Профсоюз могильщиков (джен)

«Но как же конь твой пролетит

Сто миль до утра, милый?

Ты слышишь, колокол гудит:

Одиннадцать пробило». -

«Но месяц встал, он светит нам...

Гладка дорога мертвецам;

Мы скачем, не боимся;

До света мы домчимся».

«Но где же, где твой уголок?

Где наш приют укромный?» -

«Далеко он... пять-шесть досок...

Прохладный, тихий, темный».

Г.А. Бюргер. Ленора.

У девушки были короткие волосы цвета спелой соломы, золотисто-карие глаза, нежный румянец и новенькая полицейская форма.

— Здесь видели труп! — она повысила голос, видимо, не в первый раз пытаясь достучаться до Берка.

Тот упорно разглядывал ее подбородок, не поднимая взгляд ни на миллиметр выше:

— Это кладбище, мэм. Трупы здесь обычное дело.

— С вырванным горлом?!

Берк пожал сутулыми плечами и тяжело оперся на лопату. Я решил вмешаться:

— Простите, быть может, я могу помочь вам, э..?

— Констебль Мун, — представилась она.

Ничего лунного в ней не было!

— Мун? — переспросил я.

— Мунд. На конце «д».

— Быть может, «Мунди»? В этом была бы логика.

Констебль Мунд упрямо тряхнула головой, отвергая предложенную тему:

— Что вы знаете о найденном здесь трупе?

— Два дня назад умер один из могильщиков, Рокки, его нашли на ступенях церкви. Смерть не была насильственной.

— Я в это не верю! Кстати, его звали Риккардо Мендес, а не Рокки, и его видели у ворот с разодранным горлом...

— Сколько выпил тот, кто видел? — проворчал Берк.

— Нисколько! Он был совершенно трезв.

— Как те, кто видел Несси, — гнул свое Берк.

— Если вы не согласны с результатами экспертизы, допросите патологоанатома, потребуйте провести повторную...

— Не учите меня вести расследование! — разъярилась девушка.

Видимо, все это она уже проделала, но не встретила понимания коллег. К нам подошел Бен, и настырная девица вцепилась в него. Мы с Берком тихонько ретировались.

— Настойчивая особа, — усмехнулся я.

— Заноза в заднице, — отозвался Берк.

Специалист из Эдинбурга еще не прибыл, но тварь по неведомой причине затаилась. Над могилами Энди и Рокки я провел все необходимые ритуалы, и они встать не пытались. Во время ночного обхода мне встретилась полупрозрачная особа, закутанная в шаль. Горестно стеная, она удалилась в церковную стену до того, как я успел к ней обратиться. Скелет в сгнившем саване выразил мне свое возмущение фактом разрушения его последнего пристанища. Я клятвенно пообещал разобраться, и он вернулся к себе. С утра Бен отправился искать соответствующую могилу. Оказалось, строители, снеся фабрику, захватили кусочек церковного двора — самую старую часть кладбища. Вполне возможно, они потревожили не только общительный скелет, но и ту самую тварь. До наступления темноты я пытался найти что-нибудь подозрительное, но не преуспел. А потом услышал выстрелы.

Я бросился на звук. Констебль Мунд пятилась к церковной стене, стреляя в двухметрового мужчину с размозженной головой. С каждым ее выстрелом он становился больше и надвигался на нее быстрее. Палочка сама очутилась в моей ладони. Пораженный заклинанием призрак сжался до нормальных размеров и провалился сквозь землю, оставив кровавое пятно и отвратительный смрад.

— Зачем вам понадобилось стрелять в него?

Пистолет в руках констебля прыгал, как вытащенная из воды рыбка.

— Он... он... жи-живой!

— Вряд ли. Вы же видели, что у него нет головы.

— Он двигался! — в ее голосе явственно прозвучали визгливые нотки.

— Ну и что? — я пожал плечами. — Это не доказательство жизни.

— Мне нужно выпить, — хрипло прошептала она, сникнув.

— Пойдемте. Только уберите пистолет.

— Я все патроны расстреляла, — ее голос дрожал, пистолет не сразу попал в кобуру.

Я закутал девушку в свой свитер и, обняв за плечи, повел к сторожке.

— Вы его убили? — констебль сжалась на стуле.

— Нет. Вернул обратно, — я включил чайник и откупорил бутылку рома из запасов Берка. Сам он храпел в соседней комнате.

— Кто это был?

— Так, местный.

Я плеснул в чашку ром, коварно воспользовавшись ее смятением, спросил:

— Как вас зовут?

— Глория.

Ее зубы стучали о край чашки, но, как истинный полицейский, она выпила обжигающий напиток одним духом. Я снова наполнил чашку.

— Зря вы в него стреляли.

— Он вернется мне мстить? — глухим голосом спросила Глория, мужественно вздернув подбородок.

— Нет, — я подавил неуместную усмешку. — Он больше не покажется на этом месте, и мне теперь придется искать, где именно он объявится.

Пока Глория маленькими глотками пила ром, я заварил чай.

— Держите, — протянул ей дымящую чашку. — Только не обожгитесь.

Я перехватил чашку так, чтобы она могла взять ее за ручку, но дрожащие пальцы все же коснулись горячей стенки. Глория отдернула руку, кипяток плеснул мне на руку.

— Простите! — она прикоснулась к моему запястью. — Очень больно?

— Терпимо, — выдохнул через сжатые зубы.

Я накрыл своей ладонью тонкие, но крепкие пальчики. Слегка потянул ее — она прильнула ко мне и замерла. Чашка, кстати, куда-то пропала из моей руки. Я обнял Глорию. Ее волосы пахли полем, кожа была бархатистой, как персик, а губы, которые я целовал, имели вкус малины. Неожиданно она отвернула лицо и уперлась ладонями в мои плечи.

— Не надо.

— Прости, — я отстранился. — Я не хотел тебя обидеть. Извини.

— Ты не обидел. Но я замужем.

— Извини.

— Тебе не за что извиняться.

— Я провожу тебя, — сказал я, когда Глория допила чай. — Все же кладбище. Мало ли кого еще встретим.

— Спасибо, — улыбнулась она с искренней благодарностью.

На пороге аккуратного коттеджа я попрощался и развернулся, чтобы уйти.

— Подожди! — Глория нахмурила брови. — Скажи, если бы я не была замужем, ты предложил бы мне остаться?

— Скорее, напросился в гости, — я не сдержал смешок. — А ты правда замужем?

-Правда. У нас сложный период в отношениях. Я не хочу так... Как предательство.

— Понятно. Желаю удачи.

Мы решили перезахоронить останки тех, кто лежал на потревоженном строителями участке. Три члена профсоюза прибыли из Манчестера — один был слабенький сквиб, двое — магглы, наняли еще пятерых временных работников, не посвящая их в детали. За четыре дня управились, отметили окончание работ в том же пабе.

Я жадно слушал рассказы манчестерских коллег. Они сталкивались с теми же проблемами, что и мы, только в масштабах большого города с пестрым населениям. К счастью, национальные группы, ревниво сохраняющие ценности своей культуры, тщательно соблюдали ритуалы — их покойники не вставали. А если и вставали, то со своей нежитью они разбирались сами. У нас же трагически не хватало магов. Магглы, даже обладая знаниями, не имели магической силы — проведенные ими ритуалы не действовали. Кое-как справлялись сквибы, по крайней мере, они видели нежить, некоторые могли договариваться. Люди, обладающие волшебной силой, видимо, те магглорожденные, которые отказались от обучения в Хогвартсе и не попали в магический мир, действовали зачастую наугад, применяя местные суеверия и подручные средства. К «настоящим» магам, которые появлялись из ниоткуда в странной одежде, отношение было резко негативное. По мнению могильщиков, их хлебом не корми — дай Обливиэйт наложить. В этом я с ними готов был согласиться. На многих магов легкость Обливиэйта и Конфундуса действовала развращающе — они даже не пытались следить за собой, а подчищали все свои промахи магией.

Утром наши коллеги отправились в Манчестер, а мы приступили к повседневной работе, успокоенные молчанием твари. Через два дня на участке, подготовленном к работе, нашли эдинбургского специалиста с вырванным горлом. Оставалось только гадать, когда он прибыл, почему не захотел или не успел встретиться с нами.

— Быть может, сообщить в Аврорат? — преодолевая внутреннее сопротивление, предложил я.

— Чтобы нам мозги спалили? — фыркнул Берк. — Сам же говорил, что в этих делах они разбираются хуже тебя.

Я вздохнул, в очередной раз проклиная царящее в официальных кругах Магической Британии предубеждение против прилагательного «темный».

— Я, конечно, могу попробовать, но не представляю, что получится.

Нашу тварь я так и не сумел идентифицировать. Она походила сразу на многих, но ни на кого в точности. Возможно, это было какое-то совершенно новое существо, порожденное специфическими условиями. А, может быть, с ней уже встречались, тщательно описали это событие, и нужный трактат хранился, скажем, в библиотеке Блэков. Или очередной директор Хогвартса в припадке борьбы с заразой темной магии спалил нужную книгу.

— В конце концов, что мы теряем? — сказал Бен. — Трупы все равно появляются, а так хоть какой-то шанс.

Он, безусловно, был прав. В случае неудачи очередным трупом становился я, а там, глядишь, и помощь подоспеет. Все лучше, чем ждать, на кого упадет жребий следующей ночью — единственное, что я смог понять — будущие жертвы сами приходили на место гибели, видимо, тварь их как-то призывала.

Мы решили, что Берк проведет ночь у Бена, они будут дожидаться меня и до утра на кладбище не сунутся. Как стемнело, я отправился на разворошенный строителями, а потом нами участок. Очертил веткой бузины круг, нарисовал знаки — на самом деле это были искаженные руны, но я не решился их исправить — установил четыре восковых свечи и зажег их одновременно темным заклинанием. Полоснул по руке ножом и трижды обошел по окружности, повторяя слова Призыва. Огоньки свечей задрожали, готовые погаснуть, ярко вспыхнули. Пространство в круге начало искажаться, будто раскаленная стеклянная масса в руках неумелого стеклодува, повалил черный удушливый дым, свечи погасли, я набросил магические путы — они оплели нечто бесформенное. Существо рвалось и металось, выворачивая мне суставы, беззвучный вой раздирал мое сознание, я выкрикивал слова заклинания, и путы сжимались, лепили форму.

Ох, Мерлин! Но почему конь?! Черный-черный, с пылающими глазами, бешено храпящий, выбивающий копытами искры... Лет сто назад, когда конь был другом, помощником и средством передвижения, превратить в него темную тварь — решение логичное. Но кто сейчас возьмется укротить необъезженную лошадь?! Я ж не представляю, как это делается!

Мне никогда не удалось бы вскочить на взбешенного коня, да еще и неоседланного, я просто взлетел на него и вцепился в спутанную гриву. Конь рванулся из круга, я прижался к его шее, изо всех сил сжал коленями бока. Крича в ухо заговор, мне удалось направить его по нужной дороге, прочь от жилых районов, через снесенную фабрику, к реке, вниз по течению, к омуту с нехорошей славой. Из ноздрей коня валил дым, из пасти вырывался огонь, мои колени скользили по взмыленной шкуре, пальцы сводила судорога. В бешеной скачке месяц мелькал то слева, то справа, запах серы забивал нос. Конь внезапно замер, отскочил в сторону, я успел разглядеть известные приметы опасного места. Выкрикнув Круциатус, я погнал обезумевшего от боли зверя в реку и рухнул с обрыва в воду вместе с ним.

Я выбрался на противоположный берег. Конь душераздирающе ржал и бил по воде передними копытами, но что-то тянуло его вниз. Рванувшись последний раз, он скрылся в водовороте. Водяная воронка кружилась все быстрее, словно затягивала нечто невидимое. Воздух над ней плавился, будто от жара, искажался, но сопротивление слабело. Вода поглотила все, круги разошлись и исчезли, река текла, как ни в чем не бывало. Я почувствовал, что продрог до костей и вымотался настолько, что ни аппарировать, ни наложить согревающее заклинание не смогу.

Я брел по берегу к мосту, тихо радуясь тому, что этой позорной пародии на верховую езду никто не видел. Рано радовался — на той стороне меня ждала Глория Мунд, запыхавшаяся и возбужденная.

— Что это было? Это была та тварь, да?! Она не вернется?

— Не вернется, — процедил я сквозь зубы. — Что вы делаете здесь? — прозвучало довольно-таки грубо, но я был мокрым, замерзшим, уставшим, а потому злым.

— Я караулила у ограды кладбища и увидела вас. Побежала, но отстала.

Я мысленно застонал.

— Никогда такого не видела!

— Лучше бы и сейчас не видели. Я не умею скакать на конях.

— На невидимых — никто не умеет!

— Я его видел.

Глория отмахнулась от моих слов.

— А что с ним случилось?

— Затянуло в другой мир. Нам лучше поторопиться, — спохватился я. — Если вспышку магии зафиксировали, здесь могут появиться авроры. Служба безопасности у магов, — пояснил я в ответ на недоуменный взгляд Глории.

Мы пошли быстрее.

— И что они сделают?

— Сотрут вам память об увиденном.

— Что-о? Они это могут?

— Да.

— А ты, — внезапно спросила она, переводя сбитое дыхание — ты можешь?

Только теперь я заметил, что в надежде согреться невольно слишком ускорил шаг, и Глории пришлось бежать.

— Могу, — я пошел медленней. — После этого прибудут авроры, арестуют меня и сотрут тебе память о происшедшем.

— Жуть.

А ведь отцу пару раз стирали память после моего колдовства, вспомнил я. Вместе с другими свидетелями, не разбираясь. Быть может, попадал он под Обливиэйт и раньше.

Мы подошли к дому Бена. Дверь открылась, как только я постучал. Глория вошла вместе со мной, избавив меня от необходимости придумывать предлог для приглашения. Берк вручил огромную кружку горячего чая. Очень сладкого. Я наконец стал отогреваться. Глория восторженно рассказывала об укрощении твари. Отсутствующий камин с успехом заменяла лампа под разрисованным цветами абажуром. Электрический чайник прилежно закипал, и Бен разливал чай по разномастным кружкам. Горка конфет исчезала с пугающей быстротой.

Утром Берк с Беном отправились работать, а я, получив отгул, пошел провожать Глорию.

— Кстати, а что не так с твоим мужем?

— С ним все так. Он — храбрый, сильный, умный, принципиальный, работает в Отделе по борьбе с терроризмом. Мы поссорились.

Глория замолчала. Я ждал.

— Был взрыв на стадионе. Погибли те, кто сидел в VIP-зоне, и сам террорист. Девятнадцатилетний мальчишка-мусульманин. Они это дело расследовали, трясли его семью, друзей, соседей. А местные полицейские подозревали подвох, но их не слушали. Просто отмахивались от них. Потом выяснилось, что жена одного из погибших была любовницей этого горе-террориста и подговорила его убить мужа, инсценировав теракт. Но поменяла время на таймере, чтобы избавиться и от него тоже. Ее арестовали, но семье того мальчишкеи все равно пришлось переехать, продать бизнес. Перед ними даже не извинились. Мы спорили с мужем до крика, я говорила, что таким отношением они разжигают неприязнь, а он утверждал, что эти люди понимают лишь силу и будут теперь уважать наши законы и бояться их нарушать. Но перед полицейскими, которым не давали работать, над которыми насмехались, тоже никто не извинился. А потом друг моего мужа забил насмерть какого-то пьяницу — тот возмущался введенными ограничениями во время футбольного матча, обзывал гестаповцами. Убийце все сочувствовали. Сослуживцы устроили для него алиби... А я не понимаю, как можно подать руку человеку, забившему пьяного болтуна! В общем, мы поругались, и я попросила перевести меня куда-нибудь подальше. Так что теперь мой муж борется с терроризмом, а я ловлю забулдыг и развлекаю местных полицейских рассказами о трупах с вырванным горлом.

— И безголовых мертвецах?

— Нет. Про него мне хватило ума никому не рассказывать, — рассмеялась Глория, и мы расстались на пороге ее коттеджа.