The Art of Self-Fashioning / Искусство обретения формы (джен)

— Привет. За ужином мы не были представлены друг другу должным образом, поскольку все разговоры вел Иверсон. Я Терри Бут.

Гарри кивнул и пожал однокурснику руку.

— Привет. Я Гарри Поттер.

Он медленно прошел через гостиную Рейвенкло, разглядывая потолок, расписанный звездами. Некоторые из них, казалось, мягко светились, отражаясь отблесками света на книжных шкафах, столах и стульях, разбросанных по комнате.

Гарри внимательно рассматривал рабочие столы, но в итоге покачал головой. Здесь будет сложно работать над тем, что он задумал. Уединиться было почти невозможно. Любой мог просто подойти и спросить, что ты читаешь. Возможно, в библиотеке найдется больше укромных уголков.

— Что-то не так?

Бут все еще стоял рядом. Гарри пожалел, что в начальной школе у него почти не было друзей, тогда бы он знал, как поддержать разговор.

— Да нет. Просто интересно, сколько времени мы на самом деле проведем за этими столами. Наверняка, большая часть из них уже занята старшекурсниками?

Староста Иверсон, который стоял возле одной из полок и показывал какие-то книги девочке-первокурснице, тут же развернулся и подошел к ним.

— Нет, Поттер, мы всегда за справедливость, уверяю тебя. У профессора Флитвика есть список столов и книг, пользующихся спросом, вон там на стене, видишь? — он кивнул в сторону одного из окон, и, присмотревшись, Гарри увидел лист пергамента, висящий рядом. Честно говоря, его было легко не заметить из-за высоты окон и декора на стенах. — Это означает, что у людей есть расписание, определяющее, где и когда они могут сесть и читать книги. Все, что нужно сделать, это добавить свое имя в список. Он защищен от копирующих заклинаний и тому подобного. И каждый, кто передвинет свое имя или вычеркнет чужое, получит выговор от профессора Флитвика. Он не такой уж суровый, но вы же не хотите, чтобы он разочаровался в вас. Это все равно что обмануть щенка. Вы бы видели его глаза…

Гарри решил, что, если он когда-нибудь захочет узнать что-нибудь о Хогвартсе, то может просто упомянуть при Иверсоне какую-нибудь отдаленно связанную с этим тему. И это отлично отвлекало внимание Бута от неумения Гарри вести светские разговоры.

Он подумал, что может заодно спросить о том, что его интересовало.

— А как насчет библиотеки Хогвартса? Она такая же хорошая, как эта?

— Не настолько. Она и близко не такая. У нас лучшая гостиная, Поттер, и не позволяй никому другому утверждать обратное, — учитывая, что Гарри было совершенно неинтересно сравнивать гостиные комнаты разных факультетов, ему оставалось только торжественно кивнуть и сделать большие глаза. Иверсон разливался соловьем. — В школьной библиотеке полно темных углов, куда трудно пробиться свету. И расположение полок нелогично. Здесь у нас все книги расположены в алфавитном порядке по фамилии автора. Без сомнения, это лучший способ. А библиотека Хогвартса — это владения мадам Пинс. И разочаровывать ее гораздо больнее, чем огорчать профессора Флитвика…

— Флимонт, ты уже первачкам все уши прожужжал, — к ним подошла высокая темноволосая рейвенкловка, которая дружески кивнула Гарри. — Я вторая староста пятого курса, Клаудия Анорана. Заходите ко мне, если вам когда-нибудь понадобится карта школы. Я выучила ее наизусть еще в первую неделю своего пребывания здесь.

— Эй, Клаудия, не было такого.

— Может, ты покажешь им их спальни, прежде чем мы начнем спорить об этом?

Иверсон слегка покраснел и кивнул, направляя Гарри, Бута и еще двух мальчиков через всю комнату к мраморной статуе женщины со сложенными руками, стоявшей у стены. Гарри удивленно уставился на нее. Женщина показалась ему знакомой, и он предположил, что, должно быть, видел ее лицо в одной из своих книг.

— Ровена Рейвенкло, основательница нашего факультета, — гордо произнес Иверсон. Статуя уже отодвигалась в сторону, открывая лестницу. — Ваши комнаты наверху. Здесь вы проведете ваш следующий год. Кровати уже должны быть приготовлены… О, отлично.

Гарри вошел в просторную и уютную комнату, оформленную в синих и бронзовых тонах, как и вся остальная часть факультетской башни. С левой стороны в камине весело гудел огонь. Справа, на равном расстоянии друг от друга, были расставлены кровати. Они были огромными, четыре столбика по углам поддерживали полог, который, вероятно, можно было задернуть вокруг. За последней кроватью в ряду Гарри заметил дверь. Он предположил, что она ведет в ванную.

— Ваши сундуки стоят возле кроватей. На кровати наложены чары комфорта, если у вас возникнут проблемы, сообщите об этом домашним эльфам. Грязную одежду можно бросить в корзину у изножья, но если вы оставите ее лежать на сундуке, эльфы все равно придут за ней. Единственное, что нужно сделать, это убедиться, что вы не…

— Флимонт, профессор Флитвик хочет, чтобы мы явились в его кабинет вместе с другими старостами.

— Иду, Клаудия, — вздохнул Иверсон, направляясь к выходу из спальни. — Она такая заноза, — добавил он на ходу, как будто считал, что это жизненно важный факт, которым нужно поделиться немедленно, и закрыл за собой дверь.

Гарри нашел свою кровать, вторую в ряду от камина. У всех остальных, как он заметил, были домашние животные — возле сундука Бута и столбика кровати высокого светловолосого мальчика стояли пустые птичьи клетки, а у другого мальчика, с застенчивым лицом, на подушке лежала крыса, которую он, усевшись на кровать, тут же прижал к себе, чтобы успокоиться.

— У тебя нет питомца, Поттер?

Бут, кажется, решил, что теперь они друзья. Гарри не стал его поправлять и только покачал головой.

— Я живу со своими дядей и тетей. Они маглы, — объяснил он, доставая свои книги и начиная раскладывать их на прикроватном столике, который разложился в небольшую книжную полку. — Они не очень-то любят животных.

— Но ведь Поттеры — чистокровные.

Это был тот самый блондин, который плюхнулся на кровать и раскинул руки, словно хотел обнять подушку. Гарри взглянул на него.

— Я не расслышал твоего имени, — сказал он.

— О, прости. Энтони Голдстейн.

— Майкл Корнер, — представился мальчик с крысой.

Он отпустил ее и, повернувшись, уселся на кровати, скрестив ноги, как будто теперь ему не нужно было быть таким осторожным рядом с ними.

— Да, это известный род, — согласился Гарри. — Но моя мать маглорожденная. И я живу с родственниками с ее стороны.

— Что случилось с твоими родителями?

Бут сделал предупреждающий жест в сторону Корнера, но Гарри не видел смысла притворяться. Возможно, это объяснит им, почему он молчит.

— Во время войны они подверглись пыткам. Теперь они в больнице Святого Мунго.

— Ох, — Корнер покраснел и спрятался за книгой, что-то о зельях.

— Нам очень жаль, приятель, — пришел на выручку Голдстейн. — Моя тетя, она сущий дракон, но любит сов. А мама просто замечательная. И…

Гарри предоставил словам течь мимо него, и только кивал время от времени. Затем Бут заговорил о квиддиче, а Корнер спросил, как каждый из них привык заниматься, и Гарри пришлось вступить в разговор. Но было довольно просто задать вопрос о метле Бута или семье Голдстейна, и они начинали болтать без умолку. Они говорили почти так же много, как Иверсон.

Гарри был рад, когда наконец смог забраться в свою постель и задернуть полог.

«Мне нужно найти уединенное место. Похоже, что библиотека вряд ли подойдет для этого, особенно с библиотекаршей, которая все замечает. Но замок все равно слишком велик для такого количества студентов. Наверняка где-нибудь есть такой уголок, где меня никто не хватится».

* * *

Губы Минервы слегка дрогнули, пока она наблюдала, как первокурсники Рейвенкло и Хаффлпаффа торопливо заходят в класс. Честно говоря, это был один из ее любимых уроков, как бы ей ни нравилось учить новоиспеченных гриффиндорцев и узнавать их сильные и слабые стороны. Студенты Рейвенкло любили учиться и часто преуспевали в трансфигурации, поскольку этот предмет требовал большой концентрации; хаффлпаффцы же были достаточно трудолюбивы, чтобы не нарушать ход урока.

Минерва встала и потянулась, отставив одну заднюю лапу, затем другую. Она сидела на своем столе в кошачьем обличье, и ее ноздри наполнялись новыми запахами. От первокурсников пахло тканью, потом, чернилами и бумагой. Минерва годами училась различать их и теперь могла поворачивать голову из стороны в сторону и по желанию вдыхать новый, более насыщенный, аромат.

В данный момент особенного желания не было. Она снова села, преодолев искушение начать вылизываться, и стала ждать, когда на нее обратят внимание.

Лишь немногие взглянули на нее, большинство детей продолжали смотреть на дверь. Гарри Поттер сидел, подперев подбородок рукой, и не сводил с нее глаз. Минерва на мгновение задумалась, не природный ли талант к трансфигурации позволил ему отличить анимага от обычной кошки. Некоторые люди это умеют.

«Но обычно нужна серьезная подготовка. Чего у него никак не могло быть, ведь он не знал, что такое магия, до своего одиннадцатого дня рождения».

Минерва на время отвлеклась от этой загадки и сосредоточилась на других учениках. Казалось, это была обычная компания — болтающие, хихикающие, восторженные, нервные, уверенные в себе. Ей хотелось бы сказать, что Гарри выделялся среди них, но, возможно, это говорила ее любовь к его родителям.

Число людей в классе наконец-то сравнялось с числом имен в ее списке. Минерва встала, вальяжно подошла к краю стола, затем села и мяукнула, чтобы привлечь их внимание.

— Что здесь делает эта кошка? — прошептал парнишка рейвенкловец, сидевший рядом с Гарри. — У нее отметины вокруг глаз. Хм-м. Будто очки?

— По-моему, это мило, — заметила какая-то девочка, тоже из Рейвенкло. Судя по ее общему сходству с одной из новых студенток Минервы, это должна была быть Падма Патил.

— Она может быть какой угодно милой, но не должна сидеть на столе преподавателя, разве не так? — уточнила Сьюзен Боунс, поразительно похожая на свою бабушку.

— Не знаю. Полагаю, это решать профессору Макгонагалл.

— Если она когда-нибудь доберется сюда!

Один из хаффлпаффцев в заднем ряду начал что-то рисовать пером на листе пергамента. Минерва отсчитала шестьдесят ударов сердца с этого момента, а затем подошла к краю стола и спрыгнула на пол.

За время прыжка она преобразилась — мех превратился в одежду, передние лапы — в руки, и когти втянулись с той странной щекоткой, которая всегда возникала, когда она превращалась. Ступни ног стали более плоскими, чем когда она ходила кошкой, а усы снова спрятались в коже лица. Минерва, как всегда, подавила желание чихнуть, когда вместе с усами исчезла и ее чувствительность к воздушным потокам и запахам, и повернулась к классу.

Большинство из детей выглядели ошеломленными. Кто-то сидел с открытым ртом, щеки других горели виноватым румянцем, вероятно, они испугались, что она слышала их разговоры. На лице Гарри играла легкая улыбка, которая больше отражалась в его глазах, чем на губах. Минерва иногда видела то же самое в глазах его матери, когда та успешно применяла заклинание отмены трансфигурации, что всегда было для нее более сложной задачей.

«И, конечно же, Гарри знал, что я анимаг. Я сама ему сказала».

Довольная тем, что решила эту интеллектуальную головоломку, Минерва посмотрела на первокурсников поверх очков и мягко заговорила:

— Думаю, вы быстро поймете, что то, что вы, как вам кажется, испытываете в Хогвартсе, не всегда соответствует действительности. А трансфигурация — это тонкое искусство, стирающее границы. На моих уроках вы узнаете, что животных и предметы не всегда можно отличить между собой. Как и людей от животных.

Она внимательно следила за учениками и увидела, что ее слова задели нескольких маглорожденных, как и некоторых чистокровных. Обе группы, каждая по-своему, придерживались традиций, которые могли сделать это заявление особенно оскорбительным для них.

«Если вы посмотрите в зеркало, то увидите, насколько ваше собственное лицо похоже на обезьянье», — хотела сказать она им, но передумала. Минерва потянулась за свитком и начала просматривать список, остановившись, когда дошла до имени хаффлпаффца, который что-то нацарапал на своем пергаменте.

— Захария Смит.

Он вздрогнул и посмотрел на нее с таким выражением лица, словно не мог решить, должно ли оно быть виноватым или дерзким. Минерва лишь приподняла бровь и сделала вид, что ставит пометку рядом с его именем. Некоторых это нервировало как ничто другое.

Отложив свиток, она встала у своего стола и оглядела их. Такие маленькие. Такие юные. Даже меньше ростом, подумала она, чем слизеринцы и гриффиндорцы. Похоже, что именно эти два факультета собрали на Сортировке всех самых высоких первокурсников.

— Трансфигурация — самое сложное искусство, которое вы будете изучать здесь, в Хогвартсе. Пройдет некоторое время, прежде чем вы сможете справиться даже с элементарными преобразованиями. Вы должны освоить произношение заклинания и движения палочки, что является важным и для любого другого заклинания, которое вы станете выполнять, но кроме того, вам нужно подключить свое воображение. Если вы неправильно представите себе какую-нибудь деталь, то созданное вами может выглядеть очень красиво, но это не будет правильно трансфигурированным объектом.

Минерва повернулась к своему столу. Она уже превращала его в свинью на первом объединенном занятии с Гриффиндором и Слизерином, но на этот раз ей захотелось пошалить. А, может быть, это был своего рода подарок для Гарри, который, казалось, ни разу не моргнул, наблюдая за ней.

Чтобы сделать сюрприз еще более неожиданным, она выполнила преобразование невербально, хотя это требовало дополнительных усилий. Она будет читать лекции этому классу и никому из них не позволит даже попытаться трансфигурировать что-нибудь, пока они не напишут хотя бы несколько эссе.

«Коммуто менсам пардум».

Сила текла и бурлила в ее венах и вырвалась из палочки, окутывая стол. Класс дружно ахнул, когда золотой и черный цвета проступили сквозь обычное дерево, а затем — под настроение Минерва умела создавать специальные эффекты — дерево словно разлетелось в стороны, освобождая скрывающееся под ним животное, вместо того чтобы просто преобразоваться.

Стоящая перед классом взрослая самка леопарда опустила голову и зарычала. Минерва позволила ученикам поахать и покричать пару секунд, а затем взмахнула палочкой и произнесла нараспев:

— Коммуто пардум менсам.

Зверь застыл, превратившись в деревянную статую, затем его спина стала шире и длиннее, а часть узоров на его шкуре превратились в ручки выдвижных ящиков.

Когда леопард снова стал столом, Минерва повернулась к ученикам и кивнула им.

— Проявление могущества Трансфигурации. Возможно, вы читали о защитных или прикладных способах применения Трансфигурации — именно они чаще всего упоминаются в биографиях волшебников на карточках от шоколадных лягушек. И умение оживить мебель для охраны дома или создать стол из пыли, чтобы было куда поставить чашку, определенно, может пригодиться.

— Но трансфигурацию можно также использовать в наступательных целях. Подумайте о возможности превратить землю под ногами противника в лед, кислоту, огненную яму или гнездо змей. Представьте, что вас заперли в тюремной камере, и вы превращаете какую-нибудь крысу в обезьяну, которая смогла бы пролезть в окно и передать вам ключ. Да, мистер Смит?

— Но, профессор, разве это не означает, что им пришлось бы оставить вам вашу палочку?

Минерва едва сдержала улыбку. По крайней мере, у мальчика присутствовали сила духа и должное чувство уважения, когда он хотел им воспользоваться.

— Верное замечание, мистер Смит. Хотя беспалочковая трансфигурация возможна в моменты сильных эмоций или как результат экстремальных тренировок. Но я хочу, чтобы вы были открыты для новых возможностей. Я бы никогда не стала подавлять ваше воображение. Но дело в том, что воображение нужно должным образом упражнять и дисциплинировать, иначе вы получите одноногого розового леопарда, который сможет только неуклюже наскакивать на вашего врага.

Это вызвало смешки у Патил, Боунс и еще нескольких человек. Минерва снова посмотрела на Гарри. Тот сидел, вытянувшись в струнку, и его глаза так блестели, что на них было трудно смотреть.

Минерва не смогла не улыбнуться, когда она развернулась и перенесла на доску первые из теоретических постулатов, чтобы студенты записали их. Джеймс был бы очень горд видеть, что его сын становится вундеркиндом в трансфигурации — а Гарри, кажется, был на верном пути к этому.

* * *

Гарри закончил делать последние записи и слегка встряхнул рукой, отложив перо, чтобы не забрызгать чернилами весь пергамент. Затем он встал, сложил свои заметки, сунул их в наружный карман сумки, купленной в Косом переулке, и направился к передней части класса.

Он хотел кое о чем спросить профессора Макгонагалл.

— Ты не идешь на обед? — окликнул его Бут.

Гарри ответил улыбкой, надеясь, что та выглядела естественно. Бут все еще пребывал в заблуждении, что они с Гарри лучшие друзья.

— Иду. Мне только нужно кое-что спросить у профессора Макгонагалл. Все-таки, это немного сбивает с толку. Когда ты рос среди маглов…

Бут сочувственно кивнул и поспешил за Голдстейном, который что-то рассказывал об игре в квиддич. Гарри повернулся к Макгонагалл. Она смотрела на него спокойными глазами, в которых, как показалось Гарри, было что-то кошачье. Интересно, они тоже светятся красным⁽¹⁾, когда она оказывается в темноте?

— Вы были очень внимательны, мистер Поттер. Я это заметила. О чем вы хотели спросить?

Гарри глубоко вздохнул. Его сердце все еще не успокоилось, начав бешено колотиться в тот момент, когда профессор Макгонагалл попросила их представить себе возможности трансфигурации. Но ему надо постараться не показать этого.

— Мне просто интересно, профессор, есть ли общая теория, лежащая в основе всех направлений магии. Я имею в виду, много ли общего у чар и трансфигурации?

— Да, конечно. Из всех предметов, которые вы будете изучать на первом курсе, эти два сильнее всего ориентированы на Палочку и Желание.

Гарри вытаращил глаза. Он читал эти слова в книгах по трансфигурации, купленных в Косом переулке, но не нашел их определения. Все же нелегко, когда авторы в одних случаях используют их в значениях, отличных от просто «волшебная палочка» и «воображение», а в других именно для обозначения обычных вещей.

— Что значит: «Палочка и Желание», профессор?

— Это немного сложно для первокурсников, — заметила профессор, внимательно глядя на него через очки. — В любом случае, это лишь один из способов взглянуть на теорию. Старая концепция. Вы найдете книги, которые рассказывают об этом гораздо более современным языком.

— Я хочу услышать ваше толкование, профессор.

— Если вы пытаетесь польстить мне, мистер Поттер… — но, прежде чем Гарри успел возразить, Макгонагалл покачала головой, отбрасывая эту мысль. — Нет, я не думаю, что вы бы так поступили. При любых обстоятельствах. Так вот, теория сложна для первокурсников, потому что им может быть трудно выделить различные компоненты.

— Но в этой теории есть три составляющих — Палочка, Слово и Желание. Первая — это движения вашей палочки во время произнесения заклинания, но также и небольшие движения вашего тела, которые вы совершаете, когда меняете стойку, поднимаете палочку, кланяетесь перед формальным поединком и так далее. Все они влияют на успешность заклинания. Вы меня понимаете?

— Полностью, профессор, — выдохнул Гарри.

У него было чувство, как будто что-то открылось внутри него и впитывало ее слова. Он понимал их лучше, чем что-либо еще в своей жизни.

— Слово — это, разумеется, формула заклинания. Но это также относится к словам, которые вы произносите до и после заклинания, к вашему произношению слов на латыни и к тому, как вы будете повторять эти слова в своей голове, когда будете изучать невербальную магию.

— Желание — самый сложный компонент для освоения. В трансфигурации оно в основном связано с воображением, — профессор кивнула в сторону стола. — Прежде чем я смогла овладеть заклинанием, превращающим мой стол в леопарда, я должна была точно знать, каким я хочу видеть этого леопарда. И мне пришлось упражняться в умении хотеть.

— Хотеть, — эхом отозвался Гарри.

«В этом я мастер. Я знаю, каково это — хотеть поесть, хотеть сбежать от Дурслей, а еще больше всего на свете хотеть, чтобы у меня были родители».

— Да. В этот момент, в этот самый момент, мое желание, чтобы стол превратился в леопарда — именно в этого леопарда — должно было быть сильнее, чем желание продолжать дышать, чтобы я смогла вложить все свое дыхание в Слово, — профессор Макгонагалл улыбнулась ему. — Теперь вы понимаете, почему Трансфигурацию так сложно освоить.

— Да, — пробормотал Гарри. — Значит, все три составляющих работают вместе?

Макгонагалл слегка наклонила голову.

— Но не для всех предметов они используются в равной степени. Зельеварение на первом курсе — это искусство, почти полностью заключенное в Слове. При варке зелий вы будете следовать инструкциям профессора Снейпа. Он не позволит вам использовать палочку, а ваше желание важно только тем, что вы должны научиться концентрироваться на ингредиентах зелья.

— С другой стороны, полеты… у вас еще не было первого урока? — Гарри покачал головой. — Полет требует почти одного чистого Желания. Вы производите удивительно много движений телом, но не в сочетании с палочкой, если только вы не играете в квиддич. И от слов мало толку, кроме ситуации, когда вы действительно анализируете квиддичные матчи. Вам нужно пожелать, чтобы метла сама прыгнула в руку. Я уверена, что на первых порах мадам Хуч предложит вам использовать словесную команду, но на самом деле она не нужна.

— Астрономия, как и зельеварение, — это искусство Слова. Вам нужно выучить названия звезд, взаимосвязь созвездий и то, что означают различные фазы планет. Гербология основана исключительно на Слове, пока вы не перейдете в старшие классы. Тогда профессор Спраут разрешит вам пользоваться палочкой для заклинаний, которые поливают растения, защищают вас от опасных разновидностей и так далее.

— А как насчет ЗоТИ?

Макгонагалл едва заметно поморщилась.

— Для младших возрастов Защита — это искусство Слова. Вам нужно узнать о проклятиях, прежде чем вы сможете противостоять им, и вообще, в стенах школы не разрешается колдовать ничего, кроме простейших сглазов. И это правильно, — быстро добавила она. — Даже не предполагайте, что я не одобряю такое положение дел, мистер Поттер.

Гарри слегка улыбнулся.

— Но, в конце концов, Защита вовлекает Палочку и Желание?

— Да, — кивнула Макгонагалл. — Как и Чары. И Трансфигурация.

— Но Трансфигурация — лучше всех, да?

Профессор Макгонагалл коротко рассмеялась.

— Может ли художник не гордиться своим искусством? Да, мистер Поттер, я действительно так считаю. Трансфигурация предъявляет самые высокие требования к Желанию по причинам, о которых я вам уже говорила. Волшебную палочку и Слово выучить проще, но они должны идеально работать вместе — и неудачная Трансфигурация человека может оказаться роковой. Представьте, что вы пытаетесь помочь кому-то лучше слышать и обострить его слух, а в середине заклинания вам приходит в голову, как бы он выглядел с кроличьими ушами вместо обычных, — она бросила на него острый взгляд. — Применять Трансфигурацию на человеке студентам младше третьего курса запрещено, мистер Поттер.

«Да, я должен молчать об этом, на случай если она попытается остановить меня».

Гарри не собирался ждать до третьего курса. И в любом случае, он не стал бы подвергать опасности кого-либо еще. Он с самого начала знал и согласился с тем, что, если он хочет в совершенстве овладеть искусством, которое сможет исцелить его родителей, то есть только один человек, на котором он мог бы свободно практиковаться, — он сам.

Однако ему нужно было задать еще один вопрос, прежде чем он снова начнет притворяться обычным студентом, которого трансфигурация интересует не больше, чем что-либо другое.

— Когда вы превратили стол в леопарда, я почувствовал… кажется, это была не магия? Что-то другое пронеслось в воздухе над вами. Или оно парило вокруг вас? — Гарри ненавидел свое косноязычие. Всё же это было трудно выразить словами. — Что-то вроде ауры.

Макгонагалл резко выпрямилась.

— Четвертый компонент.

— Что, простите?

— Он не рассматривается в классической теории. Используя Палочку, Слово и Желание, вы можете воспроизвести результаты. То есть, другие люди могут делать то же самое, если их этому научить, — добавила она, словно думала, что Гарри ее не поймет. — Но, если существует четвертый компонент — а не все теории признают это — то не все люди его ощущают. Те же, кто чувствуют что-то, описывают это по-разному. Поэтому он не учитывается.

— Но у него есть название? — Гарри знал, что почувствовал это. Как удар молнии, как дыхание.

Профессор Макгонагалл медленно кивнула.

— Мои учителя называли это «Зов зверя».

— Что он делает? Чем это отличается от Желания?

— Я должна подчеркнуть, мистер Поттер, что вы не должны заниматься этим самостоятельно, — Макгонагалл слегка наклонилась, словно надеясь увидеть правду в его глазах.

Но многие смотрели Гарри в глаза и не видели Дурслей. Поэтому он только серьезно кивнул и солгал:

— Обещаю, профессор.

— Это означает, — неохотно заговорила профессор, — что вы чувствуете желание животного, которого создаете. Это происходит только при создании животных, или трансфигурации человека, если вы превращаете его в животное — кстати, это также запрещено. Вы ведь ничего не почувствовали, когда я превратила леопарда обратно в стол, не так ли?

Гарри покачал головой. Да, он ничего не чувствовал. И не уловил этого, когда профессор Макгонагалл вернулась в свой человеческий облик. Гарри надеялся увидеть, как она превращается в кошку, и, возможно, тогда он ощутит это.

— Да. Так вот, — Макгонагалл скрестила руки на груди. — Это спорная идея в теории трансфигурации, мистер Поттер. Если животные, которых мы призываем, обладают собственной волей, осознанием… собственной природы — почему это и называется «Зов зверя», — то, возможно, нам не следует превращать их во что-то другое, или возвращать к тому, из чего они произошли изначально, или попросту избавляться от них в конце урока.

— Но большинство людей не считают, что у животных есть что-то такое, ведь так? Потому что вы сказали, что большинство людей не могут этого чувствовать.

Макгонагалл кивнула.

— Должна признаться, я не ощущаю этого при каждом исполнении трансфигурации животных. Не тогда, например, когда я превращаю свой стол в свинью, как это было на другом уроке. Могу лишь предположить, что это потому, что свиньи, которых я трансфигурирую, — не дикие. Если бы я выбрала вепря или бородавочника, то, возможно, Зов присутствовал бы при этом.

— Это еще одна причина, по которой Трансфигурация настолько сложное искусство, верно? — задумчиво проговорил Гарри. Его мысли неслись вскачь по тропам, на которые он никогда не ступал, но, вместе с тем, это казалось ему совершенно естественным. — Потому что, даже используя одно и то же заклинание, люди все равно получают разные результаты. У одного человека может быть свинья, у другого — бородавочник, и леопарды других людей не будут выглядеть копиями вашего. Или у кого-то может получиться детеныш леопарда вместо взрослого животного.

— Очень хорошо, мистер Поттер. Пять баллов Рэйвенкло.

Гарри рывком вернулся в окружающую действительность. Профессор Макгонагалл смотрела на него с чуть заметной довольной улыбкой и вниманием. Гарри сглотнул. Вот это было совершенно ни к чему. Как же он теперь будет получать плохие оценки на уроках трансфигурации?

Будто услышав эти мысли и желая намеренно высмеять их, Макгонагалл достала откуда-то из-за стола тяжелую книгу.

— Учебник для третьего курса. Я бы с удовольствием обсудила с вами любые вопросы, которые возникнут у вас после его прочтения.

Гарри взял книгу. У него не было никаких убедительных причин отказаться от нее, да и профессор Макгонагалл все равно бы не поняла, если бы он это сделал.

— Спасибо, профессор.

Она улыбнулась и махнула рукой, выпроваживая его.

— Вы и так позволили мне слишком долго удерживать вас здесь разговорами, мистер Поттер. Нам обоим повезло, что сейчас время обеда.

Гарри сунул книгу в сумку и вышел из класса. Голова у него немного кружилась. Если профессор Макгонагалл собиралась уделять ему особое внимание, задавать вопросы и ожидать от него хороших результатов, то у него были проблемы.

Но потом он задумался о том, что узнал сегодня на уроке — о Палочке, Слове, Желании и Зове, — и тряхнул головой. Это не было проблемой. Это было затруднение, и он как-нибудь с этим справится. В конце концов, пока что Макгонагалл узнала только, что он понимает теорию. Это не то же самое, что быть мастером в заклинаниях.

И единственное, что было проблемой, единственное, что имело значение, — это мысли о том, как он собирается вернуть своих родителей.

1) Здесь автор ошибся. Красным светятся глаза волков и некоторых пород собак, а у кошек глаза обычно светятся зеленым или желтым. Сам видел у нашего кота.

Вернуться к тексту