Страшная сказка (джен)

Не вполне осознавая, что она делает и зачем, Ада взяла за руку Лёку, приобняла за плечи Ба и повела их в дом. Голова была пуста совершенно, ни одной мысли.

— Мам, это дедушка приходил? — совершенно спокойно спросил Лёка.

Ба как-то задушенно всхлипнула и закрыла лицо руками.

Ада решила, что уже можно и присесть. Вот здесь, прямо у входа, а то ноги не держат почему-то; похоже, она слишком устала сегодня со всей этой беготнёй. Но нужно спросить, непонятно…

— Ба, что случилось? Ты ударилась? — вопрос был не тот, но ведь нужно же с чего-то начать, а мыслей не было совершенно. Ба, их всегда знающая всё и ко всему готовая Ба — плачет? Этого просто не могло быть. Никак.

— Ба, почему ты плачешь? — Лёка обнял Пану, где достал. — Ба, ну, я не хотел, но его надо было прогнать, он же маму хотел обидеть.

— Лёка, ты что, видел его? — дурацкий вопрос, и Ада это прекрасно понимала, сама же видела всё. Конечно, видел, да он его прогнал! Они с Ба были мало на что способны, всё сделал Лёка. Если бы не он…

Минутку. А как она вообще очутилась на крыльце? Она выходить не собиралась, они же с Ба решили — говорить с нечистью будут через дверь. А потом — когда она почувствовала, что кто-то есть там, за дверью, она сама, сама подошла, открыла и вышла!

Аду затрясло. Реакция, наверно. Очень хотелось лечь и закрыть глаза. А ещё хотелось закрыть голову руками и повыть: только что она собственными руками чуть не угробила Лёку, Ба и себя.

Кто-то крепко обнял Аду. Лёка.

— Мама, не плачь. Я правда не хотел, но надо было, я знаю, мам…

Надо было прекращать истерику, она так испугает сына.

— Лёка, принеси водички, пожалуйста, — шёпотом попросила Ада.

Лёка принёс чашку с водой. Ада и Пана сидели на веранде рядом, прямо на полу, и потихоньку приходили в себя. Лёка прилепился к матери и сопел ей куда-то в спину, тёплый и родной. Азеф потёрся немного об коленки Паны, а после — взялся умываться, тщательно, целиком.

— Ты зачем на улицу-то пошла, Ада? Не в себе, чтоль, была? Заворожил он тебя? — Ба говорила хрипло, как будто сорвала голос.

— Ба, не знаю. Не помню. Помню, посмотреть хотела, есть ли кто за дверью. Если никого, закрыла бы дверь, и всё.

— Заворожил. Я ж тебе кричала — стой, не ходи! Не слышала ты?

— Нет. Тихо стало, как будто во сне… Лёка, а что ты про дедушку спросил? Ты его видел?

— Ну да, мам. Это же наш дедушка — ну, наш, который моряк был. Я видел. Только он неживой.

Ада с ужасом поняла, что за рисунок был на руке, которая чуть было до неё не дотянулась.

— Андрей это, у него же на руке была вот эта самая татуировка: якорь и роза ветров. Он всё смеялся, что женат на море, а потом уж на мне, — сказала Ба почти спокойно, потом спросила:

— Лёка, ты его узнал? Ты скажи, ты лицо видел?

— Ну… Он неживой. Он серый. И лохматый. И зубы. Но я узнал — это деда. Ба, я не хотел, я нечаянно… Он мне третий день снится уже, говорит: пойдём со мной. А сегодня ночью мне снилось, как я его в первый раз прогнал. Я так не помню, а во сне вспомнил. Вы тогда сильно поругались, ты его ёкарным бабаем называла, и всё кричала: «Уходи, уходи!» А мне тебя жалко так было, ты сильно обижалась на него. Я и захотел, чтобы он ушёл. А потом забыл. Я плохо сделал, да?

У Лёки тряслись губы, и Ада ухватила его в охапку, нашёптывая утешительно:

— Ты маленький был, ты не знал, ты не хотел, мы что-нибудь придумаем, мы постараемся…

— На Лёку поворожить получится, — Ба медленно, с трудом начала подниматься на ноги, — пошли-ка на кухню.

На кухне Ба велела Аде сесть с торца стола, напротив Ады усадила Лёку, сама села между ними. Нож — тот самый, который дед Андрей делал, с ручкой из кленового капа — положила на середину стола, направив остриём в стену. Потом сказала положить всем руки на ручку ножа: Лёке для этого пришлось встать на колени на своей табуретке.

— Теперь повторяйте за мной: простите меня, все люди, мной обиженные нечаянно. Не желал зла, не проклинал…

В это мгновение Лёка, словно обжёгшись, отдёрнул руки от ножа.

— Тише, тише, — Ба скорее схватила Лёку в охапку, — не пугайся, всё, всё…

Некоторое время все сидели молча. Лёка испуганно всхлипывал, потом затих и засопел.

— Заснул, — шёпотом сказала Ба, — сможешь отнести его, уложить? Потом придёшь, на бобах погадаем.

Ада бережно забрала сына у Ба, отнесла в постель. Уже начинало светать. Вернулась на кухню.

— Что же, выходит, Лёка деда проклял? Ба, но ему же год был всего, как?

— Я вот думаю, Ада, у Лёки сила есть. Слышала же ты: снилось ему, как мы с Андреем ругались. Перед тем, как он пропал, Андрей… Я же их с Полинкой этой застукала тогда, помнишь? Да знала я, что он ходок, но сил же не было ловить, да и зачем? Чтобы прогнать? Припал он к душе мне, Ада, сил прогнать не было. Да и не выставлял он шашни свои напоказ и мне ни разу не сознался. Полинка эта, видно, отбить его хотела. А вышло вон что. Я, как Андрей пропал, чего только не передумала. Ворожила даже, но всё время выходило, что не я виновата. Я и подумала, что себе не могу поворожить, потому и не вижу. И в пароходстве не видели Андрея, не приходил он туда. Они даже звонили, я тогда беспокоиться стала. В милицию ходила, заявление писала, что пропал. Никто не нашёл, как в воду канул. Видно, так и было — в воду…

Ба убрала нож в ящик стола, достала из шкафчика на стене белый мешочек, хорошенько потрясла его, прислонила ко лбу, зашептала:

— Прости ты меня, Андрей, не хотела навредить! А Лёка маленький, он же не понимает ничего. Прости ты, за ради Христа, подскажи, можно ли проклятие снять?

Потом, шепча потихоньку, начала перетряхивать мешочек: там шуршало. Перемешав фасоль в мешочке три раза, Пана развязала мешочек и ухватила из него, сколько удалось, красных фасолин.

— Четыре. Можно снять. Теперь давай спросим, как.

Ба взяла из шкафчика тонкую фарфоровую чашку: эту чашку она берегла именно для такого случая. Три раза сполоснула чашку тонкой струйкой проточной воды из крана. Налила полчашки воды, поставила на стол; Ада знала, что нужно делать. Они с Ба сели по разные стороны стола, напротив друг друга, вместе положили руки на чашку, закрыли глаза. Ада мысленно просила у деда Андрея — снова — простить её и подсказать, как ему помочь, что можно сделать. Повторив про себя просьбу трижды, Ада открыла глаза. Ба, открыв глаза, тихо трижды прочитала заговор:

— Луна-сударушка, Луна-матушка, всё тебе видно, всё тебе ведомо: подскажи, как нам беде помочь, пошли сон вещий!

Потом они — вначале Ба, потом Ада — выпили по три глотка заговорённой воды. Оставшуюся в чашке воду Ба не стала выливать, а поставила на подоконник, под лунный свет.

— Ну, теперь спать, ночи осталось — всего ничего. Постарайся всё запомнить, что приснится.

Ба не могла не давать указаний, хотя Ада давно уже знала, что и как делать, не в первый раз.