Пробуждение (джен)

Оторопь на несколько мгновений приковала Гая к месту. Анаконда, насытившись, впала в прострацию. Конструкт превращал улавливаемые змеёй вибрации в звуки: плач и стоны. Определить, являются ли они воображаемыми или принадлежат реальному миру, не удавалось, а выходить из конструкта было страшно. Убедив себя в том, что слышит рыдания дочери, Гай попытался управлять телом анаконды.

Преодолевая сопротивление потяжелевшего тела, Гай дополз до стальной каталки и приподнялся — тело Мари билось в конвульсиях, глаза были закрыты. Она была внутри конструкта. Подключиться было просто.

Он много раз представлял себе эту встречу: думал, что возьмёт испуганного и замёрзшего ребёнка на руки, прижмёт к себе и быстро-быстро унесёт, но сейчас его чувства притупились.

— Папа? — счастье, которое должно было переполнить его, когда Мари узнала его, лишь слабо затрепыхалось в верхней части переполненного желудка.

— Доченька, — Гай попытался прижаться к ребёнку и отпрянул, когда Мари разрыдалась прямо ему в лицо — должно быть, её испугала его нагота или слишком подвижный рот.

— Они рвут меня изнутри, — Мари успела произнести это, прежде чем зашлась рыданиями.

На этот раз Гай заставил себя сделать то, что должен, — нащупал кандалы на руках и ногах дочери, вышел из конструкта и аккуратно перекусил цепи. Мари чутко реагировала на каждое прикосновение к своему бессознательному телу. Возможно, клыки анаконды и вправду задевали её кожу. Гай этого не видел.

— Послушай меня, Мари. Всё это иллюзия, — произнёс он, подключившись во второй раз. — С твоим телом ничего не происходит. Ты должна поверить мне, и я тебя вытащу. Твоё тело не тронуто: ни одной ссадины, ни одной царапины. Я тебе обещаю, — Гай сам не верил своим словам. Не поверила ему и Мари. Он стал гладить дочь по голове и целовать лицо, высушивая слёзы.

— Они внутри. Папа! А-а-а, — повторяла Мари и заходилась криком. Гай уселся рядом с ней на каталку, усадил её к себе на колени и, выгадывая моменты между криками и слезами, продолжал говорить.

— Я снял с тебя кандалы, давай сюда ручки, прячь ножки под себя. Я согрею. Рик ждёт нас снаружи. Только не пугайся, когда очнёшься. Я в теле той анаконды, помнишь? Та самая… огромная и ленивая. Как ты её называла?

Кожа Мари в конструкте была изранена и обожжена — возможно, такой она была и в реальности. Гай прикасался к этим ранам дрожащими руками, пытался успокоить боль дыханием. Его слова медленно, но всё-таки пробивались сквозь истерику.

— Скажи мне, где у тебя болит, чтобы я посмотрел.

— Он меня резал, — впервые ответила на вопрос Мари и опять разрыдалась.

Гай поднялся, уложил дочь обратно на каталку и стал снимать с неё остатки одежды.

— Послушай меня, Мари. Ты должна мне поверить. Там ничего нет. Совсем ничего. Ты мне поверишь, я отключу нас от конструкта, и мы пойдём с тобой к Рику. Он отвезёт нас домой. И я тебе обещаю, никто нас не тронет. Никогда.

На этот раз голос Гая прозвучал увереннее, и Мари приподнялась на каталке, чтобы убедиться в его словах.

— Ничего нет? — всхлипнув, переспросила она.

— Совсем ничего, — утвердительно ответил Гай. — После того, как тебя похитили, я пошёл в полицию. Они нашли тебя, хотели начать штурм, но я решил, что лучше сделаю всё сам. Рик помог мне переместить стек в тело анаконды. Если ты мне веришь, я сейчас отключу тебя от конструкта, и вместо меня ты увидишь анаконду. Ты меня поняла?

— Там внутри черви, — ответила Мари. В слезах, которые сопровождали эти слова, не было и половины прежней истерики, но Гай всё равно внутренне содрогнулся.

— Где? — переспросил он и, справившись с собой, поцеловал дочь. — Там ничего нет, Мари. Поверь мне.

Она кивнула в ответ. Гай погладил дочь по голове и поцеловал ещё раз.

— Не пугайся, когда меня увидишь. Закрывай глаза.

В голове опять поднялась сумятица мыслей — Гай корил себя за то, что не до конца продумал свой план. Как быть дальше, он не знал. Сколько времени у него осталось? Сколько ещё он сможет управлять анакондой и успеют ли они добраться до лаборатории до того, как его сознание окончательно уступит инстинктам?

Раздумывать было поздно.

— Запомни, что бы ни случилось, мы должны выйти к реке, — произнеся это, он поспешно вышел из конструкта и слизнул передающие устройства с висков Мари. Она очнулась, но для него теперь была всего лишь теплокровной: мутным пятном.

Гай «видел», как она шевелилась, тянула к нему руки — инстинкты велели ему избегать прикосновений; «слышал», как звала, — её голос превратился в едва заметные, но очень неприятные вибрации. Гай отчаянно боролся с голосами в своей голове и пытался сфокусировать взгляд. Змея была сыта и не интересовалась происходящим вокруг, возможно, поэтому она подчинилась.

Гай увидел дочь — изображение было искажённым, плоским, но всё-таки он смог обнять её и даже успокоить. Потом израненная девочка в изорванной одежде и жавшаяся к ней змея шли, то и дело останавливаясь, — Мари поджидала отца.

Она первой заметила оставленный на берегу кар — криком предупредила его о близости избавления и побежала вперёд. Гай смалодушничал на секунду, решив не торопиться и положиться на помощь Рика, но, наблюдая весёлость оживающего ребёнка, устыдился. Анаконда собрала последние силы и понесла своё отяжелённое добычей тело вслед за Мари.

— Рик? Ты спишь? Мы пришли. Выходи, помоги папе! — Гай слышал голос дочери и понимал, что она не получает ответа. — Ри-и-ик!

Такого он не ожидал. Его время истекало. Смеркалось. Если операция была проведена ночью, то через пару часов инстинкты возьмут верх, и Гай потеряет доступ к хранящему его сознание конструкту. Мало ли, какая надобность увела Рика прочь: устал ли он, захотел есть или пить... Гай с ужасом осознавал правильный ответ. Поверхность, по которой он полз, была пропитана кровью. Тело с прокушенной шеей лежало в нескольких метрах на берегу реки — оно было ещё тёплым, но никаких вибраций, исходящих от него, Гай не ощущал.

— Ри-и-ик! — Гай собрал последние силы, подтолкнул Мари к кару и принялся биться мордой в запертую дверцу. — Пап? — удивлённо переспросила она. Гай почти не чувствовал боли от ударов в углеродистый пластик, его душа болела куда больше. — Ты думаешь, Рик вернулся в лабораторию? Ты хочешь, чтобы мы улетели? — Гай не мог повернуться к дочери, чтобы хоть как-то подтвердить её догадку, — он продолжал с настырностью биться о дверцу, пока Мари не открыла ему, позволив анаконде вползти на заднее сидение.

К счастью, ему не пришлось объяснять Мари, как управлять каром, — она на удивление легко справилась с автопилотом и вскоре умная машина летела к месту последней парковки. Лаборатория оказалась заперта — это было предсказуемо, но Гай впервые осознал, какие трудности для него представляет запертая дверь. Кодовый замок не принимал ДНК Мари. Гай знал секретный код: сложный, геометрический — но не мог сказать, а силы его языка не хватало, чтобы оказать достаточное давление на сенсорную панель. Мари догадалась повторить его неловкие движение — и дверь распахнулась.

Радость Гая, когда анаконда вползла в дверь, сложно было передать словами, даже останься он в человеческом теле. Теперь всё казалось решаемым. Расположенный в лаборатории адаптер позволит им с Мари общаться. Наконец он скажет дочери, как любит её, и позвонит другим своим ассистентам.

Радость померкла, но... Гай заставил себя сосредоточиться.

— Папа, что мне делать?

Жертва Рика не была напрасной. Гай сделает всё, чтобы... Его состояние было странным. Он пообвык в новом теле, научился пользоваться возможностями чипа: даже лёгкая рябь сейчас не мешала ему видеть... Гай подключился к местному конструкту и вывел своё изображение на экран. Теперь он видел мир через внутренние системы слежения.

— Что он сделал с тобой, доченька?! — возбуждение, владевшее Гаем, поднимало его душу к горним высям и роняло вниз — сейчас он был готов разрыдаться.

Анаконда подползла к Мари и принялась тереться о её ноги — нет, совсем не такой нежности хотел сейчас Гай: взять малышку на руки, вымыть и переодеть, обработать ссадины, согреть дыханием, поцеловать и убаюкать. Она открыла аптечку, достала из шкафа отцовский белый халат и, устроившись в излюбленном кресле, стала приводить себя в порядок.

— Я не раз видела, как ты пересаживаешь стек. Думаю, что смогу это сделать.

Эти слова заставили Гая взять себя в руки и заняться делом. Он включил необходимые для проведения операции приборы и уже готовился позвонить одному из ассистентов, когда заметил, что его тела в капсуле нет. Одновременно с этим открытием прозвучал предупредительно установленный Риком зуммер — Гаю осталось полтора часа. Он несколько раз включил и выключил подсветку внутри капсулы. Его душа кричала и билась, не издавая ни звука. В сознании звучала единственная мысль: вырезать стек из этого тела, пока инстинкты анаконды не повредили разум. Гай подавил приступ паники. Накатившая вслед за недавним возбуждением апатия заставила его замереть.

«Тебе придется сделать всё самой, Мари. Сейчас ты возьмёшь скальпель, вырежешь стек из тела анаконды, а потом будешь ждать Мирта и Раду», — Гай старался успокоиться, чтобы произнести эти слова спокойно и не напугать дочь.

Его сознание было ясным, несмотря на панику: сумбур мыслей и ощущений отступил; занятое решением сложной задачи подсознание выдало жестокий ответ. Единственным, кто мог похитить тело из лаборатории, был маф.

Чем мог досадить Гай Магнусу Кьеркегаарду? Многим. В конце концов, он просто надоел. План мафа был изощрённым и извращенным — как и всё, чем он занимался. Только Магнус мог провернуть такое предприятие с максимально возможным числом жертв и участников, оставшись полностью непричастным. Гай оценил величие замысла. Похитить ребенка. Вряд ли Магнус задумывался над тем, что произойдет с Мари. Прозвучавшее сразу после визита к мафу сообщение о том, что она найдена, конечно же, было ловушкой. Наверняка Магнус сам приказал сообщить Гаю, предварительно подкинув идею о превращении в змею. Гай слепо пошёл на поводу, как агнец на заклание, как тупая скотина за пастухом, как крыса за крысоловом… А что ему оставалось? Гай усмехнулся — нет, жестокий полубог не уйдёт безнаказанным, хоть это и будет стоить ему жизни.

— Прости, Мари, — обратился он к дочери, — но мне всё-таки придется попросить тебя. — Мысль о том, что почувствует дочь, когда поймет, что произошло, замаячила на краю сознания и тут же была жестоко убита. — Тебе придется сделать всё самой. Я объясню как.

Мари откликнулась с готовностью. Воззрилась в экран, на который Гай проецировал свой конструкт, с видом прилежной ученицы.

Гай поборол перехвативший горло спазм — возможно, сейчас он поступал не лучше мафа, а перед ним сидел тот самый агнец, ради которого мгновение назад он был готов на всё...

«Что будет с ней? — эта мысль не давала покоя. — Что лучше? Оставить Мари со стеком отца в ладони или одну в рушащемся мире?»

— Послушай меня, доченька, — продолжал Гай прерывающимся голосом. — Сядь возле световой панели, набери мой пароль и подключись к Сети. Ты видишь там несколько конструктов... не открывай их, не смотри! Но подключись к ним. Установи связь... Вот так, да. Они почти мертвы, но их можно разбудить на несколько часов. Они будут невменяемы и очень агрессивны.

— О чём ты, пап?

Гай внезапно осознал, что не контролирует речь. Его тело ответило дрожью — впрочем, тела у него не было, — рот открылся, на губах выступила пена, а мышцы скрутило спазмом. Он хотел закричать, но не смог. Его рука изменила форму и покрылась чешуёй. Гай открывал и закрывал рот, внезапно удлинившиеся клыки задевали и прокусывали губу. Наваждение прошло внезапно.

— Я продиктую тебе код, он выиграет для меня несколько часов. Мы дождемся, когда придут Мирт...

Мысли Гая путались: не подходящий для него мозг коверкал сознание. Титаническим усилием воли он собрался и постарался скрыть происходящее от дочери.

— Работай внимательно, Мари. Я за одним из этих конструктов, мы должны выиграть время. Утром придёт Мирт и проведёт операцию.

— Но что ты сказал до этого? Я не поняла. И почему их так много? Почему не найти твой конструкт? Я сама могу вырезать стек, пап. Я не испугаюсь.

— Сосредоточься на коде — одна ошибка, и результат будет непредсказуем. Их много — да, ты права, поэтому ты не успеешь найти мой.

Гай диктовал код — возможно, он был плодом умирающего сознания, но должен был сработать: электронная стимуляция областей мозга, отвечающих за возбуждение и агрессию, вместе с попыткой реанимации стека и внедрением новой сущности в конструкт должна была привести к тому, что питомцы, осознав себя и разрушительное воздействие своих хозяев, набросятся на них.

Наскоро созданный Мари искусственный интеллект не продержится долго, и всё-таки Гай был уверен, что многих из тех, кто держит питомцев возле себя, упиваясь их слабостью, удастся убить. Мафы, конечно же, возродятся из своих клонов, но…

Гаю было сложно продумать остальное. Мари набрала код и теперь связывалась с конструктами, внедряя сгенерированную сущность и прошивая новые инструкции в чипы.

— Я сделала, как ты сказал. Теперь объясни мне.

Гай больше не мог контролировать своё тело: не найдя для себя подходящих биологических структур, его разум умирал. Его тело извивалось, мышцы непроизвольно сокращались, рот был открыт… Нет, анаконда спокойно спала, переваривая сытный обед. Все изменения проходили внутри конструкта, и это невозможно было скрыть.

— Не пугайся, — на последнем проблеске меркнущей мысли попытался успокоить дочь Гай. — Бедная моя крошка.

— Папа! — голос рыдающей Мари пробивался сквозь тёмную кисею непонятных образов.

Она закричала, увидев корчи отца на экране конструкта, и Гай отключился, не позволив ей увидеть остальное. Он представил свой стек, заполненный синеватым опалесцирующим веществом, — оно темнело, теряло блеск. Изменения, происходящие с ним, были необратимы.