Флоренц — принц Нарнийский (джен)

Ветер играл в волосах, прочесывая белые тонкие пряди. Легкие мощно вбирали свежий воздух, распирая ребра, как верхние, так и нижние… Сильные ноги гудели от напряжения, гулко впечатывая острые копыта во влажную почву.

Он спешил. Торопился изо всех своих немалых сил, разогнавшись до запредельной для кентавра скорости — скаковой лошади, о чем никогда-никогда не заговаривали кентавры Запретного леса. Странный народ. Имеют с рождения лошадиное тело и человечий торс, а стыдятся этого, как нечто постыдного, неприглядного, непристойного, неприличного. Презирают людей и ни во что не ставят коней, несмотря на то, что переняли от них самое лучшее. Не то что он…

Но Марс нынче очень красный и надо спешить. На скаку уклонившись от ветки, Флоренц поднажал. Гарри Поттер сейчас в лесу, и он в опасности. Ну вот и он… С треском выломившись из зарослей, кентавр перемахнул через бурелом, пролетая над мальчиком, и едва не смял жуткого типа в черном балахоне, но этот урод увернулся и взлетел в небо, как вспугнутая драная ворона.

Флоренц прислушался — белобрысый мальчик с трусливой собакой убегали прочь и были уже далеко, с другой стороны на ту же поляну спешили разозленные чем-то кентавры. Гарри барахтался позади, путаясь в складках мантии и ветвях. Повернувшись, Флоренц с сомнением оглядел тщедушного мальчонку. Гарри наконец-то справился с мантией и ветками, выбрался из кучи дров и теперь стоял перед кентавром, уморительно округлив глаза и открыв рот. Что ж, ребёнка можно понять, он, Флоренц, очень сильно отличается от кентавров Запретного леса. В отличие от местных вороных и бурых у него необычная масть тобиано — белая с черными пятнами, а ещё у него светлые волосы и голубые глаза. Да и телосложением он заметно другой — высокий и стройный, в противовес коренастым и угловатым аборигенам.

— Вы в порядке? — вежливо осведомился Флоренц, краем уха слушая приближающийся топот копыт. Мальчуган захлопнул рот, вернул глаза в орбиты и торопливо закивал. — Садитесь, — велел Флоренц, подгибая ноги для мальчишки.

Однако не успел Гарри усесться толком, как на поляну вылетели Ронан и Бэйн. Они тяжело дышали, а тела их блестели от пота.

— Флоренц! — прогремел Бэйн. — Что ты делаешь? У тебя на спине человек! Тебе не стыдно? Ты что, верховая лошадь?

— Вы разве не видите, кто это? — сквозь зубы процедил Флоренц. — Это ребёнок. Чем быстрее он покинет лес, тем лучше для него.

— Что ты ему рассказал? — прорычал Бэйн. — Запомни, Флоренц, мы поклялись не препятствовать тому, что должно случиться по воле небес. Разве движение планет не показало нам, что произойдет в ближайшее время?

Ронан нервно взрыл копытом землю.

— Я думаю, Флоренц решил, что так будет лучше, — агрессивно произнес он.

— Лучше?! — Бэйн от негодования взбрыкнул задними ногами. — Всё происходящее не имеет к нам никакого отношения! Кентавры не должны мешать тому, что предсказано звездами! И не наше дело, подобно ослам, бегать по лесу в поисках заблудившихся людей!

Флоренц в бешенстве взвился на дыбы, на какую-то долю секунды забыв о всаднике, но Гарри успел ухватиться за плечи кентавра и смог удержаться.

— Ты что, не видишь этого единорога? — яростно крикнул Флоренц, обращаясь к Бэйну. — Эта тварь, шныряющая по лесу, убила волшебное существо! Уйди с дороги ты, вонючий мул, не мешай мне защищать ребёнка! К твоему сведению, даже безмозглые лошади не выгоняют из табуна жеребят моложе трех лет. Посторонись!

Получив столь впечатляющий втык, приправленный мулом, Бэйн и Ронан нехотя расступились, освобождая путь своему во всех смыслах неправильному сородичу, который когда-то приблудился к ним откуда-то с дальних краев. Сколько они себя помнили, этот Флоренц везде и всегда держался как не от мира сего, в придачу к своей ненормальной коровьей масти. С людьми контактирует зачем-то, то и дело к Хагриду наведывается, а то и с разговорами пристанет к профессору мимохожему. Придет тот, в мантии своей неизменно-черной, начнет цветочки-корешки собирать, а белый кент тут как тут, здоровается за ручку, о погоде-здравии спрашивает, и докладывает, подумать только, где что растет… Уж и ругали пегашку, и били, чего уж греха таить, да всё впустую, как об пенек каштаном — не слушает никого! Выгнать бы его из стада, да не за что — жеребят они действительно не трогают…

Добившись своего, Флоренц гордо вскинул подбородок и неспешной рысью понес прочь мальчика. Гарри сидел на широкой спине белого кентавра, держался за сильные плечи и таращился на серебристый затылок. Наконец уложил разбегающиеся эмоции и мысли в кучу и робко спросил:

— Почему Бэйн так разозлился? И кстати, от кого вы меня спасли?

С минуту-другую Флоренц размышлял, что говорить и как вообще разговор с ребёнком начать, и решился:

— Гарри Поттер, вы знаете, зачем нужна кровь единорога?

— Нет, — удивленно ответил Гарри, не понимая, почему кентавр задал ему такой странный вопрос. — На уроках по зельям мы использовали только толченый рог и волосы из хвоста.

— Это потому, что убийство единорога считается чудовищным преступлением, — заметил Флоренц. — Только тот, кому нечего терять и кто стремится к полной победе, способен совершить такое преступление. Кровь единорога спасает жизнь, даже если человек на волосок от смерти… Но человек дорого заплатит за это. Если он убьет такое прекрасное и беззащитное существо ради собственного спасения, то с того момента, как кровь единорога коснется его губ, он будет проклят.

— Но кто же решился на такое? — озадачился Гарри. — Если тебе предстоит быть навеки проклятым, то уж лучше умереть, чем убивать единорога, правда?

— Правда, — согласился Флоренц. — Но он делает это ради того, чтобы набраться сил и завладеть напитком, который полностью восстановит его силы и сделает его бессмертным… Мистер Поттер, как вы думаете, что сейчас спрятано в школе?

— Философский камень, — без раздумий и без утайки сообщил Гарри.

— Нет… — тяжело вздохнул Флоренц. — В школе спрятано что угодно, но не философский камень. Видите ли, настоящий камень выглядит совсем не камнем, а рядком чисел на пергаменте, понимаете, мистер Поттер? На деле философский камень — это формула, составные части которой и позволяют совершать все эти чудесности: превратить любое вещество в золото и сварить Эликсир долголетия.

— Но почему же тогда… — начал Гарри, но тут его перебили.

— Гарри! Гарри, ты в порядке?

К ним со всех ног бежала Гермиона, за ней, тяжело дыша, следовали Хагрид и Невилл.

— Я в порядке, — автоматически ответил Гарри, даже не отдавая себе отчета в том, что именно говорит. — Единорог мертв. Хагрид, он лежит на поляне в глубине леса.

— Здесь ждите! — громыхнул Хагрид и, развернувшись, поспешно удалился, чтобы лично увидеть единорога.

Гермиона и Невилл робко притихли, поняв, что снова остались один на один с чудовищами ночного леса. Конечно, рядом был взрослый, но это мало помогало — дети ровным счетом ничегошеньки не знали о кентаврах. Гарри перекинул ногу через круп и с помощью крепкой руки Флоренца сполз по боку на землю.

— Значит, в школе спрятан не настоящий камень? — сердито осведомился он, продолжая начатый разговор.

— Да, Гарри Поттер, — подтвердил кентавр. — Красный Марс говорит о начале грядущей войны, в которой прольется горячая кровь волшебников. Битва начнется скоро, но ещё раньше дети станут убийцами, спасая поддельный камень. Именно к этому вас подталкивает директор Дамблдор.

Гермиона и Невилл громко сглотнули и крепко взялись за руки. Гарри, видя их испуг, подошел и приобнял их обоих сзади за плечи. Те в ответ обняли друга с двух сторон. И тут что-то произошло.

Мягко запела свирель — нежно, едва слышно, казалось бы, из далекого далека, но свечение, последовавшее вслед за мелодией, появилось из карманов их мантий. Удивляясь, Гарри и Гермиона с Невиллом повытягивали из них волшебные палочки и подняли перед собой — они источали странный, какой-то неземной свет, и пели, слегка вибрируя. Дети озадаченно переглянулись, пытаясь вспомнить, обнимались ли они раньше? Получалось, что нет, ни Гарри с Гермионой, ни тем более кто-то из них никогда не обнимался с Невиллом. Ну и почему запели палочки? Чего это с ними?

Не менее удивленный Флоренц шагнул было к детям и неуверенно приостановился, так как при его приближении палочки запели громче, явно реагируя на кентавра.

— Трое из иного мира и один к одному образуют союз четырех… — завороженно прошептал Флоренц. Поразмыслив, он негромко спросил: — У кого из вас палочка из яблони?

— Моя из остролиста, с сердцевиной из пера феникса, — коротко сообщил Гарри.

— А моя сделана из древесины виноградной лозы, десяти с четвертью дюймов в длину и содержит сердцевину из сердечной жилы дракона, — пунктуально доложила Гермиона.

— А у меня папина, — робко прошептал Невилл. — Я не знаю, из чего она…

— Можно мне её подержать? — протянул руку Флоренц. Дождавшись разрешения, он, впрочем, не стал забирать палочку, а просто подержался за неё, накрыв своей ладонью руку мальчика. Палочка как обрадовалась — отозвалась оживленной повышенной нотой, засияла, потеплела…

У Флоренца задрожали ноги и он без сил опустился в траву, изрядно напугав Гарри своей внезапной слабостью.

— Что… что с вами? — сдавленным голосом взмолился мальчик, безотчетно беря кентавра за плечо. Видеть его лежащим на земле было страшно. Флоренц вскинул лицо, в прозрачных сапфирах глаз отразились звезды, колюче-ярко сверкнув слезами.

— Я ещё смогу вернуться домой… — прошептал он срывающимся голосом. Сморгнув слезы, Флоренц с безумной надеждой посмотрел в лицо Гарри. — Помогите мне… Помогите мне вернуться домой!..

— Э-э-э… — Гарри с сомнением посмотрел в чащу леса, подозревая, что волочь на себе кентавра — это та ещё морока.

— Да не сюда, не в лес! — нетерпеливо мотнув головой, воскликнул Флоренц. — На родину, в мою страну! — и он с трепетом посмотрел на три палочки, зажатые в руках детей. — Вот они — три артефакта, которые могут открыть дорогу в Страну Аслана! Три артефакта, принадлежащие троим из иного мира, но один тесно связан с четвертым. Со мной. Палочка этого мальчика связана со мной, она из яблони, выросшей в моем мире.

— Это… какое-то пророчество? — с удивлением спросила Гермиона, её карие глаза загорелись воодушевлением — одно дело, читать про знаменитого мальчика, и совсем другое, самой стать частью легенды. До Невилла это тоже дошло, и он заинтересованно начал заглядывать всем в лица, безмолвно вопрошая — это правда? Он тоже причастен?

Кентавр привстал и обнял всех троих, благодаря и подтверждая их робкие надежды. Выпрямившись, он отстранился и тепло сказал:

— Я должен рассказать вам свою историю. Очень давно, когда я был тонконогим же-ребёнком, мой дядя обманом переправил меня сюда, бессовестно украв у родителей. Он просто увел меня, наивного и глупого кентаврёнка, в далекое и захватывающее путешествие, а оно и вправду оказалось очень увлекательным и, к сожалению, дальним. Домой я не вернулся. Дядя меня просто продал в рабство тархистанцам.

Гермиона ахнула и прижала руки ко рту, с жалостью глядя на молодого кентавра, такого прекрасного ликом, и так жестоко пострадавшего. Невилл нахмурился и крепче сжал палочку, которая, как выяснилось, была сделана из древесины дерева из другого волшебного мира. Гарри скрипнул зубами — не у него одного такой дурной дядя! Есть дяди и похуже…

— У тархистанцев жизнь сложная, очень неспокойная, что ни день, то интрига и война, — продолжил Флоренц. — Мне поручали самую различную работу, я трудился наравне с лошадьми, быками, ослами и прочими рабами. И однажды мы все дошли до предела сил, начали слабеть и падать от истощения. А когда перед нами приоткрылась завеса Смерти, пришел Аслан. Обычно он не помогает просто так, а дает какое-либо задание. Одно такое он поручил и мне: вместо того, чтобы вернуть домой к родителям, Аслан переправил меня сюда, сказав на прощание, что я вернусь домой, когда трое из иного мира придут ко мне и с ними будет один из моего мира. Я тогда не понял его слов, но теперь понимаю… Наверное, таково мое задание от Аслана — переправить вас в мой мир. Или одного из вас.

Сердце Гарри так и заколотилось, так и зашлось от предвкушения чего-то необычного и желанного. Ибо в Хогвартсе, как он успел понять, вовсе не так безопасно, как распевал Хагрид год назад. За эти неполные десять месяцев Гарри познал гораздо более опасные и неприятные вещи, намного хуже, чем представляли до этого его родственники Дурсли. Во-первых, его запихали в квиддич, в который оказалось не так весело играть, эта воздушная смесь футбола и баскетбола с кёрлингом на деле была крайне опасной игрой, а он даже не второкурсник, на метлу в первый раз в жизни сел и летать толком не научен. Во-вторых, взрослые ведут себя совершенно алогично: Снейп отчего-то наливается желчью при появлении Гарри и жутко его ненавидит. Интересно, за что? Профессор МакГонагалл вроде бы строго придерживается правил, но сама же отправила четырех первокурсников в Запретный лес ночью на отработку! С Хагридом почему-то все тупеют: вместо того, чтобы сдать дракона драконологам где-нибудь на опушке леса, его почему-то поперли на самую высокую башню, типа это незаконно, заводить и перевозить дракона. Да? А куда ж его в таком случае девать? Как те драконологи объяснят появление Норберта в заповеднике? Или они от него в пути избавились, например, скинули в море? Цербер, запертый в запретном коридоре, чью дверь первоклашка Гермиона открыла простой Алохоморой, и, наконец, тролль на Хэллоуин, который чуть не прикончил ту же Гермиону.

А теперь выясняется, что философский камень на самом деле подделка, и что ради него дети станут убийцами, как сообщил Флоренц. О том, кто убил единорога, Гарри догадался сам, конечно же, это Волан-де-Морт! Кто ещё, кроме него, рвется к вечной жизни?! Кроме того, было ещё одно обстоятельство, которое заставило Гарри думать в ускоренном режиме — учебный год подошел к концу и впереди его ждало лето с ненавистными Дурслями. Решившись, Гарри поднял голову и твердо посмотрел в глаза Флоренцу.

— Как открыть дорогу в ваш мир?

— Вы поможете мне, мистер Поттер?! — обрадовался Флоренц. — Вы правда пойдете со мной?

Гарри подумал о визгливой, вечно придирающейся тётке, о краснорожем, бешено орущем Верноне, о тумаках толстяка Дадли, и передернулся — ну уж нет, возвращаться к ним он не намерен. И серьезно кивнул.

— Да, сэр, я пойду с вами, — и добавил, истово прижав кулаки к груди. — Мне больше некуда идти.

— Но, Гарри, ты можешь поехать ко мне на каникулы! — запоздало пригласила его Гермиона, мало что понявшая из происходящего.

— Спасибо, Гермиона, — Гарри весело глянул на неё. — Но меня уже позвали в гости.

— Идемте, — Флоренц простер руку к лесу. — Надо найти поляну с двумя деревьями, а потом я покажу, как открыть врата в Страну Аслана.

Гарри с готовностью шагнул к Флоренцу, Гермиона, напротив, попятилась в противоположную сторону от кентавра, и только Невилл остался посередине, вертя головой туда-сюда.

— Ты чего, Гермиона? — Гарри остановился и посмотрел на неё.

— Ну… — Гермиона пнула корешок. — Меня, в отличие от тебя, родители ждут. Мне есть куда возвращаться.

Невилл подумал и робко спросил:

— А в вашей стране есть растение, которое исцеляет все болезни, сэр? Я тут искал — нету такого. Только в легендах вычитал о цветке Рапунцель и о плодах с дерева Жизни. Но это же легенды…

В глазах Флоренца промелькнуло сочувствие и он кивнул.

— Если попросить Аслана о помощи — он поможет. Ваш путь не будет напрасным. А вы, маленькая мисс, — повернулся он к Гермионе, — Просто помогите нам открыть Дверь, сами вы можете остаться.

— Но я заблужусь! — запротестовала Гермиона.

— Это вряд ли, — раздался из темноты холодный злой голос. — Я вас провожу обратно, мисс Грейнджер, — из мрака меж стволов появился как всегда жуткий профессор Снейп в неизменной черной мантии. Подойдя к компании, он зловеще процедил: — По хорошему, я должен вас всех собрать в кучу и немедля доставить в школу пред строгие очи директора. Но с другой точки зрения… я знаю твою историю, Флоренц, знаю о ситуации в семье мистера Долгопупса, и если есть хоть малейшая надежда найти то пресловутое лекарство, то я всецело на вашей стороне.

— Северус, почему ты не помог мальчику там, на поляне с мертвым единорогом? — играя желваками, спросил Флоренц.

— Не успел, — с отвращением выплюнул Снейп, бросив на Гарри уничижительный взгляд.

— Да? — кентавр взрыл задним копытом лесную подстилку. — Стоял там, таращился, как упырь пьет единорожью кровь, и не успел?

— Мне велели лишь присмотреть за мальчишкой и ни во что не вмешиваться! — вне себя от злости рявкнул Снейп. Флоренц окинул взглядом фигуру взбешенно дышащего Северуса и вдруг спросил:

— Что бы ты попросил у Аслана?

Северус аж задохнулся от неожиданности и растерянно уставился на кентавра.

— С чего бы я… Мне ничего не надо, — кое-как выговорил он.

— Нет, Северус, — Флоренц покачал головой. — Мне тоже известна твоя история, и я знаю твою боль.

Гарри, Гермиона и Невилл, замерев любопытными сурикатами, только головами вертели от одного к другому, слушая диалог и дивясь изумительному факту — злющий профессор зельеварения ведет дружбу с кентавром! Тем временем эти двое пришли ко взаимному консенсусу — Флоренц убедил-таки Северуса.

И поляну с двумя деревцами они отправились искать впятером. Нашли, причем старались идти как можно тише, помня о невнятной твари, загрызшей единорога, и о Хагриде, того самого единорога оплакивающего.

Две корявые ивы, росшие кронами друг к другу по обоим сторонам пересохшего болотца, прямо напрашивались на роль Дверей. Их и выбрал кентавр. А учитывая присутствие взрослого мага, он предложил начать колдовать ему, пояснив, что волшба эта слишком трудна для детей и может обессилить их.

— Дайте сюда палочки, ребята. Северус, сожми в руке все три, направь в проем меж стволами и скажи…

Дальше последовала заумная латынь, которую только Северус и смог воспроизвести. Дети, как ни старались, не смогли запомнить ни слова. Но что бы тут ни происходило, интересно было всем, особенно когда сработало заклинание — в промежутке между стволами забрезжил нежно-розовый рассвет, он рос-расширялся, пока не превратился в лужок, залитый солнечным светом. Что выглядело весьма престранно глубокой звездной ночью, царящей вокруг Запретного леса…

Дети завороженно глазели на светлое окошечко солнечного дня, проглядывающее словно в конце тоннеля из зловещего мрака ночного леса. Неведомый мир звал, манил, обещал настоящие чудеса…

Потому что это уже было чудом — узнать, что существует ещё один параллельный мир помимо мира волшебников. Стояли дети и переживали новое знание — миров-то, оказывается, много! Не только тот, где стоит волшебный Хогвартс и прячется магическая улочка за «Дырявым котлом», есть ещё один — родина славного кентавра Флоренца и палочки Невилла.

— Идемте, — позвал Флоренц. Он к чему-то прислушивался, и это что-то ему не нравилось. Мальчикам приближающийся звук тоже не пришелся по нраву, он был похож на грохот камнепада, и вскоре стал просто ошеломительным — загремел-загрохотал весь лес. Северус закинул за спину Гермиону, в правой руке сама собой возникла палочка, после чего профессор отрывисто бросил ребятам:

— Уходите!

Гарри и Невилл тут же спешно спустились в канаву, оставшуюся от болотца, за ними спрыгнул Флоренц. Оглянулся на шум…

Северус, загораживая собой Гермиону, водил перед собой палочкой, выцеливая врага, но их было слишком много. Со всех сторон на двух человек наседали гигантские пауки. Ругнувшись, кентавр выпрыгнул обратно, пинками прогнал трех мелких акромантулов, добрался до мужчины с девочкой, схватил одного за руку, а вторую бесцеремонно засунул под мышку, развернулся и волоком втащил обоих в канаву. Что-то затрещало, и отчаянно-громко заорал Северус, перепугав Гарри до полусмерти. Он прямо оцепенел от страха, не представляя до сего момента, что профессор может так вопить.

— Бегите! — гаркнул Флоренц, уворачиваясь от черных плетей лохматых лап пауков. Откуда-то появилась Букля, пролетев над головами, она метко шлепнула хозяина по макушке крылом и усвистела в сияющий проем, опомнившись, Гарри втолкнул Невилла в свет и сам упал следом в туманную неизвестность.

Это действительно было падение, стремительный полет в Никуда. Гарри летел, видел впереди вращающееся тело Невилла и отстраненно думал об Алисе, провалившейся в кроличью нору. Ассоциации, по крайней мере, были такими. И тем страннее было очнуться и обнаружить, что он стоит рядом с Невиллом посреди солнечного разнотравья. Как появились остальные, Гарри не заметил, просто вдруг услышал их сзади, оглянувшись, он оглядел перепуганную Гермиону, растрепанного Флоренца и Северуса, чей сюртук превратился в полужилет — отсутствовал левый рукав.

— Что это было? — желчно спросил Гарри, заставив вздрогнуть друзей.

— Вы о пауках? — невинно осведомился Флоренц.

— О них, — желчности в голосе явно прибавилось.

— Оу… — Флоренц скромно копнул кочку. — Так они каждую ночь охотятся…

— Вы хотите сказать, что они обитают в Запретном лесу? — Гарри аж задохнулся от гнева. Гермиона посмотрела на него и побледнела, Невилл же, напротив, налился злостью, покраснев, он взбешено заклокотал:

— И нас отправили туда на отработку ночью?! Я… я напишу бабушке!!!

Северус вздернул бровь, с удивлением глядя на тихоню Невилла. Потом, поразмыслив, пришел к выводу, что пацан прав в своем негодовании, как никак он единственный наследник рода Долгопупс, и Минерва, пожалуй, заработала кровную виру, подвергнув смертельной опасности отпрыска древнего семейства. Н-да, совсем старая кошка берега потеряла, ну куда это годится: вытащить малолеток из постелей и отправить их на ночь глядя в жуткий, кишащий всякой нечистью лес? И ведь не первое правило она нарушила, загнав первокурсника в квиддич, а туда, согласно закону, допускаются только студенты второго курса, наученные правильно летать на метле! Ох, Минерва-Минерва, нарвешься ты однажды на Железную Августу, когда она припрется в школу и объявит тебе сатисфакцию. Поттера-то некому защитить…

Пока Северус анализировал характер Невилла и последствия, остальные, заинтересовавшись тем, куда их забросило, с любопытством осматривались. Стояли они, как уже говорилось, посреди солнечного разнотравья, вокруг, насколько хватало глаз и воображения, простиралась бескрайная долина, испещренная рощицами и распадками, из которых во всех направлениях струились говорливые речушки. Вся эта сине-зеленая милота нежно освещалась щедрыми лучами странно огромного солнца. Оно было явно больше того, что висело над Англией и спорило с туманами. Но пейзаж, как ни странно, был английским, во всяком случае — европейским. Елочки и дубы ничем не отличались от знакомых британцам деревьев.

Флоренц вдохнул полной грудью и блаженно выдохнул:

— Нарния… Как давно я тут не был.

Северус потянул носом и нахмурился — воздух значительно отличался от привычного горного в Шотландии и от смога Коукворта. Воздух здесь был чище, насыщеннее, в нем аж ионы серебра ощущались, так он был богат… Покосившись на голое плечо, Северус досадливо поморщился. Как известно, Репаро — это восстанавливающее заклинание, но может ли оно восстановить то, чего нет? Рукав-то остался там… И ведь крепко вцепился паук, оторвал рукава и сюртука, и рубашки под ним. Хорошо хоть рука выдержала — а то был бы он сейчас одноруким калекой. Перед Северусом встала дилемма: или ходить, изображая шута, или вернуть одежде симметрию, став при этом оборванцем.

Шутом и оборванцем выглядеть не хотелось категорически, и Северус принял поистине соломоново решение, попросту сняв испорченную одежду, оставшись в белой майке. Ниже на нем были элегантные черные брюки, так что внешний вид Северуса никого не оскорбил. Метка на левом предплечье привлекла внимание постольку-поскольку и была воспринята молодежью, как прикольная татуировка, ничего больше.

Гарри так и вовсе залип, против собственной воли глазея на ставшего ну очень стильным учителя, шутка ли, без своей наглухо застегнутой мантии он теперь выглядел крайне молодо, стройный, легкий, смоляные волосы небрежно рассыпались по плечам, на левой руке клевая татушка, как у рокера… Гермиона, слава Богу, была более цивилизованной и на Северуса не таращилась, чего нельзя было сказать о Невилле. Бедный затюканный первачок дышать боялся в сторону профессора, не то что глазеть. Он не был самоубийцей, в отличие от безголового Поттера. А Гарри не стеснялся, любопытно смотрел, как Северус вешает на пояс кобуру, снятую с рукава. Она, оказывается, висела раньше внутри правого рукава, и палочка выскальзывала в руку при необходимости. Для Гарри это было внове, и он подошел поближе, чтобы рассмотреть крепление кобуры, которая, как выяснилось, имела многофункциональную систему ремней и могла крепиться к руке, поясу и ноге.

Северус, возясь с ремешками, старался не психовать, видя совсем рядом любопытные глаза чертова Поттера, орать-то на него не за что было сейчас. Наконец кобура с палочкой была надежно прикреплена к поясу и зафиксирована на бедре, и Северус вопросительно посмотрел на Флоренца.

— Ну, куда теперь?

Гарри запоздало оглянулся, сообразив вдруг, что не видно Дверей, через которые они вошли сюда. До Гермионы это тоже дошло, и она испуганно пискнула:

— Ой, а обратно как?

Флоренц с сочувствием глянул на неё.

— Обратно вас теперь вернет только Аслан. А для этого его надо найти. Но… — тут кентавр неуверенно умолк. Огляделся по сторонам и виновато договорил: — Дело в том, что я не узнаю Нарнию. Она… какая-то другая. Как будто обновленная… свежее, больше.

— Так тебя же давно не было дома, — ткнул его в очевидное Северус. — А деревни и поселки имеют тенденцию разрастаться со временем. Тоже мне удивил…

— Ты не прав, Северус, — возразил Флоренц. — Я имел в виду совсем другое, — он повел рукой вокруг себя. — Это другая Нарния. Новая, — нашел он нужное слово.

— Ну, новая так новая, — согласился Северус. — Идти-то куда? У нас с собой нет ни еды, ни палатки, ни смены белья, если ты не заметил. Воздух здесь, конечно, сытный, но я сомневаюсь, что им можно наесться.

Флоренц посмотрел на ребят и смутился, поняв, что слова Северуса относятся к ним. Верно, о детях надо позаботиться: накормить, напоить, обеспечить им безопасность и комфорт. Снова осмотрелся, на сей раз с конкретной целью — определить хотя бы примерно, где они находятся. Увы, указатели, видимо, забыли поставить. Вокруг расстилалась всё та же зеленая безымянная долина без каких либо примет-достопримечательностей. Но зоркие глаза кентавра всё же не зря шарили по кустам, они высмотрели-таки живые души в этой дикой пустоши.

— Эй, господа! Позвольте обратиться! — крикнул Флоренц, обращаясь к табунку соловых лошадок неподалеку.

К вящему изумлению Северуса и детей, ближайшая лошадь подняла голову из травы и ответила по-человечески:

— Да, сударь?

— Вы не подскажете, уважаемая, где мы находимся?

— За последним лесом у великих прерий. — Голос лошади был сильным, глубоким, явно нечеловеческим, в нем звучали металлические нотки.

— Что-то я не помню таких земель в Нарнии, — усомнился Флоренц.

— Вы хотите сказать — в Старой Нарнии? — проницательно уточнила кобыла.

— Э-э-э… в смысле? — не понял Флоренц. Лошадь подняла голову повыше и озабоченно оглядела кентавра. После чего встревоженно спросила:

— Сынок, ты откуда взялся? Ты очень похож на Флоренца, погибшего ребёнка короля Рунвита и королевы Коррин.

— Ромашка? — узнал вдруг кобылу и Флоренц. Подошел, взял лошадиную морду в ладони, вгляделся в глаза и, уверившись окончательно, крепко обнял за шею. — Ромашка!..

— Ну чего сидите? — рослый конь сердито глянул на пичуг, сидящих на ветвях кустов. — Марш с вестями к кентаврам!

Птички всполошились, подхватились и с взволнованным чириканьем унеслись прочь. А лошади подошли и окружили людей и кентавра, оживленно нюхая и рассматривая их. При этом вели страстные переговоры, смысл которых вогнал Северуса и детей почти в кататонию…

— Я возьму девочку, и не спорьте, от мальчишек у меня потом бока болят, любят они пятками пинаться.

— Я вот этого посажу, в очках, он, наверное, самый легкий…

— Кто дядю повезет? Учтите, он тяжелый!

— А этот слишком толстый. Мальчик, ты сколько весишь?

Ну, ей-богу, Невилл и так-то не отличался красноречием, а тут и вовсе чуть не онемел от лошадиного вопроса прямо в лоб. Северусу тоже стало не по себе от пристальных оценивающих взглядов кобыл. А потом и вовсе поплохело, когда эти клячи вынесли общий вердикт:

— Пешком пойдет!

Вы думаете, человек такое издевательство выдержит? Вот и Северус взвился — оскорбленно воскликнул:

— Да что вы себе позволяете, мешки с костями?!

— Что ты сказал?.. — нехорошо прищурился рослый белогривый конь.

— Что слышал, скотина! — вызверился Северус.

Конь отвел уши назад, состроил строгую морду, развернулся и с дьявольской точностью всадил копыта в грудь скандалисту. Летел Северус далеко и красиво. Кусты вежливо расступились перед ним, не задерживая полет. Гарри и Невилл с Гермионой дружно отвалили челюсти, видя столь потрясающие методы воспитания от местных жителей. Где-то невидимо захохотала Букля, Флоренц, обернувшийся на шум, только головой покачал. Отойдя от кобылы, он подошел к Северусу, наклонился, внимательно осмотрел отпечаток копыт на белой майке посередине груди и укоризненно заметил:

— Северус, прошу быть повежливей с местными жителями. Говорящие кони хотя бы не кусаются, но что будет, если ты нарвешься на спор с медведем? — проследив за тем, как рука Северуса легла на рукоятку палочки, Флоренц наставительно добавил: — Не советую применять к ним магию. За убийство и членовредительство тебе придется отвечать по законам Нарнии.

Но не это добило Северуса, а фраза, сказанная Ромашкой соловому коню:

— Осенний Вальс, дорогой, в следующий раз постарайся бить не в полную силу, это всё-таки не твой сородич-конь, а существо иного вида. Кстати, в качестве извинения повезешь мужчину в Кэр-Паравел.

И как ни хотелось Северусу обратного, на коня ему пришлось взгромоздиться. Потому что шаг лошади шире человечьего и он мог безнадежно отстать и задержать всех в пути. Зато дети были просто осчастливлены, сидели на гладких спинах, держались за холки и знай покачивались в такт плавному ходу кобыл. Не отставала от них и Букля, полетав кругами, она садилась на холку какой-либо лошади и внаглую ехала, наслаждаясь качкой. Флоренц шел рядом с Осенним Вальсом и разговаривал с Ромашкой, пристроившейся с другой стороны.

— Значит, это Новая Нарния?

— Да, в Старой произошло преступление — прозвучала чудовищная ложь, приведшая к предательству и кровопролитию, и Аслан решил, что страна недостойна его внимания, и создал Новую, настоящую Нарнию. Причем Аслан учел свои прошлые ошибки и не стал претендовать на единую власть, а честно разделил её с законными покровителями — духами Природы.

Флоренц задумался.

— То есть раньше Вакх и Дионис не покровительствовали над Нарнией?

— Нет, прежде Аслан ставил себя выше богов, считал себя Единственным и Непогрешимым, как и все молодые сыны Императора-из-за-Моря, но после ошибки со Старой Нарнией, Аслан пересмотрел свои взгляды и скромно встал в тень Истинных богов. В конце концов он просто очень сильный волшебник, а не демиург, и у него хватило воли признать это. Кроме того, Аслан перестал играть со Временем, позволил ему течь в своем привычном русле, единственное, что он оставил себе — это магию Жизни. Он может Творить, Воскрешать и Карать.

Лошади шли кучно, и дети прекрасно слышали разговор Ромашки и Флоренца. Северус во время диалога несколько раз чуть не свалился со спины коня и то и дело щипал себя за бедро, чтобы удостовериться, что эти заумные речи ведут именно лошади с кентавром, а не профессора в мантиях.

— Как странно… — Флоренц задумчиво посмотрел по сторонам, о чем-то вспоминая, нашел ускользнувшую мысль и озвучил: — Мои родители… Ты сказала: «король Рунвит и королева Коррин», это откуда? Что-то не припомню, чтобы в детстве я носил титул принца.

— Это одна из причин смены приоритетов у Аслана, — в голосе Ромашки прозвучала печаль. — Ты не знаешь о тех событиях, Флоренц, они произошли уже после твоего исчезновения. Грянула Последняя битва, за которой последовала гибель Нарнии. Старой Нарнии, — уточнила лошадь. — Как я уже говорила — в Нарнии появилась ложь, повсеместно начался хаос и беспредел, предавать стали направо-налево, в том числе случилось и предательство твоего дяди, кентавра Грона, брата Коррин. Потом Битва, в ней, прости, дорогой, погиб твой отец, добрый звездочет Рунвит, он не поверил слухам и донес королю Тириану правду, а тот сдался лжецам. Смерть Рунвита послужила толчком к переосмыслению взглядов, ведь Аслан-то уже пообещал тебе помощь…

Флоренц растерянно оглянулся назад, словно желая удостовериться, что позади нет призраков. Ромашка мягко перебила его тревоги:

— Твой отец жив. Аслан приложил к этому все силы, чтобы восстановить былое благополучие Нарнии, вернуть ей процветание и надежность, для чего он и уничтожил старое и создал новое. Предательство ушло — вернулась Жизнь. В Новой Нарнии звездочет Рунвит стал королем кентавров, как самый верный и неподкупный вассал нарнийских королей. Отныне ты, Флоренц — принц Нарнийский.

— Уф… — Флоренц отер со лба пот и очумело глянул на Северуса, делясь с ним впечатлением. Тот его принял — ответил удивленным взглядом. И сам рискнул спросить:

— А разве смерть не конец? По-моему, те, кто умирает, попадает в Рай…

— Поначалу мы все так и думали, особенно дети Пэвенси, которые якобы погибли в железнодорожной катастрофе вместе с родителями, но это не так. Просто Аслан прекратил играть в бога и разрешил им наконец остаться, исполнил их желание, как добрый волшебник, коим он и должен был являться изначально.

Далее какое-то время ехали и шли в молчаливых размышлениях. Потом совершили небольшую остановку в яблоневом саду, где дети и лошади вдоволь подкрепились сладкими сочными плодами. Нашелся и родник кристально чистой воды, свежая и вкусная, она заметно подняла настроение. А вот Букле мыши обломались, ибо были они крупнее кролика. Как ни пучила сова в траву голодные глаза, увидеть привычную полевку ей так и не довелось. Ромашка вскоре сжалилась над бедной совушкой и предложила сделать небольшой крючок до рощи соевого дерева. Лошади-товарки согласились и все они неспешной рысью прогулялись до вышеназванного пункта.

Сперва Гарри показалось, что впереди пожар, потом сообразил, что пожар странный — без дыма. Подъехав ближе, понял — не пожар. Просто листья были красными и желтыми, сливаясь в огненный цвет. В этой печальной осенней роще росло соевое дерево, плод его, сорванный и очищенный, по вкусу оказался неотличим от вареного мяса, с ореховым привкусом и запахом. Разумеется, чудо-плоды не только сове дали, но и дети попробовали. Ох и наелись же они! Тем более, что тут же росла груша, так что вприкуску это было самое то.

Во второй половине дня появились птички-посланницы, доложившие, что король Рунвит с королевой и свитой выдвинулся навстречу и к закату будет в роще Фонарного столба. Услышав это, лошади сменили курс, свернув к северу.

И вообще, детям сильно повезло, что им встретились эти прекрасные создания, они не только облегчили им путь и составили компанию, но заботились, чего нельзя сказать о скакунах Англии. Посудите сами, ни одному из них не придет в голову притормозить перед препятствием, под которым они свободно проходят. Но не нарнийские лошади, они заранее предупреждали всадников.

— Дорогой, не спи, наклони головку — впереди веточка над тропой выросла.

— Внимание! Сейчас буду прыгать через канаву, держись крепче.

До рощи со странным названием наши герои добрались к закату, как и король Рунвит. Миг, и Флоренца сдавили в объятиях обрадованные родители, братья с сестрами и сородичи, коих прибыло без малого три десятка. Гарри с Гермионой и Невиллом сгрудились вокруг Северуса и со смешанными чувствами наблюдали за встречей. Флоренц вернулся домой, а для них путешествие только начиналось…

Этой ночью в Запретном лесу объявился новый оборотень. Его пронзительный плачущий вой разносился на четыре мили окрест и буквально пронизывал весь замок — от слизеринских подземелий до всех башен. Ему трогательно вторил Пушок, чем выдал себя с потрохами: отныне ни для кого не стало секретом — кто же заперт в коридоре на третьем этаже…

Студенты и профессора нервничали. Проклятый пришлый волк выл не переставая с ночи и до сего момента. Особенно страшно было Аргусу Филчу, ведь в его обязанности входило собрать и привести из леса студентов, отправленных на отработку. Но человек он был ответственный, поэтому, боясь и дрожа, вооружившись старой доброй клюкой, Филч добросовестно пошкандыбал в лес за тем, что осталось от студентов, как он неудачно выразился вчера, когда отводил наказанных первачков к Хагриду.

Пожалеет ли он о своих словах? Как ни страшно было Филчу, как ни старался обогнуть по дуге эпицентр воя, ноги упорно тащили старика именно к источнику плача. Поняв, что ходит кругами, Филч плюнул и, сжав покрепче клюку, вперся на полянку с двумя корявыми ивами. И остановился, сраженный зрелищем: по всей поляне были разбросаны гигантские пауки со следами насильственной смерти (некоторых попросту кто-то разорвал на куски), на краю канавы сидел Хагрид и вдохновенно выл.

Аккуратно огибая туши дохлых акромантулов, Филч пробрался к Хагриду и дрожащим голосом спросил:

— Что здесь, во имя святого Эльма, произошло?

Продолжая рыдать, Хагрид поднял руку с чем-то черным. Филч присмотрелся — рукав. Вернее два, из черного выглядывала манжета белой рубашки… Новым взглядом окинув поле битвы, Филч надтреснуто прохрипел:

— Где дети, Хагрид?..

Хагрид вместо ответа потряс рукавом и зарыдал горше прежнего.

Минерва нетерпеливо постучала в дверь, дождалась разрешения и вошла, крепко держа за ухо Драко Малфоя. Дамблдор удивленно глянул на ученика и вопросительно воззрился на деканшу.

— Этот наглец… — Минерва потрясла головой Малфоя, — удрал с отработок ещё ночью, представляете?! Я поймала мистера Малфоя у входа в слизеринские подземелья, но так как вы изволили почивать, мне пришлось запереть студента в учительской, чтобы спокойно дождаться утра и предъявить нарушителя вам.

Дамблдор прислушался к нескончаемому вою за окном, сложил два и два, и сухонько кашлянув, спросил студента:

— Вы ничего не видели, мистер Малфой?

— Видел, сэр! — заалел щечками тот. — Видел! Жуткий монстр! Единорога — в клочки! Весь в серебряной крови, с ног до… — тут Малфой запнулся, Дамблдор подбодрил, тревожно прислушиваясь — вой становился ближе:

— До?..

— Ну, собственно, ног я не видел, — замямлил Драко. — Как и головы. Он был похож на сгусток тьмы, сэр… Но единорога он жрал, сэр! Весь в крови единорожьей заляпался…

— Какая чушь! — взорвалась Минерва. — Врет он всё! Нет в нашем лесу такого монстра, который способен убить волшебного единорога! Вы, маленький лжец! — она встряхнула Малфоя за то же многострадальное ухо. — Прекращайте нам сочинять сказки! Так я вам и поверила! Это уже ни в какие рамки: то у вас дракона на башню тащат, то единорога на куски рвет неведомый монстр. Хватит! Я напишу вашему отцу, пусть он…

Договорить Минерва не успела — в дверь постучали, и после разрешения директора в кабинет вошли Филч и воющий Хагрид. Вопрос об оборотне отпал. Ненадолго. Потому что Филч в мрачно-торжественном молчании положил на стол рукава, оторванные от сюртука и рубашки профессора Снейпа.

— Что это? — недоуменно спросил Дамблдор.

— То, что осталось от профессора Снейпа, сэр, — проскрипел Филч. — Он погиб, защищая детей от акромантулов. Когда на шум битвы подоспел Хагрид, от них даже крошки не было… Должен сказать, Хагрид повел себя очень достойно, отомстив за детей и Снейпа — от горя он перебил всех пауков, каких смог достать.

— А единорог? — машинально брякнул Дамблдор.

— И единорог тоже, — закивал Филч. — Чуть дальше лежит, распотрошенный. И ещё. Когда мы выходили из леса, нам встретились Бэйн и Ронан, они сказали, что Марс стал бледным. Это весьма необычный феномен: сначала он покраснел, предвещая войны и кровопролития, а потом вдруг раз и сошел на нет… Получается, что звезды известили нас о том, что прольется кровь Северуса и детей? Избранный… погиб?..

На этой похоронной ноте Филч потерянно умолк. Хагрид, подавлявший плач во время доклада, возрыдал снова в полный голос. Портреты прежних директоров и директрис тревожно переглянулись и начали расползаться по картинам своих потомков, спеша донести печальные вести. В том числе и Финеас Найджелус Блэк, рванувший к Долгопупсам, будучи дедушкой Каллидоры Блэк, он счел необходимым известить свою дальнюю родственницу, праправнучку Августу. Дайлис Дервент, напротив, понеслась в резиденцию Блэков, к своей драгоценной подруженьке, Вальбурге… А Дормидонт Малфой, глядя на красное ухо Драко, всё ещё зажатое в цепких пальцах Минервы, глухо кашлянул, привлекая к себе внимание:

— Мадам МакГонагалл, отпустите, наконец, ухо моего потомка, иначе Люциус объявит виру вам вместе с леди Долгопупс.

— Какую виру? — тупо захлопала та глазами. — За что?

Сидящий на жердочке феникс вдруг спрыгнул на пол и юркнул под стол. В следующий миг рухнул антитрансгрессионный щит вокруг Хогвартса, сметенный разъяренной бабушкой. Она была настолько взбешена, что трансгрессировала прямо в кабинет директора, наплевав на все магические препоны. Моментально заморозив Петрификусом Дамблдора и Минерву, Августа подошла, пристально всмотрелась им в глаза, и только потом спросила у портретов:

— Кто отправил моего внука в ночной лес?

— Оба, — Финеас взбил на груди пышные кружевные брыжи и хмуро глянул на людей в кабинете: — Дамблдор велел — МакГонагалл исполнила. Причем ни один из них ни на секунду не задумался о том, как это опасно. Он, — кивок на Дамблдора, — говорит: «А что, Минни, детишки ещё не наказаны?», эта, — кивок на Минерву, — отвечает: «нет, Альбус, ждем вашего решения, как вы и велели». И этот, — Финеас бросил на Дамблдора кислый взгляд, — величайший мудрец нашего времени распорядился отрядить четырех нарушителей на отработку к Хагриду в ночной Запретный лес, при этом потирал ручки и приговаривал: «посмотрим, как славный мальчик Гарри справится с самым темным злом в своей жизни»…

— Значит, самое темное зло? — процедила Августа. — И кого же вы спустили на детей в качестве самого темного зла? Акромантулов?

— Нет, — всхлипнул Хагрид. — Это не паучки единорожку убили… Великий ч-человек Дамблдор хотел, чтобы Гарри встретился лицом к лицу с… с Тем-Кто-Убил-Поттеров… Х-хотел, чтобы мальчик с-столкнулся л-лично со с-смертью.

— Ах, ну да, — Финеас на портрете принялся полировать ногти о рукав. — Самое темное зло, оно же самое крайнее, что может стоять на краю… Короче говоря, наш многомудрый директор отправил ученика знакомиться со смертью, смотреть, как убивают живое существо, как оно умирает. Ну и заодно посмотреть на убийцу своих родителей. М-да-а-а, Дамблдор, а ты в своем ли уме?

— Но я… — заблеял Дамблдор, пересилив чары Заморозки. — Я всё предусмотрел, я договорился… Флоренц обещал…

— Флоренц там был, — сквозь рыдания проговорил Хагрид. — Он доставил Гарри к опушке, потом, наверное, ушел, он кентавр, он не обязан…

Дамблдор закусил волосатую губу. Минерва рассердилась на Хагрида и зашипела, благо, чары Заморозки слегка спали:

— А ты почему не проследил за детьми, Рубеус? Ты-то зачем ушел?

— Неправильный вопрос, Минерва, — злобно отчеканила Августа. — Дети вообще не должны были оказаться в лесу! И их туда отправила ты. Так будь же ты за это проклята на веки вечные!

Короткий взмах палочкой и Минерва резко уменьшилась, став, простите, гусеницей. Августа на этом не остановилась — направив палочку на Дамблдора, она совершила похожее заклинание, от которого Дамблдор тоже уменьшился, исчезнув за столешницей. Хагриду и Драко пришлось обойти стол, чтобы увидеть, в кого превратили директора. На бордовой подушке с удивленным видом моргала крупная бородатая улитка.

Финеас хмыкнул и окликнул Хагрида:

— Возьмите вон ту вазочку от лимонных долек и посадите туда этих, хм, господ, чтобы они смогли предстать перед магическим судом, желательно, в целом виде, не раздавленном…

— Тьфу ты! — сплюнула Августа. — Об этом-то я и не подумала.

— То есть, они превращены необратимо? — мило поразился Финеас.

— Да, — Августа с отвращением глянула на полосатую серую гусеницу. — Они останутся такими навсегда.

Из-под стола робко выглянула рыжеволосая девушка. Опасливо оглядев доступную часть помещения, она осторожно выбралась и выпрямилась во весь рост. Августа, Хагрид и Драко неуверенно покосились на жердочку, потом под стол — насколько они помнили, с насеста туда юркнул феникс.

— Вы кто, мисс? — озадаченно спросила Августа. Хагрид присмотрелся к девушке и всплеснул лопатами, громогласно восклицая:

— Лили! Лили Поттер!

— Черта с два я тебе Лили Поттер! — заорала девушка, пиная стол. — Не Поттер я и никогда ею не была! — её рыжие от злости глаза обежали кабинет и остановились на улитке. Зарычав и скрючив пальцы наподобие когтей, она коршуном ринулась на моллюска, но её в полете машинально перехватил Хагрид, на уровне инстинктов спасая ничтожную душонку бородатыча. — Пусти! — заверещала Лили, когтя воздух, силясь добраться до Дамблдора. — Пусти! Я ему покажу, как стирать память моему мужу, красть моего ребёнка и запирать меня в теле птицы на многие годы!

Августа с Финеасом обменялись заинтригованными взглядами и дружно уставились на пленницу Дамблдора. Такого вотэтоповорота волшебный мир точно не ожидал. И от кого? От Альбуса, свет его, Дамблдора!

— Не понял… — загудел тем временем Хагрид. — А куды ж прежний-то феникс подевался? Я ить кумекал на днях, а с чего это Фоукс пол-то сменил, и так и не врубился по сию пору…

Лили перестала вырываться, повиснув котёнком в руках великана, она миролюбиво пояснила:

— А сгорел Фоукс. Давным-давно сгорел, ещё в восьмидесятых, и его место на жердочке заняла я — немая и скованная заклятием.

— А чья вы жена, простите? — опомнилась Августа.

— Северуса, — ответила Лили. Хагрид, видя, что она не рвется больше к улитке, бережно поставил девушку на пол. И та представилась стоя, а не вися позорно: — Я Лили Снейп. Свадьбу мы справили по-маггловски, после рождения ребёнка собирались повторить, чтобы и в волшебном мире были те же документы. Кто же знал, что у одного му-у-у… урода будут на нас какие-то планы?! — Лили гневно потрясла кулачком в сторону бородатой улитки в вазочке. — Ему, оказывается, надо было, чтобы моим мужем стал Джеймс Поттер, вот и перехватил нас: Северусу память начисто стер, меня околдовал до полного нестояния и втюхал в жены этому оленю! Ладно, затаилась я, стала ждать, к чему вся эта свистопляска, Гарри родила, оленя ветвисторогого терпела… И только через год поняла — зачем всё это Дамблдору. Он нас с Гарри наживкой для акулы сделал, приманкой для Волан-де-Морта.

Все были так поглощены рассказом, что никто и не вздрогнул при упоминании зловещего имени. Спросили только:

— А зачем для этого нужен был Джеймс Поттер?

— Для предательства, представляете?! Только у Джеймса был такой дружок, способный предать! У Северуса-то все друзья настоящие, неподкупные, преданные! А у Джеймса были очень такие продажные дружки-человечки: Питер Петтигрю, Наземникус Флетчер. На кого-то из них Дамблдор возлагал большие надежды по части предательства. И оказался прав — Поттера предал Питер Петтигрю. Ну можно мне его раздавить? — безо всякого перехода взмолилась Лили, пока прочие соображали — кого? — она нацелилась на стол и уже почти схватила улитку. Но её руки цапнули лишь воздух — Хагрид снова успел перехватить добрую девочку. Всё-таки опыт общения с опасными тварями сказывался, Хагрид хватал её просто по наитию.

Драко, всё это время простоявший молча и в тени, решил привлечь внимание увлекшихся взрослых к одному немаловажному факту.

— Кто-нибудь сообщит Грейнджерам о том, что погибла их дочь? — процедил он, растягивая слова, силясь не расплакаться о своем безвременно ушедшем любимом недруге Гарри Поттере.

Августа не знала, кто такие Грейнджеры, Хагрид обыкновенно затупил, сказал, что, наверное, по родовому гобелену узнают… Августа посмотрела на него, хлопнула себя по лбу и со словами «вот я дура», трансгрессировала прочь. Вернулась она через пару минут — никто и соскучится не успел — и радостно доложила:

— Жив Невилл! Его имя по-прежнему ярко вышито на гобелене.

— Детишки живы?! — обрадовался Хагрид. — Но тогда где они? И что со Снейпом? — бросил он виноватый взгляд на рукава, валяющиеся на столе.

Замолчали, обдумывая возникший вопрос. Ушли в безопасное место с Флоренцом? Но что же тогда с Северусом, от которого остались клочки одежды? На эти загадки у магов, впрочем, была одна попытка найти ответ — поисковое заклинание. Его и решила применить Августа, с чем все и покинули кабинет директора. Вазочку с полосатой гусеницей и бородатым моллюском прихватили с собой — мало ли, сбегут, уползут куда-нибудь, и ищи-свищи.

Пришли на опушку, Августа вынула из сумки лист пергамента и, пока тот сворачивался в самолетик, пела катрены, нацелив палочку на свое запястье. Допела, смахнула капельку крови на готовно подставившийся самолетик, а когда он повернулся и полетел в лес, маги пошли за ним.

Бумажная следилочка привела их к той самой поляне с корявыми ивами и кучей битых безвинно пауков. Теперь Хагрид смотрел на них виновато — зря он их передавил… Самолетик, вихляя на полном безветрии, пролетел к ивам и снизившись, лег, стрелой указывая в проем между стволами. Хагрид ничего не понял, прошел, заглянул в проем, обошел вокруг одного дерева, потом вокруг второго и всё равно ничего не понял.

— Хагрид, не мешай! — прогнала его Августа. — Я пытаюсь уловить остаточную магию…

Хагрид поспешно убрался с линии огня и, встав в сторонке, вместе с Лили, Филчем и Драко наблюдал за тем, как колдует старая волшебница. Филч при этом держал в руке вазочку со ставшими смешными профессорами. Августа спустилась в канаву, ходила вокруг ивушек, постукивала палочкой по стволам и что-то тихо бормотала. Заклинания, наверное. Или ругательства. Наконец она разобралась с тем, что ей палочка и магия талдычили, и выпрямилась.

— Есть остаточная магия! Здесь был использован межмировой портал.

Вот как… целый портал и даже межмировой. Осталось только загрустить и позавидовать. Что они и сделали — дружно уставились в круг, образованный двумя кривыми горбылями престарелых ив, и начали вздыхать и гадать о неведомых мирах, куда удрали Северус с детьми, спасаясь от пауков. Добившись хоть какой-то определенности, Августа со-товарищи вернулись к замку, у которого их ждал отряд Мракоборцев, вызванные портретами. Бравые магические полицейские, завидев средь подошедших давно погибшую и похороненную женщину, заволновались и зашушукались, Августа, пока они не натворили глупостей, поспешно позвала главного:

— Мистер Скримджер, не проверите ли Лили на предмет принудительных чар?

Получив задание в нужном направлении, Скримджер так и сделал, и кривовато отвалил рот, с изумлением изучая диагностические показания своей собственной палочки. Палочка, такая же честная, как сам начальник Мракоборческого центра, честно доложила, что на этой девушке (по имени Лили Эванс-Снейп, между прочим!) долгие годы лежали чары принудительно наведенной личины, столько же лет была скована заклятьями немоты и насильно удерживалась в плену. На этой волне встревоженный Скримджер просканировал Лили медицинскими диагностическими чарами, озаботившись здоровьем пленницы. И только после этого свирепо пророкотал:

— Дамблдор у себя? Я должен его немедленно арестовать!

Филч кашлянул и протянул вазочку. Руфус Скримджер, сейчас как никогда похожий на грозного старого льва, подошел и вежливо заглянул в емкость. Дамблдора он узнал сразу, ибо бородатые улитки на свете крайне редко встречаются, про гусеницу долго думал, гадал и прикидывал — кто такая? Пока один Мракоборец не заметил:

— А че она такая странная? Как кошка окрашена…

— МакГонагалл?! — допетрил Скримджер. Сверкнул желтыми глазами и поинтересовался: — Ну и чья это работа? Кто их так заколдовал?

— Я, — нехотя призналась Августа. И объяснилась: — Я думала, что мой единственный внук умер. А от моего колдовства почему-то расколдовалась Лили.

— Так это же понятно, — принялся втолковывать Руфус. — Вы лишили Дамблдора магии, а её законы таковы: если колдун по каким-либо причинам теряет магию или погибает, то его колдовство сходит на нет, то есть прекращается. Зачарованные им люди и предметы обретают законный облик.

Договорил и задумался.

— И как мне теперь быть? Могу ли я юридически арестовать улитку?

Его заверили, что может, потому что во-первых, это Дамблдор, а во-вторых, он просто выглядит теперь так — бородатой улиткой. А суть его осталась прежней, вон, если присмотреться, то можно рассмотреть голубые глазки на шишечках антенн, а ниже, на усах, видны очки-половинчики…

— А ракушка ему зачем? — Скримджер пощелкал ногтем по сифону.

— А это груз его грехов! — нашлись мракоборцы.

— Ладно, — кивнул Руфус. — А с МакГонагалл что? Какой она породы — хищной или вегетарианской, в смысле, чем её кормить, тараканами или пыльцой?

— Кошачьей мятой! — брякнул кто-то.

И да простят меня моралисты — над бородатой улиткой Дамблдором и Минервой-гусеницей простые добрые работяги всласть поржали. А отсмеявшись, достали в замке стеклянный фужер и трансфигурировали в маленький аквариумчик, куда и пересадили незадачливых магов. Аквариумчик плотно закрыли крышкой с дырочками для дыхания.

На ночь Северуса и детей устроили в шатре, установленном специально для них. Он был просторен и высок, падал снаружи тяжелыми складками цвета вина, внутри же был отделан атласом и шелками, кровати, стол и прочая мебель поразила гостей по самое не могу, это ж надо, мебель для шатров с собой возить! И не только мебель, но и матрасы с перинами, подушки-одеяла, ковры на полу, посуда золотая-серебряная и фаянсовая на столе…

Кушанья, поданные к ужину, тоже поразили воображение Северуса и ребят: фрукты-овощи свежие, те же фрукты и овощи печеные, вареные да соленые-маринованные. Зелень всякая-разная. Каша, рыба и креветки, корзина с хлебом и печеньем, кувшины с соками-винами и родниковой водой, крынка с молоком для детей (!). Ешьте, гости дорогие, от пуза, и спите крепко!

Но круче всего оказался переносной клозет. Об этом редко пишут, но деталь необходимая, особенно для дальних переходов. Роется яма, неглубокая, на одну только ночь, поверх неё ставится кресло с дырой, исполняющее роль унитаза, оно, в свою очередь, огораживается со всех сторон ширмой. Вот и вся конструкция, простенько и со вкусом. Но эта простота очень понравилась Гермионе, по достоинству оценившей походный туалет.

Трапезничали «на улице» за длинным дубовым столом, составленным из широких досок, уложенных на козлы-подставки. Кентавров всего тридцать, но из-за постоянного их перемещения, казалось, весь лагерь заполонен. Между ними туда-сюда сновали гепарды, тигры и псы — тяжелые желтые мастифы. К ним присоединились соловые лошади, доставившие детей и Северуса к лагерю.

Нескольких лошадей зачем-то окружили кентавры, любопытный не в меру Гарри присмотрелся к группкам и увидел, что три кобылы и конь примеряют на спину седла, привезенные кентаврами. Ух ты! Восхитившись, Гарри привлек к этому внимание друзей.

— Смотрите! Нам верховых животных готовят.

— Здорово, — согласилась Гермиона. — Но не понимаю, к чему столько помпезности? Шатер с громоздкой мебелью, все эти флаги, штандарты…

— Кухня, кузня, обозы, — подхватил Невилл и покачал головой. — Не понимаешь ты, Гермиона, ничего в дальних походах королевских кортежей. Ты вот увидела кентавров Запретного леса и всё, наставила на весь их род единый шаблон, а очевидного не видишь. Это тебе не дикие Бэйн и Ронан, голые и чванливые, рассуждающие о том, что Марс нынче красный. Обрати внимание на доспехи здешних кентавров, их попоны, ремни-держатели для оружия, упряжь, посмотри, как защищены их ноги, руки, торсы…

Гермиона нахмурилась, оглядела всё, что перечислил ей Невилл, и недовольно буркнула:

— Всё равно не могу представить себе цивилизованных кентавров! О них всегда писали, что это полудикий народ полуконей-полулюдей, живущий племенами.

— Ну почему ты такая упертая? — застонал Невилл. — И зачем представлять? Их же и так видно, цивилизованных кентавров.

А Гермиону понесло:

— И вообще, как звери могут разговаривать?! Им же физически это нереально! Их губы, строение ротовой полости, гортань, голосовые связки самой природой не предназначены к разговорной речи! Как, ну как это возможно?! Если честно, говорящие лошади вогнали меня в ступор, мой мир никогда теперь не будет прежним!

Мимо шел гепард. Приостановившись возле Гермионы, он посмотрел на девочку с какой-то опаской и тормознул идущего параллельно пса:

— Эдди, ты слышал?

— Слышал, — отмахнулся хвостом Эдди. — Не переживай, Сэнди, Аслан разберется с неверной.

Гарри поперхнулся и закашлялся. Невилл наставил на Гермиону вилку и попенял ей:

— Сбавь обороты, о тебе вот-вот поползут слухи. Так что поосторожнее, не задень здешнюю религию.

— Но звери! — уперлась Гермиона рогом. — Звери не должны владеть речью!

Гарри прокашлялся, успокоил дыхание и воззвал к логике девчонки:

— Гермиона, а ты не читала сказки о трех медведях, маленьких пони, крошках ягнятах и прочие, в которых фигурируют говорящие зверушки?

— Так это сказки, Гарри, — Гермиона недоуменно посмотрела на Гарри. — При чем тут они?

— А мы с тобой где, по-твоему? — Гарри повел рукой вокруг. — Мы сами в сказке… или, как выражаются некоторые писатели-фантасты — в условно-сказочной реальности. Мы волшебники, Гермиона, и, вспомни, как магглы говорят: «Волшебников не существует, они выдуманы и живут в сказках!» Ты же про себя не думаешь, что ты сказочная?

— Вот! — утвердительно покивал Невилл. — Гарри прав! Мы из мира волшебников попали в настоящий волшебный мир, вот и вся разница.

Гермиона честно попыталась уложить в голове сказанное Невиллом, но оно казалось несовместимым и в голове укладываться не желало. Гарри, глядя на её окаменевшее лицо, застонал:

— Гермиона, ну давно тебе было пять лет?!

— Семь лет назад. — отчеканила девчонка. — Мне двенадцать!

Ах, ну да, целую вечность назад, давно уже не малышка. Мальчишки переглянулись и оставили попытки достучаться до Гермионы, злосчастной заучки, слишком взрослой в свои двенадцать, чтобы верить в какие-то там детские сказочки. Если подумать, Гермиона и к волшебству отнеслась не как к чуду, а сразу начала выискивать в нем практическую пользу. Сама же сказала им в поезде, что прочла и запомнила наизусть все учебники и выучила несколько заклинаний…

Северус сидел на другом конце стола, подальше от детей, и наслаждался креветками в белом вине и эскарго — чрезвычайно вкусными улитками. Специальной узкой вилочкой он выуживал запеченных моллюсков из ракушек, окунал в восхитительный соус и отправлял в рот. Запивал всю эту вкусноту глотком благородного красного полусладкого. Давно Северус не получал такого удовольствия. Да и где? В древнем замке с сугубо английской кухней, где на завтрак подается овсянка, яичница с гренками и селедка?!

Ночь прошла спокойно, кровати были тактично расставлены по разным углам шатра и задрапированы не только пологами друг от друга, но и занавесями, образовавшие таким образом уютные закуточки-комнатки.

Утром последовал легкий завтрак, а пока дети подкреплялись картофельным супом, кентавры сворачивали лагерь: разбирали-складывали шатры-кровати, грузили на обозы, запряженные круторогими быками и носорогами, в некоторые телеги, кстати, впрягались и сами кентавры. Дождались, когда гости доедят, собрали-помыли-прибрали последние ложки с тарелками, и дали сигнал к отправке.

Затрубил рожок. К детям подошли оседланные кобылы, к Северусу — рослый Вальс. И тут возникла заминка.

— Извините, но где уздечки? — непреклонным тоном вопросила Гермиона. На неё посмотрели, как на беглянку из Бедлама.

— Гермиона, — осторожно обратился к ней Гарри. — Какие уздечки? Это нарнийские лошади, им не нужно управление…

— Но они заседланы, а значит, положена полная амуниция!

— Послушай, девочка, — не выдержала кобыла. — Нами не нужно управлять, мы прекрасно знаем дорогу в отличие от немых лошадей обычного мира.

— А зачем тогда вам седла? — уперлась Гермиона.

— Для защиты наших спин и вашей одежды, о, необразованная! — гневно упрекнул девчонку высокий Вальс.

Это замечание о необразованности отчего-то заставило Гермиону замолчать. Присмирев, она ухватилась за луку, вставила ногу в стремя и, оттолкнувшись, взлетела в седло. Убедившись, что конфликты исчерпаны, остальные тоже заняли свои места на лошадиных спинах. Снова переливчато пропел рожок, и королевский кортеж, построившись в колонну, двинулся в путь.

Проезжая густой пролесок, Гарри заметил неподалеку от дороги свет. Он загадочно мерцал из елово-соснового мрака, и казался чем-то знакомым. Лошадь, видя его интерес, вежливо притормозила.

— Хочешь взглянуть поближе?

— Да, если можно… — робко согласился Гарри.

— А почему нельзя? Фонарный столб — уникальная нарнийская достопримечательность, возникшая здесь с самого зарождения мира, и мы рады, что Аслан сохранил её и в Новой Нарнии.

В итоге Северус с детьми съехали с дороги и вскоре окружили знаменательный объект. Внешне фонарный столб почти ничем не отличался от лондонских фонарей конца девятнадцатого века. Железный, невысокий, в навершии сиял огонь, освещая окружающее пространство. Красивый. Как-то сразу становилось понятно, что он живой, растет здесь, а не просто стоит, питаясь не от бытового газа, подобно лондонским фонарям, а от природного источника местной земли. Меж железных корней просочились гибкие плети вьюнков, зелеными змейками обвившие столб по всей длине, и радуя глаз синими и белыми цветками. Чудесный, необъяснимый, странный и такой волшебный Фонарный столб! От эдакого чуда даже Гермиона притихла, сидела в седле, глазела, и честно удивлялась.

Нагляделись, надивились, и, преисполнившись впечатлений, поехали дальше. Над дорогой клубилась желтая пыль, стучали копыта лошадей, кентавров, быков, тяжко топали носороги, везущие кузню и подводу с углем, скрипели колеса и звенела упряжь. По сторонам дороги, незаметные в пыли, рысили псы, тигры и гепарды, и Гарри порой задавался вопросом — для чего кентаврам такие спутники?

Выяснить это ему удалось на привале в полдень, когда остановились на обед. Держа в руке тарелку с перекусом, Гарри услышал, как один молодой кентавр громко позвал:

— Пенни, Пенни, где ты? Иди сюда, я обещал тебе показать…

На зов к кентавру споро принесся гепард-подросток и восхищенно замер, глядя на открывшуюся ему панораму.

— Ух ты! Это та самая Старица?!

Пенни стояла передними лапами на белом камне и смотрела вниз в долину реки, стоявший рядом кентавр нагнулся и ласково провел ладонью по косматому загривку. Доедал Гарри с ощущением умиротворенности — он нашел ответ. Кентавров и их спутников, больших котов и псов, связывала простая добрая дружба.

Во второй половине дня Северус внезапно почувствовал себя нехорошо: в глазах потемнело, загудело в ушах и начало жечь Метку на предплечье и запястья рук. Осенний Вальс первый понял, что с его наездником что-то не то, и встревоженно остановился, оглянулся на Северуса, потом сильно изогнув шею и придерживая человека мордой, аккуратно лег на землю. Подоспевшие кентавры сняли теряющего сознание Северуса со спины коня и бережно уложили на траву. Отступили, переглядываясь и ища глазами Флоренца. Тот, ушедший далеко вперед, уже скакал назад вдоль колонны, встревоженный внезапной остановкой.

— Что случилось? Северус, эй… — опустившись на колени, Флоренц склонился к лицу Северуса, потрогал щеки, лоб, приподнял веко. Взял за руки, но тут же отпустил, почувствовав, что они горячи. Присмотревшись и всё поняв, подтянул тело друга к груди и крепко обнял. Умирала Черная Метка Темного Лорда и спадали, сгорая, клятвы Непреложных обетов, обвитые вокруг запястий — печати рабства Альбуса Дамблдора.

Изрядно перепуганные Гарри и Невилл с Гермионой стояли подле лошадей и со страхом смотрели на происходящее. Как ни недолюбливали они профессора Снейпа, видеть его внезапную немощь было всё-таки жутко.

— Флоренц, что произошло? — беспомощно спросил ничего не знавший и не понимавший Рунвит.

— Что-то стряслось в том мире, из которого мы пришли… — договорить Флоренц не успел — застонал Гарри, схватился за голову, согнулся и упал на колени. Гермиона и Невилл безотчетно похватались за него.

— Гарри! Гарри! Что с тобой, Гарри?

Мальчик застонал снова, потом скинул очки и принялся сильно тереть глаза и царапать щеки, словно пытаясь содрать с себя кожу. Испугавшись, Гермиона схватила его за руки.

— Не надо, Гарри, что ты делаешь?.. — застенала в ужасе девочка.

— Спокойно! — властно произнес чей-то голос. — К ним возвращаются стертая память и краденая личина.

Гермиона и Невилл подняли головы — к ним сквозь толпу лошадей и кентавров шагал гигантский лев. От него исходило мягкое золотистое сияние, которое, впрочем, никак не подавляло волны струящейся мощи. Он был прекрасен и ужасен одновременно, почему-то только так и можно было описать Великого Аслана…

Подойдя ближе и став при этом ещё больше, Золотой Лев громадной лапой взял Гарри (тот поместился во львиной ладони как мышонок в лапе леопарда!) и улегся здесь же, прижав мальчика к груди, после чего негромко попросил:

— Дайте мне отца.

А так как он указывал взглядом на Северуса, то у кентавров и вопросов не возникло — молча подняли бессознательного мужчину, поднесли и возложили к груди Льва. Нежно прижав к себе Гарри и Северуса, Аслан принялся тепло дышать на них, тихо приговаривая:

— Спите, исцеляйтесь. Северус, вспомни дитя свое, вспомни, как ты ждал и любил его. Гарри, спи и не печалься ни о чем.

Догорели-дотлели красные оковы Непреложных, стаяли-сошли с запястий, исчезла, растворившись бесследно Черная Метка, и разгладились, ушли со лба тревожные морщины, посветлело, помолодело лицо Северуса.

И спал он крепко, безболезненно во сне вспоминая: окончание учебы в школе, выпуск, встречи-поцелуи под луной. Белая фата на прекрасной невесте, гордый и счастливый отец, Гарри Эванс. Уже тогда они знали, как назвать своего сына… Потом… это страшно, но безболезненно, во сне всё пройдет без боли, мощнейший Конфундус от Дамблдора, тотальный Обливиэйт, и Северус на службе у Темного Лорда, а Лили, солнечная, славная Лили, околдованная и безвольная, отдана насильно в жены Поттеру.

Но имя отца не забыто: мальчик, хоть и рожден под фамилией Поттера, назван в честь дедушки — Гарри. А имя маггла, соседа Снейпов, Дамблдор не стер из памяти Северуса, просто потому, что не знал о существовании Гарри Эванса.

И мальчик, пришедший в Хогвартс в девяносто первом году, мальчик с зелеными глазами, с лицом Джеймса Поттера, отзывающийся на имя «Гарри», был не так трагично воспринят Северусом. Безвольная марионетка Дамблдора, спеленатый клятвами, как египетская мумия, Северус всё же нашел в себе силы перехватить заклинание Квиррелла и удержать метлу в воздухе, никому не дав причинить вреда Гарри. Его зовут Гарри. Просто Гарри. И это не просто имя, это имя соседа-маггла, отца Лили.

Сон-воспоминание глубок, но даже сквозь него Северус слышит рядом дыхание сына. Он чувствует тепло родного тела и его руки бессознательно тянутся к ребёнку, обнимают, прижимают крепко-крепко… Также крепко обнимает отца и Гарри. Волшебство Аслана действует очень мягко, щадяще-нежно, деликатно. Он знает, как всё исправить, и делает это очень аккуратно, правильно.

Текут по щекам Невилла горячие слезы: он видит и знает — чудо возможно. Он тоже обнимет своих родителей, а те обнимут его. Он верит Аслану. Верит в Аслана… По-своему тронута и Гермиона, она кусает губы, видя, как меняется лицо Гарри, как оно приобретают чуточку иные черты, чернее становятся брови и волосы, прямее и длиннее нос. Гермиона умна, начитана, и прекрасно понимает, что за волшебство произошло у неё на глазах. Похищения и подмены ей не в диковинку, много она их начиталась, и поэтому совсем не удивляется тому, чему стала свидетельницей. Лишь один вопрос остался у неё — кто это всё затеял? Но уже через минуту Гермиона поняла, что, пожалуй, знает ответ, вспомнив слова Флоренца, сказанные в Запретном лесу: «Красный Марс говорит о начале грядущей войны, в которой прольется горячая кровь волшебников. Битва начнется скоро, но ещё раньше дети станут убийцами, спасая поддельный камень. Именно к этому вас подталкивает директор Дамблдор». Дамблдор, вот кто ко всему этому причастен, вот кто играет с их жизнями…

Понимая, что таинство это надолго, кентавры поставили новый лагерь, виртуозно и почти бесшумно возведя шатер вокруг Аслана и его подопечных. Остаток долгого дня и не менее длиннющего вечера Гермиона и Невилл прослонялись по лагерю и окрестностям, лазая по рыжим и серым скалам. Зачем? Ну, просто так короче ожидание, понимаете? За делами, как издавна известно, время бежит быстрее. А потом настала ночь, милостиво сократив время ещё больше.

Просыпаясь, Гарри немножко удивился странноватой позе. И разве он когда-нибудь засыпал в чьих-то объятиях? Но это было так: он лежал у кого-то на груди и этот кто-то тепло обнимал его. На секунду вспомнился чудесный сон и сердечко Гарри взволнованно застучало — неужели это не сон?! И как ни страшно ему было, глаза он всё же рискнул открыть. И увидел: он лежит на груди Снейпа, тот действительно, на самом деле обнимает его, а сами они оба находятся в лапах огромного Льва.

Он смотрел на них с бесконечной любовью во взгляде, неуловимо улыбался и… Оберегал. Гарри впервые осознал, что значит странная, загадочная фраза, слышанная или прочитанная где-то: «быть в ладонях Бога».

Глубоко вздохнул, просыпаясь, Северус. Гарри, замерев, с затаенной робостью смотрел в лицо родного человека и ждал, сладко обмирая. Черные, затуманенные со сна, с печатью уходящей боли на дне, глаза скользнули по Льву и остановились на Гарри. Вспыхнули искрами узнавания, в глубине промелькнула тень воспоминаний, из груди вырвался рваный вздох, сильные руки приподняли мальчика и прижали к груди. Гарри облегченно облапил папу за шею и крепко-прекрепко прижался сам — иногда слова просто не нужны…

Долго сидели Гарри и Северус в объятиях друг друга, практически утонув при этом в золотой гриве Аслана, а тот лежал и с бесконечным терпением поджидал их. Наконец эмоции обрели рамки, устаканились в них, и отец с сыном смогли без лишнего психоза разомкнуть объятия и сползти с лап плюшевого гиганта. Держа обретенного сына за плечи, Северус с полупоклоном поблагодарил волшебного зверя:

— Благодарю вас, сэр. Теперь я знаю, как и за что отомстить Дамблдору. Лили это не вернет, конечно, но подлому колдуну я всё-таки предъявлю претензии…

— Возможно, — Лев лукаво глянул на Северуса. И что-то такое было в его мудром, всеведущем взгляде, что у Гарри всё захолонуло внутри и он часто-часто задышал, умоляюще глядя на отца — это же правда? Мама жива?!

Засияла новыми, ярчайшими красками возрожденная жизнь, пробужденная внезапной надеждой. Полной грудью вдохнул Северус, ощущая, как к нему возвращается счастье. Лили жива…

Когда волнение маленько улеглось и вернулась возможность говорить, Северус легонько сжал плечи сына.

— Ну… Домой? — нерешительно спросил он.

Да! Домой! Гарри очень хотелось крикнуть эти самые главные сейчас слова, но что-то удерживало его от этого порыва. Что-то мешало. Глаза мальчика скользнули по пологам шатра, по складкам атласа и шелка, по золотой фигуре Льва, и нахмурился. Что-то важное ускользнуло из памяти, и Гарри отчаянно силился найти и поймать убежавшую мысль. Мама? Ну, наверное, очень хотелось её увидеть, узнать её наконец, но… Вспомнив, Гарри поднял на Северуса серьезные глаза.

— А как же Невилл? Мы прошли сюда, чтобы помочь Флоренцу, открыли ему Дверь с помощью палочки Невилла, а ему ведь тоже нужна помощь, я помню, он говорил что-то о лекарстве…

— Действительно, — нахмурился Северус. Посмотрел на Аслана и обратился к нему: — Родители Невилла находятся в госпитале святого Мунго, они неизлечимо больны. Есть ли способ вернуть им рассудок?

— Есть, — Аслан медленно кивнул. — Способ очень сложный, но выполнимый. Пойдемте со мной.

Повернувшись, Лев лапой отодвинул полог и вышел из шатра. Гарри с Северусом поспешили следом. Снаружи к ним тут же бросились Гермиона и Невилл, с таким любопытством заглядывающие Гарри в лицо, что тот провел рукой по волосам и носу, проверяя, всё ли в порядке, и запоздало подумал о зеркале. Пальцы нащупали… Гарри неуверенно остановился и ещё раз пощупал нос — очков не было, а сам нос… Пацан скосил на него глаза, надеясь хотя бы так рассмотреть. Пальцы точно ощущали горбинку. А ладно! Гарри беззаботно отмахнулся от своей внешности — потом посмотрит! — и нагнал отца и Аслана. Подбежал и встал рядом. Невилл с Гермионой заняли привычное место за плечами Гарри.

Кентавры и лошади, быки и носороги, псы и коты, завидев Аслана перед шатром, тут же стянулись к Владыке, с трепетом и любовью вглядываясь в его божественный лик. Подождав, пока все соберутся и одарив их ответным любящим взглядом, Аслан негромко молвил сильным глубоким голосом:

— Отец и сын обрели друг друга. Но ваша миссия не закончена: путешествие должно продолжиться ради другого мальчика. Отныне ваш путь лежит в долину Сада-на-Горе. Идите туда, найдите того, кто поможет добраться до вершины Непокорной, и достаньте яблоко.

Взгляды всех сошлись на Невилле, понимающие, озабоченные, тревожные, нарнийцам никаких объяснений не потребовалось, все сразу поняли, что за яблоко и зачем идти за ним. Тут же начались совещания, в ходе которых было принято решение разделиться, ибо небольшой отряд доберется до цели куда быстрее, чем целый королевский кортеж.

Несмотря на протесты Рунвита, Флоренц вызвался сопровождать Северуса и детей за лекарством. На прямой приказ отца строптиво ответил:

— Я должен помочь Невиллу. Он помог мне вернуться домой, теперь моя помощь нужна ему.

— Хорошо, — сдался Рунвит. — Ступай. А я со своей стороны найду Крылатого и пошлю к вам вдогонку.

Началась подготовка. Срочно откопали из запасов переметные сумы и заплечные мешки, куда сложили дорожные припасы для людей. К седлам приторочили скатки одеял и пледов. Палатки у кентавров не оказалось, но было решено обойтись без неё. Флоренц вообще навьючился будьте-нате, надел на себя грузовую шлею и навесил на неё всё, что могло пригодиться в пути: топоры, лопаты, котелок со сковородкой, толстый коврик на случай дождя и мешки с овсом для лошадей.

Взгляды, которые кентавры бросали на принца, как ни странно, были уважительные. И это было очень понятно, ведь если он так печется о друзьях, то Боже ты мой, какой из него чудесный правитель выйдет! А чтобы принц не надорвался от усердия, к нему в помощь напросились двое молодых кентавров, проникнувшиеся к принцу самыми теплыми симпатиями. Звали их Ренн и Ландо. Гепарды Пенни и Старт возбужденно крутились у всех под ногами, донельзя взволнованные предстоящим совместным путешествием. Букля тоже как с ума сошла — летала кругами вокруг и сквозь, пугая всех своими внезапными кульбитами.

Ладно, разобрались, выбрали направления и разделились: королевский кортеж двинулся по дороге дальше, в Кэр-Паравел, а семеро путников покинули тракт и порысили по бездорожью на Запад, сопровождаемые двумя гепардами. Как, когда и куда исчез Аслан, никто не видел.

Гарри, Невилл и Гермиона, переодетые в добротную походную одежку, просто ликовали, летя навстречу ветру на быстрых и легких кобылах — Соломке, Вишне и Лещине, Северус, также облаченный в хорошую прочную одежду, ехал следом на Вальсе, рядом с ним держался Флоренц, в арьергарде рысили Ландо и Ренн, а впереди всех наперегонки скакали гепарды, в шутку соревнуясь с тенью Букли на земле.

Букля, хитрюга, быстро просекла их игру, и, видя, что тот или иной гепард настиг её тень, тут же дурачила их, уныривая прочь, и беззвучно хохотала, смотря, как крутятся и падают с ног одураченные кошки, потеряв тень птицы. А то наоборот, ускорится так, что бедные гепарды прямо жилы рвали, силясь удержаться в тени.

В те минуты, когда лошади и кентавры шли шагом, давая роздых себе, сова устраивалась на крупе Соломки позади Гарри, а выдохшиеся гепарды тащились поодаль вялой иноходью. Но стоило коням перейти на рысь-галоп, а Букле взлететь в небо, как у гепардов словно пружинки в ногах включались, и они с новыми силами срывались в веселую игру с птицей.

В полдень остановились у реки. Флоренц принялся показывать детям, как надо расседлывать лошадей и обтирать их пропотевшие под седлами спины. Гарри и Невилл занялись этим в охотку, искренне желающие облегчить жизнь лошадкам, а вот Гермиону пришлось поуговаривать. Девчонка ленилась и вообще полагала, что уход за лошадьми не входит в её обязанности. Но, поймав на себе разочарованно-обиженный взгляд Лещины, Гермиона устыдилась и, послушно взяв у Флоренца тряпицу и щетку, приступила к делу.

Северус наколдовал костер, установил котел и теперь неторопливо готовил обед. Варил-помешивал кашу и думал обо всем, что произошло с ним за последние дни. Больше всего недоумения вызывали мотивы Дамблдора — зачем, для чего он всё это устроил? Неужели толчком ко всему послужило липовое пророчество Трелони? Но ведь его сам Дамблдор спланировал… Совсем ничего не понятно. Ради чего старик устроил всю эту свистопляску? Разрушил семьи, разлучил детей с родителями, жен с мужьями, раскидал по свету верных когда-то друзей, упек в Азкабан дурака-Блэка, принес в жертву Джеймса Поттера… На этой мысли Северус поморщился — ну совсем старик того, своего соратника-фениксовца не пощадил, отправил на заклание к Темному Лорду.

И Гарри… Что за горькая ирония — заставить профессора ненавидеть и презирать собственного сына?! Да за одно это Дамблдора убить мало! Это ж надо, так всё вывернуть!

Гарри тер спину и бока лошади и при этом выглядел всё ещё слегка оглушенным, обалдевшим, так что Невилл невольно улыбнулся и тепло сказал:

— Эх, Гарри, как же я тебя понимаю… Всю жизнь быть сиротой, а потом вдруг узнать, что твои родители живы.

Гарри потряс головой и неловко спросил:

— А с твоими что, Невилл?

— В Мунго они, — Невилл вздохнул. — Запытаны до потери памяти приспешниками Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Здесь его можно называть, — скривился Гарри. — Не достанет. И вообще, пусть ему почаще икается.

Гермиона чистила Лещину, слушала и молчала. Мира магглов Неназываемый пока что не сильно коснулся, лично она о нем и не подозревала, пока не узнала о Хогвартсе. Но что мальчикам от происков Темного Лорда крепко досталось, Гермиона прекрасно понимала. Молчала Гермиона, скребла кобылу и думала. Думала о том, что читала в книгах и газетах о герое маг-мира Гарри Поттере. И вот одна мысль расцвела полным бутоном — её девочка и решила озвучить:

— Если Гарри герой магического мира, то почему его дом объявлен памятником? Это вот никак не стыкуется. Как я читала, дом Поттеров стоит в Годриковой впадине и частично разрушен, хотя взрывных заклятий в нем не произносилось, были только Убивающие заклятия, а они, я опять же читала, не производят каких-либо разрушительных эффектов. И шрама на лбу они не могли оставить. Но я не к этому клоню, а к тому, что дом продан, а это может означать только одно — кто-то распланировал всё так, словно заранее знал, что Гарри никогда не вернется туда, в дом своих родителей. Только не говорите мне сейчас, что он-де не Поттер, это мы́ знаем, весь остальной маг-мир — нет, маги по-прежнему считают его Поттером.

Северус поднял голову от котелка и задумчиво посмотрел на девочку — рассуждения мисс Грейнджер имели весьма здравый смысл с твердым обоснуем. Что если Дамблдор готовил Золотому мальчику путь в один конец? С какой-то определенной целью без возврата, без шанса вернуться назад. Ну, Квиррелл и тот упырь в лесу явно намеревались прикончить мальчика, однако, не слишком рано? И кстати, отчего так горела Метка рядом с тем уёбком, когда тот единорога жрал? Да и Гарри в то время почти в обмороке был, как всё странно-то… Пока ясно было только одно — надо вернуться домой, как можно крепче пожать старческую шейку и вытрясти из деда все ответы. Вместе с песочком.

Проверив кашу и убедившись, что она готова, Северус позвал всех к столу. К котлу потянулись и гепарды и, видя, как Ренн с Ландо накладывают и остужают им кашу, Северус понял, что вопроса о питании нарнийских хищников лучше не поднимать. А когда Ренн достал из припасов мешок с плодами соевого дерева и добавил гепардам в кашу, стало ясно и всё остальное.

Говорящие звери равны цивилизованным и разумным существам, они не станут убивать кого-то ряди мяса. Они питаются тем, что дает им плодородная Нарния, сотворенная мудрым Асланом, который, конечно же, позаботился о пропитании своих созданий.

Было бы странным, если божество, создавшее населенный мир, бросило своих же детей на произвол судьбы, не почесавшись о том, где им спать и что кушать…

Зато рыбу, судя по всему, можно. Ландо и Ренн, поев, занялись рыбалкой: вытащили сети, растянули и за считанные минуты выволокли на берег отличный улов — серебристо-розовую форель и буро-пестрого, словно камуфляжного, налима. Несколько средних рыбешек кинули гепардам и Букле, остальную почистили и прибрали в корзины, выложенные лопухом. Как поняли Северус и ребята, рыбу кентавры заранее припасли на ужин.

Во встреченном по пути лесочке к рыбе в корзины добавились грибы и картофель, который в Нарнии не только в огородах рос, но и в лесах, на лесных полянах, причем за ним кто-то, видимо, ухаживал — он был окучен и прополот. Пропольщики, кстати, тоже повстречались нашим путешественникам: сидели Северус с ребятами на лошадях, ждали, пока Ренн и Ландо картофель накопают-натрясут, скучающе по сторонам глазели, и приметили в дальнем конце поля гусей. Ходили они вперевалку вдоль рядов и энергично дергали зеленые стрелки сорных трав. Смотрят дети и Северус, смотрят и гадают, точно ли гуси не вредят? Ближайшая к ним гусыня прервалась и строго посмотрела на всадников, сплюнула травинку и рявкнула:

— Чего уставились, обормоты?!

Невилл вздрогнул и чуть не свалился с Вишни. Игреневая кобыла с седой гривой укоризненно покачала головой и попеняла гусыне:

— Не пугай моего ребёнка, Нелли. Они новички в нашем мире, отнесись к ним с терпением и пониманием.

Гусыня, однако, осталась при своем мнении о бездельниках — стояла, уперев крылья в боки, и сверлила взглядом пришельцев, пока те не уехали восвояси. На суровую хозяйку лесной делянки, впрочем, никто не обиделся, детей куда больше занимала фраза, сказанная Вишней. Думали-думали и не выдержали, спросили у Флоренца:

— Как понимать отношение лошадей к нам? Почему Вишня сказала, что Невилл — её ребёнок?

— Понимать отношение следует как покровительственное. Пока вы с лошадью — вы под её опекой. Именно лошади отвечают за вас, оберегают и заботятся, так что смиритесь, потерпите то, что вы сейчас в какой-то мере принадлежите им.

Это было так странно, принадлежать лошади, вместо того, что хозяином лошадей в обычном мире является как раз человек. Северус на это только вздохнул. Соловый жеребец под ним заботу точно проявлял: то о ветви поперек тропы предупредит, то о канавке, не забыл Северус и того, как предусмотрительно конь лег на землю, когда его всадник начал терять сознание.

Сия тайна приоткрылась нашим странникам во время ужина, когда они собрались вокруг жаркого костра. Колючие искры стреляли в темнеющее небо, душисто пахли жареная рыба и густая наваристая уха из налима с грибами, а Ренн, молодой кентавр, достал из заплечного мешка маленькую лютню и, перебирая струны, запел вдруг чистым и ясным голосом.

…Я мечтаю встретить детей,

Что впервые кольца надели

И тотчас же из мира людей

В мир порталов-прудов улетели.

Королеву-колдунью из Чарна

Разбудив колокольчика звоном,

Они встретили Льва светозарна,

И был кебмен с женой коронован.

…Я мечтаю увидеть, как Люси

Входит к фавну в заснеженный вечер.

Младший брат стал предателем, струсил,

Но его изменил тёплый ветер.

Аслан снова вернулся, с весною

Принеся смерть Колдунье жестокой,

Но не всю жизнь здесь править героям,

И прикрыт был тот шкаф одиноко.

…Я мечтаю увидеть, как Шаста,

Аравиту боясь поначалу,

С ней сдружился дорогой ненастной,

Как их лошади к помощи мчали.

Король Лум встретил старшего сына,

Близнеца, что наследником станет.

Чтоб забыть превращенья картину,

Рабадаш воевать перестанет.

…Я мечтаю услышать рассказ,

Как рог Сьюзен позвал на подмогу.

Пусть неверно повёл Питер вас,

Аслан всё ж указал вам дорогу.

Тельмарины сложили мечи,

Вы свободны, свободны, нарнийцы!

Полно плакать, сестра, помолчим, —

Тот, кто вырос, уж не возвратится.

…Я мечтаю о парусах,

Что поднялись при Каспиане,

И о тех больших кораблях,

Что в Восточном плывут океане.

Был кузену урок здесь преподан,

А правитель нашёл здесь невесту.

Снова кто-то от чуда оторван:

В мире Нарнии взрослым не место.

Сама история Нарнии прозвучала в этой песне. Притихшие дети сидели рядком, смотрели на взлетающие в небо искры и грезили наяву услышанной балладой. Словно кадры старой киноленты перед ними промелькнули дети-кольценосцы, ставшие свидетелями зарождения Нарнии. Привиделся им фавн и Белая колдунья, и девочка Люси, заглянувшая в шкаф. Красавец конь Иго-го и его мальчик, Шаста, сбежавшие из плена. Принц Каспиан, увидевший край земли…

Это было прекрасным завершением удивительного первого дня путешествия. После невероятно вкусного ужина настало время укладываться спать. Было немного странно лежать под открытым небом и видеть в вышине необычайно крупные звезды. Но стояло лето, и никто не чувствовал дискомфорта или прохлады. Лежали наши путники вокруг догорающего костра, смотрели на звезды и ждали прибытия Морфея. Но тот не торопился почтить их вниманием и приглашать в свое царство, напротив, его подвинули. С неба спустилась Звезда.

Гарри моргнул, когда одна, очень яркая звездочка, вдруг сошла с небесного чертежа и плавно полетела вниз, одновременно увеличиваясь в размере. Думая, что наконец засыпает, Гарри вздохнул и закрыл глаза, но не тут-то было… Звезда, ставшая девой в сверкающем белом платье, склонилась над мальчиком, настойчиво светя в лицо. Северус, лежащий неподалеку, поднял голову с тючка и недоуменно воззрился на пришелицу, чего, мол, надо-то? Дева скользнула по нему лукавым взглядом и, озорно хихикнув, прижала палец к губам, тише, мол. А Северус вдруг узнал её, рывком сел и вскрикнул:

— Пандора?!

Златовласка засмеялась и бросилась к нему на шею.

Пандора Луна Лавгуд, погибшая в своем мире, она воскресла в нарнийском небе, став звездой. Спустилась вниз благодаря провидческому дару, увидев среди детей будущего мужа своей дочери… Северус аж в осадок выпал — зашибись себе новости, сыну дочку Лавгуда сосватали!

В общем, спать легли нескоро. Гарри и Невилл с Гермионой окружили небесную странницу и, раскрыв рты, завороженно слушали дивные истории. Гарри при этом так увлекся, что и не заметил, как оказался у папы под боком, а Северус этим воспользовался — аккуратненько обнял сынка и прижал к себе, наслаждаясь близостью родного ребёнка. Потом Гарри конечно заметил, что его «украли», но вырываться не стал, не счел нужным, лишь голову опустил, пряча улыбку.

Наутро, когда все проснулись, звездная дева встретила их улыбкой и чудесным завтраком. Пробыла она с ними до тех пор, пока не засобирались в путь. Только после этого звезда вознеслась ввысь, тая в лазурной синеве. Впечатленные необычной встречей, дети какое-то время ехали как оглушенные. Особенно Гарри. Сидел в седле, замороженный удивлением и пытался выжить, смириться с мыслью, что его, блин, сосватали!.. Пыхтел-пыхтел мальчишка, переживал, и не выдержал — заорал:

— Я не могу жениться на незнакомой девчонке!!!

Северус фыркнул и заметил:

— На втором курсе она перестанет быть незнакомкой.

— Вы… ты её знаешь? — удивился Гарри, не забыв поправиться.

— Я знаю Лавгудов, — кивнул Северус. — И Ксенофилиус, и Пандора учились со мной на одном курсе. Их дочку я не видел, но знаю, что она похожа на мать — такая же красавица, златоволосая, синеглазая. И всего на год младше тебя! — не преминул подколоть сына Северус.

Гарри надулся для виду, сам он в душе ликовал от грядущих перспектив. Всё у него будет хорошо! Папа есть, маму скоро обнимет, лекарства для родителей Невилла найдут-достанут, и с будущей своей невестой на втором курсе познакомится. В конце концов звезды не лгут, и если Пандора это увидела, то чего противиться-то?..

Два дня спустя наши путники достигли Водопада, с ревом ниспадающего вниз отвесной стеной белопенной воды. Далеко-далеко внизу, в туманной дымке брызг, бешено бурлящая река, вырвавшись из плена ущелий, по перекатам уносилась в холмистую долину. Там она, достигнув равнин, широко и вольготно разлилась средь зеленых склонов извилистой зеркальной змеей. Насколько хватало глаз, долина была испещрена темными пятнами лесов, сине-облачными окошечками озер и топорщилась тут-там небольшими горушками.

Обозрев всё это великолепие, Ренн указал на едва приметную шишечку на горизонте, чуть повыше прочих холмов.

— Вот гора Непокорная.

Хм… Северус и дети затосковали, видя огромное расстояние до желанной цели. Но делать нечего — не сдаваться же! — повздыхав, стали искать спуск в долину Великой реки. И тут их подвел стереотип: обычно неопытные всадники при опасных спусках спешиваются и, спускаясь, ведут коней в поводу. Так же они поступили и здесь, несмотря на все убеждения лошадей в том, что они справятся. Но спускаться верхами с отвесной кручи им было попросту страшно, и поэтому Северус и дети, невзирая на просьбы лошадей довериться им, спешились и начали спускаться сами.

Первым шел Северус, страхуя детей, за ним держалась Гермиона, последними шли Гарри и Невилл. Ну а Невилл, как мы помним, отличался известной неуклюжестью. Вот и здесь: неловко ступил на камушек, тот уехал из-под ноги и, Невилл, внезапно потеряв опору, с воплем завалился вбок, безотчетно хватаясь за ветви, траву, воздух, Поттера… Гарри интуитивно схватил друга, но не удержал — полетел в пропасть вместе с ним. Однако не успели они толком перепугаться, как их подхватили сильные руки и прижали к надежной груди, не дав убиться. При этом мальчики продолжали спускаться. Ничего не понимая, Гарри повертел головой и понял — Северус! Северус Снейп медленно планировал вниз, крепко держа обоих мальчишек и внимательно смотря под ноги, выбирая, куда приземлиться.

Гермиона, видя всё это, молча и целеустремленно залезла на Флоренца, хватаясь за него, как за спасательный круг. Флоренц её стремления всецело одобрил и, крепко сжав челюсти, продолжил спуск. Не зная толком местности, Северус летел над рекой, вглядываясь в береговые кручи. Наконец в одном месте показался просвет и Северус свернул туда. Подлетел, встал на ноги, поставил мальчишек.

— Ух ты, круто! — восхищенно выплеснул эмоции Гарри. — Я не знал, что ты так умеешь!

Невилл также восторженно прозаикался:

— Ух т-ты, с-спасибо, сэр!

Северус рассеянно кивнул, вполуха слушая восторги ребят, с запоздалым сожалением глядя, как грациозно и легко спускаются вниз сильные и ловкие лошади. Из этого он вынес урок: нарнийским коням лучше доверять безоглядно. Его всё ещё потряхивало от пережитых моментов смертельного ужаса, когда двое пацанов с воплями усвистели в пропасть… Едва-едва поймал ведь!

Так что в дальнейшем пути Северус с детьми старательно учились доверять верным и надежным животным, каждый раз напоминая себе о том, что в обычном мире человек давно доверился лошади и собаке. И не только, а научился понимать их, бессловесных своих друзей.

А лошади действительно оказались теми ещё вездеходами: проносили через горы по едва заметным козьим тропам, с упертостью бульдозеров продирались сквозь лесные чащобы, пересекали вплавь широкие озера. Причем в паре мест здорово отметились, пройдя вслепую в густом тумане по топкому болоту, а потом несколько раз зачем-то обошли по широкой дуге безопасные с виду пространства. Когда Вальс в очередной раз свернул в сторону и принялся огибать песчаной участочек, Северус не выдержал, придрался:

— Нельзя ли напрямик, старина?!

Конь обернулся, скосил на всадника умный карий глаз, убедился, что человек не шутит, вздохнул и попросил:

— Ренн, кинь-ка вперед вон ту корягу.

Кентавр так и сделал: подобрал с обочины обветренную дубину и, хорошенько размахнувшись, зашвырнул туда, где по мнению Северуса была безопасная дорога. Секунду-другую коряга лежала, сверкая полированным боком, потом дрогнула и ме-е-едленно-медленно, печально, со скорбным укоряющим молчанием утонула в коварных зыбучих песках. Северус моментально покрылся холодным потом — вон оно что… Подумав, недоуменно спросил:

— А как же те эпизоды в книгах и фильмах, где находят лошадей со всадниками и грузом, утонувших в болотах или в таких же зыбучих песках?

— Им не дают свернуть, — задумчиво произнес Флоренц. — Стоит только немому скакуну заартачиться, загарцевать и попытаться повернуть с опасного пути, как всадник натягивает поводья и ударами плетей и шпор заставляет безвольного коня идти прямо в яму. Вот так люди и погибают по своей собственной вине, попросту не поверив животному.

Северус проникся и больше не спрашивал ни о чем. К тому же вспомнил рассказы счастливчиков, которые не справились с сильной лошадью и благодаря этому избежавшие гибели. Хорошенько закусив удила и поупрямившись, лошади-победители обычно уносили дураков-наездников от опасности и тем самым получали статус верных и удивительных друзей. «Ах, если бы не Черный Красавчик, быть бы мне мертвым…»

Непокорная встала перед ними во весь свой заоблачный рост, отвесная, издевательски гладкая, совершенно неприступная. Северус едва не сплюнул, увидев вблизи этот Эверест. Ренн, Ландо и Флоренц тем временем по каким-то признакам на земле уловили что-то им понятное, в результате чего Ландо вынул из чехла рожок и звонко протрубил сигнал. В ответ на пение рожка из-за склона горы раздалось ржание, а потом появилась гигантская крылатая тень. На низком бреющем лёту к нашим путешественникам спустился бронзовый пегас. Боже, что это было за существо! Сияло оно всеми оттенками меди, бронзы и золота, крылья в размахе равнялось футбольному полю, каждое маховое перо поражало отточенностью линий, по длине не уступая высокому человеку.

То была Стрела, легендарная Стрела, бывшая когда-то простой лошадью извозчика, превращенная Асланом в пегаса в помощь мальчику Дигори. О чем она и доложила, проведя аналогии.

— Надо же, история повторяется, — глубокомысленно молвила Стрела, разглядывая Невилла. — Однажды я возила ребёнка на вершину этой горы… Учтите, поднять на гору я могу только того, кто пришел за яблоком для другого. Но не стану возражать против друга-компаньона.

— Значит, я могу не один? — с облегчением спросил Невилл. Ему было всё-таки страшновато лететь одному.

Спина, широченная, как стол, но падать некуда: с двух сторон «стол» защищают борта — крылья, впереди — высокая холка и длинная шея, круто вздымающаяся вверх, а до крупа — очень далеко. Вот такая была большая лошадь. Мальчики стояли на коленях, Невилл держался за плечи Гарри, а тот крепко вцепился в гнедую холку. Стрела летела не прямо вверх, а по спирали вдоль горы, с каждым витком приближаясь всё ближе и ближе к вершине.

Вот и сад, нелогично огороженный стеной (зачем бы, кстати, если сад и так недоступен?), в стене калитка с простенькой щеколдой. Легла крылатая кобылица, Гарри и Невилл съехали по её боку и в уважительном молчании подошли к цели своего путешествия, откинули задвижку и, толкнув калитку, вошли в тенистое царство серебряной яблони.

Стволы её — серебристые, листья тоже, но страннее всего смотрелись сами яблоки — формой вполне обыкновенные, а вот окраской… Матово-серебряные, с легкой полосатостью, они тем не менее просились в рот, маня своим невозможным ароматом (чтобы представить их запах, понюхайте свежее желтенькое яблочко с аппетитным коричневыми точечками породы Голден Дилишес. И обязательно потом съешьте!). Соблазн очень велик, но Гарри и Невилл — дети современные, и «инопланетная» расцветка плодов всё же сдерживает их, ребятам не так уж сильно хочется попробовать странные яблоки. Действуют они также, безо всяких задних мыслей — тянутся к веткам и срывают по одному плоду.

— Тебе зачем? — между делом спросил Невилл.

— Не знаю, — Гарри пожал плечами. — Просто чувствую — надо, — туманно пояснил он.

Вышли из Сада и пошли к Стреле, та, увидев их, легла в траву, чтобы мальчики смогли влезть к ней на спину. Сели ребята, подождали, когда пегас поднимется и вздохнули, думая о долгом пути обратно.

— Как думаешь, далеко до Кэр-Паравела? — спросил Гарри, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Не знаю, — отозвался Невилл. — Но ехать в любом случае далеко.

— Не придется, — вдруг возразила Стрела. — Аслан уже здесь. Он ждет нас!

И правда! Аслан действительно стоял внизу, гигантская фигура Льва издалека бросалась в глаза. Ликующая Стрела при снижении перешла в галоп и с радостным ржанием влетела в объятия Золотого Зверя. Огромные лапы легли на бронзовую шею, львиные губы коснулись лошадиного носа…

— Здравствуй, дочь моя, — поприветствовал Аслан Стрелу, перевел теплый взгляд на мальчиков. — Удивительные вы дети. Поняли ли вы, для чего совершено это путешествие?

Невилл с Гарри покосились друг на друга и синхронно пожали плечами. Но Аслан ждал ответа и Гарри решился, стараясь не замечать офигевающее лицо Северуса, ибо то, что он говорил…

— Я вот подумал, — Гарри вынул из кармана яблоко и безотчетно завертел его в руках. — Если оно исцеляет все болезни и отгоняет прочь все беды, то можно ли посадить его в Хогвартсе, чтобы выросшее дерево защищало школу и оберегало жизни студентов, а ещё я бы хотел, чтобы стал безопасным Запретный лес, а то там такие страшные пауки водятся.

— Можно, — Аслан любяще смотрел на мальчика, на лице его играла улыбка, а в глазах сияли слезы счастья. — Можно, маленький Гарри, сын сына Адама. Но позволь спросить тебя ответно: хочешь ли ты вернуться в Хогвартс?

— Нет, не хочу! — ответ Гарри был тверд. — Ведь я понял, зачем вы устроили для нас это путешествие!

— Вот как… И зачем же? — в глазах Аслана сверкнули искорки веселья.

— Затем, чтобы мы оценили этот мир, узнали, как в нем жить, и захотели здесь остаться. Я угадал? — в глазах Гарри тоже мелькнули смешинки. Аслан тихо и с удовольствием засмеялся.

— Какое смышленое дитя! Все ли согласны с ним? — обратился Аслан ко всем. Гермиона пока предпочла помолчать, а остальные высказались.

— Ну, я согласен, — кивнул Невилл. — Только сначала маму с папой вылечу, а потом подумаю о переезде.

— Я тоже, — согласился Северус. — За Лили вот только съезжу… А кстати, какой поезд отсюда отходит?

— Никакой, — улыбнулся Аслан. — Но ты прав, пора нам всем переместиться в Кэр-Паравел.

Сказав это, Лев хлестнул хвостом по бокам, поднявшийся от этого ветер подхватил удивленно вскрикнувших людей, кентавров и лошадей с гепардами и совой и понес всех прочь. Перемещение происходило в таком желто-зеленом хаосе света и вихрей, что многие из них зажмурились и не открывали глаз до тех пор, пока коловращение не прекратилось. А открыв, увидели, что стоят на беломраморной площади перед потрясающим дворцом с кучей башен и переходов.

Льва рядом, что странно, не оказалось, зато с ними остался его голос. Он очень странно звучал из пустоты. Громогласно и ясно он гласил:

— Нарния! Нарния! Хогвартс! Хогвартс! Воссоединитесь! Хогвартс, стань частью Нарнии! Нарния, прими в себе Хогвартс! Гарри, Невилл, сажайте яблоки!

Мальчики, услышав призыв Аслана, даже ни на секунду не заколебались — кинулись к пятачку голой земли, руками в два гребка выкопали ямки и опустили в них свои серебряные трофеи. А Невилл по какому-то внезапному наитию воткнул в свежий холмик отцовскую волшебную палочку.

Хогвартс, возникший на склоне холма, был одновременно и тем Хогвартсом, который знали дети и Северус, и в то же время другим — гораздо меньше и новее. И уж точно безопаснее, ведь он стоял в таком чудесном мире… Его окружал не лес, а чистый, светлый парк, на аллеях которого столпились горожане Кэр-Паравела, с изумлением взирая на выросший сам по себе незнакомый замок.

Огромный василиск скользнул с крыльца, зевнул, оглянулся и пробормотал:

— Эк я разоспался…

За василиском рыжей молнией выскочила девушка. Осмотрелась и, отчаянно вскрикнув, бросилась к Северусу. Тот молча поймал и заключил в объятия любимую жену. Гарри счастливо заулыбался, глядя на враз помолодевших родителей. Подошли и встали по сторонам от Гермионы Джон и Джина Грейнджеры, озадаченно озираясь, они явно по инерции продолжили начатый где-то разговор:

— Говорил же я, раз дочь волшебница, то и мы сможем попасть в волшебный мир, а ты всё: «ой, сказки-сказки!»

— Ну так не верила я! Это ты у нас мечтатель. Домечтался? Ты посмотри, во что превратился миксер! — Джина раздраженно потрясла венчиком.

Прошли мимо трое людей весьма аристократической внешности. Высокий эльфоподобный блондин брюзгливо сообщил своей мелкой копии:

— Надеюсь, ты хотя бы здесь нормально станешь учиться, Драко? Учти, Статут о Секретности тут, похоже, не актуален. Магглы и волшебники в этом мире — вместе.

Из ближнего дома вышли трое, увидели Невилла, и кинулись к нему. Обняли, поцеловали, а Невилл, обалдевший и онемевший от счастья, во все глаза смотрел на мать и отца, живых, здоровых и узнающих его. Рядом с ними стояла Августа, она тепло улыбалась и промакивала повлажневшие глаза платочком.

Но самый пик счастья настал, когда с неба кометой слетела Звезда и с плачем обняла своих, светлого мужчину и маленькую златоволосую девочку.

Когда все страсти маленько улеглись, к Северусу подошли Руфус Скримджер и Альберт Ранкорн, поздоровались, а затем показали ему маленький аквариум, пояснив свои действия:

— Никак не можем решить, что с ними делать. Северус, может, ты рассудишь?

— А кто это? — не понял тот, рассматривая улитку и гусеницу. — В чем таком эти твари провинились? Не на ту капусту напали?

— Э-э-эхр-мф… — Альберт издал странный звук, подавив не то кашель, не то смех, потер переносицу и выдавил: — Видишь ли, это не совсем улитка с гусеницей, это околдованные леди Августой Дамблдор и МакГонагалл.

Северу вспомнил сочное эскарго и едва не заржал, представив запеченного в белом вине улитку Дамблдора. Гарри, Невилл и Гермиона, эти любопытные шустрики, вовлекшие в свою компанию Драко и Полумну, как и положено детям, сновали у взрослых под ногами и, конечно же, самыми первыми оказывались в центре всех событий и в курсе всего, жутко развеселились, услышав о судьбе директора и его заместителя. С огромнейшим интересом уставились на полосато-кошачью гусеницу и белую, скорбно-бородатую улитку, показывали на них пальцем и хихикали, делясь наблюдениями:

— Смотрите, смотрите, у гусеницы окраска как у той кошки табби, что на столе сидела до того, как превратиться в МакГонагалл!

— Улитка, бородатая… ой, держите меня, щас помру!

— Ой, а у гусенички шерстка помятая! Это почему?

— А они сбежать попытались! — принялся рассказывать Альберт. — Кто-то им воду менял да и отвлекся на что-то, а они этим моментом воспользовались, удрали из аквариума, выползли на подоконник, а с него чесанули в сад. Да уже на дорожке были настигнуты дождем… Гусеница чуть не погибла, когда вокруг неё стали падать и взрываться огромные водяные бомбы, бедняжка, как её пошвыряло… Дамблдор-то потяжелее и крупнее насекомого будет и для него дождевые капли не так страшны и смертельны, но, сдается мне, он тоже напугался. Он дрожал и закрывал собой Минерву, когда их нашли и подобрали.

Рассказывает Альберт, слушают дети и их родители, подошедшие незаметно сзади и приобнявшие своих чад. Альберт замолчал и слово взял Скримджер.

— Мы все архивы подняли по делу Дамблдора и смертей студентов в Хогвартсе, кроме того, озвучили вопрос о незаконном разведении акромантулов в Запретном лесу. И знаете что? У Хагрида всего один паук был, о пополнении популяции он и не думал, это ему Дамблдор в уши нажужжал, мол, породистый паучок, жаль, если без потомства захиреет. Ну, Хагрид наивный, уши развесил да и поверил, а о том, что в Британии нет естественного врага акромантула, не подумал. С помощью Дамблдора достал самок и… В общем, расплодились пауки в нереальных количествах не в том ареале. Но это не все преступления нашего Великого Светлого, главный его план заключался в том, чтобы остановить Темного Лорда с помощью живого крестража. Вот где был настоящий шок… Оказывается, Волан-де-Морт ещё со школы якорей понаделал, оттого и не помер с концами, а в лича обратился. Причем последний кусок себя он, как и планировалось Дамблдором, запечатал в мальчика, в Гарри Поттера. Об этом нам, кстати, Квиррелл рассказал, что-то произошло в ту ночь, когда первокурсники погибли в Запретном лесу, в общем, восстал мертвый единорог и квирреллова подселенца вышиб из Квиррелла, простите за тавтологию… Да кентавры вот подтвердят — Марс очень бледным стал! Так вот, Квиррелл выжил, всё вспомнил, что лич ему в памяти оставил, и рассказал нам. Ну а мы, в свою очередь, все крестражи разыскали, собрали в одну кучу, да и спалили к едрене матери, простите, дети, Адским пламенем! А Дамблдор-то, урр-р-род несчастный, всё выплясывал вокруг крестражей, думал, дурак эдакий, что с запрещенной магией в Министерство лучше не соваться, повяжут его, а то и арестуют за подозрительный интерес к Темным искусствам. Крестражи-то с личами к наичернейшему колдовству причислены, вот и хоронился, идиот недоверчивый, всё тайны да ужимки свои прятал. Тьфу!..

— Ну и что с ним делать? — задумчиво спросил Северус, покачивая за плечи своего сына. Гарри задрал голову, глянул на него и маму и счастливо прозвенел:

— Папа, мама, нам же так хорошо сейчас! Давайте его простим?!

И засиял аки солнышко подошедший Аслан, ибо нет ничего мудрее и искренней детского прощения. Согрев всех своим сиянием и доброй улыбкой, Аслан пригласил всех за собой. Проведя по оживленной, заполненной народом, мощеной и очень зеленой улочке, он показал Снейпам на уютный беленький домик с голубыми окошками.

— Вот ваш новый дом, дорогие мои друзья. По соседству справа дом Грейнджеров, дом Невилла вы уже видели, он напротив Хогвартса. Кстати, о Хогвартсе. Должен вас предупредить, что факультеты в школе волшебства отныне зовутся иначе: факультет Годрика стал факультетом Питера Великолепного, Когтевран — Сьюзен Мудрой, Пуффендуй получил имя Эдмунда Справедливого, и Слизерин — Люси Милосердной. Это единственное условие с моей стороны: в Нарнии своя история, и поэтому факультеты получат новые имена.

Договорив, Аслан улыбнулся и двинулся неспешно прочь вниз по улице. Он не прощался, и Гарри знал, что они ещё увидятся. Лили и Северус проводили взглядом Аслана, потом обнялись и пошли знакомиться с домом. А Гарри отвлекли — кто-то ткнулся ему в ноги. Посмотрев вниз, мальчик увидел прелестного вислоухого щенка. Карие, очень умные, внимательные глазки умильно смотрели на мальчика, но ещё милее оказалась причина, по которой щенок подбежал к Гарри.

— Привет, я Дэнзи! Я удрал от мамы, чтобы найти себе друга! Ты хороший, я чувствую, ты мне нравишься, давай дружить?

Гарри, совершенно очарованный, присел перед пёсиком, полный трепета протянул руку и коснулся мягкого ушка. Чудо какое… ну как такому отказать?..