнее распоряжалась своим временем, чем тот же Северус, всё-таки она была на службе.

Визит свояченицы разбередил старую рану. Люциус до сих пор не знал, правильно ли поступил, скрыв от Северуса, что Мальсибер жив. Сначала просто стало страшно спровоцировать реакцию Риддла, а потом, вроде как, поздно. Северус больше не вспоминал своего бывшего любовника, поэтому было очень просто промолчать, оправдав себя невмешательством в чужие дела. Только вот Северус уже давно перестал быть чужим, хоть и трудно подобрать слово, кем он стал. Наверное, всё-таки другом.

В госпитале Люциус пролежал две недели, и едва только сняли повязки, поспешил вернуться в строй. Рука хоть и болела, но довольно неплохо слушалась, и вообще, если верить хирургу, Люциусу сильно повезло — пуля прошла навылет, чудом не задев артерию и не раздробив кость.

Чем ближе Люциус подходил к авиастанции, тем сильнее сжималось сердце. Ожидание известий о потерях пугало. Он мог только гадать «кто?» и суеверно скрещивать пальцы, в надежде, что обойдётся. Только бы обошлось. Все эскадрильи оказались на вылете, и Люциус вдруг понял, почему так не любил ждать. Он вспомнил свой последний полёт и подумал, каково же было Северусу лететь рядом с ним и слышать, как слабеет голос, даже не зная, как сильно Люциус ранен. И надо же было оказаться таким идиотом, чтобы на вопросы о ранении ответить, что истекает кровью. А вдруг и Северус сейчас так?..

Не в силах сидеть в пустой комнате, Люциус отправился на поле, ждать возвращения эскадрилий. Первой вернулась третья эскадрилья, патрулировавшая побережье. А это значило, что первая и вторая были в небе над Лондоном. Стоило прикрыть глаза, и Люциус снова увидел огромную тучу самолётов, надвигающихся волна за волной. Казалось, что им нет числа, и у объединённых в авиакрыло пяти эскадрилий не хватит сил хоть как-то проредить эту тучу, не говоря уже о том, чтобы прогнать.

Когда Люциус закурил третью сигарету, послышался гул приближающихся самолётов. Машину Северуса он узнал сразу же и замер, увидев, как тот заходит на посадку. Кажется, ему перебили элерон, иначе откуда взяться такому крену? Думать о том, что Северус ранен, было попросту страшно.

Северус легко спрыгнул на землю и выругался, показывая на крылья. Всё-таки элероны! От облегчения Люциус даже не сразу понял, что Северус его заметил и помчался навстречу. Он неловко обнял его и несколько раз хлопнул по спине:

— С возвращением! Как ты?

— Нормально, — Люциус вдруг ощутил досаду. — Мог бы и навестить. Или хотя бы написать записку.

Северус смутился так сильно, что у него покраснели уши.

— Я не знал, что тебе написать... и я приходил. Ночью. Один раз. А ты спал.

— Меня поили люминалом.

— Ну, вот, — Северус развёл руками. — Бель от тебя привет передавала, говорила, что у тебя всё неплохо.

— Неплохо и было, — Люциус улыбнулся. — Можно даже сказать хорошо. Не представляешь, как я выспался.

— Представляю, — Северус достал пачку сигарет и, закурив, протянул её Люциусу. — Тебе можно?

— Мне нужно. Никаких нервов не хватит, чтобы тебя дожидаться, — проворчал он, закуривая.

Улыбку Снейпа можно было назвать неуверенной, но она полностью преображала его лицо, делая мягче и моложе. Он улыбался каким-то своим мыслям и щурился, глядя в закатное небо, и Люциус невольно разулыбался. Наверное, в ответ. На душе стало легко.

* * *

Маккензи был отличным командиром, а ещё, как оказалось, неплохим человеком. Он вызвал Люциуса к себе для приватного разговора и сильно озадачил, начав:

— Мистер Малфой, вы любите свою супругу?

Ответ мог быть только один:

— Разумеется, сэр, и мне крайне неприятна постановка такого вопроса.

— Я не хотел вас обидеть, прошу извинить мою случайную бестактность. Дело в том, что я хотел бы предложить вам две недели побыть в резерве.

— Это как?

— Это участвовать только в плановом патрулировании побережья днём, и проводить ночи в Уике с супругой. Мне показалось, что так вы восстановитесь гораздо быстрее. Правда, больше двух недель я не могу вам дать.

Предложение было более чем щедрым. Люциус от души поблагодарил командира и с радостью принял его предложение. Единственным, что немного напрягло, заставляя задуматься, был изначальный вопрос. Не мог же Маккензи всерьёз считать, что Люциуса с Северусом связывают иные узы, кроме дружбы? Просто возвращение в эскадрилью было в большем приоритете, чем посещение дома. Да и с Нарциссой и Драко Люциус виделся ежедневно, в отличие от... нет! Не стоит искать глубокий смысл там, где его нет.

— Ну, вы, Малфой, и счастливчик! — Поттер смотрел на него, не скрывая зависти. — Теперь я буду мечтать о своей счастливой пуле.

Блэк тут же отвесил другу подзатыльник, посоветовав не искушать судьбу, но Поттер словно не слышал:

— Быть так близко и не иметь возможности видеться — что может быть хуже?!

— Но Лили ведь приходит к тебе, — вмешался Северус, — я видел.

— Видел, угу, — фыркнул Поттер. — И не подошёл. Не то чтобы я тебя приглашал, но Лили это обидно. Особенно после твоих нашумевших похождений — для Берты-то у тебя время нашлось.

Северус пробурчал что-то невнятное, ещё больше заинтриговав Люциуса. Интересно, что это за Берта такая, одного упоминания которой хватает, чтобы так смутить? И когда успел только? А Поттер словно ничего и не заметил, деловито начиная перечислять условия общения со своей супругой. Вот же ревнивец! И наверняка не догадывается о несколько иных интересах Северуса. Хотя откуда тогда эта Берта?

Пока Люциус набирал полетную высоту, плечо ощутимо заныло, и это несмотря на легкость управления «Спитфайром». Пришлось утешить себя старинной соломоновой мудростью, что это пройдёт, и сосредоточиться на задании. Офицер службы наведения молчал, и это вселяло надежду, что полёт пройдёт без лишних эксцессов. Люциус вовсе не избегал боя, просто сейчас был не в самой лучшей форме для его ведения. Тишину в эфире компенсировали Блэк и Поттер, затеявшие игру в «облака»: надо было придумать, на что похоже очередное облако или тень от него.

Разумеется, озабоченный Блэк видел во всём фаллические символы, даже там, где Северус разглядел кота, а Поттер — пса. Впрочем, игра неплохо отвлекала от ноющей боли в плече, и постепенно Люциус тоже в неё включился. А Блэк тут же окрестил его романтиком, стоило лишь увидеть канделябр. Наверняка потому, что сам разглядел в этом странном облаке трехчлен.

Погода скоро изменилась, поднявшийся ветер согнал все облака в кучу, и игра закончилась. Низкая облачность была хороша ещё и тем, что в такую погоду самолёты противника практически никогда не появлялись, и можно было не переживать за происходящее в районе Лондона.

Поэтому и домой Люциус отправился с лёгким сердцем. Конечно, прощаясь, он попытался разузнать у Северуса про таинственную Берту, но тот лишь неразборчиво что-то пробурчал и смутился.

Нарцисса совершенно точно не ожидала его появления, и её радость приятно согрела. А Драко вообще бросился на шею и весь вечер держался рядом, пытаясь лишний раз дотронуться. Словно сомневался в его реальности. И каждый раз сердце Люциуса болезненно сжималось. А при этом ещё Драко очень старался казаться взрослым и самостоятельным. Почему-то именно понимание, что тот маленький мальчик, который называл Люциуса «папочка» и не стеснялся забраться на колени, исчез навсегда, причиняло особую боль. Словно это была вина Люциуса, что сын вырос без него... ну, или не вырос, а повзрослел — разница, по сути, небольшая.

— Отец, а ты теперь всегда будешь приходить домой?

— Ближайшие две недели да.

— Но этого же так мало...

Люциус вдруг вспомнил, что Поттера-то жена навещает, и наверняка он поделится секретом, как подаёт ей сигнал, когда возвращается.

— Ничего, вы тоже сможете приходить ко мне.

Драко откровенно обрадовался, а Нарцисса погрустнела:

— Люциус, вы же с Поттером в одной эскадрилье?

— Да, и что?

— Просто, когда Лили бегает на авиастанцию, она оставляет Гарри мне... они так хорошо играют с Драко...

Драко наморщил нос, изображая, как он любит играть с таким крохой, но вежливо согласился:

— Он, в общем-то, неплох. Особенно, когда ловит кошку.

— Нет, Драко, это была не самая удачная идея, — вздохнула Нарцисса. — И ты как старший должен был это понимать.

— Но вазу всё равно разбил не я!

Драко упрямо сжал губы, снова становясь похожим на ребёнка. Люциусу тут же захотелось стиснуть его в объятьях, но он сдержался. Тем более что вазу разбил не он.

— Нарцисса, я уверен, что этот вопрос мы уладим.

Добби подал какао, и Люциус снова ощутил себя под уютной сенью дома. Ни с чем не сравнимое удовольствие! Спать они отправились рано, потому что построение Маккензи любил проводить на рассвете, а опаздывать Люциус не собирался.

Разбудил его нарастающий гул приближающего самолёта, и первой была мысль о ночных учениях. Однако свистящий визг падающих бомб полностью развеял это заблуждение.

— В укрытие, быстро!

Нарцисса живо набросила тёплое пальто прямо на ночную сорочку и, сунув ноги в сапоги — и где только они были! — метнулась в комнату Драко. Люциус уже давно научился мгновенно одеваться, поэтому на пороге оказался первым.

— Свет не включать. Держитесь меня. Добби! Где тебя черти носят? Захвати плед.

Сонный Драко кутался в старую шубу Нарциссы и сжимал в руке модель «Спитфайра». А за окном уже рвались бомбы, и зарево горящего сарая освещало улицу. Люциус пропустил Нарциссу вперёд и, подхватив Драко на руки, выбежал из дома.

— Добби, быстрей! Как неживой!

Хорошо, что бывший дровяник был у самой двери. Люциус опустил Драко на землю, чтобы открыть тяжёлую щеколду, которая, как и бывает в такие минуты, попросту заела. Потратив несколько драгоценных мгновений на борьбу с железкой, Люциус распахнул узкую дверцу, пропуская Нарциссу. Она потянула за собой Драко, и в это мгновение совсем рядом разорвалась осколочная бомба.

Взрывной волной оторвало открытую дверь, и Люциуса швырнуло вглубь сарая. Падая, он постарался накрыть собой Драко и Нарциссу, а на него сверху рухнул Добби с этим чёртовым пледом.

Налёт продолжался не больше четверти часа, и вражеские самолёты трижды заходили для атаки, прежде чем появились свои. И всё это время Люциус боялся шевельнуться, чтобы не нарушить ритм испуганного биения сердец своих родных, который означал, что они живы. Всё закончилось так же внезапно, как и началось, и гул самолётов медленно удалился на восток, а потом и вовсе стих. Можно было выбираться.

— Добби, вставай... Добби?..

Но старый слуга не подавал признаков жизни, и его тело было слишком тяжёлым... слишком... этого просто не могло быть!

Пока Драко и Нарцисса замерли от ужаса, Люциус выбрался из-под тела Добби и постарался нащупать у него пульс. Пульса не было. Подсвечивая себе зажигалкой, Люциус пытался понять, что же произошло. След от осколка обнаружился на спине Добби, чуть ниже левой лопатки.

— Папочка, он спас тебя?

— Да, Драко. Он меня прикрыл.

Бледная Нарцисса зажмурилась и притянула сына к себе. Уткнувшись ей в плечо, он разревелся, горько и безнадёжно, как в детстве. Люциус не мог себе такого позволить, поэтому он вытащил тело на улицу и положил его в траву рядом с домом. На большее не хватило сил. А ведь предстояло ещё как-то похоронить Добби и решить, как поступить с Нарциссой и Драко: оставлять их одних в доме было никак нельзя, а где найдёшь сейчас надёжного компаньона? Нарцисса тихо подошла сзади и, обняв за грудь, прижалась так сильно, будто боялась потерять. Хотя почему «будто»? Боялась. Смерть уже перешагнула порог их дома, и кто мог знать, хватит ли ей лишь одной жертвы.

Драко тоже выбрался из укрытия и теперь стоял рядом с Люциусом, глядя на Добби. Его била крупная дрожь, и, когда у него застучали зубы, Люциус прижал сына к себе. Какой же он хрупкий! И маленький... и беззащитный... и так отчаянно хочет казаться старше! Наверное, в свои одиннадцать Люциус был таким же. И у него уже был свой пони, большой любитель сахара и морковки. Сэр Абраксас был уверен, что забота о живой душе научит Люциуса чему-то, и если бы ни война, у Драко тоже мог быть свой пони... хотя Драко с большим интересом смотрел в небо... Люциус прикусил губу. И что только не лезет в голову!

— Нарси, принесите покрывало.

Нарцисса ушла в дом, а Люциус крепче прижал к себе сына и тихо сказал:

— Вот и всё, Драко. Теперь, когда меня нет, старшим мужчиной в доме остаёшься ты. Ты справишься. Я знаю.

Упадническое «если я не вернусь» не прозвучало, но и без этого Драко сумел взять себя в руки и прошептать:

— Я позабочусь о ней. Правда.

Вот и хорошо.

— Иди в дом.

— А ты?

— А я узнаю, какие потери в Уике, кто сможет вставить нам стекло, и схожу в эскадрилью.

Драко серьёзно кивнул и послушался. Нарцисса принесла покрывало, и пока Люциус накрывал Добби, зябко куталась в пальто. Только после этого он заметил светлый плед, испачканный кровью. Оторвать взгляд от этих тёмно-бурых пятен было непросто, но он всё-таки отвернулся и спросил:

— Нарси, я не могу оставить вас одних. Что, если я поговорю с Лили Поттер, чтобы она составила вам компанию?

Нарцисса улыбнулась дрожащими губами и кивнула:

— Это было бы замечательно.

* * *

Уик не сильно пострадал после бомбёжки, потому что на него не было сброшено ни одной фугасной бомбы. Скорее всего, в налёте участвовала пара сто девятых, которые теперь всё чаще несли бомбовую нагрузку. Потерявшись в низкой облачности, они сбросили свой смертоносный груз на цель, показавшуюся привлекательной, и только.

— Флайт-лейтенант Малфой, я рассчитывал увидеть вас лишь утром, — Маккензи был в отвратительном настроении и искал повод его выплеснуть. — Какого чёрта?!

— В результате налёта на Уик был убит мой помощник по хозяйству. Прошу выдать для похорон гроб.

Маккензи изменился в лице:

— Мне передали, что жертв нет. Сожгли пару сараев, и всё.

— Если и есть, то такие же случайные, как и Добби.

— Эти гробы предназначены для военнослужащих.

— Добби дослужился до капрала и был в Индии с сэром Абраксасом. Он воевал, сэр.

— Соболезную, Малфой. И дождитесь уже возвращения своей эскадрильи. Парни помогут. И могилу выкопать, ну и почести отдать, как положено.

Люциусу выделили не только гроб, но и открытый фургон, который обычно буксировал самолёты в ангар. В ожидании подмоги Люциус уселся на этот дурацкий гроб и закурил. Ему и в голову не пришло, что может подумать Северус, увидев его при заходе на посадку. Не говоря уже о Поттере с Блэком. Они мчались к нему наперегонки, бледные и напуганные до жути.

— Кто?!

— Добби.

— Твою мать, Малфой! Так и сдохнуть недолго, — выругался Блэк.

— В следующий раз напишу имя на гробе, чтобы было видно с воздуха, — огрызнулся Люциус. — Мне нужна помощь. Маккензи вас отпустил на пару часов.

Помочь Люциусу вызвался ещё Лонгботтом, который неплохо водил фургон.

Добби похоронили в конце городского кладбища, рядом с обрывом, откуда отлично просматривалась морская синь. Словно повинуясь магии, солёный ветер разметал облака, а теперь лишь трепал волосы и доносил холодное дыханье моря. Когда пришла пора прощаться, удивил Драко, который до этого старался держаться в тени, как и положено хорошо воспитанному ребёнку.

— Спасибо тебе большое, Добби, за то, — Драко прокашлялся, — что ты спас меня в подвале. Ужасно несправедливо, что тебе пришлось умереть, когда ты такой хороший и храбрый. Я всегда буду помнить то, что ты сделал для меня. Надеюсь, что сейчас ты счастлив.

Он оглянулся на Нарциссу, и она подхватила:

— Спасибо, Добби.

— Спасибо, Добби, — откликнулся Люциус. — Ты прикрыл меня от этого осколка. Покойся с миром.

Во взгляде Северуса отразился ужас, но он ничего не сказал, лишь сжал губы и первым поднял вверх руку с пистолетом. Троекратный залп прозвучал над тихим кладбищем и спугнул ворон, разлетевшихся с дикими криками. Скоро всё было кончено. Нарцисса приложила к глазам белоснежный платок, а Драко придержал её за локоть, вживаясь в образ защитника.

— Ты не говорил, что он тебя прикрыл, — едва слышно прошептал Северус.

— Это так. Прикрыл. Собой. Тихий и незаметный Добби.

— О таком не принято кричать... я бы тоже...

— Я знаю, Северус. И я.

Люциус одобряюще сжал ледяную ладонь друга, с сожалением отпуская. У него было ещё одно дело. Прежде чем уйти, он подошёл к Поттеру и без обиняков спросил:

— Джеймс, я хотел просить тебя разрешить супруге и сыну поселиться в моём доме. Этим вы бы оказали мне большую услугу.

— На каких условиях?

— На дружеских. И вместо того, чтобы оплачивать аренду, лучше побалуй их какими-нибудь приятными мелочами.

Поттер отлично умел считать, а кроме того, для него это был тоже отличный выход, поэтому он усмехнулся:

— Мне кажется, Лили согласится.

— Мне тоже так кажется. С Нарциссой они поладили, а с Беллатрикс и вовсе подруги.

— Но ты же понимаешь, Малфой, что к моей супруге прилагаюсь я?

— Понимаю.

— А это значит, что я буду навещать её, и возможно — в компании Сириуса.

— Он кузен Нарциссы, — улыбнулся Люциус.

— Ну да, — Поттер смешно наморщил нос. — Значит, мы будем приходить вместе.

— Хорошо, — согласился Люциус, — но ты ведь тоже понимаешь, что ко мне прилагается Северус?

— Кто бы сомневался, — фыркнул Поттер. — Ну, а теперь, раз мы так чудно договорились, предлагаю вместе встретить Рождество. У тебя дома. Нам нужен праздник.

Поттер, вне всяких сомнений, был наглецом, но сейчас Люциус был полностью с ним согласен. Праздник нужен.

— По рукам!

* * *

Супруга Поттера с радостью согласилась на переезд, и уже на следующий день Драко водил за руку младшего Поттера, показывая ему дом и объясняя, что коллекцию самолётов трогать нельзя категорически. Ребёнок покладисто кивал, но стоило отвернуться, как уже проворно двигал стул к открытой витрине. Драко переносил это со стоическим терпением и был всегда начеку. Нарцисса тоже неплохо ладила с Лили, что давало уверенность в том, что всё у них будет хорошо. Люциус похвалил себя за мудрое решение и вернулся в эскадрилью. Так было правильно. Тем более что бои в воздухе продолжались.

Ближе к концу осени противник изменил тактику. Теперь вместо того, чтобы сразу пересекать границу, большие силы сосредотачивались над Ла-Маншем, но начало рейда задерживалось. Это создавало серьезные проблемы, особенно учитывая, что британские истребители могли находиться в воздухе ограниченное время. Поэтому теперь вместо того чтобы отдавать эскадрильям приказ на взлет, служба наведения держала их на земле до тех пор, пока очевидность рейда не становилась безусловной. Разумеется, такая задержка была лишь меньшим из двух зол. Но пока британские истребители лихорадочно пытались набрать высоту, самолеты Люфтваффе уже пересекали линию южного побережья. А это часто не позволяло занять господствующую высоту. Еще реже появлялась возможность выйти на удобную позицию для атаки, что усугубляло ситуацию, ведь бои всегда велись с превосходящим по силе противником.

Люциус мог сказать, что уже выработал свой почерк ведения боя. Примерно за две мили до места сражения он выстраивал свою эскадрилью в одну линию и вёл её в атаку. Они всегда сбрасывали газ, чтобы уменьшить скорость сближения, но все равно получали лишь несколько секунд выигрыша для ведения огня. Тогда он ловил в прицел кого-то одного, держал его и, не обращая внимания на трассы снарядов, несущихся навстречу, жал на гашетку. Жал до тех пор, пока не начинало казаться, что столкновения не избежать. Только тогда он выжимал ручку управления вперед до самого конца. Сила тяжести мгновенно исчезала, и казалось, что желудок застрял в горле, а пыль и какой-то мусор из-под ног летели прямо в глаза, и, уже проваливаясь, он чувствовал, как голова бьется о фонарь кабины.

Но в такой схватке тратить более двадцати секунд на одного противника означало позволить другому зайти в хвост атакующему. За свой тыл Люциус не беспокоился, но Северус, повторяющий его маневры, становился уязвим. Поэтому цель выбиралась быстро, заход на неё осуществлялся мгновенно, и огонь открывался с любого возможного угла, чтобы так же быстро уйти в сторону. Длительное маневрирование не имело смысла, и победы одерживались, когда в кратчайшее время удавалось атаковать и выпустить точную очередь, желательно с самого близкого расстояния.

И каждый раз Люциус поражался тому, как точно понимал Северус его зачастую бессвязные ассоциации вроде «беру шмеля, а ты бей муху». Кстати, Поттер и Блэк тоже говорили на языке, которого кроме них не понимал никто. И в бою это имело решающее значение.

— Малфой, ты уже знаешь, где брать ёлку?

Иногда Люциусу казалось, что Блэк думает, будто окружающие говорят на том же языке, что и они с Поттером. А после недавнего боя даже значение знакомых слов доходило не сразу: в голове царила блаженная пустота, полностью отражающая опустошённую душу.

— Чего ты хочешь, Блэк? Какую, к чертям, ёлку?!

— Малфой, ты чего? — Блэк попытался ощупать его лоб, изображая заботливую маменьку. — Рождество же... подарки... пунш... венки из омелы... ну же! Ты должен о таком догадываться.

Только сейчас Люциус понял, что до Рождества осталось всего три дня, и война не повод лишать детей праздника.

— Я позабочусь о ели.

— Уж изволь! Мы с Джеем обеспечим всех пуншем, а ещё Джей хочет устроить сюрприз для леди.

Люциус мгновенно насторожился. Зная Поттера, он мог себе представить эти «сюрпризы». Но Блэк поспешил развеять его сомнения:

— Ничего криминального. Он просто хочет сделать мороженое. Лонгботтом поделился рецептом.

— Лонгботтом? Он-то откуда такое знает?

— Не всё ли равно? В общем, с нас пунш и мороженое, а с вас со Снейпом — мясо и ель. Всё по-честному.

Люциус не стал спорить. Действительно, всё было по-честному и выглядело довольно разумно, а кроме того, Нарцисса очень любила мороженое.

— Хороший план, — согласился он. — А что будем делать, если нам назначат в эту ночь дежурство?

— Не назначат! — довольно оскалился Блэк. — Это я беру на себя. Ну, знаешь, к Маккензи можно найти подход: маленькие дети, плачущие жёны...

— Балабол!

Блэк расхохотался и пошёл прочь, прокричав о том, что иметь дело с Люциусом — одно удовольствие. Будто кто-то в этом сомневался.

Северус помог Люциусу не только срубить подходящую ель, но и притащить её домой, к огромной радости детей. Впрочем, Гарри тут же потерял к ней интерес, и пока Драко вёл учтивый разговор с Северусом о духе праздника, успел не только подставить стул к стеллажу с моделями самолётов, но и забраться на него.

— Прошу меня простить, — вежливо закончил Драко и метнулся спасать свои сокровища.

— Весело тут у вас, — улыбнулся Северус подошедшей Лили.

— Как в сказке, — согласилась она. — Ну-ка, Сев, быстренько поставь ель в том углу, там её точно никто не свалит.

Люциус подошёл к Нарциссе и украдкой поцеловал её в плечо.

— Весело у вас, — повторил он слова Северуса.

— Даже не представляешь насколько, — улыбнулась Нарцисса. — Никогда прежде я не чувствовала себя настолько живой. И знаешь, милый, когда война закончится, ты меня обязательно прокатишь на самолёте. Если уж все вокруг сходят от полётов с ума, значит, в этом что-то есть.

Конечно же, Люциус пообещал, только вот ему почему-то казалось, что конца войны он не увидит, и это, как ни странно, даже не пугало.

На Рождество Маккензи отпустил их всех, и Люциус понял, что подобного опыта у него не было. Этот семейный праздник он всегда проводил в очень узком кругу, начиная с детства, когда ему стали позволять оставаться на поздний ужин, и заканчивая уютными семейными посиделками с Нарциссой и Драко, на которых всегда присутствовал молчаливый Добби. Похоже, именно он и был хранителем этой традиции, потому что с его уходом всё изменилось. Хотя Люциус и сам приложил к этому руку.

Яблочный пунш с лимоном и мятой по древнему рецепту Блэков определённо удался, несмотря на то, что Нарцисса уверяла, что Блэки никогда не увлекались кулинарией. Судя по всему, Поттеры тоже, потому что мороженое вышло как-то не очень. Но оно было сладким, быстро таяло и неплохо сочеталось с пуншем — чего ещё желать?

— Я поднимаю этот бокал за нашу чудесную компанию, — язык Поттера немного заплетался, но речь при этом не теряла связности. — Вот сидим мы здесь, все вместе, а где-то там идёт война, рвутся бомбы.

— Завязывай о плохом! — толкнул его в бок Блэк.

— Я не об этом. Просто хочу сказать, что эта гадская война объединяет лучше, чем какие-то церковные обряды... песнопения... Рождество...

— Не отвлекайся, Поттер, — снова вернул его на землю Блэк.

— Я не отвлекаюсь! Я просто хочу сказать, что пока мы вместе, нам плевать и на войну, и на смерть, потому что любовь всё равно сильнее! И когда мы победим — а мы победим! — я хочу, чтобы мы так же все собрались вместе, и тогда я найду эту чёртову волынку и даже сыграю, а Снейп споёт... а потом мы все станцуем... и это будет... это будет...

Захмелевший Поттер схватил в охапку Лили и поцеловал, подводя итог свои словам. Люциус был с ним совершенно согласен. Он поднял бокал:

— За любовь!

— За любовь, — отозвался Северус.

Тост подхватили все, веселье продолжилось, а Люциус вдруг подумал, что надо было загадывать жизнь...

* * *

Двадцать девятого декабря в небе над Лондоном снова была бойня. После ноябрьских налётов на Бирмингем и Ковентри показалось, что самое страшное позади. Но нет. И то, что обошлось почти без потерь — не считать же трагедией перебитую снарядом стойку шасси Блэка? — Люциус записал на счёт удачи. А она, как известно, очень капризная леди.

Сразу после этого вооружение их «Спитов» усилили двумя двадцатимиллиметровыми пушками «Испано-Сьюиза» и поменяли двигатели на более мощные «Мерлин 45». Всё говорило о том, что грядут перемены, и они вовсе не связаны с кадровыми перемещениями в командовании. Гипотезу Люциуса подтвердил Маккензи, который на очередном построении объявил:

— Хватит сидеть в обороне, пора наступать! И наши эскадрильи будут первыми.

План атаки был прост: шесть бомбардировщиков «Бленхейм» под прикрытием трех «Харрикейнов» и трех эскадрилий «Спитфайров» должны были нарушить воздушное пространство противника чуть южнее Кале. Бомбардировщики использовались в качестве приманки, а истребители должны были спровоцировать самолеты Люфтваффе на бой. Интересно, о чём думали в штабе командования, называя операцию «Цирк»? Люциус бы не удивился, узнав, что это изощрялся шутник вроде Блэка — вполне в его духе!

Дата этого «Цирка» была засекречена, но не оставалось никаких сомнений, что это дело ближайших дней. А ещё Люциус ломал голову над тем, как вручить Северусу подарок. Дату его рождения он знал ещё из пресловутого личного дела, добытого по случаю, но всё осложнялось тем, что Снейп никогда этот день не праздновал. Да и двадцать семь лет не такая дата... хотя на войне любая дата становится достаточно круглой, чтобы её отмечать. Ещё один год жизни — что может быть лучше? К чёрту правила приличия.

Вечер девятого января выдался очень холодным и ветреным, поэтому после очередного патрулирования никто не хотел задерживаться на площадке перед ангаром, где обычно любили покурить и обменяться новостями. Люциус задержался намеренно и не удивился, когда они с Северусом остались одни.

— С днём рождения, Северус, — Люциус протянул подарок.

Северус изумлённо уставился на него, а когда развернул подарок, то несколько мгновений разглядывал его, поглаживая вороненую сталь, с таким мальчишеским восторгом, что у Люциуса потеплело на душе.

— Люци, но это же «Браунинг М 1906»... это же... он же по индивидуальному заказу... — Северус словно забыл все слова.

— Да. Это тебе.

— Но мне нечем тебе ответить, — уши Северуса покраснели, выдавая сильное смущение.

— Просто скажи «спасибо», и мне хватит.

— Спасибо, но...

— Грипхук кое-что мне задолжал, — начал Люциус.

— Угу, и поэтому тебе это ничего не стоило, — перебил Северус. — Как всегда.

— Вот видишь, ты всё знаешь.

Северус откровенно любовался пистолетом и осторожно поглаживал его, словно лаская. Люциусу стало неловко за свои мысли и ассоциации, и он отвернулся, закурив следующую сигарету.

— А можно, я его испытаю? — похоже, Северус и сам понял, как это прозвучало, потому что быстро поправился: — В смысле, ты пойдёшь со мной в тир?

Разумеется, Люциус согласился, и, стоя рядом с раскрасневшимся Северусом, поймал себя на том, что радуется не меньше его, а ещё почему-то любуется им. Хотя, конечно, стрелял Северус красиво.

«Цирк» случился десятого января. Не встретив никакого отпора, четыре эскадрильи вторглись в воздушное пространство противника. «Бленхеймы» достойно сыграли роль приманки, показательно разбомбив военные склады. Когда показались «сто девятые», Люциус впервые с начала войны испытал прелесть численного преимущества.

Это была безусловная победа! И когда эскадрилья вернулась в Уик, Люциус записал на счёт каждого по сбитому «Мессершмитту», слегка погрешив против истины. Но моральный дух того стоил. С этого дня такие вылеты стали обычной практикой.

Однако «Цирк» не был единственным типом операций, проводимых Королевскими ВВС. Вскоре опробовали ещё один вариант, названный «Родео». В такой акции принимало участие до шести эскадрилий истребителей, которые буквально сметали всё на своем пути. Если немцы вовремя разгадывали цель подобного налета, они просто старались не попадаться на пути нападающих, так же как летом прошлого года Истребительное командование игнорировало подобные рейды немецких «свободных охотников». Когда же погода не благоприятствовала использованию больших авиагрупп, британцы все равно старались не давать противнику ни дня передышки. В этом случае применяли приемы «бузотеров» и «рейнджеров», когда два или четыре истребителя на малой высоте пересекали Ла-Манш и охотились за любой подходящей целью. И все же главным тактическим приемом Истребительного командования оставалось «цирковое представление».

Тактика действий тоже претерпела изменения. Дуглас Бэйдер предложил Истребительному командованию использовать боевое построение, получившее название «четыре пальца». Этот порядок состоял из двух пар самолетов, расположенных в ряд. Ведущие истребители размещались чуть впереди уступом, а их ведомые находились немного сзади, справа и слева. Таким образом, во время полета летчики могли следить за воздушным пространством, прикрывая друг друга сверху и сзади. Конечно же, в пару Люциусу с Северусом встали Поттер и Блэк.

«Цирк» номер четырнадцать давал представление в середине июня. На последнем совещании Маккензи говорил о том, что Германия готовится к вторжению в Россию. Это было очень похоже на правду — налёты на Британию почти прекратились, а в небе Франции редко когда удавалось встретить противника. Наверное, это было к лучшему, потому что командование стало использовать «цирковые представления» для того, чтобы поднатаскать новобранцев — кадровый голод коснулся истребительной авиации сильнее всего.

В этот раз им повезло перехватить две эскадрильи «Мессершмиттов», и Люциус хотел показать новичкам, как с ними надо обходиться. Только вот сейчас их противники оказались настоящими асами и приняли навязанный им бой с огромным энтузиазмом. А может, им просто надоел «цирк», и они решили показать, кто в этом небе хозяин.

Люциус и сам уже давно научился определять мастерство противника по манере управления самолётом, потому ничуть не удивился, когда вся мощь атаки обрушилась на новичков.

— Ах, ты ж посмотри, какая сука! — не сдержался Блэк. — Джей, бей пиздоглазого!

В пылу атаки никто не выбирал слов, но Блэк отличался особенной экспрессией. Как обычно, Поттер его понял с полуслова, и Люциусу оставалось лишь повторить их маневр.

— Сев, наш с красным фонарём.

Закатное солнце, и в самом деле, подсветило фонарь одного сто девятого. Беда была в том, что летящему в стороне Северусу, очевидно, красным засветился кто-то другой.

А тем временем оставшиеся без внимания «Мессеры» методично выбивали «Спитов», и вот уже три самолёта сорвались в последнее пике. На бешеных скоростях было трудно уследить за всеми, но новички явно не справлялись, и эти потери Люциус не мог себе простить.

— Отходим! Против солнца поднимаемся в облака и курс запад!

В бою Люциуса слушались беспрекословно, и даже Блэк признавал его право последнего слова. Он грязно выругался и пристроился в хвост Поттеру. Служба наведения Германии явно уступала британской, и в облаках удалось затеряться и взять верный курс. Люциус устроил перекличку и, не досчитавшись четверых, стиснул зубы. Хуже некуда! Вот что значит расслабились... непозволительно!

Они уже пересекли Ла-Манш, когда из облаков внезапно вынырнули их недавние противники. Люциус узнал нарисованную на фюзеляже акулью морду, наречённую Блэком недобрым словом. Пилоты «Мессеров» явно мечтали о реванше, и им удалось занять лучшее положение, пристроившись сзади с хвоста.

Непонятно, чем их разозлил Блэк, но, похоже, охота шла на него персонально. Впрочем, этот засранец умел выбесить кого угодно. Четверо против четверых — чего ещё желать! В воздухе ярко светились трассирующие пули, напоминая сплошные прутья клетки, в которую их пытались поймать, и Люциус пожалел, что расстрелял все заряды обеих пушек. Он вёл свой «Спит», проклиная законы физики, нагрузку на крыло и недостаточный радиус разворота, а когда, наконец, вышел на линию атаки, увидел, как закрутило в штопор самолёт Поттера, и тот стремительно понёсся к земле. В этот же миг Блэк взвыл, как смертельно раненый зверь, и пошёл на таран.

Лето наступило внезапно. Северус и раньше иногда пропускал смену времён года, но чтобы настолько... Казалось, только вчера шёл снег, и вот уже полностью зелёные деревья. И когда только успели? Северус растёр пальцами клейкий листик, пытаясь ощутить весенний запах свежести, который когда-то будоражил воображение. Но, наверное, он всё просто пропустил. Снова. Кусты зашуршали, и Северусу в колено уткнулся мокрый нос.

— Привет, Бродяга... извини, сегодня для тебя ничего нет.

Кудлатый пёс обнюхал пальцы и согласно лизнул ладонь Северуса, после чего снова ткнулся носом, требуя ласки. Пса когда-то прикормил Поттер, чтобы без помех обмениваться письмами с Лили, и сердце Северуса каждый раз предательски сжималось, стоило появиться Бродяге. Чувство вины никуда не делось и оставалось таким же острым, как и в день гибели Поттера. А ещё он не мог больше смотреть в глаза Лили, потому что ожидал увидеть в её взгляде заслуженный упрёк, и не находил для себя оправдания. Северус порылся в карманах комбинезона и нашёл поломанное печенье.

— Держи, дружище, но больше точно ничего нет.

Бродяга деликатно слизнул с ладони крошки и даже довольно ими захрустел. И только теперь Северус заметил записку, алой лентой привязанную к ошейнику.

«Сев, нам надо поговорить. Подойди, как сможешь. Л».

Он вытер вспотевшие ладони о комбинезон и достал ещё одну сигарету. Лили не стала бы его звать, если бы что-то не случилось... что-то плохое. Ноги принесли Северуса в штаб прежде, чем он понял, что именно туда ему и надо. Маккензи отнёсся к его просьбе с пониманием и отпустил на целых три часа, благо график вылетов позволял.

— Северус, что случилось?

Умению Люциуса появляться там, где что-то происходило, можно было только позавидовать. Северус протянул ему сложенный листок:

— Вот.

Люциус помрачнел:

— Всё-таки не убедил!

— В чём?

— Она сама тебе расскажет.

— Люциус, что именно?

— Я могу ошибаться, — Люциус стиснул его запястье. — Всё будет хорошо.

Северус ненавидел эти слова. Так говорили, когда больше было нечем утешить, и это пугало больше всего. Но если Люциус не хотел отвечать, он этого не делал.

Северус вышел в Уик, свистом подозвав Бродягу. Почему-то его компания придавала уверенности. Дорога показалась короче, чем запомнилось, и Северус недолго постоял у входа, успокаивая дыханье, прежде чем постучать. Дверь открыла Нарцисса.

— Северус, дорогой, давно тебя не видела... как ты?

— Нормально. А Лили...

— Заходи, сейчас я её позову.

В гостиной на ковре сидели Драко и Гарри и увлечённо рисовали самолёты. Вернее, рисовал Драко, а Гарри пытался добавить им достоверности. Северус давно не видел Лили, и сейчас вновь испытал острый укол вины. Подруга сильно похудела и теперь походила на бледную тень самой себя. Она кивнула Северусу и взглянула на Нарциссу:

— Нарси, мы прогуляемся, вы же с Драко присмотрите за Гарри?

— Конечно, дорогая, — во взгляде Нарциссы мелькнула тревога, от которой сердце Северуса снова сжалось.

На улице Лили взяла Северуса за руку точно так же, как в детстве. Вот только сейчас она была непривычно серьёзна.

— Ты почему перестал приходить, Сев?

Северус стиснул её ледяную ладонь, словно хватался за соломинку:

— Прости меня, Лилс. Я не смог... не справился... но если бы я мог поменяться с ним местами, я бы...

— Знаю, Сев... ты бы это сделал... но не смог, и ты не виноват. Не надо...

— Но я...

— Не надо, Сев. Ничего не изменить. И сколько бы ты ни казнил себя, Джея не вернуть. И ты по-прежнему ни при чём.

— Лилс, я...

— Сири тоже винит себя. Что выжил. Что ж вы за идиоты такие, а?! Вместо того, чтобы просто жить, терзаете себя придуманной виной. Что ты, что Сири, и даже Люци!

— Люциус? — удивился Северус.

— Он вообще считает себя ответственным за всё, не хуже тебя. Только, может быть, страдает не так ярко, как ты, — Лили заметила, как Северус закусил губу, чтобы не ляпнуть лишнего, и осторожно погладила его по запястью. — Не обижайся, Сев. Просто, кроме вас, у меня никого не осталось... это страшно, когда в одном человеке сосредоточен весь мир. Мой мир разбился вдребезги.

— Но у тебя же есть Гарри!

Северус часто слышал, как это говорили Лили, хотя не очень понимал, как это должно утешить. Но он вообще плохо разбирался в чувствах.

— Есть, да. И он очень похож на Джея... и мне будет безумно тяжело с ним разлучиться.

— О чём ты?

— Я написала прошение о зачислении в АТА, в подразделение Полин Гауэр. Его удовлетворили.

Северус замер. Почему-то такое просто не приходило ему в голову. Он думал, что Лили всегда будет где-то рядом, а когда сумеет его простить, то можно будет снова общаться, как прежде. И он всегда будет знать, что у неё всё хорошо, а так...

— Лилс, а как же Гарри?

— Я отвезу его Петунье.

Северус мигом вспомнил последнюю встречу с этой фурией.

— С ума сошла?!

— Вовсе нет. Наоборот, сейчас я как никогда рациональна и даже расчётлива. В АТА женщины-пилоты получают офицерское жалование, а мне надо растить ребёнка! Петунья едва сводит концы с концами, поэтому с радостью будет заботиться о моём сыне, если это поможет поправить её положение.

— Но она же...

— Кровь — не вода, Северус. Она — моя сестра. И она обещала заботиться.

— Но если дело в деньгах... Лилс, почему ты молчала? Я бы даже не заметил, если бы отдавал половину своего жалования тебе. У меня просто ещё родители...

— Сев, да не в деньгах дело! Нарси и так не берёт с меня ни копейки, настаивая на том, что я её компаньонка и вполне могу потребовать плату сама. И Люциус это несколько раз повторял.

— Но почему тогда Петунья? Почему бы тебе не оставить ребёнка Нарциссе?

— Сев, что ты такое говоришь?! А вдруг со мной что случится?

Северус похолодел. Этого ещё не хватало!

— Лилс, пожалуйста, послушай меня. Зачем тебе всё это? Просто представь, что будет с Гарри, если с тобой что случится.

— Да ничего не будет! — Лили устало улыбнулась. — Я уже устала всем это повторять. Бель вон сколько летает, и ничего. Не жалуется.

Северус не мог себе даже представить жалующуюся Беллатрикс, а потому и не нашёлся с ответом, тем более, что Лили продолжила, как бы между прочим:

— Я, в общем-то, позвала тебя для того, чтобы попрощаться.

— Как?

— Ну да. Послезавтра мы с Гарри уезжаем в Коукворт, а оттуда я одна — в Аксбридж.

— Так быстро?

— А чего тянуть-то? — впервые за разговор улыбнулась Лили.

— Лилс, но всё-таки — зачем?

— Зачем? — Лили ласково потрепала Северуса по руке. — Потому что я не могу иначе. Потому что есть небо, и оно огромное. Потому что в нём у меня всегда будет Джей.

— А Гарри? — спросить про себя у него не повернулся язык.

— А к нему я всегда буду возвращаться. Чего бы мне это ни стоило.

Северусу стало не по себе. Но когда ему удавалось остановить Лили, если она уже всё для себя решила?

Люциус встретил Северуса у ангара, словно ждал. Он молча протянул сигареты и щёлкнул зажигалкой.

— Лили вступила в АТА, — пробормотал Северус. — Послезавтра уезжает. Ты знал?

— Да, — Люциус кивнул и тоже закурил. — Мне казалось, что у меня получится её отговорить.

Северус покачал головой. Он слишком хорошо знал подругу.

— Если бы... она ни с кем не советуется, принимая решения, и если уж что-то решила...

— Это я понял. Она сказала Нарциссе, когда уже получила ответ из АТА, — Люциус устало потёр переносицу. — В этом они очень похожи с Бель.

Северусу хотелось возразить, что у Бель не было ребёнка, и вообще она никого не теряла, но только махнул рукой. В конце концов, что он про неё знал? Хотя вот про Люциуса он знал гораздо больше, но всё равно временами не мог его понять, что частенько приводило к неловким моментам. Хорошо, что Люциус не придавал им большого значения.

* * *

«Цирковые представления» закончились ещё в ноябре прошлого года, после того, как командование, наконец, признало изменение условий игры. Именно с тех пор и началось стремительное увеличение числа легких бомбардировщиков. Кроме того, на вооружение британских частей были приняты самолеты «Бостон», разработанные американской корпорацией «Дуглас». Эти машины несли большую бомбовую нагрузку, чем «Бленхеймы», и их скорость была гораздо выше. Медленно, но неотвратимо налеты становились все мощнее и наносили уже ощутимый вред экономике врага.

Изменились и методы проведения атак. Теперь бомбардировщики и истребители сопровождения пересекали Ла-Манш на малой высоте, вне поля видимости немецких радаров. И только достигнув побережья Франции, они набирали высоту. Отныне немецкие истребители не могли взлетать тогда, когда им это было удобно, и не успевали занять выгодную позицию для нападения — «Спитфайры» чаще всего уже находились выше.

Блэк так и не вернулся в эскадрилью. После своего фееричного тарана он три месяца пролежал в госпитале, а затем переквалифицировался в инструктора авиашколы. Он прислал очень лаконичное письмо Люциусу, в котором даже извинился за своё решение, только это не меняло того факта, что в тот день они потеряли обоих. Тогда Люциусу удалось заполучить в их группу Лонгботтома и Розье. В таком составе они продержались больше года.

Розье погиб девятнадцатого августа в небе над Дьеппом. Эта акция носила, в основном, разведывательный характер, так как требовалось выяснить, возможно ли захватить этот морской порт. Первым условием выполнения задачи было завоевание господства в воздухе. Поэтому Ли-Мэллори поднял в воздух все, что было в его распоряжении на тот момент, не побоявшись даже оголить систему ПВО Британии.

В небо подняли сорок восемь эскадрилий «Спитфайров», авиакрыло из трех эскадрилий «Тайфунов» и восемь эскадрилий «Харрикейнов». Командование RAF планировало создать над Дьеппом своеобразный «воздушный зонт». Однако практика показала, что такой зонт все равно оказался дырявым. Удалось добиться лишь временного господства в воздухе на крайне ограниченном участке фронта, заплатив за это слишком большую цену. Огонь зенитных установок оказался слишком плотным, и если в воздухе бой вёлся на равных, то поддержка с земли решила его исход. Потери Люфтваффе были вдвое меньше. Вдвое!

Терять было больно. За этот год Розье стал для Северуса Эваном, точно так же, как и Лонгботтом — Фрэнком, и уже казалось, что они знакомы не меньше десяти лет, а то и больше, и даже думать не хотелось, что кто-то его может заменить. Давно уже Северус не чувствовал себя настолько опустошённым. Даже два дня передышки, положенные после тяжёлых боёв, не вернули ему душевного равновесия. Первый день он просто отсыпался, а второй — лежал на кровати, разглядывая трещины в потолке. В голову лезли совершенно дурацкие мысли о тех, кого он уже потерял, и тех, кого может лишиться. Рей, Джеймс, теперь ещё Эван смотрели на него с этого дурацкого потолка — молодые, весёлые и совершенно живые... а сколько таких было?..

— Сев, привет! А чего это ты тут валяешься?

Северус едва не упал с кровати:

— Лили?! Но как?

— Я специально попросилась в этот рейс вместе с Бель и Алисой, — Лили довольно улыбнулась и, подперев плечом дверной косяк, задорно подмигнула. — Надо же нам знать, как наши мальчики?

Северус сел и растёр ладонями лицо, приходя в чувство.

— Эван погиб, — глухо сообщил он.

— Я знаю, — Лили вмиг оказалась рядом и взяла Северуса за руку. — У Бель есть возможность заглянуть в списки погибших. Она первым делом узнаёт о вас. Пойдём, Люциус всех приглашает к себе.

— Меня он не звал, — пробурчал Северус.

— Он попросил меня. Сказал, что только я смогу вытащить тебя из депрессии.

— Правда?

— Вру, конечно, — улыбнулась Лили. — Пойдём, у нас мало времени.

Северус умылся ледяной водой и пошёл с подругой, которая явно хотела его отвлечь, всю дорогу болтая о каких-то глупостях. Однако чем ближе они подходили к дому Люциуса, тем серьёзнее становилась Лили. Наконец она замолчала на полуслове, а потом и вовсе остановилась.

— Лилс, ты чего?

Лили закрыла глаза и покачала головой.

— Понимаешь, здесь я была сначала очень счастлива, а потом настолько же несчастна... а Гарри... что я скажу Драко, когда он про него спросит?

— Правду? — предположил Северус.

— О том, что я бросила ребёнка?

— Лилс, ты что такое говоришь?!

Лили горько усмехнулась:

— Думаешь, я не знаю, что говорят за моей спиной?!

О таком Северус просто никогда не задумывался и, наверное, правильно делал.

— Лилс, да наплюй ты на них!

— Обязательно, — Лили слегка толкнула его плечом. — А ты умеешь утешить.

— Обращайся, если что.

Но всё-таки Лили повеселела и в дом Малфоев входила уже с улыбкой. Нарцисса встретила её очень тепло, и Северусу стало немного неловко за свою тревогу. Зато Драко лишь вежливо поздоровался и продолжил разговор с Бель, а ведь раньше он всегда с удовольствием беседовал с Лили. Неужели, и правда, обиделся за Гарри? Нарцисса увлекла Лили на кухню, Фрэнк что-то горячо обсуждал с Алисой, не обращая ни на кого внимания, поэтому Северус и позвал Люциуса покурить. Почему-то в присутствии Нарциссы ему всегда хотелось оправдываться за такие невинные порывы.

Молчание было настолько уютным, что Северус от удовольствия прикрыл глаза. Всё-таки рядом с Люциусом комфортно было не только в бою.

— Тебя можно поздравить? — поинтересовался тот после пары затяжек.

— С чем? — насторожился Северус.

— Лили повеселела, — Люциус игриво подмигнул.

— Я здесь ни при чём, — пожал плечами Северус. — Мы просто друзья.

— Мне казалось, что она всегда тебе нравилась.

— Как друг, — с нажимом повторил Северус. — Дружба тоже очень сильное чувство.

— Тоже.

Северус взглянул на Люциуса, неожиданно ставшего очень серьёзным, и внезапно признался:

— Вот ты, к примеру, очень хороший друг.

Со смущением помогла справиться Беллатрикс, которая очень кстати вышла на улицу покурить, а вообще встреча получилась тёплой, почти семейной. Нарцисса разливала чай и наверняка добавила в него что-то успокоительное, потому что Северусу удалось не только наравне со всеми вспоминать Эвана, но и взглянуть в глаза Лили, когда заговорили о Джеймсе. Один только Фрэнк выглядел чересчур напряжённым. Кажется, в чувство он пришёл, только когда пришла пора прощаться — обычно стеснительный, он обнял Алису и сначала что-то горячо прошептал ей на ухо, а потом и вовсе принялся целовать, невзирая на восторженный свист многочисленных зрителей.

— Пробрало, — прокомментировал Люциус.

Когда девушки улетели, он попытался подшутить нал «героем-любовником», но Лонгботтом вдруг разозлился:

— Что бы ты понимал! — махнул он рукой, и его лицо перекосила судорога боли. — Она ждёт ребёнка! А я не только не могу её защитить, но и провожаю... в пекло.

* * *

Тем временем на вооружение Люфтваффе приняли новый истребитель «Фокке-Вульф FW190A». Если «сто девятый» Люциус назвал «скаковой лошадкой», скоростной и проворной, то «сто девяностого» сравнил с типичным кавалерийским скакуном, мощным и надежным. В лошадях Северус не разбирался, но столкнувшись с «Фокке-Вульфом» в небе, понял, о чём речь. Для пилотов «Спитфайров» появление этого скакуна оказалось неприятным сюрпризом. Новый немецкий истребитель имел большую скорость, стремительнее набирал высоту и уходил в пике. Он уступал британским самолетам только на виражах, где быстро терял скорость. Это таило в себе серьезную опасность, так как эта потеря происходила совершенно неожиданно, и самолет мог внезапно сорваться в штопор. Получалось, что резкие маневры на малых высотах превращали «Фокке-Вульф» в потенциального убийцу для собственного пилота, поэтому новая тактика как раз и заключалась в том, чтобы заставить противника принять бой именно на такой высоте.

Втроём они пролетали недолго. Уже через две недели на их авиастанции ожидалось пополнение, и Фрэнку предстояло выбрать ведомого. Люциусу удалось договориться с Маккензи о такой возможности, которую скуадрон лидер иронично назвал «правом первой ночи». Но их звено было на очень хорошем счету, и они могли это себе позволить.

— Выбирайте! — Маккензи вручил Люциусу несколько папок с личными делами новичков. — Но лично я бы порекомендовал Уизли и Грюма. Они, конечно, необстрелянные, зато были инструкторами в авиашколе, и...

На Северуса нахлынули воспоминания о первом полёте, успехе Рея и том далёком довоенном лете, когда казалось, что смерти нет.

— Уизли! — тихо сказал он. — Я его знаю.

Люциус полистал его личное дело и протянул Фрэнку:

— Мне нравится.

Лонгботтом глянул только на фотографию и весело фыркнул:

— Староват, конечно, но я доверяю вашему вкусу.

Люциус, сохраняя серьёзное выражение, взглянул на Маккензи:

— Упакуйте нам Уизли, сэр.

Рассмеялся он только на улице:

— Почувствовал себя знатным вельможей-рабовладельцем. Но этот Уизли вроде бы неплох. Он был твоим инструктором?

— Нет, — Северус покачал головой. — Он поднял в небо Рея.

Люциус как-то странно взглянул на него, словно собираясь что-то сказать, но всё же промолчал. И правильно — о чём здесь ещё говорить? Так в молчании они дошли до навеса и, не сговариваясь, остановились покурить. Удивительно, сколько воспоминаний может разбудить появление человека из прошлого, а ведь Северус с ним даже не общался — лишь изредка перекидывался парой-тройкой слов. И Люциус словно почувствовал его настроение, заговорив с Фрэнком:

— Какие новости от Алисы?

— Летает, — вздохнул он. — И собирается летать почти до конца...

— Так не пойдёт! — Люциус иногда бывал очень категоричным. — Это неправильно.

— Да. Я хочу с ней обвенчаться, но...

— Она против?

— Я не успел спросить. Дело в другом.

— Как в другом? — возмутился Люциус. — О чём ты вообще думаешь?!

— О чём? — обычно спокойный Фрэнк завёлся с пол-оборота. — Люциус, ты же сам говорил о возможном переводе на Фарерские острова. А там только казармы... Я хотел договориться с матерью — у неё дом в Ливерпуле, но ты бы видел, что она мне написала! Она не знает Алису, но уверена, что «приличные девушки» не летают! И уж точно не служат в армии. А куда я приведу Алису с ребёнком?!

— Лонгботтом, ты — идиот! — Люциус отбросил сигарету. — Я никак не могу найти Нарциссе достойную компаньонку, а ты ищешь проблемы там, где их нет. На Фарерские острова мы попадём не раньше января, а за это время ты всё успеешь! Северус, а ты чего молчишь?!

— Да ты всё так хорошо сказал. И ты абсолютно прав — Алисе уже опасно летать. Фрэнк, ты вот сам приложи себе подушку на живот и попробуй.

Фрэнк потрясённо замолчал, а Люциус с интересом взглянул на Северуса:

— Подушку, говоришь? А зачем ты её прикладывал?

Развить тему и повеселиться помешало появление Фрэнса — адъютанта Маккензи, который сообщил, что скуадрон лидер срочно требует их к себе. Неужели передумал? Или что-то случилось...

Маккензи широким жестом пригласил их войти в кабинет, который они покинули четверть часа назад, и широко улыбнулся.

— Мне только что звонили из штаба, — он любовно взглянул на телефонный аппарат. — И я счастлив сообщить, что флайт-лейтенант Малфой, флэг-офицеры Снейп и Лонгботтом награждаются крестом «За лётные боевые заслуги».

Стоило ли говорить, что этот повод был превосходным оправданием дикой вечеринки? Северус проснулся, с ужасом понимая, что в кровати не один. С трудом открыв глаза, он почувствовал себя чуть лучше, понимая, что полностью одет, а значит, ничего непоправимого не произошло. Головная боль и жажда гнали его из кровати, но сил хватило только перевернуться и уткнуться лицом в подушку.

— И откуда ты такой беспокойный взялся? — пробурчал его случайный сосед.

Северус выдохнул. Не Люциус! Уже проще — перед ним было бы особенно стыдно, мало ли что произошло?

— Сев, не возись!

Мог ли Северус думать, что так обрадуется, обнаружив в своей постели Лонгботтома? Особенно понимая, что ничего криминального не было, и Фрэнк не станет вспоминать об этом досадном недоразумении. Сразу же нашлись силы дойти до душа, где удалось минимизировать последствия вчерашней пьянки. Хотя вылет в этот день получился довольно тяжёлым. Хорошо хоть, совершенно пустым.

Когда вечером в столовой начали обсуждать вчерашнюю вечеринку, Северус с удивлением узнал, что вчера в клубе их авиастанции произошло «недоразумение» с союзниками. Недавно прибывшая восьмая воздушная армия ВВС США разместилась на многих авиастанциях, и Уик не стал исключением. Обычно совместные вечеринки не несли в себе никаких опасностей — собрались, повеселились и разошлись, но вчера один из американцев громко пошутил, что Австралию надо присоединить к Америке в качестве сорок девятого штата. Его шутка могла бы остаться незамеченной, но инструктором по радарам в Уике был австралиец Джек Хоукинс.

Такого попирания основ государственности он просто не мог стерпеть и в одиночку решил разобраться с американскими визитёрами. Решающим аргументом стал стул. В умелых руках Хоукинса этот невинный предмет мебели получил вторую жизнь и слегка подпортил интерьер клуба. Удерживали инструктора втроём, и Северус с интересом узнал, что сам он в это время обложил союзников недружественной бранью и чуть было не стал жертвой собственной экспрессии и памятных с детства слов. Но за него уже вступились почти все присутствующие, и массовую драку предотвратил только Люциус, которому удалось увести Северуса в его комнату.

В общем-то, ничего удивительного не было, Люциус мог и не такое, только вот, узнав эту пикантную подробность, Северус вдруг совершенно отчётливо представил, как Люциус заводит его в комнату, начинает укладывать на кровать, а потом целует... проклятье! Такого просто не могло быть! А разыгравшееся воображение подбрасывало совершенно немыслимые картины. Северус был настолько ошарашен играми своего сознания, что решил больше никогда не пить. Мало ли...

Приказ прибыть на церемонию награждения на авиастанцию в Уадингтоне они получили через три дня. Северус не ожидал от церемонии ничего особенного и сильно удивился, узнав, что вручать награды им будет король Георг VI. Все восемь награждаемых встали в центр каре, сформированного персоналом авиастанции в одном из больших лётных ангаров, и почти сразу же появился Георг VI в форме маршала Королевских ВВС. Он прибыл на авиабазу пятой бомбардировочной авиагруппы лишь для того, чтобы вручить награды пилотам из различных подразделений. Для Северуса это значило очень много. Перед тем как приколоть награду, король пожал ему руку и сказал несколько добрых слов.

До этого Северус видел короля только на фотографиях и на кинопленке, где он всегда казался гораздо выше. Хотя разве дело в росте? Мало кто из монархов делил со своими подданными все опасности и горести войны, имея возможность этого избежать.

Когда они возвращались после церемонии в Уик, Люциус подмигнул:

— Отметим?

Северус хотел возразить, но его опередил Фрэнк:

— Воздержимся до моей свадьбы.

* * *

Северус считал Фрэнка Лонгботтома очень спокойным и даже флегматичным человеком. Тем сильнее было удивление, когда тот устроил переполох в штабе, требуя для себя неделю отпуска для «устройства личной жизни». Маккензи появился к концу скандала и мудро принял его рапорт. Если Фрэнку и стало неловко за свою выходку, то он не подал вида. Правда, Северус услышал, как Маккензи поинтересовался у Люциуса, не Бель ли ввергла их товарища в это состояние, и узнав, что нет, повеселел. Будто она какое исчадие ада.

После конфуза на вечеринке Северус старался вести себя сдержанно и благоразумно, так, чтобы Люциус не догадался о его недружеских фантазиях, которые посещали всё чаще. Можно было сколько угодно убеждать себя, что Нарцисса — идеальная жена, а Драко — прекрасный сын, от которых в одночасье не отказываются, только вот желание ощутить себя на их месте иногда становилось нестерпимым. Северусу казалось, что ему хватило бы и тени такой любви, пусть даже украденной и постыдной, но эта мечта была совершенно недостижимой. Даже пожать руку королю оказалось проще, чем не по-дружески прикоснуться к Люциусу, и это было ужасно.

Чтобы не вводить себя в большее искушение, Северус старался не оставаться с предметом своих грёз наедине — в большой компании контролировать себя было намного проще, и в разговоре не возникало мучительно неловких пауз. А перед сном, чтобы выбросить из головы глупые мысли, Северус стал писать письма: домой, Блэку и Лили. Мать ему подробно расписывала все новости Коукворта, и было приятно читать, с какими подробностями отец рассказывал об их награждении каждому, кто хотел слушать. А может, и не хотел — Тобиас не отличался излишней деликатностью. А фотографию, где Северусу пожимал руку король, видели в их городке все.

А ещё мать иногда писала про соседей, и Северус с интересом узнавал, что Гарри застрял в том же заборе, где когда-то Лили порвала юбку, и прикормил пса, которого назвал Бродягой. Лили же почти ничего не писала о сыне, и Северусу казалось, что он понимает причину. Её письма были настоящим потоком сознания — она выговаривалась о настоящем, но молчала о том, что её действительно терзало. И то, что имя Джеймса не упоминалось даже вскользь, просто кричало о том, что болеть меньше не стало. Точно так же Северус никогда не вспоминал Рея.

У Блэка, кстати, болело не меньше. Но он хотя бы об этом писал: коротко и резко, как умел только он. Попутно высмеивая новых курсантов. Северус как раз раздумывал над очередным ответом, когда в его комнату вломился Фрэнк.

— Сев, мне нужна твоя помощь! Ты ведь не откажешь?

— Смеёшься? Разумеется, нет.

— Тогда будь шафером на моей свадьбе... на нашей свадьбе.

У Северуса совершенно не было опыта в таких делах, но не отступать же теперь?

— Когда?

— Завтра. И ещё... — Фрэнк замялся. — Не мог бы ты как-то... в общем, заняться моей матерью.

— Как? — к такому Северус точно не был готов. — Я не умею с женщинами...

— Да там уметь ничего не надо, просто отвлекать её от Алисы.

— Может, лучше Люциус? Он умеет... то, сё...

— Люциус само собой. Просто ты не знаешь мою мать. Она не знает Алису, но уже настроена против неё.

— Но ведь на свадьбу она приезжает?

Фрэнк лишь тоскливо взглянул на Северуса:

— Займись ей, ладно?

И Северус пообещал, хотя даже близко не представлял, чем может помочь. На венчание пришли почти все лётчики их эскадрильи. А Маккензи согласился отвести Алису к алтарю, и Северус с удивлением узнал, что её отец сейчас воюет в небе над Алжиром. Нарцисса сердечно поздравила мать Алисы, а Люциусу удалось отвлечь мать Фрэнка, и церемония прошла просто отлично. Правда, не обошлось без эксцессов. Во время службы над церковью на небольшой высоте, приветствуя новобрачных, пролетело звено «Бьюфайтеров» из восемнадцатой эскадрильи. Шум получился потрясающий, и, глядя на мать Фрэнка, Северус сильно усомнился, что она это одобрила.

— Августа.

— Что, мэм? — Северус пожал протянутую руку, понимая, что сделал что-то не то.

— Это моё имя, — мать Фрэнка возвела очи горе, но снизошла до разговора. — А вы, кажется, Северус?

— Да, мэм. Я — это он.

Только обещание не позволило Северусу сбежать, хотя очень хотелось. И как это у Люциуса такое общение выходило непринуждённо?

— Вы дружны с Фрэнком? — продолжила допрос Августа.

— Да, мэм. Мы летаем в одном звене.

— Да-да, я знаю. Летаете, стреляете из пушек и вообще герои, — Северус кивнул, а леди не унималась: — И крест «За боевые заслуги» вам к лицу. Но я не об этом.

— А о чём, мэм?

— Северус, зовите меня Августа, мы же договорились.

Северус не помнил, как им удалось договориться о таком, но спорить не стал. Тем более что леди волновали совершенно другие вещи.

— Эта Алиса... как она вам?

— Хорошая девушка. Умная, добрая...

Чем больше говорил Северус, тем сильнее понимал, что не только не убедил Августу, но, наоборот, она уверилась, что с Алисой что-то не так.

— Она ждёт ребёнка, вы знаете? — прищурилась Августа.

— Знаю, — кивнул Северус и, не задумываясь, ляпнул: — И даже немного завидую... скорее, даже ревную...

Августа оживилась:

— У вас с ней что-то было?

Холодея от предчувствия катастрофы, винить в которой мог лишь свой несдержанный язык, Северус попытался исправить положение:

— С ней нет... я вообще ревную Фрэнка.

— Как? — лицо Августы вытянулось и замерло, а в глазах мелькнула паника.

— Как-то так, — пожал плечами Северус и, понимая, что всё равно уже всё испортил, добавил: — Он мне отказал.

— И правильно сделал!

Августа сжала губы и, энергично пробравшись сквозь толпу поздравляющих, стиснула в объятьях хрупкую Алису. Правда, сколько потом Фрэнк не допытывался, какие волшебные слова Северус сказал его матери, это осталось тайной. Судя по всему, Августа тоже не стала распространяться на этот счёт, хотя и очень нелицеприятно отозвалась о Северусе. Но без подробностей... не то чтобы это кого-то сильно волновало.

В свою эскадрилью Алиса не вернулась. Она поселилась в доме Малфоев, который снова стал центром притяжения. Конечно же, Рождество решили встречать именно там.

По традиции за елью отправились Северус с Люциусом, а наряжали дерево Нарцисса и Драко. Алиса округлилась настолько, что Северус опасался, чтобы она не начала рожать прямо в Сочельник, хоть и уверяла, что ей остался ещё месяц. Похоже, Фрэнка терзали те же мысли, поэтому он не отходил от жены ни на шаг и постоянно пытался её усадить.

Яблочный пунш с лимонами и мятой по старинному рецепту Блэков варил Северус, потому что все решили, что у него к этому талант. И каждый раз он вздрагивал, слыша весёлый смех из гостиной. Почему-то казалось, что это веселятся Поттер с Блэком... а ещё Лили... и нужно только выйти из кухни, чтобы увидеть их всех.

— Северус, ты скоро?

Конечно, скоро. Северус перелил пунш в фарфоровую чашу, перемешал изящным фарфоровым черпаком три раза по часовой стрелке и три раза против, и вынес напиток в гостиную. Люциус, на правах хозяина, разлил его по чашкам и произнёс первый тост:

— За жизнь!

* * *

Сын Лонгботтомов родился в ночь с восьмого на девятое января, и Люциус пошутил, что таких подарков Северусу ещё никто не делал. Хорошо, что его слов не услышал Фрэнк — он бы не понял, при чём здесь Северус. Разумеется, взволнованного отца отпустили к жене, что не помешало вечером в клубе выпить за здоровье новорождённого. Верный своей клятве, Северус решил воздержаться, но не тут-то было! Люциус уселся рядом и принялся подливать в его бокал креплёный вермут.

— За жизнь! За рождение!

И скоро Северусу стало казаться, что они отмечают всё-таки его день рождения, хотя в этот раз Люциус ничего ему не подарил. Или ещё не вечер? Все они порядком поднабрались, и Северус осознал происходящее, когда они с Люциусом, придерживая друг друга, ввалились в его комнату.

— С днём рождения, Северус.

— Спасибо...

И хоть сейчас упасть бы не позволила стена, на которую они оперлись, а значит, и не было никакой необходимости держаться друг за друга, никто из них не спешил убрать руки. Голова кружилась, а в горле пересохло от предвкушения чего-то особенного.

— Я не знал, что тебе подарить, — тихо начал Люциус, — но не могу оставить тебя без подарка...

С этими словами он взял руку Северуса и медленно расстегнул кожаный ремешок на запястье. Затем он снял часы со своей руки и закрепил их на браслете Северуса, его же скромные часы он забрал себе. Когда Люциус попытался надеть подарок на его руку, то заметил белый от времени шрам. Он не стал ничего спрашивать, сначала приласкав эту отметину кончиками пальцев, а затем Северусу показалось, что он решил получше её рассмотреть, но вместо этого коснулся губами. Мимолётно и совершенно естественно, словно так и надо. А потом пожелал спокойной ночи и ушёл к себе. Так быстро, будто сбежал.

Надо ли говорить, что никакой спокойной ночи не получилось? До утра Северуса разрывали противоречивые чувства. Хотелось ворваться к Люциусу и потребовать объяснений, а лучше просто впечатать его в стену и поцеловать так, как давно хотелось. Или наоборот, немедленно отправиться в штаб и попросить о переводе подальше от Уика с его искушениями — ведь совершенно очевидно, что Люциус не понимал, как сильно влияет на Северуса. И не было ни капли сомнений, что Нарцисса и Драко занимают в его сердце именно то место, куда так стремился попасть Северус. Немыслимо... невозможно... нелепо... но как же хотелось хотя бы на мгновение поверить в это.

Утром Северус больше всего на свете хотел спать, но вместо этого стоял на плацу, выслушивая задание. Их с Люциусом направили на линию патрулирования, к востоку и западу от Скарфскерри, приблизительно в десяти километрах от моря. Задание как задание, ничего особенного, если не считать, что Северус не мог себя заставить даже взглянуть на Люциуса, чтобы немедленно себя не выдать. Как же теперь было неловко и стыдно за свои неуместные фантазии!

В себя Северуса привёл голос офицера службы наведения:

— Привет, Лорд-24, у меня для вас есть клиент. Направление сто восемьдесят градусов. Снижайтесь до трёхсот метров. Он в двадцати пяти километрах от вас.

Они круто развернулись и добавили скорости, и скоро услышали:

— Контакт. Четыре километра впереди и ниже.

Силуэт «Юнкерса-88» показался из-за облаков внезапно, и Северус счёл его лёгкой добычей. Когда дистанция сократилась до двухсот метров, Люциус открыл огонь, и на фюзеляже «восемьдесят восьмого» мелькнуло несколько вспышек. После чего ушёл в сторону, уступая место Северусу. Он жал на гашетку несколько секунд, но мастерство немецкого пилота заставило большинство выстрелов пройти мимо. Неожиданно «Юнкерс» выполнил резкий разворот, почти задев правым крылом поверхность воды. Его задний борт-стрелок выпустил длинную очередь, и все трассеры уперлись прямо в «Спитфайр» Северуса. И тут же раздался отвратительный грохот, похожий на стук палкой по пустой железной бочке.

Теперь уже добычей стал Северус. На его счастье Люциус успел завершить маневр и в упор расстрелял из пушек «восемьдесят восьмого», который, кажется, упал в море.

— Сев, ответь!

— Да, Люци, всё в порядке.

Самолёт заполнял запах гари, и Северус понял, что двигатель горит, хотя и продолжает работать. Встроенный огнетушитель помог мало, лишь отсрочив неизбежное. Не оставалось никаких сомнений, что если не удастся дотянуть до берега, то Северус просто утонет, околев в ледяной воде.

— Сев, ты идёшь точно. До Терсо всего пятнадцать километров.

Самолёт скользил прямо над волнами, двигатель, хоть и горел, но всё ещё тянул, и Северус молился Мерлину-45, чтобы тот продержался ещё немного. Береговая линия была отчётливо видна и становилась всё ближе, когда в кабине стало оглушительно тихо. Теперь Северус мог лишь планировать, не выпуская шасси, чтобы не терять скорость. Присутствие рядом тени «Спитфайра» Люциуса давало надежду, что всё закончится хорошо, с его-то удачливостью.

Тяжёлый самолёт приземлился на брюхо и прокатился по прибрежному песку и траве почти триста метров. От удара о землю вспыхнул бензобак, и Северус едва успел открыть ломом заклинивший фонарь и, спрыгнув на землю, откатиться подальше, когда его «Спит» загорелся, как сухие дрова в камине.

Где сел Люциус, Северус не видел, но он примчался к нему даже быстрее, чем врач на мотоцикле из Терсо. И все ночные мысли и выводы стали вдруг совершенно не важны, как и перестало иметь значение, кого выберет Люциус. Они были живы, и это было самым главным. И поэтому можно было стоять и обниматься рядом с горящим самолётом, не испытывая ни тени неловкости, и никакого стыда!

Врач осмотрел Северуса, обнаружив у него лишь несколько ушибов и ссадин, чему обрадовался совершенно искренне. И не удивительно — горящий «Спитфайр» был весь изрешечён пулями, а винт перекорёжен от удара. А обнаружив застрявшую в парашюте пулю, Северус и сам стал считать себя счастливчиком. Редким.

В Уик они вернулись на самолёте Люциуса и были встречены как герои: врач из Терсо совершенно не умел держать язык за зубами. А из пули, так и не доставшейся Северусу, умелец из техников сделал нагрудный жетон, на котором красиво выгравировал дату, так и не ставшую последней в жизни.

— Северус, уже слышал новость? — Фрэнк казался встревоженным и довольным одновременно.

— Ещё нет.

— Нас переводят на Вагар.

— Чёрт! Где это?

— Фарерские острова, как и обещали. Будем сопровождать морские конвои. Но не в качестве палубной авиации. На Вагаре построили авиастанцию с бетонной ВПП.

— Звучит заманчиво.

— Я знал, как тебя завлечь.

— А что хоть на этом острове есть? Ну, кроме бетонной полосы.

— По-моему, овцы, но я не очень уверен. Лошади, наверное... собаки... люди, — Фрэнк почесал затылок и добавил: — Птиц, говорят, много. Всякие чайки, тупики, бакланы.

— А ещё?

— Кажется, всё. Дикое место.

— И почему я не удивлён?

— Потому что тебя вообще непросто смутить. Там вообще-то восемнадцать крупных островов и куча мелких. Скалы и всё такое... лично я хочу увидеть Трётльконуфингур.

— Кого? — закашлялся Северус.

— Скала такая. Говорят, похожа на палец женщины тролля.

— Трип... как его там?

— Трётльконуфингур, — довольно улыбнулся Фрэнк. — А ещё из-за того, что строить там тоже непросто, и казармы получились небольшие, то у нас будут несколько стеснённые условия.

— Это как?

— Офицеры будут жить по двое в комнате. Я с Уизли, а ты с Люциусом.

* * *

Фарерские острова встретили туманом, но служба наведения Вагара оказалась на высоте и обеспечила лёгкую посадку. У самой земли тумана не было, зато всё лётное поле покрывал снег, белизну которого лишь подчёркивали обрамляющие его графитно-чёрные скалы. Северус поставил самолёт туда, куда ему указали, и спустился на землю. Вопреки ожиданиям, холод был несильным, но расстёгивать куртку, как это сделал Люциус, Северус не стал, решив, что у него не настолько тёплый свитер. Не сговариваясь, они закурили, пытаясь оглядеться. Близость Атлантики чувствовалась во всём — ветер нес не только морскую соль, но и доносил едва слышное дыханье океана и шум волн, бьющихся о берег. Люциус затушил сигарету:

— Пойдём знакомиться.

Уинг-командир Блэкберн принял их звено очень радушно и посоветовал обживаться до завтра. Он здорово отличался от Маккензи, и Северусу оставалось только гадать, как сложится их служба. Уик стал для него почти домом, а Люциус и Фрэнк вообще оставили там свои семьи, только невозмутимый Артур Уизли беспечно улыбался. По слухам, у него была большая семья, но так это или нет, Северус не знал наверняка. На одной из вечеринок он попытался это выяснить, но Уизли лишь туманно намекнул, что у него семеро детей. Ну, не хотел говорить и не надо, а врать-то зачем?

Комната, которую Северусу предстояло делить с Люциусом, была небольшой и сильно напоминала ту, в авиашколе, где был ещё Рей... и вот теперь-то Северусу предстояло столкнуться со злой иронией судьбы. Слишком хорошо он помнил, как не понимал происходящего тогда между ними, и теперь, оказавшись на месте Рея, прочувствовал, как непросто ему приходилось. Фантазировать о Люциусе, когда тот лежал на соседней кровати, не получалось, но как избавиться от этих мыслей, Северус не знал и сходил с ума. Переписка выручала, но только вечерами, а ведь были ещё и утра, когда растрёпанный после сна Люциус потягивался, как довольный кот, и томно желал доброго дня.

— Как поживает Блэк? — зевнув, поинтересовался Люциус.

— Поднимает в небо новичков.

— И как?

— Таких, как мы, уже не делают.

— Таких, как мы, перестали делать ещё в четырнадцатом году. Ты ведь с четырнадцатого?

— Ну да.

— Сразу видно.

— Как?

— Бросается в глаза, — Люциус загадочно улыбнулся и поиграл бровями.

Знал бы он, какую реакцию вызывает, может, был бы поосторожнее, хотя Северус так и не научился распознавать тайные послания окружающих, сколько ни пытался.

— А Лили как?

— Неплохо. Рождество встречала у сестры вместе с Гарри — мне кажется, она жалеет о своём решении.

— Это вряд ли, — покачал головой Люциус. — Сейчас она ни о чём не жалеет.

Прозвучало так, будто у Лили всё ещё впереди, но Северус не стал спорить.

Задачей их авиакрыла было противодействие подводным лодкам и сопровождение конвоев. Ударная группа обычно состояла из девяти истребителей-торпедоносцев, шести истребителей и шести истребителей-бомбардировщиков «Бофайтер», прикрываемых на большой высоте истребителями «Спитфайр» и «Мустанг» из состава Истребительного командования.

В борьбе с подводными лодками огромное стратегическое значение имели северный район и район Бискайского залива. Северный находился между Шетландскими островами и Норвегией, с одной стороны, и Шетландскими и Фарерскими островами — с другой. Через этот район немецкие подводные лодки, базировавшиеся в Германии, совершали свой первый переход. А Бискайский залив постоянно пересекали подводные лодки противника, действовавшие с основных баз, расположенных на западном побережье Франции.

Пока не было авиастанции в Вагаре, радиус действия союзных патрульных самолетов, вылетавших с Ньюфаундленда, не достигал района действий патрульных самолетов, базировавшихся в Исландии и Северной Ирландии. Не соприкасались между собой и районы действий союзных самолетов, базировавшихся в Гибралтаре и в графстве Корнуолл. Таким образом, «Гренландская брешь» на севере и «Азорская брешь» на юге долгое время были районами, где немецкие подводные лодки могли действовать безнаказанно.

Фрэнк, как и Северус, писал много писем, и его можно было понять. Хотя, конечно, рассказывать всем, как сильно уши его Невилла похожи на его собственные — немного слишком. Особенно, учитывая, что Фрэнк не видел сына уже больше месяца. Люциус держался гораздо лучше, хотя тоже обменивался письмами и с Нарциссой, и с Драко. Северусу было мучительно любопытно взглянуть на эту переписку, но он не позволял себе ничего лишнего и даже не подходил к столу, если там лежало недописанное письмо Люциуса. Чтобы не вводить себя в искушение, которых и без того хватало.

— Парни, я так больше не могу! — Фрэнк ввалился в их комнату ночью и, усевшись на стул, долго молчал, прежде чем продолжить: — Я буду проситься перевести меня обратно в Уик.

Люциус медленно сел и так же неторопливо оперся о спинку кровати, запрокинув голову:

— Когда?

— Завтра.

Люциус тихо вздохнул. Лучше бы он ругался, хотя вряд ли это что-либо изменило.

— Ты с кем-то уже об этом говорил?

— Говорю. Сейчас. С вами, — Фрэнк был бледнее обычного, но явно собирался пойти до конца. — К ним недавно приходила Бель.

— И что? — прохладно поинтересовался Люциус.

— Я боюсь, — едва слышно признался Фрэнк. — Вдруг Алиса... тоже... не сможет устоять...

— Ты идиот? — не сдержался Северус. — У всех же по-разному бывает!

— Наверное... Я просто боюсь их потерять, — Фрэнк спрятал лицо в ладонях и сгорбился, продолжая тихо говорить: — Получается, что я должен предать или вас, или их, но вы сильные, вы справитесь, а они... я им нужен больше чем вам... простите, если сумеете.

Северус потрясённо молчал, а потом решился взглянуть на Люциуса. Но тот и не думал злиться или обижаться.

— Фрэнк, хорошо, что ты пришёл. Я тебя понимаю, и, наверное, на твоём месте поступил бы так же.

— Люциус, я... ты бы никогда...

— Я бы? — Люциус мрачно усмехнулся. — Я пошёл в армию только для того, чтобы спасти свою семью.

— Не может быть! — выдохнул Северус, прежде чем успел подумать.

— Почему же? Может. По своей глупости я попал в крайне неприятную ситуацию, — Люциус немного помолчал и закончил: — Семья важнее всего.

В общем-то, ничего иного от него Северус и не ждал, но почему-то всё равно сердце мучительно сжалось. А Фрэнку явно стало гораздо легче. Он от души поблагодарил Люциуса и долго хлопал по плечу Северуса, прежде чем ушел.

— Знаешь, — тихо сказал Люциус, — так прощаться я готов.

И Северус был с ним совершенно согласен. Уж лучше пусть так, чем как Джеймс или Эван... Блэкберн с пониманием отнёсся к рапорту Фрэнка, пообещав отпустить его сразу же, как только прибудет пополнение, ожидавшееся в конце недели.

Появление новичков Северус и Люциус пропустили, пока прощались с Фрэнком. «Права первой ночи» они лишились ещё в Уике, поэтому им предстояло принять любой выбор Блэкберна, успокаивая себя тем, что новенький окажется в паре с Уизли, а тот неплохо учил курсантов, значит, всё будет хорошо. Ну, или не совсем провально. В штабе они долго ждали у кабинета уинг-командира, у которого была своя система знакомства будущих сослуживцев. Наконец из-за двери прозвучало зычное:

— Войдите!

Северус поправил ремень и вслед за Люциусом вошёл в просторный кабинет. По-зимнему низкое солнце светило прямо в глаза, и Северус видел лишь фигуру их будущего напарника.

— Знакомьтесь! — продолжил Блэкберн. — Скуадрон лидер Малфой Люциус, флэг-офицер Снейп Северус и пайлот-офицер Уизли Артур. А это новый член вашего звена — флайт-лейтенант Мальсибер Рейнард.

Сначала Северус подумал, что ослышался — слишком часто в последнее время он вспоминал Рея, но стоило вглядеться внимательнее, и сердце заполошно забилось. Он это! Рей! Живой! Блэкберн продолжал что-то говорить, но Северус больше ничего не слышал. Ему хотелось просто коснуться Рея, чтобы убедиться — не призрак! — и что это не начало сумасшествия. Потом они как-то оказались на улице, и Северус не выдержал:

— Рей!

Кто-то, кажется Уизли, похлопал его по плечу, и Северус понял, что их оставили наедине. Глупо получалось — он столько раз представлял себе эту встречу, мечтал о ней, думал о том, что скажет, но сейчас просто смотрел на Рея и качал головой, не в силах выдавить из себя ни звука.

— Привет.

— Привет... ты жив?

— Как видишь, — Рей виновато улыбнулся. — Не знал, что до тебя докатились те слухи.

— Я тебе написал, и получил ответ, что ты...

— У меня просто мотор заглох над пустыней — тогда ещё «тропические фильтры» только начинали ставить, ну, я и грохнулся. Думал, не выберусь, но я живучий... оказался. Вернулся в часть, а меня уже списали. Потом восстановили, конечно, медаль даже дали... «За храбрость».

Северус всё-таки не выдержал и коснулся Рея. Живой! Живой... вот все бы так!

— Рей...

— Угу... я не знал, что ты мне писал.

— Рей, а сейчас как ты сюда попал?

— В боях за Триполи наше авиакрыло здорово потрепали. Проще было полностью заменить лётный состав. Вот тех, кто выжил, и отправили в тыл.

— Только здесь не тыл.

— Я знаю, — Рей попытался улыбнуться. — Просто не хотел останавливаться. Похоже, уйти с войны будет не так легко.

— Наверное, — Северус всё ещё не мог поверить в реальность происходящего.

— А как ты? Женился?

— Нет, как-то не сложилось. С Лили переписываемся, у неё сын растёт... а она летает.

— А Поттер?

— Погиб.

— Понятно, — Рей протянул Северусу пачку сигарет: — Будешь?

— Да, спасибо.

Почему-то неловкость не прошла и после пары затяжек. Северус смотрел куда угодно, кроме Рея, и только уже вечером, лёжа в постели, он начал понимать, в чём дело. За эти годы Рей сильно изменился, и Северус его просто не узнавал. Словно это были два разных человека: тот — летний Рей, с которым было легко и свободно, и который гораздо лучше Северуса понимал, чего он хочет, и этот — Рейнард, зимний, потрёпанный жизнью, с тяжёлым взглядом и слегка сутулыми плечами. И дико даже было представить, что с этим человеком они когда-то делили не только постель, но и жизнь, легко и непринуждённо.

Люциус, похоже, тоже бодрствовал. Он лежал слишком тихо и совсем не шевелился, а его дыханье было слишком поверхностным для спящего. В окно светила полная луна, и белые квадраты на полу казались снежными полями — холодными и безжизненными.

— Северус, спи, — тихо сказал Люциус, — завтра вылет.

— А ты сам чего не спишь?

— Бессонница.

— У меня тоже, — Северус перевернулся на бок, чтобы видеть Люциуса. — Ты знал, что это будет Рей?

— В смысле?

— Ну, когда мы шли в штаб, ты уже знал?

Люциус вздохнул, как показалось Северусу, с облегчением.

— Нет, конечно. Узнал тогда же, когда и ты. А почему ты спрашиваешь?

— Просто ты вроде бы даже не удивился, что Рей жив.

— Зато ты удивился за двоих.

Неужели, это так было заметно? Хотя, наверное, это просто Люциус наблюдательный, а остальным на такие вещи плевать.

— Ага... даже представить сложно, какова была вероятность, что он попадёт именно к нам. А ведь попал...

Люциус пробурчал что-то невразумительное и, отвернувшись к стене, притворился спящим. Навязчивым Северус не был, а потому просто замолчал, разглядывая белые квадраты на полу. Так и заснул.

В сопровождении конвоев «Спитфайры» играли второстепенную роль и использовались лишь для прикрытия «Бофайтеров», ведущих основную войну с подводными лодками. Эти самолеты были вооружены реактивными снарядами нового типа, губительными для субмарин. Кроме того, объединённые в крыло группы эффективно атаковали конвои противника.

Обычно крыло действовало так: ударная группа из двенадцати самолетов, вооруженных торпедами, наносила удар по транспортам противника, а прикрывающая группа, в состав которой входили до шестнадцати «Бофайтеров» с реактивными снарядами, и восьми — с пушечным вооружением, атаковала эскортные суда конвоя.

Заставить немцев отказаться от использования порта Роттердам, служившего воротами в Рур и бывшего большим погрузочно-разгрузочным пунктом в Северном море, было основной задачей северной авиагруппы. Поэтому количество «Бофайтеров» росло, а «Спитфайры» всё чаще стали использоваться для ведения аэрофотосъемки.

Аэрофотоаппарат нового типа, установленный на «Спитфайре», позволял производить довольно точную оценку разрушений и ущерба, причиненного противнику воздушной бомбардировкой, и вдвое сократил количество маршрутов при производстве площадного воздушного фотографирования.

По заданию военно-морского флота для наблюдения за движением кораблей регулярно велась аэрофотосъемка всех портов противника от Бордо в Южной Франции до Гдыни в Балтийском море, а также всех норвежских портов, включая Нарвик. Кроме того, велось воздушное фотографирование аэродромов противника и снимались все крупные немецкие заводы, особенно те, где производились самолёты, и судостроительные верфи. А ещё самолеты их авиакрыла производили фотосъемку радиолокационных установок, огневых позиций зенитной артиллерии, баржестроительных верфей, военных лагерей, танкодромов, каналов, железных дорог и сортировочных станций.

Разумеется, при этом предпочтительнее было избегать боя, хотя это и не всегда удавалось. Северус прекрасно понимал ценность добываемой ими информации, но уклоняться от встречи с противником не стремился — не трус же он! — и в этом их четвёрка была солидарна. Рей прекрасно вписался в их звено, и уже через неделю казалось, что они всегда летали этим составом. Правда, поначалу Северуса немного задевало, что Рей обогнал его по званию, но вскоре он перестал обращать внимание на такие мелочи.

И вообще понять этого старого-нового Рея не получалось — то он вёл себя так, будто между ними никогда и ничего не было, а то бросал такие взгляды, от которых сладко замирало сердце и хотелось чего-то странного. Давно забытого. Того, что, оказывается, ещё не умерло. Это-то и пугало больше всего. Гораздо проще и приятнее было мечтать о Люциусе, зная, что эти фантазии невыполнимы, чем вот так оказаться в шаге от... Северус и сам не понимал, в шаге от чего он оказался, как не мог и сказать, что при этом чувствует. Кроме растерянности, конечно.

— Северус, спи, — едва слышно пробормотал Люциус, — завтра вылет.

— А ты сам чего не спишь?

— Бессонница.

— У меня тоже...

Кажется, такое состояние называлось «дежа вю» или ещё каким-нибудь красивым словом, но суть от этого не менялась.

— Северус, если хочешь, то мы можем поменять пары.

— В смысле «поменять пары»?

Люциус вздохнул и терпеливо принялся разъяснять, что пара «ведущий-ведомый» создаётся с тактической целью, и её постоянство — необязательное условие для удачного боя. Северусу стало не по себе:

— Люци, ты с ума сошёл? Ты не можешь это говорить серьёзно.

— Отчего же? — Люциус невесело усмехнулся. — Или ты думаешь, что я не вижу твоих метаний?

— А что ты ещё видишь? А то, что я тебя...

Договорить Люциус не дал. Он тут же оказался рядом с Северусом и, до боли стиснув его руку, прошептал:

— Молчи! Ты слишком запутался, чтобы делать выводы. Поэтому просто молчи.

Северус накрыл руку Люциуса ладонью и едва слышно выдохнул:

— Спасибо!

Даже такой тени сочувствия хватило для того, чтобы на душе стало легче. Люциус был прекрасным другом, и Северус поспешил ему об этом сказать:

— Я никогда не перестану прикрывать твою спину.

Удивительно, но Люциус всё понял правильно.

* * *

Перед вылетом, по давным-давно сложившейся традиции, Северус подошёл к Люциусу. Обычно они просто молча курили, настраиваясь на задание, и лишь изредка нарушали тишину ничего не значащими фразами. Слова им не требовались — всё было ясно и без них. По-зимнему низкое солнце, отражаясь во взрыхлённом снеге взлётного поля, слепило глаза, и Северус не сразу заметил подошедшего к ним Рея.

— А я вот к трубке пристрастился, — он любовно огладил костяной мундштук и улыбнулся, пожав плечами. — При Уэйвелле нам, бывало, месяцами сигареты не завозили — он был любителем турецкого табака и настоятельно рекомендовал именно его.

Люциус неодобрительно взглянул на Рея:

— А мы по-плебейски, без изысков.

Рей обезоруживающе улыбнулся:

— Вам хорошо, — и вздохнул: — А ещё я здесь всё время мёрзну.

Люциус смахнул пылинку со своего свитера и фыркнул:

— Нет плохой погоды, есть не подходящая случаю одежда.

Рей пожал плечами и до конца застегнул лётную куртку, едва не прищемив «собачкой» её замка подбородок. Люциус одарил его ещё одним неприветливым взглядом и, отбросив сигарету, скомандовал:

— По машинам.

Северусу нравились такие вылеты, когда можно было менять наплавление движения, выслеживая возможного противника. В такие минуты к нему возвращалось почти забытое удовольствие от полёта, когда хотелось испытать предел собственных возможностей и насладиться послушностью машины.

— Впереди по курсу конвой. Под флагом Дании.

Тихий голос Люциуса вырвал из размышлений, и, вглядевшись в серо-стальную гладь моря, Северус уловил движение. Конвой был средним тихоходным, и кроме шести танкеров в его составе было четыре транспортных судна, скорее всего, гружёных рудой. Эскортные эсминцы прикрытия и эскадренные миноносцы представляли серьёзную угрозу для авиации, поэтому Северус не удивился, получив приказ на удалённую съёмку. Достаточно было данных о составе конвоя, его курсе и скорости — остальное уже дело моряков. Тем более что формально Дания не участвовала в войне, хоть об этом и велись разговоры. Координаты конвоя, время встречи с ним и данные наблюдений Люциус передал сразу же, и можно было считать вылет удачным, но он повёл их группу дальше к берегам Норвегии.

Вечером, уже укладываясь спать, Северус как бы невзначай поинтересовался.

— Люциус, тебе не нравится Рей?

— Почему ты так решил? Он прекрасно летает, и в бою, я уверен, не струсит.

— Я не об этом.

— А о чём? — улыбнулся Люциус. — Ты хочешь о нём поговорить?

— Нет!

Северус прикусил язык, настолько по-детски это прозвучало. Но Люциус, словно не заметил, продолжив:

— Мне трудно понять, что вы в нём нашли.

— «Вы»?

— Да. Я знаю ещё одного человека, не оставшегося равнодушным.

— «Ещё одного»?

— Северус, я ведь ничего не забыл...

Ну да... Есть ли что-то такое, чего Люциус о нём не знает?

— Он сильно изменился.

— Ты тоже, — невозмутимо парировал Люциус. — Людям это свойственно.

— Я его не узнаю.

— Допустим. Мне кажется, что он тебя тоже.

— Но ведь всё кончено?

— Ты меня об этом спрашиваешь?

— Да! — Северус решил пойти до конца.

— Я не знаю.

— Как? — опешил Северус. — Говорят же, что со стороны виднее... и все дела...

— Я бы не был в этом так уверен. Когда я собирался жениться на Нарциссе, нашлись доброжелатели, знающие Бель, и на этом основании сделавшие выводы. Более того, меня пытались предостеречь.

— Идиоты!

— Вот и я о чём.

— А как ты понял, что это всё не так, как кажется?

— Я просто решил принять решение самостоятельно. Винить в случае неудачи я мог бы только себя.

— Зато сейчас можешь себя только похвалить, — перебил Северус. — И всё всегда было хорошо?

— Не всё и не всегда. Хоть Нарцисса и не похожа на Бель, но сила духа у неё ничуть не меньше. И она умеет заставить с собой считаться, не повышая голоса и мило улыбаясь. Поэтому, Северус, если тебе нужен совет, я могу сказать только одно — никого не слушай.

— Даже тебя?

— Особенно меня.

— Почему?

Вместо ответа Люциус приоткрыл окно и уселся на подоконник, закуривая. Северус встал рядом с ним и тоже достал сигарету.

— Почему, Люци?

— Я не самый хороший человек, Сев. Всё дело в этом.

— Зачем ты так?

— Зачем? А зачем я хочу удержать тебя рядом с собой, прекрасно понимая, что мы никогда не переступим ту зыбкую грань, которая удерживает от сумасшествия? Не понимаешь?

— Нет, — Северусу стало очень холодно, и он обхватил себя руками.

— Я сам не очень понимаю, как это случилось, но вынужден признать, что виноват перед тобой.

— Ты? Но как?!

— Я видел твой интерес, но вместо того, чтобы честно поговорить об этом, позволил себе просто плыть по течению, невольно поощряя тебя. И то, что ты пробудил во мне ответные чувства, не служит мне оправданием.

Северус почувствовал себя оглушённым. Ему казалось, что он ничего не понимает, потому что такого просто не могло быть. Люциус не мог... он бы не стал... хотя он и не стал.

— Я был с тобой нечестным, — прервал молчание Люциус, закуривая следующую сигарету. — Жаль, ты не умеешь читать мысли, они бы тебя сильно удивили.

— Ты... хотел?

— Да. Я хотел. Но мне хватало разума понять, что наша дружба не стоит ночи удовольствия, после которой нам придётся расстаться. Потому что есть честь, долг... потому что есть Драко и Нарцисса... и потому что есть ты. Я не мог так поступить с тобой тоже. Я отдаю себе отчёт, как сильно я был неправ. И я не имею права тебя ревновать к прошлому, но...

— Ты ревновал? — Северус просто не мог в такое поверить.

— Да, Сев. Именно так. Надеюсь, что ты меня простишь. Я тебя прошу об этом.

— Разве за такое можно просить прощение?

— Я знаю, за что именно прошу.

Северус не знал, как сказать о том, что прощает Люциусу абсолютно всё. Потому что позволил ощутить себя особенным и достойным... и, конечно же, Нарцисса и Драко, как, впрочем, долг и честь, не могли конкурировать с Северусом, хоть Люциус и поставил их в один ряд, что было совершенно невероятно.

— Люци, я... ты... я всегда...

Слова кончились, и Северус, качнувшись, неловко оступился и почти упал на Люциуса. И тот, пусть и вздрогнул от неожиданности, но не отшатнулся, а просто обнял Северуса за плечи, прижимая к себе.

— Спасибо, Сев. Я знаю.

Северус хотел бы сказать что-то красивое про дружбу и про то, что он чувствует к Люциусу, но, очевидно, это было совсем не надо. На душе стало легко и спокойно, и почему-то появилась уверенность, что всё будет хорошо. Люциус, наверное, всё-таки умел читать мысли, потому что усадил Северуса рядом с собой на подоконник и вручил зажжённую сигарету. Теперь они сидели очень близко, прижавшись друг к другу, и эта близость отчего-то вмиг перестала быть запретной и постыдной. Как по волшебству... но близостью от этого она быть не перестала. И чувство, которое Северус испытывал к Люциусу, стало более понятным. И не менее тёплым. Наверное, всё-таки дружба — это одна из граней любви. И уж связывает она ничуть не меньше.

* * *

Единственным доступным развлечением в Вагаре было посещение клуба, где любая новость, будь то новое назначение или получение письма, получала широкое обсуждение. Надо ли говорить, что появление новых лиц оказывалось событием значимым и волнующим? Поэтому прилёт Беллатрикс можно было считать триумфальным. Северус помнил, как буднично проходила замена машин в Уике, когда после боёв, казавшихся бесконечными, никому и в голову не приходило одобрительно свистеть или бежать знакомиться. Даже когда вместо острой на язык Бель прилетала какая-нибудь другая лётчица.

— Привет, мальчики!

Беллатрикс легко спрыгнула на землю, даже не заметив предложенной помощи парней из Берегового Командования, и отправилась в штаб. Люциус проводил её почти отческим взглядом и даже, кажется, укоризненно покачал головой. Северус иногда забывал, что Бель и Нарцисса сёстры, а когда вспоминал, каждый раз удивлялся — настолько они были разными. В штабе Беллатрикс задержалась недолго, после чего сразу же подошла к Люциусу и поприветствовала его поцелуем в щёку. Дружеским, надо полагать.

— И тебе доброго здоровья, Северус, — Бель довольно наморщила нос и поинтересовалась: — А где Мальсибер?

— Зачем он тебе?

— У меня для него письмецо, — она поиграла бровями и шёпотом добавила: — Личное.

— Было бы личное, ты бы так не веселилась, — хмуро оборвал её Люциус.

— Отчего же? — усмехнулась Бель. — И где же этот негодный мальчишка, любящий расстраивать папочку?

— Поищи в клубе, — посоветовал Люциус и скривился: — А ты хочешь сыграть роль мамочки?

— Побойся бога, Люци. Это не моя роль. Угостишь сигаретой?

Люциус протянул ей пачку и любезно чиркнул зажигалкой:

— А Мальсибер курит трубку, — ни к кому не обращаясь, поведал он. — Очень манерно.

— Да что ты говоришь! — почему-то Бель смотрела на Северуса, и под её взглядом становилось неуютно. — И большая у него трубка?

— Приличная.

Северус не мог понять, отчего Бель так взъелась на Рея. Вроде бы раньше они и парой слов не перекинулись — неужели встречались после? И чем же он её обидел? Письмо от «папочки» тоже было более чем подозрительным — насколько помнил Северус, у Рея не было семьи. Или он тоже сбежал от отца, чтобы попасть в авиашколу? И Люциус явно знал больше, чем говорил...

— Пойду проверю!

Бель вышагивала по территории авиабазы, как королева, и Северус ничуть бы не удивился, если Блэкберн при встрече с ней склонил бы голову. Рея она нашла почти сразу, и можно было наблюдать занятную пантомиму. Бель в самом деле отдала ему какое-то письмо, и Северус заметил, как Рей изменился в лице. Радости у него точно не было, а вот смущение, досада и, кажется, даже злость переполняли его, пока Бель ему что говорила. Наверняка ещё и подсмеивалась.

— Подглядывать нехорошо, — усмехнулся Люциус. — Почему бы тебе не подойти и не спросить?

— На каком основании? — Северус отвернулся, чтобы скрыть свой интерес.

— Ты ведь сначала измучаешься от любопытства, а потом придумаешь себе невесть что.

— Чего ради?

— Нет? — Люциус деланно улыбнулся. — Как это на тебя не похоже.

— Может, тогда ты мне ответишь, чьё письмо привезла Бель? Ты ведь знаешь этого человека.

Люциус удивлённо взглянул на Северуса, но отрицать не стал:

— Допустим.

— И кто это?

— Его имя тебе ни о чём не скажет.

— И всё-таки.

— Том Риддл.

Люциус явно не собирался больше ни о чём говорить, а Северус не знал наверняка, о чём стоит спросить. Кроме того, имя показалось смутно знакомым, вспомнить бы ещё, с чем оно было связано. Поэтому Северус и ляпнул наобум:

— А что тебя с ним связывает?

Несколько мгновений Люциус молчал, а потом всё-таки ответил:

— Скажем так, благодаря ему я поступил на службу в Королевские ВВС.

— По-моему, тебе не требовалась протекция.

Люциус казался оскорблённым:

— Разумеется, это так.

Северус счёл за лучшее промолчать — когда Люциус бывал задет, он мог долго таить обиду, но обижать его не хотелось.

— Я знаю. Просто решил тебя чуть поддразнить.

Люциус взглядом выразил всё, что думал о таких шутках, но, похоже, оттаял. Он перевёл разговор на погоду и затянувшуюся весну, и Северус решил, что не будет выглядеть навязчивым, если попытается разузнать всё из первых рук. А Бель уже закончила свой монолог и, гордо вздёрнув подбородок, оставила Рея. Северус заметил, как тот поспешно спрятал письмо, множа вопросы и вызывая интерес.

— Он не джентльмен, — первым делом пожаловалась Бель на Рея.

— И чем же он тебя обидел? — в голосе Люциуса появились насмешливые нотки. — Неужели был недостаточно почтительным?

— И это тоже, — она вытащила из пачки Люциуса сигарету и позволила дать себе прикурить. — Кстати, по пути сюда я нарвалась на конвой и едва ушла от «Фокеров» сопровождения. Поэтому к вам никто не любит летать.

Почему-то раньше Северусу не приходило в голову, как выкручиваются из таких ситуаций летчицы АТА — ведь оружие у них всегда было незаряженным, а значит, принять бой и защитить себя они не смогут.

— Бель, а как вы отбиваетесь?

Беллатрикс лишь поморщилась:

— Разве ты не знаешь, что война — не женское дело? Отбиваться нам не положено.

— Но это ведь не честно!

Она внимательно взглянула на Северуса, будто видела его впервые:

— А кто говорит о честности? В таких случаях мы спасаемся бегством и молимся, чтобы немец не оказался асом, а у него не оказалось радара. А если совсем прижмёт, то можно сымитировать атаку. Некоторые ведутся.

Кажется, о таком не задумывался и Люциус, у которого во взгляде появилась тревога.

— Бель, но ты ведь не играешь в эти игры?

— Разумеется, Люци. Хорошие девочки играют совсем в другие игры.

Всё-таки Беллатрикс была единственной, кому удавалось смутить Люциуса. Когда Бель улетела на устаревшем «Митчелле», Северус понял, что теперь будет тревожиться не только за неё, но и за Лили и остальных девушек из вспомогательных частей. Он бы не хотел оказаться безоружным, встретив врага, и мысль о том, что кому-то приходилось постоянно так рисковать, не давала покоя.

Впрочем, тревожился он не один. Вечером перед сном Люциус долго и задумчиво разглядывал серебрящийся в лунном свете снег, а потом вдруг сказал:

— Знаешь, а ведь Фрэнк лучше всех позаботился о своей женщине.

— Заперев её дома?

— Спрятав от войны. В небо она сможет вернуться и позже, когда это не будет так опасно, а сейчас...

Северус тут же подумал о том, что совсем никак не обезопасил подругу.

— Лили бы надо тоже так...

— Ты хочешь на ней жениться? — откровенно удивился Люциус.

Такая мысль Северуса даже не посещала:

— С ума сошёл? Она же не согласиться.

Но внезапно идея показалась очень перспективной. В конце концов, браки же бывают и фиктивными! И в Коукворте никто не удивится, если Лили выйдет за Северуса. Да и вообще так будет лучше для всех, и родители порадуются тому, что он устроен, и ребёнок уже есть. А дружба может стать вполне приличной почвой для брака, раз уж с любовью у Северуса не задалось. Надо лишь только всё хорошенько обдумать.

* * *

Люциуса решение Северуса сильно удивило. Казалось, его смутили слова о «фиктивном браке». Ну, или о том, что Северус решил так радикально разделаться с холостой жизнью. Люциус словно не понимал, что бывают такие ситуации, когда надеяться на чудо бессмысленно. А учитывая предпочтения Северуса, ждать чего-то хорошего не приходилось: Люциус сам обозначил границы их отношений, Рей по-прежнему сторонился и делал вид, что в их прошлом не было ничего, кроме приятельства, а искать кого-то ещё — это уже был перебор.

— Люци, я ещё не уверен, что Лили согласится, а ты уже предрекаешь мне унылую старость.

Люциус лишь махнул рукой. Видимо, это было что-то вроде «поступай, как знаешь». Иначе и быть не могло. Северус договорился с Блэкберном о краткосрочном отпуске в начале весны и написал Лили письмо с просьбой о серьёзном разговоре.

Задание в этот раз было простым: съёмка порта Орхус и его акватории. По данным разведки противовоздушная оборона там была откровенно слабой, поэтому заградительного огня зениток можно было не опасаться. До побережья их звено держалось вместе, чтобы потом сетью пройти над территорией противника.

Северус ещё раз проверил аппаратуру и карты, прокладывая курс так, чтобы гарантировано пересечь вражеское побережье в нужном месте. Хоть они и летели звеном, обычно штурманом выступал кто-то один, и он же вёл их небольшую группу к цели. Северус отметил курс на картах всех участников полёта, отлично зная, что пересечь Северное море — задача не из лёгких. Эта часть полета всегда была самой тягостной. Каждый имел время для размышлений, и на вкус Северуса — слишком много времени.

По опыту Северус знал, что пока они не достигнут вражеской территории, его будут терзать сомнения и неуверенность. Так было всегда — обычно все тревоги исчезали, стоило оказаться над побережьем противника. Двигатели звучали мелодично, и погода была, как говорили на их авиастанции, «то, что доктор прописал», ну или просто казалась такой. Облачность закрывала небо на высоте от шестисот до девятисот метров, а видимость под ней была превосходной.

Скоро Северус уже высматривал впереди проблеск береговой линии и озирался, отыскивая в небе скрывающиеся истребители. В своей навигации он не сомневался. Они должны были достичь материка приблизительно через десять минут. Он напряженно подался вперед, чтобы увидеть отдаленную линию побережья.

— Есть, тонкая карандашная линия на горизонте. Вон та башня, должно быть, маяк.

Голос Люциуса в наушниках успокаивал и подтверждал его наблюдения. Маяк. Именно он.

Северус проверил положение наземного ориентира по карте и дал поправку на изменение курса, чтобы подход к берегу оказался более точным. Люциус иногда подсмеивался над его тягой к совершенству, но Северус любил, чтобы всё было красиво.

До побережья оставалось еще несколько километров, когда он увидел два корабля. Разобрать, что это — немецкие эсминцы или торпедные катера с такого расстояния не получалось. Проклятье! Их не могли не заметить, и, конечно же, передать предупреждение в части береговой обороны и люфтваффе.

— Уходим вправо.

Люциус казался спокойным, и они почти синхронно выполнили разворот в надежде остаться незамеченными, скрывшись в облаках, но им не повезло. Оба корабля стали зигзагообразно менять курс и увеличили скорость, что легко отслеживалось по кильватерному следу. В результате вместо того, чтобы пересечь побережье южнее Лёккена, их группа пересекла его в нескольких километрах севернее. Северус отчётливо слышал в радиоприемнике легкое подвывание, бывшее ничем иным, как следствием помех от работы немецкого наземного радара, пытавшегося засечь нарушителей. На мгновение Северус подумал, что было бы здорово атаковать эти два корабля, но вместо бомб у них была техника для съёмки, поэтому атака была бы делом бессмысленным. Разве что обстрелять палубу и сделать фото на память. Потому что вне конвоя корабли были неинтересны для авиации.

Люциус приказал лететь над побережьем, немного поднимаясь, чтобы пересечь дюны. Под ними теперь лежала совсем плоская датская провинция, и, продолжая путь над полями и живыми изгородями, Люциус предупредил об опасности обнаружения. Обычно после таких слов командира следовал приказ отходить, но для этого они были слишком близко от цели.

Теперь, когда они, без сомнения, утратили жизненно важный фактор внезапности, фортуна, словно извиняясь, решила им подыграть. Подвывание в рации прекратилось. А значит, службы ПВО их потеряли. Все, что было известно противнику, что где-то над их территорией есть самолёты-нарушители, но попытки найти их теперь будут подобны поиску иголки в стоге сена.

— Что скажете, парни? Продолжаем полет?

— Разумеется. Мы в шаге от цели.

И совершенно никто не рассчитывал на эффективную службу наземных наблюдательных постов противника, тесно связанную с системой противовоздушной обороны люфтваффе в Дании. Тем временем погода улучшилась, облака исчезли, и, чтобы сбить противника со следа, приходилось постоянно менять курс на тридцать градусов. Они как раз удалились друг от друга, образуя удобную для съёмки сеть, когда в динамике зашуршало.

— Четыре истребителя подходят с задней полусферы.

Голос Рея в наушниках застал Северуса врасплох.

— Как далеко? — Люциус казался невозмутимым.

Северус бросил быстрый взгляд через плечо и увидел самолёты противника в полутора километрах. Они быстро приближались. Проклятье!

— Уходим! Быстро!

Повинуясь приказу, Северус развернул самолёт в сторону моря, одновременно пытаясь отыскать взглядом своих. Люциус... Артур... Рей... А теперь вперёд! Низкая высота полёта не позволяла спикировать, чтобы быстро набрать скорость, поэтому пришлось просто сдвинуть рычаги секторов газа вперёд до отказа. Оставалось ждать, пока самолет ускорится, теряя драгоценные секунды, и досадовать на низкую скорость, на которой было удобнее вести съёмку. Чтобы тягаться с «Фокке-Вульфами-190» и «Мессершмитами-109» скорость должна быть около пятисот километров в час, а никак не триста девяносто! Лишь в этом случае возможность перехвата была под большим сомнением.

Против них вышли четыре «Фокке-Вульфа-190», намерения которых были более чем прозрачными. Как только скорость достигла четырёхсот пятидесяти километров в час, Северус резко взял штурвал на себя, направляя «Спитфайр» почти вертикально к облакам. Он знал, что если не удастся скрыться в их тонком слое, то шансы на спасение будут невелики. Четыре самолёта — это лишь начало, и через несколько минут к ним подойдёт подкрепление. Это лишь вопрос времени, а потом начнётся охота. В ходе почти вертикального набора высоты «Спитфайр» постепенно терял скорость, а спасительные облака все еще были выше, намного выше, чем думал Северус.

Он прекратил подъем и тут же начал крутой левый вираж, уперев штурвал в живот. В глазах потемнело от перегрузок, но это мгновение здорово выручило, поскольку гунн не смог повторить крутой вираж. Как только он оторвался, Северус заложил вираж в противоположном направлении, а «Фокке-Вульф» резко ушел вверх и, сделав разворот на горке, зашел спереди. Набранная высота позволяла маневрировать, но, сконцентрировавшись на одном, Северус совсем забыл о втором истребителе.

Это была ошибка, о которой всегда предупреждают молодых пилотов, и теперь, имея четырехлетний боевой опыт, он все же сделал ее. Первый «сто девяностый» быстро приближался, и внезапно Северус увидел зловещие мерцающие вспышки в его носовой части и на крыльях, когда он открыл огонь из пушек и пулеметов. Казалось, он не мог промахнуться, но, к огромному изумлению, попаданий не было, и Северус даже забыл нажать на спуск своего собственных пулемётов, когда «Фокер» на мгновение заполнил прицел. Но теперь уже было поздно.

Северус это понял, услышав тревожный голос Люциуса и краем глаза заметив второй «Фокке-Вульф», стремительно приближавшийся справа снизу. Северус начал отчаянный разворот в его сторону, одновременно набирая высоту, чтобы как можно сильнее затруднить ему прицеливание, но было слишком поздно. Во время энергичного маневра «Спитфайр» потерял скорость, и, когда его правая плоскость опустилась, он задрожал от попаданий тридцатимиллиметровых снарядов и пуль. «Фокке-Вульф» был так близко, что вся его носовая часть, казалось, утопала в огне, когда стреляли пушки. У Северуса пересохло во рту, когда он понял, что двигатель и левое крыло загорелись.

Опустив нос, он чуть ли не вертикально пикировал в Северное море. В этот момент другая очередь разнесла на части приборную доску и боковые панели фонаря. Северус изо всех сил потянул штурвал на себя, и каким-то чудом «Спитфайр» отреагировал и начал выходить из смертельного пике. Его удалось удержать уже над самой водой, летя параллельно побережью приблизительно в сотне метрах от берега. И тогда он услышал крик Рея:

— Сев, сзади!

Взглянув через плечо, он увидел противника, приближающегося сверху сзади, чтобы окончательно добить. Снова раздался шум, отмечающий попадание снарядов в «Спитфайр». Выбора не было. Горящий двигатель не тянул, и самолёт просто падал.

— Сажусь на вынужденную на пляже! — крикнул Северус.

Он знал, что в воздухе спасения нет, и единственный шанс на выживание — посадка на песчаном берегу, при условии, что изрядно поврежденный самолет не взорвется при ударе. Северус попытался открыть фонарь и сбросил верхний люк, пролетевший в воздушном потоке над хвостом. Он не без энтузиазма подумал, что попадет в одного из преследователей, но чуда не произошло. Скорость стремительно падала, и когда Северус готовился сесть «на живот», оба удачливых противника пролетели над ним в десятке ярдов. Удар о землю дёрнул привязные ремни, и самолёт подскочил в воздух и снова коснулся песка на скорости около двухсот пятидесяти миль в час. Самолёт протащило по песку, и он остановился, уткнувшись в воду одним крылом. Северус выбил ногой боковую дверцу кабины и, невзирая на боль от ушибов и порезов, вывалился на песчаный берег.

Охваченный пламенем самолёт был неважным трофеем, зато карты, документы и фотоплёнка не должны были попасть в руки врага. Северус принялся уничтожать всё, что могло заинтересовать немцев, и едва не пропустил разыгравшуюся над головой трагедию. Чей-то самолёт протаранил одного из «Фокеров», а пилот успел выпрыгнуть с парашютом, и теперь Северус с ужасом наблюдал, как его пытались расстрелять из пулемётов, и, наверное, расстреляли бы, если бы не удалось связать этих гадов боем. Два «Спитфайра» уводили тройку «Фокке-Вульфов» в сторону моря, а Северус бросился к месту посадки парашютиста, гадая, кто это, и жив ли он.

Парашют было видно издалека, но чем ближе к нему приближался Северус, тем страшнее ему становилось. Найти близкого человека погибшим было страшно, но только мысль о том, что иначе первым успеет противник, чей гуманизм вызывал огромные сомнения, гнала вперёд. Тихий стон прозвучал для Северуса райской музыкой — жив! Остальное неважно! А когда он увидел, что запутавшийся в парашюте человек режет стропы и тихо ругается, то ликованию не было предела. Северус бросился на помощь и уже через пару мгновений обнимал Рея. Всё-таки близость смерти неплохо борется с любыми условностями.

— Господи, какой чертовски длинный путь домой нам предстоит, — тихо пробормотал Рей.

— Мы выберемся, — пообещал Северус, нащупывая в кармане «Браунинг М1906».

Впрочем, что они могли с одним пистолетом против почти целого взвода автоматчиков?! Первыми появились два или три солдата во главе с унтер-офицером из наземного персонала люфтваффе. Ни Северус, ни Рей не говорили по-немецки, но прекрасно понимали, в какой заднице оказались. Унтер-офицер быстро нашел пистолет и, очевидно, выругался. Толкая в спину автоматами, солдаты повели их обратно ко все еще горевшему самолету. Северусу показалось, что они собираются расстрелять их и бросить в огонь. Но унтер-офицер спросил:

— Bomben?

Не понимая, чего от него хотят, Северус кивнул:

— Да.