Как далеко ты готов зайти? (гет)

Прихожу в себя в камере. Башка довольно аккуратно перевязана, под повязкой — боль. Охранник, судя по одежде, изгой, и рожа смутно знакомая. Запугиваю его всеми карами небесными и требую вызвать Макса и Джанин. Охранник, говнюк, отказывает — до суда, мол, не положено. Кроме того, не положено жрать во внеурочное время и задавать вопросы. Подгребает второй охранник, со сломанным носом. Увещевает первого — "мы, мол, не звери, нельзя опускаться до их уровня" — и я получаю толстый шмат хлеба и железную кружку с водой. Здорово, но мимо. Информационный голод гораздо сильней.

Спрашиваю, какую власть они представляют и в чем меня обвиняют. Кривоносый разливается соловьем. Небось бывший Искренний, только они могут в таких количествах пиздеть о справедливости. Да к тому же его просто распирает от желания похвастаться.

Фракций в городе больше нет. Пока я валялся в отключке, афракционеры в героической схватке разгромили Бесстрашие и установили всеобщее равенство. Макс убит, Джанин с замами арестована. Убогих практически не тронули, разве что старшего Итона пристрелили. И они, ясен пень, покорно выпустили власть из хилых ручонок. Те Бесстрашные, что выжили, перешли на сторону новой власти. Эрудитам тоже наваляли. Изгои, оказывается, были прекрасно осведомлены, что там разрабатывается сыворотка подчинения. Поэтому повстанцы разгромили лабораторию, где производили всю шнягу, влияющую на сознание. В том числе сыворотку правды, сыворотку, вызывающую страхи, и всякое такое. Есть и жертвы среди Эрудитов. Изгои прекрасно понимали, кто в городе мутит воду. Больше не будет элиты и изгоев, всем придется работать ручками. Бывшие Искренние и Отреченные займутся честным трудом на фабриках и мастерских. Самые тяжелые и опасные работы доверят бывшим Бесстрашным. А бывшие изгои наконец смогут работать на полях и в теплицах, вот счастье-то!

Чем дольше охранник мелет языком, тем больше я охреневаю. Если хоть половина из его трепотни — правда, городу пиздец. Нет, идея выпнуть на работу Искренних и Убогих мне даже нравится. Если классифицировать жителей Чикаго как травоядных, хищников и паразитов, то эти — конкретные паразиты. Но допустить ораву изгоев в Дружелюбие — все равно что запустить стаю саранчи! Они сожрут все, до чего дотянутся, а остальное испортят, через год жрачки ни хуя не останется! И какими долбоёбами надо быть, чтобы разнести лабораторию! Там ведь делали еще и часть медикаментов, всякие там гормоны и иммунные препараты! И сто процентов найдутся те, кто не захочет вкалывать, кто и как будет их заставлять — без Бесстрашия? Ах, "революционные войска"?! Херню придумали, короче. Обычный передел собственности. Ну да ладно, еще потрепыхаюсь, я тоже не пальцем делан.

Остался последний вопрос.

— В Отречении со мной была Бесстрашная, новичок. Фамилия — Прайор. Ее тоже арестовали?

— Э-э... Не совсем.

— Если она жива, я хочу ее увидеть.

Охранники впервые кажутся растерянными, но все же отвечают:

— Не положено.

— А последнее желание у вас тут положено? Тем, кто приговорен к "суду"? — издевательски спрашиваю я. Кривоносый сбавляет тон и обещает узнать у начальства.

Не знаю, сколько времени проходит, когда наконец раздаются легкие шаги. Перед решеткой появляется Трис. Без конвоя, без наручников или хоть веревок на запястьях. Шестеренки в моей башке ворочаются на порядок медленнее, чем обычно, отказываясь сделать вывод. Мозг машинально подмечает все новые детали: чмошное длинное серое платье вместо нормальной формы, тяжелое дыхание, нездоровый румянец.

— Что с тобой?

— Легкая раневая инфекция... Меня ранили в плечо... там, в Отречении...

И верно, из-за ворота ее платья виден край бинта. Трис без сил прислоняется к стене, и охранник притаскивает для нее табуретку. Жива, относительно цела по меркам Бесстрашия — уже хоть что-то. Я жду объяснений. Пусть скажет, что я неправильно все понял, пусть выдаст хоть какое-нибудь враньё! Но Убогие не знают жалости. Отдышавшись, Трис заявляет мне:

— Прости.

— Это ты меня оглушила, — медленно озвучиваю я.

И Трис, иногда прерываясь на кашель и одышку, вываливает на меня правду. Все это время она работала на Отречение, с семьей порывать и не думала. Каждый раз, когда Трис навещала мамаша, они старательно изображали обидки, а на деле обменивались информацией. Например, о настроениях в Бесстрашии. Или о том, как брательник Трис, засланец в Эрудицию, саботировал изготовление сыворотки подчинения. А когда Трис услышала от меня об утреннем рейде в Отречение — слиняла из Бесстрашия в гетто, чтобы предупредить изгоя-связного. Ей пришлось спрыгнуть с высоты с той стороны здания, где не работают камеры, вот откуда хромота.

— Что ж ты меня не пристрелила? Я чему вас учил всю дорогу — не оставлять недобитых врагов! — может, хоть сейчас в Прайор проявится что-то человеческое. Может, сознается, что не поднялась рука убивать меня.

— Я хотела, — мрачно бормочет она. — Патрон заклинило.

Я зло смеюсь. Сколько ни учи этих переходников, все без толку. У нее как были руки из жопы, так и остались.

— И кто же в тебя пальнул, дорогая, свои или чужие?

Молчит, хмурится.

— Ты хоть немного понимаешь, какая ты мразь? — проникновенно спрашиваю я. Хочется отравить этой сучонке победу. Ни хрена — она остаётся такой же малахольно-спокойной.

— Понимаю, ты злишься...

Она, блядь, понимает!

— Я выполняла свой долг. Вы хотели погубить целую фракцию, ты же понимал, что они будут не в восторге?

— Значит, все это было враньё? Когда ты строила мне глазки, когда прыгала в постель? У вас в Убожестве так принято — заниматься проституцией? — не могу подобрать подходящий термин для ее поведения. Но чтобы насрать ей в душу, и так сойдет. — А твои предки, значит, подначивали и одобряли?

— Нет. Никогда. Но они и не запрещали... завести с тобой близкие отношения. К сожалению, не было другого способа привлечь твое внимание.

— Твоя правда, не было. Если бы не дала, я бы и разговаривать с тобой не стал. В Бесстрашии не место слабакам.

Молчит. Даже не похоже, что сдерживает обиду. Ее ничем не проймешь!

— Я ведь не могла ставить свои желания выше человеческих жизней...

С лестницы слышны твердые, четкие шаги. Тоже сюда, к камерам. Сегодня я популярен.

Фор. Как обычно, причесанный и подтянутый. Где ему ещё быть, как не с предателями! Что ж, дерьмо всегда всплывает.

— Трис, зачем же ты ушла из лазарета! — кидается он к Прайор. — Тебе сейчас нельзя тратить силы!

— И правда, зачем ты сейчас пришла? Полюбоваться? Насладиться результатом?!

— Передали, что ты хотел меня видеть. Понимаешь, если бы можно было начать все сначала, я бы поступила так же. Сделала бы тот же выбор. Но все равно... нехорошо как-то получилось...

— Нехорошо, это уж точно, — зло отвечаю я. — Именно так это и называется. Ты не задумывалась, что я живой человек?!

— А я кто, интересно? — парирует она. — Всё это время мне нравился Фор. Он необыкновенный... Но я не могла себе позволить... Нужно было выйти на одного из Лидеров...

Фор смотрит на нее глазами побитого щенка и, кажется, тоже чувствует себя идиотом. Слабое утешение. Прайор заходится кашлем, прикрывая рот рукой. Фор бережно придерживает ее за плечи и нервно предлагает вернуться в лазарет.

По большому счету, мне плевать на ее жалкие откровения. Невелика потеря. Хреновая подстилка и никудышный боец. Такие, как она, идут по десятку за цент. А ведь я почти было поверил, что люди лучше, чем я о них думаю.

— Фор, твоя подружка неплохо распорядилась своей девственностью, согласен? — вежливо говорю я. — Правда, она совсем не умеет трахаться...

Фор делает пару шагов к решетке и пытается дать мне в морду прямо сквозь прутья, но я уклоняюсь. Если хочет меня отпиздить, пусть открывает камеру.

— А ты в курсе, что она убила человека, чтобы передо мной прогнуться? — Фор меняется в лице. — Она тебе не рассказала, да?

Фор оборачивается к Трис.

— Это правда?

Кажется, на этот раз мне удалось зацепить Убогую парочку.

— Это не то, что ты думаешь! — отчаянно вскрикивает Прайор и вцепляется в его рукав. — Я его знала... Мистер Карпентер, но все звали его Ти Джей... Несколько раз лежал у нас в больнице, с разными лёгкими травмами... но всегда был такой весёлый! Ты не представляешь, в каком он был состоянии! На лице живого места не было! У него колени были прострелены!

Она вытирает слезы ладонью. Фор бросает на меня тяжёлый взгляд.

— И я решила — лучше уж самой... Чтобы его больше не мучили... понимаешь?

Фор несмело приглаживает ей волосы, утешая.

— Пойдем, Трис. Тебе нужно лечь.

— Стойте! — я вцепляюсь в решетку. Фор мягко пытается направить Прайор к лестнице, но она встаёт столбом и слушает. — Ты ведь соврала про "легкую инфекцию", да? Смотришься так, будто у тебя хороший сепсис, не меньше! Если бы ты выбрала правильную сторону, сейчас у тебя были бы и антибиотики, и плазмаферез, да все, что хочешь! Довольны, что зацепили нас и Эрудитов? Это вы называете равенством и справедливостью?!

— Замолчи наконец! — рявкает Фор, но я ору на Трис:

— Ты просто сдохнешь, как собака!

— Да ты... — начинает он, но тихий голос Трис затыкает нас обоих:

— Я знаю.

Фор наконец утаскивает Прайор наверх. Напоследок обещает: "Увидимся на суде, подонок". Будто без него будет мало желающих меня загасить. Уж конечно, у изгоев счёт ко мне побольше, чем у Фора.

Сейчас надо включить мозг и думать по полной, как никогда в жизни. Прикинуть возможность побега — это план А. Продумать план Б — понять, чем я могу быть полезен новой власти, что, кому и как предлагать. Точнее, какую лапшу вешать, чтобы меня оставили в живых. Надо бы, в конце концов, узнать, что стало с моими предками. Только мне неохота ни-че-го. Не волнует ни предстоящее шоу, которое типа суд, ни приговор. Да ещё охранники, утырки, глазеют. Будто никогда не видели бывших Лидеров. Если бы я был на свободе, я бы всех на уши поставил, чтобы Трис вылечили. Как можно было довести бойца до такого состояния, при лёгкой-то ране?! Каким местом она думала, когда предала Бесстрашие? Плюхаюсь на койку и закрываю глаза. Я всё.