Нинкины рассказы (джен)

В шестом-седьмом-восьмом классах обычно разваливается дружба, которая появилась в детском садике или начальной школе, и бывшие друзья, особенно разнополые, начинают расползаться по разным компаниям: девочки тусуются с девочками, мальчики — с мальчиками. Мы с Саней дружить не перестали, но тоже попытались прибиться к сверстникам своего пола; у меня это было безуспешно — конечно, я дружила и с Веркой, и с Леной, но компании как таковой у нас не было: мы были вроде бы и вместе, и вроде бы каждая сама по себе. Остальные компании, точнее, группировки в классе вызывали у меня или недоумение, как компания моей бывшей соседки по парте Алины, или лютую брезгливость, как компания наша первой красавицы Леры. Санька в этом преуспел больше: он сумел затесаться в одну из мальчишечьих компаний нашего класса и даже стал там своим.

И надо же было такому случиться, что новая Санькина компания не на жизнь, а на смерть закусилась с компанией из седьмого "Г". Война между ними велась яростная; противники ходили стенка на стенка после уроков на школьном стадионе, развешивали отпечатанные на принтере из учительской оскорбления, подкидывали всякие гадости в физкультурную раздевалку и прочая, прочая, прочая. После особо злодейской выходки, когда "гэшники" попортили инвентарь, и наш класс занял на общешкольных стартах только второе место, наши пацаны решили отомстить жестоко и подорвать туалет на четвёртом этаже, в котором противник обычно тайком курил на переменах. Деталей плана я не знала — меня в него, понятное дело не посвящали, — но арсенал для этого собирался немаленький, ненамного меньше, чем во время пресловутого Порохового заговора: пацаны из нашего класса скупили практически весь запас бомбочек "Корсар-1" в книжном магазине напротив. Само собой, в силу размера боевого запаса встал вопрос, где же это всё хранить; мальчишки, конечно, не трусили — каждый взял бы на себя эту обязанность с радостью и честью, — но существовал непреодолимый фактор в лице семей, особенно мам, которые могли бы раскрыть и уничтожить и запасы, и сам замысел, поэтому Санька и его друзья пребывали в унынии.

И именно в тот момент, когда им в голову не приходило больше никаких мыслей, нелёгкая проносила мимо меня.

— Нин, Нин, иди сюда! — Санька схватил меня за руку и потащил к мальчишкам. — Пацаны, есть идея! Вот кому мы отдадим бомбочки!

— Нинке? Архиповой? — с недоумением спросил спросил Никита Шустов. — Она же девчонка.

— Ну и что? Это самая надёжная девчонка на свете, чтобы вы знали!

— И у девчонки точно искать не будут, — поддакнул Димка Шерешкевич.

— А она нас не выдаст? — засомневался кто-то. — Не "гэшникам", а учителям.

— Учителям тоже не выдам, — сказала я, сразу сообразив, о чём речь: мальчишки не очень-то и прятались со своими обсуждениями, да и Санька как-то проболтался. — Мне, между прочим, тоже за класс обидно.

— Точно-точно никому не растреплешь? — переспросил Никита. — Это военная тайна, понимаешь?

— Я знаю, что такое военная тайна, — немного надменно ответила я. — Мальчиш-Кибальчиш её под пытками не выдал, я, по-вашему, хуже, что ли, только потому, что девчонка?

Бравада, как ни странно, сработала: Никита уважительно покивал — он тоже читал Гайдара — и они с Саней торжественно нарекли меня Хранительницей Порохового Погреба и передали весь боезапас с наказом стеречь его от учителей и врагов из класса "Г" даже ценой своей жизни. В моём новом портфеле был потайной карман, довольно вместительный, во всю заднюю стенку, и в этом-то кармане мы аккуратно расположили все коробочки с бомбочками так, чтобы ничего не помять и не поломать.

Пару недель я тщательно следила, чтобы портфель не падал, ни обо что не стукался, не намокал, чтобы с ним вообще не происходило ничего, что могло бы повредить боезапасу, но проблема, как оказалось, поджидала совсем с другой стороны.

— Нина, дай домашку свериться, — как-то перед уроком алгебры попросила меня Верка. — Ой, а что у тебя тетради порохом пахнут?

— Порохом? — удивилась я.

— Ну да, ты что, не чувствуешь?

Я не сразу сообразила, что тетрадка воняла порохом из-за бомбочек, а когда сообразила, то сразу прикусила язык: военную тайну нельзя было выдавать никому, даже лучшей подружке.

— А, это Генка, наверное, баловался, — невнятно пробормотала я. — Ух, я ему дома устрою!

Верка сочувственно покивала — у неё дома тоже был младший двоюродный братик — и тетрадку мне вернула.

Проблемы мои на этом не закончились: после уроков в лаборантскую меня позвала наша физичка и классная руководительница Глафира Аркадьевна.

— Заходи, Нина. Ни о чём не хочешь мне рассказать?

Я, помня про военную тайну, сделала большие невинные глаза и отрицательно помотала головой.

— А почему у тебя тогда тетради порохом пахнут?

— Ну-у-у... — протянула я.

К счастью, Глафира Аркадьевна избавила меня от необходимости придумывать очередное оправдание.

— Я не знаю, что ты там за эксперименты опять ставишь, но лучше прекращай. Наука и стремление к знаниям — это хорошо, но техники безопасности и многих других вещей ты пока не знаешь. А вдруг что-нибудь случится?

Я потихоньку выдохнула — всё в порядке, она ничего не подозревает — и торжественно пообещала, что не буду экспериментировать без её присмотра или хотя бы присмотра лаборанта.

Вишенка на торте ждала меня вечером.

— Нин, слушай, — задумчиво сказала мама, когда мы наводили порядок после ужина. — Почему у тебя тетради порохом пахнут?

— Гланя пожаловалась? — мрачно спросила я.

— Да я и сама чувствую. Ну да, Гланя тоже, и Тамара Александровна, и Любовь Фёдоровна, математичка ваша — они тоже звонили, спрашивали. Нин, что происходит?

— Я не могу сказать, — пробормотала я.

— Даже так?

— Даже так. Мам, ну это военная тайна!

Мама до того, как родить нас с Генкой, служила на флоте, дослужилась до звания капитан-лейтенанта. Она-то должна была понимать, что такое военная тайна!

— Военная тайна — это серьёзно, — согласилась мама. — Но только вот ее нельзя выдавать врагам, а я тебе разве враг?

— Нет...

— Ну вот. Так что мне-то вполне можешь рассказать. Может быть, я даже посоветую что-нибудь.

Очевидной логической ловушки я тогда не заметила и честно рассказала всё маме. Мама хохотала до слёз — её, видимо, не смутил даже план подрыва туалета — а потом, отсмеявшись, предложила мне спрятать весь наш боезапас в кладовке коробке из-под обуви: так он не будет портить тетради и учебники. А когда пацаны попросят — честно принести в школу.

Подрыва туалета так и не случилось: с моей (точнее, с маминой) подачи и при моей же помощи мальчишки разработали сложную операцию, в результате которой проклятых "гэшников" накрыла в туалете наша Сова Ивановна именно в тот момент, когда они в очередной раз сбежали туда покурить. Скандал был знатный — вопли Совы и Марины Альбертовны, классрука "гэшников", слышались аж на нашем конце коридора.

А бомбочки мальчишки потом взорвали на нашем стадионе; я не сказала, что проговорилась маме, поэтому меня тоже позвали и даже дали картонную медаль за хранение боезапасов во время военных действий.

И в тот момент, пожалуй, я не променяла бы эту медаль на все высшие военные награды.