Флоренц — принц Нарнийский (джен)

На ночь Северуса и детей устроили в шатре, установленном специально для них. Он был просторен и высок, падал снаружи тяжелыми складками цвета вина, внутри же был отделан атласом и шелками, кровати, стол и прочая мебель поразила гостей по самое не могу, это ж надо, мебель для шатров с собой возить! И не только мебель, но и матрасы с перинами, подушки-одеяла, ковры на полу, посуда золотая-серебряная и фаянсовая на столе…

Кушанья, поданные к ужину, тоже поразили воображение Северуса и ребят: фрукты-овощи свежие, те же фрукты и овощи печеные, вареные да соленые-маринованные. Зелень всякая-разная. Каша, рыба и креветки, корзина с хлебом и печеньем, кувшины с соками-винами и родниковой водой, крынка с молоком для детей (!). Ешьте, гости дорогие, от пуза, и спите крепко!

Но круче всего оказался переносной клозет. Об этом редко пишут, но деталь необходимая, особенно для дальних переходов. Роется яма, неглубокая, на одну только ночь, поверх неё ставится кресло с дырой, исполняющее роль унитаза, оно, в свою очередь, огораживается со всех сторон ширмой. Вот и вся конструкция, простенько и со вкусом. Но эта простота очень понравилась Гермионе, по достоинству оценившей походный туалет.

Трапезничали «на улице» за длинным дубовым столом, составленным из широких досок, уложенных на козлы-подставки. Кентавров всего тридцать, но из-за постоянного их перемещения, казалось, весь лагерь заполонен. Между ними туда-сюда сновали гепарды, тигры и псы — тяжелые желтые мастифы. К ним присоединились соловые лошади, доставившие детей и Северуса к лагерю.

Нескольких лошадей зачем-то окружили кентавры, любопытный не в меру Гарри присмотрелся к группкам и увидел, что три кобылы и конь примеряют на спину седла, привезенные кентаврами. Ух ты! Восхитившись, Гарри привлек к этому внимание друзей.

— Смотрите! Нам верховых животных готовят.

— Здорово, — согласилась Гермиона. — Но не понимаю, к чему столько помпезности? Шатер с громоздкой мебелью, все эти флаги, штандарты…

— Кухня, кузня, обозы, — подхватил Невилл и покачал головой. — Не понимаешь ты, Гермиона, ничего в дальних походах королевских кортежей. Ты вот увидела кентавров Запретного леса и всё, наставила на весь их род единый шаблон, а очевидного не видишь. Это тебе не дикие Бэйн и Ронан, голые и чванливые, рассуждающие о том, что Марс нынче красный. Обрати внимание на доспехи здешних кентавров, их попоны, ремни-держатели для оружия, упряжь, посмотри, как защищены их ноги, руки, торсы…

Гермиона нахмурилась, оглядела всё, что перечислил ей Невилл, и недовольно буркнула:

— Всё равно не могу представить себе цивилизованных кентавров! О них всегда писали, что это полудикий народ полуконей-полулюдей, живущий племенами.

— Ну почему ты такая упертая? — застонал Невилл. — И зачем представлять? Их же и так видно, цивилизованных кентавров.

А Гермиону понесло:

— И вообще, как звери могут разговаривать?! Им же физически это нереально! Их губы, строение ротовой полости, гортань, голосовые связки самой природой не предназначены к разговорной речи! Как, ну как это возможно?! Если честно, говорящие лошади вогнали меня в ступор, мой мир никогда теперь не будет прежним!

Мимо шел гепард. Приостановившись возле Гермионы, он посмотрел на девочку с какой-то опаской и тормознул идущего параллельно пса:

— Эдди, ты слышал?

— Слышал, — отмахнулся хвостом Эдди. — Не переживай, Сэнди, Аслан разберется с неверной.

Гарри поперхнулся и закашлялся. Невилл наставил на Гермиону вилку и попенял ей:

— Сбавь обороты, о тебе вот-вот поползут слухи. Так что поосторожнее, не задень здешнюю религию.

— Но звери! — уперлась Гермиона рогом. — Звери не должны владеть речью!

Гарри прокашлялся, успокоил дыхание и воззвал к логике девчонки:

— Гермиона, а ты не читала сказки о трех медведях, маленьких пони, крошках ягнятах и прочие, в которых фигурируют говорящие зверушки?

— Так это сказки, Гарри, — Гермиона недоуменно посмотрела на Гарри. — При чем тут они?

— А мы с тобой где, по-твоему? — Гарри повел рукой вокруг. — Мы сами в сказке… или, как выражаются некоторые писатели-фантасты — в условно-сказочной реальности. Мы волшебники, Гермиона, и, вспомни, как магглы говорят: «Волшебников не существует, они выдуманы и живут в сказках!» Ты же про себя не думаешь, что ты сказочная?

— Вот! — утвердительно покивал Невилл. — Гарри прав! Мы из мира волшебников попали в настоящий волшебный мир, вот и вся разница.

Гермиона честно попыталась уложить в голове сказанное Невиллом, но оно казалось несовместимым и в голове укладываться не желало. Гарри, глядя на её окаменевшее лицо, застонал:

— Гермиона, ну давно тебе было пять лет?!

— Семь лет назад. — отчеканила девчонка. — Мне двенадцать!

Ах, ну да, целую вечность назад, давно уже не малышка. Мальчишки переглянулись и оставили попытки достучаться до Гермионы, злосчастной заучки, слишком взрослой в свои двенадцать, чтобы верить в какие-то там детские сказочки. Если подумать, Гермиона и к волшебству отнеслась не как к чуду, а сразу начала выискивать в нем практическую пользу. Сама же сказала им в поезде, что прочла и запомнила наизусть все учебники и выучила несколько заклинаний…

Северус сидел на другом конце стола, подальше от детей, и наслаждался креветками в белом вине и эскарго — чрезвычайно вкусными улитками. Специальной узкой вилочкой он выуживал запеченных моллюсков из ракушек, окунал в восхитительный соус и отправлял в рот. Запивал всю эту вкусноту глотком благородного красного полусладкого. Давно Северус не получал такого удовольствия. Да и где? В древнем замке с сугубо английской кухней, где на завтрак подается овсянка, яичница с гренками и селедка?!

Ночь прошла спокойно, кровати были тактично расставлены по разным углам шатра и задрапированы не только пологами друг от друга, но и занавесями, образовавшие таким образом уютные закуточки-комнатки.

Утром последовал легкий завтрак, а пока дети подкреплялись картофельным супом, кентавры сворачивали лагерь: разбирали-складывали шатры-кровати, грузили на обозы, запряженные круторогими быками и носорогами, в некоторые телеги, кстати, впрягались и сами кентавры. Дождались, когда гости доедят, собрали-помыли-прибрали последние ложки с тарелками, и дали сигнал к отправке.

Затрубил рожок. К детям подошли оседланные кобылы, к Северусу — рослый Вальс. И тут возникла заминка.

— Извините, но где уздечки? — непреклонным тоном вопросила Гермиона. На неё посмотрели, как на беглянку из Бедлама.

— Гермиона, — осторожно обратился к ней Гарри. — Какие уздечки? Это нарнийские лошади, им не нужно управление…

— Но они заседланы, а значит, положена полная амуниция!

— Послушай, девочка, — не выдержала кобыла. — Нами не нужно управлять, мы прекрасно знаем дорогу в отличие от немых лошадей обычного мира.

— А зачем тогда вам седла? — уперлась Гермиона.

— Для защиты наших спин и вашей одежды, о, необразованная! — гневно упрекнул девчонку высокий Вальс.

Это замечание о необразованности отчего-то заставило Гермиону замолчать. Присмирев, она ухватилась за луку, вставила ногу в стремя и, оттолкнувшись, взлетела в седло. Убедившись, что конфликты исчерпаны, остальные тоже заняли свои места на лошадиных спинах. Снова переливчато пропел рожок, и королевский кортеж, построившись в колонну, двинулся в путь.

Проезжая густой пролесок, Гарри заметил неподалеку от дороги свет. Он загадочно мерцал из елово-соснового мрака, и казался чем-то знакомым. Лошадь, видя его интерес, вежливо притормозила.

— Хочешь взглянуть поближе?

— Да, если можно… — робко согласился Гарри.

— А почему нельзя? Фонарный столб — уникальная нарнийская достопримечательность, возникшая здесь с самого зарождения мира, и мы рады, что Аслан сохранил её и в Новой Нарнии.

В итоге Северус с детьми съехали с дороги и вскоре окружили знаменательный объект. Внешне фонарный столб почти ничем не отличался от лондонских фонарей конца девятнадцатого века. Железный, невысокий, в навершии сиял огонь, освещая окружающее пространство. Красивый. Как-то сразу становилось понятно, что он живой, растет здесь, а не просто стоит, питаясь не от бытового газа, подобно лондонским фонарям, а от природного источника местной земли. Меж железных корней просочились гибкие плети вьюнков, зелеными змейками обвившие столб по всей длине, и радуя глаз синими и белыми цветками. Чудесный, необъяснимый, странный и такой волшебный Фонарный столб! От эдакого чуда даже Гермиона притихла, сидела в седле, глазела, и честно удивлялась.

Нагляделись, надивились, и, преисполнившись впечатлений, поехали дальше. Над дорогой клубилась желтая пыль, стучали копыта лошадей, кентавров, быков, тяжко топали носороги, везущие кузню и подводу с углем, скрипели колеса и звенела упряжь. По сторонам дороги, незаметные в пыли, рысили псы, тигры и гепарды, и Гарри порой задавался вопросом — для чего кентаврам такие спутники?

Выяснить это ему удалось на привале в полдень, когда остановились на обед. Держа в руке тарелку с перекусом, Гарри услышал, как один молодой кентавр громко позвал:

— Пенни, Пенни, где ты? Иди сюда, я обещал тебе показать…

На зов к кентавру споро принесся гепард-подросток и восхищенно замер, глядя на открывшуюся ему панораму.

— Ух ты! Это та самая Старица?!

Пенни стояла передними лапами на белом камне и смотрела вниз в долину реки, стоявший рядом кентавр нагнулся и ласково провел ладонью по косматому загривку. Доедал Гарри с ощущением умиротворенности — он нашел ответ. Кентавров и их спутников, больших котов и псов, связывала простая добрая дружба.

Во второй половине дня Северус внезапно почувствовал себя нехорошо: в глазах потемнело, загудело в ушах и начало жечь Метку на предплечье и запястья рук. Осенний Вальс первый понял, что с его наездником что-то не то, и встревоженно остановился, оглянулся на Северуса, потом сильно изогнув шею и придерживая человека мордой, аккуратно лег на землю. Подоспевшие кентавры сняли теряющего сознание Северуса со спины коня и бережно уложили на траву. Отступили, переглядываясь и ища глазами Флоренца. Тот, ушедший далеко вперед, уже скакал назад вдоль колонны, встревоженный внезапной остановкой.

— Что случилось? Северус, эй… — опустившись на колени, Флоренц склонился к лицу Северуса, потрогал щеки, лоб, приподнял веко. Взял за руки, но тут же отпустил, почувствовав, что они горячи. Присмотревшись и всё поняв, подтянул тело друга к груди и крепко обнял. Умирала Черная Метка Темного Лорда и спадали, сгорая, клятвы Непреложных обетов, обвитые вокруг запястий — печати рабства Альбуса Дамблдора.

Изрядно перепуганные Гарри и Невилл с Гермионой стояли подле лошадей и со страхом смотрели на происходящее. Как ни недолюбливали они профессора Снейпа, видеть его внезапную немощь было всё-таки жутко.

— Флоренц, что произошло? — беспомощно спросил ничего не знавший и не понимавший Рунвит.

— Что-то стряслось в том мире, из которого мы пришли… — договорить Флоренц не успел — застонал Гарри, схватился за голову, согнулся и упал на колени. Гермиона и Невилл безотчетно похватались за него.

— Гарри! Гарри! Что с тобой, Гарри?

Мальчик застонал снова, потом скинул очки и принялся сильно тереть глаза и царапать щеки, словно пытаясь содрать с себя кожу. Испугавшись, Гермиона схватила его за руки.

— Не надо, Гарри, что ты делаешь?.. — застенала в ужасе девочка.

— Спокойно! — властно произнес чей-то голос. — К ним возвращаются стертая память и краденая личина.

Гермиона и Невилл подняли головы — к ним сквозь толпу лошадей и кентавров шагал гигантский лев. От него исходило мягкое золотистое сияние, которое, впрочем, никак не подавляло волны струящейся мощи. Он был прекрасен и ужасен одновременно, почему-то только так и можно было описать Великого Аслана…

Подойдя ближе и став при этом ещё больше, Золотой Лев громадной лапой взял Гарри (тот поместился во львиной ладони как мышонок в лапе леопарда!) и улегся здесь же, прижав мальчика к груди, после чего негромко попросил:

— Дайте мне отца.

А так как он указывал взглядом на Северуса, то у кентавров и вопросов не возникло — молча подняли бессознательного мужчину, поднесли и возложили к груди Льва. Нежно прижав к себе Гарри и Северуса, Аслан принялся тепло дышать на них, тихо приговаривая:

— Спите, исцеляйтесь. Северус, вспомни дитя свое, вспомни, как ты ждал и любил его. Гарри, спи и не печалься ни о чем.

Догорели-дотлели красные оковы Непреложных, стаяли-сошли с запястий, исчезла, растворившись бесследно Черная Метка, и разгладились, ушли со лба тревожные морщины, посветлело, помолодело лицо Северуса.

И спал он крепко, безболезненно во сне вспоминая: окончание учебы в школе, выпуск, встречи-поцелуи под луной. Белая фата на прекрасной невесте, гордый и счастливый отец, Гарри Эванс. Уже тогда они знали, как назвать своего сына… Потом… это страшно, но безболезненно, во сне всё пройдет без боли, мощнейший Конфундус от Дамблдора, тотальный Обливиэйт, и Северус на службе у Темного Лорда, а Лили, солнечная, славная Лили, околдованная и безвольная, отдана насильно в жены Поттеру.

Но имя отца не забыто: мальчик, хоть и рожден под фамилией Поттера, назван в честь дедушки — Гарри. А имя маггла, соседа Снейпов, Дамблдор не стер из памяти Северуса, просто потому, что не знал о существовании Гарри Эванса.

И мальчик, пришедший в Хогвартс в девяносто первом году, мальчик с зелеными глазами, с лицом Джеймса Поттера, отзывающийся на имя «Гарри», был не так трагично воспринят Северусом. Безвольная марионетка Дамблдора, спеленатый клятвами, как египетская мумия, Северус всё же нашел в себе силы перехватить заклинание Квиррелла и удержать метлу в воздухе, никому не дав причинить вреда Гарри. Его зовут Гарри. Просто Гарри. И это не просто имя, это имя соседа-маггла, отца Лили.

Сон-воспоминание глубок, но даже сквозь него Северус слышит рядом дыхание сына. Он чувствует тепло родного тела и его руки бессознательно тянутся к ребёнку, обнимают, прижимают крепко-крепко… Также крепко обнимает отца и Гарри. Волшебство Аслана действует очень мягко, щадяще-нежно, деликатно. Он знает, как всё исправить, и делает это очень аккуратно, правильно.

Текут по щекам Невилла горячие слезы: он видит и знает — чудо возможно. Он тоже обнимет своих родителей, а те обнимут его. Он верит Аслану. Верит в Аслана… По-своему тронута и Гермиона, она кусает губы, видя, как меняется лицо Гарри, как оно приобретают чуточку иные черты, чернее становятся брови и волосы, прямее и длиннее нос. Гермиона умна, начитана, и прекрасно понимает, что за волшебство произошло у неё на глазах. Похищения и подмены ей не в диковинку, много она их начиталась, и поэтому совсем не удивляется тому, чему стала свидетельницей. Лишь один вопрос остался у неё — кто это всё затеял? Но уже через минуту Гермиона поняла, что, пожалуй, знает ответ, вспомнив слова Флоренца, сказанные в Запретном лесу: «Красный Марс говорит о начале грядущей войны, в которой прольется горячая кровь волшебников. Битва начнется скоро, но ещё раньше дети станут убийцами, спасая поддельный камень. Именно к этому вас подталкивает директор Дамблдор». Дамблдор, вот кто ко всему этому причастен, вот кто играет с их жизнями…

Понимая, что таинство это надолго, кентавры поставили новый лагерь, виртуозно и почти бесшумно возведя шатер вокруг Аслана и его подопечных. Остаток долгого дня и не менее длиннющего вечера Гермиона и Невилл прослонялись по лагерю и окрестностям, лазая по рыжим и серым скалам. Зачем? Ну, просто так короче ожидание, понимаете? За делами, как издавна известно, время бежит быстрее. А потом настала ночь, милостиво сократив время ещё больше.

Просыпаясь, Гарри немножко удивился странноватой позе. И разве он когда-нибудь засыпал в чьих-то объятиях? Но это было так: он лежал у кого-то на груди и этот кто-то тепло обнимал его. На секунду вспомнился чудесный сон и сердечко Гарри взволнованно застучало — неужели это не сон?! И как ни страшно ему было, глаза он всё же рискнул открыть. И увидел: он лежит на груди Снейпа, тот действительно, на самом деле обнимает его, а сами они оба находятся в лапах огромного Льва.

Он смотрел на них с бесконечной любовью во взгляде, неуловимо улыбался и… Оберегал. Гарри впервые осознал, что значит странная, загадочная фраза, слышанная или прочитанная где-то: «быть в ладонях Бога».

Глубоко вздохнул, просыпаясь, Северус. Гарри, замерев, с затаенной робостью смотрел в лицо родного человека и ждал, сладко обмирая. Черные, затуманенные со сна, с печатью уходящей боли на дне, глаза скользнули по Льву и остановились на Гарри. Вспыхнули искрами узнавания, в глубине промелькнула тень воспоминаний, из груди вырвался рваный вздох, сильные руки приподняли мальчика и прижали к груди. Гарри облегченно облапил папу за шею и крепко-прекрепко прижался сам — иногда слова просто не нужны…

Долго сидели Гарри и Северус в объятиях друг друга, практически утонув при этом в золотой гриве Аслана, а тот лежал и с бесконечным терпением поджидал их. Наконец эмоции обрели рамки, устаканились в них, и отец с сыном смогли без лишнего психоза разомкнуть объятия и сползти с лап плюшевого гиганта. Держа обретенного сына за плечи, Северус с полупоклоном поблагодарил волшебного зверя:

— Благодарю вас, сэр. Теперь я знаю, как и за что отомстить Дамблдору. Лили это не вернет, конечно, но подлому колдуну я всё-таки предъявлю претензии…

— Возможно, — Лев лукаво глянул на Северуса. И что-то такое было в его мудром, всеведущем взгляде, что у Гарри всё захолонуло внутри и он часто-часто задышал, умоляюще глядя на отца — это же правда? Мама жива?!

Засияла новыми, ярчайшими красками возрожденная жизнь, пробужденная внезапной надеждой. Полной грудью вдохнул Северус, ощущая, как к нему возвращается счастье. Лили жива…