Сьюзан. Июльское солнце. (джен)

Будут вечно играть тебе фавны на легкой свирели,

Будешь вечно плести колокольчиков синих венки,

Средь зеленых лугов, у последней твоей колыбели,

Буду ночь сторожить, чтобы сны твои были легки…

(с.) «Песнь увядающей Нарнии».

* * *

Запекшаяся кровь на шее...

...надорванный буровато-красный воротничок белой блузки,...

...тонкая полупрозрачная рука, с проступающими сквозь восковую кожу синими венками, до белоты в костяшках сжимает другую, чужую руку,

чью-то чужую руку,...

...оторванную чуть не доходя до локтя.

Сьюзан тошнит в, кем-то вовремя подставленный, жестяной таз, с другой стороны подают платок и, чуть спустя, стакан воды.

Она пьет воду из мутного, тяжелого стакана со сколом, и ей кажется, что вода имеет привкус желчи и крови, впрочем, привкус крови здесь имеет и воздух.

Джейн нет рядом, и она понимает, что не знает, сколько стояла так, в оцепенении, глядя на сестру и эту руку, и вновь невольно возвращается глазами к запекшемуся пятну на шее.

Сестра…

Она встряхивает завитой головой, будто пытаясь отогнать от себя это — быть не может, чтобы сестра.

Нет. Нет! Ее сестра бы не стала тут так лежать, ее сестра терпеть не может крови, она оттерла бы все это с себя, она не стала бы, и руку эту… проклятая рука.

Не отвести. Не отмахнуться.

Люси Певэнси, 17 лет. 1932-1949 год.

Сьюзан дергается от того, как четко выплывает перед глазами эта строка, и, решившись, будто кидаясь в омут, шагает ближе и заглядывает в глаза.

Кто и почему не закрыл ей глаза?!

Да в этом ли дело?..

Сьюзан видит в распахнутых глазах сестры застывший, глубинный ужас, и сама отражает его, не мигая, широко открытыми глазами смотря в чужое-родное лицо.

Отражает…

Когда-то, — невыносимо давно! — Люси пыталась отражать ее, Люси копировала, Люси подражала, перенимая все до мельчайшей черточки, Люси в свои тринадцать от чего-то отчаянно хотела быть не-собой, Люси истончала, превратившись в почти-зеркало. Истаяла.

А потом вернулась. Сильнее, ярче. Цельной и неделимой. Собой. Больше, чем собой, глубже.

Откуда вернулась? Нет. Не имела права Сьюзан такое спрашивать. Да и знать не имела права.

А теперь будто была ее очередь отражать сестру, и этот холодящий ужас, будто по ниточке взгляда, перебирается в Сьюзан.

Ужас осознания произошедшего? происходящего?

Понимание собственной беспомощности, невозможности ничего сделать.

Будто одни на двоих чувства. На живую и мертвую. Одни.

Мертвую…

Сьюзан хочется ухватиться за что-то, за кого-то, как Люси за эту руку, вцепиться в кого-нибудь, заякориться в этом безумном, кровавом мире, удержаться, не сорваться в беспроглядную пропасть. Удержаться.

В этот миг приходит осознание простого факта — именно факта, не требующего объяснений и доказательств — Люси не удерживалась. Люси удерживала.

В том и разница между ними.

Лу.

Малышка Лу.