Моё проклятое дитя (джен)

— Добрый вечер, мистер Поттер, — в глубоком голосе Снейпа не было ни намека на удивление. Однако во взгляде читалось любопытство.

Гарри был так смущен, что не мог выдавить из себя ни слова. Единственное, что его волновало — давно ли он за ним наблюдал? И если даже нет, то это никак не успокаивало. Он быстро поднялся с пола, опустив голову и стараясь не смотреть на профессора. Хотелось провалиться сквозь землю.

Снейп направил на ученика свою волшебную палочку, освещая его Люмосом.

Гарри вдруг представил, как же дерьмово он выглядит: с пылающим румянцем, растрепанными похлеще прежнего волосами и забинтованными руками. Стоял, мучительно ожидая насмешек и язвительных комментариев, но зельевар все так же молча разглядывал его.

“Ну, скажи уже что-нибудь!” — отчаянно взмолился Гарри, уставившись на одну из профессорских пуговиц. Впервые в жизни некуда было деть подрагивающие руки, и он нервно переминался с ноги на ногу. Когда стоять в ожидании было уже невыносимо, он, собравшись с силами, натянул максимально безразличное выражение лица и смело поднял голову.

— Поттер, с вами все в порядке? — профессор пристально смотрел в его глаза.

— Да! — рявкнул Гарри, раздражаясь еще больше.

На лице зельевара появилось знакомое презрительное выражение, которым он награждал студента на уроках.

— Что ж, я рад, что ваша знаменитая персона умудрилась в целости и сохранности прибыть в назначенное место, хотя и не без приключений. Скоро собрание закончится, и вам следует пойти в свою комнату и попробовать не попадаться людям на глаза во избежание ненужных вопросов. Вам все ясно? — в голосе сквозил холод.

Гарри кивнул, собираясь с духом, чтобы задать мучивший его вопрос.

— Что ж, увидим. А теперь не отнимайте времени ни у меня, ни у себя, — и вихрем прошел возле Гарри, направляясь в одну из многочисленных комнат.

— Профессор, а что это было? — решившись, выпалил мальчик, не зная теперь, чего хочет больше — услышать ответ, или чтоб профессор не понял вопроса.

Снейп медленно повернулся, хмуро глядя на Гарри, который ждал, затаив дыханиe. После пары секунд, казавшихся вечностью, он тихо сказал:

— Поттер, а вы еще глупее, чем я думал, — и ушел, не дав возможности высказаться.

“Вот сволочь! Зачем я только рот открыл?!” — разъяренно думал Гарри, поднимаясь в свою комнату.

Настроение испортилось окончательно. Гарри оглядел комнату, в которой ночевал на прошлое Рождество, стараясь отвлечься от грустных мыслей. Она не изменилась в его отсутствие. Все тот же платяной шкаф, ветхий письменный стол, возле которого уже ожидали своего хозяина чемодан и белоснежная сова в клетке. Две кровати.

“Интересно, а почему нет Рона с Гермионой? Разве они этим летом не здесь?”

Гарри обвел взглядом голые стены. Он знал, что этот дом выглядит неприветливо, но чтоб настолько?

Он вышел из комнаты и подошел к перилам, чтобы посмотреть, не закончилось ли собрание. Когда-то, вот так же нагнувшись и вглядываясь через несколько лестничных пролетов, он с младшими Уизли и Гермионой подслушивали в надежде собрать хоть крупицы информации, доступные тайному обществу. Теперь же Гарри не интересовало, что же они там обсуждают. Если что-то от него скрывают, на то есть причины.

“Да, я усвоил урок”,— горько подумал Гарри, с болью вспоминая цену этого опыта. Мальчик прошел дальше по коридору, стараясь не дотрагиваться до стен и предметов дома, которые так и цепляли взгляд своей необычностью. Он все еще помнил пульсацию чего-то неведомого на своей ладони и решил обязательно узнать, что же тут происходит. Только вот кого спросить? Кажется, подобный вопрос он уже задавал себе когда-то, а ответом было имя человека, которого он потерял больше месяца назад.

“Нет. Не надо. Хватит”, — Гарри устало уткнулся лбом в ладони, чувствуя, как тяжесть боли и вины наполняет его грудь снова. Это состояние стало привычным в начале лета, когда каждая мысль была о крестном, и каждая ранила его изнутри, словно лезвием. Он нашел единственный выход — просто не думать об этом, чтоб не свихнуться. Только так он просуществовал до этого момента, подобно растению, глядя на мир безучастным взглядом постороннего. Но здесь это не сработает. Слишком много всего. Всего, что связано с НИМ.

Гарри был уже готов захлебнуться в своем горе, когда почувствовал дуновение ветра, охладившее позвоночник. Он отнял руки от лица и огляделся, убеждаясь, что не находится в опасной близости от стен. Было темно, но мальчик был уверен, что коридор был более освещен раньше. Единственным источником света было мерцающее огниво на паркете в нескольких футах от него. В полном оцепенении он пошел на этот своеобразный маяк, словно странник, заблудившийся в лесу. Когда подошел ближе, то понял, что свет падал сквозь приоткрытую дверь, которая вела в одну из многочисленных комнат этого этажа. Гарри не помнил ее, впрочем, как и многие другие, которые просто не успел обойти в виду их заброшенности. Он смотрел на мерцающие блики света, которые танцевали на позолоченной, причудливо выгнутой ручке двери и прекрасно понимал, что опять нашел проблемы на свою “пятую точку”. Но соблазн был слишком велик, и он не был бы собой, если б не толкнул дверь.

Взору предстал пылающий в камине огонь, который языками своего пламени освещал просторную комнату. Высокие стеллажи вдоль стен и заваленный свитками стол указывали на то, что это была библиотека. Мальчик с интересом озирался, отмечая ухоженность помещения и свежий воздух, наполнявший его. Такое впечатление, словно хозяин покинул эту библиотеку всего несколько минут назад, забыв потушить очаг.

“Неужели Кикимер вспомнил о своих обязанностях? — Гарри вспомнил о старом эльфе и тихо порадовался, что еще не встречал его сегодня. — Или это кто-то из Ордена продолжает уборку дома?”

Мальчик прошел возле стеллажей, битком набитых книгами разных размеров. На корешках в основном были символы и названия на непонятных ему языках. Но имелись и на английском, как, например, „Распорядитель жизненных циклов”, „Жертвы и их приношение”, „Концепция использования крови” и многие другие, по которым Гарри понял, что библиотека содержит литературу отнюдь не по простеньким заклятиям и ботанике. Книги он предусмотрительно не трогал, и, дойдя до конца полок, где лежали фолианты без названий и исключительно темных тонов, утратил к ним интерес. Он подошел к столу, на котором в беспорядке лежали чьи-то записи, и разочарованно оглядел их — они были пусты. Чистые свитки пергамента лежали так, будто их оглядывали: на одном из них поблескивало стеклышко лупы, а некоторые имели обожженные края. Толику пространства стола занимали порванные клочки бумаги, половина из которых была собрана как мозаика в лист, которым они, очевидно, и были.

Уже собираясь уходить, Гарри увидел книгу в переплете на краешке стола, приваленную свитком. Он осторожно дотронулся до нее, проведя по корешку забинтованным пальцем. Ничего не случилось, и Гарри смело взял ее в руки. На ней не было слоя пыли, как, впрочем, и на всех предметах в библиотеке. Мальчик с удивлением прочитал название: «Сказки Барда Бидля».

Звучало очень даже невинно, и он уселся с ней в ближайшее кресло, решив дождаться посетителя этой библиотеки или же просто скоротать время. Пролистав с дюжину страничек и просмотрев несколько забавных иллюстраций, он остановился на одной истории, которая его заинтересовала — «Сказка о трех братьях» — и углубился в чтение. Поленья в камине мягко потрескивали, убаюкивая, и Гарри впервые за долгое время стало уютно и спокойно. Свернувшись в мягком кресле и читая сказку, он почувствовал себя ребенком, у которого нет никаких забот и проблем.

Закончив читать историю, он лениво листал страницы, размышляя о приключениях героев повествования и постепенно впадая в дрему. В задумчивости потер лоб — шрам начало странно покалывать.

“Неплохо было бы иметь такой камень, который возвращает мертвых, — тоскливо подумал Гарри. — Тогда я бы смог снова увидеть Сириуса хоть ненадолго”.

Тут внимание мальчика привлекла заглавная буква сказки о братьях — это был символ, который очертаниями походил на глаз. Приглядевшись повнимательней, он увидел, что это треугольник, черточка и круг, слитые воедино.

Гарри встал, собираясь вернуться в свою комнату — шрам уже болел, мешая сконцентрироваться, и он уже растрепал повязку на руке, пытаясь унять боль. Собрание Ордена, скорее всего, закончилось, и необходимо было поговорить с Дамблдором.

Он решил взять книгу с собой и почитать попозже. Закрывая ее, случайно коснулся символа открытым участком кожи.

И понял, что умер.

Боль молниеносно растеклась от приклеившегося к рисунку пальца по телу, ломая позвонки и кости, заставляя кровь гореть огнем. Гарри бы закричал, если б смог вздохнуть, но парализованное тело его не слушалось, а мысли были только о прекращении агонии. Перед глазами все поплыло, и мальчик смутно услышал глухой удар своего безвольного тела о пол. Он понял, что горит. Горит заживо. Его руки и ноги зашлись в страшных судорогах, в попытке избавиться от страшной муки.

“Пусть это прекратится! Пожалуйста, пусть это прекратится!”

Эти фразы звучали в его сознании, пока он еще был способен думать. Тело корчилось и выгибалось, функционируя без ведома своего хозяина. Гарри чувствовал, что умирает, но ничего не мог поделать. Спасения не было. Даже с закрытыми глазами он видел боль. Она была цвета крови.

* * *

Первое, что он осознал, была темнота. Увидел ли ее? Он не знал. Просто она была. Прошло немало времени, а может не так уж и много, но темнота никуда не исчезла. На миг Гарри испугался, что она не пройдет никогда. Страх побудил его к действиям, и он открыл глаза.

Вспышка света резанула зрачки, и он тут же зажмурился, почувствовав, как по вискам текут слезы.

“Я жив!”

Облегчение и радость заполнили его всего. Гарри вдруг понял, как это важно — жить. С этой мыслью как будто включился звук, и окружающий мир вновь обрел краски. Он слышал чей-то успокаивающий голос, хотя еще не мог понять, что говорят. Вдохнув поглубже (потрясающе — он снова мог дышать!), Гарри снова попытался поднять веки.

Расплывчатые пятна поначалу плясали перед глазами, но потом начали потихоньку складываться в определенную картинку, которая застыла, и Гарри разглядел очертание фигуры, склонившейся над ним. Бело-серебристое нечто порадовало его — он знал этого человека. Приглядевшись, он рассмотрел поблескивающие очки-половинки и голубые глаза за ними, которые с тревогой взирали на него.

Потом Гарри почувствовал слабость, и окружающий мир воронкой закружился у него в сознании. Веки налились свинцом, и он не сопротивлялся, когда они закрылись, снова погружаясь в мягкую и такую притягательную темноту.

* * *

Когда Гарри снова проснулся, то чувствовал себя лучше — теперь он без труда смог разглядеть обстановку комнаты, в которой царил полумрак. Он лежал на своей кровати, укрытый одной лишь простыней, но ему все равно было жарко. Гарри хотел пошевелиться, но понял, что не может — части тела были неподъемными и совершенно не слушались. Повернув голову, он увидел, что его руки привязаны. Бинты тянулись от его запястий к столбикам кровати. Такую же участь разделяли его ноги.

Даже осознание того, что он был обездвижен, не ужаснуло его так, как понимание того, что он... не чувствовал своего тела.

“Нет, не может быть!”

Скосив глаза, Гарри поочередно пытался пошевелить ногой, рукой, приподнять бедра или хотя бы пошевелить пальцем, но тщетно. Тело просто лежало, и он был не в силах заставить его подчиниться. Было ужасно смотреть на собственную грудь и ноги, которые, хоть и были его плотью, теперь воспринимались как нечто чужеродное, пришитое к нему.

Сознание медленно, но уверенно заволакивала паника. От отчаянных попыток напрячь мускулы своего тела, пот застилал глаза, но все было безрезультатно. Он тяжело дышал, отгоняя мысли об инвалидности, но они упорно возвращались при каждом провальном „движении”.

Было жарко. Гарри почувствовал, что горло пересохло так, словно его стенки были наждачной бумагой. Он хрипло закашлялся, и мгновение спустя с удивлением понял, что его губ касается что-то прохладное. Стакан с водой. Поддерживаемый чьей-то рукой, Гарри жадно пил воду неуклюжими большими глотками.

Утолив жажду, он откинулся на подушки, чувствуя изматывающую слабость от одного этого движения. Гарри повернул голову, рассматривая стоящую рядом фигуру.

“Какая ирония судьбы”, — горько подумал он, скользя взглядом вверх по многочисленным пуговичкам черного сюртука. Снейп стоял, скрестив руки, и сосредоточено оглядывал его безвольное тело на кровати.

“Чего он пялится?!” — раздраженно возмущался Гарри про себя, чувствуя нарастающий гнев — то ли на зельевара, который игнорировал его сверлящий взгляд, то ли на себя, что опять оказался в такой глупой ситуации и ничего не мог поделать.

Когда мальчик перечислил все известные ему ругательства, Снейп наклонился и отвязал его руки, осторожно положив вдоль тела.

“Слава Мерлину, а то уже надоело лежать звёздочкой на этой кровати”, — Гарри устало прикрыл глаза. Ему было тошно от мысли, что он вновь вынужден показывать свою слабость. И перед кем? Перед человеком, который с радостью его унижает и портит все только своим присутствием. Но даже в таком плачевном положении Гарри, как истинный гриффиндорец, хотел сохранить остатки гордости.

Открыв глаза и, наконец, поймав взгляд Снейпа, Гарри грубо спросил:

— Что со мной?

Но из шевелящихся губ не вырвалось ни звука. Снейп нахмурился и отвернулся от встревоженного Гарри, который исступленно повторял эту фразу, но не мог добиться ничего, кроме тихого шипения.

— Не стоит усилий, мистер Поттер, ваши голосовые связки восстановятся не меньше чем через неделю.

Он вернулся со сложенной влажной марлей, которую пристроил на лбу студента. Гарри выжидательно смотрел на него, требуя продолжения, но Снейп молчал. Он откинул простынь, и Гарри тут же пристально рассмотрел свое тело. Оно не изменилось с последнего дня, проведенного у Дурслей: все тот же впалый живот, выступающие тазобедренные кости, загорелая грудь и ноги с острыми коленками. Пару синяков, которые остались на память от общения с кузеном, а вон те, тоненькие и едва заметные, Гарри получил в результате падения на осколки тётиной посуды. Он не получал никаких существенных повреждений с ночи, проведенной в библиотеке, но почему тогда он не чувствует свое тело? Внезапная вспышка воспоминания заставила его похолодеть — он вспомнил ту боль, которая пронзила его позвоночник и каждую клеточку, плавя их изнутри. Он отчаянно надеялся, что она не раздробила его кости безвозвратно.

Опустив взгляд, он с удивлением понял, что Снейп обтирает его тело влажной марлей, сбивая температуру. Гарри с тоской смотрел на капельки воды, которые стекали с его живота, и которые он не мог почувствовать.

Теперь я абсолютно беспомощный. Любой может подойти и добить меня, а я даже этого не замечу.

Хотелось кричать от бессилия и неизвестности, но он мог только гневно прожигать дыру в профессоре, наблюдая за его работой. Черные волосы Снейпа закрывали его лицо, пока он проводил влажной тряпкой по телу мальчика, немного поднимая его ноги, чтобы достать до сухих участков. Казалось, он был так увлечен занятием, что даже не обращал внимания на самого Гарри, который исступленно кусал губы, проклиная мужчину. В голове вертелось множество вопросов, которые хотелось задать Снейпу, но он не мог, даже если бы был уверен, что получит на них ответы.

“Что со мной случилось? Почему я не могу двигаться? Как я потерял голос? Когда я выздоровею? И почему, мать твою, ты сидишь и делаешь вид, что меня ничего из этого не интересует?!!”

Но Гарри лишь аккуратно перевернули на бок, чтобы протереть спину.

Гнетущую тишину разрывал только всплеск воды и шорох материи. Гарри терпел эту моральную пытку, жуя кончик подушки, за который умудрился зацепиться, и обдумывал прошедшие события. Та ночь в библиотеке. Он сразу почувствовал боль, как только коснулся того странного символа в книжке, или же мог ее почувствовать, взяв книгу голыми руками? То, что она была заколдована, Гарри не сомневался — в этом доме еще много всяких вещиц, которые способны причинить серьезный вред. Или же во всем снова виноват Волдеморт? Гарри вспомнил, как незадолго до этого у него заболел шрам. Собственно, он и стал причиной его решения уйти из библиотеки. Но, Мерлин, что же должно было произойти у Волдеморта, если Гарри почувствовал ТАКУЮ боль, что чуть не умер сам? Гарри перебрал в памяти все приступы, которые случались с ним на 5 курсе, когда он невольно улавливал эмоции Темного Лорда, но ни одна из них даже близко не походила на эту.

“Может быть, если б я освоил окклюменцию, этого б не случилось, — горько подумал он. — Да и многое бы не случилось”, — Гарри не стал оправдывать себя тем, что понять принцип работы этой науки на уроках Снейпа было практически невозможно. Просто нужно было приложить больше усилий, хотя Дамблдор сказал, что это впоследствии не так уж и важно, что у него не получилось.

“Стоп... — изжеванная подушка выскользнула из его приоткрытого рта. — Дамблдор! Он же обещал зайти!”

Если б его воля, он бы подпрыгнул на кровати, но был только перевернут в исходное положение чужими руками. Гарри уцепился взглядом за Снейпа.

“Посмотри на меня.…Ну, давай же…Мне нужно увидеть Дамблдора”, — Мальчик вспомнил, что для окклюменции желателен прямой контакт глаз, но не знал, как привлечь внимание мужчины. И, о чудо! Он взглянул на него!

“Дамблдор!” — Гарри ярко представил себе профиль Дамблдора, для пущей уверенности безмолвно повторяя его имя потрескавшимися губами.

Снейп моргнул и нахмурился, но Гарри был уверен, что его поняли, и тайком праздновал эту маленькую победу. Однако радость постепенно покидала его, как сдувшийся шарик, когда Снейп встал и медленно пошел в направлении выхода из комнаты. Открыв дверь, он все же повернулся и взглянул на Гарри, который от возмущения хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Его лицо исказила презрительная ухмылка.

“Сволочь!!! Да он издевается!”

— Поттер, я вынужден покинуть вас ненадолго — мне нужно сварить лечебные зелья. Отвечая на ваш безмолвный вопрос: директора сейчас нет, поэтому развлекательная программа для вас не может быть предоставлена. Я почту вниманием вашу персону, как только закончу — теперь я, по крайней мере, уверен, что в мое отсутствие вы не наделаете глупостей.

И он ушел, хлопнув дверью.

Звук закрываемой двери эхом отдавался в висках, а внезапная тишина стала самым ненавистным и ярым недругом. Гарри лежал (а что же еще оставалось делать?!) и переваривал услышанное.

“Значит, никого нет. И не у кого спросить, — Гарри ужаснулся. — Сколько там понадобится дней, что б вернулся голос? Неделя?!”

Он попытался успокоиться. Ведь если даже голос вернется раньше, вряд ли он получит от Снейпа ответы, так что пытаться что-то выяснять бесполезно. Но от этого не легче — казалось, стоит только задать все эти вопросы, и, услышав их произношение, ему станет лучше. Лучше от мысли, что он все-таки сможет попросить о помощи. Остается только надеяться на приход Дамблдора или на возвращение собственного голоса. Ах, да. И на возвращение Снейпа. Он обещал зайти.

Гарри мысленно прокрутил его последнюю реплику, и вдруг понял, что что-то странное есть в поведении зельевара. Нет, он, конечно, не сомневался, что профессору доставляет искреннее удовольствие наблюдать за его беспомощностью, но… слова Снейпа звучали так, будто он сам огорчен.

“Ну конечно, что еще его может огорчить?— Внутренний голос сочился сарказмом.— Он ухаживает (на этом слове Гарри передёрнуло) за Героем магического мира, исполняя роль сиделки по приказу Дамблдора. Разве не большая честь?”

Мальчик прикрыл глаза, чувствуя, как он устал за эти… полчаса? Час? Чёрт, он даже не знает, сколько времени. За окном были почти сумерки, и было бессмысленно напрягать зрение, чтоб разглядеть предметы интерьера.

“Хоть бы часы повесили”, — уныние этой фразы можно было черпать ложками.

Гарри всегда засыпал под равномерное “тик-так”, а теперь тишина комнаты давила на него, мешая заснуть. И как только он подумал об этом, то услышал шепот. Мальчик не испугался, этот шепот был ему знаком. Тогда. В коридоре. Он тихо обволакивал его со всех сторон так, что невозможно было понять, откуда он идет, равно как и то, о чем шепчут. Казалось, звук идет от стен. Или только казалось? Но Гарри с радостью вслушивался в этот шелестящий свист — что угодно, только не тишина.

“Кажется, у меня будет еще одна фобия — боязнь тишины”, — пронеслась мысль в уплывающем сознании Гарри.

* * *

Мальчик-который-кажется-снова-выжил проснулся от боли, застонав, хотя не был уверен, что услышал собственный стон. Катастрофически раскалывалась голова, и, стиснув зубы, он вертел ею по подушке. Лба коснулась прохладная ладонь, откинув мокрую челку.

Гарри открыл глаза и тут же их закрыл — боль отвлекала от всего.

“Значит…все-таки… пришел”, — он успел ухватить зрением бледное лицо Снейпа и освещенную мерцающей свечой комнату.

Его голову приподняли, а губ коснулся какой-то сосуд, и Гарри без возражений глотнул содержимое. Зелье было вязким и ужасным на вкус, и он отвернулся, чувствуя мерзкую тошноту от одного только запаха. Стальной хваткой прохладные пальцы обхватили его челюсть, и зелье было насильно влито в протестующий рот. Через мгновенье его вырвало, и Гарри закашлялся, отплевываясь.

— Эванеско, — тихий шепот, и Гарри почувствовал, как его лицо обтирают влажной марлей. Потом в нос ударил эвкалиптовый запах какой-то, очевидно, мази. Он лежал, словно скованный тисками, и вдыхал не противный, но довольно резкий аромат. Кажется, в нем было даже что-то цветочное, и Гарри ни с того ни с сего вспомнил Нору и ее рыжих обитателей, которые теперь казались такими далекими и недосягаемыми, что он невольно ощутил себя покинутым.

К облегчению, боль постепенно уходила. Гарри смог открыть глаза и невидяще уставился перед собой, слизывая соленые капельки над губой.

Снейп сидел перед ним в рубашке с закатанными рукавами и медленно втирал толстый слой мази в его ноги. Волосы то и дело падали ему на лицо, и он раздраженно откидывал их. Руки Снейпа достигли бедер, и Гарри закрыл глаза, желая отрешиться от реальности, не видеть, не думать, а лучше снова заснуть.

“Почему это произошло со мной? За что?” — если бы губы могли вымолвить эти слова, они бы были еле слышными, наполненными горечью. Но даже этого Гарри сделать не мог. Он был вынужден лежать и наблюдать за своим парализованным телом, смотреть, как его касаются руки, и быть не в силах почувствовать их прикосновения. Упиваться болью и лишь надеяться, что кто-нибудь догадается об этом. Мучиться от неизвестности и принять тот факт, что он не сможет поучаствовать в этой стремительно текущей жизни. Хотелось плакать.

Почувствовав, что на него смотрят, Гарри открыл слезящиеся глаза и столкнулся с внимательным взглядом Снейпа. Тот смотрел на него, и мерцающие блики бросали свет на его лицо, освещая маленькую морщинку между бровей, которая всегда появлялась, когда он сосредоточенно о чем-то думал. Он приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. И тут же снова открыл и спросил:

— У тебя что-то еще болит?

“Нет”, — хотел сказать Гарри, но пришлось помотать головой. От этого у него задрожали губы.

Снейп тяжело вздохнул, опуская взгляд, закрутил баночку с лекарством и отложил в сторону. Затем с покорным видом наклонился, осторожно приподнял плечи Гарри и притянул к себе. Руки мальчика безвольно повисли вдоль туловища, словно у сломанной куклы, но Гарри был благодарен. Уткнувшись лицом в воротник рубашки зельевара, он дал волю своему горю.