Руины Тиррэн Рина. Пламя на углях (джен)

Утро 24 дня элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвет, Странный мир

Серафиме опять снился отец. Его улыбка, сильные руки с широкими мозолистыми ладонями и загрубевшими пальцами, которыми он умел так нежно и ласково трепать её волосы. Его добрые глаза — прищуренные, серые, с коричневыми крапинками возле края радужки. Его любимая рубашка — клетчатая, зелёно-красная, от которой всегда так чётко и ясно пахло именно им. Его машина — старенькая, небольшая, фиолетовая (потому что мама всегда любила фиолетовый, а он всегда любил маму), ещё целая. Иногда он забирал на ней из детского сада маленькую Фимку.

Сколько ей было? Пять? А сколько было папе? Неужели она начинает забывать?.. Нет, нет. Папе было двадцать шесть. Тот день был очень солнечным… Было только начало марта, снег начал сходить, всюду мутнели грязные пузырчатые лужи, и мама тогда впервые обула её утром в новые резиновые сапоги. Такие жёлтые, как одуванчики. Серафима раньше очень любила одуванчики. И папа их любил.

Он приехал забирать её из садика, когда только-только начало темнеть. Было четыре? Или пять часов? Он припарковался недалеко от ворот, пошёл за ней и потом вынес к машине на руках. Она ещё тогда смеялась и много болтала. О чём?.. Потом папа подошёл к машине и опустил Серафиму на землю. И заходящее солнце так красиво играло на боку автомобиля… Папа отпер дверь со стороны дороги, и уже взял её на руки, чтобы посадить внутрь, а потом вдруг оттолкнул, и она отлетела куда-то обратно к воротам. И громко было, и так больно, ладошки разодрались об асфальт, один сапог свалился… А потом она подняла голову и увидела. И увидела.

Искорёженная груда металла, навалившийся сверху грузовик и торчащая наружу рука, одна только рука. Изломанная, изрезанная, испачканная красным.

А потом провал, чёрный-чёрный провал, и следующее воспоминание — могила с неровным крестом и фотография с папой. Улыбающимся, так широко улыбающимся, в зелёно-красной клетчатой рубашке.

Серафима скривилась сквозь сон, закусила губу до боли, вырывая себя из череды образов. Потом вздохнула. И ещё раз. И ещё. Скрутившее тело оцепенение постепенно спадало, сердце переставало бешено стучать где-то в горле. Ещё несколько минут она полежала с закрытыми глазами, успокаиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям. Она явно лежала не на земле и не на своей кровати в бабушкином доме, с жёстким скрипучим матрасом и пахнущим кошками постельным бельём. Слишком мягкой была эта поверхность, как и то, что покрывало Серафиму сверху. Она осторожно приоткрыла глаза. Этого хватило, чтобы увидеть тёмно-зелёное вышитое одеяло и кусок совершенно незнакомой комнаты.

Серафима открыла глаза уже полностью, осматривая обстановку придирчивей. Резная мебель выглядела дорогой и сделана была весьма искусно (такую ей раньше доводилось видеть разве что в исторических фильмах), пол был сложен из светлого камня, определить название которого Серафима с первого взгляда не могла, на двух высоких арочных окнах висели двухслойные зеленоватые шторы. В комнате чувствовалась роскошь, но она всё же не была лишена некоторого уюта, да и выглядела обжитой — на зеркальном столике стояли разнообразные коробочки и склянки, на спинке стула у письменного стола, на котором стопками лежали какие-то книги, висела небрежно брошенная шаль.

Занятно, что если Серафима правильно запомнила вчерашний разговор с Главным Магистром, то в этой комнате она прожила пять лет, и все эти вещи в какой-то мере ей принадлежали.

И если продолжать и дальше задумываться о Магистрах и разговорах, то получалось, что большая часть сказанного ей всё же оказывалась правдой. Впрочем, этому нужны были более веские доказательства, чем незнакомая роскошная комната в не менее незнакомом и роскошном замке, который явно не мог находиться в окрестностях её городка. «А что ты хочешь увидеть как веское доказательство? Расписку от госслужащих и психиатра, что да, Странный мир существует, и что нет, ты не окончательно сошла с ума?», — ехидно вопросил внутренний голос.

Сбоку раздался шорох, и Серафима резко дёрнула голову, которая так и не перестала болеть, по направлению к звуку. «Хоть что-то в этой жизни не меняется», — с усмешкой подумала она. Привычная мигрень, как ни странно, успокоила.

Шорох издала свалившаяся с подлокотника рука Сильвестра. Кажется, именно так звали её вчерашнего беловолосого похитителя со сверхъестественными способностями. Даже сейчас, спящий в кресле недалеко от её кровати, он не выглядел обычным человеком, и продолжал немного её пугать. Конечно, если задуматься — то ничего плохого он ей ещё не сделал, только пытался поддержать. Даже от машины спас.

Если не считать за плохое само похищение.

Серафима воспользовалась случаем, чтобы рассмотреть его внимательнее. Сейчас его лицо почти не отражало ни тех невыносимых душевных страданий, ни безумия и зверства, что были заметны на нём ночью — лишь залегла на лбу складка, как если бы он напряжённо думал, да уголки тонких губ были опущены вниз. Серафима внезапно подумала, что он должен быть ещё очень молод, судя по почти юношескому лицу; пусть его волосы и были абсолютно белоснежными, как будто преждевременно поседевшими, а ресницы и брови — темными, словно в противовес.

Это создавало бы довольно забавный контраст, если бы не выражение какой-то усталой обречённости на его лице.

Сильвестра можно было смело назвать красивым, но красота эта, несмотря на отпечаток эмоций на лице, была холодной и безразличной. Такими же бывают статуи — бесспорно притягательными, но не живыми, каменными, застывшими в веках с искажёнными в боли или же в радости лицами. Да, он был очень похож на статую, вырезанную нечеловечески искусным скульптором.

Вчерашние когти куда-то исчезли, чему Серафима, бесспорно, обрадовалась. У неё не было ни малейшего желания прикасаться к ним снова — своей длиной и остротой они напоминали, по меньшей мере, кинжалы. Теперь она смогла рассмотреть ещё одну деталь, на которую ночью обратила мало внимания — чешуя. Тонкие длинные белёсые и полупрозрачные пластинки чешуи были заметны у костяшек и ниже на пальцах, там, где вчера они переходили в когти, небольшая россыпь белела у запястья, ещё несколько — на шее, висках, почти скрытых длинными волосами, и у кончиков ушей, неожиданно заострённых.

Вчера Главный Магистр говорил что-то о драконах. Серафима смутно представляла их себе, исходя из фильмов и фэнтезийных рассказов, но ей подумалось, что Сильвестр очень походил на какое-нибудь человеческое воплощение, к примеру, дракона льда.

Всё-таки, несмотря на расслабленную во сне позу, чувствовалось в нём что-то хищное и звериное, чего не было и не должно было быть в обычных людях.

Сильвестр распахнул глаза, и Серафима еле удержалась от того, чтобы шарахнуться в сторону. Ей всё же не показалось вчера — они действительно мерцали холодным синим светом и вовсе не отражали солнечные лучи из не задёрнутого шторами окна. Они скорее впитывали их в себя, обращая их свет в свой. По коже пробежал озноб.

— Ты… уже проснулась? — его голос был хриплым со сна и каким-то не верящим, как и взгляд, которым он скользнул по её лицу.

Сразу захотелось спрятаться, забиться обратно под одеяло, только чтобы он не смотрел так.

— Как видишь, да, — собственный голос показался Серафиме очень испуганным, чужим, и она поспешила взять себя в руки. — С… Спасибо, что довёл меня до комнаты ночью. Я была в несколько… невменяемом состоянии. Слишком много потрясений за один день.

Сильвестр медленно кивнул и так же медленно продолжил, всё ещё не сводя с неё пронзительного взгляда, так похожего на вчерашний.

— Я взял на себя смелость снять с тебя обувь и верхнюю одежду… Больше ничего не трогал. Не пугайся, пожалуйста. В следующий раз ты можешь спать в своей ночной рубашке, она, как и другие твои вещи, в шкафу, — он неопределённо махнул рукой, указывая нужное направление.

Казалось, что он пребывал не то в полнейшем смятении, не то в прострации, как будто тоже не до конца осознал всё происходящее.

Несколько минут они напряжённо молчали, сверля друг друга глазами. Серафима — с подозрением, Сильвестр — с каким-то непонятным ей выражением. Наконец он тихо проронил:

— Я должен спросить… Ты… Ты действительно ничего не помнишь?

— Действительно.

Возможно, её слова прозвучали быстрее и резче, чем должны были, но Серафиме, честно говоря, было не до переживаний своего похитителя. Особой приязни он ей не внушал.

А потом Сильвестр неожиданно — хотя почему неожиданно, ведь именно этого она и добивалась: того, чтобы он наконец-то перестал на неё пялиться — опустил взгляд, но Серафима всё же успела заметить ту беспросветную, совершенно чёрную тоску, появившуюся в его глазах.

Ей почему-то стало гадко от себя самой. Обычно Серафиме с трудом удавалось читать чужие эмоции, Сильвестр же внезапно лёг перед ней раскрытой книгой. Вдруг стало ужасно обидно: и за себя, и за свою пропавшую память, и за этого несчастного не-человека, которому она явно была небезразлична.

Однажды мама дала ей совет — прежде чем обвинять человека в чём-то, поставить на его место себя. И если ставить себя на место Сильвестра… Вот жили они спокойно эти проклятые пять лет, близко — видимо, очень близко — общались, а потом он сначала узнал, что она мертва, а затем вдруг нашёл её живой — но совершенно его не помнящей, а напротив — шарахающейся от него, зубоскалящей. Явно не такой, какой она была раньше.

Серафима нервно прерывисто выдохнула. Надо взять себя в руки и успокоиться. И разобраться в том, что же всё-таки произошло. Теперь причин для этого ещё больше, так ведь?

Она осторожно откинула одеяло из наверняка дорогой ткани и встала с кровати, машинально отметив, что да, Сильвестр не соврал и действительно снял с неё только верхнюю одежду — она всё ещё оставалась в своих потёртых джинсах и старой мешковатой футболке. Потом медленно подошла к замершему в кресле Сильвестру, с опаской и почти что через силу сжала его ладонь.

— Но… Я уверена, что память вернётся. Уверена. Надо просто подождать, и я всё вспомню, обязательно.

На самом деле она не была уверена ни в чём, но теперь появился небольшой, но шанс, что вспомнить получится, и что воспоминания окажутся не такими уж и пугающими, как ей думалось раньше. Если это действительно не бред, и она провела эти пять лет здесь, в этом Замке.

Будь что будет, от прошлого ей всё равно не убежать — оно само пришло за ней, значит… Значит, надо узнать, что она пережила и из-за чего всё забыла.

— И… Прости, что я веду себя так. Стоило бы, наверное, быть мягче…

— Не извиняйся, не надо. Я всё понимаю, — Сильвестр прервал её на середине фразы, крепче сжал её ладонь, а потом и вовсе притянул в объятья, неожиданно мягкие и бережные, совершенно не похожие на вчерашнюю жесткую хватку. Серафима дёрнулась, напряглась, стиснула зубы, потом глубоко вдохнула, как перед прыжком в холодную воду, и осторожно обняла его в ответ. Сильвестр выдохнул, улыбнулся, не смотря на неё, добавил негромко:

— И… Спасибо.

Они шли по восточному крылу Замка. Несколько раз мимо проходили женщины в одинаковых пурпурных платьях с белыми воротниками и золотыми нашивками на правом плече с изображением какого-то цветка, при приближении низко приседающие в подобии реверанса и подобострастно опускающие глаза. Как пояснил Сильвестр, женщины были одними из многочисленных замковых служанок, а цветок — гербом Лэсвета, страны, которой и правил Белый Совет во главе с тремя верховными Магистрами. Назывался он солнечным и символизировал красоту и процветание государства.

Один раз мимо проскочил слуга в пурпурном камзоле, но поклонился он скорее мимоходом. Это оказался камердинер то ли Младшего, то ли Среднего Магистра, Серафима не запомнила.

Солнце ярко светило в окна, пуская цветные блики по полу сквозь витражные вставки, из-за чего вся галерея казалась сотканной из разноцветного пламени и света. Место было действительно волшебным, и даже не верилось, что в Странном мире сейчас была середина осени, именуемая элэйнаном, в честь одной из сонма древних полузабытых божеств, называемых Семерыми. Элэйн олицетворяла пламя и время, когда-краснеют-и-опадают-листья. Как такового понятия «осень», как и «зима», «весна» или «лето» здесь не существовало.

Серафима с некоторым удивлением ловила себя на мысли, что уже начинает воспринимать это место как действительно отдельный и реально существующий мир, не похожий на её родную Землю, а не как бредовую фантазию своей не менее бредовой бедовой головы. Пока что она не задумывалась о том, каким образом собирается возвращаться обратно. И, если быть честной, пока что возвращаться и не хотелось, хотя Серафима понимала, что стоило бы. Хотя бы из-за бабушки.

Вряд ли, конечно, та будет сильно скучать и волноваться — с ней у Серафимы особо тёплых отношений никогда не было. Да и за пять лет Марта Афанасьевна, вероятно, уже полностью от неё отвыкла и примирилась с мыслью, что всё — нет у неё больше ни внуков, ни дочери, и жить остаётся только для себя и котов. Так что внезапное серафимино появление было встречено сначала проблеском радости — когда в первую секунду ей показалось, что вернулась другая внучка — а потом красноречиво поджатыми губами и закостенелым, таким привычным неудовольствием на лице. Ведь на вопрос: «А где же Эличка?», Серафима ответила: «Не помню». Вот уж кого бабушка действительно любила больше кошек, так это Элин. Ещё — дедушку, но ветреный скандинав Вильгельм Ларсен бросил её ещё до рождения дочери и укатил в родную Финляндию ради новой пассии.

Серафиме довелось видеть одну его фотографию, найденную тайком в старом бабушкином альбоме. И увиденного ей хватило, чтобы понять, почему именно Элька удостаивается такой любви. Она была точной копией деда, и с каждым годом сходства между ними было всё больше.

— Так куда мы идём?

— Сейчас увидишь, — Сильвестр остановился почти в самом конце галереи у двери из светлого дерева. — Ты сказала, что не помнишь ничего, начиная с пожара. Из этого я сделал вывод, что ты не знаешь, что произошло с твоей семьёй. Твои брат и сестра — живы. И они здесь, в Замке.

— Живы?.. А мама? Что с ней? — горло Серафимы пересохло. Она догадывалась, что услышит, но… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

— Она мертва. Погибла в том пожаре, — Сильвестр отвёл взгляд, замолчал на секунду, а затем вновь продолжил, но уже тише. — И… ещё один момент, прежде чем я открою дверь и пущу тебя к Велимиру. Не говори ни с ним, ни с Элин о прошлом. Они не помнят, — он жестом остановил готовый сорваться с её губ вопрос, — их память изменена, и они ничего не знают о мире, в котором вы жили раньше. Я… Я расскажу тебе. Обо всём. Но не сейчас.

Серафима застыла. Она знала, что вся её напряжённая поза, окаменевшее лицо, направленные на Сильвестра глаза кричат об одном: «Как я могу тебе верить?». И он видел этот немой крик.

— Поверь мне, — затем он вздохнул, словно решаясь на что-то. — Сегодня же вечером ты узнаешь правду, я обещаю. Теперь иди, но прошу, придерживайся той информации, что ты узнала от Магистра Мауга, пока мы не разберёмся с этой ситуацией до конца. Ты была на задании, ездила к Тэйвским горам, чтобы проверить слухи о присутствии там других драконов. Задание окончилось неудачей, и ты вернулась обратно в Замок, вся информация засекречена. Ни к чему волновать твоего брата. К тому же, им не успели сообщить про… про твою смерть.

— То есть ты предлагаешь мне соврать собственному брату? — Серафима вздёрнула правую бровь.

— Лишь частично. Ты не можешь раскрыть ему правду сейчас, Серафима. Это повлечёт множество ненужных последствий… Что касается твоего задания… Магистр не стал бы лгать, значит, в этом ты брату не соврёшь, — Сильвестр покачал головой. — Такому человеку, как Магистр, стоит доверять, стоит верить. Верю я, верь и ты. Он поможет разобраться с ситуацией и вернуть твою память. Да, ты можешь сказать, что частично потеряла воспоминания, но, пожалуйста, ни слова о твоём мире.

— Верить ему… Я постараюсь. Прости, если обижаю тебя своими сомнениями, но на данный момент я не знаю здесь ничего и никого и не могу довериться сразу. У меня и так есть проблемы с доверием, а тут я ещё и в такой ситуации… Возможно, всё изменится, когда я вспомню. А пока — увы, мне сложно принимать ваши слова на веру, — она криво усмехнулась, — но, что ж, суть я уловила: придерживаться легенды Магистра. Теперь я могу войти?

Сильвестр, почему-то вновь принявший виноватый вид, безмолвно открыл дверь и шагнул в сторону, освобождая проход.

Комната Велимира оказалась светлой и просторной, но Серафима не стала приглядываться к обстановке, отметив её лишь краем глаза. Всё её внимание было приковано к мирно спящему брату.

Велимир, или, как его называли домашние, Мир (имя «Велимир» предложил папа, но маме никогда не нравилось сокращение «Веля» — поэтому она это «Мир» и придумала), был младше Серафимы на четыре года. Когда она последний раз видела его, ей было двенадцать, а ему, соответственно, восемь. Она, конечно же, понимала, что брат изменится, но не представляла, что настолько.

Но в том, что это именно он, сомнений не было, пусть и мальчишка, вольготно развалившийся сейчас на кровати этакой звёздочкой, напоминал маленького Мира лишь отдалённо. Всё те же ярко-ярко-рыжие, почти морковного цвета волосы, пушистой растрёпанной копной раскинувшиеся по подушке, всё то же по-детски беззаботное лицо, еле заметная россыпь веснушек... Которой, правда, раньше не было.

Приглядевшись, Серафима поняла, что это вовсе не веснушки, а чешуя, мелкими пластинками проступающая на кончике его носа и руках, на локтях, на пальцах с заострёнными бронзовыми когтями.

— Кхем, Сильвестр… А что с ним? — она не нашла слов, чтобы выразить свой вопрос более конкретно.

Но он её понял и, судя по голосу, обрадовался смене темы.

— Видишь ли, у драконьих магов после первого полноценного обращения проявляются некоторые драконьи черты и в человеческом обличье. Это незначительные изменения — вроде маленького количества чешуи или более ярких глаз. Более сильные изменения — когти, рога, крылья, хвост — появляются при боевой трансформации или при очень сильном всплеске эмоций, когда магу сложно себя контролировать. У Велимира первое обращение произошло около недели назад, поэтому ему ещё сложно сдерживать окончательно проснувшегося в нём дракона. У Элин это случилось годом ранее, и ей уже гораздо легче управляться с этим.

— Это всё, конечно, очень занимательно, но при чём здесь мои брат и сестра? Мы люди. В нашем мире никаких драконов не водится, если ты не знал. Или ты мне сейчас скажешь, что все эти вымышленные истории и книжки об эльфах, драконах, гномах и прочем — правда? — Серафима негромко хмыкнула.

— Не знаю, кто такие гномы, но эльфы и драконы действительно существуют. В нашем мире. История о том, как драконьих магов занесло к вам и каким образом они смогли стать вашими предками, очень долгая. И то, я могу опираться лишь на свои домыслы, мало чем подкреплённые. Я расскажу, если захочешь, но позже. Что касается твоей семьи — вы действительно относитесь к одному из кланов драконьих магов, к клану Ларсен, что с драконьего переводится как «горение». И ты, и твои брат с сестрой — драконьи маги, так же как и я. Правда, я принадлежу к другому клану, к клану Фианто. Моя магия — магия воды и льда, — тихо пояснил Сильвестр, — всего же кланов семь и выходцы из них самые сильные маги всего Странного мира. Есть поверье, что родоначальниками этих кланов были сами Семеро. Но это просто красивая легенда.

— То-то мне показалось, что ты всё-таки смахиваешь на какого-то ледяного дракона из сказок, — слабо улыбнулась Серафима, уже мало чему удивляясь, и про себя фыркнула: «Ну, дедушка, ну, удружил». — А почему же я выгляжу как обычный человек? Первого обращения ещё не было?

Сильвестр замялся на секунду, но всё же ответил:

— Дело в том, что в тебе практически нет огненной магии. Это странно, но это так. У тебя есть потенциал, и не маленький, сосуд тоже большой… Маррак, ты же не помнишь, что это. Я объясню, потом. Сейчас скажу проще: у тебя есть способности, но они никак не проявляются. Почему — непонятно. Но обратиться из-за этого ты не сможешь, магия просто не пробудилась в нужном объёме, её не хватит на это, — он чуть качнул головой, словно бы с сожалением, но в голосе его заметно не было.

— Ну, что ж… Не страшно. Я вовсе не стремлюсь стать сильным магом, — Серафима безразлично пожала плечами. Это волновало её сейчас в последнюю очередь. — Лучше скажи мне, сколько ещё таких драконов и драконьих магов в Странном мире? Мы же не единственные, если судить по словам того же Магистра. И какое между ними существенное различие?

— Да, мы не одни. Однако большинство драконьих магов погибло, их вырезали ещё во времена Серой Войны. После неё осталось лишь несколько семей с такими способностями, и с ними всё не так уж и просто. Кто-то, как, вероятно, выжившие из твоего клана, смогли открыть порталы в другие миры и уйти — это и было моё предположение, в пользу которого говорят несколько книг, — кто-то, как маги из моего, забаррикадировался в отдалённых уголках континентов. Но те, кроме нас, кто дожил до этого времени…

Он не успел договорить, а Серафима — осмыслить и ответить. Велимир с радостным воплем: «Фима! Ты вернулась!», бросился на неё как был — босиком и в ночной рубахе — и едва не проткнул своими когтями. Серафиму, наверное, ещё никогда так не сжимали и не трясли. Она еле смогла высвободить руку, чтобы погладить его по лохматым волосам, из которых яркой медью торчали загнутые назад рога.

Брат, однако, не внушал никаких опасений, в отличие от Сильвестра вчера. К его новой внешности она привыкнет. Главное сейчас, что он жив и снова рядом с ней.

24 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Окрестности Фирмона, Кара, Странный мир

Мирэд тихо, но от того не менее яростно ругаясь, вылезал из канавы, в которую его скинуло злобное животное, стоило ему только-только выпутать ноги из ремней. По волосам и плащу, заползая за шиворот и в нос, стекала жидкая грязь, какая-то слизь и просто отвратительная мерзотно-зелёная ряска. Хотелось рычать. Ссмерть, ну не виноват он был, что опыта езды на этом чудовище у него не было! Он и видел-то его первый раз в жизни!

И, как Мирэд надеялся, в последний.

Зинми́р — так называло эту пакость большинство смертных, ибо полное её название было слишком длинным и не слишком практичным (зинн ка́ффэ ми́рэ, конь кровавой ночи, — язык можно сломать с этим драконьим, который Мирэд даже изучал некоторое время, а потом забросил; даром, что похож был на наречие Забирающих). Издалека, да и вблизи, это… сссущество было весьма и весьма красивым: несколько смахивающее на чрезмерно высокого коня, с багряно-чёрной блестящей шерстью и перьями в исполинского размаха крыльях. Даже изогнутые заострённые рога были весьма ничего, хотя существ с рогами Мирэд несколько недолюбливал после одного случая в детстве, про который вспоминать было лишь чуть менее стыдно, чем про поездку в Варасу.

Но стоило на это… чудо природы залезть, как впечатление мигом подпортилось: спина была жёсткой, костлявой и неудобной, куда хуже, чем у обычной лошади, как и странная конструкция седла без стремян, в которое Мирэд с трудом вскарабкался. А уж когда зинмир злобно и многообещающе фыркнув, с разбегу взлетел и мигом вытянулся, согнув под себя вроде бы обычные конские ноги, а Мирэд удержался в седле разве что из-за ремней, которыми его собственные конечности были чуть ли не связаны… Одним словом, полёт не понравился никому из них и оба порадовались, что кончился он всего-то через пять часов.

Мирэд был готов выть волком. К тому же дала о себе знать абсолютно детская боязнь высоты, которой из-за своих змеиных половин страдала добрая часть Забирающих, и его едва не вырвало, пока он болтался в седле между небом и землёй. В чём он, конечно же, никому и никогда не признался бы.

И Мирэд бы даже смирился со своей слабостью и позволил себе полежать на земле и переждать головокружение, наплевав на затекающую во все щели грязь, но ему нужно было идти дальше и к вечеру быть в Фи́рмоне, что бы пересечься с Зенором и его командой, пока те не выехали. Смерть знает, каким путём и куда именно они решат двигаться.

Ещё бы и нормальную лошадь раздобыть…

Зинмир был жестом помощи со стороны Тамерзара, полноправного хозяина нескольких десятков этих тварей, что обитали в Резиденции и окрестностях небольшими стаями. Помимо помощи это был ещё и очередной тонкий намёк на то, что Мирэд не только неосторожный, но и нерасторопный — из-за раны он опоздал в Резиденцию на несколько дней. На удивление, Мирэд уже почти перестал чувствовать стыд и подавленность, хотя ещё вчера был готов чуть ли не зареветь от подобной жизненной несправедливости (или хотя бы расшибить что-нибудь об стену). Наверное, смирился с тем, что уже ничего нельзя исправить. Напротив, в нём даже появилась какая-то болезненная решимость доказать, что он не глупый мальчишка, что он способен выполнить задание, что на него можно положиться и он оправдает доверие.

Он мотнул головой, прогоняя мысли прочь. Сейчас нужно было сосредоточиться на деле, а не распускать сопли.

Аин-Зара задвигалась под рубашкой, елозя шершавой чешуёй по начавшему заживать ожогу, и зевнула: «Эта тряссска наконец-то кончилассь?»

«Да, к нашему счастью. Правда, теперь есть небольшая проблема — я весь в грязи и без коня»

«Сссочувсствую, Нэсс»

«Ну-ну»

Вряд ли Аин-Зара вообще умела сочувствовать. Скорее уж она ехидно потешалась над ним — не ей же краснеть за неподобающий вид. Будь на месте Мирэда кто-нибудь другой, канава не сильно осложнила бы дело — явись он в город мокрый и грязный, никто бы и слова ему не сказал, всё же Фирмонский лес место весьма болотистое, а неудачливых путников много. Но на месте Мирэда был лишь Мирэд, крайне брезгливый и ненавидящий грязь до бешеного шипения.

Из леса он выбрался злой на весь мир и готовый удушить следующего же встреченного им зинмира голыми руками. Аин-Зара опять бессовестно спала, плащ тяжёлой тряпкой лип к одежде, до этого тщательно завязанные волосы висели неопрятными лохмами, и потому Мирэд предпочёл надвинуть не менее грязный капюшон до самого носа. Пусть хотя бы его личность останется скрытой. Что бы сказал отец на то, что его сын и наследник расхаживает в подобном виде? Честно говоря, Мирэд не хотел бы этого знать.

Фирмон был довольно крупным торговым городом, четвёртым по размеру после столицы Кары Каара́ма. Дома здесь были высокие и презентабельные, даже на окраинах, но вот планировка подкачала — улицы то петляли, то расходились сразу на несколько маленьких улочек, то резко обрывались тупиками в подворотнях, то сужались, то расширялись и были запружены огромным количеством Забирающих. Периодически попадались даже представители других рас, из числа самых отчаянных и любопытных купцов — большинство приезжих торгашей заседало в портовом Ламе́нбере, не желая двигаться вглубь страны, где жили практически самые сильные маги Тиррэн Рина. Один из подобных торговцев пристал и к Мирэду, вдохновенно втюхивая ему какое-то дорогущее ожерелье: «Из самой Эмы! Вы только посмотрите, какие здесь роскошные аквамарины, господин! Это украшение достойно занять место на шее самой высокородной девушки, с ним вы покорите любого неприступного отца!».

Язык чесался сказать, что за наследника рода к’Сазаренов любой неприступный отец и так отдаст дочь, при этом ещё и радостно повизгивая аки молоденький поросёнок, но Мирэд сдержался. В конечном счёте торгаш был всего лишь слегка покусан разбуженной его квохтаньем Аин-Зарой и выпровожен в ближайшую лавку.

По городу Мирэд плутал ещё час, выспрашивая в местных тавернах про отряд существ из четырёх, среди которых затесались горный житель, коим являлся Вард, и чаррусс, но каждый раз ему отвечали отрицательно: мол, не видели, не слышали.

Однако в небольшом заведении с непримечательным для земель Кары названием «Красный Змий» обнаружилось искомое, даже без вопросов к владельцу и посетителям. Потому что за стойкой вольготно расположился, с бокалом чего-то определённо алкогольного, Вард. Мирэд узнал его мгновенно, в основном из-за того, что вряд ли в Каре найдётся ещё один мужчина, носящий восхитительно-густые тёмно-русые волосы до колен и не выглядящий при этом хоть каплю женственно. Женственностью в двухметровом широкоплечем горном и не пахло.

Мирэд подошёл к нему и, тихо тронув плечо, старательно прошепелявил:

— Ма́нэр та́ртас, Вард.⁽¹⁾

Вард повернул голову, глянул под капюшон и фыркнул:

— Твой драконий меня убивает, Идущий Во Мраке. Даже я говорю на нём лучше.

— В его карской вариации гораздо больше шипящих. А тут то рычать, то тянуть эту треклятую «э». Мой язык под это не заточен, — Мирэд пожал плечами. На душе потеплело — друг нисколько не изменился. Очень хотелось его обнять по традициям всё тех же горных, но грязная одежда этому не способствовала.

— Присоединишься? — Вард приподнял руку с пивным бокалом в приглашающем жесте. — Угощаю, сидр тут весьма недурственный. Так и веет яблочным духом, а какая кислинка… И сравнительно недорого, а то буквально в соседнем трактиришке я видел бутылку ценой в пятнадцать серебряных аспидов!⁽²⁾ Пятнадцать, ксара!⁽³⁾ Они там из чего его гонят, из яблонь в саду Змеиного Совета?

— Не иначе… Но у нас всегда всё было недёшево, тем более для приезжих. А выпить… Нет, не в этот раз. Отряд здесь остановился или мне снова блуждать по тавернам?

— Остановились-то они здесь, но буквально час назад Зенор со товарищи усвистал по «очень секретному заданию» и оставил меня в одиночестве, — Вард неодобрительно хмыкнул, — мол, кто-то должен охранять вещи, и вообще я слишком шумный и не вызываю доверия у благородных господ.

— И теперь ты запиваешь боль от столь свинского к тебе отношения? — хихикнул Мирэд.

— Вот ещё! Страдает, скорее всего, именно он. Своё волевое решение-то наш друг озвучил сгоряча, когда я совершенно случайно сломал местный стул — кто ж знал, что они тут такие хлипкие? — и теперь наверняка безумно раскаивается в содеянном. «А вдруг я его обидел?», — передразнил Вард тоненький голосок чаррусса. — О, он изрядно помотает свои нервы. Да и мои тоже, паршивец мелкий… А потом ещё придёт просить прощения с этой своей виноватой мордашкой. Эх, да какой из Зенора тёмный? Он же наивен как дитя, тьфу!

Мирэд рассмеялся:

— Зато сражается отлично, если разозлить. Меня очень забавляет то, как ты называешь Зенора «мелким», учитывая, что он старше тебя в два раза.

— А мозги у него при этом как у десятилетнего, заметь… Конечно, я понимаю, что руссы наивны и непосредственны всегда, но Зенор же наполовину человек! Должно же быть у него хоть что-то от отца? Нет, хорошо, конечно, что он не такая скотина, как бросивший его папенька, но думать же он чем-то должен, — Вард поскрёб заросший щетиной подбородок.

— Извечный вопрос с полукровками, — Мирэд вновь пожал плечами.

Плащ противно хлюпнул, отлипая от тела, и юноша тихо выругался:

— В ваших комнатах же есть хоть какая-нибудь ванная? Ненавижжуссс грязь.

— Есть, есть, змеёнок. Держи, — Вард с ухмылкой протянул ему ключ, — второй этаж, третья дверь слева. Можешь даже взять мою рубашку, ежели у тебя ничего сухого не осталось.

— Благодарю, — Мирэд изобразил традиционный поклон горных жителей.

— Надо держать спину прямо, а не скрючиваться, как букашка. И голову выше, в Круговых Горах тебя бы уже сочли рабом. Эх, бездарность, — он покачал головой, — дуй уже в комнату, будешь мне нужен через полчаса. Поедем догонять это наивное недоразумение, и пусть идёт к Марраку его приказ. Всё равно отрядом он управляет лишь номинально — кто в здравом уме будет всерьёз его слушаться, согласись?

Комнаты ожидаемо были не лучшего качества — по крайней мере, с точки зрения Мирэда. Но он-то привык к своим поистине королевским апартаментам в родном замке, которых по определению не могло быть в таверне, так что жаловаться не стал. Ванна вовсе казалась убожеством — деревянная бадья с рядом простеньких рун, активировавшихся при прикосновении к её краю. Но выбирать не приходилось.

Одежду пришлось полоскать буквально всю, что тоже не порадовало. Да и Аин-Зара проснулась в самый неподходящий момент — когда он это бельё развешивал на всех свободных от чужих вещей стульях, пребывая в не слишком пристойном виде. Шепеляво смеющуюся змею захотелось удушить, даром, что ещё не поправилась.

Потом пришлось вспоминать все огненные чары, которые он не очень внимательно проходил на первых курсах своего обучения основам стихийной магии. Конечно же, одиннадцатилетнему ему казалось, что такая мелочь в жизни не пригодится — он же Забирающий Сталь и его врождённая магия гораздо сильнее всей этой стихийной. Мог ли он тогда подумать, что ему придётся сушить свою одежду после купания в канаве? Нет, конечно. В итоге в одной из рубашек появилась дырка, а любимая пара носок, верой и правдой служившая ему вот уже год, сгорела, полыхнув алым пламенем, и Мирэд был вынужден принять-таки предложение Варда и взять у него рубаху, несоразмерно большую и доходящую ему почти до колена, как какая-то ночная рубашка.

За полчаса с трудом выполосканный плащ просохнуть, конечно же, не успел, и Мирэд, поминая Маррака, натянул на себя мокрые штаны и сапоги и спустился вниз, тихо тормоша Аин-Зару — мол, всё, пора на задание, проснись и пой, точнее, шипи. Свой собственный вид порядком угнетал, но с этим, как и с отвратной ванной, было ничего не поделать. Уже чистая вода капала с волос вниз, оставляя мокрые следы и заставляя одежду липнуть к телу. Но сушить волосы огнём Мирэд всё же не решился. Не хватало ещё остаться лысым, это был бы уже недопустимый позор. Смерть, ну что за неудачная неделя!..

Аин-Зара не преминула на него нашипеть, но он не обратил особого внимания ни на это, ни на то, что она довольно ощутимо укусила его за плечо — такое змея проделывала так же часто, как и пожирала сырую рыбу.

Вард встретил их приветственным кивком и смешливо сощуренными светло-зелёными глазами с вертикальными зрачками, бывшими одной из расовых особенностей горных жителей. Поговаривали, что изначально они произошли от мифических и давно вымерших троллей, породнившихся с людьми, и именно от них получили такие глаза, исполинский рост и широкие вытянутые уши с зазубринами на нижнем краю. В первое время они очень смешили Мирэда, и он всё норовил за них подёргать, а потом привык.

— Выглядишь, как крестьянин в жаркий день. Возьми уж мой плащ, на тебя смотреть холодно, — хмыкнул Вард.

Плащ оказался тяжёлым, чрезмерно длинным, но тёплым, и Мирэд сразу почувствовал себя уверенней. Хоть подтрунивание друга его и бесило, но он был прав — Мирэд откровенно плохо переносил холод. Впрочем, это было свойственно многим, если не всем Забирающим. А сейчас прошла уже половина элэйнана, приближался сэтэван — начало промозглого мороза, что продержится целых два сезона. Мирэд был откровенно доволен, что в это время его отправляют на Миро, поближе к экватору, пусть это и почти что ссылка. Там пережить холода будет легче.

Он отчасти завидовал Варду — его, прожившего полжизни в Тэйвских горах, никакой снег не страшил. Зато он плохо переносил жару, а это было, наверное, ещё хуже.

За подобными размышлениями он вышел вслед за другом из «Красного Змия» и двинулся вверх по улице.

— А ты уверен, что Зенору нужна наша помощь? — наконец спросил Мирэд.

— А мы и не будем ему помогать. Мы просто проследим, что бы он целым и невредимым добрался до таверны, пусть потешит своё самолюбие. Зачем его ещё могли поставить «главой отряда», как не за этим? — хмыкнул Вард, ныряя в переулок.

— Думаешь, он совсем ни на что не годен? В конце концов, ему уже пятьдесят четыре года, и сорок шесть из них он провёл в Чёрном Совете, — Мирэд свернул следом, поёжившись от накативших воспоминаний о точно таком же узком переулке в Варасе.

— Да на что он годится, этакая нежная фиялка? Разве что водной магией неплохо владеет, так ведь почти не применяет, гуманист, видите ли. Если его не разозлить как следует, конечно, но это такое редкое явление… В общем, вся надежда на сопровождающих, хотя кто знает, что они предпримут в случае опасности.

— Не доверяешь тем тёмным?

— Как говорится, доверяй, но проверяй. Я не ставлю под сомнение их верность Тёмному Королю и Госпоже Смерти, но ничего не знаю об их навыках владения оружием, — отозвался тот.

— Беспокоишься? — Мирэд усмехнулся.

— Не нарывайся, змеёнок.

Мирэд пожал плечами. Он прекрасно знал, как Вард не любит, когда его уличают в подобных чувствах — мол, не для воина все эти беспокойства и забота. Однако то, что он эти чувства не принимал, совершенно не изменяло того, что он их всё-таки испытывал. Это даже умиляло отчасти.

Вскоре они вышли на удивительно просторный для Фирмона светлый проспект, затем вновь нырнули в потёмки какого-то закоулка и наконец остановились за углом очередного презентабельного дома, откуда отлично просматривалась очередная же улица, неожиданно практически пустая.

— Они должны пройти здесь, — скупо пояснил Вард, старательно делая свой голос безразличным. Но Мирэда это не обмануло: он явственно расслышал в нём беспокойство и нетерпение.

Минут двадцать ничего не происходило, лишь Вард нервно стучал пальцами по деревянной рукояти своей двусторонней секиры, а затем раздался грохот, стук, какая-то возня, и в обозримый участок дороги вывалилась чья-то закутанная в тёмно-голубое фигура, что тут же вскочила и бросилась обратно, скрывшись из виду.

Это мог быть только эльфийский наёмник, и они, не раздумывая, кинулись следом.

На улице разгорелось небольшое побоище: троих тёмных окружили наёмников восемь в типично эльфийской одежде всевозможных оттенков синего и голубого. Лица их были ожидаемо скрыты повязками, из-под которых виднелись лишь глаза, острые уши и длинные светлые волосы. Среди тёмных Мирэд мелком увидел Зенора, человека и какого-то странного эльфа. В чём была его странность, Мирэд разбираться не стал, с разбега врубившись в толпу противников. Меч магической стали, или Серый Меч, как называли его знающие люди и не люди, плавно перетёк в руку прямо из воздуха.

Подобные мечи, или щиты, как в случае с Забирающими Опасность, появлялись у каждого Забирающего в боевой трансформации. Они использовались и как обычное оружие, и как проводник для их особых способностей. Эти самые способности Мирэд ещё не мог использовать в полной мере, в силу довольно таки юного возраста — основная масса знаний начинала открываться Забирающим только после тридцатилетия, до этого им рассказывали лишь основы основ. В случае Мирэда это были мелочи вроде плавления всех металлических элементов на теле существа при тактильном контакте с Серым Мечом и обучение сражению с помощью этого самого Меча.

Одного наёмника он успел ранить в бок, и кровь хлынула из раны широким потоком, когда взвывший эльф попытался дернуться и нанести ответный удар. По его шее потек расплавленный металл, совсем как по Мирэду недавно — видно, он носил какое-то украшение, этим грешили многие эльфы. Ещё одного на месте зарубил Вард, вытянув из-за пояса свою секиру. Эльфийская голова треснула, разбрызгивая кровь и мозги, Мирэд поморщился, когда несколько капель упали на его лицо. Другие тёмные времени тоже не теряли — человек и эльф, вот что удивительно, сражались клинками, Зенор, начавший входить в раж, напрочь убивший всю его гуманность, что-то наколдовал, обрушив на своего противника водяной шквал, припечатавший того к стене и наверняка сломавший пару-другую костей. Наёмники, видя, что проигрывают, подхватили раненых товарищей и исчезли в активированном воздушном портале — довольно дорогостоящей вещи, надо сказать, — напоследок наугад метнув ветреное лезвие, что совершенно некстати попало в плечо Зенора, впрочем, тут же испарившись. Кровь брызнула пульсирующим синим фонтаном. Чаррусс тоненько заскулил, почти мгновенно став из бирюзового бледно-голубым, и рухнул на руки подскочившего человека.

Вард вперил в него свирепый взгляд глаз и злобно лязгнул зубами, едва сдерживая обуявшие его эмоции:

— Гаррргарр та ламарр!⁽⁴⁾ Зенорр, ты беспечный… идиот! Ксара!

Вечер 24 дня элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвет, Странный мир

— Ты обещал, что расскажешь мне обо всём. Сегодня расскажешь. Я жду.

Тихий, но твёрдый голос Серафимы остановил его на пороге. Сильвестр обернулся. Она смотрела на него пристально и выжидающе, знакомым ему жестом чуть склонив голову набок.

Да, она изменилась, но не сильно. И пусть исчезла мягкость, а её место заняла жёсткость и требовательность — это была всё та же Серафима. Всё та же внимательная, дотошная, цепкая, помнящая всё, даже сказанное вскользь.

Сильвестр вздохнул. Он не хотел говорить, не хотел, пусть это и было нечестно по отношению к ней. Но всё же лучше будет, если она узнаёт всё от него, а не от одного из Магистров.

Но про пожар он не скажет ни слова, просто не сможет. Да, мерзко, да, неправильно, да, она должна знать о том, что он причастен к смерти её матери, но если он расскажет сейчас, то навсегда её потеряет. Она ведь только начинает ему доверять, он не может одним признанием разрушить всё, что только начало заново строиться!

Возможно, когда-нибудь потом… Но не сегодня, нет.

Сильвестр вернулся к креслу, где провёл всю прошлую ночь, будучи просто не в силах уйти, сел, помолчал пару секунд, собираясь с мыслями.

— Я начну издалека, если ты не возражаешь, — дождавшись согласного кивка, он продолжил, — ты не помнишь, конечно, но в нашем мире идёт война. Точнее, наш мир находится на грани войны, но в том, что она вот-вот начнётся, сомневаться уже не приходится. В любой момент она может разразиться в полную силу. Развязал же её человек, известный нам как Иокийский князь. Или же просто Иокиец… Хотя в народе его начинают величать уже чуть ли не Тёмным Властелином. В Лэсвете это пока мало заметно, но вот в других странах… Люди боятся.

Как смог выяснить Финнский Альянс — объединение правителей всех государств нашего материка, Финна, настоящее имя князя — Миртэ́ И́о. Он действительно князь — последний из рода князей, правящих Ио́кой, захудалым княжеством на северо-западе материка, по ту сторону Сафариных гор. Это княжество уже около пятисот лет обособлено и не ведёт ни с кем торговли. Люди и не пытались проникнуть в него за ненадобностью. Никаких ценных ресурсов там нет. С юго-востока Иока закрыта горами, с северо-востока — плотной завесой магии и Тьмышем, густым и непроходимым лесом. С моря её закрывают рифы.

Первые четыреста из этих пятисот лет всё было спокойно, и никого не волновало и не пугало то, что попасть на Иокийскую территорию невозможно — зачем идти к тем, кто и сам не рвётся общаться? Особенно, когда вполне хватает и своих земель. Потом же начались заметные изменения, и их уже стало невозможно игнорировать: деревья Тьмыша почернели, воды океана на побережье Иоки вымерли, завеса магии стала настолько плотной, что сквозь неё не пролетела бы и муха, а происходящее в лесу практически перестало быть видимым. Люди запаниковали, но было поздно, и выяснить что-то не представлялось возможным. В Иоке творилось что-то, чему никто не мог дать внятного объяснения. Над ней закружили чёрные драконы, о существовании которых до этого даже и не подозревали.

Сначала подумали на вернувшихся драконов клана Гэтэ́зэн — именно у них были чёрные с багрянцем тела, но когда при помощи заклинаний их смогли рассмотреть ближе, оказалось, что чешуя этих драконов совсем иная — она абсолютно неправильная, матово-чёрная, и словно бы впитывает в себя свет.

Больше трёх сотен лет ничего не менялось — непроходимая завеса висела, драконы кружились, сменялись поколения, люди уже и не помнили, что было до того, как всё это началось. А пятьдесят лет назад из-за завесы впервые вышли тёмные волки или же тайге́ры, новая, совершенно незнакомая нашему миру, а потому неизученная раса. Это страшные жестокие существа, они подчиняются лишь своим инстинктам и, как мы предполагаем, своему хозяину, Иокийцу.

Во время первого наступления жителям АвиБела, граничащего с Иокой, удалось их перебить, но с каждой новой волной тайгеров появлялось всё больше. В конце концов, у границ княжества выстроили магическую крепость, БаркВал, куда стеклись добровольцы и вооружённые силы всех стран Финнского Альянса. Пока что им удаётся успешно отражать атаки, но вряд ли это продлится долго. После каждого боя армия несёт чудовищные потери и лишь даёт отсрочку для того, чтобы мы могли разработать план… Я выпью воды, если ты не против…

А пять лет назад Главный Магистр получил послание от одного из своих шпионов, от которого мы и узнали о существовании Иокийца. В том же письме было сказано и о драконах. Князь подчинял их разум, порабощал целыми стаями, его не останавливали даже границы иных миров… Я сомневаюсь в том, что он человек или хотя бы некто, похожий на человека. Это ментальная магия такого уровня… Все драконы и драконьи маги, что смогли уйти из Странного мира тысячелетие назад, вновь вернулись, но уже подневольными рабами, теми чёрными драконами.

Я даже не могу предположить, что он может делать с ними, чтобы так менять их магию и сознание…

До этого письма возможность существования других миров рассматривалась лишь как гипотеза, не подкреплённая ничем, кроме старинных легенд о драконьих магах, умеющих открывать порталы. Никому из не-драконов это не удавалось, разве что эльфы изобрели какой-то свой малофункциональный способ, поэтому постепенно забыли и об этой гипотезе. Это письмо, а также возвратившиеся драконы заставили Магистра искать информацию о них и о существовании других миров. Согласно большинству древних книг, эти миры действительно существовали, и он решил рискнуть и отправить меня в один из них по способу, описанному в одном из манускриптов. Магистр отправился бы и сам, но у него не было такой возможности. Он, бесспорно, могущественен и силён, он самый сильный маг из всех, кого я знаю, но… Он не дракон. В отличие от меня.

Я смог открыть портал, ведь это одно из моих главных отличий от любых других магов, если верить книгам. Но ни в одном из миров я так и не смог найти драконов, а я ведь сумел побывать в более чем десяти…

Их следы я обнаружил только в твоём мире, на Земле, и то лишь после трёх сезонов бесплодных поисков.

Серафима, послушай, твоя семья — это всё, что осталось от клана Ларсен и от свободных драконьих магов. Магистр понимал, что скоро Иокиец придёт и за вами, как и за остальными, и уже невероятное чудо то, что он до сих пор этого не сделал. Но у нас не было власти, чтобы удержать вас от его зова, зова, который заставляет драконов слетаться к нему, где бы они ни находились, зова, который ломает их волю и заставляет подчиняться его приказам…

И Магистр приказал мне убить вас. А я не смог.

Тогда я не знал и половины того, что ты знаешь сейчас. Мне было пятнадцать… Пятнадцать, и я просто не смог навредить детям. Вы были такими маленькими и ещё совершенно ничего не понимали… — Сильвестр горько, через силу улыбнулся. — Поверишь ли, я был готов ползать перед ним на коленях. Я умолял его пощадить вас, изменить вам память, забрать в Странный мир… Не знаю как, но я уговорил его. Уже позже я узнал всю правду, как и то, что в ваших сознаниях стоит мощнейший магический блок, черпающий свои силы из самого Сердца Замка. И так вы прожили здесь пять лет, научились многому, и Магистр хотел, чтобы в дальнейшем вы охраняли рубежи Лэсвета. Вашей магии хватило бы на тысячу рядовых магов! Это просто колоссальная мощь!

В то же время Магистр нашёл и пророчество, древнее пророчество, которое давало надежду на спасение, потому что согласно нему у нас был шанс победить, если с нами будут не порабощённые драконы. А несколько недель назад, примерно месяц по твоему летоисчислению, Магистр получил ещё одно письмо — оказалось, что несколько неподконтрольных драконов всё ещё живут в Круговых горах, в Тэйве. Тогда он отправил в поход тебя и отряд своих лучших воинов. Ты, как носительница драконьей крови, смогла бы с ними поговорить и договориться. О походе он не сказал никому, было слишком рискованно, да и сам он не был уверен в том, что всё получится. Но, несмотря на то, что информация не разглашалась, вас засекли по ту сторону Сафариных гор. И убили. В том отряде не выжил никто, — его голос сорвался на хриплый шёпот. Горло пересохло от долгой речи, — и ты тоже не могла избежать смерти. Но теперь вновь появилась здесь. Живая, лишь потерявшая память. И я не знаю, я даже предположить не могу, что с тобой случилось. И вряд ли кто-нибудь может.

Серафима молчала. Лишь рассматривала свои руки так, будто бы видела их впервые.

— У меня много вопросов, но самый главный, наверное, этот. Скажи, — тихо произнесла она, — услышу ли я этот зов? Меня ведь месяц не было в Замке, с моей головой творится чёрт знает что… Вдруг это Сердце Замка уже на меня не действует?

— Вряд ли тебе что-то грозит. В тебе слишком мало драконьей магии, и теперь я даже рад этому, — Сильвестр вновь попытался улыбнуться, но не смог, лицо свело в гримасе, — потому что меня блок не спасает. Я слышу зов каждую ночь и не знаю, сколько ещё продержусь.

1) Тёмного дня, Вард.

Вернуться к тексту

2) Валютой Кары, государства Забирающих, являются золотые кобры, серебряные аспиды и бронзовые змеи. Одна золотая кобра равняется ста серебряным аспидам, один серебряный аспид — ста бронзовым змеям.

Вернуться к тексту

3) Ругательство на тэйварре, языке горных жителей.

Вернуться к тексту

4) Крайне грязное и нецензурное ругательство на тэйварре.

Вернуться к тексту