Революция Победителей (гет)

Из чрева планолёта появляется трап и по нему спускается один-единственный человек, с головы до ног затянутый в кожу. Я уже понял, что это совсем не тот планолёт, который забирает трибутов на Арену, на его крыльях красуется золотой орёл — Герб Капитолия и две буквы монограммы — К. С.

Сноу, что ли???

Но поразмышлять над этой загадкой я не успеваю: Китнисс сзади с нечеловеческой силой вцепляется в меня, словно рысь или дикая кошка, и шепчет мне прямо в ухо: «Пит, не отдавай меня им, только не отдавай, пожалуйста, Пит!». А сама буквально вонзила от страха ногти мне в плоть до крови. Что это с ней? А дальше начинаются сюрпризы и подарки, а ведь у меня сегодня совсем не день рождения, он уже был!

Молодой, атлетического сложения капитолиец проходит мимо нас походкой большой хищной кошки (по TV как-то показывали, 69-е Голодные Игры, кажется, шестерых профи чёрный тигр разодрал, как котят, крови было…, но тут появилась моя маменька… мне жутко повезло, что я не присоединился к тем самым профи. Очередь сразу из пяти покупателей!) и… подмигивает нам с Китнисс.

Мы немеем и застываем, как две статуи. Мужчина идёт к лестнице, ведущей в пентхаус 12-го Дистрикта. Затем мы слышим какой-то шум, матерные ругательства, и на крышу вываливается пьяный (час назад был трезвый) Хеймитч и… Плутарх Хэвенсби, собственной персоной. Они с мужчиной в коже начинают чего-то там обсуждать, а ментор кидается к нам. Он чем-то невероятно воодушевлён и возбуждён до крайности:

— Вот вы где! Решили сбежать вдвоём? Колитесь, «голубки»! — Хеймитч куражится, паясничает, но сразу видно, что, найдя нас, он невероятно счастлив, — У меня для вас отличные новости. Вы оба не умрёте!

— Почему? — спрашивает его Китнисс, её голос дрожит и она медленно извлекает из меня свои ногти, да, она — охотница, конечно, да и я сам основательно «погонял» их с ментором перед Бойней, но откуда в такой хрупкой девушке такая сила?

— Революция, дети мои, — отвечает ментор. Выражение его глумливой физиономии сбивает меня с толку — он лжёт или говорит правду? — Я могу признаться, наконец, я обещал каждому из вас спасти другого. Я жуть как рисковал, потому что единственным способом сдержать обещание было — вытащить вас обоих.

— Как на первых Играх, что ли? — спрашивает его Китнисс, в её голосе звучит злоба и угроза, думаю, испробовав свои ногти на моих плечах, она мечтает сейчас вцепиться ими в наглую физиономию ментора. Хотя, нет, не вцепиться, в мои планы это не входит, она будет вести себя, как воспитанная, хорошая девочка… со стальными когтями.

— Не, Дорогуша, не угадала. Не считай Сноу за полнейшего идиота, он же больше всего на свете мечтает принести букет своих роз на твою могилу, — я чувствую, как она скрипит своими зубами, и по-прежнему вцепилась в меня и не отпускает. — Лишь попав вместо Арены в совсем другое место, вы сохраните свои жизни.

— И какое же это место? — Я задаю ему прямой вопрос, признаться, согласен с Китнисс, этот спектакль ментора мне действует на нервы.

— Тринадцатый дистрикт, Пит. — Несмотря на крайнее изумление, я чувствую облегчение — ну хоть какая-то определённость.

И тут мы слышим громкий хохот Плутарха:

— Арминий, ты что, угнал личный планолёт Сноу? — Кажется, главного распорядителя это невероятно рассмешило — он смеётся и никак не может успокоиться.

— Нет, не я, это Борей, личный пилот президента, угнал его, — довольный собой, отвечает тот самый мужчина с планолёта.

— Молодцы, свергнуть его вы не сумели, зато лишили старика его любимой драгоценной игрушки. Представляю, как Альма обрадуется, — двадцать четыре живых победителя, да ещё и это. Вы случайно Розовый сад с собой не захватили? — продолжает посмеиваться Плутарх.

— Нет, розы Сноу мы оставили, — на полном серьёзе отвечает ему Арминий. Мне крайне интересно узнать: кто он такой?

И Плутарх внезапно удостаивает нас своим вниманием, говоря:

— Пит, Китнисс, это исторический момент, Начало Революции. Ягоды морника, которые вытащила Китнисс, послужили поводом к её началу. Ты, Китнисс, теперь Сойка-Пересмешница, — его самоуверенный и немного торжественный тон взбесил меня, но Китнисс меня опережает:

— Где Цинна? Он жив? — Точно, она сейчас очень-очень злая, поэтому получает точный и правдивый ответ.

— Он жив и невредим, в безопасном месте, и сегодня ночью его и других Друзей выведут из Города. Пит, хочу тебя поблагодарить, — твоё признание создало такой хаос, что нам всем стало гораздо проще выполнить задуманное.

— А Порция? — Я желаю быть уверен, что женщина, которую я посчитал бы честью назвать не «миссис Брэнстон», а «Мама», в безопасности.

— Я понял! Пит, Китнисс, я обещаю вам, что для всех близких вам людей я сделаю всё, что необходимо. Подчеркиваю, всё, — Плутарх максимально серьёзен в этот момент и, сдаётся мне, он не врёт. Потому что, если хоть один волос упадёт с головы Порции, моего отца, или моей матери, или миссис Эвердин, я его Убью! Возьму грех на душу.

И тут мы все слышим ликующие крики снизу. Мы с Китнисс, — она всё равно не отпускает меня ни за что, просто не может этого сделать, — медленно идём к крыше. Вдвоём, я впереди, она за моей спиной.

Когда я подхожу к краю крыши, на моём лице, уверен, появляется довольная, практически счастливая улыбка — последняя линия заграждения прорвана и сотни тысяч капитолийцев, мужчины и очень много женщин с торжествующими воплями врываются на главную площадь Капитолия — Форум Августа, кажется, Хеймитч говорил, — так звали президента, который правил до Сноу. Кстати, того президента убили взбунтовавшиеся капитолийцы. Им не понравился исход Голодных Игр, 37-х по счёту. Мама рассказывала.

Оттуда до президентского дворца совсем близко. И толпа, как посмотрю, настроена очень враждебно, мы видим, как простые жители столицы сбрасывают в глубокий и широкий Обводный канал миротворцев, одного за другим. А вопли и крики? У меня сейчас уши заложит. «Мелларк, а ты отличный подстрекатель мятежей, это куда действеннее морника, примерно раз в тысячу где-то!» — не по-доброму, удовлетворённо отмечаю про себя. За считанные секунды в канале оказывается несколько сотен миротворцев. Зрелище так и просится на холст: чёрная-пречёрная вода и множество белых мундиров, барахтающихся в ней. Капитолий форменным образом сошёл с ума.

Мы с Китнисс слышим за спиной какой-то топот и испуганно поворачиваем головы, как по команде. Но это не миротворцы, а Финник Одэйр, взмыленный, запыхавшийся Финник, я слышу, как он говорит Плутарху:

— У меня получилось! Я уломал-таки Первый со Вторым! Они с нами, даже Брут! Мистер Хэвенсби, Вы ни за что не угадаете, — что я такого сказал Блеску, после чего он моментально согласился?

— Ты пообещал ему голову Сноу? — слышу сбоку пьяный голос ментора, его сарказму сегодня, похоже, конца не будет.

— Нет. Взамен он получил гарантию, — сколько бы миротворцев он ни убил в центре, ему гарантируется прощение. Близнецы очистят от «фараонов» этажи, начиная с первого, «Право свободной охоты», точные слова Стайнера*.

— Это даже к лучшему. Всё равно президент, если кто из миротворцев и уцелеет, казнит их, — задумчиво произносит глава распорядителей или заговорщиков — мне пока трудно понять. Похоже, и первое и второе ему одинаково к лицу!

— Одэйр, своё обещание я помню. Кресту мы вытащим! — обещает Плутарх. А у меня появляются смутные подозрения: пусть Хэвенсби одновременно и глава распорядителей, и участник заговора против Сноу, но что-то он слишком легко раздаёт обещания. Мы ведь пока ещё в Капитолии!

А затем на крышу начинают прибывать новые действующие лица — по принципу «чей этаж ближе».

Первыми приходят Сидер и Рубака и сразу идут в планолёт, без промедления. Следующими приходят вместе трибуты от Десятого и Девятого: двадцатипятилетняя довольно щуплая девушка среднего роста, тёмноволосый молодой человек из Десятого, невысокая пожилая женщина и, как полнейший контраст с ней, высокорослый сильный мужчина, телосложение которого делало его подобным профи, по возрасту похожий на моего отца — моему папе исполнится зимой сорок восемь лет. Трибуты Девятого Дистрикта.

Любопытный факт, если Сидер с Рубакой явились одни, то Победители из Десятого взяли с собой двух своих стилистов, а женщина из Девятого — свою команду подготовки, четыре человека и молоденькую женщину, своего стилиста. А мужчина пришел в сопровождении только одной безгласой.

— Дарий и Лавиния! Заберите их с нами! — криком кричит Китнисс.

Кто такой Дарий, я знаю, это — бывший миротворец из Двенадцатого, но кто такая Лавиния? Проходит пол-минуты и, когда наши безгласые поднимаются на крышу, я узнаю, что Лавинией зовут девушку, знакомство Китнисс с которой я виртуозно «замылил» на прошлых Играх. Безгласые быстро садятся в планолёт.

И дальше начинается кавардак: на крышу тяжёлой поступью всходит Блеск. Физиономия у профи бледная и невероятно злая. Но мы с Китнисс обращаем внимание не на его лицо, а на его одежду и оружие: правый рукав его форменного трибутского костюма порван, виднеется кровь, в одной руке он держит автомат миротворца, а в другой —угрожающего вида остро заточенный тесак. Неплохо вооружился профи! Первый находит глазами Плутарха и решительно идёт к нему:

— Мистер Хэвенсби, нижние этажи центра полностью зачищены, Мира дочищает пятый и шестой.

Плутарх задаёт тому вопрос:

— Сколько миротворцев в центре еще живы?

Блеск пожимает плечами:

— Я «завалил» семерых, Мира — троих, Эна — «упокоила» девятерых, капитолийских, мистер Саммерс всех капитолийских офицеров в центре специальной связи «грохнул».

— Точно никто из офицеров правительственной связи не уцелел? Это важно!

— Нет, все мёртвые, я видел…

Тут к нему с перекошенным лицом подскакивает Финник:

— Куда пойдёт Мира после шестого, сюда?

— Нет, на седьмой.

Финник в бешенстве орёт на него, а Блеск бледнеет во время тирады Четвёртого, словно полотно:

— Ты что, рехнулся?! Я же просил, — после шестого сразу на крышу, на верхних этажах «фараонов» нет, их сняли с постов заранее! Девчонки сейчас рубиться начнут. Совсем офигел!!!

Блеск матерится, орёт: «Чёрт, я забыл», Финник кричит на него: «Чего ты стоишь, за мной, ещё успеем!!!», и оба профи с грохотом летят вниз.

И тут Китнисс, ни с того ни с сего, решительно направляется следом за Финником!

Примечание к части

*Фамилия Блеска и Кашмиры. — Прим. автора.